Четыре грани 3.1

ВНИМАНИЕ! ATTENTION! ACHTUNG!

УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ, ПРОТИВНИКИ ОТНОШЕНИЙ М+М, а так же М+Ж+М, ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ЧИТАЙТЕ ДАННУЮ СТРАНИЦУ — НЕ РАССТРАИВАЙТЕСЬ САМИ И, ПО ВОЗМОЖНОСТИ, НЕ РАССТРАИВАЙТЕ АФФТОРА.

УВЕРЕНА, ЧТО НА СИ МНОЖЕСТВО ПРОИЗВЕДЕНИЙ, СПОСОБНЫХ ДОСТАВИТЬ ВАМ РАДОСТЬ И УДОВОЛЬСТВИЕ, А НЕ ГАДЛИВОЕ ПОСЛЕВКУСИЕ ОТ ПРОЧИТАННОГО.

ЛИЦАМ МОЛОЖЕ 18 ЛЕТ, НЕОБХОДИМО НАЖАТЬ КРЕСТИК В ПРАВОМ ВЕРХНЕМ УГЛУ МОНИТОРА

СПАСИБО ЗА ПОНИМАНИЕ,

ВАШ АФФТАР :-))

ЧЕТЫРЕ ГРАНИ

ЧАСТЬ 3.1

1.

* * *

Глаза слипались, но сон почему-то не шел. Было непривычно одиноко. И Ренальд никак не мог понять, отчего у него так муторно на душе. Он ведь искренне радовался за Тессу, и даже за своего неверного любовника, решившего ограничиться одной ночью.

Юноша рывком содрал рубаху и штаны, не удосужившись, как обычно аккуратно положить одежду на кресло, и рухнул на не разобранную кровать, лицом в подушку.

Извечные риторические вопросы: 'почему?' и 'за что?' вновь в последнее время стали актуальны, но ответов на них у Ренальда не было. Скотина все-таки Аслан...

При всех своих положительных качествах, не умаляя ничего хорошего из того, что лаэр лично сделал для того, чтобы он не чувствовал себя рабом в этом доме, Рени не мог простить своему хозяину такой подлости. Хотя, какая это подлость, скорее, недальновидность. Зачем, спрашивается, было терпеливо приручать к себе, привязывая душу к душе, заставлять привыкать к его прикосновениям... рукам, губам, к его телу и даже голосу... Почему жестокосердный господин заставлял ломать себя, переосмысливая, перекраивая свои взгляды на противные самой природе отношения между мужчинами? Но, получив желаемое не по принуждению, а по доброй воле, отказался... Как он мог так поступить с ним?!

Глупый, наивный дурашка... Ведь он поверил в эту искренность! Не сразу, нет, гораздо позже, так сказать, в процессе...

Видимо, правы те, кто утверждает, что в некоторых случаях, у парней его возраста совсем отказывает голова, когда дурная кровь приливает совсем к другому органу...

Вспомнить стыдно, как он повел себя, рванув за Асланом на башню. Ведь, если бы не пошел — не было бы той ночи... Слишком сильным был холодный ветер, вот и выдуло последние здравые мысли из бестолкового мозга. А дальше лишь на эмоциях и инстинктах... Стыдно, больно и... невозможно забыть...

Только и на инстинкты все не спишешь. Аслан — не женщина. Впрочем, ему не нужна другая женщина, кроме Тессы, которой он согласен подчиняться, отдавая ведущую роль. Она лишь изредка уступает ему главенство в занятии любовью. С Асланом так никогда не будет. С варваром он, Рени, всегда будет ведомым... Нет, не будет... Потому что никогда и ничего больше не будет между ними, а если и случится, что у хозяина снова взыграет ретивое и он опустится до насилия, как в самую первую кошмарную ночь, то...

Почти преданные забвению воспоминания о первом дне пребывания в Замке, вдруг нахлынули с новой силой. Удушливой волной стыда, отвращения к самому себе и мужчине, не отказавшему себе в небольшой слабости переспать с новеньким рабом-наложником. Как можно было спутать его вопли, в которых явственно сквозили страх, ненависть и боль с теми, которые должны были бы сопровождать процесс, будь удовольствие взаимным?

Ренальд в бессильной ярости скрюченными пальцами стиснул ни в чем неповинную подушку, вжимаясь в нее лицом, чтобы сейчас заглушить рвущийся наружу отчаянный вопль, хоть никто и не терзал его возмужавшее тело. Как странно, что душа сейчас казалась израненной больше, чем в тот раз, когда он понял, что его, выросшего в Обители мальчишку, родной дядя действительно продал на забаву извращенцу, предпочитающему наложников, а не наложниц. И как он мечтал о быстрой и легкой смерти, надеясь избежать своей дальнейшей участи быть использованным и следующей ночью, и потом, еще и еще...

Великий грех просить Всевидящих о смерти, но он просил ее для себя...

Не так уж много он и прожил, чтобы сильно нагрешить, но Всевидящие почему-то посылали ему все новые и новые испытания. Смерть отца и отчуждение матери не стали для него таким потрясением, как кровавая травля людей собаками, когда брат отца все-таки отыскал их убежище. И постыдные торги на рабском аукционе рабов, где их выставляли на показ обнаженными и беззащитными под оценивающими, презрительными, жадными и похотливыми взглядами тех, кто может позволить завести себе живую игрушку.

Кому бы он достался, если бы не Тесса...

Где-то в глубине души Ренальд прекрасно понимал, что его госпожа — одна из тех, кто заглянул на торги рабами не из человеколюбия и сочувствия оказавшихся враз бесправными и обездоленными. И то, как качественно, мягко, но упорно ломала его, подстраивая под себя и мужа, не пойдет в зачет благодеяниям, когда она окажется перед судом Всевидящих, но...

Додумать столь дикую мысль Рени не успел, потому что чуть не задохнулся от ужаса. Его любимая не должна умереть! Он не смеет даже мысленно думать о том, что будет когда-то, чтобы ни на миг не приблизить ее уход из этого мира, где и самому будет невозможно жить без нее.

Тесса — она особенная! Ренальд уже давным-давно смирился с требованиями девушки и простил за все, что было и что будет не так, как ему хотелось бы. Лишь бы она была счастлива. Тесса заслуживает счастья. И даже если когда-нибудь перестанет нуждаться в 'своем Солнышке', он постарается это понять. Будет в разы больнее смириться с подобным, но он уйдет, оставив ей право жить так, как ей вздумается. И не будет ненавидеть самого себя, удерживаясь от желания заглянуть в бесконечно любимые глаза, чтобы получить ответ на свой вопрос: 'почему так?'

— Не буду! — глухо повторил юноша вслух в подушку, потому что перед мысленным взором стояли темно-карие, почти черные виноватые глаза его хозяина, с сожалением сообщавшего ему о своем решении забыть о безумной ночи. Слишком сильно шарахнуло страстного любовника понимание того, что он способен на нежность и привязанность к парню. Варвары не признают слабости по отношению к мужчинам. А он незаслуженно получил то, что положено дарить лишь любимой женщине степняка. Пусть бы лучше случившееся между ним и Асланом, осталось сном.

Ренальд был согласен на то, чтобы вообще вычеркнуть эту ночь, затмившую его страхи и события самой первой, долго не дававшей ему прийти в себя. Потому что сейчас было не легче мириться с мыслью, что он не нужен хозяину Замка. Удивительно, но к близости с мужчиной, с любым другим мужчиной, Рени и сейчас испытывал отвращение. Только, к сожалению, это не относилось к его господину, при мысли о котором, как бы себя не накручивал, начинала стонать душа. А внизу живота и в районе поясницы что-то предательски покалывало и сжималось, короткой волной пробегая по позвоночнику, стоило лишь вспомнить горячее, болезненно распирающее его тесноту естество варвара. И мокрое от испарины сильное тело, к которому его прижимали после. И гулкий стук сердца мужа Тессы, который он ощущал спиной, продолжая прислушиваться к вибрирующим отголоскам только что пережитого. И тихий мурлыкающий шепот на выдохе возле своего уха, от которого приоткрывшиеся было глаза снова закрылись отяжелевшими веками: 'Котенок мой...'

— Не-на-вижу тебя... — процедил наложник, протяжно вздохнув.

Как было бы чудесно, если бы произнесенное вслух могло поспособствовать исцелению от этого наваждения...

Ренальд перевернулся на спину и постарался расслабиться, применяя методику степняков-воинов засыпать по своему желанию, чтобы урвать хоть несколько часов отдыха в боевом походе. Очень полезное умение, когда страшно даже смежить ресницы, чтобы перед глазами не стояли ожившие кошмары кровавой битвы или не думалось о тех, кого прикрываешь, не жалея собственной жизни...

Жаль, что эта наука ему не дается так же легко, как... Алхимия... Но и обратиться к Аслану, чтобы он еще раз медленно и вдумчиво растолковал принцип, теперь неуместно. Наверное, надо больше тренироваться. И, в крайнем случае, спросить у Мергена или Ильшата. Оба наверняка владеют этим непростым для непосвященных воинов мастерством.

Рени зло выругался, досадуя на себя.

Зря он все-таки вспомнил про Алхимию, мысленно моментально оказавшись рядом со своими люби... 'с хозяевами!' — строго поправил себя наложник.

Тессе и Аслану сейчас не до него. Свечки держать не надо, они и сами загорятся в положенное время. А этим двоим сейчас ни до кого вообще...

Юноша распахнул густые ресницы и бездумно уставился в темный потолок, потому что он очень четко представлял себе точёные формы обнаженных тел — воплощенное единение мужского и женского начал, плавная грация и абсолютная гармония движения... У них не бывает по-другому, естественность и непринужденность в желании доставить обоюдное удовольствие партнеру — главное, и неважно, страсть или нежность лежит в основе их слияния...

* * *

Видимо Аслан посчитал, что свидетелей ритуала достаточно, потому что махнул рукой в сторону костров, приглашая не затягивать начало церемонии.

Выйдя из-за деревьев на открытую местность, Тесса невольно остановилась. Она никак не ожидала увидеть рядом со степняками еще и Дерека. Ему-то уж точно здесь нечего было делать. И как только Меченого занесло в парк в этот час? Но выяснять, что он тут забыл, хозяйка Замка не стала. Все ее внимание переключилось на собственного мужа и дальнейшее таинство. В конце концов, стараясь не признаваться даже себе, девушка слишком давно ждала этого дня.

Над огромными, почти в человеческий рост пылающими кострами порхали оранжевые 'бабочки' тающих в ночном небе искр. Яркое пламя шести костров, по три с каждой стороны вдоль тропинки к домику, рвалось ввысь, и только треск разгорающейся древесины нарушал наступившую оглушающую тишину. Сложенные в виде шалашей из высоких жердей костры выглядели потрясающе эффектно. Собравшиеся невольно прониклись завораживающим зрелищем и торжественностью момента. Даже Дикий присмирел. Мраморный дог уселся у ног Ренальда и с любопытством косился на людей, дескать, что это они удумали на ночь глядя? Колеблющиеся на ветру языки жаркого пламени высвечивали человеческие лица, отодвинув темноту и в то же время, сделав за границей освещения ее еще плотнее.

Рени залюбовался представившейся картиной, припомнив из рассказов степняков, что для варваров Живой Огонь — символ торжества тепла и света над мраком и смертью, символ очищения от всего ненужного мужчине и женщине, которые сделали свой выбор.

Хозяйка Замка-крепости этот выбор сделала больше года назад, и, как неоднократно упоминала, ни разу не пожалела о своем скоропостижном решении. Юноша точно знал, что Аслан придерживается такого же мнения и счастлив в браке.

А он случайно оказался принятым в их семью, и по словам Антиги, сплетничающей с комендантшей за чашкой травяного отвара на кухне: 'пришелся ко двору'.

Ренальд искренне радовался за обоих господ, нашедших свои половинки, ведь такое счастье — настоящая редкость. И только время от времени эту радость омрачали невольно приходившие в голову мысли, так зачем он им вообще нужен? Какой частью единого целого он является для каждого из своих любовников?

Возможно именно этот вопрос озадачил Аслана и натолкнул на решение отступиться от соблазнов и ненужной расточительности своих чувств. Иначе чем объяснить, что он так поспешно поторопился избавиться от этой связи, которой сам настойчиво и терпеливо дожидался более полугода... Или все-таки правдива молва, что только запретный плод бывает сладким, а распробованный набивает оскомину?

Юноша недовольно поморщился. Очень неприятно раз за разом переживать момент унизительного объяснения, прокручивая в уме различные варианты развития событий. Он честно старался не думать о том, что уже не удастся переиначить, но пока еще нанесенная лаэром душевная рана была слишком свежа, а глупое тело слишком хорошо помнило ласку! Ну вот почему так? Ведь, как бы ни старался сдерживаться опьяневший от страсти Аслан, лаская и нежа, отвлекая от терзающей боли проникновения, все равно она просто ошеломляла. И непонятно даже, как вообще удалось забыться, подчиняясь, увлекаясь процессом и даже находя в этом некоторое удовольствие, на которое не смел и надеяться. Наверное, все-таки сыграл свою роль эмоциональный настрой, притупив страдания тела, отключив муки совести и стыда, обострив восприятие обнаженных нервов, позволив соскользнуть в блаженную сопричастность волшебного единения, едва не захлебываясь в источаемой варваром заботе об удовольствии раба-наложника.

'Сволочь ты, мой господин... Подразнил, поманил в свой суровый мир, где отношения между парнями не считаются чем-то постыдным и отвратительным... и выкинул за ненадобностью...', — с неприязнью подумал Ренальд.

Впрочем, тест на соответствие партнеру-степняку он с треском провалил. Скупой мужской лаской и быстрым актом соития не обошлось, вот и результат. Аслан не приемлет нежных мальчиков, ему самому наверное противно, что все тогда так обернулось...

Ну и пусть! Лишь бы только не запрещал Тессе одаривать любовью своего раба.

Рени точно знал, что у госпожи достаточно сердечной теплоты, которой с избытком хватит им обоим. Как бы ни выглядело со стороны, но она никогда не поступится интересами своего варвара.

Придя к таким не слишком утешительным выводам, Рени приуныл.

Время от времени эти размышления всплывали на поверхность и старательно смаковались им в попытке убедиться в обратном. Сомнения одолевали юного наложника, накатывая лавиной. Впрочем, они так же внезапно разрушались, заменяясь радужными надеждами, стоило лишь Тессе или Аслану заметить его состояние смятения. Его хозяева и, оказавшиеся самыми близкими людьми, обладали чудесным даром убеждения, разуверяя и на деле доказывая, насколько он заблуждается. Вообще-то, Рени самому потом было стыдно за упаднические мысли и то, что он посмел усомниться в любимых. Но затаенный страх, пережитый им в последний год, все еще не отпускал, напоминая о том, что судьба бывает переменчива. Пусть у него с матерью были не слишком близкие доверительные отношения, но все равно он любил женщину, подарившую ему жизнь. И все еще помнил, как было страшно и больно поверить в чудовищную несправедливость и принять тот факт, что ее никогда больше не будет рядом. Но это чувство, которое он испытывал к людям, раскрывшим перед ним целый мир, было гораздо объемнее детской привязанности. И их потеря грозила серьезным срывом, если он вообще сможет пережить расставание...

И без того невеселое настроение окончательно испортилось.

Но, словно почувствовав его состояние, Тесса ободряюще улыбнулась своему Солнышку, заставив парня воспрянуть духом.

К запоздалому сожалению о том, что не стоило бы подвергать мальчишку этому испытанию на прочность нервов, примешивалась невольная благодарность к его сопричастности, за то что в этот радостный и волнующий момент их Котенок рядом с ней и Асланом.

Еще неизвестно, что было бы более жестоко — сделать его свидетелем их радости или просто уйти с Асланом, оставив ненужного сегодня любимчика дома.

Ренальд держался молодцом, ничем не выдавая своего расстройства от вынужденной разлуки, только она слишком хорошо успела изучить мимику его лица. И по малейшим признакам — упрямому наклону головы, плотно сжатым губам, рассеянному взгляду, словно направленному вглубь себя — девушка видела, каких усилий требует подобная выдержка вежливого внимания. Рени здорово возмужал и вполне достойными темпами избавлялся от своей инфантильности, расставаясь с затянувшимся детством. Конечно, до полного искоренения некоторых, мешающих жить комплексов еще далеко. Впрочем, это неважно. Тесса не собиралась бросать задуманное на половине. Главное, чтобы он сам не разочаровался, открывая все новые и новые стороны взрослых отношений между людьми. А она и так не забывает ежедневно благодарить Всевидящих за их чудесный дар. За то, что кто-то там, на Небесах, не позволил пройти мимо самого бесценного ее сокровища. За его существование рядом с ними, за то, что она имеет возможность любить и баловать свое Солнышко. За то, что он не разрушил ее любви к мужу, а, наоборот, еще крепче сплотил их, став общей тайной, ревниво оберегаемой от чужих глаз.

Пока что Рени терпеливо принимает ее внимание и мужественно переносит, может быть, излишнюю заботу о своей персоне. Но какое же необыкновенно счастливое чувство окрыляет от понимания того, что эта симпатия, эта ненормальная зависимость взаимна. Кто знает, сколько продлится взлелеянное ими чувство родства душ, но она готова поступиться многим, лишь бы не утратить его.

Тесса едва подавила невольный вздох, заставляя отвлечься от любимого мальчишки, но от Аслана не укрылась ее реакция.

— Тесса, не переживай так, родная, — склонившись к уху жены, шепнул лаэр, широкими плечами намерено загораживая Котенка от слишком откровенного взгляда своей девочки.

— Прости... — смутилась хозяйка Замка, опустив ресницы.

— Я-то переживу, — фыркнул варвар, — но не стоит давать повода для размышлений окружающим. Рени все понимает и он справится...

— Прости, — повторилась девушка, вновь обретая самообладание. Ее улыбка и призывный взгляд теперь были посвящены только ему.

Ну разве мог Аслан устоять? Легкая досада на беспечную неосмотрительность обоих его Котяток тут же испарилась без следа, оставив невесомый радостный трепет в груди и благодарность Великим Духам за двойное счастье, за то, что они рядом.

К счастью, никто не обратил внимания на разыгравшуюся прямо на глазах немую сценку очередного признания. Может быть, оказалось недостаточно светло, чтобы прочесть и понять чужие чувства, или собравшиеся были поглощены новыми впечатлениями и погружены в собственные раздумья. Это уже неважно, главное, что плавному ходу краткой церемонии ничто больше не мешало осуществиться.

То, что свадьба — это не просто событие, а такое же регламентированное действо, где расписан каждый шаг, жест, слово, как и ритуальный обряд перед Всевидящими, Рени понял еще тогда, когда оказался допущен на свадьбу Фелиски и Шамиля. Но он не ожидал, что у Тессы для такого случая найдется наряд степнячки. Парень удивился облачению невесты, не походившему на привычное жителю Энейлиса платье, но не признать, что эта одежда более уместна в Степи, не мог.

В книгах ему не раз встречались описания основных торжественных или траурных мероприятий, как рождение ребенка, свадьба или проводы в последний путь. Как правило, это было многодневное, традиционно строго расписанное по хронологии действо каждого из принимающих участие в обряде. Начиная от цвета и покроя соответствующих церемонии одежд и заканчивая рецептом значащихся в меню пиршественных блюд.

Как-то само собой получилось, что хозяева Замка решили ограничиться минимальным перечнем необходимого им двоим. А обильные возлияния, праздник желудкам и веселую гулянку для жителей крепости отложить до приезда обоза с подарками, который ожидали в ближайшее время. Лаэр был уверен, что таур щедро одарит своего приемыша, вот тогда и погуляют все вволю. Неловко будет, если он оставит своих дорогих гостей одних и уединится с Тессой на всю ночь, как того требуют традиции. Так что все получается очень удачно и рационально. К родичам матери (в отличие от отцовских), Аслан испытывал самые теплые чувства глубокого уважения и признательности. За их вклад в воспитание необходимых мужчине черт характера, воли, физической выносливости и восприятия мира. А кроме того, они действительно оказались ему ближе по духу и крови, именно их он воспринимал как свою семью. Но Тесса и, чего уж обманывать самого себя, Ренальд, теперь входили в ближайший круг, намертво прикипев к сердцу. Поэтому варвар очень хотел, чтобы этой ночью, которую он посвящал своей девочке, больше ничего постороннего не отвлекало.

Вечером Ренальд заинтересованно наблюдал за приготовлениями Тессы, и его удивило, что помимо необычного наряда она ограничилась тем, что насыпала в холщевый мешочек немного муки. Причем зерна молола собственноручно в простой деревянной ступке, отмахнувшись от предложения сбегать на кухню и быстренько прокрутить зерно между жерновами добротной ступки, какой пользовалась Антига.

Видя, что он не понимает принципиальности вопроса, госпоже пришлось объяснять ему, что это тоже часть ритуала. Вряд ли они с Асланом по-настоящему проголодаются, но она символично должна накормить мужа лепешкой, которую следует собственноручно приготовить на очаге их дома.

Зачерпнуть у крыльца несколько пригоршней чистого снега, чтобы добыть воды — не проблема. А необходимые приправы для улучшения вкуса пресной лепешки — в домике матери Аслана есть. Наверняка они не успели потерять свои качества, ведь свадьба Фелиски была совсем недавно...

Юноша в очередной раз запретил себе даже думать о том, что сегодня совсем не нужен любимой. И теперь его волнение касалось в основном того, чтобы все получилось так красиво, романтично и запоминающе, как им было задумано изначально.

Если бы он только мог выразить словами всю глубину и полноту переполняющих его светлых чувств, чтобы она узнала!

Впрочем, Тесса и так все про него знает, а о чем не знает — догадывается. Светлой Богине положено быть проницательной, понимающей и снисходительной к своему единственному Жрецу. Потому что он так же прощал ей самые смелые эксперименты по искоренению стеснительности и застенчивости, по избавлению от комплексов, которые она считала пороками. С какой-то вселенской покорностью признавая факт того, что он является рабом ее любви. И осознание этой нелепой истины для человека, рожденного свободным, ничуть не омрачало его существования. На интуитивном уровне юный наложник ощущал, что эта зависимость вовсе не унизительна. Более того, она взаимна и единственно правильна в их отношениях.

И он страшился дальнейшей неизвестности, отчаянно не желая, чтобы невидимые посторонними связующие их нити не то что оборвались, а просто ослабли.

Для того, чтобы Тесса никогда не пожалела о своем выборе, по счастливой случайности павшем на него, Рени готов был совершенствовать свои, к сожалению, пока еще не слишком обширные знания и умения. Не только его хозяева, ослепленные непонятной привязанностью, верят в его потенциал, заставляя забывать о том, что по Закону рабу не положено иметь собственные желания, так как он полностью зависит от прихоти своих хозяев. Только его неправильные с точки зрения простых обывателей хозяева лепят из него настоящую многогранную личность, поддерживая практически любые увлечения, исподволь направляя, чтобы не оступился на нелегком пути, который выбрали для него, поверив, что он сумеет осилить.

Останься он в Обители, разве возможен был хоть какой-то выбор? С сиротой при живой матери, ушедшей в свое горе, никто и не собирался возиться, определив в переписчики богословских книг и теологических трактатов. Звучит чудовищной нелепицей, но в Обители он оставался заложником чужой воли в большей степени, нежели здесь, попав в крепость в качестве раба-наложника. Став невольником — получил целый букет уникальных возможностей для познания мира и самого себя. Господа не жалели ни собственного времени, ни средств для своей любимой игрушки. Так вправе дли он осуждать их за это?

И рассматривая собственное положение в таком ракурсе, глупо обижаться на изменчивую судьбу. И не стоит гневить Всевидящих, остро переживая предательство любовника. Если лаэру не нужны его чувства, пусть будет так, как должно быть. Только бы поскорее отпустило, только бы никто не догадался, как неожиданно для самого себя он увяз, поверив в искренность Аслановых намерений.

Только бы не разочаровалась Тесса...

Впрочем, этого он ни за что не допустит! Не зря же Аслан воспитывал в нем необходимые бойцу качества, главное из которых — воля к победе.

Проведя небольшой аутотренинг, юноша почувствовал себя значительно лучше. И, воспрянув духом, даже позволил скользнуть по губам озорной улыбке. Может, когда-нибудь ему удастся пусть не превзойти, но хотя бы сравняться со своим жестоким наставником. Чтобы тот прочувствовал весь спектр эмоций, через который заставил пройти его, сначала подарив причудливую палитру новых ощущений, а затем отняв, потоптавшись на амбициях и гордости. Пусть и без злого умысла, а только из лучших побуждений, но от этого не менее горько.

Как бы Рени не хорохорился, а предательство Аслана здорово подкосило его веру в собственные необыкновенные возможности и чувствительно ранило самолюбие, но оно же и подхлестнуло здоровую злость и жажду доказать всем и каждому, что он не такой уж и слюнтяй, каким иногда бывает. Теперь он просто вынужден собрать всю свою волю в кулак и жить дальше, переступив через себя, свои сомнения, страхи и слабости, отсекая ненужное. Он уже не мальчишка, вот и стоит начать вести себя соответственно. А то, что творится в глубине души — это для личного пользования, не на показ, чтобы на основе пережитого сделать выводы, корректируя дальнейшие действия и поступки. Этого не следует знать даже Тессе, ведь именно в ее глазах в первую очередь мечтает стать мужчиной, которым любимая могла бы восхищаться и гордиться, и чтобы никогда не пожалела о том, что на позорных невольничьих торгах, поддавшись сиюминутной сентиментальной слабости к голубоглазому заморышу выбрала именно его.

Переживая за свое ненаглядное Солнышко, Тесса невольно чуть не выставила на показ окружающим всю глубину их отношений, а вот на Дерека девушка едва посмотрела и сразу отвела взгляд, пытаясь унять боль от кольнувшей сердце занозы.

Огненные блики рвущихся вверх языков пламени костров выхватывали из темноты зимнего вечера торжественные лица мужчин. Все трое варваров, включая Аслана, были преисполнены важности момента.

Непохоже, чтобы даже Сауш, которому чужие обычаи были далеки, как звезды, сейчас мысленно раскладывал все увиденное, с привычным пошловатым цинизмом обзывая происходящее более доступным для его восприятия способом. Рута, замершая за его левым плечом, вообще забыла, как дышать, оказавшись причастной к происходящему. Девушка прикидывала для себя тот путь, по которому предстояло пройти ее хозяевам. Она вовсе не претендовала на повышенное внимание господина Аслана (упасите Всевдящие!), но в данный момент ощутила острую зависть к Фелиске, в мужья которой тоже достался воин-степняк. Разве ее ветреный любимый хоть когда-нибудь нагуляется? И готов ли он пройти с ней сквозь очищающий, отсекающий прошлые прегрешения Огонь, поклясться в верности и любви, будто она одна единственная женщина на целом свете?

Словно почувствовав, о чем думает подруга, Сауш обернулся в ее сторону, и Рута глубоко и досадливо вздохнула. Во взгляде Красавчика промелькнула вина. То ли за прошлое, то ли за будущее... Парень придвинулся к ней, и осторожно взял за руку. Выдирать свои пальчики из ладони светловолосого бойца она не стала. Наоборот, судорожно вцепившись в шершавую от мозолей руку, привыкшую держать оружие, поспешно прогнала опасные мысли о том, что за измену перед лицом Огня ему придется отвечать по заслугам. Вряд ли ее обаяния и искренней симпатии будет достаточно, чтобы удержать избалованного женским вниманием парня рядом с собой. Так пусть же не дает поспешных обещаний, за которые придется жестоко расплачиваться.

Она никогда не была склонной к самопожертвованию. Но в том, что касалось этого несносного бабника, девушка оказалась слаба. Или ее любовь была слишком сильна. Ведь понимая умом, Рута не могла приказать своему сердцу просто забыть о нем, и оставалось только принимать Сауша таким, каков он есть... Только вот надолго ли хватит собственной воли держать его на приличествующем расстоянии, она же не железная.

Тесса отвела взгляд от Дерека, с ужасающим пониманием отметив, что, несмотря на шрамы Меченого и то, что по одежде сейчас заметно отличаются друг от друга, муж и тот, кто сумел отыскать ключик к ее душе, слишком похожи. А встретившись с черными глазами благоверного, удивилась. Вместо обычной уверенности в своем превосходстве перед другими в том, что он вправе стоять рядом с ней, в глазах Аслана затаилась странная совсем мальчишеская робость, будто он все еще не может поверить во все происходящее наяву. Это было настолько непохоже на ее смелого сильного варвара, что Тесса тоже запаниковала, ощутив себя такой же испуганной, взволнованной девчонкой. Щеки хозяйки Замка запылали от смущения, как в тот раз, когда они впервые увидели друг друга. Ей вовсе не было холодно, особенно здесь, совсем рядом с жаром пылающих кострищ, но эта охватившая ее дрожь рождалась где-то внутри. Справиться с ней самостоятельно почему-то оказалось непосильной задачей. Тесса крепче вцепилась в руку мужа, будто кто-то в здравом уме мог посягнуть на ее сокровище. Но, получив в ответ признательный взгляд благоверного, и почувствовав, как его ладонь крепче сжимает ее пальчики, смогла облегченно перевести дыхание.

Они вместе! Так было и будет всегда! И нет в целом мире той силы, которая смогла бы разлучить их... Разве только смерть...

И слава Всевидящим, они не спешили разуверить смертных в их заблуждении...

Меченый никак не мог найти в себе силы, чтобы развернуться и уйти с чужого праздника, ненавидя себя за ревность к торжеству невольного соперника. Ноги отказывались повиноваться сильному духом и телом рабу-воину. И он продолжал стоять рядом со степняками, вставшими по обе стороны, в самом начале тропы, вскинув вверх перекрещенные мечи, под которыми надо будет пройти Аслану и Тессе. И Дереку почему-то так же, как и Саушу, вовсе не хотелось искать грубые или похабные ассоциации с этим действом, а просто принимать хотя бы пассивное зрительское участие в данном ритуале. Только в горле застрял горький ком, мешающий дышать. И еще одна странность, отмеченная парнем где-то на краю сознания — вроде бы костры не дымили, но у него словно от едкого дыма слезились глаза, то фокусируясь на самых незначительных деталях, то застилая взор туманной пеленой.

Ощущение дискомфорта было непривычным и неприятным. Не хотелось бы, чтобы кто-то понял, что творится у него на душе, потому что он и сам не понимал, откуда взялось острое чувство несправедливости. У него нет и не было ни единого шанса оказаться на месте счастливого соперника. Даже тогда, когда он был свободным и его лицо не украшали уродливые шрамы... Хорошо, что никто сейчас не замечает его состояние. Держать себя в руках с каждой минутой становилось все сложнее, но отомстить за поломанную судьбу здесь некому. Как это ни парадоксально, рядом только те, кого он готов защищать ценой собственной жизни.

Только кто защитит его от самого себя? Кто усмирит мечущегося внутри зверя, не знающего, что ему делать — то ли выть от тоски и безысходности, то ли дать волю самцовским инстинктам, вызвав соперника на бой за свою любовь? Насколько же было легче справляться с недопустимыми рабу чувствами, когда он не смел и надеяться на взаимность. И что теперь? Он живой человек, а вовсе не животное, клеткой для которого стало собственное сердце, посмевшее полюбить чужую женщину. Не просто чужую, а жену того, кого он хотел считать своим другом. Нельзя предавать главные жизненные принципы. Значит, надо оставаться человеком, затолкав свои смелые и откровенные желания и непрошеные чувства, чтобы ни взглядом, ни движением не выдать сокровенной тайны... ради любимой, ради ее спокойствия и счастья...

Дерек постарался отвлечься от удручающего самокопания и сосредоточиться на таинстве. Он должен выдержать это испытание.

Горькая усмешка чуть скривила губы парня. Разве он думал, что душевные муки могут оказаться посильнее физических? А ведь его тело испытало их в достатке, но раны наемника и побои раба не идут ни в какое сравнение с тем, что переживал он сейчас в глубине терзаемой завистью и ревностью души. Может, было бы легче мириться с действительностью, будь его чувство безответно, но, на свою беду, он узнал то, что не должен был знать...

Кому-то любовь к женщине дарует крылья, а ему достались неподъемные оковы, буквально пригвоздившие его к земле. Вот и остается, словно червю извиваться в бессильной агонии что-то изменить.

Некого проклинать и не у кого просить утешения. Жаль, что разуверился в своих богах, а чужая вера тем более не принесет долгожданного облегчения. Ни Великие Духи варваров, ни Всевидящие не помогут избавиться от болезненного наваждения. Да и хочет ли он погасить бушующее в груди пламя, зажженное этой женщиной, по роковой случайности ставшей его любимой? Нет... Нет! Это единственное, от чего он не может отказаться и за все сокровища мира. И даже если на другой чаше весов будет его собственная жизнь. Чтобы хоть изредка погреться в свете ее глубокого, проникающего в самые потаенные уголки души теплого взгляда, перекинуться несколькими, по обыкновению колкими фразами, прикоснуться нечаянно, не сумев удержаться от соблазна...

Например, как в тот раз, когда по тактичному определению Тессы, они 'отступали', а не позорно драпали, пытаясь увести за собой и оторваться от банды полудурков, на свою беду не признавших в молодой красивой девчонке полновластную хозяйку окрестных земель.

Таких моментов, где они были лишь наедине, едва не переступая хрупкую грань дозволенного, было до обидного мало, но Дерек скрупулезно помнил о каждом миге...

Ведь не зеленый мальчишка, впервые попробовавший женщину (как правило, самую первую, какой бы она не оказалась в последующем сравнении, помнят очень долго), но почему же клинит именно на ней? Чужой, манящей, недоступной...

Такая почти маниакальная зависимость нервировала и страшила парня, ведь лекарства от напасти не существовало. Но больше всего Меченый боялся, что когда-нибудь Тесса перестанет приходить к нему в его снах. Потому что только во сне Аслан не стоял между ними...

Напутственные слова 'молодым' произнесли степняки. Мерген на правах более старшего начал, Ильшат подхватил. Дерек даже успел удивиться, что чуждая ему гортанная речь оказалась так мелодична. Видимо священные пожелания, испокон веков сопровождающие вступающих в брак, создавая новую семью, были зарифмованы. Несмотря на то, что Аслан довольно много рассказывал о Степи, знал он до обидного мало.

Впрочем, языковой барьер не мешал Меченому с предельной ясностью понимать суть происходящего и того, что последует за этим, как только дорогие его сердцу люди, пройдя по очищающей Огнем тропе, скроются за дверями домика.

Он нужен лишь как свидетель соблюдения древней традиции.

'Тесса...будь счастлива, радость моя... Будьте счастливы...' — беззвучно прошептал парень, неосознанно потерев тянущиеся через всю щеку шрамы и судорожно вздохнул, наткнувшись на глубокие борозды изуродованной кожи.

Все, можно уходить...

Но он продолжал стоять, глядя им вслед, терпеливо сдерживая клокочущее в груди безумство тайной страсти, сжигающее его, но не дающее выгореть душе дотла, чтобы уже нечему было болеть...

Под мечами степняков Тесса и Аслан прошли, держась за руки, а вот перед первой парой костров лаэр подхватил жену на руки так, словно она ничего и не весила, и медленно, но уверенно двинулся вперед. Глаз от лица драгоценной ноши он не отводил и под ноги не смотрел. Может быть, потому и шел так неторопливо, чтобы нечаянно не оступиться, не дать повода для истолкования заминки знака плохой приметы, сулящей им трудности и неприятности в дальнейшем жизненном пути.

Тесса тут же обхватила руками могучую шею своего благоверного, больше уже ничего и никого не замечая вокруг.

Меченый кинул быстрый взгляд на застывшего памятником самому себе Ренальда, шептавшего какую-то молитву своим Всевидящим, быстро оглянулся на Сауша и доверчиво прижавшуюся к нему Руту, и только затем посмотрел на степняков. Похоже, лаэр слегка импровизировал, потому что варвары не удержались от одобрительной ухмылки. Наверное, чествуемые так и должны были пройти сквозь Огонь рядом, держась за руки, но Аслан оставался верен самому себе. И его намерение не провести, а пронести выбранную на всю жизнь женщину между очищающими кострами, было тоже символично. Лаэр лишний раз подчеркивал невольным зрителям, что у них нет ни единого шанса отобрать его бесценное сокровище.

Дерек неосознанно закусил щеку изнутри, чтобы отрезветь и не взвыть от беспросветного отчаяния и безысходности. Тесса права, что не разрешила им открыться друг другу больше того, что они уже поняли. По одиночке с этим еще можно как-то справиться, выдержать, помня о своем долге и положении в обществе. А вдвоем, как бы ни звучало парадоксально, не выйдет... Слишком уж вопиющее неравенство, что для глубоких искренних отношений, что для банального пошлого флирта...

Скорее всего, лаэр так и не отпустил бы жену на пороге, но в этот момент следовало точно соблюсти традиции предков. Поэтому он осторожно и крайне неохотно поставил девушку на ноги. Сам опустился на одно колено, и, вытащив меч, протянул его жене.

Ритуальная фраза, которую Тесса запомнила со дня свадьбы Шамиля и Фелиски, прозвучала практически слово в слово:

— Женщина, я привел тебя на порог моего дома, который буду защищать от любых невзгод, не щадя своей жизни, но в доме — ты хозяйка, и моя жизнь принадлежит тебе, любовь моя...

До обострившегося слуха свидетелей долетело каждое произнесенное лаэром слово. В твердом голосе Аслана не было ни грамма фальши. У домашнего очага — глава семьи — женщина, а он ее защита и опора вне стен жилища.

Отношения у варваров строились на взаимном уважении и понимании древних законов природы. Женщина дает жизнь, мужчина защищает жизнь своей женщины и ее детей, в которых продолжается его род. Законы Энейлиса еще не столь суровы по отношению к прекрасной половине человечества, по сравнению с другими государствами, но и здесь девочки, девушки, женщины зависят от семьи — от отцов и братьев, а потом — полностью от воли мужа. Наверное, хорошо, что в Степи чтут древнюю мудрость предков, определивших права и обязанности мужей и жен...

* * *

— Ты забыл отдать корзину? — спохватился Сауш, хлопнув Рени по спине.

Тот, будто очнувшись от какого-то ступора, молча покачал головой.

По глазам юноши было понятно, что он все еще не с ними, оставшимися по эту сторону от костров, но довольно быстро пришел в себя и изобразил подобие улыбки.

— Нет, не забыл. В доме есть все необходимое. Эти яства не для них, а для нас.

Дикий, словно поняв, о чем речь, обрадовано завилял хвостом.

— Дик, тебе не наливаем, — Ренальд шутливо шлепнул пса по морде, подходя ближе к оставшимся и ставя корзину на утоптанный снег.

С туго забитой в бутылку пробкой справиться оказалось не так просто, поэтому наложник даже не стал спорить, когда Сауш решительно протянул руку:

— Эх, Рен, знаешь такую присказку: 'ты неловок, дай-ка я'?

— Но ты... — запротестовал было парень, покосившись на Руту, которую Красавчик все еще держал за руку.

— Ха! — самодовольно усмехнулся Сауш, ловко зажав бутылку между колен и с удивительной легкостью выдернув тугую пробку одной рукой. — Не расстраивайся, Мелкий! Какие твои годы, еще научишься, — снисходительно подмигнул он, отдавая сосуд с драгоценной жидкостью обратно рабу. — Разливай!

— Вообще-то... — смутился Ренальд, — я не пью...

— Ну и не пей, нам больше достанется! — пожал плечами боец.

— Вряд ли ему и разливать доверяют, — догадливо хмыкнул Дерек, отбирая бутылку. — А есть во что наливать?

— Да, сейчас! — засуетился Рени, копаясь в корзине, чтобы добраться до маленьких стаканчиков из черненого серебра с изящной гравировкой. Хорошо, что Тесса велела сложить дюжину на всякий случай. Только вот сыр надо бы порезать заранее столовым ножом, а не кромсать теперь своим.

— Все нормально, Рен, — похлопал наложника по плечу Мерген, поняв одолевающие юношу сомнения в правильности действий. — В руках воина нож умеет все — и от врага защитит, и не даст умереть с голода.

— Разбирайте, — предложил Меченый, удивившись, что у него получилось налить всем поровну. И даже руки вроде бы не дрожат, хотя внутри все еще трясет от переполняющих эмоций. Наверное, действительно надо залить свое 'горе', чтобы отпустило, пока никто не догадался, чего ему стоило вынести эту церемонию, устроенную себе его господами.

И зачем только его понесло на голоса, проверять, кто это колобродит ночью по территории? Каких злоумышленников он надеялся застать в пределах охраняемой крепости? Вот и получил... впечатления... Теперь на всю бессонную ночь хватит, если не дольше. Только не дать разыграться воображению, рисующему ему образы девушки, освобождаемой от одежды руками варвара, только не думать о том, как переплетаются обнаженные горячие тела на усланном мягкими шкурами полу...

— Да благословят их Великие Духи! — произнес Мерген.

— Пусть дни их будут счастливы и долги! — не отстал Ильшат.

— Пусть Всевидящие и Великие духи не обойдут их своими милостями, — взволнованно добавила Рута, с опаской заглядывая в крохотный стаканчик. Налили-то ей наравне с мужчинами. Судя по мизерной дозировке, напиток был крепким. Такое вино она никогда даже не пробовала. Покосившись на Сауша и заметив хитрую улыбку, явно в предвкушении какого-то подвоха, служанка запаниковала. Она пока еще не готова была довериться этому лису. Только сможет ли контролировать собственные чувства и желания, пригубив угощение? Но и отказываться нельзя, пить за здравие и счастье молодых — традиция ...

Дерек отстраненно слушал пожелания Тессе и Аслану счастливой жизни и продолжения славного рода, даже сам произносил что-то подходящее случаю, почти не чувствуя вкуса изысканного обжигающего внутренности напитка, давясь дорогущим сыром, который солдатам гарнизона тоже не был положен по статусу. Он никак не мог справиться с ненормальной реакцией на это событие. Вроде бы торжество, а у него на душе так муторно и погано, словно справляет тризну. Неприятно чувствовать себя настолько двуличным. Ведь должен радоваться, что близкие люди счастливы, но личный интерес омрачает светлую радость. Ведь с самого начала знал, что Тесса — чужая жена. Да и не только это препятствовало тому, чтобы он мог себе представить ее своею. Он — раб. Пока все еще раб.

'Так, стоп! Не думать о том, что обещал Аслан!' — мысленно отвесил Меченый себе смачную оплеуху.

Слишком сильно будет разочарование, если лаэр не сдержит свое обещание. И вряд ли он тогда сумеет справиться с горечью поражения, навсегда похоронив надежду на свободу.

А может, стоило воспользоваться покровительством Тессы, когда была возможность сбежать? Тогда он пожалел девчонку, не понимающую, наверное, что все равно найдут пособника побега раба, и не стал нарушать данное Аслану слово, просто потому, что душа свободного воина никак не могла привыкнуть к новообретенной шкуре раба и помнила о чести и совести. А теперь и сам не хотел уходить... Разве это нормально для здравомыслящего человека?

Правильно говорят, что если любовь к женщине не возвышает, то делает мужика тряпкой.

Тряпка он и есть! Ведь не глубокий старик, чтобы засиживаться на одном месте и не рваться за неизведанным навстречу опасным приключениям и удаче. Слишком хорошо ему здесь, на чужбине, где нежданно-негаданно почувствовал тепло, крепкое плечо сплоченной солдатской семьи и острую тягу к оседлой жизни в стенах чужого дома, который хочется считать и своим...

'Хватит себя жалеть и ковыряться в нарывающих ранах. Не дай Боги, прорвет — не отмоешься, подставишься сам и подставишь ту, на которую надышаться не можешь! Любится тебе? Люби на здоровье, но не мешай жить остальным, как им хочется', — решительно встряхнулся Дерек, из-под прикрытых ресниц обведя взглядом сотрапезников. Вроде бы никто не обратил внимания на его переживания.

