Омегаверс Путь наверх (неполный вариант)

— Нас могут снова...

— Да. У нас на затылках есть клейма, и если кому-то захочется снова надеть на нас рабские ошейники, то достаточно будет просто сжечь наши бумаги, и вряд ли кто-то будет разбираться и искать, где и в какой книге написано, что мы получили вольную. Нельзя привлекать к себе слишком много внимания, понимаешь? — Мыш молча кивнул. — Вот и умница.

Мыш задумался.

— Геральд... а ты... правда... не будешь меня трогать?

— Нет. Во-первых, ты ещё слишком мал, нездоров, и я не хочу тебе навредить. Во-вторых, я догадываюсь, что тебя уже не раз... трогали, и я не хочу тебя пугать. И, в-третьих, я бы хотел, чтобы всё было по взаимному желанию, а не так, как сейчас обычно бывает. Хватит с тебя того, что тебе уже пришлось вытерпеть.

Мыш едва не прослезился.

— Я... я не думал... что кто-нибудь когда-нибудь мне такое скажет.

— Не всё так плохо. — Геральд погладил его по голове, ловя на себе очередной любопытный взгляд. — Да, дерьма хватает, но есть и хорошее. Я постараюсь, чтобы в твоей новой жизни его было побольше, чем в прежней.

Уже после того, как они покинули город, Мыш оценил, насколько хорошие башмаки ему купил муж. Идти предстояло долго и далеко, и удобная обувь имела значение. Впрочем, непривычный к такой долгой ходьбе омежка очень быстро начал уставать и спотыкаться. Заметив это, Геральд решительно взял его на руки.

— Я такой... слабый... — виновато поник Мыш, вцепляясь в него.

— Это потому, что тебя плохо кормили. Поэтому ты так быстро устаёшь. Ничего, со временем пройдёт, вот увидишь. У меня прошло.

— Ты альфа, — буркнул Мыш.

— Да, но мне тогда было девять лет. А тебе сейчас тринадцать. Ты дольше сидел на одном месте и голодал.

— А это так важно? — удивился омежка.

— Конечно. Тем более, что ты сейчас в возрасте созревания, тебе надо бы хорошо питаться, ведь вы в этом возрасте особенно быстро растёте, а тебя голодом морили. Вот поэтому ты и слабенький. Сейчас тебе надо хорошо питаться, чтобы побыстрее окрепнуть. Летом будет попроще — мы будем не только зарабатывать на еду, но и рыбачить, охотиться, собирать ягоды, грибы и всякое такое, что можно есть, ты быстро станешь крепче и здоровее и уже меньше будешь уставать в дороге.

— А мы будем долго так ходить?

— Придётся, — вздохнул Геральд. — Сейчас такое время — готовится большая война против Альхейна, нужны солдаты, и в армию набирают альф. Сам видишь — я уже вполне взрослый, крепкий и сильный, и меня могут забрать, а я воевать не хочу.

— Почему?

— Ну, во-первых, из-за тебя. Если меня заберут в армию, то ты останешься совсем один и наверняка пропадёшь, а я этого не хочу. Во-вторых, я не хочу воевать с Альхейном — у меня там родственники. И вообще, это очень хорошая страна, там живут справедливые люди, и я не хочу их убивать. Чтобы меня не загребли в армию, надо добиться, чтобы я остался здесь, а для этого нужно покровительство важных людей. Ведь альфы и здесь нужны — для работы и того, чтобы плодить новых детей.

— А почему ты не уйдёшь в этот Альхейн, если там так хорошо?

Геральд помрачнел и замедлил шаг.

— Это... непросто объяснить. Понимаешь, Мышонок... Было одно пророчество... и в нём было сказано, что моя судьба связана с этой страной. Как и судьба моих будущих потомков.

— Пророчество? Настоящее?! — ахнул омежка.

— Да, я так думаю. Оно было явлено человеку, которому я доверял. Это был хоть и молодой, но мудрый омега из Альхейна, господин Рамиль иль Эффенди. Ему был дан знак свыше, что он встретит меня и Резенхайма, и так и случилось. Это всё непросто, и так сразу я тебе не объясню. Только поэтому я и остался в Ингерне. Я не знаю, и никто не может знать, как именно исполнится это пророчество, но если бы я ушёл на юг и остался там, то оно вряд ли бы исполнилось так, как было изначально задумано — меня бы не оказалось в нужное время в нужном месте.

