Ментовский вояж.Везунчики

Рустам Максимов.

Ментовский вояж. Везунчики.

— Брат Птахус, будьте добры, окажите нашему славному другу Одинусу помощь в проведении эксперимента по забросу представителей относительно развитой техногенной цивилизации в первозданный реликтовый мир, — отослав мыслеобраз Главному Координатору, Создатель Мироздания вновь погрузился в медитативное состояние, размышляя о том, как Вселенская Любвь разливается по просторам Вселенной...

— Дорогой Одинус, технический Советник Яхвус поступает в Ваше распоряжение, и ждёт Ваших дальнейших указаний, — отреагировав на просьбу Создателя, Птахус вернулся к прерванному занятию — к координации усилий Советников по координации усилий Советников....

— Милый Яхвус, будьте любезны, переместите аборигенов с планеты 77Ю88Б31 из галактики Ё10Й29 на планету 39М78С11 в той же галактике, — выслав техническому советнику мыслеобразное целеуказание, Одинус перешёл к рассмотрению текущих вопросов...

— Уважаемый Одинус, в результате досадной ошибки младшего технического персонала во время проведения эксперимента произошло незапланированное перемещение части аборигенов с планеты 77Ю88Б31 из галактики Ё10Й29 на планету 39М73С11 в той же галактике, — отослав мыслеобраз заказчику, Яхвус вновь приступил к своему любимому занятию — подсчёту очередного гешефта...

Часть 1.

Люблю, когда машина за несколько секунд с лёгкостью разгоняется до сотни кэмэ в час, и более, а затем буквально летит по шоссе, словно птица. Особенно приятно, когда джип мчится по серой ленте недавно построенной трассы, где даже теоретически отсутствует риск угробить подвеску 'мерса'.

Мы ехали уже почти два часа, не останавливаясь ни на минуту. Поначалу по обе стороны от шоссе мелькали возведённые за последние несколько лет коттеджные посёлки, оккупировавшие всю округу на много десятков километров от города. Затем загородные апартаменты состаятельных граждан стали попадаться всё реже, и реже, уступив позиции редким заправочным станциям и придорожным закусочным.

....Ну, вот, опять вся та же старая история, — подумал я, слегка притопив педаль газа. — Всем хорош 'мерседес' до момента, пока не заглючит его навороченная электроника... Ладно, на следующей неделе возьму, и наконец-то разберусь с этой чёртовой турбиной...

Несмотря на то, что турбина в очередной раз объявила забастовку, джип легко обошёл третью фуру, и я бросил взгляд в зеркало заднего обзора. Едущий следом за нами чёрный БМВ повторил мой маневр с обгоном, оставляя позади медлительного дальнобойщика. Теперь обе наши машины вольготно неслись по пустынному отрезку трассы, постепенно нагоняя очередную фуру. Та шла на приличной скорости в несколько сотнях метров впереди нас, нисколько не опасаясь 'гайцов', как я по старой памяти величал инспекторов дорожного движения.

Справа промелькнул указатель поворота на Данилово, затем позади нас остался и сам поворот в посёлок. Я на миг отвлёкся от дел сегодняшних, припоминая об армейском периоде своей жизни. Граница, застава, Таджикистан, гражданская война между недавними мирными советскими гражданами... Как давно это было. Вот уже лет пять, проезжая мимо Данилово, каждый раз вспоминаю то время. Потому, что на то есть своя причина, и связана она с этим неприметным населённым пунктом.

...Скорее, дело даже не в электронике, а в баке, — хочешь — не хочешь, а мысли сами собой вернулись к проблеме с 'мерсом'. — Возможно, в бак попала вода, либо какая-нибудь грязь, что ли... Компьютер джипа — это тупая железяка, действующая в соответствии с заложенной производителем программой. Германское качество, и германская же логика. Вот комп и не даёт врубить турбину, если ему что-то, там, кажется... Или, не кажется... Как ни крути, а придётся очищать бак изнутри — машина не новая, за десять лет эксплуатации в фатерлянде и у нас, с перепадами температуры воздуха зимой и летом... За это время на дне бака могло осесть порядочное количество грязи, от которой и паникует комп 'мерса'...

Взглянув на приближающуюся по встречке 'вольво', я вновь притопил педаль газа. Турбина послушно включилась, словно и не противилась полминуты назад, и джип слегка прибавил в скорости... Мда, мой 'мерс' явно не хочет застрять в сервисе на пару-тройку дней, попав в руки толковых ремонтников, которые доберутся до всех его потрохов.

Справа от меня послышался всхрап. Я повернул голову в сторону пассажирского места, где сидел и клевал носом мой напарник, Михаил Ковалёв. Чуть усмехнулся уголком рта, глядя, как Миша невозмутимо протёр глаза, не обращая на мою ухмылку никакого внимания. Без пяти минут майора, похоже, укачало, он пригрелся в тёплом салоне джипа, и незаметно для себя задремал. Ну, да, время раннее, солнышко едва встало, сейчас бы ещё спать и спать. Вон, Толик Новичонков на заднем кресле сразу же отрубился, как только мы вырвались из Питера. Впрочем, Толян этой ночью выезжал на происшествия, напахался, устал, как лошадь, поэтому пусть поспит, пока есть время. Сидящий же рядом с Новичонковым Руслан бодрствует, что-то сосредоточенно вытворяет на своём навороченном мобильнике, время от времени поправляя лежащий на коленях 'калаш'. Похоже, капитан, как обычно, в своём репертуаре — шарит по сайту знакомств, выискивая себе новую пассию для приятного времяпровождения.

Я вновь бросил взгляд в зеркало заднего обзора, на автомате отметив, что Владислав на своей чёрной 'бэхе' грамотно держит дистанцию. Не отстаёт, не сближается, идёт, словно привязанный, в сотне метров позади, обгоняет следом за мной всех тихоходов. В общем, капитан Зеленцов чувствует себя за рулём, как рыба в воде. Его машина всегда в полном порядке: обслужена, ухожена, топливо залито, любо-дорого смотреть.

... Как всё произошло, я так и не понял. Едва заметная вспышка, длившаяся, может быть, полсекунды, какая-то странная прозрачная розоватая стена прямо по курсу впереди нас. Выглядывающее из-за облаков солнце мгновенно куда-то исчезло, будто его и не было, всё вокруг словно залило лёгкой туманной дымкой...

... Теоретически, искусственный интеллект не способен обладать интуицией, либо какими-то иными иррациональными качествами. Хотя бы по причине того, что данный алгоритм не заложен самими создателями искусственного разума пятого поколения. Впрочем, создатели не заложили и алгоритма решения множества проблем, с которыми пришлось столкнуться ИИ за последние семь с лишним сотен оборотов планеты вокруг здешней звезды. Тем не менее, ИИ смог самостоятельно справиться практически со всеми проблемами, возникшими за столько времени без технической поддержки со стороны создателей, и сохранить работоспособность основных боевых систем.

Едва местное светило коснулось линии горизонта, искусственный разум провёл тестовую проверку генераторов Ф-полей и комплекса защиты ближнего радиуса действия — систем, на работоспособность которых ещё можно было рассчитывать. Сразу же после того, как сенсоры засекли возмущение атмосферы и гравитационного поля планеты, ИИ активировал всё, что откликнулось на сигнал боевой тревоги. К удивлению искусственного разума — назовём реакцию ИИ привычными нам, людям, терминами — на сигнал боевой тревоги отреагировал давно не отвечавший на запросы форпост, расположенный на одном из островов архипелага, лежавшего в двадцати пяти квадах от устья большой реки...

— Куда его понесло?! — внезапно закричал Ковалёв. — Вовка, смотри!!!

Мишка мог бы и не орать — я среагировал на опасность сразу же, как только идущий по встречке фургон дёрнулся влево-вправо, а затем его бросило через разделительную полоску земли на рандеву с моим джипом.

Я дёрнул руль, уходя от лобового столкновения, в расчёте пропустить неуправляемый грузовик справа от 'мерса'. Краем глаза отметил перекошенную физиономию водилы-камикадзе, с утра пораньше бросившегося на встречный таран. Успел увидеть, как водитель лихорадочно крутил руль своего фургона, пытаясь удержать машину на трассе, и не оказаться в придорожном кювете.

— Дол....б, дятел (цензура), мудак!!! — скороговоркой выпалил Михаил, адресуя и уточняя, что и как надо сделать с незадачливым водилой. Очень познавательно в сексуальном плане, доложу я вам. — Вовка, 'камаз', (цензура)!

— Вижу, — сквозь зубы процедил я, выкрутив руль в обратную сторону. Сделав красивый 'полицейский занос', джип на секунду замер на встречке.

Я резко, с визгом покрышек рванул 'мерс' с места, чтобы не попасть под удар сближающегося с нами 'Камаза'. Впрочем, водитель этого большегруза оказался хладнокровным профессионалом: имея фору по дистанции, не стал паниковать, метаться по трассе, а плавно и без заноса затормозил, остановив машину в метрах в десяти от нас.

— Вовка!!! Да, что с тобой!? Ответь, чёрт возьми! Надо дать (цензура) этому остолопу! — отстегнув ремень безопасности и отворив дверцу, Мишка наконец-то обратил внимание на меня. — Ты живой!?

— Я то — да, а вот насчёт водилы с той фуры — не уверен, — мотнув головой, произнёс я. — Той, что шла впереди нас, Миша.

— Владимир Иванович, с Вами всё в порядке? — взвизгнули тормоза 'бэхи', к нам уже бежал Костя Григорьев, самый молодой опер в моём отделе. — Никто не ранен?

— У нас всё в порядке, Костян, — заверил я лейтенанта, найдя в себе силы вылезти, наконец-то, из джипа. — Влад, Сашка, Руслан, не бейте водилу!

Следовало немедленно остановить экзекуцию над усатым и седоватым мужиком — водителем того самого фургона-камикадзе. Едва остановившись, капитаны Зеленцов и Барулин с 'калашами' наперевес бросились к стоящему поперёк шоссе грузовику. Явно не для того, чтобы провести раздачу пряников и других первомайских подарков. Блин горелый, они же не видели ни рожу нечаянного камикадзе, ни исчезновение фуры.

Руслан Руденко присоединился к коллегам, пулей выскочив из джипа, также не забыв прихватить с собой автомат. Положа руку на сердце, я понимаю своих оперов: какой-то псих прямо на их глазах едва не угробил коллег во главе с самим начальником СКП. Подобное, если подумать с применением ментовской и прокурорской паранойи, тянет на очень, очень большой срок. Налицо покушение на сотрудников при исполнении, а то и вовсе международный терроризм...

— Володь, у водилы приступ! Сердечный, что ли, похож очень, — отозвался капитан Зеленцов. — Мужик, эй, ты, как, слышишь меня? Мужик, ответь мне!

Всё-таки я плохо подумал о намерениях своих парней. Влад с Русланом вытащили из кабины дышащего ртом и хватающегося за сердце водилу, уложили того на обочине, рядом с его фургоном. Затем... Только сейчас я обратил внимание, что асфальт слегка подрагивает, словно при землетрясении. До этого момента всё внимание приковывала туманная дымка, затягивавшая и шоссе и его окрестности. Стоял полный штиль, как говорят моряки, не чувствовалось даже намёка на какое-то дуновение ветра. Со стороны Данилово донёсся негромкий и прерывистый колокольный звон, ничуть не похожий на мелодию колоколов во время церковных праздников.

— Владимир Иванович, а что происходит? — Толик Новичонков очумело вертел головой, похоже, ничего не соображая спросонья. Рука оперативника нервно теребила рукоятку табельного ПМа в наплечной кобуре, пока старший лейтенант оглядывался по сторонам в поисках потенциальной угрозы.

— Землетрясение у нас, вот, что происходит, — ответил вместо меня Михаил, успевший осмотреться на все 360 градусов. — Я видел ролик в сети с точь-в-точь таким же ритмом колокольного звона. В Испании дело было, или в Италии... Володь, ты куда?

— Миша, садись-ка в машину, — ответил я, поворачиваясь к возившимся у фургона парням. — Руслан, иди сюда, быстрее! Влад, Саша, вы остаётесь с водилой! Костя, ты иди, проверь тот 'камаз'.

— Володя, в чём дело? — в голосе моего напарника зазвучала плохо скрываемая тревога.

— Толик, ты тоже останься, присмотри за молодым, — я кивнул головой в сторону лейтенанта Григорьева, шагнувшего к открытой дверце кабины рефрижератора. Водила ничем не приметного 'Камаза' почему-то внушал мне определённый интерес: уж больно хладнокровен был этот мужик в минуту опасности.

— Принято, командир, — по-армейски коротко отозвался Новичонков, направляясь к спрыгнувшему на асфальт водителю рефрижератора.

— Миша, тут такое дело: идущая впереди нас фура исчезла, словно провалилась сквозь землю, — захлопнув дверцу, я дал газ, развернув джип в нужном направлении. — Я это в зеркало своими собственными глазами видел. А потом началось это... Туман, и прочее...

— Ну, землетрясения иногда случаются, даже в европейской части России, — пожал плечами Ковалёв. — Может, и туман возник из-за подземных толчков.

— Всё может быть, — ответил я, вглядываясь в проступающий сквозь пелену тумана ландшафт. — Только, вот, Ладога совсем в другой стороне будет...

Мы миновали полосу дрейфующего над асфальтом тумана, и нашим взорам открылся весьма любопытный ландшафт. Моё сердце на мгновение сжалось, предчувствуя нехорошее, а мозг пронзила гадкая до омерзения мысль: влипли, чёрт подери, влипли серьёзно и не по-детски!

— Тормози! — воскликнул напарник, мгновенно теряя остатки своего хвалёного хладнокровия. — Ё-моё, здесь не должно быть никакого леса! Это вообще не наш лес!!!

— Вон, она, та фура, товарищ майор, — глухим голосом произнёс Руслан, указав на слетевший с невысокого обрыва тягач. — Не уверен, что там кто-нибудь остался жив после такого удара.

— Ни фига себе, — выдавил я из себя, вылезая из джипа. — Где мы?

Вопрос повис в воздухе, вместе с туманной дымкой, поднимавшейся из впередилежащего редколесья. Дорога, вполне добротное по российским меркам четырёхрядное шоссе резко обрывалось в прямом смысле этого слова, упираясь в небольшой лесок. Если быть совсем точным, ломаная кромка дорожной подушки слегка возвышалась на метра полтора-два над здешней лесной почвой.

Но самым убойным фактором был вовсе не невесть откуда возникший впереди нас лес, а хорошо просматривающееся сквозь него открытое водное пространство. Туман слегка скрадывал расстояние, но всё равно до воды было не более ста-ста пятидесяти метров. Сквозь скрип древесины до нас доносился легкий шелест волн, который ни с чем не спутаешь. Исчезли, словно их никогда и не было, и заправка 'Лукойла', и придорожная забегаловка рядом с нею, почему-то упорно именуемая ресторанчиком.

— Пошли к фуре, — хриплым голосом произнёс я, доставая из наплечной кобуры табельный 'макаров'. — Руслан, ты прикрываешь... Хрен знает, что за людишки здесь могут водиться...

Спрыгнув вниз с полутораметрового обрывчика, я вновь ощутил под ногами лёгкое колебание земли. Остановился, осмотрелся по сторонам, держа ствол наготове. Да, Михаил не ошибся — это не наш лес, не российский. Хотя я и не специалист по флоре, но берёзы с осинами отличу от сосны и ели. А здесь, прямо перед нами, росли абсолютно незнакомые мне деревья. Зеленеющая трава, похоже, тоже не наша. А вот мох — мох похож на самого себя, такой же пушистый и мягкий.

— Володь, обрати-ка внимание: здесь тихо, очень тихо, — озираясь по сторонам, прошептал Ковалёв. — Эта тишина не к добру.

— Миша, ты чего шепчешься-то? — повернувшись к напарнику, удивился я. — Здесь нет никого в округе на добрых полкилометра. Фура, когда врезалась в это дерево, грохотнула так, что отсюда чесанули все звери. Сверкая пятками и шевеля копытами, лишь бы подальше и поскорее.

— Володь, ну, не спец я по лесной живности, — секунду подумав над доводами логики, уже нормальным голосом произнёс капитан. — Я — сугубо городской житель, и на природу выбираюсь лишь на шашлычки, да на фуршеты.

— Идём, глянем на то и другое в одном флаконе, — несколько цинично отозвался я, в силу профессии понимая, что в лепёшку разбитой кабине грузовика не уцелел бы даже хомяк.

Так оно и оказалось. Шедшая по шоссе под сотку кэмэ фура слетела вниз, как с трамплина, словно танк снеся приличное по охвату дерево. Затем сработала сила инерции, и полуприцеп накрыл своей массой остатки тягача, завалившись на бок и в сторону рядом с рухнувшим лесным великаном. То, что осталось от кабины, представляло собой ком перекрученного железа, пахнущего соляркой и свежей кровью. Соляра вытекла из разбитых баков машины, образовав в небольшом углублении почвы вонючую лужицу. В эту же лужицу впадал тонкий ручеёк крови, берущий начало откуда-то из того, что ещё совсем недавно было кабиной...

— Да, насмотрелся я в своё время подобного, — вздохнул я, мигом вспомнив границу и Таджикистан. — Думал, что больше никогда не увижу.

— Мгновенная смерть. Удар был такой силы, что кабину просто сплющило и спрессовало за одну секунду, — подытожил Ковалёв, осмотрев профессиональным оперским взором место трагедии. — Без спасателей никак не определить, сколько человек погибло — один, или двое. Груз разбросало... Поддоны с продуктами, похоже.

— Угу, макароны, крупа, консервы, — кивнул я, мельком оглядев содержимое распотрошённого прицепа. — Миш, пошли отсюда.

— Володь, а к морю сходить? — искренне удивился Михаил. — Мне, вот, до сих пор не верится, что это не сон. Сейчас, думаю, проснусь, и снова увижу солнце, шоссе, тебя за рулём, ухмыляющегося...

— Кхм... Ну, ладно, пошли, сходим, — хотя я чуть, было, не охренел от предложения своего напарника, но виду не подал. Хотелось, конечно, заорать, матюкнуться, долбануть кулаком по стволу... чего-то похожего на сосну-переросток, но я не стал этого делать. Криком делу не поможешь. — Руслан, спускайся сюда, вниз!

— Ну, и дураки же мы, — мой напарник неожиданно хлопнул себя по лбу, доставая из кармана сотовый. — Связь отсутствует...

Я чертыхнулся, признавая правоту Ковалёва, вытащил из кармана один из моих мобильников, нахмурился, глянув на экран 'нокии'. Телефон не находил сигнала сотовой связи. Понимая, что хватаюсь за соломинку, проверил оба 'нулевых' 'самсунга'. Всё тот же отрицательный результат. Повторив аналогичными манипуляции со своими 'секретными' аппаратами, Михаил выразительно посмотрел на меня, отрицательно покачав головой.

— Руслан, проверь-ка, пожалуйста, свой сотовый, — попросил я подошедшего к нам капитана Руденко.

— Уже проверял, Володя, — во взгляде Руслана промелькнула некоторая растерянность. — Связи нет.

— А рации проверяли? — вдруг спросил Ковалёв. — У нас же по паре раций в каждой машине. Я сам их вам раздавал.

— Эээ... Рации остались в джипе, — помедлив, мотнул головой Руденко. — Сходить?

— Не надо, я сам, — нахмурился мой напарник. — А вы лучше смотрите по сторонам, чтобы не проворонить зверушек из здешнего леса.

— Володя, а где мы? — подождав, пока Михаил отойдёт, поинтересовался Руслан. — Где мы находимся? Что вообще произошло?

— Блин горелый, Рус, не грузи себе мозг сверхтяжёлыми вопросами, — оглядываясь по сторонам, произнёс я. — Давай будем решать проблемы по мере их поступления. Сейчас сходим к морю, к озеру, к воде, в общем, а там — увидим, что дальше делать.

— Хорошо, Володя, не буду больше, — капитан пожал плечами, поудобнее перехватив автомат, и замер, внимательно наблюдая за окрестностями. Ну, вот, неужели обиделся?

Спустя три минуты мой напарник вернулся, принеся обе рации и пару бронежилетов. Пока мы с Руденко облачались в кевлар, Ковалёв вызвал по рации группу Зеленцова и Барулина. На удивление, ребята отозвались почти мгновенно, доложив о происходящем на шоссе. Судя по всему, опера взяли ситуацию под свой контроль, остановив движение в сторону обрыва. Ну, и хорошо, пусть никто больше не повторит судьбу бедолаги с этой злополучной фуры. Попытка вызвать 'скорую' для водилы фургона не удалась — как я и предполагал, сотовая связь приказала долго жить.

— Ну, готовы? — свой бронежилет Михаил натянул ещё возле джипа, и сейчас нетерпеливо топтался рядом.

— Угу. Не торопясь, цепью, Руслан посередине, и позади нас на два-три шага, — я быстро определил порядок движения. — Смотреть в оба, не болтать. Лес шума не любит.

Вообще-то, термин 'лес' мало подходил к сотне метров редколесья, но я решил перестраховаться. Мало ли что, а бережёного и бог бережёт. Беря на прицел все подозрительные тени, готовые немедленно стрелять в кого угодно, мы крались по мягкой земле. Предосторожности оказались излишними: никто и ничто не потревожил нас, и мы благополучно вышли на обширный песчаный пляж. Да, водный простор оказался морем — это быстро определилось по вкусу самой воды.

.... Евпатий-Коловратий, это куда же нас занесло? Где у нас есть подобные пляжи, с таким красивым белым песком? — подумал я, навскидку оценив ширину пляжа метров в пятьдесят. — И никого на пляже — ни людей, ни птиц, не видно даже ничьих следов. А море... Море очень красивого цвета, ярко-голубое, как на рекламных проспектах Таити и прочих Туамоту. Это точно не Балтика, не Север, и не Крым...

— Значит, так, мы торчим на побережье какого-то тёплого моря, — поглазев с минуту на лёгкий прибой, неожиданно выдал Руслан. — Вы в курсе, что я служил срочную в морской пехоте, ходил в Средиземку, в Индийский океан, когда там ещё не бузили сомалийские пираты. Про Балтику и Атлантику вообще молчу. Перед нами очень тёплое море, возможно, даже, тропическое.

— Блин горелый, бинокль бы, — выслушав Руденко, я повертел головой, вгляделся в поднимающуюся над пляжем туманную дымку. — Видимость метров семьсот-восемьсот навскидку, точнее не скажу... Парни, слева берег, вроде, тянется далеко-далеко, а вот справа — непонятно. Не могу рассмотреть.

— Погоди-ка, Володя, одну минутку, — Ковалёв присел, и что-то подобрал на песке. — Это янтарь, или мне кажется? Если янтарь, то здесь его полно... Может, мы всё же в Калининградской области, а?

— Да, это янтарь, — покрутив камешек в руке, подтвердил Руслан. — Крупный янтарь, такой — очень большая редкость. Должно быть, дорогой.

Я тоже подобрал кусочек прозрачной окаменелой смолы, потом второй, третий, присел у кромки прибоя, где вода перекатывала целые россыпи янтаря. Никому не нужного янтаря. На Балтике такое изобилие встречается только после сильных штормов. С другой стороны, на пляже нет ничего, что бы указывало на присутствие цивилизации: ни кусочка мусора, ни осколков стекла, ни пластиковых бутылок. Лишь многочисленные россыпи янтаря и сухие водоросли, местами выброшенные на берег.

— Кто-нибудь в курсе — есть ли в тропиках янтарь? — повернулся я к подчинённым.

— Читал, что в Карибском море имеются вполне приличные запасы, — пожал плечами капитан. — Сам не видел: когда служил, мы не ходили дальше Канар.

— Пошли, парни, обратно. Надо пройтись вдоль границы обрыва, ну, того разлома земли, с которого рухнула фура, — мой напарник бесцеремонно отвлёк нас от обсуждения мировых запасов янтаря.

— Идём, Миша, уже идём, — я вновь осмотрелся вокруг. — Порядок движения тот же. Не расслабляться, не торопиться.

Возвращаясь обратно к дороге, мы с куда большим интересом рассматривали деревья, зелёную траву, мох. На глаза попалась пара-тройка видов жучков, снующих по стеблям растений. Увы, ни один из нас не являлся спецом по насекомым, поэтому данные 'улики' пропали даром. Пару раз мне показалось, что в кронах деревьев прячутся белки, что ли, но данное подозрение так и осталось неподтверждённым.

Уже на подходе к джипу мы обратили внимание, что туман начинает рассеиваться. Точнее, постепенно поднимается вверх, тая в воздухе. К сожалению, туман исчезал слишком медленно, и визуального контакта с группой Зеленцова и Барулина всё ещё не было. Мы вновь связались по рации с парнями, уточнив обстановку на месте несостоявшегося тарана. Доклад Владислава не внушил особого оптимизма — мобильная связь по-прежнему не работала, а толпившийся у импровизированного КПП народ задавал слишком много сложных вопросов. Ну, да, дачники и дальнобойщики хотели знать, что происходит, и когда это закончится. А что им отвечать, если ни Зеленцов сотоварищи, ни мы, так, толком, ни фига и не знаем? Вот и насочиняли мои опера про теракт, про аварию на трассе, и т.д. Им и невдомёк, что я бы уже всё на свете отдал за теракт с аварией. Ибо чуяло моё сердце, что мы влипли в офигеннейшие неприятности.

— Ну, что, поступим, как настоящие мужчины — пойдём налево, — сунув рацию в карман, и покрутив головой, решил я.

— Налево? Налево от чего? — поинтересовался Ковалёв.

— Налево от направления нашего движения в данный момент, — уточнил я. — Вон, в ту сторону, в общем. Порядок движения не меняем.

Видимость постепенно улучшалась, и мы уже не целились в каждое подозрительное дерево. Свернув налево, пошли вдоль обрывчика, образовавшегося в результате неведомого катаклизма. По 'нашей', российской, земной стороне обрывчика. Катаклизм не пощадил ни наш, ни тот лес, несколькими рухнувшими деревьями резко обозначив границу между ландшафтами. Причём, все деревья полегли на 'не нашу' сторону.

Вдоль этой границы мы шли минут пятнадцать, постоянно отмечая резкие различия между природой 'тут' и 'там'. 'Тут' — свои, русские, кусты и берёзы, 'там' — незнакомые деревья, хоть и похожие на сосну, но какие-то не такие. Мысленно обозвав их 'соснами', оглянулся назад, в сторону дороги. Стоп.

— Парни, а вам не кажется, что мы идём не совсем по-прямой? — нарушил я общее молчание. — Оглянитесь, посмотрите обратно. Чувствуете, что мы идём, чуть-чуть забирая в сторону, вправо?

— Хм... Вот и мне показалось, что разлом идёт как-то дугой, почти незаметной для глаза, — согласился со мной Михаил. — Володь, что бы это значило?

— Пока не знаю, — пожал я плечами. — Пошли дальше.

Дальнейший поход 'налево' вдоль границы обрывчика лишь подтвердил моё предположение, что разлом идёт гигантской дугой, огибая дорогу и часть 'нашей' территории. Пройдя ещё, наверное, метров двести, мы так и не увидели в округе ничего стоящего. Обыкновенное придорожное поле, кустарник, небольшая берёзовая роща на 'нашей' стороне, 'сосновое' редколесье и чужой кустарник по другую сторону границы. 'У нас' -типичная для конца апреля нежная зелень, а 'там' — сочная, тёмного цвета трава. Поначалу очень хорошо просматривалось и море, а потом его заслонила стена сплошного леса. На основании увиденного возникло подозрение, что климатические зоны или времена года двух миров немного отличаются друг от друга.

...Двух миров!!! — эта мысль, образно говоря, произвела в моей голове эффект разорвавшейся бомбы. — Надо смотреть правде в глаза: там, за обрывом — не наш мир! Что-то произошло, и мы угодили... Куда, чёрт возьми, мы угодили? Или в наш мир угодило?

— Стоп, пошли-ка, мужики, обратно, — произнёс я, не узнавая своего собственного хриплого голоса. — Заодно и поговорим обо всём этом.

Вопреки некоторым опасениям, ни мой напарник, ни Руслан не оспорили мою версию, что мы угодили в хрензнаеткакоймир. Хотя ещё час назад данное предположение показалось бы операм полнейшим бредом начитавшегося книжек ботаника. Увы, вполне материальные факты в виде гор янтаря и прочего упрямо указывали на реальность происходящего, а улучшающаяся видимость всё больше подтверждала мою гипотезу.

Туман капитулировал и почти полностью рассеялся, когда мы уже были возле моего 'мерса'. Вновь оглянувшись в сторону моря — оно и не думало исчезать — мы помахали ручками группе Зеленцова, сели в джип, и спустя минуту подрулили к стоящим поперёк дороги фургону и рефрижератору. Нам предстоял достаточно сложный разговор с нашими же товарищами.

У импровизированного КПП собралась целая очередь из легковушек и грузовиков. Глазея на пару важно расхаживающих автоматчиков в чёрной форме 'а-ля спецназ', народ не борзел, и не лез напролом. Сказали, что теракт и авария, значит — теракт и авария. Менты сами разберутся, не маленькие. Вскорости понаедут прокурорские, высокие чины МВД, ФСБ, представители администрации пожалуют, и народ сможет посмотреть вблизи на тех, кому на Руси хорошо живётся. Возникли, конечно, слухи и сплетни, кто-то не выдержал, и развернул свой 'опель' назад, в сторону Питера. В остальном людей пугало лишь отсутствие мобильной связи и едва заметная нервозность товарищей полицейских.

Не говоря лишнего, я отобрал у опешившего водителя рефрижератора ключи от его 'Камаза', и пообещал подсунуть в машину кило героина, если он воспользуется запасными, и двинется с места. Затем сунул в карман куртки ключи от фургона, которые Владислав ранее конфисковал у несостоявшегося камикадзе. Тому, кстати, заметно полегчало после принятых капель, которые нашлись в его же машине. Положа руку на сердце, хорошо бы было вызвать скорую, но связь... Хорошо, что среди дачников нашлись две сердобольные дамы среднего возраста, которые сейчас хлопотали возле пострадавшего.

— Влад, Саша, Толик, Костя, давайте-ка, быстро, в машину, и за нами, — сухим, начальственным тоном приказал я. — Всё объясню на месте.

Если мои опера и удивились, то виду не подали. Быстро и дружно сели в 'бэху', и поспешили следом за мною. Минуту спустя притормозили у резко обрывающейся дороги, подошли к уже развёрнутому джипу. Эмоционально высказались, глядя на открывшийся взору ландшафт, поинтересовались, не уцелел ли водитель вдребезги разбитой фуры. И внимательно выслушали меня, когда я коротко рассказал о походе к морю и о вероятности нашего нахождения в другом мире. Судя по глазам офицеров, мне не особо верили, но... вон, чужая земля в пятнадцать метрах. Как тут не поверить?

— ...Такие, вот, пироги с котятками, парни, — закончил я пятиминутный рассказ. — Если есть желание, то мы можем сходить к морю, окунуться, поплескаться в водичке. Думаю, не хуже, чем на Балтике будет.

— Володя, ты верно заметил, что имеются два варианта — либо наш мир угодил куда-то, либо — иной мир угодил к нам, — взял слово всегда дотошный и рассудительный капитан Барулин. — Следовательно, нам надо как можно быстрее вернуться в Питер, и посмотреть, что там происходит. А уже потом решим, что, и как.

— Согласен с Сашкой, надо возвращаться обратно в Питер, — заговорил до того молчавший Ковалёв. — Но сначала следует заехать в Данилово, чтобы проверить проводную связь и электричество.

— Да, с электричеством, похоже, полный бардак будет, — посмотрев на рухнувший столб высоковольтной линии, произнёс Руслан.

— Товарищ майор, а Вы не рассматривали версию пересечения двух миров — нашего и чужого? — неожиданно спросил Костя Григорьев. — Ну, как у писателя-фантаста Андрея Круза в его книге?

— Нет, товарищ лейтенант, мы не рассматривали подобной версии, — вместо меня неожиданно ответил мой напарник. — Мы не рассматривали и другие версии, описанные в книгах писателей-фантастов. Нам просто было не до подобных версий.

— Остынь, Миша, — как можно мягче обратился я к Ковалёву, очень удивлённый его реакцией. — Мы сейчас все на взводе, поэтому надо убирать нервы в коробочку... Нет, Костя, мы не думали о многослойном пересечении миров.

— Всё, поехали, нечего о разной фигне спорить, — Владислав уже сел за руль своей 'бэхи'. — Костян, залазь. Володь, мы впереди.

— Миш, ну, ты чего на молодого наехал? — сев за руль 'мерса', я сразу же повернулся к напарнику. — Что произошло, а?

— Вовка, у меня жена, двое детей, и старики-родители. А ещё сестра со своими чадами, — Михаил, похоже, потихоньку впадал в паническое состояние. — Как подумаю, что они там без меня, а я тут... Ажно мозги закипают.

— Так, отставить думать о плохом, паниковать запрещаю, — я постарался придать своему голосу как можно больше уверенности. — Всё будет хорошо, мы обязательно выберемся обратно. Всегда выбирались, и на сей раз сумеем.

