Первые годы жизни, когда их с сестрой воспитывала больная мать, невзирая на свою слабость старавшаяся защитить дочерей и отдать им всю свою любовь давно стёрлись из памяти. Лишь иногда, находясь на границе сна и реальности, столь зыбкой и неуловимой... что и сравнения подобрать практически невозможно, ей казалось будто она вспоминает бархатистый ласковый голос, тёплые заботливые руки и аромат лечебных трав, оставшийся тем единственным, что навсегда въелось в память. Может быть именно последний факт и стал причиной любви к травяным сборам, позже названным чаем?..
Она не помнила ни где они родились, ни сколько лет им было тогда, когда Старсвирл забрал двух сирот к себе в ученичество, практически заменив им и доброго дедушку, и сурового требовательного отца. Они же, желая показать свою благодарность и заставить опекуна гордиться, словно фанатичные бобры строящие запруду вгрызались в любые науки: Селестии всегда легче давалась теория и сложные расчёты, а вот Луна предпочитала практику... А потом старый учитель и его соратники показали двум кобылкам, которые ещё не до конца осознавали свою уникальность Древо Гармонии, наделившее сестёр могущественными артефактами и возложившее на их ещё не окрепшие плечи тяжёлую ответственность...
Первым по-настоящему ярким воспоминанием было сражение с аватаром хаоса Дискордом, которого удалось обратить в камень, при этом развеяв часть созданных им чар. Впрочем, многие изменения были уже настолько прочно вплетены в саму душу мира, что отменить их не представлялось возможным, благодаря чему та же песенная магия неожиданно обрела новую суть, порой перерастая в песенную же лихорадку, выпивающую силы из своих жертв до тех пор, пока они не теряли сознание.
Под руководством и при поддержке Старсвирла и его друзей, позже наименованных Столпами Эквестрии, две молодые аликорницы стали объединять вокруг себя эквинов и экв: где-то хватало убеждения, где-то приходилось использовать подкуп и играть на гордыне, ну а порой дело доходило до применения силы. Впрочем, последнее случалось всё реже, так как слухи бежали далеко впереди принцесс дня и ночи, взявших на себя обязанность управлять светилами, движение коих с давних лет находилось во власти магов-единорогов... а затем и Дискорда.
Один за другим Столпы Эквестрии уходили: одних забрало время, других — опасные враги или эксперименты. Последним оставался учитель, становящийся всё более ворчливым и забывчивым, что не мешало ему раз за разом показывать, что в боевой магии он по прежнему силён, и без применения Элементов Гармонии ни одна, ни другая сестра не способны его одолеть.
В те годы Селестия всё больше погружалась в дела страны, взваливая на себя больше и больше работы, при этом меньше времени уделяя урокам магии и сестре. Луне же приходилось терпеть всё возрастающие требования, соответствовать придуманным кретериям, следовать этикету, который был частично перенят у Юникорнии, как наиболее развитой в культурном плане страны. Стоит ли удивляться, что с её деятельной и бунтарской натурой, пегасы стали тёмно-синей экве ближе и роднее?
Глупо и наивно было гнаться за вымышленным идеалом, требуя от себя выполнения неосуществимых условий, каря себя за недальновидность, ошибки, лень. Ещё глупее было требовать от сестры, чтобы она делала всё то же самое, а то и куда большее, а когда она попыталась объяснить то, что не хочет этим заниматься...
"Подростковый максимализм", — мысленно повторяла оправдание своим ошибкам принцесса дня, цепляясь за удобное объяснение, которое дал Старсвирл, сетующий на свою ошибку и слишком раннее проведение ритуала.
Селестия, раздражённая тем, что Луна не разделяет её устремлений, практически отстранила её от собранного из многочисленных графских, княжеских, баронских семей королевского двора. Младшая сестра же, оскорблённая подобным к себе отношением, изобразила холодную почтительность и ушла заниматься армией. Видевшие это эквины решили, что настоящая правительница показала им то, кто является главным, слухи распространились и обрасли подробностями, а затем у всех в головах сформировалась строгая иерархия, где младшая аликорница заняла место то ли наследницы, то ли личной порученки...
Вероятно, всё ещё можно было исправить, стоило лишь принцессе дня остыть и осознать содеянное, а принцессе ночи перебороть ущемлённую гордость. Но как раз в этот период в Кристальной Империи, с которой шли переговоры о присоединении к Эквестрии случился переворот: на северную границу города-государства надвигалась орда яков, королева просила помощи у сестёр, но те и сами отражали нападения грифонов и минотавров, из-за чего генерал кристалийцев взял власть в свои руки. Достоверно неизвестно, что именно он сделал, но когда принцессы сумели обратить свой взор на север, на троне уже сидел обезумевший от тёмной магии эквин, разгромивший союз диких племён, а затем заковавший своих подданных в кандалы как рабов...
