Постепенно, меня обогнали все спутники, и я стал замыкающим. В области периферийного зрения мелькнуло что-то нетипичное. Какой-то синенький огонёк. Это было одно из пятен плесени, и оно осталось видимым, даже когда луч фонаря перестал его освещать. Я присмотрелся — действительно, единственное пятно подсвечивается синевой. В отличие от остальной плесени, оно не шевелилось, сохраняя форму статичной кляксы, будто кто-то мазнул по стене флюоресцентной краской.
Остановившись возле пятна, я присмотрелся к нему. Оно было шелковистым, со множеством мельчайших фибр, светящихся на манер оптоволокна. Я поднёс указательный палец, и фибры потянулись к нему, обдавая лёгким теплом. Осознавая, что здесь ни к чему нельзя прикасаться, я всё-таки нарушил запрет, и дотронулся до этой метки. На секунду, в голове сверкнуло, и раздался крик "Писатель!" Отдёрнув руку, я пощупал кожу на пальце — всё в порядке. С тревогой глянул вслед удалявшейся группе, и, быстро собравшись с духом, приложил к пятну ладонь. Яркая синева ворвалась в моё нутро бесконечным потоком. Она утопила всё вокруг, оставив лишь пустоту и голос:
"Писатель! Писатель, ты слышишь меня?!"
Голос принадлежал тому, кто выдавал себя за Хо. Давненько он со мной не говорил.
-Да. Я слышу.
-Узнал?
-Узнал. Ты — тот, кто выдаёт себя за Хо.
-Оно тебе всё рассказало?
-Не всё. От него я узнал не больше, чем от тебя. Зачем ты выдавал себя за него?
-Я не выдавал. Ну, может быть, лишь отчасти. Это не играет серьёзной роли.
-Где ты находишься?
-Телом — в Москве. Сознанием — в ноосфере.
-А слышно тебя так, будто стоишь у меня за спиной.
-Теперь я использую прямой канал связи, посредством одного из вспомогательных биополимерных нейротрансмиттеров. Если Хо открыло к нему доступ, значит ты не зря прошёл через туман. Нужно торопиться. Оно не позволит нам долго общаться. Я должен предупредить. Впереди тебя ждёт серьёзное испытание. У нас закончились резервные копии. Поэтому теперь, ты либо пан, либо пропал.
-Что я должен делать?
-Постарайся изменить своё самоопределение. Это будет непросто, но если постараешься, то всё получится.
-Изменить самоопределение? Как?
-Представь, что ты изгнанник. Что ты — больше не человек. Всё человеческое останется здесь, на этом самом месте, а дальше — путь продолжит совершенно иное существо, с иными целями, задачами и мыслями.
-Но я не смогу.
-Ты должен!
Бесконечная синева со свистом втянулась в одну точку, словно в чёрную воронку, и мне в лицо брызнул яркий свет фонаря.
-Кажется, всё в порядке, -осматривала мою руку Райли, с силой оторвав её от погасшего пятна.
-Его парализовало? -спросил Гудвин, и тут же ущипнул меня за бок. -Да нет, вроде рефлексирует.
-Писатель, как ты себя чувствуешь? -Райли внимательно посмотрела мне в глаза.
-Хорошо... -ответил я. -Только голова болит.
-Ну что ты за человек? Тут нельзя ни к чему прикасаться!
-Человек? -я посмотрел на Райли, и от моего взгляда она тут же умолкла. -Ты о чём?
-У вас там всё нормально? -окликнула нас Тина.
-Да, -ответил Гудвин. -Мы идём.
Обойдя Райли, озадаченную моим странным ответом, я пошёл за седым изгнанником, стараясь очистить голову от всей человеческой шелухи. Вот, откуда головная боль. Она не от мельканий плесени Роршаха. Мы приближаемся к "Сепаратору".
-Гудвин, что с твоим фонарём? -спросил я.
-А что с ним? -обернулся тот.
-Моргает как-то странно. Батарейка дохнет?
-Ничего не моргает, -он, щурясь, посветил себе в лицо, словно хотел рассмотреть горящую лампочку. -С чего ты взял, что моргает?
-Но она же... Так... Ладно, проехали.
-Писатель, с тобой точно всё хорошо? -спросила Райли.
-Да... Вернее, нет. Не очень. Голова болит просто.