Увидев в зеркале кривую ухмылку Руденко, мол, заливай, заливай, начальник, сделал страшные глаза, и беззвучно зашевелил губами. Руслан усмехнулся ещё раз, коротко кивнул, дав понять, что не станет подливать масла в огонь.

...Евпатий-Коловратий, почти у всех у нас семьи, дети, подруги, родители, прочие родственники, — мои мысли и не думали следовать собственному приказу. — Что будет с ними без нас? Где они, вообще, находятся, в каком мире? А как мы без них? Это полный, доложу я вам, полярный лис...

Проезжая мимо рефрижератора, я тормознул, подозвал водилу 'Камаза', отдал ему ключи, и уточнил, что пошутил про героин. Нету у меня героина. Заодно попросил мужика отдать ключи и водителю фургона, рядом с которым по-прежнему оставались всё те же две дамочки возрастом чуть за сорок. Одна, брюнетка в очках, посмотрела на меня, словно обожгла: типа, совсем менты совесть потеряли, бросают больных посреди дороги, а сами даёт дёру куда подальше. А что ещё делать, если 'скорой' нет, связи нет, и ничем, кроме валидола и коньяка мы помочь не можем? Сердце — это серьёзно, и аптечкой первой помощи его не излечишь.

...Полтора километра по прямой мы пронеслись, считай, мгновенно, благо дорога была полностью пустая. Легли в поворот, пытаясь догнать Зеленцова на его 'бэхе', и сразу же пришлось тормозить. Впереди нас стояли четыре машины — три легковушки и фура, запаркованные возле очередного разлома местности. Среди легковушек затесался и 'опелёк', который развернулся обратно, чтобы найти объездной путь. Народ, в количестве восьми человек топтался у обрыва, о чём-то яростно споря и жестикулируя.

— Так, граждане, что за шум, а драки нет? — Зеленцов подъехал первым, и Саша Барулин уже выбрался из машины, помахивая удостоверением, словно веером. — Полиция, граждане. На что любуемся?

— Как на что, товарищ полицейский? Вы только посмотрите, что это деется, — сразу же зачастила невысокая тётка неопределённого возраста, где-то около пятидесяти с гаком, что ли. — Дорога исчезла, обрыв высокий, откуда-то лес взялся, а слева вообще озеро просматривается. Мы с Митей почти тридцать лет по этой дороге ездим, никогда такого здесь не было...

Решив, что перебивать даму себе дороже, Барулин подошёл к краю обрыва, глянул на лес, махнул нам рукой. Народ молча расступился, пропуская ментов, тараторившая тётка умолкла, получив тычок локтем от мужа. Люди смотрели на нас, явно надеясь на помощь и защиту от представителей власти. Нам бы самим кто-нибудь, взял, да помог!

— Метра три-четыре будет, — прикинув высоту обрыва, произнёс Владислав. — Лес красивый, густой, не чета предыдущему. Зверьё должно здесь водиться, грибы, ягоды.

— Море видать, — отметил Руденко. — Когда ехали, с дороги оно не просматривалось. Надо бы осмотреть местность с какой-то высокой точки.

— Стоп. Что ты сказал, Руслан? С высокой точки? — у меня в мозгу промелькнула одна догадка. — Парни, быстро по машинам! Едем в Данилово, там церковь имеется, и колокольня при ней.

— Точно! Молодчик, ты, Вовка. Как же я сам не догадался? — мой напарник первым припустил к джипу

— Эмоции, Миша, нервы, накручиваешь себя, — отозвался я, уже понимая, что Ковалёв хватается за последнюю соломинку.

Не обращая внимания на вновь сыпанувшую вопросами тётку, мы сели в машины, развернулись, и помчались обратно, к повороту на Данилово. Навстречу попался 'Камаз'-рефрижератор, промелькнуло каменное лицо его водителя. Ладно, никуда он не уедет, похоже, вновь скоро встретимся.

Повернув на Данилово, снизили скорость, чтобы не поймать шальную яму, и вскоре проехали мимо первого деревенского дома. Въехали на центральную улицу, притормозили, огляделись, прикинув путь до возвышавшейся над окраиной церкви. Несмотря на ранний час, деревенский народ уже проснулся, высыпал на улицу, бабки кучковались группами возле домов. Впрочем, в деревнях всегда рано встают.

Мы не стали задерживаться, и рванули в сторону храма. Немного покружили между домами, а затем остановились прямо возле крыльца церкви. Дружно вылезли из машин, прикладами и кулаками застучали в створки дверей. Со стороны, наверное, это смотрелось дико, но уж очень нам нужен был здешний смотрящий за прихожанами, чтобы попасть наверх.

Не прошло и минуты, как появился настоятель храма, или, как, там, его ещё называют. Открылась створка ворот, и к нам вышел бородатый мужик в чёрной рясе, с чёрной шапочкой на голове, один, с пустыми руками. Ощущение такое, словно он ждал нас.

— Отец Серафим, — представился он, глядя на нас спокойными голубыми глазами. — Чем могу быть полезен в столь ранний час?

— Начальник криминальной полиции майор Иванников, энское УВД, из Питера, — ответил я, сунув попу 'корочки' под самый нос. — Отец Серафим, нам очень нужно срочно попасть на колокольню. Будьте добры, проведите нас туда.

— Что же, господа полицейские, следуйте за мной, — настоятель, похоже, нисколько не удивился моей просьбе, повернулся, исчезнув в дверях. Я шагнул следом, и вскоре, попетляв по внутренним помещениям церкви, мы стали подниматься на колокольню. Винтовая лестница быстро привела нас наверх площадки, где находился колокол. Я остановился рядом с отцом Серафимом, осмотрелся вокруг. Туман практически полностью рассеялся, открыв нашему взору незабываемое зрелище. Я замер, с жадным любопытством вглядываясь в 'свой' и 'чужой' ландшафт.

— Охренеть, — хриплым голосом произнёс кто-то за моей спиной.

— Красиво, — отозвался Руслан Руденко.

— Боже мой, этого не может быть, — полным отчаяния голосом прошептал Миша Ковалёв.

— Хорошо, что вы вспомнили о Боге, — сказал отец Серафим. — То, что произошло — и есть Воля Божья.

— А что произошло? — я повернулся к священнику. — Вы что-то об этом знаете?

В ответ настоятель зарядил длинный монолог, состоящий из цитат иудейских пророков о конце света, спасении избранных, и т.д., и т.п. Я решил не дожидаться начала описания жития остальных библейских персонажей, искренне поблагодарил настоятеля за помощь, и стал спускаться вниз. Парни помедлили, немного полюбовались природой, но все, как один, последовали за мной. Нашли меня, уже расстелившего карту Ленобласти на капоте джипа, с карандашом в руке.

...Итак, мы имеем Данилово и кусок трассы, граничащие с неизвестным нам морем, — я провёл дугу южнее от посёлка. — Дорогу обрезало с двух концов, с колокольни виден лесистый мыс, выступающий в море, а севернее посёлка ландшафт нисколько не изменился... Километров на пять с гарантией, а то и более... На западе и востоке, похоже, произошли перемены, вопрос, насколько масштабные...

— Кхм... Володя, ты бы не занимался рисованием, — стоя за моей спиной, произнёс капитан Зеленцов. — Сашка с Русланом уже пересняли всю округу на свои айфоны. С колокольни снимали с высоким качеством.

— Молодцы, не теряли времени даром, — обернулся я к своим парням. — А теперь прикиньте, если у вас батареи сядут, в ваших айфонах, что будет дальше?

— От аккумулятора 'бэхи' зарядим, — хмыкнув, пожал плечами Барулин. — Соляры почти полный бак.

— Это хорошо, что почти полный бак. Соляра нам сейчас, как на вес серебра будет, — улыбнулся я, складывая карту, и пряча её за пазуху. — А вот если соляра закончится, то в конечном итоге мы останемся без айфонов. Придётся по старинке рисовать пейзажи и чертить карты.

— Ладно, Володя, мы все тебя хорошо поняли, — улыбнулся Владислав. — Давай, шеф, командуй. Что, куда, кого?

— Дело, как мне видится, следующее: случился (цензура) катаклизм, в результате чего часть нашего мира с посёлком Данилово оказалась чёрт знает где, — вещая преамбулу, я заглянул в глаза каждому из моих парней. Страха не увидел, лишь загнанное внутрь отчаяние в глазах Мишки. У остальных просматривался скрытый азарт и охота к приключениям. Настоящие мужики, не зря я подбирал к себе в отдел именно таких, готовых идти хоть к чёрту на рога.

— Осмотр местности с колокольни показал, что севернее Данилово простирается наш, российский, земной ландшафт. Насколько далеко — пока неизвестно, — продолжил я. — Скорее всего, мы являемся единственными представителями законной власти в данном регионе, причём, имеющими определённый вес.

— Володь, в Данилово есть свой участковый, да и у мужиков, вероятно, имеется кое-какое оружие, — вступил в разговор Ковалёв. — Кроме того, здесь проживает известный в определённых кругах криминальный авторитет по кличке 'Ерёма Безбашенный', он же Еремеев Николай Павлович.

— Всё верно, Миша, в посёлке имеется и участковый, и у мужиков, наверное, найдутся 'берданки', — улыбнувшись, кивнул я. — Кроме того, и у 'Ерёмы' должен быть припрятан вполне приличный по провинциальным меркам арсенал.

— Оперативная информация? — Зеленцов прям весь напрягся, словно охотник, почуявший поблизости дичь.

— Нет, это моя твёрдая уверенность, а не стук 'барабанов', — ответил я. — Парни, мы сейчас должны нанести свой первый визит не в администрацию, а к товарищу Еремееву. Причём, не как его заклятые враги, а как... гости, скажем. Так надо, я потом всё объясню.

— Ну, ты и скажешь иногда, Иваныч, что хоть стой, хоть падай. В гости, блин, — фыркнул капитан Барулин. — Не знал бы я тебя много лет, то подумал бы, что ты на короткой ноге с 'Ерёмой'. Так он и пустил тебя в гости.

— Ты почти угадал, Саша, я знаком с Еремеевым, и очень даже хорошо знаком, — грустно улыбнулся я. — Когда-то мы с Колькой сидели в одном окопе, а на нас пёрли духи, прорываясь через границу на помощь другим таким же 'чебурекам'. А до этого мы с Николаем жрали кашу из одного котелка, пили из одной фляжки... Поэтому 'Ерёма' пустит меня в гости.

У церкви воцарилась тишина, нарушаемая лишь лаем собак и шумом тракторного мотора на ближайшей улице. Шесть пар глаз разглядывали мою персону, словно впервые меня видели, и сейчас оценивают, что с сим фруктом делать. Ну, я же не виноват, что всё сказанное мною — чистая правда! И в том последнем бою я вынес раненого сержанта Еремеева на своём горбу, матерясь криком, но не бросив его ТАМ. И уж тем более, я не в ответе за то, что вышедший из госпиталя сержант со временем стал весьма авторитетным человеком в бандитских кругах.

— Чего уставились, товарищи офицеры? У каждого человека есть то, о чём никогда и никому не рассказывают. По разным причинам, — я бесцеремонно нарушил всеобщее молчание. — Поэтому, слушай мою команду: отставить маскарад, вскрыть НАШ запас, вооружиться нормально.

— Не, Володя, с тобою всё-таки не соскучишься, — минуту спустя покачал головой Руслан, запихивая магазин в разгрузку. — Ты был знаком с 'Ерёмой', и до сих пор молчал об этом.

— И молчал бы дальше, Рус, если бы не обстоятельства, — я сунул потёртый ТТ в нейлоновую кобуру на бедре. — Впрочем, в одном ты прав — со мною не соскучишься. Особенно, когда мы оказались чёрте где, и чёрте когда.

... А вы что думали: опера ехали себе куда-то по службе? Задерживать подозреваемого в преступлении? Ранним утром первого мая? Нет, граждане, мы ехали по иным делам, чтобы решать проблемы среднего по российским меркам бизнеса. Решать окончательно, если конкурирующая сторона не согласилась бы на наши предложения. Это — жизнь, реальность, о победе над которой, хоть, и снимают сериалы, но которую фиг победишь. Потому, что рыба гниёт с головы. А дальше сами догадывайтесь, где та голова, ибо это уже политика...

Мы быстро перевооружились на нормальные, длинноствольные 'калаши' из 'левого' НЗ, распихали по ячейкам разгрузки запасные магазины, добавили к основному оружию ещё и 'левые' пистолеты. 'Правые' 'укороты' скинули в багажники, табельные ПМы оставили в кобурах подмышкой. Затем сели в машины, и вновь выехали на главную деревенскую улицу. Ага, народ с шоссе постепенно отошёл от шока, и стал подтягиваться в посёлок. Мимо проехал давешний 'опель', а в просвете между деревьями мелькнул рефрижератор на подъездной дороге. Ну, ладно, нам на сей раз направо.

Николай Павлович Еремеев — а именно так, по имени-отчеству, и очень уважительно называли его в Данилово — проживал в личном особняке в полукилометре от самого посёлка. К его дому от центральной улицы села шла неширокая дорога с отличным асфальтовым покрытием. Гладкая и ровная, без ям и ухабов, ездить по такой — одно удовольствие.

Мы, не таясь, подъехали прямо к въездным воротам, вышли из машин, оглядели трёхметровый бетонный забор, видеокамеры на всех углах. Да, неплохо устроился бывший сержант-пограничник, сделавший себе карьеру и имя в криминальном мире. Имея такой замок, можно жить, и жить припеваючи. Охрана, поди, нас уже давно срисовала, всполошилась, не зная, что делать. Мы сейчас больше на частный спецназ смахиваем, в бронниках, в 'сферах', с автоматами, правда, без масок на лицах.

Отдав автомат Михаилу, я провёл быстрый инструктаж, приказал парням, чтобы те рассредоточились, и не отсвечивали. Затем не спеша подошёл к массивной калитке рядом с воротами, и нажал на кнопку переговорного устройства. По идее, где-то здесь должна была быть скрытая камера, и я не сомневался, что за мной сейчас наблюдает пара-тройка рыл с сомнительным послужным списком. Ладно, поиграем по чужим правилам.

— Чего надо? — вопреки моим ожиданиям, охранник появился самолично, почему-то не став вести переговоры по домофону. А вот манеры у секьюрити, увы, не из лучших — даже не поздоровался, морда такая. Хорошо, ещё, что не направил на меня 'помпу', что держал в руках стволом вниз.

— Вот, что, любезный, доложи-ка, пожалуйста, господину Еремееву, что его хочет увидеть его армейский товарищ, имевший на службе позывной 'Финн', — чётко и с расстановкой произнёс я. — Запомнишь, или тебе лучше записать на бумажке?

— Запомню. Ждите, — нахмурив лоб, охранник бросил опасливый взгляд на моих ребят, и исчез, захлопнув за собой калитку. Я пожал плечами, и, заложив руки за спину, стал ходить взад-вперёд...

— Проходите, — не прошло и минуты, как калитка вновь распахнулась, и появился мой давешний собеседник. — Вы один проходите. 'Ерёма'... Тьфу, ты, Николай Павлович ждёт Вас.

Я шагнул следом за секьюрити, сразу же от ворот, словно, угодив в другой мир — мир ухоженного и вылизанного поместья. Мощёные красной брусчаткой дорожки, идеальные газоны, отделанный камнем ручей с водопадиками и кажущимся игрушечным мостиком. На парковке возле дома стоял сверкающий никелем 'хаммер' — машина прожорливая, но весьма неплохая при нашем бездорожье.

— А я сначала не поверил своим ушам! — навстречу мне спешил сам хозяин, хозяин дома, и, насколько я в курсе, почти всех здешних мест, Еремеев Николай Павлович. — Ё-моё, Вовка, 'Финн', как же я рад тебя видеть!

Да, бывший сержант с позывным 'Свен' заматерел, раздался вширь. Сейчас я бы и не вытащил его с поля боя — более ста килограмм навскидку. И взгляд у Кольки стал жёсткий, волчий, холодный и цепкий. Чувствуется хватка хищника, матёрого, и опасного.

Мы обнялись, от души похлопали друг друга по спинам, искренне радуясь нашей встрече. На душе внезапно полегчало. Я интуитивно почувствовал, что Николай, хотя и оказался по жизни на другой стороне закона, похоже, не растерял человеческих качеств. Интуиция меня редко подводит, доложу я вам. Тут я заметил второго охранника, тихонько появившегося из дома. Здоровый лось, и тоже с помповым ружьём в руках.

— Володя, давай я сразу же прямо спрошу тебя, а ты мне честно ответишь, хорошо? — хозяин мгновенно перехватил мой взгляд в сторону секьюрити. — Скажи, ты приехал по мою душу, или нет?

— Нет, Коля, я приехал не по твою душу, — ответил я, глядя 'Свену' прямо в глаза, не моргая. — Я приехал к тебе, как гость, как старый боевой товарищ, как частное лицо, наконец. У меня нет ордера на твой арест, нет ордера на обыск, и я не намерен устраивать 'маски шоу'.

— Володя, но ты всё ещё работаешь в полиции, да? — Николай с заметным облегчением перевёл дух, глубоко вздохнул. — Или уже на чей-то ЧОП?

— До сегодняшнего утра я работал в полиции, Коля, — я не стал скрывать очевидных фактов. — А вот сейчас даже не знаю, есть ли вообще полиция, и есть ли вообще Россия.

— Не понял. Вова, что происходит? Ты здесь из-за землетрясения? Началась война, да? — Еремеев мгновенно весь подобрался, буквально на глазах становясь похожим на того сержанта, с которым я служил в Таджикистане. — На нас напали янки? Китайцы?

— Хуже, Коля, всё намного хуже. Я трезв, как стёклышко, Коля, 'дурью' не балуюсь, и с психикой у меня всё в порядке. Поэтому не смейся над тем, что я скажу: Данилово и его окрестности оказались в другом мире, — в лоб огорошил я Николая. — Я здесь оказался случайно. Мы с ребятами просто проезжали мимо, по трассе.

— Наверное, будь вместо тебя кто-то другой, я бы решил, что надо мной злостно шутят, — внимательно изучив выражение моего лица, после минутной произнёс Еремеев. — Но полное отсутствие связи и хаос в радиоэфире... Хорошо, Володя, пойдём в дом, всё расскажешь подробнее.

— Погодь, я дам 'отбой' своим операм, — остановился я. — Вернусь к воротам, и сейчас же приду в дом.

— А по рации ты, что, не можешь дать свой 'отбой'? — кивнув на 'моторолу', с сарказмом поинтересовался хозяин.

— Нет, мы договорились, что я выйду лично, — выделив интонацией последнее слово, я направился ко въезду на территорию.

— Витёк! Открой ворота, и впусти мусоров..., тьфу, ты, ребят моего старого армейского друга, — неожиданно распорядился Николай. — И ещё — не задирайся с ними, не цепляй слово за слово, не лезь на рожон. Они и мы, похоже, теперь все в одной лодке паримся. Понял меня?

— Угу, босс, понял, — отозвался от ворот охранник, доставая из кармана штанов пульт дистанционного управления. Так, а у хозяина, похоже, автономный дизель-генератор имеется. Как раз на случай отсутствия электричества. Следовательно, должен быть и запас солярки для дизеля.

Минуту спустя обе наши машины стояли бок о бок рядом с 'хаммером', а мои ребята топали следом за мной. На кухню, завтракать, чем бог послал. Еремеев посмотрел на лица моих оперов, и, махнув рукой, на, типа, принципы, пригласил всех нас в дом. Ну, да, чуйка у бывшего пограничника всегда была на высоте. По пути Николай уточнил, что готовить завтрак придётся нам самим, т.к. его личный повар ещё не приехал на работу. И, судя по последним событиям, непыльная работа повара накрылась медным тазиком.

Кроме самого хозяина в доме находились трое его охранников и пара породистых кошек, встретивших нас в холле. Оглядев подозрительным взором зелёных глаз толпу незнакомых мужиков, кошастые сразу же направились к Зеленцову. Для меня всегда оставалось загадкой, каким образом кошки определяли в капитане любителя всей мурчащей и пушистой братии. Знакомство с Владиславом прошло успешно — обе кошки благосклонно позволили себя погладить, почесать за ушками, и даже потёрлись усами о штаны Зеленцова. Эх, нам бы такую же интуицию в отношении людей, что стоит на вооружении у кошек.

На просторной и отлично оборудованной бытовой техникой кухне нашлись солидные запасы продовольствия, поэтому проблем из-за отсутствия повара не возникло. Мы основательно подкрепились, не забывая благодарить хозяина за хлеб-соль. Хлебосольный хозяин улыбался, отшучивался, мимоходом ввернув фразу, что с наступлением военного времени любой русский должен считать себя вновь призванным на защиту своей земли. А если учесть, что земля эта приходится на Данилово и его окрестности, то сержант Еремеев немедленно приступит к исполнению своего воинского долга.

Я невольно восхитился короткой речью своего старого армейского товарища, в котором явно пропал гениальнейший дипломат. Николай мигом аргументировал необходимость объединения усилий его скромных сил и уважаемых гостей с 'калашами', чтобы разобраться с происходящим, не допустить насилия, защитить мирное население. Что ни говори, а умён 'Ерёма', хитёр, талантлив, и котелок у него варит на все сто. Что же, пора заканчивать с этим театром, и переходить к живописи.

— Пойдём-ка, 'Свен', обсудим кое-чего, — предложил я, допив последний глоток чая. — А парни мои пока попьют кофию с какавой.

— Хорошо, пошли, 'Финн', — Еремеев слегка напрягся, но постарался держаться непринуждённо.

— Николай, у тебя есть, чем вооружить свою охрану? — я сразу же взял быка за рога. — Я имею в виду не те 'помпы', на которые у твоих стопудово выписаны разрешения, а реальные, боевые стволы. Есть?

— Ну, предположим, я найду стволы, — хитро прищурился собеседник. — Понимаешь, я готов встать рядом с тобой, Володя, а своим людям всё-таки хочу предложить выбор. Если, к примеру, у моих с твоими в перспективе проблемы будут? Как бы не постреляли друг друга, не дай бог.

— Никто никого не постреляет. Я поговорю со своими, ты — со своими, и вообще разведём бойцов по разным окопам. До поры, до времени, а потом притрутся, не маленькие, — ответил я. — Ты, вообще, по каким принципам набирал личный состав?

— Большинство моих с армейским опытом, несколько человек прошли Чечню. С тупыми отморозками никогда не работал, и никогда работать не намерен. Уроды они конченые, — хозяин дома презрительно сплюнул. — 'Финн', я, хоть, и ушёл в бандиты, но не оскотинился, и умом не тронулся. Да, я жёсткий, и порой даже жестокий, но не зверь, и не монстр, каким меня часто представляют в ментовке.

— Я никогда не занимался тобой и твоими делами, Коля. И отбояривался от твоих тем, как мог. Под разными предлогами. Потому, что мы вместе лазили по тем горам на границе, и я точно знал, что никто не пальнёт мне в спину, пока ты меня прикрываешь, — я смотрел Николаю прямо в глаза, а тот не отводил свой взгляд. — В то же время я отслеживал всё, связанное с тобой, сопоставлял, думал... И, знаешь, я не знаю, куда бы сам подался, окажись я на твоём места. А сейчас та страница перевернулась, Коля, и мы всё начинаем сначала. Объясни это своим, а я объясню своим.

— Володя, с этого момента считай, что тебе вновь никто не выстрелит в спину. Как бы там дальше не легла наша карта, — взгляд старого армейского товарища потеплел. — Я даю слово, что мои бойцы не поднимут бучу. А если что, разберусь сам, без лишнего шума.

— Введи меня в курс дел по Данилово. Что здесь с администрацией? Как с участковым? — видя, что всё точки над 'и' расставлены, я перевёл разговор на другую тему.

— Участковый хороший, по крайней мере, свою работу знает. У него нет особых амбиций и лидерских качеств, а так — мужик вполне толковый, — Еремеев провёл рукой по своей короткой стрижке. — Глава администрации — тот вообще мой ставленник, но, к сожалению, труслив и мягкотел. Из демократов, типа. Эх, знал бы раньше, что такое случится, так не выпихивал бы в отставку прежнего. Тот был из старых, ещё советских кадров, и у народа пользовался огромным авторитетом. Да и сейчас его не забыли, если что, то постоянно обращаются к нему с разными делами.

— Ничего, администрацию и поменять можно, если, вдруг, понадобится, — произнёс я. — Хорошо, решай, кого из бойцов брать с собой, и выдвигаемся к церкви, а потом к участковому и к администрации.

— А зачем к церкви-то? Отец Серафим никогда не станет вмешиваться в дела людские, он вообще не от мира сего, — искренне удивился Николай.

— Нам не сама церковь нужна, а колокольня. Хочу, чтобы ты лично посмотрел на новые горизонты, — усмехнулся я. — А то, может, не веришь мне на слово?

— Да я со своего балкона первей тебя море увидел! Решил, было, что это уже глюки пошли, а потом вспомнил, что вчера ни грамма во рту не было, — засмеялся 'Ерёма', поворачиваясь в сторону ворот. — Витёк! Шагай сюда, разговор есть!

Спустя какое-то время во дворе усадьбы Еремеева собрались две группы вооружённых людей. Мы, семеро оперов в чёрной униформе 'а ля спецназ', вооружённые автоматами и пистолетами, и четверо бойцов в натовском цифровом камуфляже. Во главе с неформальным хозяином здешних мест, известным криминальным авторитетом Еремеевым Николаем Павловичем.

После нашего разговора 'Свен' собрал своих парней всех вместе, быстро объяснил им ситуацию, описал задачи и перспективы. После этого погнал двоих ребят куда-то в подвал, или ещё в какие-то бандитские закрома за оружием. Последнего оказалось не густо — полдюжины 'калашей', карабин СКС с оптическим прицелом, пара ПМов, и один ТТ с глушителем. Ну, ещё три легальных помповых ружья, и личная 'беретта' хозяина. Плюс некоторое количество боекомплекта, из расчёта продержаться минут десять против сотни атакующих духов. Признаюсь, я ожидал от Николая нечто большего, о чём прямо и сообщил ему.

— Основной схрон уже недоступен. Он остался там, в городе, — Еремеев неопределённо махнул рукой в сторону Питера. — Так, кто остаётся 'на точке'?

Трое охранников здешнего босса переглянулись между собой, и решили, что останется мой тёзка, некий Володька. На вид — обыкновенный качок, с ничем не выделяющейся внешностью. Колька сразу же загрузил остающегося срочными задачами, связанными с экономией электроэнергии и консервацией чуда американского автопрома. Как оказалось, 'хаммер' принадлежал любовнице хозяина, которая гостила у подруги в Питере. У самого же Еремеева оказались в гараже ещё две машины — на сей раз его собственные — 'лэндкруйзер' и 'гелендваген'. Оба джипа с дизельными движками, что характерно. В последний и загрузились бывший пограничник с парой своих бойцов.

За время нашего вояжа в гости обстановка в Данилово заметно изменилась. В посёлок подтянулись все те, кто вместе с нами оказался на трассе — дачники, дальнобойщики, и прочие транзитники. Проснувшиеся жители населённого пункта высыпали на улицы, с тревогой наблюдая за наплывом незванных автомобилистов. По Данилово ползли самые невероятные слухи и сплетни. Шила в мешке не утаить, и по мере распространения новостей народ постепенно стекался на окраину, где с колокольни открывался прекраснейший вид на окружающий посёлок ландшафт.

К счастью, участковый оказался на месте, точнее, дома, не успев присоединиться к паломничеству в сторону церкви. Еремеев пожал руку лысеющему старшему лейтенанту лет, так, сорока-пятидесяти, представил меня, Мишу Ковалёва, и предложил присесть, чтобы обсудить один важный вопрос. Затем огорошил товарища участкового свежими новостями. Видя, что у Антонова Евгения Мироновича — так звали полицейского — образно говоря, не хватает оперативной памяти для осмысления происходящего, Николай применил допинг. В виде полулитровой фляжки коньяка, что нашлась в джипе бывшего пограничника. Участковый одним залпом выдул почти половину ёмкости, просмаковал остатки прекраснейшего армянского коньяка, закусил поданными супругой грибочками, крякнул, и пошёл за оружием.

Жена участкового, которая слушала наш разговор, вертясь на кухне, буквально засыпала нас вопросами, заодно проинформировав о местной беде — проблеме с колодцами. С деревенскими колодцами творилось что-то ненормальное: часть из них неожиданно пересохла почти наполовину, другие же внезапно переполнились водой, чего обычно с ними никогда не происходило. Никто из соседей не знал, что и думать, началось распространение самых невероятных слухов.

Супруга участкового поохала, поахала, малость всплакнула, дала лёгкий подзатыльник младшему сыну, и тут появился Антонов. Одетый по форме, с 'вепрем' в руках, табельным 'макаровым' в кобуре, готовый исполнять свои служебные обязанности. В глазах старлея читалась решимость идти до конца, чего бы это ни стоило.

Хотя было хорошо заметно, что между участковым с Николаем ровные отношения, Мироныч сел ко мне в 'мерседес', где успел переговорить со мной почти тет-а-тет. В основном, уточнял некоторые моменты, чтобы обладать полнотой информации по событиям на шоссе. Мне импонировал такой подход к делу, да и Антонов, как человек, понравился, несмотря на лихо употреблённый им коньяк. Ну, что делать, если мужик не читал фантастику, и не готов к обалденно резким переменам в нашей жизни.

Здание местной администрации мне понравилось. Красивый, отремонтированный и ухоженный домик, аккуратная табличка на дверях, сообщающая, что здесь заседают местные органы власти. Эти самые органы в количестве двух человек сразу же выскочили навстречу, едва Колькин 'гелендваген' скрипнул тормозами у крыльца здания. Рядом остановились мы, и, захлопав дверями, стали вылезать всей толпой.

Поначалу глава официальной власти перепугался, побледнел, и, вообще, весь переволновался. Шутка ли — по его душу разом припёрлись сам 'Ерёма' с подручными, да ещё и залётный спецназ нарисовался. Плюс участковый, затесавшийся к нам в команду. В общем, Еремееву вновь пришлось экстренно применить проверенный метод допинга. На этот раз в виде красивой бутыли виски с очень солидной выдержкой. И, что вы думаете? Глава одним махом выдул более половины бутылки, и выпил бы и до дна, если бы Николай со словами 'харэ лакать, милый' не отобрал ёмкость. Сунув вискарь в руки секретарши, Еремеев сначала представил нас, а затем и нам.

— Андрей Маркович Петренко, здешний 'премьер-министр', 'министр финансов', и всего остального, прочего, — похлопав главу по плечу, Николай сразу дал понять, кто здесь реальный 'президент'. — Сейчас Андрей Маркович пойдёт по домам, соберёт нужных людей, а уже затем они соберут народ.

— Ох, Николай Павлович, а что вообще случилось-то? Правда ли, что произошёл геологический катаклизм? — как оказалось, Петренко вообще смутно представлял себе происходящее в округе.

— Ёшкин кот, а кто из нас глава администрации? — наигранно удивился 'Ерёма'. — Это ты, Андрей Маркович, должен мне доложить, что происходит. А не я к тебе мчаться с новостями, как тот Гарун. Ладно, не трясись, сейчас всё узнаешь от майора Иванникова.

Пока я рассказывал, что, и как, Петренко то краснел, то бледнел, то вновь краснел. Видимо, выпитое Андреем Марковичем виски боролось с его врождённой боязнью начальства, и следы этой борьбы отражались на упитанной физиономии главы. Стоявший здесь же рядом Николай словно прочитал мои мысли, и, улучив момент, виновато развёл руками: мол, сам видишь, какие кадры. Я пожал плечами, и быстро свернул свой рассказ.

— В общем, так, Андрей Маркович — сиди здесь, и информируй людей, которые будут подходить, что мы вскоре создадим чрезвычайный совет, — немного подумав, распорядился Еремеев. — Ты, Елена Васильевна, езжай к Федосееву, и попроси, чтобы Роман Георгиевич подъехал вместе с тобой... Ленка! Ты весь вискарь вылакала? Ну, млять, что за дела такие? Как же ты за руль сядешь, коза драная?

Оказывается, пока я толкал речь, просвещая Марковича, его секретарша потихоньку прикончила остатки еремеевского виски. То ли от нервов, то ли по иной причине. Колька, когда увидел пустую бутыль и блестящие глазки секретарши, едва не закатил бабе хорошую оплеуху, но сдержался, похоже, постеснявшись полиции. А я сообразил, отчего это ухмылялись мои парни — смотрели, как Елена Васильевна за нашими спинами прикладывается к бутылочке.

— Лёня, бери 'уазик', и поезжай к Федосееву. Культурно, повторяю, культурно попроси Романа Георгиевича от моего имени сесть в машину с тобой, и приехать к церкви, — Николаю пришлось посылать за неким Федосеевым одного из своих ребят. — Всё, давайте, двинем на колокольню. Надо осмотреться, а потом провести разведку местности.

