Ментовский вояж.Везунчики

Мы вышли на улицу, где к этому времени собралось не менее полутысячи человек. Весть о происшествии у здания администрации разнеслась по всей округе, и в центр посёлка потянулся народ с окраин. Люди заняли все соседние дворы и переулки, терпеливо ожидая какого-нибудь исхода в эпопее с мятежом.

Петренко, похоже, не пользовался серьёзным авторитетом среди населения, и на многие его распоряжения, мягко говоря, забили. Даниловское ополчение возглавил Василий Никитин — один из наиболее успешных фермеров в районе, имевший большой авторитет и влияние среди местных жителей. Имея опору в лице своих трёх сыновей и зятя, до сегодняшнего дня Никитин был правой рукой погибшего Антонова. Его уважали, и, похоже, побаивались практически все мужики в здешней округе. В-общем, в отсутствии прежних авторитетов власть в Данилово постепенно перетекала в руки совершенно незнакомых нам людей.

Ополченцы слегка постращали задержанных нами, обрисовав им вовсе не радужные перспективы, но не били, и не применяли к ним никаких методов физического воздействия. Тем не менее, к нашему возвращению большая часть задержанных изъявляла желание пойти на сделку со следствием. Думаю, что связанные поклонники демократии попросту осознали, что если их по одиночку выдадут народу, то ни у кого из них не будет ни единого шанса уцелеть.

Бунтовщиков окончательно добило то, что появившиеся, словно с неба американцы не обратили на них никакого внимания. Да, да, важно расхаживавшие возле своей техники лейтенант и пара морпехов не обращали никакого внимания на потуги задержанных пожаловаться на зверства и жестокость российской полиции. Граждане самого демократического государства старого мира попросту плюнули на стремление кучки дармоедов воплотить эту самую демократию в отдельно взятом посёлке. Более того, американцы пообщались с иностранцами — пассажирами самолётов, глянули собранное на ноутбуке видео, покачали головами, и стали смотреть на задержанных с осуждением. Как говорится, гримасы демократии в действии.

Чтобы не терять время зря, ожидая результатов от медиков, мы занялись формальной стороной расследования. Снятие показаний, допросы, опрос свидетелей, просмотр доказательной базы. Может, кому-то наши действия покажутся пустой тратой времени, но мы сразу же дали понять даниловцам, что не допустим никакого самосуда над задержанными. Никто не должен пострадать сверх содеянного.

Поразмышляв, Никитин и ополчение встали на нашу сторону, и Василий объявил о создании народного трибунала. Учитывая ситуацию, решили обойтись без адвокатов и прокуроров — свидетелей и доказательств хоть отбавляй. Оставалось лишь выяснить, кто конкретно организовал всю эту заваруху с митингом.

Часов через пять, когда часть народа отправилась по домам, на крыльце здания администрации появился Коллинз. В окровавленном халате, немного уставший, с непроницаемым лицом. Мельком взглянув на накрытые брезентом тела — их ещё не унесли в церковь — он подозвал нас с Ковалёвым и своего лейтенанта.

— Я прооперировал наиболее тяжёлых пациентов — мужчину и женщину, сейчас их уже зашивают, — сообщил американец. — Теперь я вытащу пулю из ноги вашего добровольца, а затем возьмусь раной на голове мятежника. Господин майор, есть просьба: организуйте мне и моим людям возможность помыться и отдохнуть после работы.

— Доктор, тот раненый мужчина поправится? — сразу же спросил я. — Это мой хороший товарищ, мы вместе служили на афганской границе.

— Я сделал всё, что в моих силах, майор, — во взгляде подполковника промелькнуло что-то похожее на уважение. — Дальше на всё воля Божья, господа.

Американец удалился в операционную, а мы вновь приступили к своей профессиональной работе. Переговорили с одним из охранников Еремеева, выяснили, что некоторые подвальные помещения нашей базы можно использовать как временный изолятор для содержания задержанных. Захватив с собой Витька и Лёню, Зеленцов поехал осматривать будущие застенки для борцов за демократию на предмет невозможности выбраться из-под замка.

