Тотем Змей. Доказать свою верность

Вместо пролога.

Это случилось когда-то очень давно. А возможно, этого никогда не было вовсе... Но речь пойдет даже не о времени, суть которого не важна. Важно само действие. А вы уж решайте сами, где вымысел, а где — правда.

Во времена героев, во времена демонов, во времена любовниц, менявших мир и границы, и поэтов, перекраивавших людские души, существовало несколько сообществ людей, не совсем людей, не совсем демонов и демонов. Таких разных объединяло одно — они были воинами. Их мир вращался только вокруг чести, отваги и смерти.

Мастера высочайшего уровня — они путешествовали по миру, сражались, убивали и бывали убиты, любили и рождали детей. Среди них было девять особенных воинов. В каждом из них еще в утробе матери были запечатаны демоны-звери — Биджуу. Эти дети получали невиданную силу, невиданные способности и гнет ненависти тех, кто боялся запечатанных в них демонов. Называли этих несчастных Джинчуурики. Каждый Джинчуурики проходил через те испытания, которые мир считал должным им послать. Жизнь их никогда не бывала простой — алчность охотников и правителей, страх и презрение тех, кому судьба не оказала чести прожить свою жизнь вместе с Хвостатым Демоном. Дорога их никогда не была выстлана лепестками роз. Но судьба всегда улыбается только тем, кто готов бросить ей вызов и ответить за вызов всей своей жизнью.

Многие из них гибли от рук охотников за властью и силой, от рук любимых и родных. Хотя яркая короткая жизнь определенно лучше пыльной вечности. И вот однажды Те, Кто Свивает Нить, вновь возненавидели определенность, и им захотелось посмотреть на что способны Их дети без наставлений... Ведь вечность — это так долго, и ей тоже может стать скучно.

* * *

(Тайные архивы АНБУ Конохи. Раздел 6, Подраздел 17, Дело 347-ИР (дело не подлежит полной архивации))

Имя — Ибогами Рена.

Пол — женский.

Возраст — 13 (?) (точная дата рождения требует уточнения).

Биометрия:

Рост — 160 см.

Вес — 45 кг.

Телосложение — худощавое, акселерация по женскому типу.

Глаза — цвет не определен. Отмечается частая полихромия. Зрачок — полиморфный. Взаимосвязи между цветом радужки и формой зрачка не найдено. (Требуется уточнение морфологии. Запрос в медицинский корпус подан согласно внутреннему протоколу.)

Лицо — правильные черты, угловатое. Выраженный лицевой скелет. Губы тонкие. Выраженная гипертрофия глазных клыков. Волосы длинные, сине-черного цвета с седой прядью от правого виска до кончиков волос шириной в три пальца.

Особые приметы — на спине цветная татуировка в виде клубка из десяти змей, чьи тела переплетаются и заходят на бедра, плечи, руки и живот. На левой щеке длинный тонкий белый шрам, ориентированный от носа до уха, средняя треть скулы.

Краткая биография: тринадцать лет назад была найдена патрулем (со слов патрульных, были привлечены стабильной пульсацией чакры без объективных на то поводов) в густом лесу в окрестностях Страны Риса. Из взрослых никого рядом не было. Судя по всему, кто-то просто избавился от нежеланного ребенка, надеясь, что звери прервут его мучения. На удивление нашедших ее шиноби, уже тогда у девочки система чакры была структурирована. Ребенка забрали в Коноху и отдали на воспитание в одну из семей после медицинского обследования. На момент осмотра татуировка уже была. Патофизиологических сдвигов не обнаружено. Первый класс по оценке здоровья. Выбор специализации — без ограничений.

Девочке было дано имя Рена и фамилия приемных родителей — Ибогами. Внесена в реестр жителей согласно протоколу учета населения. Во время конфликта со Страной Камня (подробный отчет см. в соответствующем разделе) приемные родители погибли при невыясненных обстоятельствах (протоколы вскрытия см. соответствующие дела). Рена Ибогами осталась одна, от новой приемной семьи отказалась (официальный отказ см. в приложениях к данному делу). Спустя три месяца самостоятельно поступила в Академию. Закончила экстерном с прекрасными результатами (копия аттестата зрелости см. в приложениях к данному делу). Состоит на учете медицинского корпуса под подозрением на улучшенный геном. Требуется контроль и сбор дополнительных данных.

ВНИМАНИЕ: Уполномоченные рангом обязаны дополнять дело по своему усмотрению.

Находится под пристальным вниманием спец служб АНБУ. Возможно, одержима демоном, но доказательств данного факта не имеется.

Что пока не вошло в досье и вряд ли когда там появится:

Наследственность — обладает пренатальным улучшенным геномом и рядом постнатальных модификаций тела. Место проведения модификаций неизвестно.

Является первой сознательной и тридцать шестой реинкарнацией носителя Уробороса.

Биологические родители — неизвестны.

Глава 1. Знакомтесь — это хамка!

Глава, в которой мы познакомимся с одной нахальной особой

Несколько дней до начала экзамена на звание чуунина.

— Как это я не могу принимать участие в экзамене?! — вопила молоденькая девушка, почти ребенок, яростно стуча кулаком по столу Третьего Хокаге Конохи и пылая праведным гневом. — Хокаге-сама, вы издеваетесь?! Неужели я со своим уровнем должна всю жизнь оставаться в самом отстойнике только из-за капризов старого маразматика?!

Старик, сидящий в кресле, взглядом послал двух охранников из АНБУ за дверь, когда они хотели вмешаться и оттащить взбешенную посетительницу от стола их любимого начальника, пока она не кинулась на него с кулаками. Он миролюбиво посасывал мундштук своей старой, уже порядком потертой и местами потрескавшейся трубки и из-под полей шляпы с любопытством и нарастающим раздражением изучал беснующегося перед его столом генина.

— Рена, успокойся, пожалуйста, — спокойный голос нисколько не охладил пыл девушки.

— Пока вы мне не объясните причину, я и не подумаю угомониться! — Рена добавила пару десятков децибел в вопль, от чего Хокаге, который и так, несмотря на свой почтенный возраст, не жаловался на слух, поморщился и непроизвольно потер ноющие волосатые уши. Маленький бесенок снова грохнула ладонями по столу, веером разметав лежащие на нем свитки по всему полу.

— Рена! Ты позволяешь себе слишком многое! Если ты не заткнешься, я запечатаю твой язык на неопределенный срок! Ты можешь помолчать хоть минуту? — наконец не выдержал Хокаге, который уже был готов сам начать лупить по столу ладонями. Лишь необходимость держать лицо заставила его крепче вцепиться в столешницу.

Ибогами Рена, которая, собственно, и была источником невыносимого шума, от злости только и могла что с красным перекошенным лицом кривить тонкие губы и сжимать кулаки до белых костяшек, впиваясь длинными острыми ногтями в ладонь. Наступила тишина, и слышно было, как от недавних криков тихонько потрескивают стекла в окнах и тихо матерятся АНБУшники за дверью, горя желанием вышвырнуть ее куда подальше и желательно навсегда.

— Вот и хорошо, — Хокаге кивнул и откинулся на спинку кресла. — А теперь послушай меня. Я не могу допустить тебя к экзамену по той причине, что он рассчитан на группы. А ты, благодаря особенностям своего характера, не только без группы, но и без своего наставника. Стало быть, это грубо нарушает правила проведения экзамена. Основное правило первого этапа — это умение работать в команде, а ты его просто игнорируешь. Недопустимо! Ты можешь понять настолько простые вещи?

— Это не повод! Я достаточно сильна, чтобы обойтись без напарников. А из-за своего уникального наследства мне наставник ну совсем не нужен — все равно он не сможет мне ничего дать. И вы это знаете, возможно, лучше меня. Кого бы вы мне ни нашли — он не сможет обучить меня техникам, которые связаны с моими способностями. Или вы в состоянии найти еще одного такого же выродка, как я? — Рена скрестила руки на груди и упрямо выпятила острый подбородок.

— Ошибочное мнение, моя дорогая. Ты не можешь всю жизнь пронести на своем лбу знамя гордого индивидуалиста. Рано или поздно ты поймешь, что быть одиночкой — это очень тяжело, да и не выгодно, если честно. Поверь моему опыту, — Хокаге еще больше откинулся на спинку кресла, принимая расслабленную позу, и, глядя в потолок, выдохнул клуб ароматного дыма. — К тому же, причисляя себя к ублюдкам и выродкам, ты совершаешь глупейшую ошибку своей жизни.

Рена фыркнула, приняв позу "попробуй меня убеди!".

— Ну и что вы предлагаете? Вечно застрять на этом уровне генина? Вам не жалко так расточительно относится к моему ресурсу? Особенно после той славной истории два года назад. Помните — лаванда и чудесные предпочтения? Я помню, вы тогда были под впечатлением, когда читали отчеты.

Хокаге вздохнул и помолчал, обдумывая что-то, опустив глаза.

— Если тебе так уж хочется участвовать, то я могу временно пристроить тебя к какой-нибудь группе четвертом членом, — выдавил он явно через силу. — И только на время экзамена. Ты пройдешь по документам вместе с ними. Но при нескольких очень важных условиях.

Глаза Рены загорелись, и лицо стремительно стало возвращаться к своему нормальному цвету — неправдоподобно белому. В детстве отчим частенько шутил, что ее просто физиономией по меловой стенке повозили, да так оно и прилипло.

— Каких условиях? — она чуть ли не приплясывала от нетерпения, мгновенно сменив настроение с истеричного на азартное.

Хокаге нетерпеливо усмехнулся.

— Во-первых, ты извинишься передо мной за старого маразматика, во-вторых, ты не будешь доводить членов своей временной группы до состояния буйного помешательства, и в-третьих — никаких самостоятельных решений, не согласованных с лидером этой группы. Ни-ка-ких! К тому же не усложняй мне работу в попытках вписать тебя в команду. Я вынужден потребовать неукоснительного следования уставу внутрикомандных взаимоотношений. Надеюсь, ты понимаешь, что мне придется сильно постараться, когда я буду объяснять представителям других Скрытых Селений, почему Коноха выставляет на экзамен команду, в которой на одного человека больше, чем в других. Не давай им повода усомниться в законности твоего присутствия и веди себя как под протоколом судьи. Ты поняла меня?

Рена, хоть и обладала вспыльчивым и вздорным характером, все же умела понять, когда нужно пойти на маленькие уступки, чтобы добиться своего. Поэтому она тут же превратилась в самого раскаивающегося в своем поведении человека и, отойдя на пару шагов от стола, опустилась на колени и низко поклонилась, преувеличенно громко треснувшись лбом об пол.

— Прошу прощения, Хокаге-сама, за мой несдержанный язык. Я глубоко заблуждалась, оскорбляя вас и ведя себя непочтительно. Для меня будет счастьем, если вы назначите мне любое наказание, дабы я снова вернула ваше расположение.

Хокаге рассмеялся и одобрительно кивнул ей.

— Умница. Что мне в тебе нравится, так это то, что всегда знаешь, когда можно гнуть свою линию, а когда нужно остановиться. Хотя излишняя клоунада тут была совсем не к месту. Ладно, вставай и иди сюда.

Рена шустро вскочила с пола и подбежала к столу Хокаге. Тот, покопавшись в остатках бумаг, выудил один из свитков и, просмотрев его беглым цепким взглядом, сказал:

— Мне кажется, что эта команда тебе больше всего подойдет. Эта группа находится под руководством одного чудаковатого, не особо умного, но вполне трудолюбивого и дружелюбного джоунина Майто Гая. В команду входят Хьюга Нейджи — лидер команды, Тен-Тен и Рок Ли. Хьюга отличается непоколебимым спокойствием, так что, возможно, он сможет пережить тебя пару недель.

— Хьюга? — приподняла изящную бровь Рена. — Тот самый клан, о котором я подумала?

— Именно. Он из младшей семьи, но считается гением своего выпуска. Будь с ним осторожна.

— А что он мне сделает? — пренебрежительно фыркнула Рена.

— Он тебе, может, и ничего — слишком хорошо воспитан, но мне бы не хотелось, чтоб из строя выбыл шиноби такого уровня и с отличными перспективами. Ты меня поняла?

Рена вскинула руки в притворном изумлении и воскликнула:

— Да как вы могли подумать, что я могу причинить вред такому милому мальчику, судя по фотографии? А вдруг окажется, что он — моя судьба, мы влюбимся друг в друга с первого взгляда, поженимся и нарожаем кучу детишек! Причем белоглазеньких! Ну совсем как у снулых селедок! Вы уже сейчас можете подумать о селекции и продаже элитных пород шиноби другим странам! Доход будет колоссальный!

Хокаге рассмеялся:

— Дура ты!

— Значит, я все-таки допускаюсь до экзамена? — на всякий случай решила уточнить Рена.

— Допускаешься. Только учти — никаких ошибок. Ясно? — Хокаге попытался изобразить грозный взгляд, но не смог придать достаточной твердости. Эта девчушка была удивительной и необычной. Она даже смогла завоевать его симпатию и любовь, хотя проблем от нее было вагон и маленькая тележка. Иной раз он ловил себя на мыслях о том, что вред от нее значительно перевешивал всю пользу. Хотя никто не смог оспорить того, что миссии ею выполнялись четко и быстро независимо от степени щекотливости. Даже совершенно дурно пахнущие дела она брала, не поведя бровью. Несмотря на всю ее жизнерадостность, открытость и буйный неусидчивый нрав, глаза у нее были тоскливые и старые. Возможно, из-за этих глаз Хокаге прощал ей многие проступки.

Рена кинулась к нему на шею и звучно поцеловала в щеку.

— Спасибо, джи-джи! А когда и как мне познакомиться со своей, хе-хе, командой?

— Вот сейчас и познакомишься. Только слезь с моей шеи, ладно? — и уже себе под нос буркнул: — Ну никакого почтения к титулу Хокаге!

Хокаге вызвал к себе одного из охранников-АНБУ и велел найти и доставить к нему Майто Гая. Рена тем временем залезла на подоконник и, открыв форточку, невозмутимо закурила, болтая ногами и рассматривая облака где-то далеко в небе.

— Рена, ты не могла бы не курить в моем кабинете? — мягко поинтересовался Хокаге, перебирая бумаги и примеряясь к тяжелому пресс-папье, которое можно было бы запустить ей в голову.

— А почему нет? У вас тут так накурено, что хоть топор вешай, — ответила несносная девчонка, болтая ногами и делая очередную затяжку. — К тому же по сравнению с вашим трубочным табаком мои сигареты — детский лепет! Никто их даже не заметит.

— Рена, ты нарываешься, — с нарастающим раздражением сказал Хокаге.

— А что я? Я ничего! — ответила Рена, но опять-таки и не подумала выбрасывать сигарету.

Тут в кабинет постучался и вошел мужчина в обтягивающем зеленом трико и толстых оранжевых гетрах, высокий, мускулистый, распространяющий вокруг мускусный запах застаревшего пота. О таких говорят, что плохо скроен, но крепко сбит. Смотрелось убого и причудливо.

— Вызывали, Хокаге-сама?

— Вызывал. Гай, эту девушку зовут Ибогами Рена. Временно, а может, и на постоянной основе она передается под твое командование и присоединяется к команде. Ей необходимо пройти экзамен на чуунина. Но, поскольку он только для групп, она пока будет с вами. Если сработаетесь, то она войдет в команду. Думаю, если она укротит свой характер для тебя и твоих ребят, то станет прекрасным дополнением.

Гай с любопытством посмотрел на Рену и, увидев в тонких пальчиках сигарету, завопил:

— А! Она курит! Это недопустимо! Немедленно брось эту гадость, а то тебя покинет твоя сила юности!!!

Рена подняла взгляд на нелепое создание и нарочито медленно поднесла сигарету к губам, делая глубокую затяжку. И только потом соизволила ответить, выпуская дым из ноздрей, превращаясь в маленького ядовитого дракончика.

— А он милый... — с нескрываемой издевкой протянула она и подмигнула своему новому начальнику. — Я думаю, что он многому меня научит. Правда, Гай-сенсей? Вы ведь знаете чему учить девушек?

Гай-сенсей покраснел как маков цвет и даже не нашел, что ответить на такое откровенное хамство, замерев с открытым ртом. Хокаге только вздохнул, привычный к заскокам своей подопечной, хотя ему давно хотелось зашить ей рот суровыми нитками.

— В общем, я надеюсь, что вы поладите. Гай, ты бы не хотел познакомить ее с остальной группой?

— Да, Хокаге-сама.

— Вот и отлично. А теперь идите и не мешайте мне работать. Рена, напоминаю — до первого предупреждения!

Рена спрыгнула с подоконника, затушила окурок в пепельнице Хокаге, увернулась от его оплеухи и выскочила впереди Гая.

— Ну что, Гай-сенсей, пойдем знакомиться с вашей группой? — жизнерадостно провозгласила Рена и повисла не его мускулистом локте, вгоняя и без того смущенного сенсея в еще более алый оттенок.

— Да, пойдем, — слегка запинаясь, ответил тот, пытаясь ненавязчиво стряхнуть с себя нахальную девицу.

Глава 2. Давай подеремся?

Глава, в которой Рена знакомится со своими новыми однополчанами и с ходу демонстрирует свой не хороший нрав.

Знакомиться решили в одном из тренировочных залов. Гай-сенсей мотивировал это тем, что, возможно, Рене захочется размяться и оценить уровень группы, в которой она оказалась. Рена пожала плечами и потянула из пачки еще одну сигарету. Ей, в общем-то, было все равно, когда подраться со своим "одногрупниками" — сейчас или позже. Хотя вероятность того, что начистят морду лица как раз ей, тоже существовала. Нужно было сразу очертить позицию отморозка, иначе позже всем однозначно станет интересно померяться с нею силами. Всегда так было и всегда так будет.

Гай откашлялся и попытался хоть как-то наладить с ней общение:

— Расскажешь о себе? — поинтересовался он, скашивая глаза на малолетнюю нахалку с сигаретой в зубах.

— А что вас интересует? Задавайте вопросы — попытаюсь ответить, — равнодушно ответила она, скользя взглядом по проходящим мимо шиноби и думая о том, кто из них будет лучше смотреться выпотрошенным, а кто — изнасилованным. От демонстрируемой ею в кабинете Хокаге жизнерадостности не осталось и следа. Как будто кто-то просто отвязал веревочки великолепно сделанной маски.

— Сколько тебе лет?

— Наверное, тринадцать, — Рена задумчиво сунула палец в ноздрю и занялась раскопками.

— А точнее? — Гай еще не видел, чем была занята его спутница.

— Не знаю, — палец в ноздре стал орудовать активнее.

— А день рождения когда празднуешь? — подозрительная возня под локтем все еще не привлекла внимания Гая.

— Не праздную, — голос Рены становился все гнусавее, а палец утонул уже до второй фаланги.

— Я раньше тебя не видел. В какой группе ты была? — Гай как раз отвлекся на знакомого и помахал ему рукой, недоумевая, почему тот поперхнулся надкусанным яблоком и надолго закашлялся.

— Коноха хоть и деревня, но достаточно большая. А группы у меня вообще не было, — Рена с удвоенным энтузиазмом шуровала в носу дальше — уж это ей было гораздо интереснее, чем беседа с плохо отмытым мужиком рядом с ней.

— Кто твой наставник? С кем занималась до меня? — Гай все еще недоумевал, почему на него все встречные смотрели с исключительным удивлением.

— Никто. Я занималась в индивидуальном порядке, — Рена поднатужилась и пропихнула в ноздрю палец полностью.

— Ты сама попросила присоединить тебя в мою группу? — Гай начинал подозревать, что надел свой костюм задом наперед.

— Нет. Я просто хотела пройти экзамен, но Хокаге мне запрещал, мотивируя это тем, что я не состою в тройке. Поэтому мы пришли к решению, что я временно присоединяюсь к какой-то группе. Вашу выбрал он, а я просто согласилась. Тем более что я практически ни с кем не знакома, — поколебавшись, она начала проталкивать второй палец в не занятую ноздрю.

— У тебя есть мечта или цель? — задал стандартный вопрос Гай.

— Мечта? — Рена на мгновение задумалась и прикрыла глаза. — Нет, наверное.

— А цель есть?

— Цель? Понять, кто я. И для чего была создана, — задумчиво прогнусавила Рена. — Когда это знание станет мне доступным, то тогда, возможно, появятся и мечты.

— Создана? — Он наконец-то на нее посмотрел.

Зрелище идущей с ним под руку девочки, которая заткнула обе ноздри пальцами и упоенно ими шевелила, впечатлило даже такого бывалого воина, как он.

— Э-э-э... Рена?

— Шта? — пробубнила она, со звучным хлюпаньем извлекая пальцы из носа и с энтузиазмом сумасшедшего ученого рассматривая результат.

— Надеюсь, ты не собираешься это есть? — ляпнул он совсем не то, что собирался.

Рена же, которая собиралась просто достать платок и деликатно вытереть руки, тут же передумала и начала демонстративно обгрызать свои находки.

— А что, тут белка много... Тем более все свое, родное...

Гай позеленел и отвернулся.

— И все же, у всех детей есть родители!

— И чем это мешает идеи того, что ребенка можно не просто зачать, а создать с определенной целью?

— Так не бывает!

— Да ладно, это еще почему? — Рена в раздражении подергала себя за косу.

— Потому что дети — это наше счастье и наследие. Никто не может быть настолько жестоким, чтобы умышленно создавать детей, это же очевидно!

Спорить с идиотом было совершенно бессмысленно, потому что, чтобы спорить с ним, нужно было опуститься на его уровень понимания, а там он бы просто задавил Рену своим опытом, поэтому она промолчала.

Пока они шли через город к полигонам, Гай продолжал нести какую-то чушь, которую Рена слушала вполуха. На одной из улиц по пути к тренировочному комплексу им повстречался мальчишка, который был точной копией Гая, начиная от нелепого зеленого трико с оранжевыми гетрами и заканчивая фанатичным блеском в глазах. Увидев, что Гай идет под руку с какой-то малявкой, парень жутко смутился, но на приглашающий взмах рукой Гая резво подскочил к ним.

Поскольку Рена на память не жаловалась, а краткое досье этой группы успела просмотреть еще в кабинете Хокаге, то без особого труда узнала этого мальчишку. Прищурилась, оценила и ухмыльнулась недобро и многообещающе. "Гений рукопашного боя, интересно, много ли ты можешь?" — подумала она, предвкушая драку. Во рту заранее появился привкус меди.

Гай наконец-то выпутался из цепких ручек Рены и положил руку на плечо парнишки:

— Ли! У меня к тебе поручение, — заорал Гай на всю улицу.

— Да, Гай-сенсей! — еще громче вторил ему Ли, поедая любимого сенсея преданным взглядом.

"У них что, во всей группе такая манера общения? — поморщившись, подумала Рена. — Я этого не выдержу и сломаюсь еще на этапе приветствия".

— Немедленно собери всю группу в тренировочном зале номер шесть! Эта миссия должна быть выполнена в течение десяти минут!

Рок Ли выгнул грудь колесом и заорал:

— Я выполню ее за пять минут!

— Отлично! Вперед! — снова прокричал Гай и одобрительно посмотрел вслед удаляющегося облака пыли. — Это мой любимый ученик! — с гордостью пояснил Рене.

— Угу, я так и поняла! — ответила Рена, которая не могла не заметить феноменального сходства этих двух людей, как внешнее, так и поведения. — Может быть, еще и сын? А то уж слишком похожи.

— Нет! Нас объединяет лишь сила юности и упорный труд!

"А он быстрый... — Рена оценила скорость бега Ли. — Возможно, просто разминкой дело не ограничится. Подготовлю-ка я заранее пару сюрпризов для этого малыша". С этими мыслями она на миг сосредоточилась, снимая несколько ограничителей со своего разума и тела. Внешне ничего особо не изменилось, но ее кости уплотнились и потяжелели, ребра расширились и надежно укрыли не только легкие, сердце и печень, но и селезенку и почки. Да, ради этого пришлось отчасти пожертвовать гибкостью, но в целом дополнительная броня того стоила. Рена с усилием открыла резервные каналы чакры, что дало возможность наполнить током каждую волосинку в длинной косе до пояса. Рена когда-то заметила, что если вокруг волоса пустить два слоя трущейся друг об друга чакры, то охотников таскать ее за косу резко поубавится. Один такой неудачливый шиноби во время какой-то стычки пару месяцев назад потерял все пальцы и полкисти, когда Рена резко дернула головой, выдирая волосы из его руки. Это позволяло ей продолжать носить длинные волосы, которые она так любила, в то время как ее сестры по цеху частенько старались делать себе короткие стрижки. А так они превратились еще и в дополнительное оружие.

Тонкий слой энергии она растопила по всей коже, создавая гибкую броню. Пусть и совсем слабую, но достаточную, чтобы прикрыть от сенсоров тело — теперь мало кто смог бы рассмотреть, где и как функционируют ее каналы чакры.

Помимо прочего Рена закрыла глаза внутренним прозрачным твердым веком, какими обычно щеголяют змеи и любые другие ползучие гады. Глаза превратились в пустые стекляшки — ни проблеска мысли, ни капли чувств. Теперь ее глазастый напарник Хьюга уже не сможет так просто считать по ее глазам манеру боя и предстоящую тактику. Небольшой запас непредсказуемости уже есть, а большего и не надо — все-таки предстояла разборка на уровне песочницы. Бег чакры по ее телу ускорился, но биение сердца замедлилось, дыхание стало ровным и размеренным.

— Гай-сенсей, — обратилась она к нему, повернув лицо и заглядывая в глаза. — Вы собираетесь натравить на меня своих учеников всех вместе или каждого по отдельности?

Гай посмотрел на нее, на ее глаза, и перекосился — миловидная мордашка резко изменилось — кожа натянулась на скулах, резко обозначив кости, глаза, и без того зеленые, стали еще темнее, и радужку обвело алое кольцо, зрачок вертикальным расколом широко рассек всю радужку. Кожа посерела, сквозь нее четко проступили синие веточки вен. Вид у Рены был как у не совсем свежего покойника. Движения стали плавными, размеренными и медленными — она просто перетекала из одного движения в другое, делая это легко и естественно. Жуткое преображение лишь подчеркивала дружелюбная улыбка, которая казалась неуместной на этом лице.

— Э-э-э... Это будет зависеть от ситуации! Ты прекрасно знаешь, что это ценный опыт — сражение против нескольких противников, — с трудом сглотнув комок в горле, ответил Гай, наблюдая, как клыки начинают выползать из-под верхней губы, а потом втягиваются обратно в десна.

— Долго еще идти?

— Почти пришли. Вот и зал, — ответил Гай, показывая на добротное и большое помещение — тренировочный зал номер шесть. Внутренне он радовался, что у него появилась возможность отвести взгляд от этого жуткого ребенка. Вообще, у него стала закрадываться мысль, что он где-то сильно провинился перед Хокаге, раз на него повесили такого маленького монстра.

— Здорово! — промурлыкала Рена. — Мне уже не терпится... размяться...

Она вошла вслед за Гаем в зал, и тяжелые двери за ее спиной захлопнулись. Просторный зал был весь из дерева. Никаких матов, тренировочных снарядов и манекенов, никаких стоек с оружием — этот зал был предназначен только для одиночных боев. Трудно было назвать его тренировочным — иногда здесь умирали самые слабые... Хотя Коноха славилась наиболее лояльным отношением к обучению новых кадров, и истории с недожившими до первого звания были весьма редки, чего нельзя было сказать про систему обучения других скрытых поселений, где вполне приветствовался жесткий отбор и каждый экзамен в последствии сопровождался похоронами. Пол, отполированный тысячами ног, был как топленое молоко — светлый и теплый, но, сколько ни терли светлые доски, бурые пятна в щелях и трещинах так и остались. Рена сглотнула. Кровь она чуяла всегда и везде, пусть даже засохшую пару лет назад.

Вся троица уже собралась в зале и выжидающе смотрела на своего наставника. Хьюга скользнул по Рене внимательным, внешне равнодушным взглядом, Тен-Тен оглядела насторожено — похоже, ей не понравилось эта симпатичная девочка со странным выражением лица, Рок Ли с восторгом рассматривал ее длинные ноги, обтянутые черными брюками, да и торс не остался без его внимания — алая курточка с запахом и широкими рукавами неплохо смотрелась. Длинная коса была закинута за спину, но белая прядь привлекла общее внимание. Вообще, Рена любила и умела хорошо одеваться, так что действительно было на что посмотреть.

— Итак, внимание! — протрубил Гай, выходя вперед. — Это — Ибогами Рена. По поручению Хокаге-самы она временно присоединяется к нашей команде для прохождения экзамена. Если вы подружитесь, то она останется с нами. А я очень хочу, чтобы вы подружились! Есть вопросы?

— Как будет воспринято то, что наша команда будет больше остальных на одного человека? — спросил . — Ведь всем известно, что команды формируются по трое.

— Я не знаю еще. Этот организационный вопрос остается на усмотрение Хокаге-сама, — ответил Гай.

— А почему мы знакомимся с ней здесь? — спросила Тен-Тен. — Ведь можно было собраться где-то в классе или, может, в кафе.

— Да потому что Гай-сенсей хочет проверить ее силы, — буркнул Хьюга.

— Верно! — заорал Ли. — Поскольку ты девчонка, то я сильно бить тебя не буду!

Рена опять ничего не ответила, лишь улыбнулась. Выйдя вперед, она сказала:

— Не будем терять время. Лучшее знакомство — это знакомство битвой. Только так можно познать истинную силу врага или друга, — спрятав кисти рук в рукава, она поклонилась всем трем. Коса скользнула по плечам и коснулась пола, настолько низким был приветственный поклон. — Кто первый удостоит меня спаррингом?

Хьюга нахмурился — его явно не проняла пронизанная пафосом приветственная речь новенькой. Начинать знакомство с лицемерия было не лучшей тактикой, на его взгляд.

Вперед вышла девочка. Ее аккуратный носик до судороги в руках захотелось сломать.

— Меня зовут Тен-Тен. Я первая с тобой сражусь, — она мило улыбнулась и прищурила выразительные глаза.

(Тайные архивы АНБУ Конохи. Раздел 87, Подраздел 2, Дело 1987-ТТК)

Имя: Тен-Тен.

Возраст: 13 лет (9 марта).

Ранг: Генин.

Напарники: Рок Ли, Хьюга Нейджи.

Наставник: Майто Гай.

Специализация: метательное оружие, телепортация предметов.

Владение метательным оружием по оценке экспертов достигает отметки сверх ожиданий. Тен-Тен совмещает одновременно и количество (число выпущенных за несколько секунд предметов зачастую достигает сотни), и качество (процент попаданий колеблется где-то между 99% и 100%) бросков. С недавних пор оттачивает техники, связанные с запечатыванием и призывом неодушевленных предметов. Ограничение по массе рассчитывается х=7у, где х — одна единица массы предмета, у — УЕЧ (универсальная единица чакры).

"Красивая и обаятельная. И этим своим обаянием активно пользуется, пытаясь сложить мнение о себе как мягкой и нежной, демонстративно хочет понравиться. Если кто-то на это покупается, то горько жалеет. Боец средний. Но возможно развитие в лучшую сторону — потенциал есть. Предел развития энергетической структуры еще не достигнут. То, что она пытается очаровать меня — грубая тактическая ошибка — не тот случай", — мысленно оценила соперницу Рена, улыбаясь так же ласково, как и та ей.

— Хорошо.

Все остальные отошли к стенам, чтоб освободить побольше места для дуэли.

— Начали! — вновь вострубил Гай.

— Сделай ее, Тен-Тен! — поддержал Ли.

— Нападай, — поощрила ее Рена. — Многие мужчины любят смотреть на бои между девушками. Так давай доставим им удовольствие — благо зрители есть.

Долго упрашивать ее Рене не пришлось. Тен-Тен быстро сообразила, что противница хочет пока посмотреть на уровень и рассчитать бой. Отскочив на среднюю дистанцию, она метнула сюрикен. Движение ее было плавным и отточенным, даже красивым.

Рена же могла похвастаться ускоренным восприятием действительности. Не сходя с места, она неуловимо быстрым движением метнула руку вперед и поймала сюрикен еще на подлете к ее корпусу. Зажав его между указательным и средним пальцем, она подняла его на уровень лица.

— Медленно. Продолжай, — ничего не выражающим голосом сказала Рена, отбрасывая сюрикен в сторону и стирая искусственную улыбку. — Мне пока совсем не интересно.

Тен-Тен поджала губы и продолжила атаку, в этот раз уже не ограничиваясь только мелкими звездочками. Она быстро меняла свое положение в зале и угол броска, стараясь максимально покрыть пространство своей зоной атаки, и аккуратно искала слепое пятно противницы — хорошая, тактически выверенная позиция, которая не один раз оказывалась выигрышной в других боях. Но на одной этой технике дальнего боя далеко не уедешь. Рена часть оружия отбивала, от части уворачивалась, старательно не сходя с места, желая тем самым оскорбить Тен-Тен и максимально сильно поколебать ее сосредоточенность.

Нужно было отдать ей должное — Рена никак не могла найти возможность максимально эффективной контратаки в потоке металлолома, которым ее щедро забрасывали. Наконец Тен-Тен израсходовала запасы своего оружия, которое было расфасовано по ее карманам и ремням, и схватилась за свитки. Взвившись в воздух, она распечатала один из них, и в Рену полетела целая туча всевозможного колюще-режуще-дробящего оружия. Во всем этом многообразии Рена присмотрела себе милый палаш и выхватила его прямо из потока, летящего в нее. Другой рукой она поймала широкий меч. Хоть палаш и меч не особо уживались по длине, но по весу и балансу их можно было сочетать при определенной доле сноровки. Отбивать атаки стало намного проще. К тому же Рена обожала использовать против противника его же собственное оружие. В этом была особая прелесть насмешки.

— Дорогая, количество далеко не всегда переходит в качество. Может, тебе стоит подумать о том, чтобы несколько изменить ведение боя, а то что же мы будем делать, когда твои заколки для волос закончатся? — разочаровано сказала Рена, которая совершенно не задыхалась и сердце которой даже не сбилось с медленного ритма.

Тен-Тен взбесилась — оказывается, ее так просто было вывести из себя, что для настоящего шиноби было непозволительно. Еще один минус в мысленном рейтинге Рены. Первую сотню баллов Тен-Тен потеряла за то, что была симпатичной.

— Сама не лучше! — негодующе воскликнула она. — Стоишь себе на месте, не нападаешь. Боишься?!

Рена рассмеялась тихо и недобро — такой дешевой провокацией ее было невозможно выбить из колеи.

— Ты хочешь, чтоб я напала? Будь по-твоему — я так не люблю отказывать, когда меня просят. Kamisori-No-Maj!

Стойка Рены резко изменилась — стала высокой, более расслабленной. Она была очень удобна для широких замахов и в первую очередь предназначалась для работы с древковым оружием, но при определенной доле сноровки позволяла адаптировать себя и под меч. Палаш и меч загудели об воздух, описывая сияющие серые дуги и круги, создавая вокруг Рены абсолютную защиту стальных стен. Против опытного бойца, который к тому же выбрал бы нагинату, это был бы совершенно не удачный выбор, но сейчас Рене хотелось зрелищности.

"Смотрите на меня, смотрите, суки! Вы же любите, когда для вас пляшут и кривляются? Так вот вам зрелище — смотрите и не моргайте!" — со злостью подумала она.

Она любила тишину и пыль старых архивов — иногда там можно было найти воистину бесценные сокровища. В каком-то историческом трактате Рена нашла упоминание об одном интересном клане — Кагуя. В трактате говорилось, что это очень воинственный и непоседливый клан. Описывалось также несколько стандартных для него техник ведения рукопашного боя. У них они назывались Танцами. Рена на досуге изучила парочку по гравюрам, дополнила своими личными изобретениями и теперь с удовольствием пользовалась. Не измененный в принципе Танец Бритвы сейчас подходил идеально.

Сама Рена рванулась вперед с такой скоростью и яростью, что Тен-Тен и опомниться не успела, когда очередной распечатанный свиток оказался перерубленным пополам, все ее оружие торчало из стен и валялось на полу, а сама она лежала где-то в углу, оглушенная сильным ударов колена в живот. Для того, чтобы ее сон был дольше и крепче, она получила еще и навершием палаша по затылку, пока падала на пол.

Рена приземлилась на ноги, отбросила ненужное оружие в сторону и невозмутимо пригласила:

— Следующий.

Ли, который в этот момент хлопотал возле потерявшей сознание Тен-Тен, вперил в Рену яростный взгляд и завопил:

— За Тен-Тен я обязан тебя победить! Таков мой путь ниндзя!

— Да я не против, — миролюбиво ответила Рена. — И не бойся ты так за нее — ну поболит завтра голова полдня. А так никаких последствий. Ей вообще повезло, что мы сейчас ограничены условиями мирного спарринга. Не думаю, что потом кто-то с ней будет столь любезен. Давай, малыш, иди сюда, — продолжила она и поманила его к себе пальцем, несмотря на то, что "малыш" был старше ее и гораздо крупнее.

(Тайные архивы АНБУ Конохи. Раздел 87, Подраздел 114, Дело 417-РЛ)

Имя: Рок Ли.

Возраст: 14 лет (27 ноября).

Ранг: Генин.

Напарники: Хьюга Нейджи, Тен-Тен.

Наставник: Майто Гай.

Терпеливый, целеустремленный, с крайне высокой трудоспособностью. Имеет условное ограничение на выбор специализации — полная неспособность контролировать мелкую моторику энергопотоков. Ограничение условное за счет невероятной выносливости и специализации на тайдзюцу (протокол перевода по классу специализации см. в приложении к делу).

Под руководством наставника занимается настройкой и использованием Духовных Врат. При достижении успеха станет шестым шиноби в Конохе, который способен на использование данных техник в полном объеме с минимальными рисками. Потенциал — сверх ожидаемого. Находится на диспансерном учете медицинского корпуса в группе риска развития летальных заболеваний сердца. Получил рекомендацию и допуск на экзамен под письменное согласие сторон с учетом повышенных рисков.

ВНИМАНИЕ: уполномоченным и имеющим ранг приказано по возможности привлекать его к дополнительным заданиям в целях оттачивания мастерства. Приоритет — тактическое мышление.

Рене становилось интересно, на что способен этот парень. Несмотря на свой нелепый вид, двигался он четко — никаких лишних движений. "Собранный, сильный, достаточно опытный. Очень быстрый, — думала Рена, наблюдая, как Ли становится в высокую стойку, держа одна руку за спиной, а вторую — раскрытой ладонью к лицу, — осторожнее с ним". Его позиция ей понравилась — сосредоточенность и собранность. Внешняя простота и уязвимость были иллюзией — первая базовая стойка позволяла перейти практически к любому стилю ведения боя. Она как чистый лист, написать можно что угодно.

Не успела она додумать это, как Ли рванулся вперед с такой скоростью, что Рена удивилась, как такое вообще возможно. Но похоже, для него это было нормальное явление. В следующий момент его кулак просвистел в каких-то миллиметрах от ее виска. Рена решила для начала только уклоняться, но быстро поменяла свое мнение, чуть не пропустив несколько атак. Она сошлась с Ли на полном серьезе — принимая и нанося сокрушающие удары. Если бы она заранее не подготовила свое тело к бою с ним, то кости у нее точно потрескались бы, а так дело обернется нехитрыми синяками. А заживает на ней все равно как на собаке. Этот парень Рене понравился — хоть он, судя по всему, вообще не мог использовать ниндзюцу и генндзюцу, но сражался лихо. Как только она отвлеклась, Ли со всего размаху впечатал ногу ей в живот. Похоже, он решил, что с ней не стоит играть. Сила удара была такова, что Рена согнулась и влетела спиной в противоположную стену. Доски обшивки заскрипели и потрескались. Рена упала на пол и сплюнула кровь.

— Неплохо, мне нравится, — пробормотала она, плотоядно слизывая с губ кровь и исподлобья наблюдая, как Ли несется в прыжке, чтоб ее добить.

В последний момент она отпрыгнула в сторону и, как только Ли приземлился на опустевшее место, отпустила ему пинок под ребра, стараясь ударить самой твердой частью стопы. От удара он упал на бок, но тут же вскочил на ноги. Толстый слой мышц пресса смягчил ее удар, и он не принес особых повреждений. "Ладно, мой дорогой, — подумала Рена, принимая очередную стойку и переводя дыхание, — давай потанцуем..."

Гай и Хьюга в восторге наблюдали за разворачивающимся перед ними действием. Гай что-то кричал, подбадривая своего любимого ученика. Хьюга следил за Реной сквозь бьякуган — ведь скоро и ему предстояло померятся с нею силами, потому что она явно не собиралась проиграть Ли. Хьюге нравилось, как тело Рены перетекает из одной в стойки в другую, из одного движения в другое. Это было необычно и странно — смотреть, как в ее технике сочетаются стиль Ли и стиль Дзюкен — дробящие сильнейшие удары и мягкость движений и стоек, характерные для самого Хьюги. Это должно было быть любопытно.

Рена вилась вокруг Ли как юла, норовя заскочить тому за спину. Ли умудрялся держаться к ней лицом и постоянно атаковать. Во время одного из разворотов Рены Ли рванулся вперед и поймал ее за кончик косы, пытаясь остановить посередине движения. Рена лишь злобно ухмыльнулась и рванула косу на себя. Ладонь Ли стала влажной и покрылась сетью глубоких порезов.

— Тебе еще повезло, что взялся за самое тонкое место, а то вообще бы без пальцев остался, — злобно прошипела Рена.

"А ты вовсе не такая милая, какой хочешь казаться", — подумал Хьюга.

— Да что ты вообще такое? — в полной задумчивости пробормотал он чуть позже, который через бьякуган смотрел на ее тело. Он практически не видел ее танкетцу — всю ее энергетическую структуру "забивал" ровный мягкий свет чакры, особо любопытным оказалось также и то, что он прикрывал даже контур косы. — И почему не используешь ниндзюцу?

А тем временем бой продолжался. Рена смогла хлестким ударом косы оставить на лице Ли несколько кровоточащих порезов. Ли смог рассечь ей бровь и вывихнуть левое плечо, которая та мгновенно вправила и продолжила бой, хотя хруст был явный и просто кричал о травме. В какой-то момент всем показалось, что Ли берет вверх, но все резко изменилось, когда Рена, лежа на спине с Ли, сидящем на ее животе, прошептала:

— Хочешь послушать музыку?

— Чего? — не понял Ли, занося кулак для последнего удара.

— Ongaku-No-Maj! — ответила Рена и посмотрела в глаза Ли. Внимательно так посмотрела.

В этот момент все его сознание заполнилось чарующей мелодией. Плавной, нежной и очень трогательной. Музыка требовала, чтобы Ли встал и начал двигаться в ее ритме. Противиться ее воле было невозможно. Тем более Ли казалось, что он находится в огромном зале, заполненном танцующими парами. Рядом с ним оказалась его партнерша, которая схватила его за руку и потащила в центр зала танцевать. Ли смеялся и плакал от счастья — так хорошо ему еще никогда не было. Торжественные аккорды плыли в воздухе, и тело само гибко извивалось им в такт.

— Чего это с ним? — спросили Хьюга у Гая, с отвисшими челюстями наблюдавшего, как Ли с блаженной улыбкой идиота вальсирует с невидимой девушкой по всему залу.

Рена встала, отряхнулась и потянулась промокнуть рукавом кровь на лице. Потом поморщилась и вытащила из кармана платок, которым и отерла ее.

— Ну, это разве что генндзюцу. Я навела на Ли иллюзию, и он с удовольствием в ней находится. Теперь с ним можно делать что хочешь — хоть ноги отрезать, хоть голову — даже не заметит.

Гай подскочил к Ли и начал его трясти. Но не помогли и пара увесистых оплеух — тот все так же приплясывал на месте и улыбался:

— Вы прекрасно танцуете! Что вы делаете сегодня вечером? — спросил он Гая.

— Почему ты создала иллюзию такого характера? Почему ничего угрожающего или убивающего? — требовательно спросил Хьюга, сквозь бьякуган внимательно глядя Рене в глаза.

— Потому что люди обычно с большей охотой подчиняются чему-то приятному, чем нет. Пока он там, он даже не задумается о попытке что-то изменить, в отличие от устрашающих глюков, согласен?

— Ты чудовище! — прошипел Хьюга, злясь, что глаза у нее пустые и такие же выразительные, как у дохлой рыбины.

— Почему это? Из-за того, что я использую слабость врага, я превращаюсь в чудовище? Разве это не суть нашей работы? — она твердо выдержала его взгляд.

Хьюга несколько смутился и отвел взгляд в сторону, признавая свою неправоту. А может, ему было просто неприятно смотреть, как глаза Рены меняют свой цвет с темно-багрового на пронзительно зеленый.

— И долго он так будет? — спросил Гай, продолжая трясти своего любимого ученика и отвешивая ему оплеухи.

— До тех пор, пока я его не разбужу, — она неопределенно пожала плечами.

— Ну так разбуди! — приказал он.

— Значит, вы признаете мою победу, — констатировала Рена и двинулась будить своего неудачливого оппонента.

Подойдя к Ли, она поймала его за уши и притянула его голову к себе, опять заглядывая ему в глаза, от чего тот упал на спину. Вид у него был как во время похмелья после бурной попойки.

— Что произошло? — вяло поинтересовался он, опираясь на локти и приподнимая тело над полом.

— Ты проиграл мне! — довольным голосом возвестила Рена и опустилась рядом с ним на колени, массируя ему виски, чтобы снять малейшие влияния генндзюцу. Ли это заслужил, в отличие от своей напарницы. — Представляешь, как обидно продуть в первый же день не пойми откуда взявшейся выскочке?

— Как это? А где моя подружка? Я не успел спросить даже ее имя... — растерянно продолжил Ли.

— Дурень! — ласково сказала Рена и взъерошила его волосы. — Нет никакой девушки. А ты хорошо сражался, мне ужасно понравилось. Особенно когда ты мне знатно по роже залепил — теперь синяк под глазом обеспечен, — она даже повернулась, чтобы продемонстрировать, как лицо отекает и становится явно асимметричным.

В ответ на ее похвалу Ли жутко смутился, но, кажется, ему было приятно слышать эти слова. Было такое чувство, что вниманием его прекрасный пол обходил, да еще и по широкой дуге. Но и проигрышем он расстроен был изрядно, что было заметно по кислой физиономии.

Рена встала и потянулась, вправляя позвоночные диски на места, пару раз наклонилась, коснувшись пола пальцами, и бросила внимательный взгляд на Хьюгу. Тот оставил Тен-Тен приходить в себя и вышел на середину зала.

— Продолжим знакомство? — спросила Рена, становясь напротив нового соперника.

— Продолжим, — ответил Хьюга и активировал бьякуган. Кажется, давать ей скидку на то, что она только что отработала два боя подряд, он не собирался. И это добавило ему пару баллов во внутреннем рейтинге Рены. Она всегда любила безжалостных.

(Тайные архивы АНБУ Конохи. Раздел 549, Подраздел 2342, Дело 81-ХН-1)

Имя: Хьюга Нейджи.

Возраст: 14 лет (3 июля).

Ранг: Генин.

Напарники: Рок Ли, Тен Тен.

Наставник: Майто Гай.

Хьюга Нейджи считался гением своего клана. Этот молодой ниндзя родом из младшей семьи Хьюга, однако, сумел изучить множество техник, которые изучали только в главной семье. Нейджи, как и все члены младшей семьи, имеет на лбу проклятую печать. Эта печать позволяет главному дому Хьюга управлять младшей семьей: когда печать активна, то она причиняет ужасную боль и убивает хозяина, разрушая мозг. В то же самое время их геном, известный как Бьякуган, так же удаляется из их тел, из-за чего секрет Бьякугана раскрыть невозможно. Нейджи рос с ненавистью к главной семье. Его несчастья начались еще в детстве, из-за них у молодого гения образовался так называемый "комплекс Судьбы". Отец Нейджи, Хизаши, был братом-близнецом наследника главного дома, Хиаши. Однако клан заявил, что, так как Хизаши родился позже, чем его старший брат, он будет жить в младшей семье. Он и те, кто находился в младшей семье, жили только для того, чтобы защитить главную семью. В конце долгой войны между Камой и Конохой обе стороны были готовы подписать мирный договор. Однако ночью, когда мирный договор должен был быть подписан, лучший шиноби Камо попробовал похитить Хьюгу Хинату, но был пойман и убит ее отцом Хиаши. Значимость смерти того шиноби была велика. Как оказалось, это была ловушка, и для того, чтобы не развязалась новая война, Камо потребовали мертвое тело Хьюги Хиаши. Клан Хьюга вынес решение, что младший брат-близнец Хизаши должен был быть убит вместо главы дома клана Хьюга Хиаши. Из-за этого случая Нейджи стал циничным и заподозрил систему клана в непрактичности. Нейджи абсолютно не устраивает утверждение, что младшая семья должна жертвовать жизнями ради главной семьи.

"Низкая устойчивая стойка, круговая оборона, отличные возможности для атаки. К тому же он, возможно, все равно видит мои танкетцу и наверняка будет прицельно бить по ним. Опытный. Очень опасен", — тут же составила его схематический портрет Рена, глядя, как Хьюга принял странную изогнутую стойку.

"Опасна и непредсказуема. К тому же она еще не показала свой козырь. Опыта хватает на то, чтобы продолжить скрывать его дальше", — тем временем оценивал соперницу Хьюга.

Он не стал тянуть и рванулся вперед.

— Hakkai: Kuse!

Его руки с молниеносной скоростью пытались выбить танкетцу Рены. Та в свою очередь пока просто отбивала его ладони защищенной чакрой кистью. Они кружили по залу, изливая в пространство потоки чакры. Весь зал пропитался их энергией, и доски стен едва слышно потрескивали от внутреннего напряжения. Чакра Хьюги была подобна мятному маслу — холодная, свежая, чистая. А чакра Рены пахла горьким миндалем и отливала болезненной синевой. Рена высоко подпрыгнула в воздух и на излете высокого сальто зацепила все разбросанное по залу оружие нитями чакры и метнула его в противника. Тот в мгновение ока изменил стойку:

— Hakkai: Rokudju En Se! — и смог отбить все, что в него летело, хотя одна из катан смогла пробить его защиту и слегка задела правое предплечье, оставив лишь тонкий порез на коже. Показалась кровь, такая густая и сочная на фоне белой одежды.

Рена приземлилась и снова приняла изначальную стойку. Густой запах благородной крови заставил ее ноздри трепетать. В ее голове начал складываться подленький план по укрощению холодного Хьюги. Тот зло сузил глаза и решил использовать свою самую мощную технику. Он берег ее к экзамену, но не мог позволить какой-то пришлой девчонке себя, гения, обойти.

— Hakkai: Hijku ni Dzu Hatii Se! — и рванулся в бой.

"Мать моя — женщина, отец мой — кентавр!" — только и успела мысленно выругаться Рена, с колоссальным трудом уворачиваясь от обманчиво-мягких атак Хьюги. Каждый его удар мог очень серьезно повредить ее здоровье, а Рене этого не хотелось, только не сегодня, когда у нее появилась возможность получить свое долбанное повышение в ранге. Единственное, что пока она могла приоткрыть из своих тайн, — это одну модификацию техник Кагуя:

— Ame-No-Maj! — Эта техника была создана как раз против таких глазастых.

Хитрость заключалась в том, чтобы повторять движение носителя бьякугана как в зеркале — атакующая рука сталкивалась также с атакующей рукой, а не защищающей... И точно так же, концентрируя чакру в ладонях, отражать противника. Пусть Рена и не видела танкетцу Хьюги, но зато не позволяла тому выбить ее собственные. А длительность поединка тут уже зависела от запасов чакры и банальной выносливости. Глаза Хьюги округлились от удивления и злости, когда он понял, в чем была особенность этой техники.

— Ах ты коварная сучка! — выдохнул он в гневе.

— О, я тоже от тебя в восторге!

Но не зря он был гением. Он усилил напор и смог-таки обойти защиту Рены, нанося сильный удар в область сердца. В этот момент он сам открылся, и Рена, воспользовавшись моментом, нанесла удар-близнец, только в лоб. В последний момент они оба смягчили удары — все же убивать друг друга они не собирались. Парный удар, подкрепленный полярной чакрой, отбросил их в стороны. Рена не смогла удержаться на дрожащих ногах и неловко приземлилась на бедро. Нейджи все же смог устоять, хотя видно было, что ноги у него подкашиваются. Если бы они в последний момент не удержали свои руки, то Рене разорвало бы сердце, а Нейджи получил бы обширный инсульт, так же несовместимый с жизнью. Хотя справедливости ради стоило заметить, что и без сердца Рена протянула бы еще достаточно долго, чтобы иметь некоторые шансы отрастить новое. А так дело обернется парой дней кардиалгий для Рены и мигрени для Хьюги.

Лишь только один момент насторожил Рену. Когда она раскрытой ладонью коснулась лба Хьюги, то почувствовала острую боль и отдернула руку. На ее ладони остался дымящийся, быстро исчезнувший след от проклятой печати, пусть и прикрытой банданой. Все застыли, а Рена, не вставая с пола, внимательно осмотрела ожог и прочувствовала, поняв предназначение печати. Она слышала о чем-то подобном, но ее все равно передернуло от отвращения — так изуверски поступать с собственными детьми недопустимо. Вот теперь можно было выбить Хьюгу из колеи надолго.

— Я могу ее снять... — задумчиво протянула Рена, внимательно изучая ожог и ни к кому конкретно не обращаясь, затем коснулась ожога языком в одном месте, потом в другом, и прищелкнула языком, пробуя вкус паленой плоти. — Да, наверняка... Подумаю на досуге... — сплюнула горечь с языка и обратилась к Гаю: — Как вы думаете, кто победил?

— Я думаю, что в данном случае ничья. Нейджи, ты согласен?

— Да. Если бы мы не остановились, то погибли бы оба, — со стороны могло показаться, что реплика Рены о том, что печать можно снять, не произвела должного эффекта, но по тому, как едва заметно дернулся угол рта Хьюги, могло было сказать, что его броня все же дала трещину. Пока маленькую и незаметную, но все же. Осталось ее только расширить напильником, а потом вогнать лом и доламывать остатки.

— Ну что же, Рена, ты очень сильна. Рады приветствовать тебя в нашей группе!

— Я рада работать вместе с вами, — сказала она своим самым безразличным голосом.

— Предлагаю отметить это событие в ресторанчике! Я угощаю! — сделал щедрое предложение ее новый сенсей.

Его поддержали Ли и пришедшая в сознание Тен-Тен, которая все еще сидела в углу и поглаживала живот. Рена же покачала головой и ответила:

— Я с большей радостью схожу на горячие источники. Мне хочется смыть пот и кровь после нашей разминки. Меня трясет от мысли, что можно к кому-то подойти, воняя как грузчик после смены, не говоря уже о том, чтобы вломится в общественное место в таком неряшливом виде.

— Отличная идея, — на ее удивление, поддержал предложение Хьюга. — Я тоже пойду.

— Там, где смешанное купание? — решила подколоть его Рена.

— А почему бы и нет? — решил не сдаваться Хьюга, правда, его бледное лицо слегка окрасил румянец.

"Девственник? Забавно", — Рена улыбнулась.

— Значит, пойдем.

На этом, считая тренировку законченной, Рена вышла на свежий воздух, привычно всовывая в зубы сигарету и не дожидаясь, пока ее догонят остальные. Она о них уже забыла.

Глава 3. Соблазн

Глава, в которой Рена намеренно бьет по слабым точкам других и с любопытством смотрит — а что же дальше?

С тихим блаженным стоном Рена погрузилась в горячую воду, по цвету напоминающую молоко из-за содержащихся в ней минералов. От соприкосновения кожи с горячей водой у Рены побежали мурашки, очень захотелось вернуться на бортик бассейна, но она преодолела минутную дрожь и позволила воде поглотить себя. Несколько минут она лежала без единого движения, с закрытыми глазами, ее тело полностью расслабилось... Она начала проваливаться в лёгкий дневной сон... Который был так упоительно приятен после физической нагрузки.

Вдруг чей-то голос заставил ее вздрогнуть и открыть глаза.

— Ты хорошо сражалась, — рядом с ней в воду с излишней торопливостью погрузился Хьюга.

— Спасибо, я старалась... — расслабленно промямлила Рена, вновь блаженно прикрывая глаза и растирая лицо влажным полотенцем.

— Я раньше тебя не видел и не слышал о тебе. Откуда ты?

— Из Конохи... — лениво протянула она. Ей было сейчас так хорошо, что она готова была ответить на все вопросы, лишь бы от нее отстали и позволили подремать в горячей воде. Тем более что избитое тело ныло и требовало хотя бы минимального отдыха. — Мою бандану не заметил? Хотя, если учесть, на какое место я ее натягиваю...

Хьюга слегка покраснел и упрямо сжал губы, потом протянул руку и взял левую ладонь Рены, разворачивая пальцы и внимательно рассматривая красноватые остатки ожога. Рена с интересом наблюдала за его действиями.

— Ты сказала правду? — наконец поинтересовался он. — Ты можешь ее снять?

— Наверняка не скажу, — ответила она, вполне довольная тем, что он перешел к делу довольно быстро. — В конце концов, насколько я поняла, это неснимаемая проклятая печать. Соответственно, ее так просто не смыть. И все же ничего невозможного нет, просто есть более сложно достижимые цели... А что, хочешь от нее избавиться? Я тут навела справки и выяснила, что подобная вещь — обязательный атрибут Младшей Семьи Хьюга и всех ваших побочных ветвей, — лукаво проговорила Рена, наблюдая, как Хьюга, забыв, где он и с кем, внимательно рассматривает копию своей ненавистной печати на ее коже, осторожно трогая ее пальцами.

Он поднял глаза и ожог ее такой ненавистью, что, не будь Рена привычной к таким взглядам в свою сторону, — обуглилась бы.

— Ты ничего не понимаешь! — боль в голосе была едва уловимой, но чем упорнее он это скрывал, тем очевиднее становилась для Рены ситуация. Он прикрыл глаза и тоже откинулся на бортик бассейна.

— Разве? — она разве что не мурлыкала. — Когда-то у меня было похожее дерьмо на коже. С той только разницей, что моя была заточена на подчинение, и ты даже представить себе не можешь, до какой степени. Твоя печать не работает все время, она активируется при преступлениях против Старшей Семьи и руками кого-то из них. У меня же в голове наступал цирк с медведями от одной неугодной мысли. Тебе просто было больно, а из меня душу вынимали. Знаешь, как-то не очень приятно жить, когда ты даже в мыслях не можешь быть свободным. Я постоянно чувствовала тяжесть чужого внимания на себе, знала, что в любой момент они смотрят моими глазами, думают моими мыслями, даже если в этот момент я сижу, пардон, в нужнике. Это страшно, когда уединения нет даже в самые интимные моменты жизни.

— Кому вообще такое могло понадобиться?

— О, нашлись желающие, — Рена вздохнула, эта часть ее жизни была совсем не приятна.

— И ты сняла ее? — недоверчиво спросил Хьюга.

— Ага. Как только до тебя доходит, что все привнесенное извне — не вечно, то понимаешь, что можно обойти правила, а кое-где и спокойно нарушить. Это очевидно. Проклятые печати — это привнесенное извне, оно не характерно для твоего тела и души по рождению, поэтому и удаляемы, что бы там ни говорили другие. Гораздо сложнее отрастить новую руку или ногу, чем очистить свою энергетическую оболочку — она гораздо динамичнее в своей жизнедеятельности, чем материальное тело. Все зависит от того, какими категориями ты мыслишь. Можно мыслить в пределах двухмерного пространства и никогда не выйти за границы листа. Можно освоить трехмерное пространство и застыть в статике предмета, так и не познав динамику процесса. Понимаешь?

— Ты лжешь! — ответил Хьюга и отбросил ее руку, как будто это была ядовитая гадина. Частично он был прав. — У каждого своя судьба, и от нее невозможно скрыться, избежать ее! Если в книге моей судьбы было написано, что на мне будет неснимаемая проклятая печать, то этого не избежать!

— Как пожелаешь... — лениво ответила Рена, вновь откидываясь на бортик и вдыхая ароматный пар. — Только это логика труса. Или лентяя, который не желает выходить из своей зоны комфорта. Что так, что эдак выходит, что ты не хочешь изменить реальность, а предпочитаешь гнуть перед ней спину. Истинный мазохизм! — потом подумала и добавила: — Или глупость...

Хьюга отвернулся и, похоже, остался при своем мнении. Но в конце концов не выдержал и вновь выдернул Рену из ее сладостной дремы, задавая, по его мнению, каверзный вопрос:

— Ну и как ты докажешь, что можешь ее снять? — насмешливо спросил он, пробуя задеть ее с другого бока.

— Я могу приостановить ее действие на час. Это без подготовки, — ответила Рена, мгновенно меняя интонацию с издевательской на деловую. — И в присутствии представителя Старшей Семьи она вновь встанет на место.

— Прямо здесь и сейчас? — желчно спросил Хьюга.

— Угу... — пробормотала Рена, не открывая глаза.

— Ну так сделай это! — приказал Хьюга.

— Сначала попроси по-нормальному. Я тебе не комнатная собачка, которой можно отдавать команды, — сказала она равнодушно.

Хьюга явственно скрипнул зубами и выдавил:

— Пожалуйста, сделай это.

— Вот это совсем другое дело, — усмехнулась она.

Рена встала по пояс в воде и внимательно осмотрелась по сторонам.

— Нам ведь не нужны свидетели, правда?

Для того, что она хотела сделать, не нужно было складывать печати или долго концентрироваться. В конце концов, Сестры были лучшими иллюзионистами, а обмануть того, кто и сам хочет быть обманутым, совсем не так сложно. Для видимости Рена сложила руки в базовую печать концентрации и сосредоточилась на своей сути и правой руке, воззвав в беззвучной мольбе к Сестрам. Цветные змеи на ее теле зашевелились, зашипели, поползли по коже, пока все так же оставаясь рисунками. Две из них — черная и молочно-белая — переплелись телами по ее руке, слились в серо-стальную гадину и открыли пасть прямо на ее раскрытой ладони. Змеиный рот оказался настоящим, бледно-розовым с серыми разводами. Змеиные зубы были плотно прижаты к небу и пока не угрожали ничьей жизни.

Хьюга побледнел, с отвращением смотря на нагое стройное тело, на коже которого ползали, свивались и содрогались нарисованные змеи. В это время посетителей в купальне не было, и столь уникальное зрелище досталось именно ему.

— Ну что, не передумал? — насмешливо спросила Рена, ничуть не стыдясь своей наготы. Тело и тело, что с него взять?

— Давай! — решительно сказал Хьюга.

— Будет больно... — прошептала Рена.

— Я не боюсь боли! — решительно прорычал Хьюга, который обладал острым слухом.

— Да не тебе, эгоист махровый! — рассердилась Рена.

И не желая больше терять время, прижала змеиную пасть ко лбу Хьюги, запуская тонкие длинные пальцы в волосы и откидывая его голову назад, прижимая к бортику, чтобы не вырывался. Непроизвольно он схватил ее за тонкое запястье и попытался оторвать руку от своего лица. Но это было уже не в его силах. Все ее тело изогнулась в мучительной судороге. Мышцы свивались узлами и чуть не рвались от напряжения. Казалось, что через ее тело бьет ток. Но она упрямо молчала, не издавая ни звука и даже не дыша, лишь мотая головой из стороны в сторону да скрипя зубами от напряжения. Запахло паленым мясом и почему-то корицей.

А потом все внезапно прекратилось. Рена устало опустилась в воду и умыла лицо. От напряжения ее нос сильно кровоточил, делая воду из молочной розовой. Змея на ее руке шевельнула языком и собрала несколько вязких капель с ее лица, взимая плату за свою услугу. Потом Рена позволила змее захлопнуть обожженную пасть и распасться на двух, которые вновь заняли свои места на ее спине. Все змеи на коже замерли, как и было, вновь превращаясь всего лишь в татуировку.

— Ну что, доволен? — устало поинтересовалась Рена.

Хьюга осторожно коснулся лба дрожащей рукой и почувствовал, что тот вновь стал чист, как в детстве.

— Это невозможно... — пробормотал он.

— Угу... — насмешливо ответила Рена, вновь откидываясь на бортик. — Ты еще скажи, что я навела на тебя генндзюцу и внушила, что проклятой печати нет. Это очень кстати подчеркнет твою теорию о бренности бытия.

Несколько минут прошло в молчании.

— Знаешь, снять ее вообще было бы намного проще и легче, чем приостановить. Сделать так, чтобы она исчезла, а потом через час самостоятельно наложилась в неизмененном виде, было весьма непросто, так что я большая молодец. Мне даже пришлось использовать Белую и Черную Сестер и будить Серую... Она теперь со мной неделю разговаривать не будет... — задумчиво протянула Рена, нанося расчетливый и жестокий удар по Хьюге, давая ему иллюзорную зацепку.

— Сними ее! — почти истерически закричал Хьюга, рванувшись к ней всем телом и поднимая волны. Наверное, еще никто не видел его настолько потерявшим самообладание. Рена могла бы собой гордиться.

— Нет, — покачала головой она, уходя в воду по самый нос и любуясь алыми разводами, которые поплыли от нее по воде.

— Почему? — зарычал Хьюга, вскакивая на ноги. Буря эмоций внезапно захлестнула его, мешая мыслить рационально. Он испытал ошеломляющее чувство свободы, когда сняли ярмо, тянувшее его ко дну всю жизнь. И в то же время к чувству счастья примешивалась горечь знания — скоро ему придется вернуться к привычному укладу жизни. Играючи она подарила ему миг счастья, а потом годы сожалений и горьких воспоминаний о том, как сладко, страшно и восхитительно было сбросить с себя ненужный долг.

— Ну, во-первых, мне не мешало бы отдохнуть. Во-вторых, как думаешь, что с тобой сделает старшая семья, если узнает, что ты снял печать? А на что пойдет младшая, чтобы узнать как? Подумай об этом.

Хьюга сел и замолчал.

— Я бы тебе советовала для начала поговорить со старшей семьей и получить разрешение на то, чтобы снять печать и войти в ее дом. Если они не согласятся, то тебе не стоит и пытаться снимать ее. Хотя есть несколько вариантов как обдурить их — например, набить на лбу татуировку печати. В любом случае тебе не стоит торопиться, — а потом уже совсем другим тоном: — Нейжди-кун, будь другом, дай сигареты. Они рядом с тобой завернуты в мое полотенце. Так тянуться за ними не охота...

Нейджи молча протянул ей пачку с зажигалкой и вновь вернулся на свое место. Кажется, он серьезно задумался.

— Нейджи-кун, с этого момента ты мой герой! За то, что не дал мне погибнуть мучительной смертью в бездымном пространстве, я буду целовать твои пятки и каждый последний вторник месяца заказывать храму молитву за твое здоровье! — вновь начала дурачиться Рена, натягивая привычную маску недалекой и сумасбродной девчонки. Подкурила и глубоко затянулась, наблюдая, как кончик сигареты подрагивает и сыпет мелкими хлопьями пепла. У Рены тряслись руки, и сигарета в пальцах подпрыгивала, вычерчивая лихие дуги и петли.

— А ты знаешь, что тут курить запрещено? — поинтересовался Хьюга.

Она ничего не ответила, слишком занятая своими мыслями, лишь неопределенно пожала плечами. Текли минуты тишины и напряженного молчания.

Докурив, Рена точным щелчком отправила окурок через стену в частный пруд хозяина и встала.

— Ладно, еще немного, и я превращусь во вкрутую сваренную особь женского пола. Легкого пара! — пожелала она Хьюге и вылезла на берег, завернувшись в полотенце.

Уже возле самых дверей ее настиг тихий голос Нейджи.

— Спасибо тебе, Рена-чан. Я подумаю о твоих словах.

— До завтра, Нейджи-кун. И не ходи без повязки на людях, пока печать не восстановится.

Уходя, она думала, что приманка Хьюге предложена была весьма заманчивая, а вот глотать ли ее и становиться зависимым от Рены — решать уже ему самому. Хотя результат казался Рене весьма очевидным — потому что такие клейма порождали глухую тоску, боль и ненависть. Каждый обладатель такой сомнительной привилегии, как метка Благородного Рода, с превеликой радостью послал бы благодетелей в пешее эротическое путешествие. Проанализировав группу, она для себя расставила приоритеты — поймать Хьюгу, растоптать Тен-Тен и, быть может, присмотреться внимательнее к Ли. Из этого мальчишки вполне реально было извлечь определенную выгоду — он сильный, выносливый и наивный, с определенным кодексом чести. Такие мальчишки всегда велись на все манипуляции, которые задевали их комплекс рыцаря без страха и упрека. Но даже если ничего с него взять нельзя, то поиграться можно. Люди — самые лучшие куклы, которые только могут быть.

Когда Рена ушла из горячих источников, то поняла, насколько устала — намного больше, чем после нехитрой драки, что было вполне неудивительно. Чтобы восстановить силы, ей необходимо было обязательно поесть, поэтому, скрепя сердце, она пошла в ближайший ресторанчик. Им оказалось уличное кафе "Ичираку рамен". Недолго думая, она нырнула под полог и заказала себе какой-то рамен. Его она особо не любила, но выбирать не приходилось. Пока рамен готовили, она обратила внимание на нечто оранжевое, обжорливое и неугомонное на соседнем стуле. Мелкий, вертлявый и шумный пацаненок был с виду совершенно обычным хулиганом, но глубоко внутри Рена почувствовала вибрацию столько низкую и глубокую, что холодный страх пополз по венам, сжимая сердце. Сестры безмолвствовали и старательно делали вид, что они тут и рядом не проползали. Это Нечто доедало уже четвертую порцию и, судя по всему, готово было есть еще и еще до полного взрыва ненасытной утробы. Ело оно с таким рвением и скоростью, заглатывая здоровенные куски, что это казалось невероятным.

"Если бы я попробовала такой проглотить, то непременно подавилась бы и умерла в страшных мучениях", — подумала Рена, с изумлением рассматривая обжору.

Этот заводной апельсин повернулся к Рене и, увидев, что та уже ломает палочки, чтобы приступить к еде, громко провозгласил:

— Приятного аппетита!

— И вам не кашлять, — буркнула Рена, вовсе не испытывая такого же энтузиазма.

— Ты что, не любишь рамен? — ужаснулся Апельсин (как его мысленно обозвала Рена), наблюдая, как она давится своей порцией.

— Люблю... Но что-то у меня нет аппетита. Тебя как зовут? — она с радостью проявила интерес, тем самым получая предлог отодвинуть от себя миску с супом и отдышаться.

— Узумаки Наруто! Я лучший ниндзя Конохи! И я скоро стану Хокаге!

— Угу... — буркнула Рена, мучительно пытаясь вспомнить список самых лучших ниндзя Конохи. — Удачи тебе в том, Наруто. Меня зовут Ибогами Рена. Знаешь, я наелась, да и фигуру беречь надо. Будешь мою порцию?

— Рена-чан! Теперь я твой друг навек! — он солнечно улыбнулся.

— Кушай, не заляпайся! — пожелала ему Рена и на прощание шутливо взъерошила его торчащие во все стороны волосы. — Еще, возможно, встретимся.

"Хороший мальчишка. Удивительный, и странный". Резонанс, который возник у нее при взаимодействии с Наруто, врезался в ее системы энергопотоков как стенобитный таран, нагреб и почти захлестнул поразительной силой. "У Наруто такая интересная нота в его гармонике чакры. Низкая-низкая, аж мороз по хребту дерет. Жесть как круто. Какая-то двойная суть... Но без лицемерия — как так быть может? Хм... Забитый малость какой-то. Кто же он такой? Мордочка симпатичная. Вертится же воспоминание на грани сознания. Ладно, потом само вспомниться, — удивленно думала Рена. — Странно, но он мне нравится. Сестры как-то демонстративно его проигнорировали. Сдружиться с ним, что ли? Хотя... Нафига он мне сдался, сопляк совсем".

По тому, как сверкнули глазки мальчика, и по тому, как он принял ее мимолетную ласку, она поняла, что попала в точку. Без сожаления отдала ему миску, расплатилась за себя и, попрощавшись с обжорой, ушла.

"С приветом он какой-то. Нравится. Заберу потом себе домой".

(Тайные архивы АНБУ Конохи. Раздел 120092, Подраздел 22, Дело 834-УН-К (не подлежит полной архивации))

СВЕРХСЕКРЕТНО. ОГНАНИЧЕНИЕ ДОСТУПА. ВЫСШИЙ ПРИОРИТЕТ.

Имя: Узумаки Наруто.

Возраст: 12 лет (10 октября).

Ранг: Генин.

Напарники: Учиха Саске, Харуно Сакура.

Наставник: Хатаке Какаши.

Тот самый ребенок, в котором до сих пор заточен самый страшный демон из всех, с которыми когда-либо сталкивались люди, хотя сам он об этом не имеет ни малейшего представления. Его родители погибли в тот день, когда Девятихвостый пришел в селение, а почти все жители боятся и избегают его, считая воплощением зла. С родителей берут пример и дети, даже не зная, за что, собственно, их папы и мамы так не любят мальчика. Надо отдать ребенку должное — он не сломался и не замкнулся в себе; наоборот, пытаясь привлечь к себе внимание, мальчишка вскоре приобрел славу самого злостного хулигана селения. А для того, чтобы все его признали, Наруто поклялся себе и всему миру, что когда-нибудь станет Хокаге.

Правда, особого продвижения пока не заметно, врожденные горячий характер и лень прочно держат парня в самом низу списка успеваемости Академии Ниндзя.

При всей своей хулиганской натуре Наруто, безусловно, очень талантливый ниндзя. Не каждый может выучить за одну ночь дзюцу уровня дзюнина — Клоны-Тени, а этот прием вскоре стал своеобразной "визитной карточкой" Наруто. Страстное желание стать сильнее в системе с недюжинной трудоспособностью и талантом быстро делают из него одного из самых сильных генинов Селения Скрытого Листа. Есть у Наруто и еще один козырь — постепенное слияние его собственной чакры с чакрой Девятихвостого сделало запасы оной практически неограниченными, а при определенных обстоятельствах Зверь, живущий в парне, частично пробуждается, многократно усиливая его боевые характеристики. Минус же состоит в том, что когда-нибудь Девятихвостый Лис может пробудиться окончательно, и тогда сам Наруто станет его первой жертвой. По приказу Хокаге ребенок определен для самостоятельной жизни.

Примечания:

Знаменитый Ёондайме Минато — Четвертый Хокаге — отец Наруто. Информация только для внутреннего пользования.

ВНИМАНИЕ. Распространение и обсуждение материалов дела категорически запрещено.

Когда Рена уже почти добралась до своего дома, ее нутро скрутила жестокая голодная боль. Боль невыносимая, жгучая до такой степени, что на глазах непроизвольно выступили слезы. Спазмы свивали ее кишки морскими узлами, от чего к горлу подкатила рвота. Согнувшись, она заскочила в дом и упала на колени, едва успев захлопнуть за собой дверь. Несколько минут ей пришлось осторожно дышать через нос, лишь бы удержать в желудке все то, что было только что съедено. Этот голод не имел ничего общего с пищей, которую она употребляла. Этот голод принадлежал не ей, а ее Сестрам — старшим и младшим. Рена явственно почувствовала, как змеи закопошились на ее теле, шипя и кусая больно и требовательно. Они были голодны, и о них давно не заботились. Прошло слишком много дней со дня последней охоты, и терпение их лопнуло.

— Сейчас, сейчас... — прохрипела Рена. — Потерпите еще немного, пожалуйста. Я люблю вас, я позабочусь о вас. Потерпите, солнцеглазые.

Змеи немного ослабили свою хватку, позволяя ей подняться на ноги, быстро вбежать на второй этаж и переодеться в нечто неброское и легко отстирываемое. Минуту спустя Рена мчалась за пределы Конохи, в лес. Дежурным на выходе она сказала, что бежит в лес на тренировку, так как полигоны заняты. Ее пропустили с условием вернуться до полуночи.

Достав карту из заднего кармана брюк, Рена посмотрела, где находятся ближайшие обычные людские поселения, и, выбрав из них очередные четыре деревни, помчалась по лесу. Оставлять обескровленные трупы было нельзя, так что Рена решила отпить у всех понемножку — не обеднеют. До полночи еще оставалось десять часов — этого было более чем достаточно.

В лесу она сориентировалась и, подстегиваемая нетерпением и голодом Сестер, вышла на охоту. Чтобы прокормить десять бездонных глоток нужно было очень много сил. И очень много крови.

Глава 4. Экзамен. Не стоит искать неприятности — они сами тебя найдут

Глава, в которой Рена наконец то имеет возможность немного размятся, пофлиртовать и начать воплощать в жизнь свою идею

На следующий день Рена была вялой, сонной и невнимательной. Было такое чувство, что она пребывает на грани сна или на дне лености. На вопросы отвечала медленно, тренироваться не пошла, приглашение пообедать вызвало бегство в кусты и рвоту кровью, на вопросы о здоровье отмахивалась с вялым "Это сезонное..." Единственным, кому удалось уговорить ее что-то делать, оказался Нейджи. Потащил он ее опять на источники, мотивируя это тем, что горячая вода с минералами должны были помочь ей успокоиться и прийти в себя.

На этот раз все решили пойти туда вместе. Правда, Тен-Тен заявила, что не потерпит разврата, и ушла на женскую сторону. Рена же, пожав плечами, пошла откисать в общий водоем, и мужское население ее поддержало. Она снова раскинулась в воде и действительно почувствовала себя лучше. Тяжесть и тошнота от вчерашней охоты притупились, но совсем не ушли. Рена перевернулась на живот, слегка выползла из бассейна, чувствуя, что ее разморило от горячей воды, и положила голову на скрещенные руки. Она сознательно демонстрировала свою спину Нейджи, чтобы напомнить о возможности.

Майто Гай и Ли начали с интересом рассматривать спину Рены, обсуждая татуировку и пытаясь понять ее глубинный смысл, а Нейджи пристроился рядом и сказал:

— Они изменились.

— Изменились? — вяло поинтересовалась Рена. — Кто?

— Твои рисунки на спине. У них у всех на спинах появились алые узоры. Они какие-то... сытые, что ли... — смутился Нейджи.

— А... Бывает... — ответила Рена, а сама подумала: "Как же ты попал в точку, Нейджи. Эти сучки всегда меняют свой цвет, когда нажрутся".

— Сезонно? — иронично поинтересовался Нейджи.

— Сезонно, — грустно ответила Рена. Она любила своих Сестер, свою единственную и настоящую семью, но ей было очень трудно переносить насыщение своей родни. Не в том смысле, что ей было страшно или жалко жертв — как говорится, дело привычки. Просто ее собственное тело не было приспособлено питаться именно так, и последствия были неприятными в течение одного-двух дней. Зато потом Сестры впадали в сытую негу и не тревожили ее, как правило, месяц или два.

— Ты вчера говорила о сестрах. Кто они?

— Сестры — это Сестры, — просто ответила Рена.

— Я не понял. Это не ответ, — Нейджи нахмурился.

Рена опять перевернулась, погружая остывшую спину в воду, и вздохнула:

— Мне сложно об этом говорить. Я уже жалею, что показала тебе своих Сестер.

— Эти змеи и есть сестры? — задал очередной вопрос Нейджи.

Рена внимательно посмотрела в его глаза:

— С чего ты взял? — улыбнулась легко и беззаботно, будто ребенку, сказавшему несусветную глупость.

— Ты вчера сама об этом сказала, — его было не так уж просто сбить с толку.

— Когда это? — попыталась она увильнуть, хотя понятно было, что без особого успеха.

— Когда сказала, что тебе пришлось призвать белую и черную сестру, чтобы разбудить серую.

— Это образное выражение. Я называю Сестрами всего лишь потоки чакры, свивая их особым образом, — нагло соврала Рена, глядя предельно честными глазами сквозь бьякуганы на Нейджи.

— Ты лжешь, — раздражаясь, сказал он. — Я вчера совершенно отчетливо имел честь наблюдать за тем, как твои "потоки чакры, свитые особым образом" ползали по твоей коже и вполне материально открывали рот на твоей ладони.

— Любовь моя, ты же знаешь, что если перегреться в горячей воде, то может привидеться всякое. Да и пар иногда шутит с нашим восприятием.

Выбившиеся пряди намокли и стали липнуть к ее белой шее, напоминая потеки черной туши. Небрежным жестом она провела ладонью по коже, но лишь намочила волосы еще больше.

— Не обращайся ко мне подобным образом — это невероятная фамильярность, и мне неприятно.

— Как скажешь, любовь моя, как скажешь, — она улыбнулась и повернула лицо в его сторону, посмотрев на него через полуопущенные ресницы.

Нейджи поджал губы и смотрел на нее сердито.

— Рена, не нужно думать, что все вокруг тебя слепые и глухие. Эти змеи — и есть те, кого ты называешь сестрами. Очевидно же.

— С чего ты взял, Нейджи-кун? — спросила она и как могла нежно провела пальцем по точеной скуле своего собеседника. Ее прикосновения были опасным оружием — в своем возрасте она прекрасно умела манипулировать желаниями мужчин. Особенно такими простыми и вшитыми в подсознание любого. И теперь с улыбкой смотрела, как лицо мальчишки заливает алая краска, еще больше подчеркивая проклятую печать.

— Я вижу, — с трудом выдавил Нейджи неожиданно севшим голосом, не отстраняясь от руки.

— О! А хитрецы уже влюблены! Какое это прекрасное чувство! — завопил Гай-сенсей, умиляясь открывшейся ему картине, вызываю волну недовольных перешептываний других посетителей. — Вот она, сила юности!!!

— Придурок, — буркнула Рена.

— Это вовсе не так! — завопил Нейджи, краснея окончательно. — С чего вы взяли?!

— Но вы так хорошо смотритесь... И ты покраснел! — Гай ткнул в него пальцем.

— Здесь жарко! — прорычал Нейджи, вставая из воды.

Воцарилась тишина. Гай и Ли как-то странно переглянулись и отвернулись, прекращая конфликт.

— Угу, Нейджи, жарко, — успокаивающе коснулась Рена его локтя, заставляя сесть, а потом шепнула на ухо: — Нейджи-кун, пока не успокоишься, не вставай, не теряй лицо еще больше, пожалуйста.

Нейджи с раздражением вырвался из ее рук и демонстративно вышел из воды. Обернув бедра полотенцем, он ушел на мужскую половину купален, держа спину еще более прямо.

Посмеиваясь, Рена нырнула, не заботясь о том, что волосы окончательно промокнут. Из купален она вышла почти последней, расслабленная и прогретая до самого костного мозга. Завернулась в полотенце и пошла на приятные процедуры массажа. До Рены дошли слухи, что в купальни пришел работать новый мастер-мануал, и ей не терпелось, чтобы кто-то умелый размял все ее косточки. Все-таки Нейджи был молодец, что потащил ее сюда — и здоровье подправил, а уж о настроении вообще говорить не стоит.

После этого случая Нейджи еще несколько дней тщательно избегал Рену и старался к ней вообще без лишнего повода не подходить. Зато и прекратились настойчивые расспросы о Сестрах, что ее вполне устраивало — это не было тем, чем можно делиться с каждым встречным. Хотя ее никто не тянул за язык, и теперь только и оставалось кусать локти, что показала то, чего не стоило, право. С остальными Рена относительно поладила, оставшееся время ребята провели с пользой, пытаясь синхронизироваться за столь короткий промежуток времени. Печально, но глупая девчонка даже не попыталась посмотреть с коллегами в одну сторону. Довольно быстро Нейджи махнул рукой на попытки организовать новый коллектив и оставил Рену наедине с ее сверхценным мнением, попросив лишь не мешать работать остальным.

Хотя нужно было отдать должное тому, что группа явно приобрела сильного бойца. Другой вопрос — будет ли темная лошадка козырем или главной ошибкой новой группы.

— Рена, я прошу тебя, хоть иногда играй по правилам, — после одной из тренировок попросил ее Гай.

— Гай-сенсей, без обид, но я предпочитаю играть творчески.

Он лишь покачал головой, не желая тратить силы на временного подчиненного. Вот уж удружил Хокаге — от нее было больше проблем, чем пользы.

— Хорошо, играй как хочешь, но если из-за тебя команда провалит экзамен, я лично повешу тебя на твоей собственной косе.

— Договорились! Только предупредите заранее — я продам билеты на это замечательное шоу.

— Дура ты, Рена, — он вздохнул и ушел.

"Удивительно! Мне казалось, что кретин в этой ячейке нашего общества именно ты".

Приятным открытием для нее стало то, что если оторвать Ли от его обожаемого наставника, как следует измотать на спаррингах, потом вытряхнуть из вырвиглазного комбинезончика и отмыть, то он окажется вполне рассудительным и доброжелательным человеком. Ввиду особой симпатии она даже помогла ему проработать выход из генндзюцу. На удивление, Ли смог справиться с этим и уже довольно успешно боролся с наведенными на него образами, то пугающими, то, наоборот, завораживающими. Хотя стоило ему подсунуть глюк с эротическим контекстом, как он, высунув язык, обо всем забывал. Наконец, она сдалась и посоветовала ему:

— Ли, без обид, но тебе явно стоит найти себе барышню, оторваться до полного нестояния и только потом снова пытаться справиться с этим видом генндзюцу.

Ли покрылся красными пятнами, но ответить не смог — кажется, у него звук выключили.

— Рена, не надо советовать ему всякую чушь! Это гадко! — Тен-Тен посмотрела на нее с большим неодобрением.

— Милая, что тут гадкого?

— Нельзя такие вещи советовать, это аморально!

— Да ладно, неужели ты думаешь, что эта аморальная чаша тебя минует? — Рена улыбнулась, мысленно прикидывая, с кем общается — с наивной дурочкой или с ханжой.

— Не желаю это слушать и тем более обсуждать с тобой, — Тен-Тен демонстративно отвернулась и обратилась с каким-то вопросом к Гаю, который помогал на тренировке.

Тен-Тен Рену почему-то очень невзлюбила, пользуясь любой возможностью пустить шпильку или зло пошутить. Рена на это обращала внимания не больше, чем на назойливую муху. Тем более она помнила данное Хокаге обещание ни с кем не конфликтовать очень уж сильно, а это становилось все труднее и труднее с каждым часом в обществе этой девчонки. С каждой пикировкой у Рены появлялось все больше вариантов заткнуть ей рот. Бывали забавные моменты, когда Рена зависала, представляя, как и что она сделает с Тен-Тен, окажись та в ее руках связанная и голая. Тогда очередная критика со стороны Тен-Тен просто захлебывалась, спотыкаясь о сладкую мечтательную улыбку Рены.

Наконец наступило утро экзамена, и, собравшись вместе, Рена и ко двинулись в здание Академии, где и должна была проходить первая его часть. На месте уже кишели люди. Они болтали, шутили, смеялись, ссорились, а некоторые уже и дрались. Давно Коноха не была так наполнена гостями из других стран. Общества шиноби всегда были очень закрыты и редко шли на культурные обмены. Однако каждое такое мероприятие позволяло сохранить видимость коллегиальности в глазах наместников и сегуна. Да и упустить шанс внимательно посмотреть по сторонам нельзя было, чем и занимались все, кому на это хватало мозгов.

В общем, жизнь бурлила бурным потоком, и главной задачей было в этом потоке не захлебнуться и плыть в правильном русле. Но Рена, как всегда, не ощущала себя частью этого потока. Да и не стремилась влиться в него. Как показывал ее богатый жизненный опыт, аккуратно втиснутый в малый биологический возраст, в жизни ни на кого полагаться было нельзя и единственными, кто ее не предал бы, были Сестры. Да и то это был вопрос времени — ведь когда-нибудь им понадобится новое молодое тело и они покинут ее. И все равно ей было очень жаль, что они не могли с ней общаться в привычном понимании этого слова. Да и большую часть времени они вообще спали, оставляя Рену одну. А когда просыпались, то хотели есть или развлекаться, но зато омывали Рену теплой волной своего присутствия. Но это все было не то... Что ей было нужно, Рена и сама не знала.

Ей было безразлично биение многообразной жизни вокруг, поэтому она без особого интереса наблюдала за происходящим. На сегодняшний день ее интересовал сам экзамен и ничего больше, иначе Рену и палкой не загнать было бы в такое скопление народа. Слишком много запахов тел — сладкие духи, холодные духи, мужской пот, женский пот, адреналин, страх, запахи оружейного масла и чернил, пыль чужих дорог. Слишком много запахов.

Случилась еще и небольшая стычка между Ли и каким-то парнем не совсем адекватного вида, вокруг которого вертелся тот самый обжорливый паренек, которого Рена встретила в ресторанчие накануне, и розоволосая девушка примерно одного с ней возраста. Как Рена поняла из разговора, ссора возникла как раз из-за этой девчонки, которую звали Сакура и которая так приглянулась ее одногруппнику. Хотя его выбор был Рене непонятен — от нее слишком сильно пахло малиной — сладко и тошнотворно. В результате из-за неподеленной курицы с широким лбом и визгливым голосом случилась драка. Ли могло оправдать лишь то, что хотя бы драку затеял не он, а мальчишка с неимоверно надменным лицом. На спине его курточки Рена рассмотрела клановый узор.

"Ну надо же! Да это же жемчужина Конохи, последнее сокровище и последний представитель ужасно гордого, но теперь совсем маленького клана Учих!" — Рена улыбнулась и посмотрела на мальчишку с большим интересом.

(Тайные архивы АНБУ Конохи. Раздел 36, Подраздел 209, Дело 7-СУ (дело не подлежит полной архивации))

Имя: Учиха Саске.

Возраст: 12 лет (23 июля).

Ранг: Генин.

Напарники: Узумаки Наруто, Харуно Сакура.

Наставник: Хатаке Какаши.

Наследник одного из самых могущественных кланов селения и без преувеличения гениальный ниндзя, Саске известен своим гордым и заносчивым характером.

За ледяной маской спокойствия скрывается неистовый мститель, который пойдёт на всё, до сделки с Сатаной включительно, ради того, чтобы добраться до убийцы всей его семьи, всего клана Учиха. То, что этот убийца — старший брат Саске, Учиха Итачи, равно как и то, какую цену ему за это, возможно, придется заплатить, его совершенно не заботит. Мести посвящена вся его жизнь, и до всего прочего ему практически нет дела.

Находится на диспансерном учете медицинского корпуса в отделе усиленных геномов (родовой шаринган) и психологов.

ВНИМАНИЕ: Уполномоченные рангом обязаны внимательно наблюдать за его прогрессом. Настоятельно рекомендуется, по возможности, психокоррекция.

Победа досталась Ли, но за стычку в неположенном месте Гай-сенсей устроил тому, мягко говоря, внушение. Учиха пока что вовсе не оправдал принадлежность к столь легендарному клану и проиграл Ли с поразительным треском. Рене даже стало жаль мальчишку — его огромное самолюбие явно было прибито ломом. Подойдя к Ли, она вправила ему нос и отерла кровь. Тайком слизнула ее с пальцев, попытавшись вникнуть в суть его души, но крови было слишком мало, и понять ничего толком не вышло. Хотя общее впечатление осталось прежним — добрый мальчик и честный. Но убийственно наивен. После этого происшествия приключений не было.

Когда ребят запустили в аудиторию, где должен был проходить первый экзамен, Рена обратила внимание на Наруто, Учиху и Сакуру, которые нависли с нескрываемым интересом над каким-то парнем в очках. Тот что-то раскладывал по полу и сосредоточенно изучал. Заинтересованная Рена решила подойти ближе под предлогом поздороваться с Наруто. И снова эта тягучая низкая нота резонанса прошибла ее до мозга костей. Сестры вздрогнули и проснулись все разом. Рена прямо-таки чувствовала, как они наблюдали за Наруто через ее глаза, ловили каждый его вздох. Чем было вызвано такое их любопытство, она не могла понять.

— Привет, Апельсин! — со смехом поздоровалась она с Наруто и, толкнув его бедром, стала наблюдать, как тот сначала закипятился, а потом начал смеяться. — Что делаешь?

— Изучаем противников! — гордо заорал он, игнорируя все попытки Учихи его заткнуть и привлекая к их группке всеобщее внимание.

— Как интересно! — искренне протянула Рена. — Можно и мне посмотреть?

— Ты кто? — грубо прервал их разговор Учиха, глядя на нее хмуро и заносчиво. — Тебя никто не приглашал!

— Не самый хороший способ узнать имя девушки, — иронично ответила Рена, рассматривая божка местного значения и подкуривая сигарету. Клан Учиха и его печальная история была ей известна. Но она не понимала, как такое горе могло превратить человека в заносчивую скотинку.

— Уйди. Ты раздражаешь, — буркнул он, принимая гордый и независимый вид. Кажется, урок, который преподал ему Ли, уже успел полностью выветриться из его головы.

— А мне похуй, раздражаю я тебя или нет. А если будешь так общаться с девушками, вообще сдохнешь молодым и девственником, — оскорбление она подкрепила, выдохнув ему в лицо дым, отвернулась и уже совсем другим тоном обратилась к Наруто и парню в очках — Так мне можно посмотреть? Знаю, я такая любопытная, но я просто не в силах пройти, когда у вас тут так все интересно!

— Конечно! А ты веселая! — восхищенно воскликнул Наруто. Похоже, этот Учиха уже изрядно попортил ему нервы.

— Да ну что же это такое! Неужели не понятно, что ты мне не нравишься? — воскликнула Рена и в следующий момент ее кулак впечатался в живот Учихи, отчего он отшатнулся на несколько шагов, налетев при этом прямо на группу никого не трогающих шиноби. Компания заворчала. Вообще, все сборище напоминало канистру с нефтью — только брось спичку. И Рена явно поигрывала огоньком слишком близко с этой канистрой.

— Да что ты себе позволяешь!!! — с воплем накинулась на Рену девчонка, которая только что вышла из ступора, вызванного ее словами. Цвет ее лица сравнялся цветом с ее волосами, похоже, она за своего кумира готова была убить любого.

(Тайные архивы АНБУ Конохи. Раздел 812, Подраздел 29, Дело 12-СХ)

Имя: Харуно Сакура.

Возраст: 12 лет (28 марта).

Ранг: Генин.

Напарники: Узумаки Наруто, Учиха Саске.

Наставник: Хатаке Какаши.

Единственная девушка в команде ?7, Сакура является связующим звеном и одновременно камнем преткновения Наруто и Саске. С одной стороны, в команде имеет место быть эдакий любовный треугольник. Но с другой — если бы не было Сакуры, вряд ли Наруто с Саске вообще стали бы друг с другом разговаривать.

Сакура — ниндзя, да еще и одна из лучших в выпуске. IQ Сакуры определенно зашкаливает за 150-160 единиц, кроме того в вопросах владения и точного управления чакрой она даст фору даже такому гению, как Саске.

ВНИМАНИЕ: находится на диспансерном учете медицинского корпуса под подозрением в шизоидной акцентуации личности.

— Мне не нравятся люди, которые в ответ на оскорбление вместо того, чтобы влепить в морду, подленько пытаются прилепить взрывную печать к спине. Встанет на моем пути — покалечу, — хмуро ответила Рена, сминая в руке печать и швыряя ее на еще не успевшего встать Учиху.

— Сука! Я тебя разорву! — он вскочил на ноги, но его порыв не оценили — Рена снова стояла к нему спиной.

— О! Информационные карточки! — воскликнула она, разглядев, что же такое они все рассматривали. — Какая прелесть! Это твои?

— Да, — ответил владелец. — Меня зовут Якуши Кабуто.

— Очень приятно! А я — Ибогами Рена, — она пожала протянутую руку, отметив, что пожатие было идеально выверенным по силе — аккуратным и бодрым. — Смотрю, твоя пачка довольна толстая. Наверное, много времени убил, собирая информацию. А у тебя есть и на меня досье?

Тот перебрал карточки и удивленно вскинул бровь:

— Нет, нету...

— Ну и отличненько! Знаешь, я бы здорово расстроилась, если бы уже завелась у кого-то в кармане. Приятно было познакомиться! Кабуто, Наруто, удачи на экзамене, а я пойду, пожалуй, к своим, чтобы не раздражать ваших нервных дамочек, — эта реплика была сказана достаточно громко, чтобы Учиха ее услышал. Издав невнятный рык, он уже вознамерился устроить еще одну потасовку прямо на месте, но в аудиторию вошел пожилой шиноби с отметинами многих битв на лице, и драка завяла, не успев толком начаться. Но многообещающий взгляд Учихи был весьма конкретным и намекал на отсроченную разборку. В ответ он получил оттопыренный средний палец и гаденькую ухмылку.

"Ну и гении... Убожество. Амбиции и полное отсутствие мозга, кроме спинного. Выезжает исключительно на том, что дали ему родители", — подумала Рена, усаживаясь во второй ряд за среднюю парту.

Объяснили правила и раздали работы. Бегло просмотрев вопросы, Рена хмыкнула и взялась за карандаш. Потом приостановилась и задумчиво почесала кончиком карандаша за ухом, подумала, что же ей делать — писать работу из головы, как это требовалось, или содрать у кого-то, как это подразумевалось. Потом решила не морочить себе голову, рассудив, что де-юре никто не сможет ей возразить, если она накатает ее сама, даже если там будут цветочки и черепочки во все поля разрисованы. Сказано — сделано.

Спустя несколько десятков минут, наполненных шорохом карандашей и напряженным сопением, когда Рена уже дописывала шестой вопрос, она почувствовала, что запершило в горле и начали без причины слезиться глаза. А еще мучительно-сладко запахло скотобойней, отчего в рот набежала слюна и Сестры сквозь сон слегка зашевелились. Прикрыв глаза внутренним веком и задержав дыхание, Рена рассмотрела в воздухе перед собой стайку песчинок. Несколько из них намеренно лезли ей в лицо, пытаясь заставить ее покрепче зажмуриться, а другие формировали нечто, напоминающее глаз.

— Какой милый! — шепнула Рена, незаметно поймав чье-то глазное яблоко с изумительной радужкой цвета крепкого чая и пряча в ладони. Она подмигнула расширившемуся то ли от удивления, то ли от гнева зрачку и прошептала: — Не у меня.

В следующий момент ее пальцы сжались, снова превращая глаз в то, чем он и был — в песок. Песчинки колко выбрались из ее ладони и гордо куда-то удалились. Уже забыв об этом, Рена продолжила работу, не обращая внимания на то, что к ее правому запястью крепко прилипло несколько песчинок.

Экзамен она дописала раньше всех, и ей позволили подождать в коридоре. Сдав работу, она удалилась и наконец-то закурила. Эта пагубная привычка привязалась к ней прочно и надежно, но особого вреда в ней Рена не видела. С одной стороны — сколько той жизни, чтоб отказывать себе в некоторых нехитрых радостях. С другой — почему бы и не помотать нервы остальным. Почему-то все считали, что тринадцатилетняя девочка и сигареты несовместимы. Но она доказывала всем снова и снова, что вполне. Когда она докуривала вторую пачку, за ней вышел один из экзаменаторов, чтобы позвать внутрь. На сигареты посмотрел неодобрительно, но промолчал. Рене сигарету пришлось выбросить почти целой.

Войдя в аудиторию, она обнаружила, что весь комплект ее группы прошел это испытание и все напряженно ждали, что же будет дальше. Как выяснилось, дальше было веселее — последовало несколько психологических атак, отчего отсеялось еще почти четверть претендентов на звание чуунина.

"Отлично! Меньше народу — больше кислороду!" — уныло схохмила Рена и уселась поудобнее. Все, что там трындел мужик возле доски, ее мало интересовало, она это даже не слушала, потому что догадывалась о дальнейшем развитии событии. И ее предположения оказались вполне правильными — как только главный экзаменатор убедился, что остальных, сколько ни запугивай, меньше пока не станет, то сдал полномочия второму экзаменатору, которая не замедлила устроить небольшое шоу при своем появлении.

Второго экзаменатора звали Митараси Анко. Рена вяло подумала, как отреагирует эта мадам, если она ей так же вяло, как и подумалось, поаплодирует, закинув при этом ноги на стол, но решила не срывать премьеру Анко и не рисковать своей шкуркой.

Вторая часть экзамена должна была проходить в Лесу Смерти.

"Тоже мне, Лес Смерти! — подумала Рена, вяло ковыляя с остальными к месту действия и непроизвольно почесывая левую руку, которая была раздроблена в костяную крошку в этом же лесу. — Я в него за ягодами и вкусными грибочками хожу... И ничего, живая пока".

Опять перекличка, опять правила. Группе Рены достался свиток "Небо". Хранить его поручили Нейджи. Рена, глядя, как слаженно действует группа, подумала, что все не так уж плохо и что если в такой команде найдется хоть кто-то здравомыслящий вроде Нейджи, то никакие Майто Гаи это перебить своими оригинальными педагогическими методами и идиотизмом не смогут.

Когда группа забралась уже достаточно глубоко в лес и набросала приблизительный план действия, Рена, прислонившись плечом к дереву, спросила сквозь зевок:

— И что дальше? Нейджи-кун, ты попытаешься бьякуганом отыскать "Землю", или попробовать разделиться?

— Мы не знаем уровень других шиноби, принимающих участие в этом экзамене, — отведя взгляд в сторону, ответил Нейджи, — значит, пока что не стоит разбивать группу.

— Но, Нейджи-кун! Мы все достаточно сильны и вполне справимся со многими. Если хочешь, можно разделиться на пары, а потом встретимся, допустим, возле этого ручья. Так мы сможем прочесать большую территорию.

Нейджи задумался, а потом сказал:

— У нас на этот этап экзамена выделено пять дней. Давайте сначала соберем необходимые продукты, на случай если потом на это не будет времени.

— Хорошая идея, но нерационально будет, если весь боевой состав группы займется тем, что с успехом может выполнить и половина, тем более что у нас два сканера, — деликатно возразила Рена.

— Ты сканер? — он вскинул тонную бровь столь иронично, что это было уже на грани сарказма.

— Да.

— Почему раньше не сказала?

— К слову не пришлось.

— Хорошо, давай сделаем так — ты и Тен-Тен будете пополнять припасы, а я и Ли пойдем на разведку, — предложил Нейджи. — Ты тогда тоже сможешь попутно прочесать территорию.

— Не очень хорошая идея, — опять вмешалась Рена, но не по причине личной неприязни к напарнице.

— Почему это? — нахмурился Нейджи. — Что на этот раз тебя не устраивает, Рена-чан?

— Стоит объединить Тен-Тен и Ли для поиска пищи, а мы с тобой займемся разведкой. Если что-то пойдет не так, то Ли сможет ее защитить. У тебя есть бьякуган, но и я неплохо вижу, — не отлипая от дерева, ответила Рона, внимательно рассматривая холеные длинные ногти, выкрашенные в этот раз в черный цвет с красными узорами.

— Что ты хочешь этим сказать? — возмущенно спросила Тен-Тен, чье мнение в данном разговоре вообще не учитывалось и которую оскорбило указание на то, что она нуждается в защите.

Рена усмехнулась и приоткрыла внутренне веко, одновременно меняя глаз с почти человеческого на совершенно не человеческий. На тсукиган — глаза, вырванные из тела умирающего Лунного Зверя. Зверь был очень редкий, очень опасный и невероятно красивый. В легендах упоминалось, что Аматерасу когда-то затосковала без своего супруга и попросила создать ей подарок, чтобы тоска была не столь острой. Он, недолго думая, засучил рукава, отмотал лунных лучей на шерсть, отщипнул кусок ночи для души и вставил пару звезд вместо глаз. Уж неизвестно, каким местом он думал, но вместо домашнего питомца получилась тварь, наделенная красотой, силой и жаждой. Впрочем, Аматерасу была довольна. Возможно, именно потомок того самого Зверя и подарил Рене глаза.

Сестры когда-то позаботились о том, чтобы его глаза прекрасно прижились и нормально функционировали. Правда, прежде чем вставить себе его глаза, пришлось вырвать свои собственные. Хорошо все-таки, когда у тебя острые ногти...

Эти новые глаза позволяли видеть общий энергетический фон и связанные с умиранием, вычленяя агональные, вспышки и частично манипулировать с сознанием. К тому же без этих глаз Рена не смогла бы видеть сущностей иного астрального слоя. Пусть они не позволяли воровать чужие техники, как шаринган, или видеть танкетцу и каналы чакры, как бьякуган, но в целом они были неплохим приобретением, хотя вспоминать детали того, как они достались, было неприятно — хотя бы потому, что Лунный Зверь, даже изорванный и умирающий, изломанный и окровавленный, был прекрасен. Добивать такое совершенство было истинным грехом. Рена не была уверена, что, будь второй шанс, у нее бы поднялась на него рука, даже спустя пять лет она чувствовала, что этот грех не замолит никогда.

Тен-Тен сглотнула ком в горле и заткнулась.

— Хорошо, так и сделаем, — принял решение Хьюга, — через три часа встречаемся возле этого камня.

Они разбежались по лесу в разных направлениях, но Рена пока старалась не теряться от Нейджи, а то он еще обидится.

— Нейджи-кун, не пора ли нам оглядеться? — поинтересовалась Рена.

Тот остановился чуть ли не в середине прыжка и утвердительно кивнул:

— Сейчас.

Присев на ветке, он сосредоточился и принялся изучать пространство вокруг себя с помощью бьякугана. Рена стояла чуть поодаль и внимательно за ним наблюдала. Она знала, что пространство, охватываемое бьякуганом, весьма ограниченно. А ее тсукиган при определенном усилии мог охватить пространство в диаметре километров триста. Правда, чем больший был радиус, тем сильнее становилась боль — замечательное чувство, будто в мозгах орудует миксер. Рена вздохнула — и почему почти все ее особенности сопряжены с болью и риском как минимум помешательства? Хотя это была не самая большая цена за то, что она могла. Наконец Нейджи встал и покачал головой:

— Я никого из людей не увидел. Давай двигаться дальше.

— Давай разделимся? — предложила Рена, которая заметила чуть дальше зоны действие бьякугана группу шиноби, отчего ей до дрожи в руках захотелось сбегать за свитком самостоятельно, ну или хотя бы выместить всю злобу на других, раз не позволяется накостылять своим попутчикам. — Ведь ты сам видишь, что никого рядом нет. Если мы так и дальше будем бегать, то снизится эффективность.

Скрепя сердце, Нейджи дал согласие на разделение пары и поскакал по веткам в одну сторону, а Рена рванулась к замеченным ею шиноби в другую.

Не зная и не желая знать, что ее ждет, она выскочила прямо перед ними, как черт из табакерки, и, встав в непринужденно-расслабленную позу, промурлыкала:

— Привет, мальчики! Сами скажете, что у вас в кармашках, или мне сначала придется вас медленно раздеть и обыскать?

Эта тройка не производила впечатления особо серьезных противников, но как она прекрасно понимала на собственном примере — внешность могла быть очень и очень обманчива.

В первый момент вражеская команда потеряла дар речи от такой наглости.

— Эй ты, дура, прочь с дороги, пока тебя саму не раздели и не разложили на троих, — наконец выдавил один из этой троицы и потянул из-за спины огромный зонтик.

"Ну да, дура... — расстроено подумала Рена. — и как я могла сразу не заметить, что с этими толком и не подерешься. Зонтики, иглы — скучно! Ни тебе хитроумной техникой похвастаться, ни эффектным приемом — зонтом по лбу, иглу в задницу, и можно заканчивать наш маленький междусобойчик".

Возможно, это и не переросло бы во что-то захватывающее, если бы на поляну не вышел еще один комплект шиноби. Знакомый запах гнилой крови ударил Рене в нос и заставил обернуться. Она столкнулась взглядом с мальчишкой, у которого были такие глаза, что Рена непроизвольно сглотнула и попятилась. Похоже, именно этому маньяку она прервала технику на предыдущем письменном экзамене. Если судить по запаху, конечно.

А еще опять была нота и резонанс, который болью отдавал вниз к лону и дальше по ногам, уходя в землю. Звук был другой, более высокий, с мерзким дребезжанием, срывающимся на скрежет стекла по доске. Рена чувствовала, что Сестры опять беспокоятся.

Первые трое шиноби с зонтиками посмотрели на подошедших шиноби со смесью омерзения и крайнего презрения. По их глазам явно читалось: "Еще какие-то малолетки подвалили..."

"Ладно, так даже интереснее..." — успела подумать Рена, когда пришлый шиноби нехорошо оскалился и прошипел:

— Привет.

Глава 5. Знакомство

Глава, в которой Рена получила прекрасную возможность в который раз всем доказать, что с головой у нее большие проблемы.

От его мертвых, ищущих глаз не ускользнуло то, какой эффект произвел он на девушку, которую заметил еще на экзамене, и какой — на троицу с зонтиками.

— Привет! — дружелюбно оскалилась Рена и лихорадочно принялась за модификацию тела, кляня себя за то, что раньше об этом не подумала. Когда-нибудь ее заносчивость и самоуверенность загонят ее в могилу раньше времени. Чем быстрее проводить метаморфоз, тем больнее. Сейчас было очень больно.

Ее Сестры с тихим шелестом поползли по коже, сердито высовывая раздвоенные языки. Они тоже чувствовали исходящую от этого худого и странного мальчика чудовищную силу и ярость. И жажду убийства тоже чувствовали, а его запах просто сводил Сестер с ума, заставляя в спазмах свивать кольца. Даже несмотря на то, что Рена их накормила совсем недавно, в них просыпался аппетит, когда они наблюдали за ним.

— Ты вызвала их на поединок? — спросил он, складывая руки на груди.

— Пока нет. Я просто заинтересовалась их свитком, а вот после их ответа я буду решать, убить их или убить быстро, — пожала плечами Рена, всеми силами пытаясь затянуть разговор и выиграть на том время на подготовку; она уже закончила с костями и принялась за потоки энергии.

— Что за самоуверенность! — фыркнула высокая блондинка с холодным и гордым лицом, стоявшая немного позади мальчика и кривившая губы в презрительной улыбке. За ее спиной угадывался контур гигантского веера.

"Красавица, умница и сука", — мысленно поздоровалась с ней Рена.

(Тайные архивы АНБУ Сунны. Раздел 22, Подраздел 9, Дело 004-КТ)

Имя: Темари.

Возраст: 15 лет (23 августа).

Ранг: Генин.

Напарники: Канкуро, Гаара.

Наставник: Баки.

Самая старшая из троицы генинов Селения Скрытого Песка, Темари сначала может показаться еще и самой рассудительной и вменяемой из них. Однако первое впечатление быстро портится — девушка горда, заносчива и живет по принципу "сильный жрет слабого". К тому же наличие такого брата, как Гаара, даже находиться рядом с которым весьма опасно, не способствует улучшению характера и воспитанию любви к роду людскому.

В бою Темари использует огромный веер, и практически все ее атаки основаны на воздушной стихии. Вдобавок наличие весьма высокого IQ делает ее не той противницей, с которой захочет столкнуться в бою любой здравомыслящий человек.

— Темари, заткнись. Ты же помнишь, как я не люблю, когда кто-то влезает в мой разговор без приглашения, — даже не оборачиваясь к ней, спокойно сказал парень. От этого Темари побледнела и тут же примолкла. Несмотря на то, что она явно была его старше, но главенство и авторитет бесспорно принадлежали худому мальчишке с огромной тыквой за спиной.

— Гаара! Полегче! Зачем так разговаривать со старшей сестрой?! — возмутился было второй его спутник — в черном балахоне и с каким-то непонятным свертком за спиной. Он тоже был старше и крупнее Гаары, но от него так же, как и от Темари, волнами расходился страх, который Рена катала на языке как карамельку.

"Одежда дурацкая, раскраска как у придурка, но черты лица приятные, и тело должно быть красивым, только умыть и раздеть нужно".

(Тайные архивы АНБУ Сунны. Раздел 093, Подраздел 329, Дело 127-КК)

Имя: Канкуро.

Возраст: 14 лет (15 мая).

Ранг: Генин.

Напарники: Темари, Гаара.

Наставник: Баки.

По неизвестной причине выбрал для себя запоминающуюся, экзотическую внешность, чем довольно сильно привлекает внимание к себе и своим спутникам. Хотя, если учесть присутствие Казекаге Гаары в команде, то это уже не имеет такого значения.

Обладает мрачным и неуживчивым характером с характерной дополнительной чертой — Канкуро терпеть не может детей (судя по всему, комплекс сей вызван чрезмерным общением его носителя с Гаарой).

А уж жестокости, похоже, не занимать всем представителям Селения Скрытого Песка.

Оружие у этого деятеля не менее экзотичное, чем внешность — Карасу, боевая кукла-марионетка, напичканная всевозможными орудиями убиения всего живого и управляемая нитями чакры; Канкуро всегда носит ее с собой и активно использует в бою.

— Канкуро... ты нарываешься. Я никогда не считал нас родственниками. Тот факт, что мы вышли из одной утробы и были зачаты одним отцом, не спасет тебя. И если ты еще раз откроешь рот, когда тебя не просят — я тебя убью, — все так же хладнокровно и спокойно, не оборачиваясь, прошипел Гаара. Он внимательно наблюдал за стоящей напротив него девушкой и нехорошо улыбался, очень неприятно при этом задирая угол рта. Его взгляд ни единого раза даже не скользнул в сторону остальных присутствующих на этой мирной полянке.

(Тайные архивы АНБУ Сунны. Раздел 10094, Подраздел 34, Дело 092-КГ (не подлежит архивации))

Имя: Гаара (также известен как Собаку-Но-Гаара).

Возраст: 12 лет (19 января).

Ранг: Генин.

Напарники: Канкуро, Темари.

Наставник: Баки.

Рождение мальчика отняло жизнь его матери, так как отец Гаары, Казекаге, правитель Селения Скрытого Песка, сделал своего сына объектом жутковатого эксперимента — слияния человека с Шуукаку, Демоном Пустыни. Целью эксперимента было создать сверхвоина, неуязвимого и непобедимого, но это не вполне удалось. Да, Гаара и в самом деле получил возможности, сделавшие его намного сильнее ровесников, но слияние с демоном подорвало его психику, ведь Шуукаку свойственно понемногу пожирать личность медиума...

Последней каплей стало решение Казекаге убить мальчика. Казекаге понимал, что неуправляемый и опасный медиум не нужен Сунне, поэтому не раздумывая отдал приказ уничтожить результат неудачной попытки укрепить страну. Но мальчику от этого было ничуть не легче — и без того надломленная психика Гаары после такого предательства сломалась окончательно. Лишенный смысла в жизни, он нашел его себе сам.

"Я живу для того, чтобы убивать. Пока я убиваю — я жив", — сочетание такой философии с, мягко говоря, неординарными способностями делает Гаару настолько опасным, что теперь даже его собственная деревня не рискует связываться с ним, предпочитая отправлять его на самые опасные и сложные миссии, чтобы решить проблему чужими руками.

Рена хмыкнула, уже заканчивая метаморфоз:

— Похоже, ты не очень ценишь родственников.

— А зачем они нужны? — слегка удивленно спросил Гаара.

— Действительно, зачем? — поддержала его удивление Рена, вливая в голос невыносимую иронию.

— Эй, малявки, вы и дальше будете болтать, или все-таки дадите пройти? — вмешался в разговор старший из Зонтиков, потянувшись за оружием. — Ждете, пока мы вас поубиваем?!

Гаара внимательно на них посмотрел и снова перевел свои жуткие глаза на Рену:

— Ты собиралась их вызвать? Ну так вперед. А я пока посмотрю.

— Хорошая идея, — одобрила его предложение Рена и повернулась к Зонтикам. — Ну что, мальчики, будете признаваться, что за свиток?

Мальчики, похоже, решили обидеться и рванули из наспинных колчанов свои оружия.

— Почему-то я так и думала, — вздохнула Рена.

Один из них рванулся в бой, пытаясь запугать худую и странную девушку криком. Рена плавно подняла руки сначала на уровень груди, потом чуть выше, частично прикрывая лицо. Подчеркнуто медленно она облизала губы. Шиноби взмахнул зонтом и отправил его в воздух, заставив парить высоко над головой. Рена опустила руки ниже, до уровня груди.

Она догадывалась, что последует далее — слишком нетерпеливыми стали движения змей, слишком возбужденно они свивали свои кольца на ее спине.

"Сестры! — беззвучно воззвала она, указывая на врагов. — Вы же этого хотите, так жрите!"

Они со слишком большим энтузиазмом откликнулись на ее предложение. Из ее левой руки вырвались тела трех змей. Предплечье расцвело брызгами крови, ошметками кожи и осколками костей, забрызгав ее лицо. Их бросок был так стремителен и яростен, что враги даже не успели понять, что происходит, когда змеиные пасти вцепились им в глотки, сжали челюсти и потянули на себя. Казалось, что время застыло, но Рена улавливала каждое драгоценное мгновение своей связи с этой троицей. Гибкие узорчатые тела образовали великий мост между нею и ними, между небом и землей, между жизнью и смертью. Они позволяли Рене ощутить волшебство момента. Она как будто сама сжала мощные челюсти с перекатывающимися желваками на скулах на по-смешному мягких шеях. Она чувствовала, как крепкие зубы полосуют, растягивают и рвут кожу, как за клыками тянутся нитки застрявших между ними жил, как хрустят хрящи гортани, как горячая влага стекает по небу в горло. Эйфория агонии прокатилась в воздухе, хлынув в стороны сверкающим мгновением истинного перехода в смерть, и растворилась в пространстве, укрепляя чужую жизнь, поддерживая равновесие.

Мгновение, и все было кончено. Сестры изогнулись гибкими телами и проглотили вырванные куски плоти. Рена же с превеликой нежностью и любовью вылизала каждой из них голову, очищая теплую чешую от крови, и только потом позволила им вползти под кожу и занять свои места. Ничего общего с техникой призыва это действие не имело, потому что Сестры были частью ее тела, души и разума. Правда, было неприятно, когда их тела становились материальными и продирались сквозь ее плоть — разрывая мышцы, связки и кожу. Но зато они дарили незабываемые ощущения самой носительнице Сестер. Смерть — это великий дар и настоящее искусство. Рена хотела умирать долго, красиво и мучительно. Кровь, яд, клинок и любовник.

Она позволила себе несколько мгновений дурманного наслаждения, слегка покачиваясь на подрагивающих ногах. Умиротворенно вздохнув, она вытерла губы и открыла глаза, чувствуя, как внизу живота все налилось и пульсирует. Когда она обернулась к тройке из Песка, то увидела, что Темари и Канкуро побледнели до трупно-зеленого состояния — привычные ко всякому, они не смогли вынести зрелище косвенного каннибализма. Но Гаара был взбудоражен истекающими кровью телами, которые лишь слегка подрагивали в последних агональных судорогах.

— Понравилась? — полюбопытствовала Рена, пятясь к мертвым соперникам, чтобы обыскать их и найти свиток.

— Приемлемо... — пробормотал Гаара, рассматривая затертый след крови на лице Рены.

— Я рада, — искренне ответила она и присела над трупами так, чтобы не упускать из поля зрения воинственно настроенную тройку из Песка. — Надеюсь, ты не будешь возражать, если свиток достанется мне?

— Не буду, — ухмыльнулся шиноби песка. — Мне не интересны эти игрушки.

— Вот и хорошо, — она слегка расслабилась.

— Я просто сражусь с тобой и отберу его.

— Приехали... — вздохнула Рена, заканчивая досмотр тел и пряча в карман "Землю" и "Небо" — ребята с зонтиками успели неплохо потрудиться, что наводило на мысль о том, что остальные участвующие в экзамене были еще слабее. — Ты же сказал, что он тебе не нужен?

Он лишь улыбнулся чуть шире.

"Если смогу смыться отсюда живой и не покалеченной, то буду считать, что мне очень повезло, а день прожит не зря", — подумала Рена и закусила губу, рассчитывая свои дальнейшие действия.

— Гаара! Но зачем тебе еще один свиток?! У нас их и так с избытком! — попытался возразить Канкуро.

— Канкуро, я тебя предупреждал? Если не закроешь пасть, то экзамен ты не пройдешь, — свои слова Гаара подтвердил, хлестнув брата по лицу песчаной плетью, разбивая ему губы.

Канкуро решил больше не пререкаться с опасным родственником, насупился и отошел на край поляны, буркнув под нос:

— Делай как знаешь.

Темари присоединилась к нему — наученная его опытом, заговаривать с Гаарой она не рискнула. Достав платок, она смочила его водой и молча приложила к быстро отекающей губе брата.

— Как тебя зовут? — поинтересовалась Рена, пряча в сумку на поясе свитки.

— Собаку-но-Гаара. Ты?

— Ибогами Рена.

— Я помню тебя. Ты прервала мою технику еще совсем недавно, на письменной части экзамена. Я узнал тебя по песку, который ты оставила незамеченным на своей коже.

Рена почувствовала, как несколько колких песчинок ссыпались по запястью на землю.

"Недопустимая беспечность! Как я могла себе такое позволить?!" — она до боли закусила губу, будучи весьма огорченной своей невнимательностью.

— Не стоит быть таким обидчивым, — прошипела она, внимательно изучая его тело и глаза, пытаясь распознать слабые стороны или уязвимые места.

В тот же миг в лицо ей полетела пробка от тыквы. Рена увернулась. Нападать на Гаару она не хотела, чтобы не разозлить еще больше. Пока шансов выстоять против него у нее было маловато. Если быть точнее — они сводились к абсолютному нулю. Единственное, что тешило ее самолюбие, так это то, что, чтобы убить ее, Гааре пришлось бы здорово повозиться, но она пока не хотела умирать. Оказаться в загробном мире в виде неряшливой кучки окровавленных тряпок, осколков костей и тонко смолотого фарша ей вовсе не хотелось. Вряд ли Бог Смерти будет приятно поражен ее оригинальным экстерьером.

— Нападай. Дай мне почувствовать твою ненависть! — прохрипел Гаара, очень быстро теряя свои невозмутимость и холодность, сменяя их на сумасшедшую жажду деятельности. Вот только деятельность его была направлена на прекращение жизненного пути одной нахальной особы, чего эта особа допускать не хотела совершенно. Из тыквы за его спиной тонкой струйкой сыпался песок и вился кольцами около его ног.

— А за что мне тебя ненавидеть? — удивилась Рена, прикидывая, что же ей теперь делать. — У тебя слишком красивые глаза, чтобы я могла испытать к тебе такое чувство.

На эту реплику Гаара отреагировал яростным гневным рыком и потоком песка, который попытался спеленать Рену по саму шею.

Она испытала азарт и почти сексуальное возбуждение, почуяв, что может погибнуть здесь и сейчас. Она жаждала боли и смерти. И, черт возьми, ей было безразлично, чьей — его, ее или всех живущих на этом свете. Лицо ее загорелось внутренним светом и азартом боя. Она хотела раскрыться полностью, показать ему, что является достойным противником. Она хотела, чтобы он хотел ее убить. Она хотела, чтобы он оценил ее. Откуда в ней взялись эти чувства, Рена не понимала, но, возможно, у Гаары действительно были очень красивые глаза. Почти как у нее. А может быть, это была всего лишь ее убитая самооценка, которая снова и снова требовала внимания со стороны.

Сейчас уже было не до слов — вопрос выживания стоял слишком остро. Колкие внимательные взгляды, скупые движения и полная сосредоточенность на происходящем. Лишь с большим трудом ей пока удавалось избежать юркого, быстрого и смертельно опасного песка. Попытка Рены контратаковать захлебнулась в самом начале — удары оружием и чакрой были безукоризненно точны, но бесполезны — песок защищал Гаару, и все ее усилия уходили в него, не оставив следов. Сестры, злобные твари, лишь забились в судорожном восторге от этого Джинчуурики — им давно не попадался достойный соперник. То, что он был одержимым медиумом, было очевидно для них. Сестры хотели попробовать его кровь, Сестры хотели насытиться им.

Рена тоже этого хотела.

Нота, которая появлялась при резонансе его собственной чакры и чакры той твари, что сидела в нем, стала громче, повисла в воздухе между ними.

"Неужели больше никто ее не слышит?"

Битва больше напоминала пляску. Рена понимала, что теряет на этом драгоценную энергию, но ничего не могла с собой поделать, все время смешивая кемпо с танцем, а танец с кемпо. Несколько раз она получала по ребрам песчаными протуберанцами, но в последний момент, извиваясь самым невероятным образом, пускала удар вскользь. Это стоило ей россыпи крупных синяков, но не более того.

Подбираясь все ближе и ближе, Рена пыталась понять, как же ей повредить Гааре. Его песчаная защита была абсолютной — или казалась таковой. Она отражала все атаки.

"Атаки! — подумала Рена. — А как насчет не враждебного касания?"

Подумала — сделала. Искренне захотев просто почувствовать его кожу под пальцами, она рванулась к нему, поднырнула под кольцо песка и закинула руки Гааре на шею, повиснув всем телом. В первое мгновение она ужаснулась своей наглости и безрассудству, а в следующее была шокирована его чудовищной силой и не менее чудовищной худобой. Шейные позвонки, выпирающие из-под кожи, впились ей в руки, костлявые плечи — в локти. Запах крови прямо-таки обволакивал Гаару, им были пропитанные его кирпично-красные волосы, кожа, одежда... Такой теплый, такой сладкий... Рена часто и мелко дышала, упиваясь этим запахом, широко распахнув безумные глаза.

— Ты чего?.. — ошарашено сказал Гаара, широко раскрывая изумленные глаза. От этого он потерял контроль над песком, и тот ливнем осыпался на траву.

— Хотела рассмотреть твои глаза поближе... — мурлыкнула Рена и потерлась носом о его щеку. — Красивые...

— Ты больная на голову! — возмутился Гаара и попытался отлепить ее от себя.

— Ага! Мне еще в детстве доктор поставил диагноз шизофрения, паранойя и маниакально-депрессивный психоз! — гордо возвестила Рена, упорно пытаясь цепляться за его шею и обнимая его еще и ногами.

— Слезь с меня, ненормальная! — в голосе Гаара послышались какие-то панические нотки.

— Не хочу! Я так удобно устроилась! Ты хорошо пахнешь! — продолжала кривляться Рена.

— Отстань! — закричал Гаара, нечеловечески сильно вцепился ей в волосы и таки оторвал от себя, отталкивая в сторону.

Рена с трудом дышала и с изумлением смотрела на дрожащего Гаару и на свои трясущиеся руки. Она сама толком не поняла, что произошло и какова была причина такого безумного и совершенно не логичного поступка. Ощущение тепла его тела еще не покинуло ее.

— Прости. Но ты и вправду чудесно пахнешь, — прошептала она и вскинула руку, складывая печать и рассыпаясь неуловимым пеплом.

Ее никто не преследовал.

Только отбежав на несколько сотен метров, тщательно заметая следы, она позволила себе остановиться, чтобы отдышаться и проанализировать случившееся. Ее поступок выходил за рамки ее же понимания. Так совершенно по-детски беситься перед боем и сходить с ума от прикосновений было ей несвойственно. По крайней мере, раньше она так легко не теряла контроль над своим расщепленным рассудком.

Но, как ей показалось, Гаара тоже оказался в не совсем стандартной для него ситуации. То, как содрогалось его тело под ее руками, было удивительно и ново. Эта мучительная мышечная дрожь не была вызвана желанием, потому что он не был заинтересован в женском теле. Но, с другой стороны, он не стал бы так содрогаться, если бы был привычен к прикосновениям. Интересно, кто последний раз его касался, что он так бурно прореагировал на нее. Возможно, это было его единственное уязвимое место. Возможно, она сильно заблуждалась. Возможно, она допускала ошибку. Наверное, он ее убьет, если она попытается снова выкинуть с ним такое. Ей хотелось рискнуть.

Рена встала на ветке и сладко потянулась, разминая спину, плечи и ноги. Зевнула, блаженно прикрыв глаза. А потом взвизгнула, когда чьи-то грубые руки схватили ее за горло и скинули на землю. С сердитым: "Вот дерьмо!!!" — Рена полетела вниз, на землю, сшибая спиной ветки, увлекая за собой облачка листьев. Извиваясь в воздухе как кошка, она пыталась найти опору и за что-то зацепиться, но ни одной крупной ветки рядом не оказалось. Единственное, что ей оставалось сделать — это сгруппироваться и приготовиться встретиться с землей.

Глава 6. Неожиданные встречи

Глава, в которой Рена с любопытством рассматривает странных гуляющих, сердится, примеряет шапочку доктора, и, в общем-то, всех выручает

Удар был достаточно сильным, чтобы в земле образовалась вмятина, но не настолько, чтоб выбить из Рены дух.

— И кто тут такой добрый? — процедила она, вставая на ноги и осматриваясь. Ее рука непроизвольно потянулась за длинной катаной, которую она захватила с собой на экзамен. Повода ее использовать у нее еще не было, но если кто-то смог с такой легкостью подкрасться к ней, оставаясь полностью незамеченным, то имело смысл немного подстраховаться.

— Я тут такой добрый, — сразу со всех сторон раздался насмешливый голос.

— Ну так иди сюда, я хоть поблагодарю тебя за твою удивительную человечность и гостеприимность! — пригласила Рена, со змеиным шипением извлекая оружие и осматриваясь по сторонам.

В следующий момент ей пришлось отскочить в сторону, чтобы не стать целью для нескольких кунаев. Стремительно развернувшись, она метнула в ответ несколько сюрикенов. Тишина. В следующий момент ей пришлось отбивать целую связку сюрикенов.

— Я смотрю, ты стеснительный! — насмешливо произнесла Рена, понимая, что ее противник использует Meisai-No-Dzucu. — Или ты любишь играть в прятки?

Ответом ей был лишь ироничный смех. Он заползал ей в уши, мешал сосредоточиться, казалось, что он струился со всех сторон.

— Ну ладно, раз ты такой скромный, а оставлять тебя без награды нехорошо, то придется мне самой тебя поискать! — Рена сконцентрировалась на своих глазах, наполняя их энергией и своим пульсом.

Ее глаза расширились, зеленная радужка заполнила почти весь глаз, побагровела и обвелась несколькими алыми кольцами. В зависимости от количества колец изменялась глубина зрения. В данной ситуации Рена решила ограничиться тремя плоскостями виденья. Вряд ли ее соперник мог заранее ожидать встречи с подобными глазастыми и замаскироваться более тщательно. Зрачок спазматически сжался в точку не больше макового зерна.

Теперь Рена видела даже то, что видеть ей вовсе не хотелось. Ей вовсе не было нужно вертеть головой во все стороны, чтобы рассмотреть под ногами на глубине полутора метров скелет зайца, которому было уже более пяти лет. Чуть дальше лежали скорлупки панцирей насекомых, где-то валялась сброшенная змеей кожа, человеческий череп скалился из-под корней старого дерева, невидимый и забытый. Она чувствовала, что в этом лесу еще кто-то умирает, а потом эхо его агонии прокатилось по коже. Видела она и того, кто напал на нее.

Этот кто-то был мужчиной со странной структурой ауры. Очень молодой на вид и очень старый внутри. В нем ощущалось какое-то непонятное и оттого неприятное родство. Он притаился недалеко за деревом и внимательно наблюдал за Реной, даже не подозревая, что она его чудесно видит. Его лицо прикрывала чья-то содранная кожа. Рена вспомнила, как когда-то и сама прибегала к технике Shoushagan. Мужчина невероятно быстро складывал печати, последовательность которых заставила Рену улыбнуться и показать Сестрам, что конкретно тот собирался против нее предпринять. Сестры насмешливо зашипели и приготовились дополнить свою коллекцию.

Рена расслабилась и лихим жестом вогнала катану в наспинные ножны, освобождая руки. Она даже не пошевелилась, когда он вытянул руку и из рукавов его одежды в ее сторону хлынули змеи. Эта атака была очень похожа на ее, но не могла причинить вред совершенно носительнице Сестер. Рена даже не обернулась, когда призванные им змеи застыли в каких-то сантиметрах от ее тела. Застыли и закачались в сомнении — с одной стороны, у них был приказ хозяина, с другой — они не могли напасть на Сестер, которых чуяли столь явно. И только тогда Рена развернулась и посмотрела туда, откуда исходили змеи, туда, где на бледном лице были змеиные глаза, расширенные от изумления. И улыбнулась, рассматривая качающиеся перед ее лицом ядовито-зеленые тела.

— Какие красивые! — восхищенно проворковала она. — Просто чудесные! Senejdzjcu? Как мило использовать эту технику. Ты даже представить не можешь, как сильно я люблю этих совершенных, прекрасных и удивительных существ.

Не спуская глаз с мужчины, она протянула руку и погладила одну из змеиных голов, потом нежно обвела ее языком, лаская пасть и ноздри, скользнула губами по нижней челюсти и слегка прикусила нежную кожицу на шее. Змея шипела и извивалась от непривычного для нее чувства удовольствия. Остальные змеи упали на землю, покидая рукав сердитого мужчины, и обвились вокруг тела Рены. Та ласкала каждую, терлась о гладкую чешую лицом и сама чуть не мурлыкала от удовольствия.

— Можно я оставлю их себе на память? — поинтересовалась она между легкими полупоцелуями ластящейся к ней гадины. Мужчина вышел на свет и с изумлением смотрел на происходящее.

— Ну попробуй, — выдавил он, улыбаясь.

— О, ты так щедр! — восхитилась Рена и распахнула на груди рубашку от горла до самого пояса, обнажая грудь. Ногти правой руки продавливали кожу до тех пор, пока она не смогла ухватить пальцами пласт кожи и приподнять его ровно настолько, насколько требовалось, чтобы поместилась голова змеи. Потом взяла голову одной из змей и крепко прижала ее к телу, проталкивая сквозь разрыв вглубь, как раз туда, где ребра сходились к грудине. Змея, извиваясь всем телом, протискивалась все глубже и глубже, разбрызгивая каждым взмахом хвоста густые темные капли, пачкая одежду. Рена застонала и откинула голову немного назад. Как только хвост первой гадины исчез, в рану устремились остальные змеи, торопясь попасть в гостеприимное тепло.

Щедрый даритель теперь очень внимательно наблюдал за происходящим, и в его глазах мелькнуло что-то очень похожее на одобрение. Как только все змеи разместились внутри девичьего тела, рана мгновенно затянулась, оставив после себя только затихающие волны ползающих под кожей змей. Вскоре Сестры приняли их в свои объятья и поглотили. С этой пятеркой где-то в глубине самой сущности Рены разместилось уже около полутора тысяч змей. Она не торопясь привела в порядок одежду.

— Как мило! — восхитился мужчина, изящно складывая ладони в какое-то подобие аплодисментов. — Могу я поинтересоваться именем такой интересной личности?

Рена церемонно поклонилась и представилась:

— Шиноби Скрытого Листа Ибогами Рена, генин. А ты кто? И еще — сними с лица чужую кожу — это не эстетично.

— Меня зовут Орочимару. Я тут... гуляю... Не хочешь пойти со мной? — с любопытством поинтересовался он, снимая таки падаль со своего лица.

(Тайные архивы АНБУ Конохи. Раздел 8432, Подраздел 334, Дело 192-ОН (не подлежит архивации))

Имя: Орочимару.

Возраст: 51 год (27 октября).

Ранг: Санин.

Напарники: Цунаде, Джирайя.

Наставник: Третий Хокаге Сарутоби.

В прошлом легендарный ниндзя, один из Саннинов — троицы лучших ниндзя Скрытого Листа, Орочимару предал свое селение. Его главная цель — овладеть всеми существующими и несуществующими дзюцу и, как промежуточный этап, получить личное бессмертие. На пути к бессмертию проводил множество запрещенных экспериментов на людях, в результате которых многие гибли. Некоторые из них выжили и не особо любят своего "создателя".

Когда-то состоял в Акацуки, но сбежал и оттуда, основав собственное селение — Селение Скрытого Звука.

ВНИМАНИЕ: Находится в международном розыске как преступник S-ранга. Очень опасен. Каждому имеющему информацию по данному шиноби немедленно вне протокола докладывать Хокаге.

Рена внимательно посмотрела на Орочимару и с невыносимой издевкой сказала:

— А по виду и не скажешь, что ты педофил.

К ее удивлению, "педофил" нисколько не обиделся, а лишь рассмеялся.

— Язык у тебя острый. Откуда же взялось такое сокровище в этой деревеньке?

— Сокровище? Ты мне льстишь, джи-джи.

Ее замечание вызвало еще один взрыв смеха. Орочимару быстро приблизился и наклонился над Реной, заглядывая в ее глаза.

— И в кого ты такая глазастая? М-м-м? И совсем-совсем меня не боишься. Знаешь, обычно это губительно для здоровья.

Рена плотоядно облизнулась и растянула губы в ухмылке:

— А черт меня знает, кто я такая. И ты же не хочешь меня погубить, правда?

— И все-таки, может, пойдешь со мной? — вновь повторил свое предложение Орочимару. — Мне нужны таланты, — он обошел ее кругом, рассматривая со всех сторон, как скотину на рынке.

Рена задумалась и ответила:

— А что ты мне можешь предложить такого, что может меня заинтересовать?

Орочимару с восторгом посмотрел на нее и ответил:

— Силу. Могущество.

Рена разочарованно оттопырила нижнюю губу, принимая капризный вид:

— У меня и так силы достаточно — ровно столько, сколько мне нужно. Это все?

— Я могу обучить тебя множеству запретных техник. Таких, которые больше никто не знает.

— Я тоже тебя могу таким научить. И что дальше?

— Как насчет власти?

— Скучно, — зевнула Рена.

Орочимару рассмеялся:

— Какая ты, однако, не любопытная! И все же позволь оставить тебе небольшой подарок.

— Ты мне уже преподнес нечто прекрасное, — совершенно искренне ответила Рена, любовно поглаживая кожу на груди.

— Все же, я думаю, это тебе понравится, а со временем и пригодится. На всякий случай, — сказал Орочимару и подошел еще поближе к ней.

— И все-таки ты педофил! — рассмеялась Рена, когда Орочимару нагнулся над ней, заключая в подобие полуобъятия. — Или как минимум извращенец!

— Может быть... — прошептал он, поедая ее хищным взглядом. Свободной рукой он распустил ворот ее рубахи, обнажая шею и плечо.

— Знаешь, длительность нашего знакомства еще не позволяет мне по морально-этическим соображениям переносить отношения на более высокий уровень привязанности, — пошутила Рена, чисто символически упираясь ладонями в его широкую грудь. Ей было жутко интересно, что это странноватое существо придумает — даже если бы он сейчас попытался просто перегрызть ей горло, это было бы очень любопытно. В голове крутились странные обрывки информации, связанные с именем этого мужчины, но она пока никак не могла вспомнить, кто это. Так всегда с ней происходило, когда попадался кусочек знаний, не нужный на каждый день.

Договорить ей он не дал, наклоняясь еще ниже, прижимая ее к себе до хруста в ребрах и запуская длинные острые зубы в нежную белую кожу шеи. В тот же момент Рена почувствовала, как внутрь ее тела хлынул мощнейший поток чакры. Почувствовала завихрения чужой силы, которые насильно впивались в ее каналы, растягивали их, расширяли, пытались подчинить и перекроить на свое усмотрение. Сестры с удовольствием перехватили энергию, идущую на формирование проклятой печати, и присосались к источнику как обычные пиявки. С тихим, сладострастным стоном Рена прижалась к Орочимару всем телом как можно крепче и запустила пальцы в его волосы, принуждая вогнать клыки глубже и грубее. Сначала он последовал ее невысказанному желанию и вгрызся глубже, но потом понял, что что-то идет не так, как задумывалось, и прервался.

Проведя пальцами по прокушенной шее, Рена подняла измазанные алым пальцы к лицу, несколько мгновений внимательно рассматривала, а потом не колеблясь запустила в рот.

— Что ты такое? — удивленно спросил Орочимару, отстраняясь.

— Я? Понятия не имею. Ладно, джи-джи, давай разбежимся? А то что-то мне подсказывает, что наши отношения так и не сложатся.

С этими словами Рена помахала ручкой Орочимару и мгновенно исчезла, рассыпавшись невесомой шелухой змеиных чешуек. Ошарашенный саннин еще несколько минут постоял и подумал, потом стер с губ сладкую темную кровь, приладил на лицо свою маску и пошел дальше гулять по лесу в гордом одиночестве в поисках талантливых и обиженных.

Рена же тем временем мчалась к месту сбора своей группы. Она и так уже начинала задерживаться, а учитывая характер Нейджи, это вряд ли ему понравилось бы. Но зато у нее уже был свиток! Главное — о нем не проболтаться.

С этими мыслями она стремительным росчерком прыгала от дерева к дереву. Но в ее голове все так же мешались мысли и эмоции, вызванные этими странными особями мужского пола. Что один, что второй были подонками редкого образца, но зато какими! Таких еще поискать нужно. Оба ей понравились, даже несмотря на то, что один был мальчишка, а второй — старик. Интересно, как дальше сложатся обстоятельства?

Когда она приблизилась к месту сбора, то выяснилось, что Ли был уже серьезно покалечен — он ввязался в драку, защищая свою новую пассию.

— Блин, ребята, вас на час оставить одних нельзя! — Рена со вздохом опрокинула Ли на спину, уселась ему на грудь и принялась восстанавливать слух с помощью элементарных медицинских приемов, которые стоило бы знать всем. Остальные застыли в изумлении.

— Ну ты даешь... — только и смог пробормотать Нейджи.

— Даю, но не на первом свидании... — ответила Рена. — Но даже после лечения из него будет скорее обуза, чем помощник. Нейджи-кун, ты видел, у кого "Земля"?

— Нет.

— Что собираешься делать дальше?

— Не знаю. Искать. Мы теряем время, — отрывисто и грубо произнес он, злясь на стремительную потерю боеспособности команды.

— Я думаю, что уже можно свободно продолжить путь к Башне.

— Откуда такая уверенность?

— Шла, споткнулась, нашла это...

— Что ты хочешь этим сказать? — возмущенно пискнула Тен-Тен.

— Только то, что мы можем двигать к Башне. Второй свиток у нас уже есть.

— Да ты в конец оборзела! Так нельзя! В конце концов, это групповое испытание! Ты понимаешь, что мы можем его не пройти, потому что катастрофически заваливаем командную работу! — Тен-Тен с возмущением набросилась на Рену.

— Ну ладно, возможно, ты права, — она не стала с ней спорить.

Она достала свиток и зачиркала зажигалкой, намереваясь его поджечь. Нейджи тут же выхватил его из ее рук и убрал к себе.

— Твоя клоунада уже всех достала. Дай нам, пожалуйста, спокойно закончить работу, и попрощаемся. Ты получишь свое, и мы — свое. Зачем все усложнять? — Нейджи взял себя в руки и попросил ее почти спокойно.

Рена просто встала, помогла подняться на ноги Ли и двинулась в сторону Башни, не ожидая остальных. Она привычно засовывала сигарету в зубы и с легкой улыбкой потирала едва заметный розовый след на месте неудачного укуса Орочимару.

В пути на них несколько раз нападали, но всем сильно повезло — не было больше таких же опасных команд, как подборка маньяков из Сунны, и, отработав стычки слаженно, их боевой коллектив разжился еще одним комплектом свитков. Рена фыркала и подкалывала Нейджи за его излишний пессимизм, на что он не особо удачно огрызался.

Вскоре они уже видели желанную крышу Башни и уверенно к ней направлялись, радуясь, что можно было выдохнуть и собраться с силами перед тем, что готовила им судьба дальше.

Когда они зашли внутрь, первым, что Рена увидела, были красная шевелюра, безумные зеленые глаза с черными кругами и блеснувшие в темноте в оскале-улыбке зубы. Гаара растянул губы в кривой ухмылке и прошипел:

— Привет.

Глава 7. О пиве, канабисе и изящной словесности

Глава, в которой Рена во всей красе демонстрирует свой кошмарный характер и ведет себя крайне неподобающе

Рена застыла на пороге и вся сжалась в комочек и боком отползла за спину Нейджи. Не то чтобы она была напугана или смущена им. Просто ей было стыдно за свой поступок, а такое с ней случалось настолько редко, что этим событием можно было бы смело пренебречь. Но именно сейчас ей казалось, что Гаара — не то существо, над чьими чувствами можно пошутить. Они были похожи, Сестры смотрели на него с любопытством, и это ее настораживало, даже пугало. Сестры ее саму частенько игнорировали, а тут на первого попавшегося мальчишку обратили свое благосклонное внимание...

Нейджи инстинктивно постарался прикрыть ее еще больше, переходя в защитное положение. Он не понимал, что не так, но догадывался, что мимо него прошла какая-то важная информация. А это заставляло его злиться и нервничать.

— Привет! — как можно более дружелюбно ответила она на приветствие Гаары, осторожно выглянув из-за плеча своей импровизированной стенки. — Вы меня удивили, ваша команда прибыла первой.

— Да, — он смотрел на нее отчужденно, даже спокойно, значит, это можно было попытаться принять за приглашение к беседе.

Рена осторожно выползла из-за спины своего командира и подошла чуть ближе, а потом медленно-медленно втянула воздух возле Гаары, задержала дыхание и так же медленно выдохнула, смакуя как изысканное вино.

— Скольких ты убил на этом экзамене? Твой запах изменился — в нем столько железа и меди...

— Я убил двенадцать человек, — без малейшего бахвальства ответил он.

— А почему так мало? — допустила в голос издевку Рена.

— Больше мне на пути не попалось, — безразлично бросил он и отвернулся, прерывая разговор, потеряв к нему всякий интерес.

Рена настаивать с этой вымученной беседой не стала и отошла к своей команде, пока ее отпускали по-хорошему.

Нейджи крепко взял ее за локоть.

— Кто это?

Рена в задумчивости смотрела вслед Гарре и не обращала внимания на то, что пальцы Нейджи сжимались все сильнее.

— Рена! — он ее немного потряс.

— Да, прости, задумалась. Это команда из Сунны, я наткнулась на них, пока была одна. Тот, с кем я разговаривала, самый опасный. Вам стоит быть с ними острожными, все трое очень сильны.

— Но вы успели познакомиться достаточно близко, чтобы вести такие беседы.

— Да. Он чуть не убил меня. Если хотите жить, то держитесь от Гаары как можно дальше.

Нейджи кивнул, принимая ее ответ.

— Ты молодец.

— Что теперь? Ну добрались мы сюда. Неужели нам придется ждать всех остальных тут? — Тен-Тен потянулась и с любопытством осмотрела неуютные стены Башни. Знакомство с шиноби из Сунны не произвело на нее должного впечатления.

— Я думаю, теперь можно распечатать свитки и посмотреть, что это даст, тем более нам вполне недвусмысленно это приказали. Что скажете? — предложил Нейджи.

— Отличная идея! — вострубил Ли, рождая гулкое эхо по многочисленным коридорам Башни и пытаясь бравировать, хотя его заметно шатало.

— Я — за, — спокойно ответила Тен-Тен и опять потянулась, сладко хрустнув суставами.

— Почему бы и нет? — пожала плечами Рена, слишком занятая поиском сигарет по всем своим карманам, чтобы спорить.

— Тогда давайте сделаем это, — подвел итог Нейджи и отдал один из свитков Ли.

Ли промахнулся и не с первого раза смог взять свиток в руки, чем вызвал настороженный взгляд Нейджи — пострадавший боец может стать обузой.

— Я в порядке, все нормально, только отдохну немного, — Ли твердо выдержал беспокойство Нейджи и сочувствие Тен-Тен.

— Хорошо. На счет три, — поколебавшись, сказал Нейджи, принимая его желание продолжить экзамен на равных с остальными.

Они одновременно развернули свитки и таким образом активировали односторонний канал связи. Излишки чакры рассеялись паром и сформировали идеальную голограмму нечто зеленого, мускулистого и даже в таком ненастоящем виде умудряющегося распространять запах пота.

— Поздравляю вас, я не сомневался, что вы справитесь!!! Вот что творит сила юности!!!

Рена закатила глаза и ощутимо прихлопнула физиономию ладонью, но предпочла промолчать. Она нервно сминала в тугой комок пустую пачку из-под сигарет и мечтала о душе. А еще лучше — о ванной. А еще лучше — о горячих источниках. А еще лучше — о целом блоке сигарет. И кофе с каплей коньяка... И, возможно, трах... Такое настроение всегда заводило ее в интересные ситуации с непредсказуемым финалом.

— Ну, мы добрались сюда. А дальше что? — задала вопрос Тен-Тен, стойко игнорируя приветствие своего наставника. Значит, бесконечные часы его общества способны отточить поистине буддийское спокойствие.

— Отдыхайте, залечивайте свои синяки и набирайтесь сил. Вам нужно подождать окончания этого этапа экзамена и дождаться всех тех, кто его пройдет, — ответил Гай-сенсей.

— А если кому-то нужна более серьезная медицинская помощь? — спросил Нейджи. — Где ее можно получить?

— Тут есть дежурный медик, он может осмотреть и помочь. Это не воспрещается. А что случилось? — Гай нахмурился, встревожено оглядывая своих подопечных.

— Ли пострадал чуть больше, чем ожидалось, но ничего серьезного.

Ли потупил глаза.

— Это точно не серьезно? — Гай перевел на него серьезный взгляд, удивительно быстро меняясь с полудурка до взрослого, собранного и внимательного наставника.

"А такой ли ты дебил, каким хочешь казаться?" — Рена наблюдала за ним из-под полуопущенных ресниц.

— Все нормально! — замахал руками единственный увечный, краснея как роза алая.

— Тогда устраивайтесь поудобнее и проведите время с пользой.

— А где тут можно отдохнуть? И тут вообще душ есть? — задала весьма животрепещущий вопрос Тен-Тен.

— Есть. Тут куча комнат. Исследуйте, выбирайте себе любую и отдыхайте. У вас в запасе еще пять дней. Ладно, я пошел. Ли, постарайся не переоценить свои силы, — Гай еще раз обвел всех троих внимательным взглядом и гордо развеялся дымом, оставив команду вздыхать и ругаться сквозь зубы.

— Ну и ладно, — буркнула Рена и пошла искать себе место поудобнее.

Спустя какое-то время она выбрала себе просто крошечную комнатушку с небольшим окошком под самым потолком и вырубленной в стене койкой, такой узкой, что на ней с трудом уместилась бы кошка. Скорее всего, это была и не комната была вовсе, а кладовка для швабр. Но для Рены это было самое то, особенно если учесть, что на двери была задвижка, а напротив — большая душевая комната. Потом Рена пошла в душ и, с удовольствием побросав потные и грязные вещи в ящик, залезла под тугие струи обжигающе горячей воды. Вода хлестала ее по макушке, стекала по спине, хлюпала под ногами и клубилась паром по всей комнате. Душевая быстро затягивалась клубами белесого пара, да так основательно, что скоро Рена с трудом могла различить стены душевой.

— Как хорошо... — тихо промурлыкала она, опираясь спиной об стену и сползая на кафельный пол.

В душ зашла та самая блондинка, которая была в команде Гаары. Посмотрев на Рену тяжелым взглядом, она начала молча раздеваться. В конце концов, это была нейтральная территория, и можно было немного ослабить бдительность.

"Ради таких моментов можно и задержаться в этой жизни еще на чуть-чуть. Черт меня дери, как же хорошо..." — лениво думала Рена, запрокидывая лицо и глотая горячую воду, когда та затекала ей в рот. Потоки воды очерчивали ее тело, струились между костистыми лопатками, разбивались сотнями брызг об острые плечи.

— Вы быстро добрались сюда, — без особого интереса обратилась к Рене Темари, когда тоже встала под соседний душ.

— Угу... — лениво ответила ей Рена, не открывая глаз.

На несколько минут в душевой воцарилось напряженное молчание.

— Нам не нравится, что ты провоцируешь Гаару. Мы с братом хотим, чтобы ты больше не появлялась перед его глазами до тех пор, пока мы не уйдем из вашей вшивой деревеньки.

— Угу...

— Мнишь себя самой сильной?

— Угу...

— А не боишься, что кто-то научит тебя хорошим манерам? — Темари повернулась к сопернице и зло прищурила глаза. Она была старше, опытнее и сильнее многих генинов, и ее невероятно злило, что худая, наглая, костлявая выскочка ведет себя с ней настолько пренебрежительно, можно сказать, оскорбительно! В Сунне не каждый чунин мог выдержать ее тяжелый взгляд, а тут ее игнорировали как надоедливую муху.

— Угу...

— Зачем ты вообще к нему полезла?

— Угу...

— Ты меня вообще слушаешь?! — вспыхнула Темари, в гневе сжимая кулаки.

— Не-а...

— Дрянь малолетняя!!!

— А тебе что, уже климакс жить не дает? Говорят, что приливы — это что-то особенное...

— Заткнись!!! — вышла из себя Темари. Ее светлое лицо покрылось красными пятнами гнева.

Рена, услышав это, лишь весело расхохоталась, что окончательно взбесило Темари.

— Я научу тебя хорошим манерам!!! — и с этими словами она решительным шагом направилась к Рене, намереваясь ее придушить.

— Тебе стоит посетить психоневролога, — лениво ответила Рена и открыла глаза. — Ты такая нервная и раздражительная... В семье неурядицы?

Обнаженная Темари, да еще и с яростно сверкающими в гневе глазами, была красивой — стройное, мускулистое тело; в потоках воды и пара она была похожа на богиню войны, рождающуюся из жерла вулкана. Соломенного цвета волосы, несмотря на то, что были совершенно мокрыми, вздыбились над головой Темари точь-в-точь как шерсть на загривке песчаной кошки.

— Мелкая сучка, как же ты меня бесишь! — Темари протянула руку и схватила Рену за мокрые волосы, поднимая на ноги.

— О, ты любишь доминировать, правда? И что же заставит меня сделать такая строгая госпожа? — томно простонала Рена. — Хочешь, я вылижу твои ноги, твои красивые, мускулистые ноги с такими аккуратными стопами и маленькими пальчиками?

Темари задохнулась от гнева и ударила Рену в живот, выбивая весь воздух из нее, потом размахнулась и приложила еще раз.

— Ох, как удивительно возбуждает! — Рена с трудом разогнулась. — Вы прекрасны в гневе! О, накажи меня, моя богиня!

Темари ударила ее еще раз, в совершенном бешенстве, желая унизить и растоптать строптивое ничтожество. Удобнее перехватив ее за мокрые волосы, она грубо вывернула голову Рены, желая рассмотреть на ее лице страх или боль. Но к своему удивлению и ужасу, увидела лишь восторг и безумную радость.

— Да! Еще, прекраснейшая! Может, вы все же прикажете своей рабыне обслужить вас? Я мечтаю покрыть поцелуями все ваше сверкающее тело! — Рена извивалась так страстно, будто была в постели с любовником, а не избиваемая в общественной душевой.

— Прекрати, извращенка чертова! — Темари брезгливо отбросила ее от себя.

— Хочешь, я вылижу твою маленькую кису? — Рена усмехнулась и, внезапно протянув руки, сжала высокую, упругую грудь своей соперницы.

— Да ты совсем конченная, чтоб ты сдохла! — Темари побледнела от чувства гадливости, отскочила от нее как ошпаренная и торопливо отвернулась, чтобы прикрыть свою наготу, заливаясь мучительным румянцем стыда.

— Ах, прекрасная госпожа! Вы подобны девственному бутону — сладкому и чистому. Я восхищаюсь! Я желаю вас! Позвольте служить вам, позвольте такому ничтожеству, как я, служить вам! — Рена упала на колени и поползла к Темари, путаясь в своих мокрых волосах, протягивая к ней руки и рассматривая ее так развратно, что от этого взгляда хотелось неделю отмывать тело щелочью.

— Да отвали ты от меня, блядь малолетняя! — Темари перешла на визг и метнулась к полотенцу, внезапно остро ощущая свою наготу.

В тот же миг капли воды застыли для Рены в воздухе, повисли на волосах и ресницах, перестали течь по искаженному лицу Темари. Это было скучно. Это было привычно. Рена зевнула.

Вода текла по полу, мешаясь с алым. Вода клубилась под потолком, мешаясь с алым. Вода стекала по стене, мешаясь с алым. Вода свивалась спиралями в стоках и была алой. Рена методично и сильно била Темари лицом об пол крепко намотав на запястье ее чудесные мокрые волосы цвета соломы, янтаря и меда. Ее соперница уже почти потеряла сознание и могла лишь вяло сопротивляться. Первые же удары в солнечное сплетение быстро сломили ее попытки к сопротивлению. Рена даже удивилась, почему так быстро смогла укротить свою соперницу. Скорее всего, она перегрелась в горячей воде или надышалась влажного воздуха. Или эффект неожиданности сработал.

Возможно, это все закончилось бы тем, что кости черепа не выдержали бы и голова Темари превратилась бы в кровавый блин, но многократно усиленный кафелем девичий вопль ворвался в уши и заставил нервы отчаянно вибрировать. Повернув голову на источник шума, Рена увидела Тен-Тен, которая широко распахнутыми глазами смотрела на происходящее и от шока не могла принять никакого решения.

— Ты чего орешь? — спокойно спросила Рена, напоследок еще раз прикладывая об пол голову Темари, которая лишь вяло скребла пальцами пол, пытаясь опереться на руки.

— Что ты делаешь?! — в ужасе спросила Рену Тен-Тен.

На шум сбежались остальные члены двух команд, беззастенчиво вломились в душ и застыли, наблюдая, как одна нагая девушка стоит на коленях рядом с другой и бьет ту головой об небольшой порожек душевой с таким выражением лица, будто выбивает прикроватный коврик.

Рена встала на ноги и, приподняв Темари за волосы, потащила к крану. Та еле-еле перебирала ногами, но послушно шла следом. Осторожно, с какой-то садистской нежностью Рена умыла лицо соперницы холодной водой, смывая кровь. Когда кровь была смыта, то обнаружилось несколько ссадин на бровях, кровоточащий нос и наливающиеся на скулах синяки.

— Не видите, что ли? У нас женский разговор, — пошутила Рена. — мы не сошлись во мнениях о том, какой нынче фасон чулок в тренде. Молодые люди, вы не могли бы не подсматривать за голыми девушками?

— Ты сумасшедшая! — прошипел Нейджи. — Кретинка!!!

— Можно подумать, что если бы эта не в меру раздражительная особа молотила меня головой об пол, то заслужила бы твою похвалу, — рассмеялась Рена, насмешливо глядя на Нейджи сквозь копну мокрых волос, липнущих к шее и спине.

— Да я бы сам не против тебя мордой об пол приложить, дрянь ты эдакая!

— Ну так что тебя, собственно, останавливает? Ты же знаешь, я для тебя всегда открыта! — Рена бросила Темари валяться под краном и встала в полный рост — голая и бесстыжая.

— Тьфу на тебя, дура ты ебанутая. И прикройся наконец! — Нейджи подхватил с вешалки полотенце и швырнул его в лицо Рены.

— Что с моей сестрой?! — прорычал Канкуро, нервно сжимая в руках какой-то здоровенный сверток и не зная, стоит ли вламываться в женскую душевую или нет.

— Жива твоя сестрица. Я ей даже нос не сломала, хотя могла. Как по мне, так она стала даже симпатичнее, — Рена не торопясь подсушила волосы полотенцем и завернулась в него, подоткнув угол так, чтобы оно держалось на ее только начинающей наливаться груди.

Гаара стоял, сложив руки на груди, и едва заметно скалился. Потом отрывисто бросил:

— Пойдем отсюда. Сами разберутся.

— Но это же твоя кровная сестра! — в отчаянье крикнул Канкуро.

— И что? Зная эту дуру, не сомневаюсь, что она сама нарвалась на неприятности и получила по своей наглой роже. На месте этой выскочки из Конохи я бы ее уже убил.

— Но...

— Никаких "но". Идем, — с этими словами он развернулся и ушел, напоследок скользнув безразличным взглядом по всем присутствующим.

Немного потоптавшись на пороге, Канкуро тоже пошел за ним, ругаясь вполголоса и проклиная всех, кого только мог обвинить в происходящем. В этот список попали также Казекаге Песка и Третий Хокаге. Почему-то в его понимании они были самыми виноватыми. Рена же, вымыв руки и завернув в полотенце свои волосы, бросила все как есть и пошлепала мокрыми босыми ногами в свою комнату, оставив Тен-Тен оказывать Темари первую необходимую помощь, а Нейджи — заматывать ту в полотенце и приводить ее голову в порядок с помощью точечного массажа и мануальной терапии. Соперничество — это, конечно, да, но все-таки некое подобие коллегиальности стоило сохранить.

Рена прошлепала прямым ходом в "свою" комнату и вытащила из предусмотрительно захваченного с собой рюкзака сменную одежду — трусики спортивного покроя, свежие носки, серые домашние штаны из мягкого хлопка и длинную фланелевую тунику графитового цвета с мелким цветочным узором вокруг ворота и вдоль подола.

— Как скучно жить... — вздохнула Рена. Она быстро надела свежую одежду, а грязную тщательно увязала в полиэтиленовый пакет и убрала на дно рюкзака. Она мечтала о сигарете и бутылке холодного пива. — А ведь у них всех был такой замечательный повод прибить меня прямо там! Я же так старалась...

Сестры откликнулись на ее мысли и, на мгновение приподняв головы над ее кожей, пребольно впились клыками в ее бока и спину. Рена взвизгнула от неожиданности и попыталась стряхнуть с себя недосягаемых гадин. Сестры же были рассержены ее поведением и одарили еще парой укусов, прежде чем вновь застыть татуировками на ее коже.

— Сучки вы коварные! — Рена почесала покусанные места, чувствуя, как дырочки в коже затягиваются, как горячий воск. — Спасибо хоть кровь слизали — это моя единственная чистая одежда!

Ответом ей была лишь тишина.

Рена вздохнула и растянулась на койке, потом перекатилась на бок и стала смотреть, как темнеет стекло в единственном окошке. В голове было пусто и тихо, все мысли ушли куда-то далеко-далеко, накатила апатия. Спать не хотелось совершенно, но и заняться было нечем — разговаривать со своей группой ей было лень да и не о чем, а в тройке из Песка уж точно ей ловить было нечего после того, как она набила лицо одной из них.

Еще чуть-чуть подумав, Рена легла уже на живот.

— Нет, я так больше не могу! Скучно! И вообще, курить хочется! — воскликнула она и резво подкинула тело на руках высоко вверх, перекрутилась в воздухе и приземлилась на левую ладонь точно посередине комнаты. Равновесие не удержала и упала, довольно чувствительно приложившись затылком об пол. Крепко ругнувшись, встала с пола, потирая ушибленные части, и, захватив рюкзак, вышла из комнаты. По коридору прошла тихонько, чтобы не столкнуться ни с кем из участников сегодняшней сцены. На пути ей никто не попался, и она беспрепятственно вышла на улицу. Дорога до Конохи и обратно не должна была занять много времени, и к середине ночи Рена рассчитывала уже вернуться с пополненным стратегическим запасом сигарет и чего-нибудь на почитать. Бежала она не просто быстро, а почти не касаясь веток ногами и ладонями. Дикий полет по самым вершинам, по тонким веткам, по трепещущим листьям. На таких высотах мало кто может двигаться, потому что нужно развивать невероятную скорость и уметь очень точно концентрироваться на потоке чакры, выпуская ее короткими и точными порциями, иначе ветки не выдержат веса бегущего. Рена это умела и делала с удовольствием. Бывало, она неправильно рассчитывала нагрузку и срывалась вниз, но, вовремя цепляясь за более крупные ветви, вновь забрасывала свое тело на высоту. Она была легкой, прозрачной и почти по-птичьи парила. Через два часа безумной гонки с собственной тенью Рена уже перелазила через забор на территорию Конохи, но только ее нога коснулась травы, растущей на счастливой земле ее поселения, как ее крепко схватили за шиворот, приподняли над землей и слегка встряхнули:

— И что же ты тут делаешь? — вопросил грозный голос крепко сбитого шиноби. На его лице была маска волка, а экипировка отличалась от обычной одежды рядовых шиноби.

"Твою мать, и повезло же мне попасть на дежурство именно кого-то из АНБУ! Видимо, что-то случилось, если он при исполнении тут шляется".

— Гуляю, — невозмутимо ответила ему Рена, скорчив мордашку милого котенка, старательно изображая "я милашка, и я безобидна, отпустите меня, пожалуйста!"

— Ты же участвуешь в экзамене? — продолжил опрос АНБУшник, не торопясь опускать ее на землю и продолжая без малейших усилий встряхивать.

— Ага, — Рена поджала руки к груди, становясь еще больше похожей на нашкодившую в углу кошку.

— Так почему ты тут, а не в лесу?! — он еще раз ее встряхнул. — Дисквалификации хочешь?

— Потому что у меня закончились конфеты, — честно ответила Рена, — и я за ними решила сбегать сюда — благо недалеко. А что?

— Ты что несешь? — маска не могла скрыть искреннего удивления АНБУшника. — А твоя группа где?

— Дяденька, отпустите! Вы мне уже всю рубашку растянули! Меня мамка заругает за нее! Мы уже все добрались до Башни.

— Так какого рожна ты-то тут делаешь?!

— Но я же только что объяснила, — терпеливо начала повторять Рена. — У меня закончились конфеты, а я ужасная сладкоежка! В Башне не продают никаких сладостей. Вот именно поэтому я решила сбегать в деревню, потому что недалеко.

— Я это понял. Но кто тебе позволил покидать команду и уходить из Башни?

— А кто мне это запрещал? — попыталась пожать плечами Рена, но это ей удалось не совсем хорошо, учитывая, что она продолжала дрыгать ногами в цепких руках АНБУшника. — Наша команда добыла необходимый комплект свитков, добралась до Башни, распечатала их там, выслушала наставления и ждет. Ждать еще несколько дней. Делать нечего. А я хочу сладкого! Я не вижу смысла лишать себя маленьких радостей в этот период, тем более в этом нет никакой необходимости. Вот.

— А твоя команда знает, где ты?

— Конечно! — ответила Рена, глядя на маску самыми честными глазами. Правда, она не стала уточнять, "конечно да" или "конечно нет" она имела ввиду.

— Ладно. Можешь идти, — смилостивился АНБУшник, отпуская ее на свободу. — Потом бегом обратно, и молись, чтобы ты не нарвалась на кого-то из тех, кто свитки еще не нашел.

— Спасибо большое-пребольшое! Спокойной смены! — ответила Рена, взмахнула рукой на прощание и помчалась по главной улице к одному-единственному магазину, где ей продавали сигареты. По какой-то странной причине никто из уличных торговцев не хотел иметь с ней дела, наверное, опасаясь подставы и штрафа за продажу табака несовершеннолетним. Но тем не менее Рена смогла найти одного барыгу, который продавал ей табак, а иногда и кое-что позабористей. Вот именно к нему она и направилась.

Спустя каких-то минут сорок она уже мчалась обратно с рюкзаком, заметно ставшим тяжелее. В этом рюкзаке томилось два блока сигарет, большая упаковка на десять банок темного пива, карманный сборник элегантных стихов, пара свитков с запечатанным оружием и кое-какими реактивами (а вдруг пригодится?), а также ма-а-аленькая такая коробочка с очень, ну очень оригинальной травяной смесью, где первую скрипку играл канабис, а вторую — опий. Где-то на полпути к Башне Рена решила сделать небольшой перерыв на перекур и разместилась на широченной ветке древнего дуба. Раскупорив банку пива и слизнув ароматную пену, она сладко потянулась и уселась поудобнее. Положив рядом с собой мешок, она распечатала блок сигарет, выудила пачку, а из нее уже вытащила одну сигарету и начала тщательно вытряхивать табак, старательно готовя себе заготовку под будущий косяк. Когда все было готово, Рена вытащила волшебную жестяную коробочку, расписанную яркими синими узорами, и открыла крышку. Придирчиво осмотрев мелко раздробленную траву и понюхав ее, Рена одобрительно кивнула. Набрав необходимое количество смеси, она тщательно засыпала, а потом и утрамбовала ее в сигарете, аккуратно и старательно уминая ее блестящим черным ногтем.

— Ух ты! Какая продвинутая молодежь пошла! — услышала она восхищенный голос.

— Угу... Хочешь поделюсь? — ответила она, даже не поднимая головы, безошибочно узнавая голос. Сестры на спине ощутимо напряглись — они ужасно не любили, когда кому-то удавалось подкрасться к ним незамеченным.

— Хочу, если трава хорошая, — усмехнулся Орочимару и уселся рядом.

— Хорошая, даже слишком хорошая, — усмехнулась Рена, подкуривая косяк и делая глубокую затяжку. Потом задержала дым в легких и медленно выпустила через нос. Злость и раздражение дня вытекали из нее как вода из дырявой бочки. Она блаженно закатила глаза, ощущая легкое головокружение, и передала сигарету Орочимару. Тот принял ее и тоже сделал хорошую затяжку, а потом закашлялся.

— Мой любимый сбор от дядюшки Ляо, весьма для здоровья пользительный — веселящий сердце, утоляющий боль и навевающий хорошие сны. По крайне мере, он так рассказывает о своем сборе номер сорок пять. Чего кашляешь, дед, не в то горло пошло? — хихикнула Рена.

— Наверное... — слегка хрипло ответил ее бледный собеседник. — Давненько я таким не баловался... Дяде Ляо привет передай — сбор у него хороший удался, только вот по каким лесам-лугам собирал он свою чудо-траву? Но раз пользительный сбор, то я, пожалуй, озадачусь им внимательнее — я за здоровьем своим слежу пристально и с интересом.

— Да? Что-то по тебе не скажешь, что ты ведешь здоровый образ жизни. Бледный какой, худой, аж кости просвечивают, — пошутила Рена. — Что же тебя жена не кормит, не привечает?

Орочимару откинул голову и прикрыл глаза. Он улыбался:

— Знаешь, а ты и вправду сокровище этой деревеньки.

— С чего бы это?

— Я же тебя еще не убил, забавная ты, интересно за тобой понаблюдать.

— Знаешь, мне кажется тебя уже туркнуло. Отдай косяк.

— Не отдам, и меня так просто какая-то, пусть и хорошая, трава не возьмет, — возмутился Орочимару, не открывая глаз.

— Я вижу, — ухмыльнулась Рена. — И все же быть жадным не хорошо. Пользительный сбор денег стоит. Свои, между прочим, непосильным трудом нажитые, заплатила. Отдай.

— Не отдам — тебе вредно.

— Да кто бы говорил! Хрен старый! — возмутилась Рена и попыталась отнять силой.

Угу... Нашла у кого отнимать силой... Спустя буквально пару мгновений и пару ленивых телодвижений саннина она лежала ничком на земле, Орочимару удобно уселся ей на выпирающий зад, заломив при этом ее руку за спину.

— И все таки... я объясню... почему я думаю... что ты... сокровище этой деревеньки, — невозмутимо продолжил он, цедя слова в промежутках между затяжками.

— Ну-ну, я вся во внимании!

— Во-первых, у тебя необычное тело, которое подразумевает необычные способности. Глаза явно не твои, но прижились отлично, даже шрамов нет. Ведь невооруженным взглядом видно, что они немного крупнее твоих орбит черепа, а структура глазного яблока и вовсе не человеческая. Стащить моих призванных змей и затолкать к себе под ребра — впечатлило, браво. Интересно, как и куда? Расскажешь мне как-нибудь. Во-вторых, ты странная, а странные люди обычно порождают интересные идеи. А в-третьих я пока оставлю при себе. И последнее — я никогда еще ни с кем не делил косяк, сидя на дереве. Обычно я не довожу знакомство до такого уровня, чтобы тратить время на перекуры, но ты такая забавная, не могу понять, что у тебя в голове творится.

— Ты закончил? — буркнула Рена, которая извивалась под ним как гусеница, но выбраться никак не могла.

— А я тебя убедил?

— Убедил.

— Тогда закончил.

— Отлично, тогда слезь с меня — ты тяжелый.

— Кто?! Я?! — деланно возмутился Орочимару, но все-таки покинул свой костлявый насест. — Я изящен и строен.

— Значит, невероятно широк в кости, если от твоего веса у меня все собственные косточки дугами прогнулись, — ответила Рена, принимая руку Орочимару, когда тот предложил помочь ей встать. — Отдай косяк.

Саннин рассмеялся и продемонстрировал ей всего лишь жалкий окурок, из которого даже самый придирчивый наркоман в самой жестокой ломке не смог бы вытянуть уже ничего.

— Вот же подстава. Орочимару, я с авторитетом заявляю: ты козел! Вот и делись потом со всякими — оберут, обидят, да еще и мозги прополощут. Ладно, сверну себе еще один. Полезли обратно? — полувопросительно-полуутвердительно обратилась она к нему, понимая, что так просто не отвертится от его компании, а выпроваживать будет чревато травмами и прочими увечьями.

— Полезли! — согласился он и закинул Рену себе на плечо, как мешок с овсом.

— Эй! Мы так не договаривались! — попыталась было возмутиться Рена, вовсю дрыгая ногами.

— Не дергайся. Сегодня работает доставка, — хлопнул ее по тощей заднице Орочимару и одним могучим прыжком влетел на недавно покинутую ветку, без излишней бережливости сбрасывая свою ношу. — Ну, где обещанный косяк?

— Кто-то говорил, что доставка бесплатно?

— Я имел в виду, что бесплатно я тебя сюда поднял, но опустил-то я тебя на землю не за спасибо, — не моргнув и глазом, ответил чересчур развеселившийся Орочимару.

— Ты невообразимо наглый, — с тяжелым вздохом сказала Рена и села готовить следующий косяк.

— Кажется, мне кто-то такое когда-то говорил. Давно это было... — мечтательно ответил Орочимару и уселся рядом внимательно наблюдать, как готовиться следующая порция.

— Пиво в рюкзаке, бери, если хочешь. И что с этим кем-то стало? — поинтересовалась Рена, не поднимая головы.

— Кажется, я его убил, — невозмутимо ответил саннин, распечатывая себе банку.

— Как мило... — восхитилась Рена. — На! — протянула ему готовое изделие и начала делать себе.

— Большое спасибо!

— Пожалуйста, — хмуро буркнула Рена. — У меня к тебе ужасно деликатный вопрос появился. Можно?

— Можно, — ответил Орочимару, принимая расслабленную позу и мечтательно глядя на небо сквозь переплетение ветвей. Глаза его быстро теряли осмысленное выражение и покрывались мутной пленкой.

— Какого хрена тебе от меня нужно?

— Но я же сказал, что ищу таланты. А ты, вроде как, совсем тупой не выглядишь и явно поддаешься обучению.

— В твоих устах это звучит больше как "дрессировке".

— Ну... отчасти, — признал Орочимару, хитро улыбаясь.

— Так я же вроде не хочу.

— Так я и не настаиваю, по крайней мере, сейчас, — поднял руки Орочимару. Зажатый в пальцах косяк пускал изящные струйки дыма и сыпал светлым пеплом. Это было красиво. Рена поймала себя на мысли, что тупо пялится на его руки и глупо улыбается. Но, похоже, ее новый знакомый этого даже не заметил.

— Хочешь открою страшную тайну? — поинтересовалась Рена.

Спустя минут десять Орочимару ответил:

— Хо-о-очу-у-у.

— А я тебя вспомнила, — ее начало забавлять, что эффект наркотика у Орочимару наступал стремительно и быстро, а она пока еще могла мыслить здраво, хотя точка мироздания в небе куда-то сдвинулась, а небеса алели, плыли, и она начинала видеть музыку. Наркотический дурман одни мысли затуманил, другие — наоборот прояснил. Теперь она ясно и четко видела перед внутренним взором страницы тайком просмотренных свитков, которые она беззастенчиво сперла из стола Хокаге, когда он попросил ее что-то принести.

— Да? А-а-а... откуда? Я же с тобой раньше не виделся... — он слегла покачивался и шипел так, что слова было разбирать все труднее. При желании его можно было брать тепленьким хоть сейчас — поразительная доверчивость столь легендарного предателя.

— Ты у нас слишком сильно отличившаяся личность. Я тебя в списках видела.

— Ой... Я такой популярный? А что за списки? Дашь почитать?

— На убиение, потрошение, а потом допрос.... М-да, тебе не повезло, — Рене захотелось взять дудочку и начать зачаровывать Орочимару, который раскачивался из стороны в сторону, все больше напоминая кобру перед индусским факиром.

— Ух ты...

Рена нахмурилась и попыталась поправиться:

— Не-е-е... сначала на потрошение... потом на убиение, а потом на допрос.

— Не-е-е... сначала идет убиение, потом допрос-с-с, а потом и потрош-ш-шение... — попытался поправить ее Орочимару.

Какое-то время они спорили, что в каком порядке следует, но победила дружба, когда они попытались вспомнить, из-за чего, собственно, спор.

— Хочешь еще пива? — поинтересовалась Рена. Она знала, что когда доводы заканчиваются, а продолжить беседу охота, то самый выигрышный вариант — это предложить выпить.

— Хочу... — ответил Орочимару и прослезился. Потом он еще долго рассказывал, как одинока и печальна его жизнь, что его никто не любит, что у него когда-то была золотая рыбка, но она умерла. Что рыбка единственная его любила и понимала и теперь его обитель пуста и его никто не ждет. И что после десятой рыбки он понял истину — все, кого он любит, умирают. Что он никогда не забудет доброты Рены и того, что она предложила ему выпить. А ему еще никто не предлагал выпить, кроме его золотой рыбки. Вот это была настоящая боевая подруга. Но Рена тоже, как и его золотая рыбка, — боевая подруга, даже лучше. Ведь у рыбки, пусть и золотой, даже намека на сиськи не было, а вот у Рены, похоже, вполне себе что-то там в рубахе проклевываться начинает. Да и в разведку он с ней пойдет с удовольствием. И что-то еще доверительно и жалобно он ей поведал. Но настолько неразборчиво, что Рена не смогла понять даже слова. Хотя мимика и жестикуляция у него были очень убедительны.

Рена прослезилась вместе с ним, но от комментариев воздержалась. Ее уже начало попускать, и на смену эйфории пришли разбитость, головная боль и раздражение. А еще она в легкой растерянности слушала пьяные полностью ахиничные излияния Орочимару.

— Рас-с-скажи о с-с-себе... — попросил Орочимару. Глаза у него стали мутные, розоватые и подвижные. На лице ползала странная, похожая на бледную гусеницу, довольная улыбка.

— Что тебе рассказать? — поинтересовалась Рена, понимающе улыбаясь.

— Вс-с-се... — пролепетал Орочимару, пошатываясь из стороны в сторону.

— Я столько еще не скурила, чтобы делиться с тобой историей моей жизни. Так что без обид, друг.

— Не, так дело не пойдет, — он попытался сфокусировать на ней взгляд.

— Ты порешь хуйню, — Рена вытряхнула оставшуюся в коробочке пыль и убрала ее в карман.

— Ну и что? Хорошо же порется, — попытался обидеться Орочимару.

— Ну и все. Я пошла.

— Куда?! — Орочимару поднял на Рену осоловевшие глаза.

— Туда, — она даже для убедительности махнула рукой, куда именно. — И можно мне сделать тебе прощальный подарочек?

— Давай, люблю подарки... — с готовностью согласился саннин и протянул к ней руку.

— За то, что благодаря тебе я провела пару развеселых часов, я тебя, пожалуй, малость приведу в порядок. К тому же то, что я сегодня пронаблюдала, даст мне возможность над тобой насмехаться и шантажировать прямо-таки пожизненно. Договорились?

— Что значит приведешь в порядок? Я и так с-с-себе нравлюс-с-сь! — возмутился Орочимару и попытался встать, но у него это получилось не очень хорошо.

Рена с кислой миной присела рядом с обалдевшим от дурмана Орочимару и грозно предупредила:

— Это не то, что ты подумаешь в первую очередь. Понял?

— Да, — с готовностью кивнул Орочимару. — Но мне же понравится?..

— Понравится! — автоматически соврала Рена.

А потом вогнала клыки ему в шею, а острые коготки — в затылок.

Орочимару пока что мало обращал внимания на происходящее. Ему и так было сложно поддерживать вертикальное положение тела, и если бы не подпорка в роли Рены, то он бы уже давно упал.

Жизнь у Рены не задалась с самого начала, и попытки ее отравить случались с завидной регулярностью, поэтому ей пришлось уговорить Сестер приспособиться очищать кровь от всего постороннего. Для этого они выпивали ее кровь, которая попадала в специальный зоб в шее каждой Сестры, там с помощью энергии и особых ферментов она очищалась, и Сестры выпускали ее обратно в кровоток. Поскольку Сестер у Рены было много, то сам процесс полной очистки крови занимал у нее несколько минут. Особенно это было полезно в случаях, как этот — согнать дурман нужно было срочно, а времени отсыпаться не было. После длительных уговоров она смогла убедить Сестер проделывать такое и с другими людьми. Для этого она прокусывала крупный сосуд в теле нуждающегося и через клыки, а они у нее были полые, как у всех ядовитых змей, перекачивала кровь к Сестрам и обратно. Это было дольше, нуднее, но не менее эффективно.

— Эй! Какого черты ты делаешь, мать твою, сучка ты коварная?! — зарычал у нее над ухом Орочимару и вцепился ей в косу, отрывая от себя.

— Эм-м-м! М-м-м! — попыталась ответить Рена, но поскольку рот у нее был занят, вышло лишь невнятное мычание.

— Совсем страх потеряла, мерзавка? Отстань от меня! — Орочимару дернул ее за волосы сильнее, а вслед еще и добавил пинка.

Рена выпустила его шею и тыльной стороной ладони вытерла губы. Кровь у него оказалась густой, темной и какой-то гадкой. Нет, определение "гадкое" не подходило. Скорее, это было как мед с кислотой, как перезрелый сладкий сочный фрукт с неуловимым привкусом тлена. Одно Рена могла сказать абсолютно точно — такой крови она не пробовала никогда и вряд ли когда еще попробует.

— Я же тебе говорила, что это не то, что ты подумаешь в первую очередь.

— Да неужели? — ядовито спросил он. — Что-то не припоминаю! Что это ты делала?

Орочимару хмурился и в гневе раздувал ноздри, явно с трудом сдерживаясь, чтобы не ударить ее.

— Ответ очевиден. Как голова? Просветлела? — издевательски спросила Рена, складывая руки на груди.

Орочимару на минутку задумался и кивнул.

— Ты накурился до зеленых чертей, а я в виде одолжения всего лишь привела тебя в порядок. Должен быть мне благодарен за это, а не тягать за волосы. Какой же ты неблагодарный скот!

Орочимару провел ладонью по шее и стер кровь. Рассмотрел измазанные пальцы и, убедившись, что на коже всего лишь два небольших прокуса, вытер руку об штанину.

— Спасибо, не подумал, — извинился он.

Повисла неловкая пауза.

— Я все же пойду. А то мы засиделись тут почти до рассвета.

— И все же, прежде чем ты уйдешь, я позволю себе напомнить тебе о своем предложении. Ты умная девушка и должна понимать, какие перспективы тебе откроются.

— Я подумаю, — пообещала Рена, вовсе не собираясь брать это в голову.

— Я думаю, что мы еще встретимся, Сокровище.

— Я надеюсь, что нет, — буркнула Рена, сбрасывая пустые бутылки на землю и убирая в потайной карман коробочку с наркотиком. — И не называй меня сокровищем.

— Время покажет. До встречи, милая, — и Орочимару погрузился прямо в толщу могучего древесного ствола. Мгновение кора колыхалась и плыла, как жидкая грязь, но потом успокоилась и быстро застыла. Даже лишайники, чувствительные к малейшему прикосновению, не выдавали места ухода саннина.

— Глаза бы мои тебя больше не видели, хрыч старый, — попрощалась с пустым местом Рена и помчалась в Башню.

Глава 8. Неожиданные встречи, неожиданные беседы

Глава, в которой Рена узнает кое-что такое, что полностью меняет ее планы на целую неделю вперед, а то и еще больше, чего ранее с ней не случалось.

— Идиотка! Ты где была всю ночь?! — Нейджи уже давно перешел на крик и теперь наступал на Рену с перекошенным от злости лицом. — Ты хоть можешь представить, как мы переживали? Ты исчезла, не объясняя, куда и зачем тебя понесло. Что мы, по-твоему, должны были думать?!

— Любовника ходила проведать, — невозмутимо ответила Рена, рассматривая на глазах краснеющее от гнева лицо Нейджи. — И ни хрена вы не переживали. Так что не заливай мне тут про великую командную игру и товарищеские отношения.

— Какого, на хрен, любовника?! — еще громче заорал Нейджи, полностью игнорируя, что привлекает к их маленькой семейной сцене внимание всех присутствующих.

— Обыкновенного. С которым любуются закатами, мечтают завести детей, а в промежутках сентиментального бреда еще и трахаются, — еще более невозмутимо сказала Рена.

У Нейджи на висках вздулись жилы, и бьякуган начал вытеснять его обычные глаза.

— Не может быть, чтобы ты была настолько безмозглой! Ты лжешь!

— Я в курсе, — рассеяно ответила Рена, даже не пытаясь оправдаться и полируя ногти об рукав туники. Она не видела необходимости что-либо объяснять.

Остальные члены группы с тревогой смотрели на развернувшуюся разборку. Те команды, которые уже успели добраться до Башни, тоже с большим подозрением оглядывались на эту пару и внимательно прислушивались, пытаясь незаметно выяснить причину происходящего.

— Почему от тебя разит пивом?! — продолжал допрос на повышенных тонах Нейджи.

— Гуляла по лесу, засмотрелась на птичек и бабочек и столкнулась с курьером, который нес заказное письмо Хокаге-сама и пил пиво. В результате столкновения он уронил на меня банку и облил отличным, бархатистым, темным пивом.

— Что за отборный бред ты несешь?! Ты что, сумасшедшая?! — взбесился Нейджи.

— Как?! — Рена вытаращила на него глаза — Ты еще не заметил?!

Нейджи попытался взять себя в руки и несколько раз глубоко вздохнул. Зря он это сделал. Запах особого дыма, который впитался в одежду и волосы Рены, тут же ударил ему в нос. Глаза его расширились от изумления.

— Ты что, еще и курила? — шепотом спросил он.

— Я постоянно курю, — она пожала плечами и попыталась прикинуться ничего не понимающим шлангом.

— Не табак! — в священном ужасе прошептал Нейджи. — Ты наркоманка!

— Да какое тебе дело? — удивилась Рена. — Сегодня я тут с вами, завтра меня уже не будет.

— Ты уже, наверное, все мозги себе на дурь извела, идиотка! Если ты обдолбанной пойдешь на задание, тебя же убить могут!

— Можно подумать, тебе есть до этого какое-то дело, — горько ответила Рена. — Моя жизнь — трачу как хочу и на что хочу. И вообще, что ты раскудахтался надо мной как квочка? Ты вообще кто такой, чтобы мне проповеди начитывать? Ханжа!

Нейджи вдруг увидел что-то явное только ему и внезапно опустил веки, скрывая всевидящие белые глаза. Вздохнув поглубже несколько раз, открыл их и на удивление спокойно посмотрел прямо в гневно расширившиеся зрачки Рены.

— Ты права. Я больше не буду вмешиваться, только не угробь группу ради своих идиотских привычек. Поняла?

— Вполне. Я — спать.

— Вот и иди куда шла.

Она вздернула нос к потолку, развернулась и пошла в свою комнату. Спать ей в действительности не хотелось. Вообще-то, она почти никогда не спала, так как считала, что это пустая трата времени, а также потому, что сознание у нее было невероятно сбалансированным и упорядоченным при внешней хаотичности. Десять полноценных личностей Сестер помогали ей разгружать и перегружать свой мозг с помощью нескольких минут скоростного анализа полученных за день данных, благодаря этому она вообще не нуждалась во сне в обычном понимании этого слова. Внешне это проявлялось тем, что Рена раз в сутки замирала на несколько минут с закатанными глазами, а потом как в ни в чем не бывало продолжала заниматься своими делами. Внутренне это было намного интереснее — она и Сестры всю информацию, полученную за день, перетряхивали и упорядочивали. Ненужное тут же удалялось из памяти, нужное распределялось по разделам — пуговицы к пуговицам, запонки к запонкам, стулья к стульям. Чем-то все это напоминало сеть связанных между собой мощных компьютеров. Чисто теоретически этот процесс можно было назвать сном, так как основное предназначение сна — это переработка и хранение информации. Сон, особенно медленная его фаза, облегчает закрепление изученного за день материала, а быстрый сон реализует подсознательные модели ожидаемых событий. Просто у обычного человека мозг не может справиться с этим так быстро, и ему требуется от трех до десяти часов, а из-за того, что Рена была не одна, то управлялась почти мгновенно. А тело могло отдохнуть и в любое другое удобное Рене время.

Хотя в определенных ситуациях Рена могла погружать себя в глубокий транс-сон, для того чтобы найти решение особо сложных вопросов. Тогда снимались все ограничения со всех ее личностей и внешние раздражители не мешали ей сосредоточиться на вопросе. Сознательно она вводила себя в состояние так называемого "тоннельного внимания", что сосредотачивало все ресурсы ее и Сестринских интеллектов на одной-единственной проблеме. Степень анализа доходила до того, что Рена была способна по мельчайшим косвенным данным дать прогноз на серьезные промежутки времени с убийственной точностью. А зная будущее, она могла по своему усмотрению менять некоторые переменные и подбирать нужный ей исход, пуская поток причинно-следственных связей по удобной ей дорожке.

Фактически это был бы залог ее полного благополучия во всех отношениях. Но она этого не делала, искренне полагая, что предсказуемая жизнь станет скучной. К тому же необходимость прибегнуть к такому действию у нее появилась лишь раз, да и это было невероятно опасно по ряду физиологических причин и законам подсознания — такое путешествие в глубины своего ego et alter ego могло закончиться глубокой комой и смертью. Она до сих пор с ужасом вспоминала последствия ее опыта в этой сфере. Играться с теми материями, которые совсем не понимаешь, было настолько опасно и глупо, что это осознавала даже Рена.

— Фу-у-ух! — вздохнула она. — Вот я и дома!

Рена коснулась дверной ручки и проскользнула в свою комнату. Не глядя по сторонам, она швырнула рюкзачок на пол, сладко-сладко потянулась и рухнула на койку. Потом свесила руку с края и тонкой нитью чакры потянула к себе принесенный мешок, ленясь поднять задницу и взять, как все нормальные люди, руками.

Покопавшись в сумке, она вытащила сборник стихов и сигареты.

— Я же свихнусь со скуки... — вздохнула она, раскрывая книгу на заложенной странице. Там, видимо, предыдущий читатель, карандашом выделил один из стихов. Рена его громко продекламировала:

— Arihateny

Inoiti macu ma-no

Hodo bakari

Yki koto sigeky

Nagekadzu mogana.

И задумалась, проговаривая каждое слово, считая слоги и восхищаясь изяществом слога.

— Ах, если б можно было не вздыхать

И не печалиться,

Хотя бы пока

Проживаешь эту жизнь,

У которой будет конец, — неожиданно услышала она голос от дверей.

Приподнявшись на локте, она посмотрела на вошедшего и криво ухмыльнулась — на пороге стоял Гаара собственной персоной, сложив на груди руки, и свет из коридора эффектно обрисовывал контур его тыквы.

— По-моему, это слова принадлежат слабому человеку.

— Почему? — она смотрела на него с удивлением и любопытством, даже не пытаясь как-то изменить положение тела.

— Зная, что рано или поздно умрет, он не может справиться с хандрой и хоронит себя раньше времени, — Гаара зашел в комнату, совершенно не дожидаясь приглашения, и прикрыл за собой дверь, а потом продолжил. — Насколько я помню, то продолжение еще более паршивое, чем начало:

Kakary ka-no

Aki mo kavaradzy

Nihohiseba

Hry kohi si tefy

Nagamesemasi ja.

— И чем тебе не понравились эти строки? — удивилась Рена и повторила: — Если б этот аромат

И осенью неизменно

Источался,

Не так мучительно было б

О весне с любовью вспоминать.

— А тут явно сожаления и бегство в прошлое. В мертвое прошлое. И никаких попыток изменить настоящее, — ответил Гаара и уселся на пол под стеной напротив Рены. — Бесцельное существование, отсутствие даже намека на смысл своей жизни — это глупо и жалко. Ненавижу слабых и никчемных.

Рена усмехнулась и поднесла к губам сигарету. Выдохнув дым, она ответила:

— Никогда бы не подумала, что ты любитель изящных строк.

— Почему? — удивился Гаара.

— Потому что от тебя пахнет кровью. Сильно так пахнет, и запах настолько въелся в твою одежду, в твою кожу, в твои волосы, в саму твою суть, что говорит о том, что убиваешь ты часто и много. Обычно маньяки вроде тебя не заморачиваются о прекрасном. Для этого нет места в их жизни и сознании.

Гаара закрыл глаза и усмехнулся:

— Почему ты думаешь, что это невозможно?

Рена еще раз затянулась и помолчала, подбирая слова как можно правильнее, чтобы передать свою мысль.

— Ты — маньяк. Мотивацией для серийных убийц служит патологическое стремление удовлетворить свои извращенные желания. Я еще не понимаю, чего ты ищешь в кишках своих жертв, но возможно, ты мне это расскажешь. Ты — разрушитель. Тела твоих жертв почти не поддаются опознанию, значит, ты делаешь это умышленно. Зачем? Ведь ты не скрываешься, зная, что наказания за то, что ты творишь, не последует. Ты так зациклен на уродовании тел, стремишься как можно сильнее растоптать красоту человеческого тела и взаимоотношений между людьми. И при этом страсть к стихам? Стихи воспевают красоту и эмоции, именно то, что так чуждо тебе. Нелогично.

— И что же из этого следует, м? — Гаара смотрел на нее весьма заинтересованно.

Она опять задумалась. Выбросила окурок под койку и подкурила следующую сигарету, опять беря паузу на размышление. Гаара терпеливо ждал, не сводя с нее внимательных глаз.

— Вижу два варианта, — она сама не ожидала, что можно посмотреть на проблему с этой стороны. — Первый более правдоподобный — ты сын Казекаге и обязан был получить классическое образование помимо основных боевых искусств. Тебя обучали музыке, литературе, стихосложению, истории и политологии.

— Да, и обучение до сих пор продолжается. Какие еще варианты?

— Менее правдоподобный интереснее. Ты по своей сути есть Разрушитель, Хаос. И ты не можешь существовать, воплощая только одну сторону силы. Для равновесия ты должен найти что-то противоположное основному своему назначению. Почему бы и не поэзия?

— Интересное мнение. Может, еще варианты?

— Ну, еще один, настолько невероятный, что его можно не озвучивать, — Рена усмехнулась.

— Мне любопытно. Продолжай, — он улыбался и сверлил ее напряженным взглядом.

— Ты не убьешь меня за это предположение?

— Постараюсь.

— Ты не тот, за кого себя выдаешь. Ты обозлился и мстишь миру, пытаясь напугать его как можно сильнее, чтобы тем самым уберечь себя от посягательств кого-либо на твое глубоко личное пространство. В тебе что-то осталось, что-то теплое, живое и кричащее в ужасе, корчащееся от боли и одиночества. Любовная лирика — ниточка, что связывает настоящую твою личность с миром реальности и не дает полностью высохнуть этой части. Как маленький оазис в середине бескрайней пустыни — найти его трудно, почти невозможно, но он есть.

Гаара запрокинул голову и рассмеялся громко, от души. Отсмеявшись, он утер выступившие слезы и сказал:

— Это настолько нелепо, что просто смешно. Я не буду размазывать тебя как паштет по гренке за эти слова, потому что они меня весьма повеселили. Но предупреждаю тебя — я не потерплю, если ты осмелишься делиться подобными соображениями с кем-либо. Ты поняла меня? — он опять закрылся в свой кокон столько прочно и поспешно, что Рена интуитивно почуяла его страх и позволила себе легкую улыбку.

— Мне нет нужды делиться с кем-то своими мыслями. А ты — не тот, о ком хочется говорить с друзьями.

— У тебя нет друзей.

— Конечно есть, — Рена пожала плечами, но непроизвольно поморщилась.

Гаара это заметил и усмехнулся, понимая, что она весьма кривит душой.

— Закрыли тему.

— Как пожелаешь, — она кивнула и отстрелила под кровать очередной окурок.

— Поэтому мы вернемся к поэзии и последнему стиху. Закончи свою мысль.

Рена же, поймав за хвост ускользающую идею, продолжила:

— И все же насчет этих стихов ты не прав. Раз ты знаешь продолжение первого, то наверняка тебе известна и история человека, их сложившего.

— Известна, — ответил он.

— Расскажи мне, — попросила Рена. — Я так давно не слышала сказок.

На ее удивление Гаара помолчал минутку, а потом тихо начал рассказывать:

— Жила когда-то девушка из благородной и богатой семьи, и у этой девушки умерла мать. Заботы о ней взяла на себя мачеха — новая жена отца, и девушке часто приходилось поступать против своей воли, по указке мачехи. И тогда она сложила процитированный тобой стих. А потом, гуляя по саду, она отломила ветку сливы и продолжила свою мысль вторым стихотворением, которое озвучил я. Девушка была молода и прекрасна, и многие кавалеры, очарованные ее красотой и поэтическим даром, стремились завязать с ней отношения, но она им не отвечала. Отец и приемная мать стыдили ее за это, и тогда она написала одному из кавалеров, который понравился ей более всех остальных:

Хоть и думаю о вас,

Но, видно, все напрасно.

Чувства в душе таю,

И, верно, бесчувственной

Кажусь я вам.

Только это она и послала, ни слова не добавила. Причина же была вот в чем — родные все говорили ей: "Возьми же кого-нибудь в мужья", а она отвечала: "Всю свою жизнь до смерти я хочу прожить без мужчин", беспрестанно это твердила, и так оно и вышло: ни с кем она не завязала отношений и в двадцать девять лет скончалась.

— Вот видишь! — воскликнула Рена. — А ты говоришь, что она слабая и жалкая. Девушка из благородной семьи не может иметь права голоса, и ее решение никогда не будет учтено родителями, когда они пожелают отдать ее замуж, как племенную кобылу. Но она смогла настоять на своем выборе и приняла смерть так, как посчитала нужным. Разве это слабость?

— Тогда какое она имеет право жалеть о том, от чего отказалась сознательно, а не под принуждением или в силу каких-то обстоятельств? — возразил Гаара.

— Она была молода, она была женщиной. Ей было сложно совладать со своим телом и воспитанием, поэтому легкое сожаление прорывалось через ее уверенность в правильности выбора.

— Она слабая. Она жалеет о прошлом.

— Она сильная. Она смогла изменить свое будущее вопреки тому, что ты думаешь о ей подобных, — возразила Рена.

Гаара фыркнул и замолчал, но яростный блеск зеленых глаз красноречиво говорил о том, что он остался при своем мнении.

— Кстати, а зачем ты пришел сюда? — поинтересовалась Рена, следующий окурок выбрасывая уже в форточку. Больше курить не решилась — никотин осел горечью на языке, а ее саму начало мутить. Стихи уже были забыты и закопаны под тонкое походное одеяло.

— Я пришел тебя убить, — невозмутимо ответил Гаара и посмотрел исподлобья ей в лицо.

— Ух ты! — восхитилась Рена, нисколько не смущенная таким заявлением. — А почему?

— А разве для этого нужен повод? — удивился Гаара.

— Для всего нужен повод, — уверенно ответила Рена, откидываясь на одеяле и глядя в потолок. — Раз ты не поленился встать, найти место, где я ночую, дождаться моего возвращения, чтобы убить, то у тебя должна быть для этого веская причина. Если бы ты хотел просто кого-то раздавить и пропитать свой песок новой порцией крови и кишечного содержимого, то грохнул бы любого подвернувшегося тебе под руки, а не морочил бы себе голову, выслеживая меня. Ведь так легко найти любой удобный повод для того, чтобы оправдать вызов на поединок первого попавшегося шиноби. Логично?

Гаара усмехнулся:

— Вполне. Похоже, я не ошибся, когда выбрал тебя.

— Для чего? — она расслабленно потянулась на своей постели.

— Для развлечения. Мне часто бывает скучно, поэтому я хочу сделать так, чтобы ты развлекла меня. Я хочу разорвать тебя на куски и засунуть в твои внутренности руки. Я знаю, что внутри ты теплая, почти горячая. Правда, этого ты не переживешь.

Рена скосила глаза на Гаару и увидела, что взгляд у него стал совсем безумным и в расширенных зрачках начала плескаться какая-то дикая и злая страсть, на лбу выступила испарина и он часто-часто задышал. А еще он улыбался, и с нижней губы тянулась нитка слюны. Увидев все это, Рена села на кровати, свесила босые ноги на пол и, упершись руками в одеяло, выпрямила спину и внимательно посмотрела в глаза Гааре:

— Так почему ты говоришь со мной? Почему ты цитируешь мне стихи? Почему ты споришь со мной? Почему ты еще не разрываешь меня на куски и не греешь руки в моем теле? Вместо этого ты сидишь и пускаешь слюни на полу моей комнаты.

