— В самом деле? — яркий цвет полностью исчез с лица девушки, но она перестала плакать. Ее глаза большие и блестящие подчеркивали ее бледность. — Что ж, у меня тоже есть здравый смысл, сэр. И его вполне достаточно, чтобы доказать, что я не вру.
— О, да? — сказал он скептически. — Ну и как же?
— Я видела шрамы на вашем голом теле и могу описать их.
Это заявление привело всех в замешательство. На мгновение повисла тишина, нарушенная Аланом Кристи, который удовлетворенно хмыкнул. Он поднялся на ноги, одна его рука все еще была прижата к животу, и по его лицу расплылась неприятная улыбка.
— Что? Съел? — сказал он. — Теперь нечего сказать?
Раздражение уже давно сменилось чудовищным гневом. Однако под ним, внутри, ощущалась маленькая прожилка чего-то, что он не мог — пока не мог — назвать страхом.
— Я не выставлял свои шрамы напоказ, — сказал он тихо, — но есть ряд людей, которые, несомненно, видели их. Но при этом я не ложился ни с кем из них в постель.
— Ну да, люди иногда говорят о шрамах на вашей спине, — парировала Мальва. — И все знают о большом и уродливом шраме на вашей ноге, который вы получили при Каллодене. Но как насчет того, в виде полумесяца, что поперек ваших ребер? Или тот маленький на вашей левой ягодице? — протянув руку назад, она обхватила свою ягодицу для примера. — Не в центре, а как бы... немного ниже, на внешней стороне. Размером примерно с фартинг, — она не улыбалась, но что-то похожее на триумф мелькнуло в ее глазах.
— У меня нет... — начал было он, но затем остановился в смятении. Боже, у него был. Паук укусил его, когда они были в Вест-Индии. Этот укус гноился неделю, образовался нарыв, который прорвался потом, к его великому облегчению. Когда воспаление прошло, Джейми никогда больше не вспоминало нем. Но он все-таки был.
Слишком поздно. Они увидели, как осознание отразилось на его лице.
Том Кристи закрыл глаза, его челюсти задвигались под бородой. Аллан снова удовлетворенно хмыкнул, и скрестил свои руки.
— Хотите доказать нам, что она ошибается? — саркастически поинтересовался молодой человек. — Тогда снимите штаны и дайте нам взглянуть на ваш зад.
Огромным усилием воли он удержался от того, чтобы сообщить Алану, что именно он сам может сделать со своим собственным задом. Он вдохнул медленно и глубоко, надеясь, что пока он будет выдыхать, какая-нибудь полезная мысль придет ему в голову.
Не пришла. Том Кристи, вздохнув, открыл глаза.
— Итак, — сказал он решительно. — Я полагаю, ты не собираешься дать развод своей жене и жениться на Мальве.
— Я никогда этого не сделаю! — предложение наполнило его яростью и чем-то похожим на панику от одной только мысли о том, чтобы быть без Клэр.
— Тогда мы подпишем контракт, — Кристи потер рукой по своему лицу, его плечи тяжело опустились в изнеможении и неприязни. — Содержание для нее и ребенка. Официальное признание прав ребенка, как одного из твоих наследников. Ты можешь решить, полагаю, захочешь ли ты взять его к своей жене на воспитание, но это...
— Убирайтесь вон, — Джейми очень медленно встал, наклонился вперед и, уперев руки в стол, посмотрел прямо в глаза Кристи. — Забирай свою дочь и покинь мой дом.
Кристи перестал говорить и смотрел на него, хмурый, как туча. Мальва снова начала плакать, издавая скулящие звуки в свой фартук. У него было странное чувство, что время каким-то образом остановилось. Будто он сам и Кристи вдруг оказались в ловушке вечности. Они глядели друг на друга, как два пса, не в состоянии отвести взгляда. Но чувствуя в то же время, что пол в комнате исчезает под их ногами и они повисают, как частицы во взвеси, над какой-то чудовищной пропастью, в бесконечном мгновении перед тем, как упасть.