— Шеф, я, вот, никак не пойму, какого хрена вообще эти уроды полезли свергать власть прямо сейчас, а? — спустя какое-то время ко мне подошёл Руденко. — Они, что, не могли затаиться на время, подождать недельку, месяц, наконец? Ведь, не идиоты же круглые, должны были понимать, что и как?

— Ты прав, Рус, они отнюдь не идиоты, и очень хорошо всё понимали, — ответил я. — Именно поэтому они пошли ва-банк сразу, не медля ни дня.

— Володя, я не умею читать мысли, не научился ещё, — уточнил капитан. — Объясни, наконец, толком, без намёков и иносказаний.

— Ну, смотри: большая часть из этих ребят либо ничего не умеет делать, либо никогда не работала руками, — полистав стопку бумаг, я нашёл нужный бланк. — Представь себя на месте менеджера солидного банка, или в кресле крупного чиновника. Представил? А теперь прикинь, что завтра тебе придётся идти работать на ферму, навоз кидать, или сажать картошку.

— Если надо работать, чтобы прокормить себя, то надо идти, и пахать безо всяких разговоров, — пожал плечами Руденко. — Хоть на ферму, хоть куда. Жрать-то, как ни крути, хочется.

— Это потому, Рус, что тебе не надо терять свой общественный статус, и ты не стал рафинированным засранцем. Ты не боишься испачкать руки, не боишься натереть мозоли, — усмехнулся я, глянув на капитана. — А вот они — испугались. Испугались, что потеряв всё, никогда не сумеют вновь достичь того положения в обществе, которое они имели в старом мире. Испугались того, что с каждым днём они окажутся всё дальше и дальше от власти, и никогда не смогут насладиться ощущением своего былого могущества. Страх, Рус — это мотивация не хуже основного инстинкта.

— Да ты прямо-таки психолог, товарищ майор, — раздалось у меня за спиной. — Вона, как грамотно разложил всё по полочкам, и про страх правильно подметил, и про положение.

Я обернулся: позади меня стоял, улыбаясь, Василий Никитин вместе с небольшой группой ополченцев. Среди них выделялось двое, внешне чем-то похожие на нового главу местной власти, и обритый наголо здоровяк в полинявшем и затёртом камуфляже. Никитин улыбался, шутил, но взгляд его зелёных глаз свидетельствовал о холодной решимости идти до конца к поставленной цели. Возникало ощущение, что при разговоре Василий изучает своего собеседника, словно смотрит на него в оптический прицел.

— Моя профессия обязывает быть разносторонне подкованным во многих сферах человеческого бытия, — я постарался улыбнуться как можно более дружелюбнее. — Есть один очень важный нерешённый вопрос, товарищ Никитин — по какому закону будут судить бунтовщиков? По УК Эр-Эф, или, как?

— Хороший вопрос, Владимир Иванович, — хмыкнул Василий. — Думаю, что законы России, в силу сложившихся обстоятельств, можно считать утратившими свою юрисдикцию. Нам нужны иные законы — простые, действенные, и справедливые, которые невозможно повернуть, словно дышло... Давай, кстати, перейдём на 'ты'. Так проще, удобнее, когда говоришь с мужиком.

— Принято, — кивнул я, протянув собеседнику руку. — Так что будем делать с законодательной базой? Принимать новую конституцию, новый УК, и прочее?

— Почти угадал, — обменялся со мной рукопожатием Никитин. — Юрий Александрович, наш местный директор школы и учитель по совместительству, уже готовит новое основное законодательство. Сидит со вчерашнего дня, корпит над бумагами. За образец, как я слышал, он взял Устав ООН и прочие декларации прав человека... Ладно, что у вас со следствием? Выяснили, кто организовал всю эту бойню?