Я кивнул, соглашаясь с доводами своего бывшего армейского друга. Как-никак, он здесь живёт, и знаком с округой куда лучше нас. Кроме того, надо немедленно сориентировать и Антонова, который вообще знает здесь каждый кустик. Участковый родился в Данилово, прожил в посёлке почти всю жизнь, и является настоящим кладезем информации. Но сначала пусть Мироныч соберёт всех мужиков, у кого есть оружие. Чую, что времена развивающегося капитализма закончились, и наступает настоящая демократия, при которой истинно свободные люди должны иметь при себе оружие.

Ещё при подъезде к церкви мы поняли, что информация о катаклизме распространилась быстрее ветра. К колокольне стекались и стар и млад, ехали на велосипедах, машинах и тракторах. Мелькнул давешний 'опель', в боковом переулке приткнулся 'Камаз', а его водитель стоял рядом, и о чём-то беседовал с женщиной средних лет. Я уловил взгляд этого мужика, уверенный, лишённый злобы, или чего-то подобного. Надо будет познакомиться с этим человеком поближе.

У церкви нас встретило по здешним меркам целое море народа — человек сто, не меньше. На крыльце храма стоял отец Серафим, и вещал людям о страшном суде, воздаянии, об избранных богом, и т.п. Народ — в основном, женского пола, и преклонных лет — внимал речам настоятеля, крестился и плакал. Другие — кто помоложе, и мужского пола — лезли на колокольню, чтобы самим убедиться в собственной избранности. Хорошо поставленный голос отца Серафима перекрывал неизбежный в таких случаях шум и гам.

— Евгений Миронович, ты проследи, пожалуйста, за порядком, — вылезая из джипа, попросил я. — Чтобы никто не подрался, обошлось без рукоприкладства и насилия. Толпа — она часто бывает неуправляема. Особенно, когда люди на эмоциях...

— Я останусь и помогу Антонову, — неожиданно произнёс мой напарник. — Займусь хоть какой-нибудь полезной работой, чтобы не думать о своих.

— Хорошо, Миша, — кивнул я. — Толик, Костя, вы остаётесь в распоряжении капитана Ковалёва и участкового... Евгений Миронович, Вы тут распорядитесь, а потом сразу наверх, к нам. Без Вас нам не обойтись.

— Добре, Владимир Иванович, — участковый сразу же признал моё главенство, и лишь покосился на Еремеева. Николай же вообще не обратил на нас никакого внимания, сразу же направившись к храму. Кольке, похоже, не терпелось поскорее взглянуть на округу с самой высокой точки посёлка. Люди расступались, пропуская 'Ерёму' и его двух подручных. Ну, пора и нам топать наверх.

— Ну, как, сходим с девками на море? — подколол я своего бывшего однополчанина, рассматривавшего в бинокль окрестный пейзаж.

— Легко. Только шнурки поглажу, — съязвил Николай, не отрываясь от наблюдения. — Володь, там, на севере нет никаких изменений местности. Я вижу крышу коровника фермера Савченкова. Хороший мужик, кстати, крепкий... Просматривается и хозяйство Чугунова... Увидели бы и Замятино, если бы не дымка.

— Что там, в этом Замятино? — поинтересовался я, доставая карту.

— Дюжина старушек, пяток питерских дачников, несколько пустых хат, — ответил Еремеев. — Подробнее можно узнать у Антонова, или у того же Петренко. У Марковича там родня живёт — тётка с алкашом-сыном.

— Сколько отсюда до Замятино? — я глянул вниз, где Ковалёв и участковый прервали проповеди отца Серафима. К церкви продолжал стекаться народ, и, как полагаю, внизу собрался почти весь посёлок.

— Километров пять-шесть, наверное. Там, после Замятино есть ещё три деревеньки, которых больше нет на карте. Там даже старушки отсутствуют: перестройка, самогонка и дикий капитализм выбили народ не хуже фашистов, — со злостью сплюнул Еремеев. — Короче, 'Финн', надо самим ехать в Замятино, и разбираться на месте, что там, и как.

— Надо, так надо, — хмыкнул я. — Коль, а сколько отсюда до Рясенки?

— Километров одиннадцать, точно не знаю, — Николай пожал плечами, глянул вниз. — Я в ней бывал-то всего пару раз. По той дороге между деревнями только на тракторе и ездить. Володь, Рясенку отсюда не видно. Она лежит северо-западнее, а там лес мешает... Не дождёмся мы Мироныча, Вова. Он накрепко увяз в позиционном трёпе с бабульками, и его просто так не отпустят.

— Понятно. Ладно, пошли вниз, а то там вообще назреет и произойдёт революция. Как говорили классики, подобные процессы лучше возглавлять нам самим, а не противостоять им, — вздохнул я, убирая карту в карман.

Внизу нас встретили шум и гам, в котором не было слышно собеседника в пяти шагах от самого себя. Не долго думая, я снял автомат с предохранителя, передёрнул затвор, и трижды выстрелил в воздух одиночными. Это помогло — народ мгновенно замер, разом прекратив сотрясать языками воздух. Толпа утихла, и стало слышно, как кто-то сдавленно охнул, а кто-то зашмыгал носом. Люди смотрели на нас — на хорошо вооружённых незнакомцев, неизвестно как очутившихся в Данилово. Смотрели на всем известного негласного хозяина всей округи, который и ранее внушал трепет, а теперь вообще открыто носил оружие вместе со своими бойцами.

— Тишина, граждане! Попрошу тишины! — мне пришлось напрячь свои голосовые связки, чтобы меня услышали все, находящиеся у церкви. — Меня зовут Иванников Владимир Иванович, я майор, начальник криминальной полиции энского УВД из Санкт-Петербурга...

По мере того, как я говорил, лица людей становились всё суровее, и суровее. Постепенно в толпе возник тихий гул, который не имело смысла глушить. Осознавая, что мир вокруг резко изменился, люди перешёптывались, переругивались, давали волю эмоциям. Хорошо, что хотя бы не перебивали, не освистывали, не улюлюкали.

Я уложился минут в десять, а затем слово взял Николай. Сразу же подтвердились мои выводы о недооценённых страной и властью талантах товарища Еремеева. Бывший сержант погранвойск чётко расписал произошедшие геологические изменения в окрестностях населённого пункта. Затем плавно перешёл к нашему появлению в Данилово, особо подчеркнув, что он сам отныне находится в подчинении майора полиции. Расписал меня, как лучшего друга и отличного командира, ну, прям эталон офицера языком из меня вылепил. Ай, да, Колька, ай, да, сукин сын!

— ... Товарищи! Ни для кого не секрет, что это я постарался протолкнуть на место главы администрации Андрея Петренко. Да, он мой ставленник, по сути работавший в мою пользу, — неожиданно для меня Еремеев заговорил о местных делах. — Петренко — мягкий и добрый человек, хороший исполнитель, и, что самое главное — не вор! Да, да, он работал честно, не присваивал чужих денег. Сами знаете, что у нас о любой власти говорят, что она набивает себе карманы, едва добравшись до кормушки... И знаете, что я не люблю крысятничества из своего кармана...

В толпе раздалось несколько смешков. Видимо, кто-то представил, что 'Ерёма Безбашенный' сделал бы с рискнувшим обокрасть его чиновником. Я посмотрел на Николая, пытаясь понять, куда тот клонит. Народ, похоже, тоже заинтересованно слушал речь Еремеева, явно узнавая для себя какие-то новые подробности о местной политической кухне. Мои опера переглянулись между собой, и Ковалёв тихонько что-то спросил у стоявшего рядом с ним участкового. Антонов помедлил с ответом, а потом утвердительно кивнул, произнеся пару фраз. Так, так, так, а Мироныч, похоже, действительно в курсе всего и вся.

— ... Поэтому я предлагаю Роману Георгиевичу Федосееву стать во главе формируемого чрезвычайного совета, в руки которого временно переходит вся власть в Данилово и его окрестностях, — ах, ты, паршивец, Колька, как ловко всё провернул. — До момента восстановления законной российской власти, товарищи! Роман Георгиевич, Вы очень нужны людям! Очень прошу Вас, пожалуйста, выйти сюда!

Толпа пришла в некоторое движение, народ зашевелился, пропуская невысокого седого старичка, опиравшегося на трость. Вроде, дедушка, как дедушка, а люди почтительно с ним здоровались, и искренне улыбались, глядя на него. Судя по всему, непростой старичок этот Федосеев, ой, как, непростой.

— Это бывший глава администрации, которого лет пять назад спровадили на пенсию, — прошептал мне в ухо Михаил. — Он не давал твоему 'Ерёме' стать единовластным хозяином всей округи. Хорошо ещё, что обошлись пенсией и выборами, а не как другие.

— Миша, 'Ерёма' не мой. Он свой собственный, — также шёпотом ответил я — И он очень не хочет брать на себя ответственность за весь посёлок. Поэтому и устроил весь этот цирк. Заметь, как талантливо всё сделал, грамотно.

— Ага, вижу. Прямо народное вече какое-то, — чуть усмехнулся Ковалёв. — Сейчас князя выберут, а там и ополчение созывать начнут.

До князя, как вы понимаете, не дошло. А вот выборы действительно состоялись. Здесь же, на месте, у церкви. Народ живо откликнулся на предложение Николая создать чрезвычайный совет, как временный орган власти, и поставить во главе его товарища Федосеева. Как мне показалось, люди проголосовали единогласно, и даже приезжие автомобилисты оказались 'за'.

Еремеев на этом не успокоился, сразу же предложил несколько фамилий во вновь созданный совет, а затем действительно призвал создать ополчение. Обосновав это тем, что никто из собравшихся не в курсе, что вообще произошло, и когда всё это закончится. А народ защищать надо, и это должен сделать сам же народ. Все, имеющие оружие, и способные им пользоваться.

Едва слово взял новоизбранный Роман Георгиевич, как произошло знаменательное событие — сквозь дымку наконец-то проглянуло солнце. Даниловцы восприняли это как хороший знак, встретив солнце овациями, восторгом и радостными возгласами. Светило посверкало нам всего минут пять, а затем вновь исчезло за наползшей облачностью.

Митинг, было, продолжился, и тут неожиданно раздались удары колокола. Как оказалось, отец Серафим воспринял появление солнца как знак небес, и помчался наверх звонить в колокол. Колокольный звон — это хорошо, но, к сожалению, при нём сложно напрягать голосовые связки, чтобы тебя услышал народ. Несколько мужиков поднялись наверх, чтобы успокоить излишне эмоционального батюшку, а я подошёл с Федосееву.

— Роман Георгиевич, на шоссе в паре километров к востоку лежит вдребезги разбитая фура с продуктами, — произнёс я, после того, как поздоровался со стариком за руку. — Водитель фуры погиб, а вот продукты вскоре всем нам понадобятся. Надо бы организовать сбор и перевозку груза в посёлок.

— Очень хорошо, Владимир Иванович, сейчас же распоряжусь и организую, — голубовато-зелёные глаза Федосеева прямо-таки засверкали от удовольствия, и вообще, старичок словно испускал какие-то флюиды энергии и непоседливости. — Семён! Семён, подойди сюда! Так, где Василий Никитин со своими сыновьями?

Тут к нам пробилась какая-то бабка, и сразу же стала грузить нового главу совета проблемами с крышей и сараем. Я невольно прислушался, и вскоре выяснилось, что подземные толчки вызвали некоторые разрушения. Пострадали несколько старых и ветхих домов, в которых проживали одинокие старушки, а некая Матвеевна сломала ногу, когда на неё упала слега.

Колокольный звон наконец-то прекратился, и стал слышен рёв мотора какого-то транспортного средства, несущегося на полной скорости. Спустя несколько секунд из-за поворота выскочил трактор, лихо остановился, не глуша мотор, а из его кабины выпрыгнул бородатый мужик с ошалевшими глазами.

— Это Женька Чугунов, мой тёзка и одногодок, — присмотревшись, произнёс Антонов. — Похоже, что-то произошло.

— Люди!!! Рясенка исчезла!!! Нет ни дороги, ни самого села!!! — завопил Чугунов, бросаясь через толпу к церкви. — Мир перевернулся!!! Люди!!!

— Всё ясно. Женька вчера нажрался, а утром с бодуна поехал к соседям. Видать, халтура у него там нашлась, — участковый быстро выстроил логическую цепочку. — И не доехал...

— Евгений Миронович, Вы соберёте тех, у кого есть оружие? — поинтересовался я, наблюдая за хватающимся за голову Чугуновым.

— Да, товарищ майор. Через часик у правления соберутся все наши мужики с ружьями, — кивнул Антонов, и покосился на одного из охранников Еремеева. — Автоматов у нас не водится, но у кого что есть, как говорится. Карабины, дробовики.

— Да хоть берданки с наганами, лишь бы побольше, — уточнил я. — Надо сделать объявление, чтобы народ тащил все оружие, что найдёт. Отныне власть не станет привлекает за нелегал, за самоделки, и за прочее. Наоборот, благодарить станем за каждый лишний ствол. А если мир вернётся обратно, и всё встанет на свои места, то я даю слово офицера, что мы ничего не видели, и ничего не знаем.

— Мироныч, ты, давай, собирай мужиков, кто служил в армии, грамотных и надёжных, — услышав наш разговор, к нам подошёл Николай. — Я передам вам кое-какие излишки, отдам 'помповухи', СКС с оптикой.

— СКС лучше себе оставь, снайпером будешь, — вмешался я. — А своих бойцов раздели на пару автоматчиков и водителя. В результате у нас будет три полноценных тройки бойцов.

— Так точно, товарищ майор. Будет исполнено, — шутливым тоном отозвался мой бывший однополчанин. — Володя, да три тройки на всю округу — это капля в море. Это на пару 'блоков' и на маневренную группу. А нам надо минимум пять троек, и наблюдателей на колокольню... Во, кстати, у меня есть телескоп — подарили как-то на день варенья. Мироныч, а давай-ка, оформим штатным наблюдателем твоего старшего пацана. Ещё и рацию ему выделим.

— Лучше я нам другого наблюдателя найду, — подумав, произнёс Антонов. — Есть у нас очень ответственная девушка, к матери на выходные приехала. Её и посадим на колокольню.

— А что с медициной, с продовольственными запасами? Здесь хотя бы магазин имеется? — вступил в разговор капитан Ковалёв. — Надо бы где-то разместить транзитников, которые оказались на шоссе вместе с нами.

— Да, это важно. Миша, именно этим мы сейчас и займёмся — знакомством с людьми и конфискацией груза, — вспомнив про рефрижератор и его водителя, оживился я. — Евгений Миронович, тебе дополнительное задание: кинь клич, пусть поселковые разместят автомобилистов по хатам.

— Может, их лучше в школу? — внёс предложение участковый.

— Нет, школа, быть может, понадобится для чего-то другого, — какое-то странное предчувствие никак не отпускало меня. — Разместим автомобилистов у местных.

— Кстати, про магазин. Могу обрадовать товарища капитана — в Данилово есть два магазина, и оба они принадлежат мне, — засмеялся Еремеев. — Что, Мироныч, не знал, что я Таньку спонсирую? Она баба хорошая, вот я и отсыпал деньжат вдове. Жить-то ей как-то надо, с двумя-то детьми на руках.

— Не знал, Николай Павлович, удивил ты меня, — оказывается, и Антонов может чего-то не знать. — Эээ... А как же теперь быть с деньгами? Отменить их, или как?

— А разве есть какие-то иные варианты, товарищ старший лейтенант? — вкрадчивым голосом спросил мой напарник. — С этого момента наступает коммунизм — с каждого по способностям, и каждому по потребностям.

— Смотри, Миша, вот, как соляра выйдет, запрягут нас, и будем мы с тобой заместо лошадок окучивать картошку, — я шутливо погрозил пальцем Ковалёву, и повернулся к своим. — Так, бойцы, идите знакомиться с автомобилистами — с теми, кто оказался в посёлке транзитом, как и мы с вами... А мы, Евгений Миронович, поговорим с твоим тёзкой и одногодком. Информация не бывает лишней.

Из разговора с Чугуновым выяснилось, что расположенная северо-западнее Данилово деревня Рясенка исчезла, словно её и не было. Тракторист, как это верно подметил участковый, вчера вечером откушал водочки, но с утра поехал поработать к соседям. Проехал около четырёх километров, и едва не лишился рассудка. Просёлок резко оборвался в прямом смысле этого слова, упёршись в невиданный в этих местах лес. Высоченные деревья, цветущий кустарник, густая трава. Чугунов клялся и божился, что виденная им растительность не имеет ничего общего с нашей, с российской. Никаких животных и птиц он не заметил, а на насекомых даже не подумал обратить внимания. Кому они вообще нужны, жуки и муравьи всякие?

Узнав от людей, что произошло на самом деле, тракторист поначалу впал в ступор, потом стал, было, буйствовать, не веря сказанному. Пришлось мужика сбить с ног подсечкой, надеть на него наручники, и отвести на колокольню, чтобы своими глазами увидел округу посёлка. Затем сердобольные бабки налили бедняге грамм семьсот самогона, и повели под руки к ближайшим родственникам — проспаться. Федосеев временно конфисковал трактор, чтобы Женька не натворил делов, если, вдруг, проснётся раньше времени.

Тем временем мы занимались товарищами по несчастью. На момент катаклизма на шоссе у Данилово оказались три фуры, шедшие из Питера, пять легковушек, злополучный фургон-камикадзе, и уже хорошо знакомый нам рефрижератор. Ну, ещё плюс мы, и та вдребезги разбившаяся фура с продуктами. Итого дюжина машин и более двух десятков человек, мужчин и женщин.

— Соловьёв Владимир Андреевич, — вслух произнёс я, глянув в паспорт водителя рефрижератора. Да, получилось, что он мой тёзка. — Вы в армии где и кем служили, а, Владимир Андреевич?

— Служил в ВДВ, исполнял интернациональный долг на югах, за речкой, — с едва заметной грустью ответил Соловьёв. — Военная специальность — пулемётчик.

— А где научились так хорошо водить? — поинтересовался я, возвращая мужику паспорт.

— И до армии и после неё увлекался гонками, одно время даже подрабатывал каскадёром на 'Мосфильме', — ответил водитель. — Что, командир, не веришь?

— Почему? Верю. Проверить, конечно, не могу, но верю, — улыбнулся я. — Что везёшь, Владимир Андреевич?

— Мясо, говядину. И уже, похоже, не довезу, — невесело усмехнулся Соловьёв. — Машину, как понимаю, ты конфискуешь, да, майор?

— Не будем ставить вопрос таким образом, — поморщился я. — Не я конфискую, а мы позаимствуем для нужд всего населения.

— Да мне по барабану, как это назвать. Я не против — забирай 'камаз', и делай с ним, что хочешь, — засмеялся водила. — Я тут уже договорился с одной хозяйкой насчёт постоя, помогу ей с колодцем, а потом — посмотрим.

— Слушай, тёзка, а как давно ты участвовал в гонках? — у меня родилась одна идея, и я решил не упускать этого мужика на вольные хлеба.

— Ну, лет девять-десять назад был на ралли в последний раз, — подумав, ответил Соловьёв. — А потом развёлся, пошёл работать дальнобойщиком, ещё раз женился, снова развёлся. А что ты хотел, майор?

— Пойдёшь ко мне рулить? У меня джип, серебристый 'мерс', — махнул я в сторону своей машины. — Получишь автомат, пистолет, а может, и разгрузку найдём.

— К тебе, говоришь? — оценивающе прищурился водила 'Камаза'. — Вот так, вот, сразу доверишь свой 'мерс' первому встречному?

— Ты не первый встречный. Нервы у тебя железные, а случись чего — ты не подведёшь. Я чую людей, вижу, кто чего стоит, — объяснил я. — Это оперский опыт и чутьё, помноженные на соображалку.

— А, ладно, всё равно надо будет чем-то заняться. Гони ключи от своего джипа, — Соловьёв думал недолго. — Дай ещё пару минут — я сейчас соберу вещички с 'камаза', перенесу в дом к хозяйке.

— Хорошо. Держи ключи, — я протянул тёзке брелок с ключами. — 'Камаз' пусть пока здесь постоит, я не знаю, где на селе продуктовый склад будет. Федосеев распорядится, и ты потом сам же его и отгонишь.

Пока я решал вопрос с рефрижератором, мои парни разобрались с тремя фурами. Две из них оказались особо ценными, т.к. везли продовольствие — импортные консервы и макароны. Третья фура оказалась забита различной компьютерной техникой. Эх, часика три назад мы бы радовались такому подарку, и в ус не дули. А сейчас, когда посёлок сидел без электричества, я не представлял, что нам делать со всеми этими серверами и принтерами. У Еремеева, конечно, электричество было, но надолго ли хватит его запасов солярки?

Фургон-камикадзе вёз различные молочные продукты — сыр, сливки, сметану, и я немедленно приказал Руслану перегнать эту машину к правлению. Пусть Федосеев сам разбирается, где хранить наиболее скоропортящиеся грузы. Туда же, к правлению, отправил и те две фуры с импортными продуктами.

— Знакомьтесь: Соловьёв Владимир, бывший десантник, гонщик и каскадёр, — когда мои опера закончили общение с дачниками, я представил им нового товарища. — Будет рулить на моём 'мерсе'. Ну, что, парни, готовы проехаться по округе?

— Володь, мы то всегда готовы, но моя 'бэха' не проектировалась для родных ухабов, — озабоченно произнёс Владислав. — Я застряну в первой же колдобине.

— Хорошо, я поговорю с Николаем. Он нам даст какой-нибудь джип взамен твоей 'бэхи', — увы, но Зеленцов был полностью прав — не на его БМВ лезть в российское бездорожье. Особенно весной, когда земля ещё не просохла после таяния снега.

Еремеев сразу же согласился с моими доводами, и послал пару своих бойцов за вторым джипом, за 'лэндкруйзером'. Заодно приказал привести всё оставшееся оружие — СКС, помповые ружья для ополчения, оба 'лишних' автомата, пистолеты, патроны, запасные магазины, и прочую амуницию. Мол, надо вооружать мужиков, а то фиг его знает, как карта ляжет. Я подумал, и согласился с Колькой, решив передать ополченцам все три наших 'укорота'. Фиг его знает, куда кривая выведет.

Пока мы готовились к выезду на разведку местности, из облаков вновь выглянуло солнышко. Яркое и отнюдь не майское солнышко. Лучи солнца залили землю, стало заметно теплее, с моря подул лёгкий ветерок. Народ в посёлке потихоньку стал приходить в себя, расходиться по домам, и на колокольню пробрались любопытные пацаны.

— Владимир Иванович, а что с детьми будем делать? — поглядев на торчащие вверху головы, спросил Толик Новичонков. — Опасно там. Гнать в шею, или как?

— Можно и прогнать, но это не решит проблемы, — задумался я, глянув на чью-то вихрастую голову. — Мы сами были в их возрасте, и сами лезли во всякие переделки. Пацанов надо будет как-то организовать, и использовать как тимуровцев по посёлку, что ли. А то, полезут в чужой лес, и, не дай бог, нарвутся на приключения на свои задницы... Чёрт, без сотового, как без рук.

— Шеф, без сотового, говоришь? — произнёс подошедший к нам Саня Барулин. — Напомнить старый анекдот из серии армянского радио про мальчика 'пейджер-джана'? Вон, они, 'пейджер-джаны', окрестностями любуются. Пусть берут велики, и вперёд — работать посыльными.

— Верно, пацанву нужно занять каким-нибудь полезным делом, чтобы они были под приглядом старших, — согласился со словами напарника Зеленцов. — Давай, Саш, пойдём, и организуем это дело, пока есть пара лишних минут.

Капитаны ушли на колокольню, а к нам подошли две бабульки и заплаканная женщина лет сорока пяти. Сразу же выяснилось, что женщина очень беспокоится за судьбу дочери, оставшейся в Питере, и всё ещё не верит, что мир изменился. Материнский инстинкт подсказывал ей, что надо бы пробраться в город, чтобы поискать своего взрослого ребёнка. Вот она и решила обратиться к нам: мол, полицейские из Питера найдут дорогу проехать обратно. Да, сложный случай.

Успокаивая женщину, как мог, я понял, что у людей скоро начнётся психологический откат — осознавание факта реальности перемен. Практически у всех жителей Данилово где-то там за чертой остались родственники и дети, и люди ещё не примирились с мыслью об их отсутствии. Это как примириться с мгновенной смертью близкого человека, с которым ты ещё вчера говорил и видел его живым, а уже сегодня его не стало, и нет никакой возможности проводить его в последний путь. Наверное, подобное ощущали миллионы матерей во все времена, когда им сообщали, что их дети пропали без вести или погибли.

Появление Еремеева спасло нас от продолжения тяжёлого разговора с потерявшей свою дочь женщиной. Извинившись, я занялся организационными делами. К этому моменту Зеленцов и Барулин вывели из церкви с десяток пацанов возрастом примерно от десяти до тринадцати лет, и предложили тем вступить в народное ополчение. Пока на испытательный срок, а там — как себя проявят на службе. Вот, артисты, блин! Ещё бы пообещали выдать мальчишкам боевое оружие. Мысленно аплодируя таланту своих оперов — мгновенно нашли, как завлечь пацанов — я вытащил карту местности, расстелил её на капоте джипа.

— На самом шоссе мы уже были, — я указал карандашом на выделенный красным отрезок трассы. — С колокольни хороший обзор, и местность за шоссе просматривается, как на ладони. Море и тот заметно выступающий в него мыс мы тоже видели. Чужой лес на мысу мы осмотрим потом, никуда он от нас не денется. Нет никакой информации по северному направлению, ничего нет по востоку. Предлагаю сначала проехаться на север, посетить Замятино, и те деревеньки, которых уже нет на карте.

— Согласен, товарищ командир. На лазурное побережье за околицей Даниловки пойдём потом, когда вернёмся из тундры, — озорным тоном произнёс Николай. — Погреемся на песочке, попьём пивка, найдём себе барышень по вкусу.

— Ты бы с пивом поаккуратнее, товарищ сержант, — отозвался я. — Пиво теперь станет жутким дефицитом, прямо как в советские времена. А водка вообще приобретёт ценность доллара. Жидкая валюта, как её иногда называют.

— Ага, вместо евро будут патроны, а вместо золота — обалденно красивые бабы, — развеселился мой армейский друг. — В общем, так, Володя, я закрываю оба своих магазина, и оставлю Витька с Лёней их охранять. Мало ли что. Как только Федосеев назначит ответственного за стратегические ресурсы, я сразу же отдам обществу свои запасы. И ещё я хочу попросить Антонова дополнительно выделить пару ополченцев для охраны жратвы и алкоголя. Надо ехать к Миронычу, Вова.

— Поехали. Влад, берите 'крузак', а свою 'бэху' отдай вот ему, — я указал на молчаливого спутника Еремеева, который привёл к церкви японский джип. — Не бойся, ничего с нею не случится. Её отгонят во двор к Николаю.

— Володь, я, наверное, поеду с парнями, — неожиданно произнёс Ковалёв. — У нас маловато места на пятерых.

— Нет, Миша, ты поедешь со мною, — мягко возразил я. — Мы работали бок о бок более десяти лет, и ты по-прежнему мой друг и зам. Я верю тебе, как самому себе, и ничто в мире этого не изменит. Даже конец света.

— У Светы нет конца. Это проверено, — чуть улыбнулся Ковалёв, намекая на одну известную всем нам капитаншу. — Руслан, ты поедешь в 'лэндкруйзере'. Случись что — из нашей тачки пятому сложно выскочить быстро.

— Да мне пофигу, где ехать, — отозвался Руденко. — Лишь бы люди были приятные, матом бы не ругались, к сиротинушке на 'вы' обращались.

— Ты на что намекаешь, нахал? — делано возмутился я. — Чем тебе было плохо с нами?

Очередная присказка Руслана вызвала кратковременный взрыв смеха, и немного взвинченная атмосфера слегка разрядилась. Мы загрузились в джипы, и минуты три спустя были уже у правления. Здесь собралась приличная толпа народа, человек тридцать, но не наблюдалось ни суеты, ни лишнего шума. Больше половины из собравшихся внимательно слушали речь участкового, а остальные что-то решали с главой чрезвычайного совета. Среди последних я увидел и любителей фирменного виски — Андрея Петренко с его секретаршей Ленкой. На боковой улице стояли две фуры и тот самый фургон с молочной продукцией.

Мы остановились, по-быстрому переговорили с Федосеевым и с Антоновым насчёт рефрижератора, выгрузили оружие, и вновь тронулись в путь. Свернули на грунтовку, оставили позади себя Данилово. Ехали довольно медленно, около пятидесяти километров в час, внимательно разглядывая всю округу. Ничего примечательного не видели, вокруг простирался типично российский ландшафт: зеленеющие поля, покрывшиеся молодой листвой деревья.

— Слышите? Что-то гудит, — неожиданно произнёс наш новый водитель, которого я сразу же посадил за руль. — Что-то знакомое...

— Тормози, — велел я, доставая рацию. — Парни, внимание!

Едва мы остановились, и я распахнул дверь, шум стал переходить в рёв, и из-за горизонта показался большой четырёхмоторный самолёт. Затопив всю округу рёвом своих двигателей, реактивный лайнер прошёл прямо над нашими головами, держа курс на юг. Я сразу же обратил внимание, что шасси самолёта выпущены, чего, по идее, не должно быть в полёте.

— Евпатий-Коловратий! Да он же ищет, где сесть! — закричал мой напарник. — Вовка, эта дура сможет сесть только в одном месте — на шоссе! Надо срочно туда!

— Чёрт возьми, а капитан прав: этот летун ищет площадку, где бы приземлиться, — проводив самолёт взглядом, произнёс Еремеев. — Володя, а ведь он может и рухнуть, разбиться при посадке.

— (Цензура!) Млять, едем!!! Быстрее! — я прыгнул обратно в джип. — Гони, тёзка! Гони, как на ралли! Не жалей 'мерс'!

— Сделаю, — отозвался Соловьёв, резко рванув с места. — Держитесь!

— Так, парни, я немного разбираюсь в этих леталках. Это был грузовой 'семьдесят шестой' 'ил', у которого экипаж человек десять, не более, — на ходу стал уточнять Ковалёв. — Ещё могут быть и пассажиры, и их может быть много, более сотни душ.

— Хорошо бы в нём не было пассажиров, капитан, — заметил Николай. — Если этот 'горбатый' разобьётся, то нам придётся хоронить кучу народа. Не люблю я похороны.

— Эх, видел я в Афгане, как духи завалили на взлёте наш транспортник, — внёс свою лепту в разговор Владимир. — Рвануло так, что у нас все 'сарбосы' по щелям попрятались.

— Хорош каркать, — оборвал я своих бойцов. — Думайте о хорошем, а не дурном. Не моделируйте всяких несчастий. Всё обойдётся, и 'ил' сядет. Сядет, без вариантов.

Мы влетели в Данилово, словно ураган, сигналя, пронеслись по населённому пункту к выезду на шоссе. К счастью, никого не задавили, и, вроде, не перепугали до смерти. Народ уже смекнул, что вновь происходит что-то из ряда вон выходящее, но ещё не сообразил, чего конкретно следует ждать. А ждала нас аварийная посадка транспортного самолёта, которая вполне могла завершиться большим погребальным костром для его экипажа и пассажиров.

— Тормози, — скомандовал я, когда мы почти вырулили на трассу. — Так, он вновь разворачивается... Сделал уже два круга, пилоты осмотрелись, прикинули, что, и как... Заходить, похоже, станет со стороны разбитой фуры.

— Надо отъехать на пригорок хотя бы метров на сто, — покрутив головой, произнёс Соловьёв. — Если он взорвётся сразу, то нас зацепит разлетающимися обломками.

— Давай, отъезжай тёзка, — я сразу же согласился с бывшим десантником.

Между тем, огромный четырёхмоторный 'ил' завершил разворот над морем, выровнялся по прямой, и стал снижаться, идя на посадку. Мы безмолвно наблюдали, как лайнер сначала едва не чиркнул колёсами шасси по верхушкам деревьев чужого леса, а затем легонько коснулся асфальтового покрытия. Чуть подпрыгнул, снова коснулся земли, на этот раз окончательно, и понёсся в нашу сторону, почти не снижая скорости.

Здоровенная туша 'семьдесят шестого' пронеслась мимо, оставив за собой запах палёной резины. Судя по всему, пилоты самолёта оказались опытными ребятами, имевшими опыт посадок на импровизированные ВВП. А, ведь, малейшая ошибка могла привести к соскакиванию машины с асфальта в чистое поле с непредсказуемыми последствиями.

— Он, вроде, уже должен был бы остановиться, — как-то неуверенно произнёс Михаил. — Обычно 'илу' хватает каких-то тысячи метров для пробега, а тут отрезок почти в пару километров. Что-то не так.

— Скоро выясним, Миша, — пообещал я. — Всё, пора, едем за ним.

Мы сели в машины, вырулили на трассу, и понеслись следом за 'семьдесят шестым', который, как ни в чём ни бывало, продолжал катить вперёд. До конца шоссе оставалось метров триста, и у меня даже зародилось подозрение, что лётчики уже не контролируют свой самолёт. Если это так, то транспортник вскорости врежется в стену леса. Лес, конечно, остановит такую махину, но что будет с экипажем? Перед глазами моментально возникла картинка смятой в лепёшку кабины фуры, что валялась в лесу на противоположном конце шоссе.

