Четыре грани 3.1

Встреча обоза в крепости, несмотря на некую торжественность, создаваемую зажженными факелами, вышла немного скомканной. Пострадавшего парнишку выгрузили из саней на носилки и прямо в одеялах перетащили в лазарет. Халар выбрал двоих бойцов себе в помощь, потому что ворочать безвольное застывшее тело обмороженного, раздевая и аккуратно растирая его, чтобы не повредить еще больше кожу и бесчувственные конечности, ему одному не хватило бы сил и времени. Пока он готовил необходимые лекарства, чтобы предотвратить отмирание обмороженных тканей и попытаться, если не остановить, то хотя бы облегчить течение уже начавшегося воспалительного процесса в простуженных внутренних органах, бойцы срезали с несчастного одежду. Потому как снять ее не представлялось возможности. Затем перенесли очнувшегося, но все еще пребывающего в отчаянной апатии парня на койку.

Им обоим, конечно, было бы интереснее посмотреть на подарки от таура, они и не ожидали, что обоз варваров окажется таким внушительным.

— Ух ты, ёоо... — прошептал один.

— Вот это да... Надо ж, как к нему жизнь несправедлива...

Обернувшись к парням, с нескрываемым любопытством бессовестно разглядывающим обнаженное скрюченное тело, Халар спросил в чем дело?

— Да у него тут всего пол... ну этого... — ткнул пальцем Волош в направлении паха лежавшего.

— Волки, что ли, откусили?

— Охренел? Какие волки? Штаны-то целы были...

Лекарь подошел ближе, чтобы убедиться в своих предположениях насчет того, что так удивило молодых бойцов, и снисходительно усмехнулся:

— Да все у него на месте. Просто обрезана крайняя плоть.

— Зачем?!

— Как это?

— Есть такие народы, у которых принято делать мальчикам обрезание еще в нежном возрасте.

— Спаси Всевидящие! — эмоционально воскликнул Вол.

А второй лишь, как показалось ему, незаметно машинально пощупал собственное хозяйство, успокоено выдохнув, что у него все на месте.

— Правда, живут они в основном на юге, — продолжил лекарь.

— Да откуда у нас-то такие взялись?

— Да кто же знает? Торговые люди где только не живут. Одно плохо. Таких и впрямь у нас нечасто встретишь. Так что, туго ему придется, если теперь вот один мужик в семье остался. Сейчас, по синюшному цвету кожи и общему состоянию, трудно предположить, к какому роду он относится, но все-таки, думаю, что я прав... Как тебя зовут-то, бедолага? — склонился к лицу постанывающего больного мужчина.

— Да.. Давид... — еле слышно просипел несчастный, которому было сейчас абсолютно наплевать, что там обсуждают над его головой эти люди-тени. Тела своего он по-прежнему не чувствовал, боль от потери отца затмевала странное ощущение борющихся внутри него стихий: снаружи — стылого льда, а внутри — бушующего огня. Во рту было сухо, а в ушах стоял тихий звон, будто он оказался под толщей воды, как тогда, в детстве, когда на спор пытался донырнуть до самого дна в заливе на морском побережье. И точно так же казалось, что в легких заканчивается воздух, потому что грудь нестерпимо давило. Из двоих отчаянных братьев вынырнул обратно только один, младший... И тогда, почерневшие от горя родители приняли нелегкое решение навсегда покинуть землю, отнявшую их первенца. А потом долго скитались по разным местам, пока не осели в здешнем, оказавшемся суровом крае. Сестренки родились уже тут... Но не прошло и пяти лет, как счастье снова покинуло семью...

— Давид, — повторил Халар, будто пробуя на вкус непривычное слуху имя. — Ну вот и славно, давай-ка, малый, хлебни отварчику... — поднес он к растрескавшимся губам парня стакан. — Давай, давай, пей, надо проглотить, — уговаривал лекарь юношу, поддерживая его голову. Правда, снадобья мало попало внутрь по назначению, тот пока еще не мог глотать, и большая часть пролилась мимо, выплескиваясь обратно в уголках истерзанных лютым морозом губ.

