Три Заряницы

Несколько раз, когда озноб был особенно сильным, меня куда-то носили, по всей видимости в баню, но даже там, среди теплых клубов, поднимающегося с пола пара, я жалась к нему, ища тепла.

Мы возвращались, и он заставлял пить противную и горькую до тошноты настойку, а когда отворачивалась и пыталась отпихнуть её, только сильнее обнимал и шептал что-то успокаивающее, отчего послушно делала глоток и кривилась.

А потом все прекратилось и я проснулась. Солнце заливало комнату, и я зажмурилась от яркого света, отвернула голову от окна и замерла. Рядом спал Владыка.

Я забыла, как дышать. Никогда еще я не видела его так близко и не имела возможности рассматривать так пристально. И теперь просто не могла оторвать взгляд и, кажется, впервые осознала насколько он молодой и... красивый.

Он спал, повернув ко мне голову, а я боялась дышать лишний раз, чтобы не разбудить его, и не разрушить этот момент. Мне хотелось подольше смотреть на него и единственное что смущало, это страх, что он внезапно проснётся и догадается, что я наблюдаю за ним, хотя даже это не могло заставить отвернутся.

Остроты добавляло еще то, что он спал без привычного плаща и куртки, и даже просторная рубашка была полностью расстегнута, открывая золотистую кожу и красивый рельеф мышц на груди и животе. Наверное, он просто набросил её на себя, когда устал переодеваться, в очередной раз, таская меня в баню, где жаркий и влажный воздух в секунду делал мокрой любую одежду. От воспоминаний, что он точно также переодевал меня, пошла пятнами и медленно скосила глаза на короткую мужскую рубашку, что прикрывала ноги только до середины бедра, правда застёгнутую, но под которой ничего не было.

Медленно потянула одеяло на себя, и вдруг застыла под обжигающим взглядом горящих синим и огненным глаз.

'Проснулся! Догадался'! — дёрнулась я, что дурная, и, пряча глаза, залилась краской.

* * *

Стас спал и ему снился уже виденный сон про неё. Только теперь еще ярче и отчетливей, и уже точно знал, какая горячая и гладкая у неё кожа, и как розовеет от его прикосновений. А когда проснулся, все еще видел ее перед собой и оттого брошенный на нее взгляд получился таким жарким.

Девушка вздрогнула и вдруг густо покраснела. Отпрянула и с трудом сглотнула, смотря куда угодно только не ему в глаза.

— Сейчас с кровати свалишься, — Стас раздосадовано откинулся на подушку. Усталость и полная переживаний бессонная ночь сыграли с ним злую шутку, вытащив наружу так тщательно скрываемые чувства, и надежда на то, что она забудет, что ей показала Морана, растаяла.

Минуту полежал с закрытыми глазами, а потом резко встал и начал одеваться. Уже у самой двери обернулся, успев поймать все ещё настороженный вигляд и хмуро бросил.

— Я ухожу. До обеда можешь отдыхать, а потом выезжать будем. На столе кувшин с отваром, еще два раза надо выпить, — кивнул на накрытую полотенцем глиняную крынку. Дождался, пока она медленно кивнула, и вышел.

* * *

Дверь за ним закрылась, и я рухнула на кровать, и с головой накрылась одеялом, заново переживая унижение от брошенного у дверей холодного презрительного взгляда.

'Господи, что он обо мне подумал?! — ужаснулась я, проклиная себя и не зная, как в глаза ему теперь смотреть'. На душе было так гадко, что будь моя воля, я бы заперлась тут и вообще бы никуда больше не ехала. Только деваться было некуда, и приходилось думать, как быть дальше. После нескольких минут самобичевания я разозлилась.

'Ну и что, что смотрела?! Некоторые вон какие сны видят и ничего... даже не краснеют, — посмотрела на кувшин на столе и чуть не выплеснула его в окно от досады; но очень быстро поняла, что это какая-то уж совсем детская глупость и потянулась за отваром. Плеснула немного темного настоя в ковшик, что стоял рядом на столе, и с первого глотка узнала противно-горькое варево, которым он поил меня ночью. С трудом сдержалась, чтобы не выплюнуть и мысль, вылить всё, показалась не такой уж и глупой, но кривясь и морщась, заставила себя сделать еще пару глотков.