Вон Мелкий, с какой тоской провожал взглядом своего любовника, но ведь держится. Значит и он в состоянии обуздать свои несбыточные желания и мечты.

Как же повезло мальчишке, что Тесса не ревнует мужа к наложнику, поддерживая пацана всегда и во всем...

Дереку непонятен был такой альтруизм со стороны женщины. Может, это оттого, что Аслана хватало им обоим? И при любой возможности законная жена могла убедиться в глубине чувств избранника? Ей настолько хватало любви своего варвара, что она просто купалась в его обожании, и даже могла не обращать внимания на досадную пикантную помеху, позволяя иметь постельную игрушку, не закатывая безобразных сцен ревности...

Наверное, так...

Все-таки непостижимая женщина, его хозяйка, его возлюбленная, его Жизнь и его Смерть. И Дерек готов был ежедневно умирать и заново рождаться, пытаясь отыскать новые убежища для своей неприкаянной души, делая новые открытия, обуздывая свои с трудом сдерживаемые чувства, где любовь и ненависть сплетались в неразрывный узел. Его уже никогда не распутать, только обрубить. Но где найти силы навсегда вычеркнуть из жизни этих двоих? Сможет ли он уйти из Замка, если лаэр сдержит свое слово и даст ему вольную, оформив документы, в которых он никогда не будет значиться ничьим рабом?

Аслан никогда не сможет стать ему тем, кем он хотел бы видеть варвара. А если тот еще не то что узнает, а просто заподозрит о каких-то чувствах, испытываемых к его жене помимо уважения и преданности, то...

Дерек не мог представить, что лаэр опустится до банальной расправы и запорет его плетью, как недостойного презренного обнаглевшего раба. Меченый интуитивно чувствовал, что Аслан неспособен на такое, иначе он сам будет презирать себя потом. Скорее даст ему шанс сразиться на равных. Только для них обоих не будет стопора — до первой крови или еще как. Каждый будет за свою любовь драться до последнего вдоха, наказывая себя и соперника за неоправданное доверие, ненавидя, жалея о несбыточном, убивая еле-еле наметившийся росток более глубоких отношений. Еще не крепкой настоящей и верной мужской дружбы, а такой странной привязанности и уважения личных человеческих качеств. Они вынуждены соблюдать негласный закон, принятый людьми: взаимоотношения — Хозяин — Раб — не могут быть равными.

Но как ни старался, Дерек не мог себя растравить и заставить поверить, что это не больше чем страх и желание выжить в любых условиях любой ценой. К сожалению, то, что он испытывал по отношению к варвару, было действительно уважение, которое не легко заслужить у повидавшего жизни воина-наемника, сполна нахлебавшегося разного дерьма, сталкиваясь почему-то с самыми дурными и низкими человеческими качествами. До того, как Аслан выкупил его, как-то не встречалось в окружении Меченого подобных лаэру людей, с такими чертами характера, ярко-выраженной харизмой, благородством и пониманием значимости слов о чести и долге.

Дерек лишь смел надеяться, что не только он, но Аслан слишком дорожит тем, что имеет, и опасается загадывать в далекое будущее. Ведь если бы это было не так, лаэр давно нашел бы способ, показать свою власть и добиться того, на что рассчитывал, выкупая полудохлого, но непокорного раба...

— Я больше не буду, — решительно завил Ренальд, переворачивая свой стаканчик.

— Да ладно тебе, Мелкий? — подмигнул Сауш, недовольно покосившись на служанку госпожи, которая обрадовано проделала со своим такой же маневр, хотя для Рена это был второй круг, а Рута все еще цедила первую порцию.

— Не насилуй его, — неодобрительно покачал головой Мерген. — Хорошо, что парень сам понимает, когда надо остановиться.

— Чур меня! — поперхнулся блондинистый боец. — И в мыслях не было его насиловать! Во-первых, хоть Мелкий у нас точно с картинки, но мне девушки больше нравятся. А во-вторых, мне еще жить охота.

— Ага, у Аслана рука тяжелая, — невозмутимо подтвердил Дерек. — Повезет еще, если он тебя сразу придушит, а не будет яйца откручивать... Ой, извини, Рута, — смущенно оборвал себя Меченый, опомнившись, что они не в казарме.

Ренальду не слишком понравилось, что двусмысленные шуточки летели в его огород, но почему-то стало смешно. Ведь ни один из ребят не догадывается, что если бы об этих грязных инсинуациях узнала Тесса, сама бы кастрировала 'шутников', не дожидаясь помощи варвара. Его любимая — жуткая собственница и готова делить его лишь с мужем.

Впрочем, делить уже нечего, он снова целиком и полностью принадлежит только ей, — вновь помрачнел юноша, прогоняя непрошеные мысли об Аслане, будто наяву услышав его тихий шепот: 'Котенок мой...'.

— Нет, и все равно не понимаю! Да разве с этого возможно опьянеть? — не сдался Красавчик. — Это же чисто символически.

— Вот именно! — подвел черту в споре Дерек, завистливо взглянув на Ренальда. Похоже, пацан уже слегка поплыл. Блестящие зрачки почти закрыли синюю радужку. Насколько Меченый знал, Аслан никогда не наливал наложнику неразбавленного. Вот бы и ему сейчас так опьянеть, чтобы забыть и забыться, потому что вряд ли Тесса придет к нему во сне этой ночью...

— Да ладно, кто спорит? — примирительно согласился Сауш. — Рен, ты же не в обиде?

— Нет, — покачал головой Рени.

— Ну и славно!

— Не знаю, как вы, а я потопал в казарму, — объявил Дерек, залпом осушая очередную стопку.

— Зря Аслан расщедрился на изысканное вино, ни фига ты не успел оценить, кто же так пьет? — укоризненно нахмурился Красавчик.

— Знаток нашелся, — отмахнулся Меченый, не желая обсуждать вкусовые пристрастия и повод для столь нецивилизованного употребления напитка, который действительно заслуживал более вдумчивой, неспешной дегустации.

— А костры так и будут гореть? — озадачился Рени, пытаясь сквозь них рассмотреть еле заметно пробивающийся свет в окошке небольшого домика.

Дерек невольно проследил за его взглядом и покачал головой. И что это Мелкому так любопытно? У хозяев сейчас свои костры. Насколько он помнил по рассказам, Живой Огонь, зажженный в очаге, будет гореть всю ночь, да и сами они наверняка сгорают от страсти, катаясь на разметавшихся по полу волчьих шкурах. Он не был уверен, но предполагал, что темперамент у обоих на высоте... Нет! Не надо даже думать о том, какого им сейчас... Ему там нет места. И не будет не только в брачную ночь, устроенную по обычаям степняков, но и вообще, потому что по доброй воле и в здравом уме под Аслана он никогда не ляжет. Ни за что! И никогда лаэр не позволит дотронуться до своей жены. Да и сама Тесса не допустит подобного предательства по отношению к мужу. Так что незачем губы раскатывать на невозможное...

— Пусть горят, чтобы никакая нечисть не подобралась к порогу, — подытожил Мерген.

Служанка подняла с земли заметно полегчавшую корзиночку, с сомнением поглядев на бутылку, в которой оставалось еще немного вина.

— Рута, я сам отнесу... — дернулся было Рени отобрать принесенную им утварь, но Сауш ловко вклинился:

— Если претендентов допивать нет, то не утруждай себя, Мелкий, — подмигнул он.

Парни рассмеялись, оценив сообразительность Красавчика. Непривычные к столь дорогому изысканному напитку возмущаться они не стали. Чем добру пропадать, пусть уж употребит по своему усмотрению. Если поделится с подругой, может быть, и повезет ему не только за ручку подержаться.

— Стаканчики не растеряй, — фыркнул наложник и, обернувшись, позвал умчавшегося в темноту аллеи пса. — Дик, домой!

— Мне тоже пора, — подала голос Рута, намереваясь двинуться вслед за Ренальдом.

— Конечно, радость моя! Только мы пойдем другим путем! — сориентировался Сауш, изящно перехватив девушку за локоток и увлекая ее на боковую дорожку. — Я тут такие потрясающие места знаю! Ты не представляешь, какая вокруг красота...

— И чего они там, в темноте рассмотрят? — удивился Рени, озадаченно поглядев вслед парочке.

— Кхм... к утру как раз до дома доберутся, — фыркнув Дерек, не став просвещать Мелкого по поводу того, что такого парни могут показать нравившейся девчонке, что бы она с нетерпением ожидала новой прогулки по 'неизведанным' местам.

— Точно! До отбоя ему никак не успеть, — согласился Мерген, прикинув кружной путь вдоль внутренней стены крепости, по которому Красавчик решил провести свою зазнобу.

— Подумаешь, пару нарядов заработает, — подмигнул Ильшат. — Дело молодое...

— Рута... она не такая, как его обычные подружки, — вступился за служанку госпожи Рени, обведя веселящихся мужчин серьезным взглядом.

— А ты-то откуда знаешь о его подружках? — поддел Дерек.

— Рассказывали... я слышал... — смутился наложник, поняв, что его предположение, мягко говоря, голословно.

— Слышал звон, а не знаешь, где он. Если дурная кровь бродит, то пусть уж лучше так, чем вляпаться, как Караскет. И вообще, не тебе судить Сауша Мелкий, ясно?

Почему обостренным чувством изгоя, не такого, как все здесь, Рени понял, что Дерек, пусть и ненамеренно хотел его задеть. И его замечание достигло цели. Да, он единственный, если не считать стоявших рядом степняков, кто трахался с мужчиной. Но разве он предпочитает парней? И потом, то, что было у них с Асланом, действительно можно назвать занятиями любовью, а не кувырканием в постели, или совсем уж гадкими эпитетами, превращая нормальную физиологическую разрядку в грязное действо.

Мерген открыл было рот, чтобы дать укорот зарвавшемуся Дереку, но Ильшат быстро качнул головой, одергивая родича. Они здесь, в крепости, временные гости. Рен должен сам научиться держать удар или просто шутливо отбрехиваться. В сугубо мужской компании иначе нельзя. Про противостояние Мартина и Рени только глухой еще не слышал. Но, похоже, и Меченый с Реном что-то не могли поделить, раз время от времени проскальзывали такие вот спонтанные перебранки на грани оскорбления. И в то же время, ясно было, что за Мелкого Дерек любому обидчику оторвет башку. Неужели все-таки из-за Аслана?

— С чего ты решил, что я сужу? — прищурился наложник, вскинув голову. — За глаза обсуждать человека тоже, между прочим, не слишком красиво. Не надо про Руту, ладно? Она очень порядочна и добрая...

— Добрая, говоришь? Ну-ну, завтра посмотрим, в каком настроении будет Сауш, обломилось ли ему от ее доброты хоть малая толика, — не унимался Меченый, уже чувствуя, что его заносит, но почему-то не в силах остановиться. К Ренальду он не имел никаких особых претензий, просто гнетущее чувство тщательно подавляемой зависти к тому, что Мелкий засранец крутится вокруг Аслана и Тессы, беззастенчиво пользуясь их расположением, искало выход. И эта пикировка была самым малым из того, что Дереку сейчас хотелось бы осуществить. Впрочем, его раздирали противоречивые желания. От глупейшего — просто заорать вовсю луженую глотку, выпуская скопившиеся эмоции, до жажды почесать кулаки, невзирая на результат потасовки. Жаль, что время вечерней разминки на плацу уже прошло. Степняки хоть и мировые мужики, но вряд ли поймут его энтузиазм и боевой настрой. Саушу уж точно не до демонстрации молодецкой удали. Включив все свое обаяние, коварный обольститель, небось, вовсю заливается соловьем про красоты ландшафта, или нежно воркует девушке про свои чувства. Интересно даже, выпросит ли хотя бы поцелуй на сон грядущий?

— Дерек, заткнись! — твердо произнес Ренальд, стиснув челюсти.

Старший раб иронично склонил голову к плечу, даже залюбовавшись образом выведенного из себя мальчишки: предупреждающий прищур глаз, хищно трепещущие крылья носа, твердо сжатые в тонкую полосу губы. Наложник слегка повел плечами и переступил, невольно принимая вдолбленную наставниками стойку перед возможной дракой. Хорош пацан! Вполне может стать настоящим бойцом.

Разве мог он представить, что из этого зашуганного, потерянного подростка, каким впервые увидел мальчишку сразу после рабского аукциона, получится что-то стоящее?

Нет, не стоит его дразнить, Рен ни при чем, вполне возможно, что Рута ему по— настоящему нравится. Вон, все думали, что Мартин просто заигрывает с Фелиской, потому что в крепости больше нет ровесниц, и только теперь выяснилось, что сохнет парень по потерянной для него девчонке по-настоящему. И жена-красавица не нужна. Хоть и жаль купцову дочку, у самой ситуация не сахарная, а такую подлость человеческую и он бы никому не простил. Что уж ждать от младшего Караскета? Пусть скажет спасибо, что парень сделал благородный жест, не выгнав сразу, как только вскрылась вся подноготная подстроенной женитьбы.

А у Рена, видимо, губа не дура, раз не повелся в свое время на Фелискины заигрывания. Дереку и самому больше импонировала пассия Сауша, чем ветреная помощница кухарки, хотя Рута старше, может быть, от этого и умнее.

Да только все равно, рабу-наложнику не положены посторонние привязанности, кроме преданного служения телом своему законному хозяину, для услаждения господского взора и похоти.

Что ж, у каждого свои проблемы. Его личные тараканы в голове не дают жить легко и просто, не стоит усложнять существование ближнего. И по большому счету, они с Ренальдом, вообще-то, в равном бесправном положении.

— Все, не заводись, Мелкий, — примирительно усмехнулся Дерек, — если догадаешься сместить акценты, может быть, поймешь, что речь шла о шансах нашего Красавчика, и я в данном случае ставлю на Руту.

Ренальд заметно расслабился и нехотя кивнул, принимая объяснение. Он все еще злился на Меченого, специально дразнившего его, но к выходкам Дерека давно привык и даже слегка удивился, что тот так быстро охладел к развлечению. Пожелав всем доброй ночи, юноша развернулся и быстрым шагом направился к дому.

* * *

Ильшат с Мергеном отправились взглянуть на все еще горевшие костры, по-хозяйски споро и деловито что-то поправив в одном из них, чтобы прогорающие жерди не рухнули раньше остальных, нарушив строгую геометрию ритуальных декораций.

Собственно, добраться до казармы, Дереку спутники были не нужны. Но оставаться наедине с собственными невеселыми размышлениями тоже не хотелось.

Меченый досадливо сплюнул и рванул вслед за Ренальдом.

— Мелкий! Подожди! — гаркнул он, в три прыжка нагнав уходящего к дому юношу.

— Что? — вздрогнул от неожиданности Рени, выныривая из своих мыслей.

Но вбитая Асланом и закрепленная ежедневной муштрой Верена наука реагировать на внезапные напасти, сработала. Меченый приятно удивился, наткнувшись на вполне приличный блок, мимоходом отметив, что он сам не остановился бы на защите, а перевел в контрудар. Впрочем, это из той прошлой жизни наемника, которому часто бывало некому прикрыть спину. Пока Рен не столкнется с тем, что подлости можно ожидать не только от врагов, этой науки выживать в любых условиях, ему не осилить. Для домашнего мальчика он и так делает огромные успехи. Что ж, неплохо, жаль, элемент внезапности упущен. Не удалось Мелкого извалять в сугробе, но так даже интереснее. Все-таки Аслан прав, что натаскивает парня. Победа над равным соперником многократно слаще покорной капитуляции.

— Ты — вОда! — оптимистично заявил Меченый, довольно чувствительно хлопнув наложника лаэра по спине.

— Совсем обалдел?! — возмутился Ренальд, едва устояв на ногах. Ему было совсем не до игрищ.

— Мелкий, не бухти! Или догоняй, или зарою тебя в сугроб, и скажу — так и было. Пока Аслан не видит.

— Дерек, тебе же поровну со всеми наливали, с чего ты завелся? — ехидно прищурился Рени. — Отвали, а? — попробовал он воззвать к совести придуривающегося парня.

— Нет, Мелкий, и не уговаривай! Про субординацию слышал? Я — старше, играем по моим правилам, вперед пошел!

— Хм, — Ренальд смерил его оценивающим взглядом, внезапно ощутив прилив адреналина. По здравому разумению, против Дерека шансов у него все еще нет. Но попробовать можно. В конце концов, не изувечит же, увлекшись.

Видимо, что-то промелькнуло в его лице, отчего Меченый одобрительно усмехнулся. И даже слегка подобрался, переведя соперника по забавам на более высокий уровень, чем тот который был изначально уготован 'мальчику для битья'.

Потасовка была недолгой. Ренальду, правда, удалось набить сероглазой ехидне снега за воротник, но все же весовые категории были неравны. К тому же у Меченого в запасе оказалась пара не виданных им ранее наемничьих приемчиков. Поэтому теперь именно он бестолково барахтался в снегу, пытаясь скинуть сидящего на нем верхом и ржущего парня.

Веселился и наслаждался своей победой Меченый недолго, ровно до того момента, пока из глубины парка не вылетела стремительная тень, сшибая обидчика хозяйского младшего. И неважно, что тот, второй, тоже хранил запах Хозяина.

Дикий когда еще предупреждал, что на охраняемой им территории охотиться нельзя? Сам виноват, выпросил!

— Дик! Нет!!! Не смей! — срывая голос, заорал опомнившийся Ренальд, внезапно оказавшись свободным. Парень с ужасом представил, что огромные челюсти сейчас сомкнуться на шее Меченого, придавленного озверевшим 'теленком'. — Дик, нет! Назад!

— Не дергайся! — коротко предупредил Дерека возникший рядом Мерген, моментально оценив опасную ситуацию. Степняк хищно прищурился, лихорадочно прикидывая, сумеет ли оттащить разъяренного дога за ошейник или придется держать ответ перед Асланом за убийство преданного пса. Рука охотника привычно сжала костяную рукоятку остро отточенного ножа. Почему-то степняк был убежден, что с потерей четвероногого друга родич справится куда легче, чем с гибелью одного из своих лучших бойцов. Он не совсем понимал глубину сложных взаимоотношений между Асланом и Меченым, но то, что хозяин Замка выделял его среди остальных своих подчиненных, было слишком явно.

Ошеломленный Дерек, интуитивно успевший только прикрыть горло, шевелиться и не думал. Сердце бешено клокотало в глотке, вдоль позвоночника струились тонкие ледяные капли. И он очень сомневался, что это подтаявший снег. Да он даже вдохнуть не мог, потому что почти девяносто кг живого веса, впечатавшие его в мерзлую землю, продолжали топтаться на груди, угрожающе клацая зубами в непосредственной близости от перекошенного лица. Но неимоверные усилия скинуть очумевшее животное пока не увенчались успехом. Гортанный рык взбешенной зверюги жутко вибрировал, вырываясь из горячей распахнутой пасти, подхлестывая инстинкты самосохранения. На какое-то мгновение сознание Дерека заволокло красным маревом давнишней битвы со зверем на арене рабского аукциона. Рассудок отключился, отдавая управление тела во власть первобытным инстинктам драться за жизнь. И мышцы, скидывая секундное оцепенение, натужно отозвались яростным сопротивлением.

Нет! Он не позволит уродовать себя больше, чем есть, к тому же с порванным горлом долго не живут. В данный момент Дерек не видел разницы между собакой и пумой, оставившей ему кровавую память. Холодная ярость выжигала все остальные эмоции, и тренированное тело действовало помимо воли.

Неизвестно, кто на этот раз вышел бы победителем из противостояния человека и животного, потому что ни один, ни другой уступать не собирались. Положение Дикого, оказавшегося сверху, было более выгодным. Но пес не собирался убивать. Так, потрепать малость... своим звериным обонянием чуя, что охраняемый объект не пострадал. Но агрессия подмятого противника заводила и настораживала, не позволяя терять бдительности.

Дерека же просто перемкнуло.

Дальнейшие неожиданно слаженные действия свидетелей заняли буквально несколько секунд.

Меченый сумел вывернуться, упершись дрожащими от напряжения руками, с трудом удерживая беснующегося пса за морду, не давая разомкнуть мощные челюсти. Оба, и человек, и собака, хрипели, задыхаясь в стремительной схватке

— Рен, можешь отозвать пса? — быстро спросил Ильшат, подоспевший чуть позже.

— Он не среагирует сейчас! — мотнул головой Мерген, тщетно пытаясь оттащить собаку, хрипящую от врезавшегося в шею ремня, все еще не решаясь нанести убийственный удар в основание черепа.

И Рени был с ним согласен....

Не соображая, что последствия контакта со взбешенным зверем лично для него могут оказаться плачевны, наложник оттолкнул степняка, навалился на спину дога, обхватив его морду руками и заставив свалиться. Для надежности оплел вырывающееся животное еще и ногами, пытаясь изобразить 'замок', чтобы лишить сильного зверя возможности двигаться. Справлялся он с поставленной задачей с трудом. Только знакомый запах и голос, командам которого он привык подчиняться так же, как и Хозяину, немного привели пса в чувство.

Ренальд, словно заведенный, захлебываясь от страха возможного исхода событий, все повторял:

— Фу, Дик! Нельзя! Свои!!! Дикий, не смей! Хороший пес! Как не стыдно, Дик, мы же просто играли! Своих нельзя трогать! Ну как же ты так? Зачем? — бессмысленно шептал юноша, прижимаясь к огромной скалящейся морде, успокаивая, кажется, в большей степени себя, чем зверюгу.

Бока Дикого все еще ходили ходуном, но он вдруг замер, притупляя бдительность Рени, а едва тот чуть ослабил хватку, неожиданно легко скинул тушку парня, и быстро отскочил в сторону. Встряхнулся всем телом, укладывая короткую, вставшую дыбом на загривке шерсть. С независимым видом подошел к делавшему попытку подняться с укатанной телами земли Рену. Почти шутя, двинул лапой, отправляя юношу снова на снег. Придавив сверху лапами, неожиданно быстро лизнул его лицо длинным шершавым языком, затем поднял голову, угрожающе обвел взглядом растерявшихся парней и на всякий случай коротко рявкнул, чтобы ни у кого не осталось сомнения, что он хозяин положения.

— Все, все, Дик, пусти, дурная псина! — запротестовал Рени, утираясь рукавом куртки. На морозе мокрую от собачьей слюны щеку сразу защипало. — Молодец! Ты меня спас. Все, Дик! Сидеть!

Ренальд сглотнул, похлопал пса по лапе, сгоняя, и обессилено прикрыл глаза. Он уже почти забыл о кровавой травле людей собаками. И запоздалый жуткий страх только теперь буквально въелся под кожу, вбуравливаясь в позвоночник, прибивая к земле, словно бабочку. Накатившая слабость обездвижила все тело: что руки, что ноги казались набитыми корпией, и не было сил даже приподнять голову. На мгновение наложнику показалось, что он ощущает характерный железистый запах теплой крови и слышит вопли страдания и ужаса перед беспощадными палачами, жертвами которых стали жители Обители, даже не представлявшие себе, что такое возможно — натравить собак на невинных людей, как на дичь.

Ренальд широко распахнул глаза, прогоняя призраки недавнего прошлого, и с облегчением выдохнул — морда пса не была испачкана в крови.

Убедившись, что претендентов на спокойствие младшего хозяина нет, Дикий еще раз смачно лизнул Рени, подтверждая свою лояльность по отношению именно к нему, и отпрянул, дав наконец-то возможность подняться на ноги. Отступив в сторону, огромный пес, заискивающе завилял хвостом.

— Дикий... — вздохнул Ренальд, затем махнул рукой. — Обслюнявил только всего...

Ему надо было заново собрать себя по кусочкам, чтобы запихнуть непрошенные видения обратно на задворки сознания, чтобы никто не успел догадаться, что он все еще слишком слаб духом... И ему не место среди этих мужчин.

— Дерек? — обернулся он к Меченому, которого только-только отпустили оба варвара, до этого повисшие у него на плечах, не давая соскользнуть в безумство боя.

— Все, все уже. Я в порядке! — недовольно передернул раб-воин плечами, зло покосившись на Дикого.

— Дерек, извини... Как ты? Он же не нарочно, — смущенно пробормотал Рени, с трудом поднимаясь на ноги. — Я вообще не знаю, что на него нашло. Будто с цепи сорвался, дуралей. Может, от тебя Барсом пахнет?

— Кем? — переспросил Ильшат, переведя дух, что все обошлось, слава Великим Духам.

— Котом его, — пояснил более наблюдательный Мерген.

— Слабая версия, — хмыкнул второй степняк. — Я уж не знал, что и подумать, увидев тут такое... Вот затейники! Меченый, ты в следующий раз выбирай более действенный способ самоубийства.

— Угу, в свете последних событий, от руки Аслана, пожалуй, будет гуманней, — заржал охотник.

— Да хватит вам языками трепать, балаболы, — досадливо буркнул Рени. — Никому и ничего лаэр за меня отрывать не будет.

— Ну, это, ты, Мелкий, глубоко заблуждаешься, — снисходительно улыбнулся Ильшат.

Наложник стремительно покраснел. Приятно, конечно, было услышать мнение со стороны, и в то же время замечания мужчин снова разбередили сокровенное. Они же не знают, что он больше не интересен своему господину, но юноша вовремя прикусил язык, чтобы не проговориться, доказывая обратное.

— Дерек, что у тебя с рукой? Кровь? — заметил он темные полосы, тянущиеся по тыльной стороне ладони бойца. — Дик все-таки тебя прихватил?! — качнулся наложник в сторону Меченого.

Дог тут же отреагировал, подскочив и рванув наперерез объекту охраны.

Дерек машинально отшатнулся, не будучи уверен, что готов ко второму раунду с матерым зверем. Но злость подхлестнула, задавив минутную слабость в зародыше. Прогнав остатки страха, парень сделал шаг вперед, неосознанно принимая боевую стойку, и предупреждающе качнул кулаком перед мордой пса.

Дикий угрозы не испугался, продемонстрировав в ответ острые клыки под вздернувшейся верхней губой, однако предусмотрительно не стал пересекать невидимую черту. Коротко взрыкнув, напоминая, что первая партия боя прошла вничью, он уселся у ног Рени, вцепившегося обеими руками в ошейник.

— Не дразни его, пожалуйста, — укоризненно произнес наложник. — Он же не нарочно, Дерек. Просто решил, что ты меня обижаешь.

— Великолепный прикус, — хмыкнул стоявший чуть поодаль Ильшат, любуясь демонстрацией силы человека и скалящейся собаки.

— Да, — согласился Мерген, — Аслан умеет выбирать щенков.

Варвары быстро переглянулись, ухмыльнувшись собственным мыслям.

— Да уж, кто тебя обидит — дорого поплатится, — огрызнулся Дерек, разглядывая не слишком глубокую, но все еще кровоточащую царапину. В разгаре короткой схватки он даже не заметил, когтями или зубами Дик успел его ободрать.

— Надо перевязать, — решительно объявил Ренальд. — Пошли к Халару!

— Вот еще, придумал! — скривился Меченый от ненужной заботы. — Само заживет. Не парься, Мелкий.

— Оботри снегом, — предложил охотник.

— Не надо снегом! Он же не стерильный, — возразил Рени.

— Зараза к заразе... — начал было Ильшат.

— За 'заразу' ответишь, — моментально среагировал Дерек, кинув быстрый взгляд на степняка.

— Да я не против, — пожал плечами варвар. — Вот рука заживет и поспаррингуем.

Ему было бы интересно помериться с Меченым силой. Родичи лаэра умели ценить качества настоящих мужчин-воинов и прекрасно понимали Аслана, с его особым отношением к этим двоим, хотя мальчишка и плохо вписывался в привычные вкусы хозяина Замка-крепости. Скорее, он для него является привлекательной экзотикой, но как знать? Выбор таура Даута, объявившего Рена своим учеником и преемником, о многом говорит. Так что Аслан не прогадал.

— Идет! — довольно отозвался боец со шрамами во всю щеку.

— Дерек, давай зайдем домой. Я знаю, где бальзам стоит. Намажешь и завтра уже будешь, как новенький? — по простоте душевной сердечно предложил юноша, невольно уколов старшего раба этой фразой. Пусть и не прозвучало 'к нам', но все равно стало обидно и завидно. Много ли существует рабов-наложников, считающих место их содержания хозяевами своим домом? А притворяться Рени пока еще не научился, значит, действительно ему хорошо живется в 'золотой клетке'.

— Благодарю, Мелкий, но у меня и свой есть, — небрежно ответил Меченый, стараясь ничем не выдать своей досады. — Или ты можешь предложить для приема внутрь?

— Ну... э... винный шкаф не запирают, но не хотелось бы брать без спроса, — честно ответил он. — Хотя, если скажу, что взял для тебя...

— Нет! Не стоит, — быстро пошел на попятную Дерек, удивляясь про себя наивности и бескорыстности мальчишки.

— Все-таки лучше снегом пока оботри. Или дай Дику зализать, — хмыкнул охотник.

— Не боишься, что откусит по локоть? — поддел Ильшат.

— Подавится, — мотнул головой Меченый, не собираясь пользоваться подсказками. — У, зверюга! — неприязненно покосился он на пса.

Дог в ответ только равнодушно посмотрел в его сторону и склонил лобастую башку, ткнувшись мордой под ладонь Рени, выпрашивая ласку. Он демонстративно держался между хозяйским мальчишкой и Дереком, не делая попыток устрашить бойца или как-то нарушить невидимые границы определенной для себя территории.

Юноша машинально потрепал пса по загривку и вздохнул:

— Ну, не хочешь, как хочешь, — сдался он. — Жаль, что так получилось. Ладно, я пойду...

— Бывает, — согласился Мерген. — Да мы тоже в казарму, — махнул он рукой, предлагая двинуться в сторону зданий.

Здорово всех, конечно, встряхнуло произошедшее, но первая волна пережитого стресса уже схлынула, так что можно расслабиться.

— Да не расстраивайся, Мелкий! Ты в корне не прав, не о чем жалеть! — бодро произнес Дерек, шагая на расстоянии в полтора метра от юноши. — Не знаю, как у вас в Степи, а у меня на Род... — осекся он, помрачнев, — ну, в общем, во многих местах, где мне удалось побывать, свадьбы без драк не обходятся. Хоть один недовольный со стороны жениха или невесты да найдется. Традиции... — глубокомысленно заключил он.

— ЧуднЫе у тебя представления о традициях, Меченый, — не согласился Ильшат. — А ты сейчас на чьей стороне выступал? — ехидно полюбопытствовал он.

— Что?! — от неожиданность Дерек чуть не споткнулся на ровном месте, густо покраснев и очень надеясь, что при лунном свете это не слишком бросается в глаза спутникам. Да какое им всем дело до того, какие отношения между ним и лаэром?! Достали! Хотя, хрен с ними, главное, чтобы даже ни намека не было в сторону его сокровенных чувств к Тессе!

'Не может быть, чтобы эти степные орлы что-то заподозрили', — похолодел Меченый от нечаянной догадки. Но придумать достойный ответ не успел, потому что Мерген невольно выручил, предположив:

— Со стороны Аслана, конечно.

— Я не тебя спрашивал, — Ильшат недовольно толкнул друга плечом.

— А ты не будь таким любопытным, — пихнул охотник его в ответ.

Вроде бы не сильно, но второй степняк едва сумел удержаться на ногах, не потеряв равновесия. Мерген сразу же заслужил невольную благодарность Дерека, незаметно выдохнувшего с облегчением.

— Я не любопытный, а любознательный, — парировал Ильшат. — Тебе-то, конечно, легко, следопыт, ты у нас наблюдательный.

'Вот, зараза!' — снова напрягся Меченый, гадая, что тот успел заметить, с тех пор, как ошивается в крепости.

— Так развивай и этот дар, — невозмутимо посоветовал Мерген. — А то, пока исполняешь конные трюки, мозги растрясаешь и не видишь дальше вытянутой руки.

— Ну, положим, ты преувеличиваешь, — завелся варвар.

— Вот завтра и посмотрим, — хмыкнул охотник. — Рен, завтра будет тебе с кем посоревноваться в наблюдательности.

Ильшат криво усмехнулся, не став возражать, но и так было понятно, что он не сомневается в собственной победе.

— Я бы посмотрел на это, — азартно поддержал Дерек.

— Обойдешься! — буркнул приунывший Рени, не доверявший своему мастерству обставить степняка. — Ты вообще будешь в карауле, пока у меня занятия с наставниками.

— Вот обидно! — притворно огорчился Меченый. — Может, перенесете на вечер?

— Они и днем-то половину того, что замечаю я, не увидят, — рассмеялся Мерген.

Возразить на это заявление ни Ренальду, ни Ильшату было нечего, поэтому они несколько принужденно поддержали скупыми улыбками потешающихся над ними мужчин.

На счастье как раз показалась развилка. Одна тропинка огибала стены Замка и вела к парадному крыльцу, а вторая, напрямик, через укрытые от мороза заросли рододендронов, выводила к казарме.

— До завтра! — поспешно попрощался Ренальд с мужчинами, хотелось поскорее остаться одному.

— Пока, Мелкий! Доброй ночи, Рен, — нестройно ответили ему.

Дикий, почуяв тепло родного дома, игриво подтолкнул Рени сзади под колени и рванул вперед. Наложник радости пса не разделял, и, когда дог немного обиженно оглянулся на ступенях крыльца, тихо поскуливая, мол, он еще не наигрался, Ренальд тяжело вздохнул, но твердо произнес:

— Место, Дик!

Возражать пес не решился, покорно потрусив в свой угол с теплой подстилкой.

— У каждого в этом доме есть свое 'место', — закрыв входную дверь, пробормотал юноша, медленно поднимаясь по ступеням лестницы.

2.

В комнате царил прохладный полумрак, лишь по обе стороны от очага, сложенного из небольших ровно подогнанных камней, в маленьких плошках еле теплились крохотные огоньки свечей, давая хоть какой-то ориентир, чтобы не спотыкаться впотьмах. В этом помещении никто не жил, и Тесса подозревала, что им придется ночевать на отсыревших шкурах, вдыхая затхлый, застоявшийся воздух безвременья, господствующего здесь с тех пор, как им последний раз пользовались. Она была тут всего однажды, в самом начале вступления в свои новые владения в качестве молодой жены здешнего лаэра. Аслан приводил ее на экскурсию, предварительно рассказав историю постройки и назначения этого домика. И девушка почему-то решила, что будет слишком кощунственно по отношению к памяти его матери не только копаться в оставленных степнячкой вещах, но и вообще переступать порог, удовлетворяя свое неуемное любопытство. Это был кусочек чужой и в то время чуждой ей частной жизни женщины, которой уже не было на свете.

Аслан молча принял отказ жены войти внутрь, и тогда Тесса решила, что поступила правильно, заметив, как окаменело его лицо и затуманился взгляд, натыкаясь на предметы интерьера. Свою маму она совсем не помнила. А насколько близкими и доверительными были отношения у Аслана с его матерью? Неужели и после ее смерти могла остаться духовная связь, ведь он так рано лишился ее родительского участия? Да и потом, что могло остаться от воспоминаний его раннего детства, когда эта женщина была с ним рядом?

Судя по рассказам мужа, со свекровью, будь она жива, у нее могли сложиться весьма непростые отношения. Своенравная любимица и гордость Рода стала женой лаэра граничащих с их Степью окраинных земель Энейлиса, вряд ли горячо поддерживаемая родней. Да и с какой стати варварам было радоваться подобному союзу? Это чуть позже отец Аслана оказался единственным уцелевшим претендентом на столичный престол, а тогда был лишь одним из десятка лаэров, действительно получивших практически неограниченную власть на своей земле. Амбициозный, требовательный не только к себе, но и к подчиненным бойцам, домашней челяди и простым жителям, очутившимся в его воле, будущий Правитель ретиво выполнял свои обязанности и вовсю пользовался правами. К сожалению, так охарактеризовать можно было далеко не каждого из нынешних защитников границ, наделенных подобными полномочиями.

Хотя, если отбросить в сторону эмоциональную составляющую союза родителей Аслана, то в результате выиграли обе соседствующие державы.

Правда, многие весьма родовитые и богатые личности, имеющие весомую значимость своих голосов, были недовольны происхождением второй половинки Правителя, и более того, считали брак с варварской девкой незаконным.

Но ее свекор, которого Тесса интуитивно побаивалась за склонность к многоходовым комбинациям интриг, претившим ей, дочери военного, оказывается, безумно любил свою вторую жену, строго пресекая недовольные волнения и пересуды. Да даже то, что он так и не женился после, хотя многие светские львицы от пятидесяти и до пятнадцати согласны были разделить с ним спальню, понимая, что до фактической власти он их все рвано никогда не допустит, говорило о многом.

Как же они уживались? Деспотичный мужчина, на грани фанатичной идеи основать собственную династию, раз уж ему нежданно-негаданно удалось достигнуть вершины власти, и гордая, свободолюбивая дочь Степей, оказавшаяся совершенно чужой в соседнем государстве. Могла ли она рассчитывать на чью-либо поддержку и участие в стране с чуждыми ей обычаями и правилами? Чем они жертвовали друг для друга? И как узнать, смерть любимой женщины ожесточила Правителя или, наоборот, годы, прожитые вместе с ней, наложили благотворный отпечаток на его характер и поведение?

И какой вообще должна была быть сила воли этой женщины, настоявшей на том, чтобы ребенок воспитывался в Степи по обычаям ее предков? Согласился бы Асланов отец удовлетворить прихоть жены, не будь у него старшего сына, по всем статьям 'законного' в глазах жителей Энейлиса наследника? Или побоялся бы портить отношения с сильными соседями-варварами, которые, отдавая ему бесценное для степняков сокровище — женщину их Рода, наверняка выставили условием, что в случае рождения мальчиков от этого брака, все их сыновья будут чтить обычаи предков по материнской линии?

Поверить в то, что мать Аслана не любила свою единственную кровиночку, и поэтому отправила с глаз долой, Тесса просто не могла. Сама она влюбилась в мужа с первого взгляда. Но это любовь к мужчине, с которой еще возможно как-то бороться, обуздывая некстати расшалившиеся гормоны. А материнская любовь имеет совсем другое происхождение. Ей неважно, красив, сообразителен и добр ее ребенок или нет. Для матери — ее дитя самое лучшее и беззаветно любимое со всеми его достоинствами и недостатками. Бывают, конечно, исключения, но это уже, скорее, патология, чем норма. Наверное, и мать Ренальда где-то в глубине души по-настоящему любила своего сына, но обуть, одеть, накормить — это только малая толика того, что нужно мальчишке. Разве эта женщина дала ему хоть какой-то старт во взрослую жизнь?

Вот этого Тесса не могла ей простить, хотя старалась лишний раз не травмировать свое Солнышко, ловко уходя от опасной темы тех его воспоминаний в Обители, когда он и рядом с матерью чувствовал себя никому не нужным.

По рассказам Аслана мать его любила, и причин сомневаться в правдивости его слов у Тессы не было. Возможно, именно закаленный дух выросшей в степи женщины помог ей справиться, оказавшись перед выбором — эгоистично удерживать его подле своей юбки или же помочь получить необходимые настоящему мужчине навыки и умения, которые могли дать сыну только старшие в Роду ее Клана мужчины. Как бы ни сложилось его существование в дальнейшем, во взрослой жизни, среди варваров или жителей Энейлиса, заложенное в детские годы, обязательно пригодится. Так оно и вышло — Аслана уважали за его лидерские и человеческие качества в обоих государствах.

Тесса просто преклонялась перед мудростью и дальновидностью этой женщины, опасаясь, что сама она не готова к такому самопожертвованию, по крайней мере, пока ее собственные дети существуют только в воображении. Да она даже Ренальда не могла представить вдали от себя, несмотря на прекрасное понимание, что ему нужно расти и совершенствоваться. Каждый раз, отправляя наложника на очередной урок мужественности к безжалостным наставникам, девушка переживала внутренний протест, заставляя себя отвлечься на какие-то насущные заботы, чтобы не думать о том, каким именно образом ее ненаглядное Солнышко воспитывает бойцовский дух и тренирует тело. Но хозяйка Замка терпеливо ожидала его возвращения, гадая, что понадобится на этот раз — заживляющий бальзам от синяков и ссадин, слова поддержки из-за неудачи или одобрительного восхищения очередным достижением. Иногда она ловила себя на том, что ревнует своего мальчика даже к выданным в Академии учебникам, отнимающим минуты и часы от времени, когда они принадлежат только друг другу. Что уж говорить о будущих детях!

Девушка жутко злилась на свой эгоизм и совестливо вздыхала украдкой, чтобы никто не догадался о ее слабости. И только ее собственные представления о том, какими качествами должен обладать настоящий мужчина, заслуживающий любовь женщины, удерживали Тессу от тихих истерик и капризов. Будь Аслан или Рени другими, она бы не смогла так безумно, до немого обожания любить их...

Приготовившись к незначительным неудобствам и дискомфорту, новобрачная оказалась приятно удивлена обстановкой. Воздух в небольшой комнатке оказался вовсе не застоявшимся, а, наоборот, необыкновенно свежим, наполненным еле различимым ароматом горьковато-сладких степных трав, напитанных солнечным светом и вольным ветром. Девушка невольно остановилась, с наслаждением вдохнув волнующий букет запахов — сухого дерева потемневших от времени стен, едва различимый мускусный дух разбросанных по лежанке волчьих шкур, теплый, немного пыльный запах войлочных ковров на полу, к которым и примешивался аромат диких цветов и злаков. На какое-то мгновение она почувствовала себя окутанной ими, словно невесомым покрывалом. Сознание поплыло, настраиваясь навстречу неведомому. Ощущения были непривычны, но не пугали, а, скорее, волновали и возбуждали в предвкушении дальнейшего.

Она качнулась назад, плотнее прижимаясь к груди стоявшего позади благоверного, но не в поисках защиты от невидимой опасности, а в желании, чтобы он, почувствовав ее состояние, тоже проникся и разделил с ней необычные переживания.

Аслан догадался крепко и в то же время бесконечно нежно обнять, довольно улыбаясь произведенному первому впечатлению. На мгновение прижался губами к ямочке на открытом участке шеи между туго заплетенными косами. Затем мягко подтолкнул вперед и указал на кованую подставку для оружия, потому что Тесса все еще держала ножны с его мечом, вместо того, чтобы сразу избавиться от ритуального атрибута ее власти в доме и освободить руки. Ему хотелось, чтобы она поскорее испекла традиционную лепешку и, наконец-то позволила своим рукам обнять его. Впрочем, Аслан согласен был немного нарушить заведенные не им правила. Тесса вполне могла бы подарить ему немного ласки и до приготовления лепешки, и в процессе, зачем ждать? Подумаешь, прикосновения перепачканных мукой рук оставят белесые разводы на одежде... Жаль, что до того, как вкусит еды из рук женщины, которую объявил своей женой по обычаям варваров, он не должен избавляться от УЖЕ мешающейся одежды...

— Ну что же ты замерла на пороге, рыбка моя? — отодвинув пальцами часть головного украшения жены, вкрадчиво прошептал варвар ей на ушко. Чем вызвал у спутницы безотчетный трепет мурашек вдоль позвоночника и щекотную вибрацию крылышек бабочек в животе. — Это твоя территория, женщина...

Тесса смущенно обернулась, принимая правоту его полушутливого упрека. Действительно, хватит уже изображать новобрачную, полтора года замужества избавили ее от оставшихся от прежней жизни, навязанных общением с родной теткой комплексов. С огромным трудом она буквально заставила себя отлепиться от своего мужчины, быстро шагнула вперед, пристраивая ненужное в уютном мирном убежище оружие, и вновь вернулась к лаэру. Взяв его за руку, повела за собой, чтобы усадить на толстый узорчатый войлок рядом с низеньким столиком из темного дерева. Круглая столешница и непривычно коротенькие ножки в количестве шести штук были искусно инкрустированным более светлыми элементами и речным перламутром.

Тесса немного нервничала, стараясь соблюсти традиционную хронологию действий. Ее никто не учил правилам введения мужчины в дом по обычаям степняков. Аслан сказал, чтобы она не переживала по этому поводу, дескать, сама догадаешься. Но заверил, что в любом случае маленькие неточности не омрачат его счастья быть с нею.

