— Ага. Я запомню. А от себя добавлю пункт про непредвиденные обстоятельства.
— Это еще что за удильный крючок?
— Это, когда наступает момент, которого никто из нас не ожидал и поделать уже ничего с этим не сможет.
— Вроде ледостоя в середине лета?
— Ну... да.
— И что тогда?
— А тогда весь наш договор летит...
— ... к хобьей матери? — догадливо сузил глазки Бухлюй.
— Примерно, туда... Ну что, по рукам? — протянула я ему, уже сухую ладонь.
— Ха!.. А, по рукам! — весело накрыл ее водяной своей, еще пока бородавчатой...
* * *
— Ветран!!! — я почти успела. Почти, потому что он был уже в воде. По грудь. А с обеих от него сторон на мой окрик зло ощерились две голые, усердно барахтающиеся красавицы с выражениями крайней невменяемости на лицах. Ильин день, чтоб его... — Девушки, немедля отпустите человека!
— Анастэйс? — недоуменно распахнул глаза музейщик. — Я... Стойте там, я их сейчас... вытащу.
И по тому, каким тоном он закончил эту короткую фразу, я поняла, что до Ветрана стало медленно доходить истинное положение дел. Поняли это и русалки... И напали первыми. К чему уже спектакль с взывающими о помощи тонущими дамами?
Пускать шары тут же стало невозможным. В кого, если вся водная гладь взбурлила, вдруг, донным песком, ошметками оборванных кувшинок и чьими-то мелькающими конечностями. Пришлось и мне нырять в эту кучу. Хотя, под водой наши силы были примерно равны и единственное, что нас пока спасало, так это то, что мужчина продолжал бороться за жизнь, полностью оттянув на себя одну из 'похитительниц'. Улучшив момент, и получив в придачу чьей-то пяткой в скулу, я метнула легким заклятием во вторую. Русалка удивленно отпрянула, но покидать поле боя не стала. Теперь надо было помочь Ветрану... точнее его сопернице, которую он из последних своих сил пытался придушить и, по-моему, уже порядком в этом преуспел. Я, несколько раз выныривала, хватая ртом воздух и отмечая местоположение ее напарницы, по-прежнему курсирующей невдалеке. И, наконец, решилась пальнуть уже по-настоящему, самоубийственно вклинившись между мужчиной и русалкой... В итоге получили оба поровну и долгожданно расцепили руки. При этом девушка, ошарашенно мотая головой, зависла в воде, а музейщик потерял сознание и камнем пошел ко дну...
— Нет, это уже традиция какая-то... — пыхтя от натуги, выволакивала я скользкое тело Ветрана из воды. — Мы оба мокрые и я тащу на себе его огромное бездыханное тело...
— Ты нарушила договор!
— Лучше отступись и отдай его нам, маг. Ты же знаешь — он нам нужен, — с угрожающим шипением преследовали меня рассерженные русалки.
— Девушки, он мне самой нужен. Правда, еще не знаю зачем, — сделала я последнюю попытку, которая позволила туловищу мужчины покинуть водную стихию. Потом медленно встала на трясущиеся непослушные ноги и заняла позицию между лежащим телом и его неудавшимися похитительницами. — Так что... извините. Сегодня не ваш день.
— Ты — наглая магичка! — оскорблено скривила рот недодушенная прудница, с редкими серыми волосами.
— Возможно. Так что будем делать дальше?
— Отдай его нам, и мы ничего не расскажем про тебя хозяину, — мелодично пропела вторая, постарше и гораздо симпатичнее.
— Девушки, я же вам объясняю, он — мой. Так что поищите себе счастья в другом месте.
Русалки переглянулись и отплыли в глубину на совещание, которое, судя по их настрою, не предвещало нам с жертвой благородных порывов ничего путного. Я же, следя за их колыхающимися над водой головами, воспользовалась моментом и шлепнулась перед пострадавшим на колени:
— Ветран... Ветран!.. Эх, говорили мне родители — осваивай парилку(8)... — пришлось, как совершенно неспособной в этом деле ученице, опять применять грубую физическую силу и, сначала перекатывать мужское тело на живот, а потом пытаться его приподнять, ухватившись за талию... Хорошо, у него ремень на штанах крепкий оказался — есть за что уцепиться... — Оп-па!