И, конечно же, Алан Кристи был тем, кто разрушил это наваждение. Движение руки молодого человека, потянувшегося к ножу, отвлекло взгляд Джейми от Кристи, и его пальцы напряглись, вжимаясь в дерево стола. Мгновением раньше он чувствовал себя бестелесным, а сейчас кровь стучала в его висках и пульсировала в каждой части его тела, его мускулы болели от отчаянной жажды размазать по стене Алана Кристи и сломать шею его сестре, чтобы больше не слышать ее всхлипываний.
Лицо Алана Кристи было черным от гнева, но он был достаточно разумен — едва-едва, подумал Джейми — чтобы не вытащить своего ножа.
— Мне ничего не понравится больше, юноша, чем дать тебе в руки твою собственную голову, чтобы ты поиграл с ней, — сказал он тихо. — Убирайся отсюда, пока я не сделал этого.
Младший Кристи облизнул губы и напрягся, костяшки его пальцев побелели, но в его глазах была нерешительность. Он взглянул на своего отца, который сидел прямо, словно окаменевший, с напряженно сжатой челюстью. Свет изменился: он светил теперь со стороны, просвечивая сквозь сероватые клочки бороды Кристи, так, что был виден его собственный шрам, тонкая розовая линия, которая извивалась, как змея, над его челюстью.
Кристи медленно поднялся, подталкивая себя вверх при помощи рук, опиравшихся на бедра, затем потряс головой, как собака, которая вытрясает воду, и выпрямился. Он схватил Мальву за руку, поднял ее со стула и толкнул впереди себя, вон из кабинета, плачущую и шатающуюся.
Алан последовал за ними, специально пройдя мимо Джейми так близко, что можно было чувствовать его смердящий запах, порожденный злостью. Младший Кристи бросил один сердитый взгляд назад, поверх своего плеча, все еще держа свою руку на рукоятке ножа, но ушел. Их шаги в холле заставили задрожать доски пола под ногами Джейми, и затем прозвучал стук закрывающейся двери.
Он посмотрел вниз, и, слегка удивившись, увидел потертую поверхность стола и свои руки, все еще вжатые в него, будто они туда вросли. Он выпрямился, согнув пальцы. Сломанные суставы болели, когда он сжал кулаки. Он просто истекал потом.
Более легкие шаги прошли внизу в холле, и миссис Баг вошла в кабинет, неся поднос. Она поставила его перед ним, поклонилась и вышла. Единственный хрустальный бокал, которым он владел, стоял на подносе, и графин с очень хорошим виски.
Он смутно чувствовал, что хочет рассмеяться, но не мог точно вспомнить, как это делается. Свет коснулся графина, и напиток внутри засветился как хризоберилл. Он нежно коснулся бокала в признание лояльности миссис Баг, но это могло подождать. Дьявол свободно разгуливал по миру, и адски много нужно было ему заплатить. Перед тем, как он задолжает что-нибудь еще, он должен найти Клэр.
* * *
СПУСТЯ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ, плывущие облака вскипели, свернулись в грозовые тучи, и холодный ветер задул над лощиной, раскачивая лавровые деревья наверху с бренчанием, похожим на звук сухих костей. Очень медленно я поднялась на ноги и принялась карабкаться вверх.
У меня не было никакой конкретной цели, куда идти. Мне было все равно, на самом деле, вымокну ли я. Единственное, что я знала — я не могу вернуться домой. И, поэтому, я пошла по тропинке, которая вела к Белому Ручью, как раз когда начался дождь. Огромные капли брызнули на листья лаконосов и лопухов, а пихты и ели, вместе с соснами, выпустили наружу свое долго сдерживаемое дыхание в ароматном выдохе.
Перестукивание дождевых капель по листьям и веткам перемежалось приглушенным стуком более тяжелых капель, которые глубоко ударялись в мягкую землю: град начинался вместе с дождем, и внезапно появились маленькие кусочки льда, дико подскакивающие на плотно лежавших иголках, и осыпающие мое лицо и шею с жалящим холодом.