Селестия не прекращала себя винить за то, что её промедление привело к катастрофе и гибели подруги, которой стала королева города-государства. Она винила себя и за слабость во время боя с Сомброй, продемонстрировавшим навыки на уровне молодого Старсвирла, техничность и мастерство компенсируя грубой мощью, из-за чего Луна едва не погибла, а затем Элементы Гармонии заковали огромный кусок пространства в пространственно-временную ловушку. И будто бы этого было мало, в очередной раз впавший в беспамятство учитель, загоревшийся какой-то безумной идеей, никому ничего не говоря покинул замок и ушёл в неизвестном направлении...
Стараясь подавить грызущее изнутри чувство вины работой, белая аликорница всё чаще проводила время на совещаниях и переговорах, работала с бумагами и падала в постель только тогда, когда даже бушующая в теле магия была не способна вернуть бодрость. И опять же, даже не задумавшись о том, что сестре тоже может быть тяжело, от Луны она тоже требовала... пока у той не случился нервный срыв, усугублённый проявлением второй личности, сформировавшейся из подавляемых эмоций...
К кошмару, в котором Селестия обрекала на забвение многотысячный город со всеми жителями, которые были виноваты лишь в её нерасторопности, обычно оканчивающемуся разочарованием во взгляде старого учителя, добавился ещё один: теперь она отправляла в ссылку на луну собственную сестру, одинокую и сломленную, обречённую веками находиться наедине с собственными внутренними демонами... А хуже всего было то, что приходилось продолжать улыбаться, вести ничего не значащие беседы с советниками, послами... а затем и разбираться с гонениями на ночных экв и эквинов, когда-то присягнувших лично младшей из сестёр, за что были награждены частицей её сил.
Каково это — быть одинокой среди толпы? День за днём, год за годом проделывать практически одни и те же дела, принимать похожие решения, воспитывать для себя помощников, которые становились почти друзьями, заводили семьи, а затем навсегда покидали её... А ведь аликорны не могли иметь детей ни с одним видом на Эквусе, пусть и оставались эквами во всём остальном. Даже те, кого Селестия называла племянниками и племянницами, на самом деле являлись лишь потомками Столпов Эквестрии, либо же королевы Платины.
Иронично и жестоко, но единственная причина, которая не позволила принцессе дня сойти с ума или впасть в депрессию — это осознание судьбы сестры, что переносила пытку куда более жестокую. Лишь для того, чтобы однажды предстать перед ней и попытаться хотя бы попросить прощения, не говоря уже о том, чтобы заслужить его, она держалась и продолжала изображать из себя мудрую, величественную и милосердную правительницу...
Пытаясь заполнить пустоту в сердце хоть кем-то, белая аликорница заботилась о жителях Эквестрии так, словно бы они были её детьми. Самообман помогал не всегда, но... в конце концов эквы и эквины стали видеть в ней кого-то вроде общей матери. Ну а личные ученики, хотя бы ненадолго, пока не становились для этого слишком взрослыми, заставляли душу радоваться и теплеть при виде счастливых улыбок.
И вот казалось бы, что кошмар окончен: сестра вернулась и хотябы на словах, но простила её, на время вырвавшийся Дискорд был побеждён новыми Хранительницами Элементов (впрочем, не сильно он и сопротивлялся... если сравнивать с той бойней, которую устроил в прошлом), проявившие свою натуру чейнджлинги, напавшие во время свадьбы королевского гвардейца и новой младшей принцессы оказались изгнаны из страны, а затем вернулась Кристальная Империя. Когда же Твайлайт Спаркл смогла одалеть короля Сомбру, принцесса дня окончательно уверилась в правильности решения и вновь извлекла из тайника дневник Старсвирла.
Казалось, что старый кошмар наконец-то закончился, но жизнь показала, что это была лишь небольшая передышка перед новым витком ужасов, в которые погрузилась её страна целиком...
...
— ...Кристальная Империя перестала выходить на связь, — сообщил Голденшилд, после свадьбы Шайнинга Армора занявший пост капитана дневной гвардии. — Сейчас мы располагаем двумя тысячами стражников в Кантерлоте, одной тысячей в Мэйнхеттене, и ещё девятью тысячами, разбросанными по другим городам Эквестрии. Приказ на мобилизацию и выдвижение к точке сбора отправлен, через три часа армия будет готова встретить легион корибу, перешедший границу на северо-востоке страны.
— Ночная гвардия готова выставить три тысячи копий и две тысячи мечей, — отчеканил облачённый в серебристую броню перепончатокрылый тёмно-серый эквин, красующийся пушистыми кисточками на ушах и вооружённый парными клинками, рукояти коих выглядывали из-за спины.
— Почему численность ночной гвардии настолько велика? — одетый в лёгкую золотистую кольчугу, поверх традиционного дуэльного костюма белый единорог с чёрно-белой полосатой гривой, прищурив тяжёлые веки уставился на подчинённого принцессы ночи подозрительным взглядом. — Почему мы вообще не знали о том, какова истинная численность ваших сил?
— Потому, что Матери Ночи могли понадобиться неучтённые войска, полностью обеспечиваемые нашими кланами, а не казной Эквестрии, — насмешливо фыркнул Лаенхарт. — Или же вы считаете, что мы, как и ваши парадные солдатики, после всех минувших событий должны были сидеть сложа руки?
