Землепроходцы (Крестоносцы 2)

— Казанцы — коротко сообщил подсевший к Костику, Рудый — версты три от нас стоят воинским станом.

— Много?

— Десятка четыре не больше. Ночью навалимся, вырежем, и пикнуть не успеют. Главное, ни одного живым не выпустить — деловито пояснил нижегородец и бросил быстрый взгляд на Алима, восседающего напротив невозмутимой буддийской статуей — лагерь богатый, бакшиш хороший будет.

Десятник, прикрыл узкие щелочки глаз, некоторое время раздумывал, а потом согласно кивнул: "якши".

— У нас другая задача — вскинулся было взбешенный подобной бесцеремонностью Костя, но тут же справился с рвущимся наружу гневом — ну, что ж Данила, и ты Алим, берите своих людей и идите. Я дальше к Казани сам пойду. Думаю, без вас управлюсь.

Вот тут, кажется обоих вояк, проняло, как следует. Подобной выходки от "немчина" они никак не ожидали.

— Нет — глаза татарина широко распахнулись, он подскочил — один не ходи.

— Тогда пошли со мной — равнодушно пожал плечами внутренне возликовавший, но старательно сохраняющий маску видимого спокойствия Щебенкин.

— Бакшиш брать надо — горячо возразил Алим — давно воюем, бакшиш нет. Воины недовольны.

Костя спорить не стал, только снова равнодушно пожал плечами, давая понять: "мол, дело хозяйское и довольство твоих воинов меня мало волнует".

Татарин ожег его яростным взглядом, скрипнул зубами, но вынуждено кивнул головой, соглашаясь.

— Ибрагимка там — подняв от земли тяжелый взгляд, выдавил, молчавший до сих пор нижегородец — нужен он мне, давно его искал. Расскажу я тебе кавалер, быль одну, а дальше ты уж сам решай, как быть. Я тогда в приказчиках ходил у купчины одного. В Казань, до того часто ездили, торговали всегда с прибылью и в городе самом бывать доводилось. А Ибрагимка купчина справный был, по Волге вниз хаживал до самого моря и там торговал. Мы ему железо свейское, что в Великом Новгороде покупали, а он нам товар дорогой давал, что у персов и астраханцев брал: иной раз ковры привозил дивной работы, посуду медную, шелк. Гостевать друг к дружке ездили. Да только, что-то последнее время не заладилось у него, то ногаи караван ограбили, то лодья с товаром утонула, едва не разорился. Вот хозяин то мой, упокой господь его душу, серебра то ему тогда и ссудил. На свою голову.

В прошлом году то было, аккурат в июне. Поехали мы на ярмарку, как всегда. Расторговались хорошо, уже было, домой возвращаться подумывали, да уж больно торговля хорошо шла, решили еще на день другой задержаться. Да только тут и началось. Уж не знаю с чего, а в казанских, ровно бес вселился. Ночью напали, резать всех почали без разбора. Товар пограбили и многих тогда, которых побили, а иных, в полон забрали. Сам-то уж не знаю, как и живой остался. Голову мне пробили окаянные, бок зашибли сильно, долго потом кровью харкал. Басурмане видно мертвым меня сочли, одежку содрали, до исподнего, а добивать не стали. Ну да ничего Господь милостив не оставил раба своего.

До Нижнего добрался а там... . Орда прошла, окрест города все как под метелку выметено, от деревень только пепелища и остались. Посад пожгли собаки, а в том посаде хозяина моего подворье было ну и мое тоже. Соседи, какие живы остались, сказывали потом, что Анфиску мою, да детишек, поганые в седла покидали да с собой увезли, а отца — старика на копья подняли. И баяли люди, будто бы видели Ибрагимку среди тех татей.

Долго я его искал. Ох, долго. Узнал, от языков, что как война началась, снарядил сей пес на свой кошт дружину и разбойничает на порубежье. По пятам за ним шел. Об одном Бога молил. Услышал видно он мои молитвы, сподобил встретиться. А теперь сам суди кавалер, чего ты у меня отнять хочешь.