Тогда я побежала и нашла укрытие под склонившимися ветвями канадской бальзамической пихты, которая свешивалась над ручьем. Падающий град рябил воду и заставлял ее танцевать, но таял от соприкосновения, сразу же исчезая в темной воде. Я сидела неподвижно, и дрожала, обхватив себя руками, чтобы согреться.
"Это почти можно понять, — сказала некая часть моего сознания, которая начала говорить еще где-то на пути вверх по холму. — Все думали, ты умираешь — включая тебя саму. Ты знаешь, как это случается... ты видела такое..." Люди под воздействием сильного горя, особенно те, кто сталкиваются с присутствием всепоглощающей смерти — я видела такое. Да, я видела такое. Это было естественным поиском сочувствия, попыткой спрятаться, хотя бы и на миг, отрицать холодность и равнодушие смерти, принимая утешение в простом тепле от соприкосновения тел.
— Но он не сделал этого, — упрямо сказала я вслух. — Но все же, если это случилось, и причиной было именно отчаяние, я смогу его простить. Но, черт возьми, он этого не сделал.
Мое подсознание умолкло перед лицом этой уверенности, но я сознавала некие подземные течения — не подозрения, ничего достаточно сильного, что можно было бы назвать сомнениями. Только маленькие холодные замечания, наблюдения, которые высовывали свои головы над поверхностью моего собственного темного колодца, как любопытные весенние лягушки-квакушки. Высокие, тонкие попискивания, которые были еле слышны поодиночке, но соединяясь вместе могли, наконец, сформировать оглушительный звук, чтобы сотрясти ночь.
"Ты стареешь".
"Посмотри, как вены выступают на твоих руках".
"Твоя плоть потихоньку уходит с костей, груди обвисают".
"Если он был в отчаянии, нуждался в утешении...".
"Он мог отвергнуть ее. Но никогда бы не отвернулся от ребенка своей крови".
Я закрыла глаза, чтобы побороть поднимающееся чувство тошноты. Град закончился, сменившись сильным дождем, и холодная дымка начала подниматься от земли, изменчивые фигуры тумана плыли вверх, исчезая, как призраки, в сильном ливне.
— Нет, — сказала я громко. — Нет.
Я чувствовала себя, как будто проглотила несколько больших камней, острых и покрытых грязью. Это была не только мысль о том, что Джейми мог — но и то, что Мальва предала меня, если это было правдой. И предала даже больше, если это правдой не было.
Моя ученица. Дочь моего сердца.
Меня не мочил дождь, но воздух был настолько наполнен водой, что моя одежда стала влажной и, сырая и холодная на коже, тяжело на мне повисла. Сквозь завесу дождя я могла видеть большой белый камень, стоявший как бы во главе ручья, он-то и дал потоку его имя... Именно здесь Джейми тогда пролил, совершая жертвоприношение, свою кровь и окропил ею этот камень, прося помощи у своего родича, которого он убил. И здесь же Фергюс лежал на земле, вскрыв вены в отчаянии из-за своего сына, его темная кровь расплывалась в тихой воде.
Я начала понимать, почему пришла сюда, почему место позвало меня. Это было тот самый тайный уголок, где можно встретиться с самим собой и постигнуть истину.
Дождь прошел и облака рассеялись. Свет начал медленно исчезать.
* * *
БЫЛО ПОЧТИ СОВСЕМ ТЕМНО, когда он пришел. Деревья, беспокойные в сумеречном свете, раскачивались и шептались между собой. Я не слышала его шагов на влажной тропинке. Он просто внезапно был здесь, на краю поляны.
Джейми стоял и искал меня: я видела, как его голова поднялась, когда он заметил меня, и затем он обошел вокруг заводи и нырнул под свисавшие ветки моего укрытия. Я поняла, что он был на улице уже долго: его верхняя одежда была влажной и ткань его рубашки прилипла к его груди, мокрая от дождя и пота. Он принес мой плащ, свернутый под его рукой, развернул его и укутал мои плечи. Я позволила ему.