-Может остановимся? -она озабоченно взглянула на Гудвина.
-А дальше что? -повернул голову тот.
-Попробуем обойти.
-Нельзя обойти. Либо проходим напрямую, либо никак.
-Наверняка можно найти другой путь.
-Нет другого пути, -отрезала Тинка. -Гудвин прав. Если Писатель не пройдёт здесь, то он не пройдёт нигде.
-Райли, всё в порядке. Я пройду, -попытался успокоить подругу я, хотя сам верил в это с трудом. -Тина, как думаешь, мы уже под "Сепаратором", или ещё не дошли?
-Я не знаю, -пожала плечами девочка.
-Мы долго будем тут околачиваться? -проворчал Флинт.
-Да идём, идём, -разозлившись на него, я, преодолевая жуткую боль, пошёл вперёд.
Очень захотелось врезать ему по морде. И от того, что я представил, как мой кулак совершенно неожиданно, врезается ему в челюсть, вышибая его драгоценные зубы, мне даже немного полегчало. Это было столь очевидно, что я даже задумался, а не долбануть ли мне Флинта по-настоящему? Но момент был уже упущен. Нужно было наносить удар, когда проходил мимо, а теперь, когда он пыхтит у меня за спиной, уже поздно.
В больной голове бешено крутились варианты зацепок. "Что мне помогло? Злость? Ярость? Нет. Чем больше я думаю, что ненавижу Флинта — тем сильнее нарастает боль. Она становится тише, когда я представляю, что бью его просто так, без какой-либо личной неприязни. Он меня задел — я ответил, и мне стало легче. Значит, выход из кризиса кроется где-то в этой области сознания. Почему Хо-самозванец велел мне почувствовать себя изгнанником? Как мне почувствовать себя изгнанником, если я не изгнанник? Каждый шаг, словно по эшафоту. Мне уже всё равно: свет вокруг, или тьма. Это инсуаль. Нет. Это — инсульт, а не инсуаль!" Я сдавил виски. "Как же болит. Нет, я не изгнанник. Я — человек. А может, изгнанник?" Среди сплошного болевого шторма я вдруг увидел окраину бесконечной Вселенной. То, что мне показывала Райли в нашем общем видении. Мир, для которого я был создан. Боль стала нестерпимой. Кажется, я даже закричал. Не знаю, громко, или тихо. Или, возможно, вообще никак. Просто разинул рот, и упал в пустоту.
"Ты видишь цифры? Один, два, три, четыре, пять?"
Кто это? Кто говорит со мной? Женский голос. Приятный. Неземной. Это... Ангел?
"Я помогу тебе. Представь, что цифра имеет цвет. Смотри. Единичка — зелёная. Двойка — белая. А тройка — чёрная..."
Где я? Я ничего не вижу. Ничего, кроме цифр.
"Четвёрка — жёлтая. А пятёрка — красная. Тебе стало проще запоминать?"
Цифры и вправду обретали цвета. Становились понятными и простыми, словно набор разноцветных игрушечных машинок в детстве.
"Шестёрка — фиолетовая, семёрка — синяя, восьмёрка — оранжевая".
-А девятка?
-Ты видишь цвета?
-Вижу.
-Давай, проверим твою реакцию на цифры?
-Какого цвета девятка?
-Повторим таблицу умножения. Дважды два — четыре. Дважды три — шесть...
"Я уже был здесь. Не помню, когда и зачем. Зачем... Зачем она забивает мне голову цифрами? Помню лишь, что когда цифры обрели цвет, запоминать их действительно стало проще. Какого же цвета девятка? Вишнёвая? Как в песне? Почему я об этом думаю? Что со мной? Отринуть человеческое и принять своё изгнание. Голос, диктующий цифры, отошёл на второй план. Потом и вовсе исчез. Это не мои воспоминания. Не мои мысли. Я вижу только гору. Высокую-высокую гору. Точнее, не вижу, а чувствую, понимаю, что она есть. И на вершине этой горы меня ожидает что-то. Не знаю, что. Но мне это нужно. Я к этому стремлюсь. И я должен поторопиться, потому что меня могут опередить". Со всех сторон пыхтят и толкаются скользкие, колеблющиеся тела, которые лезут наверх. Кто-то быстрее, кто-то медленнее. Кто-то скатывается обратно. "Они не должны прийти первыми. Не должны!" Я лезу вместе с ними. Обгоняю их, расталкиваю, сбрасываю со склона. Мои пальцы легко вонзаются в каменную твердь, словно когти. Я наслаждаюсь слепым подъёмом. Мне не нужно зрение, ведь мои чувства гораздо объёмнее и объективнее. Я как паук, с десятком немигающих глаз, расположенных вокруг головы. По одиночке эти глаза не видят ничего, но вместе — они видят всё. "Наверх! Наверх! Вершина всё ближе! Всё меньше соперников встречается мне на пути. Значит, я вырываюсь вперёд. У меня получится!
