Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

Землепроходцы (Крестоносцы 2)


Опубликован:
10.10.2015 — 10.10.2015
Читателей:
2
 
↓ Содержание ↓
 
 
 

Землепроходцы (Крестоносцы 2)

Шабловский О.В.

ЗЕМЛЕПРОХОДЦЫ (Новые крестоносцы 2) черновик

Аннотация: Приключения наших современников в 16-м веке продолжаются. Не желая покорно плыть по течению бурного потока средневековой истории, в странствиях и сражениях, на суровых просторах северных морей, в диких дебрях американского континента, и на стенах осажденной Казани, они продолжают кроить мир под себя.

ГЛАВА 1 В которой читатель встречает старого знакомого. А тот, в свою очередь, становится свидетелем незабываемого зрелища.

На каменистый, покрытый серой, гладко окатанной галькой пляж неспешно плескала свинцовая под серым осенним небом озерная волна. Всю ночь над просторами Онтарио бушевал шторм и лишь к утру, он угомонился, сменившись промозглым мелким дождем. В воздухе пахло водорослями, сыростью, древесной стружкой и сосновой смолой, отовсюду раздавались: ширканье пил, дружный перестук топоров, и гул людских голосов впервые со времен создания мира, нарушивший вековую тишину здешних глухих лесов. У причала выложенного плахами из распущенных пополам свежесрубленных древесных стволов неторопливо и плавно покачивался на волне, поскрипывая проконопаченным и смоленным боротом, шитик. Намокший и набрякший от воды парус убран и на борту никого, кроме часового, скрючившегося под выделанной оленьей шкурой, возле укрытого парусиной фальконета, на носу суденышка.

Окинув взглядом сию безрадостную картину, Сергей вздохнул. Эйфория от удачного завершения первого этапа порученной операции схлынула, и вот уже месяц бесконечной чередой тянулись унылые беспросветные будни. Главной целью экспедиции было закрепиться на Великих Озерах, и эта задача сейчас выполнялась ударными темпами, на которые только были способны семнадцать остававшихся трудоспособными поселенцев. В битве с онейдами небольшой отряд потерял тогда двоих человек убитыми, еще один, будучи серьезно раненным, несмотря на все усилия мсье Лекье, долгое время находился в стабильно тяжелом состоянии и только последнюю неделю стал проявлять признаки активности. Естественно при столь катастрофической нехватке рабочих рук речи о строительстве сколько-нибудь серьезного укрепления и быть не могло. На данный момент все усилия были брошены на возведение из толстых лиственничных стволов, двухэтажного блокгауза, долженствовавшего служить не только хранилищем припасов экспедиции, но одновременно и укреплением и жильем для ее участников. Хорошо еще, что полтора десятка выделенных Большим Облаком в помощь поселенцам молодых охотников онейдов полностью взяли на себя обеспечение поселка свежим мясом и рыбой, позволив высвободить все силы для строительства.

Мог ли еще несколько лет назад мальчишка, выросший в русской глубинке 21 века представить себя на месте первых землепроходцев, оказавшись в чужом, неведомом краю, лицом к лицу столкнуться с героями книг Купера и Сенкевича. Впрочем, навалившийся груз ответственности за жизни находящихся в подчинении людей и порученное дело, пролитая кровь, своя и чужая, давно смыли остатки романтики, обнажив суровую, местами даже очень неприглядную реальность. А в этой реальности, сейчас наблюдались: пасмурная, послештормовая погода, промозглая серость, принципиальное отсутствие каких либо бытовых удобств и отчаянная тоска по оставшимся за много километров диких лесов, друзьям и любимой девушке.

К берегу, обогнув борт шитика, подгоняемое сильными ударами весла скользнуло берестяное каноэ. Наряд человека ловко выскочившего на берег в здешних местах был явно чужим. Рыжий колет из толстой кожи, черные панталоны, берет и шпага уместнее смотревшиеся на пыльных европейских дорогах или мощеных, тесных улочках городов Старого Света, резко контрастировали с суровым и прекрасным пейзажем первобытного леса. Черная борода и волосы, оливковый цвет кожи, живой взгляд черных умных глаз, быстрая речь, сопровождающаяся активной и выразительной жестикуляцией, явственно выдавали в нем уроженца знойного юга Европы. Поправив берет на голове, он неторопливо направился к Корневу.

— Приветствую вас синьор полковник.

— Добрый день синьор Лодовико — откликнулся Сергей — рад вас видеть в добром здравии и бодром расположении духа. Какие новости вы привезли?

— На три дня пути на юг места совершенно безлюдны. Дальше начинаются владения народа, который мой проводник называет Венро. Там на берегу у них небольшая рыбацкая деревушка. Белых людей они никогда не видели, и по мнению нашего онейда, настроены весьма дружелюбно и более склонны торговать, нежели воевать.

Сопровождающий итальянца индеец: невысокий, плотный с украшенной птичьим пером длинной прядью черных волос на гладко выбритой голове, выбрался из утлого челна, выволок его на берег. Затем с присущей его племени невозмутимостью, сохраняя каменное выражение широкой плосконосой, морщинистой, словно выдолбленной небрежным резцом столяра из большого куска дерева, физиономии подошел к одному из костров. Быстрым ударом ножа отхватил поджаристый пласт мяса от висящей над ним оленьей туши, и усевшись на ошкуренное бревно меланхолично принялся жевать.

— Дева Мария, он опять ест — проводив взглядом проводника, недовольно проворчал Ди Вартема — клянусь святым причастием, я еще не встречал более ненасытного существа. Этот туземец может подолгу обходиться без пищи, но уж если есть такая возможность, будет есть, пока видит что. Я не удивлюсь, если он целиком сожрет всего оленя.

— Дитя природы, что вы от него хотите — усмехнулся Корнев — вам, кстати, тоже не мешало бы немного подкрепиться и отдохнуть. Боюсь, что вскоре нам с вами предстоит экспедиция дальше на юг к Гремящей воде

— Да синьор, хотелось бы мне знать, что эти дикари имеют ввиду, называя гремящей водой.

— Водопад, синьор Лодовико, большой водопад.

— Вы так думаете?

— Уверен. Готов спорить на что угодно.

— Будь я немного опрометчивей, я бы с вами подбился об заклад синьор полковник, но ваша уверенность меня настораживает — расхохотался авантюрист и отвесил учтивый поклон — с вашего позволения, я удаляюсь, как только приведу в порядок свои записи и чертежи незамедлительно предоставлю их вам для ознакомления.

Развернувшись, Сергей направился к строящемуся блокгаузу, наверху плотники заканчивали укладку последних венцов. Группа рабочих, через блокшкив, поднимала наверх тяжелое бревно. Скинув кафтан, повел плечами, поплевал на ладони, и вцепившись в канат, налег всем своим немалым весом. Ошкуренная лесина поползла вверх значительно быстрее. На высоте чуть больше пяти метров ее перехватили два бородатых мужика и ловко пристроили на место.

— Не обидел тебя господь силушкой, господин полковник — весело подмигнул, утирая рукавом полотняной рубахи, пот с конопатой физиономии разбитной новгородец.

— Давай следующее — задорно рявкнул разогревшийся Корнев — сейчас только успевать будете подтаскивать.

— Парус на горизонте! — истошный вопль часового прервал работу. Позабыв про все, строители толпой бросились на берег, чтобы увидеть белое пятнышко паруса на фоне серого неба. Постепенно увеличиваясь, оно приняло очертания приближающегося к берегу ушкуя. Прошло минут сорок, и посудина стукнула бортом о плахи причала. Один из поселенцев ловко подхватил брошенный с борта конец, загремели деревянные сходни, и толпа на причале расступилась, принимая путников.

— Здорово Савва Игнатич — Сергей хлопнул по плечу выскочившего первым на сходни крепкого чернявого молодца — заждались вас уже.

— И ты здрав будь Сергей Иваныч — осклабился новгородец — так ить дорога то дальняя, эвона сколь верст отмахали.

— Ну, рассказывай. Как дошли? Что видели? А это кто такие? — Корнев указал на троих молодых индейцев в возрасте от двенадцати до четырнадцати лет включительно, несмело сходящих на причал.

— А эти — небрежно махнул рукой атаман — аманаты. Чтобы князцы ходисенкие не дурили, мы сынов старших у них с собой прихватили.

— Это, что за князцы такие?

— Пойдем Сергей Иваныч. Пока парни разгружаются все толком тебе обскажу. Значит, как и было велено пошли мы вдоль берега. На абенакской и пенакукской факториях меха и сахар забрали, товары и припасы им оставили. За землей абенаков на север и вовсе места пошли дикие и неразведанные, ну да чертеж тех земель как Егор Михалыч наказывал, составили. Берег стал уходить на закат, потом только поняли, что большой залив нашли. Ох, скажу я тебе места там богатейшие. Рыбы, птицы, зверя морского, видимо, не видимо. Ежели там промысел учинить, то и ворвань и рыбий зуб можно брать без счета, только успевай поворачиваться. Все время берег о шуйцу держали, через седьмицу вошли в устье большой реки. Там встретили людишек на двух лодках рыбу ловили, себя ходисенями величают, река по ихнему зовется Кошельга. Обликом на наших басурман схожие, так же мужики, басурманским обычаем, башку бреют, хвост на ней оставляют. Только боязливые они очень, наши-то повоинственней будут. Долго к нам подходить боялись. Кое-как махгикане их дозвались. Речь у них с мохоками схожая, наши проводники их понимали. На входе в реку, как и уговаривались, поставил острожек, сгрузил там людей четыре десятка и пушки. Нарекли крепость именем святого Егория Победоносца. С местными торговлишку наладили, становище ихнее там рядышком с нашим острогом вроде как Стадо Коней называют, уж почему не знаю, не спрашивай, никаких коней я там и в глаза не видел. Да и откуда коням там взяться, место уж больно неподходящее, кругом чащобы и скалы.

— Пока в устье были, все ладно было, только пошли вверх по реке на другой день гля, что за диво, черти на лодке нам на встречу выгребают. Ну, как есть черти, и рога на башке и шкура косматая, орут, воют, палками трясут — Черный хмыкнул, вспоминая — только мы тех чертей и раньше видели. Думаю, шалите басурмане. Пищаль зельем зарядил, перекрестился, да жахнул в их сторону. Такое поднялось и смех и грех. Эти самые бесы со страху лодку то перевернули, давай тонуть, рога больно тяжелые, на дно враз потянули, насилу выловили их. Оказалось, это князцы ходисенские чертями нарядились, пугали нас, не хотели пускать дальше по реке, там городище у них такоже Кошельга называется. Большое городище, на горе стоит, острог деревянный, и пашня, огороды кругом, ходисенцы маис свой растят. Места там под пашни уж больно хороши. Еще медь они там копают, вот ей богу Сергей Иваныч, истинный крест сам видел, как мастеровой ихний в тигле руду плавил. Из той меди они и оружие делают и инструменты. Да точно, точно, говорю же, сам видел и мастеровой этот сказывал, где-то недалеко от городища раскоп у него есть.

— Ну а с князцами то что? — вести привезенные новгородцем Сергея обрадовали, наконец-то перед княжеством появилась перспектива заполучить собственные ресурсы и не платить за них звонкой монетой.

— Князцов тех, как только мы в Кошельгу пришли, я быстро обротал. Взял с них роту, что признают они князя Егора Михалыча своим господином и обещаются каждый год ясак давать мехами, звериными шкурами, рыбьим зубом, а самое главное; медь чтобы тоже давали, и в крепость, чтобы маис, дичь, рыбу и припас всякий возили, сколько для прокорма наших людишек надобно. А за то пообещал, что защищать их будем от разных врагов, и торговать с выгодой. Чтобы дурить не вздумали забрал у них старших сыновей, аманатами. Как ходисенцев примучили, так дальше пошли, только за Кошельгой, река совсем плохая становиться, на много верст вперед сплошь пороги и быстрины. Хорошо мужики ходисенские подсобили и волок настелить и ушкуй перетащить, а большим кораблем там не пройти. В месте, где река из озера вытекает островов малых множество великое, на левом берегу хотели еще одну факторию поставили с тамошним народом торговать, вендотами зовется. Только вендоты те народ свирепый и воев у них много. Как к берегу ихнему подходить стали, они нас стрелами закидали. Слава тебе Господи до смерти не убили никого, Федота Косого поранили и то не сильно. Мы их пищалями отогнали, но на берег высаживаться не стали, береженного, Бог бережет. Мыслю так, надо будет вернуться на другой год большой силой и крепостицу на острове сладить, я уже и местечко знатное присмотрел.

Ну а дальше и рассказывать нечего вышли в озеро, парус подняли и под берегом пошли вас искать. Вчера шторм нас знатно потрепал, едва успели укрыться в бухточке. А на утро как все утихло дальше пошли, пока вас на берегу не увидели. Да и увидеть то мудрено было, все кругом серое, ходисенец вон тот, что постарше сын главного ихнего князца — Ага-хан, сначала дым учуял, ветер то с берега, а потом уже и разглядели. Вот и весь сказ.

— Да — Корнев задумчиво потер подбородок — плохо конечно, что река не судоходна. Значит северная дорога для нас закрыта. Тогда вы с ребятами отдыхайте, вон блокгауз достроите, баньку срубите, а я завтра послезавтра со своими людьми на юг вдоль берега пойду. Лекаря вам оставляю.

Новгородец отправился устраивать своих людей, а Сергей направился собирать в единое целое все кроки и записи, чтобы как можно скорее с соответствующим докладом отправить их в Форт Росс.

Уже утром следующего дня вверх по реке Оленушке, в устье которой и расположился форт Онтарио, устремилось легкое берестяное каноэ. Махгиканин Гижияш Нигиг увозил в своей сумке полный отчет о деятельности обеих экспедиций по исследованию континента, и еще кое-что, континента никак не касающееся, но от этого не менее важное для нашего героя.

А еще через день ранним утром шитик отвалил от причала и подгоняемый попутным ветром двинул на юг вдоль восточного побережья пресноводного моря. Нельзя сказать, что картины, открывающиеся нашим путешественникам, баловали их взор разнообразием. Все время пути пейзаж по левому борту практически не менялся. Девственный лес, начинающий постепенно менять свой пышный, однотонно-зеленый наряд на буйное разноцветье осенних красок, и дикие обрывистые скалы, перемежающиеся каменистыми пляжами, тянулись на многие мили.

На рассвете второго дня пути, встретили четыре больших каноэ с туземцами, рыбачившими недалеко от берега. Напуганные появлением невиданного еще в здешних краях судна, полного вооруженных людей, индейцы сочли благоразумным развернуть свои челноки к берегу и налечь на весла. Проводник онейд потратил немало усилий, чтобы успокоить встревоженных аборигенов и убедить их в миролюбивых намерениях пришельцев.

Поселок венро состоял из множества шалашей и шатров, крытых корьем и звериными шкурами, разбросанных в живописнейшем беспорядке по лесной опушке спускавшейся обрывистым склоном к кромке воды. На узкой полосе каменистого пляжа лежало полтора десятка разноразмерных каноэ. Между вывешенных на просушку плетенных из травы сетей и связок вялящейся рыбы сновала толпа полуголых ребятишек, лениво бродили собаки. У костров хлопотали женщины, готовя нехитрую еду. Появление чужаков было встречено с некоторой долей настороженности, но поскольку прибыли они не одни, а в сопровождении рыбаков, и враждебности не проявляли, паники в поселке не вызвало. И хотя с представителями Старого Света в лице неугомонного Ди Вартема местное население было уже знакомо, толпа собралась довольно большая. Индейцы обступили гостей, глазея на них с поистине детской непосредственностью и любопытством. Самые смелые, отваживались осторожно пощупать их одежду и оружие. Наиболее сильное впечатление произвел Корнев, чья могучая, затянутая в блестящую кольчугу фигура своими габаритами значительно выделялась на фоне его спутников несмотря на то, что хрупкими и маленькими их тоже назвать было ну никак нельзя. Вполне вероятно, что у этих наивных чад матери природы возникли некоторые подозрения если не в божественной, то уж явно не в человеческой сущности блестящего великана.

Наконец толпа почтительно расступилась, и появился "официальный комитет по встрече". Несколько дряхлых старух — "старших матерей", и пара солидных, среднего возраста охотников — вождей при деятельном участии переводчика — онейда, вступили в переговоры с пришельцами. В сущности, "официальная часть" завершилась довольно быстро. Убедившие хозяев в своих мирных намерениях чужаки были приглашены к кострам и дальнейшие переговоры носили сугубо познавательный, а затем и вполне деловой, коммерческий характер. А торговать здесь явно умели и любили, отчего переговоры несколько затянулись. В итоге индейцы согласились в обмен на предложенные им товары привозить в Онтарио меха и сладкий кленовый сок. В преддверии наступления зимних холодов и страха перед цингой — этим бичом моряков и путешественников, Сергей договорился также о поставках ягод, лесных орехов в изобилии произраставших в здешних краях, а также некоторого, пусть и небольшого количества овощей, выращиваемых туземцами на своих огородах. У гостеприимных венро путники пробыли весь остаток дня, и переночевав пустились в дальнейшее плавание, чтобы через несколько дней достигнуть еще одной цели своего похода. Оставив суденышко с большей частью экипажа в устье Ниагары, Корнев и Ди Вартема в сопровождении проводника и пяти спутников берегом двинулись вверх по реке. Вскоре, перед восхищенными взорами первопроходцев, встала, потрясающая воображение картина. Стремительный поток извергался с подковобразного обрыва пятидесятиметровой высоты, в воздухе висела мельчайшая водная пыль, искрящаяся и играющая радугами в лучах наконец-то, как по заказу выглянувшего впервые за много дней, солнца, создавая поистине феерическое и сказочное зрелище.

ГЛАВА 2. В которой Костя, опять оказывается в Европе. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Гамбург, встретил уже практически забытым шумом людского многоголосья и валящим с ног букетом разнообразных "ароматов" являющихся постоянным спутником любого портового, европейского средневекового города. Запах специй с разгружаемой у соседнего причала каравеллы, моря, смолы и дерева причудливо смешивался с мощным "амбрэ" тухлой рыбы, казалось с самого рождения немытых человеческих тел, и отходов жизнедеятельности человеческих же организмов. Кого только не было в кипящей у борта толпе: матросы и грузчики, богато одетые купцы и оборванные нищие, городские стражники и авантюристы всех мастей и калибров. Казалось, вся Европа собралась здесь. С тех пор как бывшая португальская каравелла, ныне носящая название "Надежда", найдя, наконец, свободное местечко между коггами, каракками, каравеллами и галеотами пришвартовалась у каменного пирса, прошло не более двадцати минут, но это время показалось Косте, привыкшему к благопристойной и патриархальной тишине Нового Света, вечностью. Корабль сразу же привлек внимание многочисленных зевак. Десятка два любопытных, собралось у борта, с видом знатоков строя различные, зачастую довольно фантастические предположения о национальной принадлежности парусника, поскольку висящий за кормой флаг с голубым Андреевским крестом на белом поле, никаких ассоциаций не вызывал. Постепенно дискуссия стала принимать весьма оживленный характер, а так как спорщики излишней интеллигентностью явно не страдали, и обилием интеллекта отягощены не были, словесные аргументы у них быстро закончились, диспут плавно принял форму массовой рукопашной схватки. Местное население торжественно встречало гостей ритуальными плясками и показательными гладиаторскими боями.

Это зрелище в свою очередь собрало немало зрителей на борту каравеллы, которые радостными воплями и улюлюканьем принялись подбадривать сражающиеся стороны. Щебенкин удобно расположился на шкафуте, и невозмутимо наблюдал за разворачивающимся внизу действом. Повязанный на голове на пиратский манер платок, кремневый пистолет за кушаком и широкая, кривая абордажная сабля на перевязи делали его похожим на героя какого-то пиратского романа.

Впрочем, долго радовать нашего путешественника веселым спектаклем гамбургским аборигенам не пришлось. На причале появилось какое-то, судя по толщине брюха и размеру конвоя, не маленькое начальство.

Важно ступающего чиновника, сопровождал полудесяток солдат. Бесцеремонно орудуя древками алебард, стражники быстро призвали к порядку дискутирующие стороны и очистили пристань. С борта каравеллы спустили сходни, и Константин поспешил на помощь капитану, встречающему визитеров. Впрочем, не прошло и десяти минут, как чиновник, взяв с новоприбывших положенные пошлины для поправления материального благополучия славного города Гамбурга, и еще пару монет сверх того, для поправления своего собственного материального благополучия, столь же величаво удалился.

Вслед за ним взвалив на капитана решать все вопросы, связанные с мелким ремонтом судна и закупкой всех необходимых для дальнейшего путешествия припасов, покинул "Надежду" и Щебенкин, сменивший пиратский наряд на костюм небогатого немецкого дворянина. Сопровождали его двое — Михась, мрачноватый, жилистый литвин, между прочим, упорно величающий себя русином и добродушный здоровяк Карл, чье родовое аукшайтское имя Костя вряд ли смог бы выговорить даже под угрозой немедленного расстрела. Оба они были одними из немногих участников ливонского мятежа, чудом выживших в схватке на грюненбургской дороге. Первый благодаря уму и отваге получил не маленький в новоросской воинской иерархии чин сержанта госбезопасности. Второй, огромный, совершенно безхитросный, даже несколько туповатый детина был выбран из-за своей недюжинной физической силы и невероятной, какой-то собачьей преданности.

— Добрый день ваша милость — к приезжим тут же подскочил щуплый оборванный и донельзя чумазый паренек лет тринадцати отроду — добрый господин первый раз в нашем славном городе? За пару медных монет я провожу его милость туда, куда он пожелает.

— Не слушайте его сударь — вмешался в разговор новый персонаж. Наряд, некогда бывший достаточно дорогим и изысканным был сильно потерт и поношен, но довольно чист и опрятен. Во всем остальном внешность его была совершенно не примечательна. Охарактеризовать ее можно было одним словом: "средне". Среднего роста, среднего телосложения с совершенно обычным ничем не примечательным лицом. Взгляд постороннего наблюдателя за такую внешность совершенно, что называется "не цеплялся". Презрительно сморщившись, он кивнул в сторону мальчишки — в нашем славном городе развелось слишком много всякой мрази, и такой вот оборванец запросто может привести вас в засаду. Но если вы пожелаете, я могу оказать услугу и за совершенно символическое вознаграждение, только из уважения к столь знатному господину, и стать вашим проводником.

При появлении конкурента маленький нищий повел себя как-то странно, даже не пытаясь спорить, он просто поспешил отойти в сторону. Его поведение явно противоречило всему тому, что Щебенкин читал или слышал о дерзкой и нахальной нищей братии. Но еще больше насторожила нашего героя именно неприметная внешность добровольного проводника.

— Боюсь, я не нуждаюсь в ваших услугах — надменно заявил он, вживаясь в роль знатного господина — и думаю, вам стоит побыстрее убраться с моего пути

Незнакомец дернулся было, что-то возразить, но, заметив, что правая рука несговорчивого дворянина многообещающе легла на эфес меча, а слуги до сего момента стоявшие спокойно за его спиной, угрожающе зашевелились, лишь флегматично пожал плечами и отошел.

— Эй, малый — Костя поманил к себе подростка — а ну, пойди сюда. Вот тебе монета. Вторую получишь, когда проводишь меня по адресу, который я тебе укажу.

Парнишка ловко поймал брошенный медяк и немного поколебавшись, решился. Бросив на конкурента опасливый, но вместе с тем торжествующий взгляд он поклонился.

— Куда проводить вашу милость?

— Ты знаешь дом купца Кугеля? — заданный тихим шепотом вопрос вовсе не был предназначен для посторонних ушей.

— Да господин.

— Проводи нас к нему.

Дорога к гамбургскому дому Кугелей заняла довольно много времени. Не меньше часа, маленький проводник вел их узкими мощеными улочками, ловко перепрыгивая через обширные лужи нечистот и без умолку болтая, охотно пересказывая всевозможные сплетни и слухи, во множестве витающие по городу, и показывая выдающиеся, с его точки зрения, достопримечательности.

— Курт — Костя бесцеремонно прервал болтовню нищего, который в этот момент со вкусом, смакуя подробности, рассказывал об очередной казни на днях произошедшей на центральной городской площади — что за человек разговаривал со мной в порту? По-моему ты хорошо с ним знаком.

Сорванец сразу как-то странно осекся и боязливо огляделся по сторонам.

— Ты не юли, отвечай на вопрос его милости. И не вздумай сбежать — крепкая рука одного из безопасников цепко ухватила оборванца за шкирку.

— Пощадите добрые господа — жалобно заныл мальчишка — вы не знаете, что это за человек. Весь порт знает. Тот, кто сует свой нос в дела Беспалого, долго не живет.

— Ну, в таком случае тебя все равно прикончат — "успокоил" паренька Щебенкин — хотя бы за то, что ты согласился пойти с нами. Но в прочем у тебя есть выбор. Либо тебя прикончит Беспалый, либо я. Или ты рассказываешь все, что знаешь, и тогда мы вместе подумаем, как спасти твою никчемную жизнь, или завтра тебя найдут в сточной канаве с перерезанной глоткой. Родители то есть?

— Нет — взвыл несчастный Курт — Умерли три года назад. Пожалейте сироту ваша милость.

— Вот видишь — Костя покачал головой — тебя даже искать никто не будет. Сгинул и сгинул. Давай так, ты мне все рассказываешь, а я беру тебя на службу.

— А сколько ваша милость будет мне платить? — слезы на лице маленького нищего моментально высохли, и в голосе появились деловые интонации.

— Платить? — наш герой от души расхохотался — ну и жулик. Тут решается вопрос о жизни или смерти, а он о деньгах. Ничего тебе платить не буду, но обещаю, что ты будешь всегда сыт, обут и одет, а самое главное будешь жить, клянусь святым распятием. Ах да, обещанные медяки останутся у тебя. Выгодное предложение для маленького попрошайки, не так ли?

— Вы не обманываете меня? Господь покарает вас за это.

— Слово дворянина.

— Ох, господин умеет уговаривать. Я согласен. Только сможете ли вы защитить меня от мести Беспалого?

— Это будет зависеть от того, что ты нам о нем расскажешь.

— Все, что знаю — решился паренек.

Как выяснилось из рассказа юного нищего — Беспалый был чем-то вроде теневого хозяина порта. Все отребье, подвизающееся на причалах, верфях и в припортовых кабаках, находилось в его подчинении. К тому же ходили упорные слухи, что главарь портовых нищих пользуется покровительством кого-то из сильных мира сего, в обмен на свою неприкосновенность, снабжая своих покровителей информацией, и выполняя для них кое-какую грязную работенку. Одним из многочисленных способов извлечения нетрудовых доходов, практикуемым этим преступным синдикатом, и было заманивание в ловушку и последующее ограбление доверчивых путешественников. Вообще, сам Беспалый давно уже переложил эту весьма опасную работу на своих многочисленных помощников и лишь изредка выходил на "большую дорогу", чтобы размяться и показать класс подчиненным. К тому же, его, как и всех, очень заинтересовал корабль, с которого сошли путники. И хотя в этот раз добыча сорвалась с крючка, но это вовсе не означало, что ее оставили в покое. Наверняка разбойники следили за нашими героями.

Курт, по его словам, давно уже хотел уходить из города, заработав напоследок пару монет, вдобавок к тем, что ему удалось скопить. Именно этим, а еще мальчишеской самонадеянностью и некоторой долей легкомыслия и объяснялась та отчаянная решимость, с которой он перешел дорогу всесильному бандиту.

Надо ли говорить, что предположение проводника о вероятной слежке совершенно не обрадовало Щебенкина и его спутников. Кроме того, Константину совершенно не нравился пристальный интерес местных к "Надежде". Этого конечно следовало ожидать, и весь расчет был на непродолжительность стоянки парусника в Гамбургском порту, но для дальнейшего путешествия остро необходимо было пополнить запасы пресной воды и продовольствия. А на это требовалось какое-то время. Но сначала надо было обнаружить "хвост" и оторваться от него. Афишировать связь новороссов с Кугелями было совершенно ни к чему.

На оживленной рыночной площади, у церкви Святого Николая, башня которой была украшена короной по преданию, отлитой из золота захваченного гамбуржцами при разгроме витальерского гнезда на Гельголанде, в разноцветье одежд что-то покупающих, продающих или просто праздношатающихся горожан, Щебенкин обратил внимание на небольшую группу людей. Маленький толстенький монашек, взобравшись на большую бочку, словно вождь на броневик, размахивал перед носом слушателей не то бумажным, не то пергаменным свитком, что-то им старательно "впаривал".

Впрочем, получалось это у него ни шатко, ни валко.

Врожденное любопытство нашего героя после непродолжительной борьбы все-таки одержало верх. Оставив малолетнего проводника под бдительным надзорм своих спутников, он бесцеремонно расталкивая зеваки и приблизился к импровизированной трибуне.

При виде нового потенциального клиента, почтенный служитель церкви утроил рвение. Мутные с похмелья глаза его загорелись "неугасимым" пламенем, ноздри сизого, оттенка спелого баклажана, носа раздулись, а голос окреп, в нем явно прорезались Левитановские нотки.

— И придет час расплаты! — рубанув воздух пухлой ладонью, громоподобно посулил он своим слушателям — и призовет Господь к себе чада свои и отделит зерна от козлищ и агнцев от плевел!

Здесь сей провинциальный пророк осекся, скорее увидев по удивленно вытянувшимся физиономиям паствы, нежели сообразив, что ляпнул, что-то не то. Впрочем, замешательство его длилось недолго, и даже не потрудившись поправиться, он продолжил: "... и лишь тот спасется из гиены огненной, кто безгрешен. Ибо сказал Господь: "...пусть то кто без греха первый кинет в меня камень". А есть ли среди вас безгрешные, дети мои?".

Судя по унылому молчанию окружающих бочку обывателей, праведников среди них не нашлось. Монах обвел толпу торжествующим взглядом.

— Но есть спасение! Есть, даже для таких, неисправимых прелюбодеев, пьяниц и богохульников как вы — продолжил он, с легкостью переложив на слушателей все свои грехи и назидательно воздев к небесам грязный палец — мы скромные и праведные служители церкви спасем души ваши, взяв за этот тяжкий труд лишь самую малость, презренный металл из ваших кошелей.

Немного покопавшись в видавшей виды торбе, икнув, грязно ругнувшись вполголоса и перекрестив рот, посмевший, видимо против воли хозяина, изрыгнуть богохульство, "святой праведник" извлек на свет божий несколько индульгенций.

— В сиих святых письменах спасение ваше, грешники! — торжественно провозгласил он, потрясая над своей головой разномастными, довольно замызганными, пергаментными свитками.

На этом красноречие его иссякло, оратор многозначительно икнул напоследок и уставился на слушателей выжидающим взглядом.

Увы, старания его пропали даром, окружавшие зеваки, внимательно выслушав пылкую, но несколько сумбурную проповедь святого отца, стали расходиться восвояси, совершенно не торопясь расставаться с кровными сбережениями. Только один мужичок, судя по одежде и поведению какой-то деревенский увалень, поддавшись напору продавца индульгенций, обменял, скорее всего, единственную, серебряную монету на кусочек пергамента, сулящий своему счастливому обладателю непременное отпущение всяческих грехов.

Константин же, в свою очередь, справедливо рассудив, что вряд ли в своей короткой жизни он успел наделать столько грехов, что во их искупление, стоит расставаться с оттягивающим кошель "презренным металлом", а посему решивший не утруждать святого отца спасением своей души, последовал примеру большинства. То есть развернулся и поспешил присоединиться к своим спутникам. Последуем и мы за ним, дорогой читатель, оставив незадачливого проповедника в неизбывной печали стоять на пустой пивной бочке и тоскливо вздыхать, разглядывая сиротливо лежащий в пухлой ладони, единственный трофей.

Миновав шумное торжище, путешественники свернули на одну из центральных улиц, на которой вскоре искомый дом и был обнаружен. На первом этаже большого двухэтажного здания располагалась лавка и как бы сказали в наше время — офис торгового дома "Кугель и сын".

В полутемном, озаряемом слабым светом доброго десятка масляных светильников помещении царила рабочая атмосфера. Дюжина клерков и приказчиков, добросовестно скрипя перьями, корпели над бумажными и пергаментными листами, деловито щелкали костяшками счетов, считали, учитывали, завешивали и переписывали тюки, бочки, мешки и корзины с разнообразным добром.

— Что угодно знатному господину? — к Косте, тут же подскочил один из приказчиков — чем могу служить?

— Я хотел бы видеть хозяина этого дома.

— Очень сожалею господин, но это невозможно. Герр Кугель никого не принимает.

— У меня послание от его почтенного родителя.

— О, в таком случае прошу прощения, я только извещу хозяина, без всякого сомнения, он немедленно вас примет — с этими словами разбитной малый опрометью метнулся вверх по лестнице на второй этаж.

Через пару минут приказчик кубарем скатился вниз. Следом, радушно распахнув гостям объятия, спускалась точная копия ныне проживающего в Новом Свете, почтенного главы торгового дома, разве, что лет на двадцать моложе. Иоганну Гансу Кугелю было двадцать восемь лет. От своего достопочтимого батюшки он в полной мере унаследовал не только аналитический ум финансиста, цепкую деловую хватку, но и представительную внешность преуспевающего коммерсанта. Достаточно рослый, поистине богатырского телосложения с окладистой черной бородой и громоподобным, раскатистым басом, он казалось, заполнил собой все немаленькое пространство лавки.

— Здравствуйте, здравствуйте дорогой компаньон — добродушно пророкотал он, заключая Щебенкина в свои богатырские объятия — добро пожаловать. В этом доме вы всегда желанный гость. Потом, потом, все дела потом. Прошу, пройдемте наверх, отдохнете и подкрепитесь с дороги.

— С величайшим удовольствием приму ваше предложение друг мой. Не откажите в любезности, велите позаботиться о моих людях — учтиво раскланялся Костя. Взгляд его упал на робко жмущегося в стороне Курта — и по возможности, нельзя ли подобрать что-нибудь приличное вон тому молодому человеку. Я только-только принял его на службу и просто не успел привести в божеский вид.

— Не беспокойтесь, о ваших людях позаботятся мои слуги — заверил купец — но, что же мы стоим? Прошу вас.

Прошло примерно полчаса, за которые гость основательно подкрепился разнообразными вкусностями, в изобилии выставленными на стол парочкой смазливых и смешливых служанок. То и дело, бросая на молодого, симпатичного, и несомненно знатного гостя жаркие, заинтересованные взгляды, низко наклоняясь, демонстрируя немного больше чем это было действительно необходимо распущенные лифы платьев, иногда как бы невзначай касаясь его то нежной рукой, то пышным бедром, девушки старательно, и надо сказать не безуспешно, расшатывали его моральные и нравственные устои. Впрочем, достичь успеха им было достаточно не сложно, если учитывать, что наш герой почти два месяца болтался в чисто мужском коллективе в Атлантическом океане.

Этого времени хватило хозяину дома, чтобы дважды со всем вниманием и прилежанием прочитать адресованное ему послание. Наконец опустевшие блюда и кувшины были убраны, прислуживающие кокетки скрылись за дверью, и наступил момент для делового разговора.

— Батюшка настаивает на переносе большей части активов нашего торгового дома в Новый Свет — задумчиво заметил Кугель, откладывая в сторону письмо.

— Это вполне оправданное решение — кивнул Костя — ведь, насколько мне известно, в прошлом своем послании вы сами уведомляли его о неприятностях грозящих компании.

— Мда, в последнее время все настоятельнее звучат намеки некоторых членов совета, о том, что мы должны допустить другие торговые дома до торговли с Новым Светом, а это как вы понимаете, принесет большие потери в прибыли для нас. Кроме того, ваша меховая торговля с Морозини, вызывает серьезное недовольство. Ганзе не нужны конкуренты. Мне думается, именно поэтому появление в Гамбургском порту судна под вашим флагом, уже засвеченным в Венеции, опрометчивый шаг, и он может иметь весьма неприятные последствия. Надеюсь, вы пришли не с нашим караваном? Если обнаружится связь, возникнут очень большие проблемы. Мы очень рискуем. Ганза никому не прощает предательства своих интересов.

— Не беспокойтесь герр Кугель, ваш караван мы обогнали на три дня пути. Значит, вы считаете: интерес, проявленный к нашему прибытию местными оборванцами, был не случайным?

— Ни в коем случае. Беспалый работает на очень серьезных людей. Вы правильно поступили, что избавились от слежки, но я бы внимательно присмотрелся к вашему юному проводнику. Вполне может быть, что и его появление, и спектакль, устроенный на причале, это звенья одной цепочки. Может быть, стоит от него избавиться?

— Мне бы не хотелось брать на себя грех детоубийства. Думаю, ничего страшного не будет, пока мальчишка находится под присмотром, а завтра с рассветом мы покинем Гамбург.

— Хорошо. Герр Кевин, мне бы хотелось уточнить еще один вопрос. Мой досточтимый батюшка пишет, с караваном помимо сахара и соленой рыбы идут пробные партии нового товара, и за дальнейшими объяснениями отсылает меня к вам. Что это за товар? Вы не могли бы просветить меня в этом вопросе?

— С превеликим удовольствием. Это стеклянная посуда и картузный картон выпущенный нашими мануфактурами, а кроме того несколько тюков сушеной индейской травы, туземцы приписывают ей целительные свойства — тут Костя, терзаемый угрызениями совести, серьезно покривил душой, поскольку в чем, в чем, а в целительных свойствах табака он был совершенно не уверен — как ее употреблять, я думаю вы знаете.

— Да, в бытность свою в Форте Росс, я неоднократно видел, как это делают дикари, и даже сам пробовал дышать ее дымом. Весьма, скажу вам, двойственные ощущения: с одной стороны приятный аромат, с другой — першение в горле, кашель, слезы в глазах и головокружение — улыбнувшись, кивнул купец — честно говоря, сильно сомневаюсь, что этот товар будет пользоваться спросом.

— О, при надлежащей рекламе, он может стать настоящим золотым дном.

— Реклама? — коммерсант причмокнул губами, словно пробуя на вкус незнакомое слово — что это такое?

— Гм, как бы вам объяснить — Щебенкину, совершенно не улыбалась роль змея искусителя "подсаживающего" безвинных немцев на никотиновую отраву. Но, с другой стороны, в ближайшее время, все равно, это дельце с успехом "провернут" испанцы. А дополнительная статья дохода для серьезно завязшего в долгах перед купцами княжества, была крайне необходима — ваши приказчики на каждом углу будут воспевать чудесные свойства этой травы применяемой, ну допустим, в качестве успокоительного, или при лечении зубной боли. Можно даже нанять нескольких рассказчиков, которые поведают страждущим чудесные истории своего исцеления. Только никакого колдовства. Вам же не нужны проблемы с церковью? Напротив, за звонкую монету стоит попробовать привлечь к этому делу святых отцов. Ну, обозвать ее скажем травой Святого Бонифатия, или Святого Дунстана. Да, на первоначальном этапе придется несколько вложиться в это предприятие, зато потом, уверяю вас, расходы окупятся многократно.

— Весьма остроумно придумано — расхохотался Кугель — хотя несколько попахивает богохульством. Впрочем, об этом стоит подумать. Но вернемся к вашему путешествию, отец просит, чтобы я оказал вам всемерное содействие. Чем я могу вам помочь?

— Благодарю вас. Я уже сам хотел просить вас об одолжении помочь нам с подготовкой к дальнейшему путешествию — кивнул Константин.

— "Надежде" лучше уйти в Англию, в Портсмут. Оттуда вы направите гонца с моим письмом в нашу контору, в Лондоне и вас обеспечат всем необходимым для дальнейшего плавания — купец поднялся со своего кресла — а пока отдыхайте, не буду вам надоедать. Да кстати, я пришлю Амелию, она покажет вам вашу комнату.

ГЛАВА 3. В которой герой обзаводится новым знакомым.

На следующий день, еще до рассвета, слегка не выспавшийся, (Амелия — одна из двух вышеупомянутых проказниц-служанок, "показывала комнату" почти до утра) Щебенкин, в сопровождении троих спутников, снова отправился в порт.

По причине раннего часа городские улицы были пустынны. Лишь редкое побрехивание собак и топот патрулей ночной стражи, возвращающихся в свои казармы, нарушали тишину и покой еще спящего города.

На портовых причалах ничего не напоминало о вчерашнем кипении страстей. Легкие хлопья ночного тумана торопливо рассеивались, забивались по углам, тщетно норовя упрятаться от робких еще лучей просыпающегося солнца. Трое солдат в шапелях и кирасах расположившиеся на деревянном кнехте у борта плавно покачивающейся на волне и поскрипывающей такелажем "Надежды" проводили путников безразличными взглядами и продолжили прерванную с их появлением игру в кости.

Щебенкин, легко взбежал по трапу на борт, выслушал доклад вахтенного и распорядившись поднимать команду. Капитан, получивший разъяснения по поводу дальнейшего курса каравеллы направился готовиться к поспешному отходу, а Костя направился в свою каюту.

Усевшись на рундук, он расстелил на дощатом столе карту, пододвинул поближе масляный светильник, и вооружившись циркулем погрузился в расчеты и измерения. Предупреждение Кугеля он воспринял более чем серьезно, уж очень оно совпало с его недобрыми предчувствиями в отношении ганзейского гостеприимства. Если с маршрутом до Портсмута проблем не было, то дальнейшая задача представлялась нашему герою крайне сложной, практически невыполнимой, а опыта и знаний, необходимых для ее решения катастрофически не хватало. На имевшейся у него средневековой карте, щедро изукрашенной изображениями парусников и различных диковинных зверей достаточно четко и правильно было изображено европейское побережье и Британские острова. В изрезанной как пила линии норвежских фьордов с грехом пополам можно было разобрать западное побережье Скандинавии, но вот дальше на север...

— Дальше живут чудовища — Костя недовольно хмыкнул — ну и что делать? Как маршрут прокладывать, если даже не обозначены: ни Кольский полуостров, ни Белое море. Где искать эти самые Холмогоры?

— Мыслишь Константин Лексеич? Об чем кручинишься?

— Заходи, Евфстафий Юрьевич — Щебенкин поднял тяжелый взгляд на заглянувшего в каюту Теглева — вот думаю, как на Русь пробираться будем.

— Ну, я человек не морской, здесь тебе ничего присоветовать не могу. Одно скажу, как-то мы же оттуда выбрались, а знать той же дорогой и обратно забраться можно.

— Той же не получится. Не пустят нас немцы. Они ведь Балтику своей вотчиной считают и более никому там торговать не велят, потопят сразу и следов никто не сыщет. Остается одна дорога на север через Студеное море, на Холмогоры. Да вот вся беда, немцы там не хаживали и пути того не ведают, а более спросить нам и не у кого.

— Да-а — протянул новгородец, в знак глубокой задумчивости дернув себя за аккуратно подрезанную бородку и почесав затылок — вот задачка, так задачка.

Усевшись рядом с Щебенкиным на рундук, он тоже погрузился в размышления, причем настолько глубоко, что уронил голову на грудь, начал изредка всхрапывать.

Константин моментально стряхнул с себя сонное оцепенение. Лающие окрики команд, топот беготни матросов по палубе и усиливающаяся качка ясно дали понять, что "Надежда" отчалила от причала.

Переход до Англии прошел без всяких нежелательных эксцессов, сопровождалось попутным ветром и к исходу третьего дня судно, наконец, достигло Портсмута.

Костя не очень любил ездить верхом. Все путешествия он предпочел бы совершать в более комфортных для себя условиях, твердо стоя на качающейся, дощатой палубе корабля или, в крайнем случае, в какой-нибудь повозке, желательно подрессоренной, и снабженной мягкими сиденьями, но выбора у него не было. Ну, непринято было пока еще среди дворян передвигаться на четырех колесах, вот приходилось, что называется соответствовать духу времени.

Из четверых наших современников, невесть как перенесшихся на полтысячелетия назад, за пять лет, эту сложную науку верховой езды более или менее освоили двое: Ляшков которому обучение из-за врожденной ловкости и спортивного прошлого далось легко, и Корнев, достигший успеха благодаря своему природному упрямству и любви к всевозможным воинским упражнениям, компенсировавшим и крупное телосложение, и некоторую неуклюжесть в движениях. Двум же другим приятелям пришлось несколько тяжелее. Емелин после первого весьма неудачного знакомства с лошадьми в первые дни своего пребывания в Грюненбургском замке питал к ним плохо скрываемое недоверие. Преодолевая внутреннее содрогание, он мог самостоятельно вскарабкиваться на хребет этого страшного монстра, по какому-то странному недоразумению именуемого домашним животным, и даже вполне сносно держаться в седле, но особой любви к конным прогулкам не испытывал. Щебенкин же, сделавшийся совершенно "водоплавающим" человеком, считал для себя достаточным научится самостоятельно забираться и спрыгивать с седла, и не падать с него в ходе движения транспортного средства. Остальное, по его мнению, для моряка было совершенно излишним.

После нескольких часов тряски по пыльной дороге, идея нанять лошадей лично отправиться в лондонскую контору Кугелей, казалась нашему герою уже не такой блестящей. Но деваться было некуда. Конечно, можно было отправить с письмом надежного человека, например того — же Михася, но уж очень хотелось своими глазами увидеть одну из крупнейших европейских столиц. Заходить же в порт, кишащий ганзейскими шпионами на "засвеченном" корабле Костя посчитал делом неблагоразумным, а потому взяв с собой двоих провожатых, он двинулся в путь верхом.

Лязг оружия и хриплые крики и стоны, заставили Щебенкина отвлечься от созерцания серого уныния окружающего пейзажа. На дороге за поворотом явно шел бой. Трое смельчаков, отчаянно защищающие свои жизни и кошельки от десятка оборванцев, явно нуждались в помощи. Вернее двое смельчаков, так как третий их товарищ безжизненным кулем валялся в ногах сражающихся и вряд ли уже нуждался в чем-либо, кроме разве что заупокойной мессы и приличных похорон. Впрочем, и его спутников, судя по всему, в ближайшем будущем ждала та же участь. Один из них восседая на огромном гнедом жеребце, крутился чертом, отмахиваясь мечом сразу от шести противников вооруженных пиками, судя по угрожающей длине наконечника, сооруженными из кос и боевыми цепами. Отмахивался надо заметить не безуспешно двое нападавших, уже валялись в дорожной пыли, щедро орошая ее своей кровью. Второй путешественник видно вовремя сумел выбраться из-под туши убитой лошади и теперь пешим порядком, дрался с двумя оппонентами. Подвергшихся нападению путников наш герой узнал сразу, молодой, и судя по богато расшитому одеянию не бедный, господин и трое его сопровождающих покинули город сразу вслед за его отрядом и уже за воротами резко пришпорив лошадей обогнали их. Теперь торопыги пожинали плоды своей поспешности.

По натуре своей Щебенкин был человеком действия, долго рассуждать и анализировать было не в его характере, а потому он быстро спешившись, очертя голову кинулся в самую гущу схватки.

Начало атаки вышло на редкость удачным, приблизившись к противнику на расстояние прицельного выстрела, парень прижал к плечу приклад мушкета, и тщательно прицелившись, отвернулся и плавно потянул скобу. Щелкнул курок ударом кремня высекающий искру, вспыхнул порох на полочке. Резкий хлопок с некоторым запозданием ударил по барабанным перепонкам, отдача ощутимо толкнула в плечо, набойка из толстой кожи помогала довольно слабо, облако дыма скрыло цель от глаз стрелка. Рядом один за другим хлопнули мушкеты его спутников. Отбросив разряженное оружие, Щебенкин бросился вперед, на ходу взводя курки пистолетов.

— Бах — правое плечо все еще противно ныло после мушкетного выстрела, и первая пуля в цель не попала.

— Бах — выстрел с левой руки был более удачным, выпущенный практически в упор круглый кусок свинца снес полчерепа долговязому, тощему "работнику ножа и топора".

В течение этих самых двух минут количество бандитов уменьшилось вдвое, а те, что уцелели, утратили всякую охоту продолжать противоправные действия и, побросав используемый не по назначению сельхозинвентарь, пытались спастись бегством. В этом мероприятии они преуспели гораздо больше, тем более что никто их особо не преследовал. Жертвам нападения измученным предыдущей схваткой было явно не до того, а их спасители посчитали преследование побежденных напрасной тратой времени, предпочтя беготню по придорожным кустам, более продуктивному занятию. Пока безопасники тщательно знакомились с содержимым поясных кошелей незадачливых убийц, Константин знакомился со спасенными благодаря его столь своевременному вмешательству путниками.

— Добрый день сударь. Чудесное утро, не правда — ли? — он с любопытством рассматривал молодого человека стоявшего перед ним и вытирающего клинок меча пучком травы. На вид незнакомцу можно было дать лет семнадцать — восемнадцать. Длинные по тогдашней моде, огненно — рыжие, слегка вьющиеся волосы обрамляли слегка вытянутую физиономию с несколько тяжеловатым подбородком, крупным носом, тонкими губами и пронзительно — холодными, голубыми глазами. Среднего роста, достаточно атлетического телосложения он выглядел бы несколько старше своих лет, если бы не легкий юношеский пушок на румяных щеках. Черный, дорожный костюм щедро расшитый золотым и серебряным шитьем и берет украшенный щегольским алым пером, при ближайшем рассмотрении оказался уже далеко не новыми, как и потертые кожаные ножны меча.

— Черт возьми, утро могло бы быть и получше, сударь — откликнулся юнец, смерив собеседника хмурым неприветливым взглядом — но, тем не менее, я весьма благодарен вам за вмешательство. Должен признать вы появились как раз вовремя. С кем имею честь говорить?

— Кевин Мак Клауд — учтиво раскланялся Костя — вассал Великого князя Новоросского, путешествую по делам своего сюзерена. А вы сударь?

— Гарольд Гариссон, эсквайр — отрекомендовался молодой человек, буквально раздувшись от важности, однако тут же вся спесь с него слетела, "лошадиная" физиономия вытянулась еще больше, обрела багровый оттенок и негодующее выражение — но ради всех святых, сударь, что это делают ваши люди?

— То, что и положено делать победителям — недоуменно пожал плечами Щебенкин — собирают трофеи.

— Не кажется вам сударь, что я и мои люди тоже имеем некоторое право на эту добычу? — запальчиво вскинулся рыжий.

— Разумеется, вы и ваш человек получите причитающуюся вам долю — больших дивидендов с поверженных оборванцев было трудно ожидать, но в данном случае наш герой решил пойти на принцип и не позволить новому знакомому сразу сесть себе на голову — я думаю, если мы разделим добычу пополам, это будет справедливо. Если конечно будет, что делить. Кстати, а где ваш третий спутник? Насколько я помню, на выезде из города вас сопровождало три всадника.

— Эта трусливая скотина сбежала при первой же опасности, попутно прихватив с собой лошадь и весь багаж— зло ощерился англичанин — черт возьми, мои доспехи он тоже увез с собой! Ну, ничего, я найду его, сдеру шкуру и натяну ее на барабан, клянусь всеми святыми!

— Господин, посмотрите, что мы нашли у этих голодранцев — подошедший Михась протянул Щебенкину кошель.

— Однако — Константин удивленно присвистнул, взвешивая в руке довольно увесистый кожаный мешочек — кто-то дорого ценит вашу жизнь юноша. Взгляните, здесь не меньше двадцати гульдинеров. Это кому вы так насолили?

— Ну что вы сударь — усмехнулся Гариссон — это же простые грабители, не думаю, что здесь замешаны происки моих врагов.

— Вы, сударь, в самом деле, считаете, что простые грабители, имея при себе такие деньги, будут караулить путников у большой дороги, а не весело пропивать их в каком-нибудь трактире?