'И вовсе не потому, что он велел, — убеждала себя, — а просто не хочу снова разболеться, чтобы не пришлось еще одну ночь с ним ночевать'.

У двери на лавке заметила свой узелок и встала, чтобы переодеться. Вытряхнула на постель последнюю чистую сорочку и сарафан и скосила глаза под лавку, где вперемешку с моими валялись его грязные вещи. Выгребла всё на середину комнаты и добавила к ним только что снятую рубашку, решив не зацикливаться на произошедшем и заняться чем-то более полезным. То, что вещи не успеют высохнуть до того как будем выезжать, меня не особо беспокоило: 'Вечером на привале развешу на кусты, и до утра всё просохнет', — решила я, глядя в окно на яркое солнце, обещающее теплый день.

Свернула грязные вещи в узел и решительно толкнула дверь... Вышла на лестницу и начала быстро спускаться.

На улице совсем потеплело, даже стало жарко, и я обрадовалась, что белье успеет просохнуть еще до отъезда. В уже хорошо знакомой бане залила вещи щелоком и, пока они отмокали, вышла во двор немного погреться на солнышке. Села на крыльце и стала наблюдать за работающими во дворе мужчинами, что как раз ставили новые ворота. Увидела Матвея и Вострика, которые подносили бревна, и обрадовалась, что с ними всё в порядке. Потом бросила взгляд на дыру в частоколе и с удивлением увидела странный, будто выгоревший холм, которого раньше не было. Около него стояли ведьмаки и что-то обсуждали, а я воспользовалась моментом и принялась разглядывать стоящего спиной ко мне Владыку. Медленно оббежала взглядом его плечи, руки, перешла на спину и как-то незаметно для себя скользнула ниже. Сглотнула и так же медленно поднялась глаза наверх и вдруг замерла под его ответным взглядом. Даже представить не могу, сколько я так просидела. Только когда его окликнули и он повернулся, я наконец смогла отвести глаза и прожогом метнулась в баню. Захлопнула дверь и прислонилась спиной к стене.

— Господи! — испугалась я, — да что это? — плеснула себе в лицо холодной воды и, схватив первую попавшую рубаху, что отмокала в бадье, принялась с силой тереть, пытаясь сбросить странное оцепенение, и перестать видеть его перед собой.

— Ведьмак. Как есть ведьмак, — повторяла я, не зная, как избавиться от наваждения.

Когда наконец постиранное и переполосканное белье было сложено в ведро, осторожно открыла дверь. Выглянула во двор и крадучись прошмыгнула к натянутой за баней на самом солнцепеке веревке. Развесила вещи и медленно побрела к дому, как-то не подумав, что ведьмаки могли уже вернуться. Шагнула на порог и уставилась на сидящих за столом мужчин.

Воевода, который как раз допивал чарку с вином, вытер губы и довольно улыбнулся.

— Нашлась твоя пропажа, я ж говорил, что зря переживаешь.

Владыка молча окинул меня взглядом и подвинулся, уступая мне место за накрытым столом.

— Я есть не хочу, — покачала головой и попыталась пройти мимо, но мне не дали. Все так же молча ведьмак встал и загородил проход.

— Дорога долгая, надо поесть.

Спорить не стала. Мне подсунули тарелку с похлебкой и кусок хлеба. Села, положив локоть на стол, и отгораживаясь от него рукой. Отщипнула немного хлеба и принялась медленно жевать.

— А где ж ты была? — спросил воевода, что сидел с другой стороны, снова наливая себе вина.

— Стирать ходила, — сказала, чтоб отстал, но он наоборот оживился.

— Кто б мне постирал, — покачал он головой и лукаво подмигнул ведьмаку, — никому старик не нужен, всё молодым да красивым достается. Обидно.

— Ратай — предупреждающе произнес ведьмак, но воевода даже не поморщился.

— Надо было сказать, я бы постирала, — положила хлеб. Есть расхотелось совершенно.

