— Может, сразу и тебе шубейку новую заказать? — глядя жадным взглядом на собранную кипу, задумчиво пробормотала я.
— И у нас с Машкой одинаковые шубы будут, что ли? — надула губки девушка. — Нет уж, лучше подкоплю и сама куплю... Или заслужу.
— Не извольте беспокоится, сделаем все в лучшем виде! — пообещал мастер. Хотя сейчас его, кажется, гораздо больше интересовала не предстоящая работа, а небрежно отброшенный Настасьей в сторону тючок — три предыдущих скорняка на просьбу "подремонтировать" мою наградную шубку отвечали лишь полными ужаса взглядами, так что в этой мастерской мы даже не стали ее разворачивать. Однако ремесленник и в туго скатанном валиком мехе сумел угадать настоящее произведение искусства: — Северная работа?
— Югорская, — подтвердила я.
— Макарий, — уверенно опознал он руку мастера. — Старик уже, а стежок к стежку кладет, точно шкурку так и сняли целиком... Лучше бы работать учился, а не цену набавлять! — с этими словами суровый воспитатель вновь отвесил подзатыльник великовозрастному сынку. Тот лишь шмыгнул носом, безропотно принимая отеческое наставление.
— Хотите, я вам ее подарю? — неожиданно решилась я. Честно говоря, смотреть на изуродованную красоту было просто мучительно, а выбросить — не подымалась рука: — Для перенятия опыта, так сказать...
— Не-нет-нет! — мужик всполошно замахал руками, как будто я предложила ему постоять на стреме, пока буду обчищать королевскую казну: — Это слишком дорогой подарок!
— Можно сказать, просто бесценный, — горестно вздохнула я. — И он... ничего не стоит. Настенька, покажи...
Настасья послушно встряхнула шубку, в полный рост демонстрируя нанесенные меху повреждения.
Сказать, что увиденное потрясло скорняка — все равно, что сравнить Ниагарский водопад с веселым ручейком в дренажной канаве. У сурового плечистого кожемяки аж слезы на глазах выступили:
— Как... Кто это сделал?.. Как такое могло получиться?..
— Несчастный случай, — мне не хотелось углубляться в подробности, и мастер понятливо не стал настаивать. Как и продолжать отказываться от бесценного подношения — кажется, он просто окончательно потерял дар речи.
— Изготовим в кратчайшие сроки, госпожа придворная чародейка! — пробасил за него младший, отвешивая мне на прощание земной поклон.
— Просто гора с плеч, — искренне поделилась я, когда мы покинули лавку, и прогулочным шагом направились обратно во дворец: — Хотя я, кажется, на радостях столько заказов набрала, что нам теперь придется варить мыло, не разгибаясь, весь следующий месяц. Даже не знаю, как время выкроить, чтобы заказ забрать, не говоря уже о том, чтобы праздно гулять...
— Справимся, — уверенно заявила Настасья.
— Вы все можете, — из-за плеча пробасил Левушка. А в следующий момент мы с Настасьей еле дышали, прижатые к стене ближайшего дома его бревнообразной рукой: — За нами кто-то следит! — страшным конспиративным шепотом сообщил телохранитель: — Вон те двое идут от самой лавки!
— А до лавки они шли за нами от дворца, — я отвела руку и, поморщившись, растерла ребра — еще старые синяки не прошли. — Это же дворцовые гвардейцы, их ваш начальник за нами послал, для подстраховки...
— То-то я смотрю, рожи больно знакомые, — буркнул Лев. — Не доверяют, сталбыть... И правильно — в прошлый раз вон как опростоволосился, да и сейчас не сразу заметил...
— Потренируешься — и все придет, — я попыталась утешить бедолагу, но он лишь горестно вздохнул. Надеюсь, после возвращения во дворец пойдет тренироваться и накачивать мышцы, а не предаваться унынию и накладывать на себя руки...
— Вы гуляли без меня! — с порога разоблачила нас Машенька.