— Один из бандитов перед смертью сообщил, что деньги они получили за то, что нападут на рыжего, молодого господина, путешествующего в сопровождении трех слуг. Господин не должен был уйти отсюда живым — почтительно поклонился Михась.

— Дьявол — от подобного открытия Гарольд даже несколько растерялся, окончательно утратив остатки напускной спеси. Лицо его несколько побледнело, но к чести его сказать, молодой человек сумел скрыть свое волнение — кому все это нужно. Кто дал им эти деньги?

— Не знаю сударь — флегматично пожал плечами литвин — по его словам, только главарь знал нанимателя, но тот, имея на плечах всего лишь пол головы, едва ли сможет что-то рассказать

— Как видите сударь, вам остается только догадываться о том, кто все-таки хотел вас прикончить — пожал плечами Константин — позвольте поинтересоваться, что вы будете делать дальше? Из трех ваших слуг один мертв, второй бежал, а третий ранен, пусть не очень серьезно, но все же некоторое время едва ли он сможет быть вам полезен в случае повторного нападения...

— Уж не считаете ли вы меня трусом сударь? — бледная физиономия юнца даже зарделась от негодования — никто и никогда не посмеет сказать, что Гарольд Гариссон, испугался шайки гнусных убийц. К тому же я должен нагнать негодяя Джона и вернуть свое имущество.

— Господь с вами. Никто и не думал сомневаться в вашей храбрости — улыбнулся Щебенкин, которому этот горячий юнец положительно начинал нравиться — очевидно, нам с вами по пути и если вы не против, составить мне компанию, предлагаю присоединиться к моему отряду.

— Ну, что же человек вы без сомнения благородный, и я уверен, отнюдь не из-за отсутствия в вас рыцарских доблестей ваша грудь не украшена цепью, а сапоги шпорами — чинно раскланялся уроженец туманного Альбиона — к тому же, я весьма благодарен за своевременную помощь, а путешествуя в вашем обществе, у меня больше возможностей отплатить вам той же монетой.

— Что же до рыцарского звания, если у моего господина раньше не представилось случая осчастливить им своего верного слугу, после этого путешествия ему точно не отвертеться — Костя взгромоздился в седло — в путь сударь, дальнейшая задержка только отдаляет от нас заветные цепи и шпоры, ведь если я не ошибаюсь, именно они являются целью и вашего путешествия тоже.

— Вы удивительно прозорливы сударь — Гариссон легко оседлал своего жеребца — приятно коротать путь в обществе умного человека.

Смысла в дальнейшей задержке действительно больше не было, и вскоре слегка разросшаяся кавалькада двинулась дальше, нещадно пыля по проезжему тракту.

ГЛАВА 4. В коей автор позволяет себе немного отвлечь читателя рассуждениями о политике, экономике и еще кое о чем. Словом, обо все понемногу.

Легкий ветер гуляет где-то высоко в кронах деревьев, с легким шорохом опадают на землю желтые и красные листья, узкая лесная тропинка змеей вьется между деревьями и послушно ложиться под ноги, обутые в замшевые мокасины, щедро расшитые причудливым орнаментом и изукрашенные птичьими перьями и иглами дикобраза. Видно не один час просидела Бапакинэ, готовя подарок любимому. Вот ведь кажется, расстался с девушкой всего-то три дня назад, а словно вечность минула. Ну, ничего, по осени обещал старик в Черновку сватов заслать, только условие поставил, чтобы крестить девку по православному обычаю. Конечно, не все так шло гладко. Сначала батюшка поупрямился малость, не хотел басурманку в дом брать, но желание, наконец, женить младшего сына, оказалось сильнее, к тому же с невестами, особенно среди православной части колонистов, дела обстояли неважно. Старшему Филиппу вон и вовсе немку сосватали, а чем его махгиканка хуже? Послушная, хозяйственная, в доме их — вигваме всегда прибрано, чисто и собой ладная да пригожая, чего — же еще мужику для счастья надобно? К тому же не из простых, как-никак младшая дочка местного князца. А, что язычница, так-то дело поправимое, тем более, и сама невеста, и ее родня против крещения ничего не имеют. Да и Егор Михалыч поспособствовал, замолвил за молодых словечко и перед упрямым оружейником, и перед невестиной родней. Закон теперь такой в княжестве, жена приемлет мужнину веру, это чтобы никому обидно не было и святые отцы промеж собой не передрались. Дело теперь за малым; дождаться пока отец Федор вернется от онейдов.

А как рад будет батюшка, когда прознает, чего он в том мешке, на своем хребте, уже сколь верст тащит. Да и князь, поди, серебра отсыплет.

Мартын Титов довольно ухмыльнулся своим мыслям, и поправив лямки увесистого мешка за спиной, закинул на плечо мушкет и бодро зашагал дальше. Последний раз вильнув между кустов, тропа словно ручей с рекой сливается с колеями неширокой дороги и вскоре упирается в распахнутые ворота. За высоким тыном весело звенят молотки, натужно пыхтят мехи раздувающие пламя в горнах. С тяжким грохотом падает на наковальню тяжеленная железная чушка, и вновь ползет вверх. Кузнечный ручей неутомимо вращает большое деревянное колесо системой цепных приводов связанное с большим молотом. Подмастерье только успевает пристраивать раскаленную заготовку в специальную выемку наковальни.

Здесь в десяти верстах от города на правом берегу Благодатной, у быстрого, горного ручья построил новгородский оружейник свою усадьбу. Дом у Титовых, что называется полная чаша, на широком подворье за высоким частоколом вольготно разместились и терем хозяйский, и мастерские, и домна, сараи для скотины и припасов. Чуть поодаль так и вовсе целый поселок раскинулся, там живут двое подмастерьев да четверо наемных работных людей все с семьями: женки, детишки, живность всякая.

В городском доме оружейника и в лавке его теперь старший сын Филипп заправляет с молодой супругой, отец там редко наездами бывает, разве, что когда городской совет собирается в ратуше, что на центральной площади или дела торговые личного присутствия требуют.

— А, Мартынка, вернулся — из раскаленного чрева кузницы, утирая тряпицей трудовой пот, выглянул и сам ее владелец и по совместительству глава многочисленного семейства Титовых — ну здрав буди сынок.

— Здравствуй батюшка — парень отвесил почтительный поклон родителю — вернулся.

— Ну, сказывай — Илларион зачерпнул ковшом воды из кадушки и стал жадно пить, проливая воду на опаленную бороду, широкую, перемазанную разводами копоти мускулистую грудь, фартук из толстой бычьей кожи. Наконец, оторвался от ковша, утер усы и бороду широкой лопатообразной ладонью и повторил — сказывай, не томи, чего выходил? Правду басурмане баяли, аль нет?

— Вот батюшка — Мартын, уже не скрывая торжества, плюхнул наземь тяжелый мешок и распустил перехватывающий горловину ремешок — вот она родимая. Не соврали делаварские людишки.

— Ай да мы, неужто со своим железом будем — старый мастер принялся вынимать из мешка и с каким-то умилением разглядывать кажущиеся невзрачными куски породы, а потом возвел глаза к небу и размашисто перекрестился — слава тебе господи. Услыхал-таки Господь мои молитвы. Ну вот, что ты дуй к Андрюхе, пусть плавку готовит, я сейчас быстро соберусь, да на Княжью горку поедем, надо и Егор Михалыча порадовать.

Сдав добытую руду с рук на руки колдующему у доменной печи старшему подмастерью и передав наказ хозяина, уловив момент, заскочил в дом.

— Братишка вернулся — словно легкий вихрь вырвался из светелки, и младшая сестрица с радостным визгом повисла у него на шее.

— Цыть оглашенная, устал, поди, парень с дороги, ступай лучше на стол собери. Как от жениха своего весточку получила, так сама не своя стала, ровно разума лишилась — это матушка, видно только от печи, утирает рушником мокрые руки — здравствуй сынок, сейчас перекусишь, баньку истопим, а там и горячее поспеет, полдничать станем.

— Некогда мамань — Мартын только отмахнулся — собери перекусить да мы с батюшкой к князю поедем, дела у нас. А, что Сергей весточку прислал, чего пишет?

— Да как же так сынок? Вот черт старый — негодующе всплеснула руками Настена — сам без продыху в кузне своей и сынов совсем загонял. Ну, ступай, хоть пирогов поешь коли так-то. А, что Сергей пишет, так про то у отца спроси, он, то письмо, тоже читал.

Пока младший отпрыск торопливо глотал теплые пряженцы, обильно запивая их шипучим квасом из резной крынки, его почтенный родитель поспешно приводил себя в порядок, традиционно вполуха выслушивая робкие упреки жены.

Наконец завершив недолгие сборы, он счел нужным подойти к супруге и приобняв ее за плечи, примиряюще пророкотал:

— Да нешто я не понимаю Настена, сын домой вернулся. Но надо поспешать, дело отлагательства не терпит. Землицу ту за нами закрепить надо. Не ровен час прознают про раскоп Ванька Фрязин или Клаус враз лапы загребущие наложат. Тут ведь так, кто быстрей про руду Егор Михалычу расскажет за тем землицу ту и запишут. А там пусть у нас крицы покупают. Так, что поспешать надо мать, поспешать. А там вернемся, и отдохнет Мартынка и в баньке попарится, и повечеряем как следует.

Стоя на крыльце княжеского терема, Егор с удовольствием дышал полной грудью, после наполненной табачным дымом, спертой атмосферы кабинета, свежий осенний воздух казался божественным нектаром. Черт бы побрал этих туземцев с их дурацким обычаем скреплять заключение важных договоров обязательным выкуриванием трубки, ну правда, что не гнать же их было из своего вигвама на улицу, неприлично как-то. Вот и надымили, даже открытое окно не помогало, и сейчас две служанки интенсивно размахивая тряпками как вентиляторы, старательно проветривали помещение. Это хорошо еще, что Таня с утра укатила в университет читать лекции по химии. Правда слушателей у нее было всего пятеро: пара выпускников Светкиной средней школы, решивших связать свою дальнейшую жизнь с наукой, и двое студентов недоучек, прибывших с последним конвоем из Старого Света. Жажда приключений перевесила в них тягу к знаниям, и бросив учебу в Парижском университете приятели пустились странствовать по Европе, пока судьба не занесла их в Гамбург, где в это время как раз формировался очередной торговый караван Кугелей.

К счастью, в отсутствие Емелина, Егор взял на себя его функцию лично беседовать с каждым прибывающим поселенцем, дабы определить его дальнейшую судьбу. Ему удалось убедить юных оболтусов продолжить образование в местном университете и тем самым вдовое увеличить количество обучающихся в нем студентов. Пятым слушателем, пожалуй, самым прилежным из всех и никогда не упускающим возможности увеличить уже имеющийся багаж знаний оказался сам господин Коперник, по совместительству ректор вышеозначенного учебного заведения.

Впрочем, вернемся к нашим баранам, то бишь, туземным вождям, результат переговоров с которыми стоил тех маленьких неудобств и огромных усилий, которые потребовались для его достижения. Нет, конечно, делегации местных племен уже не однократно посещали апартаменты на Княжьей горке, но раньше, это были представители подвластных и союзных племен, и для переговоров с ними не требовалось идти на такие жертвы. Маскоги, или "люди холмов", чьи вожди сейчас соизволили посетить великокняжескую резиденцию, обитали гораздо южнее границ новоросских владений на огромной территории современных нам штатов Тенесси, Алабама и Джордия ни к подвластным, ни к союзным никоим образом не относились, да и в контакт с ними, новороссы вступали, пожалуй, впервые.

Тем не менее, в этой встрече и переговорах Ляшков был заинтересован не меньше, а даже может быть и больше чем индейцы. Горстки белых поселенцев явно не хватало, для того, чтобы закрепить за собой хотя бы восточное побережье свежеоткрытого континента, делить же его с другими колонизаторами ну никак не хотелось. В этой ситуации политика наших героев весьма походила на пресловутую собаку на сене, и сама есть его не желает, но и другим давать этого делать не собирается. Была на то вполне объективная причина; многолюдным, достаточно мощным в военном и экономическом плане европейским монархиям ничего не стоило проглотить небольшое княжество.

Между тем, срок, отпущенный историей до начала обширной европейской экспансии, в тех ее временных рамках, в которых ее ожидали недоучившиеся студенты-историки из двадцать первого века, оставалось все меньше и меньше. Еще каких-нибудь лет десять, и в Америку придут французы и по замыслу Егора и его друзей встретить их должны были не разрозненные и слабые племена, а объединяющие их зарождающиеся туземные княжества и королевства, связанные с Новороссией торговым и военным союзом. Маскоги — народ многочисленный, земледельчески — оседлый и в тоже время в меру воинственный, подходили для этой цели как нельзя лучше. Собрав под своей властью окрестные, родственные племена при удачно складывающихся предпосылках, они вполне могли быть надежным щитом на юго-восточной границе Заморской Руси и, в конечном счете, сделать так, чтобы на территориях этих создать по-настоящему крепкое туземное государство. Для этого и нужно-то было "всего то" убедить вождей маскогов в том, что их народ самим Великим Духом предназначен для того, чтобы сплотить племена для отпора захватчикам, идущим из-за моря. Может кому-то такой подход и покажется излишне циничным, и непорядочным по отношению к наивным туземцам, но, увы, политика, особенно международная, никогда не была делом чистым, может поэтому, и делалась джентльменами в белых перчатках. Кроме того, по мнению Ляшкова и Компании цель, для достижения которой использовались подобные средства, была более чем достойной. Никто не имел больших прав распоряжаться богатствами Нового Света, нежели его аборигены, причем про себя и своих единомышленников наши герои предпочитали скромно умалчивать, поскольку собственные деяния виделись им исключительно как помощь "краснокожим братьям" в борьбе за обладание этими богатствами.

Была и еще одна причина заинтересованности правителя Новороссии в благоприятном исходе переговоров. Здесь к грязной политике, примешивалась чистая экономика. Создавая у своих границ стабильное, технически слаборазвитое государство оседлых земледельцев, княжество получало доступ к так необходимым ему продовольственным ресурсам и автоматически приобретало рынок сбыта для своих промышленных товаров. Производить их планировалось в солидных объемах, и надо сказать некий задел для этого уже существовал.

Так или иначе, но усилия были приложены не даром, в результате долгой беседы Сидящее Облако — вождь маскогов был твердо уверен в том, что судьбой и богами ему просто предначертано стать главой объединенных индейских племен, и приняв княжеский титул править ими мудро и справедливо. В свою очередь Ляшков обещал ему всяческую: как военную так и экономическую поддержку в борьбе с врагами и инакомыслящими, буде такие появятся на горизонте, вплоть до присылки оружия и военных отрядов. Кроме того группа новоросских мастеров должна была в ближайшем будущем соорудить для будущего князя такой же большой и просторный вигвам как у его белого брата, а отряд лучших из лучших молодых воинов маскогов, гвардейцев и телохранителей будущего князя, пройти обучение у специально присланных инструкторов. С тем довольные гости и отбыли восвояси, оставив гостеприимного хозяина в одиночестве наслаждаться теплым дыханием бабьего лета.

Появление под сводами воротной башни телеги запряженной взмыленной лошаденкой и с парочкой не менее взмыленных оружейников в качестве ездоков прервало плавное течение августейших мыслей.

С грохотом рыдван вкатился во двор крепости, и старший Титов неспешно спустившись с него на грешную землю, степенно отвесил поясной поклон.

— Здрав буди княже — густо прогудел он — дело у нас к тебе важности первостепенной.

— И тебе не хворать Илларион Филипыч — усмехнулся Егор — да уж по всему видно, дело важное коли ты животину едва не загнал. Ну, излагай дело свое.

— Э-э-э нет Егор Михалыч — мастер упрямо замотал взлохмаченной бородой — секретной важности дело, невместно его вот так посреди двора излагать.

— Ишь ты, даже секретной важности, ну пойдем в дом, коли так, потолкуем.

Серьезность вопроса дошла до него довольно быстро. Тем не менее, Ляшков тщательно скрывая внутреннее ликование, терпеливо дождался, пока Титовы выложат всю информацию об обнаруженном месторождении железной руды и только после этого приступил к самому интересному — торгу. Нет, конечно, проще было сразу же национализировать территорию будущего рудника со всеми вытекающими отсюда последствиями, но с другой стороны: поступив так, он на корню рубил любую инициативу подданных. Кроме — того месторождение кто-то должен был разрабатывать, а у казны ни средств, ни людей для этого не было, оставалось одно передать процесс добычи руды в частные руки, но при этом установить верхнюю ценовую планку на руду и железо, приемлемую для остальных новоросских мастеров. Монополии следовало давить в зародыше. Условие было достаточно жестким; установленная Илларионом цена, не должна была превышать пятой части от стоимости сырья завозимого из Старого Света. Оружейник долго дергал себя за бороду, клялся и божился, что добыча обойдется дороже, но князь был непреклонен и старик, недовольно попыхтев, согласился. Получив на руки грамотку удостоверяющую право владеть участком земли, содержащим в своих недрах вожделенный ресурс Титовы стали собираться восвояси, но Егор остановил его.

— Погодь Илларион Филиппыч и ты Мартын Илларионыч, присядьте пока, есть у меня к вам еще одно дело.

— Ишь загнул государь — Илларионыч — нахмурил кустистые брови старый мастер — молод еще по отчеству величаться.

— Так, по заслугам и величание — развел руками Егор.

— Ну, ну — фыркнул оружейник, тем не менее, по его довольной физиономии было заметно, что почет оказанный князем младшему сыну, ему польстил.

— Есть у меня заказ для вашей фирмы — продолжил Ляшков после того как слуги внесли блюда с закусками и кувшины с медом и вином, и расторопно расставив их перед гостями, моментально исчезли — надо детали отковать для одной хитрой машины.

— Заказ то оно конечно — Титов осторожно опасаясь раздавить огромными ручищами хрупкую вещь, поставил на стол стеклянный кубок — и детали откуем, чего же не отковать-то, вот только не обессудь княже, нету у нас никакой фирмы. Коли уж без нее совсем никак, так ты скажи, что за механизма эта — фирма твоя, а еще лучше нарисуй, а мы сработаем, не впервой чай хитрую механику для тебя мастерить.

— Хм — теперь настала очередь Егора задумчиво чесать в затылке, но тут уж сам виноват, кто за язык тянул. Пять лет уже живет в шестнадцатом веке а нет, нет да проскочит не аутентичное словечко — как— бы тебе объяснить то попонятнее... . В общем не забивай голову пустяками. Чертежи механизмов тебе передаст Коперник, он же будет и подсказывать, что к чему приставлять. На расходы денег казначейство тебе выделит, бумагу я подпишу.

— Вот-вот подпиши государь и печать поставь — усмехнулся новгородец — а то ить не даст, за каждый грош душу вынет. Знаю я казначея твоего — кремень баба и как только Лексей с ней управляется, ума не приложу.

— Вот так и управляется — улыбнулся Ляшков — сказал к маме, значит к маме.

— Женок надо в строгости держать, я и сынам про то завсегда толкую — "прикола", слегка захмелевший Титов, никогда в жизни не видевший рекламы по телевизору, естественно не понял, но иронию в голосе уловил — ибо даже в писании сказано: жена да убоится мужа своего. А уж при должности бабу держать, такого и вовсе никогда не бывало. Ну, разве что акромя Марфы-Посадницы вот уж властная была боярыня, застал я те лихие времена, молодым был... .

Оружейник обвел слушателей слегка осоловевшим взглядом, и сделав добрый глоток замолчал, казалось не намереваясь продолжить рассказ.

— Ты рассказывай Илларион Филлипыч, рассказывай — нетерпеливо заерзал в кресле Егор. Еще бы из первых рук, от очевидца услышать о делах давно минувших. Мечта любого историка.

Мастер, вняв уговорам, продолжил: "У Марфы то первый муж помер. Двух сынов оставил, да и тех господь прибрал. В море сгинули. Это уж после она за посадника Исаака Борецкого пошла. А уж его сын Дмитрий степенным посадником стал. Крепко тогда Борецкие власть держали. Все супротив Ивана народ мутили, а пуще всех сама Марфа, да боярские вдовы Анастасия и Евфимия. Люди поговаривали: "мол, хотели от Москвы отшатнуться да литовскому князю Казимиру поклониться". Многие тогда на Софийской стороне ее поддержали. Князя Холмского, что из Москвы приехал, и уговаривал вече против Ивана не выступать, слушать никто не стал, убить хотели. Насилу бояре народ уговорили отпустить его с миром. Решили воевать. Войско собралось большое. Семнадцатый годок мне об ту пору шел. Да точно семнадцатый, аккурат тот год к Настене сватался. Дурь в голове взыграла в кончанское ополчение пойти хотел, да батюшка мудрый был человек, царство ему небесное, не пустил. А вот брата своего младшего, моего дядьку родного удержать не смог. Там на берегу Шелони он и остался. Много народишку животы там сложило. И Дмитрий — посадник головы лишился. А потом московское войско к городу подошло. Не устоял Новгород...".

В этом месте Титов снова прервался, чтобы хорошенько промочить пересохшее горло и как следует закусить.

— Казнили Борецкую?

— Нет — мотнул головой Илларион — простил ее Иван. Да только Марфа не успокоилась. Сына оплакала и снова давай народ мутить. Сколько лет прошло пять, али семь сейчас и не упомню, да только опять пришло московское войско. Вот тогда то и подмял под себя князь Иван вольный город. Вече разогнал, колокол снял и к себе на Москву увез. А про Борецкую всякое люди тогда болтали: "дескать, постригли ее и в монастыре держат". А иные сказывали: "мол, померла дорогой, да не своей смертью". Да только кто же ее, правду-то знает...

Егор, прихлебывая небольшими глотками, пряный хмельной напиток внимательно слушал воспоминания гостя. Живой экскурс в историю вольной Новгородской республики был очень интересен и познавателен для того, кто эту историю изучал по учебникам. За интересным разговором время летело быстро и солнце начало уже клонится к закату, когда гости, будучи уже изрядно навеселе распрощавшись, укатили домой, а радушный хозяин попал в объятья недовольной супруги, где мы его пока и оставим, вернувшись к другому нашему герою, волею автора, оставленному в весьма затруднительном положении.

ГЛАВА 5. В которой герои вознамерились отдохнуть, и что из этого получилось.

Погоня продолжалась безуспешно. Слишком большую фору вороватому Джону дали незадачливые грабители. После полудня зарядил мелкий, противный дождик прибивший пыль, а потом и вовсе расквасивший грунтовое покрытие местного "автобана". Проболтавшись в седлах до вечера, порядком вымокнув и проголодавшись, путники решили остановиться в весьма кстати подвернувшейся таверне. Именовалось сие заведение — "Веселый странник", о чем и свидетельствовали несколько кривоватые готические буквы на деревянной вывеске. Для привлечения внимания путешественников, по каким либо причинам, не постигших величайшую тайну грамматики под надписью было изображено нечто. По мнению художника это самое "нечто" долженствовало изображать счастливую, цветущую физиономию путника, нашедшего здесь вожделенный отдых и держащего в руках огромную кружку пенящегося эля. Причем сосуд со столь милым сердцу живописца напитком, очевидно ввиду наличия достаточного количества натуры был прорисован весьма естественно. Что же касается портрета то здесь творческий взгляд его создателя и непредвзятый стороннего наблюдателя совершенно не совпадали. Щебенкину, радостная улыбка путника скорее напомнила свирепо оскаленную морду орка, из знаменитой голливудской кинотрилогии о приключениях хоббитов. Неизбалованные же культурными изысками грядущих веков спутники Константина, по картинным галереям никогда не хаживавшие, кино и телевизоров не смотревшие, а потому о живописи и орках имеющие весьма отдаленное понятие, на явное несоответствие заявленного и действительного, не обратили никакого внимания. Лишь баронский отпрыск, спешиваясь, бросил мимолетный взгляд на творение неведомого мастера, вздрогнул, перекрестился и выдал комментарий в стиле: "ну и мерзкая харя". Кстати, большинство посетителей данной торговой точки средневекового общепита, о творчестве непризнанного гения придерживалась того же нелестного мнения. С легкой руки какого-то остряка, за заведением прочно закрепилось название "Кривая рожа". Лишь владелец трактира, единственный в округе, продолжал упорно величать его "Веселым странником".

Предоставив парочке чумазых пацанов, под бдительным присмотром здоровяка Карла расседлывать и обихаживать усталых животных, их не менее усталые хозяева поспешили нырнуть в тепло и сухость помещения.

В сложенном из дикого камня камине весело и уютно потрескивали дрова, на вертеле источая умопомрачительный аромат не спеша, подрумянивалась баранья туша. Просторный зал, уставленный широкими столами, был наполовину заполнен гостями. День клонился к вечеру и трактире вполне хватало клиентов, зашедших отметить окончание очередного рабочего дня сытным ужином, а то и просто честно заработанной кружкой эля или вина. Вполне хватало и путешественников, которых, как и наших героев, наступающая ночь и дорожная усталость застала в столь гостеприимном местечке.

Завидев вошедших, стоявший за стойкой дородный красномордый мужик с совершенно седой шевелюрой и жуликовато бегающими глазами, радушно осклабился. Несуетливо с достоинством, но довольно проворно неся перед собой весьма вместительное, туго обтянутое фартуком чрево, и неожиданно ловко маневрируя между столами и лавками, он поплыл навстречу. Взглянув на лучезарное выражение его цветущей, щекастой физиономии Щебенкин даже оглянулся, чтобы проверить: действительно ли появление именно их компании послужило причиной столь бурной радости? Не стоят ли за их спиной горячо любимые, давно потерянные и вновь обретенные родственники почтенного кабатчика?

— Добро пожаловать ваши милости. В моем заведении вас ожидает сытный ужин и комнаты достойные столь важных господ — неожиданно тонким и писклявым для его комплекции голосом провозгласил толстяк — чего желают ваши милости?

— Наши милости желают чистые комнаты для себя и своих слуг и хороший ужин — как обычно взял на себя "бразды правления" Щебенкин — надеюсь, в вашем заведении все это есть?

— Конечно ваша милость — недоуменно пожал плечами трактирщик — все, что пожелаете! Есть свежайшие кровяные колбаски, свиные уши и ножки тушеные с капустой, жаренная на вертеле баранина, нежнейшая ветчина и жирный окорок, крупные раки и ...

— Тащи! — перебивая длинную тираду, и плотоядно оскалилившись, взревел Гарольд, больше не в силах выдерживать подобную муку — тащи всего и побольше. И быстрее, дьявол тебя побери! Иначе я отрежу и сожру твои собственные, грязные уши!

Трактирщик исчез как по мановению волшебной палочки, а через несколько минут на столе, словно по мановению волшебной палочки стали возникать самые разнообразные яства, в количествах способных удовлетворить запросы не одного десятка самых прожорливых едоков.

На некоторое время за столом воцарилась тишина нарушаемая стуком ножей, бряканьем посуды, хрустом разгрызаемых хрящей, бульканьем и чавканьем которыми сопровождалась дружная атака проголодавшихся путников на выросшие перед ними баррикады из тарелок и блюд, и батареи бутылок и кувшинов.

Здесь, наверное, стоит сделать небольшое отступление и попытаться успокоить тех читателей, коих откровенное пренебрежение столь привычными для наших современников (впрочем, как показывает жизненный опыт автора, далеко не для всех), элементарными правилами хорошего тона, привело в ужас и негодование. Увы, в описываемые нами времена правила эти попросту не существовали, и подобная манера поведения за столом была характерна не только для малообразованных крестьян и горожан. Благородные дворяне, образованные, или не очень, вельможи и даже страшно подумать, коронованные особы вели себя точно также и представить себе не могли, что во время трапезы можно себя вести как-то по-иному.

— Ну ладно, средневековые невежи! — воскликнет оскорбленный в лучших чувствах поборник этикета — но как же наш современник? Неужели ему не противно вкушать пищу телесную, среди всех этих звуков достойных разве, что какого-нибудь свинарника?

— А куда деваться? — ответим мы.

Не будем забывать, наш герой путешествует по Европе, пребывающей в самом, что ни на есть, темном и мрачном средневековье. В мире, где идеи возрождения и просвещения только начали пробивать себе путь во тьме, всячески поощряемого и лелеемого церковниками невежества и мракобесия. И если обращать внимание на мелочи вроде грязи и вони на улицах, провонявшей конским потом одежды, дурного запаха давно не мытых тел и от рождения не чищеных зубов окружающих, тогда лучше и вовсе из дому не выходить.

Хотя, надо сказать от некоторых, "милых" привычек спутников, из которых громко чавкать во время еды, или облизывать грязные, жирные пальцы, была, пожалуй, самой невинной, воспитанного в интеллигентной семье Костю, что называется "с души воротило". А уж мысли о том, как в здешних "точках общепита" моют посуду и в каких условиях готовят еду, приходилось и вовсе старательно гнать от себя, иначе точно пришлось бы ложиться и с голоду помирать. Достаточно сказать, что на пирах в рыцарских замках грязные блюда и тарелки, прислуга просто давала облизать собакам, а потом, чаще всего грязным передником, утерев "вымытую" таким образом посуду, вновь подавала господам на стол. И этот факт не смущал ни самих хозяев замка, ни их гостей. Не к лицу благородным господам уделять внимание подобным жизненным мелочам.

Ну, на сем завершим наш, прямо скажем, малоаппетитный рассказ о нравах царящих, в тем не менее, уже тогда почитающей себя светочем цивилизации и норовящей поучать и окультуривать "дикие, варварские", но на деле зачастую имеющие большее представление о чистоте и гигиене народы, Европе и вернемся к нашему герою и его спутникам.

Утолив первый голод, Константин отодвинулся от стола и прихлебывая маленькими глотками чуть горчащий, темный эль окинул взглядом зал таверны.

— Я в отчаянии — мрачно заявил Гариссон, несколькими глотками осушая свою посудину — так мы никогда его не догоним.

— Не стоит отчаиваться — Костя отхлебнул глоток — не все так плохо, как вы думаете.

— Вы, должно быть, смеетесь, сударь — англичанин поднял на него тяжелый взгляд.

— Ничуть сударь. Давайте рассуждать логически. Как бы вы поступили на месте вашего слуги, если бы вдруг неожиданно получили в свое распоряжение имущество погибшего господина?

— Я не могу представить себя на месте этого грязного скота. Между нами не может быть ничего общего — вытянутая физиономия эсквайра вспыхнула от негодования — к тому же его господин еще жив.

— Но он-то об этом не знает. Ведь признайтесь, без нашего вмешательства, ваши шансы победить в той схватке, были весьма не велики.

— Если позволит ваша милость — заметил с интересом прислушивавшийся к беседе Михась — на месте вашего беглого слуги я бы поскорее доехал до ближайшего трактира и продал неправедно нажитое. А потом напился. Ведь если господин мертв то и погони ожидать не приходится, а значит спешить некуда.

— Верно — кивнул Щебенкин — а ведь это первый трактир, встреченный нами на этой дороге.

— Значит, негодяй где-то здесь — Гарольд вскочил на ноги и схватившись за рукоять меча, гневно раздувая ноздри окинул орлиным взором разом притихший трактир — где он? Я убью его!

— Спокойно друг мой, спокойно — ухватив за рукав буйного потомка древнего рыцарского рода, Костя чуть ли не силой заставил его усесться на лавку — ни к чему привлекать к себе лишнее внимание. В зале его нет, но проехать мимо он не мог. Михась, пригласи сюда нашего радушного хозяина.

Однако дело оказалось вовсе не таким простым, как ожидал наш герой. Допрошенный в качестве свидетеля трактирщик, напрочь отказался узнавать в предложенном ему словесном портрете злоумышленника, кого-либо из своих гостей. Глядя в воровато бегающие глаза владельца "Кривой рожи" Щебенкин все больше и больше приходил в убеждение, что воришка — Джон находится где-то рядом, а похищенное имущество благополучно перекочевало в закрома красномордого работника вертела и поварешки. Впрочем, это стало понятно даже далеко не блиставшему острым умом и сообразительностью баронскому отпрыску, удерживать вспышки ярости которого становилось все труднее. В воздухе запахло хорошим скандалом и разрядить обстановку не мог даже большой кувшин эля. Когда принесшая выпивку трактирщица, уяснила себе, в чем подозревают ее супруга, она тут же подняла невообразимый гвалт. На наших героев обрушился сплошной поток жалоб, упреков и нелестных эпитетов, если не сказать больше, откровенной и отборной ругани. А чего, чего, умения изощренно ругаться бывшей маркитантке, было не занимать.

Увы, все попытки угомонить разошедшуюся бабищу оказались тщетны. Первым не выдержал Гариссон. После очередного потока оскорблений и без того не обладавший ангельским терпением юнец взорвался и вскочив со скамьи отвесил нерадушной хозяйке звонкую пощечину. Добрая оплеуха вполне могла оказать отрезвляющее воздействие на любую скандалистку, любую другую кроме нашей трактирщицы. В пору бурной молодости прошедшая с королевскими войсками сквозь горнило Шотландских войн, повидавшая огонь и воду, от удара она лишь попятилась на несколько шагов, схватилась за ушибленную щеку и взвыла благим матом, призывая окружающих вмешаться и прекратить вопиющее беззаконие. К слову сказать, основная часть мирно отдыхающих, за кружкой честно заработанного алкоголя, местных пейзан и случайных путников заслышав вопли изобиженной хозяйки, приняли совершенно иное решение и по здравому размышлению поспешили убраться из трактира. Дальнейшее пребывание здесь сулило им сплошь одни неприятности, а утомленным после долгого трудового дня йоменам они были совершенно ни к чему. Однако не все пришли к столь благому выводу. У почтенного трактирщика нашлись и заступники в лице нескольких завсегдатаев — выпивох, готовых на любые подвиги ради лишней порции спиртного из рук своего благодетеля. К ним же присоединилась слуги и пара-тройка молодых, крепких крестьянских парней, любителей почесать кулаки по любому поводу. Буквально через несколько мгновений за спиной трактирщицы образовалась солидная "группа поддержки", и лишь ее толстопузый супруг остался безучастен к воплям своей второй половины. Впрочем, выхода у него особо то и не было. Крепкая клешня Михася мертвой хваткой сжала его горло, из которого вырывались лишь беспомощный писк и сипенье.

Возникшая ситуация вероятнее всего, закончилась бы кровопролитием, если бы на свою беду на лестнице ведущей в зал со второго, жилого этажа трактира не появился сам "виновник торжества". Как раз в этот момент у злополучного Джона, в гордом одиночестве праздновавшего успех своего предприятия, закончилось вино. А поскольку дозваться вовлеченной в противостояние прислуги он так и не смог, то вынужден был покинуть свою комнату и спуститься вниз, дабы добыть выпивку самостоятельно. В его голове шумели и гуляли винные пары, не давая возможности вовремя осознать угрожающую ее владельцу опасность.

-Эй, хозяйка! Красавица, еще вина! — возопил наш воришка заплетающимся языком, остановившись на нижних ступенях лестницы, пьяно покачиваясь и оглядывая собравшихся осовелым взглядом мутных глаз.

Узревши, наконец, своего обидчика, Гариссон взревел дурным голосом. Щебенкин готов был поклясться, что лично видел, как из ноздрей юного кавалера вырвались струйки пара. Словно раненый бык он "взрыл землю копытом", наклонив голову, устремился на врага. Пара пьянчуг оказавшихся между Гарольдом и его жертвой были просто сметены бешеным напором и разлетелись как кегли, сбивая с ног стоящих рядом товарищей.

Бедолага Джон так и не успел ничего сообразить, когда мощный удар перебросил его через лестничные перила и со страшным грохотом швырнул о дощатый пол. Для трезвого человека такая оплеуха вполне могла быть последней. Но, парень был пьян, а пьяных, как известно, бережет сама судьба. Внезапно очутившись на полу, он ошалело покрутил головой, всхлипнул, размазывая кровь по разбитой физиономии, и пустился наутек. Вероятно он решил, что на четырех ногах будет бежать быстрее чем на двух, а может просто не нашел времени придать своему телу вертикальное положение. Как бы то ни было, но спасаться беглец предпочел на четвереньках, словно некий огромный таракан, ныряя под столы и сшибая тяжелые скамьи.

Ускорение ему придавал издающий победные вопли Гариссон то и дело настигающий своего неверного слугу и вознаграждающий его мощным ударом тяжелого сапога по тощим ягодицам. Чудо физиологии, но каждый пинок выбивал добрую порцию хмеля из башки беглеца, хотя, казалось бы, какая связь?

Неизвестно чем бы закончилось дальнейшее представление, если бы не Михась. Сообразительный малый ткнул пальцем в скачущего раненой антилопой Джона и заорал: "Вор! Держи вора!"

Его вопль поддержал пришедший в себя трактирщик и вот уже обе противоборствующие стороны, позабыв былые разногласия, устремились в увлекательную погоню. Естественно при таком количестве увлеченно орущих и изрядно мешающих друг другу охотников, у жертвы появились реальные шансы на спасение, если бы не одна случайность. Уже практически вырвавшись из превратившегося в опасную ловушку, некогда столь гостеприимного трактира, он наскочил на появившегося на пороге Карла, который, наконец, закончил возиться с лошадьми и отправился за своей порцией тепла, еды и вина. Здоровяк бесцеремонно ухватил бестолково тычущегося ему в ноги беглеца за шиворот, и без видимых усилий оторвав его от пола, принялся разглядывать, словно диковинную зверюшку.

Орава ловцов радостно взвыла, и быть незадачливому воришке линчеванным без суда и следствия, на радость жуликоватому трактирщику и его могучей супруге, избавлявшимся таким образом от ненужного свидетеля. Расправе помешал Щебенкин, как раз, в этот момент решивший прекратить уже порядком ему поднадоевший балаган. Недолго думая, он выхватил из-за пояса пистолет и разрядил его в стену. Грохот выстрела, остудил даже самые горячие головы. Наконец через десять минут Константину при поддержке спутников удалось очистить зал таверны от посторонних и совершенно не нужных здесь лиц и приступить к следствию, окончательно расставившему все точки над "й" и определившему степень вины каждого из участников этой некрасивой истории.

Грозившая закончится кровопролитием заварушка, волей Проведения и нашего героя завершилась вполне благополучно. Плут-трактирщик и его боевая подруга отделались лишь тем, что вынуждены были вернуть похищенное имущество и выплатить важным господам солидную компенсацию. Даже воришка Джон отделался всего лишь хорошей поркой и позорным изгнанием, а наши герои, переночевав во вновь ставшем гостеприимным "Веселом страннике", утром отправились дальше, благо до конечной цели их маленького путешествия оставалось, что называется "рукой подать".

Глава 6. В которой после долгих мучений, Косте наконец, улыбается удача.

В конце июля 1505 года, "Надежда" вышла в море, держа курс на побережье Скандинавии. Путешествие по суровому Северному морю нельзя было назвать, скучным или легким и примерно через десять дней после его начала в серых вечерних сумерках, изрядно потрепанный кораблик поспешил укрыться в норвежских шхерах от начинающего шторма. К величайшему изумлению мореплавателей мысль искать спасения от непогоды в этом месте, пришла в голову не только им одним. На тихой волне защищенного скалистыми мысами залива плавно покачивались две крутобокие, двухмачтовые посудины. Их округлые силуэты никто из моряков: немцев и голландцев, опознать не смог, но вот Щебенкин мог смело поклясться, что где-то он такие суда уже видел. В старенький бинокль можно было рассмотреть, как на борту неизвестных кораблей мечутся, готовясь к драке, вооруженные люди.

Сигнальщик "Надежды" сыграл боевую тревогу, палубу каравеллы заполнили суетящиеся матросы, загрохотали лафеты выдвигаемых на позицию орудий, потянуло дымком тлеющих фитилей. Десяток гвардейцев во главе с капралом в полном вооружении выстроился на палубе.

Спустившись в каюту, Щебенкин извлек из рундука и натянул на себя бригантину, затянул ремни на боку и нахлобучил на голову бацинет. В каюту заглянул уже обряженный в колонтарь и островерхий шлем — шишак, Теглев.

— Мыслишь, биться будем, Константин Лексеич? — буднично поинтересовался он, затягивая под подбородком ремешок шлема.

— Береженного, бог бережет — пожал плечами Костя, цепляя на пояс ножны с тяжелым палашом — в море друзей найти трудно, а врагов, раз плюнуть. Пойдем Евфстафий Юрьевич.

— Ну, биться, так биться — вздохнул новгородец, направляясь к выходу — чай оно не первый раз.

Между тем обстановка стремительно менялась и увы не в лучшую сторону. Из-за мыса в залив, завалив мачты и маскируясь на фоне черных скал, один за другим скользнули хищные, приземистые силуэты гребных судов. Для команд, стоявших в глубине шхеры почти у самого берега кораблей, они были совершенно невидимы, но "Надежда" стояла практически у входа в узкое горло залива. Миновать ее незамеченным было практически невозможно. Национальную принадлежность этих посудин Щебенкин определил без особого труда. Уж очень красноречиво о ней говорили, нет, скорее даже кричали резные драконьи головы на носу кораблей. Похоже, что местные "братки", решили воспользоваться бедственным положением прячущихся от шторма мореплавателей, и оседлав дедовские драккары, двинули на промысел. Появление здесь новороссов явно не входило в их планы. При виде каравеллы, пираты пришли в некоторое замешательство и даже сбросили скорость. Еще бы, ведь и численное превосходство, и фактор внезапности, в общем, все преимущества, были ими утрачены в одночасье. Но раздумья длились недолго. Толи горячая кровь грозных предков-викингов, некогда державших в паническом страхе всю Европу, толи что-то другое, более прозаичное, ударило им в голову и горячие скандинавские парни, дружно навалившись на весла, рванули в атаку.

Ситуация складывалась не самым лучшим образом и для обороняющихся. Очевидно, пираты уже имели дело с большими кораблями, поэтому предпочитали заходить с кормы застывшей неподвижно из-за отсутствия ветра "Надежды", таким образом, что двенадцать пушек каравеллы оказались практически бесполезны. Вести огонь по нападающим могло только шестифунтовое ретирадное орудие, установленное на шканцах.

— Бам — черный шар ядра с гудением пронесся над морем и возле борта первого драккара встал небольшой фонтан воды.

— Отставить ядра — рявкнул Щебенкин, видя, чем комендоры намерены вновь зарядить орудие — картечью заряжай. Стрелки на шканцы.

Первая пятерка гвардейцев дала дружный залп с высокого борта каравеллы. По переполненной вооруженными людьми разбойничьей посудины, хлестнул град свинца, отозвавшийся криками умирающих, стонами раненых и гневными воплями тех, кого пули не задели. Надо сказать, что с защитным снаряжением у нападающих явно дела обстояли неважнецки. Со своего места, еще до того, как обзор закрыло облако порохового дыма, Костя хорошо видел, что, по крайней мере, на головном судне только двое из них щеголяют кольчужным доспехом. Остальные в лучшем случае имели кожаные кирасы, а то и вовсе предпочитали идти в бой без всякой брони, уповая на круглые, деревянные дедовские щиты.

Рядом часто хлопали тетивы луков, это Теглев и пара его холопов в завидном темпе осыпали противника градом стрел. Пока на огневую позицию вышла вторая пятерка мушкетеров, они успели уже опустошить по пол колчана каждый. Зажав тетиву с комлем стрелы пальцами правой руки, лучники быстро выбрасывали вперед левую руку, и пронзительно свистнув, очередная вестница смерти уносилась к цели.

В ответ одиноко грохнула аркебуза, еще несколько норвежцев метнули копья. Впрочем, ни каменные пули, ни архаичные сулицы особого вреда никому не принесли.

Едва рассеялся дым, бахнул второй залп, добавив сумятицы среди неприятеля. Потеряв почти половину команды, головной драккар практически лишился хода. Однако свою задачу он выполнил, отвлекши на себя защитников каравеллы и дав возможность своему собрату пойти на абордаж. Выстрелить второй раз ретирадное орудие практически не успевало, мушкеты стрелков тоже были разряжены. Ведь даже в более поздние времена в конце 16 начале 17 века для заряжания фитильного мушкета требовалось осуществить двадцать восемь операций. Может ли себе представить читатель, каков был с позволения сказать, темп стрельбы?

Стреляя же из кремневых фузей, солдат должен был: удалить шомполом остатки тлеющей бумаги и непрогоревшего пороха из ствола, достать бумажный патрон, зубами надорвать уголок (скусить патрон, так звучала команда), насыпать немного пороха на полочку, забить патрон в ствол, закатить пулю, запыжевать, взвести курок, прицелится и, наконец, выстрелить. Примерно вот эти операции торопливо и лихорадочно выполняли сейчас понукаемые грозным ревом своего капрала новоросские гвардейцы.

Зацепив борт "Надежды" баграми и "кошками" скандинавы пошли на штурм. При практически равном соотношении сил, этот штурм был чистым самоубийством для атакующих, но настолько силен в них был боевой дух предков-викингов, так велика была жажда наживы, что потеряв почти половину из шестидесяти своих бойцов, они все-таки ворвались на палубу каравеллы. Теперь уже новороссам пришлось туго. Каждый из этих свирепых, заляпанных своей и чужой кровью демонов дрался за двоих, своей яростью и полным презрением к смерти компенсируя и малую численность, и отсутствие доспехов. Чаша весов постепенно стала клониться в сторону пиратов, к которым вот-вот могло подойти подкрепление в лице экипажа второго драккара, но у Кости оставался еще один козырь. На высоком юте каравеллы сосредоточилась в единый кулак наиболее боеспособная часть его отряда. Дружным залпом, разрядив свои мушкеты и вооружившись палашами, десяток стрелков под командой Щебенкина и при поддержке Теглева и его бойцов, атаковал разбойников.

Выстрелом из пистолета в упор Костя уложил оказавшегося прямо перед ним мужика, прежде чем тот успел пустить в ход топор, и лицом к лицу оказался перед русобородым здоровяком, на неохватном животе которого туго перехваченном боевым поясом, казалось, грозили разойтись звенья кольчуги. Приняв удар палаша на окованную железом рукоять своей огромной двусторонней секиры, пират резко крутанул ее, моментально оставив Щебенкина без оружия. Больше он сделать ничего не успел, в образовавшейся толчее свалки секира скандинава оказалась совершенно бесполезна. Отбросив оружие, пират взревел, и обеими руками попытался, вцепился в горло своему противнику.

Парень силенкой был не обижен с детства, да и многолетние занятия пауэрлифтингом не прошли даром, но разжать сжимающийся с силой и неумолимостью стальных тисков захват даже для него оказалось непосильной задачей. Вовремя в голове всплыли уроки данные когда-то Ляшковым. Он сделал шаг к противнику, одновременно двумя руками поднимая вверх его локти. Против физики не попрешь, каким бы здоровым кабаном ты не был, и захват резко ослаб. Воспользовавшись моментом, Костя двинул лбом в переносицу скандинава. Брызнула кровь. Хрюкнув, и запрокинув окровавленное лицо, тот осел на палубу. Полоснув по горлу побежденного врага кинжалом, Щебенкин отправил его в Валгаллу. Пока он возился со своим противником, ситуация в корне поменялась в пользу экипажа каравеллы. Остатки пиратов, прижав к борту, быстро и безжалостно добили. На шканцах вновь грохнул фальконет, осыпая градом картечи пришедшую было в себя после первых потерь команду второго драккара. Вскоре и с ней тоже было покончено. В качестве трофеев новороссам достались две допотопные "калоши", куча разнообразного в основной массе своей морально и физически устаревшего оружия и десятка полтора связанных по рукам и ногам пленников, которых ожидала участь рабов.

Все время пока у входа в шхеру кипел бой, люди на стоявших у берега судах безучастно наблюдали за развитием событий. Однако искус добить ослабленных потерями победителей и остаться единоличными владельцами всей "болтающейся" в заливе "посуды" оказался слишком силен. Не успели стихнуть выстрелы и вопли сражающихся, как туши их кораблей, медленно, но неотвратимо, повинуясь дружным усилиям гребцов, двинулись к месту сражения. Когда они приблизились на столько, что с борта "Надежды" споро готовящейся к новому бою, уже невооруженным глазом стало возможно разглядеть новых противников, Теглев сложил ладони рупором и крикнул:

— Эй, православные! Да вы никак воевать нас собрались?

Теперь и Костя сообразил, кто перед ним. Поморские лодьи, выглядели именно так, как их изображали на книжных иллюстрациях.

На нос одного из кочей поднялся костистый мужик с худой, благообразной физиономией и рыжей, окладистой бородой. Жирно лоснящаяся от влаги, поблескивающая серебристой чешуей кольчуга несколько мешковато смотрелась на его тощей, нескладной фигуре.

— Вы кто же такие будете? — неожиданно густым басом проревел он в ответ.

— Посол Великого Князя Московского к Великому Князю Новорассейскому, боярин Теглев — Евфстафий горделиво приосанился и вызывающе задрал стриженую бороденку — а ты кто?

Конечно, никаким послом в полном смысле этого слова вышеуказанный боярин не являлся, никаких посольских полномочий он не имел. Вернее было назвать его подсылом. Карьера тайного соглядатая, у сего почтенного мужа не заладилась в самом начале, хотя и нельзя сказать, что закончилась она полным провалом. После стремительного разоблачения он вернулся в Новгород к своему работодателю, вовсе не с пустыми руками. Собранная странными обитателями Грюненбурга и переданная ему в эти самые руки разведывательная информация об Ордене, позволила Теглеву частично реабилитироваться в глазах начальства. Обратно в Ливонию он вернулся уже если не послом Московского князя, то, по крайней мере, дипломатическим представителем Новгородского наместника. В коем качестве и последовал за Ляшковым и Компанией в Новый Свет. С тех пор минуло уже четыре года и вот теперь, по мнению наших героев, настало время для установления официальных дипломатических отношений между Русью Заморской и Московским Княжеством, и не последнюю роль в этом начинании должен был сыграть скромный новгородский дворянин.

Как бы то ни было, должность Теглева произвела надлежащее впечатление на поморов, и вскоре их предводитель прибыл на "Надежду", дабы лично засвидетельствовать свое почтение высокому начальству.

Холмогорский купец Кузьма Житников, уже не первый раз хаживал со своей артелью в норвежские, и даже датские порты. Туда, как правило, возил воск, пеньку, деготь и поташ, обратно возвращался с грузом железа, свинца и олова, спрос на которые, на Руси, всегда был традиционно высок. Несмотря на всю иконописную внешность почтенного негоцианта, царствие небесное, за дела земные ему вряд ли грозило, поскольку пройдохой был изрядным. С власть предержащими, как своими, так и заморскими, предпочитал не ссорится, и всегда знал, кому и сколько следует "отстегнуть", отчего всегда оставался в "шоколаде". Да и в море ему везло, мужики в артели подобрались боевые, и веслом и топором орудовали одинаково ловко, крови своей и чужой не боялись, оттого и все нечастые встречи с другими судами обычно оборачивались прибылями, иногда и немалыми для предприимчивого купчины. Ничего не поделаешь, в те далекие и суровые времена торговец зачастую подрабатывал ремеслом пирата. Свидетелей, как правило, в живых не оставалось, а море хорошо умеет хранить чужие тайны. В свою очередь и удачливый пират не чурался торговых операций, если подворачивался случай выгодно сбыть честно награбленный товар.

Однако на сей раз, удача покинула своего любимца и два его коча, возвращавшиеся домой с полными трюмами, будучи застигнуты штормом, вынуждены были искать убежище, в первом, подвернувшемся под руку фьорде, где и едва не подверглись атаке жадных до чужого добра местных жителей. Неизвестно чем бы обернулась дальнейшая коммерческая карьера Житникова, не окажись случайно на пути у разбойников новоросская каравелла.

