Ванька, о котором Стёпка в этот момент напрочь забыл, вдруг дёрнул его за рукав. Требовательно так, чуть ли не зло.
— Чего тебе? — шепотом спросил Стёпка, всё ещё с надеждой глядя на безмолвный мешочек.
— Слышь, Стёпыч, — горячо зашептал ему в ухо Ванька, — у меня в голове кто-то человеческим голосом разговаривает. Я кажись того... этого самого... с ума схожу.
— Нашёл время, — отмахнулся Стёпка. Потом рывком повернулся к другу. — Что? Кто в голове разговаривает?
— Гад какой-то, — глаза у Ваньки были по три кедрика и сам он был по-настоящему испуган. — Зудит и зудит, зараза. Как сюда поднялись, так сразу и зазудел. Сначала почти шёпотом, а теперь во весь голос. Высвисти, говорит, да высвисти. Да ещё так настырно, словно я обязан ему тут высвистывать. Свистуна нашёл... Во, снова началось! — Ванька схватился за голову: — Где-то в голове гад сидит, точно тебе говорю. Это, наверное, твой гузгай во мне пробуждается. Стопудово от тебя заразился, так и знал, что добром не кончится...
— Он у тебя точно в голове зудит?
— Нет, в пятке, — огрызнулся было Ванька, но потом прислушался к чему-то и прижал руки к груди. — А ты откуда?.. Во! Видал! — он выскреб из нагрудного кармана какой-то небольшой предмет, похожий на берестяную заклятку. Впрочем, это действительно была берестяная трубочка длиной в полпальца. — Видал! Это оно... она у меня в голове разговаривает! Ф-фух! А я уж думал, что крыша поехала, — Ванька вертел трубочку перед глазами, — Ну и что это за фигня, а, Стёпыч? Откуда она у меня в кармане взялась? Не было её раньше.
— Да ты сам её туда и положил. Погоди, не дёргайся. Сейчас мы увидим, что это такое.
Стёпка достал увеличительный кристалл (хорошо, что взял, а ведь сомневался!), навёл на трубочку. Ха-ха, ну так и есть!
Он сунул кристалл Ваньке:
— Посмотри сам.
Тот послушно глянул сквозь кристалл, потом с удивлением повертел трубочку перед глазами, затем снова сквозь кристалл, то приближая его, то отодвигая:
— Круто. Это когда мы в футбол на стадионе играли, помнишь, я судил. Потом сунул его в карман и забыл Владимиру Андреевичу вернуть. Ну и что теперь?
— Ну-у... — протянул Стёпка. Он понятия не имел, зачем нужно свистеть, но если голос в голове требует, значит зачем-то нужно. — Свисти.
— Прямо здесь? — ужаснулся Ванька, выразительно показывая глазами на больного.
— Значит, так надо. Не зря же он с тобой заговорил. У меня такое уже было. Только я там не свистел, а порошок на рану сыпал. Ну а ты, давай — дуй. И не дрейфь. Мы же всё-таки демоны.
— Ага, — сказал Ванька не очень уверенно.
Он посмотрел князя, на удивлённую непонятным разговором княгиню, на застывшего в ожидании Боеслава. Потом кивнул сам себе и осторожно прижал к вытянутым губам трубочку, которая в немагическом мире была всего лишь обычным спортивным свистком.
Первый раз он дунул очень тихо, потому что ему было неловко и даже страшновато взять вдруг да и свистнуть в полную силу рядом с умирающим человеком, да ещё в присутствии жены и сына. Его осторожность оказалась не напрасной. Беззвучный свист ударил по ушам так, что Степан на секунду оглох. Боеслав схватился за голову, княгиня болезненно сморщилась, знахарка ойкнула, а старик-целитель чуть не слетел с лавки, остатки волос на его голове вздыбились седым венчиком. На первом этаже испуганно вскрикнула какая-то женщина, и что-то, протяжно бренча, покатилось по полу. Непострадавшим остался только виновник переполоха. Круглыми от удивления глазами Ванька смотрел на болезненно скривившегося Стёпку, на зажимающих уши Боеслава с матерью, на очумело трясущих головами старичков, и веснушки на его бледнеющем лице проступали всё отчётливей и отчётливей. Ванька абсолютно ничего не слышал, но испугался больше всех. Он решил, что по незнанию сделал что-то очень страшное и непоправимое. Заколдованный свисток он теперь на всякий случай держал на вытянутой руке подальше от себя, словно боялся, что тот сам вопьётся ему в губы и опять придётся свистеть погубительным для окружающих свистом.