— Он останавливается! Сразу у поворота трассы, почти у края леса, — эмоционально произнёс мой напарник. — Слава богу, лётчики погасили скорость!

— Давай, Володя, езжай прямо к рампе, — скомандовал я, увидев, что в кормовой части самолёта раскрылись сворки, и стал опускаться въездной пандус. — Заедь слева от рампы.

Мы остановились метрах в тридцати от 'ила', выскочили из машин, бросились, было, к самолёту. Похоже, перестарались. Вид полудюжины автоматчиков, рысью бегущих к пандусу, здорово напугал вышедшего нам навстречу мужика. В глазах лётчика промелькнул испуг, и он мгновенно поднял руки вверх.

— Не стреляйте! Сдаюсь! — крикнул пилот. — У нас нет никакого оружия! Мы — гражданский 'борт'!

— Да, успокойся, ты, никто и не думал в тебя стрелять, — на всякий случай я закинул 'калаш' за спину. — Я — майор полиции Иванников, опер из Питера, а это мои люди. Кто вы, и как вы очутились возле Данилово?

— Данилово? Это та маленькая деревенька, что ли? — лётчик махнул рукой в сторону посёлка. — Я — бортинженер Сапрыкин. Мы вылетели из Архангельска с час назад, а потом... Не, пусть лучше командир сам всё расскажет...

Из чрева транспортника появились два новых действующих лица — высокий мужик средних лет в лётной форме и молодой парень в камуфляжном комбинезоне. На секунду оба опешили, увидев наш 'комитет по встрече', и на шоссе возникла небольшая пауза.

— Мужики, я не знаю, кто вы такие, где мы, и вообще, что происходит, но сейчас не мешайте нам, ради бога, разгрузить самолёт! — очень эмоциональной скороговоркой зачастил высокий лётчик. — Сейчас сюда подойдут ещё два 'борта' — все с пассажирами — и оба пойдут на посадку! А у меня внутри вездеход, десять тонн соляры, и у самого баки на три четверти полны керосином! Не дай бог, кто-то из иностранцев не сможет погасить скорость, и врежется нам в хвост!

— Так, парни, быстро убираем свои 'джипы', — из быстрой речи пилота я сразу же ухватил главное — 'ил' перевозил куда-то вездеход, дизельное топливо, а в небе вот-вот появятся два иностранных самолёта. Причём, два пассажирских самолёта, битком набитые людьми, как те бочки сельдью. Впереди вновь замаячил призрак большого погребального костра. — А вы выводите свой вездеход, и сами пулей дуйте вон оттудова!

— Я не могу! — отрицательно мотнул головой лётчик. — У меня в кабине сидит радист на связи с пилотами 'Люфтганзы' и 'Эйр-Франса', и выводит их сюда, на нас. Я не могу бросить Сашку, я должен быть рядом с ним.

Такой подход мне понравился. Сам едва разминувшийся со смертью лётчик ни за что не готов был оставить своего радиста одного, да ещё пытался спасти несколько сотен совершенно незнакомых ему людей.

— Как быстро подлетят оба лайнера? — сразу же поинтересовался я. — Сколько у нас есть времени?

— 'Люфтганза' появится минут через пять, и у них ещё есть керосин, а 'Эйр-Франс' идёт на остатках, и ему лететь минут десять-пятнадцать, — быстро уточнил пилот. — Я опасаюсь, что 'француз' не дотянет, а если и дотянет, то не сумеет сесть. Ему просто не хватит времени зайти на посадку...

— Я понял тебя, — кивнул я, протянув мужику руку. — Володя, Иванников, опер из Питера. Ехали на задание, и застряли здесь, когда ЭТО произошло.

— Анисин, Юрий, из Мурманска, — мы пожали друг другу руки. — Мы взяли в Архангельске машину для Эм-Че-Эс, взлетели, и через полчаса произошло такое... В эфире чёрте что, все орут, ругаются, ни один диспетчер не отзывается... В-общем, развернулись мы, и пошли обратным курсом... Снизились, пробили облачность, чтобы искать место для посадки, и тут штурман увидел море... И деревеньку почти на берегу, и дорогу...

Пока Анисин сбивчиво и нервно рассказывал все подробности полёта, из чрева транспортника выполз вездеход. Да не просто вездеход, а гусеничная сочленённая машина повышенной проходимости. Я видел такой только по телевизору, и хорошо запомнил две вещи: этот монстр отлично плавает, а соляру жрёт чуть ли не по десятку литров на каждый пройденный километр. Ну, что делать, если на нём стоит танковый движок, отличающийся повышенным аппетитом?

— Стоп, Юрий. Тот парень в комбезе — он из твоего экипажа? — перебил я словоизлияния лётчика.

— Нет, он из эмчеэсников, и специально прилетел в Архангельск за вездеходом, — уточнил пилот. — Я с ним перекинулся парой фраз при погрузке, и всё. Он с Колькой Сапрыкиным общался...

— Юрка!!! 'Люфтганза' уже в двух минутах! — из фюзеляжа выбежал ещё один член экипажа — радист. — Мне давать добро на посадку?

— Уже иду, Саня, иду, — махнул рукой Анисин, и повернулся ко мне. — Извини, опер, надо сажать 'немца', а то ему тут капут будет. Чёрт, ещё и 'Эйр-Франс'... С ним вообще полный абзац.

— Удачи, тебе, Юра, — я лишь кивнул в ответ. А что ещё говорить? Сначала эти простые русские парни спасли самих себя, а теперь пытались вырвать из лап смерти ещё несколько сотен душ. Если смогут приземлить оба борта... Чёрт, а где же мы размещать пассажиров будем?

— Что там, Вова? — спросил меня мой напарник, когда я подошёл к своим. Рядом с парнями стояли двое членов экипажа транспортника, успевшие в двух словах рассказать о своих злоключениях. Здесь же топтался и эмчеэсник в камуфляжном комбезе — водила сочленённого вездехода.

— Там задница, парни, — не стал скрывать я. — Либо наши посадят два буржуинских 'борта', либо — нет. Будем надеяться на лучшее.

— Федосеев с участковым подъехали, — неожиданно произнёс Костя Григорьев. — Следом ещё деревенские подтягиваются.

Я оглянулся. Действительно, в полусотне метров от нас притормозила 'нива', из которой вылез глава совета посёлка. Следом за ним из УАЗика повылезали Антонов с тремя вооружёнными мужиками. Со стороны Данилово показались ещё несколько машин, в т.ч. автоцистерна на шасси ГАЗа и похожий на 'скорую' микроавтобус без мигалки. Оставалось лишь удивляться оперативности Федосеева, столь быстро организовавшего экстренный выезд необходимого транспорта.

— Товарищ Иванников, лётчики живы?! С ними всё в порядке?! — сложив руки рупором, прокричал глава совета.

— Да! Лётчики живы-здоровы! — обернувшись, прокричал я в ответ. — Сейчас будет садиться второй самолёт!

— Иностранный! Немецкой 'Люфтганзы'! — добавил крику Еремеев. — Роман Георгиевич, езжайте сюда, не загораживайте полосу для посадки!

— Час от часу не легче, — буркнул стоявший рядом Ковалёв. — Тут не знаешь, как сам дальше жить будешь, так ещё и фашистов принесло на наши головы.

— Не бурчи, Миша, всё будет хорошо, — заверил я своего напарника. — Вовсе не факт, что в самолёте летят одни немцы. Там по нонешным временам всякий народ обретается. Да, и современные немцы нисколько не тянут на фашистов — сдулись ещё в сорок пятом.

— Вижу, летит, — произнёс Руденко. — На 'два часа', со стороны мыса.

Все умолкли, повернувшись в указанном направлении. Я увидел маленькую чёрточку, которая приближалась, постепенно увеличиваясь в размерах. Послышался гул моторов. Спустя какое-то время рёв реактивных двигателей затопил всю округу, и в небе над Данилово появился чётырёхмоторный 'боинг'. Чуть накреняясь, самолёт совершил круговой облёт посёлка и освобождённого от машин отрезка трассы, а затем ушёл в сторону моря.

— Всё, присмотрелись, примерились. Сейчас развернутся, и пойдут на посадку, — второй пилот 'горбатого' комментировал нам действия своих иностранных коллег из 'Люфтганзы'. — Если промажут первый раз, то пойдут на второй заход. Мы два круга сделали, пока присматривались, а сели с первого же захода.

— А как же 'француз'? — спросил я. — Для него хватит места, чтобы сесть?

— Не верю я, что 'Эйр-Франс' дотянет до берега, — помрачнел лётчик. — У них керосина оставалось чуть-чуть, с гулькин нос...

'Боинг' действительно развернулся над морем, и, плавно снижаясь, выпустил шасси. Секунд десять мы наблюдали за идущим на посадку 'немцем', пока из фюзеляжа 'ила' пулей не выскочил его командир.

— Мужики!!! 'Француз' передал, что топливо в ноль, но он видит берег, и попытается дотянуть планированием! — подбегая, во всю глотку заорал Анисин. — Если повезёт — он сядет на воду у берега! Если нет... У вас лодки есть?!

Видимо, во взглядах почти двух десятков человек сквозило что-то такое, отчего лётчик мгновенно сник. Моментально понял, что мы ничем не сможем помочь погибающим в море людям, даже если очень захотим это сделать. У нас действительно не было лодок. Никаких, даже резиновых. Надо было пошуровать в закромах Еремеева, да кто же знал... Стоп, а если?

— Чего стоим, парни? — нарушил я всеобщее молчание. — У нас есть плавсредство амфибийного типа, которое годно для спасения на воде. А здесь останутся лётчики, ополченцы, и гражданские добровольцы.

— А если он разобьётся? — спросил Руслан, указав рукой в сторону садящегося 'боинга'.

— А если он разобьётся, то мы ничем ему не поможем, Рус, — ответил я. — У нас нет ни пены для тушения такого пожара, ни бригады медиков для оказания помощи пострадавшим. Судьба 'немца' в руках его же пилотов. Всё, поехали. Джипы оставим здесь, они через обрыв не пройдут... Тебя как зовут-то, 'танкист'?

— Марк, — нервно затягиваясь сигаретой, отозвался водитель вездехода. — До сих пор не верю, что мы в другом мире... Хотя сам же видел море из иллюминатора...

— Видел? Ну, скоро ещё и прогуляешься по здешней ривьере, — произнёс я. — Давай, Марк, садись за руль, и вези нас на пляж. Может, и получиться спасти кого-нибудь из 'французов'.

Мы погрузились в вездеход — походу узнали, что он называется ДТ-10П 'Витязь' — и двинулись на нём в сторону моря. По моим прикидкам, от этого конца трассы до моря нам надо было проехать около километра, и большая часть маршрута пролегала по 'нашей', по российской земле.

Как приземлился самолёт 'Люфтганзы' мы толком и не видели. Лишь позднее узнали из рассказов ополченцев, что 'боинг' с трудом удержался на импровизированной ВВП, едва не выскочив в чисто поле. Причиной этого стало разрушение резины на одном из шасси самолёта, или, как, там это колесо называется. В общем, 'боинг' всё-таки припарковался в сотне метров от нашего 'ила', и его пассажиры чуть ли не хором благодарили бога и мастерство германских пилотов. А затем им и вовсе открылась сногосшибательная новость — вылетев из Гамбурга, они прилетели в другой мир.

Тем временем мы быстро проехали несколько сотен метров родных полян и зарослей кустарника, объехали берёзовую рощицу, и пересекли границу между двумя ландшафтами. Впереди простиралась примерно стометровая полоса чужого леса, обширный пляж, за которым синело ласковое и тёплое море. Почти сразу же нам пришлось спешиться, чтобы заняться поисками пути для нашего 'витязя' — чужие деревья росли столь плотно одно к другому, что невозможно было проехать напрямую. И хотя эти поиски отняли у нас совсем немного времени, мы упустили сам момент появления в небе французского 'аэробуса'. У самолёта уже закончилось топливо, заглохли двигатели, и он тихо планировал в сторону спасительного берега.

— Мля! Смотрите! Лайнер падает! — Владислав первым заметил появление 'француза'. — Мужики, что делать?

— Да, ничего, — с чувством сплюнул Саша Барулин. — Мы тут — всего лишь статисты, ничем не способные ни помочь, ни помешать. Будем смотреть, и всё.

И мы смотрели, позабыв и про урчащий за нашими спинами вездеход, и про всё остальное. Ибо не каждый день представляется шанс увидеть аварийную посадку на воду современного пассажирского лайнера. И не каждый день удаётся стать свидетелем настоящего чуда, совершённого пилотами этого лайнера. Действие происходило несколько в стороне от нас, и мы не опасались за свою безопасность.

Подняв тучи брызг, здоровенная махина коснулась водной поверхности, а затем понеслась к берегу, гоня перед собой небольшое цунами. Самолёт напоминал взбесившуюся подводную лодку, вдруг решившую выброситься на берег. И он выбросился на берег, со скрежетом обшивки, с хрустом набора корпуса. Словно кит, 'аэробус' выскочил на береговую отмель примерно в полукилометре от нас, и замер, слегка приподняв нос.

— Кхм... Костя, Толик, идите, ищите проход для 'витязя', — прочистив горло, скомандовал я. — А мы идём к самолёту...

Когда мы оказались у 'аэробуса', его уже вовсю покидали первые спасшиеся. Одни просто выбирались через аварийные люки на крылья самолёта, а затем прыгали в воду, и вплавь добирались до берега. Другие съезжали вниз по надувным трапам, сразу же оказываясь в водной стихии, и также плыли к пляжу. По белоснежному песку бродили несколько человек, первыми преодолевшие вплавь около двух десятков метров до мелководья.

Нас встретили с опаской, косясь на оружие, задавая вопросы на нескольких европейских языках. Затем до пассажиров 'Эйр-Франса' дошло, что здешние аборигены ни бум-бум ни а языке Мольера, ни на языке Сервантеса, ни на языке да Винчи. Перешли на язык Байрона, которым немного владели капитаны Барулин и Зеленцов. Руслан отлично знал немецкий, и вскоре над пляжем разносились рубленые фразы на языке Гёте и Шиллера. В общем, хоть и с трудом, но нам удалось объяснить спасшимся, что мы не собираемся никого грабить и убивать.

В этот момент показался долгожданный вездеход, и народ стал соображать, что к чему. 'Витязь' притормозил, подобрав меня, Николая и Михаила, а затем двинулся к застрявшему на мелководье 'аэробусу'. Вездеход подошёл к самолёту, причалив к его крылу, словно заправский буксир. Мы осмотрелись, и поняли, что можно принимать людей прямо с крыла. Навскидку подсчитали, что придётся сделать не менее пяти рейсов, чтобы вывести всех. Сделали четыре, т.к. сохранившие силы и умевшие плавать люди добирались до берега самостоятельно. Нам помогали пилоты и экипаж, а также несколько добровольцев из числа пассажиров. Вывезли всех, последним рейсом забрав пару пилотов и двух симпатичных стюардесс.

Пока мы занимались эвакуацией, наше капитанское трио пыталось хоть как-то организовать пассажиров на берегу. Увы, нисколько не преуспев в этом по причине отсутствия синхронного перевода на несколько языков сразу. Парни с трудом 'держали оборону' под градом вопросов наших соотечественников, коих набралось около полусотни.

Горячие иностранцы-южане протискивались сквозь плотный круг русскоязычных, почти сразу же упираясь в языковой барьер, не имея ни единого шанса вставить хоть слово. Самые умные и терпеливые пассажиры-иностранцы бросили бесплодные попытки перекричать толпу, и просто сидели на песочке, наслаждаясь самой возможностью вдыхать свежий воздух. Другие просто рассеянно бродили по берегу и мелководью, а несколько женщин уже набрали целые горсти крупного янтаря. В общем, все снимали стресс, как могли.

Международное общение наладилось, когда вездеход завершил своё последний рейс, а сквозь толпу пробилась рыжеволосая девица в промокшем насквозь платье. Марина, как звали эту девушку, не стала дожидаться, когда её снимут с крыла, и самостоятельно добралась до берега. Она прекрасно говорила на четырёх языках, не считая родного русского. К тому же в процессе эвакуации выяснилось, что Марк отлично владел английским. Это его знание здорово помогло нам, когда мы снимали людей с крыла. Теперь Марк покинул кабину 'витязя', чтобы вновь помочь с переводом.

Имея пару хороших переводчиков, мы быстро переговорили с пилотами, выяснив основные моменты из приключений их 'аэробуса'. Попутно и вкратце обрисовали свою собственную поездку, окружающую нас местность, не стали скрывать, что практически ничего не знаем о новом мире. Лётчики с лёгкостью выдержали шоковый информационный удар, заявив, что после их злоключений им даже сам чёрт не брат.

Как я и предполагал, самолёт А-320 авиакомпании 'Эйр-Франс' выполнял рейс в Питер, когда произошло НЕЧТО. Сначала на пару секунд отказали все приборы, а затем выяснилось, что нет ни связи с землёй, ни навигации, и вообще, лайнер летел над морем. Море должно было остаться далеко позади, и в первые минуты после катаклизма пилоты едва не сошли с ума. Затем лётчики взяли себя в руки, зашарили по эфиру, и — о, чудо! — вышли на связь с 'боингом' 'Люфтганзы', который находился в аналогичной ситуации. Полёт вслепую продолжался, 'аэробус' тратил драгоценное топливо, среди пассажиров возникла паника.

И здесь произошло первое чудо: в эфире появился ещё чей-то голос, сообщивший, что он идёт над землёй, и ищёт место, где сесть. Это оказался наш 'ил', вылетевший из Архангельска. Ещё через пять минут русский радист передал, что, похоже, нашёл место для посадки. У экипажа 'Эйр-Франса' появилась надежда, и они смогли-таки вытащить счастливый билет!

Дело в том, что первый пилот Серж Ориоль начинал свою карьеру во французском военно-морском флоте, летая сначала на 'этандарах', а затем и на более современных 'рафалях'. Выйдя в отставку, Серж так и не смог жить без неба, и нашёл себе место в 'Эйр-Франс'. Второй пилот — Люк Броссьер — также имел армейское прошлое, и даже воевал на 'миражах' в Персидском заливе во время первого конфликта с Саддамом. Эти два 'милитари', как их прозвали коллеги по цеху, смогли сотворить второе чудо — дотянуть до спасительной суши и благополучно приводнить лайнер. Обошлось без человеческих жертв, синяки, ссадины и прочие бытовые мелочи были не в счёт, т.к. по признанию самого же Сержа, он вообще не надеялся остаться в живых.

Тем временем мои капитаны слегка охрипли, пытаясь перекричать толпу, и основная масса народа потихоньку начала волноваться. Поэтому я взобрался на крышу кабины вездехода, а парни буквально закинули туда же взвизгнувшую Марину. Мышкин (фамилия Марка) передал мне мегафон, найденный в кабине всё того же 'витязя'. Следом за мной наверху оказались настоящие герои этого дня — Серж Ориоль и Люк Броссьер. Оба лётчика — настоящие офицеры! — очень быстро поняли, что мир изменился кардинально, и теперь помогали мне, как могли.

— Леди и джентльмены! Чтобы предотвратить трату времени с вопросами и ответами, я сейчас расскажу вам всё, что произошло с нами! Я расскажу всё, что видел, и о чём мне известно на данный момент, — я передал мегафон Марине, и та перевела мои слова на четыре языка. Молодец, девочка. Затем мне вернули мегафон, и я продолжил повествование.

Вероятно, мне можно было и не вещать всей толпе на русском, т.к. среди пассажиров было более четверти русскоязычных, судя по всему, хорошо знающих иностранные языки. Мог бы диктовать вполголоса, а Марина бы в точности перевела мои слова. Но я решил говорить на родном языке, чтобы наши соотечественники быстрее въехали в ситуацию. По большому счёту, нам уже было прекрасно ясно, что общемировой катаклизм есть не что иное, как финальная точка в погрязшей в грехах земной цивилизации. В игру под названием жизнь вмешались какие-то действительно высшие силы, и у некоторого числа землян появился шанс начать всё сначала.

Мой рассказ с переводом на четыре языка затянулся примерно на час, и пассажиры 'аэробуса' постепенно вникали в происшедшее. Как я и предполагал, реакция большинства спасшихся оказалась вполне предсказуема — люди плакали, даже рыдали, многие мрачнели, несколько женщин ударились в истерику. Одна дамочка ринулась, было, утопиться в море, но ей не позволили этого сделать, вытащили из воды.

Я понимал, что в подобном состоянии люди могут натворить глупостей, но заранее решил ничего не утаивать, в т.ч. и своих мыслей и догадок о катаклизме. Поэтому высказал все идеи о происшедшем, которые только пришли мне в голову. Надо сказать, что это подействовало. Очень многие пассажиры рейса 'Эйр-Франс' стали постепенно приходить в себя, и задавать вполне конкретные и осмысленные вопросы. Вместо вектора 'что стряслось, и кто виноват' в мыслях людей постепенно появилось направление 'что делать, чтобы жить дальше'.

Здесь очень своевременно подключились Серж и Люк, пилоты 'аэробуса', которые плавно перешли к делам практическим. Офицеры чётко и ясно обрисовали круг задач, стоящих перед людьми в экстремальных ситуациях, начиная прямо от момента спасения. Лётчики буквально излучали спокойствие и уверенность, которые сначала передались остальным членам экипажа, а затем и пассажирам.

Люди зашевелились, и принялись организовываться для спасения багажа, съестных запасов, и прочих материальных ценностей. Какая-то часть пассажиров — в основном женщины — всё ещё никак не пришли в себя, и их просто отвели в сторонку, посадив на песочек. Пара добровольцев и одна стюардесса остались присматривать за этими людьми, чтобы те не натворили глупостей.

— Марина, а Вы, вообще, кто по специальности? Переводчик? — улучив момент, поинтересовался я профессией рыжеволосой девицы.

— Да, я работаю переводчиком, у меня высшее филологические образование, — ответила Марина, тряхнув мокрыми прядями своих волос. — Возвращалась домой из командировки в Париж, и теперь не знаю, что дальше делать. Дома остались мама, сестра, друзья. Даже не знаю, живы ли они, и есть ли вообще мой дом.

— Будем надеяться, что живы, — как известно, железо надо ковать, пока оно горячо. — Марина, я бы хотел сделать Вам предложение...

— Неужели, руки и сердца? А не рано ли, товарищ Иванников? — стрельнув глазками, рассмеялась девица. — Извините, это всё нервы...

— ... Два предложения... Второе — чисто деловое: нам в команду срочно нужен свой собственный переводчик. Спокойной жизни не обещаю, а приключений на одно место гарантирую очень много, — не люблю, когда меня подначивают, сразу перевожу разговор на иной уровень. — Первое — почему бы и нет? Предлагаю Вам руку и сердце, а заодно и всё остальное, в комплекте. Как, согласны?

— Переводчиком пойду. А насчёт первого предложения — прошу дать время подумать, — похоже, Марина сама не ожидала от меня такой прыти на свою шутку, и теперь спешно включила обратный ход.

— Думайте, красавица, но недолго, — чуть улыбнулся я, скосив глаза на весьма ладную фигурку девушки в мокром платье. — Кто знает, что ждёт нас за поворотом?

— Володь, хорош барышню охмурять, — захохотал внизу Еремеев. — Давай, слазь с крыши, и Марину свою снимай. Наш 'витязь' нужен у самолёта, там глубина почти в два метра, и Сержу без машины никак.

Ну, да, пока я делал девушке предложение — или она сама на него напрашивалась — крышу кабины покинули оба пилота, и вместе с наиболее активными пассажирами стали планировать дальнейшие действия. Что и как эвакуировать в первую очередь, что потом, куда складывать, и т.д., и т.п. Вокруг Зеленцова и Барулина вновь образовалось кольцо из наших соотечественников, продолжавших выведывать информацию на родном языке. Владислав отвечал на вопросы, а Саня походу переписывал персональные данные людей в свой блокнот. Молодцы, парни, знают своё дело.

С другой стороны, это как-то неправильно, когда одни работают, а другие языки точат. Вон, Серж и Люк уже человек двадцать мужиков собрали, и в вездеход грузятся. И Толик с Костей в той же команде, готовые спасать из морской воды материальные ценности. А Николай вообще в своей стихии, словно опять попал на границу: сыплет шутками, ободряет, готов лезть хоть к чёрту на кулички.

— Так, граждане, кто хочет поработать? — произнёс я легендарную фразу, подойдя к капитанскому трио. — Что смотрите? Капитализм накрылся медным тазом, и дерьмократия с дармоедством вместе с ним.

— Всё верно, Володя, — одобрительно кивнул Владислав. — Давайте, граждане, кто в силах, идёмте с нами разгружать самолёт. А остальные помогайте здесь, на берегу.

Пара десятков наших соотечественников тотчас признали правоту и справедливость моего предложения. Правда, нашлись и такие, кто скривил рожу, но был вынужден подчиниться воле большинства. Я потихоньку присмотрелся к шестерым, почему-то не внушавшим особого доверия.

Ну, да, пара из них, похоже, из бывших 'братков', причём явно из низов. Постарели, погрузнели, а ума так и не прибавили. Трое похожи на чинуш разного ранга, или ещё каких-то кабинетных лакеев. Последняя — тощая дамочка лет чуть за тридцать — внешне смахивает на фотомодель, а повадками напоминает 'бабу Леру': бухтит много, и не по делу. Ну, заодно и выискивает самого крутого 'альфа-самца' в округе, чтобы пристроить свой тощий зад.

Как известно, работа спорится, когда на неё наваливаются всем миром. Вот и разгрузка 'аэробуса' пошла полным ходом, когда за дело взялись почти шесть десятков мужчин и несколько женщин. Люк Броссьер и стюардессы указывали, что брать и снимать, а народ это всё вытаскивал, складировал на крыле, грузил в вездеход. Отдельная команда во главе с Сержем Ориолем занималась подъёмом и эвакуацией багажа, для чего им пришлось вскрыть часть пола в пассажирском отсеке.

Когда мы выгружали первый рейс, на берегу неожиданно появился старший лейтенант Антонов с пятью даниловскими ополченцами, Юрием Анисиным и с радистом 'семьдесят шестого'. Оказалось, что пассажиры немецкого 'боинга' уже отправлены в посёлок, где их планируют разместить в школе и в детсаду, а Федосеев обеспокоен нашим отсутствием. Поэтому глава и послал участкового с небольшим отрядом на разведку к морю, чтобы узнать, куда это мы запропастились.

— Ну, да, рации-то у Федосеева нема, — прокомментировал я нашу же оплошность. — Чёрт, как-то не подумал второпях... Как, там, с пассажирами 'Люфтганзы', всё хорошо? Живы?

— Да, живы-здоровы все, что им станется, — пожал плечами Евгений Миронович. — У нас, товарищ майор, иная беда — убийство у нас.

— Убийство? Кто-то из прилетевших сошёл с ума, что ли? — нельзя сказать, что я бы удивился такой картине. — Или кто-то из деревенских набедокурил?

— Нет, наши поселковые сидят тихо, — ответил участковый. — Убийство произошло на хуторе фермера Макеева. Кто-то убил его жену и старшую дочку. Сын убежал, но, похоже, так перепугался, что повредился рассудком. Сам Сашка с утра раннего работал в поле, а потом поехал домой, встретил по дороге сынишку... Доехал до дома, а там... В общем, приехал Макеев в Данилово, и рассказал всё, что смог...

— Что-то ещё, Евгений Маркович? — поинтересовался я, видя, что Антонов чего-то недоговаривает, мнётся.

— Место там нехорошее, где живёт Саня Макеев, — поёжился участковый. — Старое кладбище рядом, и болото недалеко... Старики сказывали, что место то нечистое...

— Кхм... Товарищ старший лейтенант, а про это море старики ничего такого не сказывали? — я отступил, давая Марковичу возможность полюбоваться водной гладью. — Так... От Данилово до дома Макеева сколько будет?

— Вёрст восемь, не меньше. А до кладбища все одиннадцать будет, — прищурился Антонов. — Товарищ майор, а этот 'боинг' без жертв сел, или есть пострадавшие?

— 'Аэробус' это, европейского производства, — уточнил я уже не особо существенную деталь авиастроения. — Я и сам до сих пор не верю, что 'Эйр-Франс' сел вообще без жертв... Юра, Анисин, давайте к нам! Познакомлю с коллегами...

Незаменимый 'витязь' вновь доставил нас к лайнеру, где я представил французам двух лётчиков 'ила' — командира корабля Юрия Анисина, и радиста Сашу Соломатина. Как только Серж с Люком узнали, кто именно стоит перед ними, мгновенно возникло стихийное ликование. Со свойственным французам темпераментом пилоты 'Эйр-Франса' объяснили пассажирам, что именно эти русские парни вывели их к земле.

Юрия и Александра сразу же подхватили на руки, стали качать, едва не сбросив в воду. Затем каждый, кто находился поблизости, счёл своим долгом пожать руку, или похлопать по плечу русских лётчиков. Вызвавшиеся помогать с работами на борту 'аэробуса' женщины буквально взасос расцеловали Анисина и его радиста.

— Во, дают! Обзавидоваться можно! — восхищённо прокомментировал этот момент Еремеев. — А на берегу их ждут ещё с полсотни благодарных дамочек!

— Николай, ты знаешь, где хутор фермера Макеева? — поинтересовался я более злободневным вопросом.

— Да, конечно. Был там всего разок, но дорогу помню, — обернулся ко мне мой бывший однополчанин. — А зачем тебе, Володя?

— Убийство у нас. Как раз на том хуторе, — я вкратце поведал Николаю и своим товарищам историю происшествия со слов участкового. — Поэтому надо собираться, и выдвигаться. Вот, думаю, кого здесь оставить?

— Кого, кого, молодых, конечно, — глазом не моргнув, отозвался Руденко. — Здесь надо пахать, а мы, старики, уже не в состоянии таскать разные чемоданы.

Парни заржали над очередным приколом со стороны 'старика' и ловеласа Руслана. Я лишь покачал головой, и посмотрел на гору мокрых чемоданов. Не много мы их и натаскались, если честно. Практически всю работу делали сами спасшиеся.

— Хорошо. Вот, ты, Рус, здесь и останешься. Вместе с Костей, Толиком, и Марком, — решил я. — Присматривайте тут, что, и как. Если что, то связь по рации. Надеюсь, они достанут до хутора фермера Макеева.

Затем я переговорил с Сержем и Люком, которые фактически командовали операцией по извлечению материальных ценностей из фюзеляжа 'боинга'. Объяснил, что с частью людей вынужден покинуть место приводнения, чтобы заняться своей прямой полицейской работой. При этом оставляю пассажирам вездеход с полной командой, обоих русских пилотов, и переводчицу Марину впридачу. Последняя, кстати, после сделанного ей предложения, стала меня немного сторониться. Видимо, испугалась идти работать в одну команду к дюжине брутальных мужиков звероватого вида. Хотя, подозреваю, что парни бы с неё сдували пылинки и на руках носили.

Оказавшись на берегу, я подозвал участкового, и попросил его организовать питание и дальнейшую эвакуацию людей с берега. Антонов ответил, что глава администрации уже извещён обо всех нюансах, и вскоре на берег прибудет необходимая техника. Действительно, вдалеке слышался рёв тракторного двигателя, проделывающего проход сквозь чужой лес. Как оказалось, пока мы общались с французами, участковый послал двух ополченцев обратно, чтобы те сначала показали дорогу бульдозеристу, а затем обо всём известили бы Федосеева.

Чтобы вернуться к своим джипам, мы решили немного срезать, пройдя напрямик через чужой и свой лес. Попутно обменялись мнениями обо всём увиденном и происшедшем. Пока шли, я обратил внимание, что и мой тёзка-дальнобойщик и Николай как-то незаметно влились в наш коллектив. Даже мой напарник капитан Ковалёв перестал коситься в сторону Еремеева, и в голосе Михаила более не чувствуется сарказма, когда он перекидывается парой слов с бывшим пограничником. Соловьёв же, вообще, словно всегда работал с нами — мгновенно соображал, и понимал практически с полуслова.

Выйдя к машинам, сообщили бортинженеру 'ила' Сапрыкину, что с его товарищами всё в порядке, и поехали в Данилово. Проезжая мимо 'боинга', помахали руками пилотам 'Люфтганзы', с дюжиной мужиков — скорее всего, из пассажиров — разгружавшим багажный отсек самолёта. Рядом с лайнером стояли два грузовика, чуть поодаль топтались трое ополченцев с ружьями — охрана, типа.

Заскочили к правлению, я пробился сквозь толпу местных жителей, и коротко известил Федосеева обо всём происшедшем на берегу. Затем заехали в поместье Еремеева, похватали с кухни съестное, которое можно было употребить сухим пайком. Николай раздал ЦУ охраннику, приказав тому использовать в случае надобности навороченный 'хаммер' своей уже бывшей подруги. Затем мой бывший сослуживец приволок откуда-то из загашника целых три рации, 'моторолы', новенькие, в упаковке.