— И ты думаешь... что я... тоже часть этого пророчества? — смутился Мыш.

— Не знаю. Промысел богов тёмен и непредсказуем. Мы можем только выбирать из того, что есть. И я выбрал тебя, а уж что там будет... Посмотрим. А чтобы увидеть, надо выжить.

— И ты уже знаешь, как это делать?

— Примерно. В первую очередь мы не должны слишком подолгу сидеть в городах, где все вольные на учёте у Церкви. В идеале нам стоит побыстрее завести детей, и тогда меня точно не заберут — надо же их содержать! — но ты ещё слишком мал и слаб для этого. Тебя надо сначала подкормить и подлечить — я не хочу, чтобы у наших детей, если они будут, было плохо со здоровьем.

— Из-за меня? Как так может быть? — нахмурился Мыш. — Ты же такой здоровый... Или ты боишься, что всё дело в нашем проклятии?..

— Мы не проклятые, — посуровел Геральд. — Выкинь эту глупость из головы. А что касается тебя... Представь себе — хорошее зерно бросают в истощённую, а то и отравленную землю. Прорастёт ли такое зерно?

— Нет? — неуверенно предположил Мыш.

— Нет, — кивнул Геральд. — А если и прорастёт, то росток быстро погибнет, не успев дать плод. Ты — это и есть та самая земля, а я — хорошее зерно. Я здоров, а ты очень истощён. Ты же сейчас лёгкий, как пёрышко! И если ты всё же решишь стать моим полностью, а потом родить мне детей, то сначала должен стать крепким и здоровым, а на это нужно время. Заодно ты дозреешь и подрастёшь — если ты будешь вынашивать детей, когда сам ещё только растёшь, то это тоже может аукнуться не самым хорошим. Я этого не хочу.

Мыш задумался.

— А я могу отказаться рожать тебе детей?

— Можешь. Но тогда нам придётся постоянно жить в дороге, чтобы не попасть под раздачу. Ведь если я не попаду на войну с Альхейном, то могут отправить на войну с другой страной. Не всегда получится отвертеться. Мы, конечно, всегда можем разойтись в разные стороны, но я не могу тебя отпустить до тех пор, пока не научу тебя жить самому, без меня. Поэтому я сам был рабом почти десять лет — Резенхайм учил меня.

— И чему ты хочешь меня учить?

— Сначала грамоте — читать, писать и считать. Это очень полезно, особенно сейчас. Ещё я хочу научить тебя защищаться — эта наука обязательно тебе пригодится, ведь ты очень вкусно пахнешь даже сейчас.

— А я смогу? — нахмурился Мыш.

— Сейчас — нет, а когда подрастёшь и окрепнешь — вполне. Есть приёмы, которые легко сможет использовать любой омега. Ты очень смелый, и тебе будет достаточно не растеряться, чтобы применить хоть один. Резенхайм сказал, что с годами ты будешь становиться упрямее и злее. Что твои бывшие хозяева не смогут тебя укротить. Это значит, что с годами твой дух укрепится, и это тебе очень поможет.

— Он и мне что-то такое же сказал, пока тебя не было, — вспомнил омежка.

— Это внушительное подспорье для омеги. Да, ты довольно слаб и настоящим воином не станешь, но того, чему я хочу тебя научить, должно хватить, чтобы ты смог высвободиться и убежать. Это уже немало. А если ты ещё научишься думать, предугадывать, что твои враги сделают, и обводить их вокруг пальца, то ты легко их одолеешь. Это будет посложнее — ведь не всегда можно сразу понять, что тот или иной человек сделает, но у тебя уже есть средство, которое будет тебе помогать.

— Какое?

— Твой нюх. Тебе только надо научиться правильно им пользоваться.