На улице жалобно перелаивались собаки, неслышимое эхо, казалось, всё ещё мечется по комнате.
"Вот я вам чичас!.. — ворчал Скусень, поднимаясь по лестнице. — Натворили беды, не послушали меня..."
Знахарка подскочила к дверям и горячо зашептала, выпихивая его из комнаты:
— Иди, старый, иди вниз! Нечего тебе здеся колготить! Ступай, я сказала! И не мешай боле, не твоего ума дело!
Пока она воевала с упирающимся дедком, Стёпка убрал руки от ушей и посмотрел на князя. Тот по прежнему лежал без движения. А ведь подумалось, что после магического свиста он откроет глаза, поднимется и скажет что-то вроде: "Ну и долго же я спал! Наконец-то вы меня разбудили!" Не открыл, не поднялся, и не разбудили.
— Ты шибче дунь, сынок, — сказал лекарь. — Не бойся. Дуй смелее.
Ванька скосил глаза на Степана. Тот кивнул. Тогда Ванька облизал пересохшие губы, поднёс свисток ко рту — все тут же поспешно зажали уши — и дунул уже сильнее.
На этот раз они были готовы, и потому мощный звуковой удар никого не застал врасплох. Только на первом этаже опять что-то с грохотом посыпалось и даже, кажется, разбилось. И собаки заскулили ещё жалостнее.
Прищурясь, Стёпка смотрел на спящего князя.
Вот оно! Вот зачем нужно было свистеть!
Воздух над Могутой колыхнулся, сгустился, и в нём возникла некая размытая тень. Она как будто выглянула на миг из своего убежища и, обнаружив в опасной близости двух демонов, поспешила вновь скрыться в княжьей груди. Ванька тоже её увидел и это убедило его в том, что он действует правильно. Глубоко вдохнув, он засвистел во всю силу, так, как свистел во время судейства, когда кто-нибудь злостно нарушал правила.
Тень буквально выбросило наружу и едва не впечатало в потолок. Она дёргалась, яростно выла раззявленным в беззвучном крике подобием рта, извивалась, пытаясь вернуться в князя — и у неё ничего не получалось: её швыряло из стороны в сторону, ломало, корёжило и разрывало на клочья, но, разорванная, она упорно вновь и вновь сливалась в одно целое и тянулась, тянулась похожими на туманные щупальца конечностями к распростёртому под ней телу.
Стёпке эта тень напомнила созданного С'Турром нетопыря, только тот был чёрный, а она — почти прозрачная. Но не менее отвратная. И несло от неё чем-то гнилым и умершим. Целитель со знахаркой настороженно следили за её суматошными метаниями, и губы их синхронно шевелились. Боеслав испуганно вжимался в мать, зажимая уши. Княгиня, закусив ладонь, всем существом своим тянулась к мужу и, казалось, вот-вот не выдержит и бросится закрывать его собой от призрачной напасти. Побагровевший от нехватки воздуха Ванька дул уже из последних сил, догадываясь, что прервись он хоть на мгновение — всё придётся начинать сначала. И не факт, что вторая попытка будет более успешной. К счастью воздуха ему хватило. Мерзкая тень в последний раз дёрнулась и лопнула, не в силах более противиться губительному свисту. Ванька так и застыл в полуприсяде, с умолкнувшим свистком в губах. Стёпка перевёл дух и с удивлением обнаружил себя сидящим на полу в самом дальнем углу комнаты. И когда истаявшие до полной прозрачности ошмётки выдуло в окно, и все зашевелились, отходя от пережитого ужаса, в голове у него наконец раздалось желанное: "Отверзни!"
И он отверзнул и, откинув одеяло, высыпал на князя, на его лицо, грудь, руки и обрубки ног, сначала половину содержимого, а затем и вообще всё, потому что мешочек не унимался и замолчал только тогда, когда из него выпала последняя крупинка порошка.