— Ты сопротивлялась мне. Ты сражалась против меня. Ты меня не боишься.

— Ну и что? Можно подумать, что тебе не попадались другие такие. Или с ними ты тоже вел поэтические беседы?

Неожиданно Гаара стремительным броском вбил ее в стену, запустил пальцы в волосы и уперся лбом в лоб. Глядя глаза в глаза, в самое лицо он бросил ей с насмешкой, с полным пренебрежением:

— Вот беседуем мы,

А жизнь так быстротечна.

Чтоб облик мой

Приятен был вам,

Как бы мне хотелось!

Глаза Рены расширились в изумлении, но ответить она не успела. В тот же миг тугая струя песка спеленала ее тело до самых плеч и немилосердно сдавила. Весь воздух просто выдавился из ее легких, и она не могла вновь вдохнуть и все же на остатках дыхания прошептала:

— Разве ты тень

От весеннего солнца,

Плывущего в огромном небе?

И только в дальних краях

Тебе покойно?

Гаара криво ухмыльнулся и отпустил ее. Песок осыпался на одеяло, на пол, скользил по одежде и втекал обратно в тыкву за плечами шиноби из Сунны.

— Еще поговорим, — бросил он через плечо и направился к двери.

— Приходи завтра, — пригласила Рена, стряхивая с рукава несуществующий песок и пытаясь унять бешеное сердцебиение. — В то же время мне будет удобно.

Гаара кивнул и тихонько прикрыл за собой дверь.

— С ума сойти... — пробормотала Рена и извлекла из-под одеяла сборник стихов. Теперь она должна на вечер подобрать что-то уместное и принять неожиданный вызов с достоинством. Похоже, это чудовище действительно было не таким уж диким, каким хотело казаться для всех остальных.

За окнами башни вставало солнце.

Глава 9. Вы знали, что монстры любят стихи?

Глава, в которой Рена не долго думая ввязывает в интригу, на кону которой стоит ее собственная жизнь и ни капельки об этом не жалеет

Обычно Рена не очень упорно искала себе проблем, особенно когда была стиснута определенными требованиями к своему поведению. "Проблема", в свою очередь, ее сама нашла и решила прицепиться к ней как клещ и не отставать, пока не доведет до состояния крутого кипятка. "Проблема" упорно следовала за ней от порога ее комнаты до порога ванной, оттуда по всей Башне, на завтрак, стояла за плечом, пока Рена пыталась пропихнуть под ее пристальным взглядом хоть пару кусков, до входной двери, на полигон, оскорбляя ее, ее навыки ниндзя, ее вредные привычки и развивая свои мысли до тех пор, пока Рена не стала всерьез думать, что следом пойдут выпады в адрес ее одежды и прически. И все это — практически не замолкая ни на минуту. Наконец, насмешливый тон Гаары заставил Рену потерять терпение и резко обернуться к нему, уткнувшись взбешенным взглядом прямо в его лицо.

— Чего тебе надо? Внимания?

На мгновение он потерял дар речи и не смог быстро найти подходящий ответ, потом все же прошипел:

— Нет.

— Так чего же? — не унималась Рена.

— Противостояния. Борьбы, — он смотрел с легким прищуром и угрозой

— Почему я? — она искренне удивилась, приподнимая в гримаске тонкие брови. — Неужели ты действительно считаешь, что я тебе противник?

— Да.

— Глупо. Я чувствую в тебе одержимость духом. Обычно Одержимые невероятно могущественны, и простые люди не могут тягаться с ними в запасах силы. К тому же не так давно ты скрутил меня так, что еще немного — и я бы в последний раз хрустнула и заткнулась.

Гаара скорчил недовольную мину и буркнул:

— Можно подумать, что ты так проста, как кажется.

— Возможно, — пожала плечами Рена, вновь всем телом ощущая резонанс, который был между ними. Сегодня он звучал более гармонично, хотя все так же срывался на режущий тело визг и скрежет.

— В тебе сокрыт какой-то секрет. Или я сломаю тебя, растопчу и унижу, или ты сама признаешься, что таится в тебе.

Рена звонко рассмеялась, сверкая глазами и запрокидывая голову. Смеялось все ее тело, смеялись губы, смеялись длинные локоны, черт побери, смеялась каждая клеточка ее тела. Только вот глаза не смеялись. Они были холодны как лед и убийственны как скука.

— Что смешного? — нахмурился Гаара. — Смерти своей хочешь?

— Да, хочу!

Рена резко прервала смех и изменила глаза. Полностью, до густого багрово-алого цвета с черными кольцами и микроскопическим зрачком. Полностью, до нечеловеческой проницательности. Она позволила хлынуть голоду Сестер через озера глаз на Гаару. Она позволила ярости и многолетней злобе на всех и вся свободно струиться в воздухе. Она позволила себе ответить полнокровным взглядом на всю ту злобу и жажду крови, что излучал на нее Гаара.

Гаара первый раз улыбнулся кривовато и неумело, и она поняла, насколько похожи у них глаза.

— Так лучше. Такой ты мне намного больше нравишься. Убивая тебя, я получу огромное удовольствие.

— Это официальный вызов на поединок?

— Пока нет. Чуть позже. Я пока хочу измотать тебя и сломить. И обсудить изящную словесность этой ночью.

Рена медленно облизнула верхнюю губу и прошипела:

— Буду ждать.

Гаара кивнул ей на прощание и развернулся, чтобы уйти, но Рена его окликнула:

— Эй, Гаара, это правда, что ты не спишь никогда и нигде?

Он повернул голову и через плечо бросил:

— Да. Я не могу спать, потому что во сне дух, которым я одержим, выходит из-под контроля и пожирает мою сущность, разрушает сознание.

— А по-моему, ты и так достаточно чокнут, — хмыкнула Рена. — По случайному стечению обстоятельств я не нуждаюсь во сне. Ночами мне скучно. Приходи не только сегодня. Приходи каждую ночь, пока не соберешься меня наконец убить.

— Хорошо.

Сказав это, он развернулся на пятках и зашагал прочь, оставив ее размышлять над глубиной его безумия и своего идиотизма и гадать, чем же обернуться их ночные посиделки.

В течение дня, куда бы Рена ни пошла, чем бы ни занималась, она всюду видела мелькающую недалеко красную шевелюру. То ли Гаара упорно следил за ней, то ли опасался, что она снова сбежит куда-то, то ли просто решил довести ее, дождаться срыва и последующего за ним необдуманного поступка. Рена хмыкала, пыхтела, закатывала глаза, но старательно игнорировала все его явные или мнимые попытки вывести ее из себя.

Постепенно в Башню приходили все новые и новые команды, изрядно потрепанные, грязные и уставшие. Похоже, ей придется торчать тут еще три полных дня и одну ночь. Хотя, судя по ночной беседе и утреннему продолжению, досуг ей уже был организован.

Вечером Гаара пришел, как и обещал. Вошел без стука и, демонстративно сморщив нос, открыл форточку, чтобы выветрить из комнаты густой дым.

— От тебя воняет.

— Привет, — улыбнулась Рена, выглядывая из-за края книжки и игнорируя его замечание. — Я думала, ты позже придешь.

Ничего не ответив, Гаара уселся на свое старое место и уставился на Рену.

— Что-то ты сегодня не особенно разговорчивый, — продолжила она и спросила: — Чем предлагаешь заняться?

— Выбери стих, — ответил он.

— Ладно. Какой ты хочешь услышать?

— Любой на твое усмотрение. Посмотрим, есть ли у тебя вкус или ты сентиментальная дура. Как и большинство особей женского пола и некоторые мужского.

— Да не вопрос, — она хмыкнула и зашуршала страницами. — Ага, нашла.

Когда говорят мне, что рассветает,

Кажется мне, что ты сон

Беспокойного сердца

В весеннюю ночь.

Ведь только ночью я вижу тебя.

— На что ты намекаешь? — удивленно спросил Гаара, дослушав стих до конца.

— Разве я на что-то намекаю? Я говорю, как оно есть — теперь я буду видеть тебя больше по ночам. Днем все равно говорить с тобой не о чем.

— На мое ничтожное

Тело выпавшая вечерняя

Роса, с белой яшмой схожая,

И та, сверкнув, гаснет,

Таков мой удел, — ответил ей Гаара и вызывающе поднял подбородок.

— А на что ты намекаешь? — вернула нескромный вопрос Рена.

— Хоть и живу в этом мире,

Но никто не дарит меня любовью,

Отчего же, когда наступает вечер,

Невольно

Печалюсь я?

Рена опешила. Она никак не ожидала от Гаары подобных строк, но потом, заметив издевательскую улыбку, поняла, что он всего лишь насмехается над нею.

"Ах ты ж, гаденыш мелкий!" — подумала она и выдавила из себя приторную улыбку.

— Садись рядом, — позвала она и похлопала ладонью по одеялу рядом с собой.

— Зачем? — удивился Гаара

— Просто садись поближе. Я хочу отчетливей слышать твое дыхание.

— Не вижу в этом никакой необходимости, — буркнул Гаара.

— Опасаешься, что я могу взять и коварно наброситься на тебя с целью грязно надругаться? — слегка спровоцировала его Рена.

— Вот еще! — возмущенно фыркнул он в ответ на это.

Недоумевающий Гаара ослабил полотно, которым его тыква крепилась к спине, и поставил ее в угол. Потом немного неуверенно пересек комнатушку и сел на самый краешек постели.

В тот же момент Рена оказалась у него за спиной и, стоя на коленях, обхватила плечи руками, зарывшись носом в его неожиданно мягкие волосы на затылке. Она была поражена — тело и волосы там, за ухом, пахли прожаренной полынью, песком и высушенной падалью. Гаара от неожиданности попытался встать, но Рена ненавязчиво и мягко удержала его на месте, опустив ладони на его костлявую грудь.

"Раз он решил меня припугнуть возможными чувствами, то я могу еще больше напугать его возможной взаимностью", — подумала Рена и потерлась носом об макушку Гаары.

— Перестань, — неожиданно севшим голосом попросил он, но отстраниться не попытался. Его тело била крупная дрожь.

— Почему? — тихо прошептала ему на ухо Рена, грея своим дыханием чувствительную кожу шеи.

— Какой смысл в том, что ты делаешь?

— Удовольствие. Я получаю от этого удовольствие, — прямо ответила Рена. — Необходимость. Мне эгоистично необходимо то, что я делаю.

— Необходимость в чем?

— В прикосновениях. В привязанности. Пусть и ущербной и злой.

Неожиданно он положил сухую и грубую ладонь со сбитыми костяшками на ее тонкое запястье и крепко сжал, до боли. Рену окружил сухой запах пустыни, песка и пыли, и жара, и выжженных камней, и весь этот зной накатил валом, оглушая.

— Мы нуждаемся в этом из часа в час, из года в год. В этой привязанности, в этой взаимности и умении двигаться синхронно. И нуждаемся только для того, чтобы наш род на нас не прервался, нуждаемся не для себя, а ради выживания наших потомков. Природа хитра, раз заложила в нас этот принцип потребности, иначе как еще можно было бы заставить принять столь гадкое бытие? Без того, за кого можно подержаться, без тех, кого можно коснуться, с кем можно взаимодействовать тем или иным способом, мы оказываемся одни, а одиночество может разрушить человека даже более страшными способами, чем даже я. Ведь я разрушаю тело, я ломаю волю, внушаю страх. Одиночество же убивает душу и сердце, выгрызая дыры там, где когда-то был целый мир.

Несмотря на всю кажущуюся хрупкость, сила Гаары была невероятна, и Рена могла бы с уверенностью сказать, что у многих такое пожатие оставило бы синяки. Она, не пытаясь заставить его ослабить хватку, прижалась теснее и ответила:

— Это взаимодействие. Это — то, в чем ты нуждаешься? Оно нравится тебе? Ты хочешь его? Я могу дать его тебе, если ты сможешь его правильно принять.

Поскольку ее руки начали осторожно опускаться вдоль его тощих боков, он вздрогнул и отстранился. Его губы дрогнули, как будто ему было еще что сказать, но он сжал кулаки, поднялся и исчез в водовороте песка, на прощание блеснув оскалом зубов.

Рена была довольна тем, что заставила его думать о ней серьезно и не воспринимать как дешевую игрушку. Еще ей было интересно узнать пределы его самоконтроля и определить границы внешних и внутренних воздействий на своего нового соперника.

Коротать остаток ночи в душной комнате Рена не захотела и, выскользнув в коридор, пробралась на крышу. Прохладный воздух приятно холодил разгоряченное лицо и приводил мысли в порядок.

Усевшись на козырек, Рена запрокинула голову и уставилась в небо, считая звезды и любуясь планетами. Потом непроизвольно начала прислушиваться к ветру, доносящему звуки и запахи со всего Леса. Пахло листьями, пахло перегноем и сыростью, пахло рептилиями, пахло падалью и кровью, пахло потом и молодым здоровым телом. Даже духами пахло, правда, слабо-слабо.

— Еще три дня... — грустно вздохнула Рена, привычно всовывая в зубы сигарету.

— Ничего, потерпишь, — донеслось у нее из-за левого плеча.

— Я тебя не приглашала, — немного грубовато буркнула Рена. — Зачем пришел?

— В конце концов, я официальный лидер нашей группы и несу ответственность за каждого ее члена.

— Вот только не нужно патетики, Нейджи! — достаточно громко сказала Рена и откинулась на спину, раскинув руки. — Зачем слова, когда на небе такие звезды! Ты любишь звезды, Нейджи?

— Не особенно. Они красивые, но смысла в них немного с точки зрения практицизма.

— Фу, как не романтично! Ты хочешь сказать, что ими можно пользоваться при составлении гороскопов, при совершении ритуалов, при различных обрядах и техниках, но просто смотреть на них не нужно?

— Примерно так.

— Зря ты так. Смотри, — она вытянула руку вверх, указывая на огромный алмаз в небе. — Видишь эту звезду?

Он поднял голову и посмотрел туда, куда она указывала.

— Да.

— Ты хоть можешь представить, как бесконечно далека она от нас, как она чиста и совершенна? Представляешь, с нами всеми можно сделать все что угодно, но запачкать ее не получиться ни у кого — ни один правитель, ни один воин, никто из великих Каге, да черт с ними, с Каге, даже Биджуу никогда не смогут дотянуться до нее. Мы ничтожные и мелкие по сравнению с ней, только и можем что тянуться грязными ручонками к ее красоте и холоду.

— И что ты этим хочешь сказать? — он опустил глаза с небес на Рену и смотрел удивленно и внимательно.

— Что она прекрасна и таких, как она, миллиарды. Это чувство подавляет, не правда ли? Нам не стоит забывать, что мы лишь черви на этой земле. Они, эти прекрасные и холодные суки, — она снова обвела рукой пылающую россыпью звезд чашу, — никогда не дадут нам об этом забыть.

— Странно от тебя это слышать. Но даже если так, какой от них еще толк? Хорошо, я принимаю твое мнение о том, что звезды могут неплохо усмирить гордыню. Но а дальше-то что?

Приняв вертикальное положение, Рена потянулась за спину и, вытащив катану из ножен, кинула клинок в руки Нейджи. Он поймал его на лету, но все равно немного порезался — настолько неожиданно острым оказалось лезвие.

— Зачем ты это сделала? — ошарашено спросил он ее, рассматривая крохотную ранку на большом пальце — там, где кожи коснулось полупрозрачное лезвие.

— Посмотри на клинок. Взвесь его в руке. Взмахни им и почувствуй. Рассмотри рукоять и гравировки. Прочти, что выбито на лезвии. А потом скажи, что думаешь об этом клинке и что чувствуешь, когда держишь его в руке.

— Зачем это? — удивился Нейджи.

— Потешь меня. Мне просто интересно, — она откинулась на локти и стала с любопытством наблюдать за своим номинальным лидером.

Пожав плечами, Нейджи повиновался. Сделал несколько пассов, подбросил клинок, потом поймал и снова подбросил, проверил баланс, уравновесив рукоять и лезвие, попытался рассмотреть тончайшую скоропись иероглифов вдоль волнистой кромки, но разобрать не смог.

— Что здесь написано? — заинтересованно спросил он.

— Небесные Всадники, — ответила Рена, внимательно наблюдая за Нейджи.

— Небесные Всадники? Так же раньше назывались звезды?

— Да. Но не только. Около пятисот лет назад существовала одна очень фанатичная и интереснейшая секта. Они верили, что пришли со звезд и что грядет тотальный конец света, а выживут только те, кто чтит звезды и стал Небесным Всадником. Им причисляли способность летать, но на самом деле они просто могли передвигаться очень быстро по мельчайшим опорам в воздухе. Опорой могло стать все что угодно — тонкие ветки, падающие листья, перья, летящая паутинка, насекомое, птицы, заранее натянутые на огромных высотах тончайшие нити. Говорят, что особо одаренные могли видеть и использовать даже пыль в воздухе. Небесные Всадники смогли разработать несколько удивительных модификаций тела, так называемые Силы Крови. Разумеется, все свои черновые испытания они проводили не над своими людьми, а на всех подряд, кто попадался им на пути. За это им можно даже спасибо сказать, потому что удивительный геном до сих пор всплывает у некоторых людей, пусть даже и в состоянии гибернации. Если озадачиться, то через несколько поколений селекции можно добиться стабилизации гена с хорошей наследственностью. Под эти генетические изменения были созданы техники и артефакты. Этот клинок — один из них, кстати. Он реагирует на особый вид чакры, усиливает ее и помогает в выполнении целого ряда техник.

— Откуда ты это знаешь? — удивился Нейджи. — Я первый раз слышу о таком.

— Я люблю историю, а среди старых свитков порой попадается нечто весьма стоящее, — улыбнулась Рена и стряхнула пепел.

— А клинок?

— Просто повезло. Купила у старого пьяницы, которому нечем было похмелится. Продал мне его за бесценок.

— Ножны бы тебе поменять, — задумчиво пробормотал Нейджи, рассматривая старые потертые ножны из дубленной черной кожи и дерева.

— А этому мечу и не нужна мишура и роскошь. Он предназначен для того, чтобы убивать, рвать на части и проливать кровь, а не для того, чтобы вызывать завистливые вздохи из-за роскошных ножен.

— Ты хочешь сказать, что он тебе отзывается?

Рена рассмеялась:

— Конечно нет! Даже несмотря на то, что для меня это просто меч, это не меняет того, что конкретно он — великолепен. Мне нравится им пользоваться.

— А что стало с этой сектой?

— Ее уничтожили. Просто в своем геноциде и фанатичном отношении к науке они зашли слишком далеко. К тому же они, разумеется, ни с кем не хотели делиться знаниями, полученными в результате своих исследований. Одно дело — куча безродных носителей мутировавшего гена, и совсем другое — его правильная активация и использование.

— А при чем тут звезды? Меч как-то их использует? — продолжал задавать вопросы Нейджи, явно заинтересовавшись рассказом Рены и не торопясь выпускать из рук отличный клинок.

— О, а эту сказку я расскажу тебе когда-нибудь потом, не против? К тому же я тебе совсем-совсем не доверяю. Ты вредный!

— Я тебе тоже не доверяю. Так что это у нас взаимно.

— Хорошо, что у нас хоть что-то взаимно, — пошутила Рена.

— Я видел, что ты стала общаться с шиноби Песка. Ты хоть знаешь, кто это?

— Представь себе, знаю, — ответила Рена гораздо более резко, чем стоило. Но она начинала быстро терять интерес к беседе.

— Наверное, ты действительно больная на всю голову. Или просто ищешь себе смерти.

— Вот только не начинай сначала, — попросила она, пуская в голос усталость, запрокидывая голову и глядя на звезды. — Я не верю во весь тот лицемерный бред, который вы все тут проповедуете.

— Это не бред! Это основополагающие догмы нашего поселения.

— Да ты что?! — сделала удивленное лицо Рена. — То-то, я смотрю, все друг друга так любят и заботятся.

— Не говори то, о чем можешь потом пожалеть, — резко сказал Хьюга.

— Говорю, что думаю, думаю, что говорю, — сказала и сама поморщилась от того, как штампованно это прозвучало.

— Ну-ну, совершенно не похоже.

— Ты собираешься тут всю ночь мне глаза мозолить?

— Ага. Хочу проследить, чтобы ты не сбежала снова куда-то погулять. К любовнику, например.

— Какой же ты зануда. Неужели тебе никогда не хотелось развлечься, весело провести время? Отодрать кого-нибудь?

— Нет, не хотелось.

— Точно зануда, — фыркнула Рена.

Нейджи немного подумал, потом косо посмотрел на запыленную крышу, потом — на свою чистую и аккуратную одежду, и все-таки решился присесть, но с таким вздохом, как будто его сажали на ректальный градусник. Рена тут же не замедлила ему это сообщить. Он лишь скривился, но смолчал. Похоже, уверенность в целостности и безопасности команды для него была важнее пары острых шуточек. Какое-то время он сидел молча, а потом задумчиво проговорил:

— Интересно, кто тебя сломал?

— Что?! — удивилась Рена, которая никак не ожидала такой реплики от Нейджи.

— Просто не бывает, чтобы человек был от рождения такой сволочью, как ты.

— Спасибо за комплимент. Ты, наверное, умеешь всем понравиться, — хохотнула Рена.

— Соответственно, можно сделать вывод, — не дал сбить себя с мысли Нейджи, — что в твоей жизни случилось нечто, что навсегда вселило в тебя жгучее разочарование в людях.

— Уж кто бы говорил, — она хмыкнула и почесала за ухом.

— Обо мне сейчас речь не идет, — холодно ответил Нейджи, надменно задирая нос.

— Тогда с чего ты решил, что у меня есть желание обсуждать мою скромную персону с тобой? Неужели ты хочешь услышать душещипательную и слезодавительную историю про несчастное голодное детство, отца, который избивал мать и домогался маленькой дочки, бабушку, в которую вселился демон и которая сожрала моего любимого котенка, или старшего брата-маньяка, который издевался над бедной маленькой сестричкой? Так вот, я тебя огорчу — у меня нет братьев, сестер, бабушек, дедушек и прочих потенциальных одержимых. А родители у меня были самые обыкновенные — ничем не лучше и не хуже остальных.

— Ты недоговариваешь. Значит, что-то в прошлом было, — попытался уцепиться Нейджи, внимательно глядя ей в глаза.

— Да, котенка слопала не одержимая бабушка, а я, когда тот меня достал своим мяуканьем.

— Опять чуть порешь, — вздохнул Нейджи, прикрывая свои любопытные глаза. — Может, поговорим серьезно?

— Нейджи-кун, ты меня порядком достал. Ты совершенно необоснованно лезешь не в свое дело и не в свою душу. Разберись сначала в своих душевных травмах, а потом уже, когда очистишься и просветишься, начинай лечить другие души.

— Ты невыносима! — вздохнул Нейджи.

— Я знаю, — мурлыкнула довольная Рена.

— И все-таки, если захочешь поговорить — я всегда готов тебя выслушать, — сказал Нейджи и поднялся, механически стряхивая пыль с одежды.

— Я обязательно воспользуюсь возможностью бесплатно исповедоваться и покаяться!

— Воспользуйся, — совершенно серьезно ответил Нейджи. — И еще кое-что.

— Что?

Нейджи нагнулся, схватил Рену за густые черные пряди, которые юркими змеями заструились между пальцами, и своим лицом с проступившими жилами бьякугана заслонил все звезды, выдыхая Рене в самые губы, почти касаясь их и обжигая кожу жарким дыханием:

— Если ты меня обманула во всем, что касается моей проклятой печати, — я тебя убью. И я гарантирую, что твоя смерть будет лишь избавлением от того, что я с тобой сделаю, — сказав это, он развернулся и ушел, бесшумно ступая.

Рене шутить ему в спину не хотелось. Над ним ей не хотелось шутить еще долго.

Минут десять.

Глава 10. Интерес, дурман и ложь

Глава, в которой мы узнаем кое что новенькое из обширной биографии Рены

Утро третьего дня Рена встречала все так же на крыше. Мир вращался над ней, подавляя своим величием и в то же время вдохновляя. Оторвать глаза от небесной глубины, полной магии, такой всеобъятной, непостижимой и недоступной, всегда было выше ее сил. Время от времени она помахивала катаной, разрубая назойливых комаров, дабы уберечь свою драгоценную кожу от укусов. Но меч не смог ее спасти от предрассветного холода, поэтому Рена дождалась утренней звезды, Кошачьего Глаза, и вернулась к себе в комнату, оставив на крыше скорбную кучку усекновенных комаров. Порывшись в сумке, она вытащила полотенце и густую травяную эссенцию с щелочью и хвойным маслом и потащилась в душ. Ей до смерти хотелось искупаться и хоть ненадолго выкинуть из головы дурные мысли.

Она целую вечность нежилась под тугими струями воды, потом тщательно растерла все тело жестким пучком трав, собранных в лесу, и смыла остатки прилипших травинок. Теперь ее кожа еще больше посветлела, налилась жемчужным внутренним светом, стала настолько мягкой и нежной, что казалась невероятной для шиноби, привыкшего коротать дни и ночи по лесам, неделями не имея возможности искупаться. Затем Рена расплела косу и вымыла волосы той самой тягучей и ароматной эссенцией, ополоснула обильную пену и выключила воду.

— Ну вот, хоть почувствовала себя человеком, а не животным, — довольно мурлыкнула Рена, заворачиваясь в коротенькое полотенчико и стрелой летя в свою комнатушку. Ей повезло, что в коридоре никого не встретилось — шиноби в Башне все прибавлялось и прибавлялось с течением времени и душевая пользовалась довольно большой популярностью, но не в столь ранний час. Апельсина пока видно не было, а Рена уже успела по нему немного соскучиться — веселый он был парень.

Заскочив в комнату, она увидела, что та занята. На ее койке по-хозяйски дрых Нейджи. И сопел. Вот только было не понятно совсем, что он там забыл и когда успел приватизировать частную, между прочим, территорию, да еще и уснуть.

Непроизвольно при виде особи мужского пола Рена потянула полотенце повыше, прикрывая грудь, но потом подумала и с гаденькой ухмылкой подоткнула конец и освободила руки. Сбегав в душевую комнату, она нашла ведро и до самых краев наполнила его холодной водой. Затем вернулась обратно и с огромным удовольствием выплеснула всю эту воду на голову незваного гостя. Результат был потрясающий! Нейджи вскрикнул, подскочил как ужаленный осой и занял оборонительную стойку.

— Ну и какого черта ты тут делаешь? — язвительно спросила Рена, постукивая босой ногой по каменному полу, по которому быстро расползалась холодная лужа.

— Тебя жду, — зевнул Нейджи и выпрямился, стряхивая с лица капли воды.

— Зачем? — удивилась Рена, сдергивая с койки промокшую простыню и выжимая из нее воду на пол.

— Извиниться, — голосом, в котором не было и тени раскаяния, ответил Нейджи.

— За что? — еще больше удивилась Рена.

Встряхнув простыню, она подвесила ее сушится на полуоткрытую дверь и заглянула в небольшой шкаф, где оставила свои вещи. Немного покопавшись, она вытащила из сумки свежее белье, чистые штаны и черную майку с затейливой вышивкой.

— Ну, раз ты не поняла, о чем речь, то это неважно, — облегченно вздохнул Нейджи и выскочил за дверь. Рена проводила его изумленным взглядом, но напутствующего комментария так и не сказала, забыв даже рот прикрыть.

"Странный он какой-то! — подумала Рена. — Говорят, что шизофрения — болезнь заразная. Видать, переобщался со мной!". И с этой веселой мыслишкой начала одеваться и приводить себя в порядок.

Так получилось, что день она провела в бесцельных блужданиях в окрестностях Башни с пивом в руках и сердитым шипением на губах. Вокруг не было ну ничего интересного. Интересных тоже не наблюдалось. Какое-то время Рена пыталась тешить себя мыслью, что к ней присоединится красноголовый любитель изящной словесности, а по совместительству еще и псих, но Гаара почему-то проигнорировал сегодня ее общество.

Когда солнце перевалило далеко за полдень, она сначала почувствовала, как резонанс его ноты продрал ее позвоночник, а задолго до того, как Гаара приблизился к ней, она уже задыхалась в волнах его дикой жажды и чудовищной, мрачной чакры, которая прибила ее к земле как мешок мокрого песка. Поэтому она совершенно не удивилась, когда была грубо схвачена за плечо и развернута к нему лицом, а потом оттолкнута на шаг назад. В довесок к этому она получила звонкую оплеуху.

— Я не нуждаюсь в тебе.

Гаара был бледным от злости. Он сжимал и разжимал пальцы, еле сдерживаясь, чтобы не съездить еще и кулаком по нахальной мордашке Рены. Да его просто трясло от бешенства.

"Поразительно, как он еще держит себя в руках!" — мимолетно удивилась Рена и улыбнулась легко и открыто прямо в злобный оскал и шипение:

— Слышишь, я не нуждаюсь в тебе!

Агрессия? Это слишком мягкое слово для его состояния. Рена поняла, что зашла слишком далеко, что за игру, которую она затеяла с ним, можно заплатить слишком высокой ценой. Это взбудоражило ее и заставило сделать небольшой шаг в его сторону с горящими глазами и лицом полным ожидания — что же дальше?

— Нуждаешься! — прорычала ему Рена. — Хочешь ты этого или нет!

Ошарашенный Гаара на мгновение недоуменно прикрыл глаза, но в тот же миг еще громче зарычал в ответ:

— Нет!

Грызня двух хищников.

В какой-то момент этого противостояния злобных взглядов, шипения и выпущенных когтей он потянулся к ее лицу, было видно, как сильно напряглись мышцы на его руках. Рена замерла, глядя на его сухую, жилистую руку. Опять жар пустыни, запахи раскаленных камней и песка, прожаренной падали. Он надвигался на нее как стихия, остановившись, почти не дотрагиваясь; дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы, кожа на скулах натянулась.

— Ну же, — прорычал он. — О чем ты думаешь? Борись со мной! Ударь меня! Кричи! Ты же ненавидишь меня, как и все! Давай, чего ты ждешь?

Ладони едва касались ее щек и красных пятен от его удара, время от времени лаская их легким колебанием воздуха.

Его шепот коснулся ее уха.

— Покажи мне свой гнев. Ненавидь меня! Это пародия на упрямство глупой девчонки — не то, что я...

Он внезапно замолчал, но было только два варианта окончания фразы, которые он мог бы сказать дальше.

Тепло, которое она чувствовала лицом, сказало ей, что тело Гаара просто горит от избытка чувств и невысказанных слов.

— Хочешь? — закончила она и с осторожностью уткнулась лицом в раскрытую ладонь, вдыхая его тепло и выдыхая свою влагу. — Или нуждаешься?

Его руки безвольно упали вдоль тела, и глаза стали тухнуть, одновременно превращая лицо в неподвижную маску.

— Почему ненависть? — спросила она.

Зеленые глаза, наконец, встретились с ее.

— Ты не забавна, если не сердишься, — его голос и интонации были переполнены убийственной скукой.

— А так забавна? — спросила Рена и внезапно обвила его шею руками, плотно прижимаясь грудью к его телу.

Яростно вцепилась в волосы, накручивая пряди на пальцы, стараясь дернуть как можно больнее, притянула его голову к себе, прижавшись нос к носу. Пропахшие кровью песчинки вились в воздухе вокруг них стайкой жуткой мошкары.

— И так забавна?!

Ее остервенелые глаза потемнели, стали багровыми, как гниющее мясо, налились жутью, размазывая зрачок то бесформенной кляксой, то вертикальной щелкой, то маковым зернышком.

— И так тоже?!!

Кожа на ее спине ходила волнами от множества ползающих под ней змей, местами лопаясь и повисая лохмотьями.

— Забавна?!! — невнятно рычага она из-за с трудом помещающихся во рту клыков.

Он ответил неожиданно спокойно, сжимая объятия крепче.

— Да.

Стальное кольцо его рук вдавливало Рену все плотнее в его тело:

— Да, — еще раз повторил он.

Несколько бесконечно долгих ударов сердца они смотрели друг другу в глаза. Он — с упрямством и твердостью, она — со злостью и растерянностью. А потом все кончилось. Гаара разомкнул цепкие объятья и выпустил Рену так резко, что она с трудом удержала равновесие. Она нехотя отстранилась, уже жалея о своей несдержанности. В том месте, где их тела соприкасались, еще хранилось их общее тепло и запах их тел смешался — запах трав и гнилой крови.

Рена, вспугнутая послышавшимся откуда-то звуком, поспешила рассыпаться невесомой чешуей и сбежать. Еще до того, как последние серые чешуйки еще не успели осесть на землю, Гаара тоже исчез в желтой вьюге песка.

Сначала на покинутой поляне было тихо, но пичужки в кронах деревьев еще не решались пробовать голоса. Непонятный страх заставлял их ежится, втягивать голову в пернатые плечи и сидеть тихо-тихо. Звериный инстинкт самосохранения спасал их жизнь и сейчас. Воцарившаяся тишина напоминала затишье перед грозой, перед бурей. Бури не последовало, но на поляне появилась худощавая фигура. Орочимару осмотрелся, опустившись на корточки, поводил ладонями над тем местом, где стояли молодые шиноби, и нахмурился:

— Что за игру ты затеяла, мое сокровище? Чего ты пытаешься добиться от этого монстра?

— Орочимару-сама, простите, что прерываю вас, но могу я поинтересоваться? — вопросила выскользнувшая из-под ближайшего дерева тень.

— Что такое, Кабуто?

— Чем вас могла заинтересовать эта девочка? Ведь ваша основная цель — это Учиха Саске. Или вы намерены сменить приоритеты?

— Учиха все еще остается главным нашим делом в этой деревне. Но с Ибогами я тоже теперь глаз спускать не буду.

— Ибогами? Вы уже разговаривали с ней?

Орочимару ухмыльнулся и мечтательно прикрыл глаза:

— Мы довольно долго общались. Весьма продуктивно и интересно. Вот только ее некоторые дурные привычки меня слегка удивляют, так скажем.

— Так это после встречи с нею вы вернулись накуренным какой-то наркотической смесью?

— Это был редкий сорт канабиса в сочетании с еще целым гербарием всякой дряни.

— По-моему, она совершенно испорченная девочка.

— Ты собрал на нее информацию, как я приказывал? — спросил Орочимару, игнорируя замечание своего подручного.

— Да, но выяснить удалось не так уж много.

— Рассказывай то, что удалось узнать.

Кабуто полез в карман, вытащил несколько сложенных вчетверо листков бумаги и начал рассказывать, время от времени сверяясь со своими записями:

— Ей сейчас около тринадцати лет. Более точного возраста узнать не удалось, потому что ее подобрали в лесу. Похоже, родители просто выбросили ненужного ребенка на съедение зверью. Судя по всему, характер у нее был поганым еще тогда, поэтому зверье ею травиться не пожелало. Разведывательная команда шиноби Листа, найдя ее в окрестностях Страны Риса, принесла в Коноху. В медицинском центре ее обследовали и не обнаружили никаких особенностей, кроме татуировок по всей спине. Которые, кстати, растут вместе с нею. Сделать генетические анализы никто не додумался. Хокаге решил, что ребенка не стоит выбрасывать за ворота и пристроил в одну бездетную семью. Там ей и дали имя и фамилию — Ибогами Рена. Возможно, семья подобралась не совсем благополучной, потому что ребенок часто был весь в синяках, но приемные родители на вопросы медиков всегда отвечали, что девочка просто слишком активна и часто падает. Причин не верить им не было.

— Душещипательная история. Ты что-то по сути узнал? — перебил его Орочимару. Он послюнил палец и осторожно собрал немного пыли с того места, где стояла Рена, потом взял на язык и растер по небу.

— Подождите, Орочимару-сама, дальше будет интереснее. Когда девочке было шесть лет, как раз разразилась война между несколькими деревнями, в которой Коноха участвовала в том числе. Во время одной из стычек, в которой девочка принимала уже живейшее и, надо сказать, весьма эффективное для ее возраста участие, погибли оба ее приемных родителя. Очень странно так погибли — у обоих были вырваны глотки вместе с шейной частью позвоночника. Головы висели только на лоскуте кожи и паре жил. Вам это ничего не напоминает?

— Напоминает, — улыбнулся Орочимару. — Похожим способом она убила нескольких придурков на этом экзамене.

— Я тоже об этом подумал, — с поклоном ответил ему Кабуто. — Стало быть, в ее новой семье действительно не все шло гладко. К их смерти девочка отнеслась философски, в новую семью идти отказалась и стала законной владелицей небольшого, но прибыльного имения на окраине деревни.

— Которого именно?

— В саду этого имения бьет горячий источник. Не очень мощный, но с хорошей, целебной водой. Имение на самом отшибе стоит, уже можно сказать, что за чертой города.

— Ага, вспомнил, — кивнул Орочимару. Достав из кармана бумажный пакетик для образцов, он собрал в него еще немного пыли, после чего аккуратно свернул и спрятал. — Продолжай.

— Использовать имение как источник дохода Рена не стала, живя на проценты от скопленных деньг семьи. Самостоятельно поступила в Академию и закончила ее в течение пяти лет. Потом начала зарабатывать сама.

— Не рановато ли? — удивился Орочимару.

— У меня есть выписка из книги учета курсантов Академии. Там есть дата зачисления и окончания. Смотрел я и ее аттестационные листы.

— И как?

— Закончила экстерном. Очень хорошие результаты, но есть и гораздо более выдающиеся экземпляры.

— Похоже, мое сокровище не хочет привлекать к себе излишнего внимания.

— Я тоже так подумал. А вот потом порылся в ее личной медицинской карте и нашел еще кое-что интересное. Наконец-то медицинский корпус заинтересовался столь стремительными успехами и таки санкционировал необходимые генетические анализы. Ее геном настолько перекрученный и мутированный, что человеком это существо сложно назвать даже с очень большой натяжкой.

— Почему? — еще сильнее заинтересовался Орочимару.

— Во-первых, взять у нее кровь — это уже проблема — тело заживает настолько быстро, что игла врастает в кожу, еще не дойдя до вены. Кровь смогли взять, лишь когда глубоко вскрыли сосуды на локтевом сгибе. Во-вторых, в геноме у нее не две цепочки ДНК, что характерно для всех нас, а двенадцать пар!

— Ого, зачем ей столько?

— Не знаю. Одна цепочка — обычная человеческая, остальные кодировкой отдаленно напоминают цепочки рептилий. Только рептилий высокоразвитых и сложных. Возможно, змей.

Орочимару задумался. Тревожная складка залегла у него между тонких бровей.

— Что еще узнал?

— Занимается самостоятельно, своего наставника у нее нет, как и группы. Выполняет миссии с щекотливым подтекстом — берет все, не глядя, даже откровенно дурнопахнущие. Часто выступает в роли шпионки или убийцы. Ни одного провала. Родственников, друзей нет, да и каких-либо привязанностей тоже. Стремления продвинуться в иерархии власти тоже нет. Даже удивительно, почему она захотела участвовать в экзамене. Звание генина совершенно не было помехой при выполнении поручений, потому что заказчики все равно не знали исполнителя. Возможно, по бумагам там вообще фигурировали другие имена.

— Хочешь сказать, что она не амбициозна?

— Нет. Хочу сказать, что власть ее не интересует.

Орочимару вздохнул и поднялся на ноги и отряхнул с пальцев невесомый пепел, оставшийся от телепортационного дзюцу Рены.

— Я же говорю, что она — сокровище этой деревни. А скоро станет моим сокровищем. Ты хоть представляешь, насколько интересно она устроена внутри?

— Мне думается, что она может стать обузой, а ценность ее все же сомнительна. Девочка не принадлежит ни к мощным кланам, ни к древнему роду.

— Кабуто, не разочаровывай меня. У нее в генетике затесались рептилии, а я так люблю змей.

Кабуто ничего не ответил, но, похоже, остался при своем мнении.

Тем временем Рена мчалась обратно в Башню, непристойно, виртуозно и самозабвенно обругивая себя за слабость, несдержанность и притяжение.

Она была раздраженная, заскучавшая и усталая. Эту ночь она решила провести во сне — учитывая все случившееся, ей просто необходимо было выбросить из головы все мысли, срезав несколько часов жизни. Да и вдруг что-то хорошее приснится.

Глава 11. Старая история

Глава, в которой Рена дает слабинку и рассказывает об истоках своей бесноватости, но, впрочем, врет как всегда

Четвертый день ожидания пролетел незаметно. Его Рена провела, скучая. Гаара после того разговора старательно делал вид, что вообще ее первый раз видит, и Рену это только устраивало. Так в бесполезных шатаниях с места на место и пролетел день. Этой ночью она опять спала, и никто ее не беспокоил.

Наступило утро пятого и последнего дня второго этапа. Сегодня к вечеру все должны были собраться и продолжить экзамен.

Нейджи, видя, насколько подрывается боевой дух команды, предложил устроить тренировку. Во время исследования башни Ли нашел симпатичный небольшой зал из синего гранита и дерева. Несколько грубых скамей под стенами, вереница узких длинных окон да натянутые под потолком тончайшие нити, хаотично и сложно запутанные, — вот и вся обстановка. Сразу после завтрака ребята собрались в немного темном, но прохладном и свежем помещении.

— Что это за место? — удивленно спросила Тен-Тен, рассматривая путаницу нитей.

— Я думаю, что один из тренировочных залов, — ответил ей Нейджи, присаживаясь на скамью и упираясь спиной в стену.

— Но он такой маленький! — возразила Тен-Тен.

— А больше и не надо, если проводить индивидуальную тренировку или невинный спарринг, — спокойно сказала Рена, также задрав голову и любуясь кружевом на высоте пяти метров.

— Так давайте воспользуемся возможностью и слегка разомнемся, — предложил Ли. — Мы ведь не знаем, что они нам предложат делать дальше, а держать себя в форме просто необходимо.

— Я только за, — посмотрев на него, сказала Рена. — Как ты думаешь, может, нам разбиться на пары?

— Ну... Не хочешь еще раз со мной немного попрыгать? — невинно спросил Ли и с хрустом сжал кулаки.

— Почему бы и нет? — с воодушевлением ответила Рена. — Только я тебе прошу, в этот раз сильно мне фасад не порть.

— Договорились, если только сама не подставишься.

— Ребята, вы только не увлекайтесь — никаких травм и излишнего расхода энергетического резерва. На следующем этапе нам, возможно, понадобится воспользоваться всеми своими запасами, — вставил свое слово Нейджи.

"Хотела бы я посмотреть на ситуацию, которая принудит меня воспользоваться всем, что у меня есть, — подумала Рена, — это слишком много для попутного совмещения с жизнью".

— Мы будем очень аккуратно, — пообещала Рена. — Правда, Ли? К тому же мы можем посмотреть, насколько у него восстановилось чувство равновесия за эти дни.

— Конечно! — ответил тот, подпрыгивая на месте от предвкушения тренировки. — Это ведь тоже очень важно, Нейджи.

— Тен-Тен, милая, отойди в сторону — невзначай мы можем тебя задеть, — обратилась к ней Рена.

Тен-Тен фыркнула и, задрав нос, села рядом с Нейджи.

— Начинайте, — предложил он, недовольно глядя на пышущие энтузиазмом физиономии.

— Нападай.

Драка получилась красивой — Ли наносил удары несильные, но с неожиданным для его характера и поведения изяществом, двигался стремительно и гибко, не давая Рене расслабиться. Она же в полной мере получала удовольствие от спарринга, стараясь поддержать хореографию боя и выполнить все приемы наиболее эстетично привлекательно. Бой продолжался около часа, пока им обоим не надоело танцевать вокруг да около и они не начали колошматить друг друга всерьез. Возможно, дело кончилось бы не очень красиво, но Нейджи вмешался и остановил затянувшийся бой.

— Вы и с врагами так плясать будете? — хмуро спросил он.

— С врагами не танцуют. Врагов мочат в сортире, — со смехом ответила Рена. — А мы с Ли просто разминаемся. А для этого не нужно драться так, как будто пора кого-то убивать.

— Ты ненормальная! — надменно бросила Тен-Тен. — Я вообще удивляюсь, как с таким антисоциальным поведением тебя не выгнали из деревни.

Рена рассмеялась:

— Деточка, а ты уверена, что имеешь право меня осуждать?

— Да, уверена! — ответила она.

— И по какому праву?

— Я лучше тебя знаю, что хорошо, а что плохо. Ты же ведешь себя как сумасшедшая бандитка!

Иронично задрав бровь, Рена смотрела на существо, которое заявляло, что лучше нее знает о жизни, при этом никогда с ней не сталкиваясь.

— Тен-Тен, ты несешь несусветную чушь, — заметил Нейджи, который тоже оказался солидарен с невысказанным мнением Рены. — Давай лучше тоже немного подвигаемся.

Она фыркнула, но согласилась.

— А я, пожалуй, пойду, — зевнув, сказала Рена. — Скучно мне тут.

— Ты куда? — чуть более заинтересованно, чем стоило, спросил Нейджи.

— К любовнику, — не задумываясь, ответила Рена, помахав всем ручкой.

Ответа за хлопнувшей за спиной дверью она не услышала.

Тренировка съела большую часть утра, и часы ожидания сокращались, но Рена все равно маялась от тоски и не знала, куда себя деть. Так всегда было — она могла сутками сидеть в засаде неподвижно и беззвучно, она могла месяцами выслеживать добычу, но, черт возьми, она не могла жить, когда совершенно нечем было занять свои мысли и тело. Это ее раздражало и расстраивало, всю ее начинала бить нервная дрожь, и хотелось делать хоть что-то, даже если это что-то подразумевало отгрызать себе пальцы и обрубками на стене рисовать детские картинки. Поэтому, не мудрствуя лукаво и не дожидаясь, пока не станет еще хуже, она помчалась хорошо проводить время куда-нибудь в тенечек и подальше от остальных.

Как и в прошлый раз, она выбрала дерево поразвесистей и устроилась на удобной широкой ветке, привалившись спиной к стволу, поросшему мягким мхом, забила косяк, закурила и подумала вслух:

— А почему это мне, собственно, скучно? Я же всегда могу поиграть с Сестрами.

Докурив косяк, она спрыгнула на землю на небольшую укромную полянку, словно созданную для того, чтобы сходить с ума от безделья. Бросив сумку под ближайший куст, она уселась поудобнее и закрыла глаза. Медитация без помощи Сестер всегда была ее слабым местом — Рене было очень сложно успокоиться и выбросить из головы все мысли. Под воздействием наркотиков это получилось очень быстро и даже приятно.

Все вокруг изменилось. Мир поплыл и исказился, казалось, что вся Вселенная пульсирует в странном ритме ее собственного сердца и сердец всех остальных живых тварей. То, что звучало вокруг ее сознания, мелодией было трудно назвать, но это было идеально подобранной последовательностью звуков и смыслов. Непроизвольно все тело Рены изогнулось и подстроилось под этот пульсирующий ритм, поднимая ее на ноги. Изгибы хребта, покачивания бедер, взмахи рук, то резкие, то плавные; голова и плечи, ноги и живот — все двигалось в собственном ритме, при этом чудом не теряя гармонию со всем остальным. Каждая поза, которую принимало ее тело, если взять в статике, была нелепой и явно неудобной, но движение вдыхало жизнь и эмоции и впечатляло. Взмокшая от пота одежда облепила тело, волосы растрепались и рваным покровом вились вокруг фигуры Рены, глаза закатились так, что только узкие белые полоски склер выглядывали из-под век, по подбородку текла пена вперемешку с кровью от нещадно искусанных губ, а дыхание, рваное и смешанное со стонами, цедилось сквозь зубы.

Мысли и чувства исчезали, плавясь, как куски сливочного масла на сковородке, стекая и смешиваясь по граням ее Я. Все, чего хотелось и возможно было делать, — это слиться воедино с миром и биением, двигаться с изначальным колесом Вселенной, каждой клеточкой тела чувствуя Ее требовательный ритм и ось Ее, проходящую через макушку и тело, как сквозь бусину. Рена чувствовала резонанс с миром, не одну ноту, а чудесные гармоничные аккорды, разлитые в пространстве. Вселенная пронизывала мир и управляла им через симфонию энергии и потенциалов. Постепенно напряжение нарастало, и тело Рены, пытаясь соскочить со Спицы Вселенной, изгибалось и билось с неестественной и извращенной страстью, которая должна была быть недоступна ее возрасту, но которая изливалась в каждом движении и стоне. Казалось, что это продолжается вечность и еще вечность продлится — в этом мире не было ни усталости, ни времени, ни скуки. Рена не хотела видеть, чувствовать, понимать и принимать всю эту гармонию, чувствовала, что такие, как она, нарушают чистоту звучания, врываясь фальшивыми нотами в безупречную логику мира. В какой-то момент ее Сестры не выдержали происходящего и продрались сквозь ее кожу, чтобы присоединиться к ее танцу и созерцать мир, но все же не пытались полностью покинуть ее тело. Теперь Рена была уже окружена вихрем из гибких змеиных тел, росчерков матовой и разноцветной чешуи, шипением и нежными касаниями раздвоенных языков к лицу, шее и сердцу.

— Сестры мои! — не выдержав, закричала Рена. — Сестры!!! Больно!!!

Сестры не отвечали, лишь шипением ласкали ее слух, а телами — кожу, заставляя ее кровавыми лохмотьями сползать с плоти, пропитывая одежду сукровицей. Напряжение нарастало все быстрее, как снежная лавина, погребая Рену под собой. Она захлебывалась от перегруженного восприятия, она больше не могла ощущать весь этот узор со все возрастающей четкостью. Неожиданно все закончилось в один момент — она просто упала на землю и забилась в судорогах. Мышцы свивались узлами, пытаясь стряхнуть с себя чувство вибрации, которое она до сих пор воспринимала. Из прокушенного языка обильно потекла кровь, смешиваясь со слюной в грязную бурую пену. Сестры втянулись в тело и вновь застыли цветными рисунками с иронично поблескивающими глазами.

— Твою ж мать!!! Что тут происходит?!! — раздался испуганный возглас над головой Рены, которая только-только возвращалась к своей нормальной сфере восприятия.

Поскольку глаза у нее закатились, а из-за судорог она была совершенно не в силах справиться со своим телом, то могла лишь по голосу догадываться о личности нежданного визитера.

"Хьюга. Воистину — твою ж мать! Тебя только мне и не хватало!" — подумала она, пытаясь совладать с собственным телом и с чувством полного унижения понимая, что обмочилась.

Нейджи, недолго думая, придавил коленом тело Рены к земле и крепко сжал голову, не давая ей травмировать себя еще сильнее. Хмыкнув и внимательно присмотревшись к ее судорогам, он освободил одну руку и, не мешкая, уверенно выбивал ей танкетцу, вводя тело в паралич. Судороги постепенно затихали, а Рена наконец-то успокоилась, бессильно растекшись по земле под телом Нейджи.

— И что на этот раз?! — взревел он. — У тебя что, совсем мозгов нет?! Ты же обещала не страдать херней!

— Да пошел ты нахуй! У тебя забыть спросила! — огрызнулась Рена.

Нейджи задохнулся от возмущения. В следующий момент стремительный росчерк разделил небо перед ее глазами надвое и залепил ей звонкую оплеуху.

— Умница! — ядовито прошипела Рена. — Похоже, у тебя рука поднимается только на тех, кто сдачи дать не сможет.

Нейджи снова размахнулся, но ударил в этот раз по другой щеке.

— Если я просто тут полежу спокойно и ты меня попинаешь сколько душе угодно — это поможет тому, чтобы ты мне больше мозги не потрахивал?

— Ты, безмозглая дрянь, рот с мылом вымой!! Из-за тебя вся группа может оказаться в таком дерьме, что и за сто лет не вычерпать, а тебе хоть бы хны — пьянствуешь и обдалбываешся всяким говном!

— Тебе не все равно? — поинтересовалась Рена, старательно пытаясь преодолеть наведенную Нейджи слабость и вновь открыть передавленные каналы. Лежать под ним было ну совсем удобно, гадкая пена все время норовила стечь по горлу вниз и забивала нос, и Рена все никак не могла ее сплюнуть. Ее ужасно бесило собственное клокочущее дыхание и беспомощность. А чувствовать прилипшие к заднице мокрые штаны было вообще феерически.

— Нет, не все равно! Я несу за вас всех ответственность, — чуть спокойнее ответил Нейджи.

— Я тебя об этом не просила!

— А тебя никто и не спрашивал. Это негласные правила всех групп.

— Какой маразм, — фыркнула Рена и подавилась.

Нейджи, хмурясь, повернул ее голову набок, и дышать ей стало легче.

— Ты чокнутая. Почему ты опять накурилась до зеленых чертей?

— Мне скучно было. Смотреть на ваши постные рожи уже просто тошно. Ни подраться тебе всерьез, ни покутить — одним словом, скука полнейшая! И придержи свою одержимую идеалистку, которая знает больше меня о жизни. Если ты ее не заткнешь, то это сделаю я. Как же меня подзаебали ваши вечные пятиминутки по политагитации во имя Воли Огня!

— Нет, ну ты на себя погляди! Ей, видите ли, скучно! Да ты вообще по нашему законодательству пить не имеешь права — ты еще не совершеннолетняя. И прихлопни свой поганый рот — не тебе рассуждать о Воле Огня.

— Ага, объясни-ка мне, имбецилке кривомордой, почему убивать — так я взрослая, а как пить — так возрастом не вышла еще, — рассмеялась Рена. — Бред! И почему как добровольно и с радостью убиваться во имя чужих надежд — так это мы впереди планеты всей, а как дать возможность убиться ради самой себя — ну что ты! Это же так плохо, ай-ай-ай, не хорошо! Кто же налоги в казну платить будет, кто дерьмо с улиц приберет да жопу начальству вылижет?

— Неужели медкорпус явную дебилку к обучению допустил? Это же наша стезя.

— Угу, стезя. Ты еще пафосно с огнем в глазах как Ли возопи "Это мой путь ниндзя!!!"

— Ты все прекрасно понимаешь, — строго ответил Нейджи. — А ведешь себя как юродивый!

— Юродивые, между прочим, божьи люди!

— Ах простите, на рассмотрел! Такая святая, что аж лучишься божественностью, а от елея все штаны мокрые. Неужели ты и вправду не понимаешь, что нельзя так? Рена, ну пожалуйста, глаза-то свои красивые открой пошире да посмотри на себя. Тебе и вправду нравится валяться под кустом с лютыми отходняками, да еще и обоссаной?

— Конечно, я понимаю, — горько ответила Рена. — И понимаю больше вас всех вместе взятых. И вижу себя со стороны вполне отчетливо, можешь носом не тыкать. Поэтому и выбрала себе жизнь по-черному.

— Почему?

— Потому что видеть это не желаю!

— Так вместо того, чтобы измениться, ты плюешься в зеркало? Дура, что ли, не понимаешь, что зеркало не виновато, что мелкую тупорылую мразь отражает.

— Нейджи, иди-ка ты куда шел. Мне твои комментарии глубоко до задницы. Ты должен понимать, что у всего есть причины. И если я веду себя именно так, а не иначе, значит, я имею на это полное право.

— Объяснись.

— Не хочу, — она закрыла глаза и поджала дрожащие губы. — Оставь меня в покое.

— Рена, хватить ходить вокруг до около... Или тебе нравится, когда тебя уговаривают, как капризную бабенку?

— Неужели тебе так интересно? — она прищурилась и посмотрела недоверчиво.

— Да. Я хочу знать — может, смогу тебе помочь и ты перестанешь подставлять группу из-за каких-то конченных комплексов и детских психотравм.

— Ох, Нейджи, детьми мы можем быть так недолго, что просто не успеваем нахвататься каких-то травм.

— Расскажи, — он осторожно оттащил ее в тень дерева и, достав флягу, осторожно полил на лицо, чтобы смыть с него грязь и налипший мусор.

Рена вздохнула и, на мгновение задумавшись, все-таки заговорила. Сначала слова выходили из ее горла с большой неохотой, но потом все быстрее и быстрее, хлынули потоком, сбивчиво и тихо.

— Это случилось сравнительно недавно — всего лишь несколько лет назад. Но эта боль, она сильнее меня, она все еще такая же острая, как в тот день. Для тебя не секрет, что я приемный ребенок. Семья, которая меня взяла, была очень хорошая. И они заботились обо мне с самого раннего детства. Конечно, не все было так гладко, как хотелось — приемный папа, бывало, меня наказывал.

— И что в этом такого? — удивился Нейджи. — Обычная история.

— Конечно обычная! Ведь я же и не говорю, что в этом есть что-то из ряда вон выходящее, правда?

— И в чем же проблема?

— Помнишь, война была с Камнем? Эта та самая история с твоим кланом.

На скулах Нейджи выступили желваки.

— Я слишком хорошо все это помню. Изнутри, так сказать, знаю.

— Нейджи, я знаю, что тогда случилось с твоей семьей, — она повернулась на бок и приподнялась на дрожащих руках, наклонив голову, прячась за спутанными космами. — Но в ту ночь, когда похитили твою прекрасную кузину, именно мои родители охраняли подходы к деревне со стороны вашего поместья. Да, они были лишь одними из многих, кто нес тогда вахту, но они были там ночью.

Нейджи сел рядом и спрятал лицо в ладонях — она вновь заставила вернуться воспоминаниями в тот кошмарный период его жизни. Вспоминать всю эту боль и грязь ему совершенно не хотелось — он так давно уже сбегал от этих мыслей. И все же он заставил себе тихо сказать:

— Продолжай.

Рена всхлипнула и сжалась в комочек.

— Ты, наверное, их ненавидишь за то, что они не смогли поднять тревогу. Пойми, они не виноваты в том, что случилось. Мама и папа несли дозор по очереди, и режим был довольно мягкий, ведь мы должны были заключить мирный договор, а поскольку инициировали его именно из Камня, нам гораздо меньше приходилось тревожиться, чем им.

— Это очень глупо, ты знаешь.

— Нейджи, мне тогда только пять лет исполнилось! Чего ты от меня хочешь, какой глубины анализа? Я бесклановый подкидыш, куда мне до гения из благородного древнего рода?

— Прости. Продолжай, — он слушал ее очень внимательно, и было сложно понять — верит или нет.

— Я там тоже была. Я очень хочу это забыть, но я вижу все так явно снова и снова. Эти запахи тревожат меня до сих пор. Когда мама пришла домой после своей смены, я очень долго уговаривала ее взять меня с собой — это же так здорово, побывать на настоящем дежурстве шиноби! Она смеялась и говорила, что когда-нибудь я возненавижу эти дежурства, — Рена шмыгала носом все отчетливее. — В тот вечер я была упряма как никогда, поэтому мама, приготовив ужин папе, взяла меня с собой. Счастью моему не было предела.

— Дальше что? — он не поднимал головы от скрещенных рук.

— Когда мы пришли в ту зону, где должен был дежурить папа со своими сослуживцами, то никого не обнаружили. Да, лагерь был, но никого рядом. Помню, мама сразу насторожилась и велела мне ждать там и никуда не уходить.

— Она должна была немедленно отправить тебя в деревню!

— Она просто боялась, что со мной может что-то случиться по пути туда. Нейджи, мне тогда было так страшно!

Он ободряюще погладил ее по плечу.

— И что потом?

— А потом мама вскрикнула и упала. Ее чем-то ударили по голове. Дальше мои воспоминания обрывочны. Но я помню, как в лагерь зашел крупный отряд вражеских шиноби, помню, как они посмеивались, когда били ее. Знаешь, не хохот, а мерзкое глухое хихиканье. Они втолкнули ее в круг и перебрасывали друг к другу, сбивая на землю, когда она пыталась выйти из круга. Меня один из них крепко-крепко держал за голову и все время шептал на ухо, чтобы я смотрела, иначе он отрежет мне веки, если я закрою глаза. Он повторял это сотни раз и все время хихикал! — Рена скулила и плакала. — Я видела, как они насилуют мою мать. Заставляли ее говорить непристойности, унижали ее, заставляли просить, чтобы они делали с ней все это. Они говорили, что если она не будет послушной, то поменяется со мной местами.

Она вырывалась и отбивалась, как могла, но она была такой хрупкой, такой нежной, только недавно сдала экзамены на чуунина. Ее разложили прямо передо мной и заставили нас смотреть друг на друга. Она повторяла как заведенная: "Рена, не надо" и "Не смотри", а он, чьего лица я даже не видела, крепко держал меня за голову и глухо хихикал, напоминая, что когда отрезают веки — это очень больно и чтобы я ни в коем случае не моргала. И что если я буду послушной девочкой, то они меня похвалят и наградят.

— Я не знал. Прости... — Нейджи поднял на нее взгляд, понимая, что его боль хоть бвла так же сильна, но у него не было и близко таких кошмаров. Видя, как Рена плачет, сжавшись в тугой нервный комок, Нейджи даже не попытался посмотреть на нее внимательнее через свои чудесные белые глаза.

— Они погибли. Потом ей так же, как и отцу, перерезали горло, и она захлебывалась кровью на моих глазах.

— А что с тобой было?

Рена рассмеялась скорбно и потеряно.

— А мне вручили большой леденец и сказали, что я была хорошей девочкой. И что таких послушных девочек нужно обязательно угощать сладостями. Именно там меня потом и нашли. Посреди изуродованных трупов людей, многих из которых я знала, я сидела над телом мамы и с каменой физиономией облизывала этот чертов леденец на палочке. До сих пор ненавижу вишневую карамель. Именно тогда я и поседела.

— Я принесу еще немного воды. Тебе нужно попить и умыться. Подожди меня здесь, — он встал и ободряюще коснулся ее плеча. Что-то комментировать в том, что она рассказала, не было никакого смысла. Они, так или иначе, всегда были детьми войны и должны были привыкать ко всей той грязи, которой был пропитан мир.

Пока Нейджи ходил за водой, Рена смогла-таки привести свои каналы чакры в порядок и более-менее отрегулировать меридианы. Пока его не было, она с довольной физиономией переплела косу и потянулась. День все же был прожит не зря.

Нейджи вернулся довольно быстро, неся в руках объемную флягу. К этому моменту Рена уже сидела и старательно оттирала лицо пучком травы. Потом кое-как доползла до сумки и прополоскала рот пивом. Сказать, что полученная вкусовая гамма была паскудной — это ничего не сказать. Но терпеть во рту выдохшееся пиво было явно лучше, чем пену, пропахшую болью и дымом. Прополоскала еще раз водой, затем жадно напилась.

— Нейджи, а как ты тут оказался?

— Тебя искал.

— Зачем?

— Чтобы убедиться, то ты никаких глупостей не наделаешь.

Рена рассмеялась звонким, чистым смехом.

— Ох, ну какая ирония.

— Рена, это не ирония, это закономерность. Мне очень жаль, что ты настолько страшно потеряла своих родных, но это вовсе не значит, что ты должна так себя вести. Не думаю, что твоя мать одобрила бы твой способ пережить такое горе. Уверен, что такой жизни она бы тебе точно не пожелала.

— Нейджи-кун, ты не поможешь мне добраться до Башни? — Рена решила в дискуссию не вступать.

— Помогу.

Несколько мгновений посмотрев, как она неуклюже пытается подняться на подгибающиеся ноги, он хмыкнул и помог ей опереться на его плечо.

— Что остальные подумают? — смутилась Рена, все-таки забрасывая руку ему за шею.

— Какая разница? — пожал плечами Нейджи и не спеша пошел по едва заметной тропинке. — Тебе, по крайней мере, последней должно быть дело до того, кто что подумает...

— Верно, — ответила Рена. А потом чуть погодя пробормотала: — Спасибо.

Нейджи посмотрел на нее белыми усталыми глазами и вздохнул.

— Больше так не делай. Ладно?

— Хорошо.

Глава 12. Не думайте во время похмелья

Глава, в которой Рена знакомится ближе со своей головной болью

"Жизнь, конечно, дерьмо, но меня никто не предупреждал, что настолько..." — думала Рена, ощущая всю прелесть наркотического похмелья. Ее тошнило, и все мышцы в теле ломило, в глаза кто-то щедро насыпал песка, а горло услужливо поскоблили железной мочалкой для сковородок. На груди еще недавно были синяки от крепких пальцев Хьюги, теперь же слабые их остатки отливали едва заметной желтизной и прозеленью. Но голова болела не переставая — лоб, затылок, виски, глазные яблоки и темя просто расползались по всем своим швам, порождая интуитивное желание схватиться за голову и не дать ей окончательно рассыпаться на кусочки. Поэтому Рена лежала на постели и старалась не шевелить головой, устроенной в выемке жесткой подушки. Еще ей невыносимо хотелось пить, но как назло воды не было, а сил пойти за ней катастрофически не хватало. Правда, у нее в запасе еще было пиво, но мысли о нем порождали лишь новые рвотные позывы.

На ее робкую просьбу помочь Сестры с ехидным шипением свернулись и уползли куда-то в глубины ее подсознания, оставив в одиночестве. Похоже, они обиделись за то, что она их беспощадно эксплуатировала с тем странным бледным хреном с горы, который так же лихо, как и она, любил покурить чего покрепче. Или же они просто в воспитательных целях напоминали, что не стоит забивать гвозди микроскопом.

В общем, проанализировав все составляющие своего нынешнего положения, Рена окончательно решила, что на данном этапе ее жизнь — настоящая выгребная яма проблем и неприятностей.

Триумфальное возвращение в Башню почти никто не заметил — Нейджи поставил еще совсем слабую подчиненную на ноги в ближайших кустах, и она уже на своих двух добралась до комнаты, правда, опираясь, почти вися всем телом на плече Нейджи. Со стороны это было похоже на то, что она или очень пьяная или очень затраханная. Только вот угрюмое лицо опровергало и первую, и вторую версии, если только не предположить, что секс получился ну совсем неудачным. Первым делом она из последних сил проползла в душ и отмылась, сгоняя с тела стойкий аммиачный запах. Постаралась напиться впрок, но в результате долго блевала пивом и желчью в углу. Ей даже на полном серьезе показалось, что желудок стремить вывернуться наизнанку и прополоскаться в проточной воде.

Мысли Рены скакали как ополоумевшие белки в разгар брачного сезона, надолго не задерживаясь ни на одной идее, пока в ее сознании не промелькнули болотно-зеленые глаза с вытатуированными фиолетовыми стрелками, бледная кожа и черный шелк прямых волос. Его лицо никак не складывалось в единую картинку — всплывали мелкие детали, но вспомнить его образ не получалось.

Орочимару-сама... Гребаный извращенец. Аж мороз по коже от одного воспоминания о том, с какой алчностью, почти по-хозяйски, он ее рассматривал.

Почему-то ей казалось, что это создание не просто так появилось на ее пути и столь упорно искало с ней встреч. То, что Орочимару захотел получить себе "одаренного ребенка", было понятно, то, что он пытался узнать кое-какие факты о ней, тоже было понятно, но Рена совершенно не понимала, зачем он для этого вел с ней задушевные беседы, воровал пиво и накуривался до зеленых чертей? Ведь она имела возможность оценить их уровни силы и убедиться, что она против него — как неоперившийся куренок супротив горного ястреба. И если у него было такое желание покопаться в ее жизни, то он мог спокойно и не особо напрягаясь вывернуть ее мозги наизнанку, разложить на фарфоровой тарелке и с аристократическим изяществом отпрепарировать вдоль и поперек.

Особенно Рену настораживало то, что он был странно близок к ней. Пусть она и не чувствовала резонанс энергии, который возникал между нею и любым Джинчуурики, пусть его сила изливалась на нее как выварка с теплым гноем, но в целом Сестры реагировали на него на редкость доброжелательно, даже с покровительственным интересом. Пока они обдалбывались на дереве гербарием от дядюшки Ляо, она много раз замечала, что Сестры все время смотрели на Орочимару через ее глаза, буквально отпихивая друг дружку от контроля ее зрения. Если могли бы, точно передрались из-за очередности кому на него смотреть. Со стороны наблюдать такое поведение от сущностей старых как сама Земля было противно.

Кровь Орочимару хоть и была жгучей как полынь, вязкой и нечеловеческой, не оставляла сомнений в обоснованности ее подозрений об их странной связи. Кровь великого саннина была одновременно и горькой, и сладкой, с неуловимым привкусом то ли гнили, то ли тлена... Змеиная кровь. Кровь невероятно мудрой, хитрой и расчетливой гадины. Он определенно ей нравился...

Неожиданно дверь скрипнула, и на порог легла тень. Знакомый силуэт тыквы протянулся почти до противоположной стены.

— Чего тебе надо? — негостеприимно буркнула Рена, стараясь минимально при этом шевелить головой и уж тем более не открывать глаз.

— Мне скучно.

— И, по-твоему, я должна тебя развлекать?

— Да.

— У меня голова болит.

— Любовнику своему расскажешь.

— Любовникам я обычно совсем другое рассказываю, — хмыкнула Рена, таки приоткрывая один глаз и хитро глядя на незваного гостя. — Но ты — не мой любовник, поэтому не собираюсь тебя развлекать за просто так.

— И чего ты хочешь? Ночь любви и ласки? — с сарказмом спросил Гаара, переступая порог и аккуратно прикрывая за собой дверь.

— А ты можешь? — заинтересованно спросила Рена и даже перевернулась на бок, чтобы видеть вошедшего.

— Теоретически да. А на практику как-то времени не было. А ты хочешь? — без выражения ответил Гаара на ее провокацию и уселся на полюбившееся ему место под стеной. Тыкву он поставил в угол за дверью и с наслаждением потер натертые ремнями плечи.

— Ну... — Рена сделала вид, что задумалась. — Если по правде, то у меня сейчас не самое лучшее состояние, так что я попрошу у тебя за свое общество только воды. Пойдет?

— Водой в Сунне просто так не разбрасываются. Но с тобой я поделюсь, — он протянул ей свою бутылку с водой. Тоже сделанную из тыквы. И не вставая с места. "Мелкий, злобный гаденыш!" — подумала Рена и ласково ему улыбнулась.

— Давай, — вставать она даже не собиралась и пытаться.

Пауза затягивалась, но первым терпение утратил Гаара, так что ему пришлось с недовольным шипением подойти и вложить в дрожащую руку бутыль.

Посмотрев, насколько сильно Рена дрожит, он присел рядом на край кровати и помог ей принять полусидячее положение.

— Оу, спасибо, — она поблагодарила и улыбнулась, удивленная таким вниманием.

Гаара часто заморгал, не понимая, за что его благодарят, но потом опять нацепил невозмутимое выражение лица и стал смотреть, как она пьет, расплескивая воду по подбородку, как стучат ее зубы об край посудины, как облизывается, как затыкает пробкой бутыль и возвращает ему. Он не глядя подвесил ее себе на пояс и вознамерился пересесть на свое старое место, но Рена удержала его, положив ладонь на бедро.

— Не надо. Посиди лучше рядом.

Угол рта Гаары неопределенно дернулся, но он остался на месте.

— Как ты думаешь, что есть в некоторых людях, что заставляет их быть абсолютно не хорошими? — заговорила Рена, заглядывая ему в глаза. О Боги, как же ей нравились эти бездонные, холодные и страшные глаза!

— Думаю, что трудно для некоторых из нас контролировать определенные части самих себя, — он наблюдал, как значение его слов дошло до нее, и ухмыльнулся, прежде чем продолжить. — А если в целом, люди в большинстве своем, несмотря на свою физическую слабость, — невероятно жестоки, изощренно хитры, мстительны и подлы и, стало быть, несут гораздо большую опасность, чем самые лютые звери. И в то же время они испуганные, глупые, почти ничего не стоящие твари, которые существуют только по одной причине.

— По какой?

— Умереть.

— И что в этом такого страшного? Смерть — это всего лишь необходимое условие жизни. Естественное отражение двуединости всего сущего на земле.

— Да, но сущность жизни заставляет всех бояться смерти и пытаться оттянуть неизбежное. Это необходимо для продолжения рода. Инстинкт животного, не более того.

— Если ты такой фаталист, то почему еще жив?

— Потому что я нашел смысл существования. Своей собственной жизни.

— Здорово! Поделись! А то оправдания собственного существования мне пока не попадалось.

— Я живу, чтобы убивать. Пока я убиваю, я жив.

— Какая милая философия. Если ты так печешься о своей жизни, то это значит, что сам избегаешь смерти, боишься ее?

— Я не боюсь умереть. Смерть страшна, когда она отнимает близких, а свою собственную не успеваешь даже осознать. Ты был — и вот тебя уже нет. Как уйти в соседнюю комнату и плотно закрыть за собой дверь. Близких у меня не было, нет и не нужно. Значит, смерть других и своя собственная меня не пугает.

— Я бы сказала, что это печально, но это твой собственный выбор. Знаешь, мне чертовски неудобно смотреть на тебя снизу вверх. Ложись рядом.

— Что за глупости? — удивился Гаара.

— Если ты ляжешь рядом, мне будет гораздо удобнее. Да и что таить — приятнее. Не бойся, я сегодня не кусаюсь, — и это была почти правда, особенно если учесть, что Сестры ели сравнительно недавно.

— Я не боюсь! — немедленно взъерошился Гаара, но все-таки неуверенно лег спиной к Рене, позволяя ей пропустить руки у него по бокам и прижаться всем телом. Его опять забила крупная дрожь.

— М-м-м... Как же мне нравится твой запах... — промурлыкала она, водя носиком по его шее и вдыхая исходившее от него зловоние.

— Ты лжешь, — напряжение явно сквозило в его голосе, даже спиной он начал излучать холодную ярость.

— Зачем мне это? — Рена искренне удивилась. — Те, кто привык иметь дело с кровью и плотью, всегда наслаждаются их запахами.

Несколько мгновений Гаара тщательно "щупал" ее эмоциональный фон и, убедившись, что она говорит правду, заметно расслабился.

— Ты странная.

— Гаара?

— М?

— Тебе нравится то, что ты сейчас ощущаешь? — Рена прижалась плотнее, ощущая его дрожь и напряжение.

Он задумался и, помолчав минуту, ответил:

— Мне все равно.

— Кривишь душой, — Рена улыбалась, зная, что он того не видит.

— У меня нет души, — он напрягся еще сильнее.

— У тебя их целых две.

Рена почувствовала слабую вибрацию его силы, которая неприятным зудом прокатилась по ее костям. Тот, кто был в нем, пробуждался.

— Одна принадлежит демону, а вторая окончательно свихнулась, — тихий смех был печален и быстро оборвался.

— И что? Как по мне, так чудная компания подобралась.

— Я тебя убью. Неужели тебе совсем не страшно?

— И что дальше? — Рена зевнула, широко открывая рот и рискуя вывихнуть челюсть.

— Наверное, заскучаю...

— Корыстный какой. Мне не нравится такой твой подход к нашим беседам.

— Как и любое существо, я ищу своей выгоды. И то, что я получаю от тебя сейчас, совершенно не исключение.

Пауза.

— Ты странный.

— Рена?

— М?

— А тебе нравится то, что ты сейчас ощущаешь? — он вернул ей ее же вопрос, пытаясь скопировать даже интонацию.

— Мне тепло, мне не нужно вертеть головой, а это здорово уменьшает боль, мне нравится ощущение, что я засыпаю прямо на коренном зубе дракона и он может в любой момент захлопнуть пасть и слопать меня со всеми потрохами. Да, мне нравится прижиматься к тебе.

Пауза.

— У тебя, оказывается, ужасная репутация. О тебе говорят, что ты скандальная, наглая, неуживчивая и язва первостатейная. Это что, серьезно все о тебе?

— Какие интересные слухи про меня ходят. Ты обо мне расспрашивал?

— Нет. Я слушал. А говорят примерно это.

— Да, я действительно такая наглая морда, — совершенно не смущаясь, ответила Рена.

— Почему?

— Что почему? — не поняла она.

— Почему ты такая? — Гаара допустил в голос нотку любопытства.

— Не вижу ни одной причины не быть такой, — немного угрюмо буркнула Рена, теснее прижимая нос к его затылку.

Гаара перевернулся на другой бок и носом почти уткнулся в нос Рене.

— Что заставило тебя стать такой?

— Откровенность за откровенность. Доверие за доверие. Я не буду ничего рассказывать о себе, пока ты не расскажешь что-то личное и особенное.

— Что же, справедливо. Но мой вопрос первый.

Рука Гаары неуверенно поднялась и опустилась на ее талию. Пальцы были напряжены, дрожали, и, похоже, он вообще держал руку на весу, готовый в любой момент ее отдернуть. Как странно, сейчас Рена совершенно не чувствовала той болезненной вибрации силы, которая сопровождала Гаару везде и всюду. Неужели тот, кто был в нем заперт, притих? Или просто выжидал, чтобы ударить внезапно и сильно?

Рена опять хмыкнула и прижалась к нему покрепче, вынуждая-таки обнять по-настоящему. Стало уютно и тепло везде, где их тела соприкоснулись. Койка в стене была очень узкой, и они с трудом помещались.

— Задай вопрос более конкретный, — она опять зевала.

— Почему ты, будучи нормальным человеком, ведешь себя немногим лучше меня, монстра, которого внешний мир вынудил к такому существованию?

— Хм... — она подняла на него смеющиеся глаза. — А с чего ты взял, что я нормальная и тем более человек? Ты же обо мне ничего не знаешь.

— Внешне ты выглядишь как человек, — он опять был серьезен и по-своему доброжелателен.

— Это не так. Кто, как не ты, знает, что внешность обманчива. Если тебя переодеть и умыть, а также заставить улыбаться как дебила, то ты сойдешь за обыкновенного пацаненка, каких вокруг сотни. Улыбнись, покажи, какой ты лицемер!

— Пф-ф! — он дернул углом рта и решил, что этого хватит. — Хотя... Ты права. Я не могу сказать, что не так, но ты такая же, как я. Внутри тебя кто-то есть. Кто?

— Как ты это чувствуешь?

— Это похоже на кипящее масло из трав и яда. Оно горькое, оно пахнет полынью и хвоей. И травами, которые в Сунне не растут. Когда ты рядом, я чувствую этот масло на языке, чувствую, как оно течет по горлу, как кровь. Все время хочется его сплюнуть.

— Как интересно. Я думала, что сошла с ума. Ты еще кого-то так чувствуешь?

— Да. Мальчишка из вашей деревни. Как будто падаешь в бездну такую глубокую и черную, что, даже умирая от старости, не достигнешь дна.

— У меня иначе.

— Как? — он так заинтересовался, что вдавил руку в ее ребра.

— Ты — как нота, высокая, звонкая и диссонирующая. Иногда вибрация чистая, иногда жутко дребезжит. Вибрации под кожей, меня трясет, когда ты рядом. Не звук, само ощущение звука в костях.

— А мальчишка?

— Тоже вибрация, только струна толстая и тяжелая. Этот звук мог бы издавать колокол из черного железа, огромный и древний, один удар по нему висит в воздухе веками, убивая все живое. От него у меня чувство, будто кости дробятся. Больно рядом быть.

— Кто живет в тебе?

Рена вздохнула глубже, положила подбородок ему на плечо. Помолчала. Собралась с мыслями.

— Я всего лишь временный сосуд для душ десяти великих Матерей-Змей.

— Что это значит?

— Я примерно то же самое, что и ты. Только насколько я тебя чувствую, согласно твоему звучанию, ты одержим одним демоном Биджуу. Теперь моя очередь.

— Спрашивай.

— Как в тебе оказался Шуукаку?

— Откуда ты знаешь, что это Шуукаку?

— Дорогой, это очень просто. Я исходила из твоего имени — Гаара Песчаный. Самовлюбленный песчаный демон. А единственный, кто из всех обожает пустыни, песок и жару, так это Шуукаку.

— А голова у тебя хорошо работает, — удивился Гаара.

— Вот поэтому меня еще не убили за излишнюю язвительность, — Рена захихикала совсем по-девчоночьи. — И все-таки отвечай.

— Мой отец хотел сделать Деревню Скрытого Песка еще более могущественной, поэтому вселил дух Шуукаку в меня, когда я еще находился в утробе матери. Мать не пережила родов, успев только дать мне имя.

— Извини, конечно, но папаша у тебя натуральный козел.

— Я тоже так думаю.

— Мало того, что загубил твою мать, так еще и просто подселил к тебе в сознание сильнейшего демона. Без печати. Без ограничителей силы. Придурок... Похоже, он желал своей деревне только зла... И что было потом?

— С тех пор, как до деревни дошло, что я защищаюсь песком и не контролируем, меня регулярно пытаются устранить. Как неудачный эксперимент.

— Знаем, проходили такое, — кивнула Рена. — И если я правильно поняла, то, убивая всех подосланных к тебе убийц, ты и утвердился в понимании смысла своего существования?

— Именно.

— Кисло тебе приходится, — она снова покивала, чувствуя, что начинает засыпать. Это было последствием внепланового транса, который сбил всю ее тонкую настройку мозга и не позволял теперь перегрузиться по-быстрому, а требовал старомодного сна. Хотя бы часа три. Да, как минимум часа три. Мысленный зевок.

— Твоя очередь, — Гаара напрочь игнорировал, что его собеседница стала совсем сонной.

— Гаара... Я не буду ничего сегодня спрашивать.

— Почему? — он нахмурился.

— Я спать хочу, — она опять сладко зевнула.

— Ты что, рехнулась? Солнце еще не село.

— У меня был напряженный день, — глаза Рены слипались, и она перестала даже пытаться смотреть на Гаару.

— И долго ты собираешься спать? — спросил он с легкой завистью в голосе.

— Не-а... — она еще раз зевнула, широко раскрывая рот и щурясь. — Часа два, не более. Если не трудно, останься рядом. Или у тебя есть какие-то дела на сегодня?

— Нет... Я... — пауза, неловкое молчание. — Останусь.

— Хорошо... — ответила она совсем сонно.

— Рена?

— М? — промычала она, проваливаясь в сон.

— Что у тебя с этим белоглазым?

— Хьюгой, что ли? — спросила она, даже не открывая глаз.

— Угу, — в его голосе сквозило недовольство.

— Ничего такого, что могло бы вызвать твое любопытство. А что?

— Ничего. Тебе не страшно спать рядом со мной?

— Ну а что ты мне сделаешь? — сквозь очередной зевок пробормотала Рена. — Убьешь разве что? Так я тебе за это еще и спасибо сказать могу. С того света.

— Шуточки у тебя, — ухмыльнулся Гаара. — Ладно, я подожду, пока ты не проснешься, чтобы продолжить разговор. Мне интересно.

— Угу...

— Спи.

Что она тут же и сделала, уютно уткнувшись носом в удобную впадинку на шее Гаары и чувствуя его дыхание на своей щеке.

Глава 13. Кошмары во сне и наяву

Глава, в которой Рена раскрывает в себе зачатки феменистки

Ей снился странный сон. Мир, в котором она находилась, был лишен почти всех красок, только черный, белый, серый и алый цвета создавали причудливую палитру. Алого было меньше всего. Этот мир был вывернут наизнанку и искорежен ее больным воображением — белая-белая пустыня, ровная как стол и без малейшего изъяна, черная дыра раскаленного солнца, темно-серое небо с опилками густо рассыпанных облаков. Песок сиял, небо изливало черноту, она — лишь плоская серая тень между ними. А за нею тянулся алый след.

Она, босая и нагая, брела по пустыне белоснежного песка, который немилосердно резал ноги. Было жарко, было больно, и мучила жажда. У нее не было ни цели, ни смысла движения, она брела без всякого ориентира, меняя направление по одной понятной ей причине — по желанию. Время от времени она пересекала такие же цепочки алых следов, и было не понятно, ее ли это следы или кто-то еще бродит здесь. Но особого значения это не имело. Она шла дальше.

Однажды она споткнулась и упала, содрав с ладоней кожу. Потом удивленно сгребла песок в горсть, чтобы посмотреть, как он может так резать тело, и поднесла поближе к глазам. Это был не песок, а мелко толченое стекло. Безразлично выпустив его из рук тонкой струйкой, она встала и пошла дальше.

Солнце не сдвинулось ни на волос и продолжало жечь незащищенную голову так же немилосердно, как и несколько часов назад. Кожа на спине сначала налилась болью, потом пузырями, а затем начала лопаться и слазить, оголяя мышцы и кости.

Неожиданно она увидела на безукоризненно ровной глади песка алтарную плиту. Она была какого-то прохладно-серого цвета, и глаза на ней просто отдыхали. По мере того, как заинтересованная Рена подходила ближе, она увидела, что по углам широкой и высокой алтарной плиты горели высокие тонкие свечи в ореолах дрожащей тьмы. А на алтаре корчилась в родовых муках молодая женщина, разевая в беззвучном крике рот и хватаясь тонкими пальцами за края плиты. От запястий тянулись тонкие цепочки куда-то в песок и глубже. Лицо было полностью скрыто плотной вуалью. Она была в широком длинном одеянии, которое спеленало ее тело и не давало даже развести ноги, чтобы помочь ребенку увидеть свет и вдохнуть воздуха.

— Умоляю... Кто-нибудь... Помогите... — тонкий слабый голос. Да она же еще почти ребенок! Странно... Голос звучит очень знакомо... Кто это?

Рена подошла ближе и стала развязывать красивый пояс, который перетягивал живот и был завязан на множество узлов. Вздрагивающая в спазмах девушка также усложняла эту задачу. Наконец невольная помощница не выдержала и разорвала шелк, обнажая ноги и живот роженицы. Та немедленно развела бедра как могла широко и немного приподнялась, насколько позволяли натянувшиеся цепи. Рена не хотела мешать и отошла немного в сторону, готовая помочь, если в этом будет необходимость. Но, похоже, справлялись вполне и без нее.

Стоны, тяжелое рваное дыхание, позвякивание цепей, все расширяющаяся лужа крови на алтаре. Казалось, что это продолжается вечность.

"Это какое-то безумие! — думала Рена. — Посреди пустыни из стекла, под неподвижным в течение многих часов солнцем, прикованная к камню рожающая девушка. Безумие!"

Наконец ее помощь все-таки понадобилась — нужно было помочь извлечь ребенка, помочь ему сделать первый вдох и перевязать пуповину. Слабый нежный писк заставил роженицу странно всхлипнуть и жадным взглядом вцепиться в ребенка. Рена посмотрела на крохотный красный сморщенный комочек, который шевелил ручками, жмурился и плакал. Преодолев страх и омерзение, она кое-как обтерла ребенка одеяниями матери, завернула его в подол и положила на грудь странной жертве.

— Мой... Мой драгоценный... Мое сокровище... — ворковала женщина, пытаясь коснуться его, но не в силах дотронутся ни руками ни губами. — Акира! Ты — Акира! Слышишь?!

Рена была занята тем, что убирала послед, родившийся следом. Ей не понравилось, что лужа крови под матерью начала стремительно расширяться. Кровь набухла стеклянным валом на краю плиты, а потом полилась через него прямо в песок. От него волнами расходились краски — песок наливался желтизной, свечи вспыхнули оранжевым, а небо над головой становилось все более синим. Не обращая на это внимания, Рена оборванным подолом прикрыла ноги матери. С кровотечением она все равно ничем не могла помочь. А вот помочь матери поцеловать своего сына, возможно, первенца, она могла.

Подойдя к изголовью, она приподняла одной рукой малыша, чтобы поднести его к лицу девушки, а второй потянулась, чтобы снять покрывало с ее лица. Под плотной тканью было ее лицо.

Она видела себя почти каждый день. Она смотрелась в зеркало, она видела себя на фотографиях. Это была она, только немного старше и мудрее.

— Кто ты? — в ужасе закричала Рена, роняя ребенка обратно на грудь своего отражения и шарахаясь в сторону.

Девушка на алтаре перестала сюсюкать с ребенком и подняла на нее спокойные глаза. Глаза Рены.

— Я — это ты. А ты — это я. Мы одно и то же.

— Не верю!

Девушка засмеялась, запрокинув голову, а потом просто умерла с так и запрокинутым к небу лицом. Теперь она была похожа на зеваку, который, задрав голову и распахнув рот, считает ворон на небе. Кровь мерно капала в песок. Ребенок же неожиданно перестал плакать и повернул голову в сторону Рены. А потом совершенно взрослым голосом сказал:

— Мама?

Это уже было слишком. Рена почувствовала, что падает. Поднялась облачко тонкого стеклянного песка, который вился в воздухе, влетая в горло и нос и забиваясь в глаза. Каждая такая песчинка оставляла после себя кровоточащие ранки. Вскоре легкие Рены превратились в кровавые лохмотья. Теперь уже ее кровь густо заливала землю изо рта, носа и глаз. Она ослепла. А с алтаря доносился голос чудовищного ребенка:

— Мама! Почему ты не отвечаешь? Это же я! Твой Акира! Мамочка, ну подойди же ко мне! Мама!

Черно-бело-серо-алый мир померк, словно оборвалась старая кинохроника, и снизошла на нее темнота.

* * *

Ей снился странный сон. Мир, в котором она находилась, был лишен почти всех красок, только черный, белый, серый и алый цвета создавали причудливую палитру. Алого было меньше всего. Ее окружали горы, окутанные снегом и тишиной, и она ползла по острым черным скалам все выше и выше в холод. Солнце — белое, огромное, закрывающее полнеба, ослепляло, но не грело. Снег — белый, холодный, вымороженный в пыль, отражал свет солнца и выжигал болью глаза. Куда бы она ни направляла взгляд — везде ее преследовало неумолимое сияние. Чувствуя вектор движения, она стремилась все выше и выше, оскальзываясь на льду. Снег коварно скрывал под собой острые лезвия скал, и она каждый раз, когда оскальзывалась, оставляла за собой алые капли быстро замерзающей крови. Посмотрев вниз, Рена увидела цепочку рубинов и гранатов, что вросли в камень и снег, отмечая пройденный ею путь. Сверкая, переливаясь на солнце, они красными сигнальными огнями уходили вниз, в бесконечность. Подножия, равно как и вершины, Рена не видела, лишь бесконечную черную с белым стену, покрытую острыми скалами и уступами. Это было даже красиво. Вздохнув, она продолжила свой путь наверх к, возможно, несуществующей вершине.

Холод терзал ее нагое тело, сначала иглами впивался в лицо, кисти и ноги, затем, примерившись, уцепился зубами боли за бедра. Она знала, что все мелкие части ее тела уже отморожены, но все равно упорно шла все дальше, не зная цели, но чуя уверенный зов.

Вечность, безмолвие, холод и солнце застыли в этом мире красоты. Когда она очередной раз подтянулась на ослабевших руках, то, к своему изумлению, оказалась на небольшом уступе, удобно прикрытом от ослепительного света уходящей все выше стеной. Площадка черного гранита была отполирована ветром до зеркального блеска, а снега осталось на ней совсем немного — лишь чуть-чуть белизны по углам. Тень колоссальной стены впервые прикрыла Рену от всевидящего жестокого ока солнца.

На безукоризненно ровной и гладкой террасе она увидела алтарную плиту. Серая, прохладная, знакомая в ореоле густеющей чернильной темноты, которую изливали четыре значительно более толстые свечи по ее углам. И снова на алтаре корчилась в родовых муках молодая женщина, разевая в беззвучном крике рот. И как в прошлом сне Рена видела тонкие цепи, что держали несчастную на ее страшном родильном ложе. Только плотный кокон из шелка в этот раз заменили нежные шкуры и черные с проседью меха неизвестных зверей. И вновь шепот мольбы от роженицы с закрытым ото всех лицом.

— Умоляю... Кто-нибудь... Помогите... — тонкий и слабый, абсолютно знакомый голос.

Рена вздохнула и на подкашивающихся ногах подошла ближе. Распутать толстые шкуры и мех было проще — не было ни крючков, ни узлов, ни завязок. Отбросив очередную шкуру, Рена подставила живот и ноги роженицы пронизывающему ветру. Женщина на алтаре завозилась, застонала, раздвигая ноги и дергаясь в своих цепях. Рена же отошла в сторону и села на ледяной пол, прижимая уставшую спину к такой же холодной стене. Ей даже в голову не пришло, что можно было бы взять себе несколько шкур и мехов, что бесполезной кучей теперь валялись возле алтаря. Так и сидела она, уткнувшись лбом в колени, слушая жалобы, стоны и тяжелое хриплое дыхание целую вечность. Откуда-то пришло знание — роженица справится и без нее.

Слабый нежный писк, который раздался от алтаря, заставил Рену поднять голову и со вздохом подойти к роженице. Между ног ее в луже крови лежал крохотный красный сморщенный ребенок. Роженица еще раз застонала и извергнула из себя послед, который пульсирующим куском мяса шлепнулся в лужу крови под ней. С трудом сдерживая тошноту, Рена взяла ребенка, перервала пуповину и завернула в материнские меха, потому что из красного на таком холоде он уже стремительно синел. Пока женщина пыталась дотянуться до ребенка на своей груди, Рена оставшимися шкурами укрыла ее ноги и живот, даже не пытаясь как-то повлиять на кровотечение.

— Мой... Мой драгоценный... Мое сокровище... — ворковала женщина, — Акира! Ты — Акира! Слышишь?!

Рена молча стояла рядом и смотрела, как кровь женщины превращается в красные сосульки и каскады на краях плиты, капает на черный пол, застывая и становясь такой же черной. Время перестало иметь значение, и она не понимала, как долго смотрит на алтарь в ореоле тьмы и красного льда. Кровь все так же капала на пол, а вокруг как будто ничего не менялось, лишь в камне росло напряжение и просыпалась древняя мощь.

— Прошу... Помоги мне прикоснуться к сыну... — тихий шепот заставил Рену подойти ближе и снять покрывало с лица женщины. Она была бледная, изможденная, повзрослевшая, мудрая, но Рена определенно видела свое отражение.

— Кто ты? — Рена была испугана, а из-за этого рассерженна. Горячий гнев заструился по ее венам, вдыхая тепло и силу в окоченевшие руки и ноги. Девушка на алтаре перестала сюсюкать с ребенком и подняла на нее спокойные глаза.

— Я — это ты. А ты — это я. Мы одно и то же.

— Да что ты говоришь!

Девушка засмеялась, запрокинув голову. Несколько мгновений Рена тщетно боролась с душащей ее яростью, но потом протянула руки и сжала беззащитное мягкое горло своего лживого отражения. И держала как могла крепко, пока та не умерла с так и запрокинутым к небу лицом. Кровь все так же наращивала красные сосульки по краям алтарной плиты и мерно капала на пол. Ребенок перестал плакать, вздохнул совсем как чем-то опечаленный старичок и, повернув голову в сторону Рены, совершенно взрослым голосом сказал:

— Мама?

— Да никакая я тебе не мать! — взорвалась Рена.

От ее крика копившееся в скалах напряжение достигло своего апогея, и с облегченным треском плато раскололось надвое, осыпаясь в бездонную пропасть. Рена падала в первые мгновения медленно-медленно, будто специально для того, чтобы успеть рассмотреть, как чудовищное дитя выпростало из своего свертка крохотную ручку и помахало ей на прощание.

А потом падение ускорилось, и крохотное тельце Рены упало на острые скалы, соскользнуло и покатилось вниз, оставляя за собой широкий кровавый след и ошметки сорванной камнями плоти.

* * *

Ей снился странный сон. Мир, в котором она находилась, был лишен почти всех красок, только черный, серый и алый цвета создавали причудливую палитру. Серого было больше всего.

Она, босая и нагая, брела по пустыне раскаленного вулканического пепла. Со всех сторон то и дело из-под земли вырывались струи зловонного серного газа, который жег горло и выедал глаза. Все небо было затянуто горячими черными тучами, из которых на голову Рены непрерывно сыпался вулканический "снег". Все пространство вокруг нее вздыхало, шипело, стонало и плавилось в нестерпимом жаре. Кровь земли — раскаленная лава — стекала по склонам, тут и там очерчивая рельеф горящими алым потоками. Это было бы красиво, если не было так убийственно страшно.

Особого значения направление не имело, поэтому Рена шла дальше, лишь изредка тихонько вскрикивая, когда под босую ногу попадал уголек. Взобравшись на очередной холм, она внезапно поняла, что находится на краю вулкана, на дне которого медленно кипела лава, вздыхая и лопаясь пузырями. Как будто ворочался могучий страшный зверь во сне, не зная добрых грез. А на краю жерла она рассмотрела уже ставшую родной алтарную плиту с оплавленными свечами со странным черным будто вывернутым наизнанку светом. А на алтаре корчилась в родовых муках молодая женщина, разевая в беззвучном крике рот и хватаясь тонкими пальцами за края плиты.

— Умоляю... Кто-нибудь... Помогите... — тонкий слабый голос.

Рена вздохнула и, недолго думая, шагнула прямо в жерло вулкана, не дожидаясь продолжения истории. Тело вспыхнуло как спичка, мгновенно сгорев и распространив на прощание вкусный жаренный запах.

* * *

Ей снился странный сон. Мир, в котором она находилась, был лишен почти всех красок, только белый, совсем немного серого и синий цвета создавали причудливую палитру. Белого и синего было равное количество. Она дрейфовала на теплых синих волнах, цепляясь за корягу, и смотрела на бездонное белое пустое небо. Перед глазами замаячил небольшой остров с серым алтарем и каплями черноты над свечами. Отдаленно, невнятно и тихо прозвучала мольба:

— Умоляю... Кто-нибудь... Помогите...

Рена вздохнула, разжала руки и ушла под воду с головой. А потом вдохнула поглубже.

* * *

Рена проснулась от того, что кто-то довольно ощутимо тряс ее за плечо. Открыв глаза, она увидела, что над ней склонился Нейджи и с беспокойством спрашивал:

— Успокойся! Все в порядке! Что с тобой?

— Что случилось? — еще не совсем придя в себя, спросила Рена.

— Ты кричала. И так истошно, будто тебя тут убивали особо жестоким способом.

— Мне просто приснился жутковатый сон. Все уже нормально, — именно поэтому она и не любила спать. Рена приподнялась и с удивлением заметила, что у нее уже ничего не болит. В том числе и голова.

Нейджи выпрямился, но не спешил отойти от ее кровати, все с таким же беспокойством глядя на нее.

— Ну, чего пялишься? — раздраженно спросила Рена. — Это всего лишь кошмар.

— Курить меньше надо, чтоб такое не снилось.

— А вот насчет покурить — это хорошая идея! — издевательски ответила она и потянулась за сигаретами.

— Не вздумай.

— Нейджи-кун, иди к черту, — почти весело ответила Рена и закурила.

Возможно, он бы поворчал еще немного и гордо удалился, бормоча под нос ругательства в адрес полоумной девицы, но тут компания пополнилась еще одним лицом.

— Ты что тут делаешь, ублюдок? — злобное шипение от двери заставило шевелиться волосы на теле даже у непробиваемой нахалки.

Нейджи непроизвольно активировал бьякуган и медленно встал в базовую стойку.

— Я капитан команды и могу заходить к своим подчиненным когда хочу. А ты кто такой, что смеешь мне права качать? — с тихой, но явной угрозой в голосе ответил Нейджи.

— Тебя это не касается. Пошел вон, ублюдок белоглазый, — так же тихо ответил Гаара, складывая руки на груди. — Или я тебя убью.

— Мальчики, не ссорьтесь! — попыталась хоть как-то урезонить их Рена, но, получив два разгневанных взгляда, предпочла заткнуться и забиться в самый уголок кровати.

Ребята источали такую угрозу, что ей было уже не просто не по себе, а откровенно страшно. Воздух стремительно накалялся, а от их энергии сперло дыхание.

— Ну так что, сам уберешься отсюда или тебя вынести? Ты же знаешь, у нас не принято, чтобы к девушкам ночью бегали представители других селений, — Нейджи еще ниже склонился к полу, и по его коже заплясали всполохи чакры.

— Если я отсюда выйду, так только переступив через твой растерзанный труп, — холодно ответил Гаара, начиная завивать над собой гибкую плеть песка.

— Нет, ну чего вы тут сцепились? Вы похожи на двух петухов, не поделивших забор. Может, вы все-таки по-мирному как-то? — Рена снова попыталась их успокоить. Ей категорически не нравилось, куда все это вело.

— Молчи! — одновременно рыкнули на нее соперники.

— Ах так?! — Рена вышла из себя так быстро, будто кто-то кинул факел на склад с порохом. Ее миротворческое настроение испарилось мгновенно, сменившись жаждой убийства.