— Нюх? — Мыш вспомнил, как проснулся среди ночи и вдыхал запахи новых хозяев, которые наводили чувство безопасности и спокойствия. И то, как его притягивал к себе спящий альфа, под боком у которого спалось куда лучше, чем на более удобной постели. И Резенхайм сказал, что запахи важны. И Геральд это подтвердил, спросив его мнения в харчевне. — Но почему у меня такой нюх? Почему вы мне показались хорошо пахнущими, а другие, которых я встречал — не омеги — казались мне вонючими? Мне говорили, что это из-за того, что я проклятый, и потому чую всё не так, как есть.

— Кто говорил?

— Один из хозяев приюта, в котором я жил до Фаулера. Он пах так плохо, что меня тошнило каждый раз, как я его видел.

Геральд улыбнулся.

— Самый внятный ответ на эти вопросы дают альхейнцы. Этому же учил меня Резенхайм, и я не раз убеждался, что в этом больше смысла, чем в том, чему учит Церковь. Но эти ответы противоречат тому, что говорит Церковь, и потому они стараются уничтожить это, чтобы в них никто не усомнился.

— А ты мне расскажешь? — заинтересовался Мыш.

— Расскажу, только на ходу это делать не совсем удобно. И ты можешь верить мне или не верить.

— Как это? — растерялся Мыш.

— Так. Ты не обязан верить всему на слово и слепо. Никто не обязан. Но во что-то верить надо, иначе и жить-то не захочется. В Альхейне по этому поводу говорят: "Ничто не истина, всё позволено, но всё оставляет свой след."

— Я... не понимаю.

— Я тоже не сразу понял. На это потребовалось время.

— Тогда... я буду просто верить в тебя, — слабо улыбнулся Мыш.

— Но это не значит, что ты должен молча смотреть мне в рот и беспрекословно слушаться, — напомнил Геральд. — Мы равны. И если тебе что-то не понравится, то говори сразу, а мы подумаем, что с этим делать.

— Мы? — Улыбка омежки стала светлее.

— Мы, — шире улыбнулся в ответ Геральд. — Ты и я. Мы. Вместе. Пока ты не решишь уйти.

— Куда?

— Хоть своей дорогой хоть на небеса. Время покажет. Ладно, идём дальше, а то сейчас темнеет рано, похолодает, а до ближайшей деревни идти и идти.

Мыш кивнул и задёргался, прося опустить его на землю. После чего уверенно взял мужа за руку, и они пошли дальше, растаптывая грязный тракт.

До деревни с именем Мышовка они добрались уже ночью. Мыш основательно продрог, Геральд подбадривал его, и когда впереди показался едва заметный в потёмках шпиль местного храма Троицы, под которым горел крохотный огонёк, омежка едва не упал без сил. Весь день он старался мужественно идти сам, однако силы кончались очень быстро, и Геральд снова брал его на руки.

— Ты молодец, Мышонок, — похвалил мальчика альфа. — Скоро будешь легко выдерживать такие переходы, когда дороги очистятся. Не всё сразу.

— Меня зовут Сати, — угрюмо огрызнулся омежка. — Забыл?

— Не забыл. Но для меня ты надолго останешься Мышонком. Как когда-то я был глупым щенком для Резенхайма.

— Он так часто тебя так называл? — перестал обижаться Мыш.

— Очень часто. И это было вполне заслужено. И разве тебе не нравится, когда я называю тебя Мышонком?

— Не знаю, — дёрнул плечом Мыш. — Не понял ещё. Но у меня теперь есть имя!

— И при всех я буду тебя называть по имени. Пусть видят, что ты свободный омега. А "Мышонок" пусть останется только для нас с тобой. Идёт?

— Идёт, — вздохнул омежка, мечтая только о тёплой комнате и сытном ужине в местном трактире.

Деревня уже спала. Над вывеской местного трактира "Мышиный угол" тоже горел тусклый огонёк. Увидев вывеску с названием, Геральд показал на неё.

— Вон там написано "Мышиный угол". А сама деревня называется Мышовка. Прямо имени тебя! Забавно, верно?

— Там так и написано? — Мыш попытался разглядеть, на что показывал муж, но не смог — омежьи глаза не были приспособлены для такой темноты.

— Ага. Утром сам увидишь. Идём.

На стук вышел несколько заспанный омега и заметно оторопел, увидев гостей.

— Простите, что побеспокоили так поздно, почтенный, — заговорил Геральд, — но нам нужно где-то отдохнуть с дороги. У вас найдётся свободная комнатка?