Раздавшийся совсем рядом всплеск воды заставил меня круто развернуться и бросить мужчину в шаткой позе 'Бобик с усердием обнюхивает песок'. — А вы — упрямые.
— Ты тоже, магичка. Он — наш, — медленно пошли русалки на меня, пытаясь обойти с боков.
— Посмотрим, — заняла я прежнее свое место и сотворила в разведенных в стороны руках огненные шары. — Я не хочу вас убивать. Это — правда, — девушки, друг, замерли и как завороженные уставились на мои пылающие сгустки. И почему огонь так притягивает взгляды? Возможно, им вспомнилось что-то из их прежней, 'живой' жизни. — Коряжник!.. Коряжник, трахикарпус ты трусливый! Я знаю, что ты здесь, я тебя видела! Зови сюда Бухлюя! Живо!!! — метнулась из тростника в глубину черная ломаная тень. — Стоять, красавицы, ждать начальство.
— Ну, теперь-то ты точно влипла...
Дальнейшие минуты ожидания здешнего хозяина мы с русалками скрасили незатейливым препирательством на вечную женскую тему 'кто из нас дурнее' и выразительными звуками за моей спиной, вроде кашля и 'буа-а', говорящими о том, что герой-спасатель постепенно приходит в себя и занят сейчас исторжением из своего нутра лишней жидкости. В итоге они уложились почти одновременно — Ветран, который, шерканувшись об меня своим голым плечом, встал рядом, и Бухлюй, вынырнувший между своими злющими подружками.
— Ой, йёшеньки, Стася! — мигом оценив ситуацию, с досадой произнес водяной. — Я ж тебя предупреждал насчет сегодняшнего дня.
— Предупреждал, — согласно кивнула я. — Но...
— Вы что, его знаете? — склонился ко мне музейщик с таким выражением на лице, что, мне показалось, это я его мутузила несколько минут под водой.
— Да. И... заткнись пока, — в ответ, не хуже русалок, зашипела я на мужчину. — Бухлюй, давайте разойдемся миром. Этот человек пришел на твой пруд по своей... неосведомленности и сейчас уйдет отсюда вместе со мной.
— Боюсь, что ему придется остаться, — с кривой ухмылкой заявил водяной.
— Тогда мы останемся с ним вместе, и... Ты знаешь, это — война. А мне бы очень войны не хотелось.
— А как же наш договор? — ухватив, ринувшихся к берегу русалок за руки протрубил Бухлюй. — Мы его оба подписывали.
— Я помню. И мне очень жаль, — перекрыла я спиной дернувшегося навстречу им мужчину. — Этот человек — мой гость и, пока он в моем доме, я за него отвечаю. Значит, и здесь тоже буду отвечать я. Это, хоть и не договор, но правила гостеприимства. Ты же знаешь, Бухлюй.
— Значит, непредвиденные обстоятельства? — нехорошо сузил глазки детина.
— Они самые.
— Значит, с этого мгновения мы — враги?
— К сожалению... Но, ты забыл еще кое-что, хозяин Чилимского пруда.
— И что же?
— Если сегодня здесь будет освидетельствована попытка убийства человека, вступит в силу уже совсем другой документ. Уж я постараюсь. Ведь у тебя хватает ума понимать, что со мной вам не справиться... на суше?
— Хватает, — зло буркнул Бухлюй. — Говори, что еще за удильный крючок, этот твой документ?
— Закон о ссылке на Склочные болота, дорогой, — возникла совершенно бесшумно Агнесса и одним лишь взглядом заставила шипящих русалок присмиреть. — Я тебе о нем много раз говорила. В этом случае нас всем скопом туда сплавляют, а она сможет и дальше беспрепятственно здесь нырять... А ты не так проста, — плавно развернулась она ко мне. — И где та девочка с широко разинутым от удивления ртом?
— Жизнь всех меняет, — не зная, толи краснеть, толи злиться, пожала я плечами.
