— Ты кому на уши лапшу вешаешь? — возмутилась моей наглой "ложью" Лира. — Думаешь, поверю в эту чушь? Мужа моего увести собралась?!
Я шокировано воззрился на эту женщину. Что?! Какого... лешего она это решила?!
— Но это правда я! — я сделал еще одну попытку добраться до ее разума, отступая под натиском этой страшной женщины и, не выдержав такой психологической атаки, в панике позвал на помощь. — Фил! Филя! Спаси!
Следовало бежать и срочно, а то чую, пока я буду доказывать ей, что я — это я, она успеет сполна осложнить жизнь "сопернице", а страдать и участвовать в женских разборках, тем более, в роли главного персонажа, мне не хотелось.
Лира перекрыла выход к двери, сзади меня было только окно и комод, причем окно закрытое, а в комоде я явно не смогу забаррикадироваться от решительно настроенной женщины, оставалось одно — бежать к выходу через супружескую кровать. План был прост и хорош, если бы не одно обстоятельно — в платье по кровати было бегать совсем неудобно и, естественно, я наступил на подол и с грохотом навернулся с нее на пол. Пока я путался платье и пытался прийти в себя, на меня сверку уселась Лира и схватила за волосы, видно решив оборвать сопернице космы. Какое же ее было удивление, когда у нее в руках оказался мой парик.
В этот момент в комнату ворвались опоздавшие спасители. Они изумленно воззрились на открывшуюся картину: я — прижат к полу да так, что с трудом мог приподнять голову, Лира сидит на моей спине и шокировано взирает на мой парик.
— Она ей скальп сняла! — взвизгнул Микио, нарушив затянувшееся молчание.
— Что здесь происходит? — выдал умную мысль Филгус.
— Слезь с меня, — приглушенно прохрипел я. — Дышать трудно...
Дышать и вправду было трудно — снизу давила фальшивая грудь, сверху — совсем нелегкая Лира. Я чувствовал себя между молотом и наковальней и явно пожалел о своем "третьем размере".
С меня, слава Великой, наконец-то слезли. Я, потирая отбитый копчик, возмущенно вырвал из рук жены друга свой парик и вновь нахлобучил его на голову. Тоже мне, ревнивица отыскалась. Сперва бьет, а уж потом интересуется, кто это.
В то время как я разбирался с париком, она недоуменно разглядывала меня, словно пытаясь высмотреть какие-то только ей видимые черты лица. Видимо нашла, раз покаянно защебетала:
— Ники, милый, прости меня, дурную! Но... почему ты так выглядишь? — она сурово глянула на замерших в дверях мужчин, особо задержав взгляд на Микио. — И чья это была гениальная идея переодеть его в женское платье?
Они красноречиво посмотрели на меня. Предатели.
Лира растерялась и обратилась ко мне:
— Ники, ты пил? Или опять объелся шоколада?
О, Великая. И почему сегодня меня об этом спрашивают уже второй раз? Отвечать на ее вопросы я не стал, а просто, протолкнувшись через загородивших проход мужчин, пошел в кабинет Филгуса. Не говорить же ей, что я собирался проникнуть в монастырь, чтобы найти Ирен? Я почти уверен, какая последует реакция — восторги и романтичный щебет, а к вечеру уже вся столица будет знать, что некто Никериал Ленге надел женское платье на тайное свидание с принцессой.
* * *
День выдался на удивление жарким: нещадно палило летнее солнце, воздух был тяжелым, душным, словно перед проливным дождем с грозой, но на небе не было ни облачка. Я и Риэл шли пешком по сельской дороге и в целом, несмотря на летнюю духоту, картина перед взором предстала идеалистическая — стрекотали кузнечики, прячась в высокой зеленой траве, жужжали пчелы, собирая с цветов пыльцу, по небу щебеча, пролетали птицы. Дорога посередине проросла травой, была вся в колдобинах и ямах; она проходила через широкое поле, на котором селяне даже в такой зной были погружены в работу. Нам попалась семья, где отец с матерью грузили вилами на телегу сено, а их дети, хохоча, с удовольствием его притопывали ногами, превратив скучное занятие в игру.