Наверное, надо было все-таки вначале зажечь очаг, чтобы усадить любимого у домашнего огня, но это в том случае, если бы она имела собственный шатер... Впрочем, не стоит огорчаться, главное он рядом!

Аккуратно освободив свои пальчики из его ладони, чтобы иметь свободу передвижения, удивляясь взявшейся откуда-то томной женской грации (вместо обычной девичьей порывистости перемещений), Тесса подошла к очагу. Машинально фиксируя взглядом предметы домашней утвари, в которой ей предстояло замесить тесто для выпечки лепешки, девушка опустилась на колени, чтобы было удобно разжечь огонь. При свете еле теплящихся фитилей малюсеньких свечек это оказалось не так-то просто, но на зрение хозяйка Замка не жаловалась. Тесса удовлетворенно перевела дух: вроде бы плошки, баночки с приправами и пучки знакомых травок на месте. Даже накрытая наполовину крышкой бадейка с водой есть, значит, не придется метнуться на улицу для того, чтобы набрать чистого снега и растопить его для замеса.

Новоявленная хозяйка домика склонилась ниже, интригующе выставив на обозрение напрягшегося варвара свои прелести. Мягкая кожа туники призывно обтянула упругие ягодицы жены, и, пребывающий в ленивом созерцании любимой, Аслан невольно поерзал. Загоревшегося совсем другим голодом, нежели потребностью удовлетворить свой желудок, отвести взгляда от пока что недоступного его рукам лаэр так и не сумел. И теперь, сцепив пальцы в замок, досадливо размышлял, сомневаясь — правда ли, что сегодня один только вид любимой девочки настолько провоцирует его? Или все же виновата не восставшая преждевременно плоть, а непригодны штаны, ставшие почему-то слишком узкими с тех пор, когда он облачался в традиционную одежду варваров в последний раз.

Тесса повертела непривычные кресало и кремень, сожалея о том, что не догадалась прихватить из дома каминных спичек, но в домике степнячки этого 'баловства' не наблюдалось. Хорошо, что она не забыла, как ими пользоваться. Без должной практики редко у кого получается с первого раза поджечь трут. Девушка лишь порадовалась предусмотрительности мужа, который приготовил как надо все необходимое, чтобы не отвлекаться на мелочи. И еще спасибо, хоть не кирпичики сухого кизяка высились рядом с каменной кладкой очага, а стояло небольшое ведерко с обычным углем, который, может, и вовсе не понадобится подкладывать ночью.

Высечь искры, поджегшие сухие гнилушки, Тесса сумела только со второй попытки. Девушка невольно замерла, любуясь своим достижением. Робкие язычки, лизнувшие мгновенно занявшийся трут, стремительно разрастались, захватывая отвоеванное пространство, с жадностью облизали угли и, распробовав угощение, поползли вверх. Но едва температура воздуха вокруг очага немного повысилась, над искусно выложенной плитой, по бокам на полках с утварью и у основания камина вдруг вспыхнули сразу несколько крохотных, не замеченных ею в темноте свечек. Совершенно не ожидавшая такого подвоха от безобидного кресала, который держала непосредственно над трутом, Тесса просто опешила, решив, что искры каким-то невероятным образом попали на деревянные части интерьера. Растерянно отпрянув от очага, девушка громко ахнула и почему-то вместо того, чтобы хватать бадейку с водой и тушить непредвиденную иллюминацию, шарахнулась назад, попав прямо в объятья варвара. Она настолько привыкла за эти полтора года полагаться на верное плечо благоверного, что интуитивно воспользовалась этой поблажкой и сейчас.

И только попав в привычный плен сильных рук, сообразила, что Аслан вовсе и не собирается паниковать, принимая ответственность за тушение непредвиденного пожара на себя. Наоборот, муж странно затих, и только весьма ощутимая вибрация плотно прижавшегося тела воина, подозрительно похожая на еле сдерживаемый смех, говорила о том, что он среагировал на ситуацию.

Когда первый испуг отступил, Тесса, все еще ничего не понимая в происходящем, пригляделась и сумела различить, что это за 'искры', напугавшие неожиданным возникновением.

— Ч-что это такое? — выдавила она, не в силах поверить своим глазам, постепенно восстанавливая учащенное дыхание.

Но тут муж рассмеялся в полный голос, отчего-то до жути довольный произведенным эффектом. Точнее, он ожидал немного другого, например, громкого восхищения ее Солнышком, который устроил незабываемый сюрприз. Но так даже лучше. Его руки, совершенно без участия отключившегося мозга (который в отличие от других частей тела мужчины помнил, что важна последовательность в соблюдении ритуала), заскользили по гибкому стану жены. Широкая ладонь одной руки полностью закрыла ее живот, с сожалением натыкаясь вместо гладкой человеческой кожи на бусины и кусочки меховых нашивок орнамента туники. А вторая уже поднялась выше, ласково примеряясь к тому, как бы поудобнее высвободить девичью грудь из-под покрова одеяния.

Слегка дезориентированная Тесса и не думала сопротивляться привычной нежности, наоборот, все еще не полностью очнувшись от потрясения и чувствуя родное тепло, девушка машинально подалась назад, еще плотнее вжимаясь в находящееся позади мощное тело. И только наткнувшись ягодицами на вполне определенное препятствие, от которого сразу же ощутила сладостную тяжесть внизу живота, опомнилась:

— Аслан! — превозмогая собственное желание, категорично накрыла она его ладони, собственнически обшаривающие законную добычу, чтобы заставить и его вспомнить о преждевременности перехода к основному действу.

Вообще-то Тесса и сама уже рассмотрела непредусмотренный традициями степняков обновленный интерьер домика. Миниатюрные свечи, предназначенные не столько для

освещения, сколько для создания необычного восприятия этой красоты, слегка колеблясь от незаметного сквознячка воздушной тяги в трубе над очагом, мерцали с тихим потрескиванием. И распространяли новые ароматы, в которых угадывался еле различимый дух кофейных зерен и плодов эвкалипта. Эти необычные для свечей запахи смешивались с уже имеющимися, каким-то образом органично вплетаясь в воздушные потоки и вызывая гастрономический аппетит.

— Это тебе привет от нашего Котенка, — пояснил лаэр, вздохнув с сожалением от прерванного увлекательного процесса.

— Я ему за такой 'привет', завтра уши откручу, — сердито пообещала Тесса. — Чуть заикой не оставил, поросенок, — невольно улыбнулась она, представив растерянного Рени, искренне недоумевающего, в чем проблема, ведь он, по обыкновению, хотел, как лучше.

— Ты только обещаешь, — фыркнул Аслан, ни капельки не поверив в угрозу ее ненаглядному Солнышку.

— Ну вот он и дождался! — все еще не сдавалась девушка, несмотря на теплую волну признательности к синеглазому любимчику за проявленную 'заботу'.

— Не сердись, рыбка моя, — примирительно поцеловал муж ее плечико. — Ведь правда же, здорово получилось? — искренне спросил варвар, но все-таки не выдержал, припомнив, как она отскочила от внезапной опасности, и рассмеялся.

— Правда, — зловеще хмыкнула Тесса. — Обхохочешься! — дернула она плечами, пытаясь высвободиться из нежных, но слишком крепких объятий. — Пусти, пожалуйста...

— Куда ты торопишься? — довольный Аслан решил слегка подкорректировать события и воспользоваться тем, что она уже в его руках. Вместо того чтобы отпустить жену и самому вернуться на оставленные позиции молчаливого наблюдателя, хозяин Замка развернул девушку и снова обнял, прижавшись расплывающимися в радостной безотчетной улыбке губами к ее, и прошептал: — Не все ли равно, когда ты накормишь меня лепешкой, до или после?

— Хм, — так же заговорщицки тихо произнесла Тесса, ответив невесомым поцелуем, больше похожим на случайное соприкосновение. — И что по этому поводу сказали бы Великие Духи? — ехидно добавила она, прогнувшись назад от благоверного, поддержавшего ее спину. Слишком уж быстрой оказалась реакция Аслана, взявшегося ретиво нарушать правила, а глубокие поцелуи чреваты тем, что они и вовсе минуют некоторые стадии традиционной процедуры. Не хотелось бы отступать от намеченного, во избежание возможных последствий от осерчавших богов Степи.

— Ну... — замялся варвар, — наверное, они были бы не совсем довольны такой вольной интерпретацией обычаев предков, — уклончиво начал он, но, столкнувшись с насмешливым взглядом любимых глаз, быстро спохватился: — Но это только предположение, Тесс! — кусая губы, чтобы не расхохотаться над собственными нелепыми оправданиями, заверил лаэр.

— Ага, понятно, — покивала она. — А что там про настоящих воинов Степи, которым знакомы такие понятия, как сила воли, контроль над собственными желаниями, способность сознатель...

— Не продолжай! — пристыжено прижал Аслан палец к ее губам. — Все, я понял, ты с ними заодно! Ну давай, я хотя бы чем-нибудь помогу тебе поскорее приготовить эту несчастную лепешку, а?! Чтобы побыстрее...

Девушка звонко рассмеялась, но затем укоризненно покачала головой:

— Не говори так! 'Несчастная' лепешка — символ достатка в доме, выпекается она счастливой женщиной любимому мужчине, решившему оставить свой меч у порога и разделить с ней пищу и кров. Так что это моя священная обязанность, муж мой, — наставительно произнесла Тесса. — Кстати, ты знал о том, что Рени придумал с этими свечками? — подозрительно взглянула она на варвара.

— Ну... — неопределенно пожал он плечами, надеясь, что остальные, пока что незамеченные ею, произведут более позитивное впечатление. — Знал. Это плохо?

— Попозже решу, — кивнула Тесса своим мыслям, обернувшись к очагу и вновь невольно залюбовавшись составленной ее Солнышком экспозицией. — Одно могу сказать абсолютно определенно: за то, что ты бессовестно ржал над моим испугом, 'быстрее' не будет.

— Почему? Я же не со зла! — возмутился лаэр и смущенно признался: — Ты такая трогательная, когда ищешь защиты, что вызываешь невольную улыбку.

— Так я вовсе и не злюсь, родной мой, — лукаво подмигнула вредная девчонка. — Просто, тоже хочу от души повеселиться.

— Звучит, как угроза, — напрягся мужчина.

— Тебе должно понравиться, — беспечно пообещала Тесса. — Поди пока, присядь вон там и пообщайся со своими Духами, дабы освежить в памяти воинские заповеди, — поддела она, не произнеся вслух: 'не мешайся под ногами'.

'Хотя было бы, наверное, очень романтично или, скорее, эротично, стоя вплотную друг к другу, вдвоем замешивать тесто, но это можно оставить для другого раза', — строго оборвала свои мысленные фантазии хозяйка Замка, решив, что печь получившуюся совместными усилиями лепешку точно пришлось бы только к утру. Впрочем, к утру, пресное тесто и без всякой выпечки превратится в сухой коржик.

Аслан несчастно вздохнул, соглашаясь с убийственными доводами, и покорно вернулся на войлочный ковер.

— Пообщаешься тут, — пробормотал он ворчливо себе под нос, пытаясь принять привычную для медитации позу, досадливо сетуя на собственный организм, которому хотелось общения вовсе не со Степными божествами, а вполне с конкретной человеческой женщиной, причем, немедленно! И еще неизвестно каким образом любимая собралась 'поквитаться'.

Но он все же честно попытался сосредоточиться на узорчатом орнаменте ковра, чтобы не раздевать глазами ежившуюся под его обжигающим взглядом жену.

Поддернув длинные рукава надетой под тунику рубахи, она уже вовсю колдовала над плошкой с высыпанной в нее из принесенного с собой мешочка мукой. Доливала воду и сдабривала тесто какими-то приправками, чудесным образом умудряясь не слишком запачкать золотые чешуйки, украшавшие тыльную сторону ее ладоней. Головные украшения и длинные серьги мерно покачивались в такт уверенным движениям девушки. С такой кухаркой, как Антига, Тессе не часто выпадала возможность самой заниматься стряпней для собственного удовольствия, чтобы не забыть получаемые всеми девочками Энейлиса уроки домоводства, но она вполне успешно справлялась.

В золотых украшениях степнячки крохотными блестками отражались огоньки горящих свечек, завораживая взгляд влюбленного в свое сокровище мужчины. К тому же даже легкое движение девушки сопровождалось мелодичным, слегка шелестящим перезвоном, отвлекая от проблем внешнего мира и настраивая на предстоящее таинство, которое они разделят после легкой трапезы...

* * *

В домике постепенно становилось все теплее. К уютным, немного возбуждающим запахам степных трав и свечей Ренальда, уже примешивался аппетитный аромат свежей выпечки.

Если бы Аслан умел шаманить, подрумянившаяся лепешка давно была бы поделена между ним и женой, а так, пока только пропекалась вторая ее сторона.

Мужчина вздохнул и мечтательно прикрыл глаза...

Великие Духи, какое же это, оказывается, счастье, просто наблюдать за своей женщиной, которая готовит тебе пищу!

Но вот наконец-то Тесса сдвинула на край плиты очага небольшой казан и, обжигая пальцы, вытащила довольно рыхлую для пресного теста лепешку. Ловко переложила ее на льняную салфетку, и уже торжественно поднесла ему, держа на вытянутых руках.

Мужчина волен был принять ритуальную пищу на салфетке, или же доверить хозяйке дома накормить себя с рук. В первом варианте, власть женщины распространялась только на домашнюю территорию, а во втором, тем самым, он намеренно ставил ее выше. Естественно, при возникновении какой-либо угрозы спокойствию и благополучию любимой и вообще своей семье, ни один степняк не ожидал бы команды принимать мужские решения. Поэтому разница была хоть и принципиальна, но почти не ощутима. Но лаэр намеренно выбрал второй вариант. И пусть Тесса с самого начала знала, что он позволяет ей слишком много в сравнении с другими замужними женщинами Энейлиса, ему хотелось лишний раз подчеркнуть ее особенность. Пусть не словами, а вот так — символичным поступком.

Вместо того чтобы взять лепешку, он перехватил запястья жены, заставляя опуститься рядом, и, увидев ее признательно увлажнившиеся глаза, довольно улыбнулся. Тесса все поняла правильно.

Отломив кусочек, девушка едва удержалась, чтобы не подуть на горячую мякоть, прежде чем поднести к его губам. И Аслан, неожиданно представив на своем месте Котенка, еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Ему бы она точно подула, остужая.

После разносолов Антиги пресное тесто, сдобренное одними лишь приправками из трав, показалось лаэру довольно странным, но, тем не менее, это ничуть не умаляло его значимости. И он мог привести довольно много доводов в пользу с любовью и заботой приготовленной лепешки, если бы нашлись желающие отстоять свою, отличную от его, точку зрения.

Вот не зря говорят, что аппетит приходит во время еды. Да еще когда бесконечно желанная женщина так волнующе близко. Когда ее тонкие пальчики, поднося очередной кусочек, нечаянно касаются рта, что он, невольно опасаясь прикусить их, снимает хлеб губами, целуя кормящую руку. И так приятно что-то тает в груди от любимого теплого взгляда внимательных зеленых глаз. И от этой завораживающе загадочной улыбки, будто она знает про него что-то такое, чего он и сам про себя не ведает...

В процессе поглощения пищи таким способом, Хозяин Замка-крепости настолько увлекся, что чуть было не проворонил, когда прикончил половину. И вот тут, решительно отобрав у жены оставшуюся часть, сам отломил кусочек и поднес к ее губам.

— Аслан, я столько не осилю, — улыбнулась девушка, и, аккуратно проглотив угощение, немного смущенно покосилась на оставшуюся половину.

— Не спорь, женщина! — нарочито грозно нахмурил он брови. — Я принимаю пищу из твоих рук и желаю разделить с тобою пополам все радости, что нам выпадут в жизни. Разве недостаточный повод?

— Несомненно, достаточный, — серьезно ответила Тесса. — Только не забывай, родной мой, что маленькой птахе достаточно крохи, это ты — мой сокол, а у хищников совсем особенный рацион.

— Какая же ты у меня премудрая, — рассмеялся Аслан, обнимая ее за плечи и привлекая ближе.

— А радости и горести мы уже давно поклялись делить пополам, счастье мое, — потерлась девушка о плечо любимого щекой.

— Знаешь, Тесс, чем больше я тебя узнаю, тем больше мне хочется изменить клятву, — вздохнул лаэр.

— В смысле? — опешила Тесса, попытавшись отпрянуть, чтобы видеть выражение его лица. Но варвар не отпустил. Наоборот, еще крепче обнял двумя руками, переложив недоеденную лепешку к ней на колени, и, прижавшись губами к ее виску, тихо прошептал:

— Если Великие Духи будут жестоки к нашей семье, я хочу забрать все твои печали себе. Мне невыносима сама мысль о том, что ты можешь быть со мною несчастна, рыбка моя...

— О Всевидящие! — простонала девушка, чуть не потеряв от такого заявления дар речи. — Даже не хочу слышать о твоих сомнениях! Как ты можешь решать за меня в таком вопросе?! Аслан, я любила, люблю и буду любить тебя, моего мужа! И поэтому хочу делить с тобой все, что нам вместе выпадет. Ты — половина моего сердца, моей души! И что мы будем делить на двоих — пищу или горести — неважно! А радости следует не делить, а умножать! Все у нас с тобой будет хорошо, вот увидишь! — оптимистично заявила Тесса, заставив Аслана слегка устыдиться своего сентиментального порыва.

И крамольная мысль о том, как же это так в их арифметике получается, что они все располовинили без учета своих чувств к Ренальду? — была им с позором загнана на задворки сознания, как не слишком уместная сегодняшней ночью.

— Птенчик мой, если ты и впрямь не в состоянии поклевать еще немного лепешки, давай оставим ее на потом? Я так хочу обладать тобою, Тесс... — нежно потерся он своей щекой о ее щеку.

— О! Хорошая идея! — умудрилась вывернуться из-под его рук девушка, чтобы самой удобнее было обнимать ненаглядного варвара за сильную шею. — Ты помнишь правила?

— Я только отнесу тебя на лежанку, — улыбнулся Аслан, проворно убирая руки от уже распущенных завязок на плечах ее туники.

— Ладно, — мурлыкнула Тесса, предвкушая задуманную шалость.

Хорошие все-таки законы в Степи. В первый раз женщина сама решает, когда она готова к слиянию. И хозяйка Замка, все еще немножко сердясь на то, что муж потешался над ее испугом, отказываться от своего права не собиралась.

Тесса все-таки позволила мужу освободить себя от верхней одежды и украшений. Процесс разоблачения друг друга, стоя на коленях, утопающих в густом волчьем меху, был не только чарующе красив, но и позволял супругам настроиться на единую волну желаний и ощущений. Отрешиться от всего окружающего, что им могло бы помешать изучать, любить друг друга, отдавая и впитывая. Заставляло услышать незримую песнь стремящихся навстречу душ, чтобы звучали в унисон. Чтобы освобожденные от одежды тела танцевали упоительный танец страсти и нежности, сливаясь в одно целое и давая возможность зачатия новой крохотной жизни...

Оставшись лишь в нижней рубахе, под которой уже ничего не было, Тесса остановила чуть дрожавшие от нетерпения руки варвара. Вряд ли Аслану пришлась по душе такая задержка, но он принял ее желание с мужественной покорностью, отдавая дань традициям. Сегодня решает женщина.

Если честно, то, проведя ноготочками по широкой груди варвара, издевательски медленно спускаясь к поясу штанов и развязывая шнуровку, чтобы освободить желанный доступ к обнаженной плоти, 'мстительница' едва не передумала чуть отодвинуть во времени обоюдную потребность. Она искренне сочувствовала любимому, прекрасно понимая, что вовсе не лишние килограммы (им просто неоткуда взяться при его распорядке дня и отличном метаболизме) мешают спустить штаны, не причинив ему лишнего мучения. Со всевозможной деликатностью, не позволяя ему помочь себе наслаждаться процессом, девушка, наконец-то, справилась с нелегкой задачей по освобождению весьма важного для счастливой семейной жизни (и любимого ею) органа своего мужчины. Дальше уже было легче. Зацепив большими пальцами рук за пояс штанов, не столько стаскивая их с бедер варвара, сколько лаская и оглаживая в процессе упругую кожу ягодиц, она не могла отказать себе в удовольствии плотно прижаться к его каменной плоти, обретшей долгожданную свободу. Но слишком усердствовать все же не стоило. Тесса надеялась, что через тонкую ткань ее рубахи мужу будет не так пронзительно ощущать ставшей чувствительной к каждому прикосновению кожей, как набухли и отвердели ее соски, четко выделившись под натянувшейся материей. Она подняла взгляд и убедилась, что Аслан пока терпит, закусив губы, не смея ей мешать.

И она вовсю пользовалась своим правом. Легкими поцелуями пробежалась по его груди снизу вверх, а затем уже медленно, вдумчиво касаясь приоткрытыми губами его смуглой кожи, кончиком язычка провела мокрую дорожку почти до самого пупка. Потерлась щекой о темные жесткие волоски, ровной дорожкой убегающие от пупочной впадинки ниже. Не отказала себе в удовольствии лизнуть оказавшийся прямо перед лицом напряженный ствол. Но не стала усердствовать, сразу отпрянув. Бедра Аслана качнулись следом за ускользнувшим теплом ее губ, но она оказалась проворнее. Услышав стон разочарования над головой, Тесса хихикнула, в ускоренном темпе приспустив штаны до колен, и отстранилась, позволяя ему самому выпутываться.

— Ложись на спину, — попросила она, упершись ладошками в грудь мужчины, когда он молниеносно избавился от своих пут и, отбросив штаны в сторону, уселся на мягкие шкуры.

Спорить Аслан не мог или не хотел, надеясь на благоразумие своей девочки, которой вздумалось подурачиться. Для того чтобы она сдалась, поддаваясь инстинктам, обычно хватало и того, что он просто обнажался. Его всегда забавляла эта приятная особенность жены, льстившая его мужскому самолюбию. Тесса и не думала стыдиться своих 'низменных' порывов, признавая свое поражение и его власть над ней. Они словно были созданы друг для друга, безгранично доверяя своим телам, которые, как магнитом, притягивало их взаимное чувство. Три самые важные составляющие истинную пару ни разу не давали сбоя. В процессе участвовало и сознание, давая четкие ориентиры, кому именно дарят они самих себя. И глубокая, почти фатальная сердечная привязанность, и влечение тела, остро реагирующего именно на СВОЕГО партнера. Аслан даже не замечал красоту и сексуальную привлекательность других женщин. Для него существовала одна-единственная.

Каким образом при такой ситуации в их тесный мирок на двоих затесался Котенок, было не совсем понятно. Но, видимо, это забавляло и Всевидящих и Великих Духов, раз они не возражали против тройственного союза, позволив принимать мальчишку слишком близко к своим сердцам.

Хозяин Замка интуитивно чувствовал, что сам просто физически не сможет быть с другой женщиной, и вряд ли это моральные принципы и данные друг другу клятвы перед Жрецами будут блокировать его здоровые мужские возможности. Существовало что-то более глубокое и в то же время возвышенное, не доступное для понимая и облечения этого определения в словесную форму. И лаэру было искренне жаль Котенка, который, похоже, испытывал нечто подобное, ведь ему придется переступить этот барьер, иначе таур просто не оставит их обоих в покое. Отвечать на справедливые упреки бывшего наставника в эгоистическом нежелании воспользоваться оказанной честью и доверием, у двоюродного брата Вождя не хватало духа. Потомство с кровью Рени слишком важно для их Рода.

Проснувшаяся не ко времени совесть остро царапнула грудь варвара, заглушая чувство долга перед Кланом, но разбираться в противостоянии обоих этих чувств было сейчас совершенно неуместно, и даже кощунственно.

Не разрывая взгляда, Аслан плавно опустился на спину, максимально расслабившись, насколько позволяло его нынешнее состояние. Подобрав подол рубахи, Тесса придвинулась ближе и, перекинув ножку через его бедро, устроилась сверху. Но тут же опомнилась и, поерзав, спустилась чуть ниже, ближе к его коленям. В результате перемещений, тонкая льняная рубаха окончательно вздернулась вверх, собравшись мягкими складками на узкой талии, и варвар едва не застонал от слишком острых ощущений, вызывающих смешанные чувства. Испытание выдалось не из легких. Эластичная гладкость обнаженной девичьей попки буквально обжигала голые ноги лаэра. Он протянул было руки, чтобы подвинуть ее обратно, но Тесса только покачала головой. Перехватив его ладони, потянулась навстречу и сама завела их ему за голову.

— Полежи так, хорошо? — шепнула девушка, провокационно лизнув его в ямочку под выпирающим кадыком.

Аслан непроизвольно сглотнул и только и сумел, что промычать в ответ что-то невразумительное. Потому что, вроде бы должен был соглашаться, но все его тело отчаянно протестовало против подобного произвола. Может быть, Тесса просто не придала значения, что с ее ростом по соотношению к его, по-другому и быть не может. Пока девушка проводила свой маневр по избавлению от чересчур шустрых конечностей благоверного, она не могла слишком плотно не прижиматься к нему. Тем самым, давая возможность прочувствовать все ее волнующе рельефные прелести. Аслан прикрыл глаза, стиснув пальцами ни в чем неповинный, густой мех волчьей шкуры, подозревая, что в этом месте к концу экзекуции могут остаться проплешины.

Как-то отстраненно промелькнула мысль, что, приручая свое Солнышко, Тесса точно так же издевалась и над ним. Бедный Котенок, как он сумел вынести такую сладостную пытку? Неужели ему достало силы воли оставаться в указанном положении, пока жена экспериментировала с податливым на малейшую ласку неискушенным телом мальчишки?

Впрочем, как посторонняя мысль родилась в затуманенном сознании лаэра, так и растворилась бесследно, потому что ему стало не до чужих переживаний. Свои собственные накрыли с головой. Ему казалось, что его качают волны полноводной реки. Теплые почти невесомые прикосновения ладоней казались лучами солнца в жаркий полдень. А влага губ любимой, исследовавших рельефы его тела, напоминали легкую морскую пыль.

Аслан попробовал открыть глаза, но это оказалось почти неосуществимо. В приоткрывшиеся щелочки сквозь густые ресницы, он смог различить лишь увлеченную своим занятием темную макушку жены и порадоваться, что она не видит его лица, с которым парень совладать был сейчас не в силах. Вряд ли любимая девочка впечатлится выражением — смесью глупой безмятежности и вожделения.

Тесса едва ли не мурлыкала от наслаждения, заполучив в свое полноправное пользование желанное тело обожаемого варвара. Девушка прекрасно отдавала себе отчет, что долго он так не продержится. У самой пульсация внизу живота отчаянно сигнализировала о недопустимом промедлении. Внутренние мышцы болезненно потягивало, требуя немедленного удовлетворения. Влага исходящего соками лона давно уже мазала внутреннюю сторону ее бедер. Хорошо, что ноги Аслана, распластавшегося на лежанке, были чуть разведены. Скорее всего, просто анатомическая особенность строения мужского тела в таком возбужденном состоянии не давала ему шанса сжать их плотнее, но Тессу это как раз устраивало. Муж наверняка и так догадывался о ее положении. Они слишком хорошо знали, какое 'пагубное' влияние оказывают друг на друга.

Кожа варвара, стойко борющегося с собственными желаниями, чтобы угодить и потешить свое сокровище, покрылась мелкими мурашками, хотя холодно ему вовсе не было. Наоборот, с каждой минутой воздух вокруг распаленных ласками тел, становился все теплее.

Дыхание молодого мужчины сбивалось, срываясь с приоткрытых губ, которые он то и дело покусывал, чтобы оставаться в реальности. Пальцы, терзающие мех на лежанке за его головой, сводило от неимоверных усилий удерживать собственные руки в таком положении в то время, когда так безумно хотелось ласкать стройный гибкий девичий стан. Ладонями ощущать теплую полноту женской груди, любовно поглаживая и бережно сминая темные кружочки сосков, чтобы в очередной раз удовлетворенно убедиться, что именно он доставляет ей удовольствие нежиться под чувственными ласками, на которые реагирует ее тело.

Но Тесса перехитрила его на этот раз. И теперь сильное тренированное тело воина послушно прогибалось навстречу искусным ласкам своей девочки.

Аслан опять смежил веки, поддаваясь соблазну снова почувствовать себя на середине полноводной реки безмятежного удовольствия.

Тесса то откидывалась назад, оглаживая ладонями высоко вздымающуюся мощную грудь и выдающиеся кубики непробиваемого пресса варвара, то почти ложилась на его живот, стараясь дотянуться губами до выступающих ключиц и широких плеч, обнимая за крепкую шею и поглаживая босыми ступнями мускулистые ноги мужа.

Игнорировать при таком маневре оказывающееся между ними мужское достоинство, требовались недюжинные усилия. Ее собственное тело отказывалось подчиняться контролю со стороны мозга, извивалось и ерзало вдоль гордо торчащего ствола в намерении слиться воедино, невзирая на препятствия в виде куска материи от подола ее рубахи. Она намерено не давала Аслану себя целовать. Дразняще ускользала, как только ее лицо оказывалось в непосредственной близости от его ищущих губ. И затем возвращалась в исходное положение, усаживаясь вертикально и придавливая его ноги.

Лаэру было приказано лежать смирно и наслаждаться осыпаемыми милостями, но он все же пытался сжульничать. Сгибая колени, варвар вынуждал свою девочку соскальзывать ближе к его паху, но подобное самоуправство быстро пресекалось.

Тессе безумно нравилось ощущать свою пусть и временную власть над сильным бесстрашным воином, над своим мужчиной. Наверное, девушку подстегивало то, что она догадывалась, насколько ее варвару проблематично уступать ведущую роль. И только беззаветная, какая-то фанатичная любовь к ней, толкает мужа на подобную добровольную жертву. Кто знает, не чувствуй она, что своей прихотью невольно ущемляет его принципы и внутренние ощущения о иерархическом положении супругов, понадобился бы ей Рени, безропотно принявший условия подчинения. Впрочем, представить, что Солнышка нет в ее жизни (пусть даже и не в спальне), Тесса уже не могла.

А сейчас, лаская мужа, доводя себя и его страстной нежностью практически до исступления, грозившего закончиться ранее намеченного ею апогея, девушка жалела лишь об одном. Что вдали от горящего очага она не может четко разглядеть каждую черточку любимого лица, каждую пядь его мощного, прекрасного, скульптурно вылепленного тела. Аслан почему-то попросил не зажигать свечей, мол, им не привыкать заниматься любовью в темноте...

Но вот в очередной раз спустившись к низу его живота, услышав сдавленный стон в совокупности с неконтролируемо дерзко взметнувшимися навстречу ее губам бедрам, Тесса решила дальше не искушать судьбу. Кажется, она все-таки немного переусердствовала в своем 'мщении' любимому. Надо срочно спасать ситуацию!

Она резко отстранилась и, усилив нажим, провела ногтями по бокам мужчины, едва не царапая его до крови.

— Тесс... — сипло задохнулся он, замерев.

Оторопевшая девушка буквально почувствовала, что доигралась — еще мгновение и наступит бурная разрядка.

Нет! Она хотела, чтобы они кончили вместе, чувствуя пульсирующие толчки освобожденного семени, щедро орошающие ее горевшее огнем лоно, успевшее соскучиться по привычному ощущению наполненности. И обмирать от счастья, каждой клеточкой впитывая бесконечную близость слияния и чувствуя тяжесть родного тела.

Тесса резко сменила тактику, легонько пощекотав ребра совсем уже дезориентированного варвара. Аслан взвыл, извиваясь от столь контрастного перехода.

Ну еще бы! Только что его тело нежилось, уносимое на волнах наслаждения в неведомые дали, а тут такое недоразумение! Правда, восприятие тактильных воздействий жены немного изменилось. И вместо дрейфа по теплой спокойной воде, лаэру казалось, будто его несет к стремнине, но это только добавляло особой сочности и красок его ослепительным ощущениям.

— Подожди меня! — рассмеялась Тесса, совершенно не возражая, когда муж резко вывернулся, опрокидывая ее спиной на нагретую его телом волчью шкуру.

— Ааах... — всхлипнула девушка от пронзительного ласкающе-щекотного прикосновения ворсинок меха к обнаженной спине. Оказывается, Аслан каким-то невероятным образом умудрился сдернуть с нее рубаху, а она даже не почувствовала этого в стремительном полете-кувырке.

Но муж не оставил ей шанса задуматься, где он так научился практиковаться. Вполне вероятно, что помогла экстремальная ситуация.

Варвар живо опустился сверху, коленом требовательно разводя ее бедра шире, ладонями подхватил свое сокровище под попку, и стремительно ворвался в ее тело, действуя на одном дыхании. Тесса резко вскинула руки вверх, зарываясь пальцами в его волосы, стискивая смоляные пряди и пригибая голову, чтобы впиться губами в его губы. Ножки тут же закинула ему на поясницу, подаваясь навстречу в стремлении оказаться еще ближе, хотя это казалось физически неосуществимо.

А дальше уже оба отключились, не соображая, что творят их сплетающиеся тела, отдавшись во власть инстинктов, то погружаясь в пучину наслаждения, то стремительно выныривая на поверхность, чтобы спустя совсем непродолжительное время достигнуть ослепляющего, бьющего по обнаженным нервам долгожданного оргазма...

Естественно, они и не заметили, как по мере прогревания воздуха, теплыми волнами расходящегося от лежанки, на которой они 'отрабатывали' первый этап долгой ночи любви, поплыли, обнажаясь, фитильки расставленных Ренальдом самовозгорающихся свечек. И как только мокрые от выступившей испарины тела распластались в изнеможении, переживая феерическое наслаждение, пытаясь восстановить дыхание и мысленно собрать разлетевшееся на тысячу осколков сознание, одна за другой, свечи начали зажигаться, распространяя аромат ванили.

Чтобы не придавить свою девочку тяжелым телом, падая, Аслан умудрился перевернуть ее, чтобы Тесса оказалась сверху. Запрокинув голову, он тяжело дышал, облизывая пересохшие губы. Ставшие непослушными руки расслабленно придерживали раскинувшуюся на его груди жену. Неожиданно для самого себя, лаэр выложился настолько сильно, что был не в состоянии даже привычно поглаживать худенькую спинку ненаглядной.

Тесса просто таяла, блаженствуя от полноты ощущений все еще блуждающих внутри ее пресытившегося тела. Под щекой, прижатой к груди варвара, гулко бухало его сердце. Впрочем, и ее не спешило успокаиваться, слишком медленно восстанавливая привычный ритм.

На ресничках не склонной к пролитию сентиментальных слез хозяйки Замка дрожали прозрачные капельки, мешая раскрыть глаза. Двигаться абсолютно не хотелось. И было лишь одно желание на двоих — лежать вот так, слипшись кожей разгоряченных тел, прислушиваясь то ли к наступившей вязкой тишине, то ли заново переживая только что произошедшее.

Казалось, что само Время ненадолго погрузилось в летаргический сон или вовсе замерло, чтобы запечатлеть неповторимые мгновения для этих двоих людей...

Свечки зажигались по очереди, расходясь полукружьями по обе стороны от верхушки экспозиции, чтобы, соединившись внизу, завершить рисунок-сердечко.

Тесса сначала даже не осознала, что произошло. Только-только под прикрытыми веками погас яркий фейерверк, а тут снова ощутила, будто в комнатке стало светлее. Девушка с трудом разлепила глаза и изумленно распахнула их.

На забитых в деревянные тесаные бревна железных штырьках, незамеченных ею в полумраке, оказались небольшие свечки, похожие на те, которые она уже видела у очага.

Желая рассмотреть не совсем понятный из такого положения ступенчатый рисунок, хозяйка Замка приподнялась. Острый локоток больно впиявился в ребро Аслана, заставив его вынырнуть из состояния блаженной полудремы и резко охнуть.

Но Тесса даже не обратила внимания на доставляемые любимому страдания, с восхищением разглядывая преобразившуюся комнату. Оказывается, свечи располагались и на стене, и на полу, образуя очертания огромного сердца, в самом центре которого находилась лежанка.

— Тесс... рыбка моя... — мученически зажмурился лаэр, пытаясь аккуратно спихнуть ее локоток.

— Аслан, ты только взгляни, красота какая! — в желании, чтобы муж немедленно разделил с ней ее восторг, хозяйка крепости требовательно похлопала его по руке. Но, видя, что это не принесло ожидаемого результата, склонилась и, скользнув ладонями по его скулам, обняла за шею, отрывая голову от лежанки и заставляя приподняться.

— Ну поднимайся же скорее! — нетерпеливо затеребила его. — Посмотри!

— Оу... — счастливо выдохнул лаэр, пытаясь незаметно растереть 'вмятину' на ребрах.

И впрямь получилось очень красиво — нарядно, торжественно и таинственно.

— Солнышко мое... — задохнулась Тесса от вставшего в голе кома. Теплые чувства теснили грудь, не находя выхода от распирающей благодарности к своему синеглазому Чудо-мальчику, устроившему им праздник. Глаза снова как-то подозрительно затуманились, мешая любоваться игрой света и тени.

Наверное, было неэтично, сидя в объятиях одного мужчины, с которым только что занималась любовью, в эту минуту думать о другом, но Тесса была уверена, Аслан простил бы эту слабость, слишком хорошо понимая, что творилось в ее душе. Вместо положенной ревности и досады он сейчас испытывал такую же теплую безотчетную благодарность Котенку за доставленную им обоим радость. Он даже и не догадывался, что, оказывается, переживал за успех затеи Рени в глазах любимой.

— Когда он успел? Ты знал, да? Поэтому сам не стал зажигать лампу?

— Конечно, знал. Мы днем приходили, — вынужденно признался Аслан. — Но все равно поражен. При дневном свете это не было так выразительно, — обвел он рукой экспозицию, и снова обнял свое сокровище, устраивая удобнее между своих коленей.

Тесса откинулась на его грудь, положив голову на сильное плечо парня. Ей очень нравилось такое чувство уюта и защищенности — в кольце рук своего варвара. Но все равно машинально прижала ладонями его предплечья, чтобы мужу не пришла в голову мысль разжать руки, отпуская ее на свободу.

Свет двух дюжин колеблющихся огоньков, распространяющих густой аромат ванили, вытесняющий специфический, немного терпкий запах выплеснувшейся страсти, завораживал, околдовывал не хуже бездумного созерцания огня в камине.

И сейчас тесно прижавшиеся друг к другу хозяева Замка-крепости, не произнося вслух, думали об одном и том же — о Ренальде. Казалось, что наложник незримо присутствует рядом, разделяя... нет! Скорее, утраивая их любовь друг другу, пусть Аслан и считал, что не способен испытывать такое светлое сильное чувство по отношению к парню.

Сказать, что их синеглазое Солнышко было крайне необходимо обоим именно в эту минуту, наверное, все-таки было бы прегрешением против истины. Главное, что оно у них было!

Аслан немного пошевелился, и Тесса вопросительно взглянула на мужа. Но он лишь безмятежно улыбнулся в ответ, не желая признаваться, что напряженные мышцы спины, лишенные опоры, немного затекли от не слишком удобного положения. Надо было бы прислониться к стене, он не подумал об этом сразу. Просто Тесса заставила его подняться слишком рано. Славно потрудившийся организм мужчины все еще требовал заслуженной передышки (желательно в горизонтальном положении овоща на грядке). И хоть Тесса, привалившаяся к груди лаэра, устроившись с максимальным комфортом, по его мнению, практически ничего не весила, Аслан все равно боялся потревожить ее покой

— Тебе неудобно? — догадалась наконец-то девушка, обернувшись. Подняв руку, она погладила щеку мужа, вынуждая его склонить голову, чтобы поймать его губы своими.

— Немножко... — шепнул варвар, разрывая затяжной поцелуй. — Если ты налюбовалась, давай приляжем? — предложил он, начав расплетать попавший под его пальцы кончик ее косы.

Имея собственную густую, непослушную, длинную гриву, которую он периодически заплетал по обычаю степняков-воинов в косу на темени, справиться с простой женской прической, не составило труда. И теперь, накрыв сладкий ротик жены своим, ведя увлекательную баталию сплетающимися языками, он расчесывал пальцами шелковистый водопад, укрывающий спину и плечи любимой, наслаждаясь щекочущей ладони прохладой ее распущенных волос.

Наблюдая постепенно затуманивающийся взгляд жены под трепещущими ресницами, Аслан почувствовал, как внизу живота сладко екнуло, вдоль позвоночника ощутимо натянулись тонкие ниточки напряженных нервов, и в паху заныло в предвкушении. Закаленный организм варвара справился с накатившей ленивой негой и срочно собирал резервы, настраиваясь на следующий этап любовных игр.

Девушка извернулась в его руках, обвивая шею мужчины, медленно опускающего ее на укрытое шкурами ложе. Удобно устроив свою любимую, лаэр неохотно отстранился и хрипло прошептал:

— Тесс, я на одну минуту... мне нужен глоток воды. Тебе принести?

— Нет, спасибо, — досадуя на вынужденную задержку, отцепилась она от него, отпуская.

Жажда все-таки победила воина в желании ни на миг не покидать свое сокровище. Покрывая поцелуями извивающееся под его губами девичье тело, от тонкой шеи до мизинчика на ее изящной ножке, Аслан все-таки кое-как оторвался от увлекательного процесса, сполз на пол и выпрямился. Его заметно повело в сторону, но, собрав волю в кулак, варвар утвердился на ногах. Круто развернулся, не оглядываясь, быстро переступил границу, очерченную свечками, и отошел к очагу, неподалеку от которого стояла бадейка с колодезной водой.

Вспомнив о насущных потребностях, он зачерпнул полный ковш и поставил его на край раскаленной плиты. Если Тесса все-таки вспомнит о необходимости гигиенических процедур, водичка к тому времени прогреется в самый раз. Вряд ли успеет закипеть, но, в крайнем случае, можно будет разбавить оставшейся в бадейке холодной.

И только потом мужчина взял кружку и зачерпнул воды для себя. Поднося ее ко рту и делая глоток, обернулся и поперхнулся, оценив зрелище с этого ракурса.

— Тесса... — восхищенно произнес он, откашлявшись благоговейным шепотом. — Тесс...

— Что такое? — встрепенулась жена, перекатываясь на бочок, чтобы оказаться к нему лицом.

— Великие Духи! Если бы только могла это увидеть... — потрясенно покачал он головой, пожирая глазами плавные изгибы нагой девичьей фигурки и опасаясь спугнуть наваждение. — Я не позволю тебе откручивать нашему Котенку уши! — с жаром заявил лаэр. — Если бы не он... Тесс, ты ведь знаешь, как сильно я тебя люблю. Но если бы это было не так, то сейчас все равно потерял бы голову. Какая же ты у меня красивая, рыбка моя... Такая манящая, соблазнительная в ореоле этих огней... словно подарок богам на алтаре... — попытался он выразить то, что видел и чувствовал.

— Хм... как-то сомнительно мне принимать такой комплимент, — фыркнула довольная хозяйка Замка и сердца лаэра.

Тихонько рассмеявшись его восторженной невменяемости, вовсе не с целью добить, а просто подразнить, она немного прогнулась в пояснице вверх, запрокинув голову, чтобы тяжелые пряди волос рассыпались по ее обнаженной спине. В результате плавного движения тугие холмики ее грудей с дерзко торчащими сосками пробудили в мужчине такой коктейль эмоций, что он чуть не задохнулся, совершенно бездумно промычав что-то восторженно-неопределенное.

Тесса тихонько рассмеялась, наслаждаясь произведенным эффектом.