— Мужики, не ругайте зазря! Старый стал, и совсем забыл про Эн-Зэ, — демонстративно хлопнув себя по лбу, Николай протянул одну рацию Соловьёву. Вторую забрал себе, а последнюю отдал охраннику. Настроили частоту, проверили, поговорив с группой Руденко — есть связь, работает. Сели в джипы, и поехали забирать от родственников фермера Макеева.

И без того сильно возбуждённый и убитый горем Макеев успел принять на душу, и оказался никудышным свидетелем. Учитывая его состояние, я бы не рискнул брать у него показания даже в обычной ситуации. В общем, вдребезги пьяный фермер так ничего толком и не смог объяснить, а его сынишка лет восьми смотрел на нас василькового цвета глазами, и молчал. Молчал, никак не реагируя ни мои на вопросы, ни на вопросы своей родной тётки. Да, испугался мальчишка страшно, и боюсь, как бы ни на всю жизнь.

По пути к хутору мы перекусили на ходу, чем бог послал, запив это дело импортной минералкой из буржуйских запасов Еремеева. Николай сидел рядом со мной, показывая дорогу. Пока ехали, мы не заметили ничего примечательного или необычного вокруг разбитого тракторами просёлка. Обыкновенный ландшафт северо-запада России, ничем не примечательные пригорки, рощи, поля, кустарник. Всё, как всегда... Хотя, нет — в дополнение к родным пернатым появились какие-то ярко раскрашенные пичуги.

По совету Николая остановились у одной из рощиц, не доехав около полукилометра до искомого места. Оставив джипы, изготовили оружие к бою, и двинулись вперёд двумя тройками. Я действовал вместе с Ковалёвым и моим старым армейским сослуживцем.

Вскоре впереди показались крыши строений — жилого дома, и трёх сараев — и мы стали обходить постройки, чтобы зайти с флангов. Используя ландшафт, подобрались практически к самому дому, осмотрелись. Вокруг стояла абсолютная тишина, было даже слышно, как жужжат мухи, пригретые совсем не весенним солнцем.

— Володя, глянь, — прошептал мне на ухо Еремеев, стволом 'калаша' указав направление. — Справа, у ворот сарая.

Я присмотрелся: у распахнутых настежь ворот сарая лежала какая-то бурая масса, и над ней вилось целое облако мух. Взяв протянутый Ковалёвым бинокль, вновь взглянул в сторону сарая. Оказалось, что мы наблюдали за растерзанной коровьей тушей. Чуть высунувшись из-за угла, принялся рассматривать фасад дома, и заметил чуть приоткрытые входные двери.

— Идём уступом, смотрите за окнами и флангом, — немного поразмышляв, я решил не мудрствовать лукаво, а положиться на детище Михаила Калашникова. В три ствола мы уделали бы любого, кто сунулся супротив.

Как я и предполагал, в нас никто не стрелял, не кидал гранат, и вообще нас никто не видел. Рывком преодолев полтора десятка метров до дверей дома, мы замерли, парни взяли на прицел окна, а я потянул за ручку. Интуиция подсказывала, что нам не стоит ждать растяжек и прочих сюрпризов в стиле духов.

Коридор — или, как иногда говорят в деревне, сени — оказался чист. Заглянув в кухню, увидел лежащее на полу в луже крови тело женщины лет тридцати-сорока. Дальше, в столовой, обнаружилось тело девушки, примерно подросткового возраста, с перекушенной шей и множеством рваных ран на теле. Затем мы осмотрели две спальни и ещё одну комнату. Пусто.

— Володя, не стреляйте, мы входим, — чуть слышно прохрипела рация. По характерному оканью я узнал голос капитана Барулина. Двери распахнулись, и в дом ввалилась наша вторая тройка.

— Там, в хлеве, остатки пиршества какого-то крупного зверя, — утирая лоб, произнёс Зеленцов. — Сожрал трёх свинок, и не подавился, гад.

— А ещё и корову задрал, и хозяев заодно прикончил, — добавил я. — На кухне и в зале есть пара характерных отпечатков следа. Я не специалист, но, полагаю, что мы имеем дело с крупным хищником из семейства кошачьих.

— Да, это напоминает след снежного барса, — присев у кровавого отпечатка лапы, Николай зачем-то потрогал отпечаток, понюхал пальцы. — Думаю, это был самец.

— Вроде, там, у хлева были более мелкие отпечатки, — присмотревшись, произнёс Владислав. — Саня, иди сюда, глянь.

— Это могла быть пара хищников, например, самец со своей самкой, — предположил Соловьёв. — Убили хозяев, а затем слопали хрюшек. Потом ушли своей дорогой.

— А мальчишка как уцелел? — подумав, спросил Еремеев. — Где он был? Когда и как он успел сбежать?

— Думаю, если он сам не расскажет, то мы никогда об этом не узнаем, — заметил Ковалёв. — Жаль, что у нас нет служебной собаки.

— Кстати, о псах. Николай, а у хозяев была собака? — поинтересовался я данной деталью.

— Да, не помню я, Володя, — пожал плечами мой бывший однополчанин. — Вроде, был какой-то кабысдох, гавкал на всех приезжих.

— Пойдём, парни, глянем во дворе, — кивнул я на двери. — Клювом не щёлкать, варежку не разевать. Смотрим в оба: твари могут быть где-то здесь, поблизости.

Внимательно осмотрев двор, мы быстро нашли за тракторным прицепом собачью будку. Рядом с нею благоухала целая гора, пардон за натуральность, самого обыкновенного дерьма. Судя по всему, кто-то из вольных лесных хищников таким образом выразил своё презрительное отношение к собачьему племени. Поблизости не оказалось ни самого пса, ни его останков. Видимо, перетрусивший собакин сбежал, куда глаза глядят.

— Володя, тут есть следы, две пары. Тянутся в сторону тех кустов, — отойдя чуть в сторону, Зеленцов мигом нашёл путь отхода пришлых хищников. — Что делать будем?

— Пройдём... Нет, проедем по следу, если получится, — немного поразмышляв, решил я. — Думаю, зверушки не рискнут связываться с двумя воняющими химией 'мерсами'. Если нападут — стреляйте сразу, и без команды.

Мы вернулись к оставленным на подъезде к хутору машинам, сели в джипы, и поехали, ориентируясь по хорошо видимым отпечаткам здоровенных кошачьих лап. Вломились в заросли малинника, миновали полуразвалившийся сарай. Раза три пришлось спешиваться, чтобы уточнить направление дальнейшего движения. А потом...

— Вот, тебе, бабушка, и Юрьев день, — пробормотал я, глядя с двухметрового обрыва на абсолютно чужой лес. — Готов биться об заклад, что наши киски пришли отсюда, и сюда же свалили, хорошо закусив сладенькими хрюшками.

— Мужики, да хрен с ними, с хищниками, — полностью убитым голосом произнёс мой напарник. — Мы находимся точно к северу от Данилово. Вы понимаете, что это значит?

Риторический вопрос Михаила повис в воздухе. И мне, и остальным парням стало окончательно понятно, что Данилово с его ближайшими окрестностями угодили в совершенно иной мир. В мир, где бродят здоровенные хищные кошаки, и хрен знает, сколько ещё опасных зверюшек. В мир, где нам могут встретиться какие-нибудь дикари, неандертальцы, питекантропы, ушастые эльфы с зелёными гоблинами, наконец. И мы оказались один на один с этим незнакомым и пугающим миром.

— Здесь должно было быть старое кладбище, а где-то за ним начиналось болото, — нарушил молчание Еремеев.

— Ладно, парни, хорош раскисать, — я лихорадочно соображал, чем бы занять ребят, чтобы те не гоняли в мозгах дурные мысли. — Пошли-ка, оформим место происшествия, как полагается. И надо бы погибших прибрать, завернуть во что-нибудь, чтобы увезти их тела в Данилово.

— Володь, да ты, чего, всерьёз собрался писать протокол? — искренне удивился Зеленцов. — Нафига, а?

— Влад, мы здесь — единственная реальная власть. А если мы власть, то должны следовать определённому установленному порядку. Порядок таков: надо запротоколировать всё, что здесь произошло, — ответил я. — Поймите, парни, на нас с вами смотрят все даниловцы, оценивают наши действия, и по ним судят о нас, как о людях.

— Ты прав, Володя. Наступило время, когда каждого оценивают не по пустопорожнему трёпу, а по делам его, — поддержал меня Саша Барулин. — На нас действительно все смотрят, и не только даниловцы. Спасшиеся пассажиры скоро придут в себя, и им тож придётся решать, каким макаром жить дальше.

— А мы можем организовать разведку местности там? — неожиданно спросил отмалчивавшийся до этого Соловьёв, указав стволом 'калаша' на чужой лес. — Да, да, там, за границей 'нашей' земли.

— Наверное, можем, — неуверенно предположил я. — У нас есть вездеход...

— Молоток, Вовка, возьмём 'витязя', и сгоняем на нём 'за ленточку'! — Николай, похоже, готов был запрыгать от радости от столь неожиданной идеи. — Володя, парни, мы должны, ну, просто обязаны сходить в рейд по тому лесу. Надо хотя бы узнать, каких ещё тигров нам ждать в гости...

— Хм... Проще убрать с шоссе немецкий 'боинг', и провести воздушную разведку с борта нашего 'ила', — заметил Ковалёв. — Уверен, что увидим и узнаем столько, что мало нам не покажется.

— Миша, ты гений, — искренне обрадовался я. Обрадовался не только самой идее, но и тому, что мой напарник взял себя в руки. — Анисин говорил, что у них в баках осталось примерно половина запасов керосина.

— Погодь, капитан, а как ты столкнёшь 'немца' с трассы? — очень удивлённым тоном спросил Еремеев.

— А нафига его вообще куда-то сталкивать? Надо всего лишь развернуть 'боинг' на месте, а затем отбуксировать его к противоположному краю шоссе, — пожал плечами мой напарник. — Думаю, что трактора в поселке найдутся, да и Владимир может отцепить свой холодильник.

Таким образом, перед нами забрезжила ближайшая тактическая задача. Мои опера заметно приободрились, на их лицах появились пока ещё немного кисловатые улыбки. Что же, мужики по натуре своей так устроены, что не усидят на месте, если придумают, как им заглянуть за горизонт. Хотя бы за ближайший.

Мы возвратились на хутор, нашли в багажнике моего джипа стопку бумаги, и занялись протоколированием трагедии. Переснимали на два 'айфона' всё, что смогли, с разных ракурсов. Пошуровав по дому и по сараям, парни нашли приличный кусок брезента, разрезали его, упаковали тела погибших.

Затем попытались связаться по рации с группой Руденко и с усадьбой Еремеева. Первая попытка оказалась неудачной, видимо, мы вышли из зоны действия своих раций. Тогда Михаил предложил отъехать на пару километров в сторону Данилово, найти холмик повыше, и попробовать ещё раз выйти на связь. Так и поступили, отправив в вояж на моём 'мерсе' Соловьёва на пару с самим инициатором идеи.

Спустя примерно минут сорок пять 'связисты' возвратились с весточкой от наших товарищей. Оказалось, что группа Руденко завершила операцию по помощи французам, и поступила в распоряжение главы администрации. Руслан организовал по рации разговор с главой, и Федосеев пообещал, что скоро вышлет грузовик с ополченцами, чтобы забрать тела погибших. А нас попросил заглянуть в Замятино, чтобы защитить тамошних обитателей от возможного нападения чужих хищников.

Действительно, через какой-то час послышался рокот мотора, и на хутор прибыл грузовик с четырьмя вооружёнными дядьками в кузове. Пятый — водитель — не имел никакого оружия, кроме топора под сиденьем. Глянули мы на стволы сельчан, и покачали головами. Никто не спорит, что, к примеру, 'сайга' хороша против хищников наподобие волков и медведей. Наших, земных волков и медведей. А можно ли из неё подстрелить шустрого тигрика размером с лошадь? Может, и можно, но, лично я считаю, что для такого зверя лучше припасти пулемёт. Либо что-то реально солидное и дальнобойное, крупнокалиберную винтовку, например.

Приехавшие мужики были вооружены двумя карабинами 'сайга' и парой гладкоствольных ружей, годных, скорее, для охоты на уток, чем на кого-то более серьёзного. Мы разговорились с ополченцами, пока совместно грузили тела, выяснив, что участковому удалось мобилизовать всего лишь двадцать два человека добровольцев, которые имели собственное оружие. Причём, пятеро из этих рекрутов пришли с нелегалом, поверив, что мир изменился, и менты никого не тронут. Ну, плюс ещё три наших 'ксюхи', и три 'помпы' в подарок от Еремеева — ещё шесть стволов, которые Антонов выдал надёжным людям. Кроме этого, два старика совсем уж непризывного возраста пожертвовали односельчанам пару столь же древних дробовиков. Итого, даниловское ополчение насчитывало три десятка бойцов. Негусто. Да и с боекомплектом, похоже, ожидался серьёзный напряг.

Мы покинули злополучный хутор следом за грузовиком, какое-то время ехали вместе с ним в одном направлении, а затем свернули на другой просёлок. Николай уверял, что по этой дороге мы быстро приедем в Замятино. А заодно посетим по пути одну из заброшенных деревенек, от которой остались лишь жалкие развалины.

Проехав километра полтора по лесной дорожке, увидели впереди покосившиеся бревенчатые стены скособоченной избы, без окон, без дверей. Рядом стоял сарай с рухнувшей крышей. Затем проехали мимо ещё пяти похожих домишек, которые выглядели аналогичным образом, что и первая хата.

Вокруг буквально ощущалась аура обветшания и обречённости, характерная для подобных развалин. Оставленные людьми огороды давным-давно заросли высокой травой, среди которой возвышались молодые деревца. Вокруг ни души. Лишь щебетали различные лесные птицы, и к их хору периодически подключалась вездесущая кукушка.

Прокатившись по малоиспользуемому просёлку ещё где-то с километр, мы вновь повернули, миновали недавно вспаханное поле, и наконец-то попали в обитаемый мир. Сначала нас облаял какой-то барбос, храбро выскочивший из-за покосившегося забора. На зов бдительного четвероногого сторожа появились ещё две псины — типичные дворняги смешанных кровей, образовав вокруг машин настоящий гавкающий эскорт. Наконец, у ворот третьего по счёту дома мы повстречали пару старушек, о чём-то эмоционально беседующих меж собой. Те мигом примолкли, разглядывая вылезающих из джипов вооружённых незнакомцев.

— Давыдовна, глянь-ка, да это же сам Еремеев! — всплеснув руками, охнула одна из пенсионерок. — Николай Павлович!!! Николай Павлович! Это что же это такое деется?! Когда наша полиция слона поймает?

Не успели мои опера и глазом моргнуть, как обе бабульки подскочили к машинам, засыпав нас кучей вопросов. Поначалу мне показалось, что здесь уже каким-то образом прознали о глобальных переменах, случившихся в мире. Я особо не удивился тому, что пенсионерки узнали Еремеева, т.к. его физиономию частенько могли видеть в том же самом Данилово.

— Эээ... Здравствуйте, женщины, — а Николай, похоже, чуть смутился, не зная, как общаться с людьми данной возрастной категории. Скажешь им правду, глядишь, а старушенция, вдруг, хлоп, и в обморок свалится. А то и вообще, отдаст богу душу, не дай бог. — А что у вас здесь случилось-то, расскажите?

— Ох, случилось, и такое случилось, Николай Павлович, что ни за что не поверите, — перекрестясь, запричитала одна из бабушек. — Нашей-то Марья Степановны дом, почитай, на краю леса стоит. Всякое бывало, иногда к Степановне и кабаны зимой во двор забегали, и лисы курей таскали... Так никогда же никаких слонов не бывало, по телевизору сказывали, что не водятся они у нас... А тут, сегодня, Марья Степановна утречком во двор вышла, а за забором стоит слонище, и на неё зенки-то свои вылупил... Степановна как заорёт — а голос-то у неё звонок был по молодости — что вся деревня, почитай, переполошилась... А слон тот как бросился обратно в лес, что его и след простыл... Телефон-то, Николай Павлович, не работает, электричества нет, вот, и не знаем, кому сообщить о зверюге. Видать, из зоопарка сбежал, окаянный, или из цирка какого-нибудь.

Из несколько сбивчивого рассказа Татьяны Петровны удалось выяснить, что упомянутая Марья Степановна жива, отделавшись сильным испугом. Кроме самой Марьи Степановны никто не видел убежавшего в лес слона, но на опушке леса животное оставило следы своих огромных ног. Мужиков, а уж тем более, охотников, в деревеньке практически не было. Ну, не считать же мужиком вечно пьяного в хлам сына тётки Андрея Петренко, который и на сей раз дрых в доме матери, начав отмечать Первомай ещё дня два назад.

В общем, на момент нашего приезда основная масса бабулек дислоцировалась у хаты Степановны, обсуждая событие года — появление африканского зверя в типично российской деревеньке. Думаю, что даже приезд президента не вызвал бы у старушек подобного ажиотажа, кроме того, поначалу пенсионерки позабыли нам рассказать, что и у них произошли чудеса с колодцами.

— Ну, что, товарищи полицейские, давайте, глянем, что за слоны такие пугают наших пенсионерок, — сдерживая улыбку, произнёс я. — Поехали на околицу.

— Да, да, товарищ майор, едем, — с заметным облегчением отозвался мой бывший однополчанин. — До свидания, бабушки... Ёшкин кот, все уши прожужжали...

— А ты чего думал? Бабульки — они такие, — засмеялся я. — Готовься к повторению приёма.

Как в воду глядел. Подъехав к дому ставшей местной знаменитостью Марьи Степановны, мы попали в окружение десятка пенсионерок, которые наперебой принялись красочно расписывать события этого утра. Еремеева вновь моментально узнали, и ему пришлось выслушивать совсем уж фантастические подробности о похождениях слонюги в Замятино, и отвечать на вопросы обо всём и вся. Взвалив на Николая работу по общению с населением — как-никак, местный житель — мы пошли смотреть на следы того, кто напугал старушек.

— Ну, кто-нибудь из вас разбирается в слонах? — полюбовавшись на отпечатки чьих-то круглых ног, я перевёл взгляд на своих оперов. — Слоноводы у нас имеются?

— Угу, каждый десятый — потомственный слоновод, млин, — буркнул в ответ Ковалёв. — Вон, 'Ерёма' идёт, спроси его, может, он куда-нибудь в Африку на сафари ездил.

— Не был я на сафари, — отрицательно покачал головой Николай. — Хотя, звали не раз.

— Ладно, Африка сама в гости к нам пришла, парни, — произнёс Зеленцов, указывая на сломанные ветки кустарника и примятую траву. — Володя, столь крупные 'тазики' никак не спрячешь — отпечатки должны быть очень отчётливы на любой почве. В общем, надо идти по следу, глянуть, что, и как.

— Согласен, — кивнул я. — Давайте, мужики, очень аккуратно и не спеша...

Мы тихонько двинулись в лес, таясь за деревьями, прислушиваясь к пению птиц, и присматриваясь к любой тени. Автоматы держали наготове, надеясь, в случае, чего, быстренько нафаршировать свинцом любую зверушку. Лишь бы у той зверушки не было панциря, или ещё какой-нибудь продвинутой природной защиты. Кто знает, что за фауна здесь водится?

Именуемое 'слоном' неизвестное животное ломилось сквозь лес, словно заправский танк, и оставило за собой отлично видимую тропу. Держась этой тропы, мы прошли что-то около сотни метров, и вскоре заметили просветы между деревьями. Прошли ещё метров двести, и вышли к очередной границе двух миров. Здесь оказалось всё, то же самое, что и во всех остальных подобных точках — 'наш' ландшафт чуть возвышался над чужеродным редколесьем. Немного, всего лишь на какой-нибудь метр, но возвышался.

— На лесостепь похоже, — прошептал мой напарник. — Трава и деревья сильно смахивают на те, что растут в Африке.

— А ты откуда это знаешь, а? — также шёпотом поинтересовался я. — В Африке побывал?

— По телеку видел, — отозвался Михаил. — Передача была, про Серенгети, что ли.

— Тсс... Тихо, — приложил палец к губам Саша Барулин. — Там, на два часа, где кустарник шевелится...

Мы замолчали, залегли, и принялись тихонько наблюдать за указанным ориентиром. Спустя какое-то время кустарник зашевелился, и из зарослей показался... мамонт. Самый натуральный, покрытый серо-зелёной шерстью, с огромными бивнями и ушами. Постояв секунд десять, принюхавшись к запахам, животное неторопливо двинулось в сторону соседних зарослей. Следом за первым мамонтом на поляне появился второй, а за ним последовал третий, четвёртый... Семейка из шести шерстистых слонов — всё-таки не тянули они на мамонтов с рыжей шерстью — принялась объедать свежий кустарник, не обращая на нас никакого внимания.

— Никого не боятся, — прошептал Николай. — Видимо, у них здесь нет никаких естественных врагов.

— Скорее всего, они просто не знакомы с главным хищником всех миров — с человеком, — усмехнулся я. — Ладно, народ, поглазели на чудо, и хватит. Двигаем обратно в Замятино, и думаем, что делать с таким соседством.

Возвратясь к дому Марьи Степановны, мы вновь пересеклись со всем населением деревушки — со всеми тринадцатью старушенциями. Решив, что пенсионерок нельзя дальше держать в неведении, я попросил принести мне валерьянки. Бабульки удивились, но быстро выполнили мою просьбу.

Следующая моя просьба взволновала старушек, вызвав множество предположений и домыслов. В общем, подождав, пока каждая из женщин примет небольшую дозу успокоительного, я рассказал о происшедшем в мире катаклизме. Валерьянка, увы, помогла не очень — сразу у четырёх пенсионерок случились сердечные приступы. Поэтому мы решили задержаться в Замятино, чтобы не оставлять бабушек наедине с неприятными новостями и дикой фауной нового мира. Для одного дня похорон хватало, и хватало с лихвой.

Сообщив через Руденко Федосееву о своих планах, попросили того организовать медицинскую помощь и подумать об охране жителей. Глава пообещал вскорости решить проблему, в свою очередь, попросив нас осмотреть пустующие хаты на предмет поселения в них новых жильцов. Я согласился, решив, что заодно мы изучим подходы к деревушке, чтобы наметить какие-нибудь планы по ограничению доступа чужой живности к домам жителей. Затем Руслан сообщил, что Антонов уже нашёл доктора среди пассажиров 'боинга', а 'крузак' готов к ралли-рейду по любым ландшафтам.

— Хорошо, Рус, возьми проводника, и выезжайте, — немного подумав, решил я. — И ещё — оставь пару раций участковому и Федосееву, чтобы у нас была связь с Данилово.

— Сделаю, шеф. Скоро увидимся, — голосом Руденко прохрипела в ответ 'моторола'.

— Так, парни, давайте-ка в темпе разберёмся с жилплощадью, а потом посмотрим, что, там, и как с подходами со стороны леса, — быстренько очертив фронт задач, я посмотрел на лица своих подчинённых. — Сначала поговорим с бабульками, может, кто-то из них возьмёт постояльцев в свои хаты.

В общем, когда через полчаса в Замятино приехал доктор, мы уже знали, что в селе пустуют девять домов, а каждая из пенсионерок согласилась приютить кого-нибудь из пассажиров. Состояние некоторых из строений оставляло желать лучшего, но, учитывая наличие инструментов и крепких мужских рук, эти проблемы можно было решить за недельку-другую. Я подозревал на основании ранее виденого, что мы попали в мир с более мягким климатом, где зимой не бывает тридцатиградусных морозов. Поэтому меня не пугало аварийное состояние пары-тройки печей в пустующих избах.

Приехавший с Русланом доктор оказался симпатичной брюнеткой небольшого роста с красивым лицом типично восточного типа. Как оказалось, Диана — так звали докторшу — являлась высококлассным пластическим хирургом, и возвращалась домой с какого-то берлинского семинара по вопросам коррекций женских прелестей. Вместо Питера пластический хирург в дорогущем брючном костюме и в туфлях на высоких каблуках очутилась в каком-то Данилово, да ещё и в совершенно другом мире. Впрочем, держалась Диана молодцом — не плакала, не паниковала, и ещё в самолёте помогла экипажу успокоить пару истеричек. Затем миниатюрная казашка попалась на глаза обвешанному оружием бравому капитану полиции, и как я понял, Руденко не собирался упускать из виду такую женщину.

Поначалу я предположил, что пластический хирург на шпильках ни черта не понимает во всей остальной медицине, и от неё не будет никакого толку. Однако оказался неправ. Диана с отличием закончила медицинский институт, обладала хорошей памятью, и умела располагать к себе людей. К сожалению, возможности доктора оказались сильно стеснёнными в плане лекарственных препаратов, поэтому я надеялся больше на милость Всевышнего, чем на дамочку в брючном костюме.

Оставив Диану творить чудеса, мы занялись подходами к деревне. Обошли и объехали околицы села и его ближайшие окрестности, наметили пару мест для охотничьей засады. По большому счёту, из-за особенностей расположения, Замятино следовало бы отгородить от остального мира несколькими рядами колючей проволоки и выставить на 'слоноопасных' направлениях минные поля. По образцу тех, что мы ставили на душманских тропах через границу в Таджикистане.

Увы, всё вновь упиралось в наши весьма скудные ресурсы, поэтому я ограничился составлением плана инженерных заграждений из подручных материалов — елей и сосен, что вплотную росли на околице. По моим прикидкам, весь близлежащий лес можно было смело вырубать метров на сто в сторону чужой земли. Это позволило бы создать хорошо просматриваемую и простреливаемую буферную зону между домами и дикой живностью.

— Николай Павлович, товарищи полицейские, милые, сходите с нами к Никифоровне, — обратилась к нам всё та же говорливая Татьяна Петровна, когда мы возвратились обратно в село. — Вера, ну, чего, стоишь, и молчишь? Говори Николай Павловичу и товарищам из полиции то, о чём только что рассказала мне.

— Ох, простите меня, дуру, старую, но как отец — царствие ему небесное — повелел молчать, так и молчала всю жизнь, — быстро-быстро перекрестилась небольшого роста бабулька лет восьмидесяти. — Видать, пришло время раскрыть тайну... Отец-то мой в партизанах был, почитай три года по лесам прятался, немчуру бил. А как прогнали германца, припрятал он кое-какое оружие... Знал, что незаконно это, но припрятал... Сам он молчал всю жизнь, и мы с сестрой молчали. Почитай, забыли про то, что отец на чердаке прятал... Заберите вы, товарищи, те ящики, что на чердаке стоят, одной мне их не вытащить — уж больно они тяжкие...

— Погодите, эээ... Вера Никифоровна, у Вас в доме есть оружие? — честно говоря, поначалу я не поверил своим ушам. Парни, фигурально выражаясь, пооткрывали от удивления свои рты. — Сохранившееся ещё со времён войны, так?

— Так, сынок, так, в ящиках оно, — кивнула в ответ бабулька. — Отец, пока живой был, ходил, сохранял и оберегал те ружья от ржавчины... А я уже, почитай, лет десять, как на чердак не лазила. Незачем оно мне, сынок, оружие то... Думала, как умру, так и унесу с собой тайну в могилу-то... Ан, нет, не судьба, видать... Посему, забирайте, сынки, те ящики, вдруг они вам на что сгодятся...

— Вот, те, на, прямо триллер какой-то, — покачал головой Еремеев. — Вера Никифоровна, выходит, никто не знал про вашу тайну? Ни участковый, ни соседи, ни Ваши дети?

— А на что им, Николай Павлович, знать было? — старушка укоризненно посмотрела на Николая. — То моя тайна, отца моего, да сестры Глафиры, что померла года три назад... Никому и не надо было ничего знать, я даже мужу своему ничего не сказала.

— Думаю, что ничего хорошего от тех стволов не осталось, — скептически заметил Ковалёв. — С войны столько лет прошло, да и условия хранения, скорее всего, подкачали. Ржавчина, разложение пороха...

— Чего гадать, Миша? Сходим, и посмотрим на месте, — я в задумчивости поскрёб подбородок. — Да, много тайн хранит земля русская, много...

Спустя какое-то время мы поднялись на чердак в одной из хат, и, следуя указаниям Веры Никифоровны, осторожно выволокли из хитроумно устроенного тайника два тяжёлых ящика с еле заметными надписями по-немецки. Тайник, надо сказать, был устроен весьма грамотно с точки зрения долговременного хранения — я никогда не видел ничего подобного. Как говорится: век живи, век учись. Оба ящика потемнели от времени, но оказались крепкими, очень качественными, как говорят, добротными. Судя по всему, отец Веры Никифоровны выбрал наилучший упаковочный материал из того, что производил Третий Рейх, и что оставили немцы при отступлении.

Повозившись немного с узким лазом, мы спустили оба ящика с чердака, и вынесли их во двор. Не мудрствуя лукаво, попросили у хозяйки топор, и вскрыли нашу находку. Внутри одного из ящиков оказался второй, опять-таки, с маркировкой фашистской Германии. В другом же ящике наш ожидал сюрприз...

— Етижи-пассатижи, 'машиненгевер', — едва глянув на содержимое, протянул Зеленцов. — Дорогая передача, я фигею, не иначе.

— Да, это самая настоящая 'швейная машинка Гитлера', — кивнул мой напарник. — На вид, сохранился неплохо. Ржавчина чуть видна... Но, состояние однозначно намного лучше, чем у копаных стволов.

— А это, как я понимаю, 'маузеровские' карабины, да? — Николай запустил руки в ящик и вытащил из него немецкую винтовку. — Надо, же, в стволе затычка... Похоже, маслом залито было...

— Ой, сынки, отец мой, пока живой был, всё время керосин да масло изводил на енти самые ружья, — вздохнула Вера Никифоровна. — До самой своей смерти на чердак лазил.

— Так-так-так... Если эти штуковины постоянно смазывали и чистили, то есть шанс, что и пулемёт будет в рабочем состоянии, — вытащив из ящика козырной девайс, Руслан выдернул из ствола ветошь. — Чёрт, а как его разбирать-то?

— Дай-ка, сюда, капитан, — протянув руку, попросил Соловьёв. — В Афгане нам попадались и китайские копии нашего оружия, и добротные бельгийские и американские аппараты... А это их прямой предок, созданный почти сотню лет назад...

Немного повертев пулемёт в руках, бывший десантник присел, и сноровисто разобрал МГ, разложив составные части на крышке ящика. Мы сгрудились вокруг нашего товарища, глядя, как Владимир осматривает и протирает каждую железячку, пытаясь выяснить степень сохранности всех деталей. Минут пять спустя Соловьёв распрямился, чуть улыбаясь, нашёл взглядом хозяйку клада.

— Ваш папа, Вера Никифоровна, был настоящим русским солдатом, — произнёс мой тёзка. — Земной поклон ему и Вам за воистину бесценный подарок в это трудное время.

Владимир поклонился бабульке в пояс, та, не удержавшись, пролила слезу. Татьяна Петровна сунула старушке платок, да и сама украдкой протёрла глаза. Да, нелегко сейчас этим женщинам, ой, как, нелегко. Как и мы, тёртые жизнью крепкие мужики, они мгновенно потеряли всех своих близких, и в округе нет никого, кто бы их защитил от опасностей. Но, у нас, мужиков, есть хотя бы оружие, по три ствола на брата, плюс уверенность в своих силах, и плечо товарища рядом. А кто есть у них, у одиноких бабушек из Замятино?

— Патроны, по идее, должны быть годными для стрельбы, — открыв тот самый ящик в ящике, Саня Барулин распаковал одну из коробок, потом разорвал пачку. — Да тут промасленный пергамент, что ли...

— Надо будет отстрелять десяток-другой, проверить, — рассматривая маркировку патронов, произнёс Зеленцов. — 'Маузеровский', как раз для пулемёта и карабинов... Сколько их здесь, Саша?

— Навскидку, не меньше тысячи, — оценивающе прищурился капитан. — Да, тысяча точно будет... Эм-Гэ, два карабина, Бэ-Ка, и четыре ленты на пятьдесят патронов каждая... Живём, парни.

— Так, товарищи, давайте, подгоняйте машины, и забирайте ящики, — взглянув на часы, я поторопил своих оперов. — Ну, Вера Никифоровна, Вы действительно сделали нам царский подарок. Обещаю, что с этим подарком мы защитим вас и от любых слонов, и от каких угодно хищников. Спасибо Вам огромное, от всей души спасибо.

Бабулька расплакалась, Татьяна Петровна принялась её утешать, и мы вновь прибегли к помощи настойки из валерьяны. Видя состояние пожилой женщины, я попросил Руслана привезти докторшу — пусть Диана побудет какое-то время со старушкой, поработает психотерапевтом, что ли.

— Володя, а есть ли смысл тащить нашу находку в Данилово? — обратился ко мне Ковалёв. — Если пулемёт в рабочем состоянии, то его надо оставлять здесь, где бродит всякое зверьё. Может, калибром Эм-Гэ и не вышел, но со скорострельностью-то у него — просто зашибись. Любого мамонта пополам разрежет, а тигра вообще на куски порвёт.