— Не хорошо — после недолгого молчания процедил Алим — кровный враг. Отпустить никак нельзя.

— И то верно Константин Лексеич — заметил не влезавший до той поры в разговор Мошкин — такой должок, да без отдачи оставить? Не дело.

— Хорошо — Щебенкин скрипнул зубами, окинул спутников тяжелым взглядом — будь по-вашему.

Одно дело, когда узнаешь о подобных вещах из прочитанной книги, или смотришь постановочную сцену на экране телевизора. Совсем другое, когда вот оно, рядом, рукой дотронуться можно, живое человеческое горе. И самое отвратительное, что жизнь мужику покалечила не слепая стихия, а жадность и зависть людская. У самого семья, жена, ребенок, представил себе, что с ними может случиться такое и руки сами сжимаются в кулаки, а душа рвется за океан.

Выступили уже затемно. Шорох влажной после дождя травы и предусмотрительность разведчиков обмотавших ветошью копыта лошадей надежно скрыли приближение мстителей от укрывшихся в небольшой ложбинке в трехстах метрах от основного стана часовых. Незадачливые охранники, даже не успели понять, что их убивают. Та же участь постигла и пастухов, стороживших стреноженных татарских лошадей.

Еще билось в агонии, поднимая тучу искр и разбрасывая в стороны тлеющие головни, пробитое стрелой тело часового — казанца, а Костя уже стоял у полога большой войлочной юрты. Откинул в сторону кошму, задержался пропуская вперед Николая и Мошкина, сделал знак четвертому бойцу своей группы оставаться снаружи, и пригнувшись, шагнул вперед.

Небольшая горка подернутых серым пеплом угольков лежавших горкой в круглом, выложенном из камней очаге давала мало света, и спасительная полутьма скрывала картину начинающейся резни. Некоторое время только темные силуэты Костиных спутников бесшумно скользили между телами спящих, время от времени наклоняясь, чтобы нанести один единственный смертельный удар.

Жуткую тишину вдруг нарушил чей-то хрип, кто-то проснулся, закричал и и тесное пространство шатра заполнилось мечущимися у панике полуодетыми людьми.

Как ни странно, но когда перед Щебенкиным вдруг возникла фигура человека в белой полотняной рубахе, шароварах и с клинком в руках он облегченно вздохнул. Ну не мог он вот так запросто перерезать глотку спящему и безоружному человеку. Не мог и все тут. Совсем другое, вот так, лицо в лицо, глаза в глаза, сойтись в бою с вооруженным врагом, жаждущим твоей смерти.

— Урыс! Собака! — взвизгнул татарин и размахнувшись ударил саблей справа, сверху.

Вот где пригодились ежедневные, до седьмого пота тренировочные спарринги с Афанасием и гвардейцами. Не пытаясь парировать удар своим тяжелым палашом, Костя просто скользнул в сторону, пропуская скользом, скрежетнувшую по звеньям кольчуги, тускло блеснувшую кривую полосу металла, и рубанул снизу, отсекая противнику кисть с зажатым в ней оружием. Затем, не останавливаясь, обратным движением ударил сверху, наискосок разрубая ключицу и грудную клетку. Оттолкнул обмякшее тело ногой, освобождая завязший в человеческой плоти клинок.

Адреналин хлынул в кровь, жаркой волной прошел по жилам. Его охватил какой-то азарт, веселая ярость. Уже не в состоянии остановить действующее словно на автомате собственное тело, рубанул по шее ползающему на четвереньках под ногами голому до пояса человеку и шагнув вперед, легко отведя в сторону наконечник копья, обрушил палаш на чью-то лысую, незащищенную шлемом голову. Звук был такой, словно лопнул спелый арбуз, в лицо брызнуло липким и соленым.