— Да, конечно... — Омега, судя по запаху, уже перешагнул порог детородного возраста. — У вас деньги-то есть?

Геральд достал из сумки кошель и потряс им. Услышав звон монет, омега смягчился.

— Хорошо, — сказал он, пропуская постояльцев, — а то хозяин в долг пускать на ночлег запретил. Налоги растут, понимаете ли...

— Я понимаю. Благодарю.

Омега зажёг свечу у стойки, оглядел гостей и замер, увидев пятно на лице альфы. А когда Геральд снял с головы шапку, и его длинные волосы рассыпались по плечам, нахмурился.

— Почему такой лохматый?

— Нравится. Не беспокойтесь так, уважаемый...

— Рональд.

— Уважаемый Рональд, я не сбежал с каторги. И мы не разбойники с большой дороги. Мы просто путники — ходим по стране и ищем работу. Меня зовут Геральд, а это мой муж Сати.

— Вольные? — смягчился Рональд.

— Да. И бумаги при нас.

— Вы, верно, проголодались. Я разогрею остатки. Устроит?

— Вполне.

— Свободная комната только на чердаке, — предупредил омега.

— Ничего страшного. Сколько будет стоить ночлег?

Пока супруги ждали горячий ужин, Геральд растопил печурку, которую сложили в небольшой чердачной комнатке. Тот, кто её строил, был отменным мастером и даже вывел трубу над слуховым окошком. Геральд зажёг свои свечки, утвердив их в старой глиняной плошке на маленьком столе, а Мыш устало повалился на единственную кровать, которая заняла почти половину всей комнатки.

— Тесновато тут, — заметил омежка.

— Чердак разделили на несколько комнат, да и маленькую комнатку обогреть проще, — объяснил альфа. — Похоже, что один из хозяев в какой-то момент решил чердак переделать, чтобы можно было пустить больше постояльцев. И сделано всё достаточно толково.

— Правда? Откуда знаешь?

— Я не раз работал на строительстве домов — и деревянных и каменных. Если будет нужно, то смогу построить дом и сам. Наверно, вход в другие комнатки пробили с другой стороны дома и сделали лестницу.

— А как ты это понял?

— По размерам чердака. По этой стенке видно, — Геральд показал на дощатую стенку напротив слухового окошка, — что её поставили позднее. Да и крыша довольно большая, а комнатка маленькая. Значит, есть ещё, раз решили сделать эту. Лестница в эту комнату только одна, как и дверь, других дверей нет, коридора тоже, а в другие комнаты надо как-то заходить. Значит, выходы прорубили с другой стороны. Если утром выяснится, что я прав, то мастер, который всё это делал, заслужил похвалу. Надеюсь, ему хорошо заплатили за работу.

— Ты такой умный! — восхитился Мыш, садясь прямо.

— Научился. И ты можешь научиться. Скоро станет тепло. Ты ведь не будешь возражать, если мы будем спать на одной кровати?

— Не буду, — зарумянился омежка. — Ты же тоже устал за день... Не будешь же ты каждый раз спать на полу?!

— Спасибо, Мышонок. Расцеловал бы тебя за твою заботу, да не смею.

— Почему?

— Тогда ты не хотел.

Мыш вспомнил попытку среди торговых рядов Ажана, и ему стало стыдно. Геральд не собирался делать ему плохо. Да и он так хорошо пахнет... И чего тогда отвернулся?

Остатки были очень недурны, и изрядно проголодавшийся Мыш не жаловался. Рональд посмотрел, как постояльцы уписывают поздний ужин, и покачал головой.

— Странные вы.

— Почему? — полюбопытствовал Геральд.

— Я редко вижу пары, которые бы... — Омега замялся и отвёл взгляд.

— Которые что?

— Которые бы так хорошо пахли, — тихо признался Рональд.

— Донесёте местному канонику?

— Нет, — ещё тише ответил Рональд. — Не хочу. Может, вы и выглядите подозрительно... но я не хочу на вас доносить. Тем более, что наш каноник очень суров. У нас как-то появилась похожая пара, так их чуть не сдали епископу из Ажана — омега победил одного из наших силачей.