— Работа практически завершена. И, знаешь, мы очень удивились, когда вышли на заказчика, — заинтриговал я собеседника. — Как не нелепо это звучит, но депутат Белоусов и его шайка оказались исполнителями, орудием в руках одной хитрой бабы. Тебе имя Валерии Собчак что-нибудь говорит?

— Нет, впервые слышу, — пожал плечами фермер. — Кто это?

— Вот, мне тоже ничего не показалось странным, пока Михаил не припомнил кое-что 'из прошлой жизни', — я кивнул в сторону своего напарника, который сортировал показания свидетелей. — Валерия Максимовна Собчак, три высших образования, внебрачная дочь олигарха Быстрова, постоянно проживает в Лондоне, с малых лет обретается в кругах весьма интересных людей...

— Володя, да не тяни кота за одно место, — поднял голову от бумаг Ковалёв. — Лесбиянка она, эта Валерия, плюс — связана с организаторами всяких 'цветных' революций в ближнем зарубежье, и прочих 'майданов' для даунов.

— Ну, вот, Миша, ты обломал всю интригу, — я покачал головой. — Собчак — внимание — магистр психологии Оксфорда, способная и повертеть попкой, когда это требуется, и жёстко схватить за причиндалы. Короче, эта сучка со своей любовницей 'развели' Белоусова и прочих чиновников, словно завзятые лохотронщики.

— Етить-колотить, майор, — Никитин, похоже, никак не ожидал подобного результата расследования. — Ты хочешь сказать, что две бабы обвели вокруг пальца полтора десятка не самых тупых мужиков, и на раз-два организовали натуральную революцию?

— Не веришь мне — на, сам читай показания и протоколы, — я демонстративно сунул Василию стопку бумаг. — Смотри видео, которое наснимали иностранные граждане, поговори с Белоусовым, с Рабиновичем, когда того отпустят медики.

— С чего бы мне не доверять тебе, майор? Ты здесь человек новый, практически посторонний, ни в чём особо не заинтересованный, в симпатиях не замеченный. А то, что ты и твои парни задавили в зародыше бунт приезжих — так куча народа видела, что вы защищались, и стрелять начали, когда те упыри положили Федосеева с участковым, — Никитин взял бумаги, прочитал чуть-чуть, пролистал, протянул обратно. — Я верю тебе, не как своему, конечно, но верю. Работайте дальше, а нам надо убрать погибших. Похороны будут завтра, после чего по жребию выберем судью, дюжину заседателей, и к вечеру огласим приговор. Всё по закону, как и должно быть.

— Интересно, знает ли он, что за основу Устава ООН была взята Сталинская Конституция? — задумчиво произнёс мой напарник, наблюдая, как ополченцы грузят в машину тела погибших. — Я тут кое-что слышал об ихнем директоре школы. Юрист по образованию, имел успешную практику, уехал в деревню, когда заболела его дочка, пошёл работать учителем в школу. Уважаемый человек, между прочим.

— А мне, Миша, сейчас интересно иное — почему американцы поехали на восток? — отозвался я. — Не на запад, не на север, а именно на восток?

— Ну, ты и спросил, Вовка, — сплюнул Ковалёв. — Этот Коллинз хрен чего нам скажет — твёрдый, как кремень, умён, грамотный профессионал. Я бы посидел с ним, попробовал бы поговорить по душам, но, боюсь, перепьёт он меня, грешного.

— Думаешь? Надо бы вечерком попробовать, за знакомство, — решил я, припомнив, что у Еремеева имелся солидный запас выпивки в личном баре. — Думаю, Николай не обидится, если мы напьёмся за его здоровье.

Спустя какое-то время на пороге правления наконец-то вновь появился американский хирург. Усталый, в очень грязном халате, но с довольным выражением на лице. Следом за Коллинзом вышла Марина, присела на ступеньках крыльца, попросила закурить и чего-нибудь спиртного. Подполковник пристально посмотрел на нашу переводчицу, но ничего не сказал, лишь недовольно дёрнул уголком рта.