— Да я теперь уже боюсь и просить, вдруг побьет, — он прыснул от смеха.

— Ратай, успокойся, — напрягся ведьмак, но воеводу несло со страшной силой.

— О как переживает, — подпихнул меня локтем, — боится, что отобью. Не боись, нам чужого не нать. Тут уж и так все поняли, что девка твоя... еще ночью, — он захохотал, а я вскинулась и, не помня себя, начала вырываться от пытающегося удержать меня на месте ведьмака.

— Пусти! — со всей силы ударила его по руке, чувствуя, как нестерпимо жгут глаза. Только сейчас до меня дошло, как со стороны выглядело то, что ночевала с ним в одной комнате, и что на самом деле про меня теперь думают.

— Не сходи с ума, он же пьян, — попытался вразумить меня ведьмак, но я еще раз замахнулась, и воевода буквально захлебнулся от смеха.

— О, гляди, наши молодожены уже дерутся.

Оглянулась на воеводу и в бешенстве стукнула и его.

— Чего вы брешете?! Ничего у нас не было! — перевела пылающий взгляд на ведьмака и наконец вырвала руку, выскочила из-за стола и понеслась наверх. На пороге обернулась и со злостью бросила. — И где ты только взялся на мою голову? Не зря вас люди десятой дорогой обходят, — захлопнула дверь и даже на засов задвинула.

* * *

— Лукерья, открой, не сходи с ума, он шутит так, — он еще раз постучал. Но я молчала и, кажется, даже не дышала.

— Открывай, говорю, горе мое, еда остынет.

Я тихо прокралась к кровати и, неслышно скинув обувку, заползла под одеяло.

'Еда остынет. Велика важность. Можно подумать мне кусок в горло сейчас полезет'.

— Беда с этой девкой, как за маленькой бегаю, — Владыка еще раз дернул дверь, и на лестнице раздались его стихающие шаги.

'Ушел, — скривилась я, вспоминая, из-за чего разгорелся весь сыр бор. — Вот, знала же ведь, что нельзя было ему позволять со мной ночевать, — почти с ненавистью сбросила с кровати подушку, на которой он спал. — Благодетель липовый. Прохор хоть честнее, сразу дал понять зачем нужна, а этот в благородство играет, — все больше злилась я, вешая на Владыку всех собак. — Из Чертогов вынес, пока болела выхаживал, когда тонула спас, у князя от Красавы и княжны защищал, — перечисляла я, и как-то даже стыдно стало, что забыла сколько он для меня сделал. Один дурак ляпнул, а я, как в самом деле что было, завелась. Вдруг вспомнила Заряницу и то, что она показывала и в голове мелькнула догадка, что может вообще всё неправда, и она мне вовсе не его мысли и чувства показывала? Вон ведь, судя по тому, как ведет себя, такого уж точно не скажешь'.

'Вот дура! На сказки ведьмины повелась',— схватилась я руками за голову и, вскочив с кровати, понеслась, чтоб извиниться.

Распахнула дверь и уткнулась ему в грудь.

Меня втолкнули в комнату и захлопнули двери. Засов снова задвинули, и ведьмак навис надо мной.

— Чего ты хочешь от меня? Чем не угодил? Одну не оставил? Надо было ждать, пока в жару сгоришь?

— Я не... — успела пискнуть и меня рывком рванули на себя.

— А что такого страшного, хоть бы и было? Для кого себя бережешь? Или раз меченый, так хоть в лепешку расшибусь, недостоин буду?

Последние слова прошипели мне просто в лицо, и вдруг взгляд его начал медленно опускаться на губы. А я больше не сомневалась, Заряница показала правду. Только теперь совсем не была уверена, что все еще ненавижу его за это, но как же было обидно, что так обо мне думает. И я сама подалась навстречу и, глядя прямо в глаза, выдохнула.

— Я думала, ты другой, а ты только о себе думаешь. Меня люди с грязью мешают, а ты молчишь. Жалко себя? А чего тебя жалеть? Велика беда — глаза разные! Может ты калека? Или убогий? Или больной какой? Ты — молодой, здоровый, девки табунами бегают! — уже просто орала я, пытаясь сбросить, удерживающие меня руки. — Сволочь ты! Для кого себя берегу? Не твое дело, тебе точно не обломится! — я уже не вырывалась, я дралась и кричала, как самая настоящая торговка, а под конец вообще по лицу ударила и задохнулась от ужаса, что сделала.