Риэл умирал от жары под плотным кафтаном. Я видел, как он сильно ему хотелась снять душную одежду и пощеголять весь оставшийся путь, сверкая своим торсом и отвлекая бедных селянок от работы, но пришлось ограничиться лишь расстегиванием пуговиц. Я слышал, как он недовольно бурчал себе под нос, смахивая со лба капельки пота рукавом и поудобнее устраивая на спине лютню, что я мучитель, эксплуататор и вообще, очень плохой человек. Но что поделать. Если расстегнутый кафтан можно было простить, но вот снять его, оставшись в простой холщевой рубахе — нет. Рисковать всем делом, если монахини увидят нас в "неблагочестивом" виде и не впустят к себе, я не мог. От этих женщин я не знал, что ожидать, и так, недовольно косился на Риела за то, что он ослушался моего приказа и добавил своими действиями безупречному образу эдакую фривольность. Попробуй перед монахинями пройдись в расстегнутом кафтане или еще хуже — без него, так назовут бесстыдником и заклеймят нарушителем моральных устоев. И я не преувеличиваю — сами-то они даже в жаркое лето ходят в наглухо застегнутом черном платье с высокой горловиной и платке с чепцом, полностью закрывая волосы и устраивая своим волосам жаркую баню.
Кстати, о бане. По-правде сказать, мне и самому было нелегко. Я наложил на одежду чары охлаждения, но вот от солнца они не спасали — голову нехило припекало, под накладной грудью было жарковато и хотелось снять их, чтобы почесаться, ибо эти орудия пыток нестерпимо кололись. Но хуже было другое, ибо я резко осознал, что быть магом — это быть хилым существом, которое уже через жалких несколько миль пешком готово задыхаться от усталости. Я не привык столько ходить, предпочитая пешим прогулкам телепортацию, да еще в таком темпе, который задал вор и быстро выдохся. Более выносливому вору все было нипочем, он еще и откровенно злорадствовал над моими страданиями и предлагал устроить "изнеженной барышне" привал под тенечком. Я бы огрызнулся и приложил бы этого нахала заклятьем помощнее, но тратить силы не хотелось, а гудящие ноги занимали все мое внимание. Тогда я дал себе зарок после этого путешествия плотно заняться физической подготовкой и главное, больше ходить, а не слабовольно пользоваться порталами.
После того, как Микио доработал наши образы, и мы обговорили свои легенды, я и Риэл покинули гостеприимный дом Фила. Монастырь имени Евлампия Мученика находился, примерно, в двух неделях пути от столицы. Не так уж и далеко, если рассматривать возможности портального перемещения. Предполагалось, что мы переместимся в Кирстон, как ближайший город от монастыря, а после — отправимся пешком, минуя по пути несколько деревень, благо дойди до заветной цели можно было за пару часов. Дойти то было можно, вот только кто знал, что коней в этом провинциальном городе было не найти — хорошо, что площадка для телепортов была, — а дорога, по которой мы пошли пешком, оказалась совсем не четой главному королевскому тракту. Карт этих мест не было и в помине, так что спрашивать дорогу приходилось мне. "Девушке" сенокосцы не отказывали, да вот только услышав, куда я держал путь, всячески пытались меня отговорить от якобы самой страшной ошибки в моей жизни.
— Зачем же тебе в монастырь, красавица! — восклицал третий мой поклонник, отчего стоящий на дороге Риэл тихонько похихикивал в кулак. — Давай к нам в село, мужика нормального тебе подыщем, да эта дурь из головы вмиг вылетит!
А некоторые я прямо на поле предлагали руку, сердце и единственную корову-кормилицу Зорьку, да так настойчиво и горячо, что разрушать их надежды с каждым разом становилось все тяжелее. Их уже не останавливал даже мой гипотетический "жених", "ребенок в утробе" и "страшная болезнь из-за неумного распутства". А когда убедить упертых баранов в том, что наши судьбы никогда не будут соединены, все же удавалось, они давали весьма нечеткие указания куда идти, вроде — по этой дороге до коряги, а потом в лес. Угу. В лес. Пугать окрестного лешего своим нелепым видом. Но одно я знал точно — мы шли в правильном направлении.