Игра света и тени от колеблющихся язычков пламени свечей раскрашивала ее гладкую бархатистую кожу в невообразимые оттенки. Нежащаяся на лежанке молодая женщина больше напоминала пятнистую горную кошку — грациозную, невозможно притягательную и независимую хищницу. Непринужденность ее явного призыва не давала отвести взгляда, будила какие-то совершенно непонятные дремлющие древние силы. Глядя на свою любимую, Аслану хотелось сейчас превратиться в дикого зверя, чтобы бегать рядом с этой хищницей на воле, кувыркаясь лунной ночью в шелковистых травах, вместе охотиться и заниматься любовью, и порвать каждого, кто осмелиться только подумать ступить на охраняемую им территорию своего ареала... Ну, или хотя бы чем-нибудь приманить и приручить ее...

— Как-то не хочется становиться жертвенным приношением твоим Великим Духам, — мурлыкнула Тесса, скосив глаза на мужа и упиваясь собственным триумфом.

Из пересохшего горла варвара вырвался низкий грудной рык. Забыв о причине, по которой он отлучался с лежанки, с невероятной стремительностью охотящегося хищника, мужчина рванул обратно, одним махом преодолев разделяющее их расстояние.

— Никаким Великим Духам, никаким Всевидящим, богам или людям! Никому тебя не отдам! Ты моя!!! Слышишь?! Только моя! Навсегда! Девочка моя единственная... Тесса... любимая моя... — хрипло шептал он, задыхаясь от возбуждения, перемежая свои слова грубыми поцелуями-метками, словно клеймя каждую пядь своего бесценного сокровища от макушки до кончиков ногтей.

— Твоя... конечно, твоя... вся твоя... — и не думала возражать проказница. — А ты — мой! — тихонько постанывая от удовольствия на грани боли, послушно подставлялась она его рукам и губам, потому что им обоим нравилась эта игра.

Не встречая сопротивления, Аслану удалось понемногу усмирить вставшие на дыбы собственнические самцовские инстинкты. И лаэр постепенно перевел стремительную атаку в соблазнительную ласку, то ли прося прощения за свою невольную грубость, то ли припомнив, как любимая, вредничая, мучила его совсем недавно и решив взять реванш...

3.

Ввалившись в казарму буквально за пять минут до сигнала к отбою, Дерек и степняки быстро поскидывали верхнюю одежду и поспешили занять свои места. Некоторые из бойцов уже блаженно растянувшись, валялись на своих койках в предвкушении нескольких часов сна, и благодушно балагурили. Кое-кто из молодняка затеял выяснение отношений, с возмущением не узнавая 'родную' подушку. И хотя постельные принадлежности для казармы закупались оптом, имея строгие стандартны, парням периодически казалось, что у соседа вожделенный для удобного отдыха предмет гораздо мягче и пышнее, и пытались незаметно подменить.

Традиционно немного попререкавшись и схлопотав по уху вернувшимися к законным владельцам подушками, неудачливые предприниматели со смехом заваливались на свои койки. Или сначала рыскали между рядами, подбадриваемые необидными шутками и советами зрителей (а то и напутственными пинками, чтобы шустрее двигались), разыскивая свои собственные, закинутые негодующими жертвами произвола в какой-нибудь дальний угол.

Подменять подушку Меченого ни у кого не возникало желания, хотя соблазн был велик. Орис как-то раз застал Юджина с Мартином, взвешивающих последствия подобного необдуманного поступка, но не стал вмешиваться, чтобы намекнуть, что Дерек, скорее всего, попросту и не заметит подмены. По его наблюдениям, старшему из приобретенных Асланом рабов были важны не атрибутика места для здорового полноценного отдыха, а сам факт того, что он может заснуть и полностью погрузиться в более совершенный мир собственных грез, где раб-воин был волен распоряжаться жизнью по собственному усмотрению.

Что уж там снилось Меченому, первый помощник лаэра, никогда не спрашивал. И так понятно, что каждого из обитателей казармы (разве что за исключением младшего Караскета, выросшего в крепости рядом с родителями) время от времени преследуют кошмарные видения прошлого. И на мучительные стоны и крики по ночам старались не обращать внимания, просто пнув нарушителя тишины, чтобы заткнулся и дал спокойно выспаться остальным. О чем-то приятном тоже старались не распространяться, ревностно охраняя глубоко личные переживания.

Как и он сам, например, так и не сумев выкинуть из головы образ лишь однажды виденной им благородной особы. Мало того, что прекрасно сохранившая красоту и молодость женщина была явно старше его на несколько лет, замужем за человеком, которого язык не поворачивался назвать 'человеком' за его злодеяния по отношению к кровным родственникам, так еще и ждала от того ублюдка ребенка. Впрочем, сейчас уже, наверное, родила...

Как он мог так вляпаться?

Бедному парню даже поделиться своей тайной было не с кем. Вряд ли кто-то из посвященных в детали жутко аморальной истории сумел бы понять его чувства к Эстере. Но то, что это наваждение не оставило его и по прошествии нескольких месяцев, крайне угнетало. Потому что шансов даже на встречу с предметом его мечтаний не оставалось, не говоря уж о более смелых помыслах. Только вот видясь с Ренальдом каждый день, Орис невольно теребил душевную рану, находя в точеных чертах юноши явное фамильное сходство с матерью наложника лаэра.

Может быть, и у Меченого было что-то такое, о чем он просто не мог говорить, чтобы не подвергнуться осуждению и столкнуться с полным непониманием его проблем.

Возможно, лишь во сне его мозг успешно решал задачу не дать свихнуться, посылая ему радужные видения, воплощающие подсознательные желания...

В компании Дерек виртуозно уходил от темы обсуждения его прошлой жизни до того, как он оказался в Замке-крепости, а наедине они оказывались нечасто, да и никак не получалось свернуть тему разговора на интересующие первого помощника лаэра подробности. Он и так подозревал, что, кроме Аслана, лишь он знает немногим больше, чем остальные ребята.

После впечатляющей демонстрации Меченым его бойцовских качеств в первую ночь его 'прописки' в крепости, связываться с ним всерьез дураков не находилось. А кроме всего прочего, Барс отлично заменял сторожевого пса. Кот почему-то решил, что только ему дозволяется валяться на подушке в отсутствие самого хозяина, и предупреждающе щурил зеленые глазищи с вертикальными зрачками и грозно шипел, демонстрируя отнюдь не маленькие когти.

Прозвучавший сигнал отбоя наконец-то успокоил неугомонную возню молодого состава гарнизона и не слишком невинные шутки по поводу сиротливой заправленной койки Сауша, пока что не дождавшейся хозяина. Лишь он один отсутствовал в спальне казармы без уважительной причины. Робкие предположения Волоша, что Красавчика по второму кругу сразу же отправили в караул, были встречены дружным ржанием остальных скептиков такого заявления. Меченый истинную причину знал, но решил промолчать, удивившись, что и степняки не стали распространяться по поводу своей осведомленности, хотя с интересом принимали участие в ежевечернем мужском трепе.

Привычным жестом сцапав Барса за шкирку, чтобы освободить подушку, Дерек уложил изрядно подросшего со времени их первого знакомства котенка к себе подмышку и прикрыл глаза. Но зевающий котяра, только было примерившийся устроиться поудобнее, вдруг принюхался, воинственно шевеля вибриссами, затем, брезгливо фыркнув, извернулся и соскочил с койки.

До Меченого даже не сразу дошло, что зверюга унюхал неприятный ему собачий дух. Дерек, по возвращении в казарму выкинувший было из головы чуть было не ставшей роковой схватку с Диким, недовольно вздохнул:

— Ну и вали отсюда, предатель!

Натянув колючее шерстяное одеяло на голову, парень отвернулся на другой бок и постарался не вспоминать события последнего часа, надеясь, что таким образом спасительный сон придет быстрее.

Однако чуда не случилось. И чем больше он старался не думать о причине, заставившей лояльную по отношению к постоянным обитателям крепости собаку броситься на него, тем тоскливее становилось на душе. Почему преданный пес решил, что Рену угрожает реальная опасность? Или Дик так буквально воспринял приказ истинного хозяина охранять его драгоценную игрушку от любых посягательств?

'Да уж, развлеклись, ничего не скажешь', — потер Меченый саднившую царапину на руке.

Наверное, надо было все-таки намазать ее чудо-бальзамом. Или хотя бы промыть.

Хуже всего было то, что от мыслей об отношениях Рени и Аслана он вернулся к ненужным ему воспоминаниям о проведении ритуала свадьбы по варварским обычаям. Лучше бы он не видел Тессу в этом непривычном наряде степнячки, делавшем девушку еще более недоступной ему. В обычном платье любимая оставалась просто его госпожой, благоволившей к рабу-воину своего мужа. А сейчас Меченый слишком явственно почувствовал огромную пропасть между двумя культурами. Традиции Энейлиса все-таки во многом совпадали с обычаями его потерянной Родины, где так же осуждались прелюбодеяние и супружеская неверность, но многие все равно грешили. А вот про измены замужних степнячек он не слышал ни одного упоминания.

Но почему хозяева Замка решили устроить себе еще одну свадебную ночь? И почему сейчас, а не сразу после того, как их союз был освящен жрецами в Храме Всевидящих? Какое значение этот ритуал имеет теперь? Может быть, они все-таки решили зачать потомство?

Впрочем, какое ему дело! И если уж быть объективным, то женщина, спустя полтора года замужества вполне могла носить под сердцем уже второе дитя законного супруга. Они и так слишком затянули свой медовый месяц, посвящая себя лишь друг другу. Может, от этой беззаботной праздности семейной жизни у Аслана и засвербело в одном месте до такой степени, что решил обзавестись наложниками? Это ему еще повезло, что мог предложить свои воинские умения в обмен на неприкосновенность своей задницы. У Ренальда же не было ничего, кроме смазливой мордашки и очаровательно подкупающей наивности.

Но так ли наивен этот мальчик теперь, почувствовав несомненную выгоду от своего положения любимчика, причем, как ни досадно это осознавать, обоих хозяев. Слишком много милостей он получает от лаэра за возможность использовать парня в своей спальне.

Дерек неожиданно почувствовал, как с трудом контролируемая злость разгорается в районе желудка, затапливая грудь, и встает комом в глотке.

Как же не хватает Барса с его успокаивающим, каким-то умиротворяющим мурчанием под ухом. Будто вредный котяра, как говорится в слышанных им в детстве старых сказках, и впрямь способен отгонять дурные мысли и беречь сны.

Тяжело вздохнув и повернувшись на другой бок, Меченый выпутался из-под одеяла. Дышать стало легче. Только мерное похрапывание кого-то из бойцов, счастливо ускользнувшего в сон так скоро после сигнала отбоя, начало раздражать. Вместо того, чтобы последовать положительному примеру дрыхнувших товарищей, Дерек вернулся к своим невеселым размышлениям.

Может быть, потребность в проведении традиционной для степняков свадьбы вызвана необходимостью Аслана подстраховаться? Позволив Ренальду тренировать тщедушное тело, для того чтобы мальчишка больше подходил под привычные варвару 'стандарты', лаэр наконец-то сообразил, что это 'Солнышко', день ото дня становящееся все привлекательнее с точки зрения девушек, в один прекрасный момент сумеет ослепить и Тессу, постоянно маяча у нее на глазах?

Думать о подобном оказалось непривычно кощунственно и, вместе с нем непонятное злорадство заставило Меченого усмехнуться. Наверное, все-таки зависть и ревность к чужому счастью натолкнула его на такие крамольные мысли. По-настоящему поверить в то, что Рени сможет хоть в чем-то заменить госпоже ее ненаглядного варвара, он не мог. Просто настроение сейчас было поганым. И то, что любимая нечаянно дала понять, что испытывает к нему какие-то чувства, подарившие призрачную надежду на чудо, отнюдь не способствовали обретению душевного равновесия. От Аслана Меченый хотел лишь крепкой мужской дружбы, и невозможность осуществления подобной мечты угнетала. Препон для благоприятного разрешения конфликта интересов было хоть отбавляй. И его собственные чувства к хозяйке Замка-крепости, никоим образом не вписывающиеся в понятия о мужской солидарности, чести и дружбе. И наличие возле лаэра Мелкой смышленой заразы, с которой можно было не только поговорить на серьезные темы (ума и сообразительности юному дарованию, сумевшему добиться разрешения на обучение в Академии не занимать), но и удовлетворить свою похоть по степному обычаю. Разве он сам способен заменить варвару такую игрушку? Это пока еще лаэру доставляет удовольствие схлестнуться с ним в спарринге в полную силу. А что будет, если Рен овладеет и воинским искусством? Верен беспощадно гоняет парня, тренируя его выносливость, так что многие скептики уже заткнулись и с любопытством ждут результата смелого эксперимента лаэра.

— Твою мать, С-с-солнышко, — пошипел расстроенный парень, уткнувшись в подушку, придя в своих размышлениях к такому выводу.

И сейчас ему отчего-то снова стало обидно не столько за себя, сколько за Тессу. Если бы он только мог ей хоть что-то предложить из того, что любимая не имеет сейчас! Но, увы, кроме клятвы, что у него-то она действительно будет единственной, и он никогда не позволит себе осквернить чужим присутствием их постель, соблазнить девушку было абсолютно нечем.

Забывшись, Дерек в сердцах долбанул сжатым кулаком по койке. Еле-еле стянувшиеся края глубокой царапины, полученной в схватке с Диким, разошлись, опалив руку жаркой болью. Снова засочилась кровь, рискуя перепачкать постель.

Меченый выругался, решительно поднялся и поплелся в умывальню, по казенным стандартам аскетично отделенную от уборной лишь перегородкой каменной кладки.

— Тебе, что, уже приспичило? — глумливо ухмыльнулся дежурный, узрев только что улегшегося бойца в одних подштанниках на пороге казарменной спальни.

— Ага, — согласился Меченый, не желая вступать со скучающим на посту бойцом в полемику, и быстро зашагал по направлению к умывальне. Надо ли объяснять, что ему требуется облегчение души, а не тела? И хочется встать под ледяной душ, чтобы смыть лживое наваждение, мешающее отрешиться от давящих раздумий по поводу несправедливого устройства мира, а вовсе не глупую царапину, оставшуюся на память об этом дне, когда он в очередной раз убедился, насколько нереальны его мечты о Тессе...

Соблазн испробовать панацею оказался настолько велик, что парень и впрямь живо стянул исподнее и, встав под лейку, открыл тугой вентиль с ледяной водой. Сначала чуть не заорав от бодрящего ливня, он прислонился пылающим лбом к холодной стене и медленно сполз на колени, непослушными пальцами царапая холодные каменные плитки.

Он ничего не сможет изменить — ни сейчас, ни даже если Аслан даст ему вольную... У него нет ни кола, ни двора, только свои воинские умения наемника, который месяцами не бывает дома и зарабатывает звонкие монеты, рискуя жизнью. Только даже несколько лет удачных походов вряд ли позволят ему обеспечить его неприхотливой к роскоши любимой достойное существование...

— Эй, Меченый, тебе чё, плохо, что ли? — сунулся в умывальню дежурный. — Ты чего тут расселся?

Парень невольно забеспокоился, когда в сонной тишине услышал ровный шум сильного напора воды душевой лейки, машинально отметив, что не слышит привычного плеска отмываемого тела.

Вздрогнувший Дерек, вынырнув из омута внезапно накатившего отчаяния, одним слитным движением поднялся на ноги. Было сильное желание признаться, дескать, да! Плохо, хоть вешайся! Но он мужественно поборол минутную слабость и, криво усмехнувшись, повернул голову, зажимая в руке кусок обмылка.

— Мыло уронил...

— Кхе... — осклабился боец в глумливой улыбке. — Ты поэтому решил помыться после отбоя, что кусок мыла удержать не в состоянии? Да не ссы! На твою задницу только наш господин облизывается, остальным она на хрен не сдалась.

— Да пошел ты! — запустил в него обмылком Дерек.

Заржав, парень ловко увернулся, но ледяные капли все же попали на кожу и он фыркнул:

— Ты бы хоть водичку потеплее сделал! Совсем сдурел, зимой закаляться? Или... — не успел он договорить, невольно окинул тренированное тело и не думавшего прикрыть свою наготу Меченого, задержав взгляд в районе паха раба-воина. — О! Вижу, уже помогло. Давай выметывайся отсюда и топай спать! — скомандовал парень немного смущенно.

— Ща пойду, — лениво отозвался Дерек, и в самом деле делая воду теплее почти до кипятка, потому что почувствовал, как его начало трясти от внутреннего холода, которого он не ощущал еще минуту назад, и все тело покрылось гусиной кожей.

— Ты, это... в город лучше смотайся в увольнительную, чем так мучиться, — сочувственно посоветовал дежурный. — Кстати, где твой дружок до сих пор? Сдается мне, что ты в курсе, стоит ли поднимать тревогу и посылать отряд на поиски нашего Красавчика? — словно невзначай поинтересовался он. — А то нам только еще одной скоропостижной свадьбы не хватает для развлечения.

— Не стоит. Куда он денется с территории крепости? — отмахнулся Меченый, блаженно подставляя широкие плечи под жалящие кипятком струи воды. — Вали уже на свой пост, не волнуйся понапрасну.

— Ага, — сделал вывод боец. — Значит, отделается парой нарядов. Неужто Рута согласилась на свиданку?

— Тебе-то что за дело, догадливый наш? — недовольно отозвался Дерек.

— Да мне-то что, пусть себе милуются! Главное, чтобы в мою смену никаких происшествий не приключилось. Ну и ты не задерживайся, пока наряд не схлопотал, — напутствовал он, отфутболив валяющийся на полу обмылок в сторону Дерека и, посмеиваясь своим мыслям, удалился из умывальни...

* * *

Дереку и впрямь повезло. Контрастный душ, будто выстудивший все мысли, помог на некоторое время отодвинуть гнетущую тоску по несбыточному, его размышления об отношениях с Асланом и Тессой, и парень благополучно успел провалиться в серую трясину тягостных сновидений, ощущая себя бродящим в тумане среди болот, совершенно потеряв ориентиры направления. Его страх, заблудившись, потеряться здесь навсегда и бесславно сгинуть, сменялся надеждой, что вот-вот отыщется надежная тропа, которая выведет его из промозглого сумрака на солнечный свет навстречу знакомым людям, которых он хотел бы видеть в своем окружении. Наверное, даже хорошо, что Тесса к нему не пришла во сне этой ночью, потому что ему очень не хотелось, чтобы они вдвоем заблудились в этом вязком тумане, притупляющем все эмоции, поглотившим яркие цвета, звуки и запахи. И хотя в другое время Дерек дорого бы дал за возможность остаться со своей госпожой наедине, в этот раз ему не хотелось замирать от ужаса и кричать от отчаяния, что они не найдут верный путь. А он совершенно не в состоянии контролировать ситуацию, чтобы уберечь девушку от этого не проходящего кошмара. Одному проще — так он отвечает только за себя, и даже если оступится и провалится в трясину без шанса на чудесное спасение, он будет твердо знать — любимая женщина в безопасности...

Проснуться и прекратить это блуждание в поисках ускользающей верной тропы не мешал ни храп спящих по соседству солдат, ни чьи-то вскрики и сонное бормотание, ни скрип коек, ни шорох одежды пришедших с дежурства и собирающихся на смену бойцов.

И только лишь Барс, вернувшись с ночной охоты, придирчиво принюхавшись к запаху хозяина, больше не хранящего на своей коже и одежде духа псины, избавил его от этого. Кот неслышно вспрыгнул на кровать, осторожно прокрался вдоль от изножья к изголовью и, ловко вклинившись под руку спящего на боку парня, удовлетворенно завел 'колыбельную' песню, своим громким урчанием прогоняя мучавшие того тягостные скитания в вязкой плотной пелене одиночества и потерянности.

* * *

Зато Ренальду снились яркие совершенно невообразимые сны. Он еще никогда не был в гостях у варваров, кроме того раза, когда Аслан взял его встречать обоз с шоколадом. Да и тогда они встречались в степи, на границе земель, а не в их Становище. Но видимо разговоры, запоминающийся интерьер варварского шатра и события Осенней Ярмарки в день Благодарности Всевидящим, когда варвары гостили в крепости, неожиданно всплыли в подсознании из-за Аслана и Тессы, решивших провести традиционный свадебный ритуал по степным обычаям.

И он в своем сне сейчас "гостил" в Степи...

Правда, шатры юноше казались похожими на тот, что он уже видел, и лица степняков различить было сложно. Даже Руслан, с которым он успел подружиться, представлялся наложнику лаэра в своем сне немного иначе.

Но Ренальду в этой какофонии чужих ритмичных звуков, гомона голосов, смеха и песен, пестроты красок окружающих предметов быта и одежды, слепящего блеска оружия и украшений варваров, собственно, никто посторонний был и не нужен. Потому что Тесса, какая-то вся загадочная и таинственная, приложив палец к губам, предупреждая неуместные расспросы, поманила его за собой в один из шатров. Едва он вошел внутрь, близоруко щурясь, чтобы после ярких костров зрение скорее перенастроилось на сумрачный полумрак и начало различать предметы убранства, девушка ступила следом и опустила плотный широкий лоскут войлока, заменявший дверь. И сразу все внешние звуки стали глухими, нечеткими, лишь служа напоминанием, что совсем рядом все так же продолжает бурлить жизнь. А его восприятие обострилось как-то очень выборочно, ограничившись стенами этого шатра, потому что его любимая здесь...Невозможно красивая в своем наряде степнячки, немного стеснительно отдавшая ему ведущую роль. Только в этот раз Рени почему-то чувствовал себя скованно, невольно замечая за собой попытки подражать Аслану. То ли для того, чтобы ощущать себя увереннее, то ли из-за опасения не оплошать, "заменяя", чтобы не подрывать авторитет надеявшегося на него господина, доверившего честь развлекать его жену, то ли от опьяняющего счастья воспользоваться своим шансом.

И поэтому испытал настоящий шок, когда на пике жаркой страсти обнаружил под собой вовсе не Тессу, которой он дарил свои ласки, а сначала очень похожую на нее девицу, лицо и фигура которой продолжали плыть, изменяя облик любимой, пока не превратились в совершенно незнакомую девушку-степнячку. По крайней мере, на ней оказался почти такой же наряд, как сегодня на хозяйке Замка, разве что вышивка на орнаменте туники немного отличалась. Почему уж шокированное сознание проделало такой фокус, живо облачив обнаженное тело незнакомки в одежду, Ренальду раздумывать было некогда. В конце концов, это ведь происходило во сне. Но сам факт того, что он оказался с другой, показался настолько диким и кощунственным, что юноша проснулся от собственного крика. Было ужасно неловко, жутко стыдно и в то же время нелепо то, что его тело все еще продолжало испытывать возбуждение, кода он догадался об обмане.

И наложник откровенно растерялся.

Ренальд никак не мог понять, как такое вообще произошло? Как он мог настолько сильно ошибиться?! Жгучее угрызение совести за свое невольное предательство буквально оглушало парня. Пусть это был только сон, но такой реальный, что волосы вставали дыбом. Утешало лишь то, что никто не узнает, не имея возможности проникнуть в его мысли. Но от людского суда и злой молвы еще можно как-то спрятаться или ответить агрессией, а от себя деваться некуда.

Рени попытался отдышаться, взбил и перевернул подушку, улегся поудобнее и... снова окунулся в карнавальный гвалт каких-то празднеств, где ему было сытно и весело, но потом он опять оказался в шатре вместе с Тессой, которая вновь превратилась в чужую девушку, даже не похожую на ту, первую...

Второй раз Ренальд вынырнул из своего сна, будто ошпаренный, пересохшим ртом хватая воздух. Уши и щеки парня пылали от невыносимого стыда и раскаяния за свой поступок. Ведь и в мыслях не было никогда, чтобы даже мечтать о ком-то еще, кроме своей госпожи, возведенной им в ранг Богини, а не то, что попробовать осуществить подобное святотатсво, и вдруг такое!

Посидев немного на кровати, дожидаясь, пока уймется пустившееся в галоп сердце, юноша осторожно лег и вытянулся. Какое-то время он даже опасался закрывать слипающиеся веки, чтобы не отрываться от реальности. В темноте предметы убранства его комнаты казались немного другими нежели днем, но все равно ничего похожего на то, куда его сознание стремилось во сне. Он никак не мог понять, отчего это происходит, всеми фибрами души не желая получить такое наяву...

Наверное, он так и не сумел бы уснуть, но предыдущие дни, полные огорчений и переживаний из-за отповеди Аслана, волнений по поводу, получится ли сюрприз для хозяев таким, каким он его представлял, и сегодняшний эмоциональный раздрай, пока помогал собираться Тессе и провожал господ к домику Аслановой матери, вымотали молодой организм, милостиво разрешив ему снова уснуть.

Хотя, стоит ли называть это милостью, если с какой-то изуверской настойчивостью, дурацкий сон повторился? Только вот опять на месте Тессы оказалась незнакомка. Все три девицы, пытавшиеся получить то, что принадлежало только его любимой, были юными, стройными и красивыми не только по варварским эталонам женской привлекательности. И, скорее всего, приснись подобные гурии Саушу, признанный сердцеед, прибил бы любого, кто помешал досмотреть чудесные видения с собственным участием в главной роли. Но Ренальду вовсе не было комфортно и беззаботно пользоваться неожиданной благосклонностью степнячек. У них есть свои мужчины, причем на каждую приходится человек по пять отменных особей: сильные, красивые, удачливые, достойные получить женщину и продолжить свой Род — выбирай любого! Зачем он им? Зачем они его мучают, мороча голову и глупое тело, которое реагирует, хотя не имеет права принадлежать никому, кроме Тессы и... Нет, Аслану он уже не нужен! Хватит забывать о болезненном опыте для собственной задницы и уязвленного самолюбия.

Наложник все еще очень надеялся, что его сердце не разбито жестоким господином, ради сиюминутной прихоти тратившим на него свое время, постепенно приручая и заставляя поверить в то, чего не существует, а затем отказавшимся от своей 'живой игрушки'. Так было легче мириться с тем, что он поддался этому заблуждению. Сколько бы раз юноша не произносил вслух: 'Ненавижу!', настоящей ненависти, которая накрывает с головой, поглощая и замещая все остальные ощущения, он не испытывал... Скорее было очень обидно и за самого себя, и за Аслана, не оценившего его, как оказалось, никому ненужную жертву.

Но сейчас главной проблемой было не это. Рени так паршиво себя не чувствовал даже после первых тренировок, когда им занялись всерьез. Противное состояние полной вымотанности, только не физической, а моральной, угнетало. А прошла лишь первая половина ночи.

Рени с трудом перекатился к краю огромной кровати, тяжело поднялся и на ватных ногах поплелся к окну.

Слабая надежда, что ему просто не хватает свежего воздуха, впоследствии себя не оправдала. Но он упрямо вдыхал морозный аромат бархатной ночи, прислушиваясь к тишине, лишь изредка различая в шуме ветра одинокую перекличку часовых на высокой стене охраняемого периметра Замка-крепости, не обращая внимания на коченеющие конечности.

Если раньше его привлекала возможность побывать в гостях у своих новых родичей-степняков, то теперь такая перспектива страшила повторением приснившегося недоразумения наяву. Маловероятно, что Тесса осмелилась бы так откровенно продемонстрировать свое отношение, находясь среди варваров, и позвала бы его за собой уединиться, но все равно всё было как-то очень неправильно и поэтому нервировало.

Основательно промерзнув и слегка остудив пылающее лицо, наложник бодренько помчался к кровати и завернулся с головой в одеяло.

Рени очень долго пытался согреться, дрожа всем телом и согревая дыханием заледеневшие пальцы, но, в конце концов, ему снова удалось уснуть.

Очередное пробуждение оказалось еще более драматичным. В этот раз он опомнился, что рядом с ним чужая девица, лишь после того как, удовлетворенно отдышавшись, сумел повернуть голову и встретиться в темноте с блестящим взглядом карих глаз настоящей степнячки. Рени даже пошевелиться был не в силах от накатившего отчаяния безысходности и полного морального падения в глазах своей единственной любимой. И даже в глазах этой девушки, вовсе не возмущенно глядящей на него за поруганную честь, а с каким-то материнским сочувствием и благодарностью...

Это ошеломляющее открытие, никак не вписывающееся в нелепую ситуацию, оказалось для бедной психики наложника полнейшим откровением.

Ренальд соскочил с кровати и опрометью кинулся в уборную, долго-долго умывался ледяной водой, прогоняя дурманящие видения, а потом отправился в фехтовальный зал, чтобы измучить свое непослушное тело внеплановой тренировкой. Когда-то Аслан рекомендовал ему это средство от повышенной зависимости и увлеченности Тессой.

Но тогда ему хоть и виделись немыслимые кары от Всевидящих за подобный грех желания близости с собственной госпожой, где-то в глубине души наложник лаэра не хотел избавляться от них. Теперь же юноша торопился поскорее воспользоваться этим 'лекарством' от избыточной игры гормонов, спотыкаясь впотьмах о ступени лестниц и не замечая боли ушибленных пальцев, подгоняемый уверенностью, что так будет несомненно лучше для собственного спокойствия. Так будет правильно! Ему не нужны чужие женщины, какими бы красавицами они ни прикидывались, какие бы неземные удовольствия ни сулили их жаркие объятия и горячие податливые тела...

Сколько времени он убил, обретая душевное равновесие и выматывая собственный организм, Рени не засекал. И лишь почувствовав, что благодаря бешеному темпу до автоматизма заученных упражнений, которые вообще-то следовало выполнять гораздо более медленно и вдумчиво, он окончательно обессилел, парень остановился. Дикое желание растянуться прямо здесь на холодном полу неотапливаемого помещения, было задушено остатками силы воли. Слишком крепко сидела наука Аслана, Верена и Дерека, периодически пресекавших ранее его нытье и попытки посидеть минуточку после тренировки, чтобы отдохнуть. И лишь затем найти глубоко притаившиеся резервы силы воли преодолеть три уровня лестниц и добраться до своей комнаты в доме, потому что смывать грязь и пот в общей солдатской душевой ему не дозволялось.

Раньше юноша был только безумно рад этому 'запрету', обмирая от ужаса, что он окажется среди толпы голых агрессивных, взбудораженных тренировкой парней, едва уступавших его хозяину в своей мужественной стати (пусть за ними и не замечалась склонность к увлечению собственным полом). Но сейчас время от времени, его возмущала и обижала подобная дискриминация. Невзирая на утверждения Тессы, что такой вот потный, грязный и взъерошенный, он привлекает ее ничуть не меньше, чем отмытый и благоухающий ароматами солей для ванны и душистым мылом, он стеснялся показываться ей на глаза до того, как приведет себя в порядок. И здорово переживал, подозревая девушку в неискренности ее заверений.

Рени как-то читал о животных, что не всем самкам по какой-то причине нравится запах самого выдающегося и сильного самца в стае, и они ищут лишь одного, идеально приходящегося им 'по вкусу', но то, что так может быть и у людей, вызывало закономерный скептицизм. Животным пара нужна для спаривания и обзаведения здоровым и сильным потомством. Все-таки люди отличаются от животных, и не только согласно учениям Всевидящих. К тому же у Тессы есть уже один идеальный 'самец'. А Ренальд хотел, чтобы обожаемая хозяйка его души и сердца всегда чувствовала себя рядом с ним комфортно, и ему нечего было бы стесняться. По крайней мере, за глаза хватало и других мелких проколов, чтобы заставлять ее повторять слова утешения из-за неподобающего 'ее Солнышку' внешнего вида.

До своей комнаты Ренальд добрел с трудом. Наверное, только благодаря недавно обнаруженной у себя новой черте характера — упрямству. Вряд ли этой 'находкой' можно было гордиться (в перечень благодеяний упрямство уж точно не входило), но эта особенность уже не раз выручала его в последние дни. И теперь оказалась весьма кстати.

Мокрая от пота спина, пока шел по прохладным коридорам и переходам обратно к себе, успела остыть и теперь казалась закованной в тесный доспех, под которым все еще гудели перетруженные мышцы. Хорошо, что Верен его не видит, а то бы точно влетело за нерациональное использование возможностей бестолкового организма. Рени и сам не ожидал, отключившись на какое-то время, будто войдя в своеобразный транс (как тогда, в драке с Мартином), что он настолько вымотается, что будет еле держаться на ногах. Но против всех правил, он сейчас чувствовал не полную опустошенность, а какой-то бешеный восторг, застрявший в районе солнечного сплетения, будто выпустил порезвиться наружу иную свою сущность, которую пока не умел контролировать. Это открытие немного пугало, но все-таки будоражило сознание парня, заставив его поверить, что глупые сны не вернутся, и не будут преследовать его в течение остатка ночи.

Кое-как стянув мокрое от пота исподнее, Рени забрался в ванную и встал под душ, фыркая и жмурясь, ощущая, как тугие струи теплой воды разбивают скованность буквально звенящих мышц...

Не став вытираться полотенцем, он прошлепал к кровати, оставляя на пушистом светлом ковре следы мокрых ступней, и присел на край, приходя в себя. И только потом понял, что поступил опрометчиво. Подниматься снова, чтобы отыскать чистое белье, не было никаких сил.

Рени со стоном завалился на подушку, кое-как подтянул свисавшие с кровати ноги и мгновенно вырубился, не замечая не слишком удобной позы, ни того, что не накрылся одеялом. В комнате было достаточно тепло. Приоткрытое окно захлопнулось от сквозняка. А вот о том, что (если хозяева не успеют вернуться) утром может заглянуть Рута, не достучавшись, чтобы разбудить его на тренировку, Ренальд и не вспомнил...

* * *

По закону подлости, именно служанке госпожи и выпал такой удивительный шанс лицезреть совершенно обнаженного спящего наложника лаэра. Вообще-то, 'нежный мальчик' очень трепетно относился к тому, чтобы демонстрировать желающим свои прелести. На ночь он всегда переодевался в подобие пижамы. Отчасти, чтобы не провоцировать Аслана, отчасти, чтобы не углублять комплекс своей неполноценности рядом с мужчиной, совершенно не стыдившимся своего естества. Исключением была Тесса, которую Ренальд все еще тоже немного стеснялся (по той же причине, чтобы у девушки не было повода сравнивать наложника и мужа). И только удостоверившись, что в ближайшие несколько часов их уединение с госпожой никто не нарушит, видя ее жадный затуманивающийся взгляд, обещающий много интересного и познавательного в той области, где он только учился получать удовольствие, Рени мог себе позволить поддразнить любимую. Подогреть ее страсть и спровоцировать немедленное желание заняться любовью.

Рута тоже плохо спала этой ночью. Решив, что лучше уж заняться делами, чем снова и снова, мучаясь от бессонницы, переживать расстроившее ее объяснение с Красавчиком, девушка встала, умылась, посетовав на покрасневшие от непрошенных слез глаза. Вот ведь, говорят, выплачешься, шепча в подушку о наболевшем, и станет легче. Только ей почему-то легче не становилось. Все равно было горько и обидно за то, что не получается так, как она мечтала.

Удостоверившись, что хозяева еще не вернулись, и Ренальд может проспать тренировку, ведь осталось менее четверти часа, Рута отправилась будить юношу.

На деликатный стук в дверь он не среагировал. Да и на более настойчивый почему-то не откликался. Если бы служанка Тессы не была уверена, что Аслана нет в доме, она бы вряд ли решилась войти, но теперь, беспокоясь, девушка отбросила смущение и приоткрыла тяжелую незапертую дверь спальни наложника господина.

Да так и замерла на пороге в немом восхищении совершенством стройного тела юноши. Правда, в первое мгновение, ей показалось, что это Сауш каким-то образом оказался здесь. Та же немного утонченная линия сильной руки с длинными пальцами, свободно свисающая с кровати, светлые пряди распущенных волос, рассыпанных по плечам (правда, волосы Красавчика немного длиннее), плавный изгиб ложбинки позвоночника, узкие бедра...

Лаская любящим взором это совершенство (к счастью для ее душевного равновесия, спящее на животе), вот на уровне бедер Рута и опомнилась, смущенно опустив очи долу. Бледные щечки девушки окрасил жаркий румянец, сердечко затрепетало, неровно забилось попавшей в силки птахой, невольно напоминая ей от чего она отказалась этой ночью. А ведь могла бы любоваться на собственную 'картинку', дотрагиваться осторожно, трепеща от переполняющих эмоций, и получать обещанное, ни в чем себе не отказывая. Мысли служанки Тессы сейчас были, конечно, не о Ренальде. На него она и не собиралась претендовать. Наложник — господское сокровище!

Но, можно подумать, она каменная, и ее тело не просило большего, чем просто держаться за руку волновавшего ее мужчины, обмирая от удовольствия и смущения, отвечать на умелые поцелуи завзятого бабника. Только вот она — не Фелиска, не побоявшаяся пойти дальше, нарушая запретное для порядочных девушек.

И кто же оказывается прав?

Помощница кухарки, прошедшая через боль предательства и унижения, некоторое время жившая под перекрестьем насмешливых и жалостливых взглядов, шепотков за спиной, но, в итоге, обретшая свое счастье, или она, все еще цепляющаяся за общепринятые нормы морали, проводящая свои вечера за рукоделием в одиночестве?

— Г-господ-дин Ренальд, — позвала Рута, запнувшись, потому что голос внезапно сел. — Рени! Пора подниматься! — наконец-то справившись с потрясением, громко произнесла девушка.

— Ммм? — сонно откликнулся наложник.

Рута так и не смела поднять глаз, удивляясь, как это она раньше не замечала неуловимого сходства мальчишки со своим ветреным любимым? Наверное, слишком глубоко было первое впечатление от появления хозяйского питомца в Замке. Да она и вообще-то не воспринимала его, как мужчину. И вдруг — такое прозрение! Мальчик-то превратился в весьма привлекательного юношу!

Забывшись, Рута подняла голову, чтобы убедиться, что Ренальд открыл глаза и осмыслил, зачем его зовут, но тут же поняла, что если он сейчас повернется и поднимется в полный рост, они оба будут чувствовать себя неловко. Девушка живо выскочила обратно в коридор и, захлопнув дверь, прижалась спиной к стене. Ноги ее не держали, на глаза навернулись слезы. На мгновение служанке госпожи захотелось вернуть назад прошедшую ночь, чтобы забрать свои злые слова, брошенные в лицо посерьезневшего Сауша, понявшего, что от объяснений ему не отвертеться...

— Рени, ну вставай же, опоздаешь... — прошептала она, зажмуриваясь и набираясь мужества еще раз заглянуть в спальню мальчишки.

— Рута?! — удивленно воскликнули рядом.

Рута испуганно, будто ее застали за неподобающим занятием и могли прочитать ее мысли, распахнула глаза и побледнела, обнаружив прямо перед собой Аслана, удерживающего на руках прильнувшую к его плечу жену. Так вот почему она ничего не услышала — господин время от времени проверял свои варварские навыки двигаться бесшумно. Хотя, может быть, она была настолько глубоко погружена в невероятное открытие сходства Рени и Сауша, что не заметила приближение хозяев Замка, хотя в пустом длинном коридоре это было сделать довольно сложно.

— Я... эм... Доброе утро, — низко поклонилась девушка, надеясь, что господа не заметили ее смятения. — Я хотела разбудить господина Ренальда, но не могу войти, — призналась она виновато.

— Почему? — удивилась Тесса. Аслан уже аккуратно (и видно было, что нехотя), опустил ее на ноги, но все еще не отпускал от себя, приобняв за талию.

Лаэр не церемонясь, распахнул дверь, оценил увиденное и, присвистнув, обернулся к служанке:

— Благодарю, Рута. Ты можешь идти, я сам разбужу.

Девушка еще раз быстро поклонилась и, радуясь, что имеет возможность исчезнуть, быстренько убежала по своим делам.

— Радость моя, ну что ты застыл? — нетерпеливо подтолкнула Тесса мужа в спину, чтобы он не стоял на пороге.

Хозяйка Замка безумно хотела спать, думала даже, что так и заснет на руках своего варвара, не дававшего ей отдыха прошедшей ночью. Но раз уж не донес до их спальни, теперь ей захотелось увидеть ненаглядное Солнышко. Девушка предполагала, что проспит потом до самого вечера, и было бы уместно сейчас поблагодарить любимчика за его старания создать для них с Асланом волшебную атмосферу уютного и таинственного праздника.

Лаэр, к глубокому возмущению жены, чувствующий себя просто великолепно, несмотря на то, что бодрствовал вместе с нею, под утро уже вытворяя с полусонным телом возлюбленной все, что ему нравилось, и хотел бы сейчас осуществить обещанное Руте, но не мог.

Расслабленное тело наложника притягивало взор варвара точно магнитом, почему-то волнуя пресыщенного обилием актов самоутверждения мужчину, словно он неделю подвергался воздержанию.

Может быть потому, что изящная линия обнаженного юного тела, чем-то напоминало ему утреннюю картину? Когда он, уже почти засыпая, услышал, как Тесса шебуршит одеждой, собираясь выйти на улицу.

— Сбегаешь от меня? — шутливо возмутился мужчина, мгновенно прогнав сладкую дрему и усаживаясь на примятом их телами волчьем меху.

— Я ненадолго, — досадливо обернулась жена, не хотевшая его беспокоить.

— Надеюсь, ты не собираешься морозить мою попку? Ведерко для насущных нужд вон в том уголке, — кивнул он, указывая направление.

— Ну Аслан! — запротестовала девушка, смутившись. — Это МОЯ попа! Хочу — морожу, хочу — грею.

— Ничего подобного, — покачал головой развеселившийся варвар, которому доставляло удовольствие видеть не слишком частое выражение смущения на лице любимой. — Ты моя, Тесса. Со всеми своими прелестями. Или мне нужно еще раз подтвердить право обладания твоим телом? — озвучил он интересную мысль.

— Хнык... Я так не хочу... — огорчилась девушка.

— Милая, что я слышу?! На тебя так плохо действует общение с Котенком? Ты стала стесняться естественных потребностей?

— Да нет же! Аслан! Ну как ты не понимаешь? — сердито запыхтела она, предлагая ему самому догадаться о причине, но лаэр предпочел остаться в неведении, и продолжить свою мысль.

— Я не хочу разрушать атмосферу романтики таким прозаическим действием, — вздохнув, выдавила Тесса. — Ладно! Я потерплю, — направилась она обратно к лежанке, стягивая шубку.

— Давай сюда, — предложил Аслан, поднимаясь и принимая одежду из ее рук. Но подойти и улечься обратно на место он жене не дал, заступив дорогу. — Иди и не выдумывай всякие глупости, рыбка моя! Если хочешь, я могу зажмуриться, — великодушно предложил варвар, отчего-то опаленный шальной мыслью, что может и не сдержать свое слово. Только что он обладал своей женой (законной по обычаям обеих государств!) и вдруг всплыло совершенно глупое мальчишеское желание юнца, которому еще несколько лет мечтать о женщине — подсмотреть за сугубо интимным процессом. Он и в детстве-то никогда не бегал с приятелями подглядывать за моющимися в бане девками. То, что они однажды нечаянно наткнулись на купающихся в реке девушек — не считается! Хотя Аслану долго потом пришлось выслушивать красных от возбуждения мальчишек-ровесников, что они там успели рассмотреть с такого расстояния, находясь на противоположном берегу под прикрытием камышовых зарослей. Может быть, он когда-нибудь и оценил бы прелесть такой 'охоты' за запретным для пацанов зрелищем, но его вскоре отправили в Степь. И там приоритеты по определению привлекательности сексуальных партнеров кардинально поменялись.

— Тогда зажмурься и уши заткни! — потребовала Тесса, досадливо попинав пустое железное ведро, гулко отозвавшееся на ее домогательства, чем окончательно дискредитировало себя в глазах девушки, поскольку она поняла, что характерное 'журчание' будет хорошо слышно.

Вместо того чтобы последовать совету, Аслан громко расхохотался, не в состоянии поверить, что жена всерьез заморачивается такой мелочью, как справление естественной нужды, но, поняв, что ей вовсе не до смеха, виновато всхлипнул, утирая выступившие слезы искреннего веселья, и отвернулся, послушно зажав уши руками.

— Теплая вода на плите, — напомнил он.

— Спасибо, — все еще сердито отозвалась любимая, но в ее голосе он расслышал нотку благодарности. А уж за что она была ему признательна — за понимание или заботу о теплой воде — он не стал задумываться, снова погружаясь в наваливающуюся дрему.