И вот только тогда князь Могута открыл глаза, посмотрел ясным взором на жену и сына, улыбнулся и сказал чуть слышно:
— Ну журись, Улеюшка. Перемог я свою немочь.
И дед Скусень, подглядывающий в приоткрытую дверь, охнул и зажал себе рот обеими руками, чтобы не закричать от радости на весь дом.
* * *
Разумеется, никто после этого никуда мальчишек не отпустил, хотя они и попытались сразу уйти, убеждая, что им, мол, очень надо, что всё уже хорошо... Верея и слышать ничего не хотела, Скусень грудью встал на пороге, в шутку пригрозив пустить в ход оружие, ежели они вздумают убегать, Боеслав — заплаканный и сияющий после разговора с отцом — вцепился в обоих мертвой хваткой и... В общем, они остались. А Ванька, как увидел заставленный всевозможными яствами стол, так и сопротивляться передумал.
— И помыслить никто не мог, что в князе нашем этакая напасть обреталася, — говорила знахарка, отпивая маленькими глотками горячую медовую заваруху. — Отцы-чародеи и те распознать не сумели. Кабы не вы, бедовать бы княгинюшке вдовой, а Боеславу сиротой.
— А что это было? — спросил Стёпка. — Я и не понял толком. Ни лица, ни глаз, рот только огромный успел заметить. Когда оно завывало.
— А я вообще ничего не разглядел, — сказал Ванька, облизав ложку. — Только думал, если свистеть перестану, худо будет.
— Да кто ж его теперь разберёт, — отмахнулась вурдалачка. — Сгинуло, да и ладно. Пакости всякой вокруг куда как с избытком. Что оркландские маги, что весские — и не на такое способны. Сидела эта жуть в княжьем сердце, жизнь его выпивала, за малым не выпила. Мешает наш князь многим, вот и хотят его извести.
Стёпка вспомнил наглого Всегнева и помрачнел.
— А Боеслав? — спросил он. — Его тоже могут заколдовать. Он ведь наследник.
Княжича за столом не было, он в очередной раз убежал наверх. Там сидела, держа вновь уснувшего мужа за руку и обливаясь счастливыми слезами княгиня. О том, как она благодарила спасителей князя, Стёпка с Ванькой старались не вспоминать. Зацеловываемые и обнимаемые, оба невольно вспомнили своих родителей... В общем, демоны не плачут и точка. А Могута даже на первый взгляд пошёл на поправку, и сон его был уже не предсмертным забытьём, а вполне нормальным сном здорового человека. Когда они уходили, князь дышал глубоко и спокойно и даже чему-то слегка улыбался.
— Наследник? — пошевелил седыми бровями Скусень. — К тому идёт, что нечего ему будет наследовать. Поделят не сегодня-завтра наследство его, а нас и не спросят. И на делёж не покличут.
— Но ведь князь теперь здоров, — сказал Стёпка. — Он же теперь может... это... ну, за себя постоять. И ополчение вон какое собралось.
— А про князя вы лучше помалкивайте, — негромко посоветовал старенький целитель дядька Самарий. — Ништо не видали, ништо не слыхали. Довольно с нас одной напасти. А князь уж тут как-нито сам рассудит, у него есть с кем совет посоветоваться. Не по нашему уму забота про владычьи дела обмышлять.
— Стеслав, Ванесий, — распахнул дверь возбуждённый Боеслав. — Вы давеча сказали, что к троллям собираетесь. Я вас на тот берег свезу. Мне матушка позволила.
— Да мы и сами дойдём, — попробовал отказаться Стёпка. Он почему-то решил, что княжич предлагает им поехать на стоящей во дворе повозке. Трястись с лошадиной скоростью, подпрыгивая на каждой кочке, ему не хотелось, наездился уже лет на десять вперёд. — Тут же рядом совсем.
— На лодье свезу, — отмёл все возражения княжич, и в голосе его отчётливо прозвучало что-то взрослое, решительное и не терпящее возражений. — У нас под берегом лодья стоит, батюшка на ней приплыл. А напрямки через реку скорее доберётесь. Я на лодье шибко кататься люблю.
