Темные Комнаты

Бриану Стоун, в девичестве Спенсер (родня, родня, не сомневайтесь), всегда очень раздражало, что чисто внешне Лекси была вылитая Натали, белокурая и кареглазая, поэтому она так часто подчеркивала ее "спенсеровский" уровень интеллекта.

— Ну что ты думаешь, Льюис? Это превосходная идея, ты не можешь не согласиться!

— Спасибо, что спросили, — усмехнулся я едко, — а я уж думал, вы все решили самостоятельно.

Но почему-то сегодня мама отказывалась вникать в мое настроение, а может, Дэшил на нее так эйфорично действовал. Она отставила чашку и поднялась, мы встали вместе с ней, как подобает джентльменам.

— Мне пора, дорогие мои, мы с Джорджем собрались в оперу. А мне нужно еще приодеться, так что придется вас покинуть.

— В какую еще оперу?

— В Метрополитен-Опера, дорогой, куда же еще. Это ближайший приличный театр, хотя в самолете легко испортить прическу. — Дэшил взял ее руку, чтобы поцеловать, но она сама обняла и поцеловала его в щеку ("детка моя золотая!"), а меня по щеке только хлопнула. — И обещай подумать, Льюис. Хотя о чем тут думать, ты же в своем уме и не должен соображать хуже своей дочери.

Я проводил мамину машину взглядом и вернулся в дом поступью Командора. Дэшил был в холле, стоял в начале лестницы, держась за перила.

— Ты что себе позволяешь?..

Он не ответил, только поднялся на одну ступеньку. Но я и не собирался подходить, мне было до тошноты жутко. И то, что я чувствовал после первого визита сюда и после его ночевки в моем доме, не шло ни в какое сравнение. Может, потому, что душераздирающие вопли Кейна еще звучали в моих ушах.

— Дэшил, я задал вопрос. Как ты это делаешь?

— Делаю что? — отозвался он тихо.

— Манипулируешь людьми. Как это у тебя выходит? Это лайтовский талант или наследство от отца? Хотя у него, помнится, так не получалось.

Я говорил и почти ощущал, как слова горечью разъедают мне слизистую рта. Дэшил медленно опустился на ступеньки, держась за резьбу перил.

— Если бы я так хорошо манипулировал людьми, как вам кажется, — произнес он так, будто тоже чувствовал эту горечь, — то вы бы сейчас на меня не кричали...

Я замолк, будто кто-то враз зажал мне рот ладонью.

— И вы бы не держались на расстоянии, будто я заразный. Вы бы сделали то, чего я хочу, и о чем думал весь этот день, когда вы меня... оставили.

Блин. Правда. Я не подумал о том, что Дэшил никогда не оставался один, вокруг него всегда кто-то был: девочки Берлинг, потом Магнуссен, Бруно, Глэм... Я не подумал о том, как он это перенесет; о том, что он вернулся с того света, — просто оставил и все. После всего, что вчера произошло. Просто оставил. И сейчас шиплю, как змея— идиотка, в бессильной ярости, потому что мне тридцать семь лет, а я не в состоянии решить собственные проблемы. Потому что в эти собственные проблемы всегда входит еще и хренова туча чужих проблем.

Этот чертов сон выбил меня из колеи. Он озвучил мои страхи, и я совсем забыл, что кто-то здесь тоже боится, и возможно, гораздо дольше и сильнее меня. И что было последней каплей — неужели "детка моя золотая"? Да прежде я с ума сходил от злости, когда она меня так называла!

— Прости, — сказал я наконец. — Я просто не знаю, что мне делать.

Он поднял блестящие глаза, на расстоянии казавшиеся совсем черными.

— Для начала подойдите ближе. Ничего я вам не откушу.

Последнее заявление вызвало у меня смешок, и я подошел, медленно, но верно, встал на одну ступеньку ниже. Дэшил оторвался от решетки и обнял меня обеими руками за пояс, ткнулся лицом мне в бок со вздохом, будто что-то свалилось с плеч. У него гора, а у меня вот, вероятно, башня совсем слетела... Но в данный момент моральные разборки были более чем неуместны, и раз по мере поступления уже поздно, я решил решать проблемы по очереди. Поэтому просто осторожно опустил руку ему на голову. Лекси так обнимала меня, только когда радовалась.

А что он чувствует, я толком и не знал.

— Чего ты хочешь? — спросил я.

— Больше ничего, — ответил он приглушенно, так, что я чуть ли не чувствовал оба слова.

— А серьезно?

Он не ответил. Серьезно... О чем я вообще?

— Мне в этом году будет тридцать восемь, — сказал я, все еще держа руку на его голове. Сила (тьма?) встретила меня с удовольствием; тонкая прядка, сумевшая выбраться из тугого творения Брианы, ласково обвила палец. — Я мог быть твоим отцом.

— Не могли бы, — ответил он. — Вы бы никогда не поступили так, как он.

— Теоретически.

— Даже теоретически. — Он поднял лицо, сверху вниз под таким углом я видел почти одни глаза в терновом венце ресниц. — Хотя я получился бы лучше. И вы очень хороший отец, так что, может, я бы этого и хотел.

— Может?

— Может, да... а может, нет.

Я дал ему легкий подзатыльник, и он засмеялся. Потом я присел рядом, заставив его разомкнуть руки.

— Я серьезно, Дэш. Мне почти тридцать восемь, и я понятия не имею, как поступить, чтобы все были довольны. Ты любишь мою семью, моя семья любит тебя, и...

— А этого что, недостаточно?..

Вот уж точно устами младенца. Кто-то мечтал бы и о меньшем, а я все ищу двойное дно и пытаюсь заглянуть вперед и подстелить соломки во всех предполагаемых местах падения. Да так вся скотина Среднего Запада останется без провианта лет на двести...

— Чего ты хочешь, Дэшил?

...детка моя золотая?...

— Вы знаете, чего я хочу, это не вопрос. Я хочу семью, которую люблю, и которая любит меня. А вот чего вы хотите — это вопрос. И вам его решать. — Он встал, и я поднялся вслед, но он остановил меня. — Побудьте один, на вас никто не должен давить, ни Лекси, ни Бриа... то есть миссис Стоун. Ни я тем более. Я буду ждать столько, сколько нужно, и приму любой ответ.

Это было мудро и взросло. Дэшил поднялся наверх, в свою комнату, не оглядываясь, а я вышел на улицу. Сел в машину, понятия не имея, куда поеду. И поехал.

* * *

Странное чувство, знаете ли. Совсем как то, что вело меня в день смерти Бруно. Иррациональное, будто тело пронизано сотней ниточек, и они тянут, как марионетку, так слабенько, но тянут туда, куда нужно. Я послушно следовал ему, пока не выехал за черту города, достаточно далеко, чтобы холмы казались холмиками. Потом остановился и вышел.

Местность была пустынная, но разглядывать пейзаж у меня не было ни желания, ни возможности. Единственное, на что я мог смотреть — это пятно света передо мной. Кто знает, не набеги тучи, может, я бы его и не заметил. Но я заметил и шел к нему, так же, как во сне, только на этот раз ногам ничего не мешало. Я должен был бояться, как во сне, но не боялся. И ни о чем не думал, пока не остановился футах в шести от нее.

Она сидела на большом камне, скрестив стройные ноги, ее окружало сияние — обычное для лайта дело, только вот это был не обычный лайт. Во всяком случае, для меня.

В начале повествования я сказал, что не помню ее лица. Лица посетившего меня ангела. А на деле оказалось, что я всегда ее помнил, и возможно, это была одна из основных причин, почему я влюбился в Натали.

Она действительно была похожа на Натали. Оказывается, я никогда ее не забывал. Никогда.

— Это ведь ты? — спросил я на всякий случай. Она улыбнулась и кивнула.

В прошлый раз на ней было платье, а теперь она больше подражала людям — джинсы, рваные на коленках, и белая майка с надписью "SEXteen", волосы затянуты в хвост. Совсем юная, но все равно она не была похожа на обычную девчонку — и не потому, что люди не светятся.

— Ты мне снилась? — решил уточнить я сразу. Она наморщила лоб и покачала головой — нет.

— Тогда откуда я знал, как ты выглядишь... а, ясно. Я всегда это знал. Значит, во сне я обсуждал свои страхи сам с собой. Так?

Она беззвучно засмеялась и всплеснула руками, мол, вот так штука. Удивительно, Я не могу это передать, но язык ее жестов и мимика при всей тонкости были настолько богаты, что понимать оказалось очень легко без всяких слов.

— Что мне делать? — спросил я устало. Вопрос года.

Она пожала плечами птичьим движением и вздохнула. Потом с вопросительным взглядом указала на меня подбородком.

— Чего я хочу? Если бы знать. Я знаю только, что не могу его бросить.

Она сделала легкий жест и приложила ладонь к груди.

— Не могу или не хочу? И то и другое. Послушайте, — я шагнул вперед, но она остановила меня жестом, едва заметно брызнув искрами. — Ладно, ладно, понял. Неужели вам трудно ему немножко помочь, хотя бы не игнорировать? Ведь его лучшая часть — ваша.

Она нахмурилась и махнула руками накрест, резко.

— Нет? Но почему?

Она провела ребром ладони по горлу.

— Это вам грозит?

Снова покачивание головой — нет.

— А... это потому, что он убийца? Но если вам нечего бояться, то что тогда?

Она посмотрела на свою ладонь и вытерла о джинсы воображаемую грязь.

— Значит, его существование вас оскорбляет, так? Вы не созданы убивать, и поэтому отвергаете его?

Она вздохнула и кивнула, потом указала на меня.

— Меня? Нет, мне он ничего не сделает. — Пожатие плечами. — Откуда, откуда. Оттуда. Знаю и все. — Снова пожатие. — Понимаю, что не ответ, но другого нет.

Она снова вздохнула, приложила руки к груди и протянула ко мне.

— Я тебе не безразличен?

Она кивнула и показала рукой ниже себя, маленький рост.

— Лекси? Она тоже тебе не безразлична, да?

Она нетерпеливо качнула головой, указала на меня и повторила жест.

— Ты помнишь меня маленьким?

Кивок, потом — указательный палец.

— Один? Первый? А, потому что я первый ребенок, которого ты увидела?

Фу-ух, изобразила она, улыбаясь, — наконец-то.

— Так что же мне делать, крестная фея?

Она пожала плечами, на этот раз тяжело, обозначая нелегкость проблемы. Потом показала рукой от себя.

— Это и есть твой совет? Мы уже выяснили, что я не могу и не хочу... хотя, в общем-то, это мне и надо было понять. Исключено. Ну помоги, раз так стремишься! Знаешь, немного облегчить ему жизнь вполне в твоих силах, достаточно, чтобы он перестал ощущать себя монстром. Поговори с ним!

Она сделала круглые глаза и медленно покачала головой. Ни за что. И зачем убеждать монстра, что он не монстр?

— Вот как.

Она развела руками с сожалением, потом медленно поднесла к горлу и повторила жест ребром ладони.

— Что ты пытаешься сказать? Что лучше бы ему умереть? Или не рождаться?

Она кивнула, простодушно глядя мне в глаза.

— И его мать сделала ошибку, отдавая ему жизнь?

Она с ужасом покачала головой и прижала пальцы к виску.

— Она что? Она не собиралась? Это вышло случайно?

Кивок, безнадежный всплеск рук. Ясно. Теперь и не поймешь, что быстрее убило Дэшилову мамочку — черная душа Кейна, отрезанные волосы или его семя.

— И вы бы уничтожили его, если бы могли?

Она просто смотрела, едва приподняв брови. Потом сложила руки на груди.

— Из милосердия. Понятно. Значит, убийство все-таки не так вас оскорбляет, как я думал, да, дорогуша? Ну и пошли вы все знаете куда! Обойдемся без вас. Большая дружная светлая семейка, где нет места неидеальным, знаете, кто вы? Чертовы расисты.

Она обиженно захлопала ресницами, но когда я сделал шаг вперед, обида сменилась легким испугом.

— Я вам не безразличен, да? А он не безразличен мне. И давайте не пытаться друг друга изменить, ясно? Чтобы я вас больше не видел, ни во сне, нигде! Вы нам не нужны!

Я поднял с земли камень, швырнул — и она рассыпалась в свет, как маленький фейерверк, оставив после себя только теплый воздух. Камень попал как раз в середину брызг.

— Ублюдки хреновы, — бормотал я, гоня машину назад в город, — натуральный ку-клукс-клан, блин, поверить не могу. Ну и пошли они. Сами справимся, тоже мне, семья. Вот у нас — семья так семья. А Бруно-то считал, что жертвовать — в природе лайта... Ангелы называется. Одно название.

Добравшись до квартиры, я почти успокоился. И даже, собирая вещи, пытался их складывать, а не швырять, как экзальтированная дамочка, уходящая от мужа. Не так уж много вещей у нас было — все мое уместилось в двух чемоданах и четырех коробках, вещи Лекси — посерьезнее, огромный старомодный чемодан, с которым еще Бриана приехала из Европы. Что до всяких игрушек-побрякушек, я взял только Зулу и то, что было в призеркальном шкафчике, а остальное оставил на ее совесть. И того набралось немало.

На пороге я оглянулся. Удивительно, что ничего не держало меня в этой квартире, где мы с Лекси прожили целых три года. Мы переехали сюда после развода, но я не помню, чтобы и предыдущая покинутая квартира, где мы жили всей семьей, вызывала что-то похожее на привязанность. Может, это потому, что настоящего дома у меня давно уже не было. С детства не было. А я его хотел.

Закинув все, что мог, в машину, я поехал в школу за Лекси. Наверное, лишним будет рассказывать, как она визжала и прыгала по оставшемуся в салоне месту, будто спятившая мартышка. Единственное, что могло ее утихомирить, — это мое заявление, что чем раньше она пристегнет ремень, тем раньше мы доберемся до дома. До дома. Черт, мы действительно ехали домой.

Прямо у дверей меня вдруг снова разобрала злость на всю расистскую лайтобратию, и это мне солидно помогло побросать чемоданы в холл. Александрия была нагружена коробкой с фотографиями и осознанием, что в машине еще таких много. Это не позволило ей как всегда залезть к Дэшилу на руки, в то время как он стоял на лестнице и наблюдал за всем этим с совершенно круглыми глазами.

— Чего стоишь?! — заорал я, бухнув об пол чемодан Лекси, похожий на кофр какой-нибудь актрисы, в котором содержалась вся ее жизнь и шмотки. — Так и будешь любоваться, как мы надрываемся?!

Позже я сообразил, что ему, может, еще нехорошо после вчерашнего, но он поднял мою ношу и понес вверх по лестнице, будто шляпную коробку. Лекси бежала следом, пританцовывая и напевая: "...я не сплю, не ем, я голодна лишь по тебе, когда ты смотришь на меня...". Элтон Джон, "Original sin". Отличная песня для восьмилетки.

— Какая комната моя? — поинтересовалась она сразу же и, получив свободу выбора, заняла апартаменты Глэм. У меня тоже был выбор — комната Бруно на первом этаже или угловая, через одну от Дэшиловой спальни, рядом с сине-молочной. Я выбрал угловую. Частично из-за Лекси, да еще как-то не хотелось мне спать одному на целом этаже.

Она тут же принялась обживаться и расставлять все по местам, аккуратно складывая вещи Глэм, как я велел, в свой чудовищный чемодан. Я просто оставил все посередине комнаты и вышел на лестницу. Дэшил стоял там, у перил, смотря на бардак от коробок и оставшихся вещей внизу, в холле, будто не в состоянии принять реальность происходящего. Упрекать его было трудно. Я сам еще был в шоке.

— Честно говоря, я не верил, что вы выполните обещание, — выдал он наконец, не поворачивая головы. — Я же его отменил.

— Какое обещание?

— Вчера вы обещали мне, что не уйдете, пока я не умру.

Говоря все это, Дэшил старательно сохранял серьезность, но когда я взял его за подбородок и повернул к себе, он уже едва сдерживался. От смеха его глаза казались светлее, как солнце через темно— синий витраж.