А как же мама? Как она там?"
Кто-то хватает меня за шею и тащит назад. Пальцы соскальзывают, и я качусь вниз. Проклятье! Превозмогая вращение собственного аморфного тела, я выбрасываю руку, или как она там называется? Манипулятор? Хватаюсь. Чувствую, как пальцы якорем бороздят рыхлую поверхность. Зацепился! Подтягиваю вторую руку, третью, четвёртую, пятую! Отталкиваюсь и вперёд, дальше, выше! Невидимая высота окончательно сводит меня с ума. Я первый! Я наверху!
Это была орхидея. Необычного, алого цвета. Только она, и больше ничего. Её корни уходили в Великое Ничто, а цветы — горели притягательным, кровавым огнём. "Так вот ты какой — цветочек аленький!" Так вот ты какой — Суфир-Акиль... Мой Суфир-Акиль. Я протянул к ней руку. Теперь это точно была рука, хотя в моей власти было сделать из неё всё, что угодно: хоть крыло, хоть клешню, хоть дорогую китайскую вазу. "Пора с этим заканчивать. Меня ждут в Апологетике". И я сорвал стебель, унизанный алыми цветами. Орхидея вспыхнула и застлала мой взор сплошным багрянцем, с вплетениями кровеносных сосудов... Мне светят в лицо. Нужно открыть глаза.
-Убери фонарь! -прикрывшись ладонью от прямого луча, простонал я.
Свет тут же исчез, и жар сменился на холод. Голова уже не болела. Остались лишь отголоски. Дискомфорт от наболевшего.
-Ты как, парень? -спросил Гудвин.
-Мы прошли "Сепаратор"? -я попытался сконцентрировать взгляд на его лице.
-Без понятия. Надеюсь, что да.
-Долго я был в отрубе?
-Нет. Минуты три — не больше. Когда ты грохнулся, я думал, что тебе каюк. Но ты опять меня удивил!
-Погоди радоваться. Возможно, мы ещё не прошли...
-Голова как? -с другой стороны спросила Райли.
-Намного лучше. Так, остаточная муть какая-то...
-Значит, ты прошёл его. Ф-фух! -вздох подруги лучше всяких слов охарактеризовал долгожданный сброс её накопившегося волнения.
Всё-таки она переживала за меня больше всех. Она хорошая, но слабая. Зачем она тяготеет к человечности? Ведь это ошибка. Сбой в программе.
-Не надо было Тинкер отпускать, -послышался голос Флинта откуда-то из-за спины Гудвина. -Без неё мы тут как слепые котята.
-А где она? -я хотел подняться, но Райли мне не позволила.
-Сиди. Ещё есть время отдохнуть.
-Ну-у, когда стало ясно, что ты жив, она решила сходить на разведку. Пока мы приводим тебя в чувства, -ответил на мой вопрос Гудвин. -Сказала, что учуяла живой ай-талук впереди.
-Это плохо, -кивнул я.
-Да, не особо хорошо. Поэтому, опять придётся искать обходные пути.
-Интересно, сороковой в курсе того, что живёт прямо на ай-талуке? -усмехнулся Флинт.
-Сороковой вполне уже мог уйти в Апологетику, -ответил Гудвин.
Пока они вели беседу о сороковом и об ай-талуке, я огляделся. В углу, неподалёку, лежали человеческие кости, перепутанные с тёмным тряпьём. В черепе зияла сквозная дыра такого диаметра, что если не мой, то уж точно тинкин кулак мог спокойно пройти сквозь неё. Среди костей валялся паспорт. Стряхнув с документа косточки, некогда бывшие пальцами, я подобрал его и развернул. "Сумских Александр Александрович".