— Конечно... Кроме моего супруга. Дамы, за мной, — мелькнули через мгновение в глубину три пары бледных женских ног, две из которых, из чистой мести одарили нас напоследок целыми фонтанами брызг.
— Значит, так? — изрек, глядя на успокаивающиеся круги, насупленный водяной. — Ну, что ж. Это — твой выбор. Прощай, магичка Стася, — попятился он спиной вперед.
— Бухлюй, постой!.. Ветран, подождите меня в сторонке. Уже можно, — с нажимом добавила я вскинувшему брови музейщику. — Так надо, — и пошла в воду.
— Чего тебе? — даже не посмотрел тот на меня.
— Извиняться не буду. Не жди. Скажу лишь, что мне, правда, очень жаль... Ой, а у тебя новая бородавка!
— Где? — испуганно растопырил пальцы детина.
— Шутка... неуместная... Скажи, если мы сделаем с тобой вид, будто здесь сегодня ничего не произошло, наш договор останется в силе?
— Нет, Стася. Как я объясню своим...
— ... бескорыстным подругам? — ехидно расплылась я.
— Ну, надо же, а ты еще помнишь, — невесело вздохнул Бухлюй. — И им тоже. Что я за хозяин такой, если слово свое не держу?
— Хорошо... А что, если я тебе, в качестве моральной компенсации окажу какую-нибудь... услугу? Точнее, не тебе, а всему твоему пруду? На нашем языке это уже гордо называется высокая дипломатия, можешь у Агнессы спросить.
— Услугу? — стараясь по-прежнему выглядеть суровым, попытался скрыть свою заинтересованность водяной. — Услугу... Я, пожалуй, подумаю.
— Вот и подумай, — оглянувшись на застывшего неподалеку Ветрана, похлопала я детину по плечу. — Только, в рамках здравого смысла, конечно.
— Ну-у, — разочарованно протянул, вдруг, Бухлюй. — А, ладно, что уж теперь то? Как надумаю, зашлю к тебе Хоуна. Ты же его знаешь? — сузил он свои смышленые глазки.
— Знаю, хозяин Чилимского пруда. Значит, снова мир?
— Мир, упрямая магичка Стася, — подал мне водяной свою зеленую и совершенно безбородавочную пятерню. — Только, стоит ли он всего этого, твой гость?
— Он? — еще раз глянула я на Ветрана. — Любая жизнь этого стоит.
— Даже моя?
— Даже твоя...
Обратно шли молча: сначала я, неся в руках отяжелевшие от воды сандалии, следом музейщик в распахнутой рубахе и с перекинутыми через плечо за шнурки ботинками. Хотя, хотелось сказать очень многое. Видно, у Ветрана тоже язык чесался, потому что предгрозовую тишину нарушил именно он:
— Скажи мне, этот договор, что он собой представляет?
— И с каких пор мы перешли на дружеское общение? — не оборачиваясь и не сбавляя хода, заметила я.
— С тех самых, как ты сказала мне 'Заткнись' вместо 'Заткнитесь'.
— Когда это я? — вот теперь уже я развернулась и даже удивленно замерла, перегородив собой узкую дорожку.
— Да какая разница, Анастэйс? Главное, что я не обиделся и... заткнулся, — обезоруживающе расплылся мужчина, заставив меня вновь зашагать по тропинке. — Ты не ответила про договор. Или это ваш с Чилимским прудом секрет?
— Да какой секрет? — качнула я одной из сандалий. — Как бы тебе объяснить... Тебя ведь сейчас наверняка больше другое волнует: почему я общалась с этой нечистью, как с равными? Так?
— В общем, да, — через паузу подтвердил Ветран. — Я такое впервые вижу. И мне, честно говоря, странно.