Доподлинно неизвестно, что побудило Кузьму остановить атаку: толи привычное желание жить дружно с любыми властями, толи впечатлила быстрая расправа новороссов над пиратами, но к новым знакомцам купец отнесся весьма уважительно, хотя и "себя не ронял", держась со свойственным вольному новгородскому люду чувством собственного достоинства.

Для Кости же новое знакомство оказалось настоящим подарком судьбы. Еще бы одним махом он обрел и надежных проводников до самых Холмогор, о местонахождении которых имел весьма приблизительное понятие и обзавелся некоторыми связями в торговых кругах русского Беломорья. О такой удаче можно было только и мечтать.

Надо ли говорить, что как только стих шторм "Надежда" подняла паруса и устремилась на север, плотно держась в кильватере купеческих лодей. Но оставим наших героев продолжать трудное плаванье, описание которого скорее утомило бы, чем развлекло читателя, и мысленно преодолев бескрайние океанские просторы, вновь вернемся на берега дикого континента.

ГЛАВА 7. В которой Егор выходит на тропу войны.

Округлый борт лодьи с глухим деревянным стуком коснулся тесаных плах причала. От небольшой группки встречающих отделилась парочка молодых парней, они подхватили брошенный с борта швартовочный конец и сноровисто его петлю на толстую, дубовую плаху причального кнехта. Егор соскочил с планшира невысокого лодейного борта и осмотрелся. В этом углу своего княжества ему до сиих пор побывать как-то не доводилось. Фактория Делавар, разместившаяся в устье одноименной реки в том месте где она впадает в залив с тем же названием, как уже наверное поняли сведущие в географии читатели, располагалась на месте современного нам Уилмингтона. Ничего примечательного на первый взгляд она собой не представляла. Примерно пятиметровая, широкая башня блокгауза и двухметровый частокол из за которого выглядывали крытые тесом крыши нескольких строений, вот пожалуй и все. Важно было другое, фактория являлась самым южным пунктом новоросских владений на восточном побережье континента. Ляшков еще раз окинул взглядом неказистые, но добротно слепленные бревенчатые постройки и направился к встречающим.

— Здрав буди княже — приложив руку к груди, учтиво поклонился русобородый, среднего роста мужик в крытом синим сукном кафтане, стоявший во главе небольшой группки людей — поздорову ли княгиня с княжичем? Легка ли дорога?

— Здорово Игнат — Егор в нарушение всех дворцовых этикетов крепко пожал сухую, твердую как доска ладонь — нормально все, добрались и ладно. Ну, сказывай чего тут у вас.

— Беда у нас Егор Михалыч, басурмане немирные большой силой поднялись. Ленапы бают одним им никак с ворами не совладать а у меня войско всего раз, два да и обчелся — казенный приказчик Игнат Постолов оправдываясь ткнул в сторону небольшой группки своих подчиненных: четверых европейцев и двоих туземцев тесной кучкой собравшихся поодаль.

— Чего им смирно не сидится?

— А бес их знает княже, взбеленились ровно псы бешенные — развел руками приказчик — намедни малец прибег, что у Пауля на Саскаханкском посту в обучении жил. Бает пятого дня, нашли на них людишки ирокезские числом великим да и побили всех, товар пограбили, а пост пожгли.

— Кто такие? Саскуханоки?

— Нет княже, эти воровать не будут. Им с нами торговать, а не воевать выгоднее. Парнишка бает, вроде каюги были.

Действительно, торговый пост организованный новороссами на берегу реки Саскуэханна, недалеко от современного нам Хейгейстауна, был предназначен для торговли с проживающими в этом районе саскуеханноками. Индейцы вполне были довольны подобным соседством и за два года, а именно столько существовала фактория, ни одного случая вражды не было. Проживавшая на посту семья ливонских поселенцев и трое молодых делаваров находившихся у них в обучении на плохие взаимоотношения с аборигенами ни разу не жаловались. Каюги же с самого начала оказались довольно хлопотными и неудобными соседями. Отряды их молодых воинов, в погоне за славой и добычей, не раз пытались атаковать небольшие поселения и отряды новороссов и дружественных им индейцев. В прошлом году дело дошло даже до открытого боевого столкновения, в ходе которого Корневу, ценой больших потерь удалось разгромить большой отряд каюгов и заставить их отступить. Очевидно, теперь ирокезы, поднакопив сил, решили взять реванш за прошлогоднее поражение.

Ляшков нахмурился, получалось, что крупное выступление немирных соседей разведка княжества просто прозевала. Впрочем, Егору было чем встретить врага. Помимо шести десятков гвардейцев с борта двух больших лодей, за его спиной, выгружались двадцать два добровольца — ополченца. Почти две третьи бойцов имели огнестрельное оружие от кремневых мушкетов стрелков, до фитильнымх пищалей волонтеров. Те же, кому огнестрела не досталось, поголовно были вооружены арбалетами. Если при этом учитывать, что в снаряжение гвардейцев обязательно входили шлемы, кирасы и толстые, прошитые кожаные куртки, а из числа охотников в экспедицию набирались лишь те, кто имел приемлемое защитное снаряжение, надо ли говорить, что отряд, представляя по здешним меркам достаточно грозную силу. Главной огневой мощью маленькой армии был трехфунтовый фальконет, установленный на легкий колесный лафет влекомый парой испанских мулов, и новое совершенно секретное оружие кое перетаскивали на своих плечах пятеро неразговорчивых безопасников.

Большая надежда была и на ленапов, чьи селения как всегда стали одной из первой жертв нападения. Именно от их вождей Ляшков и узнал о выступлении каюгов. Гонец с фактории со скорбными и тревожными известиями прибыл гораздо позже, когда в Форте Росс уже во всю шли сборы карательной экспедиции.

Именно в это время отряд делаваров не меньше сотни копий, под командой военного вождя Амикозоу должен был выйти к сожженному посту и там соединится с союзниками.

Дождавшись, когда небольшое войско, наконец, закончит выгрузку и пополнив его еще тремя добровольцами — Игнатом и парой его помощников, Егор отдал приказ к выступлению. Расстояние предстояло преодолеть не маленькое, и нужно было торопиться.

Заросшие густым, девственным лесом склоны Аппалачских гор не самый удобный маршрут для обвешанного десятками килограммов оружия и доспехов пехотинца. Но хуже всего пришлось артиллеристам и приданному им в помощь десятку охотников. Тащить пусть даже небольшую пушчонку по узкой, бегущей то вверх, то вниз, петляющей между могучими стволами вековых деревьев охотничьей тропе занятие довольно изнуряющее. Хорошо еще осень в этом году оказалась достаточно сухой, иначе маршрут, был бы вообще непроходим.

Глядя на мучения своих людей, Ляшков в уме решал техническую задачку. Условие: имеется трехфунтовый фальконет на простеньком колесном станке, пара мулов и горно-лесистая, лишенная даже намека на какие либо дороги, местность. Задание: сделать так, чтобы оный предмет можно по этому, самому бездорожью, легко, а самое главное быстро перемещать, не выматывая до самой крайней степени артиллерийскую прислугу и ее четвероногих помощников. Идея создания легкого, горного орудия с разборным лафетом лежала на поверхности. Когда-то давно, еще мальчишкой на страницах какого-то научно-технического журнала он видел изображение русского трехдюймового горного орудия, перевозимого во вьюках тремя лошадьми и достаточно быстро приводимого в боевое положение силами немногочисленного расчета. Вот только одно но, в нынешних условиях, животных для перевозки подобного орудия и боекомплекта к нему требовалось примерно в два-три раза больше, а возможности княжеской конюшни были весьма и весьма ограничены. Овчинка выделки явно не стоила.

В очередной раз увернувшись, от норовящей хлестнуть по августейшей физиономии уже по-зимнему голой ветки, Егор недовольно поморщился, поправил туго набитый рюкзак за спиной. Блин горелый, целый князь, по европейским меркам принц, а приходится как рядовому стрелку пешком топать. Да еще и волочь на собственном горбу килограмм двадцать груза. А ничего не поделаешь, верный боевой конь на лодью просто не влез, места не было. Хорошо еще, что с броней заморачиваться не стал. Нет, кольчужку натянуть пришлось и поддоспешник конечно тоже, все-таки война с индейцами дело не предсказуемое, никогда не знаешь из какого куста тебе "привет" прилететь может. Так, что и самому постоянно приходится в боевой готовности быть и за людьми приглядывать. И на подчиненных не навьючишь, итак каждый боец отряда помимо оружия, припасов всяких много тащит. Вот, разве, что... Ляшков обернулся, оценивающим взглядом окинул по-юношески тощую, нескладную, в общем, далеко не богатырскую фигуру оруженосца — адьютанта, скептически хмыкнул. Мда, этому чудо -богатырю себя бы донести. У пятнадцатилетнего потомка древнего дворянского рода, нищего и страшно гордого, как впрочем, принято у них в Шотландии, только гонору на десятерых хватит. В первый же день, как только сошел на причал Форта Росс с борта пришедшего из Европы кугелевского когга, юный горец, подрался с пришедшими с промысла ватажниками-промысловиками Афанасия. За кинжал схватился, даже успел порезать одного из новгородцев, не сильно, правда. Подоспевшие стражники сработали четко и вовремя пресекли безобразие. А главный полицмейстер, когда разобрался, только руками развел. И ватажников вроде понять можно, не каждый день встретишь парня без всякого стыда разгуливающего в юбке, да еще такой срамно — короткой, что ни одна крещеная баба или девка на себя не оденет. Опять же за оружие мальчишка схватился, кровь пустил, так, что по новоросским законам виру с него брать надо в пользу потерпевшего и в княжескую казну. А с другой стороны и шотландец тоже прав, нечего было потерпевшему ему эту проклятую юбку задирать. Вишь, проверить охальнику захотелось, кто же такое над собой терпеть будет? Вот и не потерпел юнец урону дворянской чести. Тоже проверяльщик нашелся, и без него найдется кому. Есть на то "компетентные органы". Последнее словосочетание, услышанное из уст непосредственного начальства, очень уж понравилось бывшему ливонскому деревенскому старосте, волей судьбы, ставшему главным блюстителем порядка в Форте Росс и его окрестностях, он его тщательно зазубрил и теперь частенько вворачивал к месту и не к месту. В общем, подумал наш полицмейстер, почесал седую голову, и суд его был скорым и справедливым. Любопытному ватажнику присудил неделю штрафных работ по уборке городских улиц. А с шотландца штраф взял за пролитую кровь. Ну как взял, выяснилось, что собственно брать то с него и нечего. Деньги, полученные им в новоросской вербовочной конторе, в Гамбурге до последнего медяка ушли на погашение многочисленных долгов и оплату за проезд. Кроме пресловутого килта, клетчатого пледа, тощей сумки и широкого дедовского дирка, ничегошеньки у него за душой не было. Выручил парня Ляшков который среди прочих новостей получил и доклад о курьезном случае в порту. Виру выплатил новгородцу князь из собственного кармана, а юного Мак-Грегора, забрал себе в оруженосцы, должен же он как-то деньги отрабатывать, да и должность эта при дворе как раз была вакантна.

Следом за шотландцем, тяжело отдуваясь и то и дело, утирая круглую как шар лысую голову, шлепает начальник полевой артиллерии, бременский немец, Карл Брюннер. Комплекция у этого пухлого коротышки уж больно неподходящая для длительных пеших переходов. Да и одет он явно не для лесных прогулок: колет из толстого черного бархата с пышными рукавами и кружевным воротом с напяленной поверх него железной кирасой, бархатные же панталоны, чулки, башмаки и короткий меч — кацбальгер на поясе. Все это неплохо смотрелось бы на европейских дорогах, но здесь выглядело, мягко говоря, неуместно.

Между тем тропа постепенно стала расширяться, и взорам путников открылся широкий, еще зеленый альпийский луг, на пологом склоне, у подножия которого куда-то торопливо несла свои воды неглубокая, что называется воробью по колено, говорливая речушка. Лучшего места для бивуака и не найти. Две группы разведчиков выдвинулись обследовать окрестности, а основная масса бойцов была брошена на заготовку кольев для рогаток. Вместе с опускающимися на землю сумерками лагерь постепенно успокаивался. Бойцы рассаживались у костров, готовили нехитрый ужин, укладывались на ночлег, прямо на земле, завернувшись в солдатские плащи, шкуры и одеяла. Вступившую в свои права ночь вскоре нарушали лишь крики ночных птиц, да бродивших по периметру огороженного рогатками лагеря, часовых.

В самом центре бивуака, ярким, чужеродным пятном на фоне темного леса маячила оранжевая — китайская палатка, освещенная пламенем костра. Может она не очень хорошо защищала от непогоды, но благодаря своей хитроумной и вместе с тем простой конструкции ставилась и убиралась за считанные секунды и весила всего — ничего. Расставаться с этим материальным напоминанием о будущем Ляшкову совершенно не хотелось, вот и таскал ее с собой.

Ночь прошла на удивление тихо и безмятежно. Даже пернатая и четвероногая лесная живность, распуганная большим скоплением шумных, вонючих и весьма опасных существ, непонятно по какому праву возомнивших себя царями природы, куда-то попряталась. Что же касается двуногих обитателей здешних мест, с ними дела обстояли гораздо сложнее. Как раз они-то прятаться никуда не стали.

Индейцы появились утром, когда лесная тишина уже нарушилась пением играющего побудку горна, топотом множества ног, звоном оружия, голосами солдат, командами сержантов и офицеров. Отряд за отрядом они вываливали из лесной чащи, на левый берегу речушки, примерно в трехстах метрах от просыпающегося бивуака, перекрывая новороссам путь вперед. Тревожно зарокотал барабан, побросав недоеденный завтрак, заметались, бросившиеся к оружию, понукаемые командами своих командиров солдаты и ополченцы.

Отшвырнув в сторону, алюминиевую (еще один привет из будущего) миску с кашей Егор вскочил на ноги. От палатки уже со всех ног мчался к нему нагруженный оружием адъютант.

Вопреки ожиданиям, ирокезы атаковать не спешили. Они, не торопясь, "сообразили" подковообразное, развернутое вогнутой стороной к врагу построение и принялись чего-то выжидать. Ляшков, некоторое время с недоумением всматривался в неподвижные ряды раскрашенных боевой раскраской, защищенных деревянными доспехами и щитами индейских воинов. Судя по размерам "подковы" и глубине построения их было никак не меньше трех сотен. Учитывать, что какая-то их часть осталась охранять поселки, то если верить донесениям разведки, каюги выставили здесь почти всех своих бойцов. Значит все здесь и никаких неожиданностей вроде засады или обходного маневра, ждать не приходится. Тогда чего же они ждут?

За спиной под барабанный бой, уже выстроились стройные шеренги стрелков. Застывшая в полной готовности прислуга заряженного фальконета, с любопытством и недоверием косилась на то, как "безопасники", установили пару треног и укладывали на закрепленных на них направляющих, длинные, похожие на толстые стрелы снаряды. Не понимая причины столь пассивного поведения краснокожего воинства, и опасаясь подвоха, Егор отдал приказ ополченцам занять позиции в тылу своей маленькой армии и тщательно оберегать его от какой либо коварной выходки со стороны диких противников.

Между тем терпение ирокезов иссякло, по неподвижным рядам их воинов прокатилось волнение, но прежде чем они успели сделать хотя — бы один шаг, навстречу им, шипя рассерженными змеями и оставляя дымный след, устремились ракеты. Два огненных шара с грохотом распустились над головами индейских воинов прямо в центре их построения. Эффект от первого в Новом свете применения ракетного оружия был более психологическим чем практическим. Потери, понесенные каюгами в результате разрывов двух практически не несущих дополнительного поражающего элемента пороховых ракет, едва ли составили десяток — полтора убитых, раненых и контуженых, но вот вызванная ими паника была поистине разрушительной. В один момент грозное вражеское войско превратилось в толпу перепуганных дикарей. Одни в ужасе валились на землю закрывая головы руками, другие, толкаясь и давя друг дружку, бросились под защиту спасительного леса. Да что там говорить о несчастных туземцах, если даже среди новороссов действие нового оружия вызвало замешательство. Да и сам Ляшков, хотя и ожидал чего-то подобного, был слегка ошеломлен произведенным эффектом. Первым очнулся как ни странно Брюнер. Ругаясь на жуткой смеси русского и немецкого языков, он подскочил к оторопевшему бомбардиру, выхватил из его руки тлеющий пальник и ткнул им в затравочное отверстие фальконета. Пушчонка неуклюже подпрыгнула, и рявкнув, выплюнула облако порохового дыма и небольшой чугунный шар, через мгновения нашедший свои жертвы в окончательно потерявшей всякий порядок толпе неприятеля.

— Барабанщик, атаку! — заорал Егор, и выхватив из ножен клинок бросился вперед, благоразумно стараясь не перекрывать сектор обстрела топающим следом под неумолчным барабанный рокот и команды лейтенанта и сержантов гвардейцам. За ним размахивая мечом и вопя что-то воинственное, несся верный Мак-Грегор. Вот первая шеренга стрелков достигла берега речушки, остановилась, дала залп и расступилась, заряжая ружья и пропуская вперед следующий плутонг. Новый залп, и вот уже разрывая плотные облака порохового дыма, щетинящаяся жалами штыков, волна солдат хлынула на противоположный берег, окончательно довершая разгром деморализованного неприятеля.

ГЛАВА 8. В которой любознательного читателя ждет повествование о жизни обитателей Нового Света, а героя весьма неприятное приключение.

Волна негромко плещет, разгоняемая широкой лопастью короткого весла, журчит за кормой, небольшие льдинки стучатся в берестяной борт. Тихо падают крупные снежинки, словно по волшебству исчезая в темных водах реки, тают, холодя кожу гребцов. Каноэ стремительно несется вниз по течению. Сергей с удовольствием набрал в грудь чистый, свежий воздух. Легкий морозец нисколько не мешает грести, наоборот слегка бодрит и освежает разгоряченное работой тело. Настроение замечательное, и есть от чего. Он возвращается домой, туда, где ждут друзья и самая красивая в мире девушка, от одного предвкушения встречи с которой сладко щемит сердце, горячее бурлит кровь в жилах, а губы сами растягиваются в глупой, бесшабашной улыбке. Хотелось петь и кричать о переполняющей радости, но лес не любит шума и суеты, поэтому парень сдержался, только покосился на своего молчаливого и невозмутимого спутника и сильнее налег на весло.

Вот, наконец, заканчивается, тянущийся по обоим берегам по-зимнему голый, присыпанный свежим снежком лес, уступая место обширным росчистям, занятым под огороды и пашни. Взору путников открывается частокол посада, за темной стеной которого прячутся срубы и белые крыши изб и крытых корьем вигвамов. Вьющийся над ними дымок, придавленный низкими серыми тучами, стелется над землей, приятно щекочет ноздри запахами, обещая скорый отдых и сытную трапезу в теплом уюте человеческого жилья. Проходит еще минут десять и нос челнока, ломая тоненький ледок заберегов, утыкается в берег у бревенчатого причала. Первым на сушу ловко выскочил Сатэ-Ок, слегка придержал посудину, пока из нее не выбрался Корнев. Затем путешественники одним сильным рывком вытянули лодчонку из воды и принялись выгружать из нее оружие и багаж. Последнего было совсем не много, пара свернутых в тюки оленьих шкур, служивших в дороге постелью и кровом, и больших, пошитых из того же материала торб. Сборы заняли не больше пяти минут. Оставив перевернутое кверху дном каноэ отдыхать среди десятка подобных ему берестяных челноков, наши путешественники шагнули под своды надвратной башни в гостеприимно распахнутые ворота Черновского острога.

Основанный на месте сожженной в результате набега враждебных мохауков крупной махгиканской деревни поселок, со временем превратился в небольшой город, немногим отличающийся от такого же находящегося где-нибудь в далекой, оставшейся за бескрайним океаном Московии, Рязанщине или Новгородчине. Такой же окруженный частоколом посад и на вершине холма едва виднеющиеся за бестолковым мельтешением снежных хлопьев рубленные, бревенчатые башни и стены кремля. Вот разве, что индейские вигвамы стоящие вперемешку с домами переселенцев вносят свой ничем неповторимый колорит в облик городка. Есть школа и больница, занимающие просторные избы пятистенки в центре, и две часовни, православная и католическая, в них святые отцы службы справляют, когда наездами здесь бывают. Наличествует даже почтовая станция с трактиром, новшество, вводимое с этого года во всех более или менее крупных поселениях Новороссии. А бывшая Черновка, ныне Черновский острог все же второй по размеру и численности населенный пункт в княжестве. Почти три тысячи жителей, две трети из которых, выходцы из Старого Света, остальные — махгикане, которые целыми родами откочевали под защиту крепостных стен, влившиеся и прочно смешавшиеся с пестрой и разноязыкой толпой колонистов. Хотя в большинстве своем индейцы продолжали жить прежним, родовым укладом, подчиняясь своим вождям и старейшинам. Стараниями святых отцов удалось обратить в христианство многих из принявших власть "белого вождя" туземцев, но грань, где закачивались старые языческие верования, и начинались новые, принесенные из-за океана, была очень тонкой. Нет, наивным детям природы, конечно, нравилась пышность и торжественность церковных служб. Новоявленные христиане с удовольствием посещали и католические мессы, и православные проповеди, но и свои собственные обычаи и верования забывать не собирались, по простоте душевной считая, что чем больше добрых богов и духов их защищает, тем полезней для здоровья и благосостояния. Кроме того к величайшему ужасу и негодованию святых отцов их свежеприобретенная паства решительно отказывалась понимать разницу между двумя религиозными течениями. Сегодня, внимательно выслушав католическую латынь отца Бонифатия, завтра, те же самые прихожане, ничуть не смутившись, отправлялись столь же прилежно внимать старославянским речам православного священника. И ничего нельзя было с этим поделать, не прогонять же их из храма. Вот как прикажете им объяснить, почему, если Бог у белых людей один, молятся они ему по-разному? Любые уверения каждого из пастырей в том, что именно его способ богослужения является единственно верным и правильным, а все остальное суть ересь и кощунство, вносили еще большую сумятицу в совершенно нецивилизованные головы несчастных аборигенов.

Гораздо проще с вопросами религии дела обстояли как ни странно в смешанных семьях. Выходившие замуж за колонистов индианки принимали согласно новому закону веру супруга и волей неволей вынуждены были ходить только в храмы посещаемые главой семьи. С каждым годом таких смешанных союзов становилось все больше, как и детворы рожденной от этих браков.

Впрочем, вернемся к нашему герою. Последний раз Сергей был здесь прошлой весной, когда уходил во главе небольшой экспедиции к берегам казавшихся тогда такими далекими, Великих озер. Но вот прошло немногим более полугода, а границы княжества его стараниями существенно продвинулись на запад. Весь конец лета и первая половина осени ушли на то, чтобы настелить волоки в обход водопадов, построить небольшой острог для их защиты и завязать торговые и дипломатические отношения с племенами Венро и Эри проживающими в здешних местах. Уже к середине ноября, оставив в форте Ниагара, в качестве гарнизона, десяток своих людей, он вернулся в Онтарио, где уже ожидала почта, почти месяц назад как доставленная из столицы. Махгиканин — почтальон привез два пакета. Первый, от Ляшкова, в котором тот писал, что не видит особой необходимости в присутствии приятеля на данный момент на Озерах и настаивал на его возвращении в Форт Росс. Действительно с наступлением зимних месяцев деятельность экспедиции предполагалось ограничить лишь неторопливым изучением и картографированием южного побережья озера Эри, а с этой задачей вполне мог справиться Ди Вартема, назначеный комендантом в Ниагаре. Более активные действия планировались на будущую весну, когда итальянец, дождавшись подкрепления, должен будет самостоятельно двинуться дальше на запад к истокам Миссисипи.

Сергея же ждало новое задание, о котором он знал только то, что оно будет обязательно, но только после свадьбы, к которой все уже было готово. Не хватало лишь одного, но весьма важного элемента — жениха.

Собственно как раз об этом было второе письмо. Аленка Титова сообщала, что ждет, не дождется своего суженного, день венчания уже назначен, гости приглашены, с отцом Федором уговорено и усадьбу для молодоженов отстроили. Батюшка — князь Егор Михайлович сам мастерам сказывал, где и как хоромы ставить и серебра им из своей казны за работу не пожалел.

В общем, было отчего радоваться, и куда торопиться нашему герою. И пускай путь был далеким и опасным, в конце его ждала награда, о которой он давно мечтал.

Между тем широкая улица привела предающегося сладостным грезам Корнева и его спутника на неширокую площадь перед крепостью. Представляла она собой правильный четырехугольник бревенчатых стен — кит, пятиметровой высоты с поверхом и стрельницами и четырьмя кряжистыми — башнями по углам. На их открытых площадках, на колесных лафетах были установлены двенадцатифунтовые медные пушки, по одной на каждую башню. Поскольку считалось, что город расположен практически в центре новоросских владений и нападение извне ему не угрожает, гарнизон крепости был невелик. Три десятка стрелков при одном офицере и сержанте, и двадцать человек артиллерийской прислуги. Вполне достаточно для отражения налета немирных аборигенов. Впрочем, после окончательного замирения и присоединения к Новоросскому княжеству племени воинственных мохауков, нападать на город действительно было просто некому. Не считать же реальной угрозой для густонаселенного по местным меркам поселения, горстку непокорных, родичей непримиримого, люто ненавидящего пришельцев Красной Птицы. Тем более, что мятежный вождь со своими немногочисленными воинами и их семьями, спасаясь от преследования правительственными войсками, и союзными им ленапами, и онейдами, по слухам вот уже полгода как ушел в земли каюгов. Поговаривают, правда, что прошлогодняя война с ними о которой Сергей, будучи в Онтарио узнал лишь спустя месяц после ее окончания, не обошлась без его участия. Теперь мятежники, опять же по слухам, укрываются у нейтральных сенеков, где опять и довольно небезуспешно продолжают интриговать против бледнолицых.

Впрочем, как мы уже знаем, непосредственно жителям Чернышевского острога все эти политические и военные перипетии ничем не угрожали, и городок продолжал жить размеренной, мирной жизнью, со всеми ее проблемами и заботами. Работали бумажная и стекольная мануфактуры, уходили в лес за меховой казной охотники. Те же, кому не хватило рабочих мест на производстве, и кого не прельщал промысел дикого зверя, с нетерпением ждали весны. Тогда можно будет уйти на заветную деляну, заросшую плачущими драгоценным сладким соком кленами, или вернуться к своей пашне или огороду снова начав ежегодную "битву за урожай".

Ворота цитадели, тоже оказались открытыми. Однако, возле них неторопливо прохаживался часовой, обряженный в железную кирасу одетую поверх короткого овчинного полушубка и каску, напяленную поверх мехового треуха. Мушкет на его плече хищно поблескивал широким жалом примкнутого штыка. Признав в запорошенном снегом путешественнике своего полковника, стрелок вытянулся по стойке "смирно" и принялся добросовестно "пожирать" глазами начальство.

Румяная с мороза, сытая физиономия солдата, его добротное, теплое одеяние и содержащееся в надлежащем порядке оружие ясно говорили, о том, что отцы командиры, несмотря на нахождение в тихом и спокойном гарнизоне, своими обязанностями не пренебрегают и службу знают. О том, же говорили, содержащиеся в полном порядке укрепления и постройки, и даже аккуратно отчищенные от снега дорожки и плац с высоким флагштоком, на котором повисло полотнище флага с голубым Андреевским крестом.

За толстыми стенами кремля прятались цейхгауз, продовольственный склад, полицейский участок с порубом, казарма, а также жилые дома, офицеров и семейных солдат. В общем, в крепости царил строгий армейский порядок, что само по себе не могло не порадовать нашего героя по своему должностному положению являющегося одним из самых высших воинских чинов Новоросского княжества.

Комендант крепости — лейтенант Федосей Щербина, несмотря на свои двадцать два года, носил третий по значимости в здешней воинской иерархии чин вполне заслуженно. В свое время в числе четырех десятков других деревенских недорослей его завербовал в свою дружину новый Грюненбургский фогт. Вместе с тяжелой пищалью, бердышом и старой кирасой паренек получил путевку в другую жизнь. Да солдатская служба не сахар, полна многих (большей частью самых неприятных) неожиданностей, и сложностей. Стезя воина трудна, опасна и непредсказуема. Но с другой стороны для Федосея это был шанс вырваться из окружавшей его беспросветной нищеты, ведь в отеческом доме его ждали только полуголодное существование и тяжкий ежедневный труд, во благо господина.

Благодаря уму, упорству, смекалке и отваге, очень удачно сочетавшимся с недюжинной физической силой и природной ловкостью, он сполна воспользовался этим шансом, сделав неплохую карьеру. С той поры прошло пять лет. Из тех сорока его товарищей почти половина сложила головы, одни в боях с крестоносцами или пиратами, другие в многочисленных стычках с индейцами в лесных дебрях дикого континента. Те же, кто выжил, приобрели бесценный боевой опыт и составили основу офицерского и сержантского корпуса пока немногочисленной регулярной армии Новоросского княжества. Назначение командиром небольшого подразделения дислоцированного в спокойном и не очень удаленном от столицы гарнизоне молодой офицер принял без особого восторга, в таком возрасте хочется подвигов, славы, да и карьеры, сидя в здешнем захолустье, особо не сделаешь. Но служба есть служба и вот уже два года парень практически безвылазно сидел в Черновском остроге. Женился на индианке, обзавелся кое-каким хозяйством и даже начал находить какие-то положительные стороны в своем нынешнем положении, но месяц назад внезапно начались передвижки. Сначала князь вызвал к себе здешнего воеводу Еремея Хлопотникова, говорят за новым назначением. А следом, пришел приказ передать гарнизонную службу местному полку национальной гвардии, а самому вместе со стрелками выдвигаться в Форт Росс. Причины столь спешной передислокации в приказе естественно не разглашались, но их отсутствие вовсе не было причиной для невыполнения поставленной задачи. Ведь приказы, как известно, не обсуждаются, а исполняются, а посему приходилось спешно бросать налаженный быт, собрав семьи и пожитки, срываться с места и отправляться в полную неизвестность. Впрочем, наверное, все военные люди хотя бы немного фаталисты вот и Щербина на судьбу не жаловался, относясь ко всему с философским спокойствием, надо, значит надо.

Гостей он встретил весьма радушно, организовал баню и позже за накрытым столом поведал о последних событиях. Увы, ничего особенного лейтенант сообщить не мог, только то, что было уже напечатано в еженедельно доставляемой из столицы газете. Сергей запросил в свое распоряжение всю накопившуюся за два-три месяца прессу и после ужина при тусклом свете оплывавших в подсвечниках свечей, принялся изучать последние известия. Не будем утомлять читателя перечислением, о них он легко сможет узнать в ходе нашего дальнейшего повествования. Достаточно сказать, что самой крупной из новостей был прошлогодняя, победоносная война с каюгами. Ничего не поделаешь, средневековая жизнь течет неспешно и не суетливо, в отличие от покинутого некогда нашими героями сумасшедшего двадцать первого века.

Переночевав в гостеприимном доме молодого офицера ранним утром следующего дня, наши путешественники были готовы снова отправиться в путь по воде, но чаяниям их не было суждено сбыться. Мать природа приготовила им свой сюрприз. Ударивший ночью мороз схватил серебристым панцирем реку. И хотя ледяная корка еще была достаточно тонкой и непрочной, двигаться дальше на каноэ было невозможно. Острая кромка могла запросто повредить хрупкие берестяные борта посудины.

Впрочем, подобные мелочи едва ли могли остановить рвущегося к своему счастью Корнева, и он готов был идти дальше хоть пешком, хоть на лыжах. К счастью подобного самопожертвования никакой необходимости не было. С первым же выпавшим снегом, от острога до столицы, был проложен достаточно удобный зимник. Не прошло и часа как, от почтового двора отъехали запряженные резвой кобылкой четырехлеткой сани-розвальни, увозя укутанного меховыми пологами седока. Сатэ-Ок, для которого надобность в дальнейшем путешествии отпала, остался гостить в городе у родичей.

Долговязый, костистый возница — аукшайт, обряженный в подбитые серым волчьим мехом кафтан и колпак, оказался человеком весьма флегматичным и молчаливым, он лишь негромко мурлыкал себе под нос какую-то заунывную песню. Некоторое время Сергей дремал, убаюканный этим его пением, и поскрипыванием снега под полозьями саней. Но затем путешествие показалось ему несколько скучноватым, и он решил разговорить попутчика.

— Тебя как зовут — то?

— Арвидас, ваша милость — немного поразмыслив, сообщил мужик.

— Давно при почте служишь?

— А как первый снег выпал, так и служу. Зимой то все одно, делать нечего. А воевода мне и лошадь вот дал, велел только беречь ее и каждую зиму почту на ней возить. А летом и пахать на ней можно, и сено... — возница причмокнул, щелкнул вожжами и продолжил — плохо без животины в хозяйстве. На бабе разве много вспашешь?

— Так ты чего? — изумился Сергей — жену в плуг запрягал?

— А кого же еще? — на простецкой физиономии крестьянина отразилось непритворное удивление — другой — то скотины не было. Анна у меня баба здоровая.

— Ну ты, блин, даешь! — некоторое время Корнев молчал, переваривая полученную информацию.

— Теперь заживем — между тем продолжал разглагольствовать Арвидас — зимой денег извозом заработаю, весной сока кленового наберу, купцам продам. Надел свой распашу, весь. Урожай хороший будет.

— А не боязно одному в дороге-то?

— Господь миловал — перекрестился возница.

— Спокойно на дороге значит — резюмировал Сергей

— Спокойно. Так ведь не с пустыми руками то еду. И рогатина есть, и арбалет в арсенале выдали, кольчужку вот справили — мужик распахнул верхнюю одежду, продемонстрировав металл брони — я же в ополчении состою. Опять же некого бояться. Разбойников здесь нет, дикари уже давно не балуют, а от зверя отобьюсь с божьей помощью. В прошлом годе волчару матерого сам стрелой взял, теперь кафтан на меху и колпак как у купца богатого. При старых то господах, когда там, за морем жили, нам ведь оружие вовсе нельзя было носить. Поймают, повесят сразу. На всю деревню один топор, да один нож и те цепью к колоде прикованы. Нынешний государь, дай Бог ему здоровья простому люду много хорошего сделал. Я ж ведь поперва и не хотел в новые то земли ехать, страшно было. А ныне и не жалею вовсе, не в пример лучше жизнь стала.

Хвалебные речи возницы в адрес новых господ оказались прерваны самым бесцеремонным образом. Лохматая, бурая туша внезапно с треском выломилась из кустов на дорогу метрах в десяти перед мордой лошади. Испуганно всхрапнув, кобылка резко рванула в сторону, развернувшиеся поперек накатанного тракта розвальни наскочили на дерево и опрокинулись, вытряхивая в снег и возницу, и пассажира.

Медведь потянул носом воздух, шумно фыркнул и не спеша двинулся к бьющейся в безнадежно перепутанной упряжи, лошади. В этот момент, между хищником и жертвой самоотверженно встал Арвидас. Зверь, конечно, был страшен. Но позволить себе отдать на съедение какому-то блохастому гопнику свою надежду на грядущую сытую и безбедную жизнь мужик просто не мог. С отчаянным воплем он бросился на шатуна, и попытался ткнуть рогатиной в его мохнатый бок. Косолапый, с удивительной для своей огромной комплекции стремительностью развернулся, мощным ударом когтистой лапы отбросил мужика в сторону и остановился привлеченный непонятным шевелением валяющейся прямо перед ним оленьей шкуры.

Начало драмы Корнев, сначала сидевший спиной к вознице, а после внезапно очутившийся головой в сугробе, пропустил. Беспомощно барахтаясь в опутавшем его, некогда таком уютном, а ныне превратившимся в смертельную ловушку, меховом пологе он слышал рев зверя, ржание несчастной лошади и вопли ее хозяина, понимал, что происходит что-то ужасное, но увы, не мог оценить, откуда исходит угроза и какова степень ее опасности. Наконец он кое-как сумел выпутаться и, вытащив из-за пояса оружие, взвести курок. Вовремя, практически возле своего лица парень уже чувствовал зловонное дыхание медвежьей пасти. Именно туда, в эту оскаленную, смердящую пасть он и нацелил ствол пистолета. Очевидно, высшие силы хранили нашего героя, далеко не совершенный и капризный кремневый замок не дал осечки, не отсырел и не рассыпался порох с затравочной полки. Выстрел произошел, как ему и положено с секундным запозданием, его грохот слился с предсмертным ревом хищника, и все вокруг заволокло серым облаком порохового дыма.

ГЛАВА 9. В которой Щебенкин сначала влез не в свои дела, а потом давал уроки географии.

Бывший студент и пауэрлифтер, а ныне посол Великого княжества Новоросского в Великом княжестве Московском, Костя Щебенкин восседая на спине крепкого гнедого конька, не спеша ехал по тихим, вечерним замоскворецким улочкам. Вопреки ожиданиям при первой встрече Москва 16-го века не произвела на нашего современника большого впечатления. Этакая большая, даже огромная по здешним меркам, но все-таки деревня. Сплошь деревянная (исключение составляли лишь некоторые храмы), со стиснутыми частоколами оград, щедро унавоженными "конскими яблоками" улицами. С лежащим по обочинам грязно серым от копоти многочисленных печных труб снегом и запахом навоза и парного молока по утрам. В общем, средневековый город, зимой радужных впечатлений не оставлял. Даже Кремль, выглядел каким-то обшарпанным, с невысокими, сложенными из серого камня, а местами и вовсе деревянными стенами и башнями. Ничего общего с тем, что Костя видел, бывая в столице в своем времени.

В очередной прогулке по древней Москве его сопровождали двое попутчиков: Николай, один из четверых у солдат-телохранителей из числа крещеных, служилых индейцев, и Тимоха Скрынь, живой, подвижный мужичонка лет сорока, челядин купеческой вдовы Евфросиньи Обрезовой, в просторной подмосковной усадьбе которой, Новоросское посольство арендовало жилплощадь и конюшни. Ничего не поделаешь, до отдельных посольских дворов тогда в Великом Княжестве Московском тогда еще не додумались, да и придворный — посольский церемониал, впервые введенный при покойном родителе нынешнего государя Иване, находился еще в стадии становления.

— Стой! — Костя натянул поводья и поднял вверх ладонь, призывая спутников к вниманию — слышите?

— Кажись, убивают кого? — Тимоха остановил рядом свою невзрачную пегую кобылку и прислушался — на соседней улице. Верно говорю, боярин, как есть убивают.

Третий член небольшой компании, только молча кивнул головой и потянул из ножен тяжелый солдатский палаш.

— А ну, пойдем, глянем — Костя быстро спешился, и обнажив свой клинок, осторожно направился к источнику шума. За ним, бормоча вполголоса молитвы, топал Скрынь, все оружие которого, состояло из тяжелой свинчатки кистеня болтавшейся на кожаном ремешке. Шагов идущего следом гвардейца слышно не было. Потомственный охотник — махгиканин, он и здесь на городских улицах двигался так, словно скрадывал зверя где-нибудь в дебрях диких, американских лесов.

Звон клинков и хриплые вскрики сражающихся были далеко слышны в ранних, морозных сумерках плавно наползающих на притихшие замоскворецкие улицы. Дрались трое. Двое из них, одетые в длинные, стеганные тягиляи старательно орудовали клинками, весьма недвусмысленно пытаясь отправить на тот свет третьего, рослого, мужика в зеленом, богато расшитом, длинном, зимнем кафтане.

Впрочем, их противник, по-видимому, тоже жизнь прожил не в женском монастыре. По крайней мере, он пока весьма успешно отражал атаки оппонентов и даже порой довольно опасно контратаковал, вынуждая их перейти к защите.

Особого желания ввязываться в чужую потасовку у нашего героя не было, да и скорее всего вмешательство бы и не потребовалось, судя по тому, как ловко обороняющийся незнакомец орудовал прямым, длинным кончаром. Но в дело вмешался его величество случай. Не вовремя появившихся из-за угла путешественников, нападающие, очевидно, приняли за подкрепление, спешащее на помощь врагу, и разделились.

— А, еще воры! — завопил один из них, бросаясь на Костю, замахиваясь для рубящего удара кривой татарской саблей.

Слегка ошалевший от подобной встречи Щебенкин тем не менее призвав на помощь все свои фехтовальные навыки, довольно успешно парировал первую атаку. Еще года три назад подобный выпад стал бы нашего героя первым и последним. Но эти три года были прожиты в мире, где от умения владеть оружием слишком часто зависели его жизнь и свобода, а значит, хочешь, не хочешь, приходится уделять время регулярным тренировкам. Сабля атакующего, отведенная в сторону, звякнув, скользнула по защищенному наручем запястью, и острое жало клинка хищно метнулось вперед, устремившись к неприкрытой полами куяка, голени опорной ноги оппонента. Теперь уже он вынужден был отскочить назад, опасаясь за целостность своих конечностей. Секундная заминка и подошедший на помощь Косте телохранитель уже атакует противника рубящими ударами тяжелого палаша. Пятясь под двойным натиском новороссов, тот еще некоторое время сопротивляется, но упустил момент, когда незнакомец в кафтане, покончив с его напарником, вдруг оказался за спиной. Дальнейшее произошло за доли секунды, резкий взмах меча и вот он уже лежит на плотно утоптанном, грязном от сажи и конского навоза снегу и вокруг его разрубленной головы неторопливо растекается быстро густеющее на морозе черное пятно.

— Мда, вот тебе и не вмешались — проворчал Костя, все еще тяжело дыша после скоротечной схватки, подрагивающими от избытка адреналина руками не сразу попал клинком в ножны — хотелось бы знать, в какую историю мы опять влипли.

— Влипли, говоришь? — невесело усмехнулся, очевидно отличавшийся хорошим слухом незнакомец — тот и оно, что влипли, это ты кавалер верно подметил. Лучше не скажешь. В скверную ты немчин историю попал.

— Спасибо, утешил — бросив неприязненный взгляд на собеседника, буркнул Щебенкин.

— А ты не девка, чтобы тебя утешать, как есть, так и сказываю — хмыкнул тот, затем посерьезнев, приложил руку к груди и слегка поклонился — но все одно, прими благодарность. Кабы не ты, так несладко бы мне пришлось. Идти надо, а то не ровен час опять княжьи людишки набегут. Тогда точно не отобьемся.

— Княжьи? — ахнул стоящий за спиной Тимоха — ой беда Константин Лексеич, бежать надо. Пропали наши головушки.

— Уймись, не каркай — одернул челядина Щебенкин и обернулся к незнакомцу — а ты мил человек кто такой будешь?

— Уходим. Потом обскажу кавалер, мыслю, мы с тобой еще свидимся — бросил "мил человек" и махнул в сторону остывающих на морозе трупов — коли жизнь тебе дорога, о сем, никому не сказывай, и людишкам своим накажи, чтобы языками не трепали.

Больше ничего не сказав, незнакомец поспешно скрылся, словно растворился в темноте ближайшего переулка. Наш герой, жестом позвав за собой спутников, поспешил последовать его совету. Действительно задерживаться не стоило, с соседней улицы уже раздавались голоса людей, надрывались в лае встревоженные шумом собаки.

Ожидавшие за углом лошади, быстро унесли наших путешественников с места недавней схватки и без всяких приключений доставили их к посольским апартаментам. Там Костя, строго настрого запретив спутникам болтать о недавнем приключении, что впрочем, оказалось совершенно излишним. Николай вести пустопорожние разговоры был не склонен в силу своей природной, присущей представителям его народа сдержанности, а Скрынь же был настолько напуган, что вряд ли бы стал кому либо распространяться о своем пусть и невольном участии в темном деле. Наконец разобравшись с делами парень, добрался до заменяющей ему кровать лавке, и отогнав прочь бродящие в голове тревожные мысли и предчувствия завалился спать.

Первые, робкие, солнечный лучики, просочившись сквозь затянутый слюдой оконный переплет, пробежали по лицу. Внизу, в подклети радостно завопил петух, восторженно приветствуя наступление нового дня. Щебенкин открыл глаза, потряс головой, разгоняя остатки сна, рывком сел на зашуршавшем свежим сеном, крытым чистым полотном тюфяке. Сладко потянулся, до хруста в суставах, босые ноги ощутили прохладу свежевыскобленных половиц. Разгоняя кровь по жилам, сделал несколько приседаний и помахал руками. Пригнувшись, чтобы не зацепить головой низковатую для его двухметрового роста притолоку, вышел в просторную горницу. Пожелал доброго утра хлопочущей возле жарко натопленной русской печи Агафье, молодой, лет шестнадцати отроду, хозяйской приживалке, приставленной кормить и обстирывать постояльцев, и направился в сени.

За ночь вода в большой деревянной бадье подернулось тонкой коркой льда, Костя ручкой ковша раздолбил ледок, зачерпнул воды. Выскочив на улицу, наскоро поплескался, поливая сам себе, и юркнул в блаженное тепло терема. У стола в ожидании завтрака уже собралась почти вся его немногочисленная свита.

Не успели они приступить к трапезе как дежуривший у ворот гвардеец, доложил о приезде Теглева.

— Хлеб да соль честному народу! — почти сразу же за докладом в горницу, шумно оббивая в сенях снег с сапог, ввалился Евфстафий. Сдернув с головы колпак, широко перекрестился на поставец с иконами в красном углу. Весело подмигнул, осклабившись, потер руки — ай да я, как раз к столу поспел!

— Не побрезгуй боярин — Агафья с поклоном подала ковш с исходящим ароматным парком сбитнем — отведай, с мороза.

— А и отведаю — гость в несколько глотков выпил горячий, пряный напиток, вернув посудину, попытался облапить уворачивающуюся служанку — хорош сбитенек, да и девка хороша, гладкая да пригожая.

— Здравствуй Евфстафий Юрьич, ты по делу? Или в гости заглянул? — приветствовал новгородца Щебенкин.

— Ага, в гости — хитро ухмыльнулся Теглев — но по делу.

— Ну, садись к столу, поешь, а дело подождет.

Боярин не заставил себя долго ждать, присел к столу и, извлекши из чехла на поясе ложку, запустил ее в миску с кашей.

Некоторое время едоки в полной тишине сосредоточенно работали ложками, наконец, когда с нехитрым, но весьма обильным завтраком было покончено, Костя выпроводил из горницы починенных и оставшись один на один с Теглевым, приступил к расспросам.

Новгородец долго ходить вокруг да около не стал и быстренько выложил, зачем собственно явился в такую рань.

Выяснилось, что после полудня новоросского посла желают видеть в кремле, и не кто-нибудь, а сам великий князь московский Василий Иванович. С одной стороны этого известия Щебенкин ждал уже давно, собственно ради этого в Москву и приехал, но вот с другой стороны... . В свете последних событий от подобной встречи можно было ожидать всего, чего угодно. Паранойя взвыла со страшной силой. Разгулявшееся воображение живо нарисовало, как у кремлевских ворот его хватают княжеские дружинники. Ну а там выбор перспектив достаточно широк от пожизненного содержания в тюрьме (что маловероятно, все-таки не велика птица), до смертной казни. Ну а тут, фантазии есть, где разгуляться. Кто знает чего тут положено для убийц и государственных преступников. Тут тебе и дыба, и четвертование, и сажание на кол, да мало ли еще развлечений предки себе придумать могут, с новоросским послом Константином Щебенкиным в главной роли. Б-р-р. Да простое повешение или отрубание головы по нынешним то временам может оказаться невиданным актом милосердия. И попробуй, докажи, что ты ни в чем не виноват, и всему виной нелепая случайность. О презумпции невиновности местные судьи по простоте душевной даже и не слышали.

Хотя вроде по виду и поведению Теглева не похоже на ловушку, но с другой стороны Евфстафия могут использовать и втемную.

Погруженный в эти невеселые мысли Щебенкин собрался, и прихватив с собой пару сопровождающих и полагающиеся в подобном случае подарки направился в путь.

Впрочем, на некоторое время предоставим нашему герою самостоятельно следовать уже знакомым маршрутом, а сами отвлечемся ненадолго, чтобы рассказать любознательному читателю о тогдашнем хозяине кремлевских апартаментов и его эпохе. Великому князю Московскому и всея Руси, князю Новгородскому и Владимирскому шел в ту пору двадцать седьмой год. Московский престол он занял совсем недавно, не прошло и полугода. Не было в нем ни отцовской энергии, ни таланта правителя. От недавно покинувшего этот грешный мир родителя своего Ивана III, унаследовал он лишь весьма жесткий характер, круто замешанный на византийском властолюбии, коварстве и склонности к интригам, коими щедро наградила сына его матушка, племянница последнего византийского императора Софья Палеолог.

К описываемому нами времени интриги, это было, пожалуй, единственное, в чем нынешний правитель княжества Московского на самом деле преуспел. Изначально воссесть на престол ему не светило, ни при каких раскладах. Ведь, дети Ивана III и Софьи Палеолог не могли занимать московский престол. Таковы были условия брачного договора. Но Софья не была бы наследницей византийских императоров, если бы смирилась с подобной на ее взгляд несправедливостью. Первой жертвой ее коварных планов стал, как нетрудно было догадаться, старший сын Ивана от первого брака и по совместительству наследник престола — Иван Молодой. Зимой 1490 года, он внезапно заболел, и через два месяца отдал Богу душу. Естественно подобный оборот событий вызвал вполне обоснованные подозрения в отравлении, было проведено следствие, но ответил за все, как всегда "стрелочник", казнили лишь лекаря.

Однако смерть Ивана Молодого ненамного приблизила "Царьградскую змею", как за глаза, весьма непочтительно именовали молодую жену Великого князя Московского злые языки при дворе, и ее отпрыска к заветной цели. Между заговорщиками и великокняжеским столом встала фигура сына умершего Ивана — Дмитрия.

Попытка убийства нового наследника с треском провалилась. Бдительные бояре разоблачили заговор. Без казней не обошлось и в этот раз, но опять пострадала "мелкая сошка". Василий Иванович отделался лишь домашним арестом.

Огромных трудов стоило Софье восстановить хорошие отношения с мужем, и добиться "амнистии" для сына. Но все-таки ей это удалось. И вскоре Иван не только сменил гнев на милость, но и подверг опале теперь уже самого Дмитрия и его мать, свою невестку Елену Волошанку, дочку Валашского господаря. Каким образом "Царьградской змее" удалось воздействовать на далеко не подверженного чужому влиянию супруга — загадка, но факт остается фактом, Иван III не только провозгласил Василия наследником престола и великим князем Новгородским, но и в 1502 году посадил его еще и на Великое Владимирское княжение.

Менее чем полгода назад Василий Иванович у постели умирающего отца клятвенно пообещал помириться с племянником, но едва став Великим Князем, сразу же приказал посадить Дмитрия в подземелье.

Вот такой человек сидел сейчас во главе длинного накрытого расшитой скатертью стола в жарко натопленных расписных кремлевских палатах и мерил Константина испытующим взглядом внимательно прищуренных глаз. Впрочем, надо отдать ему должное, был Василий Иванович не лучше, а во многих случаях и не хуже любого другого европейского, да и восточного правителя, чье правление пришлось на ту кровавую и жестокую эпоху, ныне именуемую поздним средневековьем. Ведь, как известно, особой любви к своим родственникам никто из них отнюдь не испытывал, соответственно и способов, чтобы избавиться от конкурентов в борьбе за вожделенную власть, не выбирали. Этот, хотя бы использовал свой талант интригана для того, чтобы объединить разорванную на лоскуты удельных княжеств, страну, сделать ее сильной и могучей, пусть и во главе с собой любимым.