-Брось, -Райли брезгливо выхватила книжечку у меня из рук, и отшвырнула подальше, в темноту.
-Откуда он здесь? -я посмотрел наверх, и увидел в потолке, над скелетом, круглую вертикальную трубу колодца.
Видимо, оттуда он и упал. Или же его сбросили. Отверстие в черепной кости явно не пулевое. Его как будто прожгли...
-Ты выглядишь очень странно, -Райли сбила меня с мыслей о мертвеце.
-Странно? Мне пять минут назад едва мозг не запекли. Хорошо, что я вообще хоть как-то выгляжу, -ответ прозвучал грубовато, и я решил смягчить его. -Не переживай. Всё хорошо.
-Надеюсь, -она немного сжала мою руку.
Вернулась перепачканная Тинкербелл. Первым делом осведомилась, как моё состояние. Затем, сообщила, что из-за обширного распространения ай-талука, вперёд продвигаться невозможно. Но есть неизведанный путь по каким-то подземным катакомбам непонятного назначения. Вход в катакомбы открылся после "Гнева эндлкрона", когда в подземельях образовались глубокие трещины, идущие сквозь городскую канализацию — дальше, вглубь. Через одну из таких трещин, мы, едва протискиваясь между осклизлыми, неровными стенами, перебрались в тот самый каземат, обнаруженный нашей маленькой проводницей. Поскользнувшись на гладких, неровных выступах, я едва не провалился внутрь, но удержался за края. Внизу раздались всплески. Гудвин посветил туда фонариком, и, вместо дна разлома, мы увидели чёрную воду, метрах в двух-трёх под нашими ногами. Сначала я подумал, что это русло подземной реки, но потом заметил торчащий из воды светофор, и понял, что там находилась ветка секретного метро. Скорее всего, она была затоплена вместе с лабораторным комплексом. Мурашки побежали по телу от осознания, насколько широко распространялись "корни" оборонного предприятия на Раздольненском озере.
Наш путь по неопознанному лабиринту продолжался. Было сыро, грязно и очень холодно. Фонарь Гудвина выхватывал очертания пустых коридоров с электрическими кабелями и толстенными пучками разноцветных проводов. Иногда попадались двери, но все они были заперты. Не было никаких обозначений, никаких табличек, лишь странные символы и цифры на стенах, небрежно намазюканные серой краской. Неожиданно, мы увидели жуткое белесое существо, продолговатой формы, прицепившееся к потолку шестью своими раскоряченными, полупрозрачными лапищами и какой-то высохшей слизью. Полое и прорванное по всей длине, оно напоминало огромную лопнувшую надувную игрушку. Оказалось, что это результат линьки гиганевры. Точнее, её личинки. Проходить под этой мерзкой "люстрой" мне было очень неприятно.
Кроме этого, нам попадалась чья-то крупная икра, развешенная по стенам. Но никаких живых созданий мы по-прежнему не встречали. Прячущиеся твари словно специально избегали контакта с нами, дожидаясь удобного случая, когда можно будет напасть. Какое-то внутреннее чувство постоянно сигналило мне, что за нами следят. Я был уверен, что кто-то идёт по нашему следу, а из тьмы примыкающих галерей внимательно таращатся десятки голодных глаз. Зато постоянное напряжение позволило мне забыть остатки головной боли.
Новость о том, что нам придётся сделать длительную остановку, я воспринял двояко. С одной стороны, накопившаяся усталость постепенно начинала валить меня с ног, и я бы не отказался немного прилечь, а ещё лучше — вздремнуть. Но с другой — останавливаться в этом холодном и подозрительном месте особого желания не возникало. Та ничтожная доля уверенности и стойкости, ещё остающаяся при мне, сохранялась лишь до тех пор, пока горел фонарь Гудвина. Как только он выключался — страх тут же запрыгивал мне на плечи. Я даже мысли не допускал о том, что свет может погаснуть совсем.
Искать место ночёвки доверили Тинке. А кому же ещё? Она подошла к заданию как всегда практично, обнаружив помещение со сквозным проходом. Вдоль стен стояли металлические шкафы, из которых высовывались вороха проводов. Кроме них, в тёмном углу виднелся щиток с рубильниками, застывшими в выключенном положении. Не особо приветливая каморка, но все положились на опыт Тинкербелл. Спорить с ней никто не стал.
