— Нет, — я потянула плащ, плотнее устраивая его на своих плечах. — Не думала. Но я не знала, почему.
— А теперь ты знаешь.
Я очень-очень глубоко вздохнула, а, затем, выдохнув, повернулась к нему лицом.
— Джейми Фрейзер, — сказала я с величайшей осторожностью, — Если бы ты мог сделать такую вещь, как эта... И я не имею в виду, просто лечь с женщиной, я говорю о том, что ты сделал бы это и солгал мне — тогда все, чем я была и есть, все, что я сделала — вся моя жизнь — была ложью. А я не готова признать ее таковой.
Это несколько удивило его. Уже было почти темно, но я увидела, как брови его поднялись.
— Что ты имеешь в виду, Сассенах?
Я махнула рукой в сторону тропы, туда, где наверху стоял наш дом, невидимый отсюда, затем в сторону ручья, где камень белел неясным пятном в темноте.
— Я не принадлежу этому месту, — сказала я тихо. — Брианна, Роджер... они тоже не принадлежат этому месту. Джемми не должен быть здесь: он должен смотреть мультики по телевизору, рисовать фломастерами картинки с машинками и самолетами, а не учиться стрелять из оружия, которое выше его ростом, и потрошить внутренности добытого оленя.
Я подняла лицо и закрыла глаза, чувствуя, как влажность оседает на кожу, утяжеляя мои ресницы.
— Но мы все здесь. Все мы. И мы здесь потому, что я любила тебя больше собственной жизни. Потому что верила, что ты любил меня так же сильно.
Я глубоко вздохнула, чтобы мой голос не дрожал, открыла глаза и повернулась к нему.
— Скажешь, что это не правда?
— Нет, — ответил он через мгновение, так тихо, что я еле расслышала его. И рука его еще крепче сжала мою. — Нет, я никогда не скажу такого. Никогда, Клэр.
— Что ж, — я почувствовала, как тревога, ярость и страх этого дня потекли из меня вон, как вода. Я положила голову на его плечо, и вдохнула запахи дождя и пота на его коже. Он пах едко, острым мускусным запахом страха и пережитого гнева.
К этому времени уже полностью стемнело. Я слышала далекие звуки. Миссис Баг окликала Арча из конюшни, где она доила коз, и его надтреснутый старческий голос отвечал ей. Летучая мышь, охотясь, пролетела мимо.
— Клэр? — сказал Джейми тихо.
— Хм?
— Я должен тебе кое-что сказать.
Я замерла. Спустя мгновение, я осторожно отдалилась от него и села прямо.
— Не делай этого, — сказала я. — Это вынуждает меня чувствовать, будто мне дали под дых.
— Прости...
Я обняла себя, пытаясь подавить внезапное чувство дурноты.
— Ты говорил, что не будешь начинать разговор с извинений, потому, что я буду думать, что есть за что извиняться.
— Говорил, — сказал он, и вздохнул.
Я почувствовала движение между нами, когда два его неподвижных пальца забарабанили по бедру.
— Нет никакого хорошего способа, — сказал он, наконец, — чтобы рассказать своей жене, что ты переспал с другой женщиной. Не имеет значение, при каких обстоятельствах. Его просто нет.
Внезапно я почувствовала головокружение и нехватку воздуха. Я тут же закрыла глаза. Он имел в виду не Мальву и ясно дал это понять.
— Кто? — спросила я так ровно, как только могла. — И когда?
Он беспокойно заерзал.
— О, ну... когда ты... Когда ты была... Когда ты ушла навсегда, конечно.
Я, наконец, смогла коротко вздохнуть.
— Кто? — спросила я.
— Только один раз, — сказал он. — Я имею в виду... у меня не было ни малейшего намерения, чтобы...
— Кто?
Он вздохнул и с силой потер шею.
— Боже. Последнее, чего я хотел, так это расстроить тебя, Сассенах, говоря так, как будто это... Но я не хочу порочить честную женщину, чтобы показалось, что она была...
— КТО? — прокричала я, хватая его за руку.
— Иисус! — прошептал он, испугавшись. — Мэри МакНаб.
— Кто? — снова спросила я, на этот раз ошарашено.