Торжественная — официальная часть приема с вручением подарков и верительных грамот оказалась на поверку действом весьма пышным. Выезд на аудиенцию походил на красочный и хорошо поставленный спектакль, в котором единственным актером совершенно не знающим своей роли оказался сам посол. Ну, никто его этому не учил. Краткий инструктаж, проведенный Теглевым, пока неслись по Москве в богато убранном возке, специально предоставленным посольским приказом для этой цели, явно не в счет.

Транспорт лихо вкатил в распахнутые ворота кремля и остановился на некотором удалении от Красного крыльца, на котором в непонятном постороннему, но явно предусмотренном протоколом порядке выстроился богато разодетый люд. Едва Костя, еще не отошедший от быстрой скачки, ошалело разглядывающий, пестрящую золотым шитьем и драгоценной парчой толпу, выбрался на твердую землю, на него величаво надвинулись несколько бородатых, довольно представительных мужиков в тяжеленных даже на первый взгляд, длинных, до самых пят шубах, и высоких "горлатых" шапках. Попытка навскидку определить, который же здесь есть Василий III, успехом не увенчалась. Бояре взяли озадаченного посла в плотное кольцо, а затем началось неспешное шествие бесконечной чередой лестниц, переходов и покоев мимо многочисленной, разнаряженной в пух и прах дворни.

Хозяин всея Москвы и ее окрестностей принимал, сидя на престоле, "в большом наряде", в кафтане из золотой парчи, в "шапке Мономаха", со скипетром в руке. Назвали мы его так, ибо владения Великого Княжества Московского об ту пору, едва ли распространялись дальше границ современного нашему читателю Подмосковья. Однако "понтов", как выразилась бы молодежь в оставленном, нашими героями будущем, вполне хватало на маленькую империю.

У подножья трона выстроился ряд крепких парней в белых кафтанах с серебряными топориками в руках. Про себя Щебенкин обозвал их рындами, и как позже выяснилось, был абсолютно прав. Бородатый "конвой" расступился и Костя остался стоять в гордом одиночестве "расстреливаемый" любопытными взглядами чинно рассевшихся вдоль стен бояр. Впрочем, изучение его скромной персоны длилось недолго. Откуда-то сбоку высунулся весь из себя серьезный и солидный такой господин, ("окольничий", всплыл в памяти нашего героя один из немногих сохранившихся в ней фрагментов теглевского инструктажа) и заунывным торжественным басом принялся представлять посла.

Наконец важный господин умолк и в зале вновь воцарилась тишина. Щебенкин продолжал стоять столбом, грубейшим образом нарушая весь протокол торжественного мероприятия. Пресекая это вопиющее безобразие, окольничий вынужден был пойти на крайние меры, негромко кашлянув в бороду и слегка ткнув локтем в бок бестолкового иноземца.

Костя очнулся от спячки, и сообразив чего от него требуется, шагнул к трону протягивая верительную грамоту. Дорогу ему шустро преградил какой-то придворный, тут же вцепившийся в документ и едва не силой вырвавший его из рук. Грамоту должен был принять посольский дьяк, но проводивший "ликбез" Евстафий, очевидно считавший этот факт само собой разумеющимся в своем рассказе об этом просто не упомянул. Естественно, наш герой просто ошалел от подобной наглости и первой его мыслью было двинуть как следует дерзкому в ухо. Но толи суровые лица рынд, толи собственное благоразумие удержали его от столь опрометчивого шага.

Затем посла ожидало следующее испытание. Сидящий на троне человек протянул руку для поцелуя. С одной стороны это значило, что Новороссию признали христианской державой, иначе он просто ограничился бы возложением руки на голову посла. С другой же, лобызать руки постороннего мужика, выросшему в реалиях и понятиях свободолюбивого двадцать первого века Костику, совершенно не хотелось. Неизвестно еще, что он этими руками делал. А посему парень решил пойти на компромисс, припав на одно колено, он ограничился тем, что ткнулся во влажные от пота пальцы московского самодержца кончиком носа.

"Царская морда" брезгливо, как показалось Щебенкину, обмыл пальцы из серебряного рукомойника и на этом церемония целования руки была завершена.

Пара шустрых хлопцев, приволокла откуда-то невысокую обитую атласом скамейку, установили ее напротив престола и вежливо, но настойчиво усадили посла.

Дальше Костя уже действовал в соответствие с полученными инструкциями, благо эта часть церемонии была до него доведена детально. Немного помолчав для приличия, он коротенько, так минут на двадцать-тридцать принялся излагать цель посольства, а в это время пара сопровождавших его гвардейцев и местная дворня "являли" подобающие торжественному моменту подарки. А ведь и не слабые такие подарки. Было чего "являть". Два пистолета кремневых, невиданное по здешним меркам супероружие, причем выполненные в эксклюзивном варианте, специально для таких целей. Рукояти из "рыбьего зуба" с серебряной насечкой, красота. Шкурок бобровых три бочонка, казалось бы, глупости, везти русскому царю в подарок меха, ан нет, оказывается на Руси бобровый мех дороже собольего ценится. Поизвели видать предки зверя на шубы, да шапки боярские. А сахара кленового, отборного десять голов по пуду в каждой, отлитые в формах, в виде разных рыб и зверей. Эдакие, громадные леденцы. Не забыли и про пищу духовную. Подарки ведь везли христианскому государю, а значит, евангелие в обложке из тисненой кожи отпечатанное на мелованной бумаге, крупным типографским шрифтом, будет как раз к месту. И в довершении всего резной, деревянный инкрустированный все тем же моржовым клыком и серебром ларец, а в нем на мягких подушечках: высокие бокалы, зеленоватого стекла, тонкие, на длинных изящных ножках. Лучшие образцы, выпущенные стеклянной мануфактурой Кугеля и Штирлица (второго, как помнит внимательный читатель, в узком кругу друзей именовали просто Лехой Емелиным). Короче говоря, наши герои сделали все, чтобы явить предкам товар лицом, заинтриговать, вызвать интерес. И похоже, им это удалось.

Вообще-то в день аудиенции полагалось приглашать послов на обед в присутствии князя, во дворце, или же присылать угощение к ним на двор. А деловая аудиенция, гораздо более скромная назначалась лишь через несколько дней, но для Щебенкина, непонятно почему, было сделано исключение.

Все думские и свитские были отпущены восвояси, а Константина, вывели из просторной залы и отконвоировали в апартаменты поскромнее. Через некоторое время туда же соизволил прибыть и Великий Князь Московский, Владимирский и протчая и протчая..., всего лишь в сопровождении полудюжины стражников

— Садись кавалер — небрежным мановением руки скомкав пространные Костины славословия, князь указал за стол, на скамью слева от себя — чел я грамоты твои верительные, кои мне намедни передали. Сказки наместника новагородского такоже чел. Ведомо мне и про списки с замков орденских, кои через боярина Теглева воеводам моим пять лет назад передали. Но ведаю я и про то, что князем твоим приют многим ворам и разбойным людишкам новагородским даден был. Вот и понять не могу, толи господин твой дружбы моей ищет, толи вражды? Никак понять не могу.

— Дружбы государь — покосившись на застывших у входа стражников, Константин, вняв приглашению, опустился на широкую, покрытую ковром скамью. Вопрос Василия, да и тон которым он был задан, ничего хорошего не предвещал, но выхода не было. Оставалось только уповать на собственные дипломатические способности, наличие которых было под большим сомнением. Черт, ведь говорил же Ляшкову, предупреждал, что добром эта затея с посольством не кончится. Тоже нашел блин дипломата. Вот махнет сейчас деспот — князюшка ручкой, навалятся крепкие ребятишки, повяжут и в поруб, это в лучшем случае. А то могут и просто, прямо здесь прикончить. Ишь, глазищами из-под шеломов зыркают. Против полудюжины бронных дружинников у него даже до зубов вооруженного, в любом случае шансов не было никаких, а уж теперь, когда из всего арсенала при входе разрешили оставить только широкий кинжал на поясе и вовсе, дергаться смысла нет, никакого. И ведь никто не выручит, какая там посольская неприкосновенность, чихали тут на нее с высокой колокольни. Сгинул немец и сгинул, как в песне: "Дорогая не узнает...". Тьфу. Зябко поежившись от подобных перспектив, Щебенкин едва заметно повел плечами, но набравшись наглости и напустив на себя беззаботный вид, уверенно повторил — дружбы. От вражды никто ничего не выиграет, а вот добрая торговля многие блага обеим державам принесет. А что новгородцев к себе сманивали так это не от злого умысла. Тебе же лучше государь будет, если мы всех мятежников и недовольных к себе за море вывезем. Хлопот они оттуда никаких не принесут...

— Про то, что мне лучше, а чего нет, то не твоего ума дела кавалер. Ты говори, да не заговаривайся — гневно повысил голос, прервал его московский правитель, затем смерил собеседника хмурым взглядом, недовольно хмыкнул — многие блага говоришь. А ну-ка вот на сем списке покажи мне, где держава господина твоего находится. Поглядим.

По знаку князя стремительно подскочивший к столу стриженный "под горшок" отрок в серой длинной рясе проворно развернул большой пергамент, на котором в традиционном средневековом стиле, с завитушками и диковинными зверушками на полях была нанесена географическая карта.

Некоторое время Щебенкин склонившись над пергаментом, сосредоточенно с изрядной долей скепсиса разглядывал творение неведомого картографа, а потом откинулся и пожав плечами заметил: "Нет тут нашего княжества государь. Да и неверна твоя карта".

— Вот как? Не верна, значит? — московский князь выглядел искренне возмущенным — да ты знаешь, сколько за сей список фрягам серебра отвалили? Сию Ойкумену великие заморские книжники составляли, коих весь крещеный мир за ученых мужей почитает, а ты кавалер вот так сразу и увидел, что не верна.

— Вот смотри государь — деловым тоном категорично заявил Щебенкин, которого процесс настолько захватил, что он уже не обращал внимания на гневные речи и недовольную физиономию хозяина кремлевских палат — здесь с Европой, все вроде правильно, и Средиземное море и северный берег Африки, все на месте. А вот дальше хитрят книжники, или действительно не знают. Сам материк африканский он намного больше, чем тут нарисовано. Далеко на юг тянется. Португальцам уже давно про это известно, а тебе по всему видно старую карту подсунули.

— Ну, ну, материк говоришь? — задумчиво глядя в пергамент, протянул Василий — да пес с ней, с Африкой этой, что мне с нее прибытку? Ты про свою державу сказывай. Чем торговать мыслите?

ГЛАВА 10. В которой встречаются двое старых друзей.

Яркие солнечные лучи играли на стеклах окна, солнечными зайчиками весело прыгали по бревенчатым стенам и нехитрому убранству великокняжеского терема. Ясность морозного утра и мирная семейная обстановка навевали самое благодушное настроение. Их величества изволили завтракать в кругу семьи.

Удобно разместившись в громоздком деревянном кресле, Ляшков развернул свежий, доставленный этим утром номер "Новорусского вестника", и, не отрываясь от процесса поглощения выставленной на стол в количестве способном прокормить роту голодных наемников снеди, погрузился в чтение.

— Не читай во время еды — Татьяна попыталась выхватить из рук мужа газету — вредно для пищеварения.

— Ничего моему пищеварению не сделается — уворачиваясь, улыбнулся Егор — к тому же только плохие новости ему вредят, а здесь их нет, все чинно и благородно.

— Удивительно, у нас и вдруг плохих новостей нет.

— Мама, а что такое пищеваленье? — четырехлетний Мишка, прекратил ковырять ложкой молочную кашу и уставился на родителей такими же как у матери огромными, зелеными глазищами — это такое валенье да? Оно вкусное?

Пищеварения, это когда тетка Аксинья еду на кухне стряпает — рассмеялся Ляшков.

— Не морочь ребенку голову — Таня взъерошила русые волосы мужа — а ты ешь быстрей.

Паренек быстро доскреб ложкой по дну миски и наспех прожевав, запил еду несколькими глотками молока, сполз с лавки. Татьяна вытерла рушником перемазанную кашей мордочку и передала ребенка в заботливые руки Аксиньи.

Под ее строгим взглядом няня развернув малыша лицом к иконам, водя его рукой, заставила перекреститься.

— Дорогая, с каких пор ты у нас такая набожная стала? — усмехнулся Егор.

— Это твой наследник — назидательно подняла палец супруга — будущий правитель, а значит должен во всем подавать пример своим подданным, в том числе и в почтительном отношении к вере и обычаям своего народа. Когда он придет на твое место с него спрос вдвойне будет: и как с князя и как с твоего сына.

— Ох, и мудрая ты у меня женщина — Ляшков поднялся, поцеловал жену — к обеду не жди, я сейчас в город, в ратушу, потом в университет и на верфи. Буду только вечером.

Взяв со стола небольшой бронзовый колокольчик, позвонил. Через пару минут в створе приоткрытой двери появилась круглая пышущая здоровьем и благополучием физиономия камердинера.

— Петер, найди Валдиса, пусть готовит конвой к выходу, а мне пусть седлают Ирокеза.

— Слушаюсь ваше величество. Прислать слугу, чтобы помог вам одеться?

— Ну, вот еще. Сам оденусь.

— Нельзя так ваше величество. Такой важный господин не должен одеваться сам, как какой-нибудь простолюдин — камердинер был явно расстроен столь явным падением великокняжеского достоинства и попытался воззвать к своей вечной заступнице — ваше величество ну хоть вы скажите. Нельзя же так.

— Чего? А ну брысь отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели. Поучать он меня еще будет. Много воли взял, как я посмотрю.

Недовольный слуга, хотя и привык к быстро проходящим вспышкам монаршего гнева, решил судьбу не испытывать и поспешил скрыться за дверью, а Егор насвистывая незатейливый мотивчик направился собираться в дорогу.

Времени для того, чтобы натянуть на себя камзол, шаровары с кожаными вставками для верховой езды и сапоги, затянуть пояс с кошелем и кинжалом, перевязи с саблей и пистолетной кобурой, и накинуть на плечи подбитый мехом плащ, надо совсем не много. Через двадцать минут он, стоя у окна терема, наблюдал: как усаживаются в седла двое бойцов конвоя, а неизменный Валдис подводит к крыльцу статного гнедого жеребца.

— Ваша милость — в приоткрытую дверь вновь сунулся опальный Петер.

— Чего опять? — недовольно обернулся Ляшков.

— Там господин полковник прибыл. Ожидает.

-Чего ожидает? Ты чего, его за дверью держишь? Зови немедленно!

— Гневаться изволишь твое величество — укоризненно покачал головой входящий Корнев, и широко улыбнулся — здорово дружище.

Встреча двух старых друзей была бурной и радостной. Наконец после взаимных объятий и похлопываний по плечам Ляшков подтолкнул приятеля к креслу, а сам уселся на скамью у стола, с которого расторопная прислуга уже успела унести остатки завтрака: "Ну, рассказывай. Как добрался? Давно прибыл?"

— Да вот только с дороги — пожал плечами Сергей, усаживаясь поудобней на хозяйском кресле — добрался нормально. Вот только уже на подъезде к Еремеевке с шатуном трассу не поделили, но все обошлось. Возницу кольчуга спасла, а меня пистолет.

— Не повезло, значит, одному топтыгину — улыбнулся Егор, и, хлопнув себя по лбу обернувшись к двери, завопил — вот голова дырявая! Петер, Петер, ты где, бездельник?

— Здесь ваше величество... — сунувшийся в комнату камердинер так и застыл с открытым ртом, обнаружив на великокняжеском троне небрежно развалившегося Корнева.

— Так, Валдису отбой — не обращая внимания на его "тормознутое" состояние, начал распоряжаться Ляшков — обойдутся в ратуше без меня. И скажи, чтобы поесть чего-нибудь собрали, и выпить не видишь гость с дороги. Быстрей чего встал как памятник.

— Чего ты гоняешь парня? — наблюдая за стремительно исчезнувшим за дверью слугой, заметил Сергей.

— Ничего страшного — отмахнулся приятель — похудеет немного, а то отожрался на княжеских то харчах, как боров стал. Поперек себя шире. Ты давай не тяни, рассказывай чего там на озерах.

— На озерах? А что на озерах? — вновь пожал плечами Корнев — работы много, а работать некому. Если не будет притока мигрантов, задохнемся. Волоки надо строить, остроги для их защиты. В общем, для того, чтобы там закрепиться не меньше тысячи человек до конца года надо туда переселить. Иначе к Миссисипи в этом году выйдем только на уровне разведывательных экспедиций.

— Да знаю я — досадливо поморщился Ляшков — чего ты мне объясняешь. Весной человек пятьдесят в Онтарио пришлю, да еще столько же на Кошельгу. Больше пока нет. Мне еще огромную территорию заселять, которую у каюгов отобрали. Город там будем закладывать, я сейчас по всем крепостям солдат собираю, чтобы хотя бы роту стрелков там держать.

— Так ты меня для этого вызвал?

— Нет. Туда Хлопотников воеводой поедет. Отработаем на той территории систему поместного землевладения.

— Это как?

Система, предложенная Егором, была не нова. Часть пустующей, после ухода побежденных каюгов, территории делилась на две сотни примерно равных по ценности участков, которые распределялись между новыми владельцами. Причем землевладельцами могли стать не только переселенцы, но и туземцы, признавшие себя подданными княжества. Новоявленные помещики не только полностью освобождались от налогов, но и получали небольшое жалование из казны. Каким образом из земельного надела будут извлекаться доходы необходимые для приобретения оружия и снаряжения и поддержания его в должном порядке, законом совершенно не оговаривалось. Свежеиспеченный дворянин мог трудиться сам, эксплуатируя чад и домочадцев, либо сдавать землю в аренду третьим лицам, это было сугубо его личное дело. За это раз в год, в зимнее время, либо в случае войны, каждый из них должен прибыть со своим оружием в распоряжение назначенного князем воеводы, под его началом сформировать полк и быть готовыми выступить в поход. Кроме того на поместное ополчение возлагалась функция охраны южной и юго-восточной границы княжества. Заявки на вступление в дворянское сословие принимались и рассматривались специально выделенным для этой цели сотрудником государственной безопасности.

При рассмотрении учитывались: личные заслуги кандидата, его лояльность и наличие воинских навыков. Дабы избежать возможных попыток подкупа должностного лица, и не плодить коррупцию, последнее слово оставалось за князем, который лично выдавал патенты. Большого наплыва желающих получить весьма спорную и не всем понятную привилегию, пока не наблюдалось, на сегодняшний день было выдано всего восемьдесят таких документов. Причем добрую половину из них составили младшие военные вожди или просто сильные воины из подвластных новороссам племен. Получив патент, они забирали с собой многочисленную родню и целыми кланами селились на выделенной территории, оказываясь в лучшем положении чем "старосветские" дворяне которые большим количеством рабочих рук не располагали.

Конечно, в помещики шли далеко не все желающие обрести в собственность вожделенный клок американской земли. Большинство из прибывающих в Новый свет поселенцев вполне могли получить земельный надел, не вступая поместное ополчение. Но тут установка была однозначной, не хочешь или не можешь записаться в служилое сословие, плати налоги.

К слову сказать, уплата налогов вовсе не освобождала землепашца, охотника или горожанина от службы в формируемой магистратами национальной гвардии, которая впрочем, была довольно не обременительна. В отличие от помещика, от которого требовалось хорошо вооружиться и оснаститься за свои кровные, национальный гвардеец оружие и снаряжение получал от казны. Он хотя и отвечал за его сохранность, кроме редких нарядов по оказании помощи городовым в обеспечении порядка на улицах, и охране городских ворот, никакой служебной нагрузки в мирное время не нес. Да и в случае войны, национальную гвардию или как ее еще здесь называли -магистратское ополчение, предполагалось использовать в чисто оборонительных целях, лишь для защиты городских стен. Естественно и вооружали ее по принципу "на тебе Боже, что нам негоже". Зачастую такой боец оснащен был лишь топором, пикой, совней или алебардой, и только изредка арбалетом или пищалью. Защитное снаряжение также не потрясало воображение: куяки, тягиляи и кожаные куртки иногда усиленные железной пластиной на груди или животе, да совсем уж изредка — старенькая кольчужка, как в случае с уже известным читателю почтальоном — Арвидасом вот, пожалуй, и все.

Подобное устройство вооруженных сил княжества, Ляшков посчитал вполне оправданным, поскольку оно подразумевало существенную экономию бюджета и позволяло содержать достаточно небольшую, но хорошо подготовленную и вооруженную профессиональную регулярную армию, состоящую из одного гвардейского, стрелкового полка, являвшего собой своеобразные силы быстрого реагирования (эдакий доморощенный спецназ) и канониров морских и сухопутных батарей.

— Одного полка регулярных войск мало будет — покачал головой Сергей, когда Егор закончил излагать ему свою концепцию строительства вооруженных сил Новороссии — сам подумай, стрелки кроме всего прочего выполняют функцию морской пехоты, так?

— Разумеется.

— Пока у нас три корабля и на каждом надо держать по десятку-два морпехов. А что будем делать, когда кораблей станет больше? А кто будет нести службу в приграничных гарнизонах на западе и северо-западе? А к Миссисипи выйдем там тоже надо крепости ставить. В столице, да и во всех прибрежных городах не меньше роты надо держать в каждом. А у нас их всего двести бойцов.

— Триста — поправил друга Ляшков — два месяца назад сформировали еще одну роту. Пока проходит обучение в лагере под Еремеевкой. Из "стариков" — взвод в Георгиевске, взвод в Срединной Земле, По одному отделению в Онтарио и у Костика на "Надежде". Один взвод идет с Еремой на Саскаханку, закладывать Новый Торжок, там будет воеводская резиденция, и взвод будет строить крепость в бухте южнее ее устья. Ну, это где в нашей истории Балтимор был, теперь будет Архангельск. Ах да, чуть не забыл еще отделение на Коннектикуте, в Грюнвальде. Остальные здесь на Княжьей горке гарнизоном стоят.

— Сколько тех остальных? Взвод? Три десятка? Круто — скептически хмыкнул Корнев, проводив взглядом накрывающую на стол прислугу, потянувшись ухватил кувшин с подогретым вином, плеснул себе в кубок, жестом предложил другу. Пожав плечами в ответ на отрицательный кивок, неспешно отхлебнул напиток и продолжил — так ты меня-то, зачем вызвал?

— А тебя вызвал, во-первых, чтобы женить — улыбнулся Егор — ты же один у нас в холостяках ходишь. Да и невеста твоя с родственничками всю плешь мне проели уже. Но, предупреждаю сразу, на медовый месяц можешь даже не рассчитывать недели две, а потом опять в командировку. К крикам поедешь. С собой возьмешь трех офицеров в качестве военспецов, бригаду плотников, двух учителей и доктора. Будете оказывать практическую помощь...

— Ой, Сережка приехал! — в комнату веселым вихрем ворвалась Татьяна — похудел то как! А загорел!

— Привет королевна — подставил щеку для поцелуя Сергей — ты все цветешь и хорошеешь.

— Да ладно тебе. Ну, рассказывай как ты там, вдали от цивилизации?

— Матушка княгиня — дурашливо взмолился Корнев — спаси хоть ты меня от этого эксплуататора, совести в ем совсем нету. Я понимаешь все лето и всю осень, аки пчела тружусь, сил не жалеючи, и даже сейчас первым делом ни к невесте, а во дворец с докладом. А он лишних две недели отпуска зажал.

— Мне совесть по должности не полагается — поднимаясь из-за стола, хмыкнул Ляшков — нам царям подданных надлежит всячески угнетать и тиранить жестоко, для порядку. Поел? Ну, тогда поехали шершень ты наш, посмотришь, какой тебе эксплуататор домище отгрохал, пока ты в командировках прохлаждаешься.

— Мальчики, я с вами — категорично заявила Таня — подождите, сейчас быстро соберусь.

В этом месте оставим наших друзей ожидать окончания ее сборов, которые вряд ли будут скорыми, поскольку прекрасная половина человечества за редким исключением собираться быстро не умеет в принципе, и вернемся к третьему их приятелю, волею автора, оставленному в заснеженной Москве и случайно втянутому в чужие интриги.

ГЛАВА 11. Казанский поход Кости Щебенкина

В начале апреля 1506 года от Рождества Христова окрестности Нижнего Новгорода напоминали стоянку огромного кочевого табора. На берегу могучей Волги, раскинулся бескрайним людским морем воинский стан. Впечатление было такое, словно у стен древнего города кипит знаменитая Нижегородская ярмарка, по неведомой причине перенесшаяся на несколько веков назад.

Множество дымящих костров, разноцветных полотняных походных шатров, многочисленные возы и коновязи и суетящаяся между ними пестрая людская масса. Под вой походных труб, грохот литавр и барабанов огромное войско, кипя как растревоженный муравейник, снималось с бивуака.

Вообще об устройстве и вооружении московского войска стоит рассказать отдельно, чтобы дать любознательному читателю вдоволь полюбоваться всей полнотой и яркостью, открывающегося взору нашего героя, вида просыпающегося воинского стана.

У истоков создания тогдашнего русского войска стоял все тот же великий реформатор Иван III. Создавая государство буквально с нуля, он вынужден был создавать и его главную опору — армию, до сей поры являвшую собой конные дружины князей и пешие полки ратников — ополченцев, выставляемые городами. Именно он положил начало созданию поместной конницы вплоть до начала восемнадцатого века бывшей основной ударной силой русской армии.

Наименьшей тактической единицей стал возглавляемый боярином или служивым князем отряд детей боярских и боевых холопов. Воин, получая в кормление земельный надел в боярской или княжеской вотчине, заключал ряд, согласно которому должен был по первому зову своего командира прибыть в указанное место сбора "конен, люден и оружен", и признавался "сыном боярским", при этом факт наличия каких либо родственных связей с боярином был вовсе не обязателен. С двухсот четвертей земли помещик обязан был выставить одного конного бойца и еще по одному с каждой дополнительной сотни четвертей, полностью его экипировав, снарядив и обеспечив всем необходимым для похода и битвы.

Эти бойцы и составляли наиболее тяжеловооруженную часть русской конницы. Те, что побогаче, могли себе позволить кроме кольчужного доспеха и остроконечного шлема-шишака еще и надевавшийся поверх кольчуги латный доспех: зерцало, бахтерец или бригантину. Ну а те, у кого со средствами было похуже, вполне могли ограничиться например колонтарем, байданой, куяком или вовсе стеганным, вываренным в соли тягиляем иногда для пущей надежности укрепляя этот немудреный, но достаточно неплохо держащий стрелу а то и сабельный удар доспех нашитыми на груди и животе железными пластинами. И таких вот, к слову сказать, неплохих, вояк по самым скромным подсчетам историков мог выставить на заре своего царствования Василий Иванович двадцать, а то и все тридцать тысяч. А если прибавить сюда еще и отряды служилых татарских царевичей, бежавших от самозабвенно режущих друг дружку соплеменников на службу к московскому князю, то общая численность только конницы составляла не менее сорока-пятидесяти тысяч. А ведь была еще и пехота. Здесь были и отборные отряды пищальников, выставленные новгородцами и псковичами из числа охочих людей. Купеческие судовые рати хорошо вооруженные, экипированные, приученные драться и на раскачивающейся палубе ладьи и на твердой суше. Были и пушкари, и затинщики, стрелки из больших "затинных" пищалей, ибо не только Европа в те времена уже могла похвастать опытом в применении пусть еще далеко не совершенного, но уже достаточно грозного оружия, позже поименованного артиллерией. Но основную массу пехоты составляла все-таки посошная рать, набранная "от сохи" по одному человеку от 1-го до 5-ти крестьянских дворов. Конечно и вооружение у "посошных" было хиленькое, да и воевать они не умели, но зато они умели копать, строить, перетаскивать тяжести. Такие вот средневековые инженерно-саперные части. И являли они собой, пожалуй, наиболее многочисленную часть войска, при практически нулевых затратах. Вооружал и кормил этих бойцов мир, то есть направившая их в поход крестьянская община.

Сто тысяч воинов собрал Великий князь московский Василий Иванович, дабы призвать к порядку окончательно "отбившегося от рук" татарского царевича Мухаммед — Амина. Которого (да, да пусть не удивляется исторически "подкованный" читатель) в свое время можно сказать собственноручно возвел на трон его досточтимый батюшка Великий князь московский Иван III. И дабы немного прояснить себе, как у него это получилось, позволим себе небольшой экскурс в историю.

В конце пятнадцатого века не выдержав мощных ударов внешних врагов и внутренних ханских разборок, рухнул, развалившись на несколько крупных кусков колосс, именовавшийся Золотой Ордой. Образовавшиеся на его месте ханства, самым крупным из которых стала Большая Орда, как и полагается всяким свежеобразованным независимым государствам, тут же устроили между собой знатную грызню, стараясь урвать себе куски полакомей. И вот тут-то возможно впервые проявила себя "длинная рука Москвы", коей потом так полюбят пугать друг дружку и электорат европейские правители и их заокеанские хозяева.

Мудрый политик Иван, используя силу молодых хищников, окопавшихся в Казани и Крыму, нанес орде решительный удар, окончательно уничтоживший единое татарское государство. Свежеобразовавшиеся ханства в свою очередь потрясла целая череда мятежей и переворотов, элита делила власть, щедро поливая собственной кровью, а в еще большей степени кровью своих подданных, пока еще слабые ростки независимости.

Но вот новые ханства окрепли, щенки превратились в матерых волков и дружненько принялись "пробовать на зуб" рубежи недавнего защитника-благодетеля. Вступивший на престол в 1502 году Мухаммед — Амин долгих три года копил силы, старательно избавляясь от сторонников дружбы с Москвой в своем окружении, и наконец, он решил, что час настал. В конце июня 1505 года в день открытия ежегодной Волжской ярмарки, его люди напали на ничего не подозревавших русских купцов. Большинство их было убито, а товары разграблены, тысячи подданных московского князя находившиеся в тот момент на территории ханства были захвачены и обращены в рабов. Не дав умирающему Ивану опомниться, казанцы шестидесятитысячным войском двинулись к Нижнему Новгороду. Города взять они не смогли, но окрестности пограбили всласть, после чего поспешили убраться восвояси.

Болезнь и смерть Ивана III на некоторое время отсрочили возмездие, но пришедший к власти Василий решил, что настало время проучить дерзких соседей. А долгие околонаучные беседы с новоросским послом, которые после первой аудиенции стали для московского правителя регулярным развлечением, послужили причиной, тому, что сам Василий отнесся к этому походу гораздо более основательно, нежели в оставленной нашими героями реальности. И планы на этот поход он имел гораздо более далеко идущие.

А началось все с того, что уже на вторую беседу, состоящую буквально через несколько дней новоросс явился со своей картой. Общий экскурс в географию, вылился в пространный рассказ о континентах и морях, странах и населяющих их народах. А уж об этом-то студент-недоучка из двадцать первого века, знал намного больше, чем самый "продвинутый" географ средневековья. У них же не было телевизора и журнала "Вокруг Света". Да и собственный опыт морских путешествий у Костика был не маленький, немногие тогдашние даже европейские мореплаватели могли похвастать, что четырежды пересекали Атлантику.

О том, что так получится, Костик Щебенкин восседающий на брошенной прямо на землю попоне, жадно хлебающий холодный квас, и страдающий от мучительного похмелья, знать не знал, и ведать не ведал. Нет, конечно, в прошлой жизни, то есть в далеком будущем он был когда-то студентом историком, и чисто теоретически просто обязан был владеть информацией. Но это только чисто теоретически. Про Казань он знал твердо только одно: в 1552-м году сын нынешнего Великого Князя Московского Иван Васильевич, ну который Грозный, город возьмет и включит территорию Поволжья в состав своего государства. О каких либо иных казанских походах русского войска, Костя даже и не подозревал, а уж нынешний и вовсе стал для него полной неожиданностью. Парень даже начал сомневаться, а не попал ли он пять лет назад в некую параллельную вселенную, в которой история течет по каким-то своим не совсем пока понятным законам. А попытка португальцев высадится на Североамериканском континенте? Ведь в истории покинутого им тогда мира, ее не было? Или все-таки была?

Мыслительные процессы вызвали новый приступ боли в многострадальной головушке. Страдалец поставил крынку с квасом рядом с собой, и обхватив голову руками застонал. Да и хрен с ней с историей, и параллельной вселенной тоже, не до них сейчас. Это-ж надо было столько пить? А ведь до этого хмельного в рот не брал, ну почти. Кроме двух случаев, тогда в Грюненбурге, когда он впервые убил человека и в Новгороде, после драки с ушкуйниками. Четыре года трезвого образа жизни и тут на тебе... . Наладил, блин отношения.

А все началось с, казалось бы, очень удачной идеи познакомиться и наладить дружеские отношения с воеводами Новгородского кончанского ополчения, квартировавшего рядом. Ну, а какое знакомство без бочонка хорошего вина? Вчерашний студент здраво рассудил, что если Казань брал все-таки Иван Васильевич, значит, при Василии Ивановиче города так и не возьмут, а следовательно ничего хорошего от этого похода ждать не приходится. Начнем с того, что сама идея личного участия в этом массовом мероприятии, Щебенкину не понравилась изначально. Нет не то, чтобы Костя был ярым противником усиления Москвы и примерного наказания распоясавшихся татарских ханов, да и предкам он в принципе готов был помочь в этом благом начинании, но... . Как мы уже говорили, на дворе вовсю разгулялся апрель. А значит, в самом скором времени надо было отправляться обратно в Новый Свет, туда, где его ждали горячо обожаемые жена и маленькая дочь, и друзья, заменившие безнадежно оставшихся в далеком будущем родных. Путь предстоял не близкий, дай Бог успеть пересечь Атлантику до начала зимних штормов. Но, увы, Костиного хотения никто не спрашивал. Уж очень понравились Василию Ивановичу ученые беседы с повидавшим мир заморским путешественником.

Щебенкин досадливо поморщился и почесал затылок. Дернул же тогда его черт с этими картами, поумничать захотел, вот и доумничался. Когда речь зашла о сказочных богатствах Урала, бескрайних сибирских и дальневосточных просторах, Василий Иванович серьезно задумался. Не то, чтобы заморский посол открыл ему невесть какие истины, кое-что о тех землях князю все-таки было ведомо. Но вот в таком глобальном, даже стратегическом ключе он эти вопросы еще не рассматривал. От открывающихся перспектив захватывало дух. Ведь вот они — богатства сказочные, только руку протяни. Во потому-то и решил Великий Князь не отдавать войско под начало своего брата Дмитрия Угличского, как планировал прежде, а возглавить самому, превращая в общем-то заурядный карательный поход в великую авантюру с непредсказуемыми последствиями.

Ну а раз решил ехать сам, то и собеседника-просветителя своего с собой прихватил, ну, чтобы в пути скучно не было. Вот и пришлось Щебенкину и его небольшой армии идти, брать Казань. А той армии у него смех и грех. Четверо гвардейцев-телохранителей, выкупленный у купчихи Тимоха Скрынь, да сбежавшая за полюбившимся махгиканином Николаем, переодевшаяся в мужское платье Агафья.

В таком случае следует заручиться поддержкой командира какого-нибудь крупного и достаточно хорошо вооруженного отряда, так больше шансов уцелеть в случае разгрома. Новгородцы подходили для этого как нельзя лучше. Крепкие, бывалые мужи, не раз ходившие в судовых ратях и на восточных и на западных соседей, вооруженные огнестрелом, от старых рушниц, до более современных пищалей, и самое главное умеющие неплохо обращаться со своим громоздким оружием, это, пожалуй, надежный союзник для небольшого отряда новороссов.

Тем паче, что новый знакомец обещал в этом деле поспособствовать. Да, был в Костином отрядике еще один участник, о котором мы как-то позабыли упомянуть.

Однажды февральским вечером в ворота занимаемых посольством апартаментов постучали. Вышедший к воротам Скрынь вернулся бледным, словно увидел призрака. В позднем госте, вошедшем в горницу следом за перепуганным челядином, Щебенкин без труда узнал незнакомца, которого выручил в той злосчастной схватке на замоскворецкой улице две недели назад. Нельзя сказать, что воспоминания были приятными.

— Здрав будь кавалер — перекрестившись на иконы, подал голос незнакомец — али не признал меня? Холоп то твой видно признал, вишь как его колотит.

— И тебе не хворать уважаемый, заходи, гостем будешь.

Незнакомец благодарно кивнул, скинул на руки Тимохе кафтан и шапку, неспешно прошел к печи, остановился, грея о теплый печной бок озябшие руки.

— Тимофей, кликни Агафью, пусть поесть принесет, да сбитню горячего — распорядился Константин, и повернулся к гостю — узнал тебя, как не узнать. С чем пожаловал?

— Да я бы тебя и не потревожил кавалер — устало пожал плечами собеседник — да так вышло, не к кому идти мне более, а с тобой мы вроде теперь одной веревочкой повязаны. Потому обскажу тебе все как есть, а уж дальше ты сам решай: спрячешь меня, или головой выдашь. Только уж не обессудь, коли оно так выйдет я на дыбе про то, как ты холопов княжьих побил молчать не буду. Афанасий я Мошкин, при дьяке Иване Волке — Курицыне состоял. Слыхал поди про такого?

— Нет — слегка опешивший от такого наезда Костя пожал плечами.

— И то верно, откуда тебе знать. Дьяк тот при покойном государе Иване Васильевиче на посольской службе состоял, ну а я, стало быть, под его началом ходил.

— Уж больно ты ловок саблей махать, для подьячего-то — недоверчиво хмыкнул Щебенкин — темнишь ты чего-то.

— Дак посольская служба она тоже разная бывает — в свою очередь усмехнулся Мошкин — где пером да речами сладкими, а где и кистеньком потрудиться приходится.

— Понял, не дурак — кивнул Костик — так от меня-то чего тебе надобно?

— В прошлом году казнили дьяка Курицина лютой смертию, сожгли вместе с братом его Федором. Вся вина их в том, кавалер, что Софьи — змеи Царьградской ублюдок на престол воссел, а истинный князь Дмитрий Иванович, в порубе, да в оковах. Меня искали, кабы не ты, и мне не жить было бы. А теперь и вовсе деваться некуда сам понимаешь.

— Угу, а ты, значит, решил меня отблагодарить, мало мне княжьих холопов, а теперь ты меня еще и в кремлевские дрязги втягиваешь — возмутился Щебенкин — ну и нахрена мне все это надо? Мне проще будет тебя пристрелить, а потом голову твою московскому князю выдать. Мертвый ты никому, ничего не скажешь.

— Э, не скажи кавалер — ухмыльнулся Афанасий — убить меня конечно дело не хитрое, вот только прибытку тебе с этого никакого не будет. А вот пользы для дела твоего я много принести могу.

— Какого-такого дела?

— Слухом земля полнится, мол, собираешь ты кавалер людишек охочих за море уехать?

— Ну?

— Вот то-то, что "ну". В этом я тебе подсобить смогу.

Костик задумался, с одной стороны этот явный шантаж ему категорически не нравился, но с другой, есть шанс заполучить ценного специалиста, в которых княжество нуждается не меньше чем в земледельцах и ремесленниках. А если он еще и поможет с набором и вывозом переселенцев, будет очень даже неплохо. Наверняка связи среди жидовствующих в Новгороде и Москве у него остались. Костя покривил душой, когда сказал, что ничего не слышал о дьяках Курициных. Все-таки их казнь в декабре прошлого года была достаточно громким делом, потрясшим Москву, вызвавшим массу толков и пересудов. Правда, выслушав рассказ Скрыня, поведавшего ему эту историю, Щебенкин пришел к выводу, что дело имеет только религиозную подоплеку. В последние годы правления Ивана III православная церковь до сиих пор сквозь пальцы смотревшая на жидовствующих, объявила их еретиками и устроила гонения. А тут оказывается, замешана еще и большая политика, о которой просвещавший его Тимоха даже не догадывался.

В общем, подумал наш герой, поразмыслил и принял предложение незваного гостя, поставил только условием, что тот будет сидеть в усадьбе и носа на улицу не высовывать.

Весь остаток зимы Мошкин действительно вел себя тише воды, ниже травы, ни в какую политику не лез, вечерами, что-то старательно писал, а по утрам давал уроки владения клинком Костиным гвардейцам, да и сам Щебенкин не считал для себя зазорным потренироваться. Так в тихой, почти семейной идиллии, периодически нарушавшейся вызовами в Кремль, пролетели февраль и март. А в апреле грянула война, и не своим хотением, а токмо волею пославшего его Великого Князя Московского, наш герой с "чады и домочадцы" двинул в поход.

Где легче всего спрятать камень, конечно в куче других камней, где проще спрятать воина, правильно в толпе других воинов, так рассудил Константин и взял опального посольского с собой. И как выяснилось, не прогадал. Афанасий быстро свел своего спасителя со своими старыми знакомцами, командирами Новгородских пищальников. Вместе в свое время хаживали в походы и на Литву и на Орденских немцев, вот и пригодились старые связи.

Как водится знакомство закончилось грандиозной пьянкой и диким похмельем. Но нет худа, без добра. Дальнейший путь до Казани новороссам предстояло проделать в теплой дружеской компании на лодьях своих новых знакомых, тем паче, что сам Великий Князь предпочел двигаться рекой, отправив конницу берегом, под началом верного отцовского воеводы князя Холмского.

Глава 12 Повествующая о делах государственных, хозяйственных и семейных.

Усадьба, пожалованная Корневу, находилась на одном из нескольких небольших островов усыпавших дельту Благодатной. Узкая не наезженная дорожка свернула с большака соединяющего Кенигсберг со столицей, и виляя между деревьями, прибежала к довольно широкой, незамерзающей протоке.

Копыта зацокали по присыпанному чистым, искрящимся, словно переливающимся множеством бриллиантов снегом, бревенчатому настилу пристани. На другом берегу виднелся точно такой же причал и небольшая избушка. Вокруг царила полная тишина и лишь стоящий над белой от снега крышей строения густой высокий столб дыма, давал понять, что строение все-таки обитаемо.

Выехав вперед Валдис, осадил у самой кромки воды нетерпеливо перебирающего ногами жеребца, сложил ладони рупором, заорал: "Паромщик!"

Ответом ему была лишь тишина и шорох осыпающегося с задетых конскими боками ветвей снега.

— Паромщик! — дальше последовала длинная тирада, в которой не только перечислялись некоторые особенности зачатия и рождения нерадивого работника и его личной жизни, но и высказывались сомнения в его принадлежности к человеческому роду вообще. Впрочем, щадя нежные ушки присутствующей здесь княгини и зная ее категорическую нелюбовь к крепкому словцу, ругался уроженец Ливонии исключительно на языке предков, для Татьяны совершенно непонятном. Мы тоже, пожалуй, не будем переводить на русский язык эмоциональную речь ляшковского телохранителя, стоит поберечь воображение наших читателей. Заметим лишь, что старания Валдиса даром не пропали.

Дверь избушки открылась, на пороге появился заспанный, простоволосый мужик в накинутой поверх длинной полотняной рубахи отороченной мехом безрукавке. Почесав растрепанную шевелюру, он некоторое время, приложив ладонь козырьком к глазам, всматривался в небольшую кавалькаду на противоположном берегу. Потом, разглядев, заметался, засуетился, отвязывая канат и через несколько минут паром отделился от причала и заскользил по черной глади реки.

— Сначала хотели мостик построить — повернувшись к приятелю, пояснил Егор — но потом решили, что будет мешать судоходству. Мало ли вдруг ты собственным кораблем захочешь обзавестись.

— То есть ты хочешь сказать, что этот причал мой? — Сергей даже привстал на стременах, с любопытством вглядываясь в постройки на левом берегу.

— Весь остров твой — кивнул Ляшков — и пристань и паром и усадьба и все что здесь захочешь еще построить. И людей я специально для тебя нанял. Только содержать уж извини, сам будешь, за счет своего полковничьего жалования. Пора уже тебе остепеняться. У Костика вон дом в Форте и пай в верфях. Леха тоже помимо дома в столице свою бумажную мануфактуру имеет. Плюс ко всему, на паях с Кугелем стекольный завод и типография. Один ты у нас без родины и флага. Хотя чего это я. У тебя теперь тесть богатый, по здешним меркам практически олигарх.

— Ну, так-таки и олигарх.

— А то, сам посуди: мастерские — раз, железный рудник — два. Он тебе разве ничего не отписывал?

— Нет, от Аленки пару писем получил и все, а она про батькины дела ничего не писала — пожал плечами Сергей.

— Правильно не бабье это дело — согласился Ляшков, покосившись на недовольно фыркнувшую супругу — короче говоря, Мартынка Титов нашел рудную жилу, выходящую практически на поверхность. Руду можно ломать открытым способом. Они примчались ко мне. Я принял решение закрепить рудник за твоими будущими родственниками. Ну а рабочих рук мало, да что там мало, нет вообще. Ситуация патовая получается, ресурс есть, добывать некому. А тут война с каюгами. Ну, ты про нее в газетах, наверное, читал и я тебе в письме писал. Они собрали войско голов четыреста, решили дать генеральное сражение, по всем правилам ирокезской тактики. Я еще тогда долго понять не мог, чего это они построились и стоят, ждут. И хорошо, что не понял, а то даже не знаю, как бы оно дальше обернулось все. Оказывается Красная Птица, поганец эдакий должен был сагитировать сенеков и вместе с ними ударить нам в спину. Но чего-то у него там не срослось, толи сенеки оказались слишком благоразумными, толи не смогли поделить будущие трофеи, вот не пошли они воевать и все тут. Облом им вышел, а нам получается, крупно повезло. Иначе бы, зажали с двух сторон и каюк. А так и сражения как такового-то не получилось. Пальнули ракетами, потом пушкой, стрелки добавили и все вражье воинство разбежалось. Убитых у них немного было десятка три — четыре не больше.

— Пленных много взяли?

— Много — кивнул Егор — больше сотни только там, на месте повязали, ну и еще сотни три в основном баб с детишками по стойбищам наловили. Те, что остались, ушли к сенекам.

— Ну да — хмыкнул Сергей — только сдается мне они такой толпе нахлебников не очень-то рады будут.

— Точно. Америка она конечно большая, вот только земли свободной здесь нет. Ну да ладно не о них речь сейчас. У нас тоже нахлебников оказалось больше чем достаточно. Хорошо тестюшка твой идею подкинул. Собрал всех взрослых пленников: мужиков от шестнадцати лет включительно, и замужних баб, загнал в укрепленный лагерь при руднике. Нанял стражу из ленапов и поставил условие: каюги ломают руду, сдают на приемный пункт, взамен получают возможность приобретать продукты и товары в местной лавке. По принципу: как поработал, так и поел.

— Ха, узнаю Филипыча — Корнев невесело усмехнулся — излишним человеколюбием предки не страдают. Ну а ты то, как на это повелся? Это ж чистой воды концлагерь.

— А я ему, то же самое сказала, слово в слово — влезла в разговор Таня.

— А куда деваться было? — недовольно поморщился Ляшков — кормить их, за здорово живешь слишком накладно. Резать побежденных поголовно, как здесь было до нас принято, тоже не выход. Хотя наши индейцы такой вариант предлагали. Оставить их жить, как жили тоже нельзя, любую уступку они воспримут как слабость и опять примутся за старое. Тем более, как ты правильно подметил для здешнего народа поголовная резня поверженных врагов, ну разве что за исключением девок и молодых баб, которые достаются победителю, это и есть верх гуманизма. Ну, или рабство, как вариант.

— Ага, и вы выбрали рабство — ехидно заметила девушка.

— Временное. Как обвыкнутся, немного ассимилируются, можно будет дать побольше свободы. Тем более, что условия в этом "концлагере" такие, которых они в родных вигвамах не видели: рубленые бараки, с печным отоплением, баня нормальная а не шатер, в который раскаленные камни носить надо, колодец. Короче все условия, живи да радуйся.

— Ну и что? — Сергей толкнул каблуками бока жеребца, заставляя его сойти с бревенчатого настила причалившего парома и окидывая внимательным взглядом свои новые владения — принцип: "от каждого по способности, каждому по труду" — действует?

— Ну не так как хотелось бы. Не хотят каюгские мужики становится пролетариями и все тут. Нет, конечно, работают, но немногие. Остальные предпочитают сидеть на завалинке и пялиться на солнышко. Жены вместо них вкалывают, а воинам, видите ли, в земле ковыряться не подобает. Лучше будут с голоду подыхать. Придется видно весной дать разрешения женщинам обрабатывать небольшие участки земли, если до весны конечно доживут. Упертый блин народ. Ну и бегают периодически, несмотря на все усилия стражников, человек по пять постоянно в бегах находятся, в основном молодежь.

— Я примерно так и думал — кивнул Корнев — ну ладно взрослые. А детей куда дели?

— Дети легче ассимилируются — пожал плечами Егор — совсем мелкие конечно с родителями, а тех, что постарше раздали мастерам в обучение.

За разговором спутники не заметили, как дорога привела их к обширному огороженному двухметровым частоколом подворью.

Предупредить его обитателей о прибытии нового хозяина, естественно никому даже и в голову не пришло, а потому, усадьба жила своей обычной, спокойной жизнью. В углу, у дровяного сарая рослый молодец с черной "пиратской" повязкой на левом глазу, в точно такой же, как у паромщика меховой безрукавке, наброшенной поверх простой полотняной рубахи, ловко рубил дрова. Ставил на колоду чурбак, подсаживался и кхекнув обрушивал на него тяжелый колун. Только поленья в разные стороны разлетались. На въезжающих в открытые настежь ворота, всадников он не обратил ровно никакого внимания. Парня этого Сергей знал. Звали его Ольгерд, бывший гвардеец, в стычке с индейцами, потерял выбитый стрелой глаз, тогда же медный наконечник копья рассек сухожилие на ноге, обрекши бедолагу на пожизненную хромоту. При увольнении со службы ему, как положено, предоставили земельный надел, выделили подъемные. Вот только как правильно распорядиться этими деньгами никто не научил, а к земледелию очевидно склонности он не имел. Серебро утекло как вода сквозь пальцы, а надел так и остался зеленеть нетронутым лесом. Первое время парень подвизался при великокняжеском дворе в качестве разнорабочего, а потом его заметил Ляшков и предложил новую должность. Так и появился среди Корневской дворни сторож — охранник, он же конюх и разнорабочий. В общем как говорят: и швец и жнец и на дуде игрец, хотя положа руку на сердце как раз ни шить, ни жать, ни играть на музыкальных инструментах новый Серегин слуга и не умел.

Если с Ольгердом новый хозяин поместья был все-таки худо-бедно знаком, то вышедшую на крыльцо, с деревянной шайкой в руках, молодую индианку, он видел впервые. На вид лет четырнадцать — пятнадцать, не высокая, плотная, скорее даже полноватая, судя по узорам на одежде и манере украшать заплетенные в косы иссиня-черные волосы явно из каюгов. Видимо захваченная во время прошлой компании пленница. Уж чему-чему, а отличать по внешнему виду представителей различных племен населявших княжество и прилегающие к нему территории, переселенцы учились быстро, а тем более наш герой, проживший в тесном контакте с аборигенами последние полгода.

Между тем девушка деловито выплеснула прямо с крыльца грязную воду и увидев всадников на несколько секунд застыла соляным столбом, затем опомнилась и резко метнулась обратно в дом. Закрыть дверь в сени, она, очевидно, впопыхах позабыла, а потом на улице отчетливо послышался доносящийся оттуда грохот брошенной на пол посудины и крики.