Через несколько минут Тесса пришла, аккуратно устроилась рядышком и затихла. Аслан, надеялся, что она прижмется ближе к его спине, обнимет поперек живота, закидывая в привычной позе ножку на его бедро, но так и не дождался. А когда развернулся к жене лицом, та уже сладко спала. И он не смог отвести взгляда от плавных изгибов расслабленного тела, еще недавно такого страстного, отвечающего его требованиям и требующего своего... Поддавшись внезапному порыву приласкать, понежить свою девочку, поблагодарить каждую пядь любимого существа за доставленную радость и счастье обладать ею, как ему нравится, варвар не смог удержаться. Подвинулся ближе, бережно перевернул свою спящую красавицу на спину и принялся осуществлять задуманное.

Хозяйка Замка что-то пробормотала во сне, прижав его голову к своему животу, но он не согласился с тем, что уже пора отдыхать. Осторожно перехватив ее ладошки, он опустил руки жены вдоль ее тела, прижав к широко раскинутым бедрам, между которыми пристроился сам, и продолжил свое увлекательное исследование теплой бархатистой кожи языком и губами, виртуозно балансируя на грани, чтобы не нарушать ее покой. Ну и пусть Тесса сейчас получает свою порцию удовольствия во сне. Может быть, (хоть не хотелось бы, но не смертельно) его девочке снится, что она не с ним, а с Рени, главное, что он сам получает от процесса неспешной ласки умопомрачительное удовлетворение, наслаждаясь своей властью над любимой женщиной. Наверное, именно этого завершающего штриха и не хватало, чтобы чувствовать себя абсолютно пресытившимся и довольным тем, как прошла эта незабываемая ночь...

Трудно сказать, что послужило причиной того, что Рени все-таки проснулся: попытки Руты, тихий шепот переговаривающихся в дверях хозяев или обжигающий взгляд варвара. Но он разлепил глаза, обернулся, силясь понять, что происходит, и, наконец-то, заставил себя отлепиться от кровати и сесть. Бедное тело, изможденное жестоким тренингом, отозвалось болью в каждой клеточке, и подчиняться хозяйской воле идти на плановую тренировку отказывалось напрочь.

— Солнышко мое! — умилилась Тесса, рванув к парню, которого хотелось немедленно потискать, раз уж он позволил застать себя в таком соблазнительном виде. — Что с тобой, радость моя? — озабоченно опустилась она рядом, удивленно разглядывая бледное лицо с характерными голубоватыми кругами бессонницы под глазами. Еще более несчастный изможденный вид наложнику придавала вмятина на щеке от складочки на подушке.

Ренальд слабо улыбнулся своей любимой, надеясь, что его жалкая попытка выглядит ободряюще, дескать, не о чем беспокоиться. Но гораздо сильнее наложника занимал продолжавший топтаться на пороге его спальни лаэр.

Первой осознанной мыслью юноши, когда он сообразил, в каком сейчас виде, было немедленно прикрыться, но он резко передумал, собрав все свое мужество, на какое в данный момент был способен, и теперь радовался этому решению.

— Ты не заболел? — Тесса мобилизовала скрытые резервы организма, требующего немедленного отдыха, настойчиво пытаясь понять, что за неприятные метаморфозы приключились с ее ненаглядным мальчиком в их отсутствие. К счастью, прохладный лоб юноши не сигналил о повышенной температуре, но хозяйка Замка и не думала успокаиваться на достигнутом. — Милый, что с тобой? Ты неважно выглядишь... Может быть, пригласить Халара? Наверное, тебе не стоит идти на тренировку...

— Я в порядке, Тесс, правда... — перехватил тонкую ручку госпожи наложник, на мгновение прижавшись губами к раскрытой ладони девушки.

Тесса и не заметила, что во время ее краткого монолога парни мерялись взглядами, и в этот раз проиграл Аслан, даже не сумев скрыть свое поражение. Брошенный Ренальдом вызов, дескать, гляди, от чего отказался! — стальной занозой уколол варвара в самое сердце, заставив по достоинству оценить месть отвергнутого им любовника.

Мог ли его скромный и ласковый Котенок предугадать, что лаэр заявится с утра самолично будить своего наложника? Вряд ли. Скорее, Рени был уверен, что они с Тессой покинут домик его матери ближе к полудню... Значит для него 'сюрприз' не планировался, но импровизация оказалась заслуживающей аплодисментов.

Рени был абсолютно прав — вряд ли удастся забыть ту их ночь. Единственную настоящую ночь, когда он не имел несчастного вырывающегося мальчишку, обезумевшего от боли и стыда, а занимался с ним любовью, стараясь оттянуть на себя его боль, сдерживая свое желание сорваться на привычный темп. Чтобы, в конце концов, услышать тихий стон чужого удовольствия, и радоваться ему больше, чем своему собственному...

— Если ты в порядке, одевайся и догоняй, — процедил Аслан, резко разворачиваясь и покидая спальню своего Котенка, который намеренно сейчас делал ему очень больно. Но винить за это парня лаэр не мог и не хотел. Тесса просила его не принимать поспешных решений, но он посчитал себя правым, теперь пришла пора расплачиваться...

— Рени... — огорченно произнесла Тесса, только сейчас догадавшись, что тут произошло, практически у нее на глазах.

— Прости, Тесс, — юноша поднял на нее виноватый взгляд, тщательно приглушая блеск торжества, пусть крохотной, но победы.

— Не переживай за меня, — передразнила его хозяйка. — Как же я хочу, чтобы вы поскорее разобрались со своими тараканами... — вздохнула девушка, на мгновение прижавшись губами к обнаженному плечу своего Солнышка, и тут же поднялась. — Все, родной мой, у тебя совсем не осталось времени. Собирайся и беги на тренировку. Я зашла только пожелать доброго утра и сказать, чтобы ты не забыл мне напомнить про то, что я должна надрать тебе уши...

— За что?!! — изумился Рени, опешив от такого заявления.

Тесса невольно рассмеялась обескураженному выражению лица парня, явно рассчитывающего на другую благодарность.

— Это я тебе вечером расскажу, радость моя, когда отосплюсь, — чмокнула он его в нос по привычке. Благо наложник все еще сидел на кровати и их лица оказались почти на одном уровне.

— Тесса, что-то не так, да? — искренне огорчился Ренальд, пытаясь понять, что же он не учел в своей задумке.

— Не переживай, Солнышко! — развеселилась девушка. — Все было просто великолепно! Потрясающе и так... трогательно! Спасибо тебе огромное, родной мой, мне очень понравился твой подарок... — обняла она его шею, прижавшись щекой к взлохмаченной макушке. Но едва обрадованный Рени попытался обнять ее в ответ, Тесса, вспомнила о лимите времени, неумолимо приближающем начало тренировки. Не стоит делать себе поблажки там, где можно перетерпеть свое 'не хочу'. И, едва не застонав оттого, как ей самой не хотелось уходить отсюда, все-таки заставила себя оторваться от любимого мальчика и сбежала из спальни наложника почти так же поспешно, как до этого Аслан.

Жаль, что чудесное утро для любимого варвара оказалось омрачено маленькой победой Рени, но эгоистичной в достижении своих целей девушке очень хотелось, чтобы тихая и никому из них троих ненужная война интересов поскорее закончилась безоговорочной капитуляцией Аслана. Наверное, это было одним из ее немногочисленных желаний, которые не совпадали с желаниями обожаемого мужа. А таких было всего несколько — не заводить пока что детей, не допустить, чтобы Аслан добился близости с Дереком и не позволить мужу отказаться от ее Солнышка. Ну и пусть он утверждает, что уже отказался. Она же ясно видела — это далеко не так...

А теперь — срочно выпить противозачаточную настойку и постараться не думать ни о ком из своих двоих... или все же троих мужчин, заслуживающих ее пристального внимания, искреннего расположения и огромной любви...

* * *

Хотя Аслан больше не напоминал о состоявшемся недавно разговоре о ребенке, и Тесса точно знала, что он о нем не забыл (и возможно даже надеялся на то, что эта ночь будет для их семьи судьбоносной), настойку она выпила. И только после этого, уже непослушными пальцами расстегивая хитрые застежки на украшениях, избавилась от них и одежды степнячки и, засыпая на ходу, рухнула в кровать у себя в комнате.

А хозяину Замка не удалось не только отдохнуть после практически бессонной ночи, но и размяться на утренней тренировке, потому что из города прибыл посланник с весьма неприятным сообщением. Визита подобных гостей, да еще в это время года, когда едва промерзли непроходимые в осенне-весеннюю распутицу болота, Аслан никак не ожидал, и порадовался своей предусмотрительности, обязав докладывать ему лично о таких гостях из столицы, как только они переступали границу его земель.

То что время от времени лаэры наведывались друг к другу с визитами вежливости, для уточнения деталей каких-то договоров, заключенных между ними на ежегодных сборах в столице Энейлиса, или выполняя поручения Правителя, было вполне нормальным. Как и было естественно, когда требовалась помощь на их участке границы из-за грозившей из вне опасности, попросить помощи у соседа.

Однако в этих случаях такими делегациями — пятеро аристократов и больше сорока человек сопровождения и слуг, точно не ездят.

И если визит Альвиана Пилифа, который последние лет пять был одним из Советников Правителя Эйнелиса, действительно мог быть связан с государственными интересами, то причина появления остальных четверых незваных гостей была для него абсолютно непонятна. Тем более что их земли располагались достаточно далеко от здешних мест, с его владениями не граничили и приграничными провинциями тоже не являлись.

Да уж... приятным событием появление рэлов Вандия Вилена, Сибора Мангерского и Герета Рахаза для него точно не являлось. Причем, именно конкретно этих людей Аслан видеть у себя в крепости очень не хотел бы, не понимая, что подвигло их отправиться в долгий и опасный путь по зимней дороге. Конечно, есть вероятность, что отцу просто хотелось немного отдохнуть от этих троих довольно неприятных молодых отпрысков весьма уважаемых и богатых семейств, которые пользовались дурной славой из-за своей безнаказанности творить различные непотребства, едва не перешагивая границы Закона. И он просто придумал им задание, чтобы удалить на некоторое время из столицы, но мог бы послать их и к кому-нибудь другому. Их вызывающий снобизм, презрительное и эгоистичное отношение ко всем, кто стоит ниже их на ступенях социальной лестницы, а так же развязные манеры и злые языки могут достаточно попортить крови окружающим. Может быть, обиженный братец Дамир посоветовал родителю столь изощренный способ отмщения за то, что Дерек, стоявший на стражах интересов своего господина, не стушевался перед более влиятельным отпрыском Правителя? И вот так изящно напоминает, чтобы в следующий раз младший брат думал о последствиях и объяснил своим людям тонкости?

Впрочем, даже и этих троих Аслан, скрепя сердце, нашел бы, чем развлечь в городе, но как быть с четвертым — Ливаром Морицким? Понятно, что столичным господам-аристократам заняться нечем, но почему в их компанию затесался лаэр? Ему, что, в своей крепости занятия нет? Или местные Дома Удовольствия набили оскомину?

Варвар брезгливо скривился, припомнив, как Ливар таскал его за собой в подобное весьма специфичное заведение, то ли в желании похвастаться местными злачными местами, то ли преследуя какие-то иные цели. Но это все мелочи! Аслан даже похолодел, вспомнив, с каким похотливым и завистливым блеском в глазах тот упоминал о Рени. Морицкий ведь всерьез не может рассчитывать, что он намерен с ним поделиться своей 'игрушкой', так сказать, отдать дань гостеприимству?!

Аслана передергивало только от одной мысли, что тот не то что дотронется до их Котенка, Тессиного Солнышка, а просто увидит его!

У самого до сих пор стояла перед глазами соблазнительная нагота юноши, бросившего ему вызов этим утром. Лаэр прекрасно понимал, чего Ренальду стоила подобная импровизация. И, несмотря на досаду из-за того, что слишком уж живо откликнулся всем своим существом, невзирая на принятое решение о прекращении отношений в этой плоскости, не мог не испытывать восхищение дерзостью наложника. Отличная месть мальчишки за его демарш после того, как Рени доверился ему...

Но сейчас не время предаваться ностальгии по тому, что умудрился растоптать сам. Не слишком хорошо, что и варвары с дарами от Даута должны появиться со дня на день. Но в первую очередь, надо понять, что привело в эти края нежданных визитеров. А так же, где разместить и чем развлекать столичную знать.

Аслан внутренне подобрался, просчитывая в уме множество вариантов вероятного развития событий. Прибудут они сюда примерно через 4-5 дней, поскольку передвигаться привыкли со всем доступным комфортом, а, следовательно, меньше времени дорога у них не займет. А за это время у него уже должен быть готов план мероприятий для того, чтобы визит непрошеных гостей обошелся как можно меньшим ущербом его нервам. А лучше всего будет выехать из Замка самому и организовать им торжественную встречу в городе, а потом в городском особняке их и поселить. Тем более, провинциальная знать будет рада приезду столичных шишек, и приложит все силы для того, чтобы их развлечь. Хотя наверняка в любом случае, Ливар не упустит возможности напроситься на экскурсию в крепость. И как лаэр лаэра, Аслан очень хорошо понимал подобное желание, но только вряд ли тот не предвкушает совместить полезное в профессиональном плане с приятными отступлениями в угоду ублажения похотливой плоти...

Варвар нервно передернул плечами, обернулся, судорожно ища взглядом светлую макушку Рени, которому в данный момент что-то сердито выговаривал Верен, довольно бесцеремонно разминая сильными пальцами плечи наложника, и озабоченно двинулся в их сторону. Вроде бы нагрузки парню не увеличивали, потянул мышцы?

— Верен? — окликнул бойца лаэр. — Что тут у вас?

Морщившийся от болезненной процедуры но, стараясь не проронить ни звука, Рени исподлобья покосился на хозяина и сразу отвел взгляд.

— Да вот, полюбуйся! — пожаловался наставник, расстроено кивнув на 'обвиняемого'. — Двигается сегодня, как куль с дерьмом, мышцы совсем одеревенелые — что руки, что ноги, про корпус уж вообще молчу! Может, мы лучше в зал пойдем? На улице от него толку...— досадливо махнул мужчина рукой, — еще застудится, разве можно в такой холод еле шевелиться?

Если бы Верен не знал, что кто-то из ребят засек Аслана с женой, возвращающихся из домика его матери, где господа провели ночь, то, наверное, не преминул бы попенять своему командиру, что тот ночью замучил мальчишку, а так и ума не мог приложить, что за напасть приключилась с его учеником. А ведь сегодня как раз хотел погонять его по силовым упражнениям на выносливость, заодно и самому размяться. Но видно, придется заняться растяжками.

Многие из бойцов, несмотря на лежавший кругом снег, ради тренировки поскидывали не только верхнюю одежду, но и вообще обнажились по пояс. Тут и там, словно исполняя ритуальные танцы, стремительно двигались блестящие от пота тела в легких облачках горячего дыхания, слышались трескучие удары скрещивающихся боевых шестов, разномастный лязг и звон холодного оружия. И характерные глухие удары, сопровождающиеся сдержанными выкриками, отрабатывающих рукопашные упражнения. Если не было специального распоряжения командиров, бойцы сами определяли, какой навык следует отработать в спарринге на очередной разминке.

— Рени, ничего не хочешь объяснить? — тихо спросил Аслан, положив руку на плечо наложника и несильно сжав его пальцами. Ренальд поднял голову, но молча посмотрел в глаза господина, не желая признаваться.

Лаэр поразился количеству оттенков эмоций, которые притаились на дне черных зрачков, окаймленных небесно-голубой радужкой, которые Рени старательно пытался подавить. Правильные черты сегодня слегка портило усталое выражение осунувшегося бледного лица. Лишь щеки едва прихватил румянцем утренний морозец. Острое сожаление, что не может ободряюще обнять своего Котенка на глазах у половины гарнизона, полоснуло по сердцу Аслана. Вот ведь! Именно поэтому, чтобы не возникало таких неподобающих желаний, он и запретил себе помнить. Это Тесса может позволить себе сочувствие и жалость, а он не тряпка, да и Ренальду эти проявления телячьих нежностей ни к чему.

— Рен, — немного с нажимом повторил лаэр. — Ты хорошо выспался?

По тому, как мальчишка невольно вздрогнул, но сразу же взял себя в руки, варвар сделал неутешительный вывод прежде, чем тот выдавил:

— Не очень, муть всякая снилась...

— А что со спиной?

— То же, что и с руками, — влез с пояснениями Верен. — Ты сам посмотри!

Аслан развернул наложника к себе спиной, снизу вверх пробежался жесткими пальцами вдоль невольно распрямившегося под легкой туникой позвоночника парня, оценил чересчур напряженные плечи. И невольно задержал ладони возле ключиц, еле-еле сумев просто замереть, а не погладить большими пальцами прохладную кожу голой шеи. Аж в глазах на мгновение потемнело от промелькнувшего воспоминания. Тогда Ренальд вот так же находился к нему спиной, скованный и напряженный, но мужественно пытался расслабиться под неспешной опытной лаской, доверяя тихому шепоту своего хозяина...

Аслан сглотнул, быстро зажмурился и открыл глаза, совладав с минутным помутнением рассудка. Он не понимал, что за хрень с ним творится. Тесса сегодня подарила ему столько незабываемых минут страсти и нежности, да он и сам не скупился, и вдруг...

— Такое впечатление, что вместо того, чтобы спать, он всю ночь мешки ворочал, — буркнул недовольный наставник.

— Я только немного размялся, — признался наложник.

— От 'немного' — такого не бывает! — даже слушать не стал Верен. — Что ты делал?

— Ну... — задумался Рени, припоминая и, по мере перечисления, у обоих стоявших рядом с ним мужчин все выше недоверчиво поднимались брови.

— И сколько времени ты на это убил?

— Не знаю... мне показалось, что много, но... я как-то потерялся... и на самом деле... похоже, как тогда с Караскетом было, — вздохнул юноша и взглянул на старших. — Я же не нарочно так... оно как-то само собой получилось... Просто снилась всякая ерунда, думал — легче станет. И... господин Аслан, кажется, один из Ваших шестов треснул...

— Опа? Интересно, как это ты умудрился? В зале уже давно оставались только те, что и мне не под силу в щепки превратить...

— Я не нарочно, — обернулся Рени, — и он просто треснул чуть-чуть... Не в щепки...

— Утешил, — ухмыльнулся варвар. — Ладно, не переживай, закажем новый.

Верен с Асланом переглянулись, подумав об одном и том же. Похоже, что Дауту придется самому подключиться к тренировкам Рена раньше, чем таур рассчитывал.

Не сказать, чтобы эта новость огорчила Аслана, где-то в глубине души, он даже порадовался за Котенка, но в той же "глубине" что-то недовольно заворочалось, напоминая, что теперь уж не получится надолго отсрочить его поездку в Степь и придется отпустить.

Подавив возмутившиеся собственнические инстинкты, варвар уже деловито ощупал действительно слишком закаменевшие мускулы рук Ренальда и обернулся к Верену:

— Идите в дом, назначишь ему комплекс — пусть тянется, и зайди ко мне в кабинет, как только освободишься...

— Не понял, его одного брошу?

— Да, — кивнул лаэр. — Верен, у меня на счету каждая минута. Столичные гости едут, — коротко пояснил он, и, махнув рукой дежурному, подозвал бойца к себе, чтобы отдать распоряжения, кому еще следует явиться на короткое совещание, перечислив имена бойцов.

Тесса пусть отдыхает пока, а вот все трое Караскетов (включая комендантшу), Орис, Дерек, Юджин, Сауш и оба степняка ему понадобятся для координирования действий, где самым важным, пока он не узнал причину столь странного внепланового визита, уберечь Рени от их внимания.

— Красавчик заработал два наряда... — заметил дежурный боец.

— Чем это он умудрился? — удивился лаэр, но, припомнив, что Сауш вчера был со спутницей, понимающе усмехнулся.

— А это отличная новость! Не знал даже, как такое поручить... — произнес он вслух, отвечая своим мыслям, — но... сам виноват. Вот вместо нарядов и будет сопровождать наших визитеров по злачным местам. Лучшего провожатого им у нас не найти. Так, эта проблема решена... Все, собирай остальных. Бегом!

— Так точно, господин лаэр! — отозвался дежурный и, круто развернувшись, действительно бегом помчался исполнять команду.

Младший Караскет и Орис были на площадке, Юджин два часа назад ушел на пост, значит надо кого-то послать ему на замену. Дерек послал всех подальше и остался отсыпаться, будто не вечером сменился, а пришел с ночной смены.

Осталось только старшую чету Караскетов отыскать. Впрочем, комендант, скорее всего у себя, а Марта — с Антигой — на кухне.

4.

Спустя менее четверти часа все необходимые ему люди, сидели у Аслана в кабинете, внимая кратким, но достаточно толковым распоряжениям, для того, чтобы задавать уточняющие вопросы.

Проведя инструктаж, Аслан отпустил всех, кроме Дерека и Ориса. И когда остальные вышли, встал из-за стола и прошелся по комнате.

— Надеюсь, мне не надо еще раз повторять, что за личность — лаэр Морицкий?

Орис скривился от желания сплюнуть, но постеснялся выразить свои чувства в чисто прибранном кабинете господина.

— Нет, — подтвердил Меченый. — И куда ты денешь Рена? — уловил он самую суть, в более неформальной обстановке, переходя на 'ты'.

— Вот над этим я сейчас и размышляю, — нехотя признался варвар. — Дерек... я могу на тебя рассчитывать? — остановился Аслан и прямо взглянул в глаза второго раба. — Приглядишь за парнем?

— Само собой, — усмехнулся тот. — Хотя ему и Дика хватит для охраны.

— В смысле? — нахмурился сбитый с толку лаэр.

— Да так... — отмахнулся Меченый, невольно прикрыв ладонью руку с плохо подживающей царапиной. Надо было все-таки намазать чудо-бальзамом...

— Я не понял твое заявление, — честно признался Аслан, проследив взглядом за движением парня. — Что у тебя с рукой? — шагнул он ближе, но Дерек быстро спрятал ее за спину

— В другой раз расскажу как-нибудь. Мы просто поиграли... неудачно.

— С Диким? — удивился варвар. — Когда ты успел-то?

— Вчера, когда домой возвращались... Ну, вообще-то мы с Рени начали, а твой пес позже присоединился.

— И что?

— Да ничего — говорю же, его не звали. Он сам решил, что твоему Солнышку...

— Тессиному, — машинально поправил Аслан, но тут же, увидев непонимающе расширяющиеся зрачки Дерека, поспешил смущенно уточнить, — это жена его так называет, а я...

— Ладно! — принял версию господина Меченый, отчего-то неприятно задетый этой оговоркой, но беспечно махнул рукой. — Избавь нас с Орисом от подробностей твоей интимной жизни с наложником. Так вот, твоя зверюга решила, что мальчишке по-настоящему угрожает опасность быть защекоченным насмерть...

Аслан вопросительно вздернул бровь, предлагая объяснить.

Дерек, дурачась, выставил вперед ладони в защитном жесте:

— Клянусь тебе, мой господин, никаких грязных мыслей я не имел! Все было очень целомудренно — через три слоя одежды, — съехидничал парень. — Да и то, после того, как Мелкий натолкал мне за шиворот снега!

— Рени? Тебе?! — не поверил Орис, наблюдавший за этой сценой, сквозь скрещенные у лица руки, чтобы Аслан не увидел, что он уже не может сдерживать смех. Вроде бы собравший их здесь повод не предполагал бесплатных развлечений.

— Ага, — с нарочной печалью в голосе, подтвердил Дерек. — Обучили приемчикам на свою голову, а такой был тихий, скромный, вежливый мальчик....

Аслан не знал, то ли злиться ему, то ли рассмеяться. Невольно царапнувшая ревность за то, что парни подурачились вместе, улетучилась без следа, и почему-то затопила волна гордости за Котенка. Надо же! Представить себе, что Дерек безнаказанно позволил натолкать ему снега за шиворот, он просто не мог. Но с чего бы Меченому упоминать об этом?

— Признайся, ты поддался?

— И не думал! — возразил раб-воин. — Конечно, Верену с ним еще работать и работать, но потенциал есть, авторитетно заявляю!

— Ты только в следующий раз, когда будешь 'экзаменовать', не слишком увлекайся... — буркнул лаэр.

— Само собой! И проверю, чтобы Дика поблизости не было.

— Так я не понял, а Дик-то при чем?

— Так чуть не сожрала меня твоя псина! Вот смотри! — предъявил он все-таки 'боевую рану'.

— Ха! Да это царапина! — ухмыльнулся Орис. — Я-то думал, он тебя и впрямь пожевал.

— Ну... если бы не степняки и Рен, самоотверженно бросившийся меня спасть, одного из нас ты точно бы не досчитался поутру.

— Что?! — переменился в лице варвар.

— Я имею в виду — меня или дога... А ты что подумал, мой господин?! — подался Меченый вперед, буравя лаэра насмешливым взглядом.

— Я? Ну... я так и подумал, — мотнул головой Аслан, отворачиваясь.

— Я же не самоубийца, чтобы обижать твое... ой, извини, Солнышко госпожи, — неожиданно ядовито заметил Дерек.

— А так получается, Рени, рискуя своей задницей, бросился спасать твою? — уточнил посерьезневший Орис.

— Аслан, ты бы объяснил парню, что его задница для тебя все-таки имеет бОльшую ценность, а? — не без скрытого смысла предложил Меченый, сердито покосившись на товарища.

— Мне трудно сравнивать, — повелся лаэр на подначку, только живо перевел тему в нужное ему русло, — кому из вас отдать приоритет.

— Кхм... я уже свободен? — напомнил о себе Орис, переведя взгляд с одного на другого и заметив, как напрягся Дерек. На изуродованном шрамами лице бойца все еще была улыбка, а глаза предупреждающе сузились.

— Ладно, закрыли этот вопрос, — согласился Аслан, опомнившись. Подошел к шкафчику, взял с полки баночку с бальзамом и резко кинул Дереку.

Тот мгновенно среагировал, поймав ее на лету, но возмущенно воскликнул:

— А если бы я не поймал?!

— Значит, пришлось бы смазывать в двух местах, — пожал плечами лаэр.

— Спасибо тебе, добрый господин, — съехидничал Меченый, но быстро открыл крышку на банке с целебным снадобьем и щедро смазал царапину. — Все, лови! — кинул он ее обратно. — Теперь буду как новенький, Краше прежнего! — невесело усмехнулся он, невольно потянувшись дотронуться до шрамов на щеке, но, поймав на себе сочувствующий взгляд лаэра, уронил руку и фыркнул. — Я не нуждаюсь в жалости!

— Дерек... — укоризненно произнес варвар, даже и мысли не допускавший, что парень нуждается в жалости. — Это не...

— Все, эта тема тоже закрыта! — отрезал раб-воин. — Как там говорят — шрамы украшают мужчин? Жаль, что у нас один Красавчик уже есть, а то бы сменил кликуху, чтобы все мне завидовали! — хорохорился он, понимая, что несет какую-то чушь, но почему-то в памяти всплыли невеселые ночные размышления, и никак не мог заткнуться.

И Аслан не перебивал, не отводя твердый взгляд, словно, действительно понимал, что с ним творится.

— Ну раз вы свои темы исчерпали, у меня вопрос, — вклинился помощник лаэра. — Как насчет арбалетов нового оружейника?

— Думаю, хвастаться не будем, — понял его намек хозяин крепости. — Не хочу, что бы у Морицкого возникла идея переманить его обратно.

— Хорошо, — кивнул Орис. — Только все-таки мне не нравится идея переселить Рена в казарму. Хотя, если Мартина обязать жить все это время, пока наши гости не уберутся восвояси, дома...

— Лучше его к родичам посели, — подкинул здравую мысль Дерек.

— Ха! — оживился Аслан. — Может ты и прав. К ним-то Ливар уж точно не сунется! Не хочется посвящать слишком многих... Орис мне будет необходим... — с сожалением продолжал рассуждать вслух варвар. — Дерек, тебе придется без смены несколько дней быть при Рени.

— А я-то тогда там зачем? — забеспокоился Меченый. — Ты к нему лучше Верена приставь. А я если что — на подхвате, снаружи. Если ему надо куда выйти, свежим воздухом там подышать...

— Дерек! — одернул запаниковавшего парня лаэр, и глумливо улыбнулся. — Я вам обоим каршиффы организую, согласен?

— Это приказ? — потеряно поинтересовался Меченый, почти смирившись с безнадежностью своего положения. И дернул же его нечистый со своими предложениями влезть.

— Разумеется, — широко улыбнулся Аслан, довольный, что удалось хоть немного уязвить друга.

Хотя лаэра немного беспокоило такое соседство степняков с этими двумя парнями, к которым он оставался неравнодушен, но это, действительно была единственная возможность не объяснять ничего Ренальду в подробностях, заставляя Котенка переживать очередное унижение, но оградить его от пагубного знакомства с подонком. А так как родичи прибудут раньше столичных гостей, вторая казарма окажется занята, и это как раз отличный повод разместить незваных визитеров в городе. Даже если Морицкий и напросится на экскурсию в крепость, Рени он не получит!

Ну и в этот раз ему для собственного спокойствия и для душевного равновесия Дерека, действительно, понадобятся два платка, означающих для степняков неприкосновенность его парней.

— Все, пока свободны! — отпустил Аслан бойцов. — Дерек...

— Да, мой господин? — обреченно уставился Меченый на лаэра, что он еще придумал? Судя по ухмылке — к делу это не относится.

— Не очкуй раньше времени. Так и быть, скажу Верену, чтобы он заходил к вам с Рени, прочитать на ночь сказку.

— Тьфу! — в сердцах сплюнул Меченый и, пинком распахнув дверь, вылетел в коридор, провожаемый дружным хохотом оставшихся в кабинете лаэра...

* * *

Раздав указания по приведению Замка-крепости к встрече гостей, Аслан взял Ориса и еще двоих бойцов и отправился в город. Предстояло еще и там провести внеплановое собрание городского Совета, с тем, чтобы встреча столичных гостей прошла на должном уровне и с минимальными осложнениями в виду не слишком приятных личностей прибывающих.

Вернулся Аслан только к вечеру, вымотанный, но удовлетворенный выработанной стратегией, которую уже начали осуществлять назначенные им ответственные чины. И с усмешкой представляя, какой ажиотаж вызовет среди женской половины местной аристократии это известие о намечающихся приемах. Особенно в тех семьях, где дочек пора выдавать замуж. Ни Альвиан Пилиф, ни Ливар Морицкий, интереса для заботливых мамаш не представляли, так как были женаты. Правда, у Альвиана старшему сыну как раз недавно сравнялось семнадцать, и, кажется, юноша еще не был обручен. Но вот лично он сам и на полет арбалетного болта не подпустил бы к своей дочери ни одного из этих рэлов! Впрочем, у него пока ни дочери, ни сына нет, так что беспокоиться не о чем. О своем отношении к столичным господам он намекнул, а дальше уж пусть каждый для себя делает собственные выводы.

Хозяин Замка, действительно, здорово вымотался за прошедшие сутки. И поэтому не особо возражал, когда выспавшаяся у себя в комнате Тесса не отправилась сразу после ужина в их общую спальню, а велела Рени взять учебники и идти к себе, дескать, она придет проверять вызубренное.

Как уж они будут вдвоем повторять пройденный Котенком материал, Аслан немного себе представлял, и он бы с радостью присоединился, пусть только и в качестве зрителя. Но, во-первых, дорогу в спальню наложника варвар себе запретил сам, а во-вторых, действительно очень устал и надо было хорошенько отдохнуть, чтобы встать наутро с ясной головой и понять, пока еще есть время, не упустил ли чего из вида?

* * *

Утро нового дня оказалось приятным во всех смыслах. И хотя за окном все еще царили утренние сумерки, лишь едва окрасившие полоску неба на востоке в нежно-коралловый цвет, день обещал быть солнечным и ясным. Расслабленная ладошка жены покоилась на его широкой груди. Варвар улыбнулся, осторожно, чтобы не разбудить, благодарно накрыл ее пальчики своей ладонью. Вообще-то он не обиделся бы, если бы Тесса этой ночью решила остаться с Рени. Но она все-таки предпочла вернуться к нему. И это оказалось неожиданно очень приятным, потешив его эго. А уж привычно чувствовать волнующую тяжесть ее ножки на своем голом бедре и того лучше! Даже на разминку идти расхотелось, о чем недвусмысленно сообщило его мужское достоинство, оказывается, проснувшееся даже раньше хозяина и пребывающее в полной боевой готовности к постельным подвигам.

Почти не дыша, мужчина аккуратно провел ладонью по обнаженной шелковистой теплой коже, повторяя плавные изгибы девичьей фигурки от ее согнутого колена вверх почти до самой талии. И едва сдержал досадливый стон, дальше легкая ткань ночной сорочки, прижатая ручкой Тессы, задираться не хотела. Поэтому варвар, покосившись на личико мирно спящей супруги с легкой полуулыбкой на припухших губах, отправился исследовать остальное, до чего мог дотянуться, не меняя позы. Упругие холмики аппетитной попки девушки тоже оказались нежно обласканы его рукой. Захотелось не просто погладить, а смять их, подвигая ее еще ближе. Да и вообще, заняться полноценным сексом, а не вот этим жалким подобием... Тяжесть в паху становилась почти нестерпимой, но для того, чтобы удовлетворить недвусмысленное желание собственного организма, неплохо было бы заручиться разрешением на обоюдное получение очередной порции удовольствия. Но что-то подсказывало лаэру, что Тесса не слишком обрадуется покушению на ее утреннюю негу. Судя по вчерашнему замечанию, когда он уже на крыльце дома подхватил ее на руки, чтобы отнести вверх по лестнице, жену и впрямь теперь пару дней лучше не провоцировать. Все-таки ночной марафон оказался слишком страстным, и теперь некоторые (принимающие непосредственное и особенно жаркое участие в постельных баталиях) части тела любимой девочки нуждались в отдыхе и восстановлении. Обидно, конечно, упускать такой момент, но ничего не поделаешь. Такая накладочка с последствиями случалась не впервые, и лаэр очень надеялся, что повторится еще не однажды. В смысле, не 'последствия', а само предыдущее действо, потому что отказаться от удовольствия, когда обезумевшие инстинкты затмевают все здравые мысли, очень сложно и для него самого, и для его второй половинки. Не зря же он не устает благодарить и Великих Духов, и Всевидящих, за то, что ему досталось такое бесценное сокровище, полностью разделяющее его предпочтения в супружеской спальне.

Бережно сдвинув ножку жены со своего бедра, Аслан осторожно опустил ее, откатился в сторону и легко поднялся. Бодрящий ледяной душ — лучшее средство борьбы с подобным искушением!

Лаэр сегодня отлично выспался, с удивлением отметив, что мучили его во сне вовсе не свалившиеся неожиданно непредвиденные заботы, а волнующие видения, в которых он снова устраивал заплыв наперегонки с Дереком. И, как тогда, летом, совершенно обнаженные они валялись на каком-то диком островке, пытаясь отдышаться и восстановить силы для обратного заплыва, едва выбравшись из воды и упав на спины у самой кромки берега. Разгоряченные, смуглые от загара тела были покрыты каплями воды, в каждой из которых отражалась крохотная искорка стоящего в зените солнца. Не испытывая смущения, они развалились на горячем песке, раскинув конечности. Их босые ступни облизывали ленивые, монотонно плескавшиеся волны реки. Легкий ветер, налетая порывами, пытался просушить спутанные мокрые пряди варвара, черными змейкам прилипшие к его плечам и спине, и смешно ерошили короткий ежик волос на затылке раба-воина. И где-то в поднебесной вышине, куда невозможно было взглянуть из-за слепящего глаза солнца, слышался надрывный крик белокрылых чаек.

Но, несмотря на эти звуки, казалось, что они окутаны каким-то волшебным безмолвием, словно отрезанные от всего остального мира не широкой полосой проточной воды, а высоченной стеной, воздвигнутой из прозрачного стекла. И оба не проронили ни звука, словно опасаясь нарушить эту спокойную, какую-то заповедную тишину. Просто молчали, повернув головы и неотрывно глядя друг другу в глаза, почти не моргая. Дерек лежал на правой щеке, и уродующие его по-мужски красивое лицо шрамы были совсем не видны. Впрочем, Аслан вообще не замечал их, привыкнув видеть сущности окружающих людей, а не судить о них по внешности. И сейчас, проснувшись, лаэр не мог отделаться от мыслей, что они молча успели сказать друг другу гораздо больше, чем получалось за все время, когда каждый раз поднималась тема иного интереса к рабу, нежели профессиональные навыки Дерека в качестве бойца элитной лаэрской сотни.

Нагие тела на уединенном острове заставляли забыть об огромной разнице в социальном статусе и регалиях, уравнивая их положение. И в пронзительном, вызывающем, чуть насмешливом взгляде раба, лаэр прочитал намного больше, чем хотел бы. Почему-то, несмотря на еле заметное волнение в груди и ощущение легкой тяжести в паху, он не хотел нарушать эту странную идиллию необыкновенного момента откровения. Что-то мешало опошлить возникшее ощущение безграничного взаимного доверия, которое он не испытывал уже слишком давно, понимая, что даже близкие и родные люди могут поступиться чужими интересами, соблюдая свои собственные. Слишком сильно это открытие шарахнуло по мозгам, притупив сексуальные фантазии в отношении Дерека.

И как потом сместилась картинка этого видения, поменявшись на обрывочные всплески прошедшей ночи с женой и последней ночи с Ренальдом, перемешавшись в его сонном сознании, он не понимал. Но варвару было безумно жаль, что с наступлением утра яркие краски, очаровавшие его во сне правдоподобностью событий, неумолимо утрачивали свою свежесть, тая, словно туман под жаркими лучами летнего солнца. Такие образы и воспоминания от собственных ощущений хотелось бы сохранить в тайниках сознания, чтобы согревать душу, когда наваливаются разные неприятности, неизбежные в повседневной жизни.

* * *

Едва закончилась разминка, как сокольничий пришел доложить о прибытии посланника-сокола от варваров. И Аслан поспешил подняться на башню, чтобы забрать письмо. Обученные птицы не признавали посредников.

Оказалось, что обоз с дарами от таура и мастером, который должен нанести Рену Родовую татуировку, ожидаемый со дня на день, прибудет уже сегодня, ближе к вечеру. И эта радостная новость не оставила обитателям крепости шанса на праздное времяпровождение. Хорошо, что о запасах продовольствия для праздничной встречи по случаю прибытия долгожданных гостей и обещанного пира по поводу его свадьбы с Тессой по обычаям степняков, он позаботился еще вчера, пока был в городе. И уже к обеду в Замок прибыли телеги с недостающим в собственных погребах и подвалах провиантом, добавив забот Марте и Антиге, принявшимся распоряжаться, куда это добро размещать.

Кроме того, в помощь кухарке привезли трех смешливых расторопных девчонок-сирот, очень рассчитывающих на то, что хоть одну из них потом оставят в Замке лаэра. Строгая наставница приюта без обиняков объяснила девицам, которые как раз достигли совершеннолетия и теперь сами должны были заботиться о своем будущем, что это их испытание и отличный шанс. Дескать, кухарке лаэра требуется помощница, и если хоть одна из них подойдет, то там и останется, ну а неудачницы смогут вернуться обратно в приют и попытать счастья в городе, потому что щедрый господин Аслан оплатил их пребывание в данном заведении аж до Зимнего Праздника.

Для радости девушек повод был довольно веский. Выпускное пособие сиротам, достигшим совершеннолетия, было не слишком богатым, чтобы привередливо отказываться от любой приличной девицам работы. А так, если уж не будет постоянного места, о котором втайне мечтала каждая из них, по крайней мере, оставшегося времени до Праздника хватит для того, чтобы подыскать работу повыгоднее, и не хвататься за первую предложенную. Все-таки на съем жилья и пропитания уходит много денег, и за полтора оставшихся месяца можно будет сэкономить даже на какую-нибудь обнову. Ну и извечные девичьи мечты встретить хорошего жениха, тоже сыграли немалую роль. А где еще, как не среди элитной лаэрской сотни гарнизона Замка-крепости, в одном месте можно отыскать сразу столько симпатичных, статных, как на подбор, и обделенных женским вниманием молодых парней?

Конечно же, каждая из девиц, готова была вылезти вон из кожи, чтобы заслужить похвалу придирчиво приглядывающейся к их поведению и отношению к своим обязанностям кухарки. Антиге за глаза хватило нервотрепки с Фелиской, чтобы проходить повторение истории заново. Где же на этих 'невест' столько варваров напасешься? Нет уж! Пусть женихаются где-нибудь в другом месте, а здесь ей и впрямь нужна старательная и расторопная помощница, а не объект непредвиденных забот! Добросердечная женщина не хотела признаваться даже самой себе, что ведь, не дай Всевидящие, случись что, не останется равнодушной к беде очередной дурехи...

* * *

Ожидание прибытия степняков добавило оживления всем обитателям крепости без исключения. Аслан ломал голову, где бы ему найти еще один каршифф с собственным знаком и очень рассчитывал на мастера, который прибудет вместе с обозом. Тесса немного нервничала, но старалась держать себя в руках, потому что Рени вообще не находил себе места от волнения.

Заметив, что Котенок не в состоянии сосредоточиться на учебниках (а до экзаменов в Академии осталось чуть больше недели), Аслан волевым решением отправил его на внеочередную тренировку. Лаэр справедливо решил, что занятия физическими упражнениями помогут наложнику снять лишний мандраж и измотают настолько, что сил на переживания уже не останется. Тем более что волновался парень больше всего из-за того, достаточно ли он готов к тому, чтобы принять эти самые дары. Или, вдруг, мастеру не понравится его физическая форма, и он сочтет, что ему еще рано наносить знаки Родового отличия, и еще много разной ерунды, которая и не заслуживала внимания. Отрадой для хозяина Замка было лишь то, что именно у него Ренальд неосознанно и искал поддержки, как в добрые старые времена, когда он еще самолично не вбил клин в их отношения. И, вспоминая свои впечатления и опасения перед первым посвящением, сочувствовал мальчишке, стараясь, несмотря на нехватку свободного времени для разговоров, подробно объяснить непонятные и пугающие того вопросы, ободряюще улыбался и подшучивал над его страхами.

Дерек заявил, что к своим обязанностям по опеке хозяйского наложника он приступит немного позже, а пока упрямо бродил по территории второй казармы, в которой предполагалось разместить степняков, дотошно что-то прикидывая для себя. Когда он в четвертый раз объявил Орису (время от времени заглядывающему, чтобы удостовериться, что казарма приведена в порядок ко встрече дорогих гостей господина), что он передумал, и спальные места для себя и Рена теперь будут располагаться здесь, а не там — махнул он рукой в дальний угол — помощник лаэра просто поднял его на смех, повторив шутку Аслана про каршифф.

А между тем, Меченого не так уж и напрягала эта 'шутка', и теперь он находил в этом предложении их домашнего варвара много положительных моментов.

Антига гоняла вновь прибывших помощниц, что называется, в хвост и в гриву, хотя торжественный обед решено было перенести на завтра. Но и сегодня надо было оказать уставшим в зимней дороге гостям честь и порадовать отличным ужином.

Время пролетело практически незаметно. Ясная погода солнечного зимнего дня долго позволяла не зажигать временные шесты с факелами, установленные вдоль пути на подъезде к Замку-крепости, служа не только ориентиром, но и выполняя торжественную миссию. А также по всей внутренней территории поставили несколько дополнительных шестов между обычными масляными фонарями. И, когда в наступивших сумерках запалили все это великолепие, уже от этих нехитрых декораций настроение у обитателей Замка оказалось празднично-приподнятым.