Не обращая внимания на мнение морпеха, я велел своим организовать сигарету, сам дал девушке фляжку с вискарём, а затем усадить Марину в машину. Переводчица провела несколько часов в темной операционной, и имела полное право подымить в своё удовольствие и даже напиться вдрызг. Вскоре в дверях показалась Диана и другие американские медики, выглядевшие, словно зомби из фильмов ужасов.

— Господин майор, все операции прошли успешно, — произнёс Коллинз, когда я вместе с Костей подошёл к крыльцу. — Теперь вам следует обеспечить заботу и уход за наиболее тяжёлыми из пациентов. Имейте в виду — перевозить их пока нельзя. Девушка вообще практически вернулась с того света. Я понимаю, что она участвовала в бунте, но, можно считать, что Бог уже наказал её за все грехи.

— Я понял Вас, господин подполковник. Даже не знаю, сможем ли мы как-нибудь отблагодарить Вас и всех ваших людей за доброту и самоотверженность, — ответил я. — Мы предоставляем в ваше полное распоряжение дом господина Еремеева, которому вы недавно спасли жизнь. Там есть душ, и прочие санитарные удобства.

— О, да, душ бы сейчас был как раз кстати, — снимая халат, высоким голосом произнесла капитанша. — Дэвид, Вы позволите дамам первыми принять душ?

— Конечно, Джулия. Так и быть: вы с Кейт примите душ первыми. Постарайтесь не израсходовать всю горячую воду — она теперь жуткий дефицит, — чуть улыбнулся американец. — Владимир, Вы слышали когда-нибудь о клятве Гиппократа? Слышали... Возможно, я придерживаюсь старомодных принципов, но стараюсь поступать так, как бы поступил Христос. Мы не могли не помочь раненым, т.к. имели возможность это сделать.

Я подозвал местного фельдшера, полдюжины местных женщин, вызвавшихся поработать добровольными сиделками, представил им Дэвида. Диане хватило знаний её английского, чтобы объяснить женщинам, что от них требует заграничный хирург. Поразмыслив, мы оставили старшей из сиделок рацию, наказав докладывать каждые полчаса, и немедленно бить тревогу в экстренном случае.

Появился Никитин с целым отрядом ополченцев, отрядил четверых бойцов, чтобы отнести домой раненого товарища. Рабиновича заперли в какой-то каморке в здании правления, выставили часового. Остальных задержанных ополченцы погнали пешком почти через всю деревню, предварительно пообещав мне доставить всех живыми.

— Странный он какой-то, этот Коллинз, — задумчиво произнёс Ковалёв, когда мы вели за собой колонну американской техники на нашу базу. — Рассуждает о Христе, словно проповедник, следует древним клятвам. Чудно.

— Иное мышление, иное воспитание, иной образ жизни, — пожал плечами я. — Тот образ тупых и бессовестных американцев, который тщательно навязывается с помощью СМИ, не всегда соответствует реалиям. В жизни вообще часто все бывает не так, как это кажется поначалу.

— Ну, то, что эти амеры вояки не особо серьёзные — видно невооружённым глазом, — вступил в разговор Соловьёв. — Автомат держать, конечно, умеют, но не более.

— Зато умеют работать скальпелем, на что способен отнюдь не каждый, — возразил я. — Будь на их месте крутые спецназеры — лежать бы сейчас Кольке в церкви, рядом с Антоновым и Федосеевым.

— Твоя правда, майор, — согласился со мной тёзка. — Чёрт, ну, как же вы, так, мужики, а?

— А вот так — каком к верху. Лопухнулись мы, и всё тут, — зло отозвался Михаил. — Сам завтра увидишь видео, когда суд будет. А сейчас не береди рану, и так тошно.

Мы потеснились, перебравшись, кто куда, расселили вновь прибывших с комфортом. Дом у Николая, конечно, не маленький, но в нём никак не помещались дополнительные семеро человек, а именно столько было гостей-американцев. Семь морпехов, среди которых пара женщин, и один легкораненый боец. Женщины, впрочем, казались способными за себя постоять, и, как показала практика, были привычны к виду крови.