Ольгерд, узрев начальство, аккуратно прислонил колун к колоде, шагнув вперед, по солдатской привычке вытянулся по стойке "смирно". Затем спохватившись, подхватил лошадей под уздцы, помогая гостям спешиться. На высокое крыльцо высыпала остальная дворня, "общим числом две". Впереди, оттерев на задний план уже виденную ранее индианку, вышагивала с большим кувшином и ковшом в руках — Эльза, она же в просторечии Лизка. Молодая, симпатичная немка, нанятая Ляшковым в услужение еще четыре года назад в Гамбурге. Буквально неделю назад согласно договоренности она перешла на службу к новому хозяину, для которого, честно говоря, появление здесь бывшей любовницы оказалось полным сюрпризом. Причем сам Корнев в данной ситуации сначала даже не мог для себя решить был ли это сюрприз приятным, или совсем даже наоборот. Между тем вдоволь налюбовавшись на рдеющие румянцем щеки девушки и замешательство, ясно написанное на простодушной физиономии приятеля, Егор ехидно ухмыльнулся: "Вот позволь тебе представить, твоя новая экономка".

— Сволочь ты, ваше благородие — негромко, чтобы слышал только тот, кому фраза была адресована, буркнул Корнев.

— Сама вызвалась, добровольно — шепотом счел нужным оправдаться Ляшков — клятвенно обещала, что никому ни словечка. Честное пионерское, иначе я бы не согласился.

— Ладно, на первый раз прощаю — усмехнувшись так же негромко смилостивился на другом Сергей, и приняв из рук девушки поданный с поклоном ковш вина, отпил несколько глотков а затем передав посудину Егору, уже громче провозгласил, входя в роль хозяина дома — испейте с дороги гости дорогие. Не побрезгуйте нашим угощением.

Сначала княжеская чета, а потом и сопровождающие ее телохранители, как и полагается, испили, опустошив объемистый кувшин до последней капли, и на том обряд величания гостей был завершен. Оставив солдат пристраивать лошадей в пока пустующей, но довольно просторной конюшне, друзья, двигаясь в кильватере величаво плывущей впереди Эльзы, прошли наконец в дом.

О подаренной Корневу усадьбе, наверное, стоит рассказать отдельно, дабы любознательные читатели имели хоть какое-то представление о быте наиболее состоятельной части русскоязычных поселенцев в Новом Свете. Строили ее плотники — новгородцы, а значит и все традиции северо-русского деревянного зодчества были полностью соблюдены. Посреди обширного, как мы уже упоминали, окруженного добротным частоколом, подворья, возвышался в три поверха, терем с резным, крыльцом.

На первом этаже помимо кухни, добрую треть которой занимала большая русская печь, располагались всевозможные кладовые и комнаты для прислуги. Практически весь второй этаж был отдан под обширную трапезную, посреди которой стоял огромный стол, окруженный скамьями. Во главе его прямо напротив входа, словно царские троны стояли кресла с высокими украшенными затейливой резьбой, спинками, предназначавшиеся для хозяина и хозяйки дома. Спальни, кабинет и гостевые покои находились на третьем этаже. К жилому терему с обеих сторон примыкали разнообразные хозяйственные постройки, начиная от конюшни и сараев для отсутствующей пока скотины, до добротной, топящейся "по белому", бани, над трубой которой уже вился, уплывая в синеву неба, серый дымок. Обстановка в новом Корневском жилище отличалась воистину спартанской скромностью, деревянные столы, лавки и сундуки. Единственно, что пожалуй можно назвать предметами роскоши так это огромная кровать занимающая почти половину не маленькой спальни, и вывезенный в качестве трофея из орденского замка гобелен, настолько старинный, что разглядеть поблекший рисунок на нем было практически невозможно. Впрочем, подобное пренебрежительное отношение к роскоши для свежеиспеченной новоросской знати было скорее правилом, нежели исключением. Все свободные средства немедленно пускались в дело, на развитие производства, закупку скота, продовольствия и сырья в заморских портах. В быту же, на первое место ставилось удобство и практичность, а не внешний лоск.

Гости, посидев немного для приличия, уже укатили дальше по своим делам, а Сергей потерянно бродил по дому, переходя из комнаты в комнату, прислушиваясь к своим ощущениям. Почему-то только сейчас он впервые почувствовал, что пути назад в то прошлое-будущее для него нет. И даже если вдруг случится чудо и ему вдруг представится шанс вернуться обратно, он просто не сможет этого сделать, ну разве что ненадолго, повидать мать и бабку. И сразу назад. Теперь это его мир, в который уже начал врастать корнями, и представить себе, что когда-то жил по другому, становилось все сложнее и сложнее. Вот уже пять лет живя в шестнадцатом веке, он тем не менее чувствовал себя здесь гостем. Друзья заводили семьи, строили дома, обрастали хозяйством, а он все не мог остановиться. Жизнь была сплошным приключением, иногда опасным, иногда веселым или романтическим, но всего лишь приключением, и всякие бытовые мелочи были лишь мелочами не заслуживающими большого внимания.

Сергей подбросил на ладони туго набитый кошель, усмехнулся своим мыслям. Деньги. До сиих пор он даже не испытывал в них особой нужды. Зачастую и домом то для него служили полотняная палатка или индейский вигвам, а кусок зажаренной на костре дичины или миска солдатской каши вполне удовлетворяли насущные потребности в еде. Уезжая, Ляшков как-то неловко сунул ему в руки весело позвякивающий серебром кожаный мешочек и предупредил, что здесь полковничье жалование за полгода. За остальные четыре, отдаст позже, по мере поступления наличности в княжескую казну.

От философских размышлений, отвлекла его новая экономка, сообщившая, что обед для господина будет готов через час, а сейчас, Ольгерд уже подготовил баню.

Глава 13. В ней наш герой в очередной раз убеждается, что инициатива бывает наказуема.

В просторном, богатом шатре Великого Князя шел военный совет. Битый час собравшиеся в шатре воеводы сначала чинно и степенно, а потом уже с шумом, бранью и взаимными упреками обсуждали план дальнейшей компании.

Московское войско огромным разношерстым лагерем стояло на правом берегу Волги в устье впадающей в нее реки Свияги в двадцати шести верстах от Казани. Командовавшие пехотой князья Бельский и Ростовский сразу после высадки рвались вперед, считая, что располагают достаточными силами, чтобы взять город, не дожидаясь князя Холмского с конными полками. Противостоял им герой Ливонской компании Даниил Васильевич Щеня, призывавший наступать с оглядкой, да опаской, сильно не зарываясь, а то ведь татарин враг хитрый и умелый, по зубам крепко дать может. Вот только оставался старый воевода со своим мнением в явном меньшинстве. Шутка ли сам Дмитрий Иванович Углицкий, брат великого князя, поддерживал сторонников лихого наскока. И будь их воля, двинулись бы, как и в нашей истории наплевав с высокой колокольни на разведку и боевое охранение, чинясь друг перед другом, кто главней, да кто важней. И разгром русских, скорее всего, был бы неминуем. Но к счастью, общее руководство походом находилось в твердых руках осторожного Василия, а он ничего подобного допускать не собирался. Взялся за дело самым серьезным образом, полностью отказавшись от попыток взять столицу ханства лихим набегом, готовился к войне долгой и основательной. Планов у него было, что называется громадье и Казань конечным пунктом в них не была. Вот и сейчас он загадочно помалкивал, наблюдая за своими распалившимися полководцами.

Знали о тех планах лишь отсутствующий сейчас на совете один из самых старых и преданных отцовский военачальников князь Холмский, да Новоросский посол Костя Щебенкин, скромно примостившийся в уголке, и наблюдающий за словесными баталиями. Эх, эту бы энергию да в нужное русло, так нет, спорят князья-воеводы с пеной у рта. Готовы, прямо тут, не сходя с этого места, покрошить, сначала своих оппонентов, а потом всех врагов в капусту своими кривыми, татарскими саблями.

Сидит Костя и недоумевает, чего правитель то Московский молчит, не прекратит волевым решением весь этот базар-вокзал, не одернет крикунов и не уймет их "всехпобедюшное" настроение. Ведь, даже по мнению не очень подкованного в вопросах стратегии новоросса, глупость воеводы несли несусветную. Как же можно вот так без подготовки, без разведки надеясь на одно лишь извечное русское "авось пролезет" идти в бой самим, да еще и тащить за собой десятки тысяч ратников.

Нет, не допустит такого Василий. Мудр ведь князюшка не по годам и коварен "аки змий". Сам то, поди, и план операции составил, иначе с чего здесь на крутом мысу у слияния двух рек, спешно возводили деревянную крепость?

Срубы для стен и башен приготовили заранее, сплавили по Волге и теперь привезенным и Нижнего плотникам и посошным ратникам надо было только собрать их как своеобразный конструктор. Еще не закончена была работа, а уже везли сюда стругами продовольствие, оружие, пушки и огненный припас.

А еще непонятно было Щебенкину, для чего он сам-то на этом совете нужен. А между тем Василий Иванович, лично настоял на его присутствии. Впрочем, над этой темой наш герой решил голову особо не ломать, вскоре все само собой разъясниться, он уже давно привык, что просто так князь ничего не делает. И если бы Костя знал насколько, размышляя подобным образом, он был прав, то не был бы так спокоен.

— Выслушал я вас воеводы — наконец встав походного щедро изукрашенного резьбой и позолотой кресла, промолвил, наконец, Московский правитель.

Говорил он не громко, но этого оказалось достаточно, чтобы спорщики прекратили драть глотки и притихли.

— Выслушал, и вот вам мое решение. Ты Федор Иванович — обратился он к Бельскому — возьмешь пять тысяч судовой рати и ступай на Вятку. Землицу тамошнюю под нашу руку приведешь и сядешь в ней наместником. Ни ратников, ни припасу оттуда Мухамедка получить не должен. Пока князь Холмский с бусурманской конницей хороводы водит, на Суре воевода Киселев острог ладит, будет нам еще один оплот на казанском берегу.

— Вам же воеводы здесь на Свияге крепость ставить, припас копить и к приступу на стены Казанские готовиться. Город укреплен добро, и рати в нем вороги немало собрали, наскоком не взять. Тут думать надо и крепко думать. Вот ты, посол заморский, чего притих в углу? — обернулся Василий к оторопевшему Щебенкину — много где бывал, много чего видал, вот и поведай мужам именитым, как в дальних землях города да крепости берут. Может чего путного и присоветуешь.

— Кхм — Костя вышел на центр, внутренне поеживаясь под насмешливыми взглядами опытных вояк, некоторое время мучительно припоминал, все, что когда-либо слышал, или читал про осады, штурмы и прочие средневековые "междусобойчики". Наконец собрался с мыслями откашлялся и начал — я, государь — моряк, не воевода. Мне на море биться сподручней. А про город я так скажу: надо план посмотреть.

— Чего посмотреть надо? Какой такой план? — непонимающе посмотрел на него Василий

— Что за диво заморское? — поддержал брата Углицкий.

— План. Схему. Чертеж — попытался разъяснить Костик — чтобы знать, где какие укрепления, башни. Какая стена поновей, какая ветхая. Чтобы потом на этом чертеже отметить, где подкоп с пороховой миной под нее подвести можно, или артиллерию так расположить, чтобы всеми стволами в одно место бить можно было.

— Ну, так по науке положено — начал оправдываться он глядя на недоуменные физиономии воевод.

— Нового ты ничего не поведал — подвел итоги короткого выступления посла князь — хотя, что за диво такое мина твоя не пойму. Это как? Копать подкоп, а потом значится зельем стену ломать?

— А, что государь — влез в разговор, помалкивавший до тех пор Щеня — не бывало такого доселе, но испробовать можно. Авось да и выйдет толк с заморской премудрости. Только, поди знай, под какую стену копать куда, да сколько зелья закладывать. Про то в твоих науках кавалер ничего не сказывается?

— Смотреть надо, считать — почесав затылок, промямлил Щебенкин — чертеж однозначно нужен.

— Ну что ж — после недолгих раздумий решился князь — твоя задумка кавалер, тебе и исполнять. Сдюжишь? Коли нет так и скажи. Человек ты чужой, неволить тебя не могу. Ну а коли управишься, сослужишь службу, награжу.

— Во, попал — подобной постановки вопроса Костя как-то не ожидал, некоторое время он пребывал в оторопелом состоянии, не говоря ни "да" ни "нет".

Основная часть татарской конницы, ушла как уже, наверное, понял читатель, к пограничной реке Суре, где по замыслу Василия конные полки русских предприняли отвлекающие маневры, переправившись на татарскую сторону, старательно грабя и разоряя все попадающиеся под руку селения. Но и тех, что остались, было достаточно, чтобы патрулировать левобережье, или перебравшись через Волгу, тревожить налетами лагерь русского войска. Периодически набетали небольшие отряды смельчаков, с диким визгом и воплями осыпали издали тучами стрел и отходили, провожаемые пушечной да пищальной пальбой. Шума много, толку мало.

И воины московского князя безвылазно не сидели, выбирались за импровизированную линию укреплений группы разведчиков. По-разному бывало. Попадали они в засады или натыкались на такой же разведывательный отряд казанцев или союзных им черемисов и тогда закипали короткие, яростные схватки, проливалась кровь. Иной раз возвращались удальцы с победой, привозили добычу и языков, а когда и сами добычей становились. Но на общем фоне противостояния двух огромных по меркам этого времени армий, вылазки и потери эти были незаметны.

Костик, трусом конечно не был, и кое-каким боевым опытом располагал, но в подобные авантюры предпочитал не ввязываться и людям своим всякую самодеятельность запретил строго настрого. Как командир он чувствовал тяжелейшую ответственность за жизни своих людей, и рисковать ими понапрасну не мог. Даже мысль о возможности потерь среди личного состава своего маленького воинства казалась ему дикой и кощунственной.

Хотя с другой стороны, размышлял наш герой, пожалуй, как раз сейчас риск имел смысл. Все-таки, основная миссия по набору большой партии русскоязычных переселенцев, осталась не выполненной. Какую-то часть добровольцев, в основном из новгородской и тверской оппозиции тайно удалось сманить с помощью Афанасия Мошкина, и переправить в Холмогоры, но это была капля в море. А тут, если получится, под эту марку с московским князем, пожалуй, можно будет о чем-нибудь договориться. Мысли о том, что затея опасна, и шансы, что дело выгорит, составляли едва ли один к десяти, Щебенкин старался не думать. Чего думать, прыгать надо, а там пан или пропал. Не будем забывать, несмотря на то, что за прожитые в 16 веке годы, наш герой приобрел некоторый житейский опыт, ему было всего лишь двадцать три года. То есть был он до безобразия молод и со свойственной молодости бесшабашностью готов участвовать в авантюре, тем более, что в случае удачи он одним махом решал задачу, над которой безрезультатно бился вот уже несколько месяцев. Опять, же и, что немаловажно, есть реальная возможность помочь предкам.

В общем, после недолгих раздумий Щебенкин дал свое согласие на то, чтобы некоторое время поработать на Московского князя в качестве наемного инженера и развил бурную деятельность.

Первым делом, он попытался составить план-схему городских укреплений, основываясь на показаниях пойманных разведчиками языков. Увы, все они оказались или полудикими пастухами, которые при всем своем желании ничегошеньки не соображали в картографии и фортификации, или старательно ими прикидывались.

Да и Костя великим асом от разведки отнюдь не был, так, что помучившись, таким образом, пару дней, наш свежеиспеченный сапер пришел к неутешительному выводу, что интересующую информацию ему придется добывать самостоятельно.

Еще день ушел на разработку детального плана операции. Идею полулегально проникнуть в город под видом европейского купца по здравому размышлению пришлось отбросить сразу же. В условиях начинающейся осады все северные и западные пути для иностранцев были перекрыты московским войском и казанцы прекрасно это понимали. Южный же — Волжский путь Косте был совершенно неведом и любому, мало-мальски сообразительному допросчику, уже после пары наводящих вопросов стало бы понятно, что перед ним шпион. Причем шпион в высшей степени глупый и самонадеянный.

Выход оставался один, тайно подобраться к городским укреплениям и по возможности тщательно их осмотреть и зарисовать. Решение было принято. Помимо троих гвардейцев — новроссов, и Мошкина, посчитавшего, что во вражеском тылу ему будет гораздо безопаснее, чем в стане Великого Князя в разведгруппу, входили два десятка татар из отряда преданного Василию царевича Джаная и пятеро лучших в русском войске разведчиков. За старшего у них был Данила Рудый, бывший купеческий приказчик, ранее неоднократно в Казань по торговым делам наезжавший. Внешне не примечательный, невысокий, сухопарый, казавшийся тщедушным нижегородец, слыл лихим разведчиком, хитрым, удачливым и к врагу до жесткости свирепым. Был у тихого, молчаливого тридцатилетнего мужика свой счет к казанским татарам, лют становился Данила в сече. Будто заливал он вражьей кровью какие то давние обиды, а уж по части умения заставить говорить даже самого упертого "языка" не было ему равных, пожалуй, во всем войске.

Щебенкину, разведчиков порекомендовал Щеня. Только в душу к их командиру с расспросами лезть не советовал. Мол, захочет, сам свою историю поведает, ну а не захочет, так и слова от него не добьешься. Впрочем, проявлять излишнего любопытства Костик и сам не собирался, праздное любопытство было не в его характере, мало ли как у человека жизнь сложилась. Главное воякой его новый товарищ был опытным и умелым, а город и окрестности, он знал, как свои пять пальцев.

Союзными татарами командовал десятник Алим, воин бывалый, за свои сорок с лишним лет (точный возраст, он пожалуй и сам не знал), ходивший не раз в походы, бившийся и с ногаями и с сибирцами, да чего греха таить и с русскими приходилось силой в чистом поле померяться.

Утром следующего дня отряд из трех десятков всадников погрузился на струги и направились вверх по течению Волги. Едва суденышки отошли от причала на другом берегу появился татарский отряд. Верст сорок татары шли параллельно медленно ползущему против течения каравану, но потом успокоились и отстали. Пройдя еще верст десять струги, наконец, причалили к левому берегу. Высадка прошла быстро и без приключений. Сумерки уже сменились непроглядной мглой, в которой терялись едущие впереди всадники. Небо еще с полудня затянуло серыми тучами, а потому ночь обещала быть темной и беззвездной. Для выхода во вражеский тыл лучше не придумаешь. Впрочем, если бы по пути им встретился дозор казанцев, разведчиков скорее всего приняли бы за своих, так как одеты все были по-татарски, оружие и снаряжение имели соответствующее. Только Щебенкин и его телохранители вместо тугих клееных луков взяли с собой добротные новоросские мушкеты и пистолеты, тщательно укрытые от посторонних глаз в специальные кожаные чехлы и притороченные к седлам.

Как в этой кромешной темноте ориентировались разведчики, для Кости так и осталось загадкой, но за ночь отмахали двадцать верст на восток, прилично удалившись от реки, и так никого и не встретив. На дневку остановились в небольшой рощице на луговой стороне. До города было еще далековато, но шансов встретить отряд казанцев или черемисов было более чем предостаточно. Поэтому отдыхали с опаской. Лошадей стреножили и отвели чуть в сторонку под надежной охраной. Вокруг стоянки, разместили "секреты". В яме оставшейся после вывернутого с корнем лесного исполина, развели небольшой огонь.

Здесь же, вокруг уютно потрескивавшего сухими ветками, костерка собрались почти все свободные от караульной службы бойцы отряда. Неугомонный Рудый, в очередной раз, исчез куда-то, прихватив пару своих парней.

Надо сказать, что подобная ситуация Косте совсем не понравилась с самого начала. Формально, командиром всего отряда являлся именно он. Но Данила, да честно говоря, и Алим тоже, на словах вроде как его главенство признавая, тем не менее, на деле продолжали "наруливать" своими людьми кто во что горазд. Вполне, впрочем, справедливо они полагали себя в войне вообще и в разведке в частности людьми гораздо более опытными, нежели навязанный начальством "немчин", а посему, предпочитали действовать в соответствии каждый со своими представлениями о том, как следует в подобной ситуации поступать.

Щебенкина, оба этих без сомнения опытнейших вояки, считали узкопрофильным специалистом, в обязанности которого входило внимательно осмотреть городские стены, и определить где и как сподручнее их атаковать. Смысл своего поручения они видели в том, чтобы обеспечить лазутчику успешное выполнение задания и вернуть его обратно живым и по возможности здоровым. Десятник-татарин настаивал на том, чтобы идти к городу открыто, маскируясь под один из множества бродящих в его окрестностях дозорных отрядов. Разведчик, напротив, считал, что двигаться надлежит скрытно, ночами не привлекая к себе чужого внимания.

Щебенкин же пока тщетно пытался составить свой собственный план действий, что увы, пока у него не очень-то получалось.

В общем ладу и складу в небольшом воинстве не было и в помине, что по представлениям нашего героя ни к чему хорошему привести не могло.

Впрочем, как выяснилось, очевидно это было не только ему.

— Кручинишься Константин Лексеич? — казалось бы, дремавший возле задумчиво уставившегося на пляшущие рыжие язычки пламени командира, Мошкин приподнялся на локте — и то верно, не будет дела пока в дружине порядок не наведешь. Худым может все обернуться.

— Да понимаю я Афанасий Петрович — негромко ответил ему Костя — вот только ничего придумать не могу. Как идти, куда идти? Да и как этих волчар на место ставить? Они ведь на войне и на разведке собаку съели. А я? Вообще в такой истории в первый раз оказался.

— Волчары говоришь? — хмыкнул Афанасий — а, что волчары и есть. Бирюки матерые. Вот только, коли с тобой чего случится, князь с них шкуры живо спустит. На доху. Обратно без тебя им возврата нет.

Щебенкин некоторое время смотрел на ухмыляющегося подьячего, не совсем понимая, чему он так развеселился, а потом вдруг до него "дошло" и в голове, словно сам собой сложился план обуздания разгулявшейся "вольницы"

Глава 14. Схватка.

Разведчики вернулись задолго после полудня. Внезапно вынырнули из-за густой завесы начинающего зеленеть первой листвой орешника.

— Казанцы — коротко сообщил подсевший к Костику, Рудый — версты три от нас стоят воинским станом.

— Много?

— Десятка четыре не больше. Ночью навалимся, вырежем, и пикнуть не успеют. Главное, ни одного живым не выпустить — деловито пояснил нижегородец и бросил быстрый взгляд на Алима, восседающего напротив невозмутимой буддийской статуей — лагерь богатый, бакшиш хороший будет.

Десятник, прикрыл узкие щелочки глаз, некоторое время раздумывал, а потом согласно кивнул: "якши".

— У нас другая задача — вскинулся было взбешенный подобной бесцеремонностью Костя, но тут же справился с рвущимся наружу гневом — ну, что ж Данила, и ты Алим, берите своих людей и идите. Я дальше к Казани сам пойду. Думаю, без вас управлюсь.

Вот тут, кажется обоих вояк, проняло, как следует. Подобной выходки от "немчина" они никак не ожидали.

— Нет — глаза татарина широко распахнулись, он подскочил — один не ходи.

— Тогда пошли со мной — равнодушно пожал плечами внутренне возликовавший, но старательно сохраняющий маску видимого спокойствия Щебенкин.

— Бакшиш брать надо — горячо возразил Алим — давно воюем, бакшиш нет. Воины недовольны.

Костя спорить не стал, только снова равнодушно пожал плечами, давая понять: "мол, дело хозяйское и довольство твоих воинов меня мало волнует".

Татарин ожег его яростным взглядом, скрипнул зубами, но вынуждено кивнул головой, соглашаясь.

— Ибрагимка там — подняв от земли тяжелый взгляд, выдавил, молчавший до сих пор нижегородец — нужен он мне, давно его искал. Расскажу я тебе кавалер, быль одну, а дальше ты уж сам решай, как быть. Я тогда в приказчиках ходил у купчины одного. В Казань, до того часто ездили, торговали всегда с прибылью и в городе самом бывать доводилось. А Ибрагимка купчина справный был, по Волге вниз хаживал до самого моря и там торговал. Мы ему железо свейское, что в Великом Новгороде покупали, а он нам товар дорогой давал, что у персов и астраханцев брал: иной раз ковры привозил дивной работы, посуду медную, шелк. Гостевать друг к дружке ездили. Да только, что-то последнее время не заладилось у него, то ногаи караван ограбили, то лодья с товаром утонула, едва не разорился. Вот хозяин то мой, упокой господь его душу, серебра то ему тогда и ссудил. На свою голову.

В прошлом году то было, аккурат в июне. Поехали мы на ярмарку, как всегда. Расторговались хорошо, уже было, домой возвращаться подумывали, да уж больно торговля хорошо шла, решили еще на день другой задержаться. Да только тут и началось. Уж не знаю с чего, а в казанских, ровно бес вселился. Ночью напали, резать всех почали без разбора. Товар пограбили и многих тогда, которых побили, а иных, в полон забрали. Сам-то уж не знаю, как и живой остался. Голову мне пробили окаянные, бок зашибли сильно, долго потом кровью харкал. Басурмане видно мертвым меня сочли, одежку содрали, до исподнего, а добивать не стали. Ну да ничего Господь милостив не оставил раба своего.

До Нижнего добрался а там... . Орда прошла, окрест города все как под метелку выметено, от деревень только пепелища и остались. Посад пожгли собаки, а в том посаде хозяина моего подворье было ну и мое тоже. Соседи, какие живы остались, сказывали потом, что Анфиску мою, да детишек, поганые в седла покидали да с собой увезли, а отца — старика на копья подняли. И баяли люди, будто бы видели Ибрагимку среди тех татей.

Долго я его искал. Ох, долго. Узнал, от языков, что как война началась, снарядил сей пес на свой кошт дружину и разбойничает на порубежье. По пятам за ним шел. Об одном Бога молил. Услышал видно он мои молитвы, сподобил встретиться. А теперь сам суди кавалер, чего ты у меня отнять хочешь.

— Не хорошо — после недолгого молчания процедил Алим — кровный враг. Отпустить никак нельзя.

— И то верно Константин Лексеич — заметил не влезавший до той поры в разговор Мошкин — такой должок, да без отдачи оставить? Не дело.

— Хорошо — Щебенкин скрипнул зубами, окинул спутников тяжелым взглядом — будь по-вашему.

Одно дело, когда узнаешь о подобных вещах из прочитанной книги, или смотришь постановочную сцену на экране телевизора. Совсем другое, когда вот оно, рядом, рукой дотронуться можно, живое человеческое горе. И самое отвратительное, что жизнь мужику покалечила не слепая стихия, а жадность и зависть людская. У самого семья, жена, ребенок, представил себе, что с ними может случиться такое и руки сами сжимаются в кулаки, а душа рвется за океан.

Выступили уже затемно. Шорох влажной после дождя травы и предусмотрительность разведчиков обмотавших ветошью копыта лошадей надежно скрыли приближение мстителей от укрывшихся в небольшой ложбинке в трехстах метрах от основного стана часовых. Незадачливые охранники, даже не успели понять, что их убивают. Та же участь постигла и пастухов, стороживших стреноженных татарских лошадей.

Еще билось в агонии, поднимая тучу искр и разбрасывая в стороны тлеющие головни, пробитое стрелой тело часового — казанца, а Костя уже стоял у полога большой войлочной юрты. Откинул в сторону кошму, задержался пропуская вперед Николая и Мошкина, сделал знак четвертому бойцу своей группы оставаться снаружи, и пригнувшись, шагнул вперед.

Небольшая горка подернутых серым пеплом угольков лежавших горкой в круглом, выложенном из камней очаге давала мало света, и спасительная полутьма скрывала картину начинающейся резни. Некоторое время только темные силуэты Костиных спутников бесшумно скользили между телами спящих, время от времени наклоняясь, чтобы нанести один единственный смертельный удар.

Жуткую тишину вдруг нарушил чей-то хрип, кто-то проснулся, закричал и и тесное пространство шатра заполнилось мечущимися у панике полуодетыми людьми.

Как ни странно, но когда перед Щебенкиным вдруг возникла фигура человека в белой полотняной рубахе, шароварах и с клинком в руках он облегченно вздохнул. Ну не мог он вот так запросто перерезать глотку спящему и безоружному человеку. Не мог и все тут. Совсем другое, вот так, лицо в лицо, глаза в глаза, сойтись в бою с вооруженным врагом, жаждущим твоей смерти.

— Урыс! Собака! — взвизгнул татарин и размахнувшись ударил саблей справа, сверху.

Вот где пригодились ежедневные, до седьмого пота тренировочные спарринги с Афанасием и гвардейцами. Не пытаясь парировать удар своим тяжелым палашом, Костя просто скользнул в сторону, пропуская скользом, скрежетнувшую по звеньям кольчуги, тускло блеснувшую кривую полосу металла, и рубанул снизу, отсекая противнику кисть с зажатым в ней оружием. Затем, не останавливаясь, обратным движением ударил сверху, наискосок разрубая ключицу и грудную клетку. Оттолкнул обмякшее тело ногой, освобождая завязший в человеческой плоти клинок.

Адреналин хлынул в кровь, жаркой волной прошел по жилам. Его охватил какой-то азарт, веселая ярость. Уже не в состоянии остановить действующее словно на автомате собственное тело, рубанул по шее ползающему на четвереньках под ногами голому до пояса человеку и шагнув вперед, легко отведя в сторону наконечник копья, обрушил палаш на чью-то лысую, незащищенную шлемом голову. Звук был такой, словно лопнул спелый арбуз, в лицо брызнуло липким и соленым.

Алая пелена внезапно схлынула с глаз. Костя перевел дух, оглянулся, приходя в себя, преодолевая подкатившую к горлу тошноту. Вокруг, словно на бойне стоял тяжелый запах крови и развороченных внутренностей. Земля была завалена трупами. На ногах оставался лишь он сам да двое его товарищей, пребывавших очевидно в таком же, полупотерянном состоянии. Здесь все было кончено. Из дюжины обитателей большой войлочной юрты в живых не осталось никого. Пошатываясь, он вышел на улицу. По захваченному лагерю в отсветах костров метались тени победителей грабящих захваченное становище.

Бой был закончен, настала пора считать потери и трофеи. Причем последнее интересовало сейчас нашего героя меньше всего. Чего нельзя было сказать об остальных.

Казалось, жажда наживы охватила всех его спутников, даже скованные дисциплиной гвардейцы — новороссы и те нетерпеливо переглядывались, не пытаясь скрыть горячее желание присоединиться к всеобщему "веселью", которое при полном попустительстве отцов-командиров, грозило затянутся надолго. Рудому было явно не до того, он наконец нашел того, кого так долго искал, а лесятник Алим и сам с удовольствием воспользовался случаем поправить свое материальное благосостояние за счет побежденных. А Костя.... Да он банально растерялся не сразу сообразив, что надо делать дальше.

— Соберите оружие, брони. все, что не займет много места — видя растерянность командира взял инициативу в свои руки более опытный в таких делах Мошкин — вьючьте захваченных лошадей. Уходить надо. Константин Лексеич, вели нашим татарам, чтобы юрты не палили. Нам сейчас много света ни к чему.

— Добро ты Афанасий распорядись здесь я с остальным разберусь — наконец пришел в себя Костя.

Рудого и его ребят он нашел занятых важным делом. Сноровисто и без лишних разговоров они мостили поперек седла тщательно упакованную в кошмы тушку пленника. Для Данилы и его подчиненных этот трофей был самым ценным из всего добытого в разбойничьем лагере. Впрочем, и остального тоже хватало. Естественно они небыли против того, чтобы поскорей покинуть разоренный стан.

"Уламывать" татар пришлось несколько дольше, но и они были достаточно опытными вояками, чтобы прекрасно понять, что надо уходить как можно быстрее и дальше.

Когда небольшой отряд покинул место недавнего побоища, почти каждый из его бойцов вел в поводу заводную лошадь, навьюченную оружием, доспехами, дорогой одеждой и утварью и это несмотря на то, что большую часть взятого "на меч" добра, пришлось бросить.

Остаток ночи ушел на то, чтобы уйти как можно дальше на восток от разоренного становища. Рассвет застал разведчиков в небольшом логу, укрытом от посторонних глаз колючим кустарником. Пока остальные занимались разбивкой лагеря и приготовлением немудрящей снеди, Рудый взяв с собой одного помощника утащил пленника в сторону и занялся допросом.

Константин за ним не пошел, то, что там произойдет, он вполне себе представлял и присутствовать при этом категорически не желал. Нет, он не считал действия Данилы неправильными, наоборот, умом прекрасно понимал, что для людей средневековья нет ничего зазорного в том, чтобы подвергнуть пытке допрашиваемого пленника, тем более, что полученная информация может быть полезна и для выполнения основной задачи, или предать мучительной смерти убийцу и разбойника. Мысленно ругал себя за мягкотелость, но ничего поделать не мог, боялся, что в самый ответственный момент не выдержит, проявит позорную слабость и не хотел ронять себя в глазах товарищей.

Разведчик вернулся примерно через час, по своему обыкновению молча сел рядом, невидящим взглядом уставился на нервно танцующие язычки огня.

— Ибрагимка давеча в Казани был — наконец произнес он после слегка затянувшегося молчания.

— Чего рассказывает? — обернулся к нему Щебенкин.

— Бает у татар там воев тыщ двадцать осталось не боле. Все больше из посадских, да с окрестных деревень и становищ понабежали. Большая рать ушла на Суру. Те мурзы, что остались, со своими нукерами по всему берегу стоят за нашей ратью присматривают. Ждут помощи от черемис. Сказывают посылал Ахмат к сибирцам, да те отказали, а ногаи помощь обещали, только не прислали, что-то тянут время выжидают.

— Не врет?

— Да вроде нет, аллахом клялся, хотя кто его пса знает, может где и сбрехнул. У них ведь клятва данная неверному и за клятву то не считается — Данила не весело усмехнулся — кто в аллаха не верует, тот у них вроде собаки. А перед собакой кто ж слово держать будет? Самим смотреть надо.

— Надо ехать и смотреть — согласился Костя — про состояние стен у него не спрашивал?

— Спрашивал. Бает стены на посаде хорошие, дубовые, крепкие, три сосны толщиной. В крепости стена каменная, тоже крепкая, не проломить.

— Это плохо. А про своих, узнал что-нибудь?

— Продали их. Ногаям продали. А, что с ними дальше стало, клянется, что не ведает. Уж я его всяко расспрашивал. Он тебе еще нужен? Помни кавалер, ты слово дал, что отдашь мне головой сего татя.

— Обещал, значит забирай, поступай, как сам знаешь. Только не тяни с ним.

— Погодь немного кавалер — остановил его разведчик — сказывал еще тать, что у Нуралеевых ворот ход есть тайный к роднику. В случае осады будут басурмане за водой там ходить.

— Ты уверен? — возбужденно подпрыгнул Костя.

— Ибрагим так сказал — пожал плечами Рудый и повторил — самим смотреть надо.

— Едем — кивнул Щебенкин — Времени у нас немного.

Долго и не задержались. Снялись с лагеря уже во второй половине дня. Корчащегося на колу человека, Косте было, совсем не жаль. В его представлении Ибрагим — заслужил смерть, совершив предательство, первый переступил черту, ответив подлостью на сделанное ему добро. Правда, сам Щебенкин выбрал бы скорее другой, менее мучительный способ казни, но тут уж ничего не поделаешь, со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Глупо судить людей века шестнадцатого по меркам людей века двадцать первого (впрочем, тоже не далеко ушедших в этом отношении от своих предков).

К городу решили идти вчетвером. С собой Щебенкин взял Рудого, Мошкина, и махгиканина, остальным велел выйти в большой лесной массив на Арском поле. разбивать лагерь и ждать три дня, после чего уходить.

Указанные покойным Ибрагимом, Нуралеевы ворота находились в северной части города, со стороны реки Казанки, ширина которой в этом месте достигала тридцать сажен, по словам местных, что по прикидкам нашего героя, составляло около шестидесяти метров.

На Луговую сторону небольшой отряд вышел уже во второй половине следующего дня. Засев в болотных камышах коими здесь густо поросли берега Казанки, надежно скрывавших лазутчиков от глаз сторонних наблюдателей, Костя до рези в глазах всматривался в темнеющие силуэты белокаменных стен и башен Казанского кремля и судорожно вспоминал, как брал город Иван Грозный, в том, оставленном в прошлом-будущем мире. Самое интересное, тему эту проходили и реферат в свое время писал. Вспомнить бы, что там, у Карамзина об этом всем говорится. Вот про подкопы и подземный ход, точно что-то было, но что именно? Какие-то обрывки воспоминаний разобранной мозаикой крутятся в памяти и никак не могут сложиться в единое целое.

— Что это? — взгляд зацепился за приткнувшееся к крепостной стене одноэтажное, каменное здание почти на самом берегу впадающей в Казанку речушки Булак.

— Даирова баня — пояснил пристроившийся рядом Данила.

— Точно — в голове вчерашнего студента вдруг что-то щелкнуло и "мозаика" сложилась сама собой "... государь велел подкопать его от каменной Даировой бани,,,". Ай да Карамзин, ай да Николай Михайлович, дай Бог вам здоровья. Хороший был человек, или точнее будет еще. А может и не будет. Впрочем, сейчас это не очень то и важно.

— Значит, копать будем от меня до следующего дуба, тьфу, то есть от бани и до стены — ухмыльнулся Костя. Главное постараться в самом начале осады захватить этот объект в первую очередь.

Развернув лист плотной бумаги, порылся в поясном кошеле доставая уголек и поудобней расположившись, принялся рисовать чертеж.

Рудый с любопытством заглядывая через плечо принялся подсказывать0 время от времени тыкая в чертеж грязным пальцем.

— Вот здесь у них значитца дворец ханский, вона вищь на взгорочке, в аккурат посреди кремля будет. Кругом него хоромы понастроены, сам там не бывал, но татары сказывали, дескать, в них большие мурзы и уланы живут с челядинцами своими и ханские слуги да мастеровые. Те ворота возле моста — Нуралеевы и есть, про них Ибрагимка сказывал. Вона там ворота Туменские. От Нуралиевой башни посад начинается, ворота Кураишевы и Агалыковы. Стена посадская до самого Арского поля идет. Внутри за ней: рынок, мастерские, бани и мельницы. Булак посад на две части делит на другом берегу дома и животы людишек казанских. Чего намалевал то? Вот от этой башни стена не прямо идет, а загибается, вот так значитца. Ага, теперь правильно.

Составление "списка стен Казанских" у Щебенкина заняло часа два и особой сложности не представило. Теперь дело было за малым, на основе этого чертежа нужно было составить план штурма.

Впрочем, это можно сделать уже в Свияжске, рассудил наш герой и распорядился, сворачиваться и выдвигаться к основному отряду, благо, что солнце село окончательно и небосклон украсился щедро рассыпанными гроздями звезд и бледным полумесяцем луны.

Шустрой рысью наши разведчики прошли вдоль берега, и отойдя подальше от города стали готовиться к переправе.

Некоторое они время вслушивались и вглядывались в темноту на противоположном берегу, и кажется, даже принюхивались к прохладному, пахнущему сыростью, рыбой и травой воздуху, затем очевидно убедившись в полной безопасности переправы, ведя своих четвероногих помощников в поводу, без малейших сомнений, шагнули в черную воду. Плавать, наш герой, конечно, умел, и всегда считал, что делает это очень даже неплохо, где-нибудь в бассейне он бы преодолел такое расстояние играючи. Однако здесь в полной темноте, необходимо было преодолеть шестьдесят метров, пусть и неспешно текущей, но еще по-весеннему холодной реки. Впрочем, деваться было некуда, Костя, глядя на своих товарищей, также как они снял с себя броню и оружие, разделся до исподнего и навьючил все свое имущество на седло. Затем немного поразмыслив, вытащил из сумки чертеж, свернул, запихал его в шапку, и взяв животное под уздцы, сделал первый шаг.

Легкая волна плеснула на босые ноги, обожгла холодом, но парень, стиснув зубы, продолжал идти. Вода дошла до колен, затем выше, заставив его зашипеть и непроизвольно приподняться на цыпочки. Дальше он медлить не стал, поспешно окунулся и поплыл, держась за шею мерно пофыркивающей кобылки.

Казалось, заплыву не будет конца и мышцы уже начало сводить судорогой, когда копыта лошади, а затем и ноги пловца, наконец, коснулись дня. Еще несколько шагов и вот уже река отпускает его, босые ступни ощутили прогревшийся за день и еще не успевший до конца остыть, кажущийся таким теплым после холодной воды песок.

Дальше была бешеная скачка по широким заливным лугам Царского поля. Уже у самой кромки Арского леса за ними увязался отряд казанцев, человек пятнадцать, но расстояние до преследователей было метров пятьсот, да и кони татар, очевидно, тоже были уставшими, что позволило московским лазутчикам затеряться в лесной чаще.

К месту встречи со своими они вышли без всяких приключений, после чего уже объединенными силами двинулись на юг, вниз по течению Волги, туда, где в заранее обусловленном месте, под охраной большого, человек в триста, отряда судовой рати их уже ожидали лодьи, благополучно доставивших Щебенкина и его отряд в Свияжск.

Глава 15. Как Костя, Казань брал.

— Бум-м— м — раскатистый гул огласил окрестности. В одной из траншей вспухло облако порохового дыма. Через некоторое время обтесанный каменный шар, описав кривую траекторию, с треском ударил в бревенчатую стену Аталыковой башни.

— Бум — м, бум -м . соседние траншеи укутались таким же серым дымом и еще два ядра устремились к цели.

Щебенкин оторвал от глаз подзорную трубу, с досадой сплюнул, негромко матюкнулся. Вот уже вторую неделю эта батарея, установленная напротив Аталыкских ворот, упорно долбит и сруб башни, и сами ворота. Впрочем, удары тяжелых каменных ядер для толстых дубовых венцов не прошли даром. Кое-где следы воздействия видны уже даже невооруженным глазом, судя по всему, дело близится к логическому завершению. Но как же все это долго!

Уроженца двадцатого века несказанно бесила неторопливое течение жизни в веке шестнадцатом. Черт возьми, да они даже воюют здесь, как будто в глубокой спячке находятся. Практически весь апрель просидели в Свияжске. Укреплялись, завозили припасы, проводили разведку. Наконец в первых числах мая пришло долгожданное известие от Холмского. Ему удалось наголову разгромить казанскую конницу, заманив ее к Васильсурску, и прижав ее словно к наковальне, к укрывшимся за его недостроенными укреплениями полкам воеводы Киселева. А еще через несколько дней дождавшись прихода их объединенного, победоносного воинства, русская рать выступила наконец от стен Свияжска и переправившись через Волгу, приступила наконец к главной части "Марлезонского балета" то есть непосредственной осаде Казани.

Еще неделю прикрываясь бревенчатыми щитами от вражеских лучников и пищальников, и отражая регулярные вылазки горожан, копали траншеи и устанавливали в них артиллерию. Помимо этой, построили еще две батареи против Арских и Царских ворот. И вот уже почти двенадцать дней, артиллерия московитов добросовестно обрабатывает цель, сжигая уйму пороха, тратя массу ядер и время от времени заменяя разорвавшиеся, не выдержавшие напряженной работы, или выведенные из строя в результате удачных неприятельских вылазок, орудия, подвозя новые из Свияжской крепости. Потерь же среди прислуги и помогающих ей посошных при этом и вовсе никто не считает. На войне как на войне.

В общем Костик подсчитал и ужаснулся, если дело пойдет такими темпами, добраться до Холмогор и выйти в море удастся не раньше августа, а там еще почти три месяца ходу до Америки, причем в Атлантике начнется сезон штормов и без того далеко не безопасное путешествие превратится в "русскую рулетку". Одна надежда на землекопов, благо у них вроде пока все идет по плану. Если у них дело выгорит как надо, то по прикидкам Щебенкина, город продержится считанные часы, максимум сутки. Благо татары отвлеченные беспрерывной долбежкой, и захватившему Даирову баню небольшому отряду московитов уделяют совсем мало внимания, так несколько небольших вылазок с успехом отраженных осаждающими, кроме нервотрепки особого вреда не принесли. Есть шанс, что противник пока не догадывается, о том, какой подвох ему готовит "государев заморский немец — розмысл". Толстые каменные своды надежно защищают Костиных людей от ядер, стрел и пуль, щедро сыплющихся со стен на головы осаждающих, а заодно и скрывают ведущиеся здесь земляные работы.

Ну вот, опять полезли. Ворота соседней Туменской башни распахнулись, из них вылетел отряд конников, сотни три копий, и устремился к прикрывающим пушкарей турам. Навстречу им, привычно выметнулся, примерно равный по численности, специально выделенный для этой цели отряд детей боярских из Сторожевого полка, и через несколько минут обе лавы сошлись в кровавой карусели схватки. Со своего места наш герой естественно не слышал: лязга оружия, конского ржания, ругани и воплей, дерущихся и умирающих воинов, но, что там творится, он очень живо себе представлял. Довелось уже побывать в таких заварушках.

Первый этап операции прошел как по маслу. Великий Князь Московский, Владимирский и протчая и протчая, почесал бороденку, посоветовался с князьями-воеводами, и в общем, план штурма предоставленный заморским розмыслом утвердил.

Не просто утвердил, но и назначил Костю командовать небольшим, воинством, сотни полторы новгородских пищальников, да столько же землекопов — посошных. Никем не защищаемое здание бань, они захватили стремительным налетом, ночью переправившись через речку Булак. Утром большой отряд осажденных попытался выбить наглецов, но безуспешно. Понеся потери казанцы вынуждены были несолоно — хлебавши, убраться восвояси.

Но оказалось, что для быстрой победы мало, взорвать подкоп, тем паче, что сосредоточить на участке предполагаемого пролома достаточный для решительного штурма отряд никак не получалось. Слишком уж не широкой и хорошо простреливаемой была в этом месте полоса земли между рекой и крепостной стеной. Даже Костя, далеко не стратег, отлично понимал, что больше чем на вспомогательный, отвлекающий удар на этом направлении расчитывать не приходиться. Другое дело, если одновременно: выбить хотя бы одни из ворот, взорвать заряд под стеной и сразу начать атаку сразу со всех направлений, внести страх и сумятицу в стан врага, воспользоваться численным преимуществом и "размазать" немногочисленных защитников тонким слоем по всей длине городских стен.

Щебенкин долго ломал голову над тем, как обеспечить эту синхронность. Предки, как, наверное, уже знает "подкованный" в военном деле читатель решали эту проблему просто — послав гонца. Но, подобный вариант нашего героя не устраивал по вполне понятным причинам. Расстояние от одного объекта атаки до другого было довольно солидным, к тому же посыльный мог просто не добраться до места назначения. В общем, все это шатко и ненадежно. А просто назначить время и "сверить часы" командиры отрядов не могли, в виду банального отсутствия таковых. Костя бился над этой задачей целый день, пока его взгляд случайно не зацепился за солнечные блики, пляшущие на начищенной до блеска броне проезжавшего мимо с небольшой свитой воеводы.

Пришедшая столь внезапно идея была гениальна и вместе с тем элементарна. Простейший гелиограф!

Найти несколько десятков смышленых молодцов и научить их обращаться с несложной техникой, нет ничего проще. Тем более, совсем нет необходимости учить их азбуке Морзе, хотя и это он тоже сделать вполне мог. В свое время дед, морской офицер, играя с внуком, помог тому усвоить премудрость говорящих точек и тире. Здесь же, было вполне достаточно для сигнальщиков разучить и отрепетировать всего один, самый простенький световой сигнал.

Надо сказать, что суть и смысл заморской диковинки, московские военачальники ухватили, что называется с полуслова. Идея поразила их своей простотой и очевидной легкостью исполнения. . В течение следующих нескольких дней в расположении всех осаждающих город полков в пределах прямой видимости друг от друга были построены вышки, на которых установили надраенные до ослепительного состоянии медные щиты — зеркала.

— Константин Лексеич! — размышления прервал Скрынь, растрепанный вид и всколоченная бороденка которого, яснее всяких слов говорили, о том, что случилось что-то из ряда вон выходящее.

— Чего стряслось?

— Так это. Вроде как докопались.

— До кого докопались? Кто? — не понял Щебенкин.

— Так это. Афанасий говорит, мол, по всем приметам докопали. Слышно как над головой бусурмане по воду ходют.

— Ну, пойдем, послушаем, до чего там докопались — Костя убрал подзорную трубу в кожаный тубус, и решительно отодвинув в сторону холопа, шагнул под толстый свод каменного потолка.

Даирова или Ханская баня представляла собой огромный каменный дворец с просторными залами, бассейнами и фонтаном. Пол в отделанных мрамором комнатах прогревался специальными, расположенными под ним печами, искусно сделанный водопровод подавал в бассейны ключевую воду.

Увы, война не пощадила всей этой красоты, в этом каменном дворце расположились бойцы Костиного отряда и землекопы, которым не было дела до всех этих красот. Толстые каменные стены служили им хорошим укрытием от пуль и стрел врагов, а узкие окна — бойницами. Роскошные залы, в которых некогда десятки мойщиков, массажистов и врачей обслуживали казанскую знать, были загажены конским навозом, грязью и кровью. Чудесная мраморная плитка, покрывавшая стены и пол, изувечена и разбита. Высокий, ажурный потолок покрыт копотью воинских костров.

Посреди заваленного грудами земли, камней и осколков мрамора, пола чернел широкий зев раскопа. Наш герой спустился по слегка потрескивающей под весом почти статридцатикилограммового (если считать вместе с броней) тела приставной лестнице, и пригибаясь, чтобы не зацепить головой низкий земляной свод, двинулся следом за освещающим дорогу зажженным факелом Тимохой. В ноздри ударил запах земли, сырости. С каждым шагом, окутывающая подкоп чернота, рвалась перед нервно пляшущим языком пламени, время от времени выхватывающем из темени: то серый бок большого валуна, то бревна крепей, удерживающих от обвала тяжелый глинистый грунт, то полусгнившие венцы давно ушедшего в землю старого сруба. Шли не долго, длина подкопа составила по Костиным прикидкам метров двести, не больше. Наконец, еще несколько шагов и путники оказались в освещенном светом нескольких факелов тупике. Здесь их встретили обитатели местной преисподней, десяток чумазых, как анчутки землекопов и Афанасий Мошкин, выглядевший немногим чище. Жутковатая картина усугублялась напряженной, гробовой тишиной, густым киселем разлитой в воздухе. Мошкин поднял палец к губам, призывая вновь прибывших к молчанию и указал на земляной потолок. Костя остановился, прислушавшись. Поначалу он ничего не услышал, но уже через пару минут ожидания прямо над его головой раздались шаги и голоса. Приглушенные толщей камней и глины они были едва слышны, но притаившимся диверсантам казались подобными громовым раскатам. Дождавшись пока стихнет поднятый защитниками шум, Щебенкин улыбнулся и подняв большой палец в знак одобрения и сделав землекопам знак следовать за собой, направился к выходу.

Всю следующую ночь посвятили доставке к месту подрыва необходимого количества пороха. Наплавной мост, связывающий островной плацдарм с правым берегом реки Казанки, занятым возглавляемым воеводой Киселевым, полком Правой руки, от стен отделяло метров триста и в дневное время подступы к нему простреливались татарскими лучниками и пушкарями. Все передвижения по нему осуществлялись лишь под прикрытием темноты. Днем старались особо не высовываться, дабы лишний раз не вызвать подозрений осажденных, и внушить им мысль, что окопавшиеся в бане московиты сидят смирно, и сами не знают теперь, что им делать с захваченным плацдармом. Стоящий на Луговой стороне полк Правой руки, герои Васильсурского побоища, занимался отражением периодических налетов черемис, и усыпляя бдительность казанцев, тоже никаких попыток приблизиться к стенам, или хотя бы наладить более солидную переправу, не предпринимал. Хотя Костик точно знал, что где-то там, в огороженном "гуляй-городом" лагере вязались плоты, для пары наплавных мостов, которые в нужный момент будут быстро переброшены через реку.