Княжич сиял что твоё солнышко. Оно и понятно — можно сказать, едва без отца не остался, а тут такая радость, чуть ли не заново жизнь начинается. Любой засияет. Стёпка закусил губу и посмотрел на Скусеня. Старый воин мрачно кивнул, тоже сообразил, что при виде этого просветлённого лица всякий, будь то друг или недруг, тотчас догадается, что смерть Могуте уже не грозит.
— Ты вот что, княжич. Благодетелей наших на тот берег свезёшь, а сам не выходи. Зараз до дому возвращайся...
— Но я хотел... — вскинулся Боеслав. — Мне матушка...
Скусень пристукнул рукой по столу:
— Я сказал: до дому! Будет у нас к тебе мужской разговор. Посоветуемся, с отцом твоим поговорим, ежели он к тому времени пробудится, с матушкой тоже... Ну, а посля, может статься, и отпустим тебя на тот берег. Токмо в одиночку боле никуда не ходи! Уяснил?
Очевидно, старый воин пользовался в княжьей семье немалым авторитетом. Боеслав недовольно кивнул и больше возражать не решился.
* * *
Лодью им, конечно, не дали. Никто бы не стал ради двух отроков гонять тяжёлое судно всего-то до другого берега, до которого и без того рукой подать. Согласились перевезти на широкой плоскодонной лодке, одной из многих, что покачивались привязанные к мосткам. Княжич, впрочем, не шибко опечалился, видимо, и сам не слишком надеялся на лодью. Весёлый рыжеватый гоблин ловко управляясь одним веслом, погнал лодку наискось к мосту, двое тайгарей-охранников устроились на корме; мальчишки с интересом вертели головами по сторонам. Отсюда, с воды, всё вокруг виделось совершенно иначе. Предмостье представлялось почти городом, возвышающийся над ним замок, сейчас подёрнутый полуденной дымкой, парил, казалось, в воздухе... Лёгкие тёплые волны шаловливо ласкали опущенные за борт руки, брызги, срывающиеся с широкой лопасти весла, иногда попадали на лицо, Стёпка блаженно жмурился, Ванька то и дело нащупывал в кармане исцеляющий свисток и оглядывался назад, на покинутую княжью резиденцию, на задёрнутые занавесками узкие окна второго этажа.
Возбуждённый Боеслав разве что не подпрыгивал, сидя на носу и чудом не вываливаясь за борт. Стёпка смотрел на него и неспешно обдумывал очень, как ему казалось, удачную мысль. Удачную и чрезвычайно заманчивую. Некоторые последние события как раз его на эту мысль и навели. Во-первых, Всегнев, который ясно показал, что весичи княжича ни во что не ставят, нисколько не уважают и готовы прямо в лицо сказать, что он для них не княжич, а так, не пойми кто. Во-вторых, князя Могуту они с Ванькой хоть и вылечили, но ноги и пальцы на руке они ему вернуть не в силах и поэтому князь всё равно не сможет, скажем, вести войско в бой, как это и положено в этом мире настоящему правителю. И в-третьих, без княжьего оберега ни Могуту, ни Боеслава всерьёз никто воспринимать не будет. А оберег у нас где?..
Когда лодка, наискось преодолев стремнину, уже приближалась к противоположному берегу, Стёпка пересел поближе и обратился к княжичу:
— Боеслав, позволь спросить?
Догадавшись по Стёпкиному тону, что вопрос будет серьёзным, тот повернулся и осторожно кивнул:
— Спрашивай, Стеслав. Токмо моё дозволение тебе на то не надобно.
— Да у меня само так получилось, — смутился Стёпка. — Я вот что хотел спросить. Ты ведь знаешь, что на дозорной башне, там где деда твоего убили, его призрак появляется? Знаешь?
— Кто ж об том не знает! — горячо выдохнул княжич. — Кажному в замке ведомо!
— А ты его хоть раз видел?
— Он давно уже никому облик свой не являл. Я по осени кажное утро на башню подымался, всё думал, что увижу его... Так и не увидел. Не возжелал он мне явиться.
— А я его две неде... две седьмицы назад видел. Вот как тебя.