Лаэр не собирался выезжать навстречу. Еще раз получив отчет от своих людей о состоянии казармы, конюшен и трапезной, он теперь занялся собственным гардеробом. Его родичи приезжали не в первый раз. Опытные воины и охотники, они могли и с закрытыми глазами отыскать дорогу в дом, где им всегда рады. Тесса уже переоделась и в очередной раз успокаивала Ренальда, метавшегося в поисках того, в чем, по его мнению, он будет выглядеть достаточно скромно и внушительно для своего непонятного статуса — хозяйского 'воспитанника' и родича целого клана степняков. Да еще дурацкий каршифф, собственноручно повязанный ему Асланом, снова заставлял ежиться от ощущения, что голова от него чешется просто нестерпимо. Тесса уверяла, что это просто нервное. И платок из тончайшей мягкой шерсти такого эффекта вызывать не может. Не верить ей у Рени повода не было, но и то, что нервное возбуждение, схлынувшее было после изматывающей, отупляющей тренировки, снова охватило его, оставалось неоспоримым фактом.

Собравшись в гостиной в ожидании, когда дозорные объявят о показавшемся на горизонте обозе, Тесса с Асланом в два голоса убеждали юношу перестать загоняться надуманными страхами, уверяя, что все будет хорошо, ведь они будут рядом и не оставят его 'на растерзание' варварам, внушающим соседним державам страх и уважение перед неустрашимыми и сильными воинами. Он теперь один из них! И ничем не опозорил своей чести и чести Рода. И, конечно же, достоин ожидаемых подарков. Таур не мог ошибиться в его потенциале.

Но незадолго до того, как обоз, действительно увидели высланные навстречу дозорные, прилетел еще один сокол с запиской, уточнить, есть ли у лаэра в данный момент в крепости лекарь, чем нарушил планы Аслана оставаться дома, заставив его самолично ринуться навстречу степнякам...

* * *

Люди в Замке-крепости пребывали в тревожном волнении, ожидая неприятных вестей. Но, к счастью, помощь Халара потребовалась не родичам хозяина. В нескольких часах пути от границы земель лаэра, в стороне от привычного маршрута, по которому осуществлялось сообщение между поселениями в Степи, воины из конного дозора, осматривающие местность по пути следования обоза, углядели странный предмет, издалека похожий на огромный валун, которого в этой местности не наблюдалось раньше.

Привыкшие ко всяким неожиданностям, степняки не собирались оставлять неопознанный объект без внимания. Это у подножия гор еще может оказаться такой вот сюрприз после обвала, да и то очень сомнительно, что докатится с вершины, не застряв в какой-нибудь расщелине или не раздробившись на более мелкие булыжники. Но такой огромный валун посреди открытого поля? Пусть не совсем ровного, с небольшими холмами и ложбинками, но все же...

Постоянно тлеющий вооруженный конфликт с соседями (на другой, противоположной этой границе), и обостренное чувство ответственности за судьбы близких, давно отучили их пренебрегать мерами предосторожности. Пятеро степняков отделились от основного отряда, сопровождающего обоз, и направилось в сторону непонятного предмета. Только по мере приближения к нему, стало понятно, что это вовсе и не огромный камень, а застрявшая в ложбине, занесенная сдуваемым с открытой поверхности степи снегом почти до самых бортов, повозка.

Одна из застывших обледенелых туш даже не распряженных валявшихся рядом тягловых лошадей под сбившимися попонами не подавала признаков жизни. Бока второй пока еще тяжело вздымались, но характерный свистящий храп лучше всего указывал на то, что это уже агония бедного животного. Да и вообще рядом с этой повозкой не чувствовалось живого человеческого присутствия, что и не было удивительно, если вспомнить недавний разгул непогоды.

Впрочем, такое нередко случалось в этих краях, и осторожные путники предпочитали пережидать метаморфозы природы в более надежном месте, нежели открытая Степь. Видимо, буря застала купца уже в пути, и бедолаге просто некуда было деваться, не повезло...

Лошади под степняками тревожно зафыркали, чуя близкую смерть, однако привыкшие к безусловному подчинению умелым седокам, упираться не стали, когда, чуть придержав коней, чтобы оглядеться вокруг, разведчики подстегнули их подъехать вплотную, уже не надеясь на чудо.

Ни Великие Духи, ни Всевидящие или какие-то другие чужие боги не сжалились над мужчиной, чьи окоченевшие ноги нелепо торчали из-под приоткрытого полотняного полога, натянутого вместо крыши на согнутые прутья над повозкой. Несмотря на ледяную корку, сковавшую плотную серую ткань после недавней бури, так и не растаявшую даже под яркими, но холодными лучами зимнего солнца, ветер безучастно трепал полотнище, которое служило входом. Сомнений в том, что перед ними труп, у мужчин не оставалось. Зато внутри, к их огромному удивлению обнаружился полуживой от холода парень. Он все еще цеплялся скрюченной рукой за воротник мужчины, втащить которого у него просто не хватило сил. Впрочем, не приблизившись к юноше вплотную, определить, был тот просто обессилен или тоже мертв, не представлялось возможным.

На сунувшихся внутрь, деловито осматривающихся степняков юноша не среагировал. И, судя по еле слышному дыханию, тепла которого уже не хватало, чтобы отогреть заиндевевший налет на синюшно-бледном лице, и ему оставалось совсем недолго до того момента, когда он присоединиться к отцу или дяде. Проглядывающие фамильные черты не позволяли усомниться в родстве этих бедолаг.

Негласные Законы Степи совершенно безболезненно для угрызений совести позволяли находящимся на своих землях варварам присвоить себе нежданную добычу в виде товаров любого погибшего путника. И, если бы в повозке не нашлось никого живого, воины так бы и поступили, считая нежданный прибыток заслуженной платой за достойное погребение горемычного купца и его спутников. Однако сейчас, те же самые негласные Законы, вопреки личной выгоде, требовали как можно скорее оказать помощь еще живому бедолаге. Жизнь в Степи сурова и варвары хорошо знали, что бездумное обогащение за счет чужого несчастья до добра не доводит.

Степняки как можно быстрее вызволили парня из промороженного и спасающего только от ветра нутра повозки и, обернув в теплые одеяла, устроили на мягких тюках своего обоза. К сожалению, попытка напоить парня согревающей внутренности настойкой, оказалась не очень удачной. И единственное, чего они пока что смогли добиться, так это того, что он чуть не подавился, из-за своей слабости, будучи не в состоянии даже проглотить ее.

Несмотря на спорые действия воинов, на освобождение из снежного плена полозьев купеческой повозки с тюками товаров, которые они даже не стали потрошить, чтобы понять, что он вез, выпряжку павших лошадей и пристраиванию на их место своих, чтобы дотащить купеческую повозку до крепости лаэра, ушло около часа времени. Может, они бы и оставили возок, чтобы вернуться за ним позже, но уж больно необычной была его конструкция, позволяющая передвигаться как по снегу, так и по земле. Кто знает, не позарится ли кто еще? Полозья были несколько смещены к середине, а по бокам торчали оси, на которые можно было надеть привязанные позади колеса. Смена, конечно, требовала некоторого времени, и вряд ли это действо можно было осуществить вместе с тяжелым грузом, но зато использование этого гениального по своей простоте изобретения позволяло путешествовать и зимой лишь на одном виде транспорта. Даже если закупки товара производились в тех краях, где никогда не выпадал снег.

Найденыш отогреваться не спешил, хотя ненадолго пришел в себя и, лишенный голоса, еле слышно одними губами поинтересовался, кто они такие и где его отец. А, услышав удручающе печальную весть, горестно простонал и прикрыл веки, уже не реагируя на сочувствие в голосе оставшегося с ним одного из воинов. Горячая влага обожгла виски парня, но общепринятое правило, что мужчинам не пристало плакать, даже узнав о смерти близких, уже не отвлекало от охватившего его отчаяния.

Время от времени приходя в себя, выныривая из стылого небытия, и безумно надеявшийся на чудесное спасение, потерявший счет часам и минутам, парень уже перестал верить в то, что боги слышат его немые молитвы, произносимые обмороженными, растрескавшимися в кровь губами. И он совершенно не представлял, как с утратой главы семейства, они все будут жить дальше: он сам, которого отец не так давно только начал приучать к семейному делу, его мать и две младших сестренки. Ведь он-то не состоял в купеческой Гильдии. Разрешат ли ему торговать? Отец только собирался заплатить за него гильдейские взносы. Но он теперь единственный кормилец семьи. Да и какой из него кормилец, если он все еще не ощущает собственного тела, пронизанного отупляющим холодом, только вот горло и пищевод как-то странно полыхают огнем...

Не в состоянии справиться с накатившим горем, юноша снова потерял сознание. И тогда уже, опасаясь привезти в Замок Аслана вместе с дарами хозяевам еще и два трупа его подданных, согласно найденным в одежде мертвого купца бумагам, варвары решили выслали второго сокола в крепость. Халар и не таких безнадежных на ноги поднимал. Но если лекаря в данный момент нет в Замке, лучше уж попытаться отвезти пока еще живого найденыша сразу в город. Потому как, судя по хриплому дыханию, простое растирание и укутывание, вряд ли уже поможет. Ну уж у купеческой-то семьи должно хватить средств для оплаты врачевателей.

* * *

Коротко сообщив выехавшему навстречу обозу Аслану о своей находке, родичи варвара невольно перевели дух, услышав распоряжение лаэра одному из сопровождающих его бойцов, чтобы тот немедленно вернулся обратно. И велел организовать другой транспорт (сейчас труп купца везли в его же повозке) для того, чтобы, не завозя в крепость, отправить дальше. В город, к напрасно ожидающей его возвращения семье, чтобы они, как подобает обычаям, позаботились о проводах главы семейства в последний путь. Омрачать прибытие родичей-степняков в Замок чужой смертью Аслану очень не хотелось. Пусть он и сочувствовал несчастным, но праздника в доме, когда во дворе или на леднике лежит закосневший труп и не врага, а обычного горожанина, уж точно не получится. Никто не виноват в случившемся, кроме капризов суровой природы да их фатального невезения. А, может быть, и безалаберности, понадеявшихся успеть добраться до какого-нибудь укрытия самих пострадавших. Но в любом случае, его семья (а особенно Рени, кому и предназначались подарки), была ни при чем. Со своей стороны Аслан отдал все распоряжения, чтобы обеспечить поиск пропавших и устранение последствий бури. Семьям пострадавших было выделено пособие. И хотелось бы получить хоть немного позитива, прежде чем в Замок нагрянут непрошеные гости из столицы. Но ситуация, безусловно, неприятная.

— Выходит, мы плохо искали? — все-таки досадливо задал вопрос боец.

— Нет, до моей земли они не добрались. Проводишь сам, сообщишь семье, что сын жив. В город его не отправляю, потому как не уверен, довезут ли. Но про это не говори. Не стоит отнимать надежду у вдовы и матери.

— Но...

— Поторопись! — велел Аслан, тяжело вздохнув, потому как он не был уверен и в том, сумеет ли Халар выходить парня.

Купеческую повозку с товарами решено было пока оставить в крепости. Вряд ли у безутешной вдовы сейчас будет время заниматься этим. Да женщины-то и в принципе не влезали в торговые дела. Постоит несколько дней в сарае, пока не объявится кто-нибудь из ее родни или купеческой Гильдии, в которой состоял купец, чтобы сдать под расписку. Парень-то уж точно в ближайшее время будет не в состоянии распоряжаться унаследованным имуществом. Лишь бы выжил...

Встреча обоза в крепости, несмотря на некую торжественность, создаваемую зажженными факелами, вышла немного скомканной. Пострадавшего парнишку выгрузили из саней на носилки и прямо в одеялах перетащили в лазарет. Халар выбрал двоих бойцов себе в помощь, потому что ворочать безвольное застывшее тело обмороженного, раздевая и аккуратно растирая его, чтобы не повредить еще больше кожу и бесчувственные конечности, ему одному не хватило бы сил и времени. Пока он готовил необходимые лекарства, чтобы предотвратить отмирание обмороженных тканей и попытаться, если не остановить, то хотя бы облегчить течение уже начавшегося воспалительного процесса в простуженных внутренних органах, бойцы срезали с несчастного одежду. Потому как снять ее не представлялось возможности. Затем перенесли очнувшегося, но все еще пребывающего в отчаянной апатии парня на койку.

Им обоим, конечно, было бы интереснее посмотреть на подарки от таура, они и не ожидали, что обоз варваров окажется таким внушительным.

— Ух ты, ёоо... — прошептал один.

— Вот это да... Надо ж, как к нему жизнь несправедлива...

Обернувшись к парням, с нескрываемым любопытством бессовестно разглядывающим обнаженное скрюченное тело, Халар спросил в чем дело?

— Да у него тут всего пол... ну этого... — ткнул пальцем Волош в направлении паха лежавшего.

— Волки, что ли, откусили?

— Охренел? Какие волки? Штаны-то целы были...

Лекарь подошел ближе, чтобы убедиться в своих предположениях насчет того, что так удивило молодых бойцов, и снисходительно усмехнулся:

— Да все у него на месте. Просто обрезана крайняя плоть.

— Зачем?!

— Как это?

— Есть такие народы, у которых принято делать мальчикам обрезание еще в нежном возрасте.

— Спаси Всевидящие! — эмоционально воскликнул Вол.

А второй лишь, как показалось ему, незаметно машинально пощупал собственное хозяйство, успокоено выдохнув, что у него все на месте.

— Правда, живут они в основном на юге, — продолжил лекарь.

— Да откуда у нас-то такие взялись?

— Да кто же знает? Торговые люди где только не живут. Одно плохо. Таких и впрямь у нас нечасто встретишь. Так что, туго ему придется, если теперь вот один мужик в семье остался. Сейчас, по синюшному цвету кожи и общему состоянию, трудно предположить, к какому роду он относится, но все-таки, думаю, что я прав... Как тебя зовут-то, бедолага? — склонился к лицу постанывающего больного мужчина.

— Да.. Давид... — еле слышно просипел несчастный, которому было сейчас абсолютно наплевать, что там обсуждают над его головой эти люди-тени. Тела своего он по-прежнему не чувствовал, боль от потери отца затмевала странное ощущение борющихся внутри него стихий: снаружи — стылого льда, а внутри — бушующего огня. Во рту было сухо, а в ушах стоял тихий звон, будто он оказался под толщей воды, как тогда, в детстве, когда на спор пытался донырнуть до самого дна в заливе на морском побережье. И точно так же казалось, что в легких заканчивается воздух, потому что грудь нестерпимо давило. Из двоих отчаянных братьев вынырнул обратно только один, младший... И тогда, почерневшие от горя родители приняли нелегкое решение навсегда покинуть землю, отнявшую их первенца. А потом долго скитались по разным местам, пока не осели в здешнем, оказавшемся суровом крае. Сестренки родились уже тут... Но не прошло и пяти лет, как счастье снова покинуло семью...

— Давид, — повторил Халар, будто пробуя на вкус непривычное слуху имя. — Ну вот и славно, давай-ка, малый, хлебни отварчику... — поднес он к растрескавшимся губам парня стакан. — Давай, давай, пей, надо проглотить, — уговаривал лекарь юношу, поддерживая его голову. Правда, снадобья мало попало внутрь по назначению, тот пока еще не мог глотать, и большая часть пролилась мимо, выплескиваясь обратно в уголках истерзанных лютым морозом губ.

Но Халар не слишком переживал. Отвара много. Сейчас главное растереть снаружи и повторить попытку влить лекарство внутрь.

— Давайте-ка, чем языками трепать, лучше помогите мне, только очень осторожно! — велел лекарь притихшим солдатам, а сам принялся аккуратно растирать ступни и скрюченные пальцы ног парня. — А вы вон руки пока разотрите. Да не сильно дави, Вол! С твоей силой только подковы гнуть, — сердито заметил Халар. — Если бы просто замерз, то можно, а тут, я боюсь, как бы заражение крови не пошло, как отходить начнет.

Совместные усилия борющихся за жизнь купеческого сына людей не прошли даром. И через некоторое время, оглушенные душераздирающим зрелищем беззвучно орущего от боли парня (потому что его простуженное горло отказывалось издавать звуки), Халар удовлетворенно кивнул, завязывая последнюю ленту тряпицы, пропитанной какой-то жирной мазью.

Давид представлял сейчас жалкое и в чем-то комичное зрелище. Всклоченные иссиня-черные вьющиеся волосы растрепались по подушке, когда он метался, пытаясь уползти от одуряющей боли оживающей в жилах крови, разгоняемой умелыми руками здешнего целителя. Онемевшие пальцы всех конечностей пронизывало острейшими иглами, будто в пыточной камере безжалостного палача-садиста, но спрятаться он не мог. Его крепко держали, переворачивая по команде, две пары грубых рук, а еще одна пара продолжала измываться над беспомощным обнаженным телом, сотрясая, растирая и похлопывая до тех пор, пока вся поверхность кожи не загорелась пламенем. Он уже не соображал, отчего стало мокрым его лицо — то ли от выступившей испарины, то ли от слез, душивших его из-за сводящей с ума боли, от отчаянного нежелания примиряться с действительностью грядущих дней или от стыда, что чужие руки снуют везде, даже там, где им быть никак не полагается. А потом все его четыре конечности плотно забинтовали. Как выглядят его ступни с отмороженными пальцами — Давид не видел, не в силах приподнять голову, но скосив глаза, затянутые туманной пленкой, 'полюбовался' на аккуратные 'культи' рук.

Затем его до самой макушки закутали в колючее шерстяное одеяло и накрыли еще одним сверху.

— Ну все, парень, теперь держись, ладно? Я тут за тобой присмотрю, но и ты не вздумай помирать раньше времени. Теперь тебе этого никак нельзя допустить. Понимаешь? — погладил уже горячий лоб раскрасневшегося пациента лекарь, невольно отметив, что мальчишка-то совсем еще юн. Едва ли старше Мартина или Ренальда. Симпатичный. Даже немного крупноватый для утонченного лица нос с характерной для южан горбинкой не слишком портили общее впечатление. Хотя для купца, в отличие от наложника, внешние данные не играют значительной роли. А уж в его-то случае — могут не столько помочь, сколько навредить. Слишком уж молод для самостоятельного ведения торговых дел. И с его внешностью, оставшийся без родичей, способных защитить, может угодить 'под защиту', к каким-нибудь похотливым подонкам, которые не станут довольствоваться лишь процентом с совместных сделок...

'Вот ведь, ровесники, а какие судьбы у ребят...' — сочувственно вздохнул мужчина.

Давид только прикрыл глаза. У него не осталось сил даже для того, чтобы кивнуть, то ли соглашаясь, то ли благодаря. Холод отступил, и теперь его пожирало пламя. Черное, густое, дымное, мешающее дышать. Казалось, что кожа пузырится и лопается от этого нестерпимого жара, до слез разъедает глаза и не видно, в какую сторону двигаться, чтобы сбежать, выбраться из этого ужасного места.

— Ну вот, кровь разошлась. Теперь жар поднимется, — озабоченно потрогал пылающий мокрый лоб парня Халар, скользнул пальцами на яремную вену, сосчитал учащенный пульс и покачал головой. — Если ему удастся перенести кризис, будет жить.

— А руки-ноги? — кивнул Волош на заваленное одеялами тело.

— Я же говорю, если кровь справится, останутся целы. Ну, кожа-то и ногти, скорее всего, слезут. Да было бы мясо, остальное опять нарастет. Какие его годы! — оптимистично заметил хозяин лазарета. — Давай-ка, ты забери-ка вон чужие одеяла, да верни степнякам, — кивнул он одному из солдат. — А ты, Вол, побудь пока здесь. Если что изменится в его состоянии, зови. Руки-ноги тоже, конечно, хорошее дело, но и без них живут. А меня сейчас больше волнует, удастся ли спасти легкие. Без них-то долго не протянуть, — отправился он готовить очередное зелье.

* * *

Даже после того, как найденыша унесли в лазарет, спешившиеся варвары в дом проходить не торопились. Аслан прекрасно понимал причины их поведения и знал, что в дом они не пошли бы, даже если он сейчас их пригласит. Вначале родичи, согласно традиции, должны вручить подарки тому, кому они предназначались.

Хозяин Замка вздохнул, покосившись на застывшего статуей Ренальда, стоявшего во дворе рядом с Тессой. Вообще-то он понимал состояние мальчишки. Поскольку он и сам был слегка удивлен размером подношения. И вообще хотел бы сделать из этого события более скромное мероприятие. Не слишком хорошо получается, что его бойцы оказались вынужденными свидетелями щедрости таура к его наложнику. Вряд ли по-настоящему будут завидовать парню, но кто знает? Да и объяснять кому-либо, почему его рабу степняки дарят такие подарки, не хотелось. В лицо, конечно, ни его, ни Ренальда об этом не спросят, но шепотков за спиной избежать вряд ли удастся.

С другой стороны Аслан понимал, что у варваров был свой интерес, и осуществлять свою миссию украдкой, вдали от посторонних глаз, они не будут. Ведь степняки привезли свои дары не просто новому соплеменнику Клана, а тому, кого Даут признал своим кровным родичем, отводя ему своим признанием весьма заметное место в клановой иерархии. Кроме того, Таур был действительно богат, хотя никогда особенно это и не показывал, довольствуясь достаточным минимумом для своей полуаскетичной жизни воина-наставника. А вот для Ренальда от всей своей души собрал, похоже, абсолютно все необходимое, что полагалось бы иметь, например, его сыновьям в таком же возрасте. Другое дело, что мальчишки-степняки сами старались обзавестись имуществом к совершеннолетию, а дальше только увеличивать свое состояние, чтобы иметь лучших коней и оружие, да и покрасоваться перед девушками, надеясь, что именно его предпочтет потенциальная невеста. В этом был свой резон, когда в Степи на пятерых отменных воинов приходится лишь одна женщина.

Поэтому лаэр и не торопился показывать свое возмущение, тем более прилюдно, потому как хорошо знал, что родичи в любой момент готовы забрать его Котенка в Степь. Однако легкое чувство досады появившееся у него в душе при взгляде на размеры прибывшего обоза проходить не спешило. В конце концов, Рени в его доме и так ни в чем не нуждался! И он сам вполне в состоянии обеспечить Тессино Солнышко всем необходимым. Хотя, с другой стороны, его щедрость была бы воспринята остальными обитателями крепости еще более неоднозначно. И с этим тоже приходилось мириться.

Он уже успел переговорить с Айдаром, возглавлявшим нынешний отряд сопровождения, дескать, может быть, не стоит устраивать такого помпезного зрелища, но друг детства неподдельно возмутился: 'Да ты что? Парни так рвались нового родича повидать, посмотреть, какое впечатление произведут дары. Это ж такая честь! Счастье же, что таур не только родича нашел, когда уже и не чаял, но он же еще и в наш Род вошел! Так что завязывай глупости говорить!'

И вот теперь, еще раз тяжело вздохнув и мысленно поблагодарив Великих Духов, что гостей из столицы пока нет, чтобы доложить отцу, что тут у него в крепости творится (на своих-то людей он мог положиться), Аслан поманил Рени ближе. Неуверенно обернувшись на свою госпожу и дождавшись ее кивка, взволнованный юноша подошел к лаэру, который быстро поправил на нем каршифф и подтолкнул вперед, шепнув, чтобы тот не смущался.

Айдар сверкал белозубой улыбкой, понимая состояние парня, не привыкшего к таким почестям, и потому не ждал от него каких-либо действий, а сам шагнул вперед и торжественно вручил повод от упряжи лошади, стоявшей во главе обоза. Символически передавая дары и снимая с себя ответственность за сопровождение:

— Ренальд, прими дары от старшего родича младшему, — произнес ритуальную фразу мужчина.

Наложник лаэра машинально стиснул повод и мучительно покраснел. Все внимание на плацу: и солдат гарнизона, и прочих обитателей крепости, и гостей-варваров было приковано к нему, а он просто не знал, что должен сказать в ответ. Ведь одного простого 'благодарю' явно недостаточно за такую неслыханную щедрость. Да и вообще мелькала мысль, что все это не по-настоящему, а какая-то шутка. Только очень жестокая. Нет, ему не жаль было бы расстаться с подарками, тем более, пока что он ничего еще и не видел, скрытое мешковиной, опутавшей внушительные тюки и какие-то сундуки. Но было бы неприятно услышать дружный смех и не слишком искренне похлопывание по плечу, дескать, ну что, купился, дурачок?

Вот ведь, о многом успел расспросить Аслана, а о таком — нет. Его на тот момент больше пугала встреча с мастером татуировок .

В результате теперь Рени оказался в совершенной растерянности. Хвала Всевидящим, что недолго! Потому что Аслан сообразил причину его заминки и шепотом подсказал из-за спины правильный ответ. Ему же осталось только повторить, стараясь, чтобы голос не слишком звенел от волнения, и казался более уверенным:

— Это огромная честь для меня. Принимаю с искренней благодарностью и приглашаю всех в дом, отдохнуть с дальней дороги и отведать нашего угощения.

Машинально повторив слова подсказки, Ренальд недоуменно обернулся на хозяина, не совсем понимая, уместно ли не только старших воинов приглашать в хозяйский дом. Насколько он помнил по прошлому визиту степняков, такой чести удостаивались лишь несколько человек. Но оно и понятно. К Тагиру и Дауту — особое уважение. Айдар — друг детства Аслана. И Руслан — его племянник. А теперь?

Но Аслан кивком указал в сторону второй казармы, как раз приготовленной к приезду степняков. И юноша облегченно выдохнул.

Закончив обязательную часть символической передачи даров, Айдар неожиданно придвинулся ближе и заметил:

— Коней лучше сам в стойла заводи. С самого начала пусть знают одного хозяина.

И только тут Ренальд понял, что те три гнедые лошади, что без седел и вьюков, тоже, оказывается, являются его подарками. А ведь две из них явно были безумно дорогой и редкой степной породы, отличавшейся как своей красотой, так и выносливостью и неприхотливостью. Недаром чистокровных животных этой породы, наделенных необыкновенными важными для степного всадника качествами и на сторону-то не продавали! Даже конь лаэра, привезенный им из степи еще жеребенком (насколько он помнил по рассказам Аслана), был всего лишь полукровкой!

Как ему поступить в этой ситуации, Рени попросту не знал. Впрочем, подлетевший к нему Руслан, стоявший, пока шел обмен приветствиями, в ряду своих сородичей, и крепко его обнявший, заметно ослабил охватившее парня волнение.

— Здравствуй, Рен! Не забыл меня еще? — отстранился юноша и обеспокоенно взглянул в лицо застывшего от неожиданности друга.

— Нет, конечно! Что еще выдумал! — наконец-то опомнился Рени. — Я очень рад тебя снова видеть. Рус, только не смейся... Что я сейчас должен делать?

— А! Это просто! — Давай, я пока подержу, а ты коней забирай. Видел, какие красавцы?!

Красавцы немного нервничали и, пританцовывая, косились на выражающих громкую радость людей. Честно говоря, после его смирной лошадки, которую он уговаривал только лишь голосом исполнять какие-либо команды, Рени даже испугался, справится ли с этими строптивыми гордецами? Он пока еще не слишком хорошо разбирался в лошадях, но даже сейчас было видно, что характер у молодых, полных сил жеребцов, не сахарный.

Пока Ренальд пытался 'договориться' с одним из своих четвероногих подарочков, скармливая ему сухарик, Аслан распорядился перетащить дары Котенку в казарму к степнякам, а лошадей выпрячь и оставить на попечение конюхам. Разглядывать подарки лучше от греха подальше, и уж точно среди тех, кто хотя бы примерно знает, чего ожидать от таура. По-хорошему, надо было бы сразу отнести в их дом, но поскольку Ренальд уже с сегодняшней ночи тоже должен перебраться в казарму, пусть пока остаются там, где их сгрузили. Так даже проще. И степняки заселяются на постой, и наложник вместе с ними. Все разом. Да и вопросов ненужных меньше. А большая светлая спальня Тессиного Солнышка пусть пока побудет заперта. Так сказать, во избежание всяких недоразумений. Морицкому Аслан категорически не доверял. Он, конечно, надеялся, что тот не осмелится ходить по этажу, где расположены хозяйские спальни, но поручиться за Ливара не мог.

Руслана освободили от его обязанности держать повод головной лошади обоза, и он подошел к Рени. Рядом же оказался и Ильшат, забравший поводья третьей лошади, и подтвердивший, что хотя бы в первое время заводить в стойло и тем более выводить из него жеребцов лучше самому, чтобы быстрее достичь взаимопонимания.

Пока устраивали коней, которым выделили новые денники подальше от хозяйских, потому что конь Аслана ревниво забеспокоился от такого соседства, Ильшат ушел. А Рени был в таком неописуемом восторге от животных, что если бы его не прогнал старший конюх Михай, заверивший, что теперь и без него тут справятся, наверное, еще долго любовался бы своими красавцами, не в силах поверить, что они его собственные.

Парень искренне боялся, получиться ли у него без проблем объездить жеребцов с первого же раза? Поэтому уже сейчас старался наладить с ними контакт, разнуздав всех троих и пытаясь подкупить сухарями. Однако вопреки ожиданиям, те не косились недоверчиво на нового хозяина, который нахально тянет свои руки потрепать их по гордо вздернутой морде, сильной шее, потрогать шелковистую на вид, но густую и жесткую гриву, а, наоборот, сами подставлялись под его ладони.

Но конюх был прав. Наверняка уставшие и голодные с дороги степняки ждут виновника торжества сегодняшнего дня, и поэтому он поспешил последовать совету. Руслан, позабывший о том, что ему положено выглядеть более солидно, раз уж его воспринимают как полноправного воина, никак не мог прогнать с губ довольную улыбку. Встреча с еще более возмужавшим Реном, хотя они не виделись не так уж и долго, и его искренняя радость, невольно вызывала ответную. И все, что молодой варвар старательно пытался задавить, понимая, что кроме невинной крепкой дружбы с этим парнем ему ничего не светит, всколыхнулось с новой силой. Возможно, отец был прав, не соглашаясь отпускать его к дяде в Замок. Даже стыдно вспоминать, как он его упрашивал и какие приводил аргументы, обещая, что не забудет о том, что на Ренальде каршифф Аслана.

Пока Руслан и Рени устраивали лошадей, все его подарки были перенесены в складское помещение второй казармы. К неописуемой радости наложника, оказалось, дары привезли и его хозяевам, что немного успокоило совесть юноши, считавшего, что такого количества подарков он точно не заслуживает. Вообще-то он все еще чувствовал себя очень неуютно, никак не в состоянии привыкнуть к мысли, что он удостоился такой чести. А вдруг таур все-таки ошибся в нем? Что-то пока он не чувствовал достаточной скрытой силы, несмотря на изнуряющие тренировки под наставничеством Верена.

Но как бы Ренальду не хотелось поскорее рассмотреть, полноправным владельцем чего именно он теперь является, пришлось сначала посидеть за накрытыми к приезду гостей столами.

Кроме степняков здесь присутствовали он сам, Аслан, Дерек, Орис и Инвар. Хотя комендант, посидев для приличия не больше получаса, ушел проверять посты.

Вот только отсутствие Тессы искренне расстраивало Рени и заставляло недоумевать. Наверное, в этот раз хозяйка Замка-крепости посчитала, что достаточно было ее присутствия при встрече гостей мужа. И теперь она оставила мужчин одних.

Пользуясь отсутствием Солнышка, Аслан успел переговорить и с Айдаром и с Майсуром. Лаэру не очень хотелось спешить с нанесением Родового знака. Однако несмотря на его желания, ритуал все-таки лучше было провести до того, как нагрянут столичные гости. Посторонние глаза и уши при этом таинстве ни ему, ни его сородичам точно не были нужны. Все должно остаться внутри Рода.

Чтобы уж точно не затягивать, решено было назначить датой нанесения татуировки послезавтрашний день. Как раз сегодня Рени посидит со всеми вместе за трапезой, сутки у него будет на подготовку, включающую строгий пост и уединение для очищения головы от посторонних мыслей и укрепления духа, ну и, если повезет — пара дней чтобы прийти в себя. Процесс нанесения татуировки был достаточно болезненным. И Аслан, несмотря на уверения Майсура в том, что насколько он знает, Ренальд придет в норму уже на следующее утро, наделся на то, что благодаря своему молодому здоровому организму его Котенку хотя бы не придется долго отлеживаться в постели. Впрочем, такой вариант он тоже не исключал. К тому же, на носу экзамены в Академии. Если Ренальду не удастся сдать их с первой попытки — ничего страшного. Но для парня это будет серьезный удар по самолюбию. Снова будет изводить себя самоедством, а Тесса расстраиваться и переживать вместе с ним, не зная, как поддержать.

За трапезой, растянувшейся до полуночи с шумным весельем, воспоминаниями, обменом новостями, которые, к сожалению, были не только радостными, время пролетело незаметно. И Орис с Асланом собрались покинуть устраивавшихся на ночлег сородичей лаэра. Аслан, весь вечер исподтишка наблюдавший за оживленно беседующими Рени и Русиком, время от времени от избытка эмоций, будоражащих юную кровь, затевавших небольшую возню, чувствовал, как закипает. Мальчишки, как есть мальчишки! Он и сам был таким же непоседой, не в состоянии долго усидеть на месте и казаться более солидным, как подобает настоящему воину. Но общая раскрепощенная атмосфера и снисходительные усмешки остальных, которым и в голову не пришло одергивать пацанов, позволяли им чувствовать себя раскованно.

Терзаемый весьма неприятными сомнениями о том, что племянник все-таки не знает границ в своем расположении к его наложнику, прежде чем уйти, лаэр отозвал Дерека в сторону и процедил:

— Присмотри за этими двумя, ладно?

Меченый, которому несмотря на общую дружескую атмосферу застолья, кусок в горло не лез, и поэтому внимательно приглядывающемуся ко всем собравшимся, конечно, заметил ревнивые взгляды хозяина на эту пару юнцов. Боец ухмыльнулся.

— И как я могу помешать общаться родичам? — ехидно поинтересовался Дерек, но, увидев сузившиеся глаза лаэра и помрачневшее лицо, покладисто кивнул:

— Ясно, вздумают шалить — разведу в разные углы. Только не уверен, что твои соплеменники оценят мой воспитательный порыв. И вообще, ты мне тоже каршифф обещал.

— Перебьешься, — буркнул Аслан. — Все равно ведь ночью спать плохо будешь.

И, полюбовавшись на вспыхнувшее лицо друга, на котором яркими белесыми полосами выделились застаревшие шрамы, рассмеялся, хлопнув того по плечу. — Да не переживай, Дерек! Мы, варвары, никогда никого не берем силой, только по обоюдному согласию и договоренности.

Меченому очень бы хотелось ответить своему господину матерным словом, чтобы тот вспомнил свое поведение по осени в столичном Дворце, но сейчас было не самое удачное время для подобных воспоминаний. Такое он мог себе позволить только один на один, да и то лишь в неформальной обстановке, например, за распитием кувшинчика вина. Смешно и неловко вспоминать, как они совершали налет на лаэрский винный погреб и свои 'художества' на парадном крыльце хозяйского дома. И поэтому промолчал, пристально глядя в глаза варвара, мысленно четко и раздельно проговаривая про себя все, что он думает о дурацких шутках своего господина. Но спать он действительно будет плохо, а, может быть, и вообще не будет. Старший из рабов лаэра очень сильно сомневался, что мальчишек следует пасти. Это только сам Аслан и не замечал, насколько к нему привязался Рен. Вряд ли хозяйское Солнышко допустит до своей задницы кого-то другого.

* * *

Тесса ждала мужа. Раскрытая книга валялась рядом с девушкой на столике с остатками скромного ужина. Рута хотела убрать тарелки, но Тесса махнула рукой — потом. Настроение своей наперсницы ей не нравилось. Служанка выглядела сегодня слишком тихой и, похоже, недавно плакала. Хозяйка Замка догадывалась, кто был причиной слез гордячки, сердечную тайну которой в крепости знали все.

Рута ушла, а Тесса, взявшаяся было рукодельничать, сделала всего несколько стежков очередной замысловатой вышивки. Мысли о Сауше и Руте постепенно заместили другие. Ей нечего было делать сегодня среди степняков, но ее сердечко все равно рвалось туда, в казарму, где разместили дорогих гостей. Потому что там сейчас находились оба ее любимых мужчины. И еще один, сероглазая язва, затронувшая ее душу, но про него даже думать нельзя, потому что это неправильно. И ничего хорошего из такой нелепой привязанности к Дереку не выйдет. Со своей стороны она никогда не откажет ему в понимании и поддержке, лишь бы боец ее мужа не проявлял слишком много внимания к своей госпоже, невольно бередя сокровенное.

И еще, понимая, что в ближайшие дни ей почти не удастся видеться с Рени, Тесса тосковала уже сейчас, жалея, что не может поцеловать свое сокровище на ночь. Наверное, хорошо, что Аслан оставил ключ от запертой двери в спальню наложника у себя, иначе она не удержалась бы, чтобы не заглянуть в нее, и хотя бы просто несколько минут не постоять в комнате, вдыхая родные запахи, трогая руками предметы и вещи, которые принадлежат ее Солнышку. Глупо, конечно. Ведь он почти рядом, на территории Замка. Но это было какое-то иррациональное чувство досады на то, что из-за присутствия посторонних, им всем троим приходилось соблюдать условности.

5.

* * *

Тесса хотела подняться навстречу как обычно бесшумно вошедшему в гостиную мужу, не обнаружившему ее в супружеской спальне, но не успела. Лаэр стремительно преодолел расстояние от двери до кресла в котором сидела девушка и опустился возле ее ног:

— Соскучилась, рыбка моя? — взял он ее руки в свои и поочередно поцеловал обе ладони.

Тесса невольно улыбнулась. И вот как это у него получалось каждый раз? На тепло его дыхания и прикосновения жестких губ к нежной коже кровь мгновенно отозвалась, заставляя радостно затрепетать загрустившее было сердечко.

— Соскучилась, — высвободила она одну ладошку, чтобы погладить его по темным жестким волосам.

Одежда мужа пропиталась чужими запахами, но они ей нравились. К морозной свежести, принесенной с улицы примешивался аромат горько-пряных степных трав, дым от костров (которые зачем-то развели по периметру второй казармы, где разместили варваров), аппетитный дух жареного мяса. И легкий привкус вина. Впрочем, винный оттенок она почувствовала, когда склонилась к лицу Аслана и прижалась губами к его рту. А он, ответил, поднимаясь и подхватывая ее на руки.

Держал свою девочку лаэр бережно и в то же время крепко, но Тесса все равно обвила руками сильную дубленую ветрами шею, зарываясь ладонями в его волосы. Ей нужен был якорь, чтобы выкинуть прочь мысли о том, о ком вообще нельзя было думать. А еще стараться не бередить душу осознанием того, что в ближайшее время не сможет так же обнимать свое Солнышко. Аслану никогда не приходилось жаловаться на внимание супруги, но сейчас он всеми своим сердцем ощущал ее состояние. Его девочка была уже на грани слез из-за невозможности ничего изменить (правда, к счастью, и не подозревал, что в некотором роде и Дерек причастен к печали жены). Тесса справится. Должна. Она прекрасно помнит о своем статусе. Даже если в их доме на некоторое время появятся посторонние люди, которых он ни за что не пригласил бы погостить добровольно.

Ему и самому было тошно от мыслей о предстоящей встрече со столичными визитерами. Но хуже всего обстояло с мучительной и какой-то безотчетной ревностью к радости Рена, встретившего друга. И как только Тагир додумался отпустить сына с обозом? Неужели не понимает, что в первую очередь будет нелегко Руслану? Жестоко так воспитывать уважение к чужой привязанности.

— Пойдем подарки смотреть, я без тебя не хотела, — предложила Тесса, когда Аслан все-таки отстранился, чтобы она могла перевести дух.

— Пойдем, — согласно кивнул лаэр, так и не опустив девушку со своих рук.

— Туфелька... — качнула она босой ногой, привлекая внимание к проблеме.

Придержав одной рукой свое сокровище, Аслан ловко склонился, подхватывая с пола упавшую домашнюю туфельку, и опустился в кресло, чтобы помочь жене надеть ее. Но сразу же пресек попытку ускользнуть со своих колен, снова обняв и прижавшись губами к ее затылку.

— Ну и как мы будем отсюда их разглядывать? — фыркнула она, не пытаясь, однако, освободиться из плена сильных руки. Ей нравился чуть слышный запах его разгоряченного похмельным застольем тела и, не удержавшись, она лизнула полоску кожи над расстегнутым воротником его нарядной рубахи, одетой по случаю приезда соплеменников.

Чуть не замурлыкавший от такой ласки Аслан покосился на сложенные посередине залы дары — два небольших тючка, в одном из которых угадывались очертания сундучка — и снова нахмурился.

— Что тебя расстраивает? — моментально среагировала Тесса, подняв голову, чтобы увидеть лицо мужа.

— Тесс, они Рену привезли три воза подарков! Я даже думать не хочу, что там есть!

— Ну, судя по размаху — полное обеспечение, вплоть до кухонной утвари, — попробовала пошутить хозяйка Замка, но взглянув на несчастно скривившегося мужа, поняла, что, скорее всего, угадала. — Не расстраивайся. Придется нам выделить нашему мальчику еще одну комнату, только и всего.

— Рыбка моя, ты не понимаешь, — вздохнул лаэр. — Вообще-то примерно так и должно быть, но все равно не могу отделаться от чувства досады. Я не знаю, как все это воспримет Рен. Как-то не слишком приятно выглядеть в его глазах прижимистым хозяином, будто я не могу обеспечить собственного...

— Наложника? — подсказала Тесса, посерьезнев. И убедившись, что именно это слово не произнес дернувшийся мужчина, который в последний момент задумался над тем, кем же все-таки для него является юноша — рабом или любимым человеком, жестко добавила. — Перестань терзаться, Аслан. Для твоих варваров Ренальд — соплеменник, член Рода. К тому же носитель редкой крови. Ты сам говорил, какое важное значение имеет этот факт. Так что все закономерно и вполне логично. А если Рени не поймет, я попробую ему объяснить, что ты вовсе не жадничал, не балуя его личными подарками ежедневно и в таком количестве. У нас замечательное Солнышко, я не думаю, что у него теперь отомрет совесть, чувство меры и появится гордыня и раздутое самомнение. Уж поверь мне, он прекрасно помнит о своем статусе в этом доме, как бы мне не хотелось это исправить.

— Ты намекаешь на то, что я сам постоянно провоцирую его не забывать?

— Я не намекаю, — вздохнула девушка, все-таки сползая с коленей мужа. — Боюсь, с себя я тоже не могу снять вины.

— Тесса, — почти простонал мужчина. — Но ты же сама понимаешь, в качестве просто воспитанника я не мог бы оставить его на этаже рядом с нашей спальней. И потом, тогда пришлось бы озвучивать его титул, но лучше бы, чтобы он пока 'не ожил' для своего дома, где мать не смогла защитить сына от его родного дяди.

— Не поминай к ночи эту бессердечную тварь! — прошипела Тесса, заводясь.

— Ничего, он не уйдет от возмездия, — зловеще пообещал варвар, машинально треснув сжатым кулаком по подлокотнику кресла. — Если через пару-тройку лет Котенок будет не в состоянии поквитаться с этим подонком, я лично займусь.

— Почему ты не хочешь заняться этим сейчас? Сам? Может быть, стоит избавить наше Солнышко от такой грязи? — в упор уставилась Тесса на мужа, хотя и понимала, что это немного неправильно толкать сына Правителя на нарушение Закона. Пусть даже брат отца Ренальда и заслуживает самой гнусной смерти. Но, к огромному сожалению, его участие в продаже на рабский рынок родного племянника в надежде, что тот долго не задержится на этом свете, было недоказуемо. Слишком ловко тот все провернул через подставных лиц, в своей алчности даже не задумавшихся о моральной стороне такой сделки. А ведь могли бы заявить властям, но нет — предпочли обогатиться за счет сломанной судьбы какого-то абстрактного мальчишки. Мало ли таких проходит через их грязные руки — и простолюдинов, и благородных кровей. Был бы спрос... Сам-то аукцион рабов имеет законный статус, лишь бы бумаги на 'живой товар' были в порядке.