На левом берегу Казанки против Аталыкских ворот стоял Сторожевой полк князя Ростовского и полк Левой руки — Даниила Щени. Дальше к югу на Царском поле расположился сам Великий Князь Московский с личной дружиной и обозом. На Арском поле стояли Большой полк князя Холмского и Передовой полк Дмитрия Углицкого, их задачей был захват главных — Царских и Арских ворот. Озерную сторону, там каких либо активных действий не предполагалось, прикрывали касимовские татары царевича Джаная.

Диспозиция, русского войска, как, наверное, уже понял сведущий в военной истории читатель, практически не отличалась от той, что в нашем мире занимали перед памятным казанским штурмом войска Ивана Грозного. Однако, Василий Иванович, по своему усмотрению ставя воевод командовать полками, опираясь на их опыт и способности, а не на родовитость и предыдущие заслуги, почти на пятьдесят лет раньше, чем в нашей с вами, читатель истории, начал ломку местнических традиций, не раз служивших причиной неудач и поражений русского войска. Конечно, многие родовитые князья, были не довольны этим решением, но Московский князь слишком много поставил на карту в этом походе, чтобы брать в расчет чье-то еще, кроме своего собственного, мнение.

Но вернемся к нашему герою. Время для него вновь потянулось бесконечной резиновой лентой, подкоп прокопан, взрывчатка заложена, нужно лишь дождаться сигнала. Оставалось только ждать и надеяться, что шастающие туда-сюда за водой, по подземному ходу татары не пронюхают о подозрительных пустотах под своими ногами.

Наконец, через два дня не выдержав бомбардировки, рухнули Арские ворота. На следующий день, та же участь постигла ворота Царские и Аталыкские. Под прикрытием своей артиллерии Холмскому удалось подтянуть к стене две большие осадные башни и с них пальбой из пушек и затинных пищалей поджечь часть посада. Обо всем этом Щебенкин узнавал от прибывающих по ночам гонцов

5 июня 1506— го года чуть свет, все московское войско встало на молебен. Вдоль застывших в строгом молчании рядов прошли священники, окропляя святой водой православное воинство и благословляя его: "...на смертный бой, с врагами веры Христовой и притеснителями люда православного...".

— С Богом! — Великий Князь Московский поцеловал поднесенный к губам образ, перекрестился, надел шлем и легко поднявшись в седло нервно приплясывающего скакуна, махнул рукой.

Тотчас блеснули, подавай сигнал щиты зеркала на вышках и на всем протяжении городских стен: от Казанки, до Арского поля, разом взвыли трубы, ударили литавры. Огромная масса вооруженных людей, качнувшись, сначала медленно, но с каждым шагом ускоряясь, подобно приливной волне, устремилась к напряженно застывшему городу.

— Пора! — поймав долгожданный сигнал гелиографа, Костя следуя примеру своих товарищей осенил себя крестом, и взяв из рук помощника факел вновь спустился в темный лаз подкопа. Быстро прошел уже знакомым маршрутом подпалил фитили у пятнадцати пузатых бочонков с порохом, терпеливо ждущих своего часа и не оглядываясь, бегом бросился обратно. В принципе, можно было не торопиться. Время горения фитилей было рассчитано опытным путем, и его было вполне достаточно, чтобы покинуть опасное место. Но липкий страх подталкивал в спину, заставляя ускорить шаг. Наконец почти у самого выхода взял себя в руки и уже неспешно, стараясь выглядеть уверенным и невозмутимым, поднялся по скрипучей лестнице и подошел к окну.

Внезапно земля под ногами тяжело охнула, страшно дрогнула. У подножья Нуралеевой башни вырос огромный, грязно — алый куст огня, дыма и подброшенной вверх земли. Казавшаяся несокрушимой, грозная твердыня наклонилась , словно раненый воин и поднимая тучи пыли, со страшным гулом и грохотом рухнула, погребая под обломками своих защитников.

— Москва-а-а! — гулким прибоем прокатился рев на правом берегу Казанки, и сотни воинов устремились к реке, таща плоты для новых мостов.

— Москва-а-а! — словно грозное эхо прокатилось по всему расположению русской рати, и клич этот не мог заглушить даже не умолкающий грохот пушечной и пищальной пальбы.

Штурм начался одновременно практически по всей многоверстной протяженности городских укреплений.

— Пора — Костя натянул шлем, проверил замки пистолетов, сунул их за пояс и подхватив мушкет бросился к выходу. Он не оглядывался, но знал, точно, что все триста бойцов его небольшого отряда бегут сейчас следом, не обращая внимания на падающих под пулями и стрелами немногих опомнившихся от шока защитников, товарищей. Главное было воспользоваться моментом, успеть ворваться в крепость, пока горожане не успели подтянуть подкрепления и закрыть живой стеной щитов, образовавшийся пролом.

И они успели. Прорвались через груду еще дымящихся развалин. Походя, не задерживаясь, смели немногих уцелевших защитников. И уже на территории Казанского кремля, на узкой, образованной стенами и высокими заборами богатых поместий, лицом к лицу столкнулись с брошенными к месту прорыва ханскими нукерами.

Дружный залп полутора сотен пищалей сделанный практически в упор, словно косой прошел по первым рядам набегающих казанцев, слегка притормозил их натиск. А потом началась рукопашная, страшная в своем ожесточении, в той ненависти, которую противники спешили выплеснуть друг на друга.

Трем сотням ворвавшихся в крепость наглецов, половина из которых была плохо вооруженными и еще хуже обученными военному делу селянами, а другая, хоть и имеющими некоторый боевой опыт и неплохо оснащенными, но по большому счету все же ополченцами, противостояла почти тысяча отборных, профессиональных бойцов. Но и у русских тоже не было другого выхода, как встать насмерть на уже захваченном рубеже и постараться продержаться до подхода уже спешивших к ним на помощь ратников воеводы Киселева. Любая попытка спастись бегством была для них равносильна немедленной и бесславной смерти, хотя не будем скрывать, были и такие, кто все-таки предпочел бы попытаться бежать, но вид стоящих рядом, решительно настроенных товарищей удерживал их от подобного опрометчивого поступка. О сдаче в плен, по вполне понятным причинам и вовсе никто не помышлял, пленных в этой схватке не брали.

Личные телохранители Мухамед Амина были слишком хорошими воинами, за их спиной был родной город, им было, что терять, да и численное превосходство было на их стороне, а потому участь Костиного диверсионного отряда была решена. Почти все ратники — посошные полегли почти сразу, шансов против закованных в броню латников у них не было никаких. Пищальники, продержались дольше, но с каждой минутой, силы их таяли, словно льдинка под горячими солнечными лучами. Вскоре лишь горстка новгородцев, сплотившись вокруг своих командиров, еще продолжала драться, заваливая пространство вокруг себя телами не только павших товарищей, но и сраженных врагов.

Щебенкин уже давно отбросил в сторону бесполезный мушкет, разрядил в упор по атакующим противникам оба пистолета, и теперь орудовал саблей. Тут уже было не до фехтовальных ухищрений. Бил куда придется и как придется, и сам получал удары, от которых трещала, но чудом держалась броня, а от ударов по шлему в голове стоял сплошной гул. Он не видел, как подняли на копья одного из его новоросских телохранителей, и упал с раздробленным черепом второй, как истекая кровью от нескольких ран, мягко осел к его ногам Николай. Пот и кровь заливали Косте глаза. Последнее, что он уловил уголком угасающего сознания, это был приближающийся и нарастающий, заглушающий лязг оружия, стоны раненых и хриплые крики дерущихся, рев "Москва-а-а" издаваемый сотнями глоток. Он так и не понял, кто нанес ему этот последний удар, после которого вдруг наступила темнота.

ГЛАВА 16. В которой читатель знакомится с новыми персонажами.

Алое зарево заката растеклось по чуть волнующейся океанской глади и окрашивало причудливыми красками пышную ярко-изумрудную зелень джунглей. На террасе сложенного из белого камня дворца губернатора Эспаньолы, в резных креслах сидели трое.

— Святой отец, вы твердо уверены в успехе вашей миссии? — отхлебнув хороший глоток прохладного вина и полюбовавшись игрой, рубинового напитка в стеклянных гранях кубка, поинтересовался высокий, чуть сутуловатый мужчина лет сорока в сером джуббоне — все-таки для ее осуществления были выделены немалые средства. Не хотелось бы, чтобы они пропали впустую.

— Что значит презренный металл, когда речь идет о делах угодных Всевышнему? Господь свидетель, я сделаю все, что будет в моих силах — покачал головой невысокий, тщедушный человечек. Его черная потертая ряса была повязана куском бечевки, на ногах красовались грубые деревянные сандалии. Черные пронзительные глаза на худощавом, аскетически бледном лице смотрели холодно — сначала я должен воочию увидеть все, что там происходит. В том случае если обитатели тамошних краев действительно являются верными рабами господа нашего, сделать так, чтобы власть святой церкви распростерла им свои благословенные объятия. Если же все действительно, так печально как говорит наш уважаемый гость, и проклятые схизматики гнетут и утесняют истинно верующих агнцев господних, их належит утешить, обнадежить и наконец, поддержать в стремлении скинуть власть безбожников и вернуться в лоно матери нашей католической церкви. Хватит и того, что Папа в великодушии и кротости своей, терпит этих еретиков в Старом Свете. Пусть они и дальше живут в своих варварских, северных лесах. Здесь, на этой благословенной, дарованной Всевышним истинным католикам земле, всей этой еретической мерзости не место.

— Надо было выжигать скверну каленым железом в тот момент, когда она только появилась. А сейчас святой отец, боюсь, сделать это будет не так-то просто. Схизматики слишком прочно осели в здешних краях, и изгнать их одному священнослужителю, даже столь благочестивому будет не под силу. Боюсь, здесь понадобятся услуги воинов. Хороших воинов — сутулый господин усмехнулся, продолжая любоваться тонкими гранями стекла — позвольте вас поздравить с удачным приобретением, ваше превосходительство. Какая дивная вещь, очень изящная работа. Все-таки мастерство венецианских стеклодувов непревзойденно. Наверное, эти кубки обошлись вам в кругленькую сумму?

— Ошибаетесь, мэтр Гольдберг — тонко улыбнулся третий собеседник плотный, среднего роста смуглый господин с внешностью истинного уроженца Кастилии и повадками настоящего идальго — купец преподнесший мне столь ценный подарок, в свою очередь приобрел кубки отнюдь не в Европе, а на севере по эту сторону океана, и насколько мне известно по довольно сносной цене.

— Не могу поверить — брови долговязого удивленно приподнялись — неужели ...?

— Да, да мэтр — рассмеялся губернатор — вы меня правильно поняли. Кроме того, он поведал мне массу интересных вещей, виденных им в городе, именуемом схизматиками Фортом Росс.

— Вот как? Ну, что же, значит, есть еще одна причина обратить наши взоры на угнетаемых еретиками, истинно верующих — задумчиво протянул Гольдберг — и позвольте полюбопытствовать, о чем же поведал вам, сей почтенный негоциант?

— Ну, к примеру, о мощных, укрепленных камнем бастионах с многочисленной артиллерией прикрывающей вход в бухту. О сильном гарнизоне. О быстроходных и хорошо вооруженных кораблях патрулирующих подступы к побережью. Я полностью разделяю ваше мнение. Нужны корабли, бомбарды и солдаты, много солдат. Хотя и в словах святого отца тоже есть доля истины, неплохо будет, если в уничтожении этого еретического гнезда нам помогут и тамошние язычники, обретшие свет истинной веры под сенью матери нашей католической церкви и папского престола.

— Наш долг, как истинных христиан, зажечь огонь веры в сердцах несчастных язычников, и покарать еретиков и схизматиков осмелившихся отринуть простертую к ним длань матери нашей — святой католической церкви — поднял на собеседников горящий фанатичным огнем взгляд священник — что же до туземцев, с их помощью, или без нее мы огнем и мечом выжжем это осиное гнездо.

— Если такова будет воля господа и нашего наихристианнейшего монарха и огонь и меч, непременно будут в вашем распоряжении — воздел очи к небу губернатор — не мне грешному принимать такие решения.

— Как вы полагаете, его величество наихристианнейший король Кастилии Фердинанд, нуждается в новых землях и новых подданных?

— Непременно нуждается — согласился ...— но еще больше он нуждается в золоте, которое, без всякого сомнения, должен дать Новый свет. А в тех северных землях, насколько мне известно, никакого золота нет. Приобщение диких язычников к истинной вере, цель несомненно благая, но стоит ли эта цель потраченных на нее средств? Да и где взять эти средства? Война с Людовиком Валуа отнимает много крови и денег. Многие храбрые идальго заняты сейчас тем, что сражаются во славу своего короля в Италии и Наварре, а уж о количестве золотых дублонов, расходуемых на эту кампанию, я вообще молчу.

— Все в ваших силах ваше превосходительство. И силы эти не так уж малы. Насколько мне известно, на Эспаньолу с каждым кораблем прибывают отважные идальго, которым мало места на родине. Ваш маленький остров уже слишком тесен для них. Да я думаю, вы и сами это уже почувствовали. С каждым днем все труднее становиться удержать их в узде, еще немного и прольется кровь, испанская кровь. Значит надо просто направить их горящие взоры в нужную нам сторону. Кроме того, помните, у вас есть друзья готовые помочь вам деньгами, и оружием. Так же в случае вашего согласия две сотни наемников, самых отчаянных головорезов, будут вам доставлены уже в следующем году. Полагаю, сотен пять прекрасных, опытных солдат вы сможете собрать. Для того чтобы закрепиться на материке это больше чем достаточно. Его величество король Испании получит прекрасный подарок от своего верного вассала. Ну а там уже все в ваших руках святой отец. Я думаю, вы сумеете заронить зерна сомнения в душах еретиков. У святой церкви достаточно большой опыт в подобных делах.

— Такие вопросы нельзя решить с наскока мэтр Гольдберг. Я должен хорошенько подумать.

— Я готов ждать вашего решения, ваше превосходительство, но умоляю вас время дорого. Каждый день промедления делает наших соперников сильнее. Кроме того, ваши друзья всегда готовы помочь вам лично, значительно улучшив ваше благосостояние, прошу учесть и это. Разрешите откланяться.

Гость распрощался и ушел, а губернатор Эспаньолы поднялся с кресла, подошел к балюстраде и некоторое время, стоял, задумчиво разглядывая, что-то интересное в густой зелени сада. Наконец он обернулся к священнослужителю.

— Ну и что вы обо всем этом думаете святой отец? Нет, но каков наглец. Этот торгаш уверен, что может купить нас и использовать в своих грязных играх.

— Ах, оставьте ваше превосходительство — на аскетичном лице доминиканца скользнуло бледное подобие улыбки — этот неотесанный мужлан возомнил себя великим мастером интриги, пусть он и дальше пребывает в своем благостном заблуждении. Пока наши цели совпадают, почему бы нам не воспользоваться его деньгами и возможностями? В конце концов, всевышнему нет дела до того, на какие средства мы будем творить деяния во славу его.

— Хорошо, святой отец. Что вы решили?

— Когда ваш торговец снова отправляется на Север?

— На следующий год.

— Что же, значит, у меня есть время на сборы — священник удовлетворенно кивнул и неожиданно легко поднялся на ноги, осенил собеседника крестом — благословляю, сын мой.

Губернатор с поклоном принял благословение, проводил взглядом уходящего священника сел в кресло и задумался, маленькими глоточками потягивая прохладное, чуть кисловатое вино.

Оставим его на некоторое время в этом состоянии и мысленно перенесемся с благословенного зеленого, благоухающего экзотическими цветами острова на поросший густыми — девственными лесами, материк, туда, где в это время происходили не менее интересные события.

Здесь на берегу реки Тенесси среди возделанных полей маиса, подсолнечника и табака расположилось обычное на первый взгляд индейское поселение.

Впрочем, было одно обстоятельство, которое могло бы привлечь внимание любого путешественника, случайно оказавшегося в здешних, забытых Богом краях. Чуть поодаль от привычных для любого туземца вигвамов, на самом видном месте, возвышался терем, в два поверха построенный в самом, что ни на есть русском стиле, с высоким крыльцом, резными наличниками и ставнями, двускатной, крытой дранкой крышей. Рубленные "в лапу" стены еще не успели потемнеть от времени, дождей и ветров, а потому строение буквально светилось свежестью и нарядностью, и вместе с тем прочной солидностью выделяясь среди крытых корьем неказистых индейских хижин, словно ограненный алмаз среди разбросанных рядом серых булыжников.

То, что происходило на просторном, огороженном от посторонних глаз частоколом подворье тоже на первый взгляд казалось делом обычным. У вкопанного рядом с крыльцом тотемного столба горел костер, вокруг которого собрались старейшины и военные вожди племени маскогов. Председательствовал в этом почтенном собрании уже знакомый нашему читателю вождь — Сидящее Облако. Тот самый, который чаяниями Егора Ляшкова должен был объединить под своей властью все родственные маскогам племена. Окруженный толпой родичей он важно восседал на мохнатой медвежьей шкуре и с каменно — невозмутимым лицом выслушивал гневную речь коренастого, крепкого еще воина с морщинистым, изуродованным длинным шрамом лицом и седыми прядями в длинной, черной как смоль шевелюре, украшенной орлиными перьями.

— Сидящее Облако решил стать великим вождем всех маскогов, он хочет указывать нам всем как мы должны жить, где охотиться, с кем воевать, как делить выращенный урожай. Чтобы все самые лучшие воины со всех родов жили рядом с его вигвамом и делали то, что он им прикажет, ходили в поход только под его началом. Но разве это по обычаям наших предков? Разве не старейшины всех родов на общем совете должны думать о таких вещах?

— Дикий Гусь говорит правду. Почему здесь эти чужаки? Почему мы должны слушать их совета? Наши предки не прятали огонь очага в каменных норах, как в вигваме который построили для тебя белые — поддержал обличителя его сосед, высоких, худой старик, он вскочил и обвел горящим взглядом сидящих вокруг вождей и старейшин — духи огня могут разгневаться и тогда беда придет не только в жилище Сидящего Облака и его родичей, плохо будет всему народу маскогов. Почему ты хочешь накликать на наш народ беды и несчастья? Так велели тебе чужаки?

— Сидящее Облако слишком много слушает сладкие речи чужаков — предыдущий оратор вновь перехватил инициативу. Он ткнул пальцем в сторону пристроившегося на крыльце терема и с напускным безразличием наблюдающего за всем происходящим Корнева — люди белого вождя построили ему вот этот большой вигвам. Они подарили ему много вещей и оружия. Почему? Может быть за то, что он продал им своих сыновей? Где твои сыновья Сидящее Облако? Где дети твоих родичей? Ты отправил их Белому Вождю. Ты хочешь, чтобы мы все сделали тоже, самое. Зачем?

Это был, пожалуй, удар ниже пояса. Среди слушающих перепалку индейцев прокатился недоверчиво — недовольный ропот, обстановка на совете накалялась с каждой минутой.

Переводчик делавар русским языком владел через пень-колоду, поэтому дословно из выступления местной "оппозиции" Корнев понял совсем немного, но общий смысл "наезда" уловил правильно.

Род Дикого Гуся по численности и богатству ничем не уступал роду Сидящего Облака, а Мудрый Ворон недаром считался влиятельнейшим шаманов, слово которого имело огромный вес в совете. Из всего сегодняшнего состава совета старейшин, только эти двое сумели выдержать серьезнейшую предварительную обработку, на них не действовали ни щедрые обещания и посулы самого претендента на престол, ни богатые подарки его новоросских покровителей, Короче, мощное сопротивление именно с этой стороны прогнозировалось, но никто не ожидал, что эти ревнители старины так быстро смогут посеять сомнения в казалось бы, монолитных рядах сторонников прогресса.

Как бы то ни было, последнее слово оставалось за Сидящим Облаком. Речь была заготовлена заранее, и аргументы оппонентов тоже были просчитаны кроме последнего, теперь, похоже, вождю придется импровизировать.

Некоторое время он сидел неподвижно и отстраненно глядел перед собой. Казалось, что гневные выпады оппонентов вдребезги рассыпаются о его невозмутимость словно могучие волны морского прибоя, дробящиеся на миллионы мелких брызг о несокрушимые береговые скалы.

— Дикий Гусь и Мудрый Ворон сказали много — наконец заговорил вождь, и слова его падали тяжелыми валунами в пух и прах разбивая аргументы противников — они упрекают меня в дружбе с чужаками так, словно они враги народа маскогов. Но разве это так? Разве плохо сделал мой бледнолицый брат, прислав к нам своих лучших воинов? Имя Стоящего Медведя разве не произносят со страхом в вигвамах мохоков, онейдов и каюгов?

Взгляды сидящих у костра индейцев, повинуясь жесту оратора, вновь обратились к сидящему на крыльце Корневу. Действительно слава нашего героя, которому за высокий рост и весьма крупные габариты индейцы дали столь звучное имя, после нескольких удачно проведенных сражений, неожиданно для него самого прокатилась по всему северо-востоку континента.

Жизнь первобытного человека весьма скудна на значимые события, даже небольшая стычка между двумя отрядами охотников не поделившими территорию становилась темой для рассказов и легенд. А тут вдруг приход из-за моря странных чужаков, серия войн закончившихся практически полным уничтожением целых племен. Со скоростью лесного пожара, новости об этих событиях проносятся среди живущих, казалось бы, обособленно друг от друга, говорящих на разных языках и придерживающихся разных обычаев и чаще всего враждующих друг с другом племен и народов. Теперь редкий индеец на Аппалачах от морского побережья до Великих Озер и от Лабрадора до Флориды не слышал о Белом Вожде и его воинах, повергнувших в прах и подчинивших себе обитателей огромной территории, и имя Стоящего Медведя, военного вождя — победителя мохоков, каюгов и онейдов стояло здесь особняком.

— Все они хотели воевать с белыми и что теперь? — между тем продолжал вопрошать вождь — Где мохоки? Они стали частью народа Белого Вождя. Каюги? У них было много воинов. Много как листьев в лесу, они были коварным и воинственным народом. Но их земля теперь принадлежит белым, а те которые спаслись, теперь скитаются по свету жалкими изгоями. Гордые онейды на себе почувствовали силу белых и теперь называют их своими старшими братьями, они богаты и счастливы, потому что торгуют с ними и живут под их защитой. А сколько племен сами, без всякого принуждения ушли под руку Белого Вождя?

Один из военных вождей подскочив с места, попытался что-то ответить, но Сидящее Облако поднял ладонь, останавливая его.

— Сядь Быстрый Ручей — продолжил он — я знаю, что ты скажешь. Да, народ маскогов велик и могуч, он не нуждается ни в чьей защите. Мы сами можем защитить свои вигвамы от алчных соседей. Но разве это значит, что мы должны отвергнуть дружбу, которую могущественное племя Белого Вождя предложило нам, не как старший — младшему, но как равный — равному? Нет, говорю я! Наш народ велик и заслуживает такого к себе отношения. Но сейчас он подобен человеку, у которого нет головы. Каждая рука, нога, каждый палец живет сам по себе. Так быть не должно!

— А почему именно ты должен стать головой? — подал голос Мудрый Ворон — почему не совет старейшин? Так было всегда, так жили наши предки. Так велел нам жить Великий Дух.

— А разве Великий Дух велел нам быть слабыми и беззащитными? — в голосе Сидящего Облака прозвучала явная издевка — может быть шаманы просто неправильно поняли его слова? Голова у человека должна быть одна, и у племени должен быть один вождь. Если этот народ хочет побеждать своих врагов. А кто еще может стать великим вождем маскогов, может быть ты Быстрый Ручей? Скольких воинов ты можешь повести за собой? Смогут ли твои охотники добыть достаточно пищи, чтобы помочь другому роду, если с ним случится беда, и он будет голодать?

— У рода Дикого Гуся тоже много храбрых воинов и удачливых охотников — возразил шаман.

— Да много. Но вспомните, как две луны назад, мы сражались с людьми племени монакан. Твои воины Дикий Гусь не послушали моего приказа. Они хотели славы, и потому, не стали ждать в засаде как я велел, а бросились на врага. Кто тогда вас спас?

— У твоих воинов хорошее оружие — хмуро возразил Дикий Гусь — если бы не оно, они тоже ничего не смогли бы сделать. Врагов было слишком много.

— Да, врагов было слишком много. Но, если бы мы собрались все вместе, нас было бы больше. А где были вожди других наших родов с их отрядами? Они просто не пришли нам на помощь. А если бы не я? Сколько вдов оплакивало бы свою участь в пустых вигвамах твоего рода? Сколько детей остались бы сиротами? Ты молчишь? Да у моих воинов было хорошее оружие, которое привез Стоящий Медведь, он и его люди дрались с нами плечом к плечу и мы побили врага. Мы гнались за ними до их жилищ и убивали их там как хорек, забравшийся в нору к беспомощным кроликам — Сидящее Облако окинул слушателей горящим взглядом и продолжил уже на более спокойной ноте — вы спрашиваете, где мои сыновья? Да, я отправил их и других молодых воинов моего рода к белому брату. Сердце мое скорбит от расставания с ними. Но они вернуться к нам могучими воинами и великими шаманами. Вернутся, когда научаться делать оружие белых людей и побеждать врагов с его помощью, строить лодки, которые могут переплывать большую воду, познают великую тайну нарисованных знаков, и смогут научить этому других людей моего народа. Вы упрекаете меня в этом? Спрашиваю вас вожди, кто еще готов принести такую жертву во имя будущего великого племени? Кто из вас хочет взвалить на себя заботы не только о своих родичах, но и обо всем народе маскогов?

Вождь замолчал, лицо его вновь словно окаменело. На огороженном частоколом участке земли царило безмолвие, нарушаемое лишь потрескиванием выбрасывающего в темнеющее небо снопы искр, костра. В наступающих сумерках трудно было разглядеть что либо на невозмутимых физиономиях сидящих вокруг него туземцев, но Корнев нутром чувствовал, нужный эффект достигнут, чаша весов медленно но неумолимо клониться в пользу Сидящего Облака.

Впрочем, наиболее упертые оппоненты остались все-таки при своем мнении.

— Я ухожу! — Дикий Гусь поднялся — мой род будет жить так, как жили наши предки. Я все сказал.

Вслед за своим вождем к распахнутым воротам потянулись его родичи. Замыкавший процессию Летящая Стрела невысокий, крепкий воин лет тридцати, оглянулся, поймал взгляд Сергея и едва заметно кивнул.

С их уходом вокруг костра вновь наступило затишье, оставшиеся вожди и старейшины задумчиво дымили трубками и только Мудрый Ворон склонившись к уху Быстрого Ручья что-то негромко, но старательно ему втолковывал. Секунды медленно тянулись, складываясь в минуты, мучительного ожидания,

Наконец затянувшаяся пауза была нарушена. Быстрый Ручей очевидно под напором шамана принял какое-то решение. Он поднялся со своего места, собираясь что-то сказать, но так и остался стоять с открытым ртом, наблюдая как во двор, один за другим возвращаются люди Дикого Гуся. Вот только самого мятежного вождя среди них не было. Летящая Стрела остановился, оглядел присутствующих старейшин и невозмутимо сел у костра, заняв место главы рода, неторопливо раскурил трубку.

— Дикий Гусь ушел по тропе Вечной Охоты — выдержав недолгую паузу, наконец, сообщил он.

Среди туземцев прокатился вздох удивления.

— Духи положили камень на его пути — между тем продолжил Летящая Стрела — мы приняли волю духов и теперь как глава рода я говорю, мы признаем Сидящее Облако великим вождем.

Мудрый Ворон вздрогнул как от удара и опустил голову. А так и не успевший ничего сказать Быстрый Ручей затравленно оглянулся на своих родичей, словно пытаясь прочитать на их невозмутимых физиономиях свою дальнейшую судьбу и молча, опустился на свое место.

— Что же — Сидящее Облако поднялся, окинул взглядом притихших соплеменников — пусть будет гладкой его дорога. Духи явили нам свою волю. Теперь идите к своим вигвамам и хорошо подумайте, стоит ли спорить с ними. Я все сказал.

Старейшины расходились в полной тишине. Сергей проводил их взглядом, медленно встал с крыльца, и не оглядываясь пошел в дом. Казалось бы, вот она — победа, сопротивление несогласных сломлено и у маскогов появился шанс создать свое государство, но какова цена этой победы? Он напрасно успокаивал себя тем, что эта жертва была необходима, и это как раз то случай, когда смерть одного человека, спасала жизнь тысячам других, но на душе было пусто и мерзко. На потемневшем небе уже зажглись первые звезды, над лесом медленно выплывал бледный диск луны. Ночь, вступая в свои права, укрывала своим покрывалом грязь и кровь кипящих на грешной земле человеческих страстей.

Глава 17. В которой, Костя возвращается домой.

— Земля! Земля! — радостно вопящий впередсмотрящий едва ли не приплясывал от восторга на мерно раскачивающейся формарсовой площадке грот мачты, снизу ему восторженно вторили собравшиеся на палубе матросы и пассажиры. Долгое и утомительное путешествие подходило к концу и уставшие от качки, скудной пищи и несвежей воды люди, с жадным нетерпением всматривались в очень неторопливо, просто катастрофически медленно приближающуюся темную полоску суши.

Никто из находящихся на борту каравеллы моряков и пассажиров не мог назвать эту землю своей родиной, а многие вообще впервые видели эти берега. Но среди них не было, ни одного человека, который не мечтал бы почувствовать под ногами твердую почву вместо опостылевших досок палубы и услышать шелест листвы и пение птиц, вместо скрипа такелажа, воя ветра в снастях и монотонного плеска волн.

Щебенкин, в очередной, наверное, сотый раз приложил к глазам подзорную трубу, всматриваясь в приближающуюся землю, улыбнулся своим мыслям. Этого дня он ждал долго, невыносимо долго. Ранней весной 1505-го года, он покинул Новый Свет, отправляясь практически в неизвестность, и вот теперь, спустя почти два с половиной года, возвращается с победой. За "Надеждой" неторопливо, немного неуклюже переваливаясь, карабкались с волны на волну: большая каракка, английской постройки и пять пузатых, двухмачтовых кочей. Первые ласточки, прокладывающие пути для больших торговых караванов, которые со временем, а в этом Костя совершенно не сомневался, будут каждый год доставлять в Америку русские сало, воск, пеньку, и самое главное сотни новых поселенцев.

Обеспеченный Костиным отрядом прорыв полка правой руки на территорию Казанского кремля окончательно решил дело в пользу русских. Атакованные на всем протяжении городских стен, защитники города нуждались в подкреплении, но последний резерв Мухамед Амина — его лучшие воины, нукеры, телохранители прочно увязли в кровопролитной драке с ратниками воеводы Киселева у стен ханского дворца.

В конце концов, татары не смогли удержать натиска значительно превосходящих их по численности осаждающих, и уже во второй половине дня бой выплеснулся на городские улицы. Защищающие родной город казанцы дрались отчаянно, цепляясь за каждый дом, но силы были неравны и уже к вечеру, Казань, охваченная пламенем многочисленных пожаров, пала.

Несколько дней воины московского князя перевязывали раны, хоронили убитых и собирали трофеи, то есть, попросту говоря, беззастенчиво грабили богатый, торговый город.

К середине июня, оставив в Казани сильный гарнизон, князя Углицкого в качестве наместника и разосланные по всему ханству отряды, огнем и мечом приводить в покорность города и селения, Великий князь Московский с основными силами двинул к Москве. Вверх по Волге пошли караваны нагруженных огромным количеством награбленного добра, стругов и ладей. А по пыльным, разбитым дорогам в обозе победоносной армии возвращались тысячи освобожденных из рабства русских людей. И очень часто так случалось, что возвращаться им было некуда. Дома сожжены, родичи и соседи убиты, сгинули в татарском плену или разбрелись по другим городам и весям. Кто-то находил в себе силы начать все заново на родном пепелище, другие же в поисках лучшей доли скитались по Руси. Среди последних, находились и те, кто не прочь был оставить родные края, где их больше ни чего не держало, и отправиться за моря к далеким берегам. И текут в тех богатых краях молочные реки в кисельных берегах, и земли, всяк желающий, получит столько, сколько сам поднять сможет, а мудрые правители не воюют друг с другом, щедро проливая кровь своих подданных, а только и делают, что заботятся об их счастье и благосостоянии. И лежала дорога таким горемыкам прямиком в новоросские вербовочные конторы, открытые в Москве, Новгороде, Твери и Казани.

Василий Иванович не забыл заслуг заморского розмысла. Дождь, а скорее даже настоящий ливень милостей, наград и трофеев пролившийся на головы победителей не миновал стороной и скромную Костину особу. Были здесь и серебро, и сундуки, набитые дорогой рухлядью, драгоценное оружие и породистые скакуны. Приобретенная специально для размещения в ней Новоросского посольства большая усадьба в Китай городе, буквально ломилась от даров и трофеев. Пока, поправляющийся от ран Щебенкин отлеживался на мягких перинах и отъедался разносолами, приготовленными заботливыми руками овдовевшей, не успев выйти замуж Агафьи, всем этим внезапно разросшимся хозяйством заправлял Тимоха Скрынь. Впрочем, "Тимохой", бывшего купеческого холопа выкупленного Константином и отпущенного на свободу, уже не звали. Ходил он теперь важный, нарядный и дворня, ломая шапки, величала его не иначе как "Тимофей Никанорович". Шутка ли сам заморский посол, "государев немец", назначил его "комендантом". Что за титул такой, никто знать не знал, но и в его высокой значимости сомневалться не приходилось.

Но главной своей наградой Щебенкин считал не все это свалившееся на него богатство, и даже не и личный дар московского правителя — щедро изукрашенные золотой и серебрянной чеканкой бахтерец и шишак. Главным был указ Великого князя Московского об основании в Холмогорах торгового двора Новоросской — Московской торговой компании, представительства которой, как мы уже упоминали, были открыты также в Москве, Новгороде, Твери и Казани.

Мошкин, в схватке с ханскими нукерами, отделавшийся легким ранением, вместе с большой частью взятой на меч добычи, пленниками -татарами, и завербованными из освобожденных рабов переселенцами направился к Белому морю, готовиться к дальнему путешествию, а Костя оставался в Москве до конца зимы 1507 — го года. Лишь в начале марта он смог окончательно встать на ноги, наконец, оставить "первопрестольную" и по санному пути двинуться в Холмогоры. К концу апреля был сформирован караван, в который вошли прошедшая ремонт и кренингование "Надежда" и пять больших кочей, два из которых приобретены новороссами, а остальные снаряжены за счет русских купцов — соучредителей Новоросско — Московской торговой компании.

Путешествие по суровым северным морям назвать легким и приятным было нельзя, но, тем не менее, уже через полтора месяца караван достиг побережья Британских островов, а еще спустя несколько дней, по левому борту показались маяки залива Ферт оф Форт. Столица Шотландии встретила усталых путешественников прохладной и дождливой погодой и яркой зеленью покрытых цветущим вереском утесов, у подножья которых раскинулся большой застроенный одиннадцати — пятнадцати этажными башнями-домами, окруженный высокой каменной стеной, портовый город. Над ним на высокой скале высилась могучая крепость Эдина — резиденция Шотландских королей.

Впрочем, наслаждаться красотами Эдинбурга у Кости не было ни времени, ни желания. Склады, арендованные Михасем и Гарольдом, были полны необходимых припасов, довольно быстро перекочевавших в порядком опустевшие трюмы судов. Долго задерживаться Щебенкин не стал, дав людям отдохнуть на твердой земле лишь три дня, снова вышел в море, взяв курс на север.

Основанное в городе торговое представительство, главой которого был назначен Михась, давало караванам возможность отдыхать, пополнять запасы и производить небольшой ремонт, но это была лишь треть пути. Прочерченный на карте Щебенкина маршрут тонкой змейкой стрелочек огибал Скала Флоу, и "убегал" на северо-запад, "цепляя" зеленую "кляксу" Исландии.

Может быть, сведущему в морском деле читателю это покажется странным, но у Щебенкина, как руководителя экспедиции, ведущего за собой суда груженные товаром и перевозящие на своих палубах сотни людей, не было разработано даже четкого маршрута путешествия. Точнее был, но только до залива Ферт оф Форт. В Эдинбурге как мы уже знаем было основано торговое представительство, главной целью создания которого была отнюдь не торговля новоросскими товарами на Британских островах. Это была лишь перевалочная база, достигнув которой караваны могли пополнить запасы, при необходимости провести текущий ремонт и снова выйти в море. Распоряжаться здесь остался Михась с пятью надежными парнями из числа моряков и гвардейцев, прибывших сюда на борту "Надежды".

Вообще по большому счету все это путешествие было задумано нашими героями, скорее в надежде на извечное русское "авось", нежели на точный расчет. Замышляя его, уроженцы двадцатого века даже близко не представляли себе всех трудностей и опасностей их поджидающих в реалиях века шестнадцатого. Слишком много всевозможных непредвиденных факторов могли помешать успеху экспедиции. Каравелла могла не дойти да Белого моря, погибнув во время шторма или в результате нападения пиратов. Отправленные из Лондона в Шотландию, Михась и его небольшой отряд вполне могли не добраться до места назначения, будучи ограбленными или убитыми местными разбойниками, или попав в какую — ни будь неприятность, связанную с полным незнанием языка и местных реалий и законов. И сам Костя вполне мог сгинуть в далекой России, что собственно едва с ним и не произошло. Да мало ли, что еще могло случиться, в общем одна сплошная авантюра, сродни игре в рулетку. Но с другой стороны с чего-то надо было начинать. Давайте задумаемся дорогой читатель, а не было ли в те далекие времена опасным любое другое, пусть даже самое недалекое странствие? Ведь даже мирный торговец отправляющийся со своим немудреным товаром по знакомой дороге из пункта "А" в пункт "Б", или крестьянин выехавший из родной деревни на ярмарку в ближайший город, не могли быть совершенно уверены в благополучном окончании своего путешествия, независимо от того происходило это в Европе, на Руси или какой ни будь азиатской стране. Что уж тут говорить о тех, кто выходил на утлых суденышках в океан, практически в полную неизвестность?

Тогда, рисуя стрелочки на пергаменте, Костя понятия не имел, насколько правильно он прокладывает курс, и в какую именно точку на побережье острова придет караван, да и собственно говоря, дойдет ли он вообще. Но к счастью Фортуна, которая уже не раз доказывала свою благосклонность к нашим героям, не подвела она и на сей раз. По истечении пяти недель утомительного путешествия, в один из дней начала июля вахтенный матрос с формарсовой площадки "Надежды" разглядел темную полоску земли.

Дабы любознательный читатель имел представление о том, куда попали наши герои, ненадолго прервем наше повествование и совершим небольшой географический и исторический экскурс. Если мы внимательно рассмотрим карту затерянного в океане клочка суши, к которому приближались, порядком потрепанные длительным путешествием суденышки, то легко убедимся, что берега острова, расположенного на гористом, частично покрытым ледниками, изрезанном шхерами, плато, в южной его оконечности полого опускались к широким заливам — лагунам. Именно на одну из таких лагун взял курс капитан идущей во главе каравана каравеллы, на борту которой, как уже известно, внимательному читателю и находился наш герой. Причины тому было три. Залив был достаточно просторен для того, чтобы в нем легко поместились все шесть корабликов. Огромная глыба ледника поблескивающего снежными гранями километрах в пятидесяти от побережья внушала надежду на то, что здесь вполне может находиться источник пресной воды. Кроме того берег был обитаем, о чем свидетельствовали хорошо различимые в подзорную трубу очертания сложенных из серого, дикого камня строений, над крышами которых вились тонкие струйки дыма. Но самым главным признаком обитаемости, без всякого сомнения, была толпа, человек пятнадцать хмурых светловолосых мужчин, сгрудившихся на потемневшем от времени и непогоды деревянном причале. Особо радушной, последующую встречу назвать было трудно, хотя и открытой агрессии к чужакам хозяева тоже благоразумно не проявляли. Слишком уж неравны были силы. Против полутора десятков, кое-как оснащенных архаичным колюще-режущим хламом островитян, на судах каравана находилось более четырех сотен незваных гостей добрая треть из которых, была неплохо вооружена и имела вполне реальный боевой опыт.

Причина настороженного поведения местных жителей выяснилась в ходе последующих переговоров. Прокатившаяся в начале пятнадцатого века эпидемия чумы основательно повыкосила население Исландии. Прошедших после этого ста лет не хватило для восстановления численности населявших находившийся на отшибе кусок земли, потомков грозных викингов. Хотя земля эта формально принадлежала датской короне, но как говориться до Бога высоко, до царя, а в данном случае датского короля, далеко. На южном побережье острова и прилегающих водах совершенно безнаказанно хозяйничали ганзейские и английские купцы, рыбаки и пираты. Надо ли говорить, что пользуясь правом сильного, с местными жителями вся эта публика особо не церемонилась.

Обо всем этом Костя узнал уже позже из разговора с Лейфом Стурлусоном, между прочим правителем здешнего годорна и одного из прямых потомков великого Снори Стурлусона, почитавшегося местными жителями не много, ни мало, а отцом-основателем исландской государственности. Потрясавшие остров междоусобные войны и эпидемия сделали свое черное дело и эта ветвь древнего, некогда могущественного, объединявшего под своей властью множество бондов — рода, измельчала. Ее последний представитель принимал Щебенкина в простом крестьянском доме, больше напоминавшем пещеру. Стены этого убогого жилища были сложены и дикого камня, а крыша представляла собой поросшую травой, зеленую лужайку. Увы, собственный дом Лейфа больше ему не принадлежал, по одной простой причине, он был изгнан из древнего семейного гнезда наглыми пришельцами. Произошло это прискорбное событие ровно за две недели до прихода в Исландию каравана новороссов. Английская каракка вошла в залив, на берегу которого располагалась усадьба Стурлусона. Опираясь на полторы дюжины пушек и почти восемь десятков вооруженных до зубов головорезов, ее капитан вежливо предложил местным жителям собирать пожитки и убираться ко всем чертям, а чтобы они были более покладисты и даже не помышляли о сопротивлении оставил у себя "в гостях" нескольких женщин, в том числе сестру Лейфа. Глава некогда могущественного клана мог противопоставить наглым захватчикам лишь пятнадцать кое-как вооруженных слуг, тех самых, которых мы уже имели счастье лицезреть на берегу, да еще сотни полторы бондов, которых следовало еще собрать и хоть как-то вооружить. Естественно, начинать войну при таком раскладе было чистым самоубийством, тем более, что соседние кланы находились примерно в таком же положении и помочь ничем не могли. Вот и пришлось бедолаге собирать домочадцев, то имущество, которое разрешили забрать оккупанты и уходить, угоняя с собой табуны и отары. Да, да уважаемый читатель, мы не ошиблись. Как с удивлением узнал наш герой, местные жители помимо морских промыслов активно промышляли скотоводством. Разводили овец и лошадей. Тех самых овец и лошадей, которых так остро не хватало в хозяйствах, осваивающих Новый Свет колонистов.

Рассказ исландца заставил Костю призадуматься. Сама судьба подкидывала ему очередной шанс. Что стоит заключить союз со Стурлусоном, помочь ему наказать обидчика и вернуть свою собственность? Пообещать покровительство и защиту, а взамен получить так необходимую для последующих караванов перевалочную базу. Кроме того островитяне остро нуждались в зерне, а новроссам нужен был надежный поставщик скота, к тому же возить его отсюда будет гораздо ближе и дешевле, чем из Европы. В свою очередь, Лейфа такой договор делал одним из богатейших правителей годорнов на всем южном побережье острова, давал шанс на возрождение былого могущества древнего рода.

Надо ли говорить, что дальнейшие переговоры прошли, что называется в теплой и дружеской атмосфере и обе стороны очень быстро достигли взаимопонимания. После этого Щебенкину осталось лишь заручиться поддержкой компаньонов и приступить к детальной разработке предстоящей военной операции.

Боевые действия начались уже на следующее утро. Основная масса переселенцев отдыхала, чинила потрепанные в результате долгого перехода суда, запасалась водой и свежими продовольствием, в общем, делала все необходимое, чтобы в самое ближайшее время продолжить путешествие небольшой. В это же время, отряд из сорока добровольцев и десятка, присоединившихся к ним местных бойцов во главе с Афанасием Мошкиным и Лейфом, усевшись на невысоких, крепких местных лошадок, берегом двинул к усадьбе Стурлусона. Костя на "Надежде" в сопровождении самого крупного коча под командованием уже знакомого читателю Кузьмы Житникова, взяв на борт опытного лоцмана, пошел морем. На каравелле имелось двенадцать медных пушек отлитых в Новороссии по революционным для начала шестнадцатого века технологиям и соответственно более точных и дальнобойных, нежели те бомбарды и кулеврины, что стояли на борту англичанина. У Житникова также имелось пять больших затинных пищалей, по мощи и точности не уступавших английским кулевринам. Так, что в случае морского сражения силы противников были вполне сопоставимы. В успехе операции Щебенкин в принципе не сомневался, но открытого столкновения в море следовало избегать, поскольку кораблей новроссов ожидал еще довольно дальний путь, а возможностей для капитального ремонта поврежденных в ходе боя судов здесь не имелось. Поэтому главная ставка, была сделана все-таки на неожиданность нападения, и несколько забегая вперед, скажем, она себя оправдала.

Не ожидавшие нападения захватчики были застигнуты врасплох, и потому их попытка сопротивления была подавлена достаточно быстро. Вахтенный матрос на каракке вовремя заметил появление чужих парусов на горизонте и подал сигнал тревоги. Но его товарищи, отдыхавшие на берегу, поднятые этим сигналом нос к носу столкнулись с полусотней опытных, бойцов. Для русских латников имевших опыт боев и с восточными, и с европейскими воинами, разделаться с кучкой опешивших от неожиданности, да и чего там греха таить, еще до конца не протрезвевших моряков не составило особого труда. В скоротечной схватке на суше пираты потеряли почти два десятка человек, остальные бросив оружие, предпочли сдаться на милость победителей. Пыл остававшихся на борту каракки остудили канониры "Надежды" сделав несколько выстрелов с запредельной для устаревшей артиллерии англичан дистанции. Пусть, из шести выпущенных ядер в цель попали только два, и разрушения ими нанесенные были достаточно незначительны (проломленный фальшборт и сбитая стеньга большого влияния на боеспособность корабля не имеют), этого вполне хватило, чтобы произвести нужное впечатление.

Итогом скоротечной военной кампании стало не только восстановление порушенной справедливости, но и обретение флотом Новороссии практически исправного достаточно крупного судна и подготовленной команды. Из шестидесяти захваченных в плен моряков не нашлось ни одного, кто предпочел бы пеньковую веревку на шее, службе в Новом Свете.

К счастью дальнейшее путешествие прошло без особых приключений и вот как мы уже говорили, в начале сентября 1508 года перед глазами нашего героя открылись ставшие уже родными берега Нового Света, а точнее остров Ньюфаундленд. Отсюда путь экспедиции лежал на юг, и всего через несколько дней корабли бросили якоря на траверзе береговых батарей Форта Росс.

Глава 18. В которой наши герои наконец-то собираются все вместе, а читатель встречает многих старых знакомых.

Промозглый ноябрьский ветер с дробным стуком швырнул в оконный переплет горсть крупных, тяжелых капель, не смог пробиться сквозь стекло в теплое, нагретое камином нутро комнаты, раздосадовано взвыл и забарабанил по подоконнику струйками холодного осеннего дождя.

Хрупкое гусинное перо, чуть слышно щелкнув, сломалось, оставив чернильное пятно на желтоватом бумажном листе. Алексей негромко чертыхнулся, бросил пришедшую в негодность письменную принадлежность на стол, поспешил засыпать кляксу песком. Сдув песчинки на пол, поежился, встал из-за стола, подойдя к камину, подбросил в него пару поленьев, подкормив затухающее пламя. Затем подошел к окну, протерев рукой запотевшее стекло, задумчиво уставился на расстилающуюся перед ним картинку. Из окон его кабинета, расположенного на втором этаже двухэтажного здания министерства государственной безопасности открывался вид на главную городскую площадь Форта Росс.

Несмотря на мерзкую, слякотную погоду, по случаю воскресного дня на площади кипела ярмарка. То там, то здесь, возле укрытых навесами торговых прилавков, заполненных товаром, то и дело возникали небольшие группки оживленно жестикулирующих, спорящих и торгующихся продавцов и кутающихся в плащи покупателей. Еще-бы надо быстрее продать и купить необходимый в хозяйстве товар, пока на дворе стоят последние сравнительно теплые осенние деньки, когда водные магистрали рек, еще связывают между собой города и селища. Пройдет совсем немного времени, ударят первые морозы, пойдут забереги, встанет тонкая корка льда, и останется только дожидаться, когда этот лед скует реки надежной броней, по первому снегу лягут санные дороги, и лыжные тропы, снова оживет, затихшая было, торговля. Но это все будет потом. А сейчас, здесь собралось, наверное, подавляющее большинство населения столицы княжества и окрестных поселений. Кого только не увидишь. Пропахшие морем и рыбой промысловики, пришедшие с Ньюфаундленской банки и из Георгиевского залива с новым уловом и богатой добычей. Моряки с новоросских и иностранных судов, мачты которых густым лесом выросли над заливом реки Благодатной, под бдительным присмотром береговых батарей Южного форта. Крестьяне из близлежащих деревень и хуторов, приехавшие поскорее сдать купцам излишки зерна и овощей. Припасы эти погрузят в трюмы кораблей и увезут в Исландию, чтобы обменять на так нужных в крестьянском хозяйстве лошадей, и овец. Индейцы, но их сейчас мало, не сезон. Вот ляжет снег, наденет зверье теплые шубы, тогда и охотники будут появляться чаще, сбывать торговцам на рынке и трактирщикам свежее мясо, а казенным приказчикам пушистый товар. Не торопясь с достоинством, прогуливаются мастеровые с верфи и окрестных мануфактур. Эти пришли целыми семьями, чтобы потратить недельное жалование. Громко кричат, зазывая клиентов, мелкие лавочники и ремесленники — владельцы небольших мастерских, отчаянно пытающиеся "толкнуть" свой товар. Бродит между рядами промокший и продрогший полицейский-городовой. Это его участок, его "земля", он здесь царь и бог. Строгий, но справедливый, пользуется почетом и уважением и у торговцев и у покупателей. Наверняка и подарки принимает, стервец, но не наглеет, все в рамках приличия. Однако не один он здесь представитель служилого сословия. Иногда мелькнет в толпе зеленый суконный мундир стрелка-гвардейца, или кожаная куртка пехотинца туземного полка. Солдат в него набрали еще в прошлом году, три полные роты, триста человек, все по контракту и только из индейцев подвластных княжеству племен. Снабдили их оружием — устаревшими здесь в Новороссии кремневыми мушкетами. Сами-то гвардейцы уже давно вооружены нарезными штуцерами. Сталь для них варят на сильно разросшейся за шесть лет мануфактуре, принадлежащей семейству Титовых в больших пудлинговых печах. Трудится там теперь не меньше полусотни только наемных работников, не считая учеников-подмастерьев. Они же и ружья клепают, и пули для них льют, особые, конической формы, с выемкой-чашечкой на донце. При выстреле выемка расширяется под действием пороховых газов, и мягкий свинец ввинчивается в ствольные нарезы, "раскручивая" пулю. Оттого и бьют "титовки" не в пример точнее и дальше прежних "гладких" мушкетов, а заряжаются ничуть не медленней. Правда дороги такие боеприпасы из-за трудоемкости производства, да и свинец для них используют привозной. Впрочем, и старые мушкеты с производства никто не снимал, полностью вооружили ими туземный полк, отправили полсотни стволов к Сидящему Облаку, а теперь старик оружейник пробивает почву, чтобы правительство разрешило их свободную продажу. Еще бы легкая и дальнобойная в сравнении с имеющими хождение в Старом Свете аркебузами и пищалями, кремневка — мечта для любого охотника или торговца, путешествующего по диким дебрям североамериканского континента. Да и редкий землепашец или горожанин откажется иметь под рукой такое оружие, зверя в лесу много и приходится периодически отгонять его от посевов и домашней живности. Одно плохо, дороги такие ружья, не всякому простому человеку по карману будут, дороги свинец и порох. И хотя не простаивают огромные селитряные ямы, трудятся без остановки пороховые мельницы, и везут огненное зелье из Европы на своих суденышках купцы, все равно в свободной продаже пороха практически не бывает. Весь забирает под себя казна.