— Вовсе нет, выходили по делу, — подмигнув Настасье, бодро соврала я. — Сама помнишь, сколько нам всего назаказывали — надо запасы пополнить...
— А почему с пустыми руками?
— Заказали с доставкой... Откуда это так воняет? — я сменила тему — безыскусно, но вполне искренне.
— О-о-о! — многозначительно протянула девушка. Проследив за ее взглядом, я еле удержалась от смеха.
Пожалуй, когда-то это было шубой... или дубленкой... дохой, а то и пуховиком — сейчас уже невозможно было сказать определенно.
— Что это?! — в ужасе воскликнула Настасья.
— Шуба! — не обращая внимания на нашу реакцию, с гордостью заметила вторая горничная.
— Кхм... И где же ты ее отко... достала? — я опасливо отступила в сторону — не хотелось, чтобы наверняка обитающая в этих меховых развалинах моль обратила свое внимание на продукт посвежее.
— Одолжила у кухарки — она ведь все равно почти никуда не выходит...
— И я ее, в общем-то, понимаю, — под нос себе пробормотала Настасья.
— Главное — теплая! А моль... и вытрясти можно.
— Не только можно, но и нужно! — отступив еще немного, я оказалась в лаборатории, и категорически потребовала: — А еще лучше — вывесите ее за окно. Пусть хотя бы верхний слой промерзнет хорошенько.
— За окно? — удивились девушки.
Ах, да — здесь ведь и окна на зиму запечатываются так, что не откроешь, только если вместе с рамой высадить!
— Тогда хотя бы в холстину закатайте, а то эта гадость сейчас по всему дому расползется!
Мысленно я перебирала в голове травки, которыми можно было бы пересыпать этот выкидыш скорняжного искусства, чтобы несколько сократить поголовье опасных насекомых. Пижма, белая полынь, герань — все это только отпугивает, а не убивает. Табак? Интересно, а Америку уже открыли? Что-то при дворе мне ни разу не встречался никто, затягивающийся сигарой, курящий трубку или кальян... Из доступных способов борьбы с паразитами оставалось лишь мысленно пожелать им сдохнуть — что я и приговаривала всю дорогу, пока мы с Настасьей тщательно, почти герметический упаковывали шубу в мешок из старой простыни.
— Ну, рассказывай! — избавившись от биологической угрозы, потребовала я.
— О чем? — прикинулась невинной овечкой Машенька.
— Разумеется, последние придворные новости! Ни за что не поверю, будто повариха с тобой не поделилась!
— Я могу рассказать! — вскинулась было Настасья, но я осадила ее движением руки:
— Для тебя это уже не новости, можешь что-нибудь забыть или упустить. Лучше дополняй!
Как и следовало ожидать, за время нашего отсутствия во дворце случилось многое — но самое "вкусное" Машенька, конечно, приберегла под конец: историю нашего с ней похищения и чудесного освобождения в сплетнях и домыслах. С изумлением я узнала, что Тимоха похитил меня для того, чтобы я превращала для него свинец в золото. А получив решительный и категоричный отказ, посадил в яму и сковал какой-то специальной антиколдовской цепью. Но я и тут не сдавалась, под покровом ночи зубами перегрызая прочные звенья, а металлические опилки, чтобы не вызывать подозрений, проглатывала. Когда же наконец сумела разомкнуть звено и сбросить оковы — тут уж бандитам мало не показалось! Королевские егеря, прибыв на шум, успели уже к шапочному разбору — перепуганные разбойники сами сдавались в плен, не взирая на численное превосходство, и умоляли только об одном — защитить их от моего праведного, но от того не менее страшного гнева. В конце концов удалось "спасти" для каторги почти всю шайку — не досчитались только самого атамана и его ближайшего приспешника, которых я сгоряча превратила-таки в жаб...
Настасья хохотала от души, а я, изображая ту самую третью глухонемую жабу только беззвучно открывала и закрывала рот, не в силах выдавить даже сиплое "ква" — видно, железные опилки поперек горла встали...
— На кухне только и пересудов, что об этом, — будто ни в чем не бывало, добавила горничная. — Ух, как они все мне обрадовались: налетели, сразу давай тормошить — да что, да как там все было на самом деле...
— И что ты?
— Разумеется, подтвердила, что все это — чистая правда...
— ...!?!!!
— ...только разбойников вы превратили не в жаб, а в червей!
— ...!!!!!
— Даже я таких слов не знаю, — уважительно прошептала Настасья.
— Дезоксирибонуклеиновая кислота, — напоследок совсем уж непечатно буркнула я. Порой и школьный курс биологии может на что-то сгодиться! Ладно, не давать же теперь официальное опровержение в газетах, чтобы обелить честные имена королевских егерей. Тем более, что нет в этом мире периодических печатных изданий достаточной массовости.
— Госпожа придворная чародейка! — громкий стук в дверь в очередной раз заставил нас с девочками нервно вздрогнуть.
— Да, я здесь! А в чем дело?
— Следуйте за мной! — высокий гвардеец в королевской ливрее выглядел более чем серьезно и внушительно.
— А... Куда?
— Вы все узнаете.
— Мне нужно что-нибудь с собой взять?
— Нет, просто пройдемте.
Вот так — "с вещами на выход"... Вернее, даже без вещей. Такой вот арест... за измену родине и королю?
Не расстреляют же меня, в самом деле! Из лука. Представляю себе эту картину...
Хотя — очень даже хорошо представляю! Мотив расстрела святого Себастьяна разбойниками у средневековых художников был очень популярен. Как раз из луков. Или арбалетов. Хрен редьки не слаще...
Чтобы не отставать от своего длинноногого провожатого, я бежала следом вприпрыжку. И ломала голову — какой важной шишке в таком срочном порядке могла понадобиться? Надеюсь, не Инквизитору — для украшения декоративного костра...
Юркнув следом за гвардейцем в приоткрытую дверь, я совершенно неожиданно оказалась главным действующим лицом самого настоящего следственного эксперимента:
— Сейчас вы отвернетесь и крепко зажмурите глаза, — инструктировал меня сам король. — Несколько человек скажут одну и ту же фразу. Если чей-то голос покажется вам знакомым, поднимите руку и скажите. Вам понятно?
Я молча кивнула. От волнения язык прилип к гортани. Как все официально, сурово... Местами даже страшно!
Для надежности мне дополнительно завязали глаза плотным шарфом — чтобы не вздумала подглядывать! — и поставили спиной к опознаваемым. По невидимому и неслышимому для меня знаку каждый из них произносил одну и ту же фразу: "Надеюсь, теперь она умолкла навеки?"
Выслушав этот вопрос, троекратно повторенный разными голосами и с разным выражением, я немного поколебалась и подняла руку:
— Это господин Родион, — так как заранее не было оговорено, кого именно я должна опознать, скрывать наше знакомство не стоило — вдруг это тест-проверка на честность, или испытание, насколько у меня хорошие слух и память? Следующие несколько голосов снова оказались незнакомыми — или просто не запомнились, — а затем я вновь подняла руку:
— Этого господина по имени я не знаю, но однажды он приходил ко мне на прием — в плаще и полумаске. Хотел заказать эликсир для возвращения телу былой стройности...
— Ваше средство удивительно помогло, — хмыкнул король.
— Я брал микстуру не для себя! — запротестовал знакомый голос, но был невежливо прерван:
— Следующий!
— Надеюсь, теперь она умолкла навеки?
В глазах потемнело — я пошатнулась, но удержалась на ногах, опершись на чью-то услужливо подставленную руку:
— Это... Этот голос мне знаком, — желание обернуться было почти непреодолимым — не для того, чтобы посмотреть в лицо злодею, но чувствовать его за своей незащищенной спиной просто невыносимо! А вдруг его не удержат? И держат ли вообще? Я так сильно свела лопатки, что спину свело судорогой.