Но Халар не слишком переживал. Отвара много. Сейчас главное растереть снаружи и повторить попытку влить лекарство внутрь.

— Давайте-ка, чем языками трепать, лучше помогите мне, только очень осторожно! — велел лекарь притихшим солдатам, а сам принялся аккуратно растирать ступни и скрюченные пальцы ног парня. — А вы вон руки пока разотрите. Да не сильно дави, Вол! С твоей силой только подковы гнуть, — сердито заметил Халар. — Если бы просто замерз, то можно, а тут, я боюсь, как бы заражение крови не пошло, как отходить начнет.

Совместные усилия борющихся за жизнь купеческого сына людей не прошли даром. И через некоторое время, оглушенные душераздирающим зрелищем беззвучно орущего от боли парня (потому что его простуженное горло отказывалось издавать звуки), Халар удовлетворенно кивнул, завязывая последнюю ленту тряпицы, пропитанной какой-то жирной мазью.

Давид представлял сейчас жалкое и в чем-то комичное зрелище. Всклоченные иссиня-черные вьющиеся волосы растрепались по подушке, когда он метался, пытаясь уползти от одуряющей боли оживающей в жилах крови, разгоняемой умелыми руками здешнего целителя. Онемевшие пальцы всех конечностей пронизывало острейшими иглами, будто в пыточной камере безжалостного палача-садиста, но спрятаться он не мог. Его крепко держали, переворачивая по команде, две пары грубых рук, а еще одна пара продолжала измываться над беспомощным обнаженным телом, сотрясая, растирая и похлопывая до тех пор, пока вся поверхность кожи не загорелась пламенем. Он уже не соображал, отчего стало мокрым его лицо — то ли от выступившей испарины, то ли от слез, душивших его из-за сводящей с ума боли, от отчаянного нежелания примиряться с действительностью грядущих дней или от стыда, что чужие руки снуют везде, даже там, где им быть никак не полагается. А потом все его четыре конечности плотно забинтовали. Как выглядят его ступни с отмороженными пальцами — Давид не видел, не в силах приподнять голову, но скосив глаза, затянутые туманной пленкой, 'полюбовался' на аккуратные 'культи' рук.

Затем его до самой макушки закутали в колючее шерстяное одеяло и накрыли еще одним сверху.

— Ну все, парень, теперь держись, ладно? Я тут за тобой присмотрю, но и ты не вздумай помирать раньше времени. Теперь тебе этого никак нельзя допустить. Понимаешь? — погладил уже горячий лоб раскрасневшегося пациента лекарь, невольно отметив, что мальчишка-то совсем еще юн. Едва ли старше Мартина или Ренальда. Симпатичный. Даже немного крупноватый для утонченного лица нос с характерной для южан горбинкой не слишком портили общее впечатление. Хотя для купца, в отличие от наложника, внешние данные не играют значительной роли. А уж в его-то случае — могут не столько помочь, сколько навредить. Слишком уж молод для самостоятельного ведения торговых дел. И с его внешностью, оставшийся без родичей, способных защитить, может угодить 'под защиту', к каким-нибудь похотливым подонкам, которые не станут довольствоваться лишь процентом с совместных сделок...

'Вот ведь, ровесники, а какие судьбы у ребят...' — сочувственно вздохнул мужчина.

Давид только прикрыл глаза. У него не осталось сил даже для того, чтобы кивнуть, то ли соглашаясь, то ли благодаря. Холод отступил, и теперь его пожирало пламя. Черное, густое, дымное, мешающее дышать. Казалось, что кожа пузырится и лопается от этого нестерпимого жара, до слез разъедает глаза и не видно, в какую сторону двигаться, чтобы сбежать, выбраться из этого ужасного места.

— Ну вот, кровь разошлась. Теперь жар поднимется, — озабоченно потрогал пылающий мокрый лоб парня Халар, скользнул пальцами на яремную вену, сосчитал учащенный пульс и покачал головой. — Если ему удастся перенести кризис, будет жить.