— Я бы так и сделал, радость моя, но... я не знаю, поймешь ли?

Тесса скептически выгнула бровь, дескать, когда это я не старалась тебя понять? И лаэр виновато улыбнулся:

— Для становления личности мужчине очень важно самому рассчитаться по таким долгам, радость моя. Неотомщенная обида разрушает, разъедает изнутри будто ржа железо... И со временем невозможно привыкнуть, это все уходит глубоко внутрь подсознания, притупляется, но не исчезает. Я не хочу лишать Рена шанса на справедливое возмездие. Это его привилегия самому спросить с родственничка за все свои несчастья.

— Возможно, ты прав... — нехотя согласилась девушка, задумчиво закусив нижнюю губу. — Ладно, пойдем все-таки посмотрим подарки, а то завтра неудобно будет. Спросят, понравились ли, а мы и не раскрывали.

5.

* * *

Ночь выдалась для Рени и Дерека крайне неспокойной. Слишком сумбурной оказалась встреча, немного омраченная известием о трагедии, приключившейся с попавшими в буран людьми. Стихия забрала одну жизнь и жаждала прихватить вторую. Вот только местному лекарю такой расклад не нравился, и за купеческого сына Халар решил побороться всерьез, хотя сам парень не слишком торопился помочь ему в этом.

Когда остатки обильной трапезы были убраны и степняки устроились на ночлег, быстренько воспользовавшись своей весьма удобной натренированной особенностью засыпать мгновенно в любых условиях, Ренальд все еще ворочался, прислушиваясь к незнакомым звукам засыпающей казармы. Все-таки их никак не сравнить с уютной тишиной своей спальни в господском доме, где помимо его дыхания можно было услышать лишь хозяйское. И хотя понимал, что ему совершенно нечего опасаться ни за свою жизнь (среди таких отменных воинов), ни за свою честь (каршифф он на всякий случай снимать не стал под насмешливым, но слегка завистливым взглядом Дерека), все равно странное волнение не давало наложнику лаэра сомкнуть веки. Может быть, тому виной был предстоящий разбор не распакованных подарков, которые отнесли пока что на склад при казарме. Или то, что с утра ему предстоит весьма непростое испытание перед тем, как он удостоиться чести нанесения Родовой татуировки Клана и кровного родича таура Даута. Рени почему-то заранее переживал, догадываясь, что раз ему придется поститься, то непременно очень захочется пить и есть. К сожалению, Всевидящие вряд ли помогут ему, а, медитируя, искать поддержки у Великих Духов, он еще не готов. Рожденные в Степи варвары с младенчества имеют покровительство своих богов, а он пока что не достоин. Может быть, они когда-нибудь откликнуться на его обращение, но вряд ли до тех пор, пока на нем нет знака принадлежности к детям Степи.

Но главное поддержать его пусть даже и разговором, если вдруг возникнут еще какие-то вопросы или сомнения, будет некому. Руслан с удовольствием разделил бы его вынужденную изоляцию, но данное предварительное испытание лишь для одного. Это степнякам, при необходимости, с легкостью переносящим суровые жизненные трудности, просто. А он, несмотря на распорядок дня, соответствующий гарнизонному, с его обязательными тренировками, все равно успевал радоваться другим сторонам жизни в Замке-крепости. Вот от них-то, привыкнув за полгода, было очень нелегко отказаться даже на одни сутки. Но в ближайшие дни даже встречи с любимой оставались под вопросом. Аслан предупредил, что из-за ожидаемых столичных гостей ему не следует светиться перед ними, чтобы не возникло никаких неприятных ситуаций. Естественно, лаэр не собирался ублажать похоть Морицкого, уступив ему поиграться в хозяйских рабов, но ведь и остальные, предпочитающие забавы с женщинами, просто не поймут. В Энейлисе несколько иные понятия о морали. К тому же рабы не считаются людьми, зачем учитывать мнение 'имущества'? Если хозяин уступил, значит, молча ублажай и терпи. Вот это Ренальд очень хорошо понимал. И был благодарен Аслану за проявленную заботу. Конечно, присутствовал совсем крошечный соблазн посмотреть, как бы его неверный любовник выкручивался? Нашел бы в себе силы пренебречь дурацкими законами гостеприимства или нет, но рисковать не желал.

Дерека, улегшегося рядом, но бездумно глядящего в темный потолок, тоже что-то тревожило. Наверное, только они вдвоем, не считая часовых, находящихся снаружи у костров, и не спали после радостной встречи и обильного ужина...

Как-то непривычно, что ни Тессы, ни Аслана нет рядом, будто не хватает чего-то очень важного в его жизни. Рени понимал, что это очень субъективное ощущение. И сейчас он должен преодолеть очередную ступеньку в становлении собственной личности. И не такую уж сложную по сравнению с некоторыми другими, когда надо было ломать себя. Но все равно было трудно. Только бы никто не заметил, насколько. Он должен выдержать все, чтобы ни его господину, ни любимой не было за него неловко и стыдно. Он не подведет их ожидания и надежды. К тому же варварам тоже придется доказать, что они не напрасно слишком высоко оценили нового члена Рода.

* * *

Утренний подъем для Ренальда, заснувшего лишь под утро, оказался немного неожиданным. Юноша с трудом выдирал свою сущность из какого-то странного состояния небытия бесцветного сегодня сна. Слишком уж непривычна оказалась окружающая действительность. Неприлично бодрые степняки перекидывались шуточками, живо прибирая свои спальные места и собираясь на выход. Сегодня на плацу будет мало места. Варварам тоже нужна площадка для утренней разминки.

Рени сладко зевнул, пытаясь разлепить веки, но с первого раза это ему не удалось. Пригревшись в уютном гнезде из плотного, но мягкого войлока, волчьих шкур и шерстяного одеяла, расслабленное тело не желало слушаться воли хозяина. Встать с обычной казарменной койки казалось проще. Но Меченный, озадаченный предстоящей миссией по охране господского наложника (ну и заодно собственной чести), посчитал, что не следует слишком выделяться из общей массы. И поэтому у них, хоть и в стратегически очень удобном для глухой обороны углу казармы, были точно такие же, как и у прочих степняков спальные места, сооруженные из соломенных тюфяков (снятых с привычных коек, которые были сейчас сгружены в одном из примыкающих к строению сараев), сверху укрытых войлоком и волчьими шкурами и прилагающимися к 'постелям' шерстяными одеялами. Как еще с вечера успел приметить Дерек, одеяла, несмотря на темные оттенки цветовой гаммы, были оригинальны. И ни один простой рисунок вплетенных в основу шерстяных нитей не повторялся. Вряд ли суровые парни сами занимались подобным рукоделием, скорее всего, это был результат трудов оставшихся в Степи женщин — матерей, сестер, жен... Два комплекта подобных постельных принадлежностей ему выдала со склада Марта, наказав беречь, как зеницу ока. Скорее всего, они были хозяйские. Комендантша и принесла-то их из какого-то чулана, закрытого на огромный амбарный замок. Но привередничать и пререкаться с женщиной Дерек не стал. В нервном напряжении в ожидании горячих степных мужей было совсем не до этого. Подушек не предвиделись вовсе.

Проснувшиеся воины привычно скатывали свои лежанки, перетасовывая разложенные на двойном дощатом полу матрацы, снова застилая их шкурами. Только теперь получилось что-то вроде огромных диванов вдоль одной из стен, и центральная часть помещения освободилась.

На слишком низких диванах полагалось сидеть, скрестив ноги, но Рени, которому поначалу казалось, что высидеть в такой позе несколько часов кряду нереально, и что это — какая-то особенность варваров, быстро освоился. И еще вчера, когда сидели за низенькими столами, несколько раз мысленно благодарил Тессу, посоветовавшую надеть удобные штаны, в которых нигде ничего не натирало и не тянуло. Его любимая была внимательна к таким, незначительным на первый взгляд, мелочам, но сам бы он точно не сообразил. А его господину даже и в голову не пришло, что непривычному к полукочевой воинской жизни и привалам у костров парню может быть дискомфортно.

Понежиться еще немного, окончательно возвращаясь в реальность зарождающегося утра нового дня Ренальду не дали. Юноша хотел было потянуться, расправляя слегка затекшие мышцы, но его почти нежно потрепали по лохматой после сна макушке:

— Подъем, Солнышко...

Рени даже на мгновение замер, не сразу сообразив, что Аслана здесь нет, но слишком уж похожа была интонация голоса. Открыв глаза, наложник испытал смесь облегчения и легкого разочарования. На него с насмешливой улыбкой глядел присевший на корточки Меченый. Эта сероглазая язва специально ввел его в заблуждение. И теперь Дерек с каким-то несвойственным ему любопытством вглядывался в его лицо, надеясь что-то там разглядеть и сделать для себя какие-то выводы. Что уж там он надумал, Рени так и не понял, потому что Меченый вдруг пружинисто выпрямился и резко перехватил нарушителя определенного им личного пространства хозяйского наложника.

От неожиданности Руслан охнул и возмущенно зашипел:

— Отпусти, чумной! Я только доброго утра хотел пожелать!

— Я так и понял, — невозмутимо ответил 'опекун'. — Подожди немного, дай ему проснуться хотя бы.

— Я уже проснулся! — поспешил заверить смутившийся Ренальд, быстро поднимаясь с лежанки и одергивая смявшуюся одежду. — Доброе утро, Рус, — улыбнулся он молодому варвару.

— Нормально так, — ехидно отметил Дерек. — Я его бужу, понимаешь, стараясь воссоздать привычную обстановку, а мне, значит, доброго дня не пожелаешь?

— И тебе доброе утро, — нехотя выдавил Рени, слегка задетый его замечанием про привычную обстановку. 'Солнышком' его называла госпожа. А Аслан — 'Котенком', только Меченому не обязательно объяснять такие нюансы. — Хватит тебе издеваться.

— Я еще и не начинал, — парировал Дерек, отпустив наконец-то хитрый захват, которым удерживал Руслана, стараясь, однако, не причинять мальчишке боли.

Степняки, от которых, безусловно, не укрылась эта небольшая сценка, не вмешивались, прекрасно понимая, что младший сын Тагира не оставит своих попыток завладеть вниманием Рена, но у него нет шансов. И если сам парень не понимает или не хочет понимать, пожалуй, так будет лучше, что ему объяснит кто-то из посторонних. И действия Меченого правомерны.

— Платок нацепи, — кивнул Дерек на свалившийся во сне каршифф, который сейчас сиротливой тряпкой валялся в изголовье лежанки наложника.

— Это каршифф, — машинально поправил Рени, последовав дельному совету. Вообще-то надевать его не слишком хотелось (опять будет чесаться кожа на лбу и сам символический головной убор постоянно съезжать), но раз Аслан настаивал, придется подчиниться.

Только противная тряпка никак не хотела завязываться правильно. Ренальд раздраженно стиснул зубы, путаясь непослушными пальцами в болтающихся концах.

— Давай помогу, — сочувственно взглянув на безуспешные попытки друга, предложил Руслан.

— Я сам помогу, — тут же среагировал Меченый, предупреждающе взглянув на ретивого степняка. — Дай сюда! — выхватил он каршифф из рук Ренальда. — Сиди смирно, не шевелись! — велел он, хотя это было излишним. Парень и так замер, не слишком радуясь неожиданному предложению помощи.

Надо сказать, что опыта по завязыванию таких вот головных уборов у Дерека не было, но он все-таки кое-как справился с поставленной задачей. Правда, отличительный знак Аслановой печати оказался где-то сбоку, отчего пришлось туго завязанный платок сдвинуть немного в сторону, чтобы всем хорошо было видно. Меченому неведомо было истинное значение каких-то нюансов, но он искренне надеялся, что вот этого пока что достаточно.

— Неудобно, — пожаловался Рени, для проверки результата покрутив головой и ощутив, что когда склоняет голову вперед, то нечаянно прихваченные тугим узлом волосы оттягивают кожу.

— Ничего, потерпишь. Аслан после тренировки перевяжет, — довольно чувствительно похлопал его по спине вредный надзиратель, заставив выпрямить расслабленно ссутуленные плечи. — У тебя... три минуты, чтобы прибрать кровать и оправиться. Время пошло, — удовлетворенно отдав распоряжения, отступил Дерек в сторону.

Ренальд покосился на 'гнездо' из скомканных шкур и одеяла, прикинул, что сбегать в уборную и умыться за отпущенное время он просто не успеет. Не зря же он всегда, даже если очень хотелось спать, вставал заранее, чтобы привести себя в порядок, и озвучил свои сомнения вслух.

— Время уже пошло, — отмахнулся Меченый.— У тебя осталось меньше трех минут.

— Рен, давай, я лежанку соберу, — снова сунулся с предложением Руслан, неодобрительно покосившийся на раскомандовавшегося бойца лаэрской сотни. — А ты пока все остальное.

— Давай, без 'давай', — скривился Дерек. — Сам все сделает, не маленький. Ты сам-то готов уже?

— А как же! — гордо выпятил подбородок Руслан, невольно усиливая внешнее сходство со своими кровными родственниками, и особенно с дядей.

Боец лаэра поспешно отвел глаза, представив себе, как выглядел Аслан несколько лет назад, и буркнул в сторону Рени:

— Что стоишь, бегом давай!

Спорить с Меченым было бесполезно. Ренальд очень хорошо давал себе в этом отчет. Как и в том, что, к сожалению, старший раб прав. Они в казарме. Пусть и среди чужаков, может быть, не ведающих распорядка гарнизона крепости, но показывать свои слабости все-таки неуместно. Хотя, какие, по сути, варвары ему чужаки? Его Род! Но тогда тем более хотелось бы выглядеть в глазах степняков достойным звания воина. А воины не зевают во весь рот, пошатываясь на слабых спросонья ногах, и не заставляют себя упрашивать проснуться, даже если подъем не по тревоге.

Ренальд быстро оглянулся, соображая, куда подевались все остальные ряды матрацев и импровизированных постелей, на которых ночевали варвары. И, увидев, как те расположились на дневку, быстро скатал свое одеяло и волчьи шкуры, и перетащил свой матрац ближе к общим. Раскладывать скатку было уже некогда. Дерек, усевшийся неподалеку, совершенно непринужденно скрестив ноги на манер варваров (хотя чему удивляться, наемники у походных костров, наверное так же сидят), выразительно отбивал четкий ритм, ударяя ладонью по своему колену, напоминая о быстротечности стремительно убывающих секунд из отпущенного на сборы времени. Рени опрометью бросился вон из помещения (при старой казарме уборная располагалась снаружи, на улице), а Руслан, рыпнувшийся было следом, но наткнувшийся на буквально стегнувший его взгляд Айдара, запретивший ему выходить, недовольно сменил траекторию своего передвижения и подошел к Дереку.

— Чем ты собирался там пособить своему другу? — ехидно поинтересовался Меченый, кивнув на входные двери и заставив юного варвара вспыхнуть. Хорошо, что дубленая степными ветрами и ярким солнцем кожа, не слишком выдавала его состояние.

— Ничего я не собирался! — буркнул Руслан, злясь на здоровых парней, пытающихся извратить любое его действие и настоящий порыв, представляющих себе невесть что. Ну и как им объяснить, что для него вдруг стал очень важным один-единственный человек? Его родич и друг?

Племянник Аслана никогда не жаловался на недостаток надежных друзей, но с ними держался на равных. И никогда не возникало желания не просто встать спиной к спине в бою, или прикрыть. Хотя, кроме тренировочных спаррингов у него пока что настоящих сражений-то и не было. Младшего сына Вождя не слишком разумно было отправлять в зону пограничного конфликта, чтобы не давать врагам повода для попытки захватить того в плен и затем диктовать степнякам условия. Парень-то молодой, горячий, ничего не стоит спровоцировать его на геройство и заманить в ловушку. И хотя Руслан понимал, что старшие правы, но все равно было обидно. И от этого рождалось еще более острое желание поскорее доказать всем, что он уже вполне состоявшаяся личность и начать наконец-то завоевывать собственную воинскую славу.

Но встреча с Реном как-то изменила его самого изнутри. Парень искренне недоумевал, откуда в нем взялась эта потребность защитить, даже если и не существует реальной угрозы. И научить всему, что знает сам. Или лучше не открывать сразу все секреты, чтобы вновь и вновь видеть восхищение в ярко-синих, словно весеннее небо над Степью глазах нового родича...

Чувство, тревожащее Руслана, было странным — одновременно сладким, как медовая пахлава, и горьким, будто настойка полыни. Но избавиться от него было бы неправильно, словно лишить себя зрения и слуха...

* * *

Племянник лаэра злился на Айдара за то, что тот позволяет отмеченному страшными шрамами бойцу, приставленному к Рену, так свободно себя держать. А ведь он им вообще никто! Мог бы убираться в свою гарнизонную казарму и не выставлять напоказ то, что имеет право командовать дядиным воспитанником. Хотя, конечно, и потребовательнее наставники встречаются. Но все равно Руслану было обидно за друга. Разве парень виноват, что рос не в Степи? Нельзя его гнобить из-за неумения пока что сделать что-то, с чем у них справляются даже семилетние дети.

Но, несмотря на раздражение, Рус теперь немного сочувствовал родичу, представляя себе, что тот мог испытывать, когда отец Аслана велел младшему сыну возвращаться из Степи в приграничную крепость, чтобы обучить всему, что должен знать и уметь будущий лаэр. И хотя юный варвар предпочитал верить, что осторожные слухи о том, будто обоих отменных воинов, вечно соперничающих за звание лучшего — дядю Аслана и Айдара связывало в свое время нечто более крепкое, чем просто дружба, — это просто предположение, теперь он мог себе представить его звериную тоску в вынужденной разлуке. И тогда становится очень даже понятно, почему Айдар всегда вызывается в отряд сопровождения, если и не старшим командиром, то хотя бы обычным рядовым воином, когда есть возможность встретиться с дядей Асланом.

Вот только предаваться грусти, поняв, что он невольно ведет себя очень похоже, униженно прося старших, чтобы отпустили 'к дяде' в Замок-крепость, а на самом деле, чтобы снова встретиться с Реном, Руслану не пришлось.

Ренальд вернулся, алея прихваченной утренним морозцем кожей на щеках, и Дерек поднялся, укоризненно покачав головой:

— Не уложился, — объявил он. — Так что на площадку отправляемся бегом.

Наложник лаэра обреченно вздохнул и тут же развернулся на выход. Меченый торопливо двинулся следом. И Руслан, не обращая внимания на слишком уж понимающие усмешки своих, тоже отправился на плац перед гарнизонной казармой.

После тренировки, как назло, очень хотелось есть, а особенно пить, но неумолимый страж в лице Дерека, забравший его после очередной дрессировки Верена, кивнул в сторону 'временного дома', и Ренальду пришлось догонять рванувшего вперед разгоряченного бойца. Руслан не отставал.

Рени с сожалением подумал о душе с горячей водой в уборной своей спальни. Он бы с удовольствием воспользовался даже общим в гарнизонной казарме, но, увы, его ждало более суровое испытание. В старой казарме не было горячей воды.

Степняки, удовлетворив насущную потребность смыть пот, растерлись снегом и отправились сразу на завтрак, накрытый для них в общей трапезной. Антига, покрикивая на веселых девчонок, которых ей определили в помощницы, ловко распоряжалась размещением пополнения. А Дерек, во время тренировки переговорив с Асланом, пообещавшим вскоре подойти, сказал, что пора распаковать кое-что из привезенных вчера подарков.

Руслан, вызвавшийся добровольным помощником, сразу определил, что именно понадобится:

— Вот! — торжественно вручил он другу огромный тюк, который, едва ли не кряхтя, приволок со склада. — Это в первую очередь, остальное потом посмотришь. Я помогу поставить.

— Вообще-то, ставить должен он сам, — заметил пришедший с Асланом Айдар. — Но мы сейчас поможем.

— А что это? — удивился Ренальд, развязав с виду простой, но надежный узел, сдерживающий скатанный войлок в рулоне.

— Шатер, — тихо подсказал лаэр. — Не отказывайся от помощи. Один ты не справишься. Надо было на моем потренироваться, — с запоздалым сожалением, произнес он, подтолкнув своего Котенка вперед, прекрасно понимая, отчего тот впал в ступор. Во-первых, до Тессиного Солнышка дошло, что шатры степняки ставят не в помещении, во-вторых, качество материала вызывало невольное восхищение и уважение к мастерам, сотворившим такое чудо, не пропускавшее холод и влагу. Ну, а, в-третьих, Рени, действительно, слабо представлял, с чего надо начинать, чтобы возвести всю конструкцию и надежно укрепить. Потому что провести в нем ему предстояло целые сутки.

С виду он не казался таким уж внушительным, и при определенной сноровке, оказывается, его под силу было поставить и одному человеку. Зато внутри было все очень удобно и функционально. Подарок Даута легко вмещал шестерых. При необходимости можно было откинуть кусок бычьей кожи, натянутый на небольшой каркас, чтобы дым от очага, который полагалось разжигать посередине, свободно вытягивался наружу. К походному шатру полагались походные же принадлежности. Чего тут только не было! И постели: длинные куски толстого жесткого серого войлока, и мягкого, скорее напоминающего узорчатые ковры для украшения пола и стен — кошмы, несколько волчьих шкур отменной выделки с длинным, зимним мехом и практически не имевшим специфического запаха зверя, и несколько шерстяных одеял. Как уже успел отметить Рени, с оригинальным орнаментом замысловатого плетения. Дома... там, где, он надеялся, счастливо жила его мать, только в одной из спален на полу был такой же войлочный ковер. Ну, не совсем такой — он был намного больше по размеру, но не такой красивый.

Ренальд не представлял, что он со всем этим богатством должен делать. Помимо шатра тут было несколько походных котелков, кружек, мисок, каких-то странных двузубых вилок, жаровня, тренога для котелка, насколько брикетов для разжигания огня, если поблизости негде взять дров для костра. Огниво и удобные фляжки для воды, и много разных других мелочей, вплоть до иголок, рыболовных снастей и вощеной бечевки...

— Ну, это тебе не понадобится сегодня, — рассудительно заметил Руслан, подтаскивающий все новые и новые тюки и сваливая их на диване, сооруженном из лежанки Рени.

Наложник в это время примерял вынутую из тюка с зимней одеждой меховую шапку с огромным пушистым хвостом, притороченным у затылка и спускающимся по линии позвоночника ниже плеч.

— Удобная, — оценил он. — Теплая, красивая... но... Мерген, — стянул шапку с головы Ренальд, и прижал к груди, будто кошку. — Ты же говорил, что охотники шьют такие из того зверья, что добыли сами, а как же тогда? — выразительно кивнул он на свою.

— Не переживай, — усмехнулся степняк. — Это тебе авансом перепало. Вот научишься сам зверя добывать с доброй шкурой, и тауру ответный подарок сделаешь, или еще кому, — быстро взглянул он в сторону хозяина Замка. — Ну, или себе на смену.

— Да успокойся уже, он потом сам все посмотрит, — смеясь, пытался увещевать Айдар Руслана, но Аслан помалкивал. Ему и самому было интересно, хоть он и снова почувствовал легкую досаду на слишком предусмотрительного к деталям таура.

— Сейчас! — нехотя согласился Русик. — Только покрывало отыщу! — снова скрылся он в складском помещении, чем-то загремев, разбирая подарочные сундуки и тюки.

Оказалось, что искал он меховое покрывало. Ренальда почувствовал в руках легкую дрожь от волнения и восхищения, когда сын Тагира развернул его, давая полюбоваться мягкими переливами дорогущего лоснящегося меха, который так и хотелось погладить, словно живое существо. Слишком редким и ценным был мелкий грызун, из шкурок которого искусные скорняки сподобились соорудить целое одеяло. Чтобы наловить хитрых и осторожных ночных зверьков в таком количестве, требовалось немало сноровки и терпения. Правда, в этот момент Ренальд не столько был ошеломлен поистине царским подарком, сколько удручен невозможностью в самое ближайшее время предложить Тессе поваляться на нем совершенно обнаженными. Развитое не без помощи любимой, старательно отучающей его стесняться желаний собственного тела воображение, нарисовало весьма пикантную картинку занятий любовью со своей госпожой. И почему-то юноша, представляя, как нежно драгоценный мех будет ласкать стройное гибкое тело Тессы, ее спинку и аппетитные бедра, даже не допускал мысли, что в этот раз ведущим будет не он...

Пока возились с шатром, утепляя его изнутри так, чтобы никакая стужа не смогла пробраться внутрь, разводили священный огонь (подбросив в него специальные травки), призванный не столько согревать, сколько дать ориентир Великим Духам в надежде, что они снизойдут до посещения готовящегося к ритуалу нового сына Степи, к старой казарме подтянулись и остальные варвары. Они сожалели, что не застали момент, когда Ренальд увидел часть подарков. Но ничего, после нанесения Родовой татуировки, у парня будет еще время рассмотреть и оценить оставшиеся. Там было еще много чего: седла, сбруя, массивные мужские украшения из золота и драгоценных камней, меха, оружие, кинжалы, охотничьи и метательные ножи. Одежда повседневная и праздничная, бытовые мелочи, несколько тугих кошелей с монетами и еще много всего разного.

Единственно против чего Аслан не мог возразить, так это против полного комплекта мечей (длинный прямой клинок для правой руки и короткий для левой) из редчайшей голубой стали. Такое оружие никогда не ломалось и не тупилось, но издревле могло принадлежать или воинам холодной крови, по праву рождения, или быть подаренными ими особо отличившемуся бойцу. И, несмотря на то, что их стоимость превышала любые разумные пределы, усомниться в праве Рени владеть ими, лаэр действительно не мог. Не зря же секрет изготовления этой стали (точнее того, что именно надо добавить в руду) в их Степи знал только таур.

А вот что находится в объемистом кожаном сундуке, закрытом на замок, ключ от которого оказался в подарках Аслану, не догадывался никто, кроме самого таура, который и прислал особый сбор трав. Ими следовало поить Ренальда, постепенно повышая нагрузки во время тренировок. Пить отвар следовало каждый день, причем, не ограничивая парня — сколько ему захочется. У Аслана был небольшой запас редкой и дорогой травяной смеси, но уж точно не в таком количестве, в котором рекомендовал его бывший наставник Даут.

— Все, Рус! Угомонись, — прикинул что-то Майсур. — Рен, ты помнишь, о чем мы говорили вчера? — серьезно спросил мастер по татуировкам, пытаясь вернуть рассеянно взирающего на кучу даров юношу, никак не в силах поверить, что все это — для него.

— Да!

— Да помогут тебе Великие Духи укрепить волю и веру, ступай! — напутствовал мужчина, кивнув на откинутую полу входа в шатер, которую опустили сразу же, как только Ренальд оказался внутри.

— Эх, а сладости...— вспомнил Руслан о двух корзинах с сугубо степными традиционными лакомствами, теми, чем обычно балуют детей.

Присутствуя при погрузке даров в обоз, он еще хотел возмутиться, дескать, зачем Рену детские сладости? Но Даут ничего не ответил, и только грустная улыбка осветила смуглое морщинистое лицо таура. А матерые воины почему-то не стали ржать, как обычно, высмеивая несвойственные мужчинам слабости, как, например, любовь к сладкому, а просто потрепали его по плечам, ничего не объясняя. Плечи, между прочим, ныли потом почти два часа...

— Для собравшегося провести ближайшие сутки без еды и воды человека, думаю, это выглядело бы тонким издевательством, — усмехнулся Айдар. — Не переживай, до завтрашнего вечера не испортятся.

* * *

В шатре, надежно укрепленном и несколько раз проверенном Асланом и Русиком на предмет непродуваемости холодными ветрами и морозоустойчивости, было действительно тепло. Только вот оставшегося в совершенном одиночестве Ренальда начал пробивать легкий озноб волнения. Следовало немедленно успокоиться и взять себя в руки. Завтра ему предстоит более трудное испытание, чем вынужденная голодовка и медитация для очищения духа.

Юноша уселся поудобнее возле костра, скрестив ноги по обычаю варваров, и постарался расслабиться и настроиться на воспитание собственной силы воли. Но пока что его мысли, растревоженными в улье пчелами, все еще гудели в голове, не давая отключиться от реальности, оставшейся снаружи шатра. Рени был ошеломлен количеством незаслуженных подарков от таура и остальных родичей, скучал по Тессе, переживал за свою завтрашнюю выдержку на испытание болью раскаленной иглой, опасался, что Руслана, с которым они не наговорились вдоволь, могут отправить обратно домой, как и грозились его старшие, пока он будет приходить в себя после нанесения татуировки, и они еще долго не увидятся с другом... Кроме того ему было неловко перед явно расстроенным чем-то Асланом и не отпускало чувство легкой досады на вредного Меченого, хотя наложник и понимал, что боец не требовал от него ничего сверх того, что можно было бы спросить с любого новичка-новобранца. И еще многое другое беспардонно лезло в голову, словно нарочно не давая зацепиться за что-то более важное и возвышенное...

* * *

Дерек занял стратегически важное место напротив входа в шатер своего подопечного. И Аслан почему-то испытал острое угрызение совести, взглянув на сосредоточенное, без единой эмоции, лицо верного бойца. Одет он был явно не для такой погоды, чтобы сутки проторчать на улице в мороз, но почему-то не уточнил, можно ли ему отлучиться, чтобы забрать у коменданта утепленный комплект обмундирования со склада.

Что должен был испытывать Меченый, стоявший чуть поодаль от разглядывающего свои подарки Рени? Лаэр бы и хотел объяснить парню, к которому испытывал целую гамму разнообразных чувств, что и сам не ожидал такого, но вряд ли тот стал бы слушать, как всегда прервав каким-либо ядовито-ехидным замечанием.

А хозяин Замка-крепости действительно был весьма недоволен столь бездумной щедростью таура, никогда ранее не позволяющего себе настолько откровенно выделять кого-то из степняков. Интересно, что же он увидел в мальчишке такого, что решился поступиться принципами? Почему решил, что не испортит неизбалованного парня своими дарами? А главное, что и Тагир и остальные, имеющие право голоса в таком вопросе, таура поддержали! И не понять, почему так радовался Руслан довольному восхищению Ренальда, тоже не получалось. Наверняка племянничек внес вою лепту и, скорее всего, собственноручно добывал ценных грызунов на покрывало, которого нет и у Правителя Энейлиса. Хорошо, хоть не стал хвастаться. По молчаливому соглашению, никто из сопровождавших обоз воинов не просвещал ошалевшего от обилия даров Рена, что из необходимой ему утвари — конкретно от таура, а что — от кого-то еще, пожелавшего оказать честь новому члену Рода, пока еще необученному воину холодной крови.

Аслан сам мечтал постепенно одаривать своего Котенка необходимыми свободному воину Степи предметами обихода — оружием, охотничьей снастью и бытовыми мелочами, объясняя назначение и показывая, как правильнее и удобнее использовать тот или иной предмет для получения наилучшего результата. Он считал, что нельзя обрушивать на неподготовленного человека все незаслуженные благодати разом. Может быть, просто сказывалось желание воспитать себе достойного преемника?

Хозяин Замка снова неосознанно подумал о сыне. Ренальд заменил ему сразу и брата, и ребенка, и любовника. С Тессиным Солнышком было непросто раньше и едва ли стало проще и понятнее сейчас, когда наложник перестал жадно впитывать все сказанное своим господином, доверчиво заглядывать ему в рот, и неосознанно пытаясь копировать какие-то жесты, стараясь выглядеть более солидно и подобающе юноше его возраста. Но теперь, задев гордость Котенка, приходится терпеть его демонстративные попытки показать свою независимость. Только оба прекрасно понимали, что никогда не забудут две совместно проведенные ночи, хотя первую следовало бы навсегда вычеркнуть из памяти...

И как только он сам смог оттолкнуть наконец-то поверившего ему парня? Нет... именно потому, что все еще больно, надо было поступить именно так! Ноющая боль сожаления о невозможном когда-нибудь пройдет...

Рени с его здоровым задором доказать, что он тоже мужчина, невзирая на свой незавидный статус раба-наложника, справится с испытаниями. В этом Аслан был уверен.

А ему самому пора прекратить изводить себя досадой на Даута и стоит позаботиться о том, кому обязан собственной жизнью.

Айдар, искоса наблюдавший за лицом друга, нахмурился, легко угадывая направление его раздумий. Слишком хорошо в свое время он успел его изучить. И даже теперь, несмотря на то, что видятся редко, понимал его настроение.

— Не волнуйся, я распоряжусь, чтобы его сменили через пару часов, — кивнул он в сторону Меченого.

— Он не уйдет, — тихо ответил Аслан, мотнув головой. — Упрямый.

— Его одежда не подходит для твоего задания, — желчно заметил Айдар, догадываясь, что эти двое — и тот, кто сейчас был в шатре, и тот, что сторожил его уединение — слишком много значат для лаэра. Хотел бы он, чтобы друг помнил о тех временах, когда они были стол же близки не только телами, но и душами.

Но увы, прекрасно понимал, что все осталось в прошлом. И закончилось, когда сын дочери Верховного Вождя взял себе жену. Айдар очень уважал Тессу и всецело одобрял выбор Аслана, которому можно было позавидовать, но смутное чувство, что она отняла у него лучшего друга, не проходило бесследно. И тем более было горько понимать, что, оставив в Степи свое прошлое, родич не окончательно запретил себе думать о привычных потребностях тела воина-степняка...

Аслан, так же почувствовав разочарование давнего друга, но не желающий обманывать его чаяний, развернулся и, ободряюще хлопнув варвара по плечу, быстро ушел.

* * *

Тесса еще не завтракала. Любимая выглядела уставшей, несмотря на то, что только недавно проснулась. Видимо, в отсутствие своего Солнышка, вынужденного переселиться на время в общую казарму, спала беспокойно. И как только он не сумел заметить? Ведь не один раз за ночь прислушивался к ее ровному дыханию, сам мучаясь взявшейся непонятно откуда бессонницей, раз за разом прокручивая в уме предстоящий ритуал нанесения Рени Родового знака, и мысленно ругая своего бывшего наставника за его подарки.

Впрочем, когда жена, лежавшая под боком шевелилась, чтобы поменять позу, он тоже старался делать вид, что крепко спит.

Лаэр опустился на корточки и прижался губами к коленям своей девочки под тонким домашним платьем. Тесса сразу же зарылась прохладными пальцами в его шевелюру, рискуя растрепать смоляные волосы мужа, собранные в аккуратный хвост, и машинально принялась массировать его затылок. Аслан блаженно прикрыл глаза. Слов им не требовалось. Они вместе всего полтора года, но привыкли беречь друг друга, стараясь не волновать по пустякам, не расстраивать лишний раз. Наверное, даже хорошо, что оба минувшей ночью прикидывались спящими, потому что разговаривать на отвлеченные темы было бы тяжело. И Аслан очень боялся, что Тесса сможет задать вопрос, на который он пока не готов отвечать.

И Тагир, и Даут рассчитывали получить не только нового воина холодной крови, но и его потомство...

От невозможности отказаться от подобной миссии для Рени, Аслан даже мстительно предпочитал думать, что таур, собирая обоз с дарами, учел и этот фактор. Впрочем, наверняка учел... Глупо обижаться на родичей, но все равно иррациональное чувство, что его в чем-то обвели вокруг пальца, словно ребенка, присутствовало.

— Рыбка моя, ты завтракать собираешься? — поднял он голову. — Рута спрашивала, — вспомнил лаэр о служанке, встретившейся ему в гостиной.

— Позавтракаешь со мной?

— Я не голоден, сегодня ел вместе со своими в общей трапезной, уважил родичей, — пояснил лаэр.

— А мне что-то не хочется...— скуксилась девушка, отчетливо ощущая отсутствие аппетита, зато просто болезненную потребность видеть еще одного любимого мужчину, если и не у своих ног, то хотя бы в этой комнате. — Как там мое Солнышко?

— Держится. Не волнуйся, родная. С ним все в порядке. Ты бы видела, сколько ему всего надарили, — вздохнул он.

— Не расстраивайся, — поняла Тесса причину горечи, невольно проскользнувшей в голосе мужа. — Хотя, признаться, я тоже злюсь...

— Ну вот, — рассмеялся лаэр. — Я и тебя расстроил. Пойдем в гостиную, я просто посижу рядышком, пока ты ешь, — предложил он. — А, хочешь, покормлю тебя? Сегодня на завтрак оладушки с медом и малиновым вареньем, ммм... пальчики оближешь, — продолжил он тоном искусителя. — Или, лучше я их оближу... Все! Пошли, пока они не остыли! — решительно поднялся он в полный рост и потянул ее за руки, вынуждая подняться с кресла.

— Да, Тесс, тут такое дело... — замялся хозяин Замка.

Девушка внимательно посмотрела на мужа, ожидая пояснений.

— Как думаешь... будет очень вызывающе выглядеть, если я презентую Дереку один из своих утепленных походный плащей?

— За какие заслуги? — выгнула бровь Тесса, в душе вовсе не возражавшая против подобного поступка. Потому как у лаэра был такой не единственный, с двойной подкладкой из меха и верблюжьей шерсти, в котором можно было ночевать зимой в открытой Степи. Да и существовала возможность приобрести себе еще, в отличие от рядового бойца, которому полагался лишь более скромный стандартный комплект с отличительными знаками пограничного гарнизона.

— Шатер для Рени поставили на улице. Я не стал разубеждать Меченого, что ему необязательно все время находиться в карауле снаружи...

— А почему? — сдерживая улыбку, не могла отказать себе в удовлетворении любопытства девушка.

— Нет! Вовсе не потому, что я паникую! — смутился Аслан, разгадав причину ее поднявшегося настроения. — Не издевайся! Рену ничего не угрожает рядом с целой казармой моих родичей... Да и они готовы сменить Дерека...

— Особенно Русик? — ехидно поддела она его.

— Угадала... — вздохнул мужчина. — Но дело не только в нем. Дерек пообещал, что присмотрит за нашим Котенком.

— Солнышком, — машинально поправила Тесса.

— Ну да, — не стал спорить лаэр. — Так вот он воспринял приказ слишком буквально. Все равно ведь не уйдет на эти сутки к своим, а одному среди варваров ему будет не слишком уютно в помещении, — неуверенно закончил он.

— Радость моя, — хмыкнула хозяйка Замка-крепости. — Я что-то тебя не пойму. То ты мне рассказывал, что отношения между суровыми степными воинами бывают только по обоюдному согласию, то вдруг пугаешь, что Дереку надо опасаться за свою честь. Или просто боишься, что тебе он отказывает из принципа, а поведется, например, на обаяние Айдара?

— Тесса! — возмутился встрепенувшийся Аслан, которому и в голову раньше не приходили подобные дикие предположения, но сейчас он здорово засомневался в отсутствии женской интуиции. — Рыбка моя, давай, ты позавтракаешь без меня, а я скоро вернусь, ладно?

— Хорошо, — уже не в силах сдержаться от смеха, глядя на всполошившегося мужа, пробормотала девушка. — Хих... Ты только плащ подлиннее выбирай и застегивай сам, аха-ха... поплотнее...

Она редко видела мужа в таком нервозном состоянии, привыкнув к его выдержке, которая подобает командиру над сотней лихих отменных бойцов, но теперь ей было действительно смешно. И даже аппетит появился. Жаль, что не сможет напроситься посмотреть на это представление. И теперь оставалось только гадать, будут ли также веселиться родичи мужа, разгадав истинную причину заботы о рядовом бойце лаэрской сотни, или сделают вид, что не заметили? Лишь бы только Дерек не стал артачиться, не желая, чтобы хозяин крепости выделял его среди прочих. Презентованный плащ с плеча лаэра показывал особое расположение. Нужно ли оно сероглазой язве? Но если он не возьмет, она готова и сама отправиться и заставить его тепло одеться. Нечего выпендриваться, не военное положение, чтобы пренебрегать комфортными условиями службы своему господину. Раз Аслан выбрал его для столь ответственного и деликатного поручения, пусть ценит и остальные милости!

Тесса решительно уселась за накрытый к завтраку стол и подвинула ближе к себе чуть теплые оладьи и розеточку с вареньем. Пока она не может видеться с Рени и не заявились нежеланные гости, как раз есть время, чтобы закончить вышивку подушки для Дерека, которая все время откладывалась по разным причинам. Но зато у девушки был для него еще один подарок — любовно связанный теплый и мягкий свитер из шерсти мериносов, практически идентичный тем, что она связала уже Рени и Аслану. Только своим мужчинам она уже вручила их, а вот Дереку, несмотря на то, что зима уже наступила, и он бы пригодился ему для увольнительных в город, чтобы не уходить в форме гарнизона, просто так подарить не могла. Объяснять свой выборочный альтруизм Аслану не хотелось. Потому что муж не сумел бы понять... То, что ее сердце способно любить не только двоих — ее вина. Наверное, какая-то патология. Так не должно быть... Но Аслану она не собиралась причинять лишнюю боль. Она — женщина варвара. И, как настоящая хранительница семейного очага, просто не имеет права разжигать конфликтные ситуации в собственном доме. Нельзя вызывать бушующие пожары необузданных страстей и черной ревности, опустошающей души, потому что за этим последует смерть одного из ее слишком похожих мужчин. Она не готова выбирать жизнь для кого-то одного. Пусть все любимые будут счастливы здесь, в Замке, хотя бы отчасти. А ей хватит того тепла, которым с ней готов поделиться каждый их них...

* * *

Теплый плащ, который Аслан намеревался подарить Дереку, отыскался сразу, но вот с тем, чтобы отнести его новому хозяину, возникли проблемы. Сначала лаэра перехватил Инвар, которому срочно требовалось решить кое-какие вопросы, и они отправились в комендантскую. Затем к ним присоединился Орис. Аслан только вздохнул, понимая, что в приоритете нужды обитателей Замка-крепости, а не отдельно взятой личности. За несколько часов Меченый вряд ли успеет замерзнуть. Бывшему наемнику не привыкать к суровым условиям зимы. К тому же ему необязательно стоять у шатра по стойке 'смирно', может и размяться, выполнив какой-нибудь комплекс упражнений.... и у любого из разведенных степняками костров погреться, благо они неподалеку от старой казармы. И убежище Рени остается на виду под бдительным оком его персонального охранника.

Потом заявилась Марта, уточнить, действительно ли господин собирается устроить назавтра пир, как и обещал недавно, ожидая своих сородичей, или все же приурочат праздничное застолье к приезду столичных гостей?

— Нет, Марта, — поморщился лаэр, вспомнив о необходимости скорой встречи. — Давай-ка ты завтра с утра выдай Антиге все необходимое, пусть к вечеру готовится...

— А не обидятся Ваши-то, что на третий день только их привечают, как полагается? — осторожно спросила комендантша. — А то еще и сегодня не слишком поздно. Если надо, я ребят возьму для подсобных работ, — быстро глянула она на мужа, даже не сомневаясь, что он выделит ей проштрафившихся бойцов, которым следует отрабатывать наряды. — К вечеру управимся!

— Нет, Марта, — улыбнулся хозяин Замка-крепости. — Сегодня пока праздновать нечего, а вот завтра... — оборвал он себя, не желая отпугнуть удачу, потому как сердце почему-то было не на месте. И ведь понимал, что процедура нанесения отличительного знака хоть и болезненна, но вполне переносима, недаром же такой чести удостаивают мальчики-варвары, достигшие 12-14 лет и доказавшие, что уже заслужили первые элементы рисунка, который становится все сложнее по мере их взросления, свершения заслуживающих особого уважения поступков, как воинов-защитников Клана, так и внесших значительную лепту в процветание всего Рода. Но все равно что-то беспокоило и заставляло переживать, как с этим справится его Котенок. — В общем, все завтра! И парней завтра возьмешь Антиге в помощь, если ее помощницы не справляются.

— Да нет... шустрые девахи-то. Ежели затемно кухарить начнут, то к вечеру как раз со всеми блюдами управятся. Так сразу даже и не определюсь, какую потом тут оставить, — вздохнула жена коменданта. — Пусть Антига решает. Ладно, пойду тогда, а то у меня еще дел непочатый край. Халар дюжину новых простыней требует, — пожаловалась она.

