Волчица и пряность. Том 3

Лоуренс размышлял.

Думать, полагаясь на здравый смысл торговца.

Исходя из этого, ответ единственный.

— Мне надо, чтобы цена на пирит снизилась, — произнёс Лоуренс и засмеялся.

Это действительно казалось смешным. Предел, достигнутый им при попытке подражать Хоро.

Если цена на пирит упадёт, на что надежды мало, можно надеяться на удачный исход.

Однако цена пирита на рынке пока что только росла и росла. Его цена превысила первоначальную стоимость в десять, если не в двадцать, раз. Она продолжит так расти и...

— И?.. — произнёс Лоуренс, останавливаясь, он чувствовал, что должен сейчас что-то понять. — В десять раз? В двадцать? А потом... дальше в тридцать? А дальше?

Он словно наяву увидел, как фыркает Хоро.

Невозможно, чтобы цена пирита росла без конца. Очевидно, что такая ненормальная тенденция в какой-то момент обязательно рухнет.

Лоуренс поспешно прикрыл ладонью рот, чтобы из него не вырвался рыдающий от восторга крик.

Ладно, раз так, следует задаться двумя вопросами. Когда это случится, и можно ли будет втянуть в это Амати.

Лоуренс, не отрывая руки ото рта, пошёл дальше, продолжая думать.

Даже если торговля пиритом рухнет, будет грубой ошибкой недооценивать Амати, считая, что он окажется втянутым в этот обвал и будет беспомощно наблюдать за потерей огромных денег.

В таком случае следовало что-нибудь придумать, но когда задача обретала определённую форму, Лоуренс мог рассчитывать, что его ум не уступит уму Хоро.

Когда Лоуренс обдумывал какую-то особенную сделку, он чувствовал какую-то холодную тяжесть в животе. Он ощущал это много раз. Не разумом, а предчувствием он понимал, что близится сражение.

Он сделал глубокий вдох и попытался понять, когда произойдёт самый важный момент провала цены.

Очевидно, что неестественная ситуация с ценой на пирит не будет сохраняться вечно, но Лоуренс не знал, когда это произойдёт, а главное, произойдёт ли это к заходу солнца, к крайнему сроку обязательства Амати по договору, заключённому с Лоуренсом. Гадалка и та не смогла бы предсказать день и час крушения, на это был бы способен лишь всеведущий, всемогущий Бог.

Однако Лоуренсу уже была известна одна деревня — крупный производитель пшеницы, жители этой деревни старались сами делать то, чем до этого занималась богиня.

Так что чем полагаться на Бога, ожидая со страхом, рухнет ли торговля пирита, лучше самому взять на себя роль Бога.

Дойдя в размышлениях до столь блистательной мысли, Лоуренс услышал отдалённые возгласы с рукоплесканиями и поднял голову. Похоже, он шёл довольно долго и, не заметив этого, снова вернулся к перекрёстку дорог в центре города. Услышанным шумом зрители сопровождали каждое столкновение больших соломенных чучел, уже изрядно потрёпанных в этих сражениях. Казалось, эти великаны действительно сражались друг с другом.

Некоторое время Лоуренс наблюдал за зрелищем, поглощённый его мощью, и одновременно прокручивал в голове свою уловку, но что-то вдруг его отвлекло, и он пришёл в себя. Ему на миг показалось, что его волосы встали дыбом.

Амати. Там был Амати.

Увидеть случайно Амати в такой толпе — шутка Господня, мелькнуло в голове Лоуренса, но потом осознал, что в подобном совпадении мог заключаться смысл.

Лоуренс стоял в центре города, на перекрёстке, от которого дороги шли на все четыре стороны света. Амати шёл от постоялого двора, где Лоуренс оставил Хоро. Потом Амати остановился и стал медленно разворачиваться. На миг Лоуренсу показалось, что их взгляды встретились, но, похоже, Амати его вообще не заметил, его внимание привлекло что-то иное.

Лоуренс не замедлил проследить за его взглядом и, определив цель, попытался рассмотреть, что там.

Амати завершил разворот и с достоинством пошёл в том направлении.

Лоуренс же не мог оторвать взгляд от окна второго этажа постоялого двора, выходившего на главную улицу. По ту сторону окна стояла Хоро, судя по всему, на шее у неё был лисий шарф.

У Лоуренса внутри всё напряглось, к горлу подступила тошнота. Он ощутил горечь и гнев, его охватило желание немедленно броситься вперёд и что-то сделать.

Хоро прижалась губами к своему тёплому шарфу и слегка кивнула. И Лоуренс увидел, как Амати в ответ приложил руку к груди, словно рыцарь Церкви, дававший клятву верности Богу.

Лоуренс не знал, приходил ли Амати к Хоро по её приглашению, или этот наглец сам заявился к ней в комнату. Но всё увиденное оставляло ему слишком мало оснований для оптимизма, чтобы отвергнуть напрашивавшиеся сами собой выводы.

Принеся свою клятву, Амати немедленно развернулся и пошёл прочь так быстро, будто бежал, что лишь усилило подозрения Лоуренса.

Через мгновенье Амати уже исчез в толпе, и Лоуренс снова устремил взгляд к окну постоялого двора. И непроизвольно вдохнул.

Хоро смотрела прямо на него, сомнений быть не могло.

Если Лоуренс углядел в толпе Амати, не было причин, чтобы проницательная Хоро не смогла найти со своего места Лоуренса.

Тем не менее, она не отвернулась сразу же и не улыбнулась, Хоро просто смотрела на него. Лоуренс не знал, сколько это продолжалось, а когда он, наконец, выдохнул, Хоро вдруг исчезла, словно отскочила от окна.

Если бы вместе с этим Хоро ещё и захлопнула деревянные ставни, Лоуренс так бы и стоял на месте, не в силах пошевелиться, но она оставила окно открытым. Ноги сами понесли Лоуренса в направлении открытого окна, к входу постоялого двора.

Лоуренс был не настолько простодушен, чтобы подумать, что Хоро с Амати просто побеседовали через окно. Хоро не была обычной городской девушкой, а отношение Амати к ней было слишком далеким от спокойного, чтобы Лоуренс не предположил, что эти двое что-то обсуждали в комнате. Однако Хоро смотрела на него через окно без смущения и без смятения, появление Лоуренса не встревожило её.

Если так, то её поведение содержало какой-то намёк для Лоуренса. И, наверное, не найдётся такого мужчины, который бы просто стоял на месте, когда от него что-то ждут.

Лоуренс вспомнил разговор в Рюбинхайгене. Если он расскажет ей всё, что было у него на душе, Хоро обязательно поймёт его.

Укоренив этим свою решимость в самом сердце, Лоуренс подошёл к постоялому двору.

Открыв дверь, он увидел, что весёлое гулянье в зале было в полном разгаре. На столах выстроились миски и тарелки с разной едой, люди веселились, болтая друг с другом за выпивкой.

При мысли, что сейчас он и Хоро должны были наслаждаться праздником за одним из этих столов, Лоуренс не мог не вздохнуть, хоть и гордился своей способностью истинного торговца ни о чём не сожалеть.

Но это ещё могло осуществиться. Если бы Хоро окончательно отвергла бы Лоуренса, она должна была захлопнуть окно.

Доверившись этой мысли, Лоуренс начал подниматься по лестнице. И в этот момент его кто-то позвал.

— Уважаемый господин Лоуренс.

Лоуренс с тревогой и удивлением повернулся на голос и увидел, что у обратившемуся к нему тоже было удивление на лице. Это был хозяин постоялого двора, он слегка опирался на стойку и моргал от неожиданности из-за резкого поворота Лоуренса к нему.

— Прошу прощения... В чём дело?

— Э... в общем, меня тут попросили передать послание уважаемому господину Лоуренсу.

Сердце Лоуренса тревожно затрепетало при слове 'послание', но он откашлялся, стараясь успокоить себя, спустился с лестницы, подошёл к стойке и принял запечатанный воском пакет.

— От кого оно?

— От особы, которая тебя сопровождает. Передано только что.

Хорошо, что Лоуренсу удалось не изменить выражения лица. Можно не говорить, что хозяин постоялого двора — это тот, кто может всё знать о своих постояльцах и обо всех, кто приходит и уходит. Он видел, что Лоуренс ушёл, оставив в комнате Хоро, к которой потом пришёл Амати, после чего Хоро попросила передать для Лоуренса послание вместо того, чтобы сказать всё ему напрямую.

Увидеть эту последовательность и счесть, что ничего не произошло, было бы странно. Тем не менее, хозяин смотрел на Лоуренса так, будто ничего не знал.

Связи между городскими торговцами были сильными. Если бы Лоуренс повёл себя неправильно, по этим связям тут же разлетелись бы слухи и пересуды.

— Мне бы света, если можно, — произнёс Лоуренс спокойным голосом.

Легко кивнув, хозяин вынес ему посеребрённый подсвечник с горящей свечой. Яркой восковой, а не тусклой сальной. Лоуренс подумал, что смог бы даже расслышать, как шуршит любопытство под маской безразличия на лице хозяина. Усмехнувшись в глубине души этой мысли, Лоуренс достал с пояса кинжал и осторожно снял печать.

Хозяин тут же отошёл, понимая, что смотреть в чужое письмо непорядочно, но Лоуренс видел, как глаза хозяина то и дело постреливали в его сторону.

Кашлянув, Лоуренс развернул послание. Там оказалось два листа, один пергаментный, другой просто бумажный.

Сердце Лоуренса билось в груди, как бешенное, но любое колебание сейчас означало бы, что он не доверял Хоро. Не стоило удивляться, если бы там оказалось предложение помириться, такую возможность он вполне допускал.

Он медленно развернул бумажный лист, с него посыпались песчинки. Песком просушивали только что написанный текст, так что это письмо было написано совсем недавно.

Или расставание, или воссоединение.

Глаза Лоуренса впились в строчки.

Наличными деньгами — двести серебряных монет.

Наличного пирита — на триста серебряных монет.

Собственности, которой можно распорядиться...

Какого-либо предварительного пояснения не было, текст ачинался прямо с перечисления.

Наличные? Пирит?

Лоуренс ожидал таких слов, за которыми он бы услышал голос Хоро, но там был лишь набор бездушных слов.

Тем не менее Лоуренс, стиснув зубы, снова опустил взгляд на бумагу.

...на триста серебряных монет.

Собственности, которой можно распорядиться — на двести серебряных монет.

На бумаге было расписано имущество Амати, которое не было необходимым для его торговли.

Плечи Лоуренса расслабились, развернулись — вроде как распухает хлеб, когда на него прольют горячей воды.

Хоро впустила Амати, чтобы получить от него эти сведения. И невозможно, чтобы это она сделала для кого-то ещё, кроме Лоуренса. Это письмо было предложением помириться в иносказательной форме.

Лицо Лоуренса само собой расплылось в улыбке, но он даже не пытался её скрыть.

В конце ещё было добавлено:

Записано другим человеком с моих слов.

Есть немало тех, кто умеет читать, но не умеет писать. Лоуренс не сомневался в том, что Хоро, получив эти сведения, отлучилась под каким-то предлогом, например, что ей надо в уборную, и попросила подвернувшегося торговца записать их на бумаге. Лоуренс помнил почерк, которым была выведено Амати на договоре. Это письмо было написано не рукой Амати.

Лоуренс бережно сложил драгоценное письмо, положил в карман и взялся за лист пергамента. Возможно, Хоро хитростью вынудила Амати подписать какой-то ещё дурацкий договор.

Перед внутренним взором Лоуренса ожило гордое лицо Амати, тайно встретившегося с Хоро. Хоро, которая хотела путешествовать вместе с Лоуренсом.