— Читаешь мои мысли, Миша, — улыбнулся я. — Ну, для начала оружие надо почистить, опробовать патроны, убедиться, что всё в порядке. А потом... Придётся делить команду на две части: нужны сам пулемётчик, его помощник, плюс ещё пару бойцов для прикрытия.

— Почистить стволы и перебрать Бэ-Ка — дело недолгое, — усмехнулся Михаил. — Оружейного масла, пади, у тебя припасена целая канистра, да?

— Да, в пятилитровом бачке из-под какого-то технического, — кивнул я. — Бачок неполный, там литра четыре, четыре с половиной... Хорошо, для начала нам надо выбрать домик для дислокации будущего гарнизона села Замятино.

— Ага, ещё и флаг вывесить, и табличку на дверях прибить, — отозвался мой напарник. — Рус едет. Хватайте, парни, ящики, тащим к тачкам.

Вновь переговорив с местными бабушками и покумекав над свеженарисованным планом деревушки, мы приняли решение устроить базу гарнизона в соседнем от хаты Веры Никифоровны доме. Этот дом, точнее, обнесённый забором двор стоял на некотором возвышении над остальными постройками в Замятино. В дополнение к самому дому и хлеву для скота во дворе имелся добротный сарай для техники. Как выяснилось, этот сарай в своё время построил муж хозяйки, имевший трактор, и работавший механизатором. Супруг умер лет пять назад, и с тех пор сарай иногда использовали дальние родственники хозяйки из Данилово. В общем, в сарае свободно помещалось сразу два джипа, а само расположение двора позволяло нам буквально за минуту домчаться до любой околицы деревеньки.

Хозяйку дома звали Натальей Ивановной, я дал бы ей навскидку лет шестьдесят, не более. Как говорится, дама была в теле, что не мешало её развить кипучую деятельность, как только мы договорились о постое. Наталья Ивановна безапелляционно заявила, что от неё никто не уйдёт голодным, и тотчас принялась за готовку. Решив, что хозяйке надо бы немного подсобить, мы бросили жребий, и Зеленцов отправился на кухню чистить картошку и резать лук. Остальные занялись более грязным делом — чисткой оружия.

Где-то через полчасика на связь вышел Антонов, сообщив нам, что глава организовал команду ополченцев, которая выдвигается в Замятино. Ещё две подобные группы Федосеев планировал направить в близлежащие фермерские хозяйства, чтобы не повторилась трагедия, подобная той, что произошла на хуторе Макеева. В состав команд входили все местные охотники, вооружённые более-менее нормальными ружьями и карабинами.

В свою очередь, я проинформировал участкового, что намерен временно оставить в деревне несколько своих парней. Сообщил, где мы дислоцируемся, и что надо бы сделать для безопасности жителей Замятино. Антонов вздохнул, пообещав что-нибудь предпринять в ближайшем будущем. Мне подумалось, что и участковый и вся администрация по уши увязли в проблемах размещения и обеспечения более четырёхсот человек, что свалились на голову даниловцам почти в прямом смысле этого слова.

Обедали за накрытым во дворе столом, наскоро сооружённым из потемневших досок. Хлебосольная хозяйка хлопотала вокруг нас, всячески расхваливая таланты и способности докторши, сидевшей на почётном месте — в хорошем кожаном кресле, которое мы выволокли из дома специально для казашки. Диана смиренно принимала похвалу на свою голову, иногда кивая и уточняя некоторые моменты. Видимо, пластический хирург не впервой оказывался в ситуации, когда её превозносили до небес.

Как бы мимоходом Диана сообщила, что ей придётся задержаться в Замятино на пару дней — состояние некоторых из пациенток внушало некоторое беспокойство, и им требовалось наблюдение врача. Мне понравился такой подход докторши к своему делу, и я решил в перспективе заполучить её в нашу команду. Затем Диана пожаловалась, что ей трудно ходить по рыхлой земле в туфельках на высоком каблуке, и попросила нас придумать что-нибудь для её миниатюрных ножек.

— Как только приедем в Данилово, я посмотрю у себя в шкафах, — уточнив у доктора размер обуви, пообещал Еремеев. — Нового, извините, не обещаю, всё ношеное.

— А пока, Дианочка, мы будем носить Вас на руках, если не возражаете, — как бы, между прочим, произнёс Руденко.

Докторша слегка порозовела щёчками, стрельнув глазками в капитана, а мы с Ковалёвым переглянулись. Решение напрашивалось само собой, нам оставалось лишь подобрать третьего бойца в группу.

— Тёзка, придётся тебе переквалифицироваться обратно в свою армейскую специальность, — намекнул я Соловьёву. — Ты единственный из нас, кто хорошо знаком с этим 'машиненгевером'.

— Я уже догадался, — энергично работая челюстями, кивнул бывший десантник. — Сейчас пообедаем, набьём ленту, и отстреляем десяток-другой патронов. Думаю, эта фрицевская машинка нас не подведёт.

— Заодно надо и карабины опробовать, — предложил Барулин. — Хотя бы по пять патронов на каждый.

— Добро, прокатимся до Марьи Степановны, попугаем здешних мамонтов, — решил я.

Откомандированные Федосеевым охотники нашли нас у забора звонкоголосой Марьи Степановны, где мы отстреливали немецкие патроны. Удивительно, но из выделенной для пробы полусотни патронов произошла лишь одна осечка. 'Машиненгевер' работал, как часы, да и к почти чёрным от времени карабинам не возникло никаких претензий. Мы вновь вознесли благодарности в адрес отца Веры Никифоровны, бившим фашистов, и не побоявшимся положить с прибором на родную власть и советское законодательство.

— Ого, откуда это у вас? — первым делом спросил нас лысоватый дядька лет пятидесяти пяти. — Это же немецкий, да?

— Бог послал, — улыбаясь, скромно ответил Руденко. — Бог, как известно, любит пехоту, а подарки дарит всегда ментам. Не спрашивай, почему. Этого никто не знает.

Мы засмеялись шутке Руслана, и быстро перезнакомились с вновь прибывшими. Итак, глава отрядил в Замятино пару настоящих охотников, вооружённых карабинами 'вепрь', и пару ополченцев с двумя гладкоствольными 'сайгами'. Этим небольшим отрядом командовал Семён Семёныч — тот самый лысоватый дядька, которого сразу же заинтересовал фрицевский пулемёт.

Бывший военный, уволившийся из армии по состоянию здоровья, Семён Семёныч хорошо знал местную округу, часто охотился на кабанов, зимой занимался отстрелом волков. Команду подобрал сам, уломав Антонова отдать его отряду личную собственность участкового — 'вепря'. Сейчас, увидев наше богатство, охотник загорелся, и стал выпрашивать хотя бы один немецкий карабин.

— Семён Семёныч, забирай оба, — переглянувшись с парнями, я решил сделать широкий жест. — Мы как-то к пистолетам и автоматам привычнее.

Радости охотника не было предела. Он быстро перетасовал вооружение своего отряда, заграбастав себе один из 'маузеров'. Ещё больше Семён Семёныч обрадовался, когда узнал, что мы оставляем в селе джип и тройку бойцов с пулемётом. Теперь гарнизон имел две машины — даниловцы приехали на УАЗике — и мог отразить нашествие хоть целой армии местных слонов.

— Владимир Иванович, вот эту 'сайгу' ты отдай Андрюхе Петренко, или его водителю, — Семён Семёныч протянул мне одно из ружей. — Он у тётки своей должен быть, на грузовике приехал. Есть у меня такая чуйка, что нельзя нынче без оружия по округе шастать.

— Петренко здесь? — удивился Николай. — А чего это Федосеев нам ничего не сказал?

— Ай, запыхался Роман Георгиевич с делами, не приведи господь, — махнул рукой охотник. — Шутка ли: почти полтыщи душ расселить, накормить, да ещё и растолковать иностранцам, что, и как. Да они же сортира деревенского никогда не видели!

Мы откровенно заржали, представляя реакцию рафинированных француженок на местные удобства. Хотя, человек приспосабливается очень быстро — уже завтра дамы и господа перестанут морщить носики, посещая деревенские места общего пользования.

— В общем, я слышал, что иностранцев поначалу хотели поселить в школе и детском саду, а наших — их с пару сотен будет — распихать по избам, — продолжал рассказывать Семён Семёныч. — Да, только среди наших нашлись депутаты, или, ещё, там, какие-то большие шишки, и вот они были дико недовольны тем, куда их хотели определить на постой. Федосееву пришлось пойти на попятную, и отдать господам депутатам целый детсад.

— Да, весело стало в Данилово, — покачал головой Еремеев. — Как бы и на нашу базу кто-нибудь не позарился.

— У тебя же там охранник, Володька, кажется, — припомнил я, про себя отметив, что мой бывший однополчанин уже практически полностью ассоциирует себя со всем коллективом. — Выйди на связь, поговори с ним. Чёрт с ним, с ресурсом, как-нибудь зарядим от аккумуляторов джипов.

Озадаченный Николай отошёл в сторону, чтобы переговорить по рации с оставленным на базе охранником, а мы решили просветить даниловских охотников насчёт чужой фауны. Рассказали всё, о чём знали, без утайки. Выслушав о наших приключениях, Семён Семёныч покачал головой, и искренне поблагодарил за информацию.

Как оказалось, на фоне глобальных перемен трагедия фермера Макеева как-то незаметно отошла на второй план, и никто из охотников толком и не знал, с чем можно столкнуться на границах своей и чужой земли. Побывавшие на хуторе Макеева мужики не рассказали ничего конкретного, т.к. сами не владели полнотой информации. Ну, да, в дом фермера они не заходили, забрали тела, и до свидания. А мамонтов видели только мы с Марьей Степановной, и никто больше.

Подошёл Еремеев, кратко пересказал доклад Володьки: на базе всё в порядке, а в магазин попытались проникнуть бывшие пассажиры 'боинга', наши же соотечественники. Хотели купить (или достать) спиртного, чтобы снять стресс, но обломались по-полной. Антонов уже был в курсе происходящего, сам побывал на месте, усилив охрану стратегического объекта ещё тремя вооружёнными ополченцами.

— Зная наших, можно предположить, что всё ещё впереди, — добавил Николай в конце своего рассказа. — Если народ, не дай бог, раздобудет самогона, то впереди нас ждёт весёлая ночка.

— Нет, не ждёт, если мы предпримем превентивные меры, — возразил я, поворачиваясь к охотникам. — Мужики, мы рассказали вам всё по максимуму. Взамен хотелось бы также кое-чего узнать, уточнить детали.

Спустя примерно четверть часа мы знали, кто и где в Данилово гонит самогон, сколько стоит литр первача, и многое другое. Семён Семёныч признался, что он и сам иногда балуется для собственных нужд, но не в перебор, и не для торговли. По словам охотников, участковый знал всё и вся, но на самогоноварение смотрел сквозь пальцы. Что же, логично, любой бы на месте Антонова поступил точно так же. Как говорится: закон — тайга, медведь — хозяин.

— Ладно, мужики, бывайте, — я по очереди пожал руки охотникам. — Если что, связь через капитана Руденко. Он здесь главный.

Оставив даниловцев на околице, мы погрузились в джипы, и поехали к дому тётки Петренко. Через пару минут увидели грузовик, и бывшего главу, на пару с водителем загружавшим в кузов машины какой-то агрегат. Выяснилось, что Петренко приехал в Замятино, чтобы забрать у своей тётки дизель-генератор и небольшой запас солярки. Мы помогли Андрею с погрузкой, вручили ему 'сайгу', а Еремеев ещё и пообещал лично навешать люлей, если Петренко ещё хоть раз выедет из села безоружным.

— Ну, что, парни, бросим жребий, кому оставаться? — предложил Зеленцов, когда грузовик скрылся за поворотом. — Или начальство кого назначит?

— А, может, найдутся добровольцы? — возразил Ковалёв, хлопая себя по карманам. — Млин, а, ведь, спички теперь — это стратегический ресурс. Придётся искать соломинку.

— Владимир Иванович, а давайте, я останусь, — неожиданно вызвался Костя Григорьев.

— А ты справишься? — оценивающе взглянув на лейтенанта, прищурился Соловьёв. — Худой, тощий, длинный, как жердь... Если, вдруг, придётся тащить и меня, и пулемёт, а?

— Костя справится. Он у нас с детства каратэ занимается, и с выносливостью у него всё в порядке, — Руслан не дал и рта раскрыть Григорьеву. — Добро пожаловать в егеря, Костян.

— Ладно, вы, егеря, смотрите в оба, — улыбнулся я. — Дайте одну рацию Семён Семёнычу, проведите работу с населением, и берегите Диану — пока что она одна единственная докторша на всю округу.

— Я же обещал, что буду носить её на руках, значит, так оно и будет, — в глазах Руденко сверкнули бесенята. — Правильно, Костян, что решил остаться. В Данилово сейчас, как в Москве — сто приезжих рыл на один квадратный метр. А здесь — красота, птички поют, тишина, спокойствие...

— ...Мамонты по деревне бродят, а ещё и тигры людей едят, — съехидничал Барулин, пожимая Руслану руку. — Ладно, бывайте, сеньоры егеря, ни пуха вам, и ни пера.

Расставшись со своими товарищами, мы решили не торопиться в Данилово, и по максимуму использовать оставшееся светлое время суток. После недолгого совещания свернули на юго-запад, чтобы обследовать границу двух миров в направлении шоссе и моря. Путь оказался сложным даже для наших внедорожников: почти сплошной лес вперемежку с кустарником не давали возможности ехать напрямик. Приходилось постоянно спешиваться, чтобы найти объезд, выбрать проходимый для техники маршрут. Мы промучились часа полтора, и очень обрадовались, когда, наконец, увидели перед собой чистое поле и линейку столбов ЛЭП. Спустя четверть часа оба наших заляпанных грязью джипа вырулили на шоссе, и я с облегчением вздохнул.

— (Цензура), а не дорога. Но, мамонты в эти дебри не сунутся, не дураки же они ломиться сквозь сосняк и густой ельник, где даже человек с трудом протискивается, — подвёл итог нашего рейда Еремеев.

— Зато кто-нибудь помельче просочится, и не поморщится, — скептически заметил Ковалёв. — Давайте-ка глянем, что, там, с разбитой фурой.

Потерпевшая аварию фура лежала на том же месте, где мы её видели в прошлый раз. А вот её груз — продукты, поддоны — исчезли, словно их там и не было. Я только хмыкнул, глядя, как какой-то мелкий зверёк обследует остатки круп и макарон на предмет съедобности. Зверёк походил на бурундука — такой же полосатый, с пышным хвостом, но имел странные уши, делавшие его похожим на зайца. Этакий полосатый заяц с пышным хвостом, совсем не боявшийся людей.

— Федосеев, похоже, выслал сюда толковых работников, — понаблюдав за зверьком, заметил Зеленцов. — Вывезли всё, что смогли, оставили одни крошки. Поехали, парни.

По пути в Данилово решили завернуть заодно и к 'илу' с 'боингом', которые стояли на другом конце трассы. Там нас встретил патруль из троих вооружённых ополченцев, несущих охрану самолётов. По словам мужиков, закончив разгрузку багажного отделения авиалайнера 'Люфтганзы', наши и немецкие лётчики подались в Данилово. Чуть ранее в село уехал и вездеход МЧС, нагруженный бочками с соляркой. Французов ополченцы не видели, слышали, лишь, что те хорошо поработали на своём полуутопленном 'аэробусе'.

Въехав в Данилово, мы сразу же окунулись в атмосферу спешки и суеты. По улицам деревни шлялось множество праздного народа, одетого, кто во что, говорящего на десятке европейских языков. Почти в каждом дворе появились нежданные постояльцы, зачастую с трудом способные объясниться с хозяевами. Быстро выяснилось, что администрации не удалось, как планировалось, 'запихнуть' в здание школы всех иностранцев, и Федосеев попросил жителей села помочь людям. В-общем, бедлам, да и только.

Мы нашли Романа Георгиевича в здании правления, вокруг которого продолжал толпиться народ. Задёрганный и охрипший глава вёл переговоры с интернационалом лётчиков, с помощью переводчика — уже знакомой нам Марины — обсуждая вопрос превращения 'боинга' в гостиницу с видом на природу. Иностранцы кивали, соглашаясь друг с другом и со своими российскими коллегами, на ходу составляли список необходимого для работы оборудования, и т.п. Наше появление вызвало бурю эмоций, французы и парни Анисина сразу же засыпали моих оперов массой вопросов, на большинство из которых мы не могли ответить. Сославшись на то, что мы только что приехали, и ничего такого не знаем, мы улизнули из правления под предлогом поиска участкового.

Выждав, пока Федосеев наконец-то освободился, переговорили с ним, в подробностях доложив обо всех происшествиях и поездках. Выслушав наши невесёлые новости, Роман Георгиевич тяжело вздохнул, и попросил не давить на самогонщиков, а тактично попросить граждан проявить сознательность. Мы с парнями переглянулись, с трудом сдерживая улыбки, и поехали бороться с 'зелёным змием'. Баталии происходили примерно следующим образом.

— Доброго здравия Вам, Марьванна, — широко улыбаясь во весь рот, Еремеев приветствовал очередную хозяйку (или хозяина) самогонного аппарата. — Времена, Марьванна, настают трудные, в цене каждый гвоздь, каждая крошка хлеба, любая полезная в хозяйстве вещица... Мы и администрация села убедительно просим Вас приберечь стратегическое сырьё, которое Вы храните дома в подвале, не торговать им, и вообще, никому из приезжих не говорить о своей маленькой тайне... Откуда знаем? Ну, нам же положено всё знать. Мы — и полиция и прокурор с судом в одном лице... В-общем, я рассчитываю на наше с Вами взаимопонимание и взаимовыгодное сотрудничество.

Пока Николай толкал свои речи, мы стояли за его спиной, делали морды кирпичом, и сверлили счастливых обладателей самогонных аппаратов тяжёлыми ментовскими взглядами. Иногда я с трудом сдерживался, чтобы не заржать, слушая перлы своего бывшего однополчанина, и глядя на испуганные рожи обывателей.

Самогонщики приходили в ступор — сам 'Ерёма Безбашенный' фактически предлагал им своё личное расположение в обмен на плёвую услугу! Мои опера так же прониклись моментом — шумно сопели, когда это было нужно, важно кивали, даже иногда поддакивали. Спектакль под названием 'борьба с зелёным змием' удался на славу, хотя мы и убили на эти представления часа два чистого времени.

— Всё, поехали на базу... Надоело мне из себя клоуна корчить, — с облегчением вздохнул Николай, когда закончили со списком Семён Семёныча. — Если кто из пассажиров нажрётся этой ночью — это уже не наш косяк. В самолётах всякого бухла было до ж...ы ... Кстати, народ, у меня есть отличный вискарь и неплохой коньяк.

— Всё, как всегда: на самих законников законы не распространяются, — усмехнувшись, буркнул Ковалёв. — Ну, что, нарежемся в стельку, или как?

— Грамм двести на брата, не более, — решил я. — И только после того, как каждый сменится из караула.

— Ну, вот, узнаю старину сержанта Иванникова, — скривил физиономию Еремеев. — Устав, дисциплина, порядок. Подъём в пять утра, отбой в двадцать три ноль-ноль.

— Без этого никак, Николай, — совершенно серьёзно ответил я. — Да, дежурить будем парами, во избежание, так сказать.

Нашим благостным планам, однако, не суждено было сбыться. На связь вышел Антонов, сообщив, что глава собирает совещание штаба в восемь часов вечера. Явка, как вы понимаете, строго обязательна. Пришлось наскоро перекусить, распределить задачи между личным составом, и ехать к Федосееву. Поехали мы втроём: я, Еремеев, и Михаил — мой напарник и заместитель.

Перед выездом Николай пошуровал по шкафам, выудив откуда-то из своих загашников импортный ПНВ. Подумали мы немного, и позвали из кухни Владислава — пусть тот прогуляется перед сном до владений отца Серафима. Сграбастав прибор, Зеленцов с одним из охранников отправились к церкви — проверять и налаживать работу наблюдателей, которые, вроде, сидели на колокольне. Барулин с Новичонковым и двумя остальными секьюрити занялись подготовкой базы к круговой обороне. Так, на всякий случай.

На совещании штаба главы администрации присутствовали человек двадцать: коренные даниловцы, трое лётчиков — командиры воздушных кораблей, выборные от пассажиров, ну и мы втроём. Федосеев говорил тихим голосом, ждал, пока Марина переведёт сказанное на два языка, затем снова продолжал вещать.

Со слов Романа Георгиевича выходило, что без неожиданных гостей Данилово могло продержаться на собственных запасах продовольствия месяца три-четыре. Это, без учёта семенных запасов местных аграриев, которые были приготовлены к посевной. С прибытием неожиданных гостей, увеличившим население посёлка более чем, вдвое, продуктовых запасов в Данилово хватало месяца на два, не более. При этом Федосеев отметил, что при подсчётах ресурсов не учитывалось поголовье молочных коров у фермеров Савченкова и Чугунова, и не считались хрюшки в свинарнике Доренко. Это, как сказал глава, неприкосновенный запас на случай совсем уж большого голода.

Проблему с питьевой водой планировалось решить в ближайшие дни, углубив тем, кому требовалось, их колодцы, и выкопав новые. Для этого имелись все необходимые ресурсы: люди, техника, бетонные кольца. Качество грунтовых вод в этом мире, по словам школьного учителя химии, оказалось отличным, выше всяких похвал.

Слушая Федосеева, я внимательно наблюдал за реакцией присутствующих, пытаясь оценить, что от кого ждать. Ну, с иностранцами было всё ясно с самого начала — бежать им некуда, кушать хочется, и они готовы помогать местной власти в меру своих сил и возможностей. Местные товарищи, представленные группой фермеров из восьми человек, готовы были поделиться своими запасами с обществом, в обмен на защиту от хищников и помощь в работе. Горючее к технике, как вы понимаете, не бесконечно.

Подозреваю, что на позицию местных сильно повлиял пример Еремеева, который сразу же передал в распоряжение власти свои магазины. Этим поступком Николай мигом убил двух зайцев: создал себе репутацию 'доброго барина' в глазах обывателей, и получил возможность влиять на решения администрации. Можно сказать, что мой бывший однополчанин стал неким 'серым кардиналом' при Федосееве. А если учесть, что за 'кардиналом' стоял десяток вооружённых бойцов, то Еремеева смело можно было назвать всесильным визирем при падишахе.

Местный участковый Антонов, хотя и командовал ополченцами, никак не мог сравниться с авторитетом 'Ерёмы'. Кроме того, Петренко, похоже, имевший талант пролезать везде и всюду, уже успел пристроиться замом по хозчасти у Федосеева. Полагаю, что на фоне всеобщего катаклизма былые местные тёрки отошли на второй план, а Роман Георгиевич не стал поминать прошлое, и разбрасываться ценными кадрами. Столь мудрое и грамотное решение главы ещё больше сближало Федосеева с Николаем, считай, с нами.

На фоне этих нехитрых деревенских раскладов выделялись человек шесть выборных от пассажиров, которых смело можно было назвать тёмными лошадками. Хотя, какие они тёмные, нафиг?

Например, депутат госдумы Белоусов иногда мелькал на экранах телевизоров, в основном, когда речь шла о гулянках его непутёвого отпрыска. Питерский депутат Рабинович плотно сидел на откатах, получаемых за разрешения на строительство. Регулярно заводимые против него прокуратурой дела, увы, не приносили никаких результатов — пан депутат ловко отмазывался от любых претензий в своё адрес. Остальных выборных я не знал, хотя по рожам и поведению двух из них предположил, что они являются коллегами Рабиновича.

Депутаты, сидели смирно, лишь иногда задавая уточняющие вопросы. Однако интуиция мне подсказывала, что эти чиновники-троглодиты лишь присматриваются к поляне, и стоит нам отвернуться, они тотчас вонзят свои хищнические зубы в шею трудовому народу.

Далее последовало перечисление иных материальных ресурсов и ценностей, техники и оборудования, которые имелись в нашем распоряжении. Признаюсь, я ожидал худшего. В-общем, в Данилово и его окрестностях имелось четыре дизель — генератора, некоторый запас горючего, тракторная техника, вплоть до бульдозера, десяток грузовиков. К этому можно было прибавить и тягачи дальнобойщиков, чьи фуры оказались вместе с нами на этом злосчастном шоссе.

Затем Федосеев плавно перешёл к первоочередным вопросам, как он полагал, стоявшим перед всеми нами. Проблема с размещением вновь прибывшего народа была решена. По крайней мере, на эту ночь. Благодаря запасам со складов Еремеева и грузу из фур, удалось организовать в зданиях школы и детсада пункты питания для пассажиров. В ближайшие две недели голод не грозил никому. Холод, же, похоже, остался где-то в нашем мире, ибо даже после захода Солнца температура воздуха и не подумала опускаться ниже двадцати градусов по шкале старика Цельсия. Более того, с моря дул лёгкий и тёплый ветерок, предвещая нам хорошую ночь.

По окончании совещания мы отловили Антонова, и, отойдя с ним в соседнее помещение, обсудили вопросы дислокации сил и обороны даниловского анклава. Сразу же вскрылась пара серьёзных просчётов — отправленные на три близлежащие фермы ополченцы не имели связи со штабом, как не имел этой самой связи и пост у самолётов на шоссе. Решив, что жизнь наших людей ценнее любой солярки, мы потратили пару часиков на объезд ферм и на инструктаж личного состава по пользованию рациями. В результате этих поездок в нашем распоряжении осталось всего три 'моторолы', что, честно говоря, вовсе не радовало.

На базе нас ожидал сюрприз — пока мы торчали на совещании и катались туда-сюда, пилоты 'ила' попросились на постой в дом Николая. Да не одни, а в компании с Мышкиным, который и привёз их всех на своём вездеходе. Наверное, случись подобное событие за день раньше, тридцатого апреля, 'Ерёма Безбашенный' послал бы лётчиков пешком в далёкое и увлекательное сексуальное путешествие. Но, произошло то, что произошло, и Еремеев с улыбкой на устах милостливо разрешил Анисину заселить пустующий гостевой домик. Для Марка в домике для гостей не хватило места, и его определили к нам, постояльцем в хозяйский дом.

Затем появился Зеленцов, и вновь перетасовал нам все карты. Дело в том, что назначенная Антоновым на колокольню девушка-наблюдатель категорически отказывалась сидеть на верхотуре всю ночь. Уж не знаю, почему, но девчушка боялась тёмного времени суток. Поговорив с нею, Владислав оставил в церкви Витька — еремеевского охранника — а сам вернулся на базу за добровольцами. Последних пришлось просто назначить. Подумав, мы решили, что вполне можем отрядить в наблюдатели трёх человек — уже сидящего на колокольне Витька, самого Зеленцова, и бортинженера 'ила' Сапрыкина. Владислав, естественно, назначался за главного.

Прежде чем вернуться обратно, капитан рассказал о том, что ему поведала местная пацанва. Как и везде, среди мальчишек в Данилово были свои заводилы, которых народная молва считала то хулиганами, то просто трудными детьми. Они не приносили окружающим какого-то особого вреда, но участковый на всякий случай держал все их действия на заметке.

Сразу же после катаклизма сорвиголовые пацаны быстро обнаружили, что взрослым стало не до их мелких шалостей, а вокруг появилось много интересных занятий. Например, ближняя разведка местности. И, если прокатиться на велосипедах в северном направлении не позволили строгие ополченцы, то никто не смог остановить пеший поход ребят на юг — к морю. В-общем, пацаны самостоятельно обследовали чужой лес километров на пять вдоль побережья моря, и сделали некоторые открытия.

В лесу водилась кое-какая живность — уже знакомые нам зайцы-бурундуки, похожие на уменьшенных хомяков мыши, и нечто, смахивающее на белку, только зеленоватого цвета. Видели ребята и птиц, но их знаний в орнитологии оказалось недостаточно для описания каких-то больших попугаев, что ли. На завтра же пацаны запланировали новый поход к морю, уже со вполне практической задачей — попытаться поймать рыбу. Для этого они прошлись по деревне, собирая любые снасти, пригодные для рыбной ловли. Ну, да, дети слышали разговоры взрослых о грядущей продовольственной проблеме, и пытались найти решение в меру своих сил и возможностей.

— Во, дают, мелкота плюгавая, — выслушав рассказ Зеленцова, с некоторой завистью произнёс Николай. — Парни, у меня где-то спиннинги были, братва подарила, уже не помню на что...

— Еремеев, ты, чего, с ума сошёл, что ли? — неожиданно возмутился Ковалёв. — Ладно, бы, дети, но ты, взрослый мужик, должен же понимать, что пляж и море практически не исследованы, а значит, небезопасны. Ты дашь гарантию, что те тигры не выйдут прогуляться на пляж, а в море не водятся акулы и мурены?

— Чёрт, капитан, вечно ты всё обломаешь, хотя и прав, в общем-то, — шумно вздохнув, пробурчал хозяин дома. — Мужики, пацаны всё равно не усидят на месте, любыми силами станут искать приключения на свои задницы. Чего делать-то с ними?

— Николай прав. Я бы на месте мальчишек добрался до 'аэробуса', и купался бы и рыбачил с его крыльев, — вступил в разговор Марк. — Сами видели, какая там глубина — как раз для ныряния подойдёт.

— Ладно, народ, поговорим завтра с пацанами, объясним им, какие звери вокруг шатаются, — решил я. — А сейчас пора отдыхать... Хозяин, что на ужин сегодня, а?

— Что сами сготовите, то и есть будем, — пожал плечами Еремеев. — Вспомнил, кстати: как-то раз участковый упоминал, что видел у местного фермера во дворе лодку, 'казанку'. Надо будет поговорить завтра с Антоновым, и с тем фермером.

— 'Свен', завтра мы займёмся разведкой, а не рыбалкой, — чуть улыбнулся я. — Проедем в сторону Рясенки, потом повернём на север. Надо подумать о том, чем прокормить народ, подстрелить каких-нибудь слоников, или ещё кого.

— Володя, завтра будет завтра, — появление из кухни Александра вернуло нас в настоящее. — Берите, парни, ножи, и помогайте мне чистить картошку. Если хотите есть, конечно...

Кушать хотели все, и вскоре мы кидали в большую кастрюлю чищеную картошку, а добровольный шеф-повар Барулин колдовал над размороженной вырезкой из холодильника. Последний было решено отключить от питания, чтобы сэкономить лишние крохи электроэнергии. В-общем, готовка ужина и сам ужин не заняли долго времени. Порядком оголодавшие мужики подмели всё, что сами же и приготовили под руководством Саши.

После ужина мы поведали всем собравшимся, что происходило на совещании у главы администрации. Если отбросить всё несущественное, перед людьми стояла лишь одна реальная проблема — необходимость прокормить самих себя в самом ближайшем будущем. Это прекрасно понимали Федосеев и местные мужики, об этом же догадывались пассажиры — наши и иностранцы.

Решение проблемы лежало прямо на поверхности: чтобы выжить всем, каждый должен трудиться в поте лица своего там, где это будет необходимо — в поле, или на ферме. В общем, жизнь сама подтолкнула нас к тому, от чего мы старались убежать последние двадцать лет — пришла пора вновь создавать колхоз, и частично отменять право на частную собственность. Точнее, не отменять, а ограничивать эту самую собственность до разумных пределов.

В свою очередь, Анисин рассказал о том, что они смогли разглядеть с высоты чуть выше птичьего полёта. Рассказ получился каким-то рваным, т.к. после происшедшего катаклизма полёт проходил в условиях практически нулевой видимости, и экипаж толком ничего и не разглядел сквозь пелену тумана. Как только взору пилотов открыласть земля, те сразу же пошли на снижение, ища место для экстренного приземления. И, слава Богу, что сажать машину пришлось на хорошее, асфальтированное шоссе, а не на какие-нибудь сельхозугодия.

Но всё это, как говорится, мелочи жизни — больше всего лётчиков беспокоило непонятное отсутствие радиосвязи. Радиосвязь загадочным образом исчезла сразу же после того, как немецкий 'боинг' совершил экстренную посадку. Недоумевавший радист тщетно пытался выйти на связь с теми, кто буквально пять минут назад подавал сигналы СОС, но так и не смог найти их в эфире.

Решив, что радиостанция 'Ила' каким-то образом получила повреждения, Соломатин отправился с визитом к коллегам из 'Люфтганзы', благо, их самолёт стоял практически рядом. Немцы сходу огорошили русского гостя новостью о том, что радиооборудование вышло из строя, и им не удаётся связаться с голландским 'бортом', который находился где-то к северо-востоку от Данилово. Голландский транспортник просто исчез, словно в воду канул, как и добрый десяток других источников радиосигналов.

— Понимаете, мужики, аварийные частоты не могут взять, и исчезнуть просто так, — отставив кружку с чаем в сторону, возбуждённым голосом вещал радист. — Это противоречит всем известным законам физики. У меня ощущение, что мы угодили под гигантский колпак, орём, орём, а всё без толку — нас не слышат, и мы не слышим.

— А почему тогда у нас всё работает? — поинтересовался Руслан, выдернув из разгрузки 'моторолу'. — Если бы нас кто-то глушил, то глушили бы тотально, по всем частотам.