К вечеру жара стала невыносимо душной, а после резко спала. Пронизывающий до костей ветер нагнал на небо тяжелые грозовые тучи и грянул ливень. С молниями и раскатным громом. Мое платье моментально превратилось в тяжелую тряпку, мокрая от пота и дождя спина вмиг заледенела от нещадных порывов ветра, ноги по щиколотки утопли в грязи, хотя парик держался молодцом, ибо после показательного снятия "скальпа" женой друга, Микио решил буквально прилепить его к моей голове специальным заклинанием. Словом, до монастыря мы дошли злющие, мокрые и очень усталые. Нет, конечно, ливень был моему плану только на пользу, да вот чувствовал я себя от такого подарка судьбы весьма паршиво. Честно сказать, под проливной дождь мне не доводилось попадать очень давно — уж специфика деятельности позволила избегать эдакой незавидной участи, да и когда попадал под дождь, пользовался весьма полезным "воздушным щитом". Это заклинание было, конечно, защитой от заклинаний и стрел, но и как зонт проявляло себя неплохо, держась против "атак неба" весьма стойко. Сейчас же его использование могло серьезно меня подставить — как же объяснить сухую одежду в ливень?
Монастырь был большой, я бы даже сказал, монументальный — сделанный из серого камня, увитый плющом и мхом, с воротами в пять аршинов, окованными железными пластинами и маленькими окошками бойницами, застекленными слюдой. Открыли нам не сразу — пришлось долбиться кулаками в ворота чуть ли не полчаса, но вот когда открыли, на лице монахинь явно не читалось желание пускать нас в свою обитель.
Нам предстали две миловидные монахини, молодые, с наивными мордашками, которые сейчас портили взгляды едва уловимой брезгливости. Я, конечно, понимал, что выгляжу не как красавец... эм, красавица: в грязи, мокрый, дрожащий, аки осиновый лист и шмыгающий носом, но их красноречивый взгляд немного коробил. Они явно приняли нас за бродяг и хотели послать куда подальше, чтобы мы своим жалким видом не гневили взор Пресветлой Богини. Вдруг она так ужаснется, что сбежит от своих почитательниц? Настоящая трагедия...
— О, великодушные девы, — Риэл начал отрабатывать свой хлеб, почтительно поклонившись перед опешившими от такого внимания девушками. — Не соизволите ли вы впустить к вам на ночлег двух уставших путников, которых непогода заставала в дороге. Не беспокойтесь не о чем. Мне и моей сестре, — он показал рукой в мою сторону, — нужен всего лишь тихий уголок, а я готов отплатить вам за доброту и ужин забавной историей или песней, — Риэл бережно провел рукой по грифелю лютни, напекая монахиням о роде своего занятия.
Менестрель из вандала получился знатный. Он пел перед наивными девицами такие рулады, "смиренно прося" их впустить нас внутрь, что даже я невольно заслушался. Лицо девушек просветлело и они переглянулись. И если первая уже была готова нас впустить, то вторая еще сомневалась, подозрительно щурясь на мужчину.
— Мужчин пускать нельзя, — бескомпромиссно заявила она и кивнула в мою сторону. — А вот ее — впустим.
— Несравненные служительницы Великой, — отказу говорливый вор ничуть не растерялся и я в глубине души был уверен, что он обрадовался такому повороту событий. — Не смею просить боле, лишь позаботьтесь о моей сестре. Себе я прошу немногое — позвольте переждать непогоду на крыльце...
Поняв, чем запахло дело, я возмутился. Этот нахал, вместо того, чтобы очаровать наивных монахинь и уговорить их нарушить правила, решил удрать! А как же уговор?!