Ощущая, как у него отлегло от сердца, и уверившись в своём превосходстве, Лоуренс без колебаний развернул пергамент.

Именем Господа...

Сильный, исполненный достоинства почерк, воплотивший неповторимый характер Амати.

Лоуренс поспешно пригасил волнение и продолжил чтение.

Строка. Вторая, за ней третья.

И...

...Приняв вышеозначенные обеты, мы, нижеподписавшиеся, станем мужем и женой.

Дойдя до последней точки, Лоуренс поднял взгляд — у него перед глазами всё вертелось и прыгало.

— Э?.. — вырвалось у него, и он сам еле расслышал свой голос, более тихий, чем шёпот.

Он зажмурился, но всё равно видел перед собой только что прочитанный текст.

Брачный договор.

Под брачным договором с клятвой, принесённой перед Господом, стояли имена Ферми Амати, юного торговца рыбой, и Хоро.

И тут же пустое место для имени опекуна Хоро. Однако, если имя опекуна будет внесено, а договор будет передан в церковь одного из городов, Амати и Хоро станут мужем и женой.

Имя Хоро было нацарапано кое-как. Буквы явно были написаны кем-то, кто не умел писать.

Лоуренс будто наяву увидел, как Хоро застенчиво произносила слова клятвы, глядя в текст, написанный рукой Амати.

Лоуренс достал из кармана бесценное письмо и снова его перечёл.

Несомненно, речь шла о перечне имущества Амати. Об этом можно было судить по приведённым суммам, не заоблачным, а вполне возможным. Но письмо это не сообщало Лоуренсу о текущем положении дел, а подчёркивало серьёзность его положения.

Глупо даже спрашивать о цели написания письма. Это сразу становится понятным из того, что оно передано вместе с брачным договором.

Амати был в шаге от исполнения условий договора с Лоуренсом, а Хоро собиралась уйти к Амати.

Встреча Лоуренса с Хоро была лишь случайностью. Несмотря на юность, безрассудство и наивное следование понятиям о чести, Амати был одарённым торговцем, и все его мысли сходились на Хоро, так что она, вероятно, решила, что Амати подойдёт ей в качестве нового партнёра.

Лоуренс не мог думать ни о чём, кроме того, что всё пропало. Даже если он побежит к ней на второй этаж с брачным договором в руке и скажет ей не выходить замуж, Хоро с присущим ей великолепием просто укажет ему на дверь.

В таком случае у него не было другого выбора, кроме как всё решить самому.

Хоро раскрыла имущественное положение Амати и, если Лоуренсу удастся разрушить построения Амати, вожможно, согласится выслушать объяснения Лоуренса, в противном случае всё будет кончено.

У него ещё была возможность помешать Амати. Значит, была и надежда.

Лоуренс не мешкая убрал письмо с брачным договором и повернулся к хозяину постоялого двора.

— Пожалуйста, верни мне все деньги, что я тебе дал на сохранение.

За возможность путешествовать с Хоро он отдал бы и десять тысяч монет.

Была возможность, образно говоря, 'раздеть' Амати, не преступая закон. Главный вопрос состоял в том, удастся ли побудить Амати пойти на сделку, которая давала такую возможность. Лоуренс полагал, что Амати, скорее всего, не знал о таких сделках, которую он хотел юному рыботорговцу навязать. Не потому что свысока смотрел на Амати, просто в торговле рыбой такие сделки вряд ли могли использоваться.

В то же время немногие проявили бы желание заключить сделку, в которой они бы плохо разбирались. Тем более, если её предлагает явный противник. Так что вероятность заключения сделки Лоуренс оценивал примерно, как один из десяти. Но было необходимо принудить Амати принять сделку, даже если придётся его раздразнить или вывести из себя.

Кроме того, пусть эта сделка на первый взгляд казалась нормальной, Амати наверняка поймёт, что сделку ему предлагают неоднозначную.

А потому скандальное поведение, цеплявшее Амати за самолюбие, и подстрекательство станут подходящей для Лоуренса линией поведения.