Но отвлечемся от описания технических новинок, которые с легкой руки наших героев удалось постепенно внедрить в производство на территории Новоросского княжества, о них в этой главе мы еще расскажем. А сейчас вернемся к стоящему у окна Емелину.

Внимание Алексея привлекла группка, десятка полтора горожан собравшихся возле газетной тумбы, сосредоточенно слушающих круглолицего, веснушчатого сорванца лет тринадцати.

Пусть читатель не удивляется, автор нисколько не оговорился. Все дело в том, что еще пять лет назад в княжестве стараниями неугомонного, в создании новых коммерческих проектов Емелина, и одержимой просветительской идеей Арсеньевой появилось первое печатное издание. И пусть тираж газеты был пока не велик, как собственно и число граждан, способных ее прочесть. Но сама идея пришлась по вкусу наиболее "продвинутой" в прогрессивном плане части населения. Кроме того, газета служила своеобразным рупором власти, поскольку именно на ее страницах печатались новые законы, указы и распоряжения. Вот и сейчас конопатый чтец, сосредоточенно хмуря брови, водя грязным пальцем по строчкам и поминутно шмыгая носом, по слогам, озвучивал собравшимся вокруг него почтенным горожанам и пейзанам, последние новости, пропечатанные в свежем номере "Новорусского вестника".

Особенным спросом пресса пользовалась среди состоятельных буржуа, студентов и преподавателей университета, ректором которого был уже известный нам господин Коперник. Этому ученому мужу идея так понравилась, что он начал задумываться о создании собственного университетского печатного издания, и год назад воплотил свои задумки в жизнь, начав выпуск научного альманаха.

Окинув еще раз взглядом торговые ряды, и просвещающего народ малолетнего двоечника, Алексей отвернулся от окна и вернулся к письменному столу.

Все началось с того, что в один прекрасный день в голове Емелина возник философский вопрос: "а что они несут в этот мир?". Дело в том, что наши современники внезапно оказавшись в прошлом и пытаясь выжить, уподобились земноводному из небезызвестной притчи. Как гласит эта старая как мир история: попав в кувшин с молоком, некая лягушка, вместо того, чтобы сидеть спокойно и терпеливо ждать своей участи, как это делали ее предшественницы, начала отчаянно барахтаться и сбив молоко в масло, смогла выбраться наружу. Вот так и наши герои, вместо того, чтобы забиться, куда ни будь в тихий угол и сидеть смирно, не отсвечивая и не привлекая к себе внимания, принялись "барахтаться". Результат был неожиданным даже для них самих. Казалось бы, такая тяжелая и неповоротливая "колесница истории" вдруг начала со скрипом, медленно, неохотно, но неотвратимо менять свой курс. А если вдруг, что-то случиться с нашими "попаданцами"? История становилась другой, и что если в ней уже не будет места для какого-нибудь Ньютона, Фарадея, Гука, Пирогова, Менделеева или Эйнштейна? Что тогда? Человеческая цивилизация останется без великих открытий и не получит необходимых для своего развития толчков?

Мысль эта была настолько ужасна, что Алексей взялся за перо, дабы доверить бумаге все эти таблицы, теоремы, аксиомы, законы и утверждения, взвалив, таким образом, на свои плечи нелегкую миссию спасения этих знаний для потомков. И вот с тех пор практически все свободное от службы время он старательно, ломая перья, пачкая бумагу и изводя литры чернил, упорно работал, создавая самый настоящий научный труд, названный в лучших традициях средневековой литературы: "Трактатом об устройстве земных и небесных сущностей". По замыслу своего создателя данное произведение состояло из множества разделов, включавший в себя кроме всего прочего: астрономию, анатомию, медицину, физику, химию, математику, географию, мореплавание, военное дело. Что-то и раньше преподавали в школах и университете Новороссии, но это были азы. Создаваемый Емелиным при помощи друзей "трактат" был попыткой систематизировать все знания накопленные человечеством от сотворения мира до начала двадцать первого века.

Конечно, несмотря на полученное в свое время современное нам полное среднее и более чем неполное высшее образования, обладать полностью всеми этими познаниями наш герой не мог. Какие-то из них просто не сохранились в памяти, а какие-то так и небыли усвоены. Но не будем забывать, что в прошлое попало семь наших современников. И если каждый из них смог вспомнить хоть что-то из усвоенного в далеком прошлом -будущем учебного материала, его накопилось вполне достаточно, чтобы перевернуть представления об окружающем мире в мозгу средневекового человека.

Алексей плюхнулся в кресло, очинил новое перо и снова принялся за писанину. Опять мерно тикают большие напольные часы, привезенные из Гамбурга в подарок компаньоном Кугелем, скрипит перо и барабанит в окно нудный дождь. Секунды складываются в минуты, минуты в часы. Время то еле ползет, то неумолимо летит в зависимости от отсутствия или наличия мыслей в склоненной над столом авторской голове.

Робкий стук в тяжелую, массивную дверь, отвлек нашего героя от работы.

— Да! — Емелин сунул перо в чернильницу, поднял глаза на скользнувшую в кабинет служанку, одетую по-европейски, в простое, серое платье из шерсти, белый, полотняный, опрятный, передник и кружевной чепец.

— Ваша милость — девушка присела в книксене — госпожа велела напомнить, что через полчаса вас ждут в ратуше на приеме в честь ее величества.

— Спасибо Хельга, можешь идти — отпустив девушку, Алексей поднялся, аккуратно убрал в ларец исписанные листы и отправился в свои покои, чтобы начать облачаться в парадное одеяние, попутно выслушивая неумолчное щебетание жены. Наш читатель, наверное, помнит, что Емелин занимал должность начальника государственной безопасности Новороссии и помимо разведки и контрразведки курировал еще и полицейскую и таможенную службу. Надо ли говорить, что столь хлопотные обязанности оставляли ему весьма мало свободного времени, львиную долю которого он, как мы уже упоминали выше, посвящал созданию научного труда. Да и сама Ленка как главный казначей княжества, заведующая к тому же вопросами сбора налогов дома бывала не часто. Воспитание малышей, двух и восьми лет отроду, она всецело доверила няне и гувернантке, а все остальные хозяйственные заботы, переложив на плечи домоправителя и слуг. В последнее время супругам редко удавалось побыть вместе, и каждую такую минуту Живчикова-Емелина использовала по полной программе, чтобы пообщаться с мужем и по женскому обыкновению влить в его уши массу полезной и не очень информации.

Оставим наших героев собираться на торжественное мероприятие и перенесемся через площадь в здание напротив, где в свою очередь, кипела подготовка к вышеупомянутому событию.

В просторный зал городской ратуши, где в обычные дни проходили собрания городского совета, спешно заканчивали сервировать огромный, рассчитанный почти на сотню гостей, стол. Устраивая празднество в честь горячо любимой княгини, богатые горожане не поскупились, вложив в его организацию солидную сумму, всю без остатка израсходованную на обильное угощение, подарки и украшение помещения. Хотя говоря о любви обитателей Новороссии к своей государыне, мы несколько не точно выразились. Согласитесь в те времена, мягко говоря далеко не каждая аристократка была готова в любое время дня и ночи нестись сломя голову верхом, на каноэ или в тряском возке в сопровождении всего лишь пары телохранителей за несколько километров, чтобы вытащить с того света казалось бы безнадежного больного человека. Несмотря на свое высокое положение, и почти восемь лет жизни в веке шестнадцатом, Татьяна по вполне понятным причинам, так и не стала средневековой дамой, отягощенной сословными и церковными предрассудками. Она не считала зазорным для себя лично сделать сложную операцию придавленному деревом лесорубу или израненному в схватке со зверем охотнику, принять трудные, в ином случае вероятней всего закончившиеся бы, весьма плачевно, роды у простой крестьянки, или просидеть долгие часы у постели больного ребенка, какого-нибудь мастерового. Прежде всего, она была врачом, дававшим клятву служить людям, как бы высокопарно это не звучало. Конечно, без современных нам лекарств и медицинского оборудования возможности нашей героини были просто мизерны в сравнении с ее коллегами из далекого будущего, но все, что она могла сделать для спасения каждой человеческой жизни, она делала. И люди, от богатого торговца, до полунищего индейца, отвечали ей взаимностью. Таню не просто любили, ее обожали и боготворили, почитая ее самым настоящим ангелом-хранителем, добрым духом, ниспосланным свыше, дабы спасать и оберегать. Не случайно, так хорошо знакомый нашим современникам, красный крест, ставший ее личным гербом, был вышит на украшающих зал белых полотнищах флагов. Флаги эти впрочем, чередовались с другими — государственными с синим Андреевским крестом, и алыми полотнищами с изображением бросающейся на добычу пумы — личными стягами правителя княжества.

В представлении первобытного, не испорченного цивилизацией человека (и нам кажется это вполне справедливым) — вождь, прежде всего, тот — кто славен своими личными качествами: силой, доблестью, мудростью, а вовсе не тот, чей род насчитывает больше поколений знатных предков или чьи карманы полнее набиты звонкой монетой. Как, наверное, помнит читатель, нашедший в себе силы ознакомиться с первой частью нашего повествования, нечаянная схватка Ляшкова с горным львом, закончившаяся весьма печально для последнего, произвела на индейцев большое впечатление. История о могучем белом воине едва ли не голыми руками разорвавшем грозного хищника, обрастая разными небылицами, в тех или иных вариациях прокатилась по деревням и стойбищам всех окрестных племен. С тех пор как шкура этого зверя украсила стену в парадном зале Кенигсбергского дворца, его изображение стало своеобразным гербом Егора, тотемом его рода. Индейцы даже приволокли, и вознамерились вкопать во дворе прямо перед "красным" крыльцом княжеского терема, тотемный столб с искусно вырезанной на нем головой горного льва. Инициатива эта вызвала дружное негодование обоих святых отцов, заявивших, что они согласны ради процветания веры христовой и своей паствы терпеть друг, друга, но присутствие при дворе христианского государя, языческого идола, это уж слишком. С другой стороны обидеть своих туземных подданных, отказавшись принять их подарок, Ляшков тоже не мог.

Выход был найден с легкой руки Емелина, внесшего предложение установить вышеупомянутый столб на "более почетном месте", то есть на заднем дворе.

Но впрочем, прервем на этом наше описание убранства приготовленного для празднования помещения и обратим внимание на того, кто непосредственно руководил всеми этими приготовлениями. Тем более, что читателю, прочитавшему первую часть нашего повествования этот персонаж знаком, хотя мы давно, и в общем-то не заслуженно, он нем не вспоминали. Плечистый, крепкий старик, опираясь на дорогую, украшенную богатой инкрустацией из моржового бивня и серебра трость, по-хозяйски разгуливал по залу, зычным голосом подгоняя работников. К описываемому нами времени, бургомистру Форта Росс — господину Вольфу уже перевалило за шестьдесят. Однако, несмотря на весьма почтенный для средневекового мужчины возраст, хотя и заметно постаревший, бывший начетник ливонского замка Грюненбург, был еще довольно крепок телом и светел разумом. С большим, сложным хозяйством Новоросской столицы этот достойный господин управлялся весьма успешно.

Задача перед Вольфом стояла очень ответственная, по сути, прием в честь великой княгини был первым официальным, дворцовым мероприятием, куда были приглашены представители иностранных держав. Именно сегодня Новороссия должна была заявить о себе на весь мир как о достаточно цивилизованном и христианском государстве, а не некоей полудикой варварской стране, объекте для колонизации. Пожалуй, вряд ли кто-то кроме него мог взвалить на свои плечи организацию столь серьезного мероприятия и столь блестяще с этим справиться.

Но вот зал был украшен, столы накрыты и к назначенному времени стали собираться приглашенные. В числе первых пожаловали Титовы, пожалуй, одно из самых влиятельных и богатых семейств княжества. Сам Илларион, крепкий и могучий как столетний дуб, кажется, что пролетевшие годы не имеют власти над старым оружейником. Так же внимательно, с хитрецой смотрят из под кустистых бровей его умные глаза, столь же широки плечи и тяжелы огромные, пудовые кулаки. Одет он в отделанный драгоценным бобровым мехом, богато расшитый кафтан, щегольские атласные порты и новенькие, желтого сафьяна сапоги. Еще бы, он ведь теперь не какой-нибудь ремесленник или лавочник, а владелец самого большого железного рудника, сталелитейной и оружейной мануфактур, нескольких скобяных лавок и тесть самого всесильного министра обороны, великокняжеского друга и наипервейшего советника — Сереги Корнева. И сам, между прочим, почетный член магистрата Форта Росс, к чьему мнению прислушиваются многие большие люди.

Следом за стариком, почтительно приотстав на полшага, гордо задрав бороды, вышагивают, разодетые так же богато и несущие себя с такой же важностью, два его сына-богатыря. И что уж совсем непривычно, для тогдашнего православного, русского человека, замыкают процессию женщины, которым, казалось бы, по всем тогдашним представлениям о приличиях вовсе надлежит сидеть дома и не появляться в людных местах. Но просьба княгини и приказ князя звучат однозначно: "явиться всей семьей", вот и семенит, робко прячась от непривычного внимания за широкими спинами сыновей принарядившаяся по такому случаю Настена Титова, которую сопровождают две ее невестки: немка и индианка, перекрещенные по православному обычаю в Елену и Анну.

Если кто в Новом Свете и способен превзойти титовский клан по богатству и влиятельности так это только Ганс Кугель. Заработав огромные деньги на поставках в Европу кленового сахара, соленой трески и табака, предприимчивый ганзеец ни разу с тех пор не пожалел о сделанном в далеком 1501 году, в башне-донжоне Грюненбургского замка выборе. Со временем он переложил все торговые операции в Старом Свете на плечи сына и перебрался на американский материк, окончательно переведя сюда семью и львиную долю своего немалого состояния. Весьма приличные денежные суммы, вложенные в местное производство и ежегодно в виде налогов отчисляемые торговым домом Кугелей в новоросскую казну, а также богатый жизненный и профессиональный опыт, давно уже сделали его главнейшим советником Егора в делах торговых и финансовых. Сопровождал почтенного негоцианта высокий, довольно упитанный юноша, студент новоросского университета и наследник огромного состояния Ганс Иоган Кугель — младший, для которого сегодняшний выход "в свет" был первым, а оттого, весьма волнительным, подобным мероприятием.

Глава 19. В которой, наши герои наконец-то собираются все вместе, а читатель встречает многих старых знакомых (продолжение).

Чинно раскланявшись с семейством оружейников и уважительно поручкавшись с его главой, ганзеец направил стопы к стоящему поодаль Вольфу, дружески облапил его, похлопывая по плечам. Старые приятели отошли в сторонку, что-то негромко обсуждая. Предоставленный сам себе Кугель младший, скромно, как подобает благовоспитанному молодому человеку, устроился в уголке и принялся с любопытством разглядывать убранство ратуши и собирающихся гостей.

Внимание юноши среди всего прочего привлекли затянутые в зеленые мундиры фигуры караульных гвардейцев у входа. Алые обшлага рукавов и воротники говорили о том, что солдаты служат в первой роте лейтенанта Фон Зига. Сам Альберт, значительно повзрослел и возмужал с тех пор, как наш читатель впервые мог познакомиться с бывшим оруженосцем на страницах нашего предыдущего повествования (ссылаться на которое в этой главе мы будем еще не раз). Подкручивая черный, длинный ус, он разгуливал по залу, кивками приветствуя знакомых мужчин, орлиным взором заправского сердцееда выискивая в толпе хорошенькие личики приглашенных на праздник, незамужних представительниц слабого пола. Между тем, наш бравый вояка не забывал и о служебных обязанностях, время от времени бросая строгий, придирчивый взгляд в сторону застывших у дверей часовых. Ничто не выдавало того голенастого насмерть перепуганного юнца, каковым он попал в компанию наших героев, в этом высоком, статном офицере, грозном для врагов, собственных подчиненных и родителей девиц на выданье.

Постепенно просторная ратуша все больше и больше заполнялась приглашенными. Среди поселенцев: европейцев и русских, то и дело мелькали экзотические наряды и раскрашенные "по-праздничному" физиономии, индейских вождей. Наиболее влиятельные представители подвластных и союзных племен были приглашены для участия в торжестве, и надо сказать не все из этих почтенных аборигенов явились на празднество в своих традиционных одеяниях. Некоторые, желая подчеркнуть свою зажиточность и вес в обществе, нарядились в непривычные рубахи, камзолы, колеты и кафтаны. Все эти разгуливающие по залу, чинно раскланивающиеся между собой и ведущие неспешные беседы кто о делах, а кто и просто "за жизнь": промышленники, торговцы, моряки и военные, даже туземные вожди и старейшины были теми, чьими трудами и заботами становилось на ноги Новоросское государство. Это они ходили в экспедиции, исследующие дикие, неизведанные просторы Нового Света, торговали, строили, воевали, пахали землю, буквально "с нуля" создавали мануфактуры и мастерские. И нет ничего удивительного в том, что именно эти люди должны были стать элитой нового общества.

Отдельной кучкой держались собравшиеся у стены и с любопытством, разглядывающие и негромко обсуждающие между собой всю эту кутерьму лиц и костюмов, иностранцы. Есть немцы, голландцы, испанцы. Из иноземных послов лишь Теглев, представитель Московского княжества, держится с местными на равной ноге. Здесь он "свой, среди своих", также прогуливается по залу обменивается приветствиями и шутками со знакомыми. Среди купцов, и капитанов привезших и кораблей, выделялась уже знакомая нашему читателю невысокая, тщедушная фигура доминиканца, того самого, которого мы уже видели во дворце губернатора Эспаньолы — синьора Бомбадильи. Остроносая, крысиная физиономия отца Диего выражала величающую приязнь и радушие, тонкие губы то и дело кривились в слащавой улыбке. Но глаза — черные, глубоко посаженные, только очень опытный и внимательный наблюдатель сильно постаравшись мог прочесть в них тщательно скрываемую злобу, ненависть и презрение, которые этот монах-шпион на самом деле питал ко всем этим выходцам из черни, бывшим рабам, дикарям и еретикам, возомнившим о себе, что они могут владеть этой землей и пользоваться ее богатствами. Пока ему оставалось лишь бессильно скрипеть зубами, натягивать на себя маску доброжелательности и смирения, и наделяся, что в один прекрасный день все изменится. И уж тогда он отомстит за все. За то, что первые две недели его, невзирая на сан, не пускали в город, ссылаясь на явно надуманный, просто смехотворный предлог, что он якобы может принести с собой какие-то болезни. Словно не являются все болезни бичом божьим, служащим для наказания грешников и укрепления праведников. А кощунственное заявление здешнего князька, этого не весть откуда вылезшего узурпатора о том, что он является главой церкви в этой стране и подмявшего под себя и объединившего под своей властью всех здешних служителей церкви католиков и православных? Это ли не самая вредная и опасная ересь, которую только можно себе представить? Он ставит под сомнение власть Папы! Самого наместника божьего! Проклятье! Все хитроумные планы, и замыслы, складно и логично строившиеся на солнечной Эспаньоле, здесь на мрачном севере, они рушатся, идут "псу под хвост". Эти богомерзкие еретики не позволяют читать проповеди в здешних храмах, лишая возможности исподволь воздействовать на умы местных католиков и покидать пределы городских стен, чтобы нести свет истинной веры в языческие селения и настраивать дикарей против здешней власти. Они даже набрались наглости угрожать ему! Нет, не прямо, конечно. На это они бы никогда не осмелились. Проклятые еретики не настолько глупы, чтобы давать ему в руки такой козырь. Просто предупредили, что места здесь дикие, с одиноким путником легко может приключиться беда, и стоит только отцу Диего покинуть черту городских валов, как за его жизнь никто не даст мелкой монеты.

При этих мыслях такая ярость охватила святого отца, что он вынужден был, шепча молитву, потупить взор. Но сколь ни мимолетной была вспышка гнева, она не укрылась от пары зорких глаз. Был в зале тот самый опытный и внимательный наблюдатель, который ни на минуту не упускал из вида папского шпиона.

Начальник контрразведки княжества Арунас Прускайтис стоящий неподалеку с группой военных и казалось бы ведущий непринужденную беседу, усмехнулся в начинающие седеть усы. Проклятый святоша вновь выдал себя. Пусть кратковременным был миг, когда с крысиной физиономии святого отца сползла маска слащавости, но в очередной раз подтвердились подозрения Емелина, поручившего своему заместителю лично контролировать все передвижения папского шпиона. Арунас ни капли не сомневался, перед ним был враг, только пришедший не с обнаженным мечом, а скрывающий ядовитое жало за льстивой улыбкой и от этого еще более опасный.

С самого его приезда в Форт Росс, доминиканец находится под плотной опекой, любые его попытки хоть как-то контактировать с паствой, тут же пресекаются. То вдруг на площади, где он пытался в обход наложенных на него запретов прочитать проповедь, появилась группа акробатов и уличных музыкантов, так удачно, незадолго до этого прибывших из Европы, и привлекла к себе внимание зевак. То внезапно пропадет индеец-проводник, подрядившийся довести паписта до ближайшей туземной деревни. Кандидатуру другого провожатого отец Диего отверг сам, видно старая лисица, что-то почуяла. А ведь какой был шанс, одним ударом кинжала разрешить проблему.

Увы, избавиться от паписта легально нет никакой возможности. Слишком много среди новроссов — добрых католиков. Они и так с некоторым недоумением и непониманием приняли решение Егора подчинить себе церковную власть. Если бы не поддержка отца Бонифатия, вполне можно было ожидать беспорядков в Форте Росс. Сам Арунас к религиозным проблемам довольно безразличен, слишком многое в жизни довелось повидать и почувствовать на своей шкуре, чтобы слепо доверять церковникам. Он словно верный пес — волкодав стоит на страже доверенного ему хозяином стада и слишком дорожит своим теперешним положением, чтобы подпустить к нему любого хищника, чьей бы шкурой тот не прикрывался. Пока ситуацию удается удержать под контролем и не малую роль в этом играет то уважение, с которым переселенцы первой волны, составившие костяк новросского общества, относятся к своим теперешним правителям.

Появление семейств Щебенкиных и Емелиных вызвало в зале необычайное волнение. Оживленней зашушукались в группке иноземцев, а местные, обступили вновьприбывших тесной толпой. Практически у каждого нашлось к ним какое-нибудь важное дело. Да, да дорогой читатель не удивляйтесь. Дело в том, что, по мнению подавляющего большинства граждан Новороссии все наши современники находились друг с другом в родстве. Степень этого родства, правда точно никому была неизвестна и варьировалась в зависимости от фантазии рассказчика. Надо ли удивляться тому, что значительная часть любви и почитания, испытываемого подданными к князю и княгини, проецировалось и на "княжью родню". Тем более, что сами ее "представители" вполне были достойны уважения и за свои собственные деяния, направленные во благо княжества и его обитателей.

В это же самое время, когда в городской ратуше кипели описанные нами шпионские и верноподданнические страсти, те, кого с таким нетерпением ожидали, постепенно заполняющие просторную залу гости, находились совсем не далеко. Небольшая кавалькада из десятка всадников и небольшой подрессоренной повозки, не доезжая примерно километра до гостеприимно распахнутых городских ворот, свернула к большой усадьбе, расположившейся на берегу реки Лесной, которая, как, наверное, помнит читатель, в нашей реальности называется Ист-Ривер.

Здесь необходимо немного отвлечься от повествования и отметить, что последние несколько лет Егор вынужден был всюду передвигаться в сопровождении нескольких личных телохранителей за подбор и общее руководство которыми, отвечал вышеупомянутый Валдис. Дело было не в том, что правителю Новоросского княжества постоянно угрожала какая-то опасность, но положение, что называется, обязывало. В Форте Росс теперь постоянно проживало некоторое количество иностранцев, и для того, чтобы внушить им уважение к княжеской особе Егор был вынужден таскать за собой нескольких крепких, вооруженных до зубов парней. Но, нет худа без добра. Тренировкой этих бойцов, призвав на помощь все навыки и умения, полученные во время службы в Российской армии 21 века, Ляшков занимался лично, по мере сил и способностей готовя некоторое подобие средневекового спецназа.

Усадьба, которую удостоил своим посещением правитель Новороссии, была одной из двух имевшихся в окрестностях Форта Росс кузнечных мануфактур. Одно из этих уже упомянутых нами предприятий являлось частью, как бы выразились в наше время — бизнеса, многочисленного семейства Титовых. Второе, меньшее по масштабам производство, принадлежало Клаусу, бывшему грюненбургскому кузнецу, который с переездом в Новый Свет, как оказалось, вытянул для себя счастливый билет. Прозябавший у себя на родине в грязной, дымной лачуге и перебивавшийся "с хлеба на квас", в Новом Свете ливонец разбогател, построил огромный дом, нанял учеников и работников и получил право украшать свои изделия собственным клеймом. Некогда нищий сельский кузнец сделался преуспевающим буржуа и членом городского совета Форта Росс, в состав которого входили богатейшие и именитейшие горожане.

Нашествие важных гостей практически не нарушило устоявшегося хода вещей. Только один из учеников, нескладный пятнадцатилетний подросток — индеец, выслушав распоряжение старшего подмастерья, опрометью метнулся к небольшому домишке, где обычно в рабочее время находился хозяин. Остальные труженики, учтивыми поклонами поприветствовав своего правителя, тут же вернулись к обычным делам. Надо сказать, что подобное отношение нисколько не удивило наших героев и уж тем более не вызвало каких либо негативных эмоций. В княжестве, где все европейское население составляло едва ли двадцать тысяч человек, все знали друг друга, как говорится "в лицо". Поэтому появление власть предержащих в мастерской, лавке или доме горожанина было делом не то, чтобы обыденным, но ненужного ажиотажа и паники не вызывало. К тому же воспитанные в несколько других традициях, пришельцы из будущего, феодальных замашек не имели, и к некоторым вопросам дворцового этикета относились достаточно просто.

Вскоре на крыльце появился Франц — помощник мануфактурщика, его правая рука. Степенно с достоинством поклонившись, он сделал широкий приглашающий жест.

— Прошу Ваши милости — приветливо улыбнулся здоровяк — окажите честь. Желаете осмотреть диковинку? Хозяин уехал в город на праздник. Если бы он знал, что вы приедете... .

"Диковинка" встретила наших героев пыхтеньем мехов и гулкими ударами большого механического молота, приводимого в действие силой пара. Пар этот из большого, бронзового, стоящего над огнем котла с водой через клапан поступал в поршневую камеру, с силой выталкивая бронзовый же цилиндр, в свою очередь, через систему цепей и рычагов поднимающий вверх тяжелую чугунную чушку, которая затем, под тяжестью собственного веса с грохотом, обрушивалась на наковальню.

Да, да, не удивляйтесь уважаемый читатель, именно здесь была впервые собран и испытан паровой молот, в равной степени навевающий поистине мистический ужас как на туземных посетителей предприятия, так и на уроженцев Старого Света. Надо сказать, что в процессе производства деталей для первого в мире промышленного парового двигателя были задействованы все металлургические предприятия Новороссии. Тонкую механику клапанов сконструировали в мастерской новгородского оружейника. Бронзовый цилиндр и систему приводов отливал итальянец Джованни, владелец большой литейной мануфактуры в Еремеевке, среди русскоязычной части поселенцев именуемый Ванькой Фрязином. Но главным творцом этой чудо -машины был сам великий Коперник. Хотя надо было сильно постараться, чтобы разглядеть, что-то великое в чумазом человеке с растрепанной шевелюрой, перепачканной копотью и маслом одежде. На подъехавшую кавалькаду он не обратил никакого внимания, продолжая суетиться вокруг своего грохочущего и пышущего дымом и паром детища.

Из тени огромного котла вынырнула массивная фигура Корнева. Увидев друзей, он приветственно помахал рукой и направился навстречу, старательно оттирая ладони куском ветоши.

— Здорово дружище! — презрев придворные церемонии, соскочивший с седла Ляшков, обнял старого приятеля.

— Здорово! — Сергей по-медвежьи облапил "начальство", чмокнул в щеку подбежавшую именинницу — привет Танюш! Поздравляю с днюхой!

— Давно приехал?

— Еще вчера. Кстати Тань у меня подарочек для тебя имеется — Корнев, загадочно ухмыльнулся, отвязал от пояса небольшой, но весьма увесистый замшевый мешочек и положил его в ладошку женщины — я думаю, супругу твоему тоже понравится.

— Что здесь?

— Подожди минутку — Сергей мягко остановил руку княгини начавшей нетерпеливо дергать завязки кисета и повернулся к сопровождающему мастеровому, стоящему неподалеку и невозмутимо наблюдающему за встречей друзей — Франц, распорядись, чтобы лошадь мою привели.

— Сейчас сделаю ваша милость — понятливо кивнул кузнец и направился выполнять распоряжение.

— Вот теперь развязывай — милостиво разрешил Корнев, дождавшись, когда он удалится на почтительное расстояние.

— Ого! — присвистнул Ляшков, увидев на ладони жены, тускло поблескивающие, крупинки желтого металла — неужели...?

— Оно самое — физиономия приятеля расплылась в довольной улыбке.

— Где взял?

— Представь здесь не далеко. На территории тускарорр, остановились на ночлег на берегу небольшой речушки. Пошел котелок помыть, смотрю, что-то блестит на дне. Оказался самородок, ага вот этот самый — Сергей ткнул пальцем кусочек золота размером примерно с половинку спичечного коробка — ну я на четыре дня там и завис, вот намыл примерно с полкило.

— Много его там?

— Понятия не имею, не специалист. Хотя думаю, вряд ли, иначе мы бы слышали, что-нибудь об этом раньше, ну там как про Аляску или Калифорнию. Я вот, что думаю, кроме нас с вами про это знает только проводник — ленап, а ему на золото вообще плевать. Пока никому особо распространяться не будем, а на будущую весну соберу надежных ребят с десяток-полтора, выдвинусь туда, выкуплю у местных участок и прииск построю, много-немного, но сколько-нибудь да намоем, лишним не будет. Как считаешь? А вы с Емелиной пока монетный двор организуете при казначействе, свою валюту чеканить начнем, а?

— Договорились — кивнул Егор — кстати, насчет монетного двора, не один ты такой умный. Уже давно строим, к весне закончен будет. Мне Ленка еще с прошлого лета все уши прожужжала, что, мол, надо на свою валюту переходить. В казне денег поднакопилось, так сам понимаешь, там каких только монет нет: немецкие, английские, итальянские, испанские, русские, даже персидские и арабские, их в прошлом году Костик из Казани привез. Короче говоря, очень большие сложности в подсчетах возникают. Вот и надумали переплавить весь этот разнобой и чеканить свою монету. Пока думаем как бы не прогадать с весом и номиналом, чтобы слишком дорогой не была и слишком дешевой тоже. Так, что твоя находка как раз "в тему" будет.

— Мальчики, может, хватит о делах — возмутилась Татьяна — нас, между прочим, на празднике ждут! Забыли?

— Да и то, правда — спохватился Ляшков — извини дорогая. Сейчас поедем. Кстати Серый, где твоя "половина"?

— Дома оставил — буркнул Корнев — малой, что-то приболел, она не хочет на нянькином попеченье оставлять, а тащить с собой... . Ну сами понимаете.

— Ладно, не заморачивайся, обратно будем ехать, навестим. Заодно Егорушку посмотрю — успокоила Таня — поехали уже.

— Все, давайте, по коням — легко запрыгнув в седло, распорядился Ляшков, и обернувшись к начальнику охраны добавил — Валдис, отправь одного из парней за синьором Коперником, пусть хоть силком его от машины оттаскивает, хоть уговорами но, чтобы на празднике был обязательно, дело у меня к нему будет. Скажи, ждать не станем, пусть догоняют.

Лошади с места рванули в галоп, разбрасывая из-под копыт комки грязи, следом загрохотал возок княгини. Небольшая кавалькада продолжила путь. Унылая, расквашенная от промозглого осеннего дождя дорога лежала между еще покрытыми жухлой зеленью холмами, и болотами, желтеющими и краснеющими остатками листвы рощами. Минут через тридцать вдоль обочины стали мелькать серые, словно нахохлившиеся от непогоды, окруженные убранными, черными пашнями и огородами, дома и сараи.

Впереди уже показался городской вал, широко распахнутые городские ворота, охраняемые кутающимися в плащи, вытянувшихся и отдавших честь при виде начальства солдатами, и вот уже копыта лошадей звонко цокают по мощенной камнем улице новросской столицы. В городе много деревянных построек, крыши крыты дранкой, но есть и кирпичные, под красной черепицей. Стройматериалы на больших лодках везут с правого берега Благодатной, там склады и причалы Фрола Кирпичникова. А чуть дальше от берега находится и принадлежащее ему предприятие. Робкого и забитого серва теперь и не узнать. Раздобрел, отпустил окладистую, лопатообразную бороду. Начинал он с небольшой мастерской и глиняного раскопа, работали вдвоем с сыном, формируя и обжигая кирпич и черепицу. Теперь уже сам рук не марает, мастерская выросла в целый завод, со своей слободкой, в которой живут наемные работники. Строящийся, богатеющий, торговый город, словно большая губка впитывает в себя все, что они производят, щедро расплачиваясь звонкой монетой.

Дома строят разные, в зависимости от уровня благосостояния владельца: обычные избы-пятистенки, терема в два три поверха, кирпичные, как правило, в два этажа. Форт Росс — город ремесленников, моряков, военных и торговцев, множество мастерских и лавочек располагаются в пристройках и на первых этажах зданий. В общем, столица княжества имеет сходство одновременно и с русским селением, и с европейским. Вот только нет здесь характерных для русских городов высоких заборов отгораживающих одну усадьбу от другой, нет и европейской тесноты, вони и скученности, улицы прямые, широкие. Население растет не быстро, большинство приезжих сразу расселяются на новых землях.

Недолгое путешествие великокняжеской четы подходило к концу, вот уже и центральная площадь с собравшейся, несмотря на слякотную погоду внушительной толпой встречающих. У высоких двустворчатых дверей городской ратуши кавалькада остановилась и под радостный ор толпы, торжественный вой труб и треск барабанов, почетные гости вступили в богато разнаряженный зал. Праздник начался.

Глава 20. Путь к Великой реке.

Никогда еще здешние места не видели такого скопления народа. Что здесь было раньше? Дикая безлюдная пустошь и первозданная природная тишина, нарушаемая лишь пением птиц, журчанием рек и ручьев, шорохом опадающей листвы и пробегающего зверя. Лишь изредка появлялись на здешних тропах следы индейца-охотника. Но вот пришли белые и в обход водопадов был проложен волок, затем вырос небольшой форт, предназначенный для его защиты. Обитало здесь изначально едва ли три десятка поселенцев. Но поздней весной 1509 года все изменилось. Построенный новороссами Ниагарский волок, на всем своем протяжении от устья реки Ниагары, до стоящего на берегу озера Эри уже упомянутого нами форта, с высоты птичьего полета напоминал ведущую к муравейнику оживленную тропу. Сотни человек, десятка полтора лошадей и мулов одновременно двигались по бревенчатому настилу волока, тащили струги, несли на своих плечах и спинах: оружие, бочки, корзины и тюки с припасами. Еще бы, ведь это был последний, решительный рывок новроссов к Миссисипи, этой естественной дороге соединяющей здешние лесные дебри с побережьем теплого Мексиканского залива. Надо ли объяснять читателю, какие огромные перспективы открывались перед княжеством в случае успеха.

На кону стоял слишком большой куш, а значит и ставки были сделаны не малые. Мобилизовав, мягко говоря, невеликие возможности княжества, Ляшков выделил для этой экспедиции невиданные по здешним меркам ресурсы. Полторы сотни белых поселенцев сопровождались в этом походе полной ротой гвардейцев и почти тремя сотнями индейцев, набранных во всех племенах, проживающих на подвластных "Великому Белому Вождю" территориях. Воины эти — представители махгикан, ленапов, мохоков, онейдов, абенаков и прочих народов, обитавших на восточном берегу континента, были завербованы на службу, переведены в разряд "служилых" и вместе с семьями отправлены на новое место жительства. Для переноски грузов и помощи в перетаскивании двадцати стругов, двадцати пушек, множества больших и малых каноэ и огромного количества припасов в племенах венро и эри была нанята еще полусотня носильщиков. Надо ли говорить, возглавляющий поход Леха Емелин потратил неимоверное количество сил и нервов только на то чтобы вся эта орда от атлантического побережья добралась до озера Онтарио и пройдя вдоль его южного побережья достигла Ниагары.

Еще несколько часов трудного пути и суденышки закачались на волнах озера Эри, в виду расположившегося на скалистом мысу небольшого острога. О том, чтобы разместить такое количество людей в нескольких домишках окруженных заостренными бревнами частокола не могло быть и речи, а потому Алексей распорядился разбивать лагерь прямо на берегу и отдыхать. Сам же он, отправился навстречу синьору Ди Вартема, спускающемуся по крутой тропинке, ведущей от укрепления к озеру.

Безвылазное пребывание в течение почти трех лет в здешних диких местах наложило свой отпечаток на внешний облик уроженца утонченной Венеции. Издали его вполне можно было принять за одного из туземцев, ибо одет наш итальянец был в длинную кожаную рубаху и кожаные же штаны, и мокасины. Порядком отросшие, черные как смоль волосы перетягивала украшенная узорной вышивкой тесьма. Лишь коротко обрезанная курчавая бородка и резко контрастирующая со всем остальным нарядом длинная шпага, висящая на перевязи, выдавали в нем человека прибывшего сюда из Старого Света.

— Рад приветствовать вас в наших краях синьор Алесио — весело приветствовал он слегка опешившего от его внешнего вида Емелина — надеюсь, дорога вас не сильно утомила? Позвольте предложить вам свое гостеприимство.

Порядком уставший после долгого пути Алексей воспользовался этим приглашением однако лишь после того как находящиеся под его началом люди расположились на отдых, а вокруг походного бивуака было расположено необходимое количество постов. Жилище Ди Вартема представляло собой небольшой, срубленный из кругляка домишко, с крытой дранкой кровлей в самом центре острога. Помимо самого синьора Лодовико в нем проживали две молодые индианки. За время своего нахождения на Великих озерах пылкий южанин обзавелся семьей, взяв в жены сразу двух местных красавиц, породнившись, таким образом, с главами родов, племен эри и венро. Подобная выходка, конечно, шла в разрез со всеми канонами католического вероисповедания, но зато, вполне соответствовала авантюрному складу характера венецианца, который находясь в любой стране, всегда стремился перенять туземные обычаи и нравы, что помогало ему наладить отношения с местным населением.

Пока женщины готовили угощение для почетного гостя, мужчины занялись обсуждением более серьезных вопросов.

— Синьор Алесио, боюсь, я должен вас огорчить — Ди Вартема разложил на столе большой лист бумаги — прошлым летом я прошел вдоль всего южного побережья этого озера, достиг залива Белой Рыбы. Для того, чтобы оттуда выйти к озеру Венадат необходимо строить очень протяженный волок. Но даже если и эту задачу мы решим, увы, это лишь четвертая часть пути и тех трудностей, которые нас ожидают. Похоже, мы переоценили свои силы. О том, чтобы до зимы выйти к большой реке, нечего и думать. Нам не хватит ни людей, ни припасов, даже с учетом тех, что мне удалось накопить и тех, которые вы привезли с собой.

— Что же вы предлагаете? — Емелин озадаченно почесал затылок — мы не можем просто взять и бросить всю эту затею.

— Не падайте духом синьор — улыбнулся итальянец — ваш покорный слуга не зря скитался до самых холодов по лесным дебрям. Вот смотрите...

Через два дня после этого разговора, пестрый и разноголосый табор, украшавший собой окрестности форта Эри, словно по мановению волшебной палочки снялся с места, загрузился на ждавшие своего часа струги и каноэ отбыл восвояси. На обласканный ленивой озерной волной каменистый пляж вновь снизошла благодатная, первобытная тишина. О царившем здесь былом многолюдье напоминали лишь черные проплешины кострищ и основательно ободранный и прореженный подлесок.

Вдоль южного берега озера еще четыре дня шли на веслах, только для ночлега высаживаясь на твердую землю. Ди Вартема не только подкинул идею нового, более простого и короткого маршрута, но и отправился вместе с экспедицией, прихватив с собой все свое семейство. Главным проводником выступала Падающий Листок — одна из жен неугомонного итальянца. Пристроившись вместе с грудной дочерью на носу головного струга, индианка, казалось, с полным безразличием взирала на проплывающие за бортом пейзажи, но, тем не менее, ее резкие, гортанные окрики не раз, весьма своевременно предупреждали кормщика о грозящих суденышку опасностях.

Наконец к исходу четвертого дня экспедиция достигла небольшой бухты. Здесь в озеро вальяжно-неторопливо вливала свои воды довольно тихая, лесная река. По ширине далеко не Миссисипи конечно, но глубина ее была вполне приличная, а пологие, поросшие лесом берега достаточно широко разнесены для того, чтобы тяжелогруженные струги могли беспрепятственно войти в реку и подняться вверх по течению.

По словам синьора Лодовико река эта и окрестлежащие земли принадлежали людям племени майами. Какое отношение здешние аборигены имели к городу Майами, штата Флорида, в оставленном им, современном нам мире, Емелин не имел ни малейшего представления, да и честно говоря, не имел особого желания узнавать. Эта бухта и эта река были ему нужны. И Алексей решил для себя однозначно и бесповоротно, хотят или не хотят этого местные обитатели, добрым миром или безжалостной войной, но здесь встанет крепость. И в ее названии он, отбросив всякую скромность, решил увековечить свое собственное имя.

Строительство Алексеевского острога началось уже на следующий день. Пока нахальные пришельцы валили и стаскивали к побережью пригодные для сооружения частокола бревна, хозяева здешних мест особой активности не проявляли. Хотя следы их соглядатаев, дозоры новроссов неоднократно замечали вокруг своего лагеря. Высланные к близлежащим деревням майами разведывательные отряды в свою очередь докладывали о некотором беспокойстве и оживлении среди их обитателей, но не более того. Похоже, туземцы просто пока не решили, как им следует поступить с вторгшимися в их охотничьи угодья весьма многочисленными и хорошо вооруженными пришельцами. Однако многочисленные сигнальные дымы и тревожный грохот барабанов красноречиво извещали о том, что местные оповещают соседей о вторжении и собирают силы.

У Емелина был выбор. В первом случае он не обостряя ситуации, продолжал неторопливо укрепляться на захваченной территории и ожидать, когда аборигены первыми предпримут какие-либо действия. Другой вариант, не теряя времени, можно было форсировать события, взять солдат и пройти по деревням туземцев, продемонстрировав силу и поставив индейцев перед фактом, что отныне их земля входит в состав Новороссии, а они сами являются подданными Великого Белого Вождя, хотят они этого или нет. Тем самым он рассчитывал в зародыше пресечь любые поползновения к оказанию организованного сопротивления. В других обстоятельствах наш герой в силу своего осторожного характера скорее предпочел бы, что называется "играть, от обороны". Но времени на это у него попросту не оставалось. Надо было идти дальше, а оставлять маленькую крепость с немногочисленным гарнизоном и стратегически важные коммуникации на растерзание вероятному противнику категорически не хотелось.

Приняв такое решение, Алексей, взяв с собой взвод стрелков, два полевых орудия и отряд из семидесяти "княжеских", служилых индейцев отправился покорять край, лежащий между юго-западным берегом озера Эри и восточным, озера Мичиган. На всю эту операцию, он выделил для себя один месяц, за это время остающийся в устье Майями, Ди Вартема должен был отстроить крепость, а затем, оставив в ней четыре десятка поселенцев, белых и индейцев, а также два десятка солдат с тремя пушками, двинуться дальше.

Первой на очереди в захватнических планах Емелина была туземная деревня, располагавшаяся выше по реке. Экспедиционный отряд новороссов вышел к ней через три дня после начала кампании. Большое селение выглядело заброшенным, видно было, что его обитатели спешно покинули свои вигвамы, бросив на произвол судьбы, распаханные и засеянные поля.

Алексей отдал приказ разбить лагерь, строго — настрого запретив своим людям входить в покинутую жителями деревню, и уж тем более упаси Господи разорять ее или притрагиваться к брошенному имуществу. Посланные на прочесывание окрестностей отряды разведчиков вскоре вернулись с "уловом". Взятые в качестве "языков" двое молодых парней рассказали, что селение называется Атхакангона, и все ее обитатели действительно бежали при появлении чужаков.

Из двух известных ему методик воспитания, наш герой для начала, выбрал "пряник". А посему пленники были накормлены, напоены, одарены какой-то мелочевкой и отпущены к своим с наказом, пригласить на переговоры старейшин и вождей. В этом случае гарантировались полная неприкосновенность как самих переговорщиков, а также их жилищ и пашен. "Кнутом", послужило свирепое обещание, что в случае отказа от диалога он, сожжет и разорит здесь все, самих же аборигенов найдет и жестоко покарает. А еще призовет злых духов и повелит им навеки поселиться в этом месте и всячески преследовать тех, кому повезет остаться в живых.

Неизвестно какая из двух вышеупомянутых методик принесла свои плоды, но наследующее утро лагерь новроссов посетила весьма представительная делегация. Пришедшие на переговоры жители Атхакагоны на пороге своих собственных жилищ, узрели почти эпическую картину.

Ровные ряды гвардейцев выглядели чем-то грозно-монолитным, несокрушимым в своих, одинаковых, зеленых, суконных мундирах. Солнечные лучи весело играли на металле кирас, шлемов, и штыков "титовок". Ярким жаром горели надраенные почти до зеркального состояния бронзовые пушечные стволы. Изобразили некоторое подобие строя и "служилые" индейцы. Эти были наряжены в свои лучшие, парадные одеяния и увешанны с ног до головы невиданным в здешних краях железным оружием, дабы всем своим видом подчеркнуть насколько богато живут подданые "Великого Белого Вождя".

Емелин, выглядевший весьма воинственно в блестящей кольчуге и легкой, пехотной каске, с висящим на богато расшитой перевязи гросс — мессером и торчащими за поясом пистолетами, встречал делегацию майями, горделиво взирая на них сверху вниз. В своей обычной жизни рослый белый мул по кличке Прошка, к слову сказать, весьма ленивая и своенравная скотина, вместе со своим собратом таскал на себе артиллерийскую упряжку с полевым орудием, ныне же ему предстояла огромная честь, сыграть роль коня "великого завоевателя".

Алексей окинул "орлиным взором" изрядно оробевших аборигенов, под торжественный рокот ротного барабана, величавым жестом извлек лист бумаги и начал торжественно, с подвыванием читать. Документ гласил о том, что отныне деревня Атхакангона, вместе со всем ее населением, полями, огородами, охотничьими и рыболовными угодьями, находится под опекой и защитой Великого Княжества Новросского, поскольку является его неотъемлемой частью. Число, подпись, печать. Текст был составлен заранее и отпечатан на русском, испанском, французском и английском языках, от руки вписывалось лишь название населенного пункта и дата. Надо сказать, что подобными листами специально на случай появления на континенте европейцев, были снабжены все входящие в состав княжества туземные поселения. С некоторых пор запас таких документов, естественно незаполненых, имелся у каждого руководителя любой отправлявшейся вглубь континента или вдоль морского побережья, экспедиции.

Естественно, оторопело внимающие грозным завываниям нашего героя вожди и старейшины ни одним из вышеперечисленных языков не владели, а посему были твердо уверенны, что страшное четвероногое существо с двумя головами, жутко камлая, накладывает на их деревню страшное заклятие. Может быть, даже вызывает тех самых, обещанных ранее, злых духов. Ситуацию немного прояснил перевод текста, оглашенный индейцем — толмачем, который разъяснил, что жители Атхакангоны могут смело возвращаться в свои дома и жить прежней, спокойной жизнью под надежной охраной воинов белого вождя.

Наконец, вручив самому старшему из туземцев вышеупомянутую грамоту и медную бляху с выбитым на ней кленовым листом и назначив его, таким образом, старостой деревни, Емелин счел торжественную часть законченной и перешел к более приятной. Парламентерам были вручены небольшие подарки в виде котлов, ножей, топоров и стеклянных бус и прочей подобной мелочевки, после чего состоялся торжественный обед, плавно перетекающий в ужин, в честь новообретенных подданных княжества.

Наутро отряд покинул покоренную деревню и отправился дальше.

Не будем утомлять читателей подробностями, скажем только, что в течение последующих трех недель также бескровно, по столь же простому сценарию были покорены селения: Килатика, Менгоконкиа, Пепикоки, и Виа и в каждом из них численность отряда пополнялась несколькими молодыми воинами майями, прихваченными с собой в качестве проводников и заложников. Жители этих селений либо разбегались перед появлением новороссов и потом старательно отлавливались по кустам, либо сами выходили навстречу не званым гостям, всячески демонстрируя мирные намерения и дружелюбие.

Лишь с деревней Пъянкиши стоящей на реке Каламазу, произошла заминка. Ее обитатели подзуживаемые местным шаманом, обещавшим наслать на находчиков всевозможные беды и несчастья и тем самым защитить своих соплеменников, заперлись за высокой оградой, и сбегать, равно, как и открывать ворота, понадеявшись на сверхъестественные способности своего лидера, не собирались. Пришлось "вежливо постучаться". После того как несколько чугунных шаров выброшенных "огненными трубами" пришельцев напрочь разнесли не отличавшийся особой прочностью частокол, аборигены сочли благоразумным капитулировать. К счастью, обошлось без жертв, среди защитников. Несколько контуженых и легкораненых разлетевшимися щепками, десяток ставших заиками и две беременные индианки, ставшие роженицами несколько раньше положенного срока, явно не в счет. Единственным, кто сопротивлялся до последнего, оказался уже упомянутый нами шаман -энтузиаст.

Когда торжествующие победители вступили в завоеванное поселение, разукрашенный, утыканный перьями, и рогами голый мужик все еще продолжал неистово завывать и скакать перед тотемным столбом. Находясь в глубочайшем трансе, он ничего не видел и не слышал вокруг себя, даже грохот орудий и треск ломающихся бревен прошел мимо его внимания. Глаза бедолаги закатились, изо рта обильно шла пена, но безумный танец, сопровождаемый треском погремушек, продолжался.

— Бедняга — посочувствовал с любопытством взирающий на это зрелище Емелин — эка его несет болезного. Что это с ним? Надеюсь, это не заразно.

— Вряд ли, господин капитан, столь бурный танец вызван радостью от нашего появления — предположил остановившийся рядом командующий гвардейцами сержант — Скорее наоборот. Видимо нас изгоняет?

— Видимо да — согласился Алексей, и великодушно предложил — ну пусть его, ишь как старается. Не будем мешать.

