Демон шарлатана. Часть первая.

Костя снова засмеялся.

— Это правда? — растерянно спросила Анжелика. — Или ты это только что придумал? История будто из фильма про мафию.

— Правда, — пожал плечами я и снова глубоко затянулся.

— Вся наша страна — как фильм про мафию, — фыркнул Костя. — Неужели в твоей жизни не происходило ничего подобного?

Анжелика покачала головой.

— Моя жизнь скучная. Детство, школа, институт. Самое яркое событие — когда я уехала из дома и стала жить с подругой. Никаких криминальных афер, никаких наркотиков. Только выпивка в клубе иногда.

— А собрания на кладбище ты не считаешь? — сардонически поинтересовался я.

— Ты же сам говорил, что это детский сад, — вспыхнула девушка.

— Кладбище? — не понял Костя. — Так ты гот?

— Нет, она слуга Сатаны, — хмуро ответил я, не дав Анжелике открыть рот. — Жертвоприношения, черная магия и всё такое.

Костя вдруг погрустнел и почесал бородатую щеку.

— А я Маркса по ночам перечитываю.

Целую минуту все трое молчали. Костя грустно вздыхал и царапал ногтем ржавый стол, Анжелика сердито косилась на меня, будто я разболтал какую-то важную тайну, а сам я время от времени затягивался и ощущал, как голова постепенно пустеет.

— Сидят как-то рядом марксист, аферист и сатанист... — задумчиво произнёс я и замолк.

— Я бы послушал такой анекдот, — отвлекаясь от уныния, усмехнулся Костя. — Люблю черный юмор.

— Почему сразу черный? Учение Маркса несет свет критицизма, аферы развивают интеллект, а Сатана олицетворяет борьбу с навязанными ограничениями. Мы втроем могли бы замечательную басню сочинить, добрую и жизнеутверждающую.

— Сказал аферист, — тихо вставила Анжелика.

Я фыркнул и сменил тему.

— А ты, Костя, когда с Тимуром познакомился?

— Около года назад. Я с ним почти не общался, в общем-то, он скупал всякое барахло у брата Витька, а те двое иногда живут у меня. Здесь и виделись, — не особенно связно поведал Костя. — Если честно, бесят меня такие события. ещё вчера был жив — а сегодня лежит в луже своей крови, и рядом ещё один труп. Хрень какая-то. Как будто мы не люди, а бабуины, и убивать друг друга из-за любой мелочи готовы.

— А кто умер? — не поняла Анжелика.

Я кратко объяснил, хмуро глядя на кальян.

— Ох. Сочувствую, — неуверенно произнесла девушка.

— Да брось, — отмахнулся я. — В мире каждую секунду двое умирают, не стоит сопереживать каждому незнакомцу.

Костя уставился в потолок и быстро зашевелил губами, явно подсчитывая. Затем кивнул, видимо, найдя соответствие между моими словами и своими прежними знаниями.

Люблю таких людей, пусть даже нажиться на них невозможно.

В таком ключе наша беседа длилась около часа. Связного разговора не получалось, но ни меня, ни Костю это не волновало, а Анжелика, убедившись, что мы безобидны, перестала вжиматься спиной в стенку. Костя даже убедил её сделать несколько затяжек, при этом почему-то забрал трубку у меня, а не предложил свою. Глаза у девушки после сей операции заблестели, но иных признаков наркотического опьянения она не выказала. Чего и следовало ожидать — с первого раза марихуана мало кому проникает в голову.

Затем в наш уголок мира вторглась неровная лысая голова. Она криво ухмылялась, словно палач СС, нашедший еврейское убежище.

— Здоров, Макс, — поздоровалась голова, и вслед за этим в теремок проникла могучая рука с растопыренными пальцами.

Я вежливо ответил рукопожатием. Рука, удовлетворившись этим, исчезла.

— Ствол под телевизором, — махнув ладонью куда-то в сторону, сообщил Костя. Затем, вспомнив о чем-то, вынул из джинсов коммуникатор и передал его пришельцу. На миг вернувшаяся рука поглотила технику, словно древний бог, принимающий жертву.