— Успокоилась? — убийственно ровный голос и взгляд такой, что кожа мурашками пошла. Меня оттолкнули, и я с размаху села на кровать. В дверь заколотили, и я поняла, что орала так, что люди сбежались.

— Открой, Стас! Чего у вас там? — услышала встревоженный голос воеводы и Владыка, не глядя на меня, рванул засов и распахнул настежь дверь.

— Жива, не бойся, — подхватил упирающегося воеводу под руку, и, не давая ему заглянуть внутрь, вытолкал на лестницу.

Дверь захлопнулась, а мне захотелось провалиться от стыда.

'Я ж не то хотела сказать', — слезы сами собой навернулись на глаза.

— Чего случилось-то у вас? — воевода спешил за идущим впереди Владыкой и неодобрительно качал головой. — Чего она кричала-то так? Ты ж в самом деле, совесть-то имей. Зачем же силовать?

Владыка резко обернулся, и воевода отпрянул в секунду протрезвев.

— Понял, — поднял он руки, отступая, — не казни, сдуру ляпнул.

— Эй, воевода, скачет кто-то, — высунулся на вышке дозорный.

— А кто, не видать?

— Вроде, от князя — попона красная и знамя его.

— Ясно, — резко помрачнел воєвода и Владыка сжал его руку.

— Что-то не так?

— Все так, — он выдернул руку, — это к тебе, со мной князю говорить не о чем.

Он мрачнее тучи пошел к дому, а Стас нахмурился, вспоминая его покойную жену. Похоже все, что случилось с Милавой, было слишком хорошо ему известно, и тем не понятнее было, зачем брат об этом умолчал и отчего воевода позволил всё это.

Он вышел из ворот навстречу быстро приближающимся всадникам и попытался рассмотреть, кто едет, но когда увидел несущегося галопом князя, понял, что случилась беда.

Глава 12

Не оправдались надежды Прохора, пусто было на древнем капище, и не было даже следов того, что лодка причаливала к берегу.

Вначале колдун не поверил. Не могло такого быть, чтобы Ямат ослушался. Кто-кто, а уж он точно знал, чем заплатит за предательство и эта мысль заставляла ждать и надеяться, что слуга просто боится погони и пережидает где-то в лесу. Но ночь почти пролетела, а к капищу никто не пришел. Колдун снова спустился к реке и пальцы сами потянулись к висящему на поясе мешочку, и извлекли на свет запаянные в прозрачную смолу глаза птицы. Несколько секунд смотрел он на древний обломок, а потом желтоватый камень в его руке вспыхнул и, пока горели орлиные зрачки, словно рядом видел сидящего в лодке Владыку, что держал на руках замерзшую девушку.

— Убью! — выл колдун и впивался скрюченными пальцами в землю, с корнем выдирая колючие кусты. Как обезумевший зверь, стараясь приглушить одну боль другой, он хлестал себя вырванными ветками, не обращал внимания на глубокие раны и порезы, оставляемые шипами. Но и это не помогало унять бушующую в душе бурю, и он катался по земле, царапая грудь и живот обломанными ногтями. — Зубами рвать буду. Кишки жрать заставлю... Ненавижу! Злыдень, ВОР! Моя... ОНА МОЯ!!! — разносилось далеко по лесу и смешивалось с заливистым смехом Мары, что в упоении носилась вокруг, не в силах сдержать восторженного визга и наслаждаясь причиненной болью.

— И ей нравилось, — упивалась она его страданиями, раз за разом прокручивая перед ним то, что показывала Луше. Только в этот раз девушка сама тянулась к Стасу, и не сдерживала сладостные стоны.

Колдун сатанел от этих видений и, уже совсем ничего не соображая, начинал гоняться за Марой, а та еще сильней хохотала, и вела его через дремучий лес, пока вконец выбившийся из сил старик не упал, и не смог больше подняться.