Потом он сел со мной рядом, очень близко, и, обхватив руками колени, уставился в темнеющую заводь ручья. Свет достиг особенной точки красоты, как раз перед тем, как все цвета перестанут быть различимы, и волосы его золотисто-каштановых бровей безупречно изгибались над твердыми ребрами надбровных дуг. Каждый волосок высвечивался на них, так же, как и на короткой, более темной, щетине его прорастающей бороды.
Он дышал глубоко и долго, как будто перед этим много ходил, истер каплю влаги, которая висела на кончике его носа. Один или два раза он коротко вздохнул, как будто собирался что-то сказать, но не сказал.
Как только дождь прекратился, птицы ненадолго снова начали петь. Теперь же, собираясь на ночной отдых, они тихонько чирикали в кронах.
— Я надеюсь, что ты планируешь что-нибудь сказать, — наконец, проговорила я вежливо. — Потому что, если нет, то я, возможно, начну кричать. И, скорее всего, не смогу остановиться.
Джейми издал звук, нечто похожее на горький смех, и опустил лицо в свои ладони. Он сидел так некоторое время, затем сильно потер лицо руками и, вздохнув, выпрямился.
— Я думал об этом все время, пока искал тебя, Сассенах. Что, во имя Господа, я могу сказать тебе, когда отыщу. Я прикидывал и так и этак, и... кажется, тут нет совсем ничего, что я мог бы сказать тебе, — голос его звучал беспомощно.
— Как это? — спросила я, определенная резкость звучала в моем голосе. — Полагаю, даже я могу придумать несколько слов, которые можно сказать.
Он вздохнул и бессильно махнул рукой.
— Что? Сказать, что я сожалею? Это неправильно. Мне жаль, но если я сказал бы так — это прозвучало бы, словно я сделал что-то, о чем могу сожалеть, а я ничего такого не делал. Но я решил, что если начну так, то это заставит тебя думать... — он взглянул на меня. Я хорошо держала себя в руках: и лицо, и эмоции, но он знал меня очень хорошо. Как только он сказал: "Я сожалею", — у меня внутри все опустилось.
Он отвел взгляд.
— Тут нечего сказать, — сказал он тихо, — все будет звучать так, будто я пытаюсь защититься или оправдать себя. А я не буду делать этого.
Я издала тихий звук, как будто кто-то ткнул меня в живот, и он резко посмотрел на меня.
— Я не буду делать этого, — сказал он яростно. — Нет способа отрицать такое обвинение. Способа, который не оставил бы ни тени сомнения в моей вине. И что бы я не сказал, это будет звучать, как некое унизительное оправдание за... за... Ну, я не стану извиняться за то, чего не делал. А если бы и извинился, то ты стала бы сомневаться во мне еще больше.
Мне стало дышать чуточку легче.
— Мне кажется, у тебя совсем мало веры в мою веру в тебя.
Он настороженно взглянул на меня.
— Если бы у меня не было ее достаточно, Сассенах, я бы сюда не пришел.
Мгновение он смотрел на меня, потом протянул руку и коснулся моей руки. Моя ладонь мгновенно повернулась, чтобы встретиться с его, и наши руки крепко сжались. Его пальцы были большими и холодными. Он держал меня так сильно, что, я думала, мои кости могут сломаться.
Он глубоко вдохнул, почти всхлипнул, и его плечи, напряженные под промокшим сюртуком, расслабились в одно мгновение.
— Так ты не думала, что это правда? — спросил он. — Ты убежала.
— Это был шок, — сказала я. И подумала мрачно, что если бы я осталась, то просто убила бы ее.
— Ну, да, конечно, — сказал он очень сухо. — Я полагаю, я тоже, наверное, убежал бы. Если бы мог.
Легкий укол вины добавился к переизбытку эмоций. Я подумала, что мой поспешный побег совсем не помог ситуации. Однако он не укорял меня, только снова спросил:
— Все же, ты не думала, что это правда?
— Я так не думаю.
— Ты не думаешь, — он пытался поймать мой взгляд. — Но ты так думала?