Голова, не унимая злой ухмылки, кивнула и тут же пропала.

— Это был ваш друг? — испуганно спросила Анжелика, на которую, видимо, голова произвела не меньшее впечатление.

— Вроде бы, — с некоторым сомнением ответил Костя.

— Это был призрак вермахта, — уверенно заявил я.

Костя подумал и снова отобрал у меня трубку кальяна. Я не стал противиться.

Несмотря на общую расслабленность и легкость внутри черепа, подаренную наркотиком, ход моего мышления упорно возвращался к гибели Тимура и смерти вообще. Я снова ощутил себя четырехлетним мальчиков, лежащим в темной комнате под одеялом и с осознающим свою смертность. Я до сих пор могу точно воспроизвести в уме тот миг, когда знание, что моё тело распадется, а личность растворится в неведомом, впервые открылось мне. Ночь, время около полуночи, в окно светит уличный фонарь, но свет почти не пробивается сквозь плотные шторы, резко тикают часы на стене. Я, до смешного хрупкий и слабый, обхватываю себя за плечи и широко распахнутыми глазами смотрю в темноту.

"Я умру", — произношу я тонким испуганным голоском. Не могу вспомнить, что подтолкнуло меня к этому открытию, но это не важно. Существенен лишь миг откровения: есть ничто, и я войду в него.

Еще помню, я долго после этого не мог понять, почему никто не паниковал. Все знали, что незримый жнец настигнет каждого, но лишь единицы пытались с ним бороться. Смертельный яд времени уже тек в жилах каждого из нас, однако никто об этом не беспокоился. Мой детский ум не видел смысла в действиях людей, занимающихся бытовой мелочной ерундой вместо действительно важной вещи — поиска противоядия.

Затем я узнал о Боге и обрадовался. "Всё в порядке, мы уже в вечности", — решил я, листая страницы Евангелия. Несколько лет я жил со счастливой верой в воскрешение в ином мире, и если бы не моё неудержимое любопытство, возможно, хранил бы её до сих пор. Жажда знаний вынудила меня искать подробности, чтобы окончательно избавиться от ужаса перед зияющей бездной. И я нашёл их.

— И что дальше? — спросила Анжелика, и я понял, что мыслил вслух.

— Дальше...

Меня смутило то, что подробно описывая "плохие" человеческие качества, писание весьма туманно оглашало список "хороших". Список смертных грехов знает каждый второй, но никому не известен список спасительных добродетелей. Этим страдают все религиозные учения. Есть лишь намеки вроде "возлюби ближнего", "подставь другую щеку", "освободи разум", "познай себя" и прочая ахинея, либо не поддающаяся однозначному толкованию, либо принципиально неисполнимая.

Объяснение сего феномена очевидно: "плохое" есть неотъемлемый спутник человеческой жизни, каждый точно знает, что именно считает злом, чем именно недоволен; но поскольку причины дня недовольства находятся всегда, то описать "совершенный" мир через его собственные атрибуты оказывается гораздо сложнее, чем описывать его через отсутствие "зла". Проще говоря, нам твердят: "Будет всё то же самое, только без того, что вам не нравится". О чем это свидетельствует? Да о том, что говорящий не имеет ни малейшего представления о том самом идеале; он лишь отрицает, ничего не утверждая, а значит, призывая к лучшему, он просто лжет, ведь он ничего не знает об этом "лучшем".

— Они просто описывали свои мечты, взяв за основу мир и кастрировав его, лишив всего, что эти духовные скопцы посчитали лишним. Рай — это наша реальность, на которую надели оковы стыда. Я понял, что меня обманули. Пообещав бессмертие, они лишь усыпили мою бдительность, сыграв на моём ужасе. Никогда не прощу.

— Отличная история, брат, — испустив вместе со словами кольцо дыма, оценил Костя.

— Тебе не нравится?

— Нравится. Не останавливайся, мне доставляет удовольствие тебя слушать.

Анжелика переводила взгляд между нами, о чем-то напряженно размышляя.