— А мне, честно говоря, странно именно то, что тебе это... странно. Ведь у каждого из нас — своя природа. Ты родился человеком со своими качествами и отличиями. Я — магом с предрасположенностью к управлению энергией. Бухлюй — водяным с фамильными бородавками и инстинктами. И это нормально, когда каждый находит в этом мире свое место. Свой пруд или дом или дерево, как дриады. Ты знаешь, что Бухлюй полностью его очистил от мусора и тины? А то, что он развел в нем форель, а его жена, Агнесса выращивает белоснежные водяные лилии? И вербейник по берегам тоже они насадили. Да и вообще, не такие уж они и страшные. Не страшнее нас с тобой. В прошлом году недалеко от пруда местный пастух пас коров и после обеда в тенечке задремал, забыв про сынишку... Его потом полуживого вытащили из воды русалки... и откачали сами. Мальчик побежал за бабочкой и нечаянно навернулся с высокого берега прямо в воду. А договор... Думаешь, у меня одной он есть? Я лично знакома еще с тремя такими же счастливчиками. Правда, они — рыбаки. И Бухлюй разрешает им ловить на уду своих откормленных форелей. Только, чтобы, как он говорит: 'без пакостей и свинства', — изобразила я трубный голос водяного. — Вот и весь договор.
— Но, если они все такие замечательные, то, что тогда сегодня было?
— Ветран, ты из какого музея к нам приехал, раз такие вопросы задаешь? — не на шутку заинтересовалась я.
— Ильин день — православный праздник, начиная с которого нельзя купаться в реках, озерах и... прудах, потому что в них возвращается гуляющая до этого по земле нечисть. Это я знаю. Но, никак не ожидал, что существующий запрет действует уже среди бела дня.
— Потому что русалки — мерзкие бродячие упокойники и должны быть активны только по ночам?
— В общем... да.
— Так из какого ты музея — 'Черное и белое'? 'Плохое и хорошее'?
— Анастэйс, а если без иронии?
— А если без иронии, то, я и сама толком не знаю. Знаю только, что все они — либо умершие просватанные невесты, либо девушки, утонувшие в русальную неделю(9). А то, что было сегодня — это тоже часть их природы, о которой меня Бухлюй честно предупреждал еще много лет назад. Ты разве не заметил, что русалки себя совсем не контролировали?.. Хотя, с чем тебе сравнивать?.. Я вот только думаю, если бы мне пришлось стать русалкой, то меня бы, наверное, все время тянуло туда, откуда я родом. Вот и они до Ильина дня следят за полями, караулят детей, оставленных на меже, пока их матери работают. Да много еще чем занимаются, а потом... — остановилась я и, задумавшись, прищурила глаза.
— Что потом? — прямо в затылок тихо спросил меня нагнавший мужчина.
— А потом им приходится возвращаться сюда. И они опять становятся коварными русалками, — вновь зашагала я по тропке.
— Понятно... Анастэйс.
— Да.
— А я ведь тебя еще не поблагодарил... опять.
— О-о, как бы это не вошло в привычку.
— Что именно?
— Сначала таскать тебя мокрого на себе, а потом получать за это благодарности. Нет, вторая часть меня, вполне устраивает, а вот первая... Уж больно ты тяже... — повернула я голову назад, но, в следующий момент, беспомощно взмахнула руками и начала падать спиной вперед. — А-а-а!.. — и это был тот самый, торчащий из земли корень каштана...
— Ты как?
— Нормально...
Ветран, нависший сверху большой тенью, подал мне руку:
— Прости, не успел сообразить, что ты падаешь.
— Ага, обычно я именно так... летаю, — ухватилась я за его крепкую ладонь и рывком подскочила вверх, сообразив через несколько мгновений, что от одной из своих привычек мужчина уже избавился — он больше не вздрагивал при каждом моем прикосновении... Что тут же вызвало внутри меня ответную реакцию — непонятную злость на себя, его и вообще, выброшенную в, бывший еще совсем недавно разноцветным мир вокруг. — Спасибо. Дальше я сама, — выдернула я руку и зашарила глазами по сторонам в поисках отлетевшей в полете сандалии.
— Вот она, — внимательно посмотрел на меня мужчина, протягивая находку. — Пошли?
— Пошли... Кстати, раз у вас в вашем замшелом музее с жалованием, совсем, туго, и ты ночуешь под нашим забором, то возвращайся-ка обратно в дом. А то от соседей стыдно.
— К вам обратно? — нисколько не смутившись, уточнил Ветран. — Хорошо, но, только с условием, — нагнал он меня и зашагал рядом по расширившейся вдоль огородов дорожке.