— Мэри МакНаб, — повторил он и вздохнул. — Ты не могла бы отпустить мою руку, Сассенах? Мне кажется, ты сейчас пустишь мне кровь.
Я отпустила. Мои ногти с такой силой впились в его запястье, что почти проткнули кожу. Я отбросила его руку и стиснула кулаки, обернув руки вокруг себя, чтобы, не дай Бог, не придушить его.
— Кто. Черт. Возьми. Такая. Мэри. МакНаб? — сказала я сквозь зубы. Мое лицо было горячим, но холодный пот покалывал мои щеки и катился вниз, по ребрам.
— Ты знаешь ее, Сассенах. Она была женой Рэба... который погиб, когда его дом сожгли. У них был один ребенок, Рэбби... Он был конюшим в Лаллиброхе, когда...
— Мэри МакНаб? Она? — я услышала удивление в собственном голосе. Я вспомнила Мэри Макнаб... едва. Она стала служанкой в Лаллиброхе после смерти ее скверного мужа: маленькая, жилистая женщина, измученная работой и трудностями. Она редко разговаривала, просто занималась своими делами, еле заметная в шумном хаосе жизни Лаллиброха. — Я вряд ли замечала ее, — сказала я, напрасно пытаясь вспомнить, была ли она в поместье во время моего последнего визита, — но ты, как я понимаю, заметил?
— Нет, — сказал он. — Не так, как ты это преподносишь, Сассенах.
— Не называй меня так, — мой голос звучал низко и ядовито даже для моих ушей.
Он издал своим горлом шотландский звук разочарованной покорности, потирая запястье.
— Хорошо. Ну, понимаешь, это была ночь перед тем, как я сдался англичанам.
— Ты никогда мне не говорил об этом!
— Никогда не говорил тебе что? — голос его звучал озадаченно.
— Что ты сам сдался англичанам. Мы думали, что тебя схватили.
— Так и было, — сказал он коротко. — Но это было устроено, чтобы получить награду, назначенную за мою голову, — он махнул рукой, закрывая вопрос. — Это было неважно.
— Они могли тебя повесить!
"И поделом бы тебе", — сказал тихий, сильно уязвленный голос внутри меня.
— Нет, они бы не повесили, — слабый проблеск веселья промелькнул в его голосе. — Ты сама сказала мне это, Сасс... ммфм. Да мне было все равно, даже если бы и повесили.
Я не имела понятия, что именно он имел в виду, говоря, что я сама ему сказала, но определенно, мне было все равно в данный момент.
— Забудь об этом, — сказала я сердито. — Я хочу знать о...
— О Мэри. Да, я понимаю, — он медленно провел рукой по волосам. — Ага, ну, она пришла ко мне ночью перед тем, как... как мне уходить. Я был в пещере, знаешь, недалеко от Лаллиброха, и она принесла мне ужин. А потом она... осталась.
Я прикусила язык, чтобы не перебивать. Я чувствовала, как он собирается с мыслями, подбирает слова.
— Я пытался отправить ее обратно, — сказал он, наконец. — Она... то, что она сказала мне... — он взглянул на меня: я увидела движение его головы. — Она сказала, что видела меня с тобой, Клэр, и что знает, как выглядит настоящая любовь, когда она видит ее, даже несмотря на то, что у нее самой ее никогда не было. И что она и в мыслях не имела, чтобы заставить меня предать такое. Просто она бы могла дать мне... немного маленьких радостей. Вот, что она сказала мне, — и голос его стал хриплым. — "Немного мелочей, которые могут вам пригодиться". — Это было... Я имею в виду, это не было... — он остановился и сделал свое странное движение, как будто рубашка была тесна ему в плечах. На мгновение он склонил голову к коленям, соединив руки под ними. — Она дала мне нежность, — сказал он, наконец, так тихо, что я еле его расслышала. — Я... я надеюсь, что смог дать ей то же самое.
У меня в груди и горле все сжалось, и я не могла говорить. На глаза навернулись слезы. Я как-то вдруг припомнила то, что он говорил мне о Жертвенном Сердце в ночь, когда я делала операцию на руке Тома Кристи: "...так хотелось... но никто не касался его". И он прожил в одиночестве в пещере семь лет.