— Ну так что, на складе нет, что ли? Закупать надо? — удивился Аслан.

— Почему нет? У меня на складе все есть! — гордо вскинула голову женщина. — Только все равно не люблю я такую расточительность. Зачем же хорошие на тряпки рвать?

— А зачем ему тряпки, полотна на бинты не хватает? — озадаченно нахмурился лаэр, переглянувшись с комендантом, который отвечал за обеспечение лазарета всем необходимым.

— Да он этому парню обмороженному, что вчера привезли, какие-то перевязки особые делает. А уж до чего снадобья въедливые да вонючие — не отстираешь...

— А! Ну это ничего, лишь бы помогло, — успокоился Аслан. — Кстати, как сам-то пациент? Не видела?

— Сама не видала, Халар сказал, нельзя пока у его постели проходной двор устраивать, мол, не ярмарка тут, чтобы просто поглазеть прийти. Но все так же, горит в жару, — покачала головой сердобольная женщина. — Пока не лучше ему, бедненькому... Да и лекарю отдохнуть не помешало бы — всю ночь с ним просидел.

— Ладно, чуть позже решу этот вопрос, — кивнул Аслан, отпуская комендантшу.

— Ну а нам осталось решить, что с арбалетами? Будешь хвастаться нашим новым кузнецом перед столичными гостями? — снова вернулся Орис к мучающей его теме.

— Там посмотрим. Давай, пока проследи, чтобы убрали все лишнее с чужих глаз, а по ходу дела решим, будем посвящать их в возможности нашего арсенала, или обойдутся.

— Хорошо, — согласился Орис. — А то, сам знаешь, эти злые языки да зависть к твоей независимости такого твоему отцу потом наплетут в донесении, как бы Правитель не решил, что ты тут к захвату власти готовишься, — буркнул первый помощник.

— Ну и фантазия у тебя, — рассмеялся Аслан. — Ты же прекрасно знаешь, что отцу наследует Дамир. И я не пойду против родного брата. Да и вообще — ненавижу столицу с ее интригами. Своей земли хватает вполне, чтобы чувствовать ответственность за людей и насладиться властью.

— А если мало будет — в Степи тебе всегда рады, — вставил Инвар. Он-то прекрасно знал, что хозяин Замка-крепости на границе Энейлиса вполне законно мог претендовать и на хороший кусок варварских земель по праву наследника сестры Верховного Вождя. Только вот коменданта вполне устраивала и занимаемая должность, и нынешний лаэр — его господин, которому он присягал на верность. Так что старший Караскет всем сердцем поддерживал позицию Аслана, считающего, что ему хватает местной власти. Да и зачем ему кусок, который может застрять поперек глотки? Здесь — он уважаем и любим своими подданными. Здесь — его умница, красавица жена, не рвущаяся к столичной жизни, и даже мальчишка-наложник, которым лаэр тоже дорожит. Здесь — преданные бойцы, готовые идти за своим командиром хоть в пекло. Да и соседи-варвары, его родичи, не подведут. А в столице будет слишком много недовольных вельмож и влиятельной аристократии, не допускающих мысли, что на престол взойдет полукровка-варвар.

Степняков многие боялись, не понимая и не принимая их порой слишком суровые законы, по которым те существовали по соседству с Энейлисом уже не первый век. Да еще живы были свидетели кровавых и жестоких войн, помнящие лихих бесстрашных и безжалостных воинов, сумевших заставить уважать свой народ все сопредельные государства. Вот только и Аслан в глазах многих был таким же непредсказуемым варваром. Младшего сына нынешнего Правителя уважали за открытый характер, несгибаемую волю, лидерские качества, строгие понятия о чести и достоинстве, нежелание участвовать в плетении интриг, верность молодой жене и за многие другие свойства его личности, которыми, порой, не обладали и сами. Но, несмотря на то, что у него не было настоящих врагов, простить ему воспитание в Степи среди настоящих варваров с их воинственной сущностью и пристрастием к нетрадиционным отношениям, не могли.

— Да, — легко согласился лаэр. — Во мне достаточно крови Рода, но, скорее, я — принадлежу Клану, а не наоборот, — улыбнулся он.

— Хорошо бы, чтобы они обошлись без твоей помощи, — буркнул Инвар, при котором не раз обсуждалась возможность участия Аслана и его бойцов в поддержке степняков на границе с беспокоящими их соседями.

— Пока обходятся, — посерьезнел варвар, — но, боюсь, мое участие все-таки потребуется...

Не сейчас, так позже. Это противостояние продолжается уже не первый год. Пока удается сохранить торговые пути, и убытки экономике страны не слишком большие, несмотря на то, что в приграничной зоне конфликта не возделываются поля и заброшены пастбища. Но погибших с той и другой стороны все больше. И их души требуют отмщения, — мрачно добавил Аслан. — Пока удается удержать молодняк, жаждущий личных подвигов. Мальчишки не видели настоящей бойни, голода, болезней и смертельных ран. Они слишком идеализируют образ славных ветеранов и павших героев, наслушавшись баллад у костров. Я согласен с Тагиром и Даутом, отдавшими свои голоса за то, чтобы не предпринимать наступательных действий. Завоевательный поход не ко времени, наши потери будут не оправданы. Так что подождем, не решится ли амбициозный сосед на самоубийство своей армии. И вот если решится... Я не буду ждать, гадая, сумеет ли враг дойти до этого Замка. Моя земля начинается не здесь, на границе Энейлиса, а в сердце Степи... Впрочем, это не та тема, которая занимает меня в данный момент, — жестко закончил он. — Еще вопросы есть?

— Пока нет, — покачал головой Инвар. — Кроме одного.

Аслан вопросительно поднял бровь.

— От купеческой Гильдии нет вразумительного ответа, — продолжил комендант, — будут они забирать обоз погибшего или нет. И вдове сейчас не до этого. Родственники тоже не объявлялись. А вдруг там что скоропортящееся? Вскрывать, что ли, самим все тюки?

— Плохо, — согласился лаэр. — Давай, во второй половине дня займемся. Возьмешь пару людей в свидетели, составим опись, акт, тогда и решим, что делать.

— Ясно, — кивнул Караскет, вставая.

— У меня нет вопросов, — поднялся первый помощник.

— Орис, возможно наши гости захотят посетить оружейный склад...

— Я понял, Аслан, — ухмыльнулся боец. — Лишнего они не найдут.

— Отлично! — удовлетворенно кивнул лаэр, и, подхватив скатку, в которую был свернут теплый плащ для Дерека, наконец-то отправился к старой казарме.

* * *

Дерека Аслан заметил еще издалека, тот стоял на своем посту у входа в шатер, миролюбиво перебрасывающегося какими-то шуточками с проходившими мимо него степняками.

Демонстрировать свое особое отношение к этому парню лаэру не хотелось бы, но и менять принятое решение он не стал.

Подойдя ближе, наткнувшись на хитрый прищур серых глаз и ехидную ухмылку, Аслан почувствовал знакомое тепло, разливающееся в груди в предвкушении очередной словесной перепалки. Эта язва, похоже, пообвыкся здесь, и вполне свободно чувствует себя среди варваров. Ну что ж, тем лучше. Хоть за него не придется переживать.

— Собрался сменить меня на ночь? — кивнул Дерек на свернутый плащ в руках господина.

— Не сегодня, — мотнул головой Аслан, прямо взглянув в глаза того, кто никак не желал облегчить его страдания и осуществить нереализованное желание. Впрочем, в этом была и своя прелесть их странных отношений.

— Вообще-то, насколько я понимаю, в шатре должно быть тепло...

— В шатер я смогу зайти только завтра. И плащ мне там не понадобится, — улыбнулся лаэр. — Он для тебя.

— Для меня? — стушевался Меченый, не ожидая подобной заботы.

На изуродованном шрамами лице бойца промелькнули растерянность, благодарность и понимание... Аслан, старавшийся не упустить смены эмоций парня, только расслабился, но тут же наткнулся на колючую сталь в сузившихся глазах Дерека. — Ты думаешь, что мне это действительно нужно, мой господин? — сквозь зубы процедил он. — Я не настолько завистлив к более приближенной тебе особе, чтобы переживать из-за нехватки твоего внимания...

Меченый хотел сказать совсем иное, что только лишь в первые минуты, пока Ренальд рассматривал свои подарки, в нем шевельнулось что-то вроде зависти, да и то из-за того, что мальчишка стал теперь обладателем редчайшего оружия — клинков из голубой стали. Но ему уже объяснили, кто имеет право держать подобные игрушки для настоящих мужчин в руках, и Дерека отпустило. Что поделать — в нем нет ни капли редкой, бесценной для степняков крови. Оставаться наемником в душе, не ведающим ни Рода, ни племени, легче. Гораздо проще мириться с мыслью о том, что служба лаэру, по сути, тот же контракт, если не помнить о том, что он бессрочный... Сдержит ли Аслан свое слово, вернув рабу волю?

А в остальном... У него и так все в полном порядке. Солдаты гарнизона — отличные надежные товарищи. С большинством не просто ровные отношения, а вполне мирные, даже дружеские. Лошади в конюшне лаэра и так неплохи, чтобы завидовать обладателю чистокровных степных красавцев. У Аслана и то полукровка... А прочее Дерека не слишком трогало. В Замке-крепости элитную сотню, в которую он входил 'сто первым', людей обеспечивали всем необходимым — крыша над головой, чистая постель, кормежка три раза в день — до отвала. Да за службу еще и довольствие полагалось. Что еще надо?

Да ничего, кроме свободы...

Смешно сказать, но он время от времени просто забывал о том, что раб. Все-таки отсутствие клейма или рабского ошейника здорово расхолаживает...

И вот теперь хозяин решил облагодетельствовать и его? Неужели думает, что его душит зависть к наложнику, принятому в Клан степняков родичем? Да наплевать! Мальчишке нужна защита, а он как был по жизни одиноким волком — так и останется, ни к чему ему проситься в стаю и доказывать свое место при вожаке...

— Не стоило беспокоиться, мой господин, — с трудом проглотив горький ком, произнес Дерек.

— Я решаю! — сердито оборвал его лаэр. И, резко дернув ремни, удерживающие скатанный плащ, развернул его и набросил на плечи своего бойца, не позволив ему отшатнуться.

Дерек возмущенно вскинул подбородок, собравшись высказаться по поводу такого произвола, но, увидев упрямо сжатые губы своего хозяина, объявившего рабу свою волю, неожиданно усмехнулся. Слишком уж отпечатался в памяти почти такой же маневр Аслана полугодовой давности, когда во время бушующей грозы он вызвался добровольцем на дальний пост, чтобы сменить Мартина. Да и в самом деле глупо отказываться от ненужной заботы, потому что неожиданно легкий для своего предназначения зимний плащ, мягко, словно обнимая, лег на плечи, свободно укрыв до самых щиколоток ног. Не стесняя движений, он отрезал промерзшее под облегченной амуницией тело от злого, колючего ветра. В таком и впрямь можно спать на снегу. Благо и капюшон с меховой оторочкой имелся.

— Застегнись! — властно приказал Аслан, недовольно зыркнув на застывшего бойца, буравящего его нечитаемым взглядом. Точнее, во взгляде Меченого было столько всего понамешано, что, наверное, он и сам не мог понять, какие эмоции преобладают. То ли поблагодарить хозяина, то ли высказать свое недовольство его дурацким поступком. Ну зачем он снова, словно нарочно выделяет его?

— О! Аслан, я смотрю, ты вспомнил старые традиции, и Стража Духа приставил? — дружелюбно улыбаясь, подошел Ильяс.

— Ну да, приставил, — согласился лаэр, предупреждающе взглянув на Дерека, чтобы тот не вздумал артачиться. Если честно, ему только что пришло в голову правдоподобное объяснение присутствия здесь Меченого для своих сородичей.

— Тогда и от нас второго надо! — огорошил степняк. — Мы тут все утро маемся, все хотят Стражами в почетном карауле побывать! Что же ты сразу не сказал?

Дерек, машинально просунув руки в прорези плаща и застегнув ремешки, в недоумении обернулся к степняку:

— Какими Стражами?

Хозяин Замка скрипнул зубами. Отказать своим в таком особом случае он не мог, но для Дерека захотел пояснить сам, коротко и по существу, пока Ильяс не рассказал древнюю сказку, в которой выходило, будто миссия Стража Духа чуть ли не главнее, чем сам охраняемый воин, готовящийся к священному ритуалу:

— В Степи есть такой обычай. Во время бдения молодого воина накануне нанесения ему отличительного знака Рода, обычно старшие родичи снаружи охраняют, чтобы Злые Духи Мертвых Курганов не помешали ему очистить свои помыслы от всего лишнего. 'Дабы душа нового воина была прозрачна и чиста, как вода в горном ручье, перед встречей с Великими Духами...' — пафосно закончил он заученной цитатой.

— Аслан, извини, конечно, но разве Священного Огня не достаточно, чтобы Великие Духи согласились пообщаться с воином? — с долей сарказма спросил Меченый, намекая на специфический дымок, курящийся над шатром. Он же сам был свидетелем того, как в разожженный внутри очаг подбросили специальные травки, явно обладающие свойством вызывать видения. — Мне кажется, что через пару часов даже я, непосвященный, смогу увидеть ваших Великих Духов, — шумно втянул он воздух.

Как ни странно, но желчное раздражение из-за поступка Аслана улеглось, словно тоже отогрелось под теплым уютным плащом, или одурманено утихомирилось, почувствовав слабый аромат, принадлежащий законному владельцу вещи. И теперь Дерек изо всех сил старался не обращать внимания на отвлекающий фактор, надеясь, что не повторится глупая история, когда казалось, что запах Аслана преследует его, не давая даже на время забыть о его существовании. И о том, что его господин хочет от него, и, как ни наивно, о том, что он сам хотел бы получить от лаэра.

Ильяс подавил улыбку, покосившись на Аслана, но вмешиваться не стал, желая послушать, что ответит он.

— Дерек, соблюдая древние ритуалы, мы тем самым подтверждаем связь поколений, помним наши легенды и чтим традиции предков. В Степи нельзя иначе, — серьезно ответил хозяин крепости.

— Ну да, про варварские традиции все понятно, только, похоже, глубинный сакральный смысл от меня все равно ускользает... — скептически скривился Меченый.

— Не стоит упрощать, — улыбнулся Аслан. — Тебе ли не знать, как шалеют пацаны, почувствовав, что вошли в силу и получив право на ношение смертельного оружия. Да плюс еще не имеющие возможности удовлетворить естественные самцовские потребности. Они должны научиться видеть грань между 'хочу' и 'могу', между добром и злом. Знать, что любое их деяние, скрытое от глаз сородичей, будет увидено высшими судьями. Узрев Великих Духов, поверив в их существование, легче мириться с тем, что никуда не деться от безнаказанности.

— Ты хочешь сказать, что эти видения пробуждают совесть и ставят внутренние запреты на беззаконные действия?

— Ну, если примитивно... — вставил Ильяс.

— Скажем так, — подтвердил Аслан. — Это служит сдерживающим фактором при принятии взвешенного решения — готов ли ты морально искалечить или оборвать чью-то жизнь. Сможешь ли доказать, что это было сделано не по собственной прихоти, а во благо процветания всего Клана.

— То есть — уничтожение врагов — поощряется, а нанесение тяжких телесных, например сопернику, с которым не поделили женщину или кусок пастбища — нет?

— Ну, в целом ты меня понял, — кивнул Аслан.

Дерек вздохнул. Действительно примитивно, но если это действует, пусть соблюдают свои ритуалы. Пацанам в таком возрасте, когда очень хочется доказать всем и каждому, что ты уже не ребенок и заставить любым способом, если не уважать себя, то хотя бы бояться, действительно нужны ограничительные рамки. Кстати, младшему Караскету тоже не мешало бы показать Великих Духов варваров. Похоже, Всевидящие с парнем редко общаются, раз он до сих пор никак не переболеет непонятной ненавистью к Рену.

— Аслан, каждый из наших хотел бы удостоиться чести... — напомнил Ильяс.

— Я понял, — улыбнулся лаэр. — Думаю, оставшегося времени хватит, чтобы все успели постоять на страже.

— Отлично! — просиял степняк. — Сейчас организуемся! — быстро развернулся он, резко свистнув.

Аслан ухмыльнулся, а Дерек даже вздрогнул от неожиданности. Видимо, это служило каким-то сигналом, потому что меньше, чем через минуту возле шатра объявились все степняки, которые в данный момент находились поблизости.

— Айдар, распорядись насчет очередности Стражей, — кивнул хозяин Замка-крепости другу.

— Конечно! — обрадовано расцвел степняк, сделав какой-то знак своим, отчего те моментально подтянулись и выровняли строй.

Дерек только удивленно присвистнул, не ожидая такой дисциплины от свободолюбивых и гордых сыновей Степи. Похоже, Айдар пользовался непреклонным авторитетом.

— А я? — озадачился Меченый, поняв, что желающих удостоиться чести столько, что едва ли каждому достанется и по часу почетного караула. — Думаешь, я сам не справлюсь?

— Можешь отдыхать, можешь оставаться, — пожал плечами Аслан. — Я не могу отказать без весомой причины, иначе это будет выглядеть оскорблением. Миссия Стража Духа — это великая честь для каждого степняка. Кроме того, изъявляя добровольное желание охранять молодого воина, так они показывают свое отношение к члену своего Рода. Смотри, они уже определились, — покосился лаэр на быстро распределившихся в караул сородичей. Похоже, только Руслану не нравилось распоряжение воина, назначенного старшим. Однако оспаривать решение командира парень не смел. На скулах юноши гуляли желваки, твердо сжатые губы и хищно раздувающиеся крылья носа красноречиво указывали на то, что тот еле сдерживает бешенную злость или обиду.

— Все свободны, — взмахнул рукой степняк и обернулся к Аслану, не обращая больше внимания на стиснувшего кулаки и застывшего столбом Руслана, так и не двинувшегося с места, когда остальные уже, определившись с очередностью, вновь разошлись, чтобы заняться прерванными делами.

— Айдар? — вопросительно поднял бровь Аслан, не собираясь заступаться за племянника, но желая получить разъяснения.

— 'СТАРШИЕ родичи', — коротко отчитался степняк, поняв невысказанный вопрос друга, и выделив интонацией ключевое слово. Похоже, ему и самому было немного неловко за свое решение, но, видимо, традиции предписывали не мучиться сомнениями.

Дерек перевел взгляд с говорившего на Руслана, глядящего куда-то вдаль, поверх голов присутствующих, и, похоже, не видящего сейчас никого вокруг, и невольно посочувствовал парню, которому приходилось усмирять раздирающие его эмоции. Обуздание гнева и обиды — важно для выработки хладнокровия достойного воина, но по-человечески, было жаль пацана, чьи чувства оказались задеты. А кому бы не было обидно, что отстранили от этой почетной миссии, ссылаясь на традиционные условности? Ну и что такого, что они с Рени ровесники. Можно подумать, что остальные степняки намного старше наложника. Жестоко. Одно слово — варвары...

Аслан кивнул, еще раз с сожалением взглянул на племянника и решил подойти к нему. Дерек не был уверен, что его господин поступает правильно. Похоже, любые слова сейчас излишни. Парень на взводе, лучше не трогать.

— Я первый! — объявился рядом Ильяс, обвешанный оружием.

— Ну тогда... — Меченый попытался расстегнуть ремешки на плаще, намереваясь отдать его новому караульному.

— Ты что? — остановил его Айдар. — Не выдумывай! И не обижай Аслана. Это его долг, как отвечающего за Рена, на время бдения обеспечить тебя всем необходимым! И возвращать такой дар нельзя!

Дерек скрипнул зубами, принимая объяснение заботы лаэра. Но, выходит, теперь и отказаться-то никак? И вот как он припрется с таким подарком в родную казарму? Может, 'забыть' его здесь? Хотя, жаль — и впрямь отменная вещица в зимнем походе. Впрочем, ребята поглумятся немного и заткнутся, как обычно, принимая как должное. За полгода уже все привыкли к тому, что его положение тоже особое. Хорошо хоть, не такое двусмысленное, как у Ренальда.

Что-то сказавший Русику Аслан (отчего мальчишка просветлел лицом и отправился в сторону прячущегося за деревьями парка хозяйского дома), обернулся и подошел к ним. Услышав последние слова друга, лаэр серьезно подтвердил:

— Да, все именно так, как он говорит, — с благодарностью взглянул хозяин Замка на сородича, костеря себя в душе за то, что сам не нашел такого простого объяснения. А ведь мог бы вовремя сообразить и, пользуясь удобным случаем, подарить сероглазой язве не только плащ, но и еще что-нибудь, отчего тот не смог бы отказаться.

— Благодарю, мой господин, — склонил Дерек непокорную голову. Однако его слова запоздалой благодарности прозвучали искренне, и Аслан ободряюще хлопнул бойца по плечу, принимая понятные только им двоим извинения.

— Ты не волнуйся, все будет нормально, — с затаенной грустью произнес Айдар, понимая гораздо больше остальных значение подобного жеста между Асланом и Меченым.

— Да я не только за Рена переживаю, — досадливо поморщился лаэр, сделав вид, что не замечает настроение друга детства. — Я-то на вас надеюсь, и знаю, что все будет как надо. Но тут еще и Гильдия не спешит помочь решить вопрос.

— Ты о товарах бедолаги-купца? — поинтересовался Дерек.

— Ну да... Ума не приложу, что теперь с ними делать — то ли вскрывать, то ли просто отправить к вдове...

— Улита, — лаконично заметил Дерек.

— Что, Улита? — не понял лаэр.

— Ты забыл? Девчонка — дочь купца. Улита же вроде ему помогала какое-то время. Пусть докажет, что не зря ее папаша сокрушался, что она не парнем родилась.

— Хм... — оживился Аслан. — И правда! Все рано девка просто так бездельем мается, может, и подскажет что-нибудь cтоящее. Надеюсь, Мартин не будет против.

— Не будет, — уверенно кивнул Меченый, зная отношение младшего Караскета к ненавистной жене.

По хорошему жаль было обоих 'молодых', но так по-глупому угодивший в расставленную ловушку товарищ все-таки вызывал больше сочувствия среди солдат гарнизона.

— Айдар, если не занят, пойдем со мной, — предложил лаэр степняку. — Вы же нашли обоз. Надо оформить, опись составить...

— Конечно, — сразу согласился друг.

Дерек про себя ухмыльнулся, неосознанно наслаждаясь теплом плаща с плеча лаэра. Похоже, Аслану необязательно было спрашивать. Варвар сейчас и так отложил бы все дела, да напросился в сопровождающие.

Вроде бы суровый брутальный степняк, состоявшаяся личность, несомненный лидер среди своих, один из первого десятка отменных воинов... Только и ему, похоже, трудно мириться с безвозвратно ушедшей юношеской привязанностью...

'Нет, все-таки, никаких близких отношений между мужиками быть не должно...' — решил Меченый, заставив себя отвернуться.

Но перед мысленным взором так и стояла картинка — удаляющиеся в сторону дома, смеющиеся над чем-то Аслан и Айдар. Гордая осанка лидеров, широкий разворот плеч под теплыми куртками, иссиня-черные длинные косы от затылка до лопаток с вплетенными шнурками то ли оберегов, то ли спрятанных в густых шевелюрах лезвий и спиц, широкие кожаные ремни с ножами без чехлов (и как только не боятся сами пораниться?), узкие бедра, длинные стройные ноги с четким рельефом мышц под обтягивающей замшей национальных штанов, заправленных в удобные сапоги, и наполненные непередаваемой звериной грацией движения, привыкших к свободе и своему превосходству в данном ареале хищников... И ни с чем не сравнимый аромат горячей кожи лаэра после спарринга или...

'Тьфу, тьфу, тьфу, привидится же такое!... — судорожно оттянув ворот Асланова плаща, хранящего его запах, помотал головой Дерек, прогоняя морок и отчаянно ругая своего 'заботливого' господина. — Вот гадство! Неужели снова?!'

6.

* * *

— Руслан? — удивилась хозяйка Замка, подняв голову, когда почувствовала легкий сквознячок открывшейся двери гостиной. Русик так же как и остальные варвары передвигался практически бесшумно.

— Добрый день, Тесса! — радостно поприветствовал племянник Аслана девушку. — Рукодельничаешь?

— Да, — улыбнулась она, с сожалением откладывая пяльцы в сторону. — Чем же еще благородная леди может занять свой утренний досуг?

— Ну... — немного смутился юноша, — я теперь даже и не знаю...

— Что такое? Говори уже, а то ведь умру от любопытства, — напугала она, старательно пряча лукавые смешинки в глазах.

— Нет, умирать не надо! — твердо решил Руслан. — Аслан мне тогда голову оторвет, и отец еще добавит, — поежился он вполне серьезно.

— А без головы-то тебе не все ли равно будет? — все-таки рассмеялась Тесса. — Кстати, как устроились на новом месте? Невеста не приснилась?

— Тесса! — возмутился Русик. — Мне еще рано о девушках думать!

— Ладно, прости, — усмехнулась она. — Про твоих парней мне не интересно. Так как устроились?

— Отлично! — отчитался он. — В казарме разместились со всеми удобствами. Антига побаловала завтраком. Ну, собственно, и все... — слегка скис юноша.

— Ну говори уже, с чем пожаловал? — прогнала Тесса улыбку. Все мысли сейчас почему-то были о Рени. Как он там?

— Аслан отослал меня сюда, сказав, что тебе требуется спутник для верховой прогулки. Я же не знал, что ты тут вышивкой занята...

— Так это легко поправимо! Сейчас переоденусь, и прогуляемся, — с облегчением вздохнула девушка. — Мне показалось или что ты чем-то расстроен? — внимательно вгляделась она в лицо юного варвара.

— Почему ты так решила? — стушевался парень, не собираясь рассказывать, как действительно неприятно задело то, что его не допустили побыть Стражем Духа.

— Руслан, я тебя хоть и не так часто вижу у нас в гостях, но все-таки обычно ты выглядишь более жизнерадостным, — призналась она, отметив как тот машинально теребит массивный браслет замысловатого плетения из темной кожи, проклепанный мелкими железными скобками, который достался степняку от слишком знакомого Тессе мастера. Похоже, Русик с ним так и не расставался, бережно храня подарок друга. И Рени так же носил его подарок, чем поначалу здорово нервировал обоих своих хозяев. — Поделиться не хочешь?

— Не хочу, — тяжело вздохнул он, поняв, что его досада на Айдара, принявшего такое несправедливое решение, будет похожа на ябедничество. Он давно уже не ребенок, и для воина подобное недопустимо.

Стараясь не встречаться с внимательными насмешливыми глазами жены Аслана, которая интуитивно чувствовала его настроение, парень рассеяно оглянулся по сторонам.

— Знаешь что, — предложила Тесса, кивнув на огромную вазу с фруктами, стоявшую на столе, — возьми яблоко. Если тебе не принципиально прямо сейчас ангажировать меня на прогулку, подожди, пока я закончу вышивку. Осталось совсем немного. А потом или верхом прогуляемся или поспаррингуем, хорошо?

Руслан сначала скептически покосился на девушку, вовсе не прельщенный перспективой становиться ее напарником в тренировочном бою. Сомнительная честь для воина сражаться с девчонками. Но потом оживился:

— Может, лучше посоревнуемся в метании ножей?

— Давай! — согласилась Тесса. — Я так понимаю, нам с тобой друг друга весь день развлекать? — нечаянно угадала она.

Руслан, вспомнив о чем-то, удрученно кивнул. Аслан, конечно, преувеличил значимость его миссии, сказав, что его жене нужна надежная охрана, и поэтому он ему по-родственному доверяет самое драгоценное. Ха! А то никто не знает, что Тесса сама за себя постоять сумеет. Но все равно Руслан предпочел бы сейчас не развлекать хозяйку Замка, а стоять в почетном карауле Стража Души.

— Не расстраивайся, Русик. Скушай яблочко, я быстро! — схватила девушка пяльцы.

— Покажи? — заинтересовался варвар, пытаясь угадать, что же изображает нитяной рисунок.

— Закончу и покажу, — пообещала Тесса. — Ты лучше расскажи, как там моё Сол... Рени? — быстро поправилась она.

— Рен готовится, — не услышал ее оговорку Руслан, вгрызаясь крепкими зубами в румяный бочок наливного яблока.

— Русик, расскажи, как это происходит? — вскинулась Тесса, чуть не уколов палец, но быстро взяла себя в руки. — Нет, про посвящение, наверное, нельзя. Ты про свои ощущения расскажи, — пояснила она, увидев, что парень скривился, соображая, как бы поделикатнее отказать. Ритуал нанесения татуировки воину — таинство. Оно и должно оставаться таковым для непосвященных. Понятно, что он не станет рассказывать о нем любопытным девчонкам.

Несмотря на то, что она была женой двоюродного дяди молодого варвара, наверное, для него все-таки оставалась почти ровесницей. Да и социальное положение, если отбросить условности принадлежности к двум разным культурам, примерно одинаковые. Руслан — внук Верховного Вождя и сын Вождя Клана, а она — жена младшего сына Правителя Энейлиса.

— А Аслана ты спросить не хочешь? — попытался избежать откровений Руслан.

— Мне просто интересно, похожи ли ваши ощущения, — немного слукавила девушка. Она не собиралась признаваться, что ее больше всего волнует, может ли она угадать, что сейчас чувствует Рени? И его настроение? Конечно, степняки иначе воспринимают традиционные этапы становления личности и изменения своего положения среди своих сородичей. Но все-таки одно существенное сходство есть — они все, в том числе и Ренальд, — мужчины. — А что ты стоишь, присаживайся, — радушно предложила Тесса.

— Ну, я даже не знаю, с чего начать... — задумчиво протянул Руслан, покосившись на стоявшее неподалеку кресло.

От девушки не укрылось его замешательство. Она вытащила туго набитую подушку из-за своей спины, которую подкладывала, чтобы не уставала поясница, и без предупреждения кинула мгновенно среагировавшему парню. Руслан поймал ее на лету и, благодарно кивнув догадливой хозяйке дома, привычно опустился на пол перед креслом, скрестив ноги.

С хрустом приканчивая яблоко, он невольно залюбовался ловкими движениями рукодельницы, проворно укладывающей стежок за стежком на яркой вышивке, заканчивая сложный рисунок. Тесса сейчас была в простом тонком шерстяном платье. Такая домашняя, уютная...

И отчего-то невольно представилось, что у него будет такая же жена, как и у дяди Аслана — умная, приветливая, смешливая, знающая, как обращаться с иглой и метательными ножами... и такая же стройная, красивая...

— Руслан?

— А? — машинально откликнулся он, все еще витая где-то в облаках своего будущего.

— Русик, можно не в подробностях, так хоть в общих чертах опиши свое настроение тогда... — подняла голову Тесса и недоуменно уставилась на вспыхнувшего мальчишку, не понимая, что такого она попросила. Девушка была в полной уверенности, что пауза возникла из-за того, что тот собирается с мыслями, пытаясь вспомнить. На всякий случай, скосив глаза, даже поправила низкий край декольте, совсем скрыв очаровательную ложбинку между двух холмиков груди. Хотя вряд ли он, сидя на подушке, с пола мог рассмотреть что-нибудь настолько интересное. Насколько Тесса себе представляла, пока что мальчишек-варваров в его возрасте больше интересуют мужчины, чем женщины. И это вовсе не из-за извращенной психики степняков. Скорее — защитная реакция организма на бушующие гормоны, которому партнера противоположного пола все равно не видать до тех пор, пока не докажет, что он достойный воин, зрелый в своих решениях мужчина, и имеет право взять в свой дом жену, сумев обеспечить свою семью всем необходимым. В столь юном возрасте, в котором находился Русик, молодняк степняков редко покидал границы своих земель, и поэтому даже Дома Удовольствий им были недоступны, а в Степи о таких развлечениях на досуге и думать не смели. Слишком ценились их женщины. Да и парни, скорее всего, вызывают у юных варваров не столько похотливое желание спариться, чтобы избавиться от спермотоксикоза, сколько вполне объяснимую тягу к сильным лидерам, на которых принято равняться, стараясь превзойти. В общем-то, мужчин-воинов здоровые амбиции никогда не портили.

Вот только Руслан из-за ее целомудренного жеста чуть не подавился оставшейся половинкой яблока, надрывно закашлялся и смутился окончательно.

Пожалев родича мужа, Тесса легко поднялась с кресла и похлопала страдальца по спине:

— Прости, Русик. Я тебя заболтала совсем. Сначала яблоко доешь, — рассмеялась она, погладив юношу по плечу. — Я как раз закончу, а потом поболтаем, хорошо?

— Кхе... угу, кхм... — хрипло (потому что в горле пока еще першило) согласился Руслан, вытирая тыльной стороной ладоней выступившие на глазах слезы.

— Выброси ты этот огрызок, — улыбнулась хозяйка Замка.

— Куда?

— В камин, — небрежно кивнула Тесса на огонь. — И возьми еще.

— Я что-то кхе...больше не хочу, благодарю, — замотал головой степняк.

— Ну и зря! В яблоках очень много всего, что полезно для человеческого организма! Рени такой вазочки лишь на день хватает, — невольно загрустила она, снова подумав о своём Солнышке, вынужденном сейчас поститься. Машинально взяв в ладони еще одно румяное яблоко из вазы, Тесса на мгновение поднесла его к лицу, но, уловив тонкий аромат осеннего сада, еще больше окунувший ее в непрошеные воспоминания, подавила невольный вздох и протянула фрукт гостю. — Держи!

— Ладно, уговорила, — сдался Руслан, — Спасибо, Тесс!

— Кушай на здоровье, — улыбнулась девушка, отчаянно гоня прочь мысли о том, как было бы здорово, чтобы на месте племянника Аслана сейчас оказался его Котенок... их Солнышко...

Почему-то вдруг остро вспомнился тот день, когда они с Ренальдом второй раз рвали яблоки с той самой яблони, плодами которой она теперь угощала Руслана.

Первый поход за урожаем был еще летом, и закончился тем, что Аслану пришлось идти к Халару за противным снадобьем от несварения желудка, чтобы весь вечер не лицезреть их несчастные кислые физиономии, и потом он еще долго подтрунивал над незадачливыми дегустаторами незрелых яблок.

* * *

...Густой туман, стелившийся над землей, отступая под солнечными лучами, все дальше уползал в низину у заросшего рогозом прудика. Запах прелых листьев и горьковатого дыма сжигаемой листвы перебивал терпкий аромат поздних яблок, словно оттаивая на хрустальном холоде осеннего утра...

Сгребавший опавшую листву садовник, только посмеивался в седую бороду, глядя на госпожу и лаэрского мальчика, который ловко карабкался по толстому корявому стволу с влажной, потемневшей от утренней росы корой, уклоняясь от густых веток, что так и норовили зацепить волосы или хлестнуть по лицу. Мог бы просто потрясти или сорвать те, что висят пониже да поближе. Но паренек, оглядываясь на поощрительно улыбающуюся хозяйку, словно огромная белка, ловко переступая ногами по прогибающимся под его тяжестью ветвям, дотягивался до самых больших, с румяными бочками, срывая по одному плоду и сбрасывая в руки госпожи Тессы. Вот ведь нашли забаву! Да как ловко выходит — будто у ярмарочных жонглеров — ни разу не промахнулись.

Хозяйка-то в детстве, небось, еще наловчилась. Но оно и понятно, когда девчушка при отце среди солдат растет. Не в куклы же они с ней играли, вот и обучили "няньки" пацанским играм, да с какой стороны за оружие хвататься. А господский мальчишка — молодец! Теперь и не скажешь, что это все тот же нежный мальчик. Быстро освоился.

Садовник помнил, что вроде еще совсем недавно Рени только угрюмо взирал, как жена лаэра самолично лазила за мяукающим котенком на дерево, уговаривая при этом обоих (и котенка, и пацана), чтобы не переживали, дескать, ей эта забава — раз плюнуть! Хорошо хоть его самого за густыми кустами хозяева не увидели, а то как-то неловко... Разве ж девчонки лазают по деревьям? Да еще и замужние! Хотя, с варвара станется не порицать такое вот ребячество, а наоборот похвалить супругу за проявленную доблесть по спасению зверушки...

Садовник был удивлен, что господа решили полакомиться с утра пораньше, ведь предлагал им обождать чуток, дескать, найдется, кому собрать да доставить к господскому столу именно эти, поздние. С остальных-то яблонь давно уж урожай собрали, а с этого дерева через пару дней собирались снимать последки, но можно же и сейчас кого-нибудь послать. Ну разве ж они послушали! Все сами, невтерпёж им...

А яблоки в этом году и впрямь хороши уродились — крупные, сочные, без парши... Хорошо хоть не стал спиливать и выкорчевывать дерево по весне. Ведь несколько лет яблоня как неживая стояла. Да рука не поднималась совсем ее загубить. Все надеялся, авось очухается. Она ведь еще от старого сада здесь осталась... И вот, поди ж ты! Ожила аккурат по весне, правда, позже всех, словно и впрямь никак не могла пробудиться после долгого сна. Но зато и родила неслыханный за последние годы урожай. Куда там рогатины приставлять, чтобы ветки не обломились под тяжестью! Три больших сука вообще спилить пришлось, чтобы ствол не разорвало...

В тот день Тесса вышла на площадку потренироваться. Она бы и не собралась за яблоками. Да Дерек с Юджином, возвращаясь в казарму с дальней заставы, "срезали" путь через фруктовый сад, что раскинулся в старой части крепости за первой стеной... Бойцы соблазнились хозяйскими яблоками, подобрав "для пробы" под деревом по паре штук. Юджин сразу же схрумкал свои и отправился отсыпаться, а Меченый остановился поглазеть на тренирующихся на плацу перед казармой парней. Увидев его, Аслан предложил размяться, и Дерек не смог отказать своему господину.

Закончили они скоро, взяв слишком быстрый темп, вымотавший обоих. Аслан после бурной ночи с женой все еще витал где-то в облаках, и Дерек, отстоявший на посту ночную смену, тоже оказался не в лучшей форме. Парни остановились, и теперь оба просто наблюдали за остальными, перекидываясь замечаниями о чужих ошибках, постепенно остывая, прежде чем разойтись.

Дерек, не успевший съесть сворованные яблоки, подхалимски поделился с усмехнувшимся варваром.

— Не вели казнить, мой господин, угощайся.

— Что так мало нарвал? — поддел Аслан. — Думаешь, сойдет за мелкое жульничество, а не за хищение господского добра?

— Я вообще не рвал, — признался Меченый, стараясь не смотреть у тот угол площадки, где его госпожа на маленьком пятачке раз за разом упрямо повторяла комплекс ухода из под атаки меча с переходом в контратаку. — Как-то неловко без спросу. Мы на земле подобрали.

— Значит, точно, дозревшие, — одобрительно кивнул лаэр, вытерев яблоко о ткань штанов на бедре, отчего отполированный фруктовым воском румяный бочок заблестел еще ярче и аппетитнее.

Тесса устало опустила меч, решив, что следует чаще тренироваться, потому что даже этот, выкованный под ее руку, сейчас казался уже неподъемным. Девушке не хотелось терять форму. Аслану нравилось, что в ней все еще живет бойцовский дух, да и самой приятно осознавать, что не позабыла уроки наставников, превратившись просто в добропорядочную жену и хранительницу очага большого дома. Заметив, что муж уже освободился, она тоже прекратила разминку и подошла к ним.

— Доброе утро, Дерек, яблочки трескаете?— улыбнулась хозяйка Замка парню со шрамами, изучающее разглядывающего её на грани приличия.

Раскрасневшаяся, с прилипшей ко мокрому лбу темной прядью... В облегающих стройные ножки замшевых брюках и свободной тунике, такая хрупкая, миниатюрная, но отважная и упорная... И, что интересно, легкий меч, который девушка несла в опущенной руке, едва не чертя острым концом по утоптанному плацу, вовсе не казался чем-то чужеродным ей. Аслан давно справился с яблоком, а Меченый успел откусить только один раз (хорошо хоть проглотил, а то бы сейчас, наверное, кусок поперек горла встал), даже дышать больно, как хотелось до нее дотронуться. Он так и застыл, любуясь...

— Рени! Иди сюда! — окликнул Аслан наложника, наконец-то сдавшего Верену свою утреннюю норму.

Тренировка подошла к концу и разгоряченные парни потянулись к казарме, чтобы переодеться и отправиться на завтрак. Плац потихоньку начал пустеть.

— Доброе утро, моя госпожа, — промурлыкал Меченый, отмерев от окрика лаэра и остро пожалев, что отдал фрукт хозяину, а не хозяйке. — У меня больше нет, — виновато улыбнулся он, и, с хрустом разделив свое пополам, протянул ненадкусанную половинку девушке, — не побрезгуешь?

— Не дождешься! — хмыкнула она, жадно впиваясь в сочную мякоть. — Ммм, как вкушшно, — невежливо, но так умильно поделилась Тесса своими ощущениями, зажмурившись от удовольствия. — Дерек, ты искуситель! Я еще хочу.

— Я не знал, что сегодня застану тебя здесь, моя госпожа, но готов пойти и собрать весь урожай, хочешь? — искренне предложил парень, при этом отчаянно подавив зевок.

— Не надо, благодарю, — улыбнулась Тесса, отведя взор от внимательных серых глаз бойца, и прижалась к Асланову плечу, словно ища поддержки. Дерек будто дразнил ее, произнося: "моя госпожа" чуть ли не с придыханием. Вот и, поди, разбери — то ли тонко издевается, подчеркивая ее статус, но обращаясь на "ты", когда рядом не было посторонних (а ее мужа он почему-то посторонним не считал), то ли ему самому доставляет наслаждение произносить слово: "моя", ни на что более осязаемое не смея надеяться. — Иди отсыпайся....

— Я нарву! — пообещал Рени, с вызовом встретив насмешливый взгляд Меченого.

— Я с тобой! — сориентировалась Тесса. — Хочу яблочный пирог!

— Так просто скажи Антиге, — заметил лаэр, попытавшись обнять любимую, но она ловко уклонилась из-под его руки, всучив ему свой меч. — Забери, пожалуйста.

— Давай, я кого-нибудь организую, — предложил Аслан. — Сейчас мигом целую корзину нарвут и на кухню отнесут.

— Ааа, я сама хочу испечь, — заупрямилась Тесса. — Сто лет уже не пекла. Надо же практиковаться время от времени.

— Я бы тоже не отказался попробовать, — облизнувшись, вставил Дерек.

— Приходи на полдник, — радушно пригласила хозяйка. — Будешь независимым экспертом. А то эти двое мои кулинарные способности все время только хвалят. Как-то подозрительно.

— Так вкусно же! — эмоционально воскликнул Рени.

— Ну еще бы, — съехидничал Меченый, — тебе, Мелкий, положено кормящую руку облизывать, да и мужу благоразумнее стряпню жены нахваливать, а то придется с нами в казарме ночевать... — ухмыльнулся он, но тут же оборвал себя, поняв, что шутка прозвучала пошловато.

— Но-но! — нахмурившись, погрозила Тесса пальцем распустившемуся бойцу. — Не так часто я их и балую. К тому же честно стараюсь, чтобы вкусно получилось. Ладно, Солнышко, пошли! — потянула она наложника мужа за рукав, опомнившись, что они стоят разгоряченные, а ведь так и простыть недолго.

— Рыбка моя, а завтрак?! Может, вы потом набег на сад сделаете? — без особой надежды предложил Аслан.

— Мы быстро! — бросила девушка, удаляясь. — Не успеешь соскучиться!

— Бегом туда и обратно! — проворчал лаэр, и рассмеялся, глядя на сорвавшихся с места Котяток, решивших исполнить его приказ буквально. А затем обернулся к Дереку. — Ну, быстро они вряд ли вернутся. Не хочешь составить мне компанию? Ты же не завтракал еще?

— Да нет, мой господин, — благоразумно отказался Меченый, решив, что зевающий компаньон для утренней трапезы варвару ни к чему. — Я лучше на