— Это измена! — практически взвизгнул пожилой эквин, хватаясь за рукоять изящной шпаги, украшенной золотом и мелкими драгоценными камнями.
— Если здесь и есть изменники, то это ты, — рыкнул в ответ воин ночной гвардии, грозно расправляя крылья. — Думаешь мы не знаем о тех законах, которые ты готовишь к рассмотрению на ближайшем...
— Достаточно, — голос Луны, пронизывающий словно ледяной ветер, но при этом тихий и спокойный, заставил обоих спорщиков замолчать, и лишь отражающееся от стен тронного зала эхо продолжало нарушать тишину.
— Сейчас совсем не то время и место, чтобы позволять себе ссоры между союзниками, — постаралась смягчить ситуацию Селестия, как и сестра одетая в доспехи, покрытые тонким слоем золотой эмали. — Канцлер Нейсей, мы не сомневаемся в вашей верности, как и в честности гвардейцев нашей сестры. Если капитан Лаенхарт говорит, что эти силы собирались для защиты Эквестрии от внешних врагов, значит так и есть.
— И насколько можно судить, мы собирали эти силы не зря, — сверкнул янтарными глазами с вертикальными зрачками перепончатокрылый летун.
— Прошу меня простить, ваши высочества, — пробормотал Нейсей, склонив голову и убрав руку от оружия. — Я более не позволю себе...
Ответный монолог единорога был прерван распахнувшимися створками дверей, которые с грохотом ударились об стены, от чего даже высокие витражные окна задрожали. На пороге же возник олень, закованный в тяжёлую латную броню без шлема, вооружённый топором с длинной рукоятью, на шее у коего висел белый медальон с изображением головы единорога. Воспользовавшись эффектом, который оказало его появление, он осмотрел просторное помещение насмешливым взглядом тёмных глаз, из уголков коих струился тёмно-фиолетовый дымок.
— Даин?.. — вырвалось изо рта белой аликорницы.
— К бою, — коротко рыкнула Луна, а в следующий миг её тело оцепенело, глаза затуманились, после чего ноги подогнулись и раздался шум падения.
В воздухе раздался звон колокольчика, совсем тихий и неуловимо знакомый, а уже вскинувшие оружие эквины, под недоумение своих соратниц опустили мечи, тупыми взглядами уставившись в пространство перед собой. Однако же из всех внимание принцессы дня привлекал только один, в руках у которого находился артефакт, похожий на полую трубку из чёрного дерева...
— Блюблад, что ты наделал?.. — не веря в то, что видят её глаза, одними губами произнесла Селестия.
— Принц Блюблад, — высокомерно заявил единорог, лихорадочным взглядом глядя на "тётушку". — А скоро я получу то, что причитается мне по праву.
— Предатель! — воскликнула Спитфайр, уже готовая броситься на эквина с мечом.
— Вы обо мне не забыли? — ехидно осведомился Даин, расслабленным шагом заходя в тронный зал, а следом за ним через двери стали проникать и другие корибу, держащие в руках секиры, мечи, алебарды. — Селестия, твой замок захвачен, а по городу сейчас растекаются мои войска, которые мы провели через катакомбы при помощи наших друзей. Сдавайся и мы не станем устраивать резню; сражайся, и твоя сестра умрёт.
— Принцесса, мы... — попыталась что-то сказать капитан Вандерболтов, но тут к её шее прижался клинок Соарина, взгляд коего до сих пор был расфокусированным, но на навыках это почти не сказалось.
Другие эквины, двигающиеся молча и слаженно, будто бы являлись частями одного механизма, тоже обратили своё оружие против недавних напарниц, из-за чего белая аликорница оказалась против противника совершенно одна. Предательство же стало для экв столь неожиданным ударом, что они растерялись на какие-то секунды...
— Я не собираюсь ждать, — нахмурился олень, поигрывая своим топором. — Брось оружие, сними корону и встань на колени. Немедленно...
— Не смей! — отмерев, канцлер Нейсей схватился за шпагу и одним неловким движением её обнажил. — Не позволю!
Не до конца осознавая происходящее, пожилой эквин бросился в атаку, при этом пропустив мимо ушей вскрик своей принцессы, насмешливый хмык Даина, жестом приказавшего охране не вмешиваться, и усилившийся звон колокольчика. Воздух стал вязким как желе, мысли путались и беспомощно рассыпались на обрывки слов и куски картин, а короткая схватка, которая состояла из трёх ударов на двоих уже окончилась.
Нейсей упал на колени, сжимая пальцы правой руки на рукояти сломанной шпаги, от клинка которой осталось не больше ладони длины, а из его разрубленного горла хлынула кровь, которую он попытался остановить второй рукой.
— Сдавайся, или же умрут все, — взгляд корибу вонзился в глаза Селестии, заставляя её увериться в том, что этот приказ будет отдан. — И не только здесь.
— Сдавайся и я обещаю, что позабочусь о вас, — надменно заявил принц, далёкий потомок величественных экв и эквинов, правивших Юникорнией, за гордыней и самодовольством скрывая собственный страх от содеянного.