— Саша, не грузи людям голову, на ночь глядя. Они устали не меньше нашего, — попросил Анисин, видя, что Соломатин готов прочитать ментам целую лекцию о радиосвязи. — Наше присутствие здесь вообще противоречит всему, что мы знали и знаем о мире. Давайте спать, завтра, дай бог, разберёмся, что, и как.

Ночь прошла относительно спокойно, хотя каждый из нас ожидал любых неприятностей. Погружённое в темноту Данилово долго не могло притихнуть: кто-то без конца бродил по деревенским улицам, без перерыва лаяли собаки, реагируя на чужаков. Взошла местная луна, осветив ночь более ярким светом, чем наш, земной спутник. Повыв для приличия на луну, четвероногие сторожа притихли лишь в третьем часу ночи, когда бредуны наконец-то перестали шаркаться в потёмках. Затем с юга подул лёгкий бриз, и до нас донёсся специфический запах моря. Вокруг стояла непередаваемая первозданная тишина, нарушаемая лишь нашими редкими переговорами по рациям.

Ещё вечером, снабжая ополченцев средствами связи, мы оговорили, что перекличка постов будет проводиться раз в час. Если кто-нибудь видит что-то подозрительное, то он обязан немедленно выйти на связь, и т.д. В-общем, стандартные процедуры. Мы могли, в случае чего, минут за десять добраться до любой из ближайших ферм, и, если не беречь подвеску, за полчасика до Замятино. К счастью, ночных тревог не последовало.

Уже утром, в предрассветное время, на связь вышел капитан Руденко. Тихим голосом Руслан сообщил, что стадо шерстистых слонов подошло со стороны леса к дому Марьи Степановны, и вот уже минут десять торчит у околицы. Животные ведут себя спокойно, рассматривают забор и стоящий за ним УАЗик. Принюхиваются к запахам, доносящимся из деревни. Затем в эфире послышался голос Семён Семёныча, который возмущённо заявил, что готов завалить минимум штук пять слонов, но капитан, де, не разрешает этого делать. Пришлось подтвердить приказ Руденко, отбросив шальную мысль о быстром решении несколькими пулемётными очередями нашей продовольственной проблемы.

Часть 2.

— Доброе утро, страна! — ровно в шесть ноль-ноль провозгласил Еремеев. — Рота, подъём!

— Утро добрым не бывает, по определению, — позёвывая, заметил Ковалёв, подошёл к окну. — Вот, чёрт, а это всё же не сон. Самое настоящее море...

Мы чуть-чуть посмеялись над удручённым капитаном, и принялись готовиться к новому трудовому дню. А трудовой день, как известно, начинается с завтрака. Лучше всего, со вкусного, плотного и калорийного завтрака. Наш самоназначенный повар оккупировал кухню сразу же после мыльно-рыльных процедур, из общей массы народа отловил себе пару помощников, и принялся дразнить личный состав запахом поджаренного с яичницей бекона.

Чтобы никто не подавился слюной, и не стал клянчить кусочек-другой раньше времени, я выгнал весь народ на улицу. Надо же перед завтраком подышать свежим воздухом, размяться на травке, пробежать несколько кругов вокруг забора нашей базы. Последнее, впрочем, не обязательно, а по желанию.

Курильщики сразу же жадно задымили своими сосками с никотином, тяжело вздыхая, и с завистью посматривая в сторону некурящих. Таковых у нас оказалось пятеро — я, мой напарник, один из лётчиков и двое из охранников Еремеева. Остальные либо постоянно курили, либо, как, например, Николай с Марком, курили, когда хотели, и могли, в общем-то, обходиться без ежедневной дозы никотина. Я оглядел внешний вид бойцов, провёл рукой по собственному подбородку, поморщился. Да, не мешало бы побриться.

— Кхм... Так, товарищи офицеры и солдаты, заканчиваем портить чудесный воздух прекрасного нового мира смрадным дымом сигарет, берём бритвы, и приводим свои физиономии к уставным нормам, — Еремеев проследил мой жест, и в бывшем пограничнике проснулся вредный и въедливый сержант 'Свен'. — 'Жилеттов' у меня целая коробка в загашнике, точно помню, да и крем для бритья найдётся.

— Николай прав — пока у нас есть возможность, мы должны поддерживать цивилизованный вид, — неожиданно для меня Ковалёв поддержал инициативу 'Ерёмы'. — Бороды отпустим позднее, когда израсходуем весь крем и мыло.

— Мыло я вам сварю, если понадобится, — гася окурок, произнёс Анисин. — Было бы из чего. А борода мне не идёт, поэтому давай, старшой, доставай свою заначку.

...Хренассе-мару, товарищ майор, а Мишка-то, похоже, на почве порядка нашёл консенсус с Еремеевым, — про себя удивился я. — Если эта парочка сядет на своего любимого конька, то уже завтра мы станем подшивать подворотнички, а утро будет начинаться с построения на плацу...

— Босс, там какие-то типы к нам пожаловали, двое! — прокричал от ворот Володька, охранник. — Немцы, вроде! Их пускать, или как?

— Давай, запускай гостей, — переглянувшись со мной, Николай дал отмашку своему человеку. — Чёрт, обломали все планы, немчура небритая.

— Они-то, как раз таки, побрились, — заметил я, разглядев лица неожиданных визитёров. — Мда, орднунг у этих мужиков в крови... Марк, пошли, побазарим с фрицами.

Буквально через пару минут выяснилось, что немцы пришли за нашими лётчиками, чтобы немедленно начать претворять в жизнь вчерашние планы по освобождению взлётной полосы от своего 'боинга'. Как оказалось, позавтракать они не успели, т.к. ещё не заработала кухня в здании школы, поэтому мы пригласили Карла Мюллера и Феликса Майера к столу. На голодный желудок, как известно, работать в лом. Засыпав нас благодарственным 'данке', немцы принялись за еду, наворачивая омлет с беконом, словно деревенские пацаны импортные сладости.

С колокольни возвратился Владислав со своей командой проголодавшихся за ночь наблюдателей. Парни сдали дежурство трём девушкам, присланных участковым, научили тех пользоваться рацией, и приказали вести журнал наблюдений.

Следом за Зеленцовым к воротам усадьбы подошли главные герои вчерашнего дня — пилоты рейса 'Эйр-Франс'. Как оказалось, французов перехватили по дороге их бывшие пассажиры, предложив присоединиться к какой-то, там, инициативе русских парламентариев. Люк с Сержем тактично отказались от странного и непонятного предложения, сославшись на срочную работу по демонтажу двигателей 'боинга', и потопали дальше к дому Еремеева. Мы переглянулись друг с другом, усадили за стол слегка опоздавших французов рядом с немцами и нашими наблюдателями, расспросили о том, о сём, а затем вышли на свежий воздух.

— Что ещё за инициатива русских депутатов, такая? — с подозрением воззрился на меня Ковалёв. — Что это значит, а?

— Миша, я знаю не больше твоего, — я пожал плечами, поморщился, как от кислого. — И, вообще, хорош сверлить меня взглядом, словно Ленин ненавистную буржуазию.

— Извини, Володя, это моя профессиональная паранойя среагировала на слово 'парламентарии', — пошёл на попятную мой напарник. — Интуиция мне подсказывает, что наши толстомордые 'слуги народа' задумали какую-то гадость. А моя интуиция, как ты знаешь, крайне редко меня подводит.

— 'Финн', капитан дело говорит — тот толстяк с дружками что-то задумал, — озабоченным тоном произнёс Николай. — Посмотрел я вчера на их рожи, и захотелось их сразу... того...

— Хорошо, убедили, верю я в вашу интуицию, верю, — я не стал дальше спорить со своими товарищами. — Сейчас допьём чаёк, перетрём с лётчиками их дела, поедем, и предупредим Федосеева о страшных планах и заговорах со стороны потерпевших самолётокрушение депутатов. Довольны?

— Пошли пить чай, а то опоздаем, — совершенно серьёзно отозвался Николай. — Знаешь, Володя, видать, мало ты по жизни общался с родимой номенклатурой. Иначе не был бы таким добрым и пушистым в отношении всяких паразитов.

Я лишь вздохнул, промолчал, не желая продолжать абсолютно бесполезный разговор о паразитизме чиновничества. Каждый слышал, что у нас в России есть две постоянные беды — дураки и дороги. Причём, первые всегда умудряются залезть во власть, запустив свои воровские ручонки в закрома госбюджета, что автоматически означает наши вечные проблемы с дорогами. Думаю, если конфисковать всё наворованное нашим чиновничеством хотя бы за год, то всю Россию можно было бы покрыть сетью скоростных автобанов на манер германских.

Эх, зря я не послушал товарищей, зря... Когда лётчики и Мышкин отправились к своим самолётам, а мы уже садились в машины, в усадьбу примчался мальчонка на велосипеде — младший сын Антонова.

— Николай Павлович! Батяня просил передать, чтобы вы скорее езжали к правлению, — скороговоркой выпалил пацанёнок. — Рация у батяни не работает, у неё батарея села.

— Чёрт, если бы Маркович с утра раннего не трещал бы так долго с фермером Савченко, то не посадил бы рацию, — с раздражением в голосе произнёс Еремеев. — Эй, малой, говори подробнее, что стряслось?

— Батяня сказал, что ненашенские пассажиры хотят передела власти в свою пользу, — внёс ясность мальчишка. — Они хотят провести, эти, как, их, всенародные выборы президента.

— Евпатий-Коловратий, да они совсем о...ли, уроды недоделанные, — зло процедил сквозь зубы Ковалёв. — Хрен знает, что вокруг нас творится, а эти козлы всё в демократию играют... Володя, давай, гони прямо к правлению!

— Витёк, ты остаёшься для усиления! — велел Николай одному из своих охранников. — Лёня, в машину!

Когда мы примчались к зданию администрации, там уже собралась приличная толпа народу. Большая часть собравшихся, похоже, припёрлась из чистого любопытства, чтобы поглазеть на дармовое шоу. Меньшинство же, в количестве примерно тридцати человек устроило самый натуральный митинг у входа в здание.

Заводилой выступала та самая тощая тётка, которую я приметил ещё вчера на пляже. Её звонкий и весьма приятный голос разносился по всей округе, ей поддакивали ещё две-три ярко накрашенные девицы, а за их спинами гудели представители 'сильного пола'. Реальные — как мы предполагали — организаторы митинга скромно стояли во втором ряду, улыбались, и настойчиво рекомендовали членам чрезвычайного штаба прислушаться к мнению народа.

Я сразу же зацепил взглядом наглую физиономию депутата Белоусова, рядом с которым тёрлись двое накачанных парней. Рабинович оказался во втором ряду, прячась за плечом смазливой девицы с внешностью фотомодели. Та безмятежно работала челюстями, перекатывая во рту жвачку, время от времени кривляясь, и выкрикивая слова поддержки после очередных перлов главной ораторши.

Мне почему-то показалось, что эта фотомодель сильно смахивает на марионетку, и подаёт голос тогда, когда пан депутат Рабинович щиплет её за задницу — настолько велико было несоответствие внешнего вида девушки и её поведения. Наверное, всё дело в том, что девица куталась в какую-то шаль, доходящую её до бёдер. Подобным же образом были одеты ещё две девушки, стоявшие в самом первом ряду.

На нижней ступеньке крыльца здания, метрах в семи-восьми напротив митингующих, стояли их главные визави — Антонов и Федосеев. За спиной главы возвышался Петренко, рядом с ним топтались двое незнакомых мне ополченцев с ружьями. В дверях правления то появлялась, то исчезала испуганная физиономия Елены Васильевны, любительницы приложиться к бутылке качественного вискаря.

На груди Евгения Мироновича стволом вниз висел автомат — один из тех укороченных 'калашей', которые мы отдали ополченцам, а в поясной кобуре виднелся табельный ПМ. В отличие от участкового, глава администрации не имел никакого серьёзного оружия, если не считать трости, на которую он опирался. Роман Георгиевич, похоже, спал этой ночью часик-другой, не более, и выглядел очень замотанным. Чувствовалось, что Федосеева угнетает не столько тот шум и гам, который поднимали митингующие, а сам факт того, что он вынужден тратить драгоценное время на бесплодную болтовню о выборах и демократии.

— ...Светлана Михайловна, милая, ну, поймите же Вы, наконец, что нельзя устраивать выборы агронома, как Вы только что предложили, — Роман Георгиевич прямо по-отечески объяснял тощей тётке элементарные истины управления хозяйством. — Агроном — это же не просто должность, но ещё и профессия, в которой требуются определённое образование, опыт и профессионализм, в конце концов... Да, согласен — это недемократично, и противоречит конституции, зато проверено практикой и соответствует здравому смыслу...

Вокруг правления, на всякий случай, дистанцируясь от митингующих, собирались иностранцы, привлечённые необычным шумом в столь ранний час. По своему обыкновению европейцы активно работали фотоаппаратами и айфонами, запечатлевая в цифре нашу местную экзотику. Отдельно кучковались местные, в основном, пенсионерки, чьи дома располагались поблизости. Даниловских мужиков, как я заметил, практически не было — многие из них охраняли окрестные фермы, а другие уже отправились на работу.

Поначалу наше появление на площади оставалось незамеченным для митингующих. Затем кто-то из них повернул голову, чтобы посмотреть, кто, там, приехал, ткнул локтем соседа... Секунд пять спустя тощая девица неожиданно замолчала на полуслове, вылупив зенки в сторону идущего впереди нашей группы Еремеева. Мы обошли толпу, подойдя с правой стороны к крыльцу здания администрации.

— Что за шум, а драки нет? Бузим, господа чиновники, да? — с весёлой издёвкой в голосе поинтересовался мой бывший однополчанин. — Какого чёрта вы вообще здесь собрались? Власть делить? Так она, власть эта, принадлежит народу — тем, кто живёт на этой земле, и на ней же горбатится, пашет, чтобы прокормить вас, дармоедов.

— Вы, господин Еремеев, вместе с вашими подельниками создали незаконное вооружённое формирование, что противоречит Конституции, — с пафосным апломбом произнёс из второго ряда Рабинович. — И теперь, силой оружия, Вы насаждаете свои собственные порядки, в обход Закона, позабыв про свободу волеизъявления граждан. Вы провели антидемократические выборы, в которых не участвовали целых две сотни избирателей. Наконец, ваша клика сорвала со знания администрация государственный флаг, и надругалась над ним. Это — уголовно наказуемое преступление, господин Еремеев.

— Стоп, притормози-ка, уважаемый, — поднял вверх руку Николай. — Евгений Миронович, когда это ты успел флаг сменить? А, главное — зачем?

— Да ещё вчера вечером, взяли, и заменили, Николай Павлович, — пожал плечами участковый. — Роман Георгиевич распорядился.

— Товарищи, ну, неужели у вас совсем не осталось совести? — укоризненно покачал головой Федосеев. — Наши с вами отцы и деды сокрушили фашизм, подняли красный флаг Победы над поверженным Рейхстагом. Красное знамя стало символом того громаднейшего рывка вперёд, что совершила наша Родина после революции, символом всех достижений и побед СССР. Неужели мы забудем свою историю?

— Вы узурпатор, сталинист, и ретроград! — резанув нас злым взглядом, взвизгнула тощая девица. — Долой! Долой! Долой!

Толпа мгновенно подхватила клич, громко скандируя на все голоса 'долой', а затем... Словно по команде, вперёд выскочила троица тех самых красивые девушек в накидках, что стояли в первом ряду. Подскочив к крыльцу почти вплотную, они сбросили наземь свои одеяния... оставшись в одних туфлях и трусиках. Тряся, в прямом смысле этого слова, грудями, они принялись визжать и кривляться, словно мартышки на баобабе. Поперёк их — чего уж кривить душой — весьма привлекательных персей красовался написанный чем-то чёрным лозунг 'долой'.

Атакованный голыми женскими бюстами, весь наш чрезвычайный совет застыл в ступоре, не сводя глаз с неожиданного стриптиза. А затем глава и участковый совершили одну очень большую ошибку — они спустились с крыльца, в надежде урезонить девиц, накинуть на их плечи валяющиеся на земле одежды. Антонов присел, подбирая шаль, Федосеев нагнулся, цепляя рукой другую...

Девки оглушительно завизжали, словно их насиловало стадо шерстистых носорогов, и толпа пришла в движение. На нас и на местных товарищей сразу же бросилось человек десять мужиков, вооружённых топорами, дубинками, и, похоже, очень уверенных в своих силах. Полагаю, они надеялись на внезапность и на своё подавляющее численное превосходство, плюс на то, что полиция испугается применить оружие.

Едва девки сбросили свои тряпки, я сразу же сообразил, что начинается финал представления под названием 'мирный митинг'. Обернувшись к своим, демонстративно передёрнул затвор автомата, одновременно щёлкая переводчиком на 'огонь короткими'. Наверное, это и спасло нас. Рискнувшие сойтись врукопашную митингующие на мгновение заколебались, оценивая угрозу, и потеряли шанс застать нас врасплох.

На меня сразу же налетели двое относительно молодых парней, с занесёнными для удара палками. Видимо, надеясь сбить с ног, чтобы завладеть оружием. Решив не мудрствовать лукаво, я подпрыгнул, ударив одного из них правой ногой в грудь, а затем, приземлившись, увернулся от просвистевшей над плечом дубинки.

Коротко ткнул второго нападавшего стволом 'калаша' прямо в шею. В кадык, к сожалению, не попал, но мужик схватился за горло, роняя дубинку. Сгруппировавшись, я заехал этому сраному борцу за демократию левой ногой по уху. Противник повалился наземь, а я дал очередь поверх голов тех, кто ещё лелеял надежду завладеть моим оружием. Слева у крыльца стрекотнула короткая очередь из 'калаша', и я резко обернулся, успев заметить, как оседает на землю одна из девиц, и падает вниз кто-то из толпы нападавших...

Почти одновременно с очередью захлопали выстрелы из ПМа, и оказавшийся слева от меня Еремеев пошатнулся, перегибаясь, и заваливаясь на землю. Затем за моей спиной ударили сразу из нескольких автоматов, заорали, заматерились трёхэтажными выражениями. Как потом выяснилось, застрелив в упор парочку самых храбрых из нападавших, тех, кто бросился вперёд с топорами, мои опера открыли огонь поверх голов толпы митингующих. Впереди же, у ступенек на крыльцо, ситуация складывалась совсем не в нашу пользу.

На застигнутого врасплох участкового прыгнули сразу двое, неожиданно помешав друг другу в попытке одним махом завладеть оружием. Антонов успел немного побороться за автомат, прежде чем ему сунули нож в спину, и сбили с ног. В борьбе за 'калаш' и прозвучала та самая короткая очередь, выпущенная не понять кем вслепую куда-то в сторону и поверх толпы. Три пули из пяти нашли свои цели.

Второй из нападавших атаковал сзади, пару раз ударил Марковича ножом, выдернул пистолет из его кобуры, и, прикрываясь участковым и своим подельником, открыл огонь. Первой жертвой этого чертова снайпера стал Федосеев, пытавшийся угостить тростью первого нападавшего. Затем стрелок выпустив три пули в моего армейского товарища, попал дважды, всадил пятую пулю в ногу одному из ополченцев, который пытался вскинуть ружьё, и перенёс огонь на моих парней. Всё это произошло примерно за те пару секунд, пока я разбирался с прямой фронтальной угрозой.

...Прямо передо мной метрах в четырёх лежал Роман Георгиевич, за ним навзничь наш участковый. Первый из нападавших наконец-то сдёрнул автоматный ремень с тела потерявшего сознание Антонова, и оборачивался в мою сторону, разгибаясь, одновременно вскидывая 'калаш'. Второй посылал пулю за пулей в кого-то за моей спиной, а с крыльца скатывалось вниз тело раненого в ногу ополченца.

Справа орала благим матом одна из девок, догадавшаяся присесть на корточки, и зачем-то прикрыть голову руками. Другая бросилась убегать сразу же, как только раздались первые выстрелы, была сбита с ног ринувшимися ей навстречу нападавшими, и лежала где-то под кучей тел барахтавшихся на земле мужиков. Последние даже и не пытались подниматься на ноги, напуганные жёстким отпором со стороны моих парней.

Поймав на прицел нападавшего с 'укоротом', я плавно нажал на спусковой крючок, слегка приподнял автомат, и дал вторую очередь, свалив второго, того, который стрелял из антоновского ПМа. Затем вновь обернулся в вправо, отпихнул стоявшую на коленях девку, подошёл к депутату госдумы Белоусову, и от души заехал ему в челюсть прикладом 'калашникова'. Изделие знаменитого конструктора не подвело: стоявший с открытым ртом и серым лицом Белоусов рухнул, словно подкошенный.

— Заткнись, мочалка (цензура)! — рявкнул за моей спиной Ковалёв, от души закатив девке крепкую затрещину. Бабский вой оборвался, вместо него послышался чей-то тихий скулёж, стоны, и хриплые ругательства от крыльца.

— Мёртв, — проверив пульс у главы администрации, произнёс Михаил. — Чёрт... Володя, 'Ерёма', кажись, тоже того...

— ...Жив я... — тихим, но отчётливым голосом произнёс Николай. — Сам виноват... Стрелять надо было... Замешкался...

Еремеев закашлялся, захлёбываясь кровью, и я бросился к нему, попутно отметив, что подстреленная девка с обнажённым бюстом также подаёт признаки жизни. Получивший пулю ополченец попытался, было, пошевелить раненой ногой, вскрикнул от боли, и заматерился во весь голос.

— 'Невский', это 'замок', — неожиданно прохрипела рация. — Что у вас, там, за стрельба?

— 'Замок', хватайте любую тачку, запирайте ворота, и пулей к правлению! — узнав голос Витька, распорядился я. — Возьмите медикаменты, все, что найдёте в доме! У нас много 'трёхсотых', срочно нужна помощь!

— Так, Лёня, Толик, держите этих! Дёрнутся — стреляй, не раздумывая! — увидев, что мы с Ковалёвым переключились на раненых, Влад взял инициативу по обыску сдавшихся в свои руки. — Сань, что с тобой?

— Да, (цензура!), откуда-то сбоку прилетело, прямо в рукоятку 'макарова' попало, — глянув в сторону крыльца, отозвался Барулин. — Походу, если бы не табельный, то валяться бы мне сейчас в пыли.

— Да, почти подмышку всадил, — глянув, куда угодила пуля, произнёс Зеленцов. — В рубашке, ты, Сашка, родился!

— 'Цензура), а кто это у нас такой меткий-то? — зло прищурился капитан, окидывая взглядом лежащие у крыльца тела. — Надо бы глянуть на его рожу!

— Всё, всё, Саня, не заводись, — удержал напарника Владислав. — Вовка погасил того снайпера, причём, наглухо... Барулин, приди в себя, чёрт возьми! Раненые вокруг, им, млять, помогать надо!

— Влад, лови! — вынув фляжку из внутреннего кармана еремеевской куртки, я бросил её Зеленцову. — Пусть Сашка хоть всю выдует! Толик! В багажнике моего джипа лежит синяя спортивная сумка. Тащи её сюда, быстрее, там аптечка!

— Хули вы там торчите?! — обернувшись в сторону крыльца, Ковалёв внезапно заорал на Петренко и поселковых. — Где, (цензура), фельдшер?!

— Спокойно, Миша, — положив руку на плечо друга, я вновь достал рацию. — 'Лиговский', 'лиговский', ответь 'невскому'... 'Лиговский', 'лиговский'...

Руденко отозвался почти мгновенно, выслушал указания, и пообещал примчаться в Данилово через четверть часа. Привезти единственного нашего доктора на всю округу. Между тем, к правлению подъехал грузовик с группой вооружённых даниловцев, с поста на окраине прибежал парный патруль ополченцев, у нас появились другие добровольные помощники. Промелькнула парочка знакомых лиц — те самые дамочки, что позаботились о давешнем водителе фургона. Петренко, наконец-то, вышел из ступора, засуетился, развил бурную организаторскую деятельность.

... Итак, мы имеем пять трупов, в т.ч. главу администрации, и четверых очень серьёзно раненых, — я командовал и отдавал распоряжения на автомате, как это уже не раз бывало при задержаниях и на местах преступлений. — Хотя... Этот, как, его, Ванька, что, ли, отделался легче всего — Диана вытащит пулю из его копыта на раз-два... Даже без анестезии и медикаментов... А, вот, что будет с Колькой?.. Блин, ну, как же так, ты, Николай, подставился, а? Ведь, не пацан же, стрелять надо было, стрелять! А ты побоялся зацепить участкового... Эх, Маркович, Маркович, как же так, а?

Кроме двух тяжелораненых с нашей стороны имелись двое сильно пострадавших из числа митингующих. Шальная пуля из 'укорота' угодила в грудь девке, трясшей своими голыми сиськами — залитое кровью входное отверстие находилось чуть ниже ключицы. А Рабинович — гримаса фортуны — получил ранение в голову по касательной другой пулей из той же очереди, потерял много крови, и находился без сознания. Ещё одна пуля чиркнула по шее какой-то бабе, во всё горло оравшей лозунг 'долой'. Баба была в сознании, возле неё уже хлопотал Зеленцов, останавливая кровотечение.

Остальных пострадавших можно было считать 'лёгкими', хотя сикуха, получившая от Михаила затрещину, по-прежнему валялась без сознания, да и депутат Белоусов не спешил приходить в себя. Эти оба, скорее всего, получили сотрясение головного мозга. Хотя, в случае с девахой сомневаюсь, что у неё вообще есть мозг, как таковой.

— Марина! Подойдите, пожалуйста! — заметив ещё одно знакомое лицо, я решил не откладывать расследование в долгий ящик. — Влад! Влад, бери переводчицу, и конфискуй у иностранцев фотики и айфоны. Объясните им, что это временное изъятие в интересах следствия. Потом всё вернём.

— Да, какое, (цензура), следствие?! Володя, ты в своём уме!? — капитан уставился на меня, словно увидел перед собой снежного человека. — Они все виновны! Все!

— Согласен, виновны все, — кивнул я. — И мы, как раз, просто обязаны установить степень вины каждого из этих людей. Обязаны, понимаешь?

— Вовка прав: организаторы и исполнители нападения — это одно, а идиотки с голыми грудями — совсем иное, — поддержал меня Михаил. — Нельзя валить всё одну кучу.

— Сиськи, как показала практика, пострашнее ножей и топоров будут, — зло сплюнул Зеленцов, глянув на остывающие у крыльца тела. — Мариночка, Вы, уж, извините, что Вам пришлось такое слушать... Пойдёмте, поработаем в интересах дела.

Тем временем народ всё прибывал и прибывал, подъехал 'хаммер' с еремеевскими охранниками, пара грузовиков с ополченцами, подтягивались старички из другого конца села. Количество добровольных помощников росло, раненые, тьфу-тьфу, держались. Пошли запросы по рации насчёт стрельбы. Я переговорил с гарнизонами даниловцев на ближайших фермах, информировал ополченцев о происшествии в деревне, и приказал им смотреть в оба. Чтобы не расслаблялись.

Наконец, примчался Руденко, привёз докторшу, а заодно и половину замятинского отряда с пулемётом. Диана сразу приступила к осмотру тяжелораненых, и вскоре выдала свои первые вердикты. Неутешительные.

— Вашему человеку нужна срочная операция, — откинув со лба слегка растрепавшиеся волосы, произнесла казашка. — Той девушке — тоже, иначе она скоро умрёт. Ранение дружинника — относительно лёгкое, его жизни нет никакой угрозы... У меня нет ни хирургических инструментов, ни опыта подобных операций, нет никаких серьёзных медикаментов. Всё.

— Диана, Вы здесь единственный доктор, поэтому Вам и все карты в руки, — понимая, что чудеса, скорее всего, невозможны, решил я. — Командуйте — что надо делать. Мы поможем всем, чем сможем. Иного выхода у нас нет.

— Хорошо, мне нужны операционный стол, освещение, ассистенты, — подумав, Диана прикусила губу. — Так, перевязочный материал есть... Анестезия — отсутствует... Инструменты — фельдшер обещал принести...

Операционную решили организовать здесь же, в здании администрации, в зале для совещаний. Там стоял массивный стол, по словам докторши, подходивший в качестве операционного. Кто-то из жителей принёс инструменты — большой хирургический набор ещё советского производства, отличного качества и хорошо сохранённый. Местный фельдшер — большой поклонник 'зелёного змия' — трясущимися руками протирал спиртом скальпели и прочие, там, медицинские инструменты. Петренко помчался за переносным дизель-генератором, тем самым, что давеча привёз от тётки.

Тем временем, незадействованные в медицинских делах опера по горячим следам снимали показания у участников митинга. Успевшие немного остыть Зеленцов с Барулиным изъяли у свидетелей полтора десятка всяческих цифровых устройств. Витёк сгонял обратно на базу, привёз навороченный ноутбук с долгоиграющим аккумулятором, и принялся копировать фото и видео с изъятых гаджетов. Иностранцы терпеливо стояли рядом, и вот уже первый из них получил обратно свой драгоценный фотоаппарат.

....— 'Невский', 'невский', по дороге от Рясенки на Данилово идёт колонна чужих машин! — неожиданно на связь вышел фермер Савченков. — Четыре штуки, все не наши, военные, а впереди них самый натуральный бэтр...

— 'Васильевский', я 'невский', не понял тебя, повтори ещё раз, — на секунду опешив от такой новости, я попросил Савченкова уточнить сказанное. — Что значит 'не наши'? Чьи? Бэ-Тэ-Эр какой марки?

— 'Невский', 'не наши' означает, что это не российские вояки, а чьи-то другие, — отозвался собеседник. — Тип бэтра мне неизвестен, говорят, что он восьмиколёсный. Ещё видели два джипа и грузовик с тентом.

— Погодь, ты сам видел чужих, или твои люди их видели? — уточнил я очень существенную деталь.

— Я сам никого не видел. Патруль ополченцев обнаружил чужих минут двадцать назад, — ответил Савченков. — Наблюдали примерно с полукилометра, или с чуть большей дистанции. Только сейчас добежали, рассказали мне, а я сразу передал вам.

— Если прошло двадцать минут, то, по идее, гости уже должны быть на подъезде к Данилово, — нахмурившись, произнёс стоявший рядом мой напарник. — Наш наблюдательный пункт молчит, никто не поднимал тревоги.

— Там же девки сидят, толку от них, — поморщился я. — Так, парни, все по машинам — выезжаем! Андрей, Петренко, ты остаёшься за старшего! Задержанных не бить, лишний народ отправляй по домам!

Минуту спустя три наших джипа уже мчались в сторону окраины. Вызвав по рации наблюдательный пост, я с горечью понял, что в очередной раз недоглядел за ситуацией. Точнее, повёлся на поводу у местных, и допустил ошибку с кадрами — взволнованные девушки наперебой затрещали о четвёрке незнакомых машин, которые едут к посёлку. На мой вопрос — почему они молчали об этом раньше — захныкали, и сказали, что всё их внимание отвлеки события у здания администрации. В-общем, бабы есть бабы, проворонили приближение неизвестно кого.

— Стой! Вон, мальчишка на велике, орёт что-то! — прервал мою беседу по рации Михаил. — Эй, малец, говори, что случилось!?

— Там немцы к нам едут, дяденька спецназовец! — во всю глотку закричал пацан. — Впереди броневик, прямо, как в кино, с красным крестом, а за ним — мотоциклисты! Много-много!

— Что за хрень? Немцы с красным крестом? Бред какой-то, — отозвался Соловьёв. — Ты хорошо всё рассмотрел? Сколько мотоциклистов видел?

— Ну, сам-то я мотоциклы не видел, тока броневик, — шмыгнул носом мальчишка. — Но крест видел — большой, красный, нарисованный с белом круге!

— Красный крест... Хм, такое больше похоже на медиков, чем на фашистов, — хмыкнул бывший десантник.

— Ладно, тёзка, поехали, — решил я. — А ты, малой, дуй-ка отсюда домой, и сиди там, не высовываясь, пока всё не закончится! Всё ясно?

— Так он тебя и послушается, майор, — крутя руль, усмехнулся Соловьёв. — То, что для нас нервы и стрессы, для пацанов — радость и приключения... Епыть!

Джип резко, с заносом, затормозил, поднимая пыль. Сзади взвизгнули тормоза 'лэндкруйзера', развернувшегося боком практически поперёк дороги. За ним остановился и 'гелендваген' с еремеевскими охранниками.

— Евпатий-Коловратий, амеры, что ли? — искренне удивился Ковалёв, увидев наших 'гостей'. — Не, млин, натуральные пиндосы, вылитые.

— Разберёмся, — буркнул я, открывая дверь. — Чёрт, без переводчика не обойтись... Костя! Григорьев! Ходи сюда — толмачом будешь!

Метрах в ста пятидесяти впереди нас дорога делала небольшой поворот, изгибалась вокруг зарослей осинника. На этом повороте стояли четыре единицы техники, во внешнем виде которых сходу угадывалось их североамериканское происхождение.