— Когда и при каких обстоятельствах вы его слышали?
Стараясь не упустить ни одной мелочи, я максимально подробно пересказала два подслушанных разговора — в карете и в лесу.
— Ведьма! — судя по поднявшейся за спиной возне, возмущенного разоблачением заговорщика пришлось усмирять силой. А ведь ему теперь нечего терять! Я испуганно спряталась за широким плечом, прилагающимся к твердой услужливой руке.
— Спасибо, госпожа придворная чародейка, вы свободны. Можете вернуться к своим делам, — от официальной холодности этих слов мороз продирал по коже.
Так и не сняв повязку, я рванулась в ту сторону где, по моим представлениям, должна была находиться дверь — хорошо, Инкви... отец Михаил вовремя успел схватиться за один из свисающих за спиной концов, и сдернул шарф. А попутно окончательно разрушил и без того покосившуюся после долгого трудового дня прическу. Заколки и шпильки прыснули в разные стороны, и сильно отросшие двухцветные волосы жидким водопадом упали на плечи.
Растерянно оглядевшись по сторонам, я нагнулась, чтобы подобрать шпильку — стоили они дорого, а терялись легко, и не уверена, что у меня еще остался запас, — но священник перехватил мою руку и сжал своими горячими ладонями:
— Оставьте, госпожа чародейка, слуги подберут. Пойдемте, я вас провожу!
— Благодарю, святой отец, — я проглотила застрявший в горле ком — такой большой и колючий, что аж слезы выступили, — и позволила вывести себя в коридор. И только там вспомнила: — А кто это был?!
Надо же так увлечься собственными переживаниями, чтобы совсем забыть поинтересоваться, кто же так настойчиво хотел лишить тебя жизни и за что!
Отец Михаил смущенно кашлянул — видимо, не знал, насколько мне можно доверять политические секреты:
— Это... кхм... один из казначеев. Проворовался и решил замести следы.
— И не нашел способа проще убийства короля? — изумилась я. — Это сколько же надо было украсть — всю казну, что ли?!
Священник поджал губы и молча развел руками: мол, это все, что могу рассказать.
— Ладно-ладно, понимаю — государственная тайна! Спасибо, что проводили, святой отец, а то я каждый раз теряюсь в этих запутанных коридорах.
Инквизитор с улыбкой поклонился, как бы давая понять, что раскусил мою маленькую ложь, но оценил комплимент.
Глава 12.
То ли король хорошо знал и любил разоблаченного казначея, и мое лицо стало лишним напоминанием об этом подлом предательстве... То ли я сама его как-то разочаровала — на примере пухлого придворного продемонстрировала несоответствие занимаемой должности и склонность к беспардонному обману... Но опознание стало последним случаем, когда меня официально пригласили на официальное мероприятие.
Хотя по протоколу придворная чародейка в обязательном порядке должна была присутствовать при каждом королевском выходе на публику и "защищать" его величество от внезапной магической атаки, все чаще о приемах, встречах и публичных трапезах мне сообщалось постфактум, и то — если сама спрошу. Как будто больше не доверяет... или не хочет видеть... А может, и то, и другое.
Нет — ну, можно подумать, я о чем-то просила! Валялась в ногах, умоляла принять в ведьмы... И вообще, в гробу видела лишнюю работу. Просто очень ответственно отношусь к выполнению своих служебных обязанностей. Да, с детства!..
Смесь постепенно уваривалась и загустевала — все ближе подходил тот самый ответственный момент, когда мыло можно будет снять с огня, разлить по формам и оставить в холодном месте. Однако пригореть ко дну кастрюли оно могло и сейчас, поэтому я не останавливалась ни на секунду, бодро орудуя деревянной мешалкой на длинной ручке. От энергичности перемешивания качество смеси не слишком зависело, зато простой механический процесс позволял выплеснуть наружу всю боль, обиду и злость.