Алая пелена внезапно схлынула с глаз. Костя перевел дух, оглянулся, приходя в себя, преодолевая подкатившую к горлу тошноту. Вокруг, словно на бойне стоял тяжелый запах крови и развороченных внутренностей. Земля была завалена трупами. На ногах оставался лишь он сам да двое его товарищей, пребывавших очевидно в таком же, полупотерянном состоянии. Здесь все было кончено. Из дюжины обитателей большой войлочной юрты в живых не осталось никого. Пошатываясь, он вышел на улицу. По захваченному лагерю в отсветах костров метались тени победителей грабящих захваченное становище.

Бой был закончен, настала пора считать потери и трофеи. Причем последнее интересовало сейчас нашего героя меньше всего. Чего нельзя было сказать об остальных.

Казалось, жажда наживы охватила всех его спутников, даже скованные дисциплиной гвардейцы — новороссы и те нетерпеливо переглядывались, не пытаясь скрыть горячее желание присоединиться к всеобщему "веселью", которое при полном попустительстве отцов-командиров, грозило затянутся надолго. Рудому было явно не до того, он наконец нашел того, кого так долго искал, а лесятник Алим и сам с удовольствием воспользовался случаем поправить свое материальное благосостояние за счет побежденных. А Костя.... Да он банально растерялся не сразу сообразив, что надо делать дальше.

— Соберите оружие, брони. все, что не займет много места — видя растерянность командира взял инициативу в свои руки более опытный в таких делах Мошкин — вьючьте захваченных лошадей. Уходить надо. Константин Лексеич, вели нашим татарам, чтобы юрты не палили. Нам сейчас много света ни к чему.

— Добро ты Афанасий распорядись здесь я с остальным разберусь — наконец пришел в себя Костя.

Рудого и его ребят он нашел занятых важным делом. Сноровисто и без лишних разговоров они мостили поперек седла тщательно упакованную в кошмы тушку пленника. Для Данилы и его подчиненных этот трофей был самым ценным из всего добытого в разбойничьем лагере. Впрочем, и остального тоже хватало. Естественно они небыли против того, чтобы поскорей покинуть разоренный стан.

"Уламывать" татар пришлось несколько дольше, но и они были достаточно опытными вояками, чтобы прекрасно понять, что надо уходить как можно быстрее и дальше.

Когда небольшой отряд покинул место недавнего побоища, почти каждый из его бойцов вел в поводу заводную лошадь, навьюченную оружием, доспехами, дорогой одеждой и утварью и это несмотря на то, что большую часть взятого "на меч" добра, пришлось бросить.

Остаток ночи ушел на то, чтобы уйти как можно дальше на восток от разоренного становища. Рассвет застал разведчиков в небольшом логу, укрытом от посторонних глаз колючим кустарником. Пока остальные занимались разбивкой лагеря и приготовлением немудрящей снеди, Рудый взяв с собой одного помощника утащил пленника в сторону и занялся допросом.

Константин за ним не пошел, то, что там произойдет, он вполне себе представлял и присутствовать при этом категорически не желал. Нет, он не считал действия Данилы неправильными, наоборот, умом прекрасно понимал, что для людей средневековья нет ничего зазорного в том, чтобы подвергнуть пытке допрашиваемого пленника, тем более, что полученная информация может быть полезна и для выполнения основной задачи, или предать мучительной смерти убийцу и разбойника. Мысленно ругал себя за мягкотелость, но ничего поделать не мог, боялся, что в самый ответственный момент не выдержит, проявит позорную слабость и не хотел ронять себя в глазах товарищей.

Разведчик вернулся примерно через час, по своему обыкновению молча сел рядом, невидящим взглядом уставился на нервно танцующие язычки огня.

— Ибрагимка давеча в Казани был — наконец произнес он после слегка затянувшегося молчания.

— Чего рассказывает? — обернулся к нему Щебенкин.

— Бает у татар там воев тыщ двадцать осталось не боле. Все больше из посадских, да с окрестных деревень и становищ понабежали. Большая рать ушла на Суру. Те мурзы, что остались, со своими нукерами по всему берегу стоят за нашей ратью присматривают. Ждут помощи от черемис. Сказывают посылал Ахмат к сибирцам, да те отказали, а ногаи помощь обещали, только не прислали, что-то тянут время выжидают.