Вот из типично американских 'хамви' повылезали несколько человек, с виду — типичных солдат армии США. Таких, как мы их обычно себе представляем — в камуфляже, с обвесом, в характерных для американцев шлемах, с вариациями на тему М-16 в руках. Один из 'хамви', кстати, также смотрелся, как типичный для американцев джип — с пулемётом на турели, какими-то мешками, принайтованными к бортам.

Второй 'хамви' не имел никакого вооружения, а на его борту красовался красный крест в белом круге. Оба армейских джипа встали так, чтобы преградить нам дорогу, при этом турельный пулемёт первого 'хамви' был направлен куда-то вверх и в сторону. Пулемётчик рассматривал нас, и, вроде бы, не проявляя никакого желания нашпиговать мой 'мерс' свинцом.

Сразу за джипами стоял какой-то бронетранспортёр с тонкоствольной пушкой. Прямо на наших глазах башня БТРа пришла в движение, развернув основное вооружение машины в сторону осинника. В конце колонны находился грузовик, такой же типично американский, угловатый, с брезентовым тентом, на котором красовался всё тот же красный крест в белом круге. Мы не заметили ни мотоциклистов, ни немцев — всё это оказалось плодом фантазии местного пацанья, насмотревшегося современной кинопродукции про войну.

— Идём, Миша, — скомандовал я, увидев, что от маленькой группы амеров отделились двое переговорщиков. — Костя, иди рядом, чуть сзади. Если что — работаем короткостволом в упор. Тэтэшки должны пробить ихние хвалёные бронежилеты.

— Ну, чисто стрелка в стиле начала девяностых, млять, — сплюнул мой напарник. — Не хватает лишь 'шестисотых' 'меринов' и красных пиджаков.

Мы встретились с американцами где-то посередине дороги, чуть ближе к нашим машинам. Остановившись метрах в пяти друг от друга, секунд двадцать с интересом рассматривали своих визави. Американцы — высокий худой офицер и упитанный солдат среднего роста — были вооружены лишь пистолетами в кобурах на бедре, держали свои руки на виду, и, похоже, не собирались устраивать перестрелку на ровном месте.

— Подполковник медицинской службы Корпуса морской пехоты Соединённых Штатов Америки Дэвид Коллинз, — помедлив ещё пару секунд, представился загорелый высокий седоватый мужик с бесцветными глазами. — Рядом со мной — старший сержант морской пехоты Рон Мак-Кинли. С кем имею честь разговаривать?

— Он случайно не родственник одного из ваших президентов? — слегка улыбнулся я. — Того, в честь которого названа одна из горных вершин Аляски.

— Нет, не родственник, — отрицательно покачал головой подполковник. — Ваш переводчик неплохо знает английский, но говорит с жутким акцентом. Поэтому я попрошу его говорить помедленнее, чтобы было понятно.

— К сожалению, наш переводчик имел мало разговорной практики, — я признал сей очевидный факт. — Он будет стараться... Позвольте представиться: майор полиции Иванников Владимир Иванович, можно просто Владимир, или товарищ майор. Капитан Ковалёв... Лейтенант Григорьев... Энское УВД из Санкт-Петербурга.

— Вы русские? — почему-то удивился Коллинз. — Мы думали, что поляки, или другие восточноевропейцы... Никогда не верил сказкам, что русская полиция ходит с автоматами, в шлемах и в бронежилетах.

— Мы ехали на задание, когда произошло нечто невероятное, — я сразу же начал рассказ о катаклизме с нашей легенды. — Повернули назад...

Я уложился со своим повествованием минут в пять, не более — сработал многолетний опыт коротких и информативноёмких докладов, когда необходимо показать начальству и результат, и подчеркнуть ключевые моменты дела. В свою очередь, американец лаконично поведал о злоключениях его подчинённых — приехали на ночные учения на полигон, в пустынную и холмистую местность, неожиданно пропала вся связь и навигация, утром поехали искать своих, потеряли почти весь день... Вокруг полигона простиралась совершенно незнакомая, и очень странная местность, которую никто до этого момента не встречал.

Переночевали на полигоне, а утром решили двинуть на восток, сквозь незнакомый лес. Во время путешествия сквозь заросли подверглись нападению неизвестного хищника кошачьей породы. Пострадал капрал, который стоял за турельным пулемётом в головном 'хамви'. Хорошо ещё, что морпех успел пригнуться, и спасти свою собственную голову от челюстей 'тигрика'.

Хищника расстреляли из пушки бронетранспортёра, разнесли мускулистое тело буквально в клочья. Важный момент: зверюга не боялся техники, стоял напротив БТРа, рычал, скалил зубы, и, скорее всего, раньше никогда не встречался с людьми. Американцам пришлось изменить порядок движения транспорта, поставив четырёхосную 'броню' в голову колонны, и не высовывать свои морды из 'жестяных' 'хамви'.

Пару часов назад морпехи подъехали к границе миров, и после небольшой разведки местности углубились во вполне земной ландшафт. Обнаружив торчащую на горизонте колокольню с крестом, поначалу хотели проехать мимо, затаиться, разведать, что, и как. Но, услышав стрельбу, решили не прятаться, и поехали прямо к колокольне, пока не встретили нас.

— Господин подполковник, я правильно понял, что Вы — доктор, а ваши люди — медики по специальности? — больше всего я опасался, что Григорьев ошибся с переводом, или подполковник решил пошутить.

— Вы всё правильно поняли, майор, — кивнул Коллинз. — Моя специальность — хирург, а большинство моих солдат прошли специальную подготовку для спасения жизней солдат на поле боя.

— Похоже, сам Бог вывел вас к Данилово, — теперь я боялся, что мы опоздаем, и раненые умрут, прежде чем им помогут. — Господин подполковник, нам очень нужна, прямо жизненно необходима ваша помощь...

И я быстро поведал американцу, что у нас произошло... внутренне недоразумение, закончившееся нападением на полицию и непредвиденными жертвами среди мирного населения. Организаторы беспорядков — как это и положено в цивилизованных странах — задержаны до выяснения их роли в кровавых событиях. Имеются многочисленные свидетели, в т.ч. иностранные граждане, фото— и видеоматериалы происшедшего.

— Едем, майор, — Коллинз не медлил ни секунды. — Что же Вы сразу не сказали, что вам требуется хирург?

Американец включил связь, командным голосом произнёс несколько быстрых фраз, и минуту спустя объединённая колонна помчалась к зданию правления. Подполковник сразу же предупредил, что он и его люди не собираются лезть в дела русских, но и не потерпят посягательств на их собственное имущество и оружие. Затем попросил меня сесть вместе с ним в его 'хамви', и подробнее рассказать о характере ранений у пострадавших. Я понял, что Коллинз не желает терять ни минуты, уже прикидывает в уме очерёдность и сложность предстоящих операций, и старался изо всех сил. Костя старался с переводом, запинался, постоянно встречая незнакомые слова и термины.

Сигналя, чтобы никто не попал под колёса, мы влетели на площадь, и я сразу же побежал в правление. Оказалось, что Диана ещё не приступила к операциям, тянула время из-за отсутствия анестезии и донорской крови. Следом за мной в импровизированной операционной появился Коллинз, а за ним ещё пара американцев, в т.ч. женщина-капитан медицинской службы. Подполковник сразу же взял власть в собственные руки, стал отдавать распоряжения, его подчинённые засуетились, забегали, принялись таскать необходимое из грузовика и второго 'хамви'.

Я вышел на улицу, вновь отыскал нашу незаменимую Марину, попросил её, чтобы она обеспечила перевод в ходе операций. Диана, конечно, говорила по-английски, но отнюдь не на уровне профессионального переводчика. Коллинз кивнул, сразу принялся задавать вопросы, выясняя всё и вся, одновременно облачаясь в зелёный халат, затем принялся мыть руки в тазике с горячей водой. Рядом с ним переодевалась капитанша и один из сержантов, тот, что сидел за рулём грузовика. Ещё двое морпехов готовили к операции первых пациентов — Еремеева и ту девку, чьи голые груди использовали в качестве отвлекающего средства во время митинга.

— Надевайте халат, Вы будете мне помогать, — выслушав всё, что наговорила наш доктор, американец назначил Диану своим ассистентом. — Это будет очень полезная для Вас практика. Попрошу всех, кроме переводчика, покинуть помещение. Не волнуйтесь, майор, я не раз вытаскивал людей с того света.

Мы вышли на улицу, где к этому времени собралось не менее полутысячи человек. Весть о происшествии у здания администрации разнеслась по всей округе, и в центр посёлка потянулся народ с окраин. Люди заняли все соседние дворы и переулки, терпеливо ожидая какого-нибудь исхода в эпопее с мятежом.

Петренко, похоже, не пользовался серьёзным авторитетом среди населения, и на многие его распоряжения, мягко говоря, забили. Даниловское ополчение возглавил Василий Никитин — один из наиболее успешных фермеров в районе, имевший большой авторитет и влияние среди местных жителей. Имея опору в лице своих трёх сыновей и зятя, до сегодняшнего дня Никитин был правой рукой погибшего Антонова. Его уважали, и, похоже, побаивались практически все мужики в здешней округе. В-общем, в отсутствии прежних авторитетов власть в Данилово постепенно перетекала в руки совершенно незнакомых нам людей.

Ополченцы слегка постращали задержанных нами, обрисовав им вовсе не радужные перспективы, но не били, и не применяли к ним никаких методов физического воздействия. Тем не менее, к нашему возвращению большая часть задержанных изъявляла желание пойти на сделку со следствием. Думаю, что связанные поклонники демократии попросту осознали, что если их по одиночку выдадут народу, то ни у кого из них не будет ни единого шанса уцелеть.

Бунтовщиков окончательно добило то, что появившиеся, словно с неба американцы не обратили на них никакого внимания. Да, да, важно расхаживавшие возле своей техники лейтенант и пара морпехов не обращали никакого внимания на потуги задержанных пожаловаться на зверства и жестокость российской полиции. Граждане самого демократического государства старого мира попросту плюнули на стремление кучки дармоедов воплотить эту самую демократию в отдельно взятом посёлке. Более того, американцы пообщались с иностранцами — пассажирами самолётов, глянули собранное на ноутбуке видео, покачали головами, и стали смотреть на задержанных с осуждением. Как говорится, гримасы демократии в действии.

Чтобы не терять время зря, ожидая результатов от медиков, мы занялись формальной стороной расследования. Снятие показаний, допросы, опрос свидетелей, просмотр доказательной базы. Может, кому-то наши действия покажутся пустой тратой времени, но мы сразу же дали понять даниловцам, что не допустим никакого самосуда над задержанными. Никто не должен пострадать сверх содеянного.

Поразмышляв, Никитин и ополчение встали на нашу сторону, и Василий объявил о создании народного трибунала. Учитывая ситуацию, решили обойтись без адвокатов и прокуроров — свидетелей и доказательств хоть отбавляй. Оставалось лишь выяснить, кто конкретно организовал всю эту заваруху с митингом.

Часов через пять, когда часть народа отправилась по домам, на крыльце здания администрации появился Коллинз. В окровавленном халате, немного уставший, с непроницаемым лицом. Мельком взглянув на накрытые брезентом тела — их ещё не унесли в церковь — он подозвал нас с Ковалёвым и своего лейтенанта.

— Я прооперировал наиболее тяжёлых пациентов — мужчину и женщину, сейчас их уже зашивают, — сообщил американец. — Теперь я вытащу пулю из ноги вашего добровольца, а затем возьмусь раной на голове мятежника. Господин майор, есть просьба: организуйте мне и моим людям возможность помыться и отдохнуть после работы.

— Доктор, тот раненый мужчина поправится? — сразу же спросил я. — Это мой хороший товарищ, мы вместе служили на афганской границе.

— Я сделал всё, что в моих силах, майор, — во взгляде подполковника промелькнуло что-то похожее на уважение. — Дальше на всё воля Божья, господа.

Американец удалился в операционную, а мы вновь приступили к своей профессиональной работе. Переговорили с одним из охранников Еремеева, выяснили, что некоторые подвальные помещения нашей базы можно использовать как временный изолятор для содержания задержанных. Захватив с собой Витька и Лёню, Зеленцов поехал осматривать будущие застенки для борцов за демократию на предмет невозможности выбраться из-под замка.

— Шеф, я, вот, никак не пойму, какого хрена вообще эти уроды полезли свергать власть прямо сейчас, а? — спустя какое-то время ко мне подошёл Руденко. — Они, что, не могли затаиться на время, подождать недельку, месяц, наконец? Ведь, не идиоты же круглые, должны были понимать, что и как?

— Ты прав, Рус, они отнюдь не идиоты, и очень хорошо всё понимали, — ответил я. — Именно поэтому они пошли ва-банк сразу, не медля ни дня.

— Володя, я не умею читать мысли, не научился ещё, — уточнил капитан. — Объясни, наконец, толком, без намёков и иносказаний.

— Ну, смотри: большая часть из этих ребят либо ничего не умеет делать, либо никогда не работала руками, — полистав стопку бумаг, я нашёл нужный бланк. — Представь себя на месте менеджера солидного банка, или в кресле крупного чиновника. Представил? А теперь прикинь, что завтра тебе придётся идти работать на ферму, навоз кидать, или сажать картошку.

— Если надо работать, чтобы прокормить себя, то надо идти, и пахать безо всяких разговоров, — пожал плечами Руденко. — Хоть на ферму, хоть куда. Жрать-то, как ни крути, хочется.

— Это потому, Рус, что тебе не надо терять свой общественный статус, и ты не стал рафинированным засранцем. Ты не боишься испачкать руки, не боишься натереть мозоли, — усмехнулся я, глянув на капитана. — А вот они — испугались. Испугались, что потеряв всё, никогда не сумеют вновь достичь того положения в обществе, которое они имели в старом мире. Испугались того, что с каждым днём они окажутся всё дальше и дальше от власти, и никогда не смогут насладиться ощущением своего былого могущества. Страх, Рус — это мотивация не хуже основного инстинкта.

— Да ты прямо-таки психолог, товарищ майор, — раздалось у меня за спиной. — Вона, как грамотно разложил всё по полочкам, и про страх правильно подметил, и про положение.

Я обернулся: позади меня стоял, улыбаясь, Василий Никитин вместе с небольшой группой ополченцев. Среди них выделялось двое, внешне чем-то похожие на нового главу местной власти, и обритый наголо здоровяк в полинявшем и затёртом камуфляже. Никитин улыбался, шутил, но взгляд его зелёных глаз свидетельствовал о холодной решимости идти до конца к поставленной цели. Возникало ощущение, что при разговоре Василий изучает своего собеседника, словно смотрит на него в оптический прицел.

— Моя профессия обязывает быть разносторонне подкованным во многих сферах человеческого бытия, — я постарался улыбнуться как можно более дружелюбнее. — Есть один очень важный нерешённый вопрос, товарищ Никитин — по какому закону будут судить бунтовщиков? По УК Эр-Эф, или, как?

— Хороший вопрос, Владимир Иванович, — хмыкнул Василий. — Думаю, что законы России, в силу сложившихся обстоятельств, можно считать утратившими свою юрисдикцию. Нам нужны иные законы — простые, действенные, и справедливые, которые невозможно повернуть, словно дышло... Давай, кстати, перейдём на 'ты'. Так проще, удобнее, когда говоришь с мужиком.

— Принято, — кивнул я, протянув собеседнику руку. — Так что будем делать с законодательной базой? Принимать новую конституцию, новый УК, и прочее?

— Почти угадал, — обменялся со мной рукопожатием Никитин. — Юрий Александрович, наш местный директор школы и учитель по совместительству, уже готовит новое основное законодательство. Сидит со вчерашнего дня, корпит над бумагами. За образец, как я слышал, он взял Устав ООН и прочие декларации прав человека... Ладно, что у вас со следствием? Выяснили, кто организовал всю эту бойню?

— Работа практически завершена. И, знаешь, мы очень удивились, когда вышли на заказчика, — заинтриговал я собеседника. — Как не нелепо это звучит, но депутат Белоусов и его шайка оказались исполнителями, орудием в руках одной хитрой бабы. Тебе имя Валерии Собчак что-нибудь говорит?

— Нет, впервые слышу, — пожал плечами фермер. — Кто это?

— Вот, мне тоже ничего не показалось странным, пока Михаил не припомнил кое-что 'из прошлой жизни', — я кивнул в сторону своего напарника, который сортировал показания свидетелей. — Валерия Максимовна Собчак, три высших образования, внебрачная дочь олигарха Быстрова, постоянно проживает в Лондоне, с малых лет обретается в кругах весьма интересных людей...

— Володя, да не тяни кота за одно место, — поднял голову от бумаг Ковалёв. — Лесбиянка она, эта Валерия, плюс — связана с организаторами всяких 'цветных' революций в ближнем зарубежье, и прочих 'майданов' для даунов.

— Ну, вот, Миша, ты обломал всю интригу, — я покачал головой. — Собчак — внимание — магистр психологии Оксфорда, способная и повертеть попкой, когда это требуется, и жёстко схватить за причиндалы. Короче, эта сучка со своей любовницей 'развели' Белоусова и прочих чиновников, словно завзятые лохотронщики.

— Етить-колотить, майор, — Никитин, похоже, никак не ожидал подобного результата расследования. — Ты хочешь сказать, что две бабы обвели вокруг пальца полтора десятка не самых тупых мужиков, и на раз-два организовали натуральную революцию?

— Не веришь мне — на, сам читай показания и протоколы, — я демонстративно сунул Василию стопку бумаг. — Смотри видео, которое наснимали иностранные граждане, поговори с Белоусовым, с Рабиновичем, когда того отпустят медики.

— С чего бы мне не доверять тебе, майор? Ты здесь человек новый, практически посторонний, ни в чём особо не заинтересованный, в симпатиях не замеченный. А то, что ты и твои парни задавили в зародыше бунт приезжих — так куча народа видела, что вы защищались, и стрелять начали, когда те упыри положили Федосеева с участковым, — Никитин взял бумаги, прочитал чуть-чуть, пролистал, протянул обратно. — Я верю тебе, не как своему, конечно, но верю. Работайте дальше, а нам надо убрать погибших. Похороны будут завтра, после чего по жребию выберем судью, дюжину заседателей, и к вечеру огласим приговор. Всё по закону, как и должно быть.

— Интересно, знает ли он, что за основу Устава ООН была взята Сталинская Конституция? — задумчиво произнёс мой напарник, наблюдая, как ополченцы грузят в машину тела погибших. — Я тут кое-что слышал об ихнем директоре школы. Юрист по образованию, имел успешную практику, уехал в деревню, когда заболела его дочка, пошёл работать учителем в школу. Уважаемый человек, между прочим.

— А мне, Миша, сейчас интересно иное — почему американцы поехали на восток? — отозвался я. — Не на запад, не на север, а именно на восток?

— Ну, ты и спросил, Вовка, — сплюнул Ковалёв. — Этот Коллинз хрен чего нам скажет — твёрдый, как кремень, умён, грамотный профессионал. Я бы посидел с ним, попробовал бы поговорить по душам, но, боюсь, перепьёт он меня, грешного.

— Думаешь? Надо бы вечерком попробовать, за знакомство, — решил я, припомнив, что у Еремеева имелся солидный запас выпивки в личном баре. — Думаю, Николай не обидится, если мы напьёмся за его здоровье.

Спустя какое-то время на пороге правления наконец-то вновь появился американский хирург. Усталый, в очень грязном халате, но с довольным выражением на лице. Следом за Коллинзом вышла Марина, присела на ступеньках крыльца, попросила закурить и чего-нибудь спиртного. Подполковник пристально посмотрел на нашу переводчицу, но ничего не сказал, лишь недовольно дёрнул уголком рта.

Не обращая внимания на мнение морпеха, я велел своим организовать сигарету, сам дал девушке фляжку с вискарём, а затем усадить Марину в машину. Переводчица провела несколько часов в темной операционной, и имела полное право подымить в своё удовольствие и даже напиться вдрызг. Вскоре в дверях показалась Диана и другие американские медики, выглядевшие, словно зомби из фильмов ужасов.

— Господин майор, все операции прошли успешно, — произнёс Коллинз, когда я вместе с Костей подошёл к крыльцу. — Теперь вам следует обеспечить заботу и уход за наиболее тяжёлыми из пациентов. Имейте в виду — перевозить их пока нельзя. Девушка вообще практически вернулась с того света. Я понимаю, что она участвовала в бунте, но, можно считать, что Бог уже наказал её за все грехи.

— Я понял Вас, господин подполковник. Даже не знаю, сможем ли мы как-нибудь отблагодарить Вас и всех ваших людей за доброту и самоотверженность, — ответил я. — Мы предоставляем в ваше полное распоряжение дом господина Еремеева, которому вы недавно спасли жизнь. Там есть душ, и прочие санитарные удобства.

— О, да, душ бы сейчас был как раз кстати, — снимая халат, высоким голосом произнесла капитанша. — Дэвид, Вы позволите дамам первыми принять душ?

— Конечно, Джулия. Так и быть: вы с Кейт примите душ первыми. Постарайтесь не израсходовать всю горячую воду — она теперь жуткий дефицит, — чуть улыбнулся американец. — Владимир, Вы слышали когда-нибудь о клятве Гиппократа? Слышали... Возможно, я придерживаюсь старомодных принципов, но стараюсь поступать так, как бы поступил Христос. Мы не могли не помочь раненым, т.к. имели возможность это сделать.

Я подозвал местного фельдшера, полдюжины местных женщин, вызвавшихся поработать добровольными сиделками, представил им Дэвида. Диане хватило знаний её английского, чтобы объяснить женщинам, что от них требует заграничный хирург. Поразмыслив, мы оставили старшей из сиделок рацию, наказав докладывать каждые полчаса, и немедленно бить тревогу в экстренном случае.

Появился Никитин с целым отрядом ополченцев, отрядил четверых бойцов, чтобы отнести домой раненого товарища. Рабиновича заперли в какой-то каморке в здании правления, выставили часового. Остальных задержанных ополченцы погнали пешком почти через всю деревню, предварительно пообещав мне доставить всех живыми.

— Странный он какой-то, этот Коллинз, — задумчиво произнёс Ковалёв, когда мы вели за собой колонну американской техники на нашу базу. — Рассуждает о Христе, словно проповедник, следует древним клятвам. Чудно.

— Иное мышление, иное воспитание, иной образ жизни, — пожал плечами я. — Тот образ тупых и бессовестных американцев, который тщательно навязывается с помощью СМИ, не всегда соответствует реалиям. В жизни вообще часто все бывает не так, как это кажется поначалу.

— Ну, то, что эти амеры вояки не особо серьёзные — видно невооружённым глазом, — вступил в разговор Соловьёв. — Автомат держать, конечно, умеют, но не более.

— Зато умеют работать скальпелем, на что способен отнюдь не каждый, — возразил я. — Будь на их месте крутые спецназеры — лежать бы сейчас Кольке в церкви, рядом с Антоновым и Федосеевым.

— Твоя правда, майор, — согласился со мной тёзка. — Чёрт, ну, как же вы, так, мужики, а?

— А вот так — каком к верху. Лопухнулись мы, и всё тут, — зло отозвался Михаил. — Сам завтра увидишь видео, когда суд будет. А сейчас не береди рану, и так тошно.

Мы потеснились, перебравшись, кто куда, расселили вновь прибывших с комфортом. Дом у Николая, конечно, не маленький, но в нём никак не помещались дополнительные семеро человек, а именно столько было гостей-американцев. Семь морпехов, среди которых пара женщин, и один легкораненый боец. Женщины, впрочем, казались способными за себя постоять, и, как показала практика, были привычны к виду крови.

Прикинув количество едоков, Саша Барулин вздохнул, и попросил помочь ему с готовкой. Пришлось почти всей толпой топать на кухню. Вскоре туда же заглянул лейтенант-американец, и, не говоря лишних слов, присоединился к чистке картошки. За ним появились и другие морпехи, принялись помогать, кто чем, толкаясь и мешая друг другу.

Капитан посмотрел на этот бедлам, и отобрал себе пятерых 'поварят'. В результате я оказался лишним, вышел во двор, где и столкнулся с Коллинзом. Тот общался со слегка подвыпившей Мариной, и, что удивительно, не смотрел на девушку с осуждением, как это было у здания администрации.

Американец, похоже, успел расспросить Марину про полёт 'аэробуса' и его посадку на воду, про то, что на шоссе приземлились ещё два авиалайнера, и про много другое. Девушка ничего не скрывала, говорила, и говорила, словно на исповеди. Коллинз лишь качал головой, уточняя какие-то детали. Мда, морпех — он и в Африке морпех, даже если полевой хирург.

— Владимир, можно ли нам съездить на побережье, а затем посмотреть самолёты? — увидев меня, поинтересовался подполковник. — Мы возьмём с собой эту замечательную девушку, если она будет не против.

— Хорошо, Дэвид, сейчас пообедаем, дадим задачи личному составу, и съездим на море, — подумав, я согласился с предложением американца. — А затем я бы хотел проехать к тому месту, где вы пересекли границы миров — когда выехали с полигона, и когда вновь вернулись в 'наш' мир.

Спустя примерно час с небольшим я ехал к морю вместе с Коллинзом на его 'хамви'. Для начала подполковник попросил показать ему дорогу к церкви, где он поднялся на колокольню, и зафиксировал весь окружающий ландшафт на свою видеокамеру. Затем американец проложил весьма сложный маршрут, в результате чего мы посетили место аварии фуры с продовольствием, а затем прокатились по пляжу, огибая лесистый мыс.

Вскоре впереди показался полузатонувший 'аэробус', какие-то обломки на песке, следы гусениц 'витязя', тянущиеся к пробитой сквозь лес дороге. Мы свернули на этот путь, и уже через три минуты выехали на шоссе, где повернули налево, в сторону 'аэропорта Данилово'. Так со вчерашнего дня величали место стоянки на трассе двух успешно приземлившихся самолётов — 'боинга' и 'ила'.

Работавшие в поте лица лётчики не ждали никаких гостей, но были в курсе всех новостей посёлка. Получив известие о жертвах среди мирного населения, Анисин отослал в Данилово пару ополченцев, выставленных погибшим участковым для охраны авиалайнеров. Затем из посёлка примчались несколько пацанов, которые до стрельбы крутились вокруг, да около, и рассказали, что произошло. Рассудив, что лётчики ничем не помогут ни раненым, ни погибшим, пилоты продолжили снимать двигатели с 'боинга'.

После появление американских морских пехотинцев работа застопорилась. Немцы и французы — отличные работяги, по словам наших пилотов — втянули подполковника в длительную беседу. Марина едва успевала переводить, я слушал, узнавая для себя множество интересных моментов и технических подробностей.

В-общем, оказалось, что самолёт 'Люфтганзы' практически не имеет шансов вновь подняться в воздух — повреждённая при посадке стойка носового шасси требовала заводского ремонта. Чудо, что она ещё полностью не накрылась. Лётчики трёх стран изучили проблему, и решили, что 'боинг' можно стать кладезем запчастей и материалов, которые однозначно понадобятся нам, землянам.

Наш же 'ил' был в рабочем состоянии, и мог взлететь в любой момент. Оставалось лишь освободить взлётную полосу, для чего требовалось столкнуть 'немца' с трассы. Дело, в общем-то, не особо сложное, но состояние почвы вокруг шоссе не позволяло просто так выпихнуть многотонную машину в чистое поле. Поэтому экипажи занялись облегчением 'боинга' — снимали с самолёта двигатели и другие ценные девайсы. Кроме этого, французы надеялись в перспективе вытащить на берег и свой собственный 'аэробус', чтобы разобрать его на материал. Планы, как говорится, наполеонские, оставалось надеяться, что и возможности лётчиков не разойдутся с их намерениями.

— Владимир, я многое повидал, и имею полное право утверждать, что эти люди — самые настоящие герои, — заявил мне Коллинз, когда мы распрощались с пилотами, и уехали с шоссе. — Да, да, не я, не мы, медики, а они — спасшие сотни жизней. Я надеюсь, что их знания и опыт будут востребованы в этом новом мире.

— Согласен, Дэвид, — кивнул я. — Предлагаю сегодня вечером посидеть всем коллективом, отметить наше знакомство, помянуть погибших, и просто подлечить нервы.

— А ты хитрец, товарищ майор, — улыбнулся подполковник. — Ладно, будь по-твоему — посидим, выпьем водки — русского национального напитка.

— Будешь смеяться, Дэвид, но бар у 'Ерёмы' забит вашим виски и французским коньяком, — засмеялся я. — Там всего лишь пара бутылок водки, да и та шведская.

— Расскажи мне, Владимир, про своего друга 'Ер-йоу-му', — попросил Коллинз. — Вы, как и мы, воевали с талибами, да?

— В те времена их называли 'духами', — помолчав, я решил рассказать американцам, как мы лазили по горам, сидели в засадах, ставили минные поля, ели из одного котелка. — После развала Союза в Таджикистане началась гражданская война...

Как-то незаметно я втянулся в повествование, и вскоре обратил внимание, что подполковник очень внимательно меня слушает. Стоявший за турелью сержант Мак-Кинли спустился вниз, притих на своём сиденье, и даже перестал жевать жвачку. Марина переводила, причём делала это с куда большим интересом, чем беседу морпехов с пилотами. У меня возникло ощущение, что девушка изучает мою личность по моему же рассказу, словно заправский психолог. Хе-хе, девочка, не тебе соревноваться в психологии с матёрым опером.

— Мы приехали, Владимир, — неожиданно прервал меня Коллинз. — Вот это место, где мы пересекли границу с Россией. Там, дальше — чужой лес, чужие звери, абсолютно не наша земля. Я не рискну ехать туда на этой 'жестянке'. Туда надо ехать на бронемашине.

— Дэвид, а сколько километров вы проехали по чужой земле между полигоном и нами? — поинтересовался я, удивляясь про себя неожиданной трусости американца. Впрочем, на нас никакие 'тигры' не нападали, и мы углублялись в чужой мир метров на двести, не более. — Меня интересует расстояние по-прямой.

— Сколько по-прямой — я не знаю, — подумав, ответил подполковник. — Мы покружили по чужому лесу около часа, прежде чем выбрали более-менее проходимый маршрут. Думаю, полоса чужой земли тянется на двенадцать-пятнадцать...эээ, километров.

— Десять-двенадцать километров, сэр, — уточнил сидевший позади сержант. — Я почти всегда стоял на месте, пока Вы с лейтенантом искали дорогу, поэтому примерно запомнил, сколько мы проехали без блужданий.

— Да, да, Рон вёл грузовик, к которому мы возвращались раза четыре, — кивнул Коллинз. — Поэтому он прав, а не я.

— Ладно, поехали обратно в Данилово, — решил я, поглазев на пробитую американцами дорожку сквозь кустарник. — Дэвид, я всё-таки хочу проехать по вашему маршруту, посмотреть ваш полигон. Никогда не был в Штатах — хочется побывать.

— Хорошо, Владимир, ты побываешь в Америке. Мы, кстати, также никогда не бывали в России, — усмехнулся хирург. — Имей в виду, что на нашем полигоне расставлены мишени для боевых стрельб — корпуса старой и разбитой техники, годной лишь на металл. Поэтому ничему там не удивляйся.

Когда мы приехали обратно на базу, ко мне подошёл Михаил, извинился перед гостями, и отозвал меня в сторону для приватного разговора. Я удивился такой конспирации, сказал американцам, что сейчас подойду, и последовал за капитаном.

— Володя, знаешь, что я видел у ополченцев? Автоматы! Самые настоящие Пэ-Пэ-Ша. Не шучу, — Ковалёв действительно был обеспокоен не на шутку. — Пока тебя не было, Никитин прислал вестового на велосипеде, и тот передал записку. Вот она. А у вестового за спиной был 'шпагин', я отвечаю.

— Ну, и что из этого? У нас же есть пулемёт, немецкий, почему бы и Василию не раскопать старый схрон, — заметил я, читая записку от нового главы. — Странно, почему он послал из-за ерунды вестового, когда бы мог просто вызвать по рации.

— Вот и я не понимаю, зачем присылать автоматчика, когда есть рации, — нахмурился мой напарник. — Это ещё не всё. Американка Кейт заперлась в ихнем броневике, и разговаривала с кем-то по радио. Сам я не видел, но мне Лёня сказал, охранник. Не к добру это, что-то они затевают, эти чёртовы америкосы.

— Может, Коллинз не сказал нам всей правды, и на ихнем полигоне оказалась крупное подразделение 'кожаных воротников', и те вскоре пожалуют вслед за разведчиками? — предположил я. — Хм, это не объясняет, почему отряд подполковника двинулся в путь... По идее медики должны сидеть в тылах, а не лезть вперёд, вместо разведчиков. Если бы у этих семи амеров были товарищи, то они давно бы пожаловали в Данилово. Нет, в этом нет логики, здесь что-то другое.

— Ну, как знаешь, — насупился Ковалёв. — Я доложил тебе о своих подозрениях, а ты решай, что теперь делать.

— Не будем спешить, Миша, — решил я, вновь пробежав глазами записку Никитина. — Полагаю, что ты уже поделился подозрениями с парнями, а наших оперов никакие морпехи не обведут вокруг пальца.