Увы, к несчастью для танцора, "служилые", более суеверные в отличие от своих белых товаришей отнеслись к даваемому им представлению гораздо серьезней, и приняли все меры по прекращению этого вопиющего (в прямом смысле слова) безобразия. Один из них мимоходом, самым бесцеремонным образом прервал "спектакль" тюкнув "артиста" дубинкой по лысой черепушке, но несколько перестарался, отправив беднягу самого на встречу с предками в страну Вечной Охоты.

Столь бесславное и стремительно поражение единственного защитника повергло его соплеменников в еще большее уныние. Похоже, добрые духи предков-защитников окончательно отвернулись от своих непутевых потомков, решили несчастные обитатели Пъянкиши, а потому о сопротивлении здесь никто даже не помышлял.

Впрочем, прощать даже ту робкую попытку неповиновения, которая была предпринята туземцами, Емелин не собирался. А посему все полторы сотни жителей этой деревни насильственным образом были включены в состав экспедиции и уже наутро следующего дня, собрав нехитрые пожитки, они вынуждены были покинуть свои дома, отправляясь в путь вместе с новросским отрядом. Однако, после их ухода Пьянкиши не осталась пустовать, здесь, для контроля над захваченной территорией была основана фактория населенная двумя десятками "княжеских" индейцев.

Оставшиеся дни до соединения с отрядом Ди Вартема, Алексей и его подчиненные потратили на строительство небольшого по протяженности волока между реками Майями и Уобашем. Затем еще неделя пролетела, пока строили блокгауз для остающегося охранять волок небольшого поста. И наконец, оставив здесь еще десяток стрелков и одно полевое орудие с прислугой, в конце июня, объединенный караван двинулся вниз по течению уже упомянутой нами реки Уобаш.

Едва струги и каноэ, разрезая форштевнями речную гладь, продолжили свой путь, произошло нечто, повергшее в шок и трепет не только бледнолицых, но и видавших виды обитателей восточных склонов аппалачей. Крупная, блестящая рыбина, высоко выпрыгнув из воды, с громким шлепком упала на палубу головного суденышка и суматошно запрыгала по ее темным доскам, заставляя опешивших от неожиданности людей шарахнуться в стороны. В тот же миг еще один толстолобик звонко и весьма ощутимо, хлестко шмякнул хвостом по физиономии одного из поселенцев, едва не сбросив пострадавшего за борт, под громкий хохот его товарищей. Через несколько минут им самим стало не до смеха. Шальные рыбины вылетали из воды одна за другой словно выстрелянные из пушки, падали на палубы стругов и дно индейских каноэ, стучали о борта, заставляя людей с руганью уворачиваться и шарахаться в стороны, спасаясь от звонких оплеух. Еще бы, каждый из этих "поросят" весил полтора-два, а то и три кило и при "удачном" попадании вызывал весьма и весьма неприятные ощущения, а то мог и запросто "вырубить" какого ни будь "везунчика".

Под этой рыбной бомбардировкой отряд шел почти неделю. Надо ли говорить, что все это время основную часть рациона наших путешественников составляла буквально сама прыгающая в руки великолепная, вкуснейшая белорыбица, позволяющая серьезно экономить изрядно подтаявшие запасы продовольствия.

Все имеет обыкновение когда-то заканчиваться, вот пришел и тот день, когда поросшие перелесками берега щедрого Уобаша наконец разошлись в стороны открывая любопытным взглядам наших первопроходцев широкую водную гладь Огайо.

Сами того не ведая, выбирая маршрут по Майями и Уобашу, Емелин и Ди Вартема смогли обойти единственное на этой огромной и судоходной даже для больших современных кораблей реке, препятствие. Пороги расположенные там, где река спускается с Кимберлено-Аллеганского плато на Миссисипскую низменность, в районе современного нам Луисвилля, остались далеко на северо-востоке. Здесь же широченная река плавно и неспешно несла свои темные воды на юго-запад, чтобы стать частью еще более могучего водотока рассекающего пополам большую часть Северо-Американского континента. Берега ее не принадлежали никому, но преследующие дичь охотники всех окрестных племен, бывали здесь частыми гостями, посещая здешние места в погоне за бизонами. Несмотря на многочисленность стад этих огромных копытных, добыть такую гору мяса, и очень полезную в небогатом хозяйстве шкуру, для вооруженного плохоньким в лучшем случае медным оружием и не знающего лошадей, а потому вынужденного перемещаться "на своих двоих" туземца, было величайшей удачей.

Наши герои были вооружены гораздо лучше, а потому добыть необходимое для своего пропитания количество дичи в этих благодатных, изобильных краях не составило большого труда. Впрочем, сильно усердствовать с охотой, Алексей, помятующей о печальной участи американских бизонов в оставленном некогда будущем строго запретил. Нет понятно конечно, что при неисчислимости стад этих животных, десяток и даже сотня добытых поселенцами особей, это лишь капля в море. Но ведь так по каплям, как показывал его опыт, можно до дна вычерпать даже кажущиеся неисчерпаемыми богатства. Вообще с каждым шагом вглубь этого дикого, малонаселенного континента Алексей все больше и больше влюблялся в эту сказочную страну. Дикая красота нетронутой природы, немыслимое количество самой разнообразной дичи, рыба сама прыгающая в руки, реки и озера чистейшей воды, огромные нетронутые леса и лежащие под землей неисчислимые богатства полезных ископаемых потрясало его живое воображение. Что еще нужно человеку, чтобы жить мирно и счастливо?

Впрочем, любование окружающими красотами нисколько не отвлекало Емелина и его спутников от их главной цели. Этот щедрый край надлежало прочно закрепить за собой, а потому, в месте, где Уобаш впадает в Огайо, на правом берегу последней был основан еще один небольшой поселок, на пару десятков семей. Назван он был в честь неугомонного итальянца.

Покончив со строительством поселка Вартема, изрядно поредевший караван снова тронулся в путь для того, чтобы к концу июля 1509 года выйти, наконец к главной цели своего долгого и утомительного странствия великому Отцу Вод — бескрайней Миссисипи.

Глава 21. В которой наши герои попадают в рай.

Все-таки, если и есть рай на земле, он находится именно здесь. Бездонная синева неба. Совсем не по апрельски теплое, бирюзовое море. Острова с золотыми пляжами и буйным, изумрудным кипением тропической растительности. Вот уже несколько дней, подгоняемая свежим, попутным ветром каракка "Северная звезда" разрезала форштевнем лазурь Мексиканского залива. Осталась позади Атлантика, и Флорида, тяжелая, но интересная работа по описанию и картографированию побережья. И вновь уже в который раз вахтенный матрос на формарсовой площадке до рези в глазах вглядывается в горизонт в поисках белых пятнышек чужих парусов, прислуга не отходит от заряженных орудий. Уж слишком велика вероятность повстречать в здешних водах испанцев, и ничего хорошего для новороссов эта встреча не сулила. Едва ли гордые идальго потерпят, присутствие чужого флага в здешних водах, которые уже больше десяти лет считают исключительно своей вотчиной. На шканцах у штурвала, с неизменной трубкой в зубах, несколько постаревший, но по прежнему бодрый, крепкий телом и духом герр Шнитке. Рядом сжимая в руках медный тубус простенькой, примитивной, подзорной трубы, выпуск которых предприимчивый Емелин наладил на своей стекольной мануфактуре, возвышался почти на две головы над достаточно рослым моряком — Щебенкин. Он время от времени обозревает горизонт и то и дело бросает озабоченный взгляд на наполненные ветром полотнища парусов. Пока все шло как нельзя лучше и с каждой пройденной милей резвое суденышко приближало его к конечной цели путешествия — городу, в конце прошлого, 1509-го года заложеному в устье реки Миссисипи. Новое поселение долженствовало стать центром новоросского присутствия в здешних благодатных местах, сам Костя, великокняжеской волею был назначен правителем южной губернии княжества со всеми вытекающими отсюда последствиями и полномочиями. Ожидавший его в Новороссийске Емелин после передачи дел отбывал вверх по реке в столицу Великоозерской губернии — Алексеевск. За истекшие со времени прибытия в Новый Свет девять лет новороссы надежно оседлали самую важную на континенте водную артерию и отдавать ее никому не собирались.

— Костик, когда мы уже приплывем? — на палубу поднялась "вторая половина" новоявленного губернатора — дети уже устали от этой бесконечной болтанки.

— Скоро Света, скоро — он ободряюще улыбнулся — не ворчи, солнце, море, наслаждайтесь прогулкой. Разве ты никогда не мечтала стать женой олигарха? Пожалуйста, тут тебе все удовольствия: яхта, Карибы и муж большой начальник...

— Лодка! Лодка прямо по курсу — крик вахтенного нарушил милую воркотню супругов.

Действительно на траверзе небольшого островка пересекая курс каракки, показалась большая пирога. Хотя только ширина ее составляла никак не меньше 6 — 7 метров, тем не менее, выдолблена она была из цельного древесного ствола. Стоявший по центру посудины навес из пальмовых листьев надежно защищал пассажиров от палящих солнечных лучей. Более двух десятков гребцов одновременно работая веслами, приводили в движение эту громадину. При виде надвигающегося на них парусника индейцы попытались развернуться и скрыться. Но, быстро сообразив, что сбежать не получится, просто сложили весла и с потрясающей невозмутимостью стали ожидать своей дальнейшей участи. Пирогу — переросток подтянули крючьями к борту "Звезды" и жестами потребовали от ее экипажа подняться на палубу каракки. Сопротивления индейцы не оказывали, но держались довольно спокойно и независимо. К великому удивлению Щебенкина, почти два с половиной десятка членов экипажа и шестеро пассажиров были одеты в достаточно хорошо пошитые рубашки, юбки и плащи из ярко раскрашенной, тонкой хлопчатобумажной ткани. Еще несколько тюков подобного материала были обнаружены на дне лодки, там же находился десяток связанных пленников: мужчин и женщин, одеждой совершенно не обремененных, а также богатейший ассортимент различных товаров: медные ножи, топоры и колокольчики, бобы какао, кремневые кинжалы, деревянные мечи с лезвиями из острых пластинок обсидиана.

Пресловутый языковой барьер не давал возможности хоть как-то объясниться с пленниками, но Щебенкин обратил внимание на часто повторяемое и чем-то смутно знакомое слово "майям". Сначала по какой-то странной ассоциации наш герой связал его с Флоридой, но невысокий, стройный, "неплохо прикинутый" по местным меркам туземец упорно тыкал пальцем совершенно в противоположном направлении.

— Кость, а Кость — Светлана настойчиво дергала увлеченного безуспешными попытками наладить с аборигенами контакт мужа, за рукав.

— Светик не мешай.

— Да ну тебя — обиделась супруга — я просто хотела сказать, что это, наверное, майя.

— Чего-о-о? — бородатая физиономия Новороссийского губернатора приняла крайне изумленное выражение. Вероятность встречи с представителями легендарной древней цивилизации совершенно не укладывалась в голове. Повернувшись к собеседнику, он переспросил — майя? Юкатан?

— Майям, майям — интенсивно затряс головой индеец, казалось донельзя обрадованный тем, что этот тупой, поросший шерстью гигант, наконец, смог его понять.

Разобравшись с национальной принадлежностью туземцев, наш герой тут же воспылал желанием сменить курс и немедленно направиться к вышеуказанному полуострову, дабы своими глазами увидеть сказочно богатые, в его представлении, города древнего народа. Однако романтический, первооткрывательский пыл Константина тут же охладила разгневанная супруга, которой совершенно "не улыбалось" после длительного морского путешествия вместо обретения покоя и отдохновения в новом доме, переться черт знает куда, открывать новые земли. Ее поддержал и Шнитке, твердо заявивший, что после дальнего перехода в южных морях каракка нуждается в пополнении припасов и тимберовке. Скрепя сердце Костя был вынужден отдать приказ взять пирогу на буксир и идти в Новороссийск, а маяйских мореходов задержать до конца похода в качестве почетных пленников.

Еще через пару дней, столь же безмятежного плавания и долгожданный берег показался на горизонте. Но еще больше обрадовало нашего героя белое пятнышко, отчетливо виднеющееся на фоне темной полоски суши. Слишком маленькое, чтобы быть парусами испанской каракки или каравеллы, однако вполне достаточного размера для небольшого, одномачтового струга, каковым впрочем, болтающееся в нескольких милях от берега суденышко и оказалось при ближайшем рассмотрении. Одним из трех дозорных стругов, которые Емелин вот уже месяц изо дня в день направлял в море для встречи долгожданных гостей.

После встречи, сопровождаемой пушечной пальбой и восторженными воплями экипажей обоих корабликов, "Северная звезда" следующая за своим провожатым уже во второй половине дня, миновав россыпь небольших островов и строящиеся валы береговой батареи, пройдя узким, тринадцатикилометровым, пока безымянным проливом, вошла в озеро Пончартрейн. Здесь на окруженных болотами возвышенностях между северо-западным берегом уже упомянутого нами озера и левым берегом Миссисипи возводились жилые дома, казармы, мастерские, причалы, верфи и склады Новороссийска. Да, климат в здешних местах был не самым здоровым, но уж больно удобным в стратегическом и экономическом плане было местоположение строящегося города.

Надо ли говорить насколько радостной и торжественной была встреча первого в здешних водах большого корабля и нового губернатора, ступившего на пирс порта Новороссийска под грохот артиллерийского салюта, вой труб, рокот барабанов и восторженные вопли собравшейся толпы.

Одного только Костя не мог понять, как о его прибытии так быстро узнали горожане, за столь короткое время успевшие подготовить торжественную встречу. Недоумение длилось до тех пор, пока ухмыляющийся Емелин не показал на вышку гелиографа установленную на одном из холмов. Выяснилось, что посредством солнечного телеграфа город был связан со строящимися батареями на входе в озеро Пончартрейн, пограничным постом в самом устье Миссисипи и бастионом, расположенном в паре километров вверх по реке, прикрывающем подходы к городу с севера.

А затем в свежеотстроенных хоромах нового губернаторского дворца (который, к слову сказать, и дворцом то можно было назвать с большой натяжкой, просто большой двухэтажный дом с колоннадой и балконом), Алексей поведал друзьям о своих приключениях, в конечном счете, приведших его к лазурным водам Мексиканского залива. Но предварительно с легкой ехидцей поинтересовался, давно ли старый приятель встал на скользкий путь морского пиратства?

Как выяснилось взятая Щебенкиным "на абордаж" пирога была задержана совершенно напрасно, поскольку и так направлялась в низовья Миссисипи и груз, находившиеся в ней, хотели этого его хозяева или нет, предназначался для торговли с новороссами. Подобные торговые отношения были налажены уже несколько месяцев, с тех пор как оседлавший устье реки пограничный пост перехватил пару подобных посудин с товарами, предназначавшимися для племен обитавших вверх по течению Великой реки. С тех пор в Новороссийском речном порту уже трижды разгружались большие, выдолбленные из огромных древесных стволов каноэ, пригоняемые смуглокожими одетые в хлопчатниковые юбки и рубашки гребцами. Привозили тюки хлопка и выделанной из него ткани, слитки меди, драгоценные какао бобы, огненно-жгучие стручки перца — чили, и рабов. Все это, за исключением, пожалуй, оружия из обсидиана и кремня скупались здесь весьма охотно, а затем частично оседало на складах Новороссийска, а частично уже на новросских стругах вывозилась вверх по реке и перепродавалась тем же натчам в обмен на маис, овощи и звериные шкуры. В свою очередь большую часть этих товаров, а также немногие оставшиеся в распоряжении экспедиции, предназначенные для торговли с туземцами железные изделия, маяйские мореходы увозили с собой на Юкатан. Пожалуй, единственная сторона остававшаяся в убытке в результате столь нахальной экономической политики пришельцев — ранее вполне успешно торговавшие с майя — натчи, пока молчали, но вряд ли молчание это могло продлиться вечно.

Как, наверное, помнит наш уважаемый читатель в конце июля 1509-го года большая экспедиция, возглавляемая нашим героем, наконец, достигла места слияния рек Огайо и Миссисипи. Оставив здесь часть людей основывать очередное поселение, названное без лишних затей Великореченском, землепроходцы продолжили путь к югу и уже на следующий день безмятежного плавания оказались во владениях союзных маскогов.

Нельзя сказать, что за четыре года тесного сотрудничества Сидящего Облака с Новороссией жизнь здешних индейцев изменилась коренным образом, однако, не смотря на столь малый срок, ростки прогресса все-таки начали пробивать себе путь среди окружающей каменно-вековой действительности. Оставив большую часть своего отряда отдыхать и чинить суда в индейской деревне, в устье реки Хатчи, Емелин вместе с несколькими спутниками отправился с официальным визитом в знакомый нашему читателю туземный поселок на реке Тенесси. Ставший столицей, разросшийся и расстроившийся, он превратился практически в небольшой по европейским масштабам, но довольно крупный по здешней мерке город. Обитало в нем уже почти полторы тысячи человек, и к удивлению своему Алексей обнаружил невиданные им ранее в других индейских селениях признаки разделения на бедных и богатых. В центре вокруг защищенного частоколом терема Сидящего Облака выстроились кварталы возведенных в традиционном русском стиле домов местной знати — родовых вождей, шаманов и наиболее сильных воинов. Дальше шли более скромные жилища, в которых обитал народишко попроще, и уж совсем близко к окружающим город полям маиса и огородам жались хижины бедняков и рабов. В центральной же части города обитала и немногочисленная колония новросских специалистов общей численностью шестнадцать человек: учителей, врачей, военных, торговцев и мастеровых.

Сидящее Облако встречал гостей с большой помпой, почетным караулом из полусотни вооруженных гладкоствольными кремневками телохранителей, в окружении большой свиты. Самого вождя, в его черном джуббоне, широких, бархатных шароварах, издали вполне можно было принять за весьма загорелого европейца, если бы не громоздкий головной убор из перьев белоголового орлана и расшитые иглами дикообраза и ракушками мокасины. Впрочем, несколько нелепый наряд ничуть не смущал правителя маскогов, держался он весьма важно и представительно. После торжественной церемонии встречи, гости были приглашены на пир, где за уставленным блюдами с дичью, маисовыми лепешками и тушеными бобами столом, "за рюмкой" настоянной на ягодах браги высокие договаривающиеся стороны приступили к переговорам.

Довольно быстро приняли решение о совместном строительстве крепости в Хатчи. Принадлежать она должна была маскогам и их воины должны были составлять гарнизон, новороссы со своей стороны обязались построить причалы, склады и торговый пост. А вот относительно дальнейших действий мнения дипломатов-собутыльников, разошлись кардинально. Изрядно подвыпивший вождь преисполнился воинственного пыла и тут-же принялся уговаривать своего союзника, совместными силами выступить против соседей, живущих ниже по течению.

За время пребывания в союзе с Новороссией и без того не слабые, но еще более значительно усилившиеся за счет ее экономической и военной помощи, маскоги окончательно подмяли под себя и обложили данью заселявшие левобережье Миссисипи к югу и востоку от современного нам Мемфиса родственные им племена чакта и чикаша. Экспансия подданных Сидящего Облака распространялась на юг до тех пор, пока интересы маскогов не вошли в непосредственное соприкосновение с интересами другого народа — натчей.

По словам Облака, народ этот некогда многочисленный и могущественный, ныне заметно измельчавший, но, тем не менее, сохранивший некоторые остатки былого величия уже долгие годы вел довольно вялотекущую впрочем, борьбу с маскогами за контроль над всем средним и нижним течением Отца Вод. Конфликт этот, то затухал, то вспыхивал с новой силой, периодически переходя из экономической и политической стадии в военную, но не приносил победы ни одной из сторон.

Появление сильного воинского отряда новороссов, по мнению правителя маскогов сильно склоняло чашу весов в его пользу, а значит, таким моментом не грех было и воспользоваться. Емелин со своей стороны категорически отверг все поползновения туземного интригана втянуть себя в совершенно ненужную военную авантюру. Одним словом наш хитроумный герой провести себя и втянуть в подобное непотребство не дал, и ограничился лишь клятвенным обещанием помочь союзнику в случае нападения агрессивных соседей. Про натчей он никогда раньше не слышал, но судя потому, что этот народ, вот уже много лет, успешно противостоит весьма многочисленным и воинственным противникам, слабым и беззащитным его никак не назовешь, а значит, боевые действия могут затянуться и привести к ненужным потерям. Воевать Алексей не желал категорически, надеясь приобрести интересующий его кусок территории мирным путем, в обмен на имеющиеся в распоряжении экспедиции товары. Однако, чем больше он узнавал об этом народе, тем менее симпатичны они ему становились. Правителя натчей звали "скромно и непритязательно" — Солнце. Вот так просто и без затей, ни тебе фамилии, ни тебе отчества, даже номера не присваивали: "Солнце" и все тут, живой бог на земле, вольный распоряжаться телами и душами своих подданных по своему усмотрению. Когда вождь умирал, для его соплеменников просто заходило одно "Солнце" и восходило другое. Племена, живущие к северу, западу и востоку от них натчи почитали своими рабами, кои по какому-то совершенно непонятному стечению обстоятельств бежали от своих хозяев и почему-то не торопятся к ним возвращаться. А потому ко всему, что шло к ним сверху по течению реки, относились подданные этого земного светила крайне недружелюбно. Кроме того была у этих ребят одна нехорошая привычка — приносить человеческие жертвы в угоду своему капризному божеству.

Но, так или иначе, надо было двигаться дальше, а посему уже в середине августа отдохнувший и пополнивший запасы у гостеприимных маскогов, караван вновь двинулся вниз по Миссисипи.

Вопреки опасениям Емелина, первые три дня дальнейшего путешествия проходили достаточно мирно, берега реки некоторое время вообще были безлюдны. Дозорные натчей если и наблюдали за пришельцами, сами на глаза старались не показываться. Главное же внимание наших землепроходцев было направлено вовсе не на обследование побережья, а на тщательность промеров фарватера и фиксацию на карте расположения многочисленных островов и коварных отмелей, а потому, любых нежелательных встреч удавалось избежать. Впрочем, про разведку и охранение новороссы не забывали. О крупном поселении туземцев расположенном на левом берегу Емелину доложили к вечеру четвертого дня пути. Как не велико было искушение хоть одним глазком взглянуть на неведомых натчей, чувство долга и ответственности за жизни людей и порученное дело перевесило, а посему Алексей вынужден был отдать приказ обойти потенциально опасный участок под противоположным берегом. Вероятно, благодаря столь нехитрому маневру поход удалось завершить без особых приключений. Устье Великой реки, морское побережье и окрестности озера Пончартрейн очевидно ввиду сильной заболоченности к вящему удовольствию нашего героя оказались совершенно пустынны, а потому с их занятием и заселением особых проблем не возникло.

Рассказывал Алексей довольно долго. Уже спустились за окном ранние южные сумерки, Светлана с детьми ушла отдыхать в подготовленные апартаменты, а друзья продолжали сидеть за накрытым столом, с которого слуги так и не решались убирать порядком опустевшие блюда и кувшины. Оставим и мы их дорогой читатель, не будем мешать, поскольку вскорости, нашим героям снова предстоит расставание, опасные походы и тяжкие труды. Впрочем, они сами выбрали свою судьбу, и кто знает, куда еще она их забросит, каким испытаниям подвергнет.

А на дворе между тем стоял 1510-й год от Рождества Христова. На юге Европы победой французов закончилась, наконец, долгая война, которую вели между собой между собой король Людовик Валуа, вошедший в историю за номером 12 и испанский король Фердинанд, не поделившие приличный кусок северной Италии. В Англии, вступивший на трон в апреле прошлого — 1509 года, 17 летний принц Уэльский из династии Тюдоров еще не стал, тем самым королем Генрихом VIII, который, всего через несколько лет, проведет в своей стране церковную реформу и прервет длящееся столетиями всевластие католической церкви на Британских островах.

Впрочем, и на континенте уже только кажущееся непоколебимым могущество папского престола все ощутимей раскачивали, растущие как грибы после дождя, еретические течения. Европа стояла на пороге первой в своей истории глобальной религиозной войны и зловонное дыхание ее, пока еще отдаленное уже начало отравлять собой воздух городов и сел.

Казалось бы, жизнь текла своим чередом, но в Новом Свете уже возникли и крепли новые государства, готовые дать отпор надвигающейся европейской колонизации, а где-то далеко за океаном, на востоке шли на покорение Астрахани полки Великого Князя Московского Василия III. На полвека раньше было устранено препятствие в виде Казанского ханства и двинули на Каменный пояс, а затем и в богатую Сибирь отряды русских людей. И если к этим событиям наши герои приложили руки в самом прямом смысле этого выражения, то к тому, что произошло в марте 1506-го года в еще более далекой Индии, их бурная деятельность имела косвенное отношение.

Тогда океанские волны выбросили на берег обломки потопленных турками португальских кораблей. В современной нам истории исход того сражения был другим и повлек за собой рост богатства и могущества Португальского королевства и упадок Венецианской республики. В описываемом же нами мире, предупредить португальцев о засаде было просто некому. Уже знакомый нашему читателю синьор Ди Вартема так и не стал тем самым шпионом португальцев на востоке, который мог бы провернуть эту операцию, а добросовестно исследовал дебри Североамериканского континента. А потому венецианские купцы, в отсутствии других конкурентов продолжали богатеть, перепродавая приобретенные у турок индийские товары.

История менялась, менялся мир и уже даже наши современники, волей судьбы, попавшие в 16-й век, несмотря на свое пусть неполное но все-таки высшее образование не могли с полной уверенностью сказать, что будет дальше.

Вот и мы уважаемый читатель не будем браться за неблагодарное занятие и предсказывать будущее. Как говорится: "поживем, увидим" ...

КОНЕЦ 2-й КНИГИ

ГЛОССАРИЙ

— Сенкевич Генрих - (польск. Henryk Sienkiewicz, полное имя Хе?нрик А?дам Алекса?ндер Пи?ус Сенке?вич, польск. Henryk Adam Aleksander Pius Sienkiewicz), также Генрих (Генрик) Иосифович Сенкевич (5 мая 1846, Воля-Окшейска на Подляшье, Царство Польское, Российская империя — 15 ноября 1916, Веве, Швейцария) — польский писатель, лауреат Нобелевской премии 1905 года. Был членом-корреспондентом (с декабря 1896 года) и почётным академиком (с ноября 1914 года) Императорской Санкт-Петербургской академии наук по отделению русского языка и словесности. Автор ряда исторических романов.

— Венро — племя североамериканских индейцев, входившее в ирокезский племенной союз, проживали на юго-восточном побережье оз. Онтарио и в районе р. Ниагара.

— Аманаты (уст.) — заложники

— Ходисени — ходеносауни (ирокезы) — лаврентийские ирокезы, в реальной истории это племя впервые обнаружено и исследовано в 1535 г. французским путешественником Жаком Картье

— Кошельга - Хошелага — самое крупное поселение лаврентийских ирокезов располагавшееся в районе современного Монреаля, в соответствие с уверениями Ж. Картье имело деревянные укрепления и довольно большие (даже по меркам средневекового европейца) сельскохозяйственные угодья.

— Стадо Коней называют — Стадаконе (Stadacone) — поселение лаврентийских ирокезов располагавшееся в районе нынешнего Квебека. В окрестностях добывалась "красная медь" в чистом виде.

— Князцы ходисенские чертями нарядились — в соответствие с повествованием Ж. Картье именно таким образом индейские вожди пытались воспрепятствовать его проникновению вверх по р. Св. Лаврентия.

— Взял с них роту (уст.) — заключил договор.

— Ясак (уст.) — дань взимаемая, как правило, пушниной.

— Вендоты — племя североамериканских индейцев в описываемый период занимало довольно обширные территории на северо-западном побережье оз. Онтарио и далее к северу. В реальной истории, открыты и описаны французскими исследователями, от которых получили название — гуроны.

— Ага-хан — Агуханна (Agoyhanna) — Доннакона — реально существовавший персонаж. Во времена, описываемые Ж. Картье, вождь лаврентийских ирокезов.

Галеот (галиот) — парусное судно, впервые появившееся у голландцев. В основном он был полуторамачтовым, но иногда встречались и одно— и трехмачтовые галиоты. Несли они разное парусное вооружение.

— Аукшайты — группа балтийских племен, выделившаяся в I в. н. э. на территории юго-восточной Литвы и северо-запада Белоруссии.

— Гельголанд — (Helgoland, по-англ. Heligoland) — маленький скалистый остров Немецкого моря, ныне принадлежащий Германии; лежит в 58 км к северо-западу от Куксгавена и в 56 км от ближайшего пункта Шлезвига и господствует над устьями Эльбы, Везера и Эйдера. Жители родом фризы и говорят на фризском наречии.

— Индульгенции (.лат. "милость") — в католической церкви полное или частичное прощение грехов, которое давала церковь верующему, а также свидетельство, выдаваемое церковью по случаю отпущения грехов. Торговля индульгенциями, производившаяся преимущественно доминиканцами, вызвала бурный протест гуманистов и послужила одним из поводов к германской и швейцарской Реформации.

Рундук (морск.) — ящик, ларь, устанавливаемый во внутренних помещениях корабля, который используется для хранения личных вещей экипажа (команды), как сиденье и как место для отдыха (сна).

Эсквайр - сквайр (англ. esquire, от лат. scutarius — щитоносец), почетный титул в Великобритании (первоначально, в раннем средневековье, титулом награждался оруженосец рыцаря); впоследствии титул присваивался чиновникам, занимающим должности, связанные с доверием правительства. Термин "эсквайр" часто употребляется как равнозначный термину "джентльмен". Первоначально титул эсквайр носили все дворяне, обладавшие собственным гербом, но не бывшие пэрами или рыцарями, то есть весь обширный класс английского джентри. Титул используется, в основном, при упоминании в третьем лице и на письме.

— Гульдинер - германская серебряная монета, чеканившаяся в Священной Римской империи во времена правления императора Максимилиана I (1493-1519 гг.).

— Бапакинэ — (алгонк.) — кузнечик.

— Пряженцы (уст.) — пироги пряженные т.е. жаренные в масле.

— Маскоги - (в русскоязычных текстах часто встречается неверная транскрипция "мускоги") — индейский народ, проживавший в доколониальный период на юго-востоке США Самоназвание в традиционном правописании на маскогском языке — Mvskoke (маскоки). Предположительно, восходят к племенам строителей курганов Миссисипской культуры вдоль реки Теннеси, ныне штаты Теннеси и Алабама, и, возможно, связаны с культурой Утинахика из южной Джорджии.

— Марфа-Посадницы — (известна как Марфа-посадница, в различных источниках указывается отчество Семёновна или Ивановна) — жена новгородского посадника Исаака Борецкого. О начальном периоде жизни Марфы известно очень мало. Известно, что она происходила из боярского рода Лошинских. Впервые на политической сцене Новгорода появилась в 1470 году во время выборов нового архиепископа Новогородского. Марфа и её сын, новгородский степенный посадник Дмитрий, в 1471 году выступали за выход Новгорода из зависимости от Москвы установленную Яжелбицким миром (1456). В 1478 году в ходе нового военного похода Иван III окончательно лишил Новгородские земли привилегий самоуправления, распространив на них власть самодержавия. Земли Марфы были конфискованы, ее с внуком сначала привезли в Москву, а затем выслали в Нижний Новгород, там её постригли в монашество под именем Марии в Зачатьевском (с 1814 года — Крестовоздвиженский) монастыре, где она умерла в 1503 году. По другой версии Марфа умерла или была казнена по дороге в Москву в селе Млеве Тверского княжества.

Холмский Василий Даниловичкнязь (1460-е годы, Москва — осень 1524, Белоозеро) — боярин и воевода на службе у своего тестя Ивана III. Сын знаменитого полководца Даниила Холмского, последний представитель старшей линии князей Холмских. В 1492 и 1495 годах участвовал в новгородских походах как воевода большого полка, где отличился храбростью и был замечен Иваном III. В 1500 году Иван III выдал за Холмского свою вторую дочь Феодосию. Сыграл видную роль в строительстве Русского государства в последней трети XV века.

— Шотландские войны - В 1482 году будущий король Англии Ричард III, воспользовавшись мятежом шотландских баронов и свержением с престола шотландского короля Якова III, захватил город Бервик. Затем английские войска вторглись в Шотландию и подошли к Эдинбургу. При поддержке англичан к власти в стране пришёл герцог Олбани. Однако, в начале 1483 года он был вынужден бежать из Шотландии, так как Яков III при поддержке парламента вернул себе корону. Через год, летом 1484 года герцог Олбани вновь выступил против шотландского короля, но в сражении у Лохмабена потерпел поражение.

— Бригантина (здесь)доспех, из стальных пластин изготовленный на кожаной или тканевой основе с перекрыванием пластин краев друг друга, производимый в Европе с XIII по XVII век. При использовании бригантины с латной защитой конечностей получался латно-бригантный доспех. Также существовал кольчужно-бригантинный, шинно-бригантинный и полный бригантинный доспех.

— Бацинет - открытый шлем, производимый в Европе с начала XIII до XVI века. Сменил в качестве защиты головы рыцарей кольчужный капюшон, носимый под горшковым шлемом. Защита лица ограничивалась наносником и бармицей. Бацинет крепился к голове подбородочным ремнем.

— Колонтарь - кольчато-пластинчатый доспех, производимый с XIII до XVII века. Сделан он из сплетенных между собой без нахлеста стальных пластин. Рукавов покрытых пластинами не имеет. Колонтарь изготовлен на кольчужной основе. Может представлять собой жилетку или куртку с кольчужными рукавами. Застегивался ремнями по бокам. Обеспечивает неплохую защиту и свободу движения.

— Шестифунтовое ретирадное орудие — орудие калибром 90-100 мм, относящееся скорее к фальконетам, устанавливаемое в кормовой части судна для ведения огня при отступлении (ретирада (уст.) — отступление).

— Сулица (уст.) — метательное копье к указанному времени в военных целях уже практически не применялось.

— Валгалла — Вальха?лла, также Вальга?лла (др.-исл. ValhЖll, прагерм. Walhall — "дворец павших") в германо-скандинавской мифологии— небесный чертог в Асгарде для павших в бою, рай для доблестных воинов. По легендам, Вальхалла представляет собой гигантский зал с крышей из позолоченных щитов, которые подпираются копьями. У этого зала 540 дверей и через каждую выйдут 800 воинов по зову бога Хэймдалла для последней битвы Рагнарок. Воины, обитающие в Вальхалле, зовутся эйнхерии. Каждый день с утра они облачаются в доспехи и сражаются насмерть, а после воскресают и садятся за общий стол пировать. Едят они мясо вепря Сехримнира, которого забивают каждый день и каждый день он воскресает. Пьют же эйнхерии мёд, которым доится коза Хейдрун, стоящая в Валгалле и жующая листья Мирового Древа Иггдрасиль. А ночью приходят прекрасные девы и ублажают воинов до утра.

Поморский коч - деревянное парусное судно длиной 16-17 метров, шириной примерно 4 метра, осадкой не более одного-полутора метра, что позволяло ему входить в устья рек в любое время года. Принимал на борт до 30 тонн груза и до 50 человек членов экипажа и пассажиров.

— Подсыл (уст.) — шпион.

— Саскуханоки - саскуиханноки индейское племя, обитавшее по берегам реки Саскуиханны

— Каюги - одно из индейских племен входивших в ирокезский союз жили в регионе Пальчиковых озер

— Амикозоу (алгонк) — Хвост Бобра.

— Килт - (англ. Kilt) — предмет мужской национальной шотландской одежды, традиционная одежда горцев Шотландии. Представляет собой кусок ткани, обёрнутый вокруг талии, плиссированный (собранный складками) сзади и закреплённый с помощью 2-3 пряжек и ремешков; обычно килт носится вместе со специальной сумочкой для мелких вещей, называемой спорран. Килт ведет свою историю от "большого пледа"[en] (Great plaid, belted plaid) и, по сути, представляет собой его нижнюю часть. Исторически большой плед был достаточно длинным и широким, чтобы его можно было закинуть на плечо или укрыться под ним в плохую погоду. Килт изготавливается из шерстяной ткани с традиционным шотландским рисунком из клеток и полос — тартаном.

— Дирк - кинжал шотландских горцев. К (англ. dirk, шотл. durk), холодное оружие с прямым длинным обоюдоострым клинком. Рукоять дирка не имеет четко выраженного ограничителя, головка рукояти выполняется в виде диска со шляпкой на конце хвостовика.

— Вира (уст.) побор, штраф в пользу князя за убийство свободного человека, т. е. вариант санкции платежа в пользу гос. власти. Термин бытовал на Руси со времен "Русской Правды" до 16 в.

— Кацбальгер (кошкодер) — одноручный, с прямым обоюдоострым клинком, меч. Острие клинка образовывалось плавным загибом лезвий. Предназначался для нанесения рубящих, режущих и колющих ударов. Клинок имел длину около восьмидесяти сантиметров. Производился в северной Европе в XV — XVII веке.

— Эри - племя североамериканских индейцев, входившее в ирокезский племенной союз, проживали к юго-западу от Ниагары на южном берегу оз. Эри.

— Сенеки — одно из индейских племен входивших в ирокезский союз жили в регионе Пальчиковых озер западнее свих ближайших соседей каюгов.

Цейхга?уз - Армерия (нем. Zeughaus — дом для оборудования) — военная кладовая для оружия или амуниции. Цейхгаузный смотритель — каптенармус.

— Тягиляй - самый простой (дешёвый) русский доспех в XVI веке, по сути локальная разновидность мягкого доспеха типа стёганки. Вероятно, название происходит от монгольского хатангу дегель — "прочный, как сталь, кафтан". Представлял собой длиннополый распашной кафтан ниже колен с высоким стоячим воротником, простёганный пенькой и набитый конским волосом. Застегивался пуговицами на груди. Тегиляи часто вываривали в соли. Ратники самостоятельно укрепляли свои тегиляи: прокладывали изнутри проволокой, кусками кольчуги и металлическими пластинами. Под стать тегиляю была "шапка бумажная", которая делалась на вате из сукна, шелковых или бумажных тканей и иногда усиливалась кольчужной сетью, помещённой в подкладку. Иногда такая шапка снабжалась железным наносьем.

— Кончар -(польск. Koncerz, литов. Kon?iaras) — очень длинный 120-160 см, но очень тонкий и легкий (около 1 кг.) колющий меч, применявшийся в Восточной Европе в 13-17 веке.

— Приживалка (устар.)бедная женщина, не из крепостных, жившая в барском, помещичьем или купеческом доме на средства хозяев, не имевшая никаких определенных обязанностей и развлекавшая хозяйку, составлявшая ее общество.

Четверть земли - немного более полугектара, которая давалась каждому служилому сыну боярскому). Право владения им землёй подтверждалось документом персонально и этим отличалось от землевладения приборных людей, которые получали надел не лично каждый, а на всю их общину.

— Сто тысяч воинов собрал Великий князь московский Василий Иванович - ну так, по крайней мере, считают некоторые историки. Будем придерживаться их версии.

— Мухаммед — Амин - (в русских летописях Магмед-Аминь; татарск. MЖxДmmДtДmin, М?х?мм?т?мин, ?????????) (1469 — декабрь 1518, Казань) — казанский хан (1484-85, 1487-96, 1502-18), сын хана Ибрагима и Нур-Султан бикем, ставленник Москвы. Первый раз захватил власть в 1484 г., отняв у брата Ильхама, однако не смог её удержать, второй раз, при помощи русских войск, взявших Казань, сел на престол в 1487 г. Переписываясь с Иваном III, называл себя его братом, однако на деле был целиком подчинён великому князю московскому. Лишь в последний год жизни Ивана III вышел из-под контроля, а в 1506 году разбил карательное войско, посланное новым великим князем Василием III. Мухаммед-Амин не оставил после себя сыновей. С его смертью на казанском престоле пресеклась династия Улу-Мухаммеда.

Рушница (устар.) — ручница, пищаль, ружье.

— Дмитрий Угличский — Дмитрий Иванович Жилка (6 октября 1481 — 14 февраля 1521) — удельный князь Углицкий (1505 — 1521), третий сын великого князя московского Ивана III Васильевича от брака с Софьей Фоминичной Палеолог. После смерти своего отца Ивана III Васильевича в 1505 году Дмитрий Иванович получил в удельное владение города Углич (стал его резиденцией), Хлепень, Рогачев, Зубцов, Опоки, Мещовск, Опаков и Мологу. По смерти Дмитрия его удел был присоединён к Москве.

— Иван Васильевич Волк-Курицын (казнён 27 декабря 1504) — дьяк и дипломат на службе царя Ивана III. Брат Фёдора Васильевича Курицына, также дипломата и писателя. Род Курицыных, происходит от легендарного боярина Ратши. Братья Курицыны входили в придворный круг, в котором достаточно долго распространялось религиозное учение, которое позднее было названо "жидовствующими" и объявлено еретическим. Эта партия группировалась вокруг провозглашенного наследником внука Ивана III — Дмитрия Ивановича и его матери Елены.

-Даниил Васильевич Щеня? - (? — 1519) князь, знаменитый русский полководец времён Ивана III и Василия III, родоначальник князей Щенятевых. Сын боярина Василия Юрьевича Патрикеева. Его прадед Патрикей был выходцем из Литвы, поселившимся в Московском Кремле в Москве и взявшим в жёны дочь великого князя Дмитрия Донского Анну. Был членом Боярской думы.

— И разгром русских, скорее всего, был бы неминуем — так оно и произошло в реальной истории. Войско было разгромлено. Многие воеводы и рядовые ратники погибли или попали в плен.

Зелье — здесь (уст.) порох

Черемисы - иари?йцы (мар. марий, мары, маре, м?р?; тюрк. чирмыш) — финно-угорский народ в России, в основном в республике Марий Эл. Основной территорией проживания является междуречье Волги и Ветлуги. Выделяют три группы марийцев: горные (живут на правом и частично левом берегу Волги на западе Марий Эл и в соседних регионах), луговые (составляют большинство марийского народа, занимают Волго-Вятское междуречье), восточные (сложились из переселенцев с луговой стороны Волги в Башкирию и Приуралье. Говорят на марийском (лугово-восточном марийском) и горномарийском языках финно-угорской группы уральской семьи.

Царевич Джанай — (татарск. Canay, ?анай, ??????) — татарский царевич, касимовский правитель (1506-1512), второй сын Нур-Давлета хана, младший брат Сатылгана, после которого и занял престол. Участвовал в войне с Казанью 1505-07 гг.

Бакшиш (здесь) (татрск.) добыча, прибыль.

Якши — (татарск.) хорошо

Свейское (устар.) — шведское

Ногаи - нога?йцы,] (устар.) нага?и. Нога?йские тата?ры, самоназвание — ногай [no?aj], мн.ч. — ногайлар [no?ajlar])— тюркоязычный народ на Северном Кавказе, в Южном Поволжье, а также в Северном Причерноморье, в степях между Волгой и Яиком (Уралом) (до середины XVI в.) и на северо-западе нынешнего Казахстана (до конца XV — начала XVI в.: на северо-востоке — до Западно-Сибирской низменности, на северо-западе их кочевья доходили до Казанского ханства, на юго-западе — до Приаралья и севера Прикаспия).

— Посад (устар.) — (подо?л) — первоначально населённая область за пределами кремля или детинца; та часть, которой город прирастал, где находилось торжище и ремесленные слободы. Во время нападения врага посад, обыкновенно, полностью уничтожался — если не врагом, то пожаром. Население посада или укрывалось в кремле, или погибало (если кремль был небольшим, либо враг подходил неожиданно, так что ворота крепости приходилось закрывать в спешке).

Три сосны толщиной (устар.)6 метров

— Животы (устар.) — здесь имущество

Розмысл (устар.) — инженер

Гелиограф — от др.-греч. ????? — Солнце и ????? — пишу) в технике связи — оптический телеграф, устройство для передачи информации на расстояние посредством световых вспышек. Главной частью гелиографа является закреплённое в рамке зеркало, наклонами которого производится сигнализация серией вспышек солнечного света (как правило, азбукой Морзе) в направлении получателя сигнала.

Гуляй-город - гуля?й-городо?к, иногда град-обоз — передвижное (мобильное) полевое укрепление в XV — XVIII веках. Представлял собой комплекс прочных телег, оснащённых большими щитами. При необходимости из таких телег можно было составить своеобразную крепость нужной формы. Прочные щиты обеспечивали защиту от лёгкого стрелкового оружия, а вся конструкция помогала отразить атаку противника (в особенности это было актуально для отражения атак тяжёлой рыцарской конницы, которой пехота — до появления огнестрельного оружия — могла успешно противостоять лишь в отдельных случаях).

Нукеры — нуке?р (от монг. н?х?р, на калмыцком языке — н?кр — друг, товарищ) — дружинник на службе феодализирующейся знати в период становления феодализма в Монголии. Во время войны нукеры выступали ратниками в войске своего сюзерена, в мирное время — стражей, "домашними людьми", приближёнными. В XIV— XX вв. термин "Нукер" стал употребляться у народов Передней (в частности на Кавказе) и Средней Азии в значении "слуга", "военный слуга".

Король Кастилии Фердинанд — Фердинанд II Арагонский, Фердинанд Католик (исп. Fernando de AragСn "el CatСlico", кат. Ferran d'AragС "el CatРlic"; 10 марта 1452 — 23 января 1516), — король Кастилии (как Фердинанд V), Арагона (как Фердинанд II), Сицилии и Неаполя (как Фердинанд III). Супруг и соправитель королевы Изабеллы Кастильской. При нём было гарантировано политическое единство Испании (1479), взятием Гранады закончилась Реконкиста (1492), произошло открытие Америки (1492), началась эпоха Итальянских войн (1494). Он начал эру могущества Испании, закончившуюся Филиппом II. Он же, наряду со своим сватом Максимилианом I, является одним из архитекторов "Всемирной империи" своего внука Карла V.

— Людовик Валуа — Людо?вик XII (фр. Louis XII), по прозвищу Отец народа (фр. le PХre du peuple; 27 июня 1462 — 1 января 1515) — король Франции с 7 апреля 1498 года. Из орлеанской ветви династии Валуа, сын герцога Карла Орлеанского. Основное событие его царствования — войны, которые Франция вела на территории Италии.

Идальго - (исп. hidalgo от hijo de algo — букв. "сын чего-то") — в средневековой Испании человек, происходящий из благородной семьи и получающий свой особый статус по наследству, передававшийся только по мужской линии. Обладатели этого статуса освобождались от многих налогов, не могли быть подвергнуты казням, считавшимся позорными — повешение, сожжение, четвертование, растерзание животными. Лишить идальго его статуса было невозможно. С XV в. термин "идальго" фактически стал заменой термину "кабальеро". В Португалии титул имел название "фидалгу" (порт. fidalgo).

Доминиканец — доминиканцы, Доминиканский орден, Орден братьев-проповедников (Ordo fratrum praedicatorum, O.P.) — католический монашеский орден, основанный испанским монахом святым Домиником. Основные сферы деятельности — проповедь Евангелия, изучение наук, образование, борьба с ересями, миссионерская деятельность.

Монакан - монаканы одно из индейских племен, в описываемый период времени обитавших на северо-востоке американского континента, штат Сев. Каролина.

Формарсовая площадка — марс — площадка на топе составной мачты, прикрепленная к лонга-салингам и краспицам. На парусных судах служит для разноса стень-вант и местом для некоторых работ при постановке и уборке парусов. На марсах военных кораблей, как правило, устанавливалось ограждение (леера) и во время боя могли размещаться стрелки.

Грот мачта — обычно вторая мачта, считая от носа судна. На двух— или трехмачтовых судах наиболее высокая мачта вне зависимости от её местоположения.

Кренингование - креньгование (Careening) — придание судну крена в целях осмотра, окраски и исправления подводной его части. Само накренение в этом случае производится перемещением грузов с борта на борт или же с помощью специального воротового устройства на берегу. В отличие от кренгования наклонение судна на такой угол, при котором весь киль его выходит из воды, называется килеванием.

Годорн - со второй половины Х века административная -территориальная единица Исландии.

— Снори Стурлусон — 1178-1241 гг.:исландский вождь и историк, автор книги " Хеймскрингла", истории королей Норвегии.

Бонды — вольные землевладельцы в средневековой Исландии.

Стеньга -(нидерл. steng букв. — шест, штанга)— рангоутное дерево, первое удлинение нижних мачт. Стеньги присоединяются к топу нижней мачты при помощи стень-эзельгофтов, опираясь на шлагтовы, лежащие на салингах марсов. Раскрепляются стеньги стень-вантами, стень-фордунами, стень-штагами и стень-бакштагами. Название зависит от названия мачты: фор-стеньга, грот-стеньга, крюйс-стеньга. Используются для крепления рангоутного дерева несущего парусное вооружение (гафелей, реев), сигнальных фалов и судовых огней.

Тускароры -(букв. "сборщики конопли") — индейское племя, проживающее в штатах Нью-Йорк и Северная Каролина, а также в Канаде. Племя тускарора переселилось в штат Нью-Йорк из региона, где сейчас находится Восточная Каролина, однако впервые встретились с европейцами в Северной Каролине и Вирджинии. Язык — скаруре — относится к ирокезским языкам.

Эри — племя североамериканских индейцев, входившее в ирокезский племенной союз, проживали к юго-западу от Ниагары на южном берегу оз. Эри.

— Майами — племя североамериканских индейцев алгонкинской языковой группы. Жили у западных берегов озера Мичиган. Были оседлыми земледельцами, занимались также охотой на бизонов.

Большая пирога — "...мы встретили индейскую лодку, большую, как галера, шириной в 8 шагов, сделанную из одного ствола дерева..." — именно так описывает лодку индейцев майя, встреченную 30 июля 1502 года во время одной из экспедиций в Гондурасском заливе брат знаменитого мореплавателя Бартоломье Колумб.

Тимберовка - капитальный ремонт парусного корабля.

— Натчи - Натчез (натчи, натчезы) — племя индейцев, проживавших изначально в области Натчез — Блафс, вблизи нынешнего города Натчез (Миссисипи). Натчезы усвоили многие обычаи месоамериканских народов. Предком народа натчез считается крупная, доколумбова Плакеминская культура, оставившая ряд важных археологических памятников в виде курганов.

— Чакта - Чокто, (чоктау, чоктавы англ. Choctaw, самоназв. Chahta) — коренной народ США, изначально проживавший на юго-востоке (ныне штаты Миссисипи, Алабама и Луизиана). Язык относится к мускогской семье. Входили в состав Миссисипской культуры, существовавшей в долине реки Миссисипи.

— Чикаша - Чикасо (чикасавы) — индейский народ, проживавший в юго-восточных штатах (Миссисипи, Алабама, Теннеси). Язык относится к маскогской языковой семье. Входили в состав Миссисипской культуры, распространённой вдоль реки Миссисипи.

— Генрих VIII (Тюдор) - (англ. Henry VIII; 28 июня 1491, Гринвич — 28 января 1547, Лондон) — король Англии с 22 апреля 1509, сын и наследник короля Англии Генриха VII, второй английский монарх из династии Тюдоров. С согласия Римской католической церкви, английские короли именовались также "Повелителями Ирландии", однако в 1541 году, по требованию отлучённого от католической церкви Генриха VIII, ирландский парламент наделил его титулом "Король Ирландии". Образованный и одарённый, Генрих правил как представитель европейского абсолютизма, к концу царствования жёстко преследовал своих действительных и мнимых политических оппонентов. Больше всего известен Английской Реформацией, что сделало Англию в большинстве своем протестантской нацией.

— Каменный пояс (уст.) — Уральский хребет.

 
↓ Содержание ↓
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх