| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Старый одноглазый полководец сгорбился и закрыл лицо ладонями, но просидел он так недолго.
— Не время горевать! — произнес вслух Субэдэй, распрямляя спину. — Вина моя безмерна, и в свое время я за нее отвечу. А пока я должен отвести беду от трех уцелевших сыновей Джучи и покарать этого меркитского выродка Кюлькана. Но сначала, мне нужно забить в колодки изменника Бурундая и содрать шкуру с урусута, осмелившегося поднять руку на потомков Священного Воителя.
* * *
* * *
* * *
* * *
— Так, кажется, процесс пошел, — прошептал Горчаков и утер со лба выступившую от волнения испарину.
На его глазах в ближайших куренях поднялась суматоха, воины надевали доспехи и садились на коней. Вся эта опасная игра одновременно затягивала и пугала. "Как ни крути, а это не компьютер и запасной жизни у меня нет, — с тревогой подумал Олег. — Нас здесь две тысячи против семидесяти — убийственное соотношение, причем убийственное в самом прямом смысле. Если Субэдэй не сцепится с Бурундаем, вряд ли кто-то из нас выберется отсюда живым". Горчаков трижды сплюнул через левое плечо, постучал по стволу березы, под которой он лежал и снова взялся за бинокль. По его предположениям, Субэдэй не должен был сунуться с малой охраной в курень предполагаемого мятежника. "Самый разумный выход — это окружить Бурундая превосходящими силами, а потом предъявить ему ультиматум или вызвать на переговоры и арестовать" — рассуждал Олег. Сзади раздался шорох. Горчаков резко обернулся и увидел Коловрата, который, пригнувшись, крался от дерева к дереву.
— Ложись ты, заметят! — пошипел Олег.
Евпатий послушался, но подобравшись ближе, не удержался и возразил:
— Зря волнуешься. Никто нас здесь не заметит. Далеко мы. К тому же, тени от деревьев нас укрывают.
Горчаков не ответил и снова поднес бинокль к глазам.
— Долго не кажешься, пришел проведать, — кратко объяснил Коловрат причину своего визита. — Высмотрел чего, аль нет? Я вот и без труб твоих волшебных вижу, что мунгалы ратиться собираются. Стало быть, удалась твоя задумка?
— Не ведаю пока, и сглазить боюсь, — ответил Олег.
Евпатий хмыкнул.
— Дык поплюй через плечо на посрамление мелкому бесу, — посоветовал он с ухмылкой.
— Плевался ужо, — проворчал Горчаков.
Смотреть лежа было как-то не слишком удобно. "А Евпатий, пожалуй, прав, — подумал Олег, — до ближайшего монгольского куреня больше четырехсот метров, а мы действительно в тени под кронами и на пестром фоне из древесных стволов и молодых елок". Успокоив себя этими мыслями, он поднялся на ноги. Новый угол зрения развернул картинку в глубину, и Олегу стали лучше видны пугающе огромные массы конницы, передвигавшиеся на равнине.
Глава 20
Слуга внес блюдо с вареной бараниной, а следом, едва не сбив его с ног, в шатер вбежал один из тургаудов.
— Наши курени окружают тумены Субэдэя! — доложил он, собравшемуся поужинать, Бурундаю.
Темник вздрогнул так, что расплескал кумыс из фарфоровой пиалы, которую держал в руке. "Значит, Субэдэй поймал, ехавшего ко мне, урусута" — быстро подумал Бурундай. Он так и не решил, что же ему делать. "Как я покажусь на глаза Тулую, если Менгу и Бучек действительно мертвы?" — этот вопрос Бурундай задавал себе многократно. Он, словно бы наяву, видел, как искажается от горя и гнева круглое лицо Тулуя, как хан кричит на него, а потом приказывает забить в колодки.
В том, что Тулуй велит надеть ему на шею окованную железом березовую кангу, Бурундай не сомневался. А вот дальнейшее зависело от воли Вечного Неба и множества других причин. Тулуй был вспыльчив, но отходчив. Он вполне мог продержать Бурундая пару недель в канге, прикованной цепью к столбу, а потом помиловать. "Эх, если бы дело было только в Тулуе!" — не раз сокрушался Бурундай за пошедший день. Гнев Великого кагана пугал его много больше, чем встреча со своим ханом. Бурундай уже несколько лет возглавлял правое крыло монгольского войска, состоявшее из воинов тулуева улуса и, в виду своих заслуг, он мог рассчитывать на снисхождение Тулуя. В то время как от Великого кагана Угэдэя ничего хорошего ждать не приходилось. Угэдэй еще с юности славился жестокостью и беспощадностью. Именно поэтому Священный Воитель назначил его своим наследником, в обход старшего сына Джучи.
— Скажи сигнальщикам, пусть бьют в барабан, и сразу скачи к Хучару. Передай ему: пусть сажает на коней свой тумен и едет сюда, — распорядился Бурундай, посмотрев на тургауда.
— Внимание и повиновение! — ответил тот и выскочил из шатра.
— Подай доспехи, — велел темник рабу-китайцу — хорошо воспитанному и образованному юноше, сыну высокопоставленного чиновника цзиньского императора, убитого монголами при взятии Цайчжоу.
Китаец осторожно поставил золотой поднос с жирными кусками парящего мяса на низенький вычурный столик с темной полированной крышкой. После чего церемонно поклонился и направился к лежавшим на сундуках доспехам. Двигался он плавно и бесшумно. Бурундай посмотрел на горячую баранину, посыпанную мелко искрошенными листьями черемши и, вместо недавнего аппетита, почувствовал отвращение. От сильной тревоги у него сжались и, словно бы, занемели внутренности. Ощутив сухость во рту, темник поднес к губам пиалу с кумысом, которую все еще держал в руке и выпил ее крупными глотками. От кислого напитка стало заметно лучше. Бурундай поставил пиалу на стол и поднялся на ноги. Китаец-раб уже стоял наготове. С его помощью темник надел длинный кожаный халат с широким рукавами до локтя и глубоким разрезом сзади, обшитый сверху донизу продолговатыми стальными пластинами, перекрывавшими друг друга на манер китайской черепицы. Слуга застегнул пряжки доспеха на груди и животе, после чего повязал поверх лат шелковый кушак и прижал его узким кожаным поясом украшенном золотыми бляшками. С пояса на двух ремешках свисал прямой китайский меч с одним крупным рубином в навершии золотой рукояти и шестью мелкими в перекрестье. Облачение в доспехи проходило под гулкие удары сигнального барабана. Закончив с поясом, слуга застегнул на руках господина хорезмийские посеребренные наручи с причудливой гравировкой в виде растительного орнамента, обрамлявшего цитаты из Корана, начертанные арабской вязью.
— Это не надо, — буркнул темник, когда китаец принес низкий шлем с забралом в виде человеческого лица и круговой бармицей из кожаных полос и стальных пластин, защищавших не только шею и затылок, но еще и горло с подбородком.
Перешагнув порог шатра, Бурундай остановился и подождал, пока телохранитель приведет коня — такому важному господину, как он не пристало ходить пешком. Взобравшись на стройного кыпчакского жеребца, Бурундай осмотрелся с высоты седла. Происходившее в собственном курене, его не интересовало, здесь все шло, как обычно. Опытные десятники и сотники знали, что им надлежало делать, когда барабан подавал сигнал садиться на коней. Привстав на стременах и вытянув шею, полководец посмотрел поверх юрт и увидел, что два куреня его корпуса действительно окружают с трех сторон.
— Старый мангус! — прошипел Бурундай, имея в виду Субэдэя, и плюхнулся на седло.
Если бы перед темником были настоящие враги, он бы немедленно отдал приказ прорываться из окружения. Но сейчас Бурундай не мог на это решиться, ибо не был уверен в том, что воины выполнят его приказ: атаковать своих.
Поблизости раздался топот копыт. Полководец повернул голову. Между юртами охраны проскакал темник Хучар, возглавлявший второй тумен корпуса.
— Что происходит?! — спросил Хучар, осадив коня перед Бурундаем.
От волнения его голос сорвался на визг. Темник прокашлялся и продолжил уже спокойнее:
— Я не понимаю, что делает Субэдэй и зачем ему это нужно. Быть может, в старика вселился мангус? Что ты сам об этом думаешь?
— Субэдэй считает нас мятежниками, — мрачно ответил Бурундай.
Услышав такое объяснение, Хучар на несколько мгновений замер с открытым ртом, а потом затряс головой, словно отгоняя морок.
— Субэдэй. Считает. Нас. Мятежниками? — раздельно переспросил он. — Но почему?!— Хасар выпучил глаза, а его голос опять "дал петуха". — Что мы такого сделали?!
— Пока ничего.
Бурундай дернул закованным в сталь плечом. Потом снова поднялся на стременах и посмотрел вдаль. "Даже если воины не откажутся сражаться, мы все равно не прорвемся, — подумал он, обнаружив на пределе видимости темную полоску. — Хитрый Субэдэй обложил нас тремя туменами, а еще два поставил за ними. Если мы каким-то чудом вырвемся из одной петли, нас тут же окружат снова, и на второй прорыв, уже не останется сил. Так, что? Выходит, мне конец?". И здесь Бурундай понял, что отдав приказ об атаке, он точно обречет себя на гибель. Темник вспомнил, что говорил Священный Воитель: "Нельзя вернуть выпущенную стрелу. Когда я посылаю войско в бой, на этом моя воля заканчивается. Дальнейшее в воле Вечного Неба". "Да. А еще он говорил: вскочив на коня, надо взмахнуть плетью, а не сползать обратно!" — возразил себе Бурундай и попытался понять: а он сам уже "вскочил на коня"? "Если я начну битву, то проиграю ее, и тогда Субэдэй снимет мне голову, если она к тому времени еще останется на плечах, — подумал темник. — Я же не сказал Черному соколу "Да"! — ухватился он за спасительную мысль. — Значит, пока, Субэдэй может обвинить меня только в том, что я не приказал тургаудам схватить урусута. А это маленькая вина. Мне нужно как-то договориться с Субэдэем и Берке, — решил Бурундай. — До кагана Угэдэя почти год пути. Его гнев обрушится на меня еще не скоро. А может, и никогда, если каган умрет раньше, чем закончится этот поход, что вполне может случиться. Мне нужно сохранить свою жизнь здесь и сейчас! А что будет дальше — посмотрим. Главное, дожить до этого "дальше".
* * *
* * *
* * *
* * *
Как-то, Горчакову попался в интернете забавный прикол. Кто-то из мореманов разместил в сети фото, сделанное с мостика сухогруза в жестокий шторм. Судно в момент съемки скатилось с одной волны и с разгона врезалось в другую. Пенный поток почти скрыл нос сухогруза. Зрелище было эпическое и жутковатое. Внизу фото Олег прочел надпись сделанную крупным шрифтом: "И тут Вася понял, что быть моряком ему больше не нравится". Сейчас, надевая с помощью Вадима доспехи, он чувствовал себя, как тот самый Вася. Впору было размещать свое фото с подписью: "И тут Олег понял, что быть супер-героем ему больше не нравится!".
Как всегда, в теории, все выходило просто и изящно: занять исходную позицию, спровоцировать стычку между монгольскими полководцами, после чего "под шумок" атаковать ближайший курень, покончить с чингизидами и отступить к Зябловскому лесу, где воины Юрия Всеволодовича уже должны были проделать проход в засеках. "Шикарный план! Шеф!" — как говорил Папанов в "Бриллиантовой руке". — Угу, шикарный. Если начнем отступать прямо сейчас, то, возможно, и уцелеем. Да что же это такое! — возмутился про себя Горчаков. — С февраля пыжусь, и ни один мой план еще не сработал, как должно! Нет, ну с какого перепугу, я решил, что Берке с братьями будет сидеть в своем курене? Стратег, блин, недоделанный!".
Пятнадцать минут назад, видя, что монгольские сотни покидают лагерь, довольный Олег сосредоточил внимание на ближайшем курене, но, вскоре, едва не взвыл от досады.
— Как же я лоханулся! — прошептал он, когда отряд, примерно, из пяти сотен всадников, находившийся до этого внутри центрального кольца юрт, покинул "место прежней дислокации" и направился на север.
В двенадцатикратный бинокль Горчакову даже удалось разглядеть золотые зонтики с длинными белоснежными щетками из конских хвостов — личные туги чингизидов.
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Олег вытянул руку в сторону и придержал "большой наплечник", пока Вадим пристегивал его к "латному ожерелью", надетому под кирасу и застегивал ремешки внизу. Большой наплечник, в отличие от малого, защищал не только плечевой сустав, но так же, часть груди и лопатку. Снизу к нему крепилась деталь, в виде трубы из двух половинок, охватывавшая верхнюю и среднюю треть плеча. Нижняя треть плеча, локтевой сустав и предплечье имели общую защиту, которую в Средние века называли ручные латы или наручники. Доспехи типа "Поздний Милан", которые изготовил для себя Горчаков, давали двойную защиту для большей части груди и лопаток, где первым слоем являлась кираса, а вторым были большие наплечники. Шею, горло и ключицы защищало латное ожерелье, и то же самое делала нижняя часть полностью закрытого шлема. Наручники защищали предплечья, а сверху их на две трети перекрывали длинные раструбы латных перчаток. В общем, доспехи Олега надежно защищали его от стрел и мечей, но были совершенно не приспособлены для стрельбы из снайперской винтовки.
С помощью оруженосца Горчаков облачился в латы почти полностью, недоставало только правого наплечника, перчатки и шлема.
— Чудная бронь! — подивился Станята. — Это где ж такие куют, Олег Иванович?
— А ежели и на правое плечо железо взденешь, мечем-то, взмахнуть сможешь? — не удержался от вопроса и Коловрат.
— Еще как смогу! — заверил его Горчаков. — Да и махал ужо не раз. Сброю эту я сам выковал, — ответил он на вопрос Станяты.
— Во как?! — изумился дружинник и обошел вокруг Олега, с еще большим интересом, разглядывая его латы.
— Снова ты меня удивил, Олег Иванович, — подал голос, стоявший тут же, Всеволод Юрьевич. — Ты, оказывается, на все руки мастер.
— Ага, — кивнул Горчаков, — и жнец, и швец, и на дуде игрец. Нашли время, для разговоров пустопорожних.
После этих слов он снял с седла СВД и попробовал прицелиться. Край кирасы мешал нормально упереть приклад в плечо, но, в целом было терпимо. "Стрелять можно и в кирасе" — заключил Олег. Дальше он попытался заглянуть в оптический прицел, но широкий стальной ошейник латного ожерелья уперся в шею и не дал наклонить голову.
— Твою мать! — выругался Горчаков.
Его несдержанность можно было понять — чтобы избавиться от ожерелья, надо было сперва снять только что, надетый наплечник, а потом еще и кирасу.
— Нахрена я вообще его надевал! — злобно прошипел Олег. — Вадим, шевелись! Давай, снимай это.
Шлем Горчакова был сделан по лучшим образцам кирасирских шлемов семнадцатого века и имел внизу что-то вроде широкой стальной юбки, переходившей спереди в горжет и отлично защищавшей все то, что должно было оберегать от ударов латное ожерелье.
После потраченных впустую минут, освободившийся от ожерелья Олег, попытался прицелиться в шлеме, но это оказалось невозможно в принце. Наклонять голову еще получалось, но только без винтовки, а стоило поднести ее к плечу, как стальной горжет тут же, упирался в приклад.
— Олег Иванович, а давай я повезу шлем, а потом подам, когда будет нужно, — предложил Вадим.
"Только тебя там не хватало" — подумал Горчаков. Ему меньше всего хотелось брать с собой на это опасное дело шестнадцатилетнего мальчишку. Повертев в руках гладкую стальную сферу с гребнем, Олег еще раз убедился, что возить с собой шлем, он может только в мешке.
— А давай, боярин, шеломами обменяемся, — предложил Всеволод Юрьевич.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