— Нет, ну вы меня достали! Какого черта вы устроили разборку в моей комнате?! Вы что, идиоты, не можете свой гонор попридержать? Нашли из-за чего сцепиться!!!

— Закрой рот, женщина! — почти хором огрызнулись соперники, перенося свою агрессию уже на Рену. Вот где вселенская справедливость?! Этот мужской пол всегда стремится владеть всем как какой-то пещерный человек, совершенно не считаясь с мнением потенциального "имущества".

Почему-то Рена решила, что лучше быть вежливой. Для начала она встала в полный рост на кровати, раздавила окурок в кулаке и полностью модифицировала глаза. Ее длиннющая коса, пропитанная энергией, изогнулась над плечом точь-в-точь как скорпионий хвост. Это было жутко.

— Вы кого тут на место поставить хотели, долбоебы?! Я сейчас вас обоих так отделаю, чтоб поняли, козлы вонючие, с кем связались. А если не дойдет, тогда вам вообще пиздец полный и бесповоротный настанет!

Гаара и Нейджи от такого напора потеряли дар речи и уставились на мелкую скандалистку так, что ей стало казаться что вторая голова у нее на плечах уже проклюнулась. Но она разошлась и пока остывать не собиралась.

Нейджи неуверенно улыбнулся и, уже не обращая внимания на Гаару, успокаивающе заговорил, как только Рена набрала воздуха в грудь для следующего визга и он получил возможность вклиниться:

— Прошу тебя, Рена, успокойся. Это всего лишь небольшое недоразумение, и мы можем спокойно обсудить и закрыть вопрос.

— Недоразумение? Козлы! Да я вас в задницу имела с вашими недоразумениями, кретины конченые! Кого вы мне тут устроили, чтоб вас подбросило и приложило! Я из-за вас теперь злющая, как ведьма в климаксе!

Глаза Рены полыхали как два чумных костра, яростно и не предвещая ничего хорошего. Коса уже не просто изогнулась над плечами, а раздраженно стегала из-за них, задевая стену и выбивая из нее мелкую каменную крошку.

— Уймись, — решил вмешаться Гаара, не совсем понимая, что она этим хотела сказать, но вполне впечатленный ее гневом. — Думаю, орать тут не из-за чего. Может, мы действительно как-то извинимся и уйдем по-тихому?

— Так валите отсюда! Чтоб духу вашего тут не было! И только, суки, попадитесь мне на глаза! Поимею без жалости!

Нейджи убрал бьякуган и первым шмыгнул за дверь. Гаара более спокойно собрал песок в тыкву и с достоинством вышел.

Рена несколько раз глубоко вдохнула, успокаиваясь, и стала приводить волосы в порядок.

— Ничего, им полезно, — вздохнула Рена, подкуривая новую сигарету.

А тем временем в коридоре совершенно ошалевшие от такого дела шиноби смотрели на дверь так, будто за ней притаился как минимум демон. О ссоре они уже и думать давно забыли.

— Что это было? — как в трансе спросил Нейджи. — Охренеть.

— Наверное, у нее критические дни. Говорят, что у женщин такое бывает, — попытался ответить Гаара, так же ошалело рассматривая дверь.

— Если все бабы такие — никогда не женюсь.

— Угу.

Нейджи развернулся и поспешно исчез за одном из поворотов коридора. Гаара же, сначала собирался уйти, а потом все же решился и осторожно повернул ручку и приоткрыл дверь. Вроде все было тихо. Никто на него не кричал и не крыл трехэтажным матом.

Рена сидела на полу, прислонившись спиной к койке, и нервно курила. На Гаару она даже не подняла глаз.

— Рена... — немного неуверенно позвал он.

— Что?

— Я хочу продолжить разговор.

Она подняла на него задумчивый взгляд и сказала со вздохом, выпуская дым носом:

— Тогда запри дверь и ложись рядом.

Глава 14. Начало странных бесед

Глава, в которой Рена впервые в жизни говорит о своей истинной Семье

Гаара пересек комнату, растянулся на койке, поворочался, а потом и свесился с ее края, наблюдая, как Рена курит, все так же сидя на полу. Потом не выдержал, протянул руку и вытащил дымящуюся сигарету из ее пальцев и начал вертеть, рассматривая со всех сторон.

Рена подняла на него удивленные глаза:

— Ты чего?

— Как ты можешь брать в рот такую гадость? — спросил озадаченный Гаара и чихнул, попробовав понюхать дым поближе.

— Вовсе это не гадость! — искренне обиделась за свои сигареты Рена. — Одни из самых лучших!

— Не вижу разницы.

— И не увидишь, пока сам курить не начнешь.

Гаара с любопытством посмотрел на сигарету, поднес ее к губам и попытался затянуться. Результатом этой попытки стал мучительный кашель со слезами на глазах.

— Фу! — еле прокашлявшись, сказал он. — Гадость! И воняет.

— Просто ты неправильно затянулся, вот и все, — чуть грустно ответила Рена. — Что это за балаган ты мне с Нейджи на пару устроил?

Гаара перевернулся на спину и задумчиво посмотрел на потолок.

— Я не хочу, чтобы рядом с тобой кто-то околачивался.

— Что?! — Глаза Рены полезли на лоб

— Я. Не. Хочу. Чтобы. Рядом. С. Тобой. Кто-то. Околачивался, — раздельно, чуть ли не по слогам сказал ей Гаара, все так же с неослабевающим вниманием рассматривая потолок.

— Я расслышала, не глухая. Но с какой стати ты ставишь мне такие условия? — Рену переполняло раздражение, и голос ее звучал резко и неприятно. Она недоверчиво щурилась, в упор рассматривая возмутителя своего спокойствия.

— Ты мое развлечение. Ты и жива пока только из-за того, что не даешь мне окончательно заскучать.

Она встала на ноги, уперла кулаки в бока и внимательно посмотрела на распластанного на кровати нахала, который никак не отреагировал на нее.

— Ты очень сильно заблуждаешься. Очень. Если ты думаешь, что имеешь на меня какие-либо права, то этим лишь демонстрируешь всю глубину своего невежества. С огромным удовольствием сейчас надавала бы тебе по шее!

— Так давай, попробуй, вот он я — только руку протяни.

Она сложила руки на груди и запыхтела как закипающий чайник.

— Я пока еще не планировала умирать.

Гаара закинул руки за голову и как следует потянулся всем телом, похрустывая суставами. Его лицо пересекла улыбка, и вышла она у него перекошенная, злая и совершенно отрицающая здравомыслие.

— Ты не боишься смерти. Но ведь есть что-то похуже прекращения существования, правда?

— Да? И что же для меня страшнее смерти? — ухмыльнулась Рена, принимая более расслабленную позу.

— Я еще не знаю. Но скоро найду. Знаешь, я с огромным удовольствием тебя сломаю, — с мечтательным выражением на лице произнес он. — И хочу, чтобы честь тебя растоптать принадлежала только мне. Поэтому заруби себе на носу — еще кого-то увижу рядом с тобой, и этот смельчак навеки упокоиться. Моими стараниями.

— А с чего ты взял, что меня это беспокоит? — Рена удивленно задрала брови, напрочь игнорируя совершенно не двусмысленную угрозу. Да, она понимала, что Гаара — не тот человек, который будет разбрасываться своими словами. Но страха не было, только любопытство.

— Ты хочешь сказать, что тебя совершенно не тронет, если я начну потрошить кого-то из твоей команды у тебя же на глазах? — с интересом спросил Гаара и даже приподнялся на локтях.

— Нет, — она пожала плечами.

— И я могу выбрать любого? — он смотрел на нее так, будто видел первый раз.

— Ну, допустим, Нейджи или Ли ты так просто не выпотрошишь, как хвастливо замечаешь. Так что рекомендую начать с девчонки. Мне она не нравится, но трогать ее запрещено, и я пока не придумала, что сделать с ней такого, чтобы прямо обвинить меня было нельзя. Но теперь мне пришла в голову мысль, что если ее тронешь ты, то я получу сразу два оргазма — первый от того, что она не будет мне больше мозолить глаза, а второй от того, что я знаю наверняка — ты придумаешь что-то интересное, когда возьмешься за нее.

Гаара удивленно приподнял брови.

— Ты странная.

— Как и ты.

— Не так, иначе. Мы хотим очень похожих вещей, но все таки разного. Ты безумна, как и я, но твое безумие идет из голого, холодного расчета. Я тебе даже немного завидую.

Рена ласково улыбнулась и толкнула Гаару в бок.

— Подвинься.

Гаара подвинулся без малейших колебаний, уступая ей место, на которое она тут же прилегла. И вновь им было тесно вдвоем на узкой постели, но никто не пытался отвоевать себе больше места.

— Давай продолжим прерванный разговор. Ты же за этим пришел?

— Да.

— Спрашивай. Ведь, если мне не изменяет память, твоя очередь задавать личные вопросы.

— Да. Ты говорила, что являешься временным сосудом для душ десяти Матерей-Змей. Что это значит?

— Мы можем говорить с тобой сейчас как Джинчуурики? — она вздохнула.

— Что ты имеешь в виду? — Гаара был заинтригован и удивлен.

— То, что на нас охотятся, а обо мне еще не знают. И о Сестрах тоже пока ничего не известно.

— Но тогда почему ты мне об этом говоришь? — он был потрясен. — Я же представитель вражеского лагеря.

— Потому что ты — Джинчуурики. Ты не сделаешь с моей тайной ничего плохого, как только примешь идею о том, что оба мы — одержимые медиумы. Ты не сможешь — Шуукаку тебе просто этого не позволит. Я могу даже предложить тебе потом с кем-то обсудить эту тему.

— Откуда ты это знаешь?

— Скажем так, интуиция, — она улыбнулась. Сестры дали ей понимание, как функционирует "сожительство" духа и человека независимо от того, как они были объединены в одно тело. В общих чертах это напоминало закрытую секту — все одержимые могли делать друг с другом что угодно, но умышленно передать секреты непричастным лицам — не могли. Поэтому Рена совершенно свободно могла говорить о Сестрах с Гаарой и быть уверенной, что дальше него это не пойдет.

— Хорошо. Я принимаю тебя как равного мне медиума-Джинчуурики. Теперь рассказывай.

— Матери-Змеи — очень стары и пришли в этот мир еще до того, как Мудрец разделил Десятихвостого на Биджуу. Они никогда не пытались влиять на мир, жили весьма уединенно, поэтому и не привлекали внимание людей и нелюдей. Я не знаю, кто они на самом деле, откуда пришли. Я долго искала хоть что-то, но упоминания о них настолько путаны и малы, что опираться на эти данные не представляется возможным. Возможно, они — остатки древней нации, существовавшей задолго до того, как люди слезли с пальм. Если это так, то мне жаль их — от Матерей остались лишь осколки души, они утратили дух, утратили разум, став голой эмоцией. Скатились почти что к животному существованию.

— Но тогда откуда ты знаешь о них?

Рена рассмеялась.

— Гаара, не смеши меня! Ты же ощущаешь Шуукаку внутри себя?

— Конечно.

— Общаешься с ним?

— Бывает и такое, хотя общением это трудно назвать, — Гаара нахмурился. — Мне неприятно об этом говорить.

— Ну вот. Я называю их Сестрами, потому что они явно не породили меня, чтобы называться матерьми. Хотя фактически они были прародителями всех духов-змей.

— Кто их в тебе запечатал?

— Никто. Сестры особенные, они по своей воле иногда выбирают носителей. Как я поняла, их материальная форма неудобна для странствий в мире и слишком привлекает внимание. Возможно, на остатках разума они понимают, что если будут жить открыто, то их разделят и свяжут как всех остальных Биджуу. То, как они реагируют на тебя, дает мне понимание, что они не сильнее Хвостатых и поэтому опасаются совершенно не напрасно. Так было и со мной: стала человеком-носителем, а они поселились в моем теле, сознании, разуме и душе.

— И что дальше с тобой будет? — Гаара был искренне заинтересован.

— Не знаю, но не думаю, что это продлится долго — они покидают людей с такой же легкостью, как и вселяются. Это зависит от их желания и настроения.

— То есть ты хочешь сказать, что в любой момент они изойдут из тебя?

— Да. Сбросят меня как старую шкурку.

— И что тогда будет?

— Ну... Очевидно же — много ли жизни остается в сброшенной змеей коже?

— Кто твои родители?

— Не знаю. Если они еще живы, то пусть молят богов, чтоб я их не нашла.

— Почему?

— Меня выбросили в лесу. Новорожденной. Вот именно тогда во мне и поселились души Сестер. Если я им так мешала — можно же было просто утопить меня в ближайшем ручье. Я бы просто умерла несмышленым младенцем и не была бы вынуждена влачить столь жалкое существование. Являться лишь коконом, сезонной оболочкой — что может быть нелепее.

— Странное у тебя детство получилось, — сочувствия в его голосе не было и в помине, лишь любопытство.

— Я могу смело предположить, что у тебя было не намного лучше. Ты же Джинчуурики, а истории у вас похожи как дождевые капли. Дай угадаю — с тобой запрещали играть в детстве, тебя ненавидели и боялись? А чуть позже еще и периодически пытались без лишнего шума и пыли убить?

— Да, — Гаара нахмурился, но особого переживания по этому поводу явно не испытывал — эти раны давно затянулись и покрылись костяными наростами рубцов.

— А подробности?

— Они неинтересны. Скажу только, что во главе всего этого дерьма всегда стоял мой собственный отец — человек, чьи чресла меня породили. Иногда я радуюсь, что мать умерла сразу и мне не пришлось терпеть еще и ее ненависть и отвращение.

— Ты помнишь ее?

Гаара демонстративно промолчал. Рена подождала ответ еще немного и хмыкнула:

— Ладно, не хочешь — не надо. Но позволь мне опять повториться — зачем ты ищешь встреч со мной?

— Я так хочу.

— Хочешь или нуждаешься? — она искала, искала и снова искала его уязвимые точки. Ну не могло же быть так, что вся его душа и сердце были скрыты за песчаным панцирем отчуждения. У каждого есть слабости, тонкие места и мозоли.

— Не нуждаюсь. Всего лишь организовываю себе досуг — мне не нравится у вас в Конохе. Слишком много шума, слишком много всякой живности, а от обилия красок рябит в глазах. Хочу скорее вернуться в Страну Ветра, к чистоте, строгости и мудрости вечных песков. Запомни, хоть я и испытываю определенный интерес к тебе, но ты и тебе подобные мне не нужны.

— Без других людей ты бы уже давно умер. Без всех этих "других" теряется сам смысл твоего существования.

— Другие — ничего не стоящие, жалкие... Я наблюдал за тобой все это время очень внимательно. За тем, что ты делаешь с собой, за тем, как ты общаешься с другими. Даже за тем, как ты убиваешь. Ты такая же, как любой Джинчуурики. И точно так же принимаешь идею о бесполезности всего того мусора, который гордо называет себя человеком.

— Другие — необходимы. Ты сам так сказал. Помнишь? Даже я это понимаю, хотя, казалось бы, — Рена вытянулась во всю длину своего тела и тоже уставилась в потолок.

— Ты не можешь доверять им. Они всегда бросают тебя. Всегда, — его напряженность и страстность, сопутствующие этому утверждению, показали, что она оказалась рядом с больной темой. Похоже, он пережил предательство. И это случилось не в тот момент, когда отец попытался его убить — он и так чувствовал его ненависть и отвращение. Что-то еще произошло, что-то очень важное.

— Не всегда... — попробовала возразить ему.

— Тогда, что же сделали твои родители? — с ядовитой иронией спросил он.

Она закусила губу, вздрогнув. Болезненное касание. Она позволила себе стать совсем беспечной, возомнила, что только она умеет задевать больные места. Опрометчиво. Из-за этой заносчивости она позволила ему подойти слишком близко. И теперь видела вполне отчетливо.

Холодный.

Безжалостный.

Расчетливый.

Умеющий причинить боль не только телу.

Рена облизнула прокушенную губу, чувствуя свой металлический вкус. А потом придвинулась поближе и уткнулась лбом Гааре в подбородок. Он задрожал, чувствуя ее близость, тепло и запах. Маленькая месть с ее стороны.

— Я убью тебя, — прошептала она ему в кожу. Почувствовала, как он улыбается.

— Нет, не убьешь, — спокойно возразил он.

— Почему? Ты думаешь, что я настолько слабее тебя? — поинтересовалась она, снова поднимая лицо и заглядывая ему в глаза.

— Нет, в тебе достаточно сил, чтобы попытаться потягаться со мной на поле боя. Но ты не убьешь меня по другой причине. Потому что для тебя это теперь кое-что значит. Я понимаю тебя, вижу — тебе интересна эта игра и ты не бросишь ее просто так.

Она ничего не могла с собой поделать. Удивленная и заинтригованная, она потянулась к нему и осторожно коснулась губами кожи его шеи. Опровергнуть, напугать, сбить с толку и заставить отступить — одним прикосновением.

Гаара дрожал, но не сдавался. Потом дрожь внезапно прекратилась, и его рука обвилась вокруг Рены. Нехорошо так обвилась. Настроение его резко изменилось.

— Это значит что-то для тебя? Я теперь что-то значу для тебя? — полушутя спросила Рена.

— Ты этого хочешь? — развлечение сменилось нехорошим намерением, он подмял ее под себя и неожиданно тяжело придавил к постели. — Даже при том, что ты знаешь, какой я, ты хочешь, чтобы я любил тебя? Даже ставя меня в известность, какая ты, ты хочешь, чтобы я все равно любил тебя? Рассказывая о своей боли, рассказывая тайны, которые тебя уничтожат, пытаясь предупредить меня о себе, ты все равно хочешь от меня чувства?

Осторожно, тщательно она отвела волосы в сторону от кандзи на его лбу и ткнула в него указательным пальцем.

— Ты даже не знаешь, что такое любовь. Делаешь вид, что понимаешь, о чем я, но сам имеешь лишь смутное представление о значении слова. Оно для тебя как чужеродный термин. Даже так, прижимая меня к постели, совершая поступки мужчины — ты понятия не имеешь, о чем вообще речь. Поэтому слова твои абсурдны.

Рука обернулась вокруг нее еще плотнее, причиняя боль, позволив другой скользнуть к ее лицу и зажать подбородок в сильных пальцах. Насильно подняв ее лицо, Гаара заставил Рену смотреть ему в глаза.

— Я понимаю значение этого термина лучше тебя. Я успел понять его до того, как был сломлен. А ты — нет. Любовь — это боль, это чудовищная наивность, это беспечная открытость и уязвимость перед кем-либо. Чувствовать любовь — слабость.

— Нет, — она попыталась отвести взгляд, но его пальцы сжались еще сильнее.

— Это не фантазия, не иллюзия и не бред сумасшедшего вроде меня. Люди хотят быть любимыми, чтобы удовлетворить свое эго из-за своей собственной жадности. Я тоже жаден, я тоже эгоист. Если достаточно многие любят тебя, ты почти оправдан, невзирая ни на что, что ты делаешь. Они следуют за тобой. Говорят, что понимают, даже если это не так. Но даже если они совсем ничего не понимают, они верят. И в своей слепой вере делают, что ты захочешь, как ты захочешь. Это потрясающее могущество. Можно быть полным ничтожеством, но стать настоящим божеством для кого-то. Можно быть абсолютным трусом, но повести за собой лучших.

Он не пытался достать ее, и Рена понимала, что это было личным.

— Не стоит так бросаться утверждениями — расскажи о тех, кто может подтвердить твои слова, — она попыталась осторожно вывернуться из его рук. Рена поняла, что давил на нее не его вес, а сила, которая бесконтрольно изливалась в пространство и которой было так много, что Рене медленно, но верно становилось трудно дышать. Если он продолжит в том же ритме — она задохнется.

— Песок, следующий за моим отцом. Четвертый Казекаге — ничтожество, моральный урод. И нет, это не личное мнение — достаточно проследить его политику. Но в то же время он — оплот надежды и веры. За ним в едином порыве, следуя долгу, встанет к копью любой — от ребенка до глубокого старика. И умрет с верой в то, что мой отец — их бог, их надежда, их путеводная звезда.

— Но это не любовь. Любовь не должна... — даже самой Рене ее возражения показались неубедительными и слабыми.

— Именно она. Идеал — вот, что заставляет это работать. Он дал им идеальную картину мира и власти над ними. Дальше они сделали все сами, сами додумали тонкости и добавили краски в его картину. Он питает их идеал, а затем используют людей, их идеальную картину любви.

— Это не любовь, это политика!

— Нет. Это и есть истинное лицо любви. Так происходит на всех уровнях — от верховных правителей до последних рабов. Доверие и идеалы дают возможность приблизиться к тебе, и люди стремятся к тебе все ближе и ближе, так близко, что могут ранить тебя, убить тебя, уничтожить саму твою суть. А потом, когда ты врастаешь в них тысячами корней, они...

— Они уходят, — закончила Рена. В груди свернулась холодной гадюкой боль от непролитых когда-то слез, от несказанных когда-то слов, от неиспытанных когда-то чувств. — И затем они бросают тебя.

— И ты остаешься в одиночестве. В оглушающей пустоте своей личности.

— Независимо от того, что они сказали тебе, когда уходили — согласилась она. — Независимо от того, что вокруг тебя есть другие люди, пусть и не стоящие так близко. И тебе больно, потому что именно те, кто так нужен, оставили тебя...

Гаара внимательно рассматривал ее лицо, и от его взгляда не ускользнула предательская влага в уголках глаз.

Протянув пальцы, он осторожно растер ее по щекам, поднес к лицу, рассматривая. Потом приблизился и осторожно провел по коже языком, пробуя на вкус ее соль. Рена вздрогнула и попыталась отстраниться. Ситуация медленно, но верно начинала выходить из-под ее контроля.

— Ты отдаешь мне свою воду? Зачем? — он удивился.

Сначала она опешила, не понимая, о чем он, потом догадалась.

— У нас не практикуется водная дисциплина. Я теряю воду потому, что могу себе это позволить.

— Слезы — непозволительная роскошь.

— Мне было больно...

— Я этого не делал, — голос его был груб, а лицо сердито.

— Нет, — фыркнула Рена, вздрогнув. — Я сделала это с собой сама.

— Зачем? Зачем ты стремишься испытывать эти ужасные чувства? Неужели тебе так нравится это грызущая изнутри боль? — похоже, он был искренне удивлен произошедшим.

Она снова тряхнула головой, поджав губы.

— Возможно, я хотела разрушить твою теорию, что мы пытаемся избежать боли. Что, если есть те, которые ищут ее, преднамеренно думая о том, что нас ранит? Кем это нас делает?

— Людьми.

Губы Гаары коснулись ее щеки, быстро и неловко, как будто он был неуверен в том, что делать дальше.

— Чего ты боишься? — прошептал он.

— Я боюсь, что ты прав.

— Ты отдаешь мне эту воду?

— Да.

Увлажненные ее слезами, его губы прижались к уголку ее левого глаза. Потом языком он осушил правое веко и щеку и вновь вернулся к левому глазу. Он отстранился только для того, чтобы заставить себя говорить. Его голос был резким.

— Твоя боль... сладкая. Твоя кровь тоже должна быть сладкой, но боль твоя удивительная, вкусная. Что же может сделать ее еще слаще?

Развращенный, жестокий, невыносимый!

Подчиняясь отчаянному любопытству, Рена задалась вопросом, каков он сам на вкус. А потом заколебалась и сама себя одернула — это уже совершенно недопустимая мысль. Рена откинула голову назад, чтобы получить возможность увидеть лицо Гаары и понять, что им движет.

Демон.

Налитые кровью глаза, безумие плещется в них и вот-вот хлынет через край. Они широко распахнуты и едва прикрыты ресницами. Рот, приоткрывшийся в отвратительном восторге, обнажившиеся блестящие зубы. Невыносимое отвращение накатило на Рену — слишком Гаара был похож на другого такого, кто так же вдавливал ее в постель. Горло сперло от запаха лаванды, подкатила тошнота. Она четко чувствовала, что сейчас перестала быть человеком.

Игрушка.

Забава.

Не личность.

Она рассердилась и попыталась его оттолкнуть. Она ненавидела ощущение собственной ничтожности.

— Уйди.

Песок потянулся из тыквы к ее лодыжкам и стал обвивать, поднимаясь выше.

— Уйди.

Колени прижались друг другу и слегка хрустнули под напором песка.

— Уйди, — слишком спокойно сказала Рена. — Ты нарушаешь правила игры и портишь всю беседу. Контролируй себя.

Гаара застыл, глаза расширились еще больше. Он не пытался удержать ее, когда она освобождалась от его рук и песка.

— Ты... — окончание фразы так и повисло в воздухе. Его руки бессильно упали, и он поднялся с постели.

После того, как за ним закрылась дверь и стихли шаги в коридоре, Рена вжалась лицом в подушку и горько расплакалась. Навзрыд, от чистого сердца. Что она оплакивала, Рена и сама толком не поняла. Возможно, то, что заставила его отступить и уйти. Впервые кто-то видел ее так отчетливо.

Глава 15. Вопросы, ответы и драки

Глава, в которой Рена наконец то получает возможность спустить пар и как следует подраться вволю и, как говорится, без греха

Рена лежала на одеяле и бесцельно блуждала взглядом по потолку. В комнату медленно вползали вечерние сумерки, и стены ее начали раздвигаться. Слезы уже давно высохли, нос больше не напоминал распухшую красную картофелину, а глаза перестали исторгать из себя потоки предательских слез. На смену боли, тоске и непонятному ей чувству потери пришло апатичное отупение. В голове царила звенящая пустота, заполняемая лишь неосознанно отмеченными и проанализированными звуками: крохотная мышка робко скреблась где-то между стенами, жук-могильщик потрескивал своими жесткими надкрыльями в подвале, где-то хлопнула дверь, и откуда-то доносился приглушенный шепот многочисленных голосов, где-то в темноте жарко дышали двое, а стайка летучих мышей переговаривалась между собой пронзительными посвистами, сыпался песок из чей-то ладони на пол, а потом с тихим шелестом возвращался в ладонь.

В дверь негромко постучали, но Рена даже не пошевелилась и отвечать не стала. Стук повторился, потом, не дождавшись ответа, дверь тихонько скрипнула, и кто-то зашел в комнату.

— Рена...

— Уйди.

— Но пора собираться...

— Нейджи, уйди. Пожалуйста.

— Рена, ты не понимаешь, все уже собрались, и сейчас начнется построение всех добравшихся сюда групп. Ты собираешься провалить экзамен?

— Да, ты прав... Прости.

Нехотя она села, потом свесила ноги на пол и, ссутулившись, склонила голову почти до колен. Коса как безжизненный кусок веревки свесилась на пол.

— Что с тобой случилось? Неужели ты так расстроилась из-за этого дневного недоразумения? — спросил Нейджи и подошел поближе. — Не бери в голову, такое случается.

— Если ты думаешь, что понимаешь, что происходит, то ты заблуждаешься. Не вмешивайся в происходящее и потерпи еще немного. В конце экзамена я оставлю тебя и твою группу в покое.

— Зато я тебя в покое не оставлю, — прозвучал неожиданно твердый ответ.

Рена подняла на него удивленные глаза. Его реплика была столь неожиданной, что ее апатию как ветром сдуло.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты мне кое-что должна.

— Я тебе ничего не должна, — ее взгляд вновь уперся в пол.

— Ты обещала снять печать.

— Я сказала, что это возможно. И даже продемонстрировала свои возможности.

— Ты дала мне советы, как подготовиться к снятию печати.

— Но я не обещала ее снять и уж тем более не должна это делать, — спокойно и без какого-либо возражения ответила Рена.

— Ты не имеешь права так со мной поступать, — тихо и с болью сказал Нейджи, садясь рядом и рукой разгибая Рену, чтобы она смотрела ему в глаза.

— Не я решила твою судьбу. Не я воспитала в тебе фаталиста.

— Но ты вселила в меня надежду. Никто не имеет права так поступить и не оправдывать надежд.

— Но люди испокон веков так поступают.

— Ты не такая.

Она подняла на него грустные глаза и сказала:

— Ну что же, отчасти ты прав... Но чтоб ты не чувствовал себя обязанным, я потребую за эту услугу от тебя кое-что ценное.

— Что? Я готов на многое ради этого.

— Твои глаза. Они такие красивые... Даже серебро не сравнится с ними в чистоте и совершенстве, серебро ничтожно — оно блеклое, тусклое и грязное рядом с твоими глазами. Твои глаза излучают такой холод, какой не может дать миру даже зимнее небо, которое властвует над Страной Снега. Они прекрасны. Когда я увидела твои глаза, я захотела их. Отдай мне один свой глаз, и я сниму проклятую печать, и больше никто не сможет поставить ее обратно. Позволь мне запустить пальцы тебе в глазницу и вырвать его. А теперь подумай, настолько ли тебе хочется снять печать.

— Сука! — зло сказал Нейджи, вылетая в коридор и громко хлопая дверью. А уже из коридора крикнул: — Сбор через пять минут.

— Хорошо, Нейджи, я скоро буду, — тихо ответила Рена, не сомневаясь, что он ее слышал.

Рена как в тумане брела в центральный зал — по какой-то причине она потеряла смысл происходящего и не понимала, зачем ей продолжать что-либо делать, но двигалась за всеми механически, почти не осознавая этого. Накатило ощущение полной бессмысленности происходящего и понимание, что ранги эти — сущая иллюзия, морковка, за которой все охотятся так рьяно, что забывают посмотреть на нее внимательнее и понять, что она давно прогнила насквозь.

"Черт с вами, доведу дело до конца, а иначе просто жаль бросать все на полдороге", — вяло подумала Рена и переступила порог зала.

Там уже собрались те немногие, кто смог добраться до конца первого этапа. Рену удивило, что, оказывается, для многих это было сложно. Отсеялось больше трех четвертей участников, хотя, по мнению Рены, все еще осталось довольно много людей. Их построили колонами по одному человеку, и она пристроилась за Тен-Тен самой последней. Когда все собрались, Хокаге обратился к ним с речью и что-то объяснил. Рена уловила только "парные поединки по жребию" и "до смерти или сдачи". Ее мозг был плотно завернут в толстый слой марли и ваты, а мысли упаковали чемоданы и отправились в другие страны.

Речь Хокаге-самы она прослушала и вяло отметила, что кто-то ушел. Она стояла ровно, почти не дыша, не глядя по сторонам и внимательно рассматривая удивительно интересный затылок Тен-Тен. Когда Рена была уверенна, что даже через тысячу лет сможет точно рассказать о каждом волоске на голове своей напарницы, ее кто-то осторожно потянул за рукав и потащил на балкон.

Организаторы поступили по-житейски несправедливо — те, кто приполз в Башню только пару часов назад, не имели возможности даже отдохнуть и подлечить свои синяки и ссадины. Значит, те, кто пришел раньше всех, имели большое преимущество над опоздавшими.

Поединки начались, но смотреть Рене не всегда было интересно. Пока на арену не вышли Гаара и Ли. И это было что-то особенное, настолько потрясающее, что мир для нее дрогнул и перевернулся. Такой красоты, грации и боли она не видела еще ни разу. Истинная отвага, настоящий долг перед собой и перед другими. Ее мнение о Ли поменялась настолько кардинально, что она сама себе удивилась. Рена поймала себя на том, что не может оторваться от них обоих, что смотрит и даже не моргает, сжимая перила ограждения все крепче и крепче и не обращая внимания на то, что они начинают гнуться под ее пальцами. Она до конца не представляла, что Гаара обладает таким могуществом, не хотела открыть глаза и понять его силу и ту опасность, которую он нес. Это была почти любовь, та самая, о которой они говорили чуть раньше. После такого зрелища Сестры извивались в ее теле и шипели от вожделения.

"Да, да, я тоже его хочу. И его тоже хочу. Хочу их обоих", — мысленно согласилась с ними Рена, досматривая бой и его печальный финал.

Из задумчивости ее вывело чувство чужого присутствия.

— Рена... — тихий шепот над ухом отвлек ее от невеселых мыслей.

— Что? — без малейшего интереса к собеседнику ответила она.

— Извини меня за "суку", ты меня вывела. Для меня остается загадкой, как тебе это удается — ты единственная, кто доводит меня до исступления одним своим присутствием. Наверно, ты и сама понимаешь, что потребовала невозможного, — опустив глаза, покаялся Нейджи.

— Забудь.

— Ты не обиделась?

— Нет. Поверь, "сука" в мой адрес — это еще нежно, — Рена усмехнулась, мысленно перебирая в памяти все эпитеты, которые были ей в свое время пожалованы.

— Ты серьезно хочешь забрать мой глаз за то, чтобы снять печать?

— Да.

— Но зачем он тебе? Продать секрет бьякугана другой деревне? Изучить его самостоятельно? Это же безумие! Пока печать на моем лбу, ты не сможешь его извлечь — он сразу разрушится.

— Мне он не нужен, — Рена смотрела на него с насмешкой и детской радостью. — Все просто — если я сниму печать безвозмездно, ты навсегда будешь чувствовать себя обязанным мне. Или будешь ненавидеть меня за то, что я это сделала, если у тебя начнутся проблемы со Старшей и Младшей семьями. А они у тебя начнутся, ты и сам все прекрасно понимаешь. Поэтому я вынуждена была назвать достаточно серьезную цену за свою услугу, и теперь ты сам сможешь принять решение — стоит ли овчинка выделки. Если бы я попросила за него деньги, то оскорбила бы себя. Если бы услугу — то признала бы себя несостоятельной. Поэтому глаз — нечто такое, что для тебя имеет огромную ценность, а для меня совершенно бесполезно. К тому же в этом есть какая-то ирония — за секретом бьякугана охотятся тысячи людей, вся мощь Конохи и твоей семьи направлена на то, чтобы сохранить его, а я могу его посолить и проглотить, запив вином.

Нейджи был настолько взволнован разговором, что был невнимателен и просмотрел все признаки лжи на ее лице. После небольшой паузы он сказал:

— Я услышал тебя, пусть я совершенно не согласен, но я тебя услышал.

— Это хорошо. К тому же хочу напомнить, что мое предложение не имеет срока — когда решишься, тогда и приходи.

Они еще долго стояли на балконе, наблюдая за поединками на арене. В какой-то момент Нейджи нахмурился и отвернулся от группы шиноби на противоположном конце балкона.

— Что случилось? — заинтересовалась Рена, бросая быстрый взгляд на ту команду, на которую Нейджи так отреагировал, и не видя ничего особенного.

— Так, ерунда, — он отвел взгляд.

— Нейджи, любовь моя, ты отвратительный лжец, — Рена улыбнулась.

— Посмотри на мою сестру. — Нейджи вздохнул, но поворачиваться к той группе шиноби все еще отказывался.

— Которая? — спросила любопытствующая Рена, чуть стряхнув апатию и пробегая глазами по залу.

— Невысокая брюнетка с короткой стрижкой. И с бьякуганом, разумеется, — голос Нейджи был очень недовольным. Он сложил руки на груди и надулся еще сильнее.

Рена тотчас же обратила внимание на эту куноичи. Действительно невысокая, чуть-чуть сутулая, она производила впечатление слабой, безвольной и запуганной. Даже не запуганной, а забитой.

— И что дальше?

— Опиши ее.

— Забитая и несчастная.

— Ее зовут Хината Хьюга. Она — позор обоих Семей. Хоть она и принадлежит к Главной ветви, но она слабее всех. Она — полное ничтожество и неудачница. Она ничего не может. Но зато по праву рождения она имеет право приказывать мне, а я обязан защищать это ничтожество даже ценой своей жизни. И это при том, что я один из лучших представителей своего клана.

— Нейджи, ты ублюдок, — холодно сказал Рена, с трудом сдерживая желание дать ему пощечину.

Он опешил от такого поворота разговора.

— Что?

— Ты — ублюдок, — еще раз повторила Рена, со вкусом акцентируя интонацией ругательство. — Из-за того, что она от рождения была слабее телом всех остальных, кто-то поставил на ней клеймо. А потом изо дня в день издевался над нею, морально доводил, ни во что не ставил. Думаешь, ей лучше, чем тебе? Думаешь, ей нравится всеми командовать? Да я уверена, что она и не командует даже самой последней поломойкой! А еще я думаю, что Хината скорее умрет, чем позовет тебя на помощь.

— Она слабая! Я вообще не понимаю, зачем она пошла в Академию и решила стать шиноби!

— Она, в отличие от некоторых придурковатых фаталистов, хочет победить свою судьбу и снять со своего лба еще более страшную печать — клеймо не оправдавшей доверия. Неужели ты, такой глазастый, этого не видишь? — презрительно бросила Рена. — Подумай об этом, а пока пришло время моего поединка.

И действительно, на табло загорелось ее имя.

Вниз она шла, гордо подняв голову и выпрямив спину, шаг держала неторопливый, вид — скучающий. По пути ее следования все расступались, ведь каждый новый бой был любопытным, особенно когда сталкивались неизвестные всем противники. По костям резанул глубокий, приносящий боль и страх резонанс. Рена завертела головой и тут же наткнулась взглядом на яркое оранжевое пятно, скачущее на месте и шумное, поймала взгляд Наруто, улыбнулась и подмигнула.

— Эй, Наруто, пожелай мне удачи!

Мальчишка улыбнулся и замахал ей руками:

— Покажи ему, на что способна! Не сдавайся! Я буду за тебя болеть!

Стоящая рядом с ним Сакура незамедлительно отвесила ему затрещину и стала что-то возмущенно выговаривать.

— Спасибо, мой хороший! Я уверена, что именно твое пожелание принесет мне удачу!

Выйдя на середину зала, она откинула тяжелую косу за спину и внимательно посмотрела на своего противника. Когда была проведена жеребьевка, она даже не удосужилась поинтересоваться личностью своего противника, и теперь эта беспечность могла выйти ей боком. Ее соперником оказался молодой парень с нагловатым лицом и развращенными глазами. Крупный, жилистый, гораздо старше самой Рены, в мешковатой одежде. На его запястьях чернели вытатуированные печати, чье назначение было совершенно не понятно. Демонстративно оглядев тело Рены с головы до ног, а потом с ног до головы, он послал ей воздушный поцелуй, омерзительно причмокнув влажными пухлыми губами.

— Ах, какая очаровашка! Зачем тебе сражаться? Бросай свой меч и ступай на кухню!

Рена в ответ улыбнулась и показала ему оттопыренный средний палец. По балкону прокатился смешок, и лицо противника исказилось от плохо скрываемой ярости.

— Дешевая сучка, — прошипел он. — Я тебе сейчас покажу место, чтоб знала, дрянь, как хамить мужчине! Пощады не жди, гадина!

— Радость ты моя ебанутая, кто же тебя так по голове приложил? Или ты с раннего детства богами обиженный?

— Рот закрой, шлюха! — он крепко сжал кулаки, хрустнув костяшками. — Тебя нужно обучить повиновению и скромности! Я вобью в тебя почтительность!

— Ну так иди сюда и попробуй сделать со мной то, что так опрометчиво обещаешь, — Рена смеялась, глядя на него. — Только что-то мне подсказывает, что у тебя обломится и больше никогда не встанет. А ручки тебе я переломаю.

— Начали! — произнес экзаменатор, начиная бой и тем самым прерывая ненужную словесную перепалку.

Ее противник быстро сложил серию печатей и выкрикнул:

— Техника зеркального подобия!

В тот же миг он начал раздваиваться, расстраиваться и всячески множиться, пока его дублей не стало с два десятка. Самое интересное заключалось в том, что вооружены эти клоны были по разному и явно не были просто иллюзией, а вполне реальными противниками.

— Фи! Всего лишь попытка задавить числом! Тебе никто не объяснял, что дешевый мордобой стенка на стенку далеко не всегда бывает актуален? — презрительно сморщила носик Рена. — Похоже, что мы с тобой на пару не сможем развеять скуку ни одному из присутствующих. Может, пока не поздно, придумаешь что-то более оригинальное?

Все копии ее соперника рассмеялись, и стало очевидно, что, хоть они и очень похожи между собой, но не идентичны — тембр голоса, сам смех, мелкая моторика у каждого была уникальна. Рена задумалась, чем это может ей грозить в дальнейшем. Если он и вправду собирался задавить ее массой, то особой угрозы она пока не ощущала. А вот если за этим всем скрывалась хитрость, то все могло закончиться более печально. Рена поймала себя на мысли, что по сравнению с Гаарой ее нынешний противник — мелкая сошка и не стоит переживаний по своему поводу.

Достав оружие, она подошла ближе и позволила себя окружить. Все они бросились на нее разом. Она вздохнула. Глупо. Всем давно известно, что бой с пятью — великий труд, с десятью — истинный праздник души. Когда приходится драться против большого количества противников, то можно вообще почти что расслабиться — они не синхронизированы и всегда будут мешать друг другу. А видеть слабые места и бить прицельно именно по ним всех шиноби учат с раннего детства. Так что главное — внимательно смотреть по сторонам и в полной мере пользоваться открывающимися возможностями.

Она отпрыгнула в сторону, так как один из противников попытался воспользоваться техникой, которая покрывала большие пространства густым черным дымом, полностью лишая обзора. Многие шиноби, к тому же, часто использовали отравленный дым. Отпрыгнув из возможной зоны поражения, Рена налетела на обладателя дубинки, ударила его кунаем в живот и, провернув оружие, рванула внутренности из раны наружу. На балконе кто-то восхищенно вскрикнул, но смотреть было некогда, хотя голос был очень знакомым.

"Да уж, дети-инвалиды, цирк как раз вам под стать — кровь, кишки, разворотило. Когда же вы уже все нажретесь или сдохните?" — горько подумала Рена.

В следующий момент она едва успела уклониться от комбинированной атаки сразу нескольких противников, снова отпрыгнула в сторону, отправив в полет целую серию метательных ножей и упокоив клона, который портил воздух. Самое интересное для Рены заключалось в том, что трупы были настоящими и кровь была настоящей.

"Минус два, осталось восемнадцать. Становится интереснее — ведь я смогу уйти отсюда с руками по локоть в крови. Или не уйти", — мысленно сосчитала она и поудобнее перехватила кунай, который стал опасно скользким.

Соперник осознал, что так просто с девчонкой не справиться, и сменил тактику. Теперь его клоны медленно кружили вокруг и внимательнее следили за каждым ее жестом. Одни клоны шли вправо, другие — влево, не давая ей возможности уследить сразу за всеми разом. Рена, не долго думая, активировала тсукиган, обведя зрачок одним алым кольцом. Перед ее внутренним взором вспыхнула россыпь костров и мелких искр — энергия смерти. В каждом теле ежесекундно умирают тысячи клеток, и им тоже по-своему больно. Их-то она и наблюдала, а заодно и отметила, что именно противник использовал.

Его техника была слишком неуправляемой, опасной и неэффективной. Он разделял свое тело в буквальном смысле на двадцать частей, остальные фрагменты замещая собственной чакрой. Потерять два-три клона было еще незаметно, но половину — опасно, а всех — и он может навсегда утратить способности шиноби. Слишком много клеток его тела получат непоправимый урон или погибнут. Рена смотрела, как клетки тела ее соперника плавали в потоках его чакры, как планктон, и гибли во всполохах агонии.

— Ну что же ты стоишь? — издевательски мурлыкнула Рена, заметно расслабляясь. — Ты же мне обещал интимное свидание, а теперь даже не подходишь. Нехорошо как-то.

— Самоуверенная тварь!

— О, меня жутко возбуждает, когда партнер не стесняется выражать свой восторг от происходящего! Ну иди же ко мне! Нет? Не хочешь? Тогда я к тебе, — она хищно оскалилась и ринулась на ближайшего противника.

Бой продолжался.

"Минус один. Осталось семнадцать", — считала дальше Рена, пытаясь вытащить кунай, застрявший в носовой кости мертвеца.

Пока она с ним возилась, на ее вскинутую в защитном блоке левую руку опустилась тяжелая палица. Кости хрустнули, но вроде уцелели. Рена взвизгнула, упала на колени и перекатилась по полу, спасаясь от следующего удара, оставив кунай в черепе мертвеца.

Боль пеленой заволокла ее разум. Она заулыбалась, теряя контроль и личность. Пятясь от надвигающихся противников, Рена грубо и сильно сжимала поврежденную руку в поисках трещин и переломов. Каждое движение вызывало ослепляющую вспышку от кончиков ногтей и до самого мозга. Кости были целыми. А разум распадался от каждой такой вспышки на все большее количество осколков.

— Как хорошо... — прошептала она, облизываясь. — Это восхитительное ощущение, тебе стоит испытать его самому.

Она вытащила катану. Глубоко вдохнула и насильно отключила остатки самосознания. Остались только крохотные кадры-картинки, как в испорченном фильме.

Вспышка.

Крик и тело, разрубленное от плеча до паха, падает на пол. На ее губы брызжет вязкая кровь. Облизывается.

"Шестнадцать".

Вспышка.

В ее бедро вогнали нож и провернули. Вой, рык и удар ногой в пах противника.

Вспышка.

Ее зубы сомкнулись на горле, и с утробным рыком она сжимает их все сильнее, припадая к полу.

"Пятнадцать".

Вспышка.

— Кошмар! Ужас! Это безумие, остановите эту жестокость! — крики с балкона.

Вспышка.

Она чертит стальной полосой совершенства в своей руке затейливый "Павлиний Хвост", переходящий в "Иглы Дикобраза", и трое противников оседают на пол изрубленной кучей мяса. Она знала, что зрители сейчас видят лишь жестокую хаотичную мясорубку, пир обезумевшей от крови акулы.

"Двенадцать".

Вспышка.

Меч отлетает в сторону, выбитый сильным ударом боевого молота. Пальцы раздроблены. Болтающийся на лоскуте мизинец и безымянный пальцы она сорвала и забросила к себе в рот, быстро прожевала и проглотила.

Вспышка.

Меч снова в ее руке, но левая повисла плетью, перебитая еще одним ударом выше локтя. У ее ног лежит тело с петлями кишок, растянутыми на две плиты.

"Одиннадцать".

Вспышка.

Острие клинка прочерчивает алую нитку на горле.

"Десять".

Вспышка.

Опять боль. Удар в грудь и хруст ребер. Пена на губах и ее безумный хохот, рикошетом отражающийся от стен и уходящий в потолок вопль:

— Еще!!!

Вспышка.

Она торопливо и жадно выгрызает куски плоти из одного из валяющихся трупов, торопясь сожрать как можно больше, пока на ее спину сыплются немилосердные удары. Зато потерянные пальцы отрастают как новые, хотя пока еще и не гнутся.

Вспышка.

Она демонстративно целует отсеченную голову прямо в губы, которую держит за волосы перед собой.

"Девять".

Вспышка.

Хруст ломающейся шеи.

"Восемь".

Вспышка.

Боль и кровь разорванного рта — удар ножа прошел мимо, но на излете гарда больно зацепила губу. Ранее рассеченная бровь заливает глаза кровью. Она торопливо смаргивает с ресниц комки быстро свернувшейся крови.

Вспышка.

Опять меч, но в этот раз "Солнцеворот", и четверо легли веночком вокруг нее. Отросшие пальцы вновь вернули свою гибкость, но взамен она расплатилась тремя сломанными ребрами. Она сквозь дурман боевого психоза ощущала, как в легкое колко проникли осколки. На губах пузырилась розовая пена.

"Четыре".

Осознание.

Тела, повсюду кровь и мясо, удушливый запах скотобойни и перегретых на солнцепеке нечистот. Боль, дрожь и усталость.

"Осталось четверо, и один из них — фокус, который удерживает технику. Что-то подзатянулось в этот раз мое творческое бешенство", — подумала она, делая вид, что все еще безумна.

Противник был напуган, он дрожал, но не сдавался, веря, что с такими ранами она скоро упадет.

Он был не так далек от истины.

Рена вихрем промчалась через трех оставшихся клонов и убила их, вкладывая в последний рывок все то немногое, что у нее осталось. Последний противник был вооружен чем-то наподобие небольшого топорика, но довольно увесистого; парировать будет сложно, если учесть полностью бесполезную левую руку, которая все никак не желала срастаться, видимо, она успела выгрызть не так много мяса, как ей показалось вначале. Спасибо, что хоть на пальцы регенерации хватило. Проще поднырнуть снизу и перехватить за запястье, да и сломать его к хренам, чего уж там, обещала ведь руки ему переломать. А пока противник вскрикивает и теряет контроль, быстро его добить, вогнав нож под лопатку с разворотом клинка на три четверти против солнца, а потом быстрый удар в сердце с боку. И все. Трупы сползлись в кучу и слились в одно тело. Сказать, что оно было искалеченным — ничего не сказать.

— Он мертв. Победитель — Ибогами Рена, — экзаменатор невозмутимо указал рукой на изрядно измятую, окровавленную, едва стоявшую на ногах победительницу. Команда медиков не спеша погрузила труп на носилки и унесла куда-то. На балконах шло оживленное обсуждение боя. Всем так или иначе понравилось.

Рене было неинтересно. Еще на арене она вытащила из пачки сигарету и подкурила, баюкая поврежденную руку и капая кровью.

— Эй, Рена, ты куда?! — голос Нейджи с балкона.

— К любовнику! — ответила она и, не поворачиваясь, помахала всем рукой с зажатой в пальцах сигаретой. — Всем спасибо, все свободны!

Выйдя на улицу, она увидела, что совсем стемнело. В высокой траве заливисто пели цикады, где-то в лесу кричали ночные птицы, воздух был напоен тонким ароматом цветущих ночных цветов.

— Хорошая ночь, — вздохнула Рена и выпустила дым в ночное небо.

— Да, ночь хороша, — сказал Гаара, выходя вслед за нею. — Дай сигарету.

— Ты что, курить собрался? — удивилась она, вытаскивая пачку и делая вид, что между ними ничего не было. Она чувствовала, как похрустывают срастающиеся кости, а кровь застывает сгустками и отпадает со свежих розоватых шрамов. Ей не была нанесена ни одна угрожающая жизни рана, поэтому регенерация шла быстро, четко и без особого ее сознательного вмешательства. Спасибо, Сестры, привет вам и поклон! Хотя временами от этого было больше проблем, чем пользы. Однажды ей раздробило ногу гранитной плитой, когда она неосмотрительно полезла исследовать заброшенную штольню и попала в обвал. Удивительно, как она смогла сдвинуть плиту и вытащить изуродованную конечность из-под завала, но от боли потеряла сознание. Потом, когда очнулась, выяснилось, что нога срослась под интересным углом и толку от нее было немного. Пришлось, шипя и ругаясь, заново дробить кость по свежим костным мозолям и сопоставлять правильно. Рене больше не хотелось допускать такого сомнительного удовольствия в свою богатую на события жизнь.

— Мне интересно, что ты в этом нашла. Если мне не понравится, то заставлю тебя бросить. Кстати, тебе, может, стоит перевязать свои царапины?

— Не дождешься, — буркнула Рена, отвечая сразу на оба замечания Гаары.

— Как знаешь.

Гаара закашлялся, вытер слезы, но упорно продолжил попытки курить.

— Лучше не начинай. А то будешь как я, — предупредила его Рена, с любопытством наблюдая за его неумелыми попытками справиться с сигаретой.

— В отличие от тебя, у меня есть воля.

— Зато, в отличие от тебя, у меня есть естественное стремление к развитию.

— Почему ты так решила?

— Потому что ты чувствуешь себя настолько сильным, настолько совершенным, что из-за отсутствия достойных соперников перестал развиваться. Ты жалок.

— Ты ошибаешься.

— Возможно, — Рена пожала плечами. — Уйди. Я хочу подышать свежим воздухом без твоего назойливого присутствия. Зрелище и сигарету ты получил, а я заслужила отдых.

— Почему ты пытаешься меня прогнать? Ты боишься меня? — зло прищурился Гаара.

— Нет. Просто я хочу прочувствовать эту ночь — она прекрасна. А ты пустопорожними разговорами не даешь мне по-настоящему сожрать ее своим вниманием и дешевым восхищением.

— Отвлекаю?

— Да.

— А если я буду молчать?

— Тогда будь рядом. Пойдем на крышу?

— Пойдем.

— Эй! Что делаешь? — она негромко всхлипнула — больше от ощущения его сильных рук на своих изрядно измятых боках, чем от испуга.

— Беру тебя на руки. Ты же у нас малость покалеченная.

С этими словами он перехватил ее удобнее, вызвав еще один болезненный вздох, и одним плавным, красивым прыжком влетел на самый конек крыши.

Глава 16. Подарок?

Глава, в которой Рена натыкается на случайного знакомого, который ее крайне приятно удивляет

— Какое низкое небо... — тихо сказала Рена и откинулась на прогретую солнцем черепицу.

— Дождей давно не было. Измажешься, — сказал Гаара и демонстративно сел на самый край, чтоб не запачкать одежду.

— Подумаешь! Все равно одежда испорченна и в крови. Постираю или выброшу. Зато вот так, лежа, намного приятней смотреть на небо. Тебе нравятся звезды?

— Нет.

— А луна?

— Да. Полная луна всегда зовет меня, она будет во мне жажду.

— Тебе не хватает смертей? — Рена дышала глубоко и размеренно, восстанавливаясь после мордобоя. Тело болело и ныло, требуя пощады.

— Смертей не бывает мало.

— Любопытный подход.

— К тебе опять приходил белоглазый, — Гаара смотрел на луну и совершенно не обращал внимания на свою собеседницу.

— И что?

— Я запретил, — голос его был спокоен, равнодушен и наполнен скукой. Возможно, он с большим энтузиазмом обсуждал цены на редьку с жуками-навозниками, чем общался с людьми.

— Мне безразличны твои запреты.

— Я убью его.

— Убивай. Только чуть позже, — улыбнулась Рена и скосила глаза с небес на чудовище подле себя.

— И что же может заставить меня медлить, когда я так хочу протащить его через все ваше поселение по земле, волоча за кишки?

— Мне кое-что нужно от него, что-то очень важное, интимное, ценное и бессмысленное. Когда получу — можешь делать с ним что угодно. Я хочу поиграть.

Гаара улыбнулся кривовато и совсем не весело.

— Ты всегда такая корыстная сука?

— Что-то сегодня все слишком часто меня так называют, — рассердилась Рена и села. — Ты вообще знаешь точное определение этого слова?

— Знаю, — ехидно улыбнулся Гаара. — Сука — это особь женского пола, которая пользуется повышенным вниманием особей противоположного пола с сексуальным контекстом.

Рена покачала головой.

— Следуя твоей логике — ты тоже как особь мужского пола реагируешь на меня, суку, с сексуальным контекстом?

— А на что еще ты годна? — резко ответил Гаара. — Твой противник, да будет загробный мир ему пыткой, все правильно сказал, когда приветствовал тебя. Баба — всего лишь баба, как бы хорошо она ни владела ножом.

— Гаара, ты сейчас говоришь что-то невероятно мне интересное, поэтому ты не мог бы развить свою мысль? — Рена так крепко сжала зубы, что скулы заболели, хотя голос ее был мягким, а речь — плавной.

— Отчего нет? — он усмехнулся и с вызовом на нее посмотрел. — Женщины — не люди. Вы весьма отстаете от мужчин в силе ума и совершенно не способны принять ни одного решения, кроме того, какого цвета трусы подойдут к вашим юбкам. В тех редких случаях, когда вы пытаетесь что-то доказать и включаете подобие разума, все ваши слабые потуги просто уничтожаются вашими хроническими месячными.

— О как, так ты, оказывается, женоненавистник, — Рена испытывала смешанное чувство злости и стыда.

— Вовсе нет, мне в равной степени безразличны и женщины, и мужчины.

— Так откуда такие идеи? — Рена дышала часто и глубоко, пытаясь гипервентиляцией справиться с острым желанием вырвать Гааре гениталии и сожрать у него на глазах.

Он смотрел на нее с плохо скрытым весельем и пониманием.

— Я просто наблюдателен. Когда с тобой лично не общаются, ты имеешь уникальную возможность понаблюдать за всеми людьми со стороны. И мнение у меня формируется лишь на основании того, что я наблюдал лет десять. И знаешь, мои наблюдения были явно не в пользу обладательниц вагин.

— Что еще добавишь, сучка ты крашенная? — Рена понизила голос как только могла, переходя на гортанное рычание.

— Красные волосы нередкость среди жителей Вечных Песков, — он напрочь игнорировал ее словесные нападки. — Женщины по своей сути лишь подчиненные, напрочь не способные отвечать за себя. Я так часто слышал "Ах, я же девочка!", что в ваших умах является полным оправданием всех ваших поступков. Поэтому каждая баба должна постоянно быть под контролем мужчины, ибо себе она не хозяйка. Весьма часто вы пытаетесь что-то задвинуть о своих правах и возможностях, но давай смотреть правде в глаза — женщинам надо всего лишь заткнуться и пойти купить мозги.

Кровь ударила Рене в голову, и, вскочив на ноги, она еще до конца не восстановившейся после полученных травм кистью со всего размаха нанесла тяжелый удар в лицо Гаары. Песок прореагировал мгновенно — запоздай он еще хоть на долю секунды, и лицо Гаары превратилось бы в кровавое месиво... Рена успела на мгновение представить себе эту красную вкусную картину. Тонкие косточки ее пальцев жалобно хрустнули и сломались. Песчаный столб, выросший перед Гаарой, треснул и немного осыпался. Джинчуурики изменился в лице, явно сдерживая гнев и насмешку одновременно. Он остался стоять рядом, лишь склонил голову к плечу, внимательно рассматривая Рену.

— Ты сильнее, чем я думал, — с одобрением сказал он, убирая песок обратно в тыкву. — И гораздо более вспыльчивая, чем ожидалось.

— Выбирай слова, когда разговариваешь со мной. Иначе... — Рена задыхалась от гнева, чувствуя, как ее задетое самолюбие взывает к кровавой мести.

— Иначе что? — с угрозой спросил он.

— Иначе я нападу на тебя, и мы будем сражаться до смерти одного из нас.

— Это будешь ты.

— Возможно. Но после этого ты потеряешь единственного слушателя.

Гаара фыркнул:

— Ты слишком переоцениваешь свою значимость — не ошибись с выбором слов, девочка, — и исчез в вихре песка.

— Интересно, что он имел в виду, удаляясь таким образом? — задумчиво спросила Рена у звезд. Звезды благоразумно молчали.

Рена вновь со сдавленным стоном откинулась на теплую черепицу, давая избитому телу отдых. Она изо всех сил пыталась расслабиться и успокоиться, зная, что спокойствие духа ускоряет заживление тела.

Посидеть в тишине ей не дали. Откуда-то снизу раздался вопль:

— Эй! Спускайся!

С удивлением посмотрев вниз, она увидела прыгающую во дворе оранжевую козявку.

— Наруто? — удивленно спросила она.

— Ага. Иди сюда! — он от нетерпения аж приплясывал на месте.

— Зачем? — еще более удивленно спросила Рена. Она была непривычна к тому, что кто-либо так активно предлагал ей общение.

— Знакомиться ближе будем! — громко закричал Наруто, очень активно жестикулируя и вообще всячески демонстрируя свой интерес к ее персоне.

Рена посмотрела на него еще раз с прищуром — встрепанный, помятый, на физиономии цветет несколько новых синяков — второй этап экзамена не прошел для него бесследно. Но он все равно светился каким-то неубиваемым оптимизмом, что начинало Рену раздражать — ну невозможно жить в этом жестоком мире и не скурвиться, а он был как плевок ей в глаз — яркий, живой и наивный.

И вновь это чувство нелживой двойственности заструилось по коже Рены, погребальный, низкий и тягучий гул колокола болью скрутил кишки. Она внимательнее всмотрелась в него, пытаясь понять, кто же в нем заставляет ее подскакивать как на иголках. Светлые волосы, огромные честные глаза, полоски, похожие на кошачьи усы, оранжевая куртка и штаны, от которых рябило в глазах, тысяча и одно лишнее суетливое движение. Вот оно! Рена слегка подалась вперед и, продолжая улыбаться как ни в чем ни бывало, вперила тяжелый взгляд в его ауру. Внешний слой — ярко-голубой, как почти у всех, был ярким, сочным и плотным. Вроде ничего необычного. Но! Сквозь него едва-едва просвечивало нечто, что заставило Рену вздрогнуть. Огненно-красный, полыхающий, буйный и бесконечно великий полоумный свет. Кьюби.

"Ого! Не ожидала, что этот милый и воистину чистый душой человечек носит в себе Его, Девятихвостого Лиса!" — в изумлении думала она, со все большим уважением рассматривая дружелюбную и жизнерадостную мордашку.

— Наруто!!! Кретин!!! Она же враг!!! Ты только вспомни, что она только что творила на арене!!! Прекрати общаться со всякими сомнительными личностями!!! Тебе что, мало того, что мы огребли?! Саске-кун ранен, а ты радуешься и скачешь как припадочный!!! Ненавижу тебя! — подлетевшая к нему розоволосая девушка со всей силы ударила Наруто кулаком по голове и отправила на землю стонать, хвататься за голову и поскуливать: "За щито?!". Потом перевела взгляд выше, и Рена увидела в ее зеленых глазах одновременно и непроходимую дурость и вполне серьезный интеллект. А еще какую-то звериную тоску, кучу сомнений и милых комплексов. И у нее были срезаны волосы. Если раньше они густой волной покрывали ее спину, то теперь торчали пучками, явно обкромсанные впопыхах вкривь и вкось.

— Сакура-чан, неужели я тебе настолько не нравлюсь? — поинтересовалась Рена. — Мы же из одного селения и должны объединиться против всех пришлых шиноби.

— Ты подняла руку на Саске-куна, ты оскорбила его!! — зло ответила она. — Разумеется, я тебя ненавижу!

— Как мило! — восхитилась Рена. — Ты настолько ослеплена своей любовью-агапэ, что позволяешь какому-то надменному ублюдку менять всю твою жизнь?

— Не называй его так! — разъярилась Сакура, с тоской глядя на высокую крышу и понимая, что у нее не хватит мастерства быстро туда забраться, чтобы от души помесить кулаками наглую рожу соперницы.

— Ты же умная, красивая девушка, пусть пока еще и ноль как шиноби, подумай — как можно любить человека, который ежедневно, ежечасно вытирает об тебя ноги? — Рена от души развлекалась, подначивая Сакуру и пытаясь вывести ее из себя еще больше.

— Он одумается! — вскинула подбородок Сакура. — Саске-кун будет со мной!

— Милая моя, да кто в здравом уме будет претендовать на такого эгоцентричного, самовлюбленного, напыщенного индюка?

Наруто не удержался и хрюкнул от смеха, за что получил еще один пинок от своей зазнобы.

— Замолчи! Он не такой! — Сакура пылала гневом.

— Похоже, я поторопилась называть тебя умной. Ладно, Наруто-кун, надеюсь, до встречи, и попридержи эту дурочку, а то с таким характером поймает она себе неприятностей на одно место.

— Это кого ты назвала дурой?! — зарычала Сакура, но было уже поздно — Рена исчезла. А луна все так же поливала черепицу своим молочным светом.

* * *

— Ну что за невезение! — бормотала себе под нос Рена, раздраженно нарезая круги в ближайшем к Башне лесу. — Никакого уединения — то один, то другой. Всегда так, черт бы их всех отодрал, ни минуты покоя, когда он так нужен. Да и вообще — я пропотевшая, грязная и в крови. Ненавижу, когда меня видят такой неряшливой.

— Не рычи, — раздался тихий смех с чернеющих веток раскидистого дерева. — А то всю живность распугаешь. И нормально ты выглядишь. Почти.

— Тебя мне только тут и не хватало, — закатила глаза Рена. — Может, хоть ты меня сегодня доставать не будешь?

— Не хами старшим. И вообще, я кое-что тебе принес. В подарок.

Рена воззрилась на Орочимару с откровенным недоверием.

— Угу, как и в прошлый раз попытаешься меня пожевать и выплюнуть по причине крайней несъедобности? — съязвила она.

— Нет, в этот раз я тебя кусать не буду, — Орочимару наклонился чуть вперед, и лунный свет эффектно высветил всю его длинную и гибкую фигуру. Потом саннин сел на ветку и похлопал рядом с собой ладонью. — Садись.

Рена вздохнула и подумала, что проще выслушать Орочимару, чем всю ночь бегать от него по лесу — все равно же догонит и заставит.

— Как же вы меня все достали!

Тем не менее она согнулась, напрягла уставшие мышцы, а потом изящной дугой взмыла на ветку рядом с Орочимару. Села, свесила ноги и снова прикипела взглядом к нему. Он посмотрел на нее своими прекрасными глазами, такими красивыми даже без змеиного холодного бешенства, что хотелось к нему прикоснуться. Проверить, так ли роскошны его волосы на ощупь, как на вид. Он выглядел как поистине изящная статуя — хотелось провести пальцами по ней, ощутить ее изгибы. Рена почувствовала, что краснеет под пристальным, слегка насмешливым взглядом мужчины, в котором явно читался призыв и понимание. Он улыбнулся, едва приподняв уголки губ, и Рена почувствовала, как тепло поднимается по ее животу.

Слишком подозрительно было, что мужчина производил на нее такое ошеломительное впечатление. Рена сосредоточилась и попросила Сестер перехватить часть контроля над ее восприятием. Мир сразу стал четче, контрастнее и начал напоминать хорошо нарисованный рисунок. Мысли мгновенно прочистились, и Рена снова видела перед собой злобную, опасную тварь. Хотя он все равно остался физически привлекательным. Рена одернула себя, запретила даже думать об этом и сказала:

— Ну, чего тебе? И вообще, хватит меня очаровывать — хоть ты используешь флер, я все равно знаю, что ты подлец, сволочь и старый хрыч, с которого толку как с козла молока.

Он рассмеялся:

— Девочка моя, как же ты мне нравишься — такая ершистая, такая недоверчивая. Обожаю маленьких гадин вроде тебя.

Рена надулась:

— Если ты пригласил меня протестировать твои феромоны, то мне это ужасно скучно. Может, я пойду?

Вместо ответа саннин протянул ей небольшой сверток.

— Что это? — она с недоверием смотрела на его подарок, не торопясь брать в руки.

— Возьми и посмотри.

— Разверни сам, — Рена напряглась, готовая в любой момент дать деру отсюда.

— М-м-м, осторожничаешь? — он усмехнулся и зашуршал оберточной бумагой.

— Жить мне еще хочется, а от тебя можно любого подвоха, любой гадости ожидать. И что это за хрень ты мне подсовываешь?

— Посмотри внимательно, — его голос был спокоен и терпелив.

Рена перестроила глаза на ночное зрение и вдумчиво изучила предлагаемую ей вещицу. Рассмотрела, сдавленно пискнула и вцепилась в подарок мертвой хваткой, чуть не упав с дерева. Это оказались две шпильки для волос, перевязанные черной и красной ленточками. Они были сделаны из полупрозрачного черного камня с ярко выраженным сиянием по всему спектру, покрыты изящной резьбой и серебряными узорами в виде извивающихся змеек. Каждая шпилька имела навершие из серебра, с которого свисали по три серебряной цепочки разной длины. Каждая из них заканчивалась красиво ограненными сапфирами чистейшей воды, заключенными в серебряные веточки.

— О, какая прелесть! — искренне восхитилась Рена. — Неужели это мне? Что это за камень?

— Тебе, — улыбнулся совершенно змеиной улыбкой Орочимару. — Шпильки выточены из черного опала.

Рена икнула и вытаращилась на Орочимару:

— Да ты охренел!

Он усмехнулся:

— Не пойму — ты возмущаешься или все же радуешься?

— И то, и другое поровну, — она прижимала подарок к сердцу, чувствуя, что вещь непростая и она ее никому никогда не отдаст добровольно.

— Знаешь, что это за камень?

Рена оттарабанила намертво заученные строчки из трактата "Наука о камнях и свойствах их, а также предостережениях, с ними связанными":

— Двойственный камень имеет много свойств и много толкований. Этот драгоценный камень вызывает недоверие и предвещает несчастье тому, кто его носит. В то же время он символ верности и гарантии, обостряет религиозные чувства и помогает в молитвах. Опал обладает очень сильной энергией, используется в качестве оберега от черной магии. Минерал способствует творческому развитию талантливых людей. Считается, что камень приносит счастье, прогоняет страхи, раскрывает дар ясновидения и помогает предсказать будущее. В зависимости от ритуала огранки и помыслов дарителя камень является символом добрых доверительных отношений, счастья, надежды и любви или, наоборот, становится камнем обманчивых надежд и призрачных иллюзий, омрачающим сознание пустыми ожиданиями и чаяниями. Опять-таки, он может как помочь справиться с низменными животными страстями, так и наоборот — толкает людей к проявлению запретных желаний. Но он всегда помогает смириться с неизбежными обстоятельствами и принять свою суть, какой бы она ни была.

— Да, моя хорошая, все именно так. А еще этот самоцвет как никакой другой любит талантливых, одаренных людей, способствует духовному развитию. Мощная энергия способна лишить покоя или, наоборот, подарить уверенность в своих силах и поддержать в любых начинаниях.

Опалы по праву называют роковыми камнями. Они легко уживаются со своими талантливыми хозяевами, тогда как посредственные личности получат от них лишь беспокойство и беспричинную тревогу. Черные минералы могут не только вносить в жизнь человека страсть, но и усугублять его пороки.

— Орочимару, этот камень опасен и не предназначен для очень многих людей. Он легко может омрачить разум опасениями и пустыми мечтаниями, — Рена смотрела на него внимательно и серьезно.

— Рена, ты прекрасно понимаешь, что не в камне дело, а в хозяине. Да, конечно, он может стать и другом, и злейшим врагом, и все зависит от того, кто и как его хочет использовать. Не переживай, сила опала в шпильках уравновешена серебром и сапфирами.

— Это для меня, наверное, слишком...

Орочимару улыбнулся.

— Девочка моя, судя по тому, как ты вцепилась в шпильки, то ты уже для себя решила — они твои!

Рена с трудом подавила желание воткнуть ему шпильки в глаз, особенно из-за того, что он был совершенно прав.

— А в честь чего такой дорогой подарок? — подозрительно спросила она, не спеша распускать волосы и укладывать их с помощью новых шпилек.

— Не бойся. Эти шпильки совершенно обычные и не причинят тебя вреда. Они принадлежали моей покойной матери, и мне все равно некуда их девать. Выбросить жалко, а хранить их я не хочу.

— Почему?

— Мать была та еще стерва.

— Ну... — заколебалась Рена, искренне восхищенная прекрасной работой неизвестного мастера и задницей чувствуя подвох. — Наверное, все же не стоит...

— Не ломайся, — фыркнул Орочимару. — Ты же хочешь.

— Но почему именно мне? — все равно не поняла Рена. — Вокруг же полно девушек, да и ты прожил не один год и вполне за это время нашел бы, кому их отдать. Так что не ври насчет матери — ты ее даже не знал.

Орочимару поднял ладони в жесте "Да-да, уела, сдаюсь!" и усмехнулся:

— Мало кто может бросить мне вызов на арене разума. Мало кто может меня заинтересовать просто так, безо всякой выгоды. Ну, почти безо всякой выгоды. У тебя это получилось.

— Можно подумать, что ты перестал лелеять мысли о моем рациональном использовании? — иронично приподняла бровь Рена, но рука уже совсем по-другому перехватила шпильки. По-хозяйски. Ей еще никто и никогда не делал подарков, тем более таких дорогих.

Орочимару рассмеялся и начал распускать ей волосы. Потом извлек из-за пояса гребень и плавными движениями стал расчесывать каждую прядь отдельно. Делал он это так искусно, что Рена подумала, что помимо своей основной профессии ниндзя и главного злодея Орочимару подрабатывает еще и парикмахером в элитном салоне. Мягкие, уверенные движения успокаивали и расслабляли. Рена чуть ли не мурлыкала от удовольствия, ластясь к его рукам и позволяя умиротворению захватить ее полностью.

— У тебя красивые волосы, а чтобы это подчеркнуть, нужно что-то соответствующее. Откуда у тебя седые волосы так рано?

— Раньше у меня вся голова седая была, — ухмыльнулась Рена. — По какой причине, сама не знаю.

— А почему сейчас от этого осталась лишь прядь? Красишься?

— У меня волосы стали чернеть сами по себе. Иногда подолгу ничего не меняется, а иногда наутро сразу целая прядь черная. Бывало, что я опять седела, но потом все равно постепенно волосы темнели.

— Как интересно! — восхитился Орочимару продолжая возиться с ее волосами. — Я думаю, что это связанно с твоим необычным энергетическим ресурсом. Я обратил внимание, что ты частенько используешь чакру нетривиально — например, на косу наматываешь. Поэкспериментируй, может быть, все именно с этим и связанно. Ну, вот и готово. Ты стала такой хорошенькой! Тебе очень идет. Если бы только еще курить бросила и ругаться как сапожник, было бы вообще замечательно.

— Орочимару, ты можешь приставать к кому-то более подходящему тебе по возрасту? — Рена опять начинала кипятиться, раздражаясь от попыток прочитать ей мораль и одновременно заигрывать.

— Не стоит думать обо мне хуже, чем я есть на самом деле, — улыбнулся великий змеиный саннин. — Я не собираюсь к тебе приставать в этом смысле.

— А в каком собираешься?

— Ни в каком, сказал же — мне с тобой не скучно. Носи на здоровье.

— Спасибо, — Рена, не сдержавшись, обняла его за шею и провела языком по холодной щеке, оставив влажный след. Так здоровались и прощались змееликие демоны, как ей в свое время подсказали Сестры. Орочимару понял, оценил и попрощался так же. Потом отступил к стволу и впитался в мшистую кору как в болотную трясину.

Рена спрыгнула на землю и проверила, как сидят шпильки, боясь их потерять, но непредсказуемый даритель надежно закрепил их в волосах, так что она, перестав беспокоиться, не спеша направилась в Башню.

Только она переступила порог, как на нее накинулся Нейджи.

— Нужно поговорить, — он был чем-то взволнован.

— Не нужно, — Рена зевнула.

— Я тебя прошу, — он нахмурился.

— Ладно, проси. Можешь даже на колени встать — мне это нравится, — она смотрела на него насмешливо и печально.

— Рена, мать твою, хватит паясничать! — Нейджи нахмурился, заметно злясь.

— Ладно, не кипятись! — пошла на попятную Рена. — Давай поговорим в моей комнате. Бои еще идут?

— Да, я думаю, они затянутся на всю ночь. Кстати, красивая прическа. И шпильки тоже очень красивые. Почему ты раньше так не ходила? Тебе идет.

— Не до того было, — переступая порог своей комнаты, отмахнулась Рена, не желая вдаваться в подробности. — Заходи.

Нейджи вошел вслед за нею и плотно закрыл дверь, а потом и запер на задвижку.

— Чтоб никто не помешал, — пояснил он.

— Не помешал чему? — не поняла Рена. — И кого в этой башне может остановить хлипкая доска со щеколдой, которая висит только из чувства долга?

— Сейчас узнаешь, — Нейджи активировал бьякуган. — Техника Сковывающего Сна!

"Твою ж мать!" — только и успела подумать Рена, теряя сознание.

Глава 17. Разговор по душам.

Глава, в которой Рену вынуждают говорить правду и только правду, возмущаться, фыркать, изучать странные подарки от странных существ и снова забыть о хандре.

Нейджи подхватил падающую на пол Рену и осторожно положил на койку. Пока он устраивал ее голову на подушке, шпильки вылетели и волосы черным шелком растеклись по кровати, свесились с ее края и блестящей нефтяной лужей растеклись по кровати, завитками легли на пол. От нее чем-то очень притягательно пахло. Нейджи принюхался, пытаясь угадать, что было первоисточником этого аромата. В запахе смешалось все: пахло свежескошенной травой, пахло разогретой на солнце древесной смолой, пахло чем-то похожим на пчелиный воск. Аромат навевал теплые образы и дарил ощущение покоя. И как же этот запах не вязался с ее характером!

Не удержавшись, Нейджи взял в руки одну мягкую прядь и провел ею по своему лицу, любуясь переливами волос и вдыхая тонкий аромат трав. В какой-то момент он осознал, что Рена все же привлекательная девушка — теперь, когда сознание затухло, лицо ее расслабилось, стало намного мягче и нежнее, складочка между бровями разгладилась, а губы не изгибались так иронично и ядовито. Но потом он заставил себя забыть эти мысли и ощущения, вспомнив, как она себя ведет, что делает и чего добивается.

"Злые духи дали ей миловидность и силу, — подумал он, хмуря тонкие точеные брови, — чтобы извращать все хорошее, что есть в мире, и показывать всем искаженное видение красоты. Только из ее уст можно услышать, что свет есть тьма, а материнское молоко — яд для младенца. И главное — она может в этом многих убедить. Таким, как она, лучше вообще не рождаться. Ладно, хватит медлить, пора сделать то, что задумано, а то еще очнется раньше времени. То-то крику будет".

Вздохнув, Нейджи сосредоточился и, сложив несколько печатей, коснулся ее лба. Рена подняла веки, зрачки были совершенно пустые — даже малейшего проблеска разума не было за полированными изумрудами глаз.

— Ты слышишь меня? — спросил Нейджи.

— Да...

— Ты понимаешь, что я говорю?

— Да...

— Ты будешь отвечать правдиво на мои вопросы?

— Да...

— После нашего разговора ты уснешь и проспишь до утра. Утром ты проснешься и будешь думать, что после прогулки вернулась в свою комнату и легла спать. И видела странные сны, которые не запомнила. Ты поняла меня?

— Да...

— Хорошо. Тогда начнем...

* * *

Рена чувствовала себя очень странно — с одной стороны, она видела лицо Нейджи и его движущиеся губы и понимала, что он что-то спрашивает, а она что-то отвечает — свой глухой голос она воспринимала скорее нутром и горлом, чем слухом. И отвечает правду, судя по тому, как быстро и не задумываясь над ответом она реагирует на все его вопросы. С другой стороны, ей казалось, что она находится в каком-то жидком мире, в котором кроме зеленоватой прозрачной теплой вязкой массы больше ничего нет. И она в ней плавает не дыша, не двигаясь и не испытывая никакого дискомфорта по этому поводу.

Это было неправильно, и она понимала, что с ней происходит что-то совершенно неясное. Ей не хотелось покидать нутро этого уютного и теплого мира, в котором не существовало ничего, кроме покоя и тихого удовлетворения, но, с другой стороны, она испытывала непреодолимое чувство фальши и нереальности происходящего. Это значило, что ее сейчас нагло используют, а она ничего не делает, чтобы это остановить. Такие вещи приводили ее в бешенство и пробуждали звериную жажду крови. Вот за свою все нарастающую ярость она и решила уцепиться, чтобы выплыть на поверхность и отплатить с лихвой за надругательство над своим сознанием.

Рена рванулась прочь, вверх, в поисках поверхности. Вязкая жидкость поддавалась ее напору легко, но конца и края ей видно не было. Потребности в дыхании она не ощущала, но с удивлением отмечала, что рассеивает пузыри воздуха в окружающих ее зеленых соплях. Ярость, кипевшая в крови Рены, жаркая, горькая и все прибывающая, придавала ей сил. Сдаваться она не собиралась, всю свою волю направив только на одну цель — вырваться из этого лживого уюта.

— Сестры! Сестры, сучки вы драные, где вас носит, когда вы так нужны?! — изо всех сил орала Рена, пуская пузыри.

Ответа не было. И это было вовсе не так, как если бы они разобиделись и молчали — она всегда чуяла их присутствие в своем разуме. Нет, в этот раз она по-настоящему осталась одна. И ни одна из ее Сестер не придет на помощь попавшей в неприятности дуре. На нее стал накатывать ужас. Одно дело — когда ты кичишься своей самостоятельностью, и совсем другое — когда внезапно лишаешься опеки. Она в одно мгновение вспомнила, сколько раз поливала бранью населяющих ее Змей, сколько раз грозилась перерезать себе горло, лишь бы избавиться от них. Вспомнила все слова ненависти и требования оставить ее в покое. И теперь она осталась совсем одна. Ее больше не тревожило присутствие Нейджи перед глазами — на первый план вышла только одна задача — отыскать своих Сестер.

— Сестры!!!

И тишина в ответ.

Сквозь зеленоватый сумрак она внезапно увидела проступающий темный силуэт чего-то настолько колоссального, подавляющего своим размером, что взгляд не мог охватить картину в целом.

— Это что за херобасина такая?!

Сквозь зеленый сумрак все четче проступала тень огромного обода колеса. Вот только колеса ли? Огромный, черный с серыми пятнами и трещинами в броне, перед ней с подавляющим величием двигался изгиб колосса. Взгляд потянулся все дальше, выхватывая новые подробности: видимый ей бок был покрыт чешуями, которым впору быть броневой пластиной какой-нибудь горы, между ними змеились трещины и разломы, где более мягкое тело было желтоватым и болезненным. Движение тела замедлилось, и она смогла рассмотреть, что оно становилось все меньше в охвате, зато из глубины наплывала еще более огромная тень. Ее движение было неукротимым и медленным. Рена поняла, что больше не может бороться с первобытной обезьяной внутри себя, и завизжала.

* * *

Нейджи почувствовал, как энергетическое поле Рены подернулось рябью и внезапно усилилось, разгораясь все ярче и пульсируя. Ее тело били судороги, невидящие глаза залила кровь из лопнувших сосудов, а лицо побагровело. Рена страшно хрипела, царапая скрюченными пальцами постель. Такое иногда бывало, когда у реципиента был развит когнитивно-мнестический покров, защищающий разум. Нейджи усилил поток своей чакры, буквально раздирая защиту Рены в клочья и наполняя каналы ее чакры своей силой и волей. Она заскулила, жалобно и слабо. Нейджи затолкал ей в рот уголок простыни и с силой прихватил ее челюсть, предупреждая возможный крик.

— Ну-ну-ну, девочка, тихонько... Сейчас пройдет, потерпи. Тш-ш-ш... — приговаривал он, внимательно следя за Реной и неся ничего не значащую ерунду, больше уповая на то, что его голос станет своеобразным маячком и успокоит ее.

* * *

Громадная тень приблизилась, и Рена увидела что-то невероятное — огромная, гладкая, смолянисто-черная голова змея изо всех сил вцепилась клыками в свой собственный хвост. Клыки глубоко ушли в тело, и из ран постоянно сочилась мутная черная жижа, едкая и вонючая. На щеках змея ходили желваки, он непрестанно пережевывал сам себя. Загривок странной твари обрамляла роскошная грива из спутанных змей, сколько их там было, оценить было невозможно — счет шел уже на миллионы. Пестрые и, напротив, скромные змеи судорожно дергались и извивались, будто пытаясь вырвать свои хвосты из тела своего носителя. Огромный змей открыл глаза, и Рена оказалась как раз напротив зрачка больше ее самой в несколько раз.

"ЧЕЛОВЕЧЕК... ПОТЕРЯЛА КОГО-ТО?"

Разум Рены взорвался ослепительной болью, а ведь ее удостоили таким же вниманием, какое мог ожидать раздавленный жук где-то на обочине дороги. Кровь заклубилась вокруг ее головы, хлынув из горла, носа, из глаз, даже из ушей.

"ОНИ СКОРО ВЕРНУТСЯ, ЧЕЛОВЕЧЕК..."

Рена знала, что, если чудовищная тень обратится к ней еще раз, она умрет. В голове бушевали метели из лезвий, слой за слоем срезая ее личность. Такой ошеломительной боли она не испытывала еще никогда. Боль стала настолько острой, настолько абсолютной, что Рена почувствовала, как с низа живота и из самого сердца поднимается волна эйфории и запретного удовольствия. Оргазм.

Вдруг по всему телу змея прошла судорога, всколыхнувшая затхлое зеленое болото, он разжал зубы и внезапно укусил себя дальше по телу, проталкивая собственную плоть себе же в глотку. Движение тела продолжилось, и огромная голова все дальше размывалась зеленоватыми сумерками. Рена все еще видела его роскошную гриву из змей. Она узнала бы их из миллионов — ее Сестры были там!

— Сестры! Сестры мои... — робко позвала она, уже не надеясь, что они откликнутся на ее жалкий призыв.

Но десяток цветных змей разом повернули свои головы к ней, и она вновь почувствовала родные сознания в глубине себя. Оторвавшись от тела гиганта, Сестры поплыли к ней, извиваясь в мутной жидкости и оставляя за собой след из пены и грязи.

На нее накатила такая волна облегчения, что Рена почувствовала, что плачет.

— Сестры мои, я больше не бу-у-уду-у-у!...

Они оплели ее своими теплыми телами, как веревками, сдавили в объятьях крепко-крепко и растаяли. Спину ожгло болью, и Рена почувствовала привычное копошение гибких тел на своей коже.

— А теперь пора выбираться отсюда!

Мир вокруг нее не менялся, тень гигантского ужаса растаяла, как ночной кошмар, и она решила сменить тактику. Прекратив барахтаться в этом болоте, она замерла, расслабилась и все внимание переключила на свой слух.

Для начала нужно услышать, о чем ее спрашивают. Спустя бесконечность попыток Рена разобрала сначала голос, потом интонации, а потом и слова. Со способностью слышать у нее появилась возможность понимать, о чем ее спрашивают, и отвечать, соответственно, сознательно. Мысленно ухмыльнувшись, Рена поняла, что Нейджи всего лишь устроил ей допрос с пристрастием, чтобы разрешить все свои сомнения. Не придумав ничего лучше, чтобы быть уверенным в правдивости ее ответов, он решил ввергнуть ее в своеобразный транс. "Вот что значит сила клана Хьюга", — Рена мысленно облизнулась и подумала, что эта сила может перейти к ней. А теперь нужно сосредоточиться и ответить мальчишке так, чтобы обострить его желание пойти у нее на поводу.

* * *

Нейджи присел рядом на пол и осторожно обхватил ее запястье пальцами, отслеживая пульс. Была минута, когда ее пульс забился под его рукой отчаянно и сильно, когда она пыталась бороться, но потом он снова вернулся к своему размеренному ритму, когда Рена сдалась. Теперь можно было начинать беседу.

— Как тебя зовут? — Нейджи начал со стандартной связки вопросов, которые всегда предшествовали допросу.

— Рена... Ибогами... — ее голос потерял все интонации и звучал пусто и глухо.

"То, что надо, она готова".

— Сколько тебе лет?

— Не знаю...

— Кто твои родители?

— Не знаю...

— Откуда ты?

— Не знаю...

— Кто твоя родня?

— Сестры... — пробормотала Рена и наконец осознала, ЧТО она говорит и кому. Но Рена настолько умела владеть своим лицом, что внешне никак не проявилось то, что транс прервался. Но Нейджи нахмурился, следя за ней с подозрением.

"Черт! Пульс!" — Рена потратила уйму сил и нервных клеток на то, чтобы приглушить его ритм. Спустя мучительные мгновения его настроженности и ее паники разговор продолжился.

— Кто твои сестры? Это рисунки змей на твоей спине? — нахмурившись, спросил Нейджи, вспоминая инцидент в купальне. Тогда она показала ему нечто такое, что не укладывалось в рамки его знаний. Теперь он сильно жалел, что не сообразил проверить, было ли происходящее иллюзией или нет. Но для него было очевидно, что со змеями на ее спине было не все так просто, как, возможно, ему бы того хотелось. Стоять на пороге неизведанного было упоительно и тревожно.

— Нет...

— А кто? — Нейджи не сдержал разочарованного вздоха.

— Сестрами я называю потоки чакры, свитые определенным образом... — Рена старательно продублировала то, что говорила ему ранее.

— Они имеют отношение к рисункам на твоей спине? — Нейджи нахмурился — слишком противоречило то, что он видел, тому, что она говорила тогда и сейчас.

— Нет... Рисунки на спине — простая татуировка...

— Почему они двигались? — он до конца своих дней будет помнить, как омерзительно копошились змеи на ее коже, да и змеиная пасть на ее ладони была слишком реальна.

— Это иллюзия, которую я специально поддерживаю... — Рена покрывала себя многоэтажным матом за свою безрассудность и неосторожность. Оставалось только врать и надеяться на лучшее.

— Зачем тебе нанесена такая татуировка?

— Не знаю... — Рена обомлела от счастья — кажется, пронесло...

— Ты обладаешь особыми техниками, которые неизвестны другим шиноби?.. — Нейджи с огромным интересом приготовился к разрыву шаблона. Он знал, что так или иначе все обладали врожденным даром и даже у самого захудалого шиноби находилось уникальное умение. Возможности для генерации новых техник в ниндзюцу были ограничены только фантазией и запасом сил.

— Да... — "Что именно ему рассказать такого, чтоб потом боком не вышло?!"

— Что это за техники?

— Техника Снятия Печати... — "Это же очевидно, из-за чего вся эта ботва и завязалась, блин".

— Какие еще? — Нейджи, видимо, решил воспользоваться своим положением и выведать все что только можно.

— Остальные стандартные... — "А вот шиш тебе, а не мои секреты, поганец!" — злорадно подумала она.

— У тебя есть особые Силы Крови? — Нейджи решил ее проверить — техника техникой, но что-то оно не складывалось.

— Да... — "Глазастый гаденыш! Проверяешь меня?" — ей все сложнее было сохранять спокойствие.

— Какие?

— Ускоренная регенерация... — "Это ты видел, так что контора не сгорит".

— Еще?

— Улучшенное зрение... — "Это ты тоже видел, новостью не будет".

— Еще?

— Улучшенный мышечный отклик, что дает большую скорость сокращения мышц... — "Это ты тоже наверняка заметил".

— Еще? — пока все сходилось, но он все-таки не находил точки, которая позволила бы проверить ее ответы.

— Регенерация за счет гемофагии... — "А вот тут ты можешь догадываться, так что черт с тобой, будешь теперь знать наверняка".

— Еще? — он вспомнил ее кровавую рвоту на следующий день после их знакомства и побледнел.

— Больше нет... — "Хватит с тебя, скотина любопытная!"

— Что это за Техника Снятия Печати? — теперь пришло время перейти к главной причине допроса.

— Она позволяет снять или восстановить любую печать...

— Совершенно любую? — недоверчиво уточнил он.

— Да... — невозмутимо ответила она.

— Даже те печати, которые проходят по классификации как постоянные? — он попробовал зайти с другого бока и сформулировать вопрос правильно.

— Да...

— Какой принцип снятия?— может быть, техническая часть сможет дать понимание того, что он считал невозможным.

— Любая печать не является свойством тела, души и разума по рождению. Техника основана на том, что любая аура имеет в своей основе несколько ключевых точек с резервными копиями ее самой на разных этапах. При резком изменении ауры запись предыдущего состояния сбрасывается на мулдахару, анахату и аджну. Соответственно, просмотрев резервные копии, можно найти ту, которая предшествовала наложению печати и откатить ауру до ее состояния, — и в этот момент Рена не лгала.

— Есть ли побочные эффекты?

— Да.

— Какие? — Нейджи чувствовал, что его ладони стали влажными от волнения. То, что он слышал, сейчас выворачивало наизнанку все в картине его мира. Ее слова не противоречили знаниям, которыми он обладал, но остальное... Он покачал головой — клан Хьюга был лучшим в понимании тонких энергий человека, но до таких вещей они еще не дошли. "Откуда такие познания у малолетней хвойды?!"

— Снимаются все остальные печати, независимо от их назначения. В некоторых случаях за откатом следует снижение энергетического потенциала ауры и требуется новый период для раскачки и роста резерва чакры.

— Что ты сделала в прошлый раз с моей печатью?

— Я подняла архивную копию и санкционировала ее временную инициацию.

— Что ты сделала? — не понял Нейджи.

— Можно сказать, что это была демонстрация копии. Позволительно просматривать каждую копию перед откатом на нее, — Рена лгала по факту инцидента, но говорила правду по сути вопроса.

— На тебе когда-либо были печати?

— Да...

— Какие?

— Печать Контроля Разума... — она опять говорила правду.

— Кто ее наложил?

— Не знаю...

— Что эта печать делала?

— Полностью контролировала мой разум и давала возможность управлять мною... — Рена мысленно скривилась, вспоминая то невеселое время.

— То есть ты выполняла любые отданные тебе приказы? — он никогда раньше не слышал ни о чем подобном.

— Да, если их отдавал человек, настроенный на мою печать... — Рена не без удовольствия вспомнила, как потом осталась с этим человеком наедине в запертом помещении.

— Она тоже была неснимаемой, как и моя? — он хмурился и никак не мог поверить в то, что слышал.

— Да... — "Чистая правда, между прочим!"

— Кто снял ее с тебя? — "Да ладно, быть такого не может!"

— Сама... — Рена до сих пор гордилась проделанной работой.

Нейджи отметил, что все ее ответы полностью соответствуют тем, что она давала раньше. К тому же он узнал еще кое-что новое. Да такое, что теперь придется переваривать все это очень долго. И не понятно, что делать дальше — бежать к Хокаге, бежать к главе клана или просто бежать отсюда как можно дальше. И все равно какие-то смутные сомнения продолжали его терзать — слишком все у нее гладко и просто выходило.

— Насколько это было сложно для тебя? Дай оценку по десятибалльной шкале, — он попытался определить границы ее возможностей хотя бы приблизительно.

— Девять... — это был именно тот первый и последний раз, когда она использовала свой транс-сон. Мозги тогда поплавились капитально.

— Ты можешь снять мою проклятую печать? — его сердце забилось быстрее, подстегиваемое безумной надеждой.

— Да...

— Насколько это для тебя сложно? — он чувствовал накатывающую на него радость.

— По десятибалльной шкале — шесть...

— Ты можешь сделать это в любой момент?

— Да...

— Для этого тебе нужны какие-то особые условия? — задал он последний технический вопрос.

— Нет...

— Что ты хочешь за свою услугу?

— Твой глаз...

— Почему?

— Потому что, если я сниму печать безвозмездно, ты навсегда будешь чувствовать себя обязанным мне. Или будешь ненавидеть меня за то, что я это сделала, когда у тебя начнутся проблемы со Старшей и Младшей семьями. Называя достаточно серьезную цену за свою услугу, я даю тебе возможность самому принять решение, насколько сильно твое желание от нее избавится и есть ли в этом вообще нужда...

— Почему глаз?

— Потому что глаз — нечто такое, что для тебя имеет огромную ценность, а для меня совершенно бесполезно...

Нейджи вздохнул, похоже, его сомнения не находили подтверждения.

— Кроме глаза тебя больше ничего не удовлетворит? — он надеялся, что она, возможно, рассматривала несколько вариантов вознаграждения за свою услугу и что он сможет с ней еще поторговаться.

— Нет...

Нейджи разочарованно вздохнул, понимая, что переубедить ее будет невозможно.

— Когда ты собираешься это сделать?

— Когда ты дашь свое на то согласие...

"Да! Я тебя сделала, заносчивый мудак!!! — мысленно вопила Рена, так же мысленно подпрыгивая и радостно хлопая в ладоши. — А я большая умница, и по этому поводу стоит хорошенько выпить!"

— Что заставляет тебя общаться с Гаарой Песчаным?

— Он представляет угрозу для Конохи. Я ищу пути его устранения, если возникнет такая необходимость... — "Пф-ф-ф, а это тут вообще причем?"

— Ладно, я думаю, хватит. Ты сейчас уснешь. Проспишь всю ночь, а утром будешь думать, что после прогулки ты сразу вошла в свою комнату и уснула. Что тебе снилось, ты не помнишь. Понятно? — Нейджи взмок как мышь, чувствуя, что его резерв истощился наполовину. Техника отнимала очень много сил и требовала не менее месяца на восстановление — чаще ее использовать было нельзя, чтобы не выжечь каналы чакры мозга и глаз.

— Да...

— Закрой глаза. Спи.

Рена сразу же подчинилась и всеми ресницами изобразила крепкий здоровый сон.

"Скорее бы он ушел", — подумала она, решая, стоит ли ей еще и всхрапнуть для пущей убедительности.

* * *

"Как же я желаю ее придушить! Какая же все-таки она опасная тварь", — внезапно осознал Нейджи, рассматривая распростертую на постели Рену, такую беззащитную и доступную сейчас. Не удержавшись, он коснулся пальцами ее лица, обвел совершенно не портящий ее шрам на щеке, потом провел по упрямой линии губ и скользнул по белой шее. Было так трудно не соблазниться мгновением и не положить на такое мягкое горло вторую руку. Придушить ее хотелось с отчаянной силой, даже руки тряслись. Только огромным усилием воли он смог себя заставить сдержаться и не убить ее, пока есть такая возможность. С тяжким вздохом он убрал руки и встал. Стоял над ней, рассматривал ее лицо, следил за спокойным дыханием, думал, что делать с ней и теми знаниями, которые она дала ему. Наконец он потянулся, потер ноющую поясницу, еще раз окинул взглядом Рену, выругался и ушел, тихонько прикрыв дверь.

* * *

"Ты что делаешь, урод?!" — мысленно орала Рена, с колоссальным трудом сдерживая желание вскочить и накостылять ему по наглым липким ручонкам и еще более наглой роже. Она чувствовала, как рука Нейджи прикасается к ней, как он трогает ее лицо, шею. Она была взбешена и больше всего на свете сейчас хотела, чтобы он ушел, перестал смотреть на нее, трогать ее. Она чувствовала в воздухе запах нехороших намерений, но пока заставляла себя на них не реагировать, хотя хотелось, и еще как!

Как только его шаги затихли, Рена вскочила и начала искать сигареты, чувствуя, что если сейчас не успокоится, то побежит ему вслед с топором наизготовку. Глаза горели от засохшей под веками крови, в груди что-то омерзительно ворочалось и булькало. Такое она спускать ему точно была не намерена.

— Мерзавец! — сквозь зубы шипела Рена. — А с виду и не скажешь, что он способен надругаться над беспомощной девушкой! Хорошо что у него хватило совести не приставать. Я его точно убью! Как только вырву его наглый глаз! Не прощу!

Рена согнулась и полезла под кровать в поисках закатившихся куда-то шпилек. Вытащив их из дальнего угла, она стерла с них пыль и залюбовалась странным подарком — такого от Орочимару она никак не ожидала...

Только она собиралась отложить их в сторону, как заметила тлеющие в камнях странные отблески. Заинтересовавшись, Рена наклонилась ниже и внимательно присмотрелась к змейкам и сапфирам. Поняв, что она держит в руках, Рена опешила:

— Это же... — в священном восторге прошептала она. — Это же... Hoshizora, Звездное Небо, мать его! Охренеть! Орочи, ну подлец! Да я за этот подарок его и боком, и прискоком обслужу!

* * *

— Орочимару-сама!

— Чего тебе, Кабуто? — спросил великий змеиный саннин и повернулся к своему помощнику.

— Вы действительно подарили этой девочке шпильки Hoshizora?

— Действительно. Теперь она является их законной владелицей.

— Но почему?! Это же большая редкость — артефакты Всадников, и они бесценны! Как можно отдать такую реликвию в руки какой-то выскочки? Да она просто не сможет справиться с их могуществом!

— Ты уверен? — усмехнулся Орочимару.

— Абсолютно!

— Тогда вспомни ее меч.

Кабуто на мгновение задумался, потом глаза его расширились, и в глубоком изумлении он сказал:

— Неужели...

— Да. Ее меч сделан теми же мастерами, и если она с успехом справилась с Небесным Всадником, то укротить Звездное Небо уж точно ее не затруднит.

— Невероятно! — изумился Кабуто. — Простите Орочимару-сама, похоже, я сильно недооценил этого ребенка.

— Ты ее еще раз недооценил, — серьезно сказал саннин. — Она уже давно не ребенок. Ты бы видел ее глаза. У нее глаза мудрой, опытной женщины. Не старухи, а именно женщины.

— Сложно с нею вам придется.

— Не спорю, но так интереснее.

— Скажите, Орочимару-сама, а вы ей расскажите о свойствах Hoshizora?

— Нет, зачем? Пусть у нее будет возможность самостоятельно их изучить. Я думаю, ей так больше понравиться.

— Вы становитесь мягче... — тихо сказал Кабуто.

Орочимару в тот же миг резко к нему развернулся, схватил за горло и на вытянутой руке поднял над землей, сжимая холодные пальцы. Кабуто хрипел и извивался, а его хозяин смотрел на багровеющее лицо с холодной яростью.

— Никто не смеет мне говорить, что я стал мягче, — прошипел он. — Мягкость — это слабость и неспособность добиться своих целей. Еще раз вякнешь что-либо подобное, и, несмотря на всю твою полезность, я тебя просто уничтожу. Ты понял?

— Простите, Орочимару-сама! — струдом прохрипел Кабуто. — Я понял свою ошибку!

Орочимару разжал пальцы и брезгливо посмотрел на откашливающегося помощника.

— Вот поэтому ты никогда не сможешь даже близко подойти к моему могуществу — ты не понимаешь очевидные вещи. Эта девушка умна и догадлива. Она сразу смогла оценить мое поведение и совершенно точно сориентироваться, как со мной себя вести. Рена смогла выбрать единственно правильную тактику поведения, и это спасло ее шкуру в первый момент, пока я раздумывал, убить ее или нет. А потом я присмотрелся и понял — она не просто гравий под ногами, а неограненный черный алмаз. Редкий камень, который я хочу в свою коллекцию. Она недоверчива и осторожна, поэтому, чтобы завоевать ее доверие, я должен продемонстрировать свои благие намерения. А для этого как ничто лучше подходит дорогой подарок. Не просто безделушка, а вещь, которую может оценить такая сложная личность, как Рена. Только так я смогу подойти к ней достаточно близко. Ты понял?

— Да, Орочимару-сама...

— К тому же у меня есть смутные подозрения, откуда взялось это сокровище.

— Откуда?

— Пока я не буду убежден — утверждать точно не стану. Принесешь мне образцы ее крови, которые сохранились в лаборатории.

— Да, Орочимару-сама.

— А теперь слушай меня внимательно и сосредоточься — у меня есть для тебя поручение.

— Да, господин.

— Что-то мы совсем забыли про Учиху, а это непростительно. Как только я объясню тебе некоторые детали предстоящего задания — приступай немедленно.

— Да, господин...

Глава, в которой Рена несколько увлекается изучением всяких полезных подарков и в результате этого становится жертвой операции "разбудить спящую красавицу".

"Ima sara ni

Omohi idedzi to

Sinobyry-vo

Kosihiki-ni koso

Vasyrevabinyre

(То, что теперь

Обо мне не помните,

Терплю.

Но о любви

Забыть не могу и страдаю!)" — настойчиво вертелось на уме у Гаары. Он сидел на вершине крыши и, с тоской глядя на полную луну, бормотал под нос стихи вперемешку с ругательствами.

Непонятное чувство засело иглой в виске и сердце и теперь надоедливо тлело, порождая злые мысли. Почему, почему это странная, наглая, прекрасная гадина заполонила его мысли? Неужели из-за того, что в ее глазах была твердость, в улыбке — ирония, в словах — сарказм, а в деле — уверенность? Или из-за того, что она не испытывала страха? Или из-за того, что прикасалась к нему без брезгливости? Или из-за того, что слушала его?

"Если ты убьешь меня, то потеряешь своего единственного слушателя", — сказала она и, черт ее дери, была права! Это было так странно — получить то, отчего уже давно отказался. Ее внимание, взаимодействие с ней словами и телом.

— Дрянь! Маленькая, злобная, вульгарная гадина! — прошипел Гаара, все так же глядя на луну. — Я должен, нет, просто обязан тебя укротить, выдрессировать и выдавить из тебя кишки! Не бывает таких, как ты, — безрассудных и смелых. Ты, девка, вызов моему смыслу жизни. Ты нарушаешь устои моего мира, а я такое простить не могу. Я убью тебя. Да... Прямо сейчас. Иначе ты поставишь крест на всем моем существовании. Я выпотрошу тебя, искупаю ладони и пальцы в твоей крови и намотаю твои внутренности на запястья. Да... Браслеты... мне нужны новые браслеты... Я заставлю тебя бояться меня! Я заставлю тебя просить пощады! Я заставлю тебя кричать от боли! Поняла, ты, маленькая стерва?!

Еще несколько минут Гаара медленно, но верно себя накручивал, мимолетно удивляясь, что в этот раз он так медленно звереет. Постепенно его лицо совершенно изменилось — если раньше оно было скорее тоскливым и задумчивым, то теперь губы растянулись в жуткой ухмылке, глаза расширились и покраснели от выступивших сосудов. Теперь он был готов вершить свой суд и месть.

Встав на скользкой черепице в полный рост, он посмотрел на луну, послал ей воздушный поцелуй и прошептал:

— Смотри внимательно и не моргай! Ты же помнишь, что я не люблю, когда ты отводишь свое белое око и наблюдаешь не за мной!

Потом спустился с крыши и пошел искать свою сегодняшнюю жертву. Покрутившись по двору, он решил начать с ее комнаты. Шанс застукать ее именно там был необычайно высок. А если там еще и белоглазый нарисуется, то м-м-м... Гаара облизнулся.

* * *

Тем временем ничего не подозревающая о готовящейся кровавой расправе над ней Рена с увлечением занялась изучением шпилек. Для начала она внимательно их осмотрела и ощупала в поисках секретных замочков, рычажков или отравленных игл. Тщательно обнюхала, но кроме знакомых запахов своего тела и легкого налета змеиного аромата Орочимару ничего подозрительного не обнаружила. Ничего такого найти не удалось и после тщательного ощупывания. Она стала изучать шпильки уже не руками, а чакрой. Тонкий усик энергии потянулся к шпилькам и осторожно потыкался с разных сторон. Шпильки агрессивно стрельнули зеленой искрой, изогнувшись, и ощетинились пушком ядовитых иголок, которые возникли будто из воздуха. Рена вовремя отдернула руки и избежала агрессии своих собственных украшений. Вот тут-то ей стало по-настоящему интересно. Единственное, что ей удалось уловить, так это то, что шпильки таки были псевдоживыми и ей не показалось. Это воистину были Hoshizora!

— Орочи! Я тебя обожаю! — Рена переместилась на середину комнаты, уложила на пол шпильки и теперь ползала вокруг них на карачках и тыкалась любопытным носом со всех сторон. Несколько раз она пропахивала пол физиономией, запутавшись в волочащейся по полу косе.

— Девочки мои, помогите, пожалуйста!

Сестры продрались сквозь тонкую кожу и с любопытством заглянули через ее плечо. Узкие треугольные головы змей тянулись к самому полу и пытались коснуться шпилек языком. Каждый раз шпильки искрили и отбивались от любопытствующих.

В какой-то момент Рене удалось достучаться до сознания Hoshizora, подключив для этого Зеленую Сестру. Когда-то, чтобы договориться с Небесным Всадником, ей пришлось задействовать и Белую, и Черную Сестер — своих самых страшных союзниц, которые разрушали разум и перекраивали психику. Шпильки оказались более покладистыми и, побрыкавшись больше для приличия, согласились наконец-то открыть свой разум. Вскоре у Рены с ними завязалось нечто похожее на общение.

Вообще-то, разговором то, что происходило, назвать было сложно. Скорее это напоминало медитацию и обмен зрительными образами и ощущениями. Рена так увлеклась, что забыла обо всем на свете — да и ее новые помощники Hoshizora были настроены вполне благодушно. Похоже, они совсем растаяли, когда узнали, что будут в паре с Небесным Всадником. Рена в полном восторге мысленно представляла, что будет дальше, когда Hoshizora войдут в полную силу. Эти изящные, женственные, утонченные и изысканные шпильки были отравительницами. Ей было чему у них поучиться.

* * *

Гаара медленно брел по коридору к уже знакомой комнате, и с каждым шагом движение его замедлялось. Нет, уверенность в том, что он хочет ее видеть, его не покидала, а вот жажда крови гасла сама собой. Несколько раз он останавливался и надолго забивался в темные углы, позволяя себе начать чуть-чуть проваливаться в дрему. Как только его глаза закрывались, Шуукаку от всей своей демонической души отвешивал ему ментальную оплеуху. Гаара вздрагивал и вновь с головой погружался в гнев и ярость. Но чем ближе он подходил к ее комнате, тем больше и больше усилий требовалось на то, чтобы поддержать в себе родную кровавую пелену перед глазами.

— Я убью тебя! Я убью тебя! Я убью тебя! — бормотал он, сделав эту нехитрую фразу своим походным маршем и произнося ее на каждый свой шаг. — Я... тебя... убью... Я... тебя... убью... — сдавлено шептал он, все тяжелее и медленней переставляя ноги. — Я... — и остановился перед ее дверью. Прислушался.

Из-за двери доносилось тяжелое дыхание, возня и изредка шипящие стоны.

Гаара сначала покраснел, потом побледнел, потом покрылся красными пятнами, а потом просто выбил дверь к чертовой матери и, пылая праведным гневом, вломился в комнату. Но то, что он увидел, его настолько потрясло, что он совсем забыл о цели своего визита и попятился обратно в коридор. Ему стало дурно и первый раз в жизни жутковато. Он увидел Рену.

Первое, что бросилось ему в глаза, — это то, что Рена парила в метре над полом, сложив ноги лотосом и слегка развернув ладони к потолку. В каждую ладонь было воткнуто по шпильке для волос в шарике изумрудного свечения, кровь давно свернулась черными корками. На лице Рены застыла нежная улыбка, глаза были закрыты, волосы — распущены и плащом вились вокруг ее тела. В воздухе стоял мелодичный гул.

А весь пол, стены, даже потолок были густо усеяны змеями. Извивающиеся гады непрерывно переплетались, свивались и связывались жуткими цветными веревками, покрывая комнату толстым полуметровым слоем. Именно их шипение и звук трущейся чешуи породил у Гаары ощущение дыхания и стона. Тут были змеи самого разного вида, размера, окраски и породы. Такого изобилия он себе даже в самом страшном бреду представить не мог. Как раз в тот момент, когда Гаара ошарашенный подобным интерьером застыл на пороге, Рена вздрогнула, скривилась, собирая лицо в страдальческой гримасе, и согнулась оглушительно, вырвав. Но вместо ожидаемой рвоты на пол посыпался лишь целый сноп змей, уже совсем мелких. Оставалось лишь недоумевать, как она смогла исторгнуть из себя огромных питонов, которые теперь вальяжно ползали по полу. И где она весь этот серпентарий держала, тот еще вопрос. Как только Гаара открыл дверь, целая волна гибких тел вывалилась из комнаты в коридор. Часть из них становилась на хвосты, раздувала капюшоны и шипела на шиноби песка.

— Фу, какая гадость! — вскрикнул он, напрочь забыв о своем решении убить Рену и отшатнувшись в коридор.

Сотворив небольшую песчаную площадку, он встал на нее и воспарил поближе к Рене — идти по змеиным телам ему вовсе не хотелось, несмотря на неуязвимость. Время от времени на него сверху срывались змеи, широко раскрыв клыкастые пасти и норовя запустить ядовитые зубы в человеческую плоть, но песчаный щит надежно защищал его от этой угрозы.

Приблизившись к Рене, он протянул руку и осторожно коснулся ее лица.

— Рена... Эй... — тихонько позвал он.

Она не реагировала и все так же парила в воздухе безо всякой опоры. Она снова улыбалась чистой, радостной и полной покоя улыбкой

— Рена! — чуть громче позвал он и потряс ее за плечо.

Голова Рены бессильно свесилась на грудь, и отвечать она точно не собиралась.

— Эй!

Потом он звал ее и тряс за плечо, пытаясь разбудить. Несколько раз ударил ее по лицу, пытаясь достучаться до сознания, которое явно где-то путешествовало. Потеряв остатки терпения, он затащил ее на свой островок и вытащил из ее рук и швырнул окаянные шпильки на пол.

— Очнись же! — оплеухи стали все сильнее, расцветив бледное лицо Рены красными пятнами от пощечин, с угла рта потянулась нитка кровавой слюны.

— Да что с тобой! — перешел он на крик, похолодев от страха потерять язвительного собеседника — Очнись! Мне нужно с тобой поговорить! Правда! Я... ты нужна мне!

Гаара был взбудоражен, сбит с толку и снова испытывал то странное, неуемное чувство, которое снова вздыбилось в его груди. Тревога за других не беспокоила его так давно, что теперь он не мог справиться с нахлынувшей паникой.

Но Рена не реагировала. Помощи ждать было неоткуда, так как все торчали в холле и смотрели на подходящие к концу бои. Да и он слабо представлял, кто и как мог помочь в такой необычной ситуации. Что-то подсказывало ему, что Рена будет взбешена, если кто-то застанет ее в таком состоянии. Себя он относил в круг избранных и даже не допускал мысль о том, что ему могут не обрадоваться.

— Рена... — Гаару душил страх, паника. Он не хотел терять ее. Она читала ему стихи. Она прижималась к нему и пахла травами. С ней было... нескучно...

Страх за нее стал той лазейкой, той брешью в его защите, которой незамедлительно воспользовался Шуукаку. О нет, он не стал ломиться в его сознание всей своей силой и яростью. Нет, он решил действовать хитрее и тоньше. Сейчас, когда внутренняя броня Гаары дала слабину, он мог попытаться перехватить контроль над его телом и получить долгожданные минуты свободы. Но Шуукаку понимал, что эта свобода не продлится долго. Да и развлечение будет слишком обыденным и скучным. Но сейчас он может развлечься совсем иначе, ведь такой удачный момент, возможно, больше и не подвернуться. Та, что лежала на его песке, была лишь тенью, хрупкой оболочкой иной сущности, которая выжидающе, насмешливо смотрела на Шуукаку. Он не знал, кто это, и его мало интересовали те, кто не кидаются на него сразу.

"Гаара, тварь ты моя, сволочь жесткосердечная, давай с ней поиграем?" — шепнул он своему Джинчуурики. Да, медиум не услышал его слов, но темное желание, омерзительные идеи просочились в хрупкий разум Гаары. Издерганная и истощенная бессонницей психика поддалась даже слишком легко. Шуукаку от удовольствия забил хвостом и зашептал еще более вкрадчиво, еще более соблазнительно.

"Ну что, мальчик, смотри — вот она, такая мягкая, такая теплая, такая вкусная. Давай попробуем ее? Уверен, внутри она горячая, пахнет кровью, корицей и травами. О, мы так давно не вытаскивали на свет человеческие внутренности! Я знаю, как ты это любишь! Ну давай же, возьми ее!"

— Я сейчас разорву тебя на части, если ты не ответишь мне! — он ударил ее еще сильнее. — Дрянь!

Рена безвольно растеклась на его песчаной опоре и никак не реагировала на приказы. Из ее рта опять полезли змеи, которые поторопились стечь на пол и присоединиться к своим товаркам. Гаара стоял над ней на коленях и знал, что ему хочется с ней сделать больше всего — достать нож и медленно начать свежевать ее. Он так явственно представил, как ее белая нежная кожа полоска за полоской будет отходить от плоти, как кровь будет кровавой росой выступать на оголенных синеватых мускулах. В его рту пересохло, а в паху ощутимо заныло. Он достал нож. Рена лежала перед ним беспомощная, безмолвная и покорная.

Первый пробный разрез он провел по ее щеке, освежая старый шрам. Кровь, которая показалась в тонкой ране, была поразительно черной с неестественным радужным блеском. Он провел пальцем по ее лицу, желая собрать густую влагу и слизнуть, но чувствительные кончики пальцев ощутили лишь засохшую корку, твердую и глянцевую.

— Моя девочка с секретом, да? — он склонился над ней ниже, ощутил аромат ее кожи и провел языком по девичьей шее. Кожа ее была чуть соленой и с привкусом трав. В Сунне такие не растут. Он сжал зубы над тем местом, где пульс чувствовался лучше всего. Его рот наполнился слюной и удивительным вкусом горечи, сладости, яда. Он оторвался от нее и с удовольствием рассмотрел лиловое пятно, которое оставил его рот.

— Ты такая вкусная...

Он опять склонился над ней и медленно, как ленивый кот, начал вылизывать ее шею, иногда острыми зубами раня ее и чувствуя, что на языке оседает мимолетный металлический вкус.

Его мысли поменяли вектор — снимать с нее кожу стало неинтересно. Какой толк в таком времяпровождении, если она не кричит, не плачет, не просит пощады?

Рена молчала, улыбалась и не противилась его желаниям. Его сердце готово было проломить ребра и выпрыгнуть прямо в кучу змей на полу. Его руки поползли по ее телу, ощупывая, запоминая и изучая каждый ее изгиб. В голове оседали лишь детали, не складывая общей картины. Он наслаждался этим неторопливым исследованием.

Вот легкий пух коротких волос на затылке, а вот толстая коса, тяжелая и гладкая. Ребра ощутимо проступали сквозь кожу, но его ладони с удовольствием задержались на девичьей груди. Груди были такими маленькими, что он мог полностью прикрыть их ладонями. Его пальцы сжались на маленьких сосках, которые не могли скрыть ее рубашка и кружевной лифчик. Он чувствовал жар ее плоти и знал, что грудь ее станет больше, но она никогда не привлечет внимание любителей пышных форм. Гаара застонал.

Вот талия, узкая и изящная. Он задрал ее рубашку и уткнулся лицом в ее живот. В пупке обнаружилась крохотная сережка. Он усмехнулся и сомкнул зубы на золотом колечке. А потом резко мотнул головой, вырывая его из тела. Кожа растянулась и порвалась, оставив на животе мгновенно загустевшую черную полосу.

— Рена, милая, эти украшения пусть носят шлюхи и бляди. Тебе это дешевое колечко совсем не к лицу, — Гаара выплюнул сережку куда-то в угол. — На тебе так хорошо все заживает. Так удобно. Твое тело всегда будет для меня безупречным, что бы я с тобой ни сделал, правда?

Он попытался слизнуть ее кровь, но под языком опять обнаружил твердый черный лак.

— Рано или поздно ты все равно проснешься. И я буду рядом с тобой в этот момент. Ты сказала, что мы все можем притворяться. Я притворюсь для тебя. Стану не самым лучшим, нет. Ты же так не любишь безупречных рыцарей. Я просто стану твоим и стану так убедительно, что все, даже ты, поверят, что это правда. О, как я хочу посмотреть на тебя потом, когда твоя вера будет уничтожена. Ты спросила, хочу ли я твоей любви. Нет. Я хочу твоего страха и желания. Ты мне нужна.

Рена безмолвствовала. Его руки опустились ниже. Он ласково, осторожно и бережно погладил ее между ног, с удовольствием ощущая, как там туго натянута ткань ее брюк.

— О да, я знаю, что ты опытная шлюха. Я позволю тебя обучить меня всему, что ты знаешь. И нам будет интересно играть. Смешно смотреть на тебя, такую милую с виду и такую на самом деле потасканную. Думаешь, было так трудно узнать, какие задания ты берешь чаще всего?

Он снова вернулся к ее шее. Гаара поклялся, что обязательно заставить травы, которыми пахла ее кожа, расти в Сунне, даже если для этого ему придется день и ночь поливать землю кровью.

— А ведь ты так убедительно лицемеришь, так правдоподобно лжешь! Ты не такая сильная, какой хочешь казаться. Или такая?

Гаара затащил ее к себе на колени, прижался к ее макушке щекой, погладил ее худенькие плечи. Она была такой удивительно мелкой. Он лежал с ней в одной постели, но до сих пор не понимал, что она такая маленькая. Когда она в сознании, то кажется гораздо больше, чем есть на самом деле. Он осторожно укачивал ее на своих коленях и гладил спину с выпирающими позвонками.

— Рена, ты даже не представляешь, как хорошо я могу притворяться. Я научился этому у песка... Великая Пустыня лишь кажется однообразной. А ведь это сухое море, целый океан со своими волнами, штормами и пучинами. И она гораздо опаснее любого моря... Пустыня изменчива, бесконечна, беспощадна и так заботлива. Знаешь, у нас тоже бывает весна, и тогда мертвая земля в одно мгновение вспыхивает таким обилием красок и жизни, которое и не снилось вам, баловням воды. Когда цветет пустыня — цветет весь мир. Везде жизнь уступает смерти, и лишь в Великой Сунне смерть может проиграть жизни. Именно тогда Уроборос вновь кусает свой хвост.

Он прикрыл глаза и вдохнул запах ее волос.

— Знаешь, я видел ее цветение лишь один раз, когда был совсем ребенком. Помнишь, мы говорили о любви? Так вот — это и есть любовь. Я влюбился, Рена. В нее, в пустыню. Она жестокая возлюбленная, но такая прекрасная. И она будет со мной всегда.

Рена лежала на его руках, теплая и уютная. И молчала. Странно, от нее никогда не пахло табачным дымом. Она была тихой, мягкой.

— Ты никогда не увидишь, как цветет Сунна. А может быть, и увидишь. Я бы хотел показать тебе это зрелище. Ты только проживи достаточно долго и приходи ко мне. Хотя... ты не выживешь. Я слишком сильно хочу выдавить из тебя все твои слезы, всю твою кровь и наполнить свой песок тобой. Ты говорила, что от меня пахнет скотобойней. А если в моем песке умрешь ты, он будет пахнуть травами?

Отбросив черные пряди, которые прикрывали ее лицо, он нашарил ее губы, раздвинул их языком и попытался получить свой первый поцелуй.

Внезапно Рена застонала, открыла глаза и увидела, что Гаара склонился над нею, касается ее, целует ее, зажмурившись и задержав дыхание.

— Что?.. — попыталась возразить она, но после транса была еще дезориентирована и не вполне владела своим телом. Краем глаза она увидела распахнутую настежь дверь и месиво змеиных тел на полу и в коридоре. Ее змей. Отстраниться Гаара ей не дал, крепче сжав ее и вновь склоняясь над ее лицом. Его глаза были чистыми, яркими и такими зелеными.

— Не упрямься. Не отталкивай меня, — прошептал Гаара, не в силах удержаться от соблазна и желая коснуться ее губ. — Ты такая сладкая и горькая.

— Ты... Что ты делаешь? Зачем, Гаара?! Это неправильно! — она попыталась оттолкнуть его, но он лишь теснее прижал ее к себе.

На каком-то уровне она знала, что он не позволит закончить это так. Она вновь попыталась отстраниться, неуверенная в том, что он от нее хочет. Его глаза были чистыми, но на кожу давила его сила — темная, мрачная. Рена понимала, что жива сейчас по чистой случайности. В воздухе витал запаха насилия и секса. То, что он выбрал эротику вместо садизма, было чистой воды везением.

— Не упрямься. Все правильно, — он улыбнулся совершенно безумно, криво растягивая неприученные к улыбкам губы. — Я тебя только немного попробую.

— Нет! — она уперлась ему в грудь дрожащими ладонями. — Я сказала нет!

Он проигнорировал ее сопротивление и вновь наклонился над ней. Рена замерла под его руками как кролик перед удавом.

— Я сказал да, — шепнул он. Даже не шепнул — промурлыкал. Он был собой очень доволен, и за его лаской скрывалась нешуточная угроза. — Да.

— Не принуждай меня!

— Я всегда получаю то, что хочу.

Рена затаила дыхание. Он был такой же, как всегда, — дикий, страшный, опасный. Но вектор, который приняло его безумие, стал иным, она даже не верила в то, что он может так самозабвенно не только убивать, но и... ластиться?

— Я... — его тихий шепот над ухом заставил все волоски на ее теле встать дыбом от возбуждения и страха. — Только попробую тебя немного...

Это было странно, неуклюже. Он совершенно не знал, что с ней делать, а Рена не горела желанием ему помогать. Вот только... Сквозь ее приоткрытые губы неуверенно проник его язык и коснулся ее. Она подавила желание укусить его. Он немного отстранился, но лишь для того, чтобы провести сухими губами по ее щеке, зарыться лицом в ее волосы и вновь вернуться к губам. Он становился все увереннее, но в то же время напор сменился... просьбой? Она расслабилась и ответила на его поцелуй. Ответила с лаской, со всей заботой, на которую была способна, и это стало...

Одной рукой он распустил ее волосы и теперь мягко массировал ее затылок, а вторая рука погладила спину, опустилась на бедро. Сквозь тонкую ткань брюк она чувствовала, как горяча его кожа. От него пахло чем-то сладким, как будто он наелся фруктов с медом. Его дыхание было горячим и...

— Так сладко... — она вздохнула.

Это стало...

Она придвинулась ближе, попыталась прилипнуть к нему всем своим телом. Сестры вздрогнули и зашевелились. Он не мог не заметить этого, но лишь пробормотал что-то неразборчивое. Ее бедра плотно прижались к его, и она с изумлением осознала его возбуждение. Мысль о том, что место было выбрано неуместное, и о том, что их возраст не подходил для таких игр, пробежалась по краю сознания и была смыта волной эмоций и новых ощущений.

— Вкусно... — он вздохнул и медленно начал вылизывать ее лицо. Его язык, влажный и горячий, аккуратно поглаживал ее скулы, виски и лоб и вновь возвращался к губам.

Все это было, стало...

— Нет, нет, нет... Не...

Она теряла сознание от шумевшей вокруг него силы. Точно так же, как он целовал ее, так и убивать ее будет — самозабвенно и с удовольствием.

— Да! — его скрюченные пальцы больно впились в ее плечи.

Рена пискнула от боли, и он тут же сжал ее еще крепче. Она провела ладонями по его спине, талии, бедрам. Он отозвался одобрительным урчанием и вновь вернулся к ее губам.

Ее тихий стон был заглушен его ртом. Он укусил ее, поранив нежную кожу губ, и тут же слизнул выступившую кровь.

— Выплюнь немедленно! — она напряглась.

— Что? — он смотрел на нее недоуменно.

— Кровь, моя кровь отравлена!

Гаара улыбнулся.

— Мне все равно...

Его губы прижались к ней еще крепче, требуя, принуждая, заставляя страдать и медленно млеть. Она прогнулась под его напором, почти коснувшись затылком его песка.

— Мне больно... — пробормотала она, отворачивая лицо и прерывая его поцелуй.

Он смягчился и позволил ей сесть. Она потянулась к нему и тоже попробовала его кожу на вкус, с трудом удержавшись от того, чтобы не всадить клыки глубоко в его тело.

— Так? — она ласкала его тело с опытом и нарастающим энтузиазмом. Под ними шипели змеи.

— Да.

Стало так, как она больше всего боялась, что будет.

— Удивительно... — он вздохнул, когда она потерлась об его пах своими бедрами. — Волшебно...

— Странно... — ответила она.

Он усмехнулся и столкнул ее со своих колен.

Глава 19. Лжецы

Глава, в которой Рена открывает пару своих секретов, поэтически спорит и полуает возможность поторогать пару шрамов чужого прошлого.

— Что тут происходит? — спросил слегка покрасневший Гаара, изумительно делая вид, что ничего не было, нет и не будет.

— Медитирую... — недовольно буркнула Рена и спрыгнула прямо в клубок змей на полу, погрузившись в него почти по бедра. — А вот что ты мне на этот же вопрос ответишь, м-м-м?

Сквозь своих питомцев она шла как по пустому месту — змеи поспешно раздвигали тела, освобождая ей путь, а потом так же быстро смыкались за ее босыми ногами. Гаара продолжал планировать на своем песочном плотике на безопасном от змей расстоянии и с брезгливым интересом смотрел вниз.

— Мне было скучно, и я пришел сюда, — он пожал плечами. — Тебе же уже не привыкать к моему обществу?

Она повернулась к нему лицом и посмотрела на своего незваного гостя с задумчивым интересом:

— Гаара, это, конечно, правда, что я начинаю привыкать к тебе, хотя и прошло так мало времени. Но то, что ты сейчас сделал со мной, выходит за рамки желаемого и допустимого, — она не торопясь заплетала волосы в тугую косу.

Гаара оскалился и ответил ей с вызовом:

— Я взял то, что мне хотелось в тот момент. И никто не защитит тебя от моего желания, если оно возникнет вновь. Тебе очень сильно повезет, если я не захочу получить от тебя чего-то другого, такого, что заставит тебя страдать.

— Ты опять угрожаешь мне, — она покачала головой, слишком уставшая, чтобы быть напуганной.

— Я предупреждаю тебя, девочка, — он перестал кривить губы в саркастической улыбке и смотрел на нее с серьезностью и внимательностью, которые были так непривычны на его лице.

— Ты хочешь, чтобы я сбежала?

— Ты не сбежишь, — он сказал это с такой спокойной уверенностью, что Рене стало жутко.

— Гоняться за мой будешь?— она уперла руки в бока и стала смотреть на него, чуть прищурив глаза.

Он покачал головой.

— Нет, не буду. Ты сама не захочешь уйти.

— Откуда такая уверенность?

— Ты безрассудна и любопытна. Я вижу, что тебе так нравится на меня давить. А мне нравится давить на тебя. Это может продолжаться еще какое-то время, пока мне интересно.

— Ты не учел моих пожеланий, — ее голос был спокоен, а глаза холодны.

Он рассмеялся:

— А разве я должен был? Посмотри на меня! — он взлохматил волосы и отвел пряди со лба, открывая кандзи на коже. — Посмотри еще раз и накрепко запомни — я беру то, что хочу, не учитывая чужих пожеланий. Кто я?!

Она не дрогнула, не стала отводить взгляд, смотрела с усталостью и легким раздражением.

— Не пытайся спекулировать своей одержимостью, Гаара. Если будешь упоминать об этом слишком часто, то тебя перестанут воспринимать так же серьезно, как раньше.

Щелчком пальцев он убрал свою опору и ловко спрыгнул на пол.

— Говоришь, я веду себя несерьезно? — он шарил взглядом по полу то ли в поисках чего-то, то ли выбирая. Повинуясь мысленному приказу Рены, змеи осторожно отхлынули от его ног во избежание, так сказать.

— Я говорю, что ты пытаешься играть со мной краплеными картами и мне это не нравится.

Он усмехнулся и посмотрел ей в глаза.

— Рена, я признаю, что у меня много пороков, но я никогда не жульничаю. Это... неспортивно. И если я что-то делаю, то сознательно. И даже если несознательно, то всегда прямо. И знаешь, — он посмотрел на нее очень нехорошо, пренебрежительно как-то, — я не думаю, что случившемуся такая, как ты, может придать большое значение.

Рена наклонилась и выбрала из вороха пресмыкающихся понравившуюся змею. Накинув ее на плечи как шарф, она уткнула лицо в пестрый чешуйчатый бок и ответила:

— Гаара, есть много вещей, которые внезапно оказались допустимыми между нами, но в моих глазах ты сейчас переступил черту, — змея на ее руках сочувственно тыкалась головой в ее лицо и ластилась, но Рена отмахивалась от нее, как от назойливого котенка. — Етсу, прекрати!

— Ты даешь им имена? — он насмешливо приподнял бровь.

— Да, — она кивнула и опять аккуратно отвела от своего лица любопытную змеиную голову.

— Всем? — бровь поднялась еще выше.

Рена вздохнула и села на пол. Ее тут же со всех сторон обвили змеи.

— Да, Гаара, всем. И предвосхищая твой вопрос — да, я помню каждую по ее имени.

— Это очень глупо, тебе не кажется? Я не ожидал, что такая, как ты, окажется сентиментальной. Я начинаю чувствовать разочарование по отношению к тебе.

— Меня это должно волновать?

Он хмыкнул.

— Думаю, да. Видишь ли, Рена, особенность наших взаимоотношений такова, что я на правах сильного могу диктовать условия, а ты — только подчиниться им.

Рена зашлась от хохота.

— О нет, радость моя полоумная! Вот тут ты путаешь теплое с мягким. Да, я знаю, что ты сильнее физически, и не отрицаю того, что у тебя энергетический резерв такой большой, что я могу в нем утонуть. Но ты совершенно забываешь, что мы сражаемся на другом поле. Столкнулись наши воли, и посмотрим, кто кого переупрямит.

— О! Как ты запела! — он разозлился и в два шага преодолел разделяющее их расстояние, нависая над ней. — Воля? Да ну, брось! Сила воли прямо пропорциональна силе физической. А я — сильнее. Мне начинает закрадываться мысль, что я даром трачу на тебя свое время — ты слишком глупа, чтобы оценить реальную угрозу, и именно поэтому ведешь себя так безрассудно.

Она задрала бровь и елейным голосом пропела:

— Ну конечно, ты совершенно прав, как иначе объяснить то, что я делала с тобой, — а потом скучным голосом продолжила: — Ты не можешь меня растоптать, я не предоставлю тебе такой возможности, извини. Тебе доступна возможность меня только убить, не более того.

Его ноздри раздувались от гнева, а на скулах вспыхнули красные пятна. Метнув руку, он сорвал с плеч Рены змею.

— Да? Ты так уверенна в этом, девочка?

Рена вскочила на ноги.

— Отдай!

Гаара усмехнулся и крепче сжал пальцы на змеиной шее. Етсу шипела и билась в его руках, пытаясь извернуться и сбежать. Ее тело то туго обхватывало его руку по самое плечо, то безвольно свешивалось до самого пола. Остальные змеи попытались метнуться в его сторону, но повелительный взмах руки Рены снова расчистил перед ним пространство.

— Ты так волнуешься из-за этого куска веревки? — он насмешливо помахал змеей перед носом обозленной Рены. — Етсу, правильно?

Рена зашипела, обнажив клыки. Ее коса встопорщилась над левым плечом, а на пушистой кисточке на ее конце затрещали искорки статического электричества.

— Отпусти мою змею!

Гаара вновь встряхнул Етсу и лениво накрутил ее на свое запястье. Придушенная змея трепыхалась уже гораздо слабее.

— Она что-то значит для тебя? У тебя их так много, ты даже не заметишь потери одной-единственной гадины, — он издевался над ней.

— Да, — Рена облизала внезапно пересохшие губы. — Она что-то значит для меня. Отпусти ее.

Гаара смотрел на нее и ухмылялся. Его лицо вновь было надменным и злым. Рена сглотнула, чувствуя, как между ними нарастает резонанс. Его нота была сейчас настолько диссонирующей, что сводило зубы. Рена чувствовала, как между лопаток скользит капля пота.

— Тогда попроси меня ее отпустить, или я отгрызу ей голову.

Она опустила глаза в пол и очень мягко, тихо-тихо попросила:

— Пожалуйста, отпусти мою змею.

— Не так! Попроси еще раз! — его глаза наливались кровью.

Рена замерла. Она знала, что если проявит еще большую слабость, то он получит слишком сильное преимущество в их противостоянии. Перед нею встал выбор — либо гордость, либо Етсу. "Выбор, ненавижу выбирать!" Она медленно опустилась сначала на одно колено, потом на второе. Улыбка Гаары стала еще шире. Резонанс достиг своего пика, из носа Рены потекла кровь. Она села на пятки и сложила руки на коленях. Ее голос был очень спокойным.

— Я дорожу Етсу, но не уступлю тебе даже ценой ее жизни. Сейчас ты можешь зайти за горизонт событий или остаться вне его пределов. Выбор за тобой.

Несколько ударов ее сердца в комнате царила полная тишина, даже змеи на полу замерли. Гаара смотрел на Рену в гневе, она отвечала полным терпения и спокойствия взглядом. Он не выдержал первым и с пренебрежительным фырканьем отбросил змею к остальным.

— Сегодня ты не забавная.

Рена выдохнула и улыбнулась легко и открыто.

— Да, сегодня я не забавна.

Она встала с пола и понадеялась, что Гаара не заметит ее подрагивающих коленок. Резонанс между ними оборвался так внезапно, что первые мгновения тишина была не менее мучительна, чем ноты его гармоники. Рена сменила маску и личность.

— Какого черта ты мне дверь выбил? — флегматично спросила она, уныло ковыряясь указательным пальцем в разбитых дверных петлях. — И что теперь предлагаешь, шторку подвесить?

— Ну... — его тоже подменил кто-то. Исчезла подавляющая волю аура, остался грубоватый мальчишка.

— Я поняла, мне пора менять место жительства.

— Все равно через час-другой отсюда все разойдутся, — его голос стал скучающим.

Рене ужасно нравилось, что он был непредсказуемым и она редко успевала за сменой его настроения.

— Бои закончились?

— Да.

— А зачем тебя вообще сюда принесло? Не мог нормально в дверь постучаться?

Гаара закрыл глаза и сделал вид, что не слышит обращенный в его адрес упрек.

Вздохнув, Рена призвала расползшихся по коридору змей обратно в комнату, пока их кто-нибудь не увидел, и кое-как поставила оторванную дверь обратно в проем.

Гаара осмотрелся по сторонам, будто только обратил внимание на творящийся вокруг него сюрреализм.

— О, вспомнил, что хотел спросить — откуда все эти ползучие гады?

— Из меня.

— Ты их призвала?

— Нет. Они все обитают во мне.

Гаара нахмурился, и брезгливое выражение теперь проскальзывало не только при взгляде на змей, но и на Рену. К своему удивлению, она почувствовала легкий укол обиды. Его отвращение задело ее гораздо сильнее, чем она могла себе позволить. Уж не ему бросаться камнями в ее огород.

— Но при всем желании в тебе столько не поместится!

— Поместится. В меня и не такое помещалось.

— На что ты намекаешь? — в его голосе сквозил сарказм.

— О, не твоего ума дело! — фыркнула Рена.

Она что-то поискала глазами, потом метнула руку и вытащила маленькую серебристую змейку с зеленым рисунком на спинке.

— Вот ты где, паршивка! — любовно проворковала она. — Давай, собирай остальных, — и выпустила ее на пол. В тот же миг Гааре показалось, что где-то открылись невидимые до сих пор шлюзы — змеи заклубились, зашипели, свились в странную воронку и стали исчезать. Те, что были на потолке, осыпались на пол и последовали общему примеру.

Заинтригованный Гаара подошел поближе, практически уткнувшись любопытным носом в воронку, и наблюдал за происходящем. Рена же стояла с невозмутимым видом и полировала ногти об рукав рубашки — похоже, подобное она видела неоднократно и это зрелище ей давным-давно наскучило.

Количество ползучих гадов уменьшалось не из-за того, что они куда-то проваливались, а из-за того, что они сливались между собой — сначала слипались хвосты, потом тела, а потом и головы. В итоге осталась лишь одна змейка, которая поглотила всех остальных и взобралась по ноге хозяйки к ней в рукав и исчезла где-то под складками одежды, а оттуда и ушла куда-то в глубины ее тела.

— Зачем ты их выпустила?

— Просто когда транс слишком глубокий, то мне становится сложно контролировать некоторые части своей сущности. Это, кстати, к вопросам о контроле и людях. Помнишь?

— Да...

— Зачем ты пришел?

— Прочитать тебе стих.

Рена сделала удивленное лицо.

— Наверное, этот стих очень страшный, если даже безмозглые существа вроде пресмыкающихся почуяли исходящую от тебя жажду крови.

По лицу Гаары растеклась странная улыбка-оскал.

— Так тебе интересно?

— Нет.

— Я — разрушенные стены,

Я — протекшая вода,

Свежевспоротые вены

И холодная душа,

Позабытая в сортире,

Средь бумажных мелочей

Изнасилованный разум

Перемешанных идей...

Я — разорванное сердце,

Я — окурок на снегу

И поношенные берцы.

В полусне-полубреду

Я — оторванный от стада,

Средь волков и сам шакал,

Чаша, залитая ядом,

Кубок смерти и Грааль...

Я — осколок сего мира,

Безвозмездно, без души.

Я — истоптанный пол тира,

Я — мишени-миражи,

Нарисованные на стенах.

И в пылу уличных драк

Я вскрываю себе вены,

Я дурак, я слаб, я — враг, — а потом выжидающе посмотрел на Рену, наблюдая за ее реакцией.

— Зачем тогда спрашивал?

— Это к вопросу о твоих и моих желаниях, — вернул он ее реплику.

Рена хмыкнула.

— Ладно, уел. Этот стих нетипичен для тебя.

— У тебя есть еще варианты?

— Возможно.

— Продемонстрируй! — и сложил руки на груди.

Рена закатила глаза к потолку, пошевелила губами, припоминая слова, и неспешным речитативом начала читать наизусть всплывшие в сознании строчки:

— И небо стало серым,

И ничего не надо,

Лед катится по венам,

И мир стал серым адом.

Стучит Вольранов молот

С небес холодным горам,

И Смерти серый холод

Тебя отыщет скоро.

Ты никому не нужен,

Ты проклят бездной ночи.

Дождь катится по лужам,

Подняться нету мочи.

Плевать, что кто-то видит,

Пусть так оно и надо,

Пускай и ненавидят,

Их ненависть — награда.

Те твари, что косятся,

Да кто они такие?!

Им с нами не тягаться,

Мы выше, мы — другие!

Но ты один, и что же?

Нет! Ничего не надо.

Жизнь... Все одно и то же,

Тебе нигде не рады.

Ты крикнешь серым тучам

С вершины того ада:

"Вы стали выше, лучше...

Кому все это надо?!"

Да... Небо стало серым.

Да... Смерть — твоя награда...

Проходит нож по венам,

И ничего не надо...

Гаара задумался, потом его улыбка стала более человечной.

— Мне нравится.

— Мне нет.

— Моя очередь?

— У нас что, поэтическая дуэль?

— Ну почему же сразу так? Просто скрасим время ожидания, только не здесь.

— Что ты предлагаешь? — Рена, заинтригованная, смотрела на него и радовалась, что их конфликт разрешился без мордобоя.

— На свежем воздухе — тут так воняет табачным дымом, что легко можно угореть.

Рена лишь фыркнула, но перечить не стала. Она проскользнула в коридор и пошла на улицу, не дожидаясь, пока Гаара ее догонит. Но она спиной чувствовала его присутствие, несмотря на то, что двигался он совершенно бесшумно, как кот с бархатными лапками.

Когда молодые люди переместились на облюбованный ими ранее конек крыши, луна успела сместиться лишь на несколько ладоней и все также щедро поливала своим светом благодарную землю. Звезды любопытными глазами рассматривали все, до чего могли дотянуться своими лучиками. Рена привычно растянулась на галантно предложенном Гаарой одеяле, которое тот предусмотрительно захватил из ее комнаты, и поискала Кошачий Глаз.

Гаара тоже растянулся рядом с нею, но отодвинувшись на приличное расстояние. Похоже, он то ли брезговал, то ли опасался прикасаться к ней.

— Отпусти, я тебя умоляю,

Отпусти навсегда, не на миг.

Я беспомощная, я умираю

От слепых поцелуев твоих.

Мне не нужно ни царства, ни власти,

Обескровь меня, искалечь.

Я хочу испытать это счастье

Без губ твоих, рук и плеч.

Я мечтаю в земле затаится,

Я готова без имени жить.

Чтоб с тобой никогда не сходиться,

Чтоб тебя никогда не любить.

Дорогими, пустыми глазами.

Хоть могилу мою пожалей.

Не ищи меня в угольной яме,

Не отдам тебе смерти моей.

— Как ты это делаешь? — тихо и с какой-то тоской в голосе спросил у нее Гаара.

— Что? — непонимающе уточнила она, приподнимаясь на локте и ища глаза Гаары.

— Ты так талантливо лжешь, так виртуозно притворяешься, так фальшиво любишь, что тебе сложно не поверить. Я наблюдаю за тобой, я узнаю о тебе все больше, и ты — мразь. Таких не любят, не уважают. Таких только презирают. Но общаясь с тобой, я вижу, как ты можешь становиться мягкой и тихой.

— Ты ошибаешься! — более горячо, чем это было бы уместно, возразила Рена, вновь откидываясь на спину. — Я не тихая и не мягкая!

— Я умер вчера, но живой до сих пор,

Все выжато в жизни: и чувства, и боль,

И не хочу продолжать разговор,

Когда уже сыграна глупая роль.

Я знаю, что скоро оживу

И воскреснет немая душа,

Но только сейчас я сухую траву

Искусственной грустью полью не спеша.

Искусственно рот изгибает дугу,

Мое отраженье в кривых зеркалах,

Все, я больше так жить не могу,

Надеяться, ждать нарастающий крах.

Пустая коробка от слова-два,

Квадрат потолка белым прессом вниз.

Раздавит собой пустые слова,

Попал под раздачу и стал на карниз.

Мой предок возник и смотрит в глаза,

Под каждой ногою не нужный упор.

И вот по щеке покатилась слеза...

Я умер вчера, но живой до сих пор.

— Как его звали?

— Кого?

— Того человека, из-за которого ты последний раз пролил слезы?

— Яшамару.

— Кто это?

— Человек, которого я убил.

— За что?

— За то, что я любил его. А он меня — нет.

— Расскажи... — попросила Рена и осторожно переплела свои пальцы с его. Он не отстранился, но его тело опять начала бить мучительная дрожь, почти судорога. "Странно... Как можно целовать меня, тереться об меня всем телом, трогать за все места, до которых можно дотянуться, и при этом опять трястись от того, что наши ладони греют друг друга?"

— Это брат моей матери. Он был моей нянькой и наставником от рождения. Яшамару заботился обо мне, развлекал и воспитывал. Он посвящал мне почти все свое время, в отличие от отца, который предпочитал просто завалить очередными дорогими подарками, лишь бы я только не путался под ногами.

— А потом?

— А потом он предал меня. "Я пытался любить тебя, но не могу", — сказал он. "Я не могу простить тебе смерть моей дорогой, любимой сестры", — сказал он. Он пытался убить меня, и у него это вполне могло получиться, ведь он был единственным, кого я подпускал так близко. Это было около семи лет назад.

— Если он пестовал тебя с рождения, то почему он ждал шесть лет?

— Потому что Сунна до этого момента еще не знала, что я бесконтролен и психика моя нестабильна. Отец отдал Яшамару приказ, чтобы он убил меня и избавил селение от набирающей потенциал опасности.

— Вот видишь! Это был приказ Казекаге, от которого рядовой шиноби не может отказаться!

— Умирая, он сказал, что мог отказаться, но сам не захотел. Он хотел убить меня. И поплатился сам.

— Это была твоя первая кровь?

— Нет...

— Мне жаль тебя.

— Разве ты не понимаешь? Это то, каков я. Это то, для чего я был создан. Я — монстр.

Сколько раз он слышал о себе такое мнение, что сам всей душой поверил и теперь повторяет с нескрываемым удовольствием?

— Ты не более и не менее монстр, чем любой из нас. В чем-то ты даже человечнее.

Гаара недоверчиво хмыкнул.

— Например?

— Ты не лжешь.

— Это мелочь. Есть много людей, которые никогда не лгут, но при этом феноменальные сволочи.

— Хорошо, тогда такой вариант — ты не спишь.

— А это каким образом делает меня человечнее? — удивился Гаара.

— Чудовищным усилием воли ты лишил себя самого необходимого в жизни человека. Почему? — она перекатилась по одеялу ближе и положила голову Гааре на плечо, будто не было совсем недавно конфликта и угроз.

— Потому что, когда я засыпаю, дух Шуукаку выходит из-под контроля и может натворить такого...

— Если ты убиваешь, чтобы чувствовать себя живым, то откуда такая забота о других?

— Я не забочусь о других! — прорычал Гаара, непроизвольно стискивая тонкие пальцы Рены до хруста.

— Тогда почему ты не спишь? — пальцы занемели и болели, но Рена даже не попыталась вытащить свою руку из его ладони.

— Я не хочу потерять разум!

— Весомый аргумент, но если ты потеряешь рассудок, то тебе больше никогда не придется задумываться над своими поступками. Ты будешь счастлив.

— Я окончательно превращусь в животное!

— Наверно, но зато тебе будет хорошо...

— Больше убийства я ценю разум.

— Тогда почему у тебя стихи суицидальные? — она легонько подула ему в шею, пытаясь немного снизить градус напряжения.

— У тебя тоже! — он шипел, как злющий песчаный кот.

— Я не спорю, но почему? Почему ты, цепляющийся за жизнь даже за счет других, хочешь смерти?

— Я устал... но я не могу что-либо изменить...

— Ты ловишь лунный свет во тьме,

Как снег в безмолвии кружа,

Огонь свечи на острие,

Душа на лезвии ножа.

Лишь шаг в прозрачной тишине.

Лишь высота и пустота.

Никто не знает о тебе,

Никто не вспомнит никогда...

О том, что был ты здесь рожден,

О том, где есть твоя судьба,

О том, где смерть нашла тебя,

Но оглянись туда, во тьму,

Что видишь в нитях бытия?

Мир, что не властен никому?

Иль мир, что был твоя игра?

Что сделал ты для этих стен?

Что сделал для своей души?

Не равноценен был обмен

Того, что мог и выбрал ты?

И чья вина, что ты один?

Кто скажет слово за тебя?

Ведь ты достиг таких вершин,

Живя лишь только для себя.

Но лишь безмолвный снег идет,

Кровавый снег небытия...

И белым бархатом плетет

Твой мир, где больше нет тебя... — Рена тихонько нашептывала ему на ухо такие знакомые строчки.

— Ты жестока... Даже более жестока, чем я, — грустно ответил Гаара.

— Я так тебя чувствую. А я обычно говорю, что думаю и ощущаю. Скажешь, что я сильно ошибаюсь?

— Нет. Ты во многом права...

— Ты любишь подарки? — она пальцем погладила угол его глаза, где чернота была самой густой.

Он приподнял голову и посмотрел на нее с удивлением.

— Подарки?

— Ну да, добровольно отданные блага.

— Я не... — он задумался.

— О, прости, не буду тебя смущать. Ты хочешь спать?

— Да, но не могу, и ты прекрасно это знаешь.

— А если бы у тебя была возможность, ты бы спал?

— Да, — не задумываясь ответил Гаара.

— Хорошо.

— А что?

— Пока это моя маленькая тайна, — ухмыльнулась Рена, мысленно отправляя Сестрам задачку на рассмотрение.

— Это невозможно, — он вздохнул.

— Может быть, но мы попробуем на мой страх и риск, — она снова откинулась на спину и посмотрела на небо.

— Эй! На крыше которые! Хокаге зовет всех! — донесся откуда-то снизу крик незнакомого шиноби.

— Ну что же, пойдем, — сказал Гаара, вставая и галантно предлагая руку Рене.

Поколебавшись, Рена ее приняла.

Глава 20. Домой

Глава, в которой Рена наконец-то получает возможность отправится домой, шипит, ругается и получает в свои руки что-то очень интересное.

Гаара был сама любезность и помог Рене спуститься с крыши. Помощь заключалась в том, что он перекинул ее через плечо, не слушая гневных визгов, и попытался спуститься, но на первом же шаге наступил на волочащуюся по черепице косу. Ее волосы обвились вокруг его лодыжки, как щупальце осьминога, и его нога поехала в сторону, да так, что даже хваленая координация шиноби не спасла его от потери равновесия. Рена заорала благим матом от боли, когда почувствовала, что ей пытаются в буквальном смысле оторвать голову. Гаара не стал пытаться удержать равновесие с неустойчивым грузом на плечах и сделал со своей точки зрения самое правильное — попытался бросить ношу. Ноша была решительно настроена если умирать, так вместе, и намертво вцепилась в ремни на его одежде. В результате они оба кубарем скатились по крыше, отдельно отметив ребрами резной водосток, который сорвали к чертовой матери, увлекая за собой вниз, и упали на мощенный каменными плитами двор двумя этажами ниже. Падение на камни было далеко не так приятно, как на мягкую лесную землю, с которой Рена не так давно успела поздороваться. Она услышала, как в позвоночнике жалобно что-то хрустнуло, и спину прострелила боль. "Только бы хребет не перебить!" — панически подумала она и с ужасом поняла, что не может пошевелить ногами. Но спустя пару мгновений паники осознала, что это всего лишь Гаара придавил ее к земле, когда, перевернувшись в воздухе несколько раз, он оказался сверху.

— Гаара! Етить тебя через колено! Какого хрена ты свой долбанный песочек не подстелил?!

— А зачем? Ты вполне справилась с этой задачей и гораздо лучше песка, смею отметить. На тебе лежать гораздо приятнее.

— Сволочь! — Рена с оханьем стала спихивать Гаару со своего тела. — Слезь с меня, скотина эгоистичная!

Он встал и усмехнулся:

— Я просто как джентльмен пропустил даму вперед.

— Блядь, Гаара! Если ты такой джентльмен, то уступил бы даме место сверху!

Он скорчил странную рожу и поднял ее на ноги одним рывком, ухватив за волосы.

— Больно! Да отпусти ты, садист ненормальный! — Рена вырвалась из его рук и теперь злобно сверкала глазами. — Тебе что, нравится причинять мне боль?

— Я просто хотел помочь тебе встать, — невозмутимо ответил он.

— Да я в гробу видала такую помощь! — она попыталась разогнуться и с болезненным шипением ухватилась за поясницу.

Он примиряюще поднял руки:

— Ладно, не шипи. Где ты ударилась? Давай я подую, и все пройдет...

— Иди ты в задницу, шутник! — Рена фыркнула, но не смогла сдержать улыбки — представила, как Гаара мажет ей синяки лечебным бальзамом и при этом дует на ранки, приговаривая утешительную ерунду. Воображаемое зрелище вышло настолько абсурдным, что Рена непроизвольно все-таки рассмеялась.

— Что смешного? — Гаара невозмутимо отряхивал пыль с колен.

Рена рассказала.

— Чушь какая! — он закатил глаза.

— Да ладно, не будь таким мутным. Пойдем уже...

В центральный зал они зашли вместе, чуть ли не под ручку, вызывая волны недоуменного шепота. Поискав глазами огрызок своей группы, Рена быстренько спряталась за спину Нейджи. Остальные шиноби уже строились в ровные ряды, стараясь кучковаться по своим командам или селениям. Руководства еще видно не было, только наставники переговаривались тихими голосами и обсуждали успехи или неудачи своих подопечных.

— Ты где была? — Нейджи оглянулся на нее. — Я заходил за тобой, но ты уже куда-то ушла. И что у тебя с дверью случилось?

Рена дернула плечом.

— Дрянь какая-то снилась, выходила на улицу мозги проветрить.

Нейджи, принимая максимально незаинтересованный вид, поинтересовался:

— Опять кошмары?

— Ты приснился под ручку с Гаем на романтическом пикнике в Сунне, а Гаара в кружевном платьице из розовой тафты накрывал вам стол, — злорадно ответила она. — Я же говорю, дрянь всякая.

Нейджи усмехнулся.

— Юмор у тебя какой-то однообразный, ну да ладно. А с дверью-то что? Опять с кем-то повздорила?

Она зевнула.

— Да нет. Просто торопилась поскорее на свежий воздух, вот и хлопнула ею сверх положенного.

— Да-а... Хорошо же ты ей хлопнула, раз петли выломаны в обратную сторону, — Нейджи опять улыбнулся.

— Ой, да с кем не бывает, — только сейчас Рена обратила внимание на то, что Тен-Тен нет. — Слушай, а где эта?

— Какая "эта"? — Нейджи нахмурился.

Рена скривилась, но все-таки выдавила из себя:

— Тен-Тен.

— Она проиграла, и сейчас ей оказывают помощь.

— Она нормально бой отработала?

Нейджи вздохнул:

— К сожалению, не очень. Она сражалась против сестры Гаары, и ей не повезло.

Рена вспомнила красивую злобную блондинку и свою с ней стычку в женской душевой. Рука у Темари была тяжелая, и она определенно знала куда бить, так что, имея представление о разнице в силе между двумя куноичи, Рена даже немного посочувствовала своей временной напарнице.

— Сильно ей досталось?

— Кому? Темари?

Рена опять поморщилась.

— Нейджи, не беси меня. Мне чужие шиноби глубоко до задницы. И хоть я с Тен-Тен не поладила, но все-таки я отработала с вами экзамен и мы не поубивали друг друга за эту неделю.

Ее собеседник посмотрел на нее с огромным удивлением.

— Ого, ты меня прямо-таки сейчас поразила!

Рена опять поморщилась и держала на лице гримасу до тех пор, пока Нейджи не соизволил ответить.

— С ней все будет хорошо. Пару дней в медкорпусе пойдут Тен-Тен на пользу. Думаю, что к началу финального этапа она будет уже совсем здорова и сможет прийти на арену поболеть за нас.

— Ясно.

Разговор пришлось прервать, потому что наконец-то появился Хокаге. Шепотки в зале утихли, и все с ожиданием уставились на главу Конохи. Откашлявшись, он начал свою речь:

— Сегодня здесь собрались те шиноби, которые проявили свои боевые и личностные качества. Я знаю, что дорога по ранговой лестнице трудна, но сегодня вы стали на одну ступень ближе к заветной цели. Я хочу отдельно отметить тех, кто не смог преодолеть свою слабость или кому не повезло столкнуться с серьезным противником. Жизнь трудна, и повороты ее непредсказуемы, так что каждому из нас нужно быть готовыми к столкновению с серьезным противником. Не стоит уповать на то, что ваши враги всегда будут соответствовать вашему уровню. За эти несколько дней кто-то потерял своих напарников... Я сочувствую вашей утрате, но таков путь воина. И мы каждый день и каждый час должны быть готовы не только к собственной смерти, но и к потери своих боевых товарищей. Я верю, что каждый из вас хорошо усвоил преподнесенные уроки. Я желаю вам стойкости и мужества, ведь остался лишь один шаг к намеченной вами цели, и вы обязаны все преодолеть. Таков наш путь ниндзя.

Слух у Рены моментально отключился. Она полностью ушла в свои мысли, пытаясь разобраться во всем том дерьме, в котором она вымазалась по уши за последнюю неделю. В течение последнего года ей удавалось избегать серьезных неприятностей, но именно здесь она их нашла в полном объеме и во всех возможных видах. Сознание лишь изредка вычленяло в речи Хокаге отдельные фразы. Она всегда ненавидела всю эту пафосную ерунду с речами и воззваниями, а сейчас, когда все были усталые, грязные и злые, эти официальные речовки вызывали только раздражение и мысль о том, что над ними просто утонченно издеваются. Она стояла с трудом, чувствуя, как спина раскалывается от острой боли. Хотелось курить.

Церемонию оглашения списка тех, кто прошел экзамен, и перечень последующих правил проведения экзамена Рена слушала вполуха, хотя во взгляде старого Хокаге явно читалось "Я для кого, паршивка, распинаюсь?!" Но Рена это как-то проигнорировала, вычленив главное — она тоже прошла, а на остальную словесную шелуху ей уже не хватило внимания.

По окончанию этого небольшого полуторачасового выступления все начали потихоньку расходиться. Окинув зал пристальным взглядом, Рена обратила внимание, насколько поредели ряды претендентов на звание чуунина. А те, кто остался, почти все были потрепанные, поцарапанные, избитые и уставшие. Только единицы казались неповрежденными и вполне отдохнувшими — Нейджи, Гаара и его родственнички, Абураме и еще пара лиц...

— Ты куда сейчас? — спросил догнавший ее уже в общем коридоре и как ни в чем не бывало пристроившийся рядом Нейджи.

— Домой, — неприветливо буркнула Рена, прекрасно понимая, что закатывать скандал о проведенной им принудительной беседе не стоило, хотя ей ужасно хотелось вцепиться ему в глаза.

— Я провожу? — поинтересовался он со странной робостью.

— Проводи, — чуть теплее согласилась она, с удовольствием наблюдая, как наливаются кровью глаза внешне невозмутимого Гаары, который так некстати стоял рядом и следил за ней взглядом. Она взяла Нейджи под руку и потерлась щекой об его плечо, что он вынес, только сцепив зубы.

Краем глаза она наблюдала, как Темари что-то робко лепечет Гааре и от чего-то явно отговаривает. Несколько раз она протягивала руку, желая его коснуться, но каждый раз отдергивала, будто обжигаясь. Гаара смотрел на Рену и нехорошо скалился, а под ее кожей опять тягуче, но чисто запела струна его резонанса. На помощь своей сестре поспешил и Канкуро, загораживая обзор Гаары и прерывая их зрительный контакт. Вместе они смогли отговорить его от немедленных действий в сторону не в меру наглой особы. Гаара их внимательно выслушал, неохотно кивнул и отвернулся. Похоже, он решил их послушаться. Странно.

"Гаара, а ты умеешь притворяться, — с удивлением подумала Рена, уходя в один из боковых коридоров. — Когда хочешь, ты можешь держать себя в узде. Как любопытно!"

— Где ты живешь? — спросил ничего не заметивший Нейджи, аккуратно стряхивая ее руки со своего плеча.

— На окраине Конохи. Знаешь усадьбу на оздоровительных горячих ключах?

— Да.

— Это и есть мой дом.

Нейджи тихонько присвистнул:

— Ничего себе!

— Тебя что-то смущает? — невинно похлопала ресницами Рена. Ее приемная семья хоть и не принадлежала ни к одному Роду, но была хорошо обеспечена, даже слишком. Ей всегда казалось странным, что после их смерти не объявилось больше наследников. Как будто приемные отец и мать нарисовались из воздуха сразу с имением. Хотя все дело могло быть в том, что поместье им пожаловали за какие-то заслуги, а его в свою очередь у кого-то конфисковали. Но в документах на дом и землю не значилось никаких имен, кроме фамилии чиновника, который заверял сделку и имени того самого... который... "Ненавижу! Хватит об этом думать!" — Рена едва слышно скрипнула зубами и с усилием прервала поток воспоминаний.

— Нет-нет! — излишне поспешно постарался замять конфуз Нейджи — ему было неловко оттого, что он позволил себе чрезмерную реакцию на информацию о месте жительства своей временной подчиненной. Это было неприлично.

Рена же опять сделала вид, что ничего не заметила.

— Ладно. Я не собираюсь торчать тут больше необходимого — мне эта Башня остохренела дальше некуда, — чтобы подчеркнуть свое отношение к этому месту, Рена резко рубанула воздух ребром ладони.

— Да ладно тебе, не переживай из-за ерунды.

— Пойдем сначала наверх — я соберу свои пожитки, а потом двинемся по домам. Ты даже представить себе не можешь, как сильно я хочу домой!

Нейджи пожал плечами — ему-то как раз домой не особенно и хотелось. Там его ждала рафинированная вежливость родственников, надменность представителей Главной Ветви и обреченная покорность Младших. Дом его дяди, в котором его последнее время заставляли жить из-за его успехов в изучении родовых техник, был красивым и роскошным, но чужим до последнего своего гвоздя. Особым издевательством для его самолюбия и гордости была его обязанность прислуживать Хинате — он бы с большим удовольствием занимался с младшей сестрой Ханаби, которая делала замечательные успехи. Его злило то, что посредственность готовится возглавить Клан, а талантливую младшую ждет лишь получение печати подчинения. Хотя ходили слухи, что Глава мог поступиться традицией ради общего блага.

— Хорошо, — согласился Нейджи. — Я пойду с тобой, помогу собраться.

— А тебе самому собираться не нужно? — удивилась Рена. — Или, например, сопроводить покалеченную часть своего коллектива, орошая путь скупыми мужскими слезами?

— Нет. Я не брал с собой столько барахла, как ты, — только самое необходимое, что можно все время носить при себе. И не думаю, что медицинская бригада, которая занимается эвакуацией пострадавших, нуждается в моем присутствии.

— То, что ты назвал барахлом, позволило мне привести себя в порядок и не мариноваться в собственном поту и грязи. И не выдавать себя за сотню шагов вонью немытого тела. В отличие от некоторых, — язвительно процедила Рена.

Это высказывание заставило Нейджи залиться густой краской и вспомнить, когда он в последний раз менял одежду. Душ, конечно, приносил облегчение, но его благотворное влияние почти полностью нивелировалось, когда он был вынужден опять надевать несвежие тряпки. Поэтому он замолчал и больше не возражал против ее дополнительного снаряжения, все равно не ему это все нести.

Когда они подошли к двери, Нейджи с укоризной посмотрел на уныло приставленную к дверному проему дверь, но от комментариев отказался. Рене хватило такта все-таки смутиться. Она взялась за сломанную деталь интерьера и скромненько поставила под стенку в коридоре. Перешагнув порог, она быстро собрала рюкзак, не забыв ни одной вещи, даже самой ненужной, которую собиралась донести до ближайшей мусорки. Нет, она не была жадиной или безумной аккуратисткой — все из-за того, что она слишком хорошо знала, что можно сделать с помощью вещи, принадлежавшей кому-либо в прошлом. Самое безобидное, что было в том списке, — это выследить. Вещи, которыми кто-то пользовался, особенно личные, запечатлевали уникальный запах владельца, а то и получали слепок ауры. Узкоспециализированные сенсоры легко могли отследить по вещи ее хозяина.

За время сборов Рены Нейджи не отлипал от косяка двери, внимательно наблюдая за каждым ее жестом. Как будто нарочно она наклонялась, изгибалась и потягивалась так искусно, что заподозрить ее в умышленном флирте было невозможно, но с другой стороны, смотреть на это заманчивое зрелище для медленно звереющего от отвращения Нейджи было невыносимо.

"Дрянь! Тебя бы на сеновал, чтоб знала свое место. Или на цепь посадить, как бешеную суку... Такая молоденькая, а ведет себя как потаскуха. Бесит! За что Хирузен так наказал меня?" — зло думал Нейджи, внешне оставаясь совершенно спокойным.

Ничего не подозревающая о его мыслях Рена продолжала вертеться по комнате, быстро наводя после себя порядок.

— Ну, вот и все. Я готова, — отрапортовала она. — Пойдем?

— Да...

Молодые люди опять прошли по коридорам и лестницам, прошли через холл и вышли на свежий воздух. Пересекли двор они уже последними. Служитель Башни сразу же за их спинами захлопнул тяжелые створки ворот и загремел железным засовом. Они стояли возле самой кромки леса — еще несколько шагов, и его тень укроет их прохладной ладонью.

Легкий ветер слегка шелестел листвой, из леса доносились приглушенные звуки. Над верхушками деревьев уже вовсю полыхала заря. Лес, до этого темный и полный невысказанной угрозы, будто вздохнул с облегчением, избавившись от своего мрачного амплуа. Древние колоссы деревьев были вызолочены утренним солнышком и стали похожи на старых мудрых великанов. В их спутанных ветвях сновали белки, стрекоча и ругаясь, торопясь за день сделать как можно больше. Птичий хор оглушал своим многообразием и хаосом голосов — каждая пичуга стремилась перепеть-переорать своих конкуренток. И лишь подлесок оставался все таким же темным и сырым, будто говоря: "Темнота и холод лишь на время отступили, но обязательно вернуться. Да, они проиграли бой, но война останется за ними". В кустах запутались серые клочья тумана, похожие на комковатую мокрую вату, но и они постепенно таяли под горячими лучами. Рена смотрела на тонкие спицы света, которые пронзали лес до самой травы, находя лазейки в густой кроне, и не могла оторвать взгляда от противоречивой красоты легендарного древнего леса.

Непроизвольно она закрыла глаза и открыла уже тсукиган с семью алыми кольцами. Мир вокруг нее дрогнул и изменился. Лес превратился в зеленое стекло, а свет стал твердыми трещинами на его поверхности. Она всей кожей ощутила, как корни капля за каплей собирают пролитую за эти дни кровь, смешанную с росой и слезами. Высоко в небе она увидела смутные, едва различимые очертания Провала в серебристом ореоле истекающей из него энергии. Он был как застывший темный колодец, до краев наполненный черной водой, вечный и монолитный, а ореол вокруг него сегодня больше был похож на обод огромного неровного колеса. Еще никогда она не различала его так ясно — обычно она ощущала лишь его присутствие, смутную тревогу и тоску. Когда она смотрела на него, то ощущала его мягкое притяжение, будто прохладная ладонь взяла ее за сердце и влекла к себе. Чем дольше она смотрела, тем лучше чувствовала, как тонкая красная ниточка связывает ее и... и это. Провал — это и были те ворота, за которые все рано или поздно уйдут. Темный колодец обдирал с умирающего все лишнее, отбрасывая жизненную силу обратно в мир, но забирая по ту сторону все остальное. Что находилось за его гранью, было вне понимания смертных. Говорили, что аватара Бога Смерти на самом деле всего лишь персонифицированный Провал. Каждое мгновение в Рене умирала какая-то часть, пусть и ничтожно малая, но клетка за клеткой она теряла саму себя, изменяясь и истаивая, как лед над свечой. Когда она смотрела в эту ждущую бездну, она ощущала, как бездна смотрит в ответ, и взгляд ее был преисполнен ожидания, терпения и сочувствия. Может, именно поэтому смерть ее тела не пугала ее так сильно, ведь она знала — дальше тоже будет другой путь. Из леса к провалу тянулись целые снопы нитей. "Здесь всегда так много смертей". Вот она, энтропия жизни, во всю свою непреложную силу. Рена смотрела в Провал с тоской, понимая, что эти двери для нее еще закрыты.

Праздничная радость птиц стала для нее отпеванием. Рена полной грудью вдохнула напоенный свежестью воздух, задержала в легких и шумно выдохнула вместе со словами:

— Все жаворонки нынче вороны...

— Ты о чем? — не понял ее Нейджи.

Рена посмотрела на него, не зная, как объяснить ему тот взрыв чувств, который пробудило в ее душе утро. Она тряхнула головой, сбрасывая наваждение, потерла голые плечи, которые покусывала утренняя прохлада.

— Не обращай на меня внимания. Я просто задумалась.

— Ну что, пойдем? — деловито спросил Нейджи.

— Полетим! — ответила она. — Если догонишь.

Нейджи хмыкнул, но потом поперхнулся готовым сорваться с губ язвительным ответом, когда увидел, что кисти Рены замелькали с невероятной скоростью и ловкостью. Потом Рена совсем уж по-дикому сплела пальцы, так, что Нейджи подумал, что суставов и костей в них вообще нет, и взвилась в длинном, гибком, красивом прыжке. В середине прыжка она швырнула перед собой пригоршню каких-то бусин. Прыгнула не к деревьям, а чуть выше. Потом ее нога нашла еще одну невидимую опору, и она подскочила еще выше и дальше вперед.

— Эге-е-ей! До-о-ого-о-оня-я-яй!!! — донеслось ее затухающее эхо.

— Это что за, мать вашу, было? — в полном изумлении воскликнул Нейджи, не замечая, что ноги его подкосились и он уже сидит на земле. — Она же говорила, что знания Небесных Всадников утеряны

Догнать бегущую по самым верхушкам деревьев Рену ему не представлялось возможным. Потом его лицо перекосилось, и на тонких губах проступила злобная улыбка:

— И на тебя найдется управа!

* * *

Рена выдала серию заковыристых матюков, в которых фигурировали лично Нейджи Хьюга и все его предки до седьмого колена в разнообразных извращенных сношениях с некоторыми особо крупными и опасными представителями местной фауны, а иногда даже и флоры, и возопила в небо:

— Небо, как же этого изверга переносят его родственники и команда?

Рена мчалась по кружащимся в небе листьям, оторванным сильными порывами ветра, и старалась на каждый шаг-парение выбирать опору все меньше и меньше. Надолго ее не хватило, и вскоре она перешла на проторенные тропы по веткам средней толщины.

— Наглая рожа! — прыжок. — Эгоистичный оболтус! — прыжок. — Озабоченный засранец! — прыжок. — Самоуверенный кретин!

Неизвестно, сколько бы продолжалась подобное размышление вслух, если бы Рена не увлеклась так сильно и не разогналась быстрее необходимого. Сама того не осознавая, она стремительным птичьим росчерком перелетела через забор и остановилась только тогда, когда со всего разбега вмазалась в стену ближайшего дома.

— Уа-а-ай! — нечленораздельно крякнула она, сползая неряшливой кляксой по каменной кладке стены. Из-под крыши на нее вдобавок посыпался мусор и пыль. Полежав минут десять, она с трудом встала на четвереньки и потрогала основательно свернутую скулу. Даже Ли ее так сильно не бил в первый день их знакомства.

— Вот же угораздило! — она сплюнула кровь и осколок треснувшего зуба. Теперь пройдет целая вечность, пока она залижет острые края скола, а потом постепенно нарастит свежую эмаль. Оставалась радоваться, что сломанный зуб оказался коренным и не испортил ей улыбку. Восстанавливать зубы было труднее, чем отращивать новые пальцы. Зато свернутая после падения с крыши спина от удара вправилась и перестала хрустеть и постреливать болью. Оглядевшись по сторонам, Рена рассмотрела красные крыши родного поселения.

Отдышавшись и раздраженно перекинув за спину привычную тяжесть косы, она не спеша и с достоинством прошла по знакомым улочкам, здороваясь со знакомыми и игнорируя незнакомых, попутно прикрывая ладонью здоровенный синяк на пол-лица.

— Хэй, Рена, иди сюда! — услышала она знакомый хриплый голос.

— Хэй, Боке, не приставай к порядочным девушкам! — со смешком ответила Рена, но все же подошла поближе.

Перед нею на расстеленной прямо на земле грязной циновке сидел оборванный побирушка, старательно демонстрирующий роскошную россыпь чирьев, язв и лишая. Он был прямо таки достопримечательностью деревни, являясь единственным нищим. Его долго пытались хоть куда-то пристроить, но он талантливо добивался того, что его выгоняли с работы за профнепригодность, даже если ему поручали мести от забора до обеда дорожки в парке, и спустя пару недель он вновь сидел на своем любимом месте, подпирая стену продуктовой лавки и любуясь на лоток зеленщика. Перед ним стояла плетенная из соломы мисочка для подаяний. Нищий все время перебирал пальцами грязные сальные монетки. Дневной улов был невелик, но Рена прекрасно знала, что не одной милостыней живет Боке. Точнее, побирательство было его хобби, а основной доход он получал за грамотно собранную и проданную информацию и за передачу сомнительных посылочек и приветов. Удивительно, как еще доблестная служба АНБУ его не выкинула пинками из города? Не иначе, завидев кого-то из них, он тут же притворялся глухим, немым, кривым да еще и страдающим падучей.

— Хе, цыпа, где ты тут видишь порядочную девушку? — лукаво прищурился уличный проныра.

— Болван, не зарывайся, — оскалила клыки Рена. — Или ты думаешь, что я следую заповеди "не обидь сирых и убогих"?

— Ладно, не шипи, — примирительно замахал руками нищий.

— Чего ты хотел, Боке? — переходя на деловой тон, спросила Рена, брезгуя подойти поближе, чтоб не нахвататься вшей. — Я целую вечность не имела возможности привести себя в порядок, и поэтому терпение мое на волоске.

— Тебе послание, — его голос стал серьезным. Боке прекрасно понимал, что шутки шутками, но нельзя смешивать работу и развлечение.

— От кого? — заинтересовалась Рена.

Боке пожал плечами:

— Не знаю. Тебе решать.

— Ну, и где оно? — поторопила его заинтригованная Рена. Только крайняя необходимость заставила ее связаться с этим отбросом. Хотя определенную пользу он приносил, передавая заказы на левую руку мимо стола Хокаге и не путаясь под ногами. А еще у него вкупе с длинными ушами и носом был потрясающе короткий язык.

Боке покопался в своих лохмотьях и извлек маленькую ампулу, наполовину заполненную ядрено-синей жидкостью, а наполовину — голубой. Между ними была тонкая перепонка из фольги, не позволяющая жидкостям смешиваться. В колпачке флакона была кнопка с иглой, которая и пробивала эту фольгу в необходимый момент.

— Это что еще за хрень? — слегка опешила Рена, не торопясь брать в руки вещь неизвестного назначения.

— Это и есть послание, — хмыкнул Боке. — Чтобы его получить, тебе придется это выпить. Я получил довольно четкие инструкции на этот счет — проколоть фольгу, взболтать двумя-тремя движениями, сломать колпачок и выпить залпом, не разбавляя и не запивая.

— Кто тебе это дал? — подозрительно спросила Рена, протягивая ладонь. — Мне надоело, что всякие разные-разнообразные меня периодически пытаются отравить.

— Высокий, худощавый, смазливый. Патлы белые, прилизанные. Глаза как у чокнутого, который это старательно скрывает до поры до времени. Разряжен был как франт — дорогое кимоно — белое, голубое, синее и черное. Пояс шелковый, вышитый. Гэта лакированные. А еще от него духами пахло — не могу понять, то ли женские, то ли мужские — что-то сладкое и горькое одновременно, — быстро отчитался осведомитель, роняя в протянутую ладонь тяжелый гладкий флакон.

— Оружие у него было? — задумчиво спросила Рена, перекатывая "послание" между большим и указательным пальцами.

— Нет.

— А хитай-атэ?

— Тоже не было.

— Ну хоть какой-то опознавательный знак? — она начинала терпеть остатки терпения — посланник явно пытался сделать так, чтобы его не узнали.

— Только кулон на цепочке.

— Что за кулон?

— Треугольник, вписанный в круг.

Рена задумалась — она раньше никогда не встречалась с похожим человеком, да и символ, носимый им на шее, ей был неизвестен. Может, просто побрякушка? Хотя "просто побрякушек" в мире шиноби практически не было — все должно было нести если не функциональную, так уж точно смысловую или религиозную нагрузку.

— Госпожа... — внезапно проблеял Боке, мгновенно перекашивая лицо. Выглядело это так, будто он страдал невритом лицевого нерва. Рена до сих пор только диву давалась, как это у него получается настолько точно контролировать мимическую мускулатуру, и в тайне даже завидовала этому мастерству.

— Чего тебе? — устало спросила она, привычно отмечая появившийся силуэт АНБУшника и так же привычно подыгрывая Боке и швыряя в его миску для подаяния мелкую монетку, за которой погнушалась бы нагнуться на улице.

— Помогите убогому на пропитание! Добрые духи будут хранить вас вечно! Дай боги вам здоровьечка! — а потом совсем другим голосом, как только дозорный скрылся за поворотом: — Рена, ты как, платить будешь?

— За что? — удивилась та. — Мне кажется, что этот белобрысый сам тебе отвалил хорошую сумму за то, чтобы ты передал мне эту сомнительную дрянь.

— Так-то оно так, — скосил хитрый закисший и красный глаз в складках серой пористой кожи Боке, — но ведь и ты кое-что новое узнала о нанимателе. А это в обычную сферу моих услуг не входит. Исключительно из уважения к тебе рассказал.

— Ври больше! — хмыкнула она.

— Ну Рена... — заканючил Боке и потянулся грязными руками к ее штанине, чтоб облобызать и опозорить Рену перед прохожими.

— Ладно, ладно! Чего ты хочешь? — не выдержала она, отскакивая за пределы досягаемости его загребущих ручонок. К горлу подкатывала тошнота при виде траурных каемок под длинными, неровными ногтями нищего.

— Ну... может, ты дашь мне попробовать снова?..

— Нет, — еще не дослушав, твердо отказала Рена.

— Но почему? — искренне возмутился Боке. — Неужели тебе жалко каких-то пары капель крови для несчастного, больного, побитого жизнью человека?

— Перебьешься. Моя кровь не по твою жадную глотку, так что и думать забудь.

— Рена! — продолжал скулить Боке. — Почему?!

— Потому что я скупая, злобная, бессердечная сука. Все, трудись. Труд полезен. И тебе надо к нему привыкать. Через пару дней тебя могут все-таки изловить АНБУ, и конец твоей лентяйской жизни. Так что поправдоподобнее клянчи — пригодится в других селениях. И то если тебя, побирушку гнилую, не погонят в шею еще на подходе к воротам.

— Какая же ты стерва! — обреченно вздохнул Боке, провожая хрупкую фигурку алчным взглядом, но не решаясь настаивать — себе дороже выйдет.

Глава 21. Любопытство

Глава, в которой Рена мучается сомнениями и решить сомнения ей помогает кто-то очень странный.

Дорога домой заняла у нее гораздо больше времени, чем она рассчитывала, потому что по пути она решила пройтись по торговому ряду и прикупить домой хоть каких-то продуктов, зная, что холодильник так же пуст, как и ее желудок. А упускать утренние торги, когда на прилавках торговцы выкладывали все самое лучшее, было не практично. Рынок Конохи встретил ее шумом и гамом. В воздухе витали ароматы специй, фруктов и готовящейся во многочисленных уличных кафешках еды. Рена потянула носом и уверенно направилась к рыбному ряду. Долго торговалась за прекрасного угря, довела до отчаянья рыбака, но все-таки смогла сбить цену на треть. Потом наведалась к зеленщику и набрала корзинку овощей. Поулыбалась, потрепыхала ресницами и получила в подарок большую хурму. Надолго задержалась у торговца специями, но так ничего и не купила — специи оказались слегка отсыревшими, и она пожалела деньги. К тому же по всей лавке были развешаны пучки лаванды, которую Рена ненавидела всеми фибрами своей убогой души. Был момент, когда она почти решилась купить крохотный пакетик дорогущего шафрана, за которым охотилась уже месяц, но торговец опять полез к ней со своей лавандой и сунул под нос флакон с эссенцией, дабы "юная госпожа оценила столь утонченный аромат, который так замечательно ей подходит". В итоге Рена психанула и отказалась вообще что-либо брать.

Наконец, на оставшуюся мелочь купила себе дайфуку и поволокла покупки домой.

Когда она выходила из торгового ряда, ее окликнул незнакомый шиноби:

— Ибогами Рена?

Она остановилась и со всем возможным дружелюбием ответила:

— Да?

— Тебя желает видеть Хокаге-сама, он ожидает тебя здании городского совета. Постарайся не задерживаться, пожалуйста.

С тяжелым вздохом она кивнула, показывая, что услышала. Шиноби, не тратя больше времени на нее, побежал дальше по списку своих поручений.

"Интересно, что ему от меня понадобилось? Насколько я знаю, те, кто участвуют в экзамене, освобождаются от рутинной работы..." — подумала Рена разворачиваясь в обратную сторону. Чтобы добраться до центра, нужно было вновь пройти через толчею рынка. Пробираясь через толпу, Рена с раздражением думала о том, куда ей девать свежую рыбу, которую она мечтала приготовить первым делом, как вернется домой. С каждой минутой ее свежесть становилась все более сомнительной, как честь девственницы, живущей в борделе.

Переступая порог дома совещаний, Рена все еще не смогла придумать, как быть со своими покупками и как она вообще будет смотреться в кабинете Хокаге с корзинкой всякой всячины на локте. Так и не придумав ничего лучше, чем все-таки затащить ее с собой на аудиенцию, Рена постучалась, дождалась ответа и вошла.

— Доброе утро, Хокаге-сама. Вы меня вызывали. Что случилось? — она опустила корзинку на пол и застыла посреди кабинета, даже не делая попытки сесть. По лицу Хирузена иногда можно было понять, в каком он находился расположении духа, поэтому сегодня Рена решила не испытывать его терпение.

— Рена, доброе утро. Да, я звал тебя, — он внимательно посмотрел на нее, потом все-таки добавил: — Ты можешь присесть.

Она тут же уселась прямо на пол и с молчаливым интересом посмотрела на свое начальство. Хокаге не торопясь раскурил трубку и окинул Рену внимательным взглядом. Пауза затягивалась, Рена терпеливо ожидала какого-нибудь подвоха. Хокаге нахмурился и наконец-то сказал:

— Я хочу поговорить с тобой по поводу твоего экзамена.

— Да-да? — Рена оживилась.

— Вчера Майто Гай подал отчет о своей команде с подробным описанием действий каждого своего подопечного на протяжении этой недели. И именно об этом я хочу побеседовать.

— Э-э-э... — невнятно протянула Рена, вполне догадываясь, что Гай ничего лестного по ее поводу написать не мог.

Хирузен откинулся на спинку кресла и выпустил струю дыма к потолку.

— Ты ничего не хочешь мне объяснить?

— Смотря что накарябано было в этом отчете.

— Твое поведение накануне экзамена было на грани допустимого.

— Но грань не переступило, — Рена была спокойна. Что-то в регенерации пошло не так, и разбитая скула болела все сильнее. Рена подавила желание достать из корзинки завернутого в листья угря и приложить его холодный скользкий бок к лицу.

Хокаге хлопнул ладонью по столу.

— Рена, мне все труднее закрывать глаза на твое поведение. Да, я признаю, что вне пределов Конохи твоя работа и поведение безупречно. И тем более меня поражает, как сочетается высочайшая оценка твоей работы, которую дают наниматели, и безудержное хулиганство дома.

— Хокаге-сама, я просто дома расслабляюсь и веду себя как мне хочется. Должно же быть место, где мне не нужно притворяться. От этого честь Скрытого Листа не страдает, правда?

— От этого страдают твои товарищи.

Ее глаза остекленели.

— У меня нет товарищей.

Он вздохнул.

— Неужели тебе не понравилось взаимодействовать с командой?

Она неопределенно пожала плечами. Хокаге отложил трубку в сторону.

— Ладно, ты не хочешь облегчить мне задачу, а ведь кроме тебя мне есть чем заняться. Давай начнем по порядку, — он достал из пухлой стопки бумаг на столе лист с ее ответами на письменном экзамене, еще раз бегло просмотрел и опять положил на стол, прихлопнув ладонью. — Как это понимать?

— А что не так? — Рена затрепыхала ресницами, пытаясь изобразить саму невинность.

Ее лист был исписан мелким неразборчивым почерком. В прыгающих, перепутанных и наползающих друг на друга строчках с большим трудом просматривались смутные очертания ответов на поставленные вопросы. А все свободные промежутки были заполнены пространными рассуждениями на тему того, у кого тут в аудитории списывать нужно, у кого — можно, какие способы для этого лично она может применить и почему ей это лень делать. Этого как будто показалось ей мало, и оставшееся свободное место она заполнила витиеватыми узорами, делая текст практически не подлежащим дешифровке.

— Рена, какая задача стояла на первом этапе? — Хокаге сохранял спокойствие.

— Списать, желательно не заметно, — она пожала плечами.

— И?

— И я этого не сделала, потому что постановка задачи не стояла прямо. Наша рабочая этика предусматривает возможность отказа от выполнения неопределенно поставленной задачи во избежание ненужной или даже вредной самодеятельности.

— Ты передергиваешь.

— Хокаге-сама, этот этап просто фикция! И цель его была скорее определить, кто решительно настроен продолжать проходить экзамен, несмотря на риски. Проверка навыков по сбору информации — всего лишь отвлекающий маневр. У этого экзамена не одно потайное дно, а я ужасно не люблю без нужды заниматься такой чисто формальной ерундой. Вы вполне осведомлены о том, что я знаю правила и умею следовать им буквально, если того требуют обстоятельства. Да и мои навыки по сбору информации в самых разнообразных условиях вы проверяли уже не однократно, поэтому эта письменная работа не имеет совершенно никакого веса в оценке моих навыков шиноби.

— Ты невыносима!

— Зато полезна.

Хокаге вздохнул и опять крепко затянулся.

— За каждый этап экзамена начисляются баллы. Оценивается не столько выполнение выдвинутых перед вами условий, сколько ваши действия, направленные на решение поставленной задачи. Первый экзамен, который ты написала, самый простой, а уже вызвал много споров среди комиссии — его можно считать как пройденным, так и с треском проваленным.

— И за кем решающее слово?

— За мной.

— И вы пригласили меня сюда, чтобы озвучить свое решение? — голос Рены стал напряженным.

— Нет, чтобы его принять, — Хокаге смотрел на нее очень внимательно. — Ладно, твою мысль по первому этапу я уловил. Засчитано. Давай дальше разбираться. Что ты мне предлагаешь думать по поводу Леса Смерти?

— Давайте разбираться, я-то не против. А там что не так получилось? Команда собрала полный комплект свитков и добралась до Башни, все как и заказывали.

— Не команда, а ты собрала свитки, — Хокаге невозмутимо дымил и рассматривал неуемную подчиненную из-под полей шляпы. — А это было испытание умения работать в команде, и тебя об этом многократно предупреждали. Очень трудно засчитать твои действия в данном этапе как правильные.

Она поморщилась.

— Де-юре было озвучено другое. И требование было выполнено буквально до последней своей точки. К тому же команда собрала дополнительный комплект свитков уже без моего вмешательства.

— Ну да, опять ты цитируешь букву закона, забывая о его духе. И снова противопоставляешь себя команде. Мол, вот мои свитки, а вот — ваши, и давайте не лезть в песочницу друг друга. Что ты по этому поводу мне скажешь?

— Скажу, что цель была достигнута, а команда почти не пострадала. К тому же, насколько мне известно, та же команда из Сунны выехала исключительно за счет Гаары. Почему это не вызывает вопросов?

— Потому что они под юрисдикцией своего селения, а решение об их заслугах принимает Казекаге.

— В любом случает прецедентов хватает, — Рена улыбнулась.

Хокаге поморщился.

— А дальше что ты чудила?

— Ничего!

— Так, — он перевернул несколько листов пухлого доклада, который лежал перед ним, — что там у нас по списку? Ага, а по списку у нас избиение куноичи из Сунны. Причем драка в непотребном виде в общей душевой на глазах товарищей этой самой куноичи.

— Она первая начала! Я клянусь, что не нарывалась на драку, ссориться начала она! Я спокойно купалась себе, а она начала ко мне цепляться. И ударила тоже первая! Я позволила ей сделать это несколько раз, давая время одуматься, а потом просто дала сдачи!

Хокаге ожег ее таким взглядом, что Рена почувствовала, как у нее вспыхнули уши.

— Конечно, так оно и было, но почему ты не упоминаешь того факта, что именно ты раздула конфликт, подзуживая ее?

— Все равно она первая ко мне прицепилась!

— Зная тебя, я очень сильно сомневаюсь.

— Но почему именно я должна терпеть, когда меня откровенно провоцируют? Она всего лишь получила то, что заслужила. Не вижу ничего плохого в том, что за Конохой закрепиться репутация селения, которое не оставляет безнаказанным провокации, даже самые мелкие.

— Ладно, тут, может быть, ты и права, но метод, который ты выбрала, недопустим. Нужно быть мудрее, а тут юношеский максимализм во все поля, — Хокаге перевернул еще страницу. — Ты самовольно покинула Башню и вернулась в Коноху.

— Это опять-таки не запрещено. Я не получила никакой дополнительной помощи, только собрала некоторые личные вещи, совершенно не имеющие веса в дальнейшем экзамене.

— И шлялась где-то в лесу всю ночь. Чем ты занималась и с кем была?

— Книгу читала и пиво пила. Не хотела мозолить глаза окружающим...

— Сама?

— Да.

Хокаге сверил ее недоверчивым взглядом.

— Ничего подозрительного не видела?

— Нет.

— Это хорошо. Утром, когда ты вернулась в Башню, от тебя пахло алкоголем и канабисом, а немного позже в тот же день ты была найдена Нейджи Хьюгой в состоянии сильного наркотического опьянения.

— Да, было. И что?

— Я хочу, чтобы ты дала оценку своему поведению.

Рена вздохнула тяжело-тяжело.

— Хокаге-сама, вы ставите передо мной вопрос с подвохом. Чего вы от меня добиваетесь? Раскаяния? Нет, я на это не способна, и вы знаете об этом не хуже меня. Да и что мое раскаяние изменит, если этот период уже пройден? Неужели вы думаете, что я добровольно попрошу о дисквалификации, растоптанная угрызениями совести за свое поведение?

— Ох, Рена... Как же я устал с тобой бодаться! Ты же знаешь, что я могу наказать тебя своей волей Хокаге.

— Накажите, — она подняла на него невинный взгляд.

— Я же могу заставить тебя вычерпать все общественные уборные кофейной чашкой.

— И они будут вычерпаны до последней капли.

— Вот только я не удивлюсь, если нечистоты потом окажутся у меня в спальне.

Взгляд Рены стал еще более невинным.

— О, Хокаге-сама, как я могу?!

— Хватит! — он грохнул кулаком по столу. — Я же просил тебя не высовываться, а ты что натворила?

— Что?

— Ты в курсе, что по деревне поползли интересные слухи, что одна не в меру наглая куноичи, которая носит хитай-атэ Листа, спуталась с сыном Казекаге?

— По поводов слухов не уверена, а вот о личности этой наглой куноичи могу выдвинуть предположения.

— Рена! Ты действительно не понимаешь, что вы оба можете стать причиной серьезного конфликта между нашими селениями? Я уже имел на этот счет разговор с Казекаге. И пока он был вежлив и больше пытался выяснить, стою ли я за этой вашей сомнительной связью.

— Коноха и Сунна в относительно добрососедских отношениях, и на период проведения экзамена, раз уж мы допустили их присутствие на нашей земле, не существует прямого запрета на общение между мной и Гаарой.

— Зачем ты это делала?

— Мне было скучно, а Гаара дал мне то, что не смогла дать вся Коноха. Тот самый тип взаимоотношений и особый вид противостояния, которого я так долго искала. В Гааре нет жалости, нет снисходительности. Он давит на меня от всей души, не сдерживаясь и не делая скидок на что-либо. А еще он больной психопат, который понимает меня и принимает такой же больной, как и он.

— Рена, я хочу в сто двадцатый раз предложить тебе пообщаться с психологом. Твой настойчивый мазохизм меня уже пугает. Ты понимаешь, что Гарра невероятно опасен? Он совершенно не контролируемый психопат.

— Нет, я не пойду к мозгоправам, делать мне там нечего. И я прекрасно понимаю, что Гаара явно не невинная деточка из ясельной группы, но это ничего не меняет. К тому же хочу акцентировать ваше внимание на паре интересных моментов.

Хокаге перестал хмуриться и с возросшим профессиональным интересом посмотрел на нее:

— Та-а-ак, интересно...

— Во-первых, Гаара, как вы правильно заметили, сын Казекаге. Учитывая последние тенденции наследования титула, он вполне может стать приемником Годайме. Но даже если этого не случится, он имеет колоссальный потенциал рангового роста. Думаю, будет полезно, если Гаара разовьет эмоциональную привязку к Конохе.

— Да, это хорошая идея. Если ты справишься, конечно.

— Во-вторых, гораздо полезнее, если такой опасный шиноби будет под наблюдением. За ним гораздо удобнее следить, если всегда точно знаешь, где его искать.

— В твоей постели, что ли, его ловить?

— Нет, мы еще не спали, — невозмутимо ответила Рена. — А в-третьих, если мне удастся затащить его в постель, то он может под действием обстоятельств рассказать что-нибудь очень личное. Он — сын Казекаге и, скорее всего, имеет доступ к интересным делам своего селения. Будет полезно, даже если он просто в момент минутной слабости расскажет о своих собственных заказах. В этих вопросах он совершенно наивен, не имеет никакого сексуального опыта, поэтому этим можно воспользоваться.

— И ты так спокойно об этом говоришь? — Хокаге смотрел на нее с печалью.

— А что такого? Мою специфику вы знаете, — Рена пожала плечами.

И проникновенным отеческим голосом, от которого Рену передернуло, Хокаге спросил:

— Ты уже задумывалась о своем будущем?

— Конечно. Я хочу получить ранг токубецу-джонина по моей специализации.

Хокаге устало потер глаза ладонями и помассировал виски.

— С тобой невозможно разговаривать. Ладно... Иди к своим, а я подумаю, что с тобой делать.

— Но какой смысл мне оставаться в группе, если командный этап пройден? Я думала, что мне больше не нужно общаться с этими, — она сделала неопределенный жест пальцами.

Хокаге поднял на нее глаза и нехорошо улыбнулся.

— Я придумал тебе наказание — теперь ты относишься к этой, — он повторил ее жест, — команде. Поздравляю.

— Вы наказываете в первую очередь не меня.

— Разберетесь.

— Хокаге-сама, так что там с моим экзаменом?

— Допущена. Готовься к последнему бою.

Рена встала на ноги и подняла свою корзинку.

— Хорошо. Я тогда пойду.

— Иди, — он кивнул ей. — А на обратном пути зайди к секретарю и напиши подробнейший отчет о последних двух неделях и свои предложения по поводу Гаары.

Рена сжала зубы, но промолчала, только позволила себе чуть громче хлопнуть дверью.

Отчет занял у нее весь день, потому что она знала, что ее писанину проверят со всей скрупулезностью и при малейшей халатности с ее стороны заставят переделать с нуля. Подобный опят имелся, поэтому Рена, высунув язык от усердия, со всем прилежанием подробно описала все похождения, вплоть до цитирования своих поэтических бесед с Гаарой. Наконец внушительный свиток был сдан, и Рена вышла на улицу, которая дышала наступающим вечером.

К тому времени, как она добралась до ворот своего дома, глаз совсем заплыл и настроение опустилось ниже всех допустимых пределов, а солнце почти село. На зубах завязло тесто дайфуку, который она сжевала еще днем, и теперь она жаждала поскорее добраться до зубной щетки.

— Я дома! — привычно крикнула в пустой коридор Рена, переступая порог и разуваясь. Разумеется, ей никто не ответил, но ей иногда хотелось услышать чей-то родной голос в ответ. Пусть даже собственное эхо, но как на зло планировка дома напрочь исключала эхо.

Дом, принадлежащий Рене, стоял в небольшой впадине между двумя невысокими холмиками как в ложбинке девичьих грудей. К нему прилегал небольшой аккуратный сад с одной стороны и несколько естественных бассейнов с минеральной горячей водой с другой. Всего источников было три, как и бассейнов, которые они наполняли: в одном вода была совершенно прозрачной и холодной, во втором — как кипящее молоко, а в третий стекала из первых двух, так что он представлял собой нечто среднее. Вода, наполняющая эти бассейны, сбивалась в несколько суетливых ручейков и в шлейфе пара неспешно текла куда-то в лес, который подступал почти к самому дому. Бортики бассейнов еще очень много лет назад обложили черным мрамором с серебряными прожилками, но на том решили и остановиться, потому что дно было гранитным с редкими вкраплениями базальта.

Дом был двухэтажный, добротный и обнесенный трехметровой стеной с арочным входом. Фундамент собрали из камня, а стены выгнали из кирпича и обшили деревом. Дом был построен в не типичной для Конохи тяжеловесной манере и сильно диссонировал с традиционной архитектурой. В качестве компромисса внутренние комнаты были оформлены больше в привычном местному населению стиле — в основном старинными раздвижными бумажными стенками, тростниковыми ковриками, картинами тушью на шелке и бронзовыми светильниками — никакой современной техники. Исключение составляли ванная комната, кухня и гостиная, набитые всем необходимым. Ну и сеть аудиосистемы, которая обеспечивала идеальное звучание любой музыки в каждом углу дома. В доме также нашлось место для оружейной, небольшого тренировочного зала, библиотеки и огромного подвала. Широкая веранда с левой стороны дома переходила в крытую галерею, которая заканчивалась купальным домиком на источниках. Последним нюансом был домик для чайной церемонии, спрятавшийся в глубине ухоженного сада, но пользовались им крайне редко. По крайней мере Рена там еще ни разу не была ради распития чая — периодически заходила, чтобы вымести нанесенный ветром сор и протереть пыль.

В том же саду прятались домики для духов и кормушки для птиц. Порой трудно было отличить одно от другого, что Рене невероятно нравилось. Тем более что сейчас сад только начинал цвести, и можно было рассмотреть каждый поспешивший распуститься бутон, а не теряться в их несметном множестве, как будет уже через пару дней. В вечерних сумерках величаво покачивались огромные белые воронки белены, отдававшие ветру свой тяжелый, сладкий дух. В траве стрекотали цикады, постукивала о круглый голыш, привезенный с берега океана, бамбуковая трубка, когда выливала воду, да музыкально пела травяная лягушка в крошечном стоячем прудике, отороченном камышом с там и сям разбросанными листьями водяной лилии. Ее же белые, желтые, лиловые и блекло-сиреневые плотные, как будто отлитые из дорогого ароматного воска, цветы замерли на поверхности, отражаясь в воде, как в зеркале, так, что казалось, будто их в два раза больше, чем было на самом деле. Рена давно подумывала запустить в пруд пару водяных змей, чтобы уменьшить поголовье лягушек, но все никак не могла собраться пойти, выбрать и купить.

Почти все время дом давал крышу только одному обитателю — самой Рене. Был период, когда ей хотелось пустить к себе постояльцев, чтобы избавиться от звенящей тишины, но мысль о том, что кто-то поцарапает пол из отполированного до зеркального блеска черного дерева, ее немного отрезвляла. Паркет воистину был ее гордостью. Она могла часами простаивать на коленях, натирая его различными щетками, мягкой тканью и ароматным пчелиным воском. Это занятие приводило ее в созерцательное, умиротворенное состояние, позволяло собраться с мыслями и, как это ни странно, отдохнуть. В дереве, как в темнейшем из зеркал, свет скорее сиял, чем отражался. Это было красиво, и мысль о чьих-то грязных отпечатках на великолепии темных зеркал казалась куноичи просто кощунственной. Поэтому она в качестве компромисса завела часы, которые могла услышать практически из любой точки дома.

За почти неделю ее отсутствия в доме не появилось ни одной пылинки, что не могло не радовать.

Рена тенью скользила по коридорам, заглядывала в комнаты, поливала цветы и убеждалась, что все в полном порядке. Потом, покачавшись на пятках, выбрала на сегодня ванную, а не источники, и пошла ее набирать. Чтобы не было так скучно, Рена щелкнула небольшим выключателем, и по всему дому зазвучала музыка — грозная, грустная, правдивая.

Но сперва нужно было привести в порядок свои вещи, поэтому первым делом Рена отправилась на кухню, чтобы разобрать покупки. Как и следовало ожидать, за целый день на жаре угорь совершенно испортился и теперь распространял вокруг себя определенно несвежий запах начинающей протухать рыбы. Грязно выругавшись, Рена вынуждена была завернуть свой пропавший завтрак в несколько пакетов, чтобы утром вынести на помойку. Овощи в корзине тоже успели пропахнуть рыбой. К еще большему раздражению Рены, рыба протекла, и все, что лежало на дне корзины, совсем провоняло. Помидорам пришел бесповоротный конец, зелень завяла. Лучше всего сохранился дайкон, но легче Рене от этого не стало. Похоже, в этот раз ей опять придется заканчивать день с пустым животом и острой иглой разочарования в этом дне, воткнутой в висок.

Подпевая исполнителям, Рена начала заполнять огромную, прямо-таки трехместную черную ванну горячей водой с благовониями. Сегодняшним своим запахом она выбрала вербену, полынь и смягчающий их резкий аромат лотос. Пока вода прибывала в чудо сантехничьей мысли, Рена распаковала свой рюкзачок, часть вещей выбросила, а кое-что отправила в стирку, и вернулась в ванную. Зажгла по всей ванне свечи, принесла туда пепельницу, длинный мундштук, сигареты и пушистый махровый халат. И переданную ей ампулу тоже не забыла захватить, чтобы подумать над ней, пока будет нежиться в горячей воде. Раздевшись, она сначала как следует отмылась в душе и только потом направилась к наполненной ванне с шапкой пушистой пены.

В воздухе кружились затейливые пряди слов, складываясь в горькие смыслы, такие близкие Рене:

Я не хочу об этом думать, не хочу вспоминать,

Кому-то все это поведать и заново переживать.

Не осталось никого, кого б я мог любить,

И я не вижу ничего, что заставляло бы жить.

А время тащится по кругу — что сегодня, что вчера.

Я стал узником, я проклят в каком-то дне сентября.

Меня размоет дождь, меня раздавят облака.

Я должен уехать, цена билета одна — жизнь!

Рена залезла по самый подбородок в горячую, отдающую зеленью воду и закурила, чувствуя, как холодная кровь становится ярче и теплее, быстрее бежит по жилам и согревает ее. Эхо незатейливой мелодии дробились гулким хором об мраморную плитку и зеркала. Рена рассматривала кружевные завитки дыма, наблюдала, как их втягивает в крошечную вентиляционную шахту под потолком, слушала одну из любимых песен и пыталась решить — принимать данное ей "послание" или нет.

И я придумал эти песни так, как я хотел.

Но все это пустое, даже то, что не успел.

Серый день мне не согреть ни пойлом, ни травой

Ни психотропными полетами, ни ядерной зимой.

Я смотрю на свое тело — наверно, это просто сеть.

Я ненавижу его, оно должно умереть.

И я с тоской смотрю на птиц, покидающих нас стаей.

Мы здесь только для того, чтобы качать кайф!

"Через Боке меня еще не пытались достать — он слишком сильно дорожит своей репутацией честного дельца, чтобы принимать явную подставу, но рано или поздно всякое случается. Его могли припугнуть, ему могли заплатить столько, что можно купить пол-Конохи. Интересно, кому я так перешла дорожку, что меня пытаются отравить?" — думала Рена, блуждая взглядом по фитилям свечей и затягиваясь.

Моя последняя обитель — осень — мой вечный зов.

Мои глаза наполняет красно-желтая кровь.

Уже не чувствуя боль, лишь усталость и грусть.

И уверенность в том, что я сюда не вернусь.

Мои руки опустились, как плети, до колен,

Я помню речь унижения, череду ваших измен.

Я заебался искать в чужих учениях свет,

Иллюзии — надежды,

В прошлом — будущего нет!

"Но с другой стороны, я не могла настолько напакостить, чтобы меня так сильно желали устранить — продолжала свои размышления Рена. — Насколько я помню, насмерть меня травили только два раза. Остальные шестьдесят три были в основном миорелаксанты, паралитики и средства для наркоза". Потянувшись, она пальцами ноги сначала открутила кран с горячей водой, а потом разложила обе ножки на небольшом бортике. Что-то ее сегодня познабливало, и она никак не могла отогреться.

Ты холодна как снег, как лед,

Ты холодна, и от тебя меня рвет,

Ты холодна как ночная пустота,

Ты холодна...

Ты холодна как пустая кровать,

Ты холодна, ни дать ни взять,

Ты холодна как пустые слова,

Ты холодна...

"Ну надо же! Даже песня в тему, — кривовато ухмыльнулась Рена и по неосторожности стряхнула пепел себе в ванну. — Хорошая штука мундштук — тянуться не нужно, да и сигарета не намокает, только вот вовремя тянутся к пепельнице нужно..."

Ты холодна как свет далекой звезды,

Которая что светит, что не светит — все равно...

Ты холодна как плохие стихи,

Наполненные буквами дешевой тоски.

Ты холодна как молчаливая пыль,

Покрывшая зеленую пустую бутыль,

Ты холодна как глаза врага,

Ты холодна...

— Так пить мне эту гадость или не пить? Вдруг там действительно что-то стоящее, и отказ лишит меня либо кругленькой суммы, либо ответной услуги от кого-то влиятельного? — Рена начала рассуждать уже вслух.

...Ты холодна...

— Но в конце концов здоровье важнее... В этот раз они могли намешать чего-то посильнее предыдущих попыток. Что-то неорганическое, трудноабсорбируемое и неудобоваримое. Например, тяжелые металлы, которые выводить сложнее всего, в отличие от всей прочей органики. Сестрам вряд ли понравится идея возиться с очередной дозой яда. Они еще с прошлого раза мне тактично намекнули, чтоб я не наглела до такой степени... — на это ей опять-таки никто не ответил. Вода в ванной становилась все горячее, но Рена этого как будто и не замечала вовсе.

...Ты холодна...

Рена подцепила полученную сегодня ампулку и внимательно еще раз ее изучила. Из толстого стекла с металлическим пояском, шапочкой-крышкой, впаянной в стекло, заполненная яркими и даже на вид не аппетитными жидкостями. Фольга и иголка. Похоже, действительно нужно было сначала продавить перегородку, потом смешать и быстро выпить. Так сказать, Ex tempore...

...Ты холодна...

— Вот блин... И хочется, и колется! — мучилась сомнениями и неуемным любопытством Рена. — А вдруг там задание просто офигительно интересное и сложное?! Да и кто меня тут найдет? Все, решено, пью!

...Ты холодна...

Рена решительно затушила окурок в пепельнице и отставила ее вместе с мундштуком на низкую скамью рядом с изголовьем ванны. Если бы руки у нее не были мокрыми из-за ванны, то уж точно вспотели бы от волнения. Рена смотрела на спокойно лежащую ампулу на мыльной ладони как следователь в допросной на преступника, который все никак не желает раскалываться. И этот самый следователь все никак не мог решиться применить крайние меры воздействия, чтоб прощупать упрямую молчунью.

Ты лежишь, твои глаза под тенью сомкнутых век,

Из них не брызнут никогда потоки маленьких рек,

И ты не сможешь улыбнуться мне уже никогда,

Ты холодна...

Обрывок проводов твою шею стянул,

Я знаю, все из-за меня — я этот круг замкнул,

Ты лежишь, ты холодна, а я рядом ем суп,

И мне не надо делиться — ведь ты же труп.

Ты холодна!!!

— А может, мне лучше погадать на будущее, чем тянуть в рот всякую сомнительную гадость? — попробовала придумать альтернативный путь Рена, чуть-чуть приободряясь.

...Ты холодна!!!...

— Да нет, это чушь! Выпить самый сильный яд все-таки приятней, чем пройти через эту встряску. Да и Сестры потом шипеть будут месяца два-три. А это уж удовольствие ниже среднего... — опять поникла куноичи. — Лучше сразу сдохнуть.

...Ты холодна!!!...

— Так пей, если тебе так этого хочется! Чего тянуть? — от двери раздался до боли знакомый голос.

...Ты холодна!!!...

— Заходить без приглашения некрасиво! — возмущенно рявкнула Рена, подгребая побольше пены к шее, чтобы понадежней укрыть нагое тело под прозрачной водой. В процессе ловли пены ампула выскочила из скользкой ладони и опустилась куда-то на дно. Рена зарычала в раздражении, шаря вокруг себя ладонями.

Ты холодна как снег, как лед,

Ты холодна, и от тебя меня рвет,

Ты холодна как ночная пустота,

Ты холодна...

Ты холодна как пустая кровать,

Ты холодна, ни дать ни взять,

Ты холодна как пустые слова,

Ты холодна...

— А у тебя открыто было. Дай, думаю, зайду — вдруг что-то случилось или помощь какая нужна, — неубедительно оправдался Орочимару, пересекая ванну и присаживаясь на предварительно освобожденную от трех свечей, пепельницы, сигарет и мундштука низкую скамью, обитую алой кожей.

...Ты холодна!!!...

— Ты нахальное создание! — с невеселым смехом сказала Рена, уже не пытаясь ненавязчиво дать понять, что Орочимару в ее ванной немного лишний. Как раз ее рука нащупали скользкий и гладкий цилиндрик послания.

...Ты холодна!!!...

— Ага. Так вот, я тебя спасу — я прослежу за тобой, когда ты выпьешь содержимое этого флакона. Можешь не беспокоиться — я смогу помочь, если для тебя в этом возникнет необходимость. Уж что-что, а квалификации мне хватит на многое. Хотя я не одобряю распития неизвестных жидкостей.

...Ты холодна!!!...

Рена даже спорить не стала. Быстро, пока не передумала, раздавила фольгу, взбила жидкость, ставшую от этого прозрачной как слеза, и, свинтив одним резким движением колпачок, опрокинула в рот. Сначала ей показалось, что это была обычная вода и кто-то над ней неумно пошутил, но потом рот, глотку и за грудиной обожгло невыносимой болью, из вылезших из орбит глаз хлынули слезы, а затухающее сознание уловило последние аккорды все еще играющей песни.

...Ты холодна!!!...

Орочимару бережно извлек потерявшую сознание Рену из обжигающе-горячей воды, завернул в полотенце и поискал ближайшую спальню. Там он уложил ее на футон, снял мокрое полотенце, поцокал языком, глядя на роскошную россыпь зеленоватых синяков на приятно порозовевшей от почти кипятка коже, и укрыл шелковым покрывалом. Потом проверил дыхание и сердце — кажется, Рена просто спала. Кивнув, он уселся рядом на пол и стал ждать.

И был сон, и было видение...

Глава 22. Сделка.

Глава, в которой Рена получает массу поводов для беспокойства, частично приятно проводит вечер, болтает о скучном и нужном, а также о нужном и не скучном и, как всегда, попадает в переплет

Вокруг было темно, холодно и пусто. Не было ощущения ни пространства, ни времени, ни направления. Казалось, что это место-которого-нет-на-самом-деле находится где-то в промежутке между жизнью и смертью или вдохом и выдохом. Эдакая пауза в ритме Мироздания — нелепая и позабытая богами. Но как бы это ни противоречило остальным ощущениям, мысли были ясными... А вот дышалось тут не очень, хоть и не было в этом прямой потребности, но грудь разрывало от непривычного отсутствия ритмичных движений. Рена ощущала себя просто чистым сгустком сознания, которое не было обременено насущными проблемами тела. Невозможность ощущать себя всеми своими привычными сенсорными способами здорово сбивала с толку и вызывала все более усиливающиеся приливы раздражения.

— Ибогами Рена? — услышала она приятный баритон сразу со всех сторон.

— Я за нее, — ответила она. — А ты кто такой будешь?

— Я наниматель. У меня есть выгодное предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

— О, я не была бы на твоем месте столь самоуверенным — ведь я могу послать тебя в весьма пикантное пешее эротическое путешествие по известному маршруту. И стыдно мне за свое поведение не будет.

— Не торопись с принятием решения. Я хочу предложить тебе весьма интересную сделку, — голос остался таким же мягким и приятным, без тени гнева на ее определенно не вежливое поведение.

— Да? И какое?

— Продай сестер.

— Что?! — если бы она могла, то закашлялась бы от неожиданности. Несуществующее сердце забилось и затрепыхалось где-то в несуществующем горле. Предложение было столь ошеломительным, что Рена чуть не потеряла голову.

— Ты не ослышалась. Продай мне Сестер. За это ты получишь все что только захочешь — деньги, власть, земли, рабов, силу. Можешь просить все.

— Ты вообще охренел, кто бы ты там ни был?! — возмутилась Рена. — Какие Сестры?! Да у меня и родителей никогда не было!!! Что за чушь?!

— Ты поняла, что я имею в виду. Я знаю о твоей тайной связи и знаю, что ты не особенно радуешься вашему совместному проживанию. Ты можешь не беспокоиться — этот уголок твоего сознания совершенно точно принадлежит только тебе и ни одна из твоих сестер не может его не то что контролировать, но и просто проникнуть сюда. Так что ты можешь выражать свои мысли совершенно открыто, не опасаясь, что они будут услышаны кем-либо кроме меня. Если тебя заинтересовало мое предложение, то передай ампулу тому, от кого ты ее получила с устным ответом "Да" или "Нет". И за тобой придут очень быстро. Я понимаю, что это повлечет за собой нукенинство, но что оно может значить по сравнению с владением какой-нибудь страной?

— Э, уважаемый! Как тебя зовут хоть?

— Мое имя совсем не имеет значения.

— Пф-ф, какой дешевый прием!

— Зато он работает, — в голосе прорезалась тень улыбки. — Я ожидаю, что ты примешь верное решение, когда оценишь те выгоды, которые принесет мое предложение. Не беспокойся, извлечение сестер не причинит тебе особого вреда, хотя процесс несколько... болезненный.

— Я отказываюсь выслушивать столь вопиющую ахинею от загадочного анонимуса! — Рена кипела от возмущения и беспомощности.

— Обдумай все хорошо, потом ответишь. Сроком принятия решения я тебя не ограничиваю. А теперь буду прощаться.

— Эй, постой! У меня еще есть не один воп...

* * *

— ...рос!!! — закричала Рена пытаясь поймать голос и хватаясь за чью-то шею.

Хозяин шеи издал сдавленный хрип, пытаясь разогнуть цепкие пальцы душительницы, но она лишь еще сильнее скрючила пальцы, вгоняя в кожу острые ногти. От такой хватки у ее жертвы останутся синюшно-черные синяки с полумесяцами царапин.

— А можно полегче? — невнятно прохрипел мужской голос.

— Э... — Рена смущенно отдернула руки. — Прости, я нечаянно.

— Что на тебя нашло? — удивленно спросил Орочимару, растирая шею.

— Да так, сон плохой приснился, — она фыркнула и потянулась, похрустывая суставами.

— И какой?

— Я думаю, тебя это не касается.

Орочимару прищурился хитро и весело.

— А вдруг? Я много чего знаю и вдруг смогу помочь?

— Нет, — Рена была непреклонна.

— Уверена?

— Абсолютно.

— Рена, ну не вредничай! Я всего лишь хочу тебе помочь! — почти честно ответил Орочимару.

— Я тебе не доверяю, — хмуро ответила Рена и встала, завернувшись в покрывало как в сари. Босыми ногами она прошла через весь дом и добралась до своей гардеробной.

— Но почему? — спросил до глубины души уязвленный Орочимару, следуя за ней след в след и корча умильные мордашки, что на его лице смотрелись, мягко говоря, неуместно.

— Орочимару-сама, это чем же вы мне намерены помочь? — от раздражения Рена перешла на холодный и вежливый тон, которым давненько не пользовалась. — Опять хотите попытаться поставить на мне проклятую печать? Нет уж, увольте — мне такого "счастья" не нужно. Думаете, я не видела, что произошло с Учихой после вашего сомнительного презента? Мне кажется, что роль марионетки мне не к лицу.

Она действительно обратила внимание на Учиху Саске во время финальной линейки в Башне. На его плече красовалась свеженькая проклятая печать с ореолом бесполезной ограничительной печати, которая была наложена уже другой рукой. Проклятая же пульсировала чудовищной силой и злобой, почти зримо повествуя о характере и сути существа, ее поставившего. Учиха был бледен и слаб, но упрямо сжимал зубы и делал вид, что ничего страшного не произошло и что ему совсем не больно. Тогда Рена еще отметила тот факт, что Орочимару использует подобную технику на каждом шагу — отголоски других, родственных печатей, поставленных с той же целью, она ощущала редко, но регулярно. Например, подобная пульсировала и на экзаменаторе Митараши Анко. Насколько Рена поняла, всего их было четыре, соответственно четырем стихиям, и они все различались по силе. Рене не было особого дела на то, что происходит, но интереса ради ей бы хотелось разобраться с сутью этой техники.

— Ах, дорогая моя девочка! Не равняй себя с Учихой! Поверь мне, твоя ценность намного превосходит возможную пользу этого мальчишки, — уверенно заявил Орочимару.

— О, неужели вы сейчас опуститесь до банальной и грубой лести, пытаясь меня убедить, что я, простая безродная девчонка, лучше и перспективнее последнего из клана Учиха, в котором течет древняя кровь демонов? Не разочаровывайте меня, Орочимару-сама, опускаясь до столь грубой и неуместной лести. Тешу себя надеждой, что я чуть-чуть умнее неотесанной деревенщины, чтобы кидаться на каждое ласковое слово, как оса в горшок с медом.

— Девочка моя, ты, наверное, меня не понимаешь... — горестно заломил брови Орочимару, присаживаясь на низкую кушетку в гардеробной и с интересом наблюдая, как Рена перебирает по одной вешалке с различной одеждой.

— Так объясни, — пожала плечами она и вытащила на свет черную короткую курточку из шелка с роскошной атласной вышивкой алой нитью на спине, жестким стоячим воротником, подпирающим затылок, с глубоким, почти неприличным вырезом на груди и с многочисленными посеребренными матовыми стальными пряжками вместо пуговиц. Обшлаги рукавов были обработаны такими же пряжками из отличной закаленной стали, так что вполне могли заменить наруч и отразить удар не очень тяжелого меча. Дорогая вещь, шитая на заказ на деньги, полученные по выполнению миссии класса А.

— Я не желаю тебе зла! — неубедительно продолжал убеждать ее Орочимару, а потом присмотрелся к выбранной Реной вещи и сказал: — Кстати, красивая курточка. Тебе должно пойти.

— Ха! — повесив выбранную вешалку на отдельный крючок, она занялась выбором низа.

— Я хочу тебе помочь и направить!

— Три ха-ха!

— Я хочу, чтобы ты стала моей...

— Ученицей? — перебила его Рена, увлеченно раскапывая одежные завалы в шкафу и не глядя на Орочимару.

— Да, — не задумываясь, ответил он.

— Помощницей?

— Наверное, — слишком быстро для правдивого ответа.

— Любовницей?

— Ты забываешься, нахалка! Да я тебе в прадеды гожусь! — возмутился Орочимару, но по его лицу разлилась развратная, хитрая усмешка.

— Ой ли! — рассмеялась мерзавка и вытащила из шкафа две вешалки. — А вдруг я тоже неплохо сохранилась, а, джи-джи?

Орочимару покачал головой и воздохнул.

— Воистину, ты язва.

— Ага, — не стала возражать Рена, все не в силах решить, что ей выбрать — алые кожаные брюки, которые аппетитно обтягивали ее стройные ноги, или же короткую черную бархатную юбку, которая еще более вызывающе иногда демонстрировала сводящую некоторых с ума полоску белоснежной кожи между резинкой чулка и кружевом трусиков-шортиков.

— В этих штанах ты будешь светиться на несколько кварталов вперед — слишком кричащий цвет. А юбка чересчур откровенна — как бы не покусился на твою честь какой-нибудь старый развратник, — опять вмешался неугомонный Орочимару и полез в ее шкаф за чем-то, что он там заметил. — Да и зачем тебе все эти вещи, когда ты дома. Или ты куда-то собралась идти?

— Да я просто так вещи перебираю, — смутилась Рена, не желая признавать, что пыталась произвести на Орочимару впечатление своим гардеробом.

— Подвинься! Я сам сейчас выберу.

— Ну не наглость ли это? — вопросила в потолок Рена, но смиренно подвинулась, освобождая место в шкафу.

Немного там покопавшись, Орочимару извлек оттуда красную юбку с высокой талией. Юбка была сшита из тонкой шерсти — а длина была вполне приемлема даже в довольно строгом обществе — на полторы ладони ниже колена. Сзади ткань была собрана изящными складками и крепилась двумя ремешками с пряжками, похожими на те, что были на курточке. К ней прилагался пояс из черной лакированной кожи. Вещь, крайне редко надеваемая Реной только по официальным праздникам. На нижней полке он подхватил черные туфли с округлым носком, на небольшой платформе и с запредельно высоким тонким каблуком. На таких шпильках только Рене удавалось ходить, грациозно покачивая бедрами. Простые же горожанки, не шиноби, на таких тут же увязали каблуками в булыжной мостовой и походкой напоминали хромых куриц. А Рена предпочитали каблукам удобную и практичную обувь, но в упор не понимала, как можно было бы пойти в грубых полевых ботинках, скажем, в кафе?

— Надень лучше это, — протянул вешалку Рене Орочимару. — И вот эти туфли.

— Это, конечно, все хорошо, но куда мне в таком виде идти? — удивилась она. — Это слишком нарядная одежда для повседневной носки.

— А может, я хочу пригласить тебя куда-нибудь выпить кофе и поболтать? Ты любишь кофе?

— Ты?! — опешила она. — Меня?! Приглашаешь?!

— Я, — невозмутимо ответил Орочимару, — да, тебя. Да, приглашаю. Ну так что, хочешь кушать?

— Вообще-то, да... — призналась она под аккомпанемент голодно бурчащего живота, с тоской вспоминая свои сегодняшние неудачные попытки что-то купить на ужин.

— Вот и здорово! Я знаю одно приличное местечко, в котором твой вид будет весьма уместен, — он хлопнул ладонями и с довольным видом их потер.

— Ну хорошо. А ты так и пойдешь?

— Могу и переодеться.

— Да? И во что же? — иронично поинтересовалась Рена.

Орочимару на миг задумался:

— Ну...

— Ладно, — смилостивилась она. — От приемных родителей осталась куча вещей. Часть одежды я сожгла, часть пустила на тряпки, часть отдала в фонд помощи неимущим, но кое-что оставила. На всякий случай. Телосложением и ростом ты похож на моего отчима, хотя у тебя плечи пошире будут. Если не побрезгуешь, можешь попытаться выбрать что-то из остатков его гардероба.

— Хорошая идея! После того, как я неделю таскал чужую содранную кожу, то можешь догадаться, что я не брезгливый! — обрадовался Орочимару. — А где они?

— Выйдешь из этой комнаты, по коридору налево, лестница на второй этаж, третья комната справа. А там разберешься, — сгрузив ему инструкцию, Рена закрыла шкаф и, дождавшись, пока он выйдет, вытащила из комода белье и начала одеваться к ужину.

Только она закончила, как со второго этажа донеся душераздирающий вопль:

— Рена!!!

Только собравшись заняться прической, она отбросила гребень в сторону и помчалась на голос.

— Рена!!! Ну где же ты?! — продолжал надрываться Орочимару, сотрясая крышу.

Гигантским прыжком Рена влетела на вершину лестницы и ворвалась в комнату, морально готовая увидеть что угодно. Орочимару как раз набирал воздуха в грудь, чтобы исторгнуть еще один вопль. Первым, что бросилось ей в глаза, было то, что на великом змеином саннине была только набедренная повязка с изящной черной вышивкой. Присмотревшись повнимательнее к скудному одеянию Орочимару, Рена мысленно восхитилась: "А орнамент и вправду хорош! Кто бы мог подумать, что он предпочитает столь элегантное исподнее!" В каждой руке Орочимару держал по вешалке с одеждой.

— Ты чего орешь? — сузив глаза, прошипела она, понимая, что над ней немного пошутили и ничего не произошло.

Орочимару сделал честные глаза и ответил:

— Я не могу выбрать. Подскажи — эту или эту?

— Если ты еще раз так заорешь и наведешь у меня в доме такой вселенский шухер, я тебя размажу как паштет по гренке! — рыкнула рассерженная Рена.

— Да ладно тебе! — примирительно взмахнул вешалками Орочимару. — Может, все-таки подскажешь, что мне надеть?

Поглубже вздохнув и сосчитав до двадцати, Рена подошла поближе и уже тише буркнула:

— Ну, что у тебя тут?

Ее глазам предстало сначала кимоно из толстого шелка светло-голубого цвета с широкими складками и серебристыми обшлагами рукавов и ворота. К нему прилагался пояс с изящной вышивкой в виде драконов и змей на семь тонов темнее кимоно.

— Тебе оно будет очень к лицу, — заметила она, — но мы будем слишком отличаться по стилю одежды. Что еще?

Она с задумчивым видом прикоснулась пальцами к будничному одеянию ее приемного отца. Когда-то она отсрочила его смерть только из-за того, что не хотела испортить это одеяние. Оно ей очень нравилось. И после его смерти у нее не поднялась рука избавиться от некоторой его одежды. Особенно этой. Так это кимоно и лежало на отдельной полке аккуратно свернутым и укрытым сверху мягкой фланелевой тканью.

На второй вешалке оказался обычный строгий костюм-тройка из черного полотна и темно-бордовая рубашка с черным галстуком со строгим едва видным багровым рисунком.

— Надевай костюм.

— Хорошо, — согласился Орочимару. — Ты уже готова?

— Причесаться осталось.

— Хорошо. Встретимся внизу.

Рена несколько мгновений понаблюдала, как Орочимару беззастенчиво при ней одевается, и, махнув на него рукой, пошла приводить волосы в порядок.

Ловкие тонкие пальцы сами, без контроля и надзора сознания проворно укладывали черные пряди в простую, но красивую прическу. Закрепила ее Рена новыми шпильками, добавила простую серебряную цепочку и на том остановилась. Стоя у зеркала и чуть-чуть подводя глаза, она думала: "Как странно все получается. С ним бывает забавно, и этот психопат уж точно соскучиться не даст. Может, он не так уж и плох? Хотя вряд ли... Интересно, что ему все-таки нужно?"

Тут послышались легкие шаги по лестнице — ясная быстрая дробь, как комья снега в сугроб.

— Ты готова?

— Да.

— Отлично выглядишь, — сделал ей комплимент Орочимару и потеснил у зеркала, чтобы завязать галстук, но упрямая полоска ткани никак не давалась ему в руки. — Черт! Не поможешь? Я забыл, когда последний раз мне нужно было завязывать эту чертову удавку.

Рена не отступила, а взялась за непокорный галстук.

— Тебе какой узел? Большой? Маленький?

— Соответствующий.

Ловко спеленав необходимый узелок, Рена разгладила воротничок рубашки, пригладила Орочимару волосы и шутливо щелкнула по серьге в ухе.

— А ты так и собираешься пойти? А ничего, что тебя тут разыскивают?

— Все это фигня. Я саннин или хрен собачий? — рассмеялся Орочимару и сложил какие-то неузнанные ею печати, мелькнув синевато-белой кожей на фоне бордовых манжет.

Внешне ничего не поменялось.

— Э... — смущенно промямлила Рена. — А какой должен был быть результат?

Орочимару молча развернул ее к зеркалу, и Рена увидела в зеркальной глади совсем другого человека. Да, похожий, да, в той же одежде, но... другой. Волосы стали короче, сменили густой черный на светлый каштановый цвет, они даже слегка вились на кончиках, как будто мокрые, кожу окрасил легкий золотистый и ужасно здоровый на вид загар, глаза стали шире, больше, глупее. А еще они были синие. Серьги превратились в обычные золотые "гвоздики".

— Ну отражаешься ты в зеркале иначе, а проку с того? — Рене не особо понравилось отражающееся лицо. Да, красивый молодой человек, да, здоровый и надежный, но с этой маской он растерял львиную долю своего темного очарования и мрачной эстетики. Особенно Рену угнетали глупые, совершенно пустые глаза. Глаза пустого и недалекого молодого тунеядца. Она отказывалась верить в это, зная, какой могущественный ум скрывается за этой личиной.

— А я для всех так сейчас выгляжу.

— Но тогда почему я тебя вижу таким, каков ты есть на самом деле?

— Потому что ты смотрела на меня в процессе создания облика. Если бы я отвернулся или ты отвела на мгновение глаза, то сейчас ты бы видела то же самое, что увидела в зеркале.

— Круто... Научишь? — заинтересовалась она.

— Если будешь хорошо себя вести.

— Постараюсь.

— Ладно, обувайся, и пойдем потихоньку. Я вообще-то хотел с тобой поговорить.

Рена молча надела туфли, вышла из дома и, подождав, пока ее спутник спустится по ступеням на дорожку, заперла дом. Потом он ловко подцепил ее под руку и увлек в центр Конохи.

— Итак, что мы хотим? — спросил он.

— Есть и чуть-чуть пить, ну и, возможно, еще меньше выпить, — незамедлительно ответила изнывающая от голода и любопытства Рена.

— Отлично. Если мне не изменяет память, то где-то тут недалеко есть хорошее, уютное местечко, "Небесная обитель". Во времена моей бурной молодости я частенько захаживал сюда обмыть получку или новое звание.

Рена сглотнула — это был самый дорогой ресторан в Конохе, и она даже не пробовала заглянуть за его роскошные резные двери, зная, что чай в этом заведении заставит ее потуже завязать пояс на месяц.

— Если платишь за нас обоих ты, то вполне устроит, — все-таки нашла в себе силы сдержанно ответить Рена.

— За кого ты меня принимаешь? — фыркнул Орочимару, поглаживая тонкие пальцы, лежащие на его локте. — Раз я тебя пригласил, то об оплате счета ты думать не должна.

— Это хорошо, — успокоилась Рена, которая умудрилась забыть кошелек дома.

Переступив порог, она увидела, что помещение было небольшое, выдержанное в строгости и соответствии с высоким вкусом — никакой мещанской крикливости. В небольшом зале было всего десять столиков и пять кабинок. Играла тихая, ненавязчивая музыка, а вокруг бронзовых светильников порхали случайно залетевшие ночные мотыльки и кольца сизого сигаретного дыма.

К ним тут же поспешил служитель зала и, окинув их быстрым оценивающим взглядом, пригласил занять понравившееся им место. Судя по всему, он счел их вполне платежеспособными. Орочимару уверенно направил свои стопы к дальнему столику в углу, который вдобавок был отгорожен от общего зала изящной раскладной ширмой из шелка с нарисованным тушью триптихом — танцующими девушками и изящными стихами.

— Тебе тут нравится? — спросил он, галантно отодвигая стул и помогая Рене сесть.

— Вполне, — ответила та, забрасывая ногу на ногу и демонстрируя умопомрачительно дорогие туфли.

Орочимару сел напротив, вытряхнул на стол сигареты Рены и ее мундштук и грациозным движением руки подозвал официанта. Пока тот пробирался мимо столиков, Орочимару обратился к Рене:

— Позволь мне сделать заказ за двоих.

— Хорошо, буду полагаться на твой выбор, — согласилась Рена и потянулась за сигаретами и пепельницей.

— Добрый вечер господин, госпожа, — еще раз поприветствовал их официант и поклонился сначала мужчине, потом девушке. — Я рад приветствовать вас в "Небесной обители". Сейчас я принесу вам меню, и за время вашего пребывания здесь я буду вашим личным официантом.

— Меню не нужно, — спокойно сказал Орочимару. — Я и так хорошо знаю перечень подающихся тут блюд.

— Да? Странно, если вы постоянный клиент, то я вас не помню, — нахмурил лоб официант.

— Забудь, — бросила Рена, на мгновение полыхнув Оком Лунного Зверя. С людьми такое было провернуть довольно просто, в отличие от шиноби.

— Добрый вечер господин, госпожа, — опять повторился официант с очередным поклоном. — Я рад приветствовать вас в "Небесной обители". Сейчас я принесу вам меню, и за время вашего пребывания здесь я буду вашим личным официантом.

— Хорошо. Но мне меню не нужно. Я сам сделаю заказ на двоих, — немало удивленный Орочимару все же подыграл Рене. А потом выдал такой перечень блюд и напитков, что у Рены закружилась голова только от одной мысли о том, насколько это вкусно и сколько это стоит. — Дорогая моя малышка, — обратился к ней Орочимару, дождавшись ухода официанта. — Я бы хотел с тобой поговорить.

— О чем? — невозмутимо спросила Рена, поднимая бокал с аперитивом.

— Ни о чем секретном, но для меня важном.

— Валяй... — лениво позволила она и стряхнула пепел, рассеянным взглядом блуждая по залу и рассматривая собравшихся тут посетителей.

Зал был почти полон, и музыка переплеталась с тихим шуршанием голосов — громко беседовать тут не полагалась, чтобы не нарушить уединения других посетителей.

— Ты понимаешь, почему ты мне стала так дорога?

— Нет, хотя могу догадываться.

— Чем?

— Тебя интересует сила, власть, новые техники и тела. Возможно, ты расцениваешь меня как способ достижения вышеперечисленного или же, что также может быть, — как альтернативное резервное тело.

Орочимару вмиг растерял все свое дружелюбие:

— Тела?

— Именно.

— Но, позволь, зачем они мне нужны?

— На смену. Уж не знаю, как у тебя это дело оформлено, но что-то мне подсказывает, что поставил ты этот процесс на поточный режим. Так вот, хочу тебя сразу предупредить — в моей шкуре жить тебе точно не понравится.

— Чушь! — Орочимару откинулся на спинку стула и потянулся к бокалу.

— Хорошо, чушь, — опять стряхивая пепел, легко согласилась Рена. — Я готова выслушать твою версию.

— Тебе не кажется, что мы похожи? — начал он издалека.

— То, что мы оба управляем змеями, еще ни о чем не говорит. Ты бы еще сравнил цвет волос или глаз, — невозмутимо ответила Рена.

— Ну, допустим, глаза у нас иногда бывают похожи, — усмехнулся Орочимару ласково обнимая тонкую ножку бокала, но не притрагиваясь к вину.

— В виде исключения, — пожала плечами Рена и потушила окурок, потом небрежно почистила мундштук.

Неожиданно по ее хребту разлился неприятный холодок, и она подняла глаза, внимательно рассматривая зал.

— Что такое? — удивился Орочимару, заметив ее неожиданное напряжение.

— Ничего, — она попыталась увильнуть от ответа. Ну в самом деле, не делиться же ей с преступником ранга S своими смутными, даже не оформленными в слова или образы подозрениями.

Тут официант подкатил тележку с приборами и заказом и начал расставлять перед посетителями посуду с аппетитно пахнущими блюдами. Под прикрытием его спины и мельтешащих рук Рена внимательно оглядела зал в попытках понять, что же ее тревожило. И увидела.

Уж неизвестно, что там отмечалось, но в "Небесную обитель" пожаловал глава клана Хиаши Хьюга, гений младшей семьи Нейджи Хьюга и сам Хокаге. А еще с ними был какой-то пожилой, но крепкий шиноби, ярко одетый и с копной белоснежных волос. Вел он себя развязно, но вполне уверенно. Кого-то он ей смутно напоминал, но кого, Рена не могла вспомнить.

— Вот черт... — только и смогла ругнуться сквозь зубы Рена, незаметно отодвигаясь за расписную ширму. Проследив за ее взглядом, заметно напрягся Орочимару, но потом улыбнулся и расслабился, зная, что чем меньше они будут выдавать свое напряжение, тем больше вероятность, что посещение "Небесной обители" пройдет удачно.

— Расслабься, — тихо шепнул Орочимару, отсылая официанта прочь. — И, пожалуйста, попробуй этот восхитительный суп из проращенного ячменя и акульих плавников. Поверь мне, тут всегда умели готовить!

Рена отдала должное супу с тонкими нежными лепешками и, довольно жмурясь, сказала:

— Мы когда-нибудь нарвемся на большие неприятности.

— Меня радует то, что ты говоришь "мы", — ухмыльнулся Орочимару, бросая в рот кусочек лепешки, которым он собрал последние капли прозрачного бульона.

— Разумеется! Ведь ты от меня ни на шаг не отходишь, значит, вляпаемся оба, — отпарировала Рена, из-под ресниц наблюдая за опасной кампанией.

— Ты как всегда мила и очаровательна! — хмыкнул Орочимару, поправляя манжеты с рубиновыми запонками. Откуда у него они взялись, Рена даже понятия не имела, но ему они на диво шли. Вообще, Рена заметила, что Орочимару обладает какой-то сверхъестественной пластикой и мрачным очарованием. Как змей.

— Девочка моя, почему ты отказываешься от предлагаемой власти?

— Власть — штука функциональная, она для дела, а не для забавы. Я, конечно, люблю побаловаться, но власть — это не тот случай. Для меня она слишком скучна. Ты приказал — они выполняют. Ни сопротивления, ни ярости, лишь тупая скотская покорность.

Несколько минут они помолчали, допивая аперитив.

— Рена, скажи, тебе хотелось бы жить в семье?

— Нет, — она была спокойна и равнодушна, как будто речь шла о прогнозе погоды на следующий год.

— Почему? — Орочимару даже слегка наклонился в ее сторону, с любопытством рассматривая.

— Надоело, — она пожала плечами.

— Ты имеешь в виду жизнь с приемными родителями? Или ты так же против нормальной полной семьи?

— Да какая разница? Все взрослые мнят из себя невесть что. Лучше жить одному — спокойнее и надежнее. Я слишком привыкла заботиться о себе самостоятельно, чтобы принять сомнительную опеку старших, — Рена с аппетитом принюхалась к содержимому своего бокала.

— Не сравнивай родную семью и приемную, — он не сводил с нее внимательного взгляда.

— А какая разница? — она так и не подняла на него глаза.

— Любовь... — тоскливо протянул Орочимару и тоже закурил.

— Хочешь сказать, что родная семья лучше?

— Безусловно.

— Тогда объясни, почему ты называл собственную мать стервой.

Орочимару зыркнул на Рену довольно сердито, но отвечать не стал, потому что принесли перемену блюд.

— Кушай, — приказал он, и Рена послушалась.

Опять повисла неловкая пауза.

— Орочимару-сама?

— Что?

— Я хочу знать, зачем вы ко мне прицепились. И я хочу услышать правдивый ответ. И знаете, мне уже до смерти надоело задавать вам один и тот же вопрос.

— Ты была совершенно права, когда говорила о силе, о власти и о теле, но сейчас ситуация несколько изменилась в непонятную мне самому сторону.

— Да ты что? — ядовитое удивление светилось в глазах и было явным во всей ее позе, Рена даже отпрянула от стола и склонила голову набок.

— Да. Я и сам сейчас толком не могу сказать, что мне от тебя нужно.

— Мне кажется, что ты мне вешаешь лапшу на уши, — сердито сказала Рена, подцепляя палочками крохотного осьминога и макая его в бесподобно вкусный горчично-медовый соус. Было настолько вкусно, а она настолько проголодалась, что забыла следить за опасным углом ресторана. — Даже не просто вешаешь, а умело и ловко наматываешь ее в тридцать три слоя! Ты настолько привык манипулировать другими людьми, что уже не думаешь, даже не допускаешь мысли, что не со всеми можно так сделать. Одних ты берешь на доброте, на сострадании, на любви. Других наоборот — на силе, власти и жадности. Просто представь, что есть некто, кому все это ненужно, неважно, и тогда...

Свою глубокоумную мысль она не закончила, так как на стол неизвестно откуда вспрыгнула огромная лягушка с доброго кота размером. В жилетке. Синей.

— Лягушка — это шедевр, — сообщил Орочимару вместо ответа, с любопытством ее рассматривая. — Это твоя работа? Так сказать, для придания весомости своим аргументам?

— Нет, это моя работа, Орочимару!!! — раздался разъяренный рев над ухом, и тот самый седой мужчина с грохотом откинул ширму в сторону.

Послышались крики. Противно квакала лягушка, раздувая полупрозрачный зоб на шее. Вокруг них быстро нарастала суета и паника.

"Ну вот, вляпались", — обреченно подумала Рена, хлопая ресницами и улыбаясь еще одному саннину. Она его вспомнила. Джирайа стоял, сопел и сверлил Орочимару злобным взглядом, весьма многообещающе похрустывая костяшками кулаков.

Глава 23. Паутина сплетается

Глава, в которой Рена лжет и уворачивается, но ускользнуть от всех неприятностей с ее-то везением висильника у нее не получается

— Да как ты вообще посмел сюда явиться, Орочимару?! — с надрывом закричал Джирайа, опрокидывая стол вместе со всем его содержимым. Фарфор брызнул по полу белоснежной россыпью осколков, и теперь черепки были похожи на выбеленные солнцем кости. Рена с сожалением проводила взглядом недоеденные блюда. Радовало только то, что в последний момент она успела схватить со стола свой бокал, и теперь мертвой хваткой вцепилась в его пузатый бок.

— Я думаю, вы обознались, — вежливо ответил Орочимару, кристально чистыми глазами глядя на нависающую гору мышц. Правду говорят, что нет в мире более лживых глаз, чем самые честные голубые глаза. — А еще, смею вас уверить, что ваше поведение, скажем так, не соответствует этому месту.

Орочимару закинул ногу на ногу и даже не подумал принять более подобающее положение тела. От него исходила аура уверенности и спокойной силы. Так матерый волкодав с удивленным недоумением смотрит на шипящего на него котенка. Джирайа, который был равен ему по силе, но явно уступал в умении держать себя в руках, стушевался, но вместо того, чтобы отступить, напротив, полез на рожон.

— Ах ты, нахальный змей! Как ты вообще посмел вернуться в Коноху?!

— Что происходит, дорогой? — "испуганно" пискнула Рена, подыгрывая сотрапезнику, изображая выведенную на прогулку девочку-ромашку с богатым "папочкой". — Кто этот мужчина? Он меня пугает!

Их угол мгновенно стал центром всеобщего внимания. Все посетители с громадным удовольствием прервали свои беседы и с жадным любопытством наслаждались скандалом. "Небесная Обитель" была чопорным и дорогим местом отдыха, и местная знать вынуждена была довольствоваться высшей утонченностью и строгостью манер, даже если иной раз и хотелось отбросить эти самые манеры в сторону как ненужные доспехи и принять участие в простой и неприхотливой кабацкой драке. Персонал напрягся, а управляющий быстро-быстро составлял перечень разбитой посуды и вписывал в стремительно увеличивающийся счет. К тому же сюда уже спешили Хокаге и оба Хьюги. Рена сделала страшные глаза, которые ее спутнику ничего хорошего не сулили, если ситуация каким-то чудом будет решена относительно мирным путем. Орочимару едва заметно улыбнулся и приподнял бровь, словно удивляясь ее излишней тревоге по такому пустячному поводу.

— Что тут происходит? — властный голос Хокаге зазвучал над их головами. — Джирайа, угомонись. Рена, прекрати паясничать!

— Но джи-джи! Этот мужлан испортил мне весь ужин в приятной компании! Что это вообще значит?

— Представь своего спутника, — внезапно потребовал Нейджи, вопреки протоколу вылезая впереди начальства, чем вопиюще нарушил субординацию.

— Любовник, — Рена ухмыльнулась и обласкала Орочимару таким томным взглядом, что даже он немного смутился. А потом с еще большим томным придыханием добавила: — Лучший из всех, кого я знала.

Хиаши Хьюга ухмыльнулся, Нейджи побелел как полотно и стиснул кулаки, Хокаге лишь покачал головой, Орочимару принял гордый вид и откинулся на спинку мягкого стула.

— Наконец-то ты это признала, девочка моя, — и вернул ей томный взгляд, да так, будто они не были центром грандиозного и опасного скандала.

Рена нашла в себе силы и залилась густым смущенным румянцем. Поднявшись со своего места и осторожно ступая по осколкам посуды, она зашла за спину так и оставшемуся сидеть Орочимару и положила руку ему на плечо. Он тут же накрыл ее холодную узкую ладонь своей, успокаивающе сжимая пальцы.

— Джирайа, я думаю, тебе стоит извиниться перед другом Рены и покрыть причиненный ущерб, — сказал Хокаге, внимательно посмотрев в глаза Орочимару и не признавая в нем того, чье имя столь громко назвал Джирайа.

При этих словах Джирайа заметно приуныл, а вот хозяин заведения, который примчался на шум с длиннющим списком урона наперевес, с облегчением вытер испарину с лысины и расслабился.

— А пусть сначала докажет, что он не Орочимару! — все-таки попытался упорствовать Джирайа.

— Слова пусты, — упрямо ответил Орочимару, не двигаясь с места и все так же держа руки скрещенными на груди. — А доказывать очевидное — глупо. Особенно когда тебя не слышат. Ты уверен, что я — как ты сказал? — Орочимару? Я не знаю, кто это, поэтому не собираюсь тебе ничего объяснять. И мне уже трудно терпеть то, что ты пугаешь мою спутницу.

Джирайа воздел руки к потолку и завопил, призывая в свидетели всех богов и Хокаге в придачу:

— Вот видишь!!! Он не хочет даже назвать свое имя!!! Значит, ему точно есть что скрывать.

— Джи-джи! — обратилась Рена к Хокаге. — Пожалуйста, избавь меня от необходимости учинять тут безобразный скандал и драку. Убери от меня своего воспитанника, иначе я за себя не ручаюсь.

— Хокаге-сама! Неужели вы позволяете какой-то сопливой девчонке так с вами разговаривать? Позвольте, я научу ее хорошим манерам. К тому же не подобает молодым девушкам проводить время в столь сомнительном обществе, — влез в разборку Хиаши Хьюга. Он внимательно наблюдал за разворачивающимся перед ним действием и был на удивление спокоен — или же просто очень крепко держал себя в руках. Все это время его внимание было сосредоточено на Рене, по Орочимару же он лишь мазнул взглядом. Даже говоря заведомо провоцирующие вещи, он сохранял спокойствие, ни на миг не ослабляя внимания.

— А тебе какое дело до моего времяпровождения?! — разъярилась Рена, выступая из-за спины Орочимару и забывая о роли напуганной дурочки. Как всегда, она вспыхнула как сухой хворост в жаркой топке.

Чуть ссутулившись и сжав кулаки, она исподлобья уставилась прямо в глаза Главе Великой Древней Семьи, устраивая игру в гляделки — ее глаза против его бьякугана. Силы подобрались не то что равные, скорее, слишком разные, поэтому такое противостояние могло затянуться надолго. Не отводя два жутких багрово-зеленых провала от окруженных вздувшими венами покрывшихся бельмами глаз Хиаши, Рена продолжила:

— И вообще, кто ты такой, чтобы читать мне проповеди о морали?! Можно подумать, что совесть твоя чиста хотя бы перед твоим собственным племянником.

Взбешенный Хиаши замахнулся, намереваясь ударить нахалку, но кисть его руки была поймана и сжата в каких-то сантиметрах от лица опешившей от неожиданности Рены. Поток воздуха всколыхнул выбившиеся прядки из прически и овеял холодом кожу.

"Он намного сильнее Нейджи. Нужно было не выпендриваться, а уклониться. Ладонь его светиться чакрой, так что если бы не заступничество, то моя челюсть вместе с зубами превратилась бы в костяное крошево", — подумала Рена, чуть заметно бледнея и в который раз проклиная свой несдержанный язык.

— Не смей поднимать руку на мою спутницу, — злобно, как рассерженная кобра, прошипел Орочимару, не выпуская из стальной хватки Хиаши и мигом теряя всю свою внешнюю безобидность. — Иначе уже я за себя не ручаюсь. Мало того, что вы посмели нарушить наше уединение и бесповоротно испоганить прекрасный вечер, так вы еще оскорбляете меня и мою спутницу и смеете поднимать на нее руку.

Орочимару еще крепче сжал пальцы на мускулистом предплечье Хиаши и лишь потом с демонстративной аккуратностью разжал пальцы. Хиаши смотрел на него с легкой одобрительной улыбкой, и в нем не было гнева. Чем-то он был ужасно доволен и совершенно не торопился делиться своими соображениями с окружающими.

— Хокаге-сама, может быть, вы как господин этой деревни объясните мне, что тут происходит? Может быть, я чего-то не понимаю, и у вас тут так заведено? — Орочимару с вежливым полупоклоном обратился к Хокаге. — Я чрезвычайно огорчен столь странным и неприятным вниманием к себе.

— Прошу простить моих спутников, — тот склонил голову в символическом поклоне. — Мы покроем ваш ущерб и извинимся. Только не воспринимайте как оскорбление — покажите мне ваш пропуск на пребывание в пределах Конохи.

— Разумеется, — Орочимару даже глазом не моргнул и подал Хокаге требуемый документ, а так же, не дожидаясь дополнительных уточнений, и документ, удостоверяющий личность.

— Кейтаро Нагаи, — просмотрев документы и удостоверившись в их подлинности, Хокаге вновь посмотрел на Орочимару. — Кто вы?

Орочимару выпрямился и со всем тем же неземным спокойствием ответил, не отводя чистого взгляда от Хокаге:

— Я младший сын главы военного клана из страны Воды. Основатель клана за верную службу получил дворянство три поколения назад и стал специализироваться на охране младших ветвей семьи сегуна. Мой клан мало известен в кругах шиноби, но три поколения семьи Нагаи доказали, что дворянство мы заслужили. Я, как и все сыновья своей семьи, наемник.

— Вы ищите работу в поселении шиноби? — удивленно приподнял брови Хокаге.

Орочимару взял ладонь Рены в свою руку и приложился к ней в легком поцелуе.

— Нет. Я по личным делам.

Рена опять покраснела. Она редко бывала удостоена столь галантного обхождения.

Хокаге вздохнул и вернул документы их владельцу.

— Я еще раз прошу прощения за инцидент. Добро пожаловать в Конохагуре, Нагаи-сан.

Орочимару кивнул, принимая извинения, и перевел насмешливый взгляд на Джирайу, с иронией приподнимая бровь.

— Прости. Обознался, — недовольно буркнул Джирайа, но быстро утешился, когда обратил внимание на вырез курточки Рены. Она в ответ на заинтересованный взгляд саннина скорчила нос в брезгливой гримасе.

— Я не собираюсь извиняться перед этой наглой мерзавкой! Это она должна просить у меня прощения за оскорбление! — Нейджи кипел от негодования.

Рена фыркнула и демонстративно отвернулась, пряча лицо под рукой Орочимару.

— Забрали бы вы ее отсюда, Хокаге-сама, и наказали бы соответственно. Нехорошо, если она будет продолжать путаться с пришлыми мужчинами. И где она откопала эту бледную немощь? Могла бы подыскать кого-то более достойного и соответствующего своему возрасту в пределах Конохи. Да и то, ведет себя как развязная шлюха у вас на глазах и даже не краснеет.

Рена резко развернулась, уткнула Хиаши в нос сложенные в неприличном жесте пальцы и почти весело громко возвестила:

— Пошли бы вы нахер, господин Хьюга, с вашими рассуждениями. А еще в жопу, и над-под-через-пополам. Что нашла, то и мое. Вы, несмотря на главенствующее положение в своей Семье, не имеете совершенно никакого отношения ко мне и моей жизни, поэтому я предлагаю вам засунуть ваше мнение в известное всем место. Хвала богам — вы не мой опекун, чтобы пытаться влиять на мой выбор интимных партнеров. Разбирайтесь лучше с делами своих многочисленных отпрысков, а не суйте нос в личную жизнь не касающихся вас людей. Вы как член света Конохи, разумеется, можете вынести на всеобщее обсуждение перед Конохой вопрос о моем недостойном поведении. Думаю, любопытное это будет зрелище, не находите? Или можете набить мне морду в честном кунг-фу поединке за стра-а-ашное оскорбление, нанесенное моей нравственностью вашей неоспоримо чистой душе. И это зрелище тоже будет весьма занятным. Так что лучше или заткнитесь и катитесь к чертовой матери, или, мать вашу дери сам Шинигами, делайте хоть что-нибудь. Пойдем отсюда, Кейтаро-кун.

Хиаши только лишь слега приподнял губы в презрительной улыбке и положил руку на плечо Нейджи, который уже открыл рот, чтобы ответить на такое оскорбление.

— Идем, дорогая, — галантно подав Рене руку, Орочимару повел ее к выходу.

Пока они шли через ресторан, в "Небесной обители" не раздалось и звука, но спиной Рена чувствовала взгляды — злые, напуганные, разъяренные, огорченные. Но один взгляд явно уперся ей чуть-чуть пониже спины.

* * *

— Черт! Черт!!! Я же тебе говорила, что ничем хорошим прогулка по центру Конохи не может закончиться просто по определению!!! — как только они вышли за окраину города и убедились в полном отсутствии слежки, начала ругаться Рена. — А ты еще хвастался своей дивно хорошей маскировкой! Я даже не хочу думать, откуда ты смог достать документы и пропуск!

— Да ладно тебе, — миролюбиво ответил Орочимару, идя рядом с нею и засунув руки в карманы. — Ничего же не случилось.

— Угу. Но могло! — Рена нервно забивала косяк, понимая, что ей необходимо срочно успокоиться, пока она не украсила улицу разодранным на кровавые ошметки трупом саннина.

— Не говори, что тебе не понравилось. Как по мне, так вообще весело было. И жаба эта дебильная поразительно точно вписалась в нашу беседу. И Джирайа традиционно повеселил меня своими выходками. И ты прям как бес мелкий себя вела.

— Тоже мне, цирк бесплатный нашел! — Рена присела на последнюю скамью в конце аллеи и стянула туфли. За скамейкой начиналась дорога по лесу до ее дома. В голове был легкий хмельной туман.

— Ну да, — Орочимару протянул руку, и Рена безропотно отдала ему косяк. Он затянулся, все так же рассматривая ночное небо. — Хорошо дома...

Она смотрела на него. Орочимару улыбался и выглядел расслабленным и довольным.

— Скучаешь по дому?

— Иногда. Тут когда-то случалось со мной и хорошее.

— Возвращайся.

— Некоторые мосты нельзя восстановить, да и смысла в этом больше нет. Я не отказываюсь от приятных воспоминаний о стране, которая меня породила, но мое будущее уже с ней не связано, — Орочимару вернул ей косяк. — Пойдем со мной. Тебе тут не место. Я же вижу, что ты всем как бельмо на глазу — чуждая и чужая.

— Есть мосты, которые лучше не сжигать, — она приняла косяк и затянулась, чувствуя на губах соль. — Я не хочу уходить.

— Это не твой дом.

— Но он и не с тобой, — возразила она.

— Я не буду настаивать. У меня много пороков, но я никогда не вынуждаю никого силой следовать за мной.

— Ты манипулируешь и лжешь.

— Манипулирую, — согласился он. — Но никогда не лгу. Нет моей вины в том, что из моих слов кто-то желает получить неправильный, но зато отвечающий их внутренней потребности вывод.

— Ты невыносимый злобный ублюдок! И это свидание было безнадежно испорчено.

— Зато платить не пришлось, — попытался найти светлую сторону Орочимару, запрокидывая голову и выдыхая дым.

— А мне и так бы не пришлось! — Рена встала и отряхнула юбку.

— Ух ты! Какая ты корыстная особа!

— Вся в тебя! — буркнула она. — Все, я домой.

— Хорошего вечера, — иронично попрощался Орочимару.

— И вас туда же! Костюм потом принесешь.

* * *

Комната была освещена ровно настолько, чтобы все было хорошо видно, но свет не резал чувствительные глаза. С первого взгляда становилось ясно, что хозяин кабинета — человек ужасно консервативный, пунктуальный, аккуратный, но не лишенный хорошего вкуса. Все было скромное, но подобранное с безупречным вкусом, ни одной лишней вещи найти не смог бы и самый придирчивый гость кабинета. За низким столиком, поджав под себя ноги, молчаливой статуей сидел Хиаши Хьюга. На столе не было бумаг, лишь поднос из черного лакового дерева с двумя чашками слабо дышащего паром зеленого чая. Напротив него, так же поджав ноги, сидел Нейджи Хьюга. Они молчали. Из полуоткрытой двери, которая вела в сад, доносилось пение цикад и тянуло напоенной ароматом ночных трав прохладой. Хиаши сохранял спокойствие, Нейджи старался из-за всех сил выдержать такое же горделивое и спокойное выражение лица, которое подобало члену Великой Семьи, не забывая при этом о своем положении. Нейджи был одет в светлые одежды своего дома, а его хитай-атэ лежал на столе перед Главой Клана. Зеленые линии печати были хорошо видны, казалось, что они даже немного флюоресцируют в полумраке. Наконец Хиаши едва вздохнул и протянул руку к чашке с чаем, которая стояла ближе к нему.

— Выпей со мной чаю, племянник.

Нейджи поклонился и взял оставленную ему чашку.

— Я благодарен тебе за те известия, которые ты принес. Мне сложно переоценить их важность и вес для нашей Семьи, — негромко сказал он. — Я бы хотел лично взглянуть на твои воспоминания, если ты позволишь.

Нейджи напрягся, но его нежелание проявилось лишь в том, что по безупречной глади чая в чашке проскользнула легкая рябь. Сейчас он был совершенно не похож на себя. Лицо сохраняло спокойное и холодное выражение, глаза были подобны замерзшим зимним озерам. Трудно было сказать, какой он настоящий — эмоциональный и рассудительный подросток днем или же расчетливый, собранный и холодный взрослый в тишине этого кабинета.

— Вы не доверяете моим словам, Хиаши-сама? — на поверхности его чашки вновь была безупречная гладь, на которой застыла все еще раскрывающаяся чаинка.

Хиаши изящным жестом пригубил теплую ароматную жидкость.

— Сам факт того, что ты не побоялся рассказать мне о таком предложении и проведенном тобою расследовании, уже о многом говорит. Я знаю о той скорби, которая терзает тебя, но я теперь вижу совершенно отчетливо, что ты благо Рода ставишь выше личных амбиций. Ты достойный представитель Клана Хьюга. Но ты еще недостаточно опытен и мог пропустить какую-то незначительную на твой взгляд мелочь. Я не могу требовать от тебя повиновения в этом вопросе, но очень прошу тебя показать мне все как есть.

В кабинете вновь воцарилась тишина. Нейджи невозмутимо пил чай, не торопясь давать ответ сразу. Глава намертво вбил в него привычку сначала взвешивать все за и против, а только потом давай ответы. Клан Хьюга как никакой другой держал свое слово. Хиаши с одобрением смотрел на своего племянника и делал какие-то только ему известные выводы.

Наконец чай был допит. Нейджи с изяществом и совершенно без стука вернул чашку на поднос.

— Я согласен, Хиаши-сама.

Хиаши кивнул и активировал бьякуган. Нейджи в ответ тоже открыл свои глаза и постарался расслабиться. Он безгранично доверял своему дяде и Главе, зная, что он не преступит порогов его личного пространства внутри его мыслей. Прикосновения Хиаши к его мыслям были аккуратные, лаконичные и неторопливые. Он тщательно просеял сквозь сито своего восприятия каждое мгновение беседы своего племянника с этой странной девушкой. И аккуратно разорвал зрительный контакт. Нейджи пошатнулся и вынужден был опереться на стол дрожащей рукой, чтобы не упасть. Одна из чашек опрокинулась, и недопитый чай растекся по подносу. Никто не обратил на это внимания.

Хиаши встал и подошел к дверям, не открывая их, отдал короткий приказ. Молчаливый слуга спустя несколько минут проскользнул в кабинет, убрал поднос и заменил его на новый. Теперь на нем стоял не чай, а бутылочка дайгиндзё и две рюмки.

— Выпей.

Нейджи повиновался. Тепло прокатилось по его горлу и бухнулось в желудок, но вкуса он так и не почувствовал. Стальной обруч боли стал понемногу отпускать его голову, но мысли путались.

— Еще. Пока не почувствуешь вкус, — приказал Хиаши и присел рядом с Нейджи подавая ему вторую порцию напитка и придерживая его за плечи.

Нейджи выпил еще. И только на третьей рюмке ощутил благородный привкус сыра, грибов и орехов.

— Прекрасный букет, — он поклонился.

Хиаши тут же отпустил племянника и сел за свое место. Налил и себе.

"Глава великолепен, — устало подумал Нейджи, чувствуя, как пульсирующая боль и туман в голове постепенно проходят. — Так виртуозно и почти без боли просмотреть мои воспоминания через сеть бьякугана могли лишь сильнейшие раз в несколько поколений".

Семья Хьюга тщательно скрывала свои ментальные возможности от всех, включая Хокаге. Конечно, их способности в ментальном воздействии имели весьма бледный вид, если сравнивать с Великим Кланом Яманако — старым соперником. Да, они были ограничены лишь членами своего рода, но зато при должном уровне сил и взаимном доверии могли отдать родичу целый пласт своих воспоминаний и опыта. Исстари самые сокровенные техники передавались лишь так, из разума в разум, их не доверяли бумаге.

— Как ты к ней относишься?

— Мне сложно ответить на этот вопрос, Хиаши-сама. Мое мнение еще не сложилось окончательно.

— Но она тебе не отвратительна, несмотря на все эти особенности?

— Как ни странно — нет.

— Это хорошо. Нейджи, я вынужден отдать тебе очень неприятный приказ, — Хиаши внимательно посмотрел на него. — И ты не можешь отказаться от его выполнения.

— Я слушаю вас, — Нейджи потянулся к чашке, желая промочить внезапно пересохшие губы.

— Ты должен сблизиться с нею и привести ее в Семью.

Нейджи в этот момент как раз глотнул сакэ и, закашлявшись, забрызгал стол и лицо Главы Клана. Хиаши остался совершенно невозмутимым и вытер лицо платком.

— Простите?!

— Ее сила крови как никогда нужна нам. Она солгала тебе. Солгала под твоим бьякуганом, но ответила правду по сути своего предложения. Чуть позже я лично допрошу ее, но смогу это сделать, лишь когда она примет на себя печать нашей Семьи. Я уже собрал совет старейшин клана, и мое предложение было полностью принято. Ее глаза могут невероятно усилить Клан Хьюга, а это поможет вознестись нам гораздо выше, чем можно было бы надеяться в ближайшие несколько поколений. Кеккей Генкай Бькуган в нашей крови уже начал истощаться за прошедшие века, и мы давно искали свежий приток крови со свойствами глаз. Она может стать тем способом, который спасет нас от вырождения. Ты можешь и сам оценить всю важность этого поручения.

— Но... — Нейджи чувствовал, что выпитое ударило ему в голову, затуманивая мысли.

— Нейджи, если ты сможешь это сделать, то станешь моим наследником.

Нейджи поперхнулся вторично.

— Но Хината-сама...

— Недостойна.

— Ханаби-сама...

— Она — младшая дочь, — непреклонно ответил Хиаши. — Нейджи, ты должен очень постараться, но выполнить этот приказ. Наша Семья должна получить ее кровь официально и совершенно законно, пока остальные Великие Семьи не рассмотрели ее. Способов принять ее под свое крыло кроме того, который я тебе озвучил, у нас нет. Прости.

— Но почему я?! — Нейджи потерял самообладание.

— Потому что у тебя больше шансов, чем у кого-либо. Подходящих по возрасту родственников мужского пола в обеих семьях нет, и ты это знаешь. Когда ты сделаешь это, я официально собственными руками сниму с тебя Проклятую Печать, которую ты не заслуживаешь, и признаю своим наследником. К тому же смешение ваших кровей невероятно усилит следующего главу. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Да, Хиаши-сама. При всем моем уважении, но вы действительно в состоянии представить, что она сможет вписаться в строгий уклад нашей Семьи со своим характером? Вы сами сегодня видели пример ее обычного отношения к людям. Думаю, более неподходящую жену вы мне вряд ли сможете найти.

— А кто сказал, что тебе нужно обязательно делать ее старшей и единственной? — удивился Хиаши. — Если будет совсем плохо, никто не мешает тебе изгнать ее из Семьи в будущем. Главное, чтобы она принесла тебе потомство.

— Но захочет ли она?

— А вот это уже твоя задача. Ты же недаром получил особое обучение у наложниц моего дома.

— На что я могу рассчитывать?

Хиаши на миг задумался.

— Если мы будем открыто выступать с одобрением, то это будет выглядеть очень подозрительно, учитывая, что Клан всегда очень придирчиво отбирал себе новую кровь. Давай поступим следующим образом — Клан Хьюга будет препятствовать вашим отношениям так продуктивно, что сомнений не возникнет ни у кого. А учитывая ее характер, она может полезть сюда только из чувства противоречия, желая делать что угодно, лишь бы вопреки воли старших. Но если будут возникать сложности и ты не будешь знать, как их решить, то можешь смело обращаться ко мне, а я уж разберусь с этой проблемой. Главное, чтобы она понесла. Неважно, каким путем ты этого достигнешь.

Нейджи поклонился. Он вновь надел маску ледяного достоинства и спокойствия.

— Я попробую.

Хиаши кивнул.

— Я там тебе оставил кое-что, — он взял со стола хитай-атэ Нейджи и протянул ему. — Разберешься на досуге.

Глаза Нейджи расширились, и его рука, которая уже держала хитай-атэ, заметно дрогнула.

— Спасибо. Это большая честь.

— Это доверие, Нейджи. Ты доверился мне, а я — тебе. Долг Главы Клана и в том, чтобы оправдывать доверие своей Семьи.

— Я постараюсь оправдать ваше доверие.

— Доброй ночи.

— Доброй ночи, Хиаши-сама.

* * *

Рена устало шла домой, сняв туфли и помахивая ими, но даже усталость не мешала ей любоваться чарующим вечерним миром и темным, глубоким и недосягаемым ночным небом. Воздух был напоен ароматами вечерних цветов и тихими, на грани слышимости, посвистами летучих мышек, высокая трава шуршала под слабым ветром, подмигивала светлячками и трещала цикадами. В бархатном небе сияла россыпь драгоценных камней — больше всего алмазов, несколько рубинов и топазов и огромный изумруд Кошачьего Глаза. Царила прекрасная, хорошая ночь. Ничто не выдавало того вороха бед, которые ежечасно случались с жителями подлунного мира.

Рена была всерьез обеспокоена все туже стягивающейся вокруг нее паутиной — Гаара заявлял все больше прав на ее внимание и время и при этом стремительно терял остатки здравомыслия и сдержанности. Орочимару вился вокруг нее, неизменно интересный, но чрезвычайно опасный. Общение с ним могло поставить крест на ее жизни в Конохе. За такое предательство ее в лучшем случае упекут на пожизненное заключение куда-то очень глубоко, а то и просто убьют и разложат по банкам. Неизвестный покупатель Сестер вообще не нуждался ни в каких комментариях, кроме матерных... Все это заставляло топорщится тонкие волоски на шее и намного внимательнее смотреть по сторонам. Хотя до паранойи ей еще было далеко... Зря, наверное.

Наконец она добрела до своего дома и поискала ключом замок. Нашла с третьей попытки — выпитое вино давало о себе знать — и открыла дверь. В висках гудела кровь, на языке вертелся слабый соленый привкус. Переступила порог, чуть-чуть шатаясь, и аккуратно прикрыла за собой дверь, стараясь не шуметь, хотя будить в доме было некого, присела на ступеньку и стала обтирать ноги влажным полотенцем, которое у нее в тазике с чистой водой всегда стояло возле порога как раз для таких случаев — когда захочется пройтись босыми ногами по земле. Голова была тяжелой и постоянно норовила уткнуться в коленки, но Рена упорно сражалась с сонливостью. Тем более что невнятное беспокойство не давало ей расслабиться. Потом она поняла, что раньше, чтобы добиться такой степени опьянения, ей нужно было выпить полтора-два литра почти неразведенного спирта, а тут из-за каких-то двух бокалов легкого столового вина такая свистопляска в голове. Странно все это, странно.

Внезапно она вскинула голову и принюхалась, ища еще один источник раздражения и тревоги. Нашла. Поняла.

— Привет, — шипение над ухом и тугая плеть песка вокруг талии. — Я заждался.

А потом ее протащили через весь дом по полу, как мешок с овсом, пересчитали все ступеньки на второй этаж и швырнули на футон. И Рена была слишком пьяна, чтоб оказать хоть сколько-нибудь адекватное сопротивление, хотя и сорвала ногти, пытаясь уцепиться за щели между паркетными досками. У нее даже на ругань не хватало сил. А потом она подумала, что сомнительно на нее подействовало всего лишь пара бокалов вина и, похоже, в них была не только кровь лозы.

* * *

— Кабуто!

— Да, Орочимару-сама.

— Возьми это и исследуй как полагается. И на всякий случай сравни с моей кровью тоже.

В руки Кабуто отправилась небольшая пробирка с темной вязкой кровью.

— Чья это? — Кабуто посмотрел на свет черную, комковатую жидкость.

— Рены.

— Как вам удалось ее добыть? — Кабуто удивленно вскинул бровь и осторожно убрал пробирку в специальный футляр, чтобы защитить ценный образец от случайностей.

— Не твое дело. Иди работай.

— Да, Орочимару-сама.

* * *

— Господь всемогущий, услышь мольбу недостойного раба твоего...

— Я внимаю тебе.

— Позволь мне заняться Матерью. Она наверняка уже спит, поэтому я смогу управиться.

— Ты еще слишком слаб. И ты не сможешь сделать все как полагается сейчас, ваше время еще не пришло. Да, она спит, но ни она, ни ты еще не готовы. Ты можешь все испортить!

— Но...

— Никаких но! Я не хочу терять последнего обученного жреца своего культа. И свою будущую Мать тоже терять не хочу.

— Господи! Я справлюсь, поверьте мне! Ведь со мною ваше благословение и ваша пресветлая Милость! — Жрец вскакивает с пола и в исступлении вспарывает ритуальным клинком себе грудь. Из длинного разреза течет густая, яркая кровь, капая на пол и пятная одежду, и так несущую на себе многочисленные пятная от старой и свежей крови.

— Повинуйся! — громовой голос хлещет как раскаленная плеть, способная рассекать плоть до костей. — Иначе кара моя будет жестока и невыносима даже для тебя! Как смеешь ты, ничтожный раб, перечить Богу?!

Фигурка распластывается по каменному полу и сжимается комочком, стараясь искупить вину и жаждя божественного наказания.

— Господи, прости раба твоего! Моя жизнь отдана лишь в твои руки, и я жажду служить тебе, жажду утолить твой голод.

— Тогда повинуйся мне!

— Да... Господи... Я... повинуюсь...

* * *

Боль вела себя так, словно она жидкость, налитая в пустую емкость, то бишь несчастную Ренову черепушку — в состоянии неподвижности замирала и немного утихала, а стоило этой емкостью чуть-чуть качнуть, начинала плескаться и буйствовать. Даже глаза было открывать больно, но надо. Тошнило. Ведь сколько часов или минут она провела в беспамятстве, Рена не знала. Осторожно открыв глаза, она увидела сначала край подушки, чуть дальше — пол и дальний угол комнаты. Было тихо, но не пусто.

Чуть-чуть скосив глаза, она увидела ноги в коричневых штанах и жилистую руку на колене. И застонала вполне искренне.

— Ну что, проснулась, красавица?

— Вроде бы... У тебя есть попить? — хриплый, слабый голос смутил даже саму Рену.

— Вода.

— Давай сюда, — нетерпеливо протянутая рука чуть-чуть дрожала.

— А волшебное слово?

— Сейчас же! — голос внезапно вернулся и отрикошетил от стен громовым эхо мерзкого капризного визга.

Гаара ухмыльнулся, но все-таки отдал ей флягу с вожделенной водой.

— Я уже второй раз привожу тебя в чувство.

— И что? — Рена жадно припала к воде, пусть и теплой, но вкусной до изумления.

— Мне не нравится тенденция.

— Дверь открыта, — она перевела дух и вновь припала к фляге.

— Я могу обсудить это с тобой, — он сидел рядом и с нездоровым любопытством рассматривал Рену как забавное насекомое.

— Угу. У тебя же очень хорошо получается приводить в чувство всяких расстроенных, депрессивных и прочих нервно-психованных! После общения с тобой все твои пациенты становятся тихими, мягкими и быстро остывающими, и их уже точно ничего больше не беспокоит. Ты не подумывал о карьере психолога или психоаналитика?

— Нет, — похоже, он не понял шутки.

— Зря, — она закрыла флягу и вернула ему.

— Что это с тобой было? — Гаара встал и прошелся по комнате, на ходу потирая затекшую от долгого сидения спину.

— Наверное, что-то несвежее съела на ужин, — недовольно буркнула Рена и тоже встала.

— А почему от тебя пахло спиртным? — он повернулся к ней.

— Потому что у меня был винный аперитив. А ты что забыл в моем доме? Разве тебе не говорили, что приходить без приглашения некрасиво?

— Меня не интересуют глупые обычаи.

— Как ты вообще нашел мой дом?

— Это было несложно. Я все-таки обученный шиноби.

— Хорошо, попробуем с другого угла, — вздохнула Рена. — Зачем ты пришел?

— Чтобы ты выполнила свое обещание.

— Какое? — Рена нахмурилась и попыталась вспомнить, что она могла такого ему наобещать, что он приперся к ней прямо в дом и вел себя так нагло.

— Я хочу спать.

— Ах это... — она резко поскучнела.

— Ты хочешь сказать, что обманула меня? — в невозмутимых глазах Гаары мелькнула просыпающаяся ярость.

— Нет. Я хочу сказать, что мне нужно умыться, выпить что-то от головной боли и переодеться. Ты тоже искупайся — к себе под бок на чистые простыни пахнущего скотобойней я не пущу.

Рена потянулась и, на ходу раздеваясь, совершенно не стесняясь того, что была не одна, побрела по дому. Первое, что она увидела, выйдя за раздвижную дверь, — это труп мужчины. За углом лежал еще один. Третий с неестественно вывернутой шеей покоился на самой последней ступеньке.

— И прежде чем ложиться — вынеси трупы! — добавила она в список поручений, невозмутимо переступая через хладное тело.

Глава 24. Сказка на ночь

Глава, в которой малышка Рена пытается разобраться в происходящем, читает стихи, выслушивает откровения и вступает в опасные игры

— И ты ничего не хочешь у меня спросить? — Гаара вышел за нею из комнаты и внимательно на нее посмотрел. В его голосе послышалось удивление.

— Нет. — Она повернулась к нему и улыбнулась. Под ее ногами бесформенной кучей лежал труп мужчины, его лицо не было ей знакомо, а смерть его ей была безразличной.

— Ты даже не спросишь у меня как я нашел твой дом? — Он небрежно пнул труп, потом спеленал его песком.

— Нет, не спрошу. Когда закончишь уборку поднимешься опять сюда и пройдешь дальше. Третья дверь налево. — Она указала рукой в конец коридора, где была еще одна ванная комната для гостей. — Там найдешь все необходимое. Наверное. И не вздумай сваливать тела где попало, я не хочу потом рыскать по округе и искать источник тухлой вони.

Рена развернулась и пошла в свою личную ванную комнату. Стянула через голову нижнюю майку, белье бросила на пол, не утруждая себя сделать два шага до бельевой корзины. Стоя нагишом перед зеркалом долго и основательно расчесывала и укладывала волосы не желая их мочить. И только потом залезла под душ с самой горячей водой, которую могла вытерпеть. Купалась долго и вдумчиво, выигрывая время на то, чтобы сложить в кучу все разбегающиеся от нее мысли. Но как и все хорошее ее время истекло, но Рена так и не смогла определить со своей дальнейшей тактикой — шутить с Гаарой становилось все сложнее и опаснее. Смерти или увечий она не страшилась, но вот потерю лидирующей позиции в их игре она допустить не могла. Вздохнув, она закрутила кран и вышла из душевой кабины в клубящийся ароматный пар.

Накинув на разгоряченное тело халат, она поспешила на кухню выяснять что же с ней сегодня случилось и подготовиться ко сну. Когда она спускалась, то тела исчезли и на полу не осталось ни малейшего намека на то, что они тут вообще были. Ее несносный гость додумался просто свернуть шеи незваным визитерам и тем самым лишил ее проблемы крови на паркете. Рена прошла в то крыло, где располагалась кухня и зажгла свет, немного щурясь от бликов с хромированных поверхностей и посудного стекла на полках. Кухня была оскорбительно чистой и удручающе рациональной. Пару недель назад Рена засучила рукава в неком приступе аккуратности и привела кухню в такой вид, что даже операционная с трудом могла соперничать с ней чистотой. Вся посуда и прочая утварь была расставлена и развешана по своим местам в таком идеальном порядке, словно здесь прибирался взвод логистов. После этого приступа на кухне она появлялась исключительно ради коробки с опиумом и льда для тоника, все остальное время предпочитая питаться по кафешкам и ресторанчикам среднего уровня.

— Не надо до такого фанатизма доходить... — С грустным вздохом заметила Рена, оглядев эту красоту, которую даже жаль было нарушать. А потом раздраженно зарыскала по кухне — Блин, где чайник? Вечно, как у меня зуд аккуратистки просыпается что-то куда-то уберу, а потом неделю своих вещей найти не могу! Так, спокойно, подумай, где ему место, и сразу найдешь...

Спустя пять минут она зарычала, когда откопала его на верхней полке шкафа:

— Твою мать, я всю жизнь считала, что место чайника — на плите! А где чай? — она сунулась в шкаф, пошуршала там немного и выудила пачку сомнительного происхождения с явно не чайным листом внутри. На картонном боку была нарисована синяя рожица с крапчатым носом и красными глазами. Рожица была веселая и невменяемая даже на вид.

— Тоже покатит, — буркнула она, ленясь поискать получше и найти все-таки нормальную заварку, а не сомнительный сбор из пересушенных трав.

Пока чайник закипал на плите она полезла в холодильник и покопавшись на полках, где в одиночестве доживала свой век пачка кефира, несколько яиц и смерзшийся кусок мяса, выудила с нижней морозильной полки деревянный плоский ящик, а с дверцы из многочисленных бутылок в два ряда на каждой полке вытащила минералку. Ногой закрыв холодильник, который звякнул батареей бутылок с ликерами, вермутами и водкой, Рена поставила все это на стол и уперла тяжелый взгляд на полированную, покрытую изморозью и следами ногтей крышку ящика.

— Ну что, примемся за дело? — Подбодрив себя таким образом, она решительно откинула крышку.

Внутри коробка была разгорожена на множество отделений, в каждом из которых стоял флакон с какой-то жидкостью или порошком, или мазью. Ни на одной из них не было этикеток, к тому же на теплом воздухе они сначала запотели, а потом и покрылись изморозью, но Рена без колебаний вытащила несколько флаконов темного стекла и, чуть-чуть поколебавшись, еще одну плоскую жестяную коробку с аспидно-черной вязкой массой.

Сняв с полки высокий бокал для коктейлей она наполовину наполнила его водой из бутылки, а потом поочередно открутив крышки с флаконов начала добавлять из каждого из них в бокал их сомнительное содержимое. Некоторые она лила щедро — почти пол флакона за раз, другие — отмеряла капли столь тщательно, что непроизвольно задерживала дыхание. Черной мазью Рена натерла десны и щедро положила под язык. Мазь ложилась густо, ровно и мгновенно впитывалась, не оставляя на слизистой даже малейшего следа, а по вкусу напоминала горелую резину с вишневым сиропом. Ее начало опять мутить. Остатки воды она выплеснула в стакан поменьше и взяла в левую руку. Стакан со странной смесью она аккуратно покачивала, стремясь равномерно перемешать все ингредиенты, но опасаясь взболтать.

Наконец все было готово, и жидкость в бокале приобрела неповторимо ацетоно-травяной запах и потрясающий болотный цвет. Рена с удовольствием зажала бы нос, но руки у нее были заняты, так что ей пришлось залпом проглотить эту дрянь и выдохнуть мощный ацетоновый перегар. И тут же набрала полный рот воды из меньшей посудины. Задержав ее до тех пор пока не перестало жечь слизистую она сплюнула все обратно в стакан.

— Уф! — Отставив бокал она и посмотрела на результат. Теперь в стакане плавало несколько вязких, маслянистых пятен, а сама жидкость помутнела. Посмотрев на свет, Рена недоуменно пожала плечами — Что это еще за хрень?

Но "хрень" отвечать не собиралась, так что ей пришлось поставить стакан в холодильник до лучших времен и пока не морочить себе этим делом голову. Возможно потом она сдаст полученное вещество куда-нибудь на проверку и выяснит что это такое. Убрав коробку обратно в холодильник она вымыла руки и надолго присосалась к крану, изгоняя гадкий вкус с языка. Наконец оторвалась и перевела дыхание.

— Рена...

— Чего тебе? — не оборачиваясь буркнула она, продолжая возиться с заварочным чайником и доставая две чашки.

— Почему ты так долго?

— Потому что пыталась понять кто хотел меня отравить.

— А тебя хотели отравить?

— А ты думаешь, что меня развозит от двух бокалов столового легкого вина?

— Наверно.

— Я перепила на спор отряд самураев. По очереди. У меня иммунитет к алкоголю. Что не может меня не печалить...

— Значит твоя печень устала бороться за выживание и объявила бунт против хозяйки-алкоголицы. — Ухмыльнулся Гаара и без приглашения уселся за барную стойку, распространяя вокруг себя холодный аромат папоротника и вьетнамской лилии в перемешку с миндалем и хвоей. Рена одобрительно кивнула выбранному им запаху, принюхавшись к влажной коже в мягком переходе шеи в плечо.

— Нравится?

— Приемлемо, — приуменьшила она.

— Ты спиваешься, — вновь вернулся к теме Гаара. — Не даром же твоя печень дала тебе понять, что дальше вам не по пути.

— Не дождешься, — беззлобно огрызнулась Рена, — Я не доставлю тебе такой радости, как наблюдение меня в похмелье.

— Ты не думаешь, что ты становишься слабой? — Он смотрел на нее внимательно и насмешливо.

— Почему ты так решил? — Рена коснулась сенсора на стене и оживила музыкальный центр. По дому разлилось что-то синтетическое, от чего в ушах зудело и ныло. Прислушавшись, можно было уловить очертания старинной романтической баллады, которая до сих пор была популярна. Но чей-то злой гений взял совершенство музыки и смысла и извратил ее, изуродовав навсегда. Не музыка, одна пародия.

— Я наблюдаю за тобой и вижу, что в твое хрупкое тело заложен потенциал и сила. Но ты так потрясающе бездарно расходуешь резервы своего тела на ересь. Твоя регенерация может сделать тебя непревзойденным бойцом, который позволит сойтись в бою с самыми серьезными соперниками, но ты режешь руки, отравляешь тело и каплю за каплей вытравливаешь из себя преимущество перед другими.

— Это моя сезонная оболочка, почему бы мне не использовать ее так, как я хочу?

— Потому что от сохранности этой оболочки зависит наше благополучие в этом мире. Разрушая ее ты приближаешь неизбежный конец.

— Меня это не пугает. — Она пожала плечами. — Возможно, это желанный исход. К тому же смерть не бывает благородной — в итоге мы всего лишь разлагающийся, пахнущей скотобойней и летним сортиром комок перегноя.

— Зачем? — Его взгляд был тяжелый и неприятный.

— Почему нет?

— О, это твой такой же универсальный ответ как и "Пошли все в задницу".

Она улыбнулась шире, показывая бледный десны. Оскал, не улыбка. Два инвалида за пародией на кухонный уют.

— Хаос — мне он нравится. Я могу быть такой, какой взбредет мне в голову — условно хорошей или безоговорочно плохой. Понимаешь? Видимая структурированность скрывает полное отсутствие как целей, так и мотивации. Это позволяет мне быть непостижимой.

— Ты не непостижима, отнюдь. Ты — лишь маленькая глупая девчонка, которая мнит о себе слишком много. Твоя шея может сломаться под тяжестью короны, которую ты примеряешь. Меня удивляет почему ты старательно пытаешься стать слабее, вместо того, чтобы напротив нарастить свою мощь, как это делают все.

— Может, потому что это делают все? — Ее спина начала болеть, от мучительных спазмов Сестер, которым становилось любопытно и они желали раздразнить опасного собеседника.

— Ты так будешь ужасно скучной и ужасно предсказуемой — только эпатаж и поступки продиктованные чувством противоречия?

Рена ждала пока закипит чайник и это позволит ей отвлечься от тяжести его внимания.

— Слабость. ты говоришь о ней довольно часто и многих упрекаешь, называя слабыми и ничтожными. Слабость такой уж тяжкий грех? Слабость и сила, они противоположности? Ты думаешь, что человек связан либо одним, либо другим? Как думаешь, что это, страх слабости заставляет людей искать силу или же любовь к силе заставляет людей бояться слабости?

— Слишком много вопросов сразу. — Он прикрыл измученные, красные сухие глаза.

— Отвечай на тот, который тебе интереснее. — Она пожала плечами, не чувствуя любопытства.

— Думаю... — Он побарабанил пальцами по черной мраморной крышке, затем улыбнулся, обдумывая. Через мгновение, он продолжил. — Думаю, мы рождаемся без какого-либо чувства. Возможно потому, что новорожденный ребенок не обладает ни опытом, ни знаниями. Да и мало чем отличается от куска хорошей вырезки. Разве что в отличие от вырезки у него больше вариантов в будущем. Да и будущее чуть длиннее. Новый человек представляет собой лишь чистый лист, голый сгусток животных инстинктов не контролируемых ни сознанием, ни разумом. Но с момента рождения каждый из нас непроизвольно начинает познавать мир, потому что тело перестает получать подпитку от матери и вынужденно заботиться о себе само. О, уверен, если бы мы могли, то не покидали бы чрево матерей никогда! Но никто из нач не умеет и не может о себе заботиться с самого рождения, как это могут большинство диких животных. Тогда от собственной беспомощности мы начинаем изучать боль, голод. Нужду. Нам не нравятся эти чувства — боли, холода, голода, огромного чужого пространства вокруг наших слишком немощных оболочек. И от этого, мы изучаем страх. Таким образом мы сигнализируем самим себе и нашему более приспособленному окружению: "Позаботься обо мне!", "Покорми меня!", "Согрей меня!".

— Так что, из-за того, что это не приятно, что это нам не нравится, это чувство может, в конечном счете, перерасти в страх. А страх в панику. А паника в конечном итоге может привести и к смерти. — Она продолжила его мысль, закончив аналогию с ребенком.

— Вот поэтому сила держит страх в узде. Сила — это залог нашего благополучия и выживаемости. Сила — это показатель того, насколько мы можем позаботиться сами о себе. Гарант нашей свободы от других в этом мире.

— Биджуу сильнее практически любого человека. Но они заперты. Их сила не помогла им в трудную минуту.

— Значит, она не достаточно сильны.

— Если бы они были не настолько могущественны, возможно они остались бы свободными.

— Все равно их пожрал бы кто-то другой, более приспособленный.

— Но разве, когда есть сила, это не больший страх перед тем, что ее могут отнять? Что однажды придет кто-то сильнее тебя и победит и унизит? Этот более сильный втопчет в грязь твое чувство собственного достоинство, плюнет в лицо твоей гордости, опорочит в глазах всех, кто тебя окружает.

— Ты предпочитаешь быть слабой и знать, что многие могут победить тебя и жить в страхе перед множеством или быть сильной и знать, что лишь немногие могут победить тебя и присматривать за теми немногими?

— Я не хочу быть человеком, который постоянно должен бояться нападения, не важно по какой причине. К тому же ты сам признал меня способной постоять за себя. У меня есть какие-то запасы силы, которые позволяют решать все насущные проблемы и большего мне не нужно. И толика власти у меня тоже есть — власть над своим телом, власть над своей моралью. И я почему-то не уподобилась эгоцентричному ублюдку, который занимает мою кухню и читает морали на темы к которым не имеет отношения.

Чайник наконец-то закипел и позволил ей отвести от него скучные глаза и заняться чаем. Рена стала заваривать чай и на кухне поплыл сладковатый, очень приятный аромат.

Его лицо мгновенно стало непроницаемым.

— Иногда неприятности ищут тебя сами.

— Похоже, они меня уже нашли в твоем лице.

Он усмехнулся.

— Так что насчет силы? — прошептал он, внимательно глядя на нее из-под упавших на глаза красных прядей.

— Сила, по своей природе, развращает.

Он покачал головой.

— Сила — просто сила. Все дело в испорченности людей.

— Не каждый, кто наделен силой — испорчен.

— По большей части.

— Ты относишь себя к ним?

Его губы изогнулись в слабой, горькой улыбке.

— Конечно.

Через несколько минут чай был готов, и она смогла продолжить.

— То есть ты считаешь, что единственный путь узнать, что на самом деле из себя представляет человек, дать ему силу?

— Я считаю, что когда у человека появляется сила, она высвобождает то, что действительно есть в человеке.

— Учитывая все твои возможности убить меня, ты этого не сделал. Что это говорит о тебе?

Улыбка стала шире, превратившись в насмешку.

— Многое.

— Это говорит не о твоей силе, а наоборот о слабости.

Чашка разлетелась мелкими осколками в кулаке Гаары и керамические крошки застучали по плитке. На его ладони, как всегда не осталось ни одной царапины.Ю даже кипяток не смог ошпарить его кожу.

— Ты слишком много себе позволяешь! — Он вспыхнул мгновенно, как канистра с нефтью в которую не осторожно уронили спичку.

Рена пожала плечами и невозмутимо глотнула чаю.

— Почему бы и нет? И ты ошибаешься, считая, что все завязано только на силе или ее отсутствии. Зачем настолько упрощать причудливую игру света и тени, убивая ее рамками белого и черного?

— И что же еще есть, кроме силы? — насмешливо спросил Гаара, скрещивая руки на груди.

— Репутация.

— О, какую чушь я слышу!

— Почему же? Как ты думаешь, всегда ли обо мне говорили, то, что ты слышал? Это лицо я взяла себе относительно недавно и старательно отрисовала каждую черточку на этой личине.

— Я думаю нет. — Немного смутился Гаара.

— Правильно думаешь. А как ты думаешь, я всегда выигрываю в поединках?

— Возможно не всегда. — Уже скорее задумчиво, чем издевательски ответил он.

— Именно. Репутацию человека, не умеющего прощать оскорбления, я себе сама заработала. В благородных поединках и в примитивных мордобоях, побеждая и проигрывая, но ни разу не отступив и не оставив ни одного оскорбления без ответа. И разве неизбежные издержки поединков, ранения и побои, не были болезненны? Но я же их пережила, и они лишь закалили мой дух. Да и репутация больной на голову бежит далеко впереди меня, так что со мной предпочитают не связываться даже из гонора или любопытства.

— А при чем тут тогда сила?

— А при том, что если я ее когда-нибудь утрачу, то моя репутация будет еще долго хранить меня не хуже этой самой силы. Подумай над этим.

А потом взяла другую чашку, разрисованную веселенькими черепушками и с подписью "Осторожно!!! Яд!!!" и налила источающий пар напиток. Он взял чашку, которую она протянула ему и с любопытством принюхался к содержимому, как будто и не было этой вспышки минуту назад и как будто не он пил этот же чай буквально только что. Она пристально на него смотрела, чем привлекла его внимание.

— Что?

— Ты не знаешь, что я могла положить в него. — Она взяла свою чашку. — Я, возможно, могла бы убить тебя. Это было бы забавно. Намешала туда изысканный яд, который сначала дарит эйфорию и оргазм, потом боль, потом параноидальные галлюцинации, потом еще один оргазм и, наконец, как вишенка на горе сливок — смерть.

— Не могла.

— Почему нет? Откуда ты знаешь, что я не решу, что ты должен умереть, за все, что сделал, за все, что сказал? За все, на что ты способен? Да и у меня есть привычка убивать или калечить тех, кто ведет себя по отношению ко мне как ты.

Он выпрямился, тихонько фыркнув, и вызывающе поднес чашку к губам перед тем, как вновь поставить чашку рядом с ее, оказавшись рядом.

— Потому что для тебя это кое-что значит.

— Например?

— Интерес.

— Да.

— Поиск острых ощущений.

— Правда.

— Попытка что-то себе доказать.

— Нет.

— Значит мне?

— Возможно.

— Это бессмысленно.

Рена пожала плечами, подхватила чашку и допила чай, поставив чашку рядом с его.

— Раз уж ты мне сегодня помогаешь, то убери пожалуйста то свинство, которое развел и поднимайся наверх. А я пошла в постель.

Уходя с кухни она прямо таки спиной чувствовала его яростный взгляд, но предпочитала понять как далеко она может зайти оскорбляя его. К тому же ей нравилось говорить гадости тому, кто сильнее ее.

* * *

Вернувшись в спальню, Рена извлекла целомудренную ночную рубашку почти до колен и с длинными рукавами из тонкого синего шифона, быстро скинула халат и натянула ее через голову. Потом с тихим стоном легла на футон и накрылась по самые уши покрывалом. Она четко представляла, что от нее потребуют через несколько минут и не менее четко понимала как это сделать. Поэтому оставшееся время она употребила на подготовку. Повинуясь ее воле тело активизировало одни каналы чакры и наглухо закрыло другие, сознание ослабило контроль так сильно, насколько это было позволительно, чтобы не выпустить на волю темную древнюю силу животных инстинктов подсознания, и лишь зрение оставалось ее единственным маяком в мире реальном. Сестры заползали по ее коже предвкушая забаву и новое знакомство, ведь Шуукаку с какого-то бока мог считаться их дальней родней, неким духовным потомком. Единственное, что отвлекало ее от готовящегося события — это пробуждающийся намного раньше срока голод Сестер. Извечный, мучительный и отвратительный по форме, но ни с чем не сравнимый по восторгу и по содержанию. Гаара, его близость, его запах и вкус его силы будил непомерный аппетит Сестер. Рядом с ним Рена не чувствовала себя в силах сохранять полный контроль над желаниями Матерей-Змей.

С тихим шелестом отодвинулась тонкая дверь и вернулась на место. Она закрыла глаза, чувствуя, что готова к их странной совместной ночи. По мягкому тонкому ковру почти беззвучно ступали босые ноги.

— Рена...

— М?

— Ты спишь?

— Нет конечно. Ложись рядом. — Пригласила Рена не открывая глаз и отодвигаясь к стене освободила ему нагретое место.

Под худым телом зашуршали простыни и вот уже он тесно прижался к Рене, сжимая ее ребра до хруста и мелко-мелко дрожа. И дрожь все усиливалась в ответ на все его тщетные попытки ее подавить.

Проведя ладонью от его плеча до колена Рена ощутила ткань футболки и штанов. Первым ее желанием было выгнать его из постели и заставить снять верхнюю одежду, но потом она подумала, что такое потрясение не даст Гааре заснуть.

— Давай перед сном поговорим? — предложила она укладывая подбородок ему на плечо. Рена уже своего предела в росте почти достигла, так что она понимала — если она не умрет в ближайшем будущем и если она снова окажется в постели с Гаарой, то такой удобной возможности у нее уже не будет, потому что парень ее явно обгонит. Его тело такое мелкое и худое все же давало понять — своего предела в росте и мышечной силе он еще не достиг.

— Хорошо. А о чем?

— Расскажи мне, откуда взялись трупы в моем доме? Это ты их прикончил?

— Да, я. Эти люди пришли за тобой.

— С чего ты взял?

— Я с одним из них пообщался. И после нескольких аргументов с моей стороны он согласился все рассказать.

— Ну! — Поторопила его Рена, изнывая от любопытства.

— Их нанял неизвестный, чтобы они пришли сюда, замотали тебя в плотную ткань как мешок с овсом и отнесли нанимателю. Живую.

— Как интересно! И они думали что я позволю замотать себя без визга?

— Они знали что ты будешь в не кондиции. И ты, собственно говоря и была в не кондиции.

— Интересно... — протянула Рена хмуря брови и покусывая губу. — А наниматель кто?

— Они его не видели. — Невнятно ответил Гаара — он настолько глубоко зарылся носом в волосы девушки, что теперь речь его стала не совсем понятна. — Так что сложно судить о том, кто хотел получить тебя живую и невредимую. Ведь насколько я понял в бокале был не яд?

— Нет. Яды обычно используют чтобы убить или покалечить. Но сдесь было что-то совершенно другое, и что удивительно — с расчетом именно на меня. Сестры в моем теле приучили меня к такому количеству растительных и животных ядов, что тебе и не снилось. Меня не так просто отравить, но тут использовалась какая-то явная синтетика, многокомпонентная и в форме прояда. Если сделать перерасчет на обычного человека, то там хватило бы чтобы человек отключился через час-полтора после приема и проспал сорок часов и еще пятнадцать отходил от него. Точнее ничего сказать не могу, хотя эту дрянь стоит изучить.

— Попробуй побеседовать с персоналом ресторана, в котором ты ужинала. Это же там ты могла выпить эту гадость?

— Вообще-то я так и собиралась, но я уверенна что это ничего не даст.

— Ты определила яд?

— Я его вывела из организма и он стоит у меня в холодильнике. Что это за дрянь я пока сказать не могу. Он мне ничего не напоминает и он ни на что не похож.

— Рена?...

— М?

— Ты не боишься спать рядом со мной?

Она потянулась и приподнялась на локте. Свободной рукой она по прядке начала откидывать волосы с широкого лба Гаары.

— Ты уже задавал мне этот вопрос.

— Но тогда было иначе! Я же не спал...

— Ну и что? Когда ты будешь спать, то опасаться тебя у меня будет причин даже меньше.

— Если я засну, то Шуукаку выйдет на свободу, подчинит мой разум и я могу тут такого наворотить! Неужели тебя это действительно не беспокоит?! — Лицо Гаары заливала нехорошая бледность. — Я помню, как заснул последний раз. Всего на пятнадцать минут. Но как я потом узнал это не помешало мне двигаться и я... я... убил столько людей. Слава Небу, что я хоть не в Суне тогда был.

— Просто поразительно — ты ненавидишь всех, особенно деревню, породившую тебя, ты стремишься убивать, ты кичишься своей одержимостью и психической болезнью, но при этом ты не хочешь утратить остатки разума, не хочешь действительно всех убить, не хочешь разрушить Суну, не хочешь обагрить свои руки невинной кровью. О чем это говорит?

— Я просто беспокоюсь за свою жизнь. Каким могуществом не обладал бы я, но даже я не смогу справиться со всей Сунной. Поэтому у нас появилось чувство равновесия — они не слишком достают меня, а я в свою очередь не каждый день устраиваю им демонстрацию силы.

— Но здесь же не Сунна! Здесь Коноха. А мы — враги, о чем бы там не говорил мирный договор. Ведь любой договор — это всего лишь бумажка и она не имеют никакой силы. Соблюдение договора зависит только от доброй воли участников принятого решения.

— Да, мы враги, но ведь мы можем соблюдать некое подобие... м...

— Равновесия?

— Да, хорошее слово.

— Ты меня просто удивляешь.

— Чем?

— Ты — пахнешь кровью, причем гнилой. Под твоими ногтями часто есть коричневые корки от спекшейся крови, значит ты часто ковыряешься в трупах. У тебя глаза не мертвые, нет, они пропитаны такой яростью, злобой и тоской, что язык не повернется их такими назвать. Ты ищешь не силу и не достойных противников. Ты ищешь ответы на вопросы.

— Я нашел ответ на главный вопрос, который меня занимал! — Рыкнул Гаара и посмотрел в глаза Рене.

— Нет. Ты просто уцепился за то, что было более-менее похоже на правду и принятие этого ответа не потребовало от тебя особых усилий.

— Кто ты такая, что утверждаешь что верно, а что нет?

— Я? Никто. И звать меня Никак. Разве ты еще не понял? Меня просто не существует.

Гаара посмотрел на нее удивленно и на его лбу прямо таки было написано, что он думает о ее душевном здравии. Пока он удивлялся и хренел от того, что услышал, Рена, наконец, решила сама пояснить, поскольку Гаара не собирался делиться тем, что пришло ему в голову.

— Пойми, меня не существует как единого сознания. Моя личность состоит из одиннадцати частей — человеческая и Сестринские. Ты должен это понимать, потому что сам такой. Только тебе повезло немного меньше — потому что Шуукаку в тебе запечатали как придется и он имеет над тобой власть. Особенно в те момент, когда у тебя ослабевает контроль сознания. В этом и заключается такая разница между мною и тобой.

— Какая? Ты такая же одержимая, как и я.

— Одержим — ты, вы боретесь между собой за власть и теряете на этой междоусобице столько времени и силы, а я — в плодотворном симбиозе с Сестрами. Ты уже познакомился с другим Джинджуурики нашей деревни?