— Без брата не пойду! — голос от сдерживаемого гнева получился высокий, чисто женский, я бы даже сказал, с истеричными нотками, добавив моему образу правдивости. Я, вмиг сориентировавшись, вцепился в рукав Риэла, запричитав на манер малохольной девицы. — Не бросай меня братик, родненький! Не пойду я! Лучше простужусь на пороге и умру от лихорадки, но не пойду я одна одинешенька! — И тебя, скотина, за собой утащу!
— Иди, иди, сестрица, — попытался отцепить меня от себя Риэл, досадно морщась, как от мигрени. — А то захвораешь, а отец и матушка мне наказали тебя хранить и беречь. А я тут сам разберусь, — и добавил с нажимом. — Один.
От такой наглости я замолчал, не найдя достойных, а самое главное, приличных слов, чтобы вразумить этого гада. Вместо этого ущипнул, и довольно ощутимо, раз наш добродетель вздрогнул. И в тот же момент мне отдавили ногу. Мою больную ногу. С мозолями на полстопы! На глаза в тот же миг навернулись слезы, и я засипел от боли, уткнувшись в плечо поганца, чтобы подавить крик. И исщипать этого засранца!
Монахини взирали на разворачивающуюся семейную драму с тихим ужасом.
— Сестра, давай их впустим, — сказала сердобольная девушка, с надеждой взирая на свою подругу. — Посмотри на девушку — она плачет!
— Но настоятельница...
— Ее сейчас нет, и Великая заповедовала помогать страждущим...
— Но мужчина, — все же сомневалась дотошная монахиня. — Его же нельзя...
— Но мы же не можем обречь девушку на страдания! — воскликнула другая. — Смотри как ей плохо!
В подтверждение их слов, я судорожно всхлипнул, чувствуя, как горит огнем моя бедная нога. Даже притворяться не пришлось, ибо чувствовал себя я паршиво.
— И это не мужчина, а менестрель! — продолжила нам помогать сердобольная девушка. — Он истории расскажет, где был, что видел! Интересно же! — и зашептала под ухо своей подруге. — Да и настоятельницы до завтрашнего вечера не будет. Кто узнает?
Против такого приема ее подруга не нашлась что ответить — чисто женское любопытство затмило собой долг служительницы Великой и устоять против возможности узнать новости из "внешнего" мира, она не смогла. Через пару минут я уже ковылял за Риэлом внутрь и тихо робел перед долгожданной встречей с Ирен.
Главное, чтобы принцесса меня сейчас не встретила на пороге, а то, боюсь, мокрый, хромающий на одну ногу спаситель в облике девицы ее не обрадует. Хотя с другой стороны, это будет неожиданно и необычно. А что, рыцари ее уже спасали, а хромающие мужчины, переодетые в девицу — нет.
Когда я прошел с монахинями внутренний двор и очутился в холле, первая моя мысль была, что здесь довольно аскетично. Я бы даже сказал, сверх аскетичности и скупости. Если храмы Силенвиля поражали своей красотой, роскошным убранством, атмосферой того, что ты прикоснулся к нечто неземному, божественному, то здесь... Я чувствовал себя в гостях у бедного селянина. Одни голые каменные стены, да огромный символ Пресветлой, прибитый на самом видном месте, чтобы входящий сразу понял, что попал не куда-то, а в монастырь, восхитился такому минимализму и быстро сбежал из этого места от греха подальше. Здесь не было ни ковров, ни цветов, ни красивых образов Великой, ни картин... только доспехи, которые монахини зачем-то поставили на проходе. Постойте-ка, доспехи?
Внезапно, этот обязательный рыцарский атрибут пошевелился и, лязгая, направился в нашу сторону, на ходу снимая шлем. Я в ужасе дрогнул и отшатнулся, а рука машинально вывела знак, изгоняющий злых духов. Великая, я сплю? Мне снится кошмар или же я просто сошел с ума?! Какого лешего здесь делает этот сумасшедший рыцарь! Сэр Алинор Гриворд, собственной персоной! Гриворд, словно не видя моего вмиг побледневшего лица, с доброжелательной, я бы даже сказал, ослепительной улыбкой на устах, пошел ко мне. Я даже слегка отшатнулся, до сих пор не веря в реальность происходящего!