Между нами сейчас было расстояние не более фута, но оно казалось непреодолимой пропастью, как пролив без моста.
Я потянулась, преодолевая эту расщелину, и положила ладонь на его руку, касаясь кончиками своих пальцев его больших рабочих пальцев. Я вдохнула, затем еще раз, пытаясь укрепить мой голос, но он треснул и сломался, все равно.
— Ты дал ей... нежность. Я знаю, что ты дал.
Он вдруг повернулся ко мне и прижал мое лицо к своей груди. Я чувствовала щекой влажную грубую ткань сюртука, и мои слезы впитывались в маленькие складочки и сразу исчезали в холодном сукне.
— О, Клэр, — прошептал он в мои волосы. Я подняла руку и почувствовала на его щеках влагу. — Она сказала... что хотела бы сохранить тебя живой для меня. И она действительно этого хотела. Она не собиралась взять что-нибудь для себя.
И тогда я заплакала, больше не сдерживаясь. Я плакала по его пустым годам и его тоске к прикосновению родной руки. О моих опустошенных годах, когда я лежала рядом с мужчиной, которого предала, и для которого во мне не было нежности. Я плакала из-за ужасов и сомнений, и горя сегодняшнего дня. Плакала о нем, и обо мне... Плакала о Мэри МакНаб, которая знала, что такое одиночество. И что такое любовь, тоже.
— Я рассказал бы тебе раньше, — прошептал он, похлопывая и поглаживая меня по спине, как маленького ребенка. — Но это было... это было только раз, — он беспомощно пожал плечами. — И я не мог придумать, как. Как рассказать тебе это, чтобы ты поняла.
Я всхлипнула, глотнула воздуха, и, наконец, села, вытирая свое лицо полой юбки.
— Я понимаю, — сказала я. Мой голос был низким и охрипшим, но теперь довольно спокойным. — Правда.
И я понимала. Не только о Мэри МакНаб и о том, что она сделала. Но и о том, почему он рассказал мне об этом теперь. Ведь в этом не было нужды, я бы никогда не узнала. Никакой нужды, кроме необходимости абсолютной честности между нами. И потому, что я должна была знать, что это произошло.
Я поверила ему о Мальве. Но теперь у меня была не только определенность в уме, но и мир в сердце.
Мы сидели рядом друг с другом, полы моего плаща и юбки покрывали его ноги, само его присутствие было утешением. Где-то поблизости застрекотал первый сверчок.
— Дождь совсем закончился, — сказала я, услышав это. Джейми кивнул, тихо соглашаясь. — Что нам теперь делать? — проговорила я, наконец. Мой голос звучал спокойно.
— Найти правду. Если получится.
Никто из нас не допустил возможности, что он не сможет. Я подвинулась, собирая полы моего плаща.
— Пойдем домой, тогда?
Было уже слишком темно, чтобы видеть, но я почувствовала, как он кивнул, поднимаясь на ноги, и протянул мне руку.
— Ага, пойдем.
* * *
ДОМ БЫЛ ПУСТ, когда мы вернулись, однако миссис Баг оставила на столе блюдо с пастушьим пирогом, прикрыв его полотенцем. Пол был чисто подметен, а огонь в очаге почти потух. Я сняла мокрый плащ и повесила его на вешалку, а потом встала в нерешительности, совсем не зная, что же делать дальше, как будто я находилась в чужом доме, в стране, обычаев которой я не знала.
Джейми, казалось, чувствовал тоже самое. Но через мгновение он подошел, достал с верхней полки над очагом свечку и зажег ее с помощью щепки из огня в очаге. Качающийся свет как будто еще подчеркнул странное, отражающее свойство комнаты, и Джейми постоял еще минуту, просто держа свечку, в нерешительности, перед тем, как со стуком поставить ее на середину стола.
— Ты голодная, С... Сассенах? — он начал говорить по привычке, но оборвал себя, взглянув на меня, чтобы удостовериться, что это имя вновь позволено использовать. Я по мере сил постаралась улыбнуться ему, но чувствовала, как дрожат уголки моих губ.
— Нет. А ты?
Он молча покачал головой и убрал свои руки от тарелки. Оглянувшись вокруг, он поискал, что бы еще сделать, затем взял кочергу и помешал золу, разбив последние чернеющие угольки и отправляя снопы искр и золы в дымоход. Это могло затушить огонь, который будет необходимо восстановить перед тем, как идти спать, но я не сказала ничего — он сам знал это.
— Такое чувство, будто кто-то умер, — сказала я, наконец. — Как будто случилось что-то ужасное, и сейчас то самое время, когда ты сидишь в шоке, перед тем, как начнешь ходить по округе и сообщать соседям.
Он коротко и немного печально рассмеялся и поставил кочергу на пол.
— Нам не нужно будет этого делать. Вся округа к утру будет знать о том, что произошло.
Пробужденная, наконец, от своей неподвижности, я потрясла свои влажные юбки и подошла, чтобы постоять перед огнем рядом с Джейми. Жар от огня сразу проник через влажную ткань. Это должно было принести утешение, но в моем животе стоял ледяной ком, который не мог растаять. Нуждаясь в его прикосновении, я опустила руку ему на плечо.
— Никто в это не поверит, — сказала я. Он положил свою руку сверху и, слегка улыбнувшись, покачал головой, прикрывая глаза.
— Они все поверят этому, Клэр, — сказал он тихо. — Мне жаль.
ГЛАВА 81. ПРЕЗУМПЦИЯ НЕВИНОВНОСТИ.
— ЭТО ДОЛБАННАЯ ЛОЖЬ!
— Конечно, неправда! — Роджер с опаской наблюдал за своей женой; она демонстрировала качества, характерные для большого взрывного устройства, с нестабильным часовым механизмом, и он ясно ощущал, что находиться вблизи опасно.
— Эта маленькая сучка! Я хочу просто схватить и выжать из нее всю правду! — ее рука судорожно сомкнулась на горлышке бутыли с сиропом, и он потянулся забрать ее, пока Бри не разбила.
— Я понимаю твой порыв, — произнес он, но в целом, лучше не надо.
Она пристально посмотрела на него, но отпустила бутылку.
— Ты не мог бы что-нибудь сделать? — проговорила Бри.
Роджер сам задавал себе этот вопрос, с тех пор, как услышал об обвинении, выдвинутом Мальвой.
— Я не знаю, — сказал он, — но подумал, что, по крайней мере, следует сходить к Кристи и поговорить с ними. И если смогу застать Мальву наедине, поговорю с ней.
Тем не менее, обдумывая свой последний тет-а-тет с Мальвой Кристи, он испытал неприятное ощущение того, что вряд ли она, вот так запросто, могла бы изменить собственную историю.
Брианна присела, хмуро глядя на тарелку с гречневыми оладьями, и начала мазать их маслом. Ее ярость стала уступать рациональному мышлению; он видел мысли мечущиеся в ее взоре.
— Если ты сможешь заставить ее признать, что это неправда, — произнесла она неторопливо, — будет здСрово. Если нет, что ж, следующее, что лучше всего будет предпринять, это выяснить, кто был с ней. Если какой-нибудь парень признает публично, что он может быть отцом — это, во всяком случае, поставит ее рассказ под большое сомнение.
— Правда, — Роджер полил свои оладьи сиропом, даже в разгар сомнений и тревоги, наслаждаясь его густым, темным ароматом и предвкушением редкостной сладости. — Хотя, по-прежнему, останутся те, кто будет убежден в виновности Джейми. Вот, держи.
— Я видела, как она в лесу целовалась с Обадией Хендерсоном, — беря протянутую бутылку, сказала Бри, — в конце той осени, — она брезгливо содрогнулась. — Если это он, неудивительно, что она не хочет говорить.
Роджер, посмотрел на нее с любопытством. Он знал Обадию, который был здоровым и неотесанным, но не настолько уж противным и совсем неглупым. Некоторые женщины считали его достойной парой; у него имелось пятнадцать акров земли, которые он обрабатывал со знанием дела, и он был хорошим охотником. Однако Роджер никогда не замечал, чтобы Бри подобным образом обсуждала мужчину.
