Кабуто полез в карман, вытащил несколько сложенных вчетверо листков бумаги и начал рассказывать, время от времени сверяясь со своими записями:
— Ей сейчас около тринадцати лет. Более точного возраста узнать не удалось, потому что ее подобрали в лесу. Похоже, родители просто выбросили ненужного ребенка на съедение зверью. Судя по всему, характер у нее был поганым еще тогда, поэтому зверье ею травиться не пожелало. Разведывательная команда шиноби Листа, найдя ее в окрестностях Страны Риса, принесла в Коноху. В медицинском центре ее обследовали и не обнаружили никаких особенностей, кроме татуировок по всей спине. Которые, кстати, растут вместе с нею. Сделать генетические анализы никто не додумался. Хокаге решил, что ребенка не стоит выбрасывать за ворота и пристроил в одну бездетную семью. Там ей и дали имя и фамилию — Ибогами Рена. Возможно, семья подобралась не совсем благополучной, потому что ребенок часто был весь в синяках, но приемные родители на вопросы медиков всегда отвечали, что девочка просто слишком активна и часто падает. Причин не верить им не было.
— Душещипательная история. Ты что-то по сути узнал? — перебил его Орочимару. Он послюнил палец и осторожно собрал немного пыли с того места, где стояла Рена, потом взял на язык и растер по небу.
— Подождите, Орочимару-сама, дальше будет интереснее. Когда девочке было шесть лет, как раз разразилась война между несколькими деревнями, в которой Коноха участвовала в том числе. Во время одной из стычек, в которой девочка принимала уже живейшее и, надо сказать, весьма эффективное для ее возраста участие, погибли оба ее приемных родителя. Очень странно так погибли — у обоих были вырваны глотки вместе с шейной частью позвоночника. Головы висели только на лоскуте кожи и паре жил. Вам это ничего не напоминает?
— Напоминает, — улыбнулся Орочимару. — Похожим способом она убила нескольких придурков на этом экзамене.
— Я тоже об этом подумал, — с поклоном ответил ему Кабуто. — Стало быть, в ее новой семье действительно не все шло гладко. К их смерти девочка отнеслась философски, в новую семью идти отказалась и стала законной владелицей небольшого, но прибыльного имения на окраине деревни.
— Которого именно?
— В саду этого имения бьет горячий источник. Не очень мощный, но с хорошей, целебной водой. Имение на самом отшибе стоит, уже можно сказать, что за чертой города.
— Ага, вспомнил, — кивнул Орочимару. Достав из кармана бумажный пакетик для образцов, он собрал в него еще немного пыли, после чего аккуратно свернул и спрятал. — Продолжай.
— Использовать имение как источник дохода Рена не стала, живя на проценты от скопленных деньг семьи. Самостоятельно поступила в Академию и закончила ее в течение пяти лет. Потом начала зарабатывать сама.
— Не рановато ли? — удивился Орочимару.
— У меня есть выписка из книги учета курсантов Академии. Там есть дата зачисления и окончания. Смотрел я и ее аттестационные листы.
— И как?
— Закончила экстерном. Очень хорошие результаты, но есть и гораздо более выдающиеся экземпляры.
— Похоже, мое сокровище не хочет привлекать к себе излишнего внимания.
— Я тоже так подумал. А вот потом порылся в ее личной медицинской карте и нашел еще кое-что интересное. Наконец-то медицинский корпус заинтересовался столь стремительными успехами и таки санкционировал необходимые генетические анализы. Ее геном настолько перекрученный и мутированный, что человеком это существо сложно назвать даже с очень большой натяжкой.
— Почему? — еще сильнее заинтересовался Орочимару.
— Во-первых, взять у нее кровь — это уже проблема — тело заживает настолько быстро, что игла врастает в кожу, еще не дойдя до вены. Кровь смогли взять, лишь когда глубоко вскрыли сосуды на локтевом сгибе. Во-вторых, в геноме у нее не две цепочки ДНК, что характерно для всех нас, а двенадцать пар!
— Ого, зачем ей столько?
— Не знаю. Одна цепочка — обычная человеческая, остальные кодировкой отдаленно напоминают цепочки рептилий. Только рептилий высокоразвитых и сложных. Возможно, змей.
Орочимару задумался. Тревожная складка залегла у него между тонких бровей.
— Что еще узнал?
— Занимается самостоятельно, своего наставника у нее нет, как и группы. Выполняет миссии с щекотливым подтекстом — берет все, не глядя, даже откровенно дурнопахнущие. Часто выступает в роли шпионки или убийцы. Ни одного провала. Родственников, друзей нет, да и каких-либо привязанностей тоже. Стремления продвинуться в иерархии власти тоже нет. Даже удивительно, почему она захотела участвовать в экзамене. Звание генина совершенно не было помехой при выполнении поручений, потому что заказчики все равно не знали исполнителя. Возможно, по бумагам там вообще фигурировали другие имена.
— Хочешь сказать, что она не амбициозна?
— Нет. Хочу сказать, что власть ее не интересует.
Орочимару вздохнул и поднялся на ноги и отряхнул с пальцев невесомый пепел, оставшийся от телепортационного дзюцу Рены.
— Я же говорю, что она — сокровище этой деревни. А скоро станет моим сокровищем. Ты хоть представляешь, насколько интересно она устроена внутри?
— Мне думается, что она может стать обузой, а ценность ее все же сомнительна. Девочка не принадлежит ни к мощным кланам, ни к древнему роду.
— Кабуто, не разочаровывай меня. У нее в генетике затесались рептилии, а я так люблю змей.
Кабуто ничего не ответил, но, похоже, остался при своем мнении.
Тем временем Рена мчалась обратно в Башню, непристойно, виртуозно и самозабвенно обругивая себя за слабость, несдержанность и притяжение.
Она была раздраженная, заскучавшая и усталая. Эту ночь она решила провести во сне — учитывая все случившееся, ей просто необходимо было выбросить из головы все мысли, срезав несколько часов жизни. Да и вдруг что-то хорошее приснится.
Глава 11. Старая история
Глава, в которой Рена дает слабинку и рассказывает об истоках своей бесноватости, но, впрочем, врет как всегда
Четвертый день ожидания пролетел незаметно. Его Рена провела, скучая. Гаара после того разговора старательно делал вид, что вообще ее первый раз видит, и Рену это только устраивало. Так в бесполезных шатаниях с места на место и пролетел день. Этой ночью она опять спала, и никто ее не беспокоил.
Наступило утро пятого и последнего дня второго этапа. Сегодня к вечеру все должны были собраться и продолжить экзамен.
Нейджи, видя, насколько подрывается боевой дух команды, предложил устроить тренировку. Во время исследования башни Ли нашел симпатичный небольшой зал из синего гранита и дерева. Несколько грубых скамей под стенами, вереница узких длинных окон да натянутые под потолком тончайшие нити, хаотично и сложно запутанные, — вот и вся обстановка. Сразу после завтрака ребята собрались в немного темном, но прохладном и свежем помещении.
— Что это за место? — удивленно спросила Тен-Тен, рассматривая путаницу нитей.
— Я думаю, что один из тренировочных залов, — ответил ей Нейджи, присаживаясь на скамью и упираясь спиной в стену.
— Но он такой маленький! — возразила Тен-Тен.
— А больше и не надо, если проводить индивидуальную тренировку или невинный спарринг, — спокойно сказала Рена, также задрав голову и любуясь кружевом на высоте пяти метров.
— Так давайте воспользуемся возможностью и слегка разомнемся, — предложил Ли. — Мы ведь не знаем, что они нам предложат делать дальше, а держать себя в форме просто необходимо.
— Я только за, — посмотрев на него, сказала Рена. — Как ты думаешь, может, нам разбиться на пары?
— Ну... Не хочешь еще раз со мной немного попрыгать? — невинно спросил Ли и с хрустом сжал кулаки.
— Почему бы и нет? — с воодушевлением ответила Рена. — Только я тебе прошу, в этот раз сильно мне фасад не порть.
— Договорились, если только сама не подставишься.
— Ребята, вы только не увлекайтесь — никаких травм и излишнего расхода энергетического резерва. На следующем этапе нам, возможно, понадобится воспользоваться всеми своими запасами, — вставил свое слово Нейджи.
"Хотела бы я посмотреть на ситуацию, которая принудит меня воспользоваться всем, что у меня есть, — подумала Рена, — это слишком много для попутного совмещения с жизнью".
— Мы будем очень аккуратно, — пообещала Рена. — Правда, Ли? К тому же мы можем посмотреть, насколько у него восстановилось чувство равновесия за эти дни.
— Конечно! — ответил тот, подпрыгивая на месте от предвкушения тренировки. — Это ведь тоже очень важно, Нейджи.
— Тен-Тен, милая, отойди в сторону — невзначай мы можем тебя задеть, — обратилась к ней Рена.
Тен-Тен фыркнула и, задрав нос, села рядом с Нейджи.
— Начинайте, — предложил он, недовольно глядя на пышущие энтузиазмом физиономии.
— Нападай.
Драка получилась красивой — Ли наносил удары несильные, но с неожиданным для его характера и поведения изяществом, двигался стремительно и гибко, не давая Рене расслабиться. Она же в полной мере получала удовольствие от спарринга, стараясь поддержать хореографию боя и выполнить все приемы наиболее эстетично привлекательно. Бой продолжался около часа, пока им обоим не надоело танцевать вокруг да около и они не начали колошматить друг друга всерьез. Возможно, дело кончилось бы не очень красиво, но Нейджи вмешался и остановил затянувшийся бой.
— Вы и с врагами так плясать будете? — хмуро спросил он.
— С врагами не танцуют. Врагов мочат в сортире, — со смехом ответила Рена. — А мы с Ли просто разминаемся. А для этого не нужно драться так, как будто пора кого-то убивать.
— Ты ненормальная! — надменно бросила Тен-Тен. — Я вообще удивляюсь, как с таким антисоциальным поведением тебя не выгнали из деревни.
Рена рассмеялась:
— Деточка, а ты уверена, что имеешь право меня осуждать?
— Да, уверена! — ответила она.
— И по какому праву?
— Я лучше тебя знаю, что хорошо, а что плохо. Ты же ведешь себя как сумасшедшая бандитка!
Иронично задрав бровь, Рена смотрела на существо, которое заявляло, что лучше нее знает о жизни, при этом никогда с ней не сталкиваясь.
— Тен-Тен, ты несешь несусветную чушь, — заметил Нейджи, который тоже оказался солидарен с невысказанным мнением Рены. — Давай лучше тоже немного подвигаемся.
Она фыркнула, но согласилась.
— А я, пожалуй, пойду, — зевнув, сказала Рена. — Скучно мне тут.
— Ты куда? — чуть более заинтересованно, чем стоило, спросил Нейджи.
— К любовнику, — не задумываясь, ответила Рена, помахав всем ручкой.
Ответа за хлопнувшей за спиной дверью она не услышала.
Тренировка съела большую часть утра, и часы ожидания сокращались, но Рена все равно маялась от тоски и не знала, куда себя деть. Так всегда было — она могла сутками сидеть в засаде неподвижно и беззвучно, она могла месяцами выслеживать добычу, но, черт возьми, она не могла жить, когда совершенно нечем было занять свои мысли и тело. Это ее раздражало и расстраивало, всю ее начинала бить нервная дрожь, и хотелось делать хоть что-то, даже если это что-то подразумевало отгрызать себе пальцы и обрубками на стене рисовать детские картинки. Поэтому, не мудрствуя лукаво и не дожидаясь, пока не станет еще хуже, она помчалась хорошо проводить время куда-нибудь в тенечек и подальше от остальных.
Как и в прошлый раз, она выбрала дерево поразвесистей и устроилась на удобной широкой ветке, привалившись спиной к стволу, поросшему мягким мхом, забила косяк, закурила и подумала вслух:
— А почему это мне, собственно, скучно? Я же всегда могу поиграть с Сестрами.
Докурив косяк, она спрыгнула на землю на небольшую укромную полянку, словно созданную для того, чтобы сходить с ума от безделья. Бросив сумку под ближайший куст, она уселась поудобнее и закрыла глаза. Медитация без помощи Сестер всегда была ее слабым местом — Рене было очень сложно успокоиться и выбросить из головы все мысли. Под воздействием наркотиков это получилось очень быстро и даже приятно.
Все вокруг изменилось. Мир поплыл и исказился, казалось, что вся Вселенная пульсирует в странном ритме ее собственного сердца и сердец всех остальных живых тварей. То, что звучало вокруг ее сознания, мелодией было трудно назвать, но это было идеально подобранной последовательностью звуков и смыслов. Непроизвольно все тело Рены изогнулось и подстроилось под этот пульсирующий ритм, поднимая ее на ноги. Изгибы хребта, покачивания бедер, взмахи рук, то резкие, то плавные; голова и плечи, ноги и живот — все двигалось в собственном ритме, при этом чудом не теряя гармонию со всем остальным. Каждая поза, которую принимало ее тело, если взять в статике, была нелепой и явно неудобной, но движение вдыхало жизнь и эмоции и впечатляло. Взмокшая от пота одежда облепила тело, волосы растрепались и рваным покровом вились вокруг фигуры Рены, глаза закатились так, что только узкие белые полоски склер выглядывали из-под век, по подбородку текла пена вперемешку с кровью от нещадно искусанных губ, а дыхание, рваное и смешанное со стонами, цедилось сквозь зубы.
Мысли и чувства исчезали, плавясь, как куски сливочного масла на сковородке, стекая и смешиваясь по граням ее Я. Все, чего хотелось и возможно было делать, — это слиться воедино с миром и биением, двигаться с изначальным колесом Вселенной, каждой клеточкой тела чувствуя Ее требовательный ритм и ось Ее, проходящую через макушку и тело, как сквозь бусину. Рена чувствовала резонанс с миром, не одну ноту, а чудесные гармоничные аккорды, разлитые в пространстве. Вселенная пронизывала мир и управляла им через симфонию энергии и потенциалов. Постепенно напряжение нарастало, и тело Рены, пытаясь соскочить со Спицы Вселенной, изгибалось и билось с неестественной и извращенной страстью, которая должна была быть недоступна ее возрасту, но которая изливалась в каждом движении и стоне. Казалось, что это продолжается вечность и еще вечность продлится — в этом мире не было ни усталости, ни времени, ни скуки. Рена не хотела видеть, чувствовать, понимать и принимать всю эту гармонию, чувствовала, что такие, как она, нарушают чистоту звучания, врываясь фальшивыми нотами в безупречную логику мира. В какой-то момент ее Сестры не выдержали происходящего и продрались сквозь ее кожу, чтобы присоединиться к ее танцу и созерцать мир, но все же не пытались полностью покинуть ее тело. Теперь Рена была уже окружена вихрем из гибких змеиных тел, росчерков матовой и разноцветной чешуи, шипением и нежными касаниями раздвоенных языков к лицу, шее и сердцу.
— Сестры мои! — не выдержав, закричала Рена. — Сестры!!! Больно!!!
Сестры не отвечали, лишь шипением ласкали ее слух, а телами — кожу, заставляя ее кровавыми лохмотьями сползать с плоти, пропитывая одежду сукровицей. Напряжение нарастало все быстрее, как снежная лавина, погребая Рену под собой. Она захлебывалась от перегруженного восприятия, она больше не могла ощущать весь этот узор со все возрастающей четкостью. Неожиданно все закончилось в один момент — она просто упала на землю и забилась в судорогах. Мышцы свивались узлами, пытаясь стряхнуть с себя чувство вибрации, которое она до сих пор воспринимала. Из прокушенного языка обильно потекла кровь, смешиваясь со слюной в грязную бурую пену. Сестры втянулись в тело и вновь застыли цветными рисунками с иронично поблескивающими глазами.