— А руки-ноги? — кивнул Волош на заваленное одеялами тело.

— Я же говорю, если кровь справится, останутся целы. Ну, кожа-то и ногти, скорее всего, слезут. Да было бы мясо, остальное опять нарастет. Какие его годы! — оптимистично заметил хозяин лазарета. — Давай-ка, ты забери-ка вон чужие одеяла, да верни степнякам, — кивнул он одному из солдат. — А ты, Вол, побудь пока здесь. Если что изменится в его состоянии, зови. Руки-ноги тоже, конечно, хорошее дело, но и без них живут. А меня сейчас больше волнует, удастся ли спасти легкие. Без них-то долго не протянуть, — отправился он готовить очередное зелье.

Даже после того, как найденыша унесли в лазарет, спешившиеся варвары в дом проходить не торопились. Аслан прекрасно понимал причины их поведения и знал, что в дом они не пошли бы, даже если он сейчас их пригласит. Вначале родичи, согласно традиции, должны вручить подарки тому, кому они предназначались.

Хозяин Замка вздохнул, покосившись на застывшего статуей Ренальда, стоявшего во дворе рядом с Тессой. Вообще-то он понимал состояние мальчишки. Поскольку он и сам был слегка удивлен размером подношения. И вообще хотел бы сделать из этого события более скромное мероприятие. Не слишком хорошо получается, что его бойцы оказались вынужденными свидетелями щедрости таура к его наложнику. Вряд ли по-настоящему будут завидовать парню, но кто знает? Да и объяснять кому-либо, почему его рабу степняки дарят такие подарки, не хотелось. В лицо, конечно, ни его, ни Ренальда об этом не спросят, но шепотков за спиной избежать вряд ли удастся.

С другой стороны Аслан понимал, что у варваров был свой интерес, и осуществлять свою миссию украдкой, вдали от посторонних глаз, они не будут. Ведь степняки привезли свои дары не просто новому соплеменнику Клана, а тому, кого Даут признал своим кровным родичем, отводя ему своим признанием весьма заметное место в клановой иерархии. Кроме того, Таур был действительно богат, хотя никогда особенно это и не показывал, довольствуясь достаточным минимумом для своей полуаскетичной жизни воина-наставника. А вот для Ренальда от всей своей души собрал, похоже, абсолютно все необходимое, что полагалось бы иметь, например, его сыновьям в таком же возрасте. Другое дело, что мальчишки-степняки сами старались обзавестись имуществом к совершеннолетию, а дальше только увеличивать свое состояние, чтобы иметь лучших коней и оружие, да и покрасоваться перед девушками, надеясь, что именно его предпочтет потенциальная невеста. В этом был свой резон, когда в Степи на пятерых отменных воинов приходится лишь одна женщина.

Поэтому лаэр и не торопился показывать свое возмущение, тем более прилюдно, потому как хорошо знал, что родичи в любой момент готовы забрать его Котенка в Степь. Однако легкое чувство досады появившееся у него в душе при взгляде на размеры прибывшего обоза проходить не спешило. В конце концов, Рени в его доме и так ни в чем не нуждался! И он сам вполне в состоянии обеспечить Тессино Солнышко всем необходимым. Хотя, с другой стороны, его щедрость была бы воспринята остальными обитателями крепости еще более неоднозначно. И с этим тоже приходилось мириться.

Он уже успел переговорить с Айдаром, возглавлявшим нынешний отряд сопровождения, дескать, может быть, не стоит устраивать такого помпезного зрелища, но друг детства неподдельно возмутился: 'Да ты что? Парни так рвались нового родича повидать, посмотреть, какое впечатление произведут дары. Это ж такая честь! Счастье же, что таур не только родича нашел, когда уже и не чаял, но он же еще и в наш Род вошел! Так что завязывай глупости говорить!'

И вот теперь, еще раз тяжело вздохнув и мысленно поблагодарив Великих Духов, что гостей из столицы пока нет, чтобы доложить отцу, что тут у него в крепости творится (на своих-то людей он мог положиться), Аслан поманил Рени ближе. Неуверенно обернувшись на свою госпожу и дождавшись ее кивка, взволнованный юноша подошел к лаэру, который быстро поправил на нем каршифф и подтолкнул вперед, шепнув, чтобы тот не смущался.

Айдар сверкал белозубой улыбкой, понимая состояние парня, не привыкшего к таким почестям, и потому не ждал от него каких-либо действий, а сам шагнул вперед и торжественно вручил повод от упряжи лошади, стоявшей во главе обоза. Символически передавая дары и снимая с себя ответственность за сопровождение:

— Ренальд, прими дары от старшего родича младшему, — произнес ритуальную фразу мужчина.

Наложник лаэра машинально стиснул повод и мучительно покраснел. Все внимание на плацу: и солдат гарнизона, и прочих обитателей крепости, и гостей-варваров было приковано к нему, а он просто не знал, что должен сказать в ответ. Ведь одного простого 'благодарю' явно недостаточно за такую неслыханную щедрость. Да и вообще мелькала мысль, что все это не по-настоящему, а какая-то шутка. Только очень жестокая. Нет, ему не жаль было бы расстаться с подарками, тем более, пока что он ничего еще и не видел, скрытое мешковиной, опутавшей внушительные тюки и какие-то сундуки. Но было бы неприятно услышать дружный смех и не слишком искренне похлопывание по плечу, дескать, ну что, купился, дурачок?

Вот ведь, о многом успел расспросить Аслана, а о таком — нет. Его на тот момент больше пугала встреча с мастером татуировок .

В результате теперь Рени оказался в совершенной растерянности. Хвала Всевидящим, что недолго! Потому что Аслан сообразил причину его заминки и шепотом подсказал из-за спины правильный ответ. Ему же осталось только повторить, стараясь, чтобы голос не слишком звенел от волнения, и казался более уверенным:

— Это огромная честь для меня. Принимаю с искренней благодарностью и приглашаю всех в дом, отдохнуть с дальней дороги и отведать нашего угощения.

Машинально повторив слова подсказки, Ренальд недоуменно обернулся на хозяина, не совсем понимая, уместно ли не только старших воинов приглашать в хозяйский дом. Насколько он помнил по прошлому визиту степняков, такой чести удостаивались лишь несколько человек. Но оно и понятно. К Тагиру и Дауту — особое уважение. Айдар — друг детства Аслана. И Руслан — его племянник. А теперь?

Но Аслан кивком указал в сторону второй казармы, как раз приготовленной к приезду степняков. И юноша облегченно выдохнул.

Закончив обязательную часть символической передачи даров, Айдар неожиданно придвинулся ближе и заметил:

— Коней лучше сам в стойла заводи. С самого начала пусть знают одного хозяина.

И только тут Ренальд понял, что те три гнедые лошади, что без седел и вьюков, тоже, оказывается, являются его подарками. А ведь две из них явно были безумно дорогой и редкой степной породы, отличавшейся как своей красотой, так и выносливостью и неприхотливостью. Недаром чистокровных животных этой породы, наделенных необыкновенными важными для степного всадника качествами и на сторону-то не продавали! Даже конь лаэра, привезенный им из степи еще жеребенком (насколько он помнил по рассказам Аслана), был всего лишь полукровкой!

Как ему поступить в этой ситуации, Рени попросту не знал. Впрочем, подлетевший к нему Руслан, стоявший, пока шел обмен приветствиями, в ряду своих сородичей, и крепко его обнявший, заметно ослабил охватившее парня волнение.

— Здравствуй, Рен! Не забыл меня еще? — отстранился юноша и обеспокоенно взглянул в лицо застывшего от неожиданности друга.

— Нет, конечно! Что еще выдумал! — наконец-то опомнился Рени. — Я очень рад тебя снова видеть. Рус, только не смейся... Что я сейчас должен делать?