— Не врет?

— Да вроде нет, аллахом клялся, хотя кто его пса знает, может где и сбрехнул. У них ведь клятва данная неверному и за клятву то не считается — Данила не весело усмехнулся — кто в аллаха не верует, тот у них вроде собаки. А перед собакой кто ж слово держать будет? Самим смотреть надо.

— Надо ехать и смотреть — согласился Костя — про состояние стен у него не спрашивал?

— Спрашивал. Бает стены на посаде хорошие, дубовые, крепкие, три сосны толщиной. В крепости стена каменная, тоже крепкая, не проломить.

— Это плохо. А про своих, узнал что-нибудь?

— Продали их. Ногаям продали. А, что с ними дальше стало, клянется, что не ведает. Уж я его всяко расспрашивал. Он тебе еще нужен? Помни кавалер, ты слово дал, что отдашь мне головой сего татя.

— Обещал, значит забирай, поступай, как сам знаешь. Только не тяни с ним.

— Погодь немного кавалер — остановил его разведчик — сказывал еще тать, что у Нуралеевых ворот ход есть тайный к роднику. В случае осады будут басурмане за водой там ходить.

— Ты уверен? — возбужденно подпрыгнул Костя.

— Ибрагим так сказал — пожал плечами Рудый и повторил — самим смотреть надо.

— Едем — кивнул Щебенкин — Времени у нас немного.

Долго и не задержались. Снялись с лагеря уже во второй половине дня. Корчащегося на колу человека, Косте было, совсем не жаль. В его представлении Ибрагим — заслужил смерть, совершив предательство, первый переступил черту, ответив подлостью на сделанное ему добро. Правда, сам Щебенкин выбрал бы скорее другой, менее мучительный способ казни, но тут уж ничего не поделаешь, со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Глупо судить людей века шестнадцатого по меркам людей века двадцать первого (впрочем, тоже не далеко ушедших в этом отношении от своих предков).

К городу решили идти вчетвером. С собой Щебенкин взял Рудого, Мошкина, и махгиканина, остальным велел выйти в большой лесной массив на Арском поле. разбивать лагерь и ждать три дня, после чего уходить.

Указанные покойным Ибрагимом, Нуралеевы ворота находились в северной части города, со стороны реки Казанки, ширина которой в этом месте достигала тридцать сажен, по словам местных, что по прикидкам нашего героя, составляло около шестидесяти метров.

На Луговую сторону небольшой отряд вышел уже во второй половине следующего дня. Засев в болотных камышах коими здесь густо поросли берега Казанки, надежно скрывавших лазутчиков от глаз сторонних наблюдателей, Костя до рези в глазах всматривался в темнеющие силуэты белокаменных стен и башен Казанского кремля и судорожно вспоминал, как брал город Иван Грозный, в том, оставленном в прошлом-будущем мире. Самое интересное, тему эту проходили и реферат в свое время писал. Вспомнить бы, что там, у Карамзина об этом всем говорится. Вот про подкопы и подземный ход, точно что-то было, но что именно? Какие-то обрывки воспоминаний разобранной мозаикой крутятся в памяти и никак не могут сложиться в единое целое.

— Что это? — взгляд зацепился за приткнувшееся к крепостной стене одноэтажное, каменное здание почти на самом берегу впадающей в Казанку речушки Булак.

— Даирова баня — пояснил пристроившийся рядом Данила.

— Точно — в голове вчерашнего студента вдруг что-то щелкнуло и "мозаика" сложилась сама собой "... государь велел подкопать его от каменной Даировой бани,,,". Ай да Карамзин, ай да Николай Михайлович, дай Бог вам здоровья. Хороший был человек, или точнее будет еще. А может и не будет. Впрочем, сейчас это не очень то и важно.

— Значит, копать будем от меня до следующего дуба, тьфу, то есть от бани и до стены — ухмыльнулся Костя. Главное постараться в самом начале осады захватить этот объект в первую очередь.