— Вы просто обкурились. Это всего лишь измененное состояние создания, — сказала она. — Сейчас ещё видения начнутся.

— От этой травы не бывает галлюцинаций, девочка, — учительским тоном ответил Костя. — А измененные состояния сознания — это тебе не "о Кришна, я вижу единорогов под радугой!", черта с два.

— Личность человека, — встрял я, — подобна детскому конструктору: одни и те же блоки можно сложить в разных вариантах, отчего облик и предназначение всей системы способно полностью меняться. Например, даже не затрагивая сущности конкретных воспоминаний из жизни, а всего лишь меняя их мнимую временную последовательность, можно исказить свою мораль до полной противоположности.

— Это как же? — не поверила Анжелика.

— Если ты не помнишь, кто нанес первый удар, а кто защищался, как ты поймешь, где агрессор? — пояснил Костя за меня. — С одними и теми же воспоминаниями можно считать себя и защитником слабых, и отмороженным задирой: всё зависит от порядка действий.

— Но это ерунда, — снова вмещался я. — Настоящая смена состояния сознания сродни новому рождению в чужом теле. А когда действие наркотика, ритуала или психоза подходит к концу, наступает смерть — личность, только-только сформировавшаяся, подвергается распаду. И если твой ум не затуманен в тот момент окончательно, твоё не-я будет осознавать происходящее и догадываться о последствиях. Возможно, оно даже будет сопротивляться смерти, поддерживая себя всё новыми дозами, если инстинкт самосохранения будет обманут жаждой продолжаться. В любом случае, смерть неизбежна. Новое сознание опирается на временное искажение картины химических процессов мозга, которая без постоянного внешнего воздействия сама придет в норму. И тогда не-я умрет.

— Звучит как фантастика, — продолжала сомневаться Анжелика. Для человека, верящего в жертвоприношения кошек, она оказалась удивительно скептична. — Ты переживал что-нибудь такое?

— Да. Только у моих фантомов хватало мужества принять смерть без истерик. Наверное, лишь поэтому я ещё не свихнулся окончательно, но не всем так везет. Я видел человека, чья временная личность действовала по принципу "после меня хоть потоп", фактически уничтожая своё тело. Так она мстила своему стабильному предшественнику (и будущему наследнику) за мучительную краткость своей жизни. И достигла своего — теперь он законченный идиот в медицинском смысле этого слова.

Это происходит нечасто — полного перевоплощения непросто добиться. Не каждый способен проявить должную интеллектуальную и моральную гибкость, чтобы в самом деле стать другим человеком, а не просто притвориться. Но это возможно.

Личность человека не является чем-то незыблемым, это процесс, а не статичное состояние. В этом смысле конкретных личностей вообще не существует: тот, кто дает обещания, и тот, кто нарушает, — разные люди. Но биологическая основа достаточно инертна, чтобы обеспечивать разным субличностям прошлого и будущего связь, отчего нам кажется, будто в теле парня, с которым мы познакомились два года назад, обитает та же сущность. Или что мы сами имеет какое-то ядро внутри себя, ту самую мнимую "душу". Однако это иллюзия.

И резкое вмешательство разрушает сей самообман.

Личность — это процесс, и память — часть этого процесса. Воспоминания не иллюзорны, они записаны в нервных связях и блуждающих по ним сигналах, поэтому они сохраняются даже после смерти временной личности.

И поэтому, "придя в себя", можно вспомнить о том, кто побывал тобой, пока волшебство действовало. О его мыслях. О его действиях.

О его смерти.

Вспоминать о том, как умирал тот, кто был тобой несколько часов назад, довольно-таки непросто. Это угнетает. Видеть, как его ощущение собственной целостности постепенно тает, как его способность мыслить застывает, как эмоции глохнут, тяжело.

— Это ложная смерть, без сомнения, но она дает представление о смерти реальной. Позволяет понять, насколько та страшна и уродлива. Поэтический вымысел ничтожен на фоне угрозы подлинного разрушения.

Я замолчал, подавленный собственной речью.

— Да, теперь понятно, почему тебе хочется жить вечно, — усмехнувшись, сказал Костя. — Даже завидно.

— Тут нечему завидовать, — пробормотал я, глядя под стол.

— А ты получил откровение до того, как в твоей голове установился этот хаос, или сначала всё же надо свихнуться, чтобы пробудить свою силу? — тревожно спросила Анжелика.

— Откровение? Силу? — заинтересовался Костя.

Я пристально глянул девушке в глаза и вслух заметил, что её зрачки уже почти перекрыли всю радужку. Костя расхохотался.

— Это крепкая трава, девочка. Пожалуй, у тебя сегодня тоже случится пара откровений.

Анжелику, тем временем, действительно куда-то понесло.

— А я не хочу жить вечно. Какой в этом смысл? Мир состоит из боли, все злые и пытаются друг друга обмануть. Небытие меня пугает, потому что я не могу его представить, но вечности боюсь ещё больше.

— Тогда твое желание или, вернее, нежелание сбудется, — хмыкнул Костя. — Бессмертных я ещё не встречал. Но, строго говоря, любая жизнь вечна.

Мы с Анжеликой непонимающе посмотрели на бородатого курильщика, отдаленно напоминавшего Иисуса.

— Это же элементарно, — удивился нашему непониманию поддельный мессия. — Вселенная не вечна, рано или поздно она или прекратит своё существование, или перейдет в состояние, в котором мышление человека будет невозможно. Так что даже если ты физически бессмертен, то продолжительность твоей жизни равна сроку существования нынешней версии Вселенной. С другой стороны, даже если срок твоей жизни меньше, то ты, как воспринимающий субъект, исчезаешь раньше, чем осознаешь свою смерть — ведь та и является процессом уничтожения тебя. Некому осознать смерть — поэтому её субъективно не существует. И, опять же, субъективно срок твоей жизни всегда равен продолжительности существования твоей личной вселенной, построенной в твоем сознании.

— "Пока я есть — смерти нет, а когда она придет, меня уже не будет?" — вопросительно процитировала Анжелика.

— Точно, — одобрительно кивнул Костя. — Эпикур был чертовски неглупым парнем.

"Если мы такие умные, то почему мы такие психи?" — задумчиво шевельнулось нечто внутри меня, но я не позволил ему спросить это вслух.

В дальнейшем наша беседа несколько растеряла осмысленность и свелась к беспорядочному цитированию древних греков и римских стоиков. Костя обнаружил великолепную память и воспроизводил без запинок целые диалоги Платона и Аристотеля и, чуть менее уверенно, афоризмы императора Марка Аврелия и Сенеки, слушать которые, впрочем, было непросто из-за того, что Анжелика начала засыпать и периодически падала на моё плечо, сбивая концентрацию.

— Так я и знал: мои знания не привлекают девушек, — глядя на нее, самокритично заявил Костя. — Слушай, наверное, тебе стоит отвести её домой. Вообще, моя трава не должна расслаблять так сильно...

— Она просто больше суток не спала, — объяснил я.

Костя скабрёзно ухмыльнулся и протянул:

— Ясно.

Я не стал его разубеждать.

Вместе мы разбудили Анжелику и начали допытываться, где она живет. Девушка, с пятой попытки поняв, чего от неё хотят, кое-как объяснила и снова уснула. Путь, по её словам, предстоял неблизкий, и рисковать быть арестованным, таща на себе бессознательное женское тело, я не хотел. Пришлось вызвать такси.

Долго ждать не пришлось. Таксист, парень нашего возраста, заломив бровь, наблюдал, как двое не вполне нравственно развитых индивидов втаскивают в желтую машину сонную девицу, и явно думал, стоит ли звонить в полицию. Но мы вели себя достаточно скромно, не распускали руки, и сомнения парня несколько улеглись. Поскольку Анжелика едва ли имела силы самостоятельно найти дверь своего дома, мне оставалось только поехать с ней и проследить, чтобы таксист не проявил наклонности жестокого насильника, как известно, живущего в глубине души каждого мужчины. Я попрощался с Костей и полез на заднее сидение автомобиля к девушке.