— Узумаки?

— Да.

— Познакомился. Он слаб и жалок, но в нем есть какая-то тайная сила.

— Так вот, в нем запечатан Кьюби. А девять хвостов это тебе не один. Ты же сам прекрасно осознаешь, что Шуукаку не ровня Кьюби. И он может спать, Девятихвостый Лис не оказывает на него особого влияния. Правда он еще не научился пользоваться всеми благами, которые предоставляет такое сотрудничество, но рано или поздно он поймет. Четвертый Хокаге, великий шиноби этой деревни спас деревню от Кьюби ценою своей жизни и судьбой Наруто.

— Так в чем разница? В технике? Ведь Шуукаку тоже запечатан!

— Представь свое тело как бутылку. Одно дело загнать в нее джина и всю жизнь зажимать горлышко пальцем, и совсем другое — засунуть пробку и залить сверху воском. Понял?

— Да... И как ты дашь мне поспать?

— Я подержу горлышко вместо тебя. Решишься?

Гаара сглотнул, но кивнул.

— Хорошо.

Она снова удобнее устроила голову на его плече, поерзала в его руках, устраиваясь с максимальным комфортом.

— Гаара, почему ты решился на этот эксперимент? Ты бледен. Ты напуган.

— Я не боюсь! — тут же выпустил шипы Гаара.

— Напуган. В этом нет ничего стыдного, душа моя. И все же ты решился на это. Почему? — Она мягко перебирала его волосы пальцами и ласково поглаживала кожу за ушами.

Он задумался и расслабился под ее прикосновениями.

— Возможно, это — моя форма любопытства?

— Доверие? — Она затаила дыхание.

— Нет. — Он ответил спокойно, не пытаясь ее уязвить.

— Тогда что? — Рена с трудом подавила разочарование, хотя ожидать от него доверия было и вправду слишком самонадеянно на таком раннем этапе.

— Возможно, — он замолчал, обдумывая и пытаясь разобраться в своих эмоциях и мыслях. — Это шаг.

— Шаг?

— Да, первый из моих десяти. — Он кивнул, соглашаясь сам с собой.

— Теория двадцати шагов. — Она хмыкнула. — Не ожидала от тебя такого.

— Я хочу попробовать. И посмотреть, что сделаешь ты.

— Можно считать мою помощь шагом? — Она вновь сосредоточилась на своем тоне, тщательно отмеряя интонации и паузы, боясь спугнуть его и то хрупкое, что возникло между ними в эти минуты.

— Нет. Для тебя это забава и я это прекрасно понимаю. Когда я почувствую что ты шагнула, то скажу тебе об этом.

— Это будет соревнование? — Ее любопытство и потенциальные возможности от предложенной им лжи горели оранжевым пламенем в мыслях и где-то между лопатками.

Гаара покачал головой.

— В таких вещах не может быть конкуренции. Я хочу попробовать сделать это с тобой.

— Значит, это не шаг. Для тебя я такая же забава, как и ты для меня.

— Но мы можем попробовать. Или тебе шизофреник с двумя полуумными сущностями в голове противен? — Он неожиданно сомкнул острые зубы на тонкой коже у нее за ухом.

— Не стоит считать себе шизофреником, страдающим раздвоением личности. — Рена проигнорировала его укус, лишая удовольствия от игры в хищника и добычу. Сегодня охотиться будет она.

— Почему это?

— А зачем усложнять себе жизнь?

Гаара поворочался и попросил:

— Прочитай мне стих. Ты сможешь что-нибудь подобрать в соответствии с моим настроением?

Пожав плечами Рена ответила:

— Попробую.

Помолчав, она начала декламировать:

— Мы глинтвейна стакан разопьем

На двоих с моим одиночеством.

На двоих — это значит, вдвоем,

Разопьем — это стало пророчеством.

Мы в граненый стакан нальем

Цианид, такой ароматный.

Со стаканом — значит, втроем,

Значит, вечер будет приятный.

И сидели бы мы до утра,

Только звякнули вдруг оковы:

Смерть подсела, плащ подобрав,

Что ж... моя? Ну, будем знакомы...

За знакомство дернем винца:

Подогрею еще по случаю...

Я останусь собой до конца,

Разговором тебя замучаю.

И к рассвету, дурной во хмелю,

Перепутав постель с могилою,

Я старушку-смерть завалю,

И немножко ее изнасилую...

И тихонько звенела цепь:

Откровенное садо-мазо!

Поцелуй, не попавший в цель

По щеке ее слезы размазал...

Что обиделась? Видишь, косой

Я от винных злых испарений...

Будь ты другом — махни косой,

И избавь меня от похмелья!

Что ты смотришь? Давай скорей

Добивай без суда и следствия:

Ты сама назвалась моей,

Так сама отвечай за последствия!

— Мда, что-то у тебя немного алкогольная тема вышла.

— Что поделать? — пожала печами Рена. — ты удовлетворен моим выбором?

— Вполне. Прочитай еще что-нибудь.

— Ты спать сегодня собираешься или стихи слушать?

Гаара хмыкнул.

— Спать. Но что я должен для этого сделать?

— Как что? — Удивилась Рена. — Расслабься и просто засыпай.

— А сны это и вправду так приятно, как об этом говорят?

— Смотря что сниться. — Рена вспомнила подробности последнего своего кошмара и поморщилась. — Некоторые сны бывают крайне не приятные. Но бывают сны из которых возвращаться в реальную жизнь не хочется.

— Что в них такого? — Он удивился. — Разве сон не иллюзия?

Она вздохнула с печалью.

— Во сны ты можешь быть абсолютно, полностью и без остатка быть счастливым. Во сне нет ни конкретной идеи, ни четких образов, только ощущение покоя и тихого, настоящего счастья. Не уверена, что в жизни так бывает.

— Я хочу видеть сны. Любые.

— Я не могу тебе этого обещать, но вероятность такого исхода высока. Думаю, учитывая длительность твоей бессонницы вероятность сна крайне высока.

— Если сон будет интересным я обязательно тебе расскажу о чем он был. Ты сама-то спать будешь?

— Возможно. Скорее всего да. Все равно я не могу покинуть тебя, пока ты будешь спать, потому что именно я буду сдерживать твоего Зверя, а делать это на расстоянии я не умею. Если все будет нормально, то я буду спать.

— Хорошо.

— Да не явятся тебе дурные сны.

Кивнув, Гаара устроился поудобнее, обнял ее так крепко как мог и закрыл красные, воспаленные глаза. Она же ласково перебирала мягкие волосы, просеивая их сквозь пальцы как песок и ждала момента, когда сможет перехватить контроль над Шуукаку. Бомба под ее боком перед тем как заснуть украдкой, как будто нечаянно коснулся губами кожи над ключицей девушки и потерся носом о выпирающую косточку.

Рена на это никак не отреагировала — мысленно она беседовала с Сестрами и не отвлекалась на невинные шалости своей ни о чем не подозревающей жертвы.

"Ммм... мои родные, скоро он будет совсем наш. Вам это нравится?"

Сестры окатили ее чувством глубокого предвкушения. Им нравилось.

"Как бы вы хотели использовать его?"

Перед мысленным взором Рены замелькали картинки — брачное ложе, где их тела переплелись так прочно, что сложно определить где кто, разрушенные деревни, кровоточащие раны, совместные битвы, мертвые, остекленевшие глаза Гаары, по которым ползают мухи.

"Хм... мы еще подумаем над этим. А сейчас нам пора работать".

Сестры одобрительно зашипели и часть из них, расправив пестрые кольца, прорвав кожу переползли на Гаару, который уже начинал дремать. Их тела сплелись крепко, объединив Рену и Гаару в одно большое, страшное целое. Он ничего не почувствовал и похоже начал проваливаться в боевой транс.

"Пора!"

И тут такое началось, что Рена пожалела, что не может просто со стороны посмотреть и желательно с безопасного расстояния.

Глава 25. Я буду тебе сниться, хочешь ты того или нет

Тело Гаары внезапно скрутило судорогой. Вот он лежал спокойный и расслабленный, а вот уже каждый мускул натянулся канатом и скрутился узлом. Тело одеревенело, он выгнулся дугой, прижимая скрученные руки к груди. Сестры опутывали его канатами и пока удерживали на месте. Рена утратила часть контроля и вместе с Сестрами на волю вышло несколько десятков пресмыкающихся гадин, которых Сестры, не мудрствуя лукаво, тоже заставили придавить Гаару и Рену к постели. Из искаженных спазмом губ Гаары поползла розоватая пена, широко распахнутые глаза без зрачков и радужки бездумно смотрели куда-то вперед, похожие на вкрутую сваренные яйца. Временное окоченение прошло, и он забился, зарычал и попытался встать. Его пальцы вцепились в змей, силясь сорвать их с тела. Несколько гадин отлетели от общего кубла и шлепнулись на пол, но тут же поспешили обратно. Судя по всему Шуукаку начал захватывать контроль над его телом и разумом, а Рена поняла, что давно пора начинать работать вместо того, чтобы хлопать глазами и бездумно наблюдать за происходящим, как зритель в балагане.

Она вскочила на бьющееся тело и изо всех сил прижала обезумевшего Гаару к простыням, не давая пошевелиться и помогая Сестрам. Змеи не тратили времени зря и тоже усилили давление тел, грозя раздавить тело Гаары как хрупкую яичную скорлупку. Самый обычный питон, и тот был способен сдавить свою жертву с силой в несколько тонн, так что было говорить о возможностях древних гадин? Рена знала, что Сестры не так просты, как кажутся, и обладают не только грубой физической силой. Каждая из них была уникальна в своих умениях и имела Дар, но редко, очень редко, они позволяли своей носительнице узнать о них что-то новое. Вот и сейчас для Рены стало полной неожиданностью, что они способны проникать в чужие тела по своей воле. Пока остальные Сестры изображали из себя смирительную рубашку, Черная и Красная Сестры подернулись дымкой и потянулись к лицу Гаары. Тот захрипел и вдохнул цветной туман, закашлялся, заскулил жалобно и нелепо обмяк на ее постели. По его телу все еще проходили волны дрожи и судорог, но теперь он стал мягким и слабым. Его хотелось съесть, проглотить целиком, начиная с головы с копной красных волос, и медленно-медленно протолкнуть до самого нутра через бездонную алчную глотку.

Биджуу в Гааре почуял опасность и голод своих соперниц — быть съеденным и переваренным кем-то отвратительным и зубастым ему не хотелось. Гаара захлебнулся своим жалким скулением и опять перешел на злобный рык, скаля перепачканные пеной и кровью острые зубы. Он вновь стал цепляться за обвивающих его гадин и пытался оторвать их от себя, но запутывался все сильнее, как мотылек в паутине голодного паука. Он позволил мгновение слабости и открытости, и змеи этим воспользовались.

Как правило, у охотящегося питона есть только один удар, один бросок, и от него зависит исход охоты. Либо питон спеленает свою жертву мощными объятиями, убивая мгновенно, либо пугливая полнокровная и горячая еда будет внимательна и сумеет избежать первого и последнего удара. Хотя, вопреки расхожему мнению, смерть в объятиях змеи не так страшна — у жертвы просто останавливается сердце от слишком сильного давления. Никаких сломанных костей и жалобного крика. Чистая, бескровная победа. Змеи расчетливы, холодны и бессердечны, но не жестоки.

От спонтанных выбросов энергии Гаары в спальне на полках одна за другой взрывались фарфоровые безделушки, осыпая осколками пол. Еще одна пестрая лента змеиного тела обратилась в туман и потянулась в его горло. Рена чувствовала азарт и буйное веселье своих сожительниц и не могла не заразиться их настроением. Инстинкты Сестер принуждали Рену поучаствовать в дебоше, но она подавила жгучее желание вцепиться Гааре в горло. Вместо этого она позволила отпустить контроль, полностью отдав управление ситуацией Сестрам. Змеи приняли ее разум и поглотили, привычно отдавая ей место наблюдателя. Мир вокруг постели, больше похожей на зимнее лежбище гадюк, потемнел и растворился во вспышке цветов и чувств.

Это было похоже на изнасилование. Психика Гаара сопротивлялась попыткам вторжения, изворачиваясь и избегая болезненных прикосновений чуждого сознания Сестер. Невероятно тонким и острым скальпелем объединенного разума змеи пропороли все природные барьеры психики Джинчуурики и глубоко погрузились в сознание Гаары. Рену влекло за ними как тянет щепку бурная река. Шуукаку она 'увидела' сразу. Это была субъективная адаптация ее представления о Биджуу как о чем-то злобном, горячем, болезненном и твердом. Шуукаку представился ей пульсирующим сгустком пурпура и желтизны, от которого ощутимо веяло горячим дыханием пустыни и гнилой кровью. Сестры были настолько любезны, что использовали ее как подпорку, заставив 'держать' ту дыру, которую прорезали в его барьерах.

— Сестры! Заставьте его страдать! Ведь именно за этим мы все здесь сегодня собрались! — рычала она, из последних сил удерживая прореху в защите Гаары, представляя себя скорчившейся фигуркой, которая уперлась в стенки осыпающегося песком лаза ногами, руками и согнутой спиной, не давая ему сомкнуться.

И Сестры не заставили себя ждать — стремительными жгутами-росчерками они метнулись к Шуукаку и оплели его и обуздали. Сгусток пульсировал и извивался, пытаясь ускользнуть из гибких колец Сестер, но потерял свой шанс, подпустив их слишком близко. Он проиграл в тот самый миг, когда позволил своему Джинчуурики вступить в игру и заснуть в гостеприимных объятиях ядовитых гадин. Сестры стиснули кольца и сжали Шуукаку еще крепче, от чего из него вырвался жалобный крик боли. Да, обычно охотящиеся змеи так не делают, но Сестры не были обычными пресмыкающимися и получали удовольствие, демонстрируя свою власть и силу. Они явно упивались доминирующим над Биджуу положением. Наверное, это кошмарное ощущение, когда чьи-то упругие тела сдавливают тебя сильно и медленно, ломая кости и раздавливая плоть. И теперь с разумом Шуукаку происходило нечто похожее — с каждым его рывком Сестры хладнокровно сжимали свои кольца крепче, оставляя ему все меньше безболезненного пространства. Дернувшись несколько раз, он затих и замер, боясь спровоцировать усиление захвата. Только теперь Гаара заснул обычным человеческим сном, которого так долго жаждал и который получил, пойдя на такой риск. Рена намеревалась пока побродить по его снам, чтобы подкинуть ему несколько интересных образов для размышлений. Синяя Сестра поможет ей сформировать и навязать Гааре нужный образ и направит его сновидения в нужную сторону. Обычно люди склонны доверять тем образам, которые приходят к ним ночами, расценивая их как знамения или предупреждения. Пользоваться этим было... удобно.

— Продержите его ночь, Сестры мои? — обратилась к ним Рена, и так прекрасно зная, что они способны удержать даже Кьюби и далеко не одну ночь.

То, что она почувствовала, было похоже на одобрительное похлопывание по плечу с одновременным пинком под зад — мол, иди гуляй, пока мы тут работаем.

— Спасибо, Сестры.

И она отправилась куда-то глубоко в переливающую красным, синим и белым пропасть чужого сна.

* * *

Под ногами опять серебрился песок, а над головой злорадно корчила рожи полная луна. Было холодно, и Рена подумала, что очень странно ощущать холод в пустыне, да еще и во сне. Она зябко потерла плечи, пытаясь согреться, но от этого стало еще холоднее. Ковыряясь в чужой психике, она, безусловно, получала часть контроля, но ничего не могла поделать с тем, что материя мира Гаары принадлежала только ему и только он был тут полноправным Творцом. К счастью, он не знал об этом. Ей приходилось следовать законам чужого сновидения, хотела она того или нет. Но это было однозначно гораздо лучше, чем ничего. Здесь она могла напрямую предлагать его разуму какие-то образы, а то, как он их интерпретирует, зависело уже только от него. Для нее никогда не терялась острота чувства восторга от метаморфоз сновидений и сопряженных с этим иллюзорных миров.

Оглядевшись по сторонам и попытавшись сориентироваться, она заметила, что Гаара сидит, поджав ноги, и внимательно просеивает сквозь пальцы песок. Он настолько увлекся своим занятием, что даже не поднял головы, когда Рена подошла поближе и наклонилась над ним. Ее тело закрыло луну, и тень наползла на лицо Гаары, смазывая черты и лишая всякого выражения и без того снулые глаза.

— Привет! — дружелюбно поздоровалась она и осторожно прикоснулась к его плечу.

Гаара удивленно поднял голову и собрал морщинами лоб.

— Я же тебя только что убил! Откуда ты взялась, или это была твоя сестра?

Рена подняла брови и демонстративно осмотрела себя со всех сторон в поисках ран.

— Убил меня? Но я же живая и стою перед тобою.

Гаара внимательно посмотрел на нее, потом нахмурился и капризным голосом спросил, ткнув при этом пальцем куда-то ей под ноги:

— А это тогда кто?

Рена опустила глаза и увидела себя, распластавшуюся в серебристом мелком песке. Нагую, с перерезанным горлом и удивленно-испуганным лицом. В остекленевших глазах отражалось по две луны. Похоже, тело было еще теплое, потому что кровь не успела уйти в землю, от чего песок был матовым, жирным и собирался темными комьями.

— Это я, — неохотно призналась Рена, смущенно опуская глазки. — А за что ты меня убил?

— Ты не хотела меня, — сердито ответил Гаара и опять принялся просеивать песок сквозь пальцы, отворачиваясь от нее с какой-то совершенно детской обидой.

— Почему ты так решил?

— Ты смеялась надо мной, а потом кричала. Хуже всего — ты еще и плакала. Ненавижу слезы! Ты хотела, чтобы я контролировал себя и убирался прочь. А еще ты хотела, чтобы я прекратил тебя трогать! Лицемерная дрянь!

Рена начала понимать, что творится в его голове, и пришла в восторг от мысли, что он все-таки постепенно впутывается в раскинутую ею сеть смутных желаний и порочной привязанности.

— Хм. Тогда это была не я, — задумчиво потыкав носком ботинка в бок трупу, прокомментировала его слова Рена.

— А кто? — опять поднял голову Гаара.

— Понятие не имею. Какая-то пустоголовая, поверхностная девчушка, которая совершенно не понимает, насколько ты великолепен, удивителен и насколько ты желанен.

— Если это была не ты, и та, настоящая, стоит передо мной, то мне придется убить и тебя тоже.

С этими словами он встал на ноги и вытащил небольшой, но очень острый нож, который до этого непонятным образом прятался у него в рукаве.

— За что? — искренне удивилась Рена, не двигаясь с места. — Я ведь, в отличие от нее, восхищена тобой и не хочу, чтобы ты уходил.

— За то, что ты не хочешь меня. За то, что смеешься надо мной и хочешь, чтоб я убирался.

— Но разве я это говорила?! — искренне возмутилась Рена.

— Ты лжешь, чтобы спасти свою жизнь! Та, предыдущая, говорила то же самое, после того как я осторожно открыл ей еще один рот в животе!

— О духи, Гаара! Ты меня обижаешь сейчас своими нелепыми подозрениями! Я совершенно не собираюсь тебя прогонять и хочу, чтобы ты открыл мне еще один рот. Прямо здесь, — она задрала рубашку и показала ему свой впалый живот.

— Ты меня обманываешь, — тем не менее, Гаара немного опустил нож.

— А проверить истину не хочешь? — лукаво осведомилась Рена.

— Как? — удивленный Гаара опустил нож еще ниже и настороженно посмотрел на странную причудливую провокаторшу.

— Очень просто! Пойдем со мной, я не хочу сидеть рядом с телом этой лгуньи, — она еще раз пнула бок трупа.

И протянула ему руку.

Гаара уцепился за нее, как не верящий в спасение утопающий за соломинку. И попался. Теперь Рена могла управлять его сном гораздо активнее, чем до того, как он согласился с ее правилами игры. Он упустил свою инициативу и власть, разрешив ей 'показать' что-либо. 'Показать' значит сотворить. Теперь в этом месте два Бога.

— И куда мы пойдем? — он сжал ее пальцы с доверчивостью ребенка, который верит, что чужой дядя просто купит ему мороженное и покажет настоящего всамделишного пони в подвале.

— А нам и не нужно далеко идти. То место, которое я хочу тебя показать, само к нам придет, — она улыбалась ему тепло и любовно, как клянущаяся в вечной верности проститутка.

Они сделали всего два шага в какую-то сторону, все так же держась за руки, когда вся пустыня вздыбилась множеством песчаных пузырьков, которые лопнули и выпустили на волю нежную, темную траву. Теперь молодые люди стояли по колено в ароматном зеленом море, и Гаара с удивлением вертел головой. Все так же стояла ночь, все так же светила полная луна, но уже не было ни холода, ни песка. Хотя, кроме неба, звезд, луны и травы под их ногами, по-прежнему ничего вокруг не было.

— Ну и что ты мне этим доказала? Это всего лишь трава вместо песка, — ворчливо спросил Гаара. — Я все еще не передумал тебя убивать.

— Пока ничего, — Рена потянула его за собой на траву. — Но сейчас я покажу тебе что-то совсем интересное. А потом, если захочешь, можешь меня убить.

Гаара оседлал бедра Рены и заломил ее руки за голову, сильно, больно, отметая даже намек на возможность сопротивления.

Раз он убил ее за то, что она отвергла его, то теперь он получит ее. Пусть так, во сне, но этот раз, самый первый, он запомнит на всю жизнь. Самое приятное для Рены было то, что этот сон надолго выбьет Гаару из колеи, заставит его по-другому смотреть на нее, заставит его снова и снова просить у нее сна, заставит нуждаться. Заставит доверять. Говорят, что нельзя заставить испытывать доверие. Так вот, это ложь — жертвы очень часто боготворят своих угнетателей. Именно этого хотела она добиться — доверия от существа, которое на него не способно. Зачем? На этот вопрос Рена не дала бы ответа даже на Страшном Суде. Возможно, ей было любопытно — ей вообще кто-нибудь может доверять всецело и до конца? И возможно ли добиться такого чувства от существа, начисто лишенного наивности и альтруизма и насквозь пропитанного паранойей и недоверием?

— Ты хочешь меня? — он был спокоен, уравновешен и уверен в каждом своем движении. Что же, так и должно быть, ведь в этом сне он не мальчишка, который только вступает в период телесного взросления, а опытный мужчина.

— Хочу, — с томным придыханием ответила Рена, сгибая колени и обнимая ими ноги Гаары. Тут она могла себе позволить надеть самые грязные и ничтожные из своих масок, быть самой низкой, самой падшей и при этом соблазнительной, как порок.

Хорошо, что Рена пару месяцев назад потратила время и из любопытства прочитала пару дамских романов, так что смело могла разыграть одну из сопливых постельных сцен, которые описывались в этих смешных книгах.

— Ты будешь моей? — Гаара склонился ниже, и она почувствовала его возбуждение и резкий мужской запах, который так приятно щекотал ноздри. Наконец-то она познала его аромат — мускус его пота и терпкость его кожи, без шлейфа гнили и падали, которые всегда его окружали плотной мутной аурой.

— Я и так твоя, — безуспешная 'попытка' освободить руки, привела к тому, что Рена выгнулась дугой и расчетливо натянула тонкую шелковую сорочку на груди. Маленькая упругая грудь проступила сквозь ткань. Слишком маленькая, на вкус многих, но вполне соблазнительная для подростка, который получил возможность безнаказанно до нее добраться.

Еще несколько мгновений Рене казалось, что Гаара отступит, прекратит следовать навеянному ею убогому шаблонному сценарию, подсмотренному в глупых книгах. Но соблазн оказался слишком велик, и он сдался, одурманенный похотью, доступностью и нелепостью происходящего. В следующий миг под его нетерпеливыми руками затрещала рвущаяся ткань сорочки, и ни капли здравого разума не было в его глазах, ни проблеска мысли — все застилала слепая похоть. Единственный полустон, полурык прорвался сквозь его стиснутые зубы, когда он прижался лицом к безупречной коже груди:

— Ненавижу тебя! Моя тварь...

* * *

Рена оставила его сочинять сон самостоятельно, вполне уверенная в его воображении, и поднялась на несколько уровней выше, посмотреть, как Сестры справляются с Шуукаку. Но и без ее помощи дела там шли неплохо. Сестры смотрели самоцветами глаз на Рену, которая тщательно и не торопясь накладывала сеть из ментальных силовых линий, под чутким руководством и надзором Черной Сестры подкрепляя каждый узел системой печатей-клапанов. Особой тайны в происходящем не было, нужно было лишь внимательно следить за потоками чакры и отслеживать все ее завихрения. В итоге у Рены получилась изящно сплетенная паутина, которая сдерживала Шуукаку, только когда Гаара спит. Ограничивающим условием было наличие чакры самой Рены в непосредственной близости, что и активировало эту клетку. Если Гаара попытается заснуть сам, без теплого бока Рены рядом, то ему придется снова бороться с сознанием Шуукаку.

Сестры, неодобрительно свиваясь, перетекли с Биджуу обратно в тело своей носительницы, хоть этот жест и был совершенно символическим — они ее не покидали ни на миг. Никогда.

— Родные мои, так будет лучше! — попыталась убедить их Рена.

Сестры недоумевали — почему их воспитанница не сплела сеть с нестабильными узлами, чтобы Гаара никогда не мог предсказать надежность защиты и чтобы надежда на сон заставляла его рисковать снова и снова?

— Потому что как только Шуукаку перехватит контроль, а Гаара его восстановит, то он больше не будет рисковать. Он ставит безопасность своего разума превыше удовольствия, от которого и так уже смог отказаться. Ему хватит только один раз обмануться в своих ожиданиях, чтобы все рухнуло. С ним так нельзя. Нужно наработать кредит доверия, и только тогда ужалить. Яд будет особенно едким спустя некоторое время — ему нужно настояться.

Тогда Сестры поинтересовались причиной наложения печати.

Рена хищно оскалилась и любовно провела пальцем по одной из линий узора.

— Необходимость. Доверие. Он будет наш.

Сестры усомнились в том, что такое исчадие можно контролировать и заставить нуждаться хоть в чем-то.

— Ну так присмотритесь внимательнее — он начинает поступать так, как мы хотим, и ход его мыслей становится все более понятен. Хотя он не так прост, как иногда хотелось бы. Но ведь так интереснее?

Сестры согласились, мол, да, интереснее, но что будешь делать, если его не удастся подчинить?

Рена пожала плечами.

— Он меня убьет.

Сестры поделились ярким чувством, которое выражало сомнение в трезвости мышления Рены, но все же заинтересовались и выразили согласие помогать и продолжать затеянную игру. Она лишь рассмеялась — им было не понять, что такое жить, не зная, когда тебя из скуки убьет твоя же родня.

От нечего делать она еще немного полюбовалась скрученным и усмиренным сиянием Биджуу и снова погрузилась в сон Гаары. О, сломать его с таким трудом выстроенную хрупкую Вселенную будет потрясающе интересно! Великолепно, когда разрушается в хаосе целый мир, созданный твоими потом и кровью. Это как сжечь город из спичек. После многих лет кропотливого труда смотреть, как пламя за считанные мгновения уничтожает хрупкую красоту. Это будет потрясающее зрелище. Рена была собой очень довольна.

* * *

Картина мира почти не изменилась, лишь дополнилась какими-то деревьями, ночными цветами и звуками. Вот только искать участников сна ей пришлось довольно долго, пока она случайно не наткнулась на переплетенные тела. Было странно видеть себя уже более взрослой и оформившейся. Еще более странно было наблюдать на собственном лице счастливо-идиотское выражение, так несвойственное ее мимике и характеру, а поперек — вальяжно растянувшегося Гаару, который с ленцой перебирал длинные волосы любовницы. На них еще даже пот не обсох, а Гаара уже что-то объяснял. На мгновение сосредоточившись, Рена слилась со своим образом и теперь сама чувствовала теплую тяжесть своего партнера и его тихий шепот.

— Это вечный вопрос, не имеющий решения, — говорил он. — В чем истинное мужество — жить или умереть? На него нельзя ответить однозначно, можно спорить до бесконечности. Когда я сидел на той чертовой крыше и на моих руках умирал Яшамару, я считал, что не должен жить. Человек, ребенок не может так жить — в ненависти, бессилии и унижении. Мне казалось, что смерть будет единственным достойным выходом, и я настойчиво искал ее.

И тогда я понял для себя, что жизнь мало чем отличается от битвы. И в жизни, как и в битве, в какое бы безвыходное положение ты ни попал, нельзя сдаваться, надо драться до конца. И убивать. Только тогда ты чувствуешь кровь в своих венах, только тогда ты чувствуешь биение жизни в теле.

— Мне кажется, что ты спешишь, весьма спешишь с выводами, мой любимый, — сладко промурлыкала Рена, кончиками пальцев прослеживая линию крепкой жилистой спины. — Это философия разрушения. Разве великий мрак забвения от этого станет менее черными, а вопросы без ответа — менее безнадежными?

— Я нашел ответы, — буркнул Гаара.

— Нет, не нашел. И теперь будет ли жгучая боль отчаянья от вечной недоступности ответов менее мучительной? Разве поможет это когда-нибудь понять жизнь и овладеть ею, оседлать ее, как укрощенную девственницу, или она останется подобной гигантскому крылу среди шторма, которое мчит нас, а когда мы хотим ухватиться за него, сбрасывает в воду?

— Знаешь, иногда передо мной открывается расщелина, кажется, она идет до центра земли. Чем она заполнена? Тоской? Отчаяньем? Или счастьем? Но каким? Усталостью? Смирением? Смертью? — задумчиво спросил Гаара.

— Для чего ты живешь? — вопросом на вопрос ответила Рена.

— Да, для чего я живу? — новые нотки послышались в его голосе, и Рене понравилось, что у него появляются сомнения относительно своей философии.

— Пойми это, и ты не будешь один.

— Я всегда буду один, что бы я там такого ни понял или осознал, — со вздохом ответил он и перекатился на спину, устраивая Рену у себя на плече. Волосы рассыпались и укрыли их шелковистым плащом. — Я устал от всего этого нелепого времени наедине с собой.

— А как же я? — надула губки Рена, стараясь вернуться в роль пустоголовой пустышки.

— Ты — это ты. И хотя мы прекрасно провели время — все это ложь.

— Как это — ложь? — приподнялась Рена и пытливо заглянула ему в глаза.

— Я понимаю, что ты это делаешь исключительно для того, чтобы спасти свою жизнь.

— То есть ты хочешь сказать, что я отдалась тебе исключительно из страха?

— Да, — в глазах его светился упрек и насмешка. А потом он криво ухмыльнулся и добавил: — Но ради такого удовольствия я буду пугать тебя столько, сколько потребуется. В этом есть какая-то особая ирония. Я всегда думал, что секс — это настолько доверительный и близкий акт, который может произойти между двумя людьми, что его невозможно получить насильно. Речь не идет об изнасиловании, ведь ты отдавалась мне самозабвенно и, я бы сказал, с энтузиазмом. И мы не говорим о случайной связи, когда двое встречаются и на утро не помнят имен и лиц. И вот пожалуйста, ты, спасая свою жизнь, отдалась мне с такой убедительностью, что я почти поверил в твою искренность. Или это просто попытка получить удовольствие даже в безвыходной ситуации?

Рена вскочила на ноги и из вороха одежды выхватила его нож, до поры до времени отброшенный за ненадобностью. Пора было показать ему, что такое неприятное сновидение.

— Ты ошибаешься, если думаешь, что все случившееся было следствием принуждения под страхом смерти или моей формой смирения перед твоей силой. И я докажу тебе, насколько ты сейчас был не прав.

А в следующий момент она вспорола себе горло от уха до уха, широко улыбнулась раной и окатила нагое тело своего любовника алой волной. По закону сна она умерла.

* * *

Рену разбудил стон и удар по носу безвольно откинутой рукой. Вывернувшись из-под бока Гаары, она потрясла его за плечо.

— Хватит спать! — весело начала будить его Рена.

Но похоже, Гаара вошел во вкус и просыпаться пока не хотел.

— Эй!

Рена потянула на себя одеяло, пытаясь добудиться его хоть таким способом.

На это он ответил невнятным мычанием и попытался завернуться в одеяло еще плотнее, вырывая его из ее рук. И все это — не просыпаясь.

— Нет, ну это уже просто нахальство! — возмутилась Рена и рванула ни в чем не повинное одеяло на себя, показывая, кто хозяин в этой постели. В результате она полностью завладела одеялом, раскрывая Гаару, и увидела небольшое темное пятно на его штанах.

— Вот это да! — захихикала Рена. — Оказывается, сон был ну очень красочным. Ладно, пусть пока спит.

И еще раз укрепив узлы на сети своей чакрой, она отправилась варить утренний кофе. Когда она выбиралась из-под стенки, куда Гаара загнал ее в момент выяснения отношений, он заворочался, явно просыпаясь. Перелезая через него, Рена шутливо мимоходом чмокнула его в нос, от чего он широко распахнул глаза, и выскочила из комнаты, спиной чувствуя его еще не вполне проснувшийся недоуменный взгляд.

По пути она завернула в ванную и потратила двадцать благословенных богами минут на горячую воду, мыло и зубную щетку. Выйдя из душа, она сняла с полки флакон с разведенным ментоловым маслом и натерла свою кожу везде, куда смогла дотянуться. Тут же все тело запекло и захолодило, а кожа приятно порозовела от прилившей крови. От ментоловой свежести Рена окончательно и бесповоротно проснулась. Освеженной и в приподнятом настроении она быстро оделась, выбрав на сегодня короткую пышную юбку в складочку из прозрачного черного кружева с плотной атласной подкладкой и белую блузку. Милый образ дополнила алая ленточка на шее и куча браслетов на тонких руках. А также она затянула на талии ремень для сумки шиноби. Быстро расчесав волосы, она соорудила высокий конский хвост и босиком прошлепала по своему паркету на кухню.

Кофе она варила вдумчиво и медленно, давая Гааре время привести себя в порядок и скрыть следы ночного конфуза. То, что сон оказал на него такое влияние, невероятно радовало Рену, давая понять, что Гаара давно вступил в пору взросления и теперь она получила мощнейший рычаг давления на него и его нестабильную психику. Миром во многом правит секс, что было и забавно, и нелепо. Зато весьма удобно.

Когда кофе был почти готов, в кухню вошел хмурый Гаара в одном полотенце вокруг бедер. Потянув носом, он с любопытством огляделся.

— Мятой пахнет, хотя для нее не сезон. Откуда запах?

— Мыло у меня такое, — улыбнулась Рена и повернулась к нему. — Ого! А где же ты потерял одежду?

— Опрокинул на себя воду для умывания. Высохнет — оденусь, — неуклюже соврал он.

— Да что ты говоришь! — сделала удивленное лицо Рена, ставя перед ним дымящуюся кружку.

— О, утренний кофе. Спасибо, — Гаара с благодарностью принюхался к ароматному пару, который вился над кофе. Одобрительно кивнув, он подхватил кружку и подул на почти кипящую черную жидкость.

— На здоровье. Как спалось? — Рена подтянула к себе пепельницу и закурила. Сидя на высоком табурете возле стойки, она беззаботно болтала ногами, совершенно не волнуясь, куда при этом ненароком все время устремлялся взгляд заспанного и еще не вполне пришедшего в себя гостя.

— Нормально...

— Что снилось?

— Не помню, — на высоких скулах Гаары предательски заалели пятна румянца, а полотенце он не менее красноречиво придержал рукой, торопясь быстрее сесть.

— Понравилось? — продолжая делать непонимающий и ничего не замечающий вид, допытывалась Рена.

— Наверное, — Гаара нахмурился и недовольно на нее посмотрел.

— Это как? — она улыбалась открыто и с долей наивности.

— Еще не решил, — его голос был резким и неприятным, но это не смогло сбить ее с толку.

— Но хоть в голове просветлело? Глаза болеть перестали? — она с фальшивым участием рассматривала его лицо.

— Это да. Но вот сны... — Гаара задумался и позволил себе расслабить напряженную спину.

— А что сны? Ты же не помнишь.

— Не помню, но осадок остался. Неприятный, — он опять приложился к кофейной чашке и теперь пил кофе маленькими осторожными глотками, опасаясь обжечься.

— Ну как знаешь, хотя ты обещал мне их обязательно рассказать. Завтракать будешь? — она с деланным разочарованием отставила свою чашку и встала. Недокуренная сигарета дымилась в пепельнице, пуская серые усики дыма к потолку. Гаара поморщился и брезгливо затушил ее окурок, обрывая паутинку дыма.

— Смотря чем.

'Ну надо же, он еще и капризничает!' — возмущенно подумала Рена, но ответила спокойно и доброжелательно, стараясь не выйти из роли гостеприимной хозяйки:

— Да особо выбирать не из чего. Могу по-быстрому пожарить мясо со специями, и все.

— Годится. Кстати, кошмарно выглядишь.

— Опа, а за что такой комплимент? — приподняла брови Рена и, уперев кулачки в бока, приняла позу скандалистки.

— Тебе не идет вид шкодливой школьницы, — Гаара подпер щеку ладонью и, слегка склонив голову набок, наблюдал за гибкими движениями Рены. — Просто потрясающе, насколько упорно ты пытаешься вести себя инфантильно. Иногда у меня возникает такое чувство, что ты — невероятно старая, хитрая гадина, которая ничерта не понимает в людях, но пытается притвориться одной из нас. И в итоге ведет себя просто смешно, собирая все шаблоны, какие только смогла узнать или подсмотреть, не разбирая при этом, где это уместно, а где просто смешно. Поверь, этот образ, который ты тут активно демонстрируешь, тебе ужасно, просто чудовищно не идет.

— А какой идет? — усмехнулась Рена, поворачиваясь спиной и демонстративно копаясь на полках холодильника.

— Любой другой. А еще лучше — вообще ничего.

— Гаара, я в том возрасте, что смотреть еще не на что, если ты намекаешь на мою наготу, — серьезно пошутила Рена.

Гаара насупился и замолчал, и было совсем не ясно, что за мысли вьются у него в голове. А Рена времени не теряла — сначала промыла и поставила вариться немного риса, как раз на две порции, потом, быстро разморозив и нарезав мясо на небольшие кусочки, взбила в миске подливку из соевого соуса и специй, замочила в нем мясо и поставила на плиту сковородку.

— Скоро будет завтрак.

— Иди переоденься. Я сам послежу за плитой.

— Гаара, а тебе не кажется, что это уже наглость? — спросила уязвленная Рена, даже не думая уступать ему место.

— Нет.

— Зря. Это самая что ни на есть наглость. Ты мне не хозяин, чтобы распоряжаться моим внешним видом. К тому же это ты занимаешь мою кухню, а не я твою!

Гаара нахмурился, прикусил губу и грозно ответил:

— Тогда я сам тебя переодену. Или раздену. Или убью. Но сделаю с тобой что угодно, лишь бы вытряхнуть тебя из этого клоунского наряда. У тебя что, совсем вкуса нет?

— Что?! — она ахнула от возмущения и неожиданности. — Тоже мне, стилист нашелся!

— Не что, а во что, — поправил ее он. Потом еще раз внимательно оглядел с ног до головы, а потом с головы до ног и безапелляционным тоном изрек: — Черные штаны и красная рубашка с запахом, можно синюю или лиловую. Я видел, что у тебя есть гардеробная, значит, у тебя найдется несколько одинаковых рубашек разных цветов. А прическу оставь — мне нравится.

— Гаара!

— Пожалуйста...

Поколебавшись, Рена выдавила:

— Ладно, подавись. Если я вернусь и увижу, что рис перепрел, а мясо подгорело — вылью содержимое сковородки тебе за шиворот!

На это он ничего не ответил, но выдал весьма многообещающую ухмылку. Но когда Рена уже выходила за порог, она услышала насмешливое шипение вслед:

— Задержишься — приду переодевать лично.

Не поворачиваясь, Рена завернула руку за спину и сложила пальцы в неприличном жесте.

В спину ей ударил шквал ругани, а о косяк возле ее головы разбилась чашка. Донельзя довольная собой, Рена помчалась переодеваться в то, в чем ее хотели видеть, каким бы нелепым и надуманным это требование ни выглядело.

Глава 26. Беспокойное утро

— Орочимару-сама...

— Чего тебе? — Орочимару рассеянно покосился на почтительно склонившегося помощника и вновь сосредоточился на свитке, полностью покрытом убористым мелким почерком.

— Простите мою назойливость, но мне очень хотелось бы узнать подробности вашего совместного времяпровождения с вашей новой знакомой. Мне это необходимо для того, чтобы выполнять ваши инструкции более четко и эффективно.

Орочимару ухмыльнулся и оторвался от свитка. Ответил не сразу, взяв паузу, заставив Кабуто ждать, пока он аккуратно свернет пергамент обратно и подровняет края:

— Мне кажется, что ты начинаешь ревновать к ней еще сильнее, чем к Учихе.

— Вам кажется, господин, — невозмутимо солгал Кабуто. — К тому же я позволю себе заметить, что ревность — весьма глупое и непрактичное чувство. Я не могу себе позволить тратить время на такую ерунду. Особенно если она вредит делу.

— Ну-ну... — Орочимару понимающе хмыкнул. — Расскажи для начала результаты анализа крови, которой я тебе давал.

— Кровь принадлежит особи женского пола. Рене, я полагаю?

— Правильно полагаешь.

— Все клетки, включая безъядерные, способны к размножению путем примитивного деления, что само по себе невероятно. И мне не ясно — это уникальная патология или же для данного индивида явление закономерное и вполне обыденное?

— Это необходимо в случаях колоссальных кровопотерь, обычно несовместимых с жизнью, — пояснил Орочимару, — чтобы не тратить время на производство новых клеток костным мозгом. Гораздо проще, если состав крови будет пополняться уже в самих сосудах. Сколько нужно времени на деление одной клетки?

— От четырех секунд до нескольких минут, в зависимости от ее сложности. Безъядерные эритроциты и тромбоциты требует от четырех до семи секунд, Т— и В— ростки белой крови — до шести минут. Остальные — в пределах этих чисел.

— Вот и подсчитай, сколько нужно времени, чтобы удвоить или утроить количество крови.

— А откуда возьмется плазма? — не унимался Кабуто.

— Плазма — это водяная болтушка на ионах, белках и прочих составляющих. И состоит она на девяносто восемь процентов из простой воды. Неужели так сложно восполнить объем крови за счет простой воды, выделенной из жира и мышц? Тем более что если у нее даже эритроциты делятся, то ничего удивительного я не усматриваю, если и плазму она может формировать с такой же скоростью.

— Да откуда же у нее жир найдется? Она же худая, как сушеная плотва!

— Кабуто, не заставляй меня думать о тебя как о специалисте еще хуже. Ты что, никогда не вскрывал людей и не знаешь, что человека нужно месяц морить голодом, чтоб у него действительно не осталось внутреннего жира? Для экстренных случаев ей как раз бы хватило.

— Простите, Орочимару-сама... Я действительно ошибся в расчетах, — покаянно опустил голову Кабуто. — Висцеральный жир, как я мог упустить из виду такую простую вещь?

— Ладно. Что еще расскажешь?

— То, что я уже видел в отчетах медиков, — одиннадцать цепочек ДНК.

— Ты провел сравнительный анализ с моей кровью? — заинтересованно спросил Орочимару и внимательно посмотрел на своего помощника.

— Да. Если вас интересует кровное родство, то с уверенностью в восемьдесят процентов я могу сказать, что лично вы или ваши ближайшие родственники, если таковые имеются, в появлении этого чуда на свет не участвовали. Во всем остальном сходства также не обнаружено.

— Почему результат малоубедительный? — Орочимару нахмурился. — Реактивы низкого качества взял?

— Что вы! Видите ли, Орочимару-сама, ваша генетическая карта после всех модификаций и неоднократных смен тел стала, как бы так выразиться, нестабильной. Изначальные данные сильно деформированы и искажены, ведь генетический материал вашего нынешнего тела совершенно другой и отличается от вашего первого тела. Поэтому полную гарантию в результате вам дать никто не сможет.

— Ясно... — Орочимару выглядел одновременно и разочарованным, и обрадованным. — А ты сравнил змеиные цепочки между собой? И с моей ДНК?

— Конечно, все как вы приказывали, — Кабуто поправил очки и достал нужный лист из отчета. — Тут все немного сложнее. У вас с ней общие корни по линии змей. Цепочки ДНК в ее крови старше, чем ДНК змея в вас. Я бы сказал, что как люди — вы чужие, но как змеи — принадлежите одному виду, хотя и здесь есть серьезные отличия. Мне нужно больше времени, чтобы ответить на эти вопросы.

— Становится все интереснее и интереснее... — Орочимару нахмурился. — Группа? Резус?

— Ни того, ни другого и близко нет, — растерянно пожал плечами Кабуто.

— То есть как? — брови Орочимару поползли вверх. — Даже у меня есть!

— А вот так. Агглютининов, которые отвечают за групповую принадлежность, у нее вообще нет. Роль резуса выполняет что-то совершенно непонятное — нечто среднее между ферментом и белком-антигеном. Возможно, это можно назвать резус-фактором, но если не брать за точку отсчета человеческую кровь. Мне нужно попасть в нашу лабораторию, чтобы сказать точнее.

— Интригующе...

— Я бы хотел детальнее изучить проблему, если вы не против.

— Знаю, как ты детальнее изучаешь. Девчонку потом придется хоронить в закрытом гробу, и то размером со спичечный коробок.

Кабуто еще ниже склонил голову, но, похоже, воспринял слова своего хозяина как комплимент.

— Расскажите, как вы достали кровь, тем более свежую? Ведь есть проблема молниеносной регенерации. Да и с характером и добровольностью сдачи анализа тоже наверняка все плохо.

— Она приняла послание, состоящее из концентрированной чакры. Очень любопытная техника, первый раз такое вижу. И пока она вдумчиво его изучала, находясь в кратковременной коме, я смог получить необходимые образцы. А к моменту ее пробуждения и следов уже не осталось. Напомни мне провести серию экспериментов, чтобы изучить этот алхимический рецепт поближе.

— Разумеется, Орочимару-сама. Как погуляли? Узнали что-нибудь ценное?Орочимару хмыкнул и в приливе непонятного желания поделиться впечатлениями рассказал, как прошел вечер. Под конец повествования добавил:

— А еще наша милая загадочная малышка начисто лишена такого качества, как почтение к вышестоящим, зато наглости у нее на шестерых. Она послала главу клана Хьюга во все известные науке места и, как будто ей этого было мало, добавила несколько весьма ядовитых укусов касательно традиций его семьи. Странно, но Глава Клана это проглотил, или сделал вид. Но знаешь, я был неприятно удивлен ее манерой поведения по отношению к своим оппонентам. Никакой политической практичности.

— Вы же помните, что она не амбициозна. Значит, игры в большую политику ей совершенно неинтересны. Что еще было?

— О-о-о, — Орочимару криво улыбнулся безо всякого веселья, — она была весьма неосторожна в своих заявлениях и посулах. Не стоило ей прилюдно оскорблять клан Хьюга, да еще и в такой совершенно простолюдинской манере. Ты представляешь, она пообещала Хьюге весьма извращенный половой акт, несовместимый с нормальной физиологией. Я был несколько... разочарован.

— Возможно, она еще просто неопытна? — Кабуто снял очки и начал протирать стекла.

— Она уже давно не ребенок! — Орочимару помассировал уставшую шею. — Пора бы знать основы поведения в обществе.

— Орочимару-сама, я думаю, тут дело в другом. Помните, она специализируется на шпионаже и убийствах, выполняя все это чаще всего под видом проститутки или незамужней аристократки. Значит, она просто обязана уметь вести себя правильно и следить за своим языком, — Кабуто водрузил на нос очки.

— Хм-м, интересное мнение. Тогда почему в Конохе она так потрясающе невежественна?

— Она расслаблена и не понимает причин, которые принуждают ее следовать правилам этикета. Ничем другим объяснить такое поведение я не могу.

— Меня, если честно, начинает раздражать ее подчеркнутая нескромность, давно уже перешедшая черту вульгарности, — Орочимару поморщился, вспомнив, как его новая знакомая предпочитала себя вести.

— У нее проблемы с сексуальностью? — задал нескромный вопрос тоном профессионального психотерапевта-сексолога Кабуто, опять поправляя свои очки неизменным жестом, который иногда жутко раздражал наставника.

— Мне кажется, что проблемы нет. Просто у нее возраст такой. И характер тоже соответствующий. Вряд ли она воспринимает то, что делает, сколько-нибудь серьезно, скорее как игру или способ манипулировать другими.

— Тогда я вам вдвойне сочувствую, — позволил себе кривоватую ухмылку Кабуто. — Такой сильный подросток, да еще в переходном возрасте, да еще неконтролируемый, да еще и девочка — это нужно иметь стальные нервы не тоньше корабельного троса и во истину божественное терпение.

— Оставь свое фальшивое сочувствие — мне оно до задницы, — огрызнулся Орочимару, у которого закончилось общительное настроение, отчего он начал терять терпение. — Лучше собирай людей и готовься к финальному экзамену. Тебе еще предстоит ряд диверсий и инструктаж Четверки, а они, сам знаешь, умом и сообразительностью не отличаются, так что тебе придется побыть их мозгом. Надеюсь, это ты осилишь?

— Да господин, будет исполнено, — поспешил еще раз поклониться помощник и, уже уходя, добавил: — Знаете, я не думаю, что этот ребенок представляет для нас опасность, несмотря на все свои возможности и потенциал.

— Правда? Тогда давай оставим его себе. Я всегда мечтал о домашнем животном, — ухмыльнулся Орочимару. — Тем более о таком редком и интересном.

— И вредном, — едва слышно, чтоб его не услышали, буркнул себе под нос Кабуто.

* * *

— Рена!!! Ты хоть соображаешь, что творишь?! Это где же видано, чтобы шиноби Конохи, которая славится своей дисциплиной и прочными моральными принципами, между прочим, пьянствовала в компании подозрительных личностей — это раз, употребляла наркотики — это два, ругалась многоэтажным матом без разбора, кто стоит перед нею, и не принимая во внимание положение в обществе — три, затевала безобразный скандал в общественно месте — четыре, и к тому же нагло и беззастенчиво соблазняла шиноби из Сунны, который известен жестокостью и психическими расстройствами — пять!!!

Рена стояла навытяжку и внимательно, с должным раскаянием на лице, слушала гневную тираду Хокаге. Голос у него был сильный, глотка — как будто луженая, дыхания, не смотря на курение, хватало. Разгневанный Хокаге пока и не думал успокаиваться, продолжая воспитательный процесс.

— Мало того, ты уже довела до неврастении капитана своей команды, своим поведением значительно роняя его достоинство в глазах не кого-нибудь, а Хиаши Хьюга, Главы Великого Дома Хьюга! Твое поведение уже просто переступило все границы, ты невыносимая маленькая дрянь! И если ты думаешь, что у тебя статус неприкосновенной царской особы, то ты очень сильно заблуждаешься! Зачем ты избила вне экзамена несколько человек — по своей инициативе, между прочим? И не рассказывай, что они тоже первые заедаться начали! Гай так вообще от тебя шарахается, как от прокаженной, а ведь он талантливейший джоунин и владеет техниками тайджуцу! Ведь у него ты могла научиться столь многому, а что ты творишь?! Ты мне можешь объяснить суть происходящего?! Что это вообще такое и как это понимать?! И учти, дрянь, мое терпение на исходе!

— Я сожалею... — кротко потупив глазки, ответила Рена, даже не пытаясь вдаваться в какие-то подробности или давать пояснения своим поступкам. Разумеется, никакого сожаления в ее голосе не прозвучало. Она прекрасно знала, что Хирузен не стал бы так на нее орать, если бы его терпение и вправду лопнуло. А вот если бы он ее отчитывал тихим, мирным голосом, тогда бы это был повод для паники. Примерно как их последняя беседа по поводу второго этапа экзамена. Рена быстро поняла, что сердить его не стоит, и смогла сгладить ситуацию.

— Я и вижу, — ядовито отозвался старик, с трудом сдерживая раздражение. — Сожаление так из тебя и прет. И что это за кошмар ты на себя напялила?

Только сейчас Рена осознала, что приходить на аудиенцию к Хокаге в футболке с надписью 'Да здравствует наше начальство! Самое гуманное начальство в мире!' и нарисованным висельником не стоило.

— Но Хокаге-сама! Мы же обсуждали возможное развитие событий, и для вас не секрет, что я буду пытаться соблазнить Гаару. И, как видите, определенный успех есть, — она постаралась незаметно потянуть футболку так, чтобы на ткани образовались складки, затрудняющие прочтение глумливой надписи.

— Рена, включай мозги. Соблазнить и переспать — совершенно разные вещи. Он попользуется тобой и забудет, вернувшись в Суннагакуре. К тому же ты слишком форсируешь события, ведь прошла всего неделя, а ты уже тут отчитываться пытаешься об успешном выполнении миссии.

Голос Хокаге был уставшим и наполненным тревогой. Помолчав, он продолжил:

— Ты вообще можешь понять, какая сейчас неустойчивая ситуация с этими открытыми состязаниями сложилась? Все хрупкое равновесие между нашими странами сейчас шатается как карточный домик и в любой момент обрушится на наши головы. Именно на наши, потому что Коноха — деревня-организатор соревнований, да еще и по собственной инициативе. Мы можем сильно уронить лицо, если нарушим свои обязательства по обеспечению безопасности. Более мелкие деревни решились принять участие в экзамене только благодаря тому, что Коноха выступает гарантом безопасности и законности. Это мероприятие и само по себе хлопотное, так еще и Орочимару объявился в пределах Конохи. Ты знаешь, кто это?

'Еще бы! А то я не знаю, с кем пью! К тому же этот человек при жизни стал легендой, было бы опрометчиво, чтобы не знали своих "героев" в лицо', — подумала Рена, но демонстративно покачала головой и сделала заинтересованное лицо.

— Ну и слава богам и добрым духам-хранителям, что хоть куда-то ты свой длиннющий нос не всунула, — Хокаге заметно расслабился.

— Но джи-джи... — попыталась поканючить Рена, чтобы получить хотя бы призрачный шанс выудить из Хирузена какую-нибудь крупицу недостающих знаний о своем новом собутыльнике. К тому же, проявляя столь типичный для ее характера жадный интерес, она хотела навести Хокаге на мысль о своей полной несостоятельности по этому вопросу. Но Хокаге был далеко не глуп, иначе бы не смог так долго балансировать между честью воина и долгом политика.

— Никаких но! — категорически отказался Хокаге и дрожащими руками набил трубку. Последние годы много раз сломанные в юности пальцы стали хуже слушаться старого воина. — Тебе бы все-таки повнимательнее отнестись к тому, что я сказал. Рена, я и вправду очень устал с тобой возиться. Никто во всем нашем сообществе шиноби не приносит мне столько хлопот, как ты. Я очень прошу тебя успокоиться и посидеть тихонько, пока не закончатся эти чертовы экзамены. Хрен с тобой, ты получишь свое звание чуунина, я гарантирую тебе это. Только не подведи меня. Это ясно?

— Но зачем так категорично! — запротестовала Рена, не желая так просто отпускать возможность вытянуть нужную информацию. — Если вы мне расскажете чуть больше об этом загадочном Орочимару, то я смогу как-нибудь помочь. Например, указать на него пальчиком, если увижу где-то поблизости.

— Я оторву тебе руки! — простонал Третий Хокаге, хватаясь за голову и окончательно отчаиваясь вправить мозги своей воспитаннице. — И ноги! И голову! И язык тоже! Да-да, особенно и в первую очередь язык!!!

— За что? Я просто хочу помочь! — в этот момент Рена почувствовала даже некоторое раскаяние за то, что доставляла Хирузену столько хлопот. — Вы же знаете, что мои мозги настолько скособочены, что мне хватит фантазии подойти к нему на улице и познакомиться, потом напоить в баре до поросячьего визга, а потом притащить к вам за заднюю ногу.

— Если сейчас ты сама не встанешь и не сгинешь с глаз моих долой, твои скособоченные мозги будут вправлены здесь же, грубо и неделикатно! Я тебе во вполне доступной форме объяснил, что нечего тебе тут ловить и пытаться заграбастать в свои поганые ручонки очередной документ с грифом секретно! — рассердился потерявший терпение Хокаге, опять начавший повышать голос.

Рена шмыгнула носом и тайно порадовалась, что со времен приемного отца на ее драгоценную шкурку в воспитательных целях никто больше всерьез не покушался. Грустные воспоминания бросили тень на ее лицо, глаза потухли, а в уголках собралось нечто такое, что можно было бы принять за слезы.

— Про-о-ости-и-ите-е... Я постараюсь так больше не делать! — проскулила она. Вид получился более чем раскаивающийся, и Хокаге смягчился.

— Ладно уж, иди. И учти, что я буду присматривать за твоим поведением. Все ясно? И вообще, я думаю, тебе хватит мозолить мне глаза и пора заняться чем-нибудь полезным.

— Да, Хокаге-сама...

— Брысь отсюда, вредный ребенок, — это было сказано уже спокойным тоном.

Рена удалилась. За спиной Хокаге, как будто из воздуха, соткалась фигура в маске кошки и склонилась в глубоком поклоне.

— Мне нужно, чтобы за нею установили круглосуточное наблюдение. Ни на минуту с нее не должны спускать глаз. Я в любой момент должен иметь возможность узнать, где она, с кем и чем занимается.

— Нам стоит вмешиваться? — голос женщины из-за маски был глухим и сдержанным.

— Если это не несет прямой угрозы безопасности Конохи, нет никакой нужды показываться ей на глаза. Но тщательно фиксируйте ее правонарушения.

— Мы знаем, что она наркоманка, а хранение и употребление наркотических средств и их прекурсоров запрещено на территории Конохи. Это стоит считать поводом для вмешательства?

— Нет.

— Убийство? — женщина сухо перечисляла возможные действия своей цели. Она никогда не бралась за дело, если не была уверена, что поняла все правильно.

— Если только она не покушается на кого-то из своих, — Хокаге поморщился.

— Общение с другими шиноби?

— Дозволено. Я уточню — меня интересует, с кем она общается и куда уходит из деревни. На мелочи вроде курения и наркотиков не обращайте внимания.

— Я поняла. Когда она находится в доме, кто-то должен присутствовать там?

Хокаге задумался на мгновение, потом явно через силу ответил:

— Нет. В дом заходить без моего дозволения не стоит.

— Я могу сама подобрать команду? — женщина встала и поправила катану за плечом.

— Да. И еще кое-что...

— Слушаю вас, Хокаге-сама.

— Данзо не должен этого знать. Я хочу, чтобы в твоей команде не было ни одного члена Корня, даже бывшего.

— Да, Хокаге-сама. Я все понимаю, — женщина поклонилась и исчезла.

* * *

Покинув кабинет Хокаге, Рена не торопясь прошлась по знакомым до последней доски коридорам Дома Совета и по совместительству резиденции Хокаге. Сегодняшняя встреча с Хирузеном оставила на душе осадок — она понимала, что поступает воистину очень неправильно, но не могла остановиться в своем ускоряющемся беге под гору. Орочимару был самым опасным существом, какое только можно было поместить в ее систему координат. Даже Гаара по сравнению с ним был всего лишь капризным непутевым ребенком. Да, конечно, об Орочимару мало что было известно, и еще меньше — озвучивалось. Но даже того, что Рена смогла о нем узнать, заставляло ее дрожать от первобытного ужаса. И в то же время ее влекло к нему с неимоверной силой. Влечение мало чем было схоже с обычной интимной страстью, а больше напоминало желание шагнуть в пропасть, в самую черную бездну, из которой явно тянуло сыростью и змеиным логовом. Почему это происходило, она не знала. И теперь ей осталось лишь постараться выбросить все эти мысли из головы, чтобы окончательно не рехнуться от противоречивых мыслей и ощущений где-то в лоне.

Потом, вспомнив, что Гаара так и торчит у нее в гостиной и неизвестно чем там занимается, она припустила домой галопирующим аллюром. Выскочив на улицу, она сшибла на землю мальчишку, который как раз пытался зайти внутрь и не успел посторониться.

— Эй! Смотри, куда прешься! — возмущенно воскликнул он.

Притормозив, Рена развернулась на каблуках и посмотрела на жертву ее спешки. Наруто поспешно вскочил с земли, не спеша отряхнуть пыль с одежды, и сжал кулаки, принимая боевую стойку.

— Я тебя сейчас так отделаю! Будешь знать, как сбивать с ног прохожих! — его голос был ужасно сердитым.

Рена смотрела на него лишь мгновение, а потом бросилась к нему на шею, прижалась всем телом и томно выдохнула ему прямо в ухо:

— Ах... Прости меня, я так виновата! Ты же не будешь возражать, если я заглажу свою вину?

Наруто покраснел аки мак красный и не успел ничего ответить, как Рена притянула его вихрастую голову и нашла его губы. Умеючи, со знанием дела, она властно и напористо захватила власть над ним и одарила его таким сладким, таким опытным поцелуем, на который только была способна. Прижималась к нему, тихо стонала и тяжело вздыхала, когда отрывалась от него, чтобы набрать в легкие воздуха. А когда оторвалась, то с преогромным удовольствием стала наблюдать, как его лицо заливает краска возмущения и смущения. Публика, которая собралась вокруг, тоже имела удовольствие созерцать пикантную сцену.

— Да что ты делаешь?! — наконец воскликнул он.

— Ох, прости Наруто-кун, — проворковала Рена. — Я просто извинялась за свою неуклюжесть.

— Так нельзя! — он покраснел еще больше, хотя такое казалось невозможным.

— Ну почему же? — она повела плечом, радуясь возможности вогнать кого-то в краску. — Тебе же было приятно?

— Да, но...

— И ты ответил на мое прикосновение, — она улыбнулась тепло и открыто. — К тому же... — она подошла совсем близко и наклонилась к его уху. — У тебя талант. Было так сла-а-адко... Спасибо, Наруто-кун, и еще раз извини за доставленное неудобство.

Не дожидаясь его ответа и пользуясь его временным ступором, Рена развернулась и побежала домой еще быстрее, чтобы наверстать потерянное время. Очень скоро Рена быстро взлетела на крылечко своего дома, переступила порог и, скинув ботинки, закричала на весь дом:

— Я дома!

Тишина.

— Эй, несносный гость, ты убрался? — Рена прошла на кухню, потом по коридору через несколько комнат.

Тишина.

— Или ты решил поиграть со мной в прятки?

Библиотека — пусто, комната для медитаций — пусто, гостевые комнаты тоже все пусты.

— Ну, тогда слава богам!

— Каким?

Рена от неожиданности подпрыгнула и развернулась, а лицо ее приняло выражение очень кислое и даже почти несчастное.

— Ну а ты-то что тут забыл?

Он виновато улыбнулся и пожал плечами.

— Пойдем.

Рена развернулась на пятках и, раздраженно махнув косой, прошла на кухню. Там она виновато покосилась на непомытую после завтрака посуду и вытащила из холодильника минералку.

— Ну? — буркнула она, совершенно не настроенная быть гостеприимной.

— Что?

— Раз пришел, значит, есть что сказать. Вот и говори, я тебя внимательно слушаю.

Рена пожевала кончик сигареты, но так и не закурила. Решив выпить воды из бутылки, она сжала стакан, посверкивающий на свету, заливавшем кухню из огромного панорамного окна. Поднеся стакан к глазам, она разглядела крошечные пузырьки, облепившие дно и стенки стакана. Они были чем-то похожи на смешных круглых серебряных рыбок. Между ними вплетены были, так сказать, бесчисленные частицы грязи, привнесенные откуда-то извне или поднявшиеся со дна стакана. Она задумалась, прежде чем сделать второй глоток, и, скорчив гримасу, вылила воду в раковину. После вчерашнего отравления у воды был другой вкус.

— Я не хотел тебе мешать.

— Но пришел без приглашения. Зачем?

— Разве мне нельзя общаться с тобой? — его голос был слегка смущенным, но не терял уверенности.

— Можно. Но ты забываешь о правилах хорошего тона. Я же не вламывалась без спросу в твой дом.

— Я хочу прояснить все недоразумения, которые возникли между нами, чтобы наладить наши отношения.

— Между нами нет никаких недоразумений. И отношений тоже никаких нет.

— Есть.

— Какие?

— Начальник-подчиненный.

— Ты мне не начальник.

— Пока да. Так решил Хокаге.

— Это фикция. Забудь об этом и покинь мой дом.

Нейджи вздохнул, но уходить не собирался.

— Рена, пожалуйста, прекрати дразнить меня.

— Да кто тебя дразнит? — искренне возмутилась она.

— Ты.

— Чем?

— Ты вызывающе одеваешься, а ведешь себя еще более вызывающе. Ты дразнишь меня своим телом, намеками и сомнительными предложениями. Ты как будто специально вертишься вокруг всяких мерзавцев. Кто это был там, в ресторане? И кто ночевал сегодня в твоем доме?

— Нейджи, это не твое дело, с кем я сплю, — Рена с изумлением посмотрела на Нейджи, искренне пребывая в недоумении и не желая верить в то, что сейчас услышала. Из уст Нейджи это было настолько невероятно, настолько неожиданно, что в голову закрадывались подозрения в его, мягко говоря, неискренности. Но чертов бьякуган скрывал его истинные мысли, и Рена чувствовала, как кончик ее косы стал покачиваться из стороны в сторону в раздражении.

— Рена...

С трудом различая голос Хьюги и держа пустой стакан, Рена представила, что эта вода текла сюда из самого ручья, что притаился под ее домом. А до этого места — еще из более дальних глубин. Вода, стиснутая со всех сторон каменным ложем, мучительно продиралась сквозь кристаллы и камни, приобретая чарующую чистоту и холод. Камень отсекал все лишнее. И когда она попыталась представить себе этот путь, поражаясь тому, как эта вода не похожа на ту, что течет из главных источников Конохи, ей представилась смолисто-черная грязь вместо воды в чужих домах.

— Рена! Ответь же что-нибудь! — потерял терпение Нейджи, делая к ней шаг.

— Извини, я прослушала.

Нейджи зло сузил глаза и прошипел:

— Ты невыносима.

— Я знаю. Ты закончил?

— Нет!

— Вот и хорошо. До свидания, — и указала нахалу на дверь.

Он постоял минуту, посмотрел в ее холодные глаза и, стиснув зубы, вышел из кухни. Спустя пару мгновений хлопнула дверь.

— Ну вот, теперь можно спокойно навести порядок и подумать, — удовлетворенно кивнула Рена и засучила рукава, попутно вспоминая сегодняшнее воистину потрясающее утро.

* * *

— Почти ни один человек не думает о смерти, пока она не подойдет к нему вплотную. Если бы мы постоянно жили с сознанием неизбежной смерти, мы были бы более человечными и милосердными. Человек, которому предстоит долгая жизнь, не обращает на время никакого внимания, он думает, что впереди у него целая вечность. А когда он потом подводит итоги, то оказывается, что всего-то у него было несколько дней или в лучшем случае несколько недель. На самом деле человек счастлив только тогда, когда меньше всего обращает внимания на время и когда его не подгоняет страх, — задумчиво сказала Рена, рассматривая содержимое фарфоровой пиалы.

— Я не думаю, что это утверждение истинно для всех, — поразмыслив, ответил Гаара и поймал аппетитный кусочек мяса. Внимательно осмотрел его со всех сторон и даже понюхал тоже со всех сторон. И только после этого положил его в рот и тщательно прожевал.

— Что ты хочешь этим сказать? — заинтересовалась Рена, пытаясь не смотреть на то, как смешно Гаара ест.

— Если человек не обращает внимания на время, если его не подгоняет страх, то он ничего делать не будет.

— Почему?

— Потому что страх является прекрасным стимулом развития. Он стоит над душой и сердцем, заставляя человека двигаться вперед. Развиваться. Стремиться к чему-то.

— Не только страх является стимулом.

— Конечно. Но он — один из самых сильных рычагов влияния на человеческую жизнь.

— А какие еще ты назовешь сильнейшими?

— Власть, страх, секс, удовольствие, — он поднял голову и внимательно посмотрел на Рену.

— Именно в таком порядке? — она с интересом рассматривала голую шею и грудь своего страшного собеседника. Шея была самая обычная, грудь — все еще тощей, с проступающими ребрами, но уже с явными сухими жилами мускулов. Гаара соизволил надеть штаны, но футболка все еще сохла.

'Какой же он худой! Одни кости и кожа!' — в который раз подумала она, ненавязчиво подкладывая ему в пиалу добавку.

— Нет. Это индивидуально — каждый сам решает, что куда поставить, — Гаара опять склонился над пиалой и начал лениво ковыряться в ней палочками, что-то выбирая, сделав вид, что не заметил попыток Рены накормить его поплотнее. Со стороны это выглядело так, будто он ловит в посуде тараканов.

— А для тебя что на первом месте? — задала провокационный вопрос Рена. Впрочем, уже узнав Гаару чуть ближе, она особо на ответ не надеялась.

— Не скажу, — спокойно ответил он.

— Жаль... — издевательски протянула она.

— Почему ты такая? — он смотрел на нее странно, ожидая чего-то своего, меряя ее одному ему известным мерилом.

— Ночное небо звездами искрится,

Туман у горизонта точно снег.

Простите те, с кем мне пришлось проститься,

Я ухожу, и может быть, навек.

Меня зовут к себе просторы леса,

Равнины гладь и рябь речной воды.

Простите те, с кем не спою я песни,

Я ухожу, стирая все следы.

Пусть дым костров на плечи сильно давит,

Пусть песня ночи навевает грусть...

Простите те, кого пришлось оставить...

Я ухожу, но может быть, вернусь.

Пройдет ли этот день тоски превратной?

Смогу ль сюда дорогу я найти?

Простите те, кто ждал меня обратно.

Я ухожу, домой мне нет пути.

Но кто-то будет ждать — и не дождется...

А кто-то позабудет через час.

Простите те, с кем путь мой разойдется.

Я ухожу, но буду помнить вас.

Мне Смерть споет свою немую песню,

Мне Мрак покажет путь, ведущий в Ад.

Прощайте все, с кем я держалась вместе.

Я ухожу. Я не вернусь назад...

Как трудно быть бумагой. Чистой и гладкой.

Безупречно белой. Белее мела.

Когда тебя пачкают разные взгляды

Черными мыслями для грязного дела.

Сеют, что хотят, на снежное поле...

Стерпит! Она ведь бумага, не более.

— Ты не похожа на ту, в чью душу и голову можно вложить все что угодно. Я смотрю на тебя, снова и снова задавая вопросы — кто ты? Что ты? И почему — ты? Меня раздражает, что я никак не могу сложить картинку — дура ты набитая или же игрок, который всегда играет на уровень выше.

— Мне гордиться или бояться? — она смотрела на него внимательно, без доли насмешки.

— Бежать, — он улыбался. Снова скалил свои блестящие острые зубы.

'Насмешливый ублюдок! Что ты хочешь увидеть во мне? Что тебе показать?'

— Была когда-то белым листом. Пассивная. Послушная. Скучная.

— Так что тебя изменило? — он приподнял бровь.

— Самоосознание. Как только я приняла свою множественную суть и поняла, что со мной делают, то заставила себя уйти, порвать с прошлой более-менее нормальной жизнью. В чем-то это серьезно ухудшило мою жизнь, толкнув на мой жизненный путь мерзавцев, от которых меня вполне могли защитить приемные родители. В чем-то — закалило и сделало намного сильнее, практичнее. Злее. Агрессивнее. Вульгарнее. Жить стало интереснее. Никогда не знаю — проснусь ли я утром, и это восхитительное чувство. Я никогда не знаю, откуда выпрыгнет кролик.

Он хмыкнул, снова устремил взгляд в тарелку и промолчал.

— Может, ты мне тоже прочтешь какой-нибудь стих? — попросила она.

— Нет смысла более пытаться

Прогнать жестокую тоску.

Уже пришла пора прощаться

И лезвие приложить к виску.

Моя мучительная злоба

Была подпитана извне.

Моя душа скорбит у гроба,

Отдавшись даром Сатане.

В моем больном сознанье сотни

Мизантропических идей.

Бросаясь в бездну преисподней,

Я отрекаюсь от людей.

Болезненная жажда смерти

Переполняет разум мой.

Я больше не желаю верить

В покой души и рай земной.

И чаша горя и мученья,

Наполненная до краев,

Влечет в объятья преступленья,

Влечет уйти в небытие.

Ничто уже не порождает

Желание продолжить бой.

И мысли эти побуждают

Покончить с миром и с собой.

Мой дух давно уже на грани,

Моя душа давно уже на дне.

Я думаю, никто не станет

У гроба слезы лить по мне.

— Грустно. Но знаешь, это можно справить, — она подняла на него глаза.

'Ее глаза опять меняют свой цвет. Калейдоскоп перемен и лживых масок. Никогда не любил синий цвет'.

— Не верю, — Гаара потянулся к ее еде и невозмутимо смахнул недоеденную порцию Рены в свою посуду. Рена даже не шевельнулась, чтобы остановить его.

— Не верь. Но потом, не сейчас, ты вспомнишь меня и этот разговор, — она смотрела на него внимательно, ни на миг не отводя взгляда.

— Знаешь, почему ты интересуешься мной? Знаешь, почему позволяешь оставаться в одной постели с тобой? — Гаара ответил ей сердитым взглядом, полным насмешки и... серьезности?

'Вот как так получается? Зеленый — самый живой цвет, символизирующий природу и расцвет жизни. А его глаза — самые зеленые из всех, что я видела, — полны смертной скуки и увядания. Как у трупа'.

— Из-за страха смерти? Из-за того, что боюсь тебя рассердить, чтобы ты меня за это не убил? — она не смогла удержаться от этой шалости, слишком рассерженная его насмешками.

Гаара неуловимо изменился в лице и, с чем-то весьма отдаленно напоминающим стыд, посмотрел в ее глаза. Рена ответила кристально чистым взглядом, заставляя Гаару увериться в случайном совпадении.

— Нет, — его голос был сухой и скрежетал по ее натянутым нервам как песок по стеклам.

'Сука!'

— Твоя версия? — она улыбнулась, едва-едва приподнимая уголки губ.

'Мудак!'

— Все на свете содержит в себе свою противоположность. Ничто не может существовать без своей обратной стороны, как свет без тени, как правда без лжи, как иллюзия без реальности — все эти понятия не только связаны друг с другом, но и неотделимы друг от друга. Так и мы с тобой.

— Ты хочешь сказать, что я — полная твоя противоположность? — искренне удивилась Рена. Гааре действительно удалось смутить ее, настолько неожиданным было его заявление.

— Почти. Там, где я вспыхиваю как трут и начинаю убивать, ты остаешься спокойна и руководствуешься только холодным расчетом и логикой. Мне ужасно понравилось наблюдать за тобой во время схваток. Ты очень убедительно изображала помешательство, что в начале даже я поверил в то, что ты — берсеркер. Но бешенство в начале сменилось тонким, холодным расчетом и милой игрой в кошки-мышки. У меня, как ни смешно — наоборот. Я сначала спокоен, а потом, скажем так, уже немного на себя не похож.

— Но я тоже убиваю. Какая разница, кто из нас в какой фазе бесится?

— Это необходимо, — согласился Гаара. — То, что мы оба дышим и у нас бьется сердце и кровь течет по жилам, не является критерием схожести. Я говорю о взгляде на жизнь, не в фазе дело же.

— Не убедительно, но интересно. Продолжай, — попросила Рена и встала подогреть чайник.

— Я сейчас попытаюсь тебе объяснить. Вторая противоположность — там, где я остаюсь спокойным, беситься начинаешь ты.

— Например? — Рена не оборачивалась, наполняя чайник водой из-под крана, но даже спиной она излучала любопытство.

— Замечания относительно репутации ты воспринимаешь очень остро, слишком даже. Даже не сами выпады, а допущение того, как тебя можно использовать. Тебя просто бесит все то, что связанно с принуждением тебя к чему-либо.

— А тебя разве нет?

— Меня — нет. На оскорбления такого рода я отвечаю словами или не отвечаю. А ты — ударом меча или кулака. У тебя есть какой-то грустный опыт по этому вопросу, из-за которого ты так реагируешь?

— Возможно. Но то, что у нас разные слабые точки по части оскорблений, еще не показатель того, что мы — противоположности, — Рена даже не замечала, что вода уже давно льется через край на ее руки, остужая кожу.

— Еще как! Потому что они у нас диаметрально противоположные. И это было любопытное открытие для меня. Твой чайник уже полон, хватит проливать воду зря.

— Это мелочь. Более веский аргумент у тебя есть? — спохватившись, Рена закрыла кран и поставила чайник на плиту.

— Я знаю, что ты хороший целитель.

— Откуда?

— Шепчутся.

— И ты в это веришь?

— Зная тебя — предполагаю, что в этом есть доля истины. Может быть, до ирьенина тебе и далеко, но базовые навыки ты где-то получила. Тебя кто-то учил?

— Ты меня не знаешь, — справившись с установкой чайника на плиту, Рена опять села за стол.

— Знаю уже достаточно хорошо, чтобы понимать, какие из сплетен имеют под собой основу, а какие нет, — Гаара с удовольствием потянулся, хрустнув суставами.

— Ладно, не буду отпираться — я владею основами медицинского ниндзюцу. Базу мне преподала приемная мать, в своей команде она была за ирьенина.

— Ага, основами. Если у вас восстановление вестибулярного аппарата в полевых условиях называется 'основами', то я завидую подготовке шиноби-медиков в Конохе, — почти весело ответил Гаара, щуря глаза как довольный кот.

— А это ты откуда узнал? — с обреченным вздохом ответила Рена, крайне недовольная тем, что ее поймали на почти лжи.

— Шепчутся, — издевательски ответил он, насмешливо сверкая глазами. — Чай будет?

— С цианидом? — ядовито ответила Рена, вновь вставая из-за стола и доставая две чашки.

— Нет, с мышьяком! — не менее ядовито ответил Гаара.

— Мышьяком я тебя как следует отравить просто не успею. Так при чем тут медицина? — Рена покрутила пальцем у виска. — Ты рехнулся!

— Ты исцеляешь, я — убиваю.

— Тогда почему ты не проводишь параллели между собой и всем штатом любой больницы?

— Потому что одно совпадение — не заметно, два — случайность, три — закономерность.

— Знаешь, мне кажется странным, что ты сравниваешь нас как две противоположности.

— Почему? — в его глазах опять была только насмешка.

— Мы больше похоже на двух пауков в банке. Ты — сволочь, и я — сволочь.

— Все равно мы как две половинки мироздания, — он фыркал от смеха, отметая все намеки на то, что мог и вправду так думать.

— Хватит изображать из себя шизофреника! — Рена закипала.

— А я и есть шизофреник! — он зарычал.

— Я устала от тебя и твоих глупых детских игр! — она вскочила на ноги.

— Мы — масло с водой, крепко перемешанные в эмульсию. Станем одним целым, но не растворимся друг в друге... — он тоже встал и подошел к ней очень близко, мурлыкая ей на ухо.

— Это невозможно. Мы оба убийцы, мы оба калеки, мы оба — инвалиды на голову. Разве ты не понимаешь этого? Разве ты не смотрел на наши руки? Они же по локти в крови, а ведь мы все еще дети, хоть и великовозрастные. Разве ты не смотрелся в зеркало и не видел, что ты — психопат?! Как и я! Мы — одно ущербное подобие друг друга, но никак не отражение. Ты, самовлюбленный кретин, понимаешь это?! — Рена начала спокойно, но в какой-то момент сорвалась на крик, полностью теряя контроль над своим языком и бледнея от злости.

Взгляд Гаары, тяжелый, подозрительный, не по-человечески внимательный и оценивающий, в одно мгновение заставил ее подавиться очередным оскорбительным вопросом и всерьез обеспокоиться. А заодно и успокоиться.

— Не кричи.

— Это мой дом, поэтому могу повышать голос столько, сколько хочу! — упрямо поджала губы Рена. — Сядь на место.

Гаара послушался, а она небрежно брякнула перед ним чашку с горячим чаем, да так неловко, что расплескала часть по полированной столешнице.

— Ну и что? Это еще не повод повышать на меня голос. Пока что ты не имеешь на это права.

— А что, со временем могу такое право заиметь? — недовольно пробурчала Рена, заваривая чай и себе тоже.

— Вращается колесо времени, и никто не знает, какой спицей нас проткнет? Такое может случиться. Но мне кажется, что я раньше тебя убью.

— Или я тебя.

— А вот этого точно никогда не случится.

— А как же колесо времени? — опять подпуская в голос сарказм, спросила Рена.

— Колесо вертится так, как я того хочу.

— Весьма самонадеянно.

— Ты действительно наглая дрянь, — внезапно начал сердиться уже Гаара. Похоже, накопленное еще с ночи раздражение постепенно прорывалось наружу, и негодяйка с интересом и эйфорическим страхом наблюдала, как просыпается Зверь.

— Я знаю. А ты — психопат и закомплексованный по самые уши подросток, который стесняется признаться в том, что умудрился запачкать штаны своим оргазмом.

Внезапным рывком Гаара выскочил из-за стола и кинулся на Рену. Поскольку песчаную тыкву он оставил в спальне, то сейчас использовал только свое тело. Рена пассивно позволила ему сорвать себя с высокого табурета и сграбастать в охапку. В ее лицо уставились совершенно белые с тонкими прожилками сосудов глаза Гаары. Он был в бешенстве.

— Ты... ты!!! — задыхаясь от переполняющего его гнева, Гаара не мог выговорить ничего внятного, встряхивая тряпичное тело Рены, с каждым разом все сильнее ударяя ее об стену.

— Я, — согласилась Рена, бестрепетно рассматривая его глаза и даже не поморщившись, когда ее спина очередной раз с силой влетела в стену.

'Какие же они красивые... Даже такие, даже так... Я не ошиблась'.

Гаара, совершенно утративший контроль над своим гневом и инстинктами, одной рукой крепко прижал ее к себе, а другой намотал волосы на запястье и запрокинул ее голову, обнажая белую шею, трепещущую тонкую синеватую жилку и мягкие ямки ключиц.

— Я тебе сейчас глотку перегрызу!

— Я знаю, что умру. И знаю это лучше тебя, вот в чем дело, вот почему то, что кажется тебе просто хаотическим нагромождением звуков, для меня и плач, и крик, и ликование. Вот почему то, что для тебя будни, и тоска, и усталость, я воспринимаю как счастье, как дар судьбы, — спокойно и даже как-то буднично сказала Рена, несмотря на свое сомнительное положение.

Ей некуда было девать руки, поэтому она не нашла ничего лучше, кроме как положить их Гааре на талию, ощущая под пальцами покалывание исходящей от него яростной энергии. Она чувствовала его дикую, невыносимую дрожь и жгучее дыхание на коже. Он издавал странные звуки, похожие и на всхлипы, и на сердитое ворчание.

А потом... потом она дернулась и попыталась отстраниться, спрятаться от него за надежными стенами иронии и чашек с чаем, но сильные руки не пустили ее, не позволили разъединить тела. С мучительной ясностью Рена осознала кожу под своими ладонями — теплую, живую и на удивление мягкую. Осознала возбуждение. Не свое. Осознала влажный язык на своей шее и острые зубы, которые болезненно задевали кожу. Осознала, что происходящее начинает напоминать изнасилование. Осознала, что ей это нравится. И это было хуже всего.

— Ты... Ты! — хрипел он. — Моя! Слышишь?! Моя!!! Я буду драть тебя, как сучку подзаборную! Но только я! Я буду оскорблять тебя самыми грязными ругательствами. Но только я!

'Да, мы чокнутые, ненормальные и больные на всю голову, — думала Рена, царапая беззащитную сейчас кожу на боках Гаары. — И это замечательно!'

Она скорее чувствовала, чем видела, как озверевший Гаара одним взмахом сметает со стола посуду, которая чудом не рассыпается на осколки, и усаживает ее на столешницу. Она наслаждалась тем, что он целовал ее так яростно, как будто это было сражение не на жизнь, а на смерть и победитель получал все. Ей нравилось то, что она смогла пустить ему кровь, прокусив губу, и теперь смаковала ее изысканную соль на языке. Он на вкус был как редкий сорт полыни, которая растет только в песках и цветет раз в шестнадцать лет. Им не нужны были долгие объяснения. Они и так понимали друг друга где-то на простом уровне запахов и инстинктов.

Стон.

— Ты моя!

Его зубы больно и крепко сжались на ее горле. Укус оставит кровоподтек.

— А ты будешь принадлежать мне!

Она с силой оторвала его от своей шеи, потянув за волосы. Вскрик.

— Сначала сразись со мной за это право!

Рычание. Он рванул застежки на ее рубашке.

— Ты проиграешь!

Взгляд. Она запрокинула голову и хрипло рассмеялась.

— Ты уверена?

Пуговицы брызнули во все стороны. Требование. Она безропотно позволила ему уткнуться лицом в ее живот.

— Сделай так еще раз!

Опять укус. Он вгрызался в бледную кожу, пачкая слюной. Но кровь не пускал.

— Так, так, моя милая?

И опять вскрик, перешедший в звонкий визг и рычание.

— Да!

Он ударил ее по лицу, опрокинув на стол и наваливаясь сверху. Зубы сомкнулись вокруг соска, пока еще прикрытого кружевом белья.

— Потаскушка несчастная!

Это было дико, невероятно и больно.

'Ты проиграл'.

А потом все закончилось внезапно, болезненно и постыдно.

— Ибогами Рена? Тебя вызывает Хокаге для личной беседы, — бесстрастный, с неуловимым оттенком брезгливости голос за кухонным окном остудил пыл молодых людей.

Запахнув рубашку, Рена оглянулась и увидела кого-то из личных охранников Хокаге. Охранник заинтересованно рассматривал черный кружевной минимум, заменявший ей лифчик. Поморщившись на отсутствующие пуговицы, она плотнее натянула остатки рубашки на тело.

— Хорошо, сейчас буду.

Посланник исчез в облаке телепорта, напоследок одарив ее 'понимающим' взглядом.

— Ты никуда не пойдешь, — Гаара смотрел мутными от страсти глазами, совсем как в том сне, что они не так давно сочиняли.

— Я должна, — со вздохом ответила Рена и провела пальцем по искусанным и начинавшим отекать губам Гаары. — Не стоит ссориться с Хокаге, ты не находишь?

— Да, действительно не стоит, — Гаара нехотя отпустил ее и помог слезть со стола.

— Ну, я пошла.

— Может быть, я тебя дождусь.

Рена сбегала в гардеробную и, натянув первую попавшуюся под руку футболку, выбежала из дому, на ходу поправляя одежду и волосы.

Глава 27. Опасные игры

'На стенах написаны злые слова, за стеклами — злые глаза,

По небу луна плывет как слеза последнего ангела.

Дождь в луче фонарей становиться жидким огнем.

Я как маленький мальчик с занозою в сердце,

И она полюбит все сильней с каждым днем.

Я так искал новых рук, я был согласен даже на смерть

Только бы вырвать с кровью этот посторонний предмет

Но каждые новые пальцы делают только больней...

Я родился с этой занозой, я умираю с ней...

Я родился с этой занозой, и я умираю с ней...

Я знаю — я был не прав, я знаю — я часто грешил

Если ты остановишь дождь, может быть, мне хватит сил

Выйти на улицу и попытаться стать счастливым еще один раз,

Но ты не слышишь моих молитв, а дождь идет все сильней.

Я родился с этой занозой, я умираю с ней...

Я родился с этой занозой, и я умираю с ней...'

Тихо лилась песня. Каждое слово было пропитано отчаяньем и скрытой болью. А может, никаких слов и никакой песни и не было — всего лишь причудливая игра водяных струй, которые обрушивались с небес шелковыми серыми занавесками, укрывая от глаз мелкие детали и сглаживая все острые углы.

День не предвещал дождь, но вечером к Конохе приползла беременная молниями туча, и начались ее мучительные схватки и роды. Она рождала сотни и тысячи дочерей-капель и посылала их к земле звонкими бусинами. Воздух дышал прохладой, наполнялся ароматами трав, цветов и прибитой пылью. Небо развесило везде серые атласные покрывала, сотканные из воды и прохлады.

Гаара сидел на пороге выделенного им для проживания дома и смотрел на сад. Он хмурился, кусал губы и, казалось, растерял всю свою обычную невозмутимость. Покоя ему не давало очень многое — поиски ответов на главные вопросы его жизни уже вроде бы и закончились, все теоремы и аксиомы были доказаны, но вот появился некто необъяснимый и непредсказуемый, и все его предыдущие убеждения зашатались, осыпаясь штукатуркой, как дом, построенный на песке без фундамента.

Взгляд бездумно скользил по мокрым листьям, по отяжелевшим от влаги цветам, по россыпи капель в паутинке между ветками. Гаара думал. И все чаще и чаще ловил себя на мысли, что у него еще не умерло желание чего-то добиться в жизни, кроме смерти других и себя. Ему хотелось многого — спать и видеть сны, не опасаясь за рассудок, просто гулять и просто общаться. Ему хотелось воевать не на поле боя, а на поле логики и разума. Ему необходим был понимающий и уверенный в своих настроениях собеседник.

Собеседница.

Нужна.

Необходима.

И это было хуже всего.

То, что произошло недавно, вызвало жестокое смятение его духа. Он делил постель с другим человеком — раньше ему даже в голову не приходило, что такое может быть предложено добровольно. Ему готовили завтрак и не боялись говорить гадости. Черт ее подери, она его совсем не боялась!

'Она — не источает страх и отвращение. От нее пахнет не только кровью. Возможно, в ней есть привязанность ко мне, и возможно — влечение. Даже сейчас, хотя это все так рано... И этот сон... Почему, ну почему все так поворачивается?! Может, она, как Яшамару, пытается заставить себя что-то чувствовать, а потом предаст меня, растопчет и рассмеется в лицо? Хотя... как можно меня предать, если я ей не доверяю?... Но... ее кожа и волосы так пахнут травами... В Сунне такие не растут... Может, поэтому у меня под кожей живет только влечение? Она делает меня слабой. Я физически чувствую, как камень на моей больной душе начинает медленно сочиться песком... Кажется, пора заканчивать это... — думал он, но все равно хмурился и жевал губы. Ведь, казалось, сама судьба поставила на его жизненной дороге человека, способного понять, принять и, возможно... — Нет. Строить иллюзии так же глупо, как и пить морскую воду'.

На самом деле, ему страшно было признаться, что он не хочет заканчивать это, он не хочет ее потерять...

Но должен и сделает это.

* * *

— Господи...

— Чего тебе?

— Но почему вы не позволите связать Матерь и швырнуть ее на ваш пречистый алтарь?!

— Ты еще слаб. Ты не готов...

— Я силен! Я всегда справлялся со всеми вашими заданиями! — нетерпеливый жрец вскочил на ноги и заметался перед алтарем своего Бога.

— Мать — это тебе не простые смертные, с которыми ты имел дело! — рыкнул Бог. От его громового голоса жрец пал ниц и не посмел возражать. — Тем более после того, как ты заставил ее задуматься о своей безопасности. Ты спугнул ее!

— Но она никогда не могла похвастаться здравомыслием или озабоченностью своей безопасностью! Вряд ли она будет что-то предпринимать после того, как я прощупал почву.

— Неразумное дитя! Она способна к предвидению! И после того, как ты, в своей самонадеянности превзошедший все разумные рамки, предложил ей выкупить Сестер, что было потрясающим идиотизмом, она наверняка задумается, к чему это. И уж точно свяжет с недавним покушением.

— Я молю о прощении! — жрец растянулся всем телом и прижался лицом к холодным плитам пола. Из распоротого бока сочилась кровь, и рану жгло от втертых в нее зелий. — Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не привести ее к вам. Поколения служителей до меня искали Матерь во имя твое. И вот она родилась. Заветный час так близок.

— Дитя мое, — голос Бога не стал теплее, но резкости поубавилось, — напомни мне три главных благодетели?

— Терпение, жар веры и почтение, — немедленно ответил жрец.

— Тогда почему ты забываешь о первой благодетели, которую я требую от своих служителей?

— Помилуй... Ты велик, а человек жалок и слаб...

— Дитя мое, я понимаю твое нетерпение. Но Матерь подобна хрупкому цветку, что цветет лишь один раз. Ее душа требует заботливой огранки и бережного любовного почтения. Нельзя все испортить именно тогда, когда она снова пришла в мир. А ты слишком юн, чтобы очистить ее праведной болью и закалить в истинной вере. Без этого она не сможет стать истинной Матерью. Бутон так и не распуститься. Понимаешь?

— Молю тебя, Господи, наставь и направь меня по Пути своему. Я знаю, что недостоин оказанной мне чести служить тебе, — жрец вжался лицом в пол и с трудом сглотнул. Каждый раз, когда Бог снисходил к нему, он чувствовал всю свою ущербность и несовершенство. Это несправедливо, что послушник-недоучка остался единственным, кто еще чтил единственного истинного Бога на этой проклятой земле. Выжившего из ума старого настоятеля принимать во внимание было бы излишне наивно.

— Дитя, ты последний истинный жрец моего культа, который принял мой Дар и выжил. И ты обязан сделать все правильно с первого раза. Второго шанса у тебя не будет, а я не хочу ждать еще одну вечность истинного перерождения. Расскажи подробнее, что там получилось с твоей нелепой попыткой похищения?

— Я следил за нею и узнал, что она собирается посетить ресторан. Там ей в бокал было подмешено сильнодействующее снотворное зелье, которое действует не сразу, а спустя пару часов. Так вот, она благополучно дошла до дому одна. Ее вырубило. Но наемники, которые должны были выкрасть тело Матери, были убиты. Оказывается, к ней зашел в гости шиноби-Джинчуурики из Сунны и без особого труда упокоил наемников. Это было сложно предвидеть.

— Она общается с Джинчуурики? — удивился Бог.

— Да.

— И как?

— Сложно сказать, хотя об этом судачит вся Коноха. Вроде бы, они неплохо проводят время вместе.

— Хм... Джинчуурики неровно к ней дышит?

— Не могу сказать. Скорее всего, ему просто интересно с ней. Возможно, ему не с кем поговорить, а в лице этой полоумной Матери он нашел благодарного слушателя. А может, Биждуу в нем чувствует родство с Сестрами и поэтому он непроизвольно тянется к Матери.

— Ясно... Знаешь, у меня есть хорошая идея, но я обдумаю ее чуть позже. Возможно, их связь нам пригодится.

— Использовать Джинчуурики как приманку? — теперь пришла очередь жреца удивляться.

— Именно.

— Но...

— Это всего лишь один из вариантов. Хотя вряд ли ты воспользуешься им. Ты никогда не отличался сообразительностью, хотя сил тебе и умений не занимать. Так что, в случае чего, можешь обратиться ко мне за советом.

— Да. Господи, я наблюдал за ней довольно долго и хочу сказать, что она растет непутевым ребенком и нечистой женщиной. Она ходит по лезвию смерти, безрассудно рискует. И что хуже всего — разрушает свое тело и душу.

— Так и должно быть. Все Матери такие, у них нет другого пути кроме того, что ведет в бездну. Она должна опуститься на самое дно, чтобы очиститься и стать совершенной. Так что в твоих интересах, чтобы Матерь пала как можно ниже, прежде чем ты заберешь ее в храме и приступишь к ее обучению.

— Я молю тебя о помощи и защите. Наставничеством всегда занимались жрецы первого круга, а я всего лишь жалкий послушник, который незаслуженно одарен милостью твоей...

— Ты справишься, иначе быть не может. И еще одно — больше никакой самодеятельности! В конце концов, она моя будущая Матерь. Ты понял меня?

— Да...

— Тогда иди.

— Повинуюсь тебе, Господи...

* * *

Гроза закончилась, и сад возле дома дышал свежестью. Было удивительно тихо — даже цикады и травяные лягушки молчали. Рена всей грудью вдохнула насыщенный озоном воздух и с наслаждением задрала голову, ловя губами последние капли дождя.

Остаток дня она спала, и ей вновь грезилась пустыня из тонко измельченного стекла. Кошмар принес с собой тупую головную боль и горечь на языке. Пусть за окнами шел дождь и воздух был напоен влагой, но Рена задыхалась от жара и запахов прокаленного черным солнцем песка. Она содрала промокшую от пота сорочку и бросила ее на пол. В душ прошла нагой, с облегчением чувствуя, как ночной воздух овевает ее мокрую кожу, неся прохладу и чувство чистоты.

В этом кошмаре явно была визуализация давно витавшей идеи, и теперь Рена окончательно сформировала в голове то, что хотела попробовать. Конечно, технику, которая вырисовывалась в ее мыслях, сложно было бы назвать практичной, но никто не запрещал просто побаловаться. Все равно свободной оставалась большая часть ночи.

Рена прошлась по дому и собрала все пустые бутылки и банки, которые смогла найти. Небрежно побросав их в кожаный плотный мешок, она вышла со всем этим стеклом на тренировочную площадку за домом, мощенную широкими каменными плитами. Высыпав свою добычу на землю, она заключила все бутылки в энергетический контур и постепенно сжала его стенки, дробя стекло сначала на осколки, а потом — в пыль. В результате этих усилий у ее ног оказалась солидная куча стеклянного песка. Прежде чем приступить к следующему этапу, Рена сбегала в дом и надела маску-респиратор и очки, которые плотно прилегали к коже. Таким образом она защитила себя от возможных ошибок при исполнении новой техники. Сны были слишком правдоподобными и весьма убедительно продемонстрировали, что будет, если надышаться толченым стеклом.

Вернувшись во двор, она стала подбирать печати для контроля стекла. Понятно, что напрямую им управлять у нее не вышло бы — для этого потребовалась бы стихия земли, которая была ей чужда. Но мелкая пыль была почти невесомой, и ветер легко гонял ее по двору. А со своей склонностью к стихии воздуха Рена надеялась добиться вполне приемлемого варианта контроля над стеклом. Идеальным вариантом было бы найти мастера земли, чтобы он огранил стекло особым образом — каждый кристалл должны были бы покрывать многочисленные иглы и острые грани. Но это можно будет сделать и позже, если сейчас все получится. Подбор печатей продвигался медленно — последовательности выходили слишком громоздкими и долгими в исполнении. Рена долго сидела над кучей зеленоватой пыли, пока не смогла подобрать хоть что-то относительно приемлемое. Наконец, повинуясь ее воле, мерцающее облако взвилось в воздух и начало сначала медленно и осторожно, а потом все быстрее выписывать вокруг хрупкой фигурки кольца, восьмерки и изящные петли. Потом внезапно рассыпалось и складывалось в уже иную фигуру, взвивалось вверх, опадало покровом на камни, скользило по плитам и вновь окутывало тело Рены сияющей сферой. Она опять вспотела от напряжения. Все-таки сырая техника тянула ее запасы чакры просто с невероятной прожорливостью. Рена с неудовольствием отметила падение резерва более чем на половину. И это за неполные два часа!

Она очень внимательно следила за тем, чтобы ни одна песчинка не подлетала ближе, чем на три пальца к ее телу, иначе эта затея могла плохо кончиться. Увы, как Рена ни старалась, но на расстоянии метров трех она не могла контролировать песок, и он беспорядочными кучами опадал на землю.

Рена так увлеклась новой забавой, что потеряла счет времени. Опомнилась только тогда, когда поняла что уже с большим трудом стоит на ногах; пот стекал по ее напряженным членам, даже волосы слиплись. Резерв достиг отметки 'Почти ноль, еще немного, и все. Совсем все' и теперь она была подобна разряженной батарее — проголодавшаяся и бесполезная, случись сейчас что.

— Что же, мне это нравится, но не пора ли попытаться использовать это? — вслух подумала Рена и завертела головой в поисках подопытной жертвы.

На глаза очень вовремя попалась пролетающая в опасной от нее близости стайка летучих мышей. Рена, не задумываясь, последним усилием направила стеклянную пыль наперехват мелким зверькам. Мгновение, и сверкающее облако накрыло их. Зверьки сначала заметались, бестолково пытаясь выбраться из смертоносных объятий, а потом безвольными тушками попадали на землю. Отправив всю пыль в кожаный мешок, Рена подбежала посмотреть на результаты своих трудов.

Большинство мышек уже были мертвыми, часть, попискивая, ползала по земле, кашляя кровью. Кровь текла у них из ушей, сплющенных носиков, ртов, даже из глаз. Стеклянная мука забилась им в легкие и в считанные секунды превратила их в кровавую кашу.

— Это восхитительно! — обрадовалась Рена и добила мучающихся зверушек, свернув их хрупкие шейки.

Закинув мешок в пристройку для садового инструмента, довольная Рена побежала купаться, радуясь, что сон подсказал ей такую прекрасную идею, которую она смогла, к тому же, воплотить в жизнь. Тем более что техника была несложная, но требовала потрясающего умения контролировать чакру. И даже если она была совершенно бесполезна в практическом плане, то отлично подходила для огранки микроконтроля за чакрой. Уследить за потоками чакры всегда было сложно, а нормальных тренировочных техник просто не существовало, и каждый шиноби изгалялся как мог в попытках отточить свое мастерство. Рена же теперь могла вполне отчетливо дойти до предела своего контроля и внимания. К тому же никто не мешал носить с собой маленький мешочек с пылью просто на всякий случай, а еще лучше — утрамбовать его в форме какой-нибудь безобидной безделушки. В конце концов, мало какой шиноби ожидает подвоха от дешевеньких бус. Рена улыбнулась и размечталась о том, что ее возьмут в плен, а она тихо всех отравит, будучи вроде как и не при делах.

* * *

— Отлично! У нее и вправду все задатки для того, чтобы попытаться привести ее к истиной вере, — восторженно прошептал притаившийся в кроне деревьев мужчина. — Объемов чакры должно хватить на то, чтобы она пережила первую инициацию. Мой Бог воистину прозорлив!

Он настолько хорошо замаскировался, что не выдавал себя даже злыми мыслями, и Рена его не заметила. Она действительно была на диво беспечна.

— Она воистину сокровище. Жаль будет класть ее на Его алтарь, — вздохнул наблюдатель, с сожалением рассматривая красивую фигуру девушки и непроизвольно раздевая ее взглядом. В низу живота мучительно заныло, но усилием воли он подавил зов плоти. — Хотя, если она умрет на алтаре, то она не Мать. Впрочем, я никогда не был мыслителем, но Бог не может ошибаться, значит, события принимают именно тот ход, который угоден Богу.

И он переместился на другое дерево, ветви которого располагались как раз напротив окна в ванной. Что же, ему были простительны некоторые слабости. Тем более эта невинная шалость не мешала великому делу. Да и изучить тело, с которым ему скоро придется работать, тоже было нужно.

* * *

Пришло утро, и Рена собралась пополнить продовольственный запас, а то в холодильнике было совсем пусто и завтракать одной кашей ее не тянуло. Настроение у нее было преотличное, и она решила срезать путь к центру Конохи через густой полудикий парк. Этой ночью Гаара не приходил, Орочимару не доставал и даже Нейджи вроде как оставил ее в покое, поэтому остаток ночи и большую часть утра Рена провела, нежась в постели, восстанавливая запасы чакры и читая какую-то веселую, ни к чему не обязывающую книгу о похождениях бравого судьи Ди.

Напевая какой-то мотив, Рена не торопясь брела по узкой тропинке, изредка подныривая под низко нависающие ветки. Остановилась она только тогда, когда на ее лицо легла тень, и она чуть не врезалась в кого-то. Подняв глаза, она обнаружила на своем пути Гаару. Он казался совершенно отчужденным и не поднимал глаз, словно боясь встретиться с ней взглядом. Как будто захлопнулась щель в скорлупе, которую Рена так усиленно долбила все эти дни.

— Доброе утро! — искренне поздоровалась она.

— Зря ты попала мне на глаза, — вздохнул Гаара. — Я не хотел заканчивать все это сегодня. Тем более так грубо и не красиво. Но раз уж так все получилось...

— Это еще почему? Что заканчивать? — Рена подняла брови и улыбнулась еще шире, не желая понимать нависшую над ней угрозу.

Ничего не говоря, с застывшим как маска лицом, он без предупреждения и лишних слов молниеносным движением выхватил нож с широким лезвием и зазубренным верхним краем, кишкодером, и ударил даже не пытавшуюся защититься Рену в живот, грубо и резко проворачивая лезвие. Она даже охнуть не успела.

* * *

'Одинокая птица, ты летишь высоко

В антрацитовом небе безумных ночей,

Повергая в смятенье бродяг и собак

Красотой и размахом крылатых плечей.

У тебя нет птенцов, у тебя нет гнезда,

Тебя манит незримая миру звезда,

А в глазах у тебя неземная печаль,

Ты сильная птица, но мне тебя жаль.

Одинокая птица, ты летаешь высоко,

И лишь безумец был способен так влюбиться,

За тобою вслед подняться, за тобою вслед подняться,

Чтобы вместе с тобой, разбиться с тобою вместе,

С тобою вместе...

Черный ангел печали, давай отдохнем,

Посидим на ветвях, помолчим в тишине,

Что на небе такого, что бы стоит того,

Чтобы рухнуть на камни тебе или мне.

Одинокая птица, ты летаешь высоко,

И лишь безумец был способен так влюбиться,

За тобою вслед подняться, за тобою вслед подняться,

Чтобы вместе с тобой, разбиться с тобою вместе,

С тобою вместе...'

Нейджи с раздражением сдернул с головы наушники и выключил плеер.

'Чертовщина какая-то, — подумал он. — Глава клана обезумел, давая мне такое поручение. Да скорее ад замерзнет, чем я смогу соблазнить такую, как она. Уж слишком мы разные'.

Этой ночью он плохо спал, поэтому решил под утро пойти проветрить голову и собраться с мыслями. В любом случае, поручение требовалось выполнить в лучшем виде, а для этого нужно было выработать хоть какой-то план. Хотя какой план мог сработать с такой непредсказуемой и безумной бестией?

'Вот бы с ней что-то случилось, а я очень вовремя оказался рядом. Вроде бы, это наиболее эффективный способ расположить к себе человека. Но тогда придется положиться на случай и просто ждать. А это невозможно, ведь времени не так много — мало ли что ей в голову взбредет, или ее убьют наконец-то в тихом углу!' — думало он, сердито кривя тонкие губы, проклиная себя за слабость.

Почему, черт побери, почему?! Это насмешка судьбы, или как еще понимать все то, что свалилось на его голову? И без Хиаши она не шла из его головы, она ядом поразила плоть. Было же в ней что-то неуловимое. Вот только что? Вроде же ни рожи особо, ни кожи, а вот манила, звала и обещала что-то сладкое и греховное. То, как она прикусывала нижнюю губу, или, задумавшись о чем-то, поглаживала бедро, будило в нем низкие, простые инстинкты. Раньше Нейджи никогда не мог предположить, что его сможет привлечь это. Он всегда предпочитал девушек ухоженных, скромных и стеснительных. А тут... Фейерверк какой-то!

Приказ Хиаши заставил его проанализировать все, что он чувствовал к ней, чтобы найти хоть малейшую зацепку, ведь невозможно сыграть роль влюбленного кретина, не испытывая вообще ничего. И вот, нашел на свою голову. Сам не ожидал от себя, что он и вправду был увлечен ею — слишком противоречивой, слишком искусной, обманчиво доступной. Сейчас Нейджи жалел о своем поступке, пусть даже она и не знала о том допросе и откровенно хамском его поведении. Ведь после этого она интуитивно отказывалась даже видеть его. Возможно, ему не пришлось бы оказаться в такой идиотской ситуации, если бы он не принес такие новости Главе. Нейджи представил Рену в свадебном наряде и с сигаретой в зубах. Потом представил, как она, задрав юбки, убегает от него и священников зигзагами по всему храму. Следующим этапом он с отчетливостью увидел, как она перепаивает всех его родичей на свадебном пиру, пристает к Главе и всем Старейшинам, рассказывает похабные анекдоты. А потом он представил ее без одежды. Нейджи захотелось удавиться на ближайшем крепком суку.

Теперь Нейджи вновь шел к ее дому, желая опять поговорить и все наладить. Все равно придется как-то решать эту проблему. Глава не потерпит провала в столь деликатном вопросе. Внезапный вскрик заставил его поднять голову и, не разбирая дороги, рвануться прямо сквозь кусты, забыв о всякой осторожности.

* * *

— Я не хотел, но так надо. Пойми, — Гаара сверху вниз смотрел на согнувшуюся от боли Рену и на расползающуюся вокруг нее темную лужу. Он все еще сжимал в ладони нож, с лезвия которого густо капало на землю.

Рена ничего не ответила, лишь подняла черные от боли глаза и внимательно посмотрела на Гаару. Ее ладони были плотно прижаты к ране, сквозь пальцы сочилась кровь. Потом она попыталась что-то сказать, но с губ сорвался лишь хрип и сгустки крови.

— Прости.

Глаза Рены остекленели и она начала заваливаться на бок, а лужа ускорила свою захватническую деятельность, подступая к самым ногам Гаары.

Он выронил нож и исчез в вихре песка.

Лицо его по-прежнему было холодной маской.

* * *

'Твою же мать, как мне больно!' — думала Рена, пытаясь удержать на месте вываливающиеся внутренности. Ей пока не хотелось умирать, тем более так глупо и даже позорно. Скорчившись на земле, она собралась с силами и попыталась усилием воли стянуть края неряшливой раны.

Но не смогла.

Сознание упорно ускользало от нее.

* * *

Нейджи ломился через кусты, даже не задумываясь о конспирации. Его беспокоил вскрик и чертовски знакомый голос. Ему стало настолько страшно, что он даже не обращал внимания на хлещущие по лицу ветки. Растрепанный, с засыпанной листьями головой, задыхающийся и с безумным взглядом он выскочил на узенькую дорожку и только тогда сообразил использовать бьякуган.

Первым, что бросилось ему в глаза, была хрупкая, свернувшаяся клубочком фигурка на земле, вокруг которой матово поблескивала солидная лужа крови, а рядом валялся оброненный пакет с продуктами. Нежные бока сочных персиков смотрелись дико и несуразно, вымазанные кровью, а просыпанный рис казался копошащейся сворой личинок. Присмотревшись, Нейджи вздрогнул и попятился, не веря глазам и убеждая себя, что это иллюзия, гендзюцу. В следующий миг жертва застонала и попыталась разогнуться, отчего кровь хлынула во все стороны с еще большим энтузиазмом. Потемневшая лужа покрылась сверху более ярким слоем и разошлась во все стороны. Кровь, густая и яркая, не желала уходить в землю, теперь весело поблескивая алыми искрами под утренним светом.

— Рена! — отчаянный крик Нейджи спугнул птиц с веток. Он бросился к ней и упал на колени, разбрызгивая кровь, осторожно переворачивая на спину.

Рена кое-как разлепила веки и с трудом, сквозь хрип и темные сгустки, прошептала:

— Не беспокойся Нейджи-кун, все более-менее нормально. Только перевяжи рану, хорошо? И помоги добраться домой, хорошо?

Нейджи осторожно отвел ее руки в сторону и поморщился, глядя на неряшливую рану. К ее краям прилипла распоротая и пропитавшаяся кровью рубаха, а где-то в глубине отвратительно пульсировали синеватые, похожие на угрей кишки.

— И это ты называешь нормальным?! Да у тебя кишки готовы вот-вот вывалиться!!! Они бы уже давно на земле лежали, если бы ты их не держала!!!

Рена устало прикрыла глаза и еле слышно прошептала:

— Ты или помогай, или убирайся к черту. Я не могу и не хочу в такой момент выслушивать твои крики.

Нейджи мгновенно опомнился и стянул с себя рубашку. Быстро и сноровисто он разорвал ее на полосы и как мог закрыл рану. Но полоски были слишком короткие, и повязка держалась ненадежно, можно сказать, на честном слове и молитвах Нейджи. К его удивлению, ткань, хоть и быстро пропиталась кровью, но еще быстрее и побурела. Кровь свернулась.

— Я отнесу тебя в госпиталь.

— Ни в коем случае! — ужаснулась Рена. — Только ко мне домой!

— Ты с ума сошла? — уже не удивляясь, спросил Нейджи и легко поднял ее на руки.

— Так нужно, поверь, — терпеливо пояснила Рена. — Если об инциденте узнают, то разразится колоссальный скандал. А это того не стоит.

— А по-твоему, то, что с тобой произошло, незаметно? — едко поинтересовался Нейджи, но все же понес ее в сторону дома.

— На мне все быстро заживает, — слабо улыбнулась она и облегченно потеряла сознание.

* * *

Она приходила в себя долго и мучительно. Когда Рена открыла глаза, то сначала подумала, что ослепла, но потом поняла, что за окнами глубокая ночь, а она с непривычки не перенастроила глаза. Рена лежала в своей постели в чистой одежде и уже с добросовестной повязкой поперек живота. Тьма вокруг медленно рассеивалась, становилась серой и прозрачной.

Чувствовала она себя препогано, но вполне сносно, учитывая инцидент этим утром. Осторожно приподняв кончик бинта на животе, она увидела уродливый багровый рубец. Это выглядело так, как будто она была неряшливо вспоротым конвертом.

— Поганец, — с чувством прошипела она. — Больно же!

Рене хотелось пить, ее Сестрам после такого стресса — есть. Накладываясь друг на друга, желания порождали тошноту, с которой было сложно бороться. Проще было сначала постараться встать и сходить на кухню за водой, а потом попробовать выйти на охоту. Рена осторожно приподнялась на локтях и прикинула, как бы половчее встать, чтобы не открыть еще слабый рубец.

Заслышав осторожные шаги за дверью, она откинулась на подушку и притворилась крепко спящей, но продолжила наблюдать за дверью из-под ресниц. В комнату вошел Нейджи. Лицо его было бледным и встревоженным, под глазами залегли тени. Похоже, он искренне переживал за нее, и этот факт почему-то стрельнул теплой искрой в районе груди. Он где-то раздобыл плотную рубашку из серого полотна. Рукава были ему длинноваты, и он их закатал по самые локти. Заправлять ее в штаны он тоже не стал.

Нейджи подошел ближе, внимательно посмотрел на осунувшееся и резко похудевшее лицо Рены с глубоко запавшими глазами, тихонько вздохнул. Потом сел под стенку, прислонившись затылком к темным полированным панелям, и прикрыл глаза. По всему было видно, что он бесконечно устал за этот день.

— Нейджи, — внезапно позвала его Рена.

— Что? — он торопливо встал и заботливо склонился над ее постелью. — Тебе что-то надо?

— Ты с кем-то говорил об утреннем инциденте? — она пытливо заглядывала ему в глаза, полная тревоги и надежды.

— Нет, — Нейджи осторожно присел на край постели.

— Никто не знает? — она все еще хмурилась.

— Совершенно, — успокоил он ее.

— Уверен? — продолжала допытываться Рена, не сводя с него пронзительного взгляда.

— Да, уверен, — его голос был полон терпения.

— Почему ты мне помог? — Рена была удивлена таким его поведением. Уж что-что, а от Нейджи она не ожидала помощи, особенно если учесть, что его поступок нарушал пару правил.

— Ты умирала... — он потупил глаза.

— Тебе показалось, — на бледных губах расцвела улыбка.

— У тебя внутренности в ране видны были, когда я тебя перевязывал.

— Правда? — деланно удивилась Рена. — А если тебе показалось? Ведь с такой раной долго не живут.

— Не показалось.

Рена осторожно села на постели и, нисколько не смущаясь, задрала рубашку и стянула повязку ниже.

— Где?

У Нейджи округлились глаза, но он ничего не ответил. Чувствительными пальцами пробежался по рубцу, убеждаясь, что рана полностью затянулась.

— Убедился?

— Да.

Он встал и, развернувшись, пошел на выход. Уже на пороге кинул через плечо:

— Похоже, моя помощь тут уже не нужна.

— Постой, — неожиданно для себя окликнула Рена. — Не уходи...

Он послушался неожиданно охотно и вновь вернулся к постели раненой формальной подчиненной.

— Расскажешь?

— Не могу, правда, не могу... — огорченно ответила она, прикрывая глаза и откидываясь на подушку. — Но я очень благодарна за помощь, хотя в этом не было особой необходимости.

Нейджи только вздохнул и, протянув руку, накрыл тонкое запястье Рены. Непроизвольно она переплела пальцы и начала сравнивать руки Гаары и Нейджи. У первого пальцы были костлявые с набитыми крупными костяшками и с сухой кожей. А у Нейджи ладони оказались неожиданно мягкими, ухоженными и обманчиво слабыми. Светлые, аккуратно подстриженные ногти были идеальной овальной формы. Пальцы были тонкие, ровные, а руки — с изящными линиями, как у девушки. Ей приятно было их держать, и ему, похоже, тоже.

Неожиданно Рене пришла в голову одна занимательная идея, которую она незамедлительно озвучила:

— Нейджи...

— Да?

Она помолчала, покусывая нижнюю губу, как будто сомневаясь, стоит ему довериться или нет.

— Мне нужно, чтобы ты еще раз мне помог. Я могу на это рассчитывать?

— Да, конечно, — он обеспокоено заглянул ей в глаза. — Что тебе нужно?

Рена изобразила на лице смятение и даже позволила губам мелко дрожать. Потупив взгляд и теребя кончик бинта, она выдержала паузу, чтобы заставить Нейджи поверить в продолжающиеся мучительные сомнения, и, наконец 'решившись', выпалила на одном дыхании:

— Кровь.

Нейджи отшатнулся.

— Что?!

Склонив голову еще ниже и ссутулив спину, она тихо объяснила:

— Нейджи, я результат чьих-то идиотских опытов по выведению абсолютного воина. Судя по всему, не особо удачных. Мне многое дано, но еще больше отобрано. На то, чтобы заживлять такие раны в короткие сроки, организм бросает все силы, но за это требует особую плату.

— Кровь?

— Да.

— Почему? — на лице Нейджи было написано недоумение, но и беспокойство тоже. Он снова взял Рену за руки и сел рядом, осторожно поглаживая по спине. В глазах его горело беспокойство.

— Кровь — это переходное звено между жизненной силой, духовной силой и чакрой. Вот поэтому она так важна. Я не могу потреблять чакру, тем более силу духа. Но зато я могу вылущить необходимую силу из крови.

— Я могу поймать тебе какое-нибудь крупное животное, — предложил Нейджи.

Рена склонила голову на колени и покачала головой.

— Как будто в насмешку я могу пользоваться только человеческой кровью...

— Почему? — спокойно спросил он.

— Потому что у животных не развит дух, и чакры у них почти нет. Только жизненная сила животного. Для меня в таком состоянии это все равно что умирающему от голода засунуть огромный кусок жира в глотку. А мне нужен, фигурально выражаясь, бульон.

Сказав так, она позволила одинокой слезинке скатиться из уголка изумрудного глаза, прочертить блестящую дорожку по скуле и щеке и капнуть на руку Нейджи, сорвавшись с острого подбородка.

— Значит, будет тебе бульон, — ответил он, больше не колеблясь, и решительно закатал рукав на правой руке.

Как раз то, на что рассчитывала Рена.

— Спасибо, Нейджи... — тихий шепот, ласковое прикосновение губ и колкое проникновение клыков в запястье.

Он резко втянул воздух, но промолчал. Свободной рукой обнял Рену за талию и уткнулся носом в ее макушку.

'Вот и славно, именно этого шанса мне так не хватало! — промелькнула у него мысль. — Какой приятный запах. Интересно, почему от нее всегда так пахнет травами?'

'А вот теперь я узнаю, что у тебя на душе', — Рену окатило волной триумфа и самодовольства.

Ибо кровь — это не только сила.

Это еще и память.

* * *

Хиаши Хьюга сидел в своем кабинете и задумчиво изучал чаинки на дне своей чашки. То, что он поручил своему племяннику, было чистой воды аферой, но шансы исполнить задуманное все-таки имелись, а упускать их было глупо. Хиаши знал, что он совершил недопустимое, предав доверие родственника, когда вторгся в его мысли, чтобы изучить воспоминания. Да, формальную часть он выполнил. Но он сделал кое-что еще, за что его душу после смерти точно будут терзать демоны в самых глубоких уголках ада. Он вложил ему семя чувства, навязал свою волю. Конечно, во что вырастет это семя, предугадать почти невозможно, но в конце концов он слишком хорошо знал своего племянника и ожидал, что чувство получится чистым и искренним, а потом, усугубившись, станет истинным. Худшая форма насилия. Ведь невозможно выполнить такое сложное и деликатное дело, ничего не испытывая. Он вздохнул и пригубил свой чай. Во имя процветания Клана Хьюга он готов был пожертвовать своей жизнью и свободной волей даже своего приемного сына. К тому же, пути судьбы неисповедимы — может быть, все это принесет Нейджи счастье?

Глава 28. Сближение

Судьба. Как много стоит за этим простым словом. Многие философы пытались понять ее природу, а многие авантюристы до сих пор норовят с нею поспорить. Говорят, что никто из нас не может знать того, что ждет нас впереди, что течение времени непредсказуемо и каждый сам творит свою жизнь. Да, я не могу отрицать того простого факта, что Судьба не интересуется мелочами и серыми буднями, но в то же время никто не в силах отменить причинно-следственную связь. Каждое деяние, пусть даже и ничтожно мелкое, несет за собой лавину последствий и изменений. Отследить нити и каскады перемен может только Бог. Хотя... Я не уверен, что даже Ему это под силу. Для кого-то другого судьба — лишь набор случайностей, не имеющих связи. Но я знаю как никто другой, что судьба — это проклятие всех, а моего рода — особенно. Судьба тотальна, непознаваема и совершенно независима от моей воли, что особенно сильно меня печалит. Если у этой силы есть персонифицированная личность, то я с огромным удовольствием своими руками уничтожил бы ее по кусочку, разорвал бы ее тело и развеял бы прахом по ветру ее душу, чтобы освободиться от ее унизительной опеки и воли. Удивительно, она никогда и ни с кем не считается, и в то же время ей есть дело до каждого, что бы себе ни думали люди. Эта тварь никого не обходит стороной, и ей совершенно не известно чувство справедливости.

Каждый раз, когда оглядываюсь назад на свое прошлое, я чувствую волну темноты и холода, которые сжимают мое сердце. Все, что меня окружает, глубоко несправедливо! Так не должно быть просто по логике вещей. Почему в нашем мире посредственность может стать во главе сильных и наиболее достойных, а талантливому приходиться именно 'по судьбе' пожизненно прислуживать этой серости? Наш мир жесток, и он требует от живущих в нем силы, стойкости, смелости и решительности. Но именно таким людям в первую очередь навязывают ярмо. И кто? Неудачники, слабые и трусливые! Странная двойная мораль вырисовывается — почему-то те, кто талантлив, вынужден быть в рабстве тех, кто кричит о своей ничтожности и слабости. Гений становится проклятым, а мерзкий захребетник признается эталоном добродетели, ибо так гласят традиции. Меня глубоко оскорбляет такое положение вещей. Нет, я вполне отдаю себе оценку и понимаю, что я далеко не самый лучший и что впереди меня есть еще более сильные и достойные, но все равно не могу смириться с тем местом, в которое меня загоняют. Моя судьба бессмысленна, безжалостна, всесокрушающа. Вы можете сказать, что все познается в сравнении и всегда есть те, кому гораздо хуже, чем тебе. Да, я согласен с этим. Но что мне те, другие? Почему я должен довольствоваться местом, которое мне 'назначили'? Я не могу смириться с тем, что всю мою жизнь подробно предопределили до меня и отправили в массовку помогать сыграть свои роли 'героям'. Жестоко. Несправедливо. Поколения, что жили до меня, приняли свою судьбу, и мне приходится поступать так же.

И как высшая форма насмешки — последнее поручение Хиаши-самы. Его предложение ввести меня в главную семью поразительно само по себе, но то, что он от меня требует? Не знаю, смогу ли я наступить на горло своей гордости... Я не уверен, что, несмотря на все заверения, он сможет создать такой прецедент. И в то же время я не могу отрицать — она мне нравится своей непоседливостью и нонконформизмом, своей ненавистью к политесам. В ней столько искрящегося протеста и свободы выбирать, как жить. Возможно, ее появление под крышей нашего дома преподаст кое-кому хороший урок. А может и нет. Вдвойне странно, почему она так бездарно тратит свою жизнь, несмотря на те дары, которые ей преподнесла ее Судьба. Но какой бы она ни была — я не хочу всю жизнь терпеть выходки невоспитанной, заносчивой, эгоистичной и вульгарной девицы! Мне даже не дали сделать выбор. Видимо, это судьба.

Хьюга Нейджи.

Не стоит заглядывать чересчур глубоко в душу, иначе скоро наткнешься на решетку, которая ведет в подземные каналы, где текут нечистоты. Но в этот раз Рена была искренне удивлена, когда выяснилось, что Нейджи обладает воистину стальным стержнем и высокоморален, пусть даже и в рамках достаточно специфичного морального кодекса. Просто он пытался скрыть все то, чему учил его отец, чтобы не страдать, в результате чего внутренние убеждения сталкивались с внешними событиями, что вызывало каскады взаимоисключающих эмоций. Те мгновения, пока губы Рены касались кровоточащей раны на тонком запястье Нейджи, перед ее глазами проносились иногда смутные, иногда яркие картины прошлого. А еще она почти задыхалась в волнах звериной тоски, неуверенности в правильности выбранного пути, в сомнениях и желаниях. Еще там Рена нашла зарождающееся искреннее чувство. Оно было как костер в лесу. Могучее, ровное, совсем не обжигающее, но греющее пламя. Не мимолетное. В нем было что-то странное. Обычно такие очаги возникали не сразу, а требовали много времени на укрепление связей и эмоций. Страсть — пожар, быстро вспыхнувший и порой еще быстрее гаснущий. Но очаг... Он не мог появиться сам по себе. Рене не хватало знаний, чтобы понять суть происходящего, но чем-то задним она чувствовала подвох.

'Интересно, к кому ты можешь быть так привязан, несмотря на свою непомерную гордыню?' — подумала она, любуясь на россыпи костерков поменьше и огоньков, похожих на горящих мотыльков, — его привязанности. Но вдаваться в вопросы его личной жизни не хотелось, поэтому она снова устремилась к его прошлому. Бывало, что случайные находки становились весьма полезны. Но к ее сожалению, все клановые знания были защищены геномом, как стальными плитами. Ломать их сил не хватит, польза от содержимого — сомнительна. Рена прошла мимо.

Все остальное, что она там увидела, повергло ее в тоску. Ничего кроме боли, злобы, чувства верности и долга; обиды там не было. Нейджи оказался на редкость несчастен, но мужественно продолжал с этим бороться. Была там и его двоюродная сестра. Противоречивые чувства сталкивались между собой и раздирали душу шиноби в своей яростной борьбе. С одной стороны, он искренне любил ее и хотел заботиться о своей робкой сестричке, с другой — презирал ее за слабость и завидовал ее положению. В ее чертах лица он видел своего отца. Она была его родной плотью и кровью. Похоже, он никогда не умел получать даже самого простого удовольствия от своего бытия.

Мелькнуло лицо матери Нейджи — утонченное, но усталое и будто припорошенное пылью. Роскошная грива каштановых волос всегда была гладко расчесана и убрана в строгую прическу, которую полагалось носить вдове. Левая рука его матери была странно подтянута к груди. Сухорукая инвалидка. Рена выудила воспоминание о том, как у нее случился приступ, когда она узнала, что ее обожаемого супруга отдали врагам. Она знала, что случилось с его телом, а ей даже не дали возможности попрощаться с ним. Именно тогда в ее голове лопнул сосуд, и ее надолго парализовало. Остальной семье не было до нее никакого дела, так что о ней заботился совсем еще юный сын. Со временем она смогла встать на ноги, но полное здоровье к ней так и не вернулось. Сейчас в жемчужных глазах было смирение и терпеливое ожидание конца. Она так и не вышла замуж во второй раз. Нейджи уважал ее и жалел.

Сестры омыли Рену нетерпением. Они хотели высосать всю благородную кровь до последней капли, оставив только сухую и легкую оболочку, которую унесло бы и ветром. С большим трудом, но Рене удалось удержать их голод, пообещав пойти на долгую ночную прогулку в самом ближайшем будущем. Они успокоились, но затаились. Продолжать восполнять резерв в такой нервной обстановке Рена не рискнула и оторвалась от руки Нейджи. Все годы его жизни, тайком ею подсмотренные, уместились в несколько глотков и пару минут реального времени. Зато она чувствовала себя значительно лучше, чем в момент пробуждения. К тому же копошение в его памяти прошло для Рены почти безболезненно, разве что слегка кружилась голова. Обычно чем старше был человек, которого Рена изучала, и чем более детально и за больший период она просматривала воспоминания, тем хуже себя чувствовала.

Он смотрел на нее странными глазами.

— Что? — непонимающе спросила Рена.

— У тебя кровь на губе.

— А... — она потянулась стереть ее.

Нейджи сел прямо, осторожно протянул руки, обнимая ее, и зарылся носом в распущенные и расчесанные прядь к пряди волосы Рены...

'И что ты делаешь, Нейджи?..' — Рена только медленно откинула голову назад, будто предвидела такой поворот событий, у нее внезапно заныло внизу живота, от чего слегка дрогнули ресницы.

— Спасибо, Нейджи, — Рена осторожно и мягко поцеловала его в шею. Тот вздрогнул, прижался крепче, медленно и осторожно повернувшись, опрокинул Рену на спину и навис сверху, изучая лицо лукавой змейки спокойным, будто равнодушным взглядом. Хотя Рена увидела на дне зрачков отголосок пламени. Пока еще прятавшегося где-то глубоко, но стремящегося на поверхность. Приближающегося. Опасного. Захватывающего. Нейджи как будто действовал по чьей-то указке, не контролируя себя и не противясь.

— Рена... Я собираюсь взять тебя прямо сейчас. И мне все равно, что ты по этому поводу думаешь, — он был спокоен, по-особенному расслаблен, слова, как камни в густом меде, безвозвратно падали в пространство между ними. — Можешь считать это платой за то, что рылась в моей памяти. Или ты думала, что я не замечу?

Ей хватило такта покраснеть. В голове лихорадочно закрутились шестеренки — Рена пыталась просчитать вероятность такого поведения и результаты тех или иных решений, которые она могла принять в сложившейся ситуации. Его колено протиснулось между ее подрагивающими коленками, заставив от неожиданности открыться ему навстречу, даже не изобразив легкого сопротивления. Поток мыслей прервался.

Так же медленно его губы опустились ниже, пока не встретились с горячими мягким губами Рены. Он медлил, играл и только потом углубил поцелуй, ладонями прижал руки за запястья к постели, поднимая их повыше за голову, не давал убежать. Она до этого момента не верила, что Нейджи может быть таким. Все происходящее было странным. Медленные, ленивые движения. Осторожные. Он касался ее как статуэтки из тончайшего фарфора. И это было удивительно и приятно.

— Ты понимаешь, что я не могу сейчас тебе противиться — я еще слишком ослаблена регенерацией. Но последствия твоего поступка потом уже не исправить, — ее голос был мягким, шелковистым и очень тихим.

— Я буду очень осторожен с тобой и с теми последствиями, которые могут быть потом.

Она послушно выгнула спину в привычном жесте мнимого наслаждения. Довольно приподняв уголок рта, Нейджи отпустил руки Рены и принялся снимать рубашку с ее горячего тела, повязку тоже снял прочь, долго гладил длинный бугристый шрам, протянувшийся от края ребра почти до лона, неторопливо стащил с нее трусики. Уже настоящее возбуждение прокатилось по ее венам.

'Почему нет? — она схватила ускользающую мысль за хвост, подтягивая ближе. — Это может иметь весьма непредсказуемые последствия, принести большие неприятности и много-много новых сюжетов в моей жизни'.

Рена положила ладони ему на шею, заставив поднять на нее взгляд, потом передвинула их на плечи, погладила ключицы. В глазах Нейджи теплилось понимание и почему-то некая форма смирения перед неизбежным. А затем мягкая, теплая приятность. Непрерывное, колкое удовольствие, которое подарили носительнице Змей-Матерей губы Нейджи. Шея, ключица — он исследовал все своими губами, не оставлял ни одного кусочка непродегустированной кожи. А затем он мучительно медленно облизнул сосок, заставляя вынужденную любовницу чуть ли не метаться от такого медленного испытания.

Подхватив ее за плечи, он непреклонной рукой развернул ее на живот, чтобы в полной мере изучить свои новые владения. Узкая мускулистая спина в пестрой татуировке надолго заняла его внимание. Каждую деталь ее украшения он изучил пальцами и языком. Внезапно он нащупал несколько спазмов в мышцах и, недолго думая, осторожно огладил болезненные места, разгоняя боль и застаревшую усталость. Рена совершенно явно мурлыкала и приподнимала задницу над постелью, выгибаясь от удовольствия. Ягодицы и бедра тоже не остались без его внимания. Крепкое юное тело вызывало только одно желание — обладать им немедленно, сделать своим раз и навсегда. Изучив все ее тело, он вновь развернул ее лицом к себе, упиваясь своей властью и ее мягкой, такой женственной уступчивостью.

Зрачки Нейджи расширились, на лице застыло восхищенное выражение, он улыбался. Игриво и радостно улыбался, отстраняясь от горячего тела.

— Нейджи-и-и... — горячо выдохнула и попыталась не кричать от нетерпения.

Ему было тяжело контролировать горячее тело, которое только и жаждало не простого перетраха. Глухой короткий вскрик, который и радует, и беспокоит.

— Рена...

Взгляд с трудом сфокусировался на склоненном встревоженном лице.

— Да?

— Тебе не больно?

— Нет...

— Хочешь? — в голосе все также невыносимая нота искренней заботы была изрядно приправлена насмешкой и самодовольствием. — Ты ведь хочешь?

— Да-а-а... — она не могла больше ждать. Она просто выдохнула это слово и прикусила губу. Пусть делает все, что считает допустимым этим вечером, этой ночью — его руки такие теплые и умелые.

— Тогда расслабься, — неожиданно сухой приказ лишь добавил остроты переживаниям.

И она попытался это сделать, попытался выполнять все, что ей говорят, но непросто в таком возбуждении быть расслабленной.

Глухой вскрик.

— Тш-ш-ш... Тихо, моя милая... Не так громко... — он наклонился к самому уху и шептал очень тихо. Но слова сами собой только подбрасывали дрова в костер. Он до сих пор был полностью одет, и это казалось ужасной несправедливостью. Руки непроизвольно потянулись к плечам и шее, выпутывают стройное тело из ненужной рубашки, мимоходом стягивая завязку с волос. Тяжелая густая тьма накрыла их обоих, погрузив в шатер из его волос.

— Какой же ты немилосердный, — игривость, так же невыносимая интонация. — Воспользовался моим бедственным положением и принудил к близости! Я отомщу тебе за это, о, как я тебе отомщу! — Рена дотянулась до напряженной плоти гения клана Хьюги и сжала, а потом начала делать нечто такое, что затронуло каждый нерв и каждый мускул в его теле.

Нейджи всхлипнул и попытался не вскрикивать, но это удавалось все сложнее — удовольствие было сильнее гордости. Тогда он довольно сильно прикусил губу, и от солености крови немного успокоился и разрешил обожаемой, ненавистной, презираемой, вожделенной девушке уже свободно двигать пальцами.

Такого наслаждения Нейджи еще никогда не испытывал! За простотой ее жестов скрывался невероятный навык — она совершенно точно понимала что, где и как делать.

Рена же, напротив, относилась к этому довольно спокойно. Но глаза выдавали ее с потрохами — они полыхали не менее ярко, радужка стала янтарной, густо-медовой. Ей было нестерпимо жарко в собственной коже, тело будто обернули раскаленными простынями.

'Что происходит?! — в панике думала она. — Это возбуждение не мое!'

А потом поняла и смирилась с происходящим — Сестры спасли ее жизнь в который раз, а теперь она расплачивалась с ними. Раз она отказала Сестрам в удовольствии пожрать его, то они в отместку заставили ее покориться его желанию, отравив их обоих греховным соблазном. Сомнительное наказание, и пусть она пожалеет об этом утром, но сейчас за окнами темнота, а в спальне свершается одна из извечных загадок бытия. Происходящее захватило ее полностью. Старая история, привычное действие, до сих пор не утратившее свой красоты и приятности. Махнув на все рукой, Рена с головой погрузилась в волну вожделения и боли. Жаль, что в последний момент все как всегда оборвется, оставив ее разочарованной и неудовлетворенной. Высшая форма сладострастного удовольствия ей была пока не доступна, что не мешало ей правильно играть предоставленную ей роль. Но сейчас она хочет. И желание ее — свято.

Решив, что этого хватит, она прекратила истязать Нейджи и быстро скинула с него остатки одежды. Нейджи, раздвинув ноги Рены, на мгновение заколебался.

— Быстрее... Мать твою, БЫСТРЕЕ!!! — она не могла контролировать себя. Рычала, извивалась, сжимала до боли в кулаках одеяло.

Нейджи медленно наклонился к ее уху и прошептал так тихо, что можно было не услышать вовсе при таком громком стуке сердца:

— Тише, все успеем. У нас целая ночь впереди, — в его голосе звучала целая гамма чувств — от триумфа победы до радости обладания чем-то очень ценным, что внезапно само упало ему в руки. Он тут же вошел в податливую любовницу — не полностью, только самую малость. На лице появилась торжествующая ухмылка. То ли от происходящего, то ли от стона, который она издала так соблазнительно, болезненно для самого Хьюги.

— Может, остановимся? — он заколебался в принятом решении, боясь причинить боль, перед его глазами все еще красовался шрам на ее животе, уже блеклый и белый.

— Да... Да пошел ты! — прорычала она в ответ и резко двинула бедрами, насаживаясь до упора. Больно...

А он, все еще боясь причинить боль, начал двигаться медленно и осторожно. Обезумевшая от этого Рена вскинула ноги и цепко обвила ими талию своего любовника, не давая возможности передумать и прекратить это все.

— Ну уж нет! Заварил всю эту кашу, так доведи все до конца! — ее глаза метали гневные молнии, и уже не было понятно — рада она происходящему или все-таки не очень.

'Вот как? Ну что же, ладно', — Нейджи ускорился и обнял любовницу за талию, поднимая с простыни, прижал к себе, путаясь в ее волосах.

И Рена, понимая действия, нетерпеливо обхватила шею любовника, так же, как и он, путаясь в его длинных волосах, начала двигать бедрами в такт движениям Хьюги, помогая ему и себе найти нужный угол и ритм. Руки Рены плотно сжимали шею Нейджи, иногда срываясь с нее и невольно скользя по горячей потной спине пальцами, то и дело натыкаясь на дорожки шрамов. Такие остаются только, если ребенка часто воспитывать розгами. И ей стало невероятно больно. Нет, не от происходящего, не от мучительной рези в низу живота, а от воспоминаний, тайно подсмотренных и подслушанных. Но в такой момент разве можно думать о каком-то там болезненном прошлом? Это можно сделать и потом, а сейчас — Хьюга Нейджи, и только он. Нужно оторваться на полную катушку, ведь дальше ничего не будет. И уже через пару минут дикая боль отступила, превращаясь в отголоски и пульсацию. Рена всхлипывала, бормотала что-то, иногда ругалась, проклинала все на свете и всячески выражала свое наслаждение, которого на самом деле, увы, уже не было. Нейджи тоже иногда всхлипывал и стонал, но сдержанно и не так громко. Все-таки он умел держать себя в руках.

Вспышка, сияющее Нечто накрывало его, вынуждая биться в конвульсиях и до крови запускать ногти в нежную девичью кожу. Рена без сил откинулась на постель, сжав зубы и зажмурившись от горячей боли внутри себя. Нейджи навис над нею с трясущимися руками, тяжело хрипло дыша. И только через несколько секунд медленно вышел из нее, падая рядом...

На его коже серебрился пот, а его безумный взгляд скользил по лицу Рены, ее телу, изгибу бедра и стройным ножкам, не прикрытым простыней, задержался на небольшой девичьей груди. На ней тоже пот собрался крупными каплями и был похож на жемчуг. А кожа на животе уже была безукоризненно ровная. От утренней раны не осталось и следа. 'Ну надо же — секс, оказывается, весьма полезен для ее здоровья. Нужно будет запомнить на будущее!' — с юмором подумал он. Расслабленность как ветром сдуло, когда его взгляд скользнул немного ниже. На ее бедре, быстро густея, пролегла красная полоса крови.

* * *

Ночь выдалась волшебно тихой. Оба шиноби лежали на влажных от пота простынях в обнимку. Рена сопела в плечо Нейджи совершенно измотанная вторым заходом. А Нейджи, зарытый носом в белую прядь в ее волосах, смотрел на звезды в ночном небе.

Ему почему-то не спалось.

— Рена... — тихий шепот.

— Да? — она пошевелилась, повернула голову и посмотрела ему в глаза.

— Тебе было очень больно? Почему ты не сказала, что ты еще девственница?

— Нет, Нейджи. Совсем немного. Мне было хорошо. Спасибо...

— Ты не ответила полностью, — он нахмурился, все так же поглаживая ее пеструю спину.

Она с неудовольствием откинулась на спину.

— Я не хочу это обсуждать — твое беспокойство не стоит выеденного яйца.

— Ты вправду так к этому относишься? — Нейджи был искренне удивлен, зная, что обычно тема первого раза является просто-таки 'святой коровой'.

— Да, — она усмехнулась. — А тебе было хорошо?

— Да... — он задумался, прокручивая в памяти особо пикантные моменты второго захода.

— Я рада, — Рена была весьма довольна собой, и даже тени смущения не наблюдалась на ее лице. Она вольготно раскинулась на простынях, по-собственнически закинув ногу на живот Нейджи, совершенно не смущаясь своей наготы.

— Рена? — он смотрел на нее по-новому. Такой она нравилась ему особенно — мирная, заслуженная истома делала ее лицо неотразимым.

— Что?

— Я люблю тебя. По-крайней мере, я хочу этого.

Она погасила улыбку, вздохнула и отвела глаза.

— Нейджи, не путай вожделение с любовью.

— Я знаю, что чувствую. Носители бъякугана не умеют лгать самим себе и друг другу.

— Ох, Нейджи... ты все-таки заблуждаешься, — Рена искренне расстроилась, кажется, она стала понимать, что уши этой 'любви' торчат из того странного очага в его душе.

В душе Нейджи в полный рост поднялась внезапная буря эмоций. Все те смутные ощущения и подозрения последних недель слились в непробиваемую уверенность в искренности того, что он сейчас говорил. Он был шокирован навалившимся на него откровением, задыхаясь в бурную волнах эмоций, как будто в его голове рванула плотина, о существовании которой он даже не подозревал. Страшное, внезапное понимание ситуации, в которой он оказался не давало времени на полное осмысление и обдумывание своих слов и поступков.

— Нет, — он протянул руку и коснулся ее лица. — Знаешь, я много думал об этом, надеялся, что все это не так. Временами я даже пытался тебя ненавидеть или просто хотеть, как мужчина хочет женщину. Не получается, слышишь? То, что пришло ко мне, иначе как даром или проклятием не назовешь. Ты прости меня, но теперь я тебя не оставлю в покое.

И он, практически совершенно не контролируя себя, спросил то, о чем хотел знать сейчас, сию минуту, больше всего на свете, невзирая ни на что, ни с чем не считаясь, подставляя свою душу под удар, страстно желая ответа и отчаянно боясь услышать ответ — но все же спросил, да еще в открытую.

— Ты когда-нибудь сможешь ответить мне тем же?

— Нейджи...— в ее глазах были сострадание и холод.

— Давай утром поговорим? — предложил он, втайне надеясь, что она изменит свое отношение.

— Хорошо.

— Только скажи мне...

— Что?

— Те не жалеешь о том, что мы сделали?

Рена приподнялась и серьезно посмотрела в глаза любовника.

— Нет, нисколько. Я рада, что так получилось.

От этих слов его лицо расслабилось и стало умиротворенным. Он затих, обнял ее и уснул.

Спустя несколько минут Рена тоже заснула.

* * *

Близился рассвет. Небо было еще черным с многочисленной россыпью звезд, но в пространстве разлилась особая свежесть и прозрачность воздуха, свойственные лишь последним часам ночи. Было холодно и очень тихо — ночные птицы отправились на покой, а дневные еще не высовывали голов из-под крыльев.

Рена лежала на спине и смотрела в потолок, наблюдая, как медленно светлеет в комнате. Другой человек даже не заметил бы разницы, но острые, чувствительные глаза Рены легко уже различали даже мельчайшую жилку на деревянных панелях. Где-то в доме тихонько тикали часы да слышалось ровное спокойное дыхание рядом. Если бы она захотела и повернула голову влево, то смогла бы увидеть Нейджи, который спал рядом на боку, подперев щеку ладонью, а другую руку перекинув через живот Рены. Но она не хотела на него смотреть, поэтому рассматривала потолок.

Нейджи она сказала правду, она действительно не жалела об их внезапной близости. В чем-то это было даже приятно. Но ей совершенно не нравилось то, что из-за этого у них могли начаться проблемы. А они начнутся — к гадалке не ходи. Одно то, что он клановый, ставило крест на возможные поползновения любовного характера. Даже если бы она захотела этих отношений — его семья никогда бы этого не позволила. В лучшем случае у нее отберут приплод, в худшем — уничтожат. Хьюга всегда с остервенением блюли чистоту своего Кеккей Генкай. Чистоплюи. По долгу службы будучи уже девушкой с приличным опытом в интимных вопросах, она понимала, что Нейджи так просто не пожелает все заканчивать. Тем более после искренней уверенности в ее духовной непорочности и святой веры в то, что он у нее безоговорочно первый по ее желанию, а не по принуждению. Его воспитание будет требовать укрепления отношений. Анатомически выражаясь, у нее все они были первыми — регенерация не оставляла другого выбора, ведь рана есть рана независимо от того, где она находится.

И грустно на это все смотреть, тоскливо и тошно...

А это чувство, которое она увидела... Оно было настоящим и теперь, как выяснилось, адресованным ей. Нейджи не солгал, когда говорил об этом. Что же за 'доброжелатель' прикрутил ему такую страшную, совершенно аморальную 'закладку' в психику? Рена раньше даже не могла подумать, что такое вообще возможно!

Еще хуже...

Рена вздохнула и посмотрела на Нейджи. Спящим он казался намного ближе и добрее. Лицо расслабилось, исчезли скорбные складки между бровями и в уголках рта, разгладился лоб, исчезли тени под глазами. Волосы перепутались и, смешиваясь с ее собственными, растекались по подушке, свешивались на щеку, укрывали спину. Он казался таким трогательным во сне, таким мягким. К нему хотелось прижаться.

Отвратительное ощущение.

Протянув руку, она осторожно убрала прядь с его лица и подтянула летнее одеяло, укрывая его плечи. От этого движения он мгновенно проснулся и открыл еще затуманенные сновидениями глаза. Все-таки сон у шиноби очень чуток.

— Рена? Ты не спишь? Что-то случилось?

— Все хорошо, я просто немного продрогла и укрыла нас, — шепотом ответила она, поворачиваясь на бок и почти утыкаясь носом в нос Нейджи. Он тут же снова поместил руку у нее на бедре.

— Сколько времени? — сквозь зевок поинтересовался он.

— Около четырех часов утра. Скоро светать начнет...

Нейджи, внезапно заинтересовавшись, начал гладить ее по бедру, явно желая наверстать упущенное.

— Прекрати! — захихикала Рена.

— Почему?

— Скоро вставать.

— А мы успеем... — заговорщически шепнул он и пробежался пальцами по нежной коже живота. — Говорят, что боги любят троицу...

Рена попыталась отстраниться, но он не пожелал ее отпускать. Молодая кровь требовала новых ощущений, что Рена мгновенно почувствовала.

Желая возразить ему, Рена повернула голову... Их глаза встретились... Время замерло. Сколько уже прошло? Секунда? Две? Или они уже несколько минут просто молча ловят собственное отражение в глубине глаз друг друга?

Нейджи хотел продолжить разговор, это невинное перебрасывание шуточками, рассудок требовал именно этого, но тело отказывалось подчиняться. Хотелось лежать вот так до бесконечности... Эти глаза не отпускали, и впервые в своей жизни Нейджи осознал, что действительно не может понять мыслей Рены. Всегда, в любой ситуации Нейджи достаточно было просто посмотреть в глаза человека, чтобы узнать его желания и цели, существовавшие в данный момент. В глазах Рены ничего этого не было... Это пугало, но вместе с тем заводило. Хотелось узнать все это, любым способом... Возможно, это был ответ на мучивший его вопрос 'Почему она?!'

Нейджи так и не осознал, как все вновь произошло. Сам ли он подался вперед, или это сделала Рена, но их губы встретились. Тело словно пронзило током, сладкой болью. Легкое, нежное касание. В первое мгновение пришла неуверенность. Неуверенность в том, что они делают. Первым порывом было отстраниться, прекратить все это, ничего толком и не начав... Но их губы были слишком близко. Дыхание Рены разбивалось о его лицо, стирая все границы. Оставалось лишь преодолеть самую последнюю...

От одного прикосновения этого языка к его собственному Нейджи был готов застонать. Он, инстинктивно желая быть ближе, запустил руку в мягкие, черного цвета пряди волос.

Возбуждение нахлынуло стремительной волной, смывая все предрассудки, и Рена поняла — сейчас она снова не сможет остановиться. Оставалось надеяться на то, что Нейджи сам прекратит все это... Он прервал поцелуй, но лишь затем, чтобы мучительно медленно мягко провести языком по чувствительной коже шеи. Короткий стон прорвался сквозь плотно сжатые губы Рены, она откинулся назад, подставляя белую беззащитную шею...

— Рена... — шепот прямо в губы.

Она молчала. Ей было не до слов.

Его руки блуждали по ее телу. Вот он коснулся бедра, провел пальцами по коже, опускаясь чуть ниже. Потом, не теряя ни одной минуты, осторожно потянулся в ее пах. Легко-легко погладил самыми кончиками пальцев по складочкам, внимательно наблюдая за ее лицом.

— Ты позволишь? — спросил он.

— Я думаю, нам не стоит этого делать, — задыхаясь, прошептала она, перебирая волосы и нежно массируя шею.

— Почему? — он остановился и пытливо заглянул в ее глаза.

— Потому что потом тебе будет еще сложнее.

— А тебе нет?

— И мне, — не стала спорить Рена.

— Тогда зачем прекращать? Ведь все равно нам будет больно, но так мы утешим друг друга и продлим то немногое, что можем дать, — прошептал он, уже смелее лаская ее. — Позволь мне любить тебя.

Он лег сверху и крепко обнял.

Рена погладила его по спине и бокам.

— Я не могу запретить тебе любить. Но я ничего не могу тебе дать, кроме боли.

— Почему? Ты любишь кого-то? — он остановился и пытливо смотрел ей в глаза, пытаясь уловить искорку лжи или правды.

Рена грустно улыбнулась и ответила.

— Нет, Нейджи. В том-то и дело, что я никого не люблю.

Он расслабился.

— Так в чем проблема? Моей любви хватит на двоих. А потом...

— А потом ничего не будет, Нейджи... — прервала его Рена, нахмурившись, и больно дернула его за волосы. — Я никого не люблю. Никого.

Он тоже нахмурился.

— Я вызываю у тебя отвращение?

— Нет.

— Тебе неприятно, когда я прикасаюсь к тебе?

— Нет.

— Тебе больно?

— Немного, — криво ухмыльнулась она. — Но это пройдет довольно скоро.

— Так в чем дело?

— Нейджи, просто поверь мне. Я неспособна любить. И к тому же, вспомни, сколько нам лет? Какая любовь может быть в таком возрасте?

— Может. Моя бабушка родила моих отца и дядю, будучи старше тебя всего на год.

— Год в это время — это тоже не мало. И я сомневаюсь, что она это сделала по своему желанию. Скорее всего, ее отдали в твой клан юной девочкой, и она просто исполняла свой долг перед мужем. Без любви, без страсти.

— Да, это так, — признался Нейджи и перекатился на спину. — Но потом она смирилась и была вполне счастлива.

— Так чего ты хочешь от меня? Чтобы я повторила, — на этом месте она фыркнула, — судьбу твоей бабушки?

Он сжал губы в тонкую линию, что придало ему надменный и даже жестокий вид. Для оскорбленного чувства правда всегда груба и почти невыносима. Потом вздохнул, расслабился и прошептал:

— Я понял.

Рена заключила его лицо в чашу ладоней и притянула к себе, нежно и благодарно целуя за понимание.

— Спасибо. А сейчас у нас еще есть небольшой кусочек времени перед началом дня...

Его глаза блеснули, и он охотно принял невысказанное предложение.

Глава 29. Хищник

Он не хотел уходить. Он искал тысячу поводов задержаться, лишь бы только продлить то время которое он мог провести с ней вместе. Рена улыбалась терпеливо, но неуклонно теснила его к двери. Из спальни проводила в душ, из душа выгнала на кухню, там, после традиционного кофе, опять отказалась от его компании, совершенно не двусмысленно поглядывая на часы.

— Нейджи, прекрати пожалуйста. Не теряй лицо еще больше. — Она сказала это негромко, но Нейджи подавился на середине фразы, как будто она на него закричала, предварительно запустив ему в голову тарелкой.

— О чем ты? — Его улыбка была смущенной.

— О том, что мне нужен отдых и время подумать. Понимаешь? — Она не могла заставить себя посмотреть на него прямо. Стыд редко посещал ее душу, но сейчас у нее внутри как будто вырос кактус. И теперь внутри, где-то за грудиной, все кололо и мучило. Не так чтобы нестерпимо, но... больно.

Он отставил чашку в сторону. Помолчал, обдумывая и спокойно сказала ей, не тревожась и не боясь опустить взгляд:

— Рена, я должен извиниться перед тобой за то, что отчасти принудил тебя к близости. Но мне не стыдно за это, так что мои извинения будут чисто формальные. Благодарить тебя за ночь я тоже не буду — она тебе не нужна благодарность эта, ведь ты не хуже меня понимаешь, что благодарить за это почти равноценно тому, что я бы оставил тебе денег. Ты просишь время подумать — хорошо, я дам тебе это время, но не заставляй меня ждать слишком долго.

— Тебе не кажется, что ты перегибаешь палку? Я тебе ничем не обязана, а ты ничем не можешь на меня надавить.

Он криво усмехнулся.

— Спасение твоей жизни не считается?

Она вернула ему улыбку еще более кривой.

— Будем считать, что я за это уже расплатилась. Натурой. — Она с трудом держала на лице выражение безразличия вперемешку с глумливостью. "Прости Нейджи, но мне придется быть сволочью прямо сейчас, вот так низко и вульгарно, чтобы ты не заподозрил, как сейчас хреново на душе, как хочется просто лечь и не двигаться. Лечь и не двигаться."

Нейджи побарабанил пальцами по столешнице и вздохнул, поджимая губы в неодобрительной гримасе. Вздохнул и посмотрел в окно, как будто ничего интереснее в жизни не видел до этого и после. В его голове шумел прибой, ломило виски. И дело было даже не в том, что ночь была бурной и он не успел как следует выспаться, скорее на него накатило душевное опустошение. Как будто поле после пожара — все выгорело и затихло, и что дальше не ясно. И то, что было огнем, полетом, жаром, страданием, теперь лишь осыпалось сухим пеплом, пахло горечью и чем-то, что не нельзя восстановить. Нейджи не мог понять, что будет дальше. Рена была совершенно права, когда говорила, что последствия его действий уже нельзя будет исправить. Но какие последствия теперь его ждут он не знал. Оставалось лишь ждать. Он был совершенно уверен, что рано или поздно, а скорее всего рано она даст ему исчерпывающий ответ на все его вопросы.

— Хорошо. Все равно мы вернемся к этому разговору позже. Рена, пойми, это все случилось непросто так и отмахиваться от этого я не собираюсь. Для меня то что произошло очень важно. Поэтому я буду ждать. — В глазах Нейджи не было и тени сомнений. Казалось, что впервые он принимает решение, которое продиктовано ни его честью, а его собственным желанием.

— Как пожелаешь. — Она пожала плечами и все так же избегая его взгляда. Было стыдно до невозможности, практически как никогда в жизни. Да, это все же случилось — она начала сожалеть о своем поступке, даже не пытаясь переложить ответственность на Сестер, хотя они тоже сыграли свою роль. Сестры же сидели тихо и были весьма собой довольны, даже не напоминали о том, что Рена обещала их покормить.

Наконец хлопнула дверь и Рена вздохнула с облегчением. Заварила крепкий кофе, выкурила несколько сигарет и уже подумала было сходить в ванную.

В голове не было ни одной толковой или связной мысли. В ней смешалось все — и досада, что она поддалась влечению, и приятное воспоминание о проведенной ночи, и раздумья что делать дальше с другой головной болью из Сунны... Не стоило забывать и о странном покупателе Сестер. Возможно стоит сегодня навестить Боке и попытаться распотрошить его насчет ответов.

Но ее мысли снова и снова съезжали на ночное приключение. Удивительно все это было и невозможно. Вполне возможно, что если бы она сильно захотела, то все это можно было прекратить. Что бы там себе Нейджи не думал, но насиловать ее в буквальном смысле этого слова он бы точно не стал. А так, красиво ее поймал на минутной растерянности, а там уже и Сестры подключились. И его любовные таланты тоже заставляли задуматься. Вот уж бы никто не подумал, что зацикленный на самосовершенствовании шиноби окажется вполне себе опытным и в более интимном аспекте жизни.

Обратив внимание на то, что в ее одежде присутствует элегантный минимализм она нехотя сходила в гардеробную и надела самую поношенную мужскую рубашку которую нашла. От частых стирок она вылиняла до неопределенного серо-голубого цвета, но за то была мягкая и длинная, доходя до самых колен. Застегивать ее до конца Рене было лень, так что убедившись что самое главное прикрыто она остановилась, а когда выяснилось что застегнула рубашку не на ту пуговицу, лишь махнула рукой и вернулась на кухню на ходу закатывая слишком длинные рукава.

Ополоснув чашку под краном и расплескав кофейную гущу по раковине Рена поставила ее на полку и села за стол, подперев голову руками. Сил двигаться не было. Это была не банальная физическая усталость, ведь ее выносливости можно было только позавидовать, но в последнее время она стала замечать, что ей чего-то не хватает. Чего-то очень важного, жизненно-необходимого. Странная хандра накатывала волнами, от чувство собственной беспомощности начинало тошнить. Провалы в памяти случались все чаще, хотя Рена уже месяц как была чистой — коноплю можно было и не считать. Мелкие случайности происходили все чаще и каждый раз от ее души будто откалывался кусочек личности. Сегодня утром она наконец-то заметила, что у нее пропала сережка в пупке. Золотое колечко, которое она носила уже пару лет в память об одном очень умелом любовнике, с которым смогла прожить почти две недели. Тогда он лично проколол ее кожу и вдел серьгу. Просто так, не подразумевая вообще ничего особенного, а ей понравилось. И теперь этой серьги не было на месте. В какой момент, когда, почему? Она не знала. И так чего не коснись. Сестер спрашивать не было смысла, ведь они при всем желании не смогли бы дать ей ответ на все эти странности. Оставалось только надеяться, что в моменты этих провалов она ничего совсем уж непоправимого не натворила. Хотя, даже если и натворила, то жалеть не будет. Было бы что жалеть — общество, которое ее отрицало, но продолжало пользоваться, или свою жизнь, которую Рена презирала всей душой. Смешной, только что она сама упрекала Нейджи в том, что он не умеет радоваться, а вот пожалуйста, поймала себя на мысли, что дешевый угар и злой кураж не заменяет ей счастья. В душе болело. Ночь с Нейджи лишь растравила старые раны. Как будто у нее что-то отняли, что-то ценное и нужное. Но она не могла понять, что. Сказать, что ей было просто тошно, было бы не совсем верно. Все было намного хуже, но более точного слова для определения своего душевного состояния она на тот момент не нашла.

"Может, стоит согласиться с тем, что предложил мне Нейджи? В любом случае, это будет забавно... Хотя, это же не отменяет тех причудливых отношений, что у меня завязались с Гаарой. М-м-м, а что если просто дождаться того момента, когда Гаара вернется в Суннагакуре, а потом с чистой совестью еще раз поговорить с Нейджи. Если та дрянь, которую ему подселили в психику к тому времени не рассосется, то разговор точно состоится".

"Сестры! — Она беззвучно потянулась к сознаниям своих сожительниц. — Что это было?"

Но Сестры молчали, то ли не желая отвечать, то ли просто не зная ответа. Что же, она часто так поступали и их поведение не было для Рены чем-то особо уж удивительным. Она задумалась, пытаясь понять то, что увидела — с подобными вещами она еще никогда не сталкивалась и, если честно, даже не представляла, что такое возможно в природе вообще. Рена восстановила в памяти картинку и теперь вертела ее и так и эдак, пытаясь во всех подробностях рассмотреть мелкие детали. Так что чем больше она размышляла на эту тему, тем больше вопросов возникало.

Во-первых, искусственный очаг был внедрен настолько филигранно, что не было пропущено ни одной связи к которой он крепился. Душа каждого человека не однородна — она больше напоминает море в котором тут и там возвышаются острова или водовороты. Любовь, привязанность, ненависть, презрение выглядят почти одинаково, а возникают и функционируют вообще идентично. Рена называла такие вещи — очагами, потому что перед ее мысленным взором они были пульсирующими энергетическими сгустками, чья интенсивность свечения зависела от силы испытываемых эмоций. Большой шар в оплетке из каналов покоился в "гнезде" в нужном уголке души. "Гнездо" — это нити эмоций и воспоминаний. Например, вот допустим тебе пять лет и тебя отвели в школу и забрали с продленки самым последним, а дети вокруг стояли, тыкали в тебя пальцем и говорили, что твоя мама не придет. Вообще никогда. Вот и будет у тебя тогда милое такое "гнездышко" к которому подведены каналы из "мама никогда не придет", "мама и вправду никогда не придет, потому что я уже остался один", страхом, отчаяньем и обидой. А внутри всей этой конструкции возникнет со временем очаг — страх потери и неумение никого отпускать от себя. И чем чаще ты обращаешься к этим воспоминаниям, тем жарче разгорается "очаг" и тем толще становятся каналы-воспоминания и каналы-эмоции. Когда Рена натыкалась на очаги она с легкостью могла разобрать всю подноготную чувства, лишь взглянув на каналы или просто подергав ее. Но в ситуации с Нейджи она в тот момент не обратила внимания на подобное несоответствие и теперь прекрасно понимала, что добровольно предлагать опять покопаться в его душе Нейджи не будет. А есть вещи которые без согласия, пусть даже и условного, не сделаешь.

Во-вторых, даже представители Великого Дома Яманака, легендарные мозголомы, лучшие в своем деле, вряд ли справились бы с такой задачей, как бы не гордились своим талантом. С виду вообще выглядело, что очаг тут уже очень и очень давно, но против этого явно кричали тонкие, явно недоразвитые связующие-каналы, которые просто физически не могли его напитать. А он горел. Значит, в него зарядили вполне себе приличный заряд энергии для долгой автономной работы, пока каналы не подключаться естественным путям. Но те каналы которые были подведены были подобраны так, что со временем при регулярном обращении к ним очаг мог бы и сформироваться. Но это именно то чудо любви, которое непостижимо смертными. никто не знает из каких вещей именно у него возникнет привязанность, страсть, любовь. А у Нейджи под готовый жаркий очаг подогнали "гнездо". Даже подправили его сексуальные предпочтения, просто добавив пару позиций под которые Рена и подпадала. Более того, очаг был обернут подобием защитной оболочки, которая не давала ему в полную силу изливать свою энергию, но со временем она исстает и тогда ей останется только пожалеть Нейджи. Все выглядело очень естественно, так что у Нейджи не могло возникнуть и доли сомнений в том, что он чувствует. Пытаться что-то объяснять? Без толку, он просто с потрясающим упрямством отмахнется от таких заявлений. Потому что он тоже как и она знает — такое просто не возможно!

В-третьих, даже если ему приживи чужое чувство, то оно бы вызвало мгновенное отторжение. Это все равно что пытаться пришить собачью ногу кому-нибудь на спину. То же неловкое чувство, что она тут как бы не совсем к месту. А у Нейджи вообще полное восприятие нового очага, как будто это все его, родное. Ну не бывает так!

И все таки, как поступить? Соблазн использовать ситуацию в свою пользу был просто непреодолимым. Внезапное осознание степени принуждения гордого Нейджи давало ей все основания полагать, что при правильном подходе его можно будет деражать очень и очень близко. И ее даже не останавливала мысль о том, как на это могла отреагировать клановая родня. Хьюга были весьма придирчивы во вопросах чистоты своей породы. Бьякуган был тщательно взлелеянным Кеккей Генкай и одним из главных достояний Конохи. На Главах клана всегда лежала ответственность за то, чтобы их кровь оставалась сильной, и из-за этого браки внутри клана заключались исключительно после внимательного изучения генетических карт. Внеклановые связи, которые могли принести приплод запрещались под угрозой наказания. Полукровки могли получить или не получить бьякуган, но в любом случае кровь становилась нечистой, а принять такого метиса в Побочную Ветвь было необходимо. В общем, много проблем для всех. Насколько Рене было известно, Хьюга и сами не торопились заводить интрижки на стороне, относясь к своей личной жизни с должной самодисциплиной. Но ситуация была не ординарной. Могло ли это быть провокацией против клана? Возможно, но пока Рена не планировала обзаводиться спиногрызом от кого бы то ни было. Так что, покрутить хвостом с Нейджи можно, но осторожно, как только она выпроводить Гаару обратно в Суннагакуре.

А потом на нее накатило раскаяние. Каким бы он ни был — самоуверенным, гордым до идиотизма, с комплексом неполноценности, но у него нельзя было отнять той внутренней чистоты, которой не было у самой Рены. Да, это было вполне в ее духе измарать и извратить все хорошее, до чего она могла дотянуться. Но сейчас, может пора остановиться? Ведь, черт побери, она могла остановить хотя бы утреннее приключение.

Рена со стоном стукнула лбом об мраморную столешницу. Ощущение ей понравилась, поэтому она приложилась сильнее, а потом еще раз и еще. На каждый удар она цедила сквозь зубы "Дура!".

— М-м-м... дорогая, что это за сеанс самобичевания? — внезапно раздался мурлычущий голос за ее спиной.

У нее каждый волосок на теле встал по стойке "смирно" от неожиданности и она резко обернулась на источник шума. На пороге стоял Орочимару и, склонив голову на бок, наблюдал за происходящим. Через руку у него был перекинут костюм на вешалке, запакованный в пакет с ярлычком из химчистки.

— Я и не думал, что ты практикуешь такой экзотический способ самовнушения. Что-то произошло? — любезно поинтересовался он, пересекая кухню и перекидывая костюм через спинку стула. — Я пришел вернуть костюм. Его даже постирали и погладили.

— Как любезно с твоей стороны, — совсем не любезно буркнула она. — Не мог бы в следующий раз топать погромче? Надоела мне твоя манера подкрадываться. И вообще, когда ты начнешь стучать в дверь и прекратишь вламываться без приглашения в мой дом? Это, по меньшей мере, невежливо...

— О, милая моя девочка, я не вижу смысла тратить время и силы на "вежливость", особенно с тобой. Ведь ты — самая невоспитанная хамка во всей Конохе. — Орочимару усмехнулся, демонстрируя крупные клыки.

"Мало того, что эта тварь ядовитая и с такими зубами, что может прокусить меня насквозь, ему еще надо быть таким ехидным и наглым." — подумала Рена, без удовольствия рассматривая точеное лицо своего гостя.

Орочимару потянул носом и сел без приглашения.

— Сваришь мне кофе?

— С какой стати? — спросила Рена забрасывая ноги на соседний стул.

— Я скажу "пожалуйста".

Рена фыркнула, но встала и достала из морозильника кофейные зерна.

— Мне с твоего "пожалуйста" ничего не перепадает.

— О, меркантильная ты золотце, тогда я как-нибудь тоже тебе что-нибудь сварю.

— Орочимару, от тебя можно только отравы дождаться!

— Ты хранишь кофе в морозильнике? — приподнял бровь Орочимару с удовольствием рассматривая девушку и переводя разговор на другую тему.

— Да. — Рена пока еще дулась на не званного гостя, но не могла скрыть того факта, что ей лестно его присутствие на кухне. Это же как нужно было отличится, чтобы к ней на кофе не считал зазорным заскочить сам великий и ужасный, которого ищут уже лет двадцать и все никак найти не в силах.

— Зачем?

— Так кофе получается ароматнее и вкуснее. Из морозилки в кофемолку, из кофемолки в кофеварку, а оттуда в чашку. Только так и никак иначе.

Рена стала молоть зерна в электрической мельничке для кофе, которую купила на этот случай и которая по цвету ужасно хорошо сочеталась с кухней. Уже от запаха свежесмолотых зерен ей стало лучше. Она даже испытала что-то отдаленно напоминающее благодарность к Орочимару, который отвлек ее от грустных мыслей.

Он сидел на ее кухне, вытянув скрещенные в лодыжках ноги под стол. Плечи его опирались на спинку стула.

— Будь как дома, — сказала она с сарказмом, наблюдая как великий саннин ведет себя совершенно по-хозяйски в ее доме.

Он улыбнулся, совершенно не испытывая неловкости от своего поведения:

— Ты мне расскажешь как провела последние дни?

— Неа. — Она широко зевнула не отвлекаясь от сакрального действия кофеварения.

Он улыбнулся еще шире:

— Ну естественно! И что же тебе не дает поделиться со мной по-дружески новостями? Мне, знаешь ли, скучно.

Рена поставила две чашки, сахар и настоящие сливки из холодильника на стол, игнорируя его вопросы и легкий провокации. Кофе пузырился темной пеной почти вровень с краями джезвы. Аромат шел резкий, теплый и такой густой, что хоть на руки наматывай или подвешивай вместо занавесок на окна.

— Как тебе сделать кофе?

— Как себе.

— Никаких личных предпочтений? — Рена не отрывала глаз от поднимающейся шапочки пены.

Он покачал головой, не вставая со своего места, но потом поняв что его жеста никто не видит, сказал:

— Нет.

— Хорошо.

Рена разлила кофе по чашкам, проигнорировала сахар и сливки, но добавила немного корицы, перца и мускатного ореха и поставила на стол.

— Угощайся.

Орочимару взял чашку обеими руками, поднес к лицу и глубоко вдохнул поднимающийся пар, подержал его в глубине носа и легких. Прикрыл глаза и выдохнул:

— Изумительно...

Пригубил, слизнул острым языком пену с верхней губы и улыбнулся. Они сидели друг напротив друга. Глаза у него были цвета гнилой листвы — теплый густой зеленый цвет, который умудряется еще выглядеть так часто холодным. На лице у него было дружелюбное выражение, а взглядом он следил за всем, что делала Рена. Сейчас его глаза были странно теплыми с еще более странно расширенными зрачками, настолько расширенными, что почти круглыми. А в расширенных зрачках Рена знала толк не понаслышке.

— Ты что-то принимал?

— Угу. — Он даже не пытался отвести взгляд, лишь приподнял уголки бледных губ чуть выше. А потом тут же спрятал мимолетную улыбку за краем чашки.

— Что?

— Опий. Хочешь?

— Нет. Для обкуренного опием ты не слишком сонлив. — Она отставила чашку и плела косу, предварительно распутав колтуны и расчесав кое-как пряди пальцами.

— Потому что меня угостили волшебным напитком богов. Кто тебя научил варить кофе?

— Любовник.

Орочимару усмехнулся:

— У тебя это почти такой же универсальный ответ на все вопросы как и "пошел в задницу".

— Ага. — Зевнула Рена снова берясь за чашку и неторопливо растирая маленькие глоточки горячей, горько-коричной гущи по небу. Первую за день чашку нормального кофе никогда нельзя пить наспех. Потянулась за пепельницей и сигаретами. Орочимару тоже цапнул сигарету из пачки.

— Что тебя беспокоит? У тебя под левым глазом кожа собирается в небольшую складочку, когда ты задумываешься над чем-то, что ставит тебя в тупик.

— Хм, Орочимару, не думала, что ты успел так хорошо изучить мою мимику. — Рена от неожиданности рассмеялась.

— Я наблюдателен, чего и тебе желаю. Так что? Я могу помочь?

— Разве что советом. — Она пожала плечами. — Видишь ли, недавно я столкнулась с задачей, которой вообще быть не могло. То есть наблюдаемое мною явление в буквально противоречит всем принципам, которые я знаю. Это совершенно не возможно! Но задача от моего искреннего недоумения ее существованием от этого проще не стала.

— Вот как. И в какой сфере лежит твоя проблема? — Он был внимателен и снисходителен, но Рена даже не пыталась обижаться — если хоть одна тысячная слухов о его знаниях правдива, то он невероятно умен и научно-подкован.

— Сфера моего интереса в данный момент заключена в менталистике. Эту задачу мне подкинула психика одной моей жертвы. Видишь ли, я могу в определенных условиях визуализировать душу человека. Так вот, в этой душе я нашла постороннее включение, но оно оно настолько хорошо вписывалось в душу, что казалось естественным. А это — невозможно!

Орочимару по мере ее рассказа явно заинтересовался и теперь на его лице не было и следа скуки или снисходительности.

— Х-м-м... Это и вправду... несколько неожиданно, скажем так. Я много работаю в своей практике с душой и ты совершенно права — она неделима. Ее невозможно разорвать на кусочки или подшить ей что-то лишнее. Другое дело психика — тут уже просто неограниченный простор для фантазии и экспериментов. И через психику на душу повлиять можно, но только через нее, никак иначе. Ты уверена в своих наблюдениях?

— Абсолютно. — Рена даже кивнула несколько раз, с жадным интересом рассматривая Орочимару.

Орочимару задумался, подкурил еще одну сигарету и на несколько минут выпал из реальности, полностью погрузившись в свои мысли. Рена боялась даже дышать, лишь бы не помешать его размышлениям. Наконец, сигарета была докурена. Орочимару затушил ее в пепельнице и сложил руки домиком, опирая острый подбородок на переплетенных пальцах.

— Увы, я пока ответить тебе на этот вопрос не могу. Но то, что ты мне рассказала показало на большой пробел в моих знаниях, так что я уделю время этому вопросу.

Рена подавила разочарованный вздох. Он улыбнулся.

— Не расстраивайся. Если ты наблюдаешь что-то, что до этого момента считала невозможным — пересмотри начальные предпосылки. Мы что-то упускаем, какой-то фрагмент мозаики нам не известен. Если ты внесешь уточнения, мне будет легче.

— Не внесу. Ладно, закрыли эту тему. — Она подкурила новую сигарету. — Изначально ты пришел только ради того, чтобы вернуть мне одолженный костюм?

— Не только это. Я хотел полюбопытствовать как ты провела эти дни. — Он неторопливо баловался с дымом пуская кольца. — Мне это интересно.

— Замечательно провела — в ресторане, куда ты меня водил меня отравили, потом пытались выкрасть непонятно кто и зачем, потом я пригрела в своей постели маньяка, изобрела новую технику, от которой толку никакого, а расход чакры — огромный. Затем мне не понятно за что вспороли живот так, что даже самураю завидно станет, хотя, нет, догадываюсь за что, но от этого мне не менее обидно. Из-за этого мучительно сама себя зашивала, извини, но шрамом похвастаться уже не могу. И теперь пью кофе в компании старого, наглого хрыча. Как-то так...

— Однако! — Удивился Орочимару, — Насыщенное у тебя времяпровождение.

— А то! — хмыкнула девушка, выглядывая из-за чашки. — Ну а у тебя как дела?

— Превосходно, но немного скучно. Пара трупов, пара интриг, пара слабоперспективных рекрутов, в общем — ничего особенного и как всегда. Кто тебя ранил? — На этом вопросе его голос резко изменился, хотя тон остался внешне спокойным. Как будто кто-то открыл форточку в зимний двор — холодный, резкий, угрожающий, он скользил кубиком льда по ее коже, собирая кожу в пупырышки.

— Не знаю.

И Рена помолилась, чтобы он поверил, она не хотела стравливать двух монстров из-за своей скромной особы. Свои проблемы она привыкла решать самостоятельно.

Он снова нахмурился.

— Обычно ты не умеешь так хорошо врать. Хотя, врешь ты все-таки хорошо, но до меня не дотягиваешь. У тебя на лице все-все написано.

— Я не вру. Да и откуда тебе знать как я умею, а как нет? — И голос ее звучал спокойно, нормально, правдиво.

Добрая честная Рена.

'Блядь, аж самой смешно' — подумала она, чувствуя как вдоль позвоночника начинает собираться холодный пот. Орочимару внезапно стал страшным — судя по всему он аккуратно придавил ее своим Ки. Чуть-чуть придавил, но ей уже стало плохо.

— Я могу и сам все узнать. — Он облизнулся и Рена с изумлением оценила размер его языка.

— Ого! А член ты тоже так растягивать умеешь? — Не удержалась от вопроса она, когда Орочимару с видимым удовольствием кончик языка отследил свои собственные брови.

— Могу, но зачем? — Он нисколько не смутился, но облизывать себе брови перестал. — Рена, не шути со мной. Если я что-то спрашиваю, то изволь отвечать, я точно знаю, что тебе не понравятся мои меры дознания, которые я могу применить к тебе.

— Орочимару, дед ты неуемный, вперед — используй свои методы, но было бы на что тратить свои таланты. — Она снова уткнулась в чашку.

— Отложим пока этот разговор. — Он хмурился, не смотря на то, что сидел все в той же расслабленной позе.

— Угу.

— Расскажи, кто сегодня спал в твоей постели? От тебя пахнет мужчиной. Это... будоражит. — Опять ухмылка поверх чашки. Злая и почти обиженная. Забавно. — Я не осуждаю твои нравы, ведь и сам далеко не образец чистоты и непорочности. Но в своих поступках будь осторожнее и не переступи черту. Не стоит меня злить и делить свою постель с неизвестными личностями.

Рена очень старалась быть бесстрастной и непроницаемой. А он улыбался своей улыбкой пожирателя канареек. Очень он был собой доволен. А она собой — нет.

— Я думаю, что моя интимная жизнь должна мало тебя интересовать. — Она медленно-медленно выдыхала через нос, чтобы не начать на него орать и не запустить в эту самодовольную морду чем-нибудь тяжелым.

— Но она меня интересует. Я не хочу чтобы вокруг женщины, которую я выбрал для себя крутился кто-то еще. — Орочимару или не понимал, что перегибает палку, или же, что более вероятно, просто плевал на ее мнение.

— Мнение женщины ты, естественно, спросить не удосужился. — Уязвленно спросила Рена, отставляя чашку в сторону.

— Каюсь. Старый развратник надеялся, что все-таки предпочтут его.

— Старый развратник ошибся. — Холодно ответила Рена. — Я никак не могу взять в тол по какому праву ты предъявляешь на меня права?

— По праву сильного. — Орочимару смотрел на нее взглядом демонстротивного превосходства.

— Это правило в таких случаях не работает. — Рена ответила ему самым презрительным взглядом на которой только была способна.

— О-о-о... Тогда у меня для тебя плохие новости, девочка моя. Это правило работает всегда, везде и во всем.

— Это у меня для тебя плохие новости! Я тебе не мешок с редькой, который достанется тому, кто раньше на него сядет. Я тебе не достанусь никогда! Ты мне противен, старый, мерзкий извращенец-педофил! И перестань назвать меня девочкой, тем более своей! Тьфу!

— Но это временно, я полагаю. — Его ничуть не смутил гневный порыв собеседницы. Орочимару вообще вел себя очень спокойно, будто просто доносил до нее азбучные истины. — Я подожду и понаблюдаю за тобой, а потом ты изменишь свое мнение.

— Неправильно полагаешь. Я хоть и предпочитаю зрелых мужчин, но никак не перезрелых как в твоем случае.

Орочимару опять не обиделся, лишь рассмеялся своим странным смехом, от звуков которого Рене хотелось или бежать от него без оглядки, или прижаться к его ногам и тереться лицом об его стопы, млея от удовольствия:

— Ах Рена, ты такая наивная не смотря на всю свою ершистость. Хорошо бы, конечно, завернуть тебя в целлофан и положить на полку в безопасное место и не трогать для большей сохранности этой чистоты, но жизнь — она сложнее. Да и рука у меня не поднимется прятать такое чудо, разве что для себя. Так вот, девочка, ты в силу своего нежного возраста видимо не понимаешь, что человек не может противиться силам, которые его превосходят. Я выбрал тебя для себя по целому ряду причин, пусть многие из этих причин тебе явно не понравятся, но сути это не меняет. Ты моя, потому что я так решил. Точка.

— Орочимару ты меня достал и это уже не смешно. Чего тебе надо от меня?

— Девочка моя, у меня на тебя очень далеко идущие планы...

— И кто из нас тут наивен? — фыркнула Рена и встала вытряхнуть переполнившуюся пепельницу.

— Разумеется ты. Я все это тебе говорю, потому что мне лень играть с тобой в игру "Хороший добрый я спасает маленькую бедную тебя и забирает с собой в светлое семейное будущее". Я уважаю твой ум и характер, чтобы унижать тебя такими манипуляциями. Я предложил тебе власть — ты не хочешь. Предложил знания — ты опять отказалась. Тогда кто тебе виноват, что я возьму тебя с собой силой? Ты можешь попытаться донести на меня этой старой обезьяне. О чем я говорю, тебе даже далеко ходить не нужно — ведь тебя уже пасет АНБУ и тебе достаточно с визгом выбежать из дома и ткнуть пальцем в злого меня. Но это не изменит ничего, ведь я всегда получаю то, что хочу. Так что пожалей этого несчастного парня, который мне на один зуб. Ты не знаешь подробностей и причин моего нукенинства, но ты даже не представляешь масштабов трагедии для Конохи, когда они потеряли меня. Я здесь родился и вырос, знаю о Конохе все, поэтому куда бы тебя от меня не спрятали — найду тебя. Если будет нужно, я изобью тебя до полусмерти, закатаю в бочку и на собственной спине унесу тебя с собой. Ты — моя.

Орочимару смотрел на нее внимательно и серьезно. Хоть его голос был дружелюбным и серьезным, но с каждой фразой его темная Ки все больнее прибивала Рену к полу, явно давая понять, кто хозяин положения. Злость закипела в ней, поднимаясь из глубины, разливаясь по спине и рукам. Рену дико подмывало дать ему по морде и он это прекрасно знал. И ему это нравилось.

— У меня сегодня нет настроение острить. Я пока по-хорошему прошу тебя убраться к чертовой матери отсюда. Кофе ты получил, беседу тоже, так что я свой долг гостеприимства выполнила. Уходи.

— У некоторых людей есть природный талант смотреть на других сверху вниз. Ты им владеешь в совершенстве. Потому что под твоим мрачным взглядом я забываю, что на голову тебя выше и намного старше.

— Уходи. — Рена для наглядности даже показала чашкой в какую сторону. — Пошел вон, сволочь.

— Мне жаль, что ты так упряма. — Он вздохнул, но не отступил.

— Пошел. Вон. Тварь. — Рена скрипела зубами. — После всего того, что ты мне сейчас наговорил, чтобы ноги твоей здесь больше не было. Убирайся!

Осколки чашки еще не успели отзвенеть и осыпаться со стола, как она оказалась распятой на полу с вывернутыми руками. Орочимару смотрел пристально и уже без улыбки. В его взгляде читался и гнев, и удовольствие. Уголки бледных губ чуть подрагивали, будто он с трудом сдерживал улыбку. Она еще не видела его так близко-близко. Оказывается, вокруг глаз была не краска, как она думала сначала, а вполне себе пигментация. Оказывается, что скулы у него такие острые, что о них можно порезаться. Оказывается, что его дыхание пахнет чем-то приятным. Оказывается, что под его взглядом, отказывают ноги и сердце начинает работать с перебоями от страха.

— Чего ты хочешь? — спросила Рена как можно спокойнее, не отводя взгляд от его расширенных темных зрачков.

Великий саннин не отвечал, лишь улыбался все шире, и потому ей пришлось повторить свой вопрос ровным и тихим голосом. Совсем не испуганным. Нет, ну правда не испуганным.

— Чего ты хочешь? — твердо смотреть в глаза сопернику, когда он сидит на твоих бедрах это не самое легкое на свете занятие, но Рена вроде пока справлялась. Она ощущала взгляд Орочимару почти как если бы он водил пальцем по ее телу. Рену затрясло, и она не могла остановиться. Сила его внимания была столь чудовищно невозможна, что он мог бы при желании медленно разорвать ее тело просто внимательно глядя на нее. Но он не причинял ей боли, лишь усугублял страх. Она закрыла глаза, пытаясь избавиться от ощущения его внимания, но от этого его взгляд стал лишь еще более чувствительным. По скулам, по бровям, по губам будто вели холодными мягкими пальцами. Невидимые руки скользнули по шее, растерли пульс на горле, опустились недопустимо низко. Ее сердце билось все быстрее, подгоняемое животным ужасом. Рена слышала, как стучат ее зубы.

По полу расползлась и быстро остывала кофейная лужица. 'Чашку жалко, — мимолетная мысль коснулась сознания Рена, — такими темпами и эти чертовы гости перебьют мне всю посуду в доме'. Мысль о посуде была такой неуместной в сложившейся ситуации, что Рена с облегчением почувствовала, как мысли стали немного четче.

Она была жива. Она была целой. Да, Орочимару напугал ее до заикания, но объективно он не причинил ей никакого вреда. Значит, ему нужно что-то, что она ему в мертвом виде дать не может. Но что? Он упоминал несколько раз, что она ему нужна зачем-то, но трудно представить, что его потребности не выйдут ей потом боком. Мысли девушки завертелись с бешенной скоростью, сменяя одна другую. Сейчас как никогда она ощущала свою неодетость и могущественного шиноби на своем теле. Это пугало и злило, хотя Орочимару никогда не давал ей повода опасаться его, как мужчину. Эта беспомощность перед ситуацией и полное отсутствие идей по поводу того, как спастись доводило ее до исступления.

— Какого черта тебе от меня надо? — зарычала Рена, теряя терпение и пытаясь спровоцировать его хоть уже на какое-то действие, чтобы понимать чего же ждать дальше.

Орочимару молчал, но по его губам зазмеилась странная, не предвещающая ничего хорошего улыбка, а в прищуренных глазах появился совсем уж не хороший блеск. Похоже он ждал от нее каких то действий или хотя бы обозначения намерений.

"Это что, проверка? — Рена задумалась. Ее мысли приняли другое направление. — Вдруг он хочет посмотреть, что я буду делать в такой ситуации?"

Рена решила не ждать куда все это заведет и, вывернув одну руку, двинула его в солнечное сплетение со всей силой, что у нее еще осталась после молниеносной регенерации. Орочимару только ухнул и отмахнул ее ладонью по лицу. На его лице все еще не было гнева, лишь любопытство юного натуралиста в тот момент, когда он обрывают жуку лапки. Голова девушки откинулась и довольно сильно приложилась об пол, а куноичи ощутила вкус крови во рту. Перед глазами поплыли цветные пятна. Он снова поймал ее за руку и неторопливо вернул на прежнее место, сжимая все так же крепко, но не причиняя явного дискомфорта. Он едва ее коснулся, но объяснил свою точку зрения. Рена поняла. Если она хочет обмениваться ударами, то ее вполне могут размолотить в кашу. Не с саннином ей тягаться в дружеском обмене оплеухами.

— Мать твою, сука змееглазая! Что ты хочешь? — Рена вилась под ним, пытаясь извернуться и спастись, но босые пятки не находили опоры, беспомощно скользя по гладкому паркету. Орочимару придавил ее так основательно, что она при всем своем старании не смогла сдвинуть их тела хоть немного в сторону.

Его руки, хоть и были изящными и почти женственными, все таки были куда шире тонких невесомых ладоней девушки, поэтому он без малейшего усилия перехватил оба запястья своей пятерней, освобождая вторую руку, сжимая пальцы, как стальные обручи вокруг ее рук. Это было больно, и Рена старалась не издавать беспомощных стонов. Свободной рукой он ухватил ее за подбородок и повернул ее лицо в сторону, максимально, на грани боли вытянув ее шею. А потом она увидела, как между его бледных губ высунулся язык. Он становился все длиннее, длиннее. Она попыталась закричать, но он легко поймал ее крик, зажав ее рот холодной ладонью. Прикосновение к виску, влага вдоль щеки, вниз к шее. Кончик языка достиг ключицы, обвел мягкую ямку на горле и опять вернулся к ее лицу. А потом он потянул ее лицо в другую сторону и повторил все с начала. В низу живота предательски заныло. Она не понимала как он этого добивается, но ей нравилось, то что он делал. Это было омерзительно, страшно, непристойно, но тело реагировало совершенно не двусмысленно и ему даже не мешал животный ужас. Это начало что-то очень нехорошее напоминать девушке.

Рена смогла и в этот раз вывернуть руку и ударила его по горлу. Он поперхнулся с удивленным видом и втянул прикушенный язык обратно в рот. На ее лицо упало несколько капель крови, а он опять усмехался, демонстрируя перепачканные кровью зубы. Избитая в котлету — это все равно куда лучше, чем изнасилованная. Разве нет?

Он на мгновение застыл и открыл ей свой разум. Как будто открыл запертую дверь. Разум его ударился об внутреннюю защиту Рены, и она забилась в мучительных судорогах, пытаясь избавится от чужого. Его мысли вонзились в мозг куноичи, как ножи, как сны со стальными кромками. Она чувствовала как с ее психики слой за слоем обдирается личность, остается лишь животный инстинкт и желание подчиниться ему беспрекословно. Искры разума великого Санина танцевали у нее под черепной крышкой, и там, где они касались, все немело и болело. А ведь Орочимару не давил на нее, лишь дал прикоснуться к его разуму. А для нее это было равнозначно тому, что он заставил ее взяться голыми руками за провода под напряжением.

— Убирайся из моей головы, слышишь, сука?! — кричала она. Скорчившись на полу, прижав руки к животу, Рена ловила ртом воздух, сердце колотилось где-то у горла, перекрывая дыхание, из носа текла кровь. Гнев тек через нее, чистый и острый. Он-то вышиб наружу последние остатки вмешательства Орочимару в ее разум и рассудок. Наверно он сам удивился встретив такое яростное сопротивление, но удивление явно было приятным. Орочимару нависал над нею, опираясь на руки и улыбался, улыбался, улыбался.

Рена полыхнула на него взглядом — злым, потом испуганным. Орочимару пронесся через ее сознание, как океан через раковину, наполнив и опустошив, вымыв при этом панибратское и несерьезное к нему отношение. Может быть, чтобы ее сломать, ему надо лишить девушку рассудка, но он может это сделать, если захочет. И ничем Рене себя не защитить. Его слова о его методах принуждения приобрели совсем другой окрас и вес. Теперь она не могла воспринимать его не иначе, как страшную тварь, которая может сделать с нею все что угодно. В жизни с ней случалось всякое, но даже когда она была в услужении маньяка, который потрошил и насиловал ее почти каждую ночь, Рена не испытывала такого всепоглощающего чувства обреченности перед судьбой. Орочимару был совершенно прав — для нее он стихия, против которой бессмысленно бороться.

— Ммм... мне нравится твой запах. Твои мысли похожи на землянику. На молодую, чуть кислую земляничку. — Глаза саннина расширились и блестели, узкие зрачки расползлись почти на всю радужку, делая их черными.

— Ты, урод, слезь с меня! — голос Рены был предательски натянут и в нем зазвучали панические нотки. Девушка была напугана таким вторжением — раньше она даже не подозревала, что такое вообще возможно. Наверно не стоило все время уповать на защиту Сестер и пора научиться оборонятся самой. По ее щекам текли беспомощные слезы, за которые она себя возненавидела.

Орочимару улыбнулся, но и не подумал сделать то, что его просили, а наоборот двинул бедрами, недвусмысленно поглаживая напряженной плотью беспомощную девушку.

— Милая моя девочка, ты не должна больше никого к себе подпускать.

— Это мое дело, и ты мне явно не указ! — гневно выкрикнула Рена, пытаясь вывернутся из цепких рук.

— Все таки послушайся меня — это избавит тебе от лишней боли. А делать тебе больно я не хочу. Не заставляй меня быть грубым...

— Грубым? Ты мало что можешь со мной сделать такого, что будет для меня неожиданностью! — Пусть это и было ложью, но Рена пыталась удержать хорошую мину при проигранной игре.

Девушка с яростью вырвала из памяти одно из последних охотничьих воспоминаний и небрежно швырнула Орочимару, пока ментальный контакт не прервался. В довесок отправила и одно из самых тяжелых воспоминаний пятилетней давности.

"Обвисшее в цепях безвольное тело. Кровь темно-красным потоком стекала по груди и впалому животу, застывающая комочками в волосах. Она плескала на пол, дождем постукивая и дребезжа как по фольге. На мокрой кости позвоночника отблескивал свет факелов. Ему разорвали горло. Она разорвала".

"Она растянута на дыбе голая и беспомощная. Кожа вспорота от горла до самого лобка и аккуратно растянута в стороны. На груди она ободрана до костей, а рана присыпана чем-то что не дает ей истечь кровью. Мышцы живота рассечены, открывая доступ в самые глубины ее тела. Над ней система на золотой раме закреплена целая система крючьев на цепочки. Все что можно было из нее вытащить, не вырывая окончательно из нее извлекли и развесили на этих крючьях. Нужно отдать должное мастеру — все было сделано так искусно, что у нее были шансы выжить, если все это запихнуть обратно. Отдельного внимания удостоились ее кишки и теперь она имела прекрасную возможность наблюдать как ее розовые потроха все так же пульсируют и старательно выполняют свою роль. Ее рот забит рвотой, ее голос все никак не сорвется, хотя горло разрывается от боли. Она кричит. Кричит взахлеб, переходя на визг и вой. Серии визгов срываются в стон и долгий не замолкающий вой. Ее до такой степени накачали чем-то, что сознание ее трезвое как стеклышко, а боль всепоглощающе феноменальна. На фоне всего этого ей уже все равно, что кто-то продолжает ее раз за разом трахать, разрывая изнутри и спереди и сзади. Она кричит."

"Перед ней на той же дыбе растянут мужчина. Она занята тем, что аккуратно извлекает его внутренности и развешивает на золотых крючьях. Получается у нее не очень хорошо, но она старается. На юном личике, забрызганном кровью мягкая, очень добрая улыбка. Она как раз занялась его кишками, и по неосторожности разрывает об крюк. Кишка выскальзывает из рук и забрызгивает все вокруг кровью и в большей степени дерьмом, но ее это не останавливает. Она все равно аккуратно цепляется ее на нужно место и начинает вытаскивать очередную петлю из распоротого живота. Он кричит."

Этот кусочек памяти произвел большое впечатление на Орочимару, но вовсе не то, на которое она рассчитывала. Рот растянулся в кошмарной восторженной улыбке. Его суть оказалась извращена не менее чем у самой куноичи, а как бы и не более.

— Горячая девочка, я в тебе не ошибся.

И он наконец-то слез с ее тела.

Рена как на пружинах отскочила в сторону и припав на одно колено заняла защитную стойку и призвала Сестер. Сестры не заставили себя ждать и с охотой обвили ее тело, свешиваясь из рукавов и раскрывая в шипенье пасти.

— Не подходи ко мне! — лицо Рены заострилось, глаза стали густо багровые, с зрачками как маковое зернышко и вздувшимися синими венами на лице и шее. Она захлебывалась плачем.

Орочимару опустился на четвереньки и медленно пополз к ней с непредсказуемой грацией. Увидев его извивающееся в такт каждому движению тело Рена вздрогнула, а Сестры заинтересованно приподняли головы, совершенно не стесняясь чужого присутствия. Она попятилась.

Орочимару полз и полз волоча по полу длинные волосы и не отводя взгляда смотрел на девушку, на букет змей, которые торчали из-за ее плеч и смотрели на него. На его лице застыло странное выражение голода, тоски и предвкушения.

— Не подходи! — Рена попятилась и остановилась только тогда, когда ее спина наткнулась на стену. Дальше деваться было некуда. Под его взглядом путались мысли и просачивался через каждую пору страх. Милый собеседник, который галантно ухаживал в ресторане или веселый куритель травки исчезли. Теперь перед ней была очень сильная, очень старая и могущественная сущность. И она готова была вот-вот ее поглотить. Орочимару оказался уже совсем близко — девушка могла рассмотреть каждую ресницу, каждую складку на коже, каждую точку в глазах. От него пахло кофе, сигаретным дымом и змеиным логовом. Протянув руку он попытался коснутся лица девушки.

Рену такой исход пугал. Зажмурившись она сжала сознание в точку и сквозь него, как через линзу пропустила в сторону приближающего саннина многократно усиленное Ки, все, каким распологала. На миг пелена упала на глаза Рены, затмевая весь мир.

Орочимару вскрикнул, прикрывая глаза ладонью и осел на пол.

* * *

Мерно тикали часы на стене. Мерно капала вода из крана, звонко разбиваясь об стальную кухонную мойку. Из-за окон доносилось приглушенное птичье пение.

Рена подпирала спиной одну стену, а Орочимару — противоположную. Оба тяжело дышали, но отношение к произошедшему у каждого было свое.

— Рена...

— Что?

— Это было потрясающе! Я даже и не думал, что ты настолько необычна.

— Мне что-то совсем не нравится твой способ проводить свободное время. Только не говори, что ты задумал все это только ради того, чтобы пошутить. — Ее трясло от пережитого, от вытряхнутых воспоминаний, о которых думать не хотелось.

— Я пошутил. — Он улыбнулся.

— Не верю. — Девушка подняла голову и прижала ноющий затылок к прохладной стене.

— Хорошо, я был серьезен как никогда. — Тут же переменил свое мнение Орочимару.

— Издеваешься?

— Да.

— Орочимару, я думаю что тебе больше не стоит мозолить мне глаза. Я не желаю тебя больше видеть ближе чем на несколько километров от себя.

— Почему?

— От тебя несет дохлятиной. И моему любовнику не понравится, что какие-то старые хрычи шастают ко мне в гости без приглашения.

Он шумно выдохнул с оттенком рычания.

— Ты невыносима!

Он явно рассердился.

'Отлично. Просто замечательно. Сейчас эта скотина встанет и еще раз меня ментально выебет' — со злостью подумала Рена, но не могла себя заставить даже закрыть глаза.

— Никогда больше не вламывайся в мой дом.

— А то что? — Эти слова были вызовом, злобным и смущенным.

Она стояла на коленях рядом с ним, почти дыша ему в лицо. Орочимару не уловил тот момент, когда она переместилась — она просто исчезла в одном месте и появилась рядом. Волшебство. Он напрягся — он не понял, как она смогла такое сделать. Возле его головы разом оказалось десять очень сердитых змеиных пастей.

Чтобы не заорать, Рене пришлось сделать несколько глубоких вздохов. И сказала она спокойно, тихо и зло:

— Если ты еще раз тронешь меня подобным образом, я тебя убью.

— Ты попытаешься. Все таки я тебе еще не по зубам... — Он приподнялся и в упор посмотрел в ее глаза.

Его лицо было почти прижато к ее. Будто если он вдохнет, девушку к нему притянет и их губы соприкоснуться. Несколько минут продолжалась эта борьба взглядов и шаткое равновесие. Наконец Рена вздохнула, поднялась на ноги, непроизвольно мазнув по лицу мужчины подолом рубахи, и предпочла не заметить как он погладил заинтересованным взглядом стройные ноги, как будто не было жуткой сцены.

— Купишь мне новый сервиз, — решила кончить ничьей их маленький междуусобчик Рена.

— Куплю. — Он легко встал на ноги, будто кто-то потянул за невидимые ниточки. — И Рена, больше не бойся меня.

— Я не боюсь. — Буркнула она, нервно закуривая и пряча трясущиеся пальцы.

— Боишься, что я сделаю с тобой что-то против твоей воли. Так вот, я не люблю принуждать женщин, это не несет никаких положительных впечатлений. Я не скрываю от тебя своей заинтересованности, но если мы когда-нибудь и станем любовниками, то на мое ложе ты взойдешь добровольно.

— Учту.

— Вот и славно. И еще, я, конечно, часто перехожу черту в своей работе, но то, что ты мне показала тебе не грозит. — Его голос был спокойным, усталым и очень серьезным.

Рена не повернулась, поэтому не услышала, как бесшумно Орочимару удалился. Но гнетущая пустота где-то внутри говорила о том, что Орочимару унес с собой какую-то важную часть.

Сестры опечалились после его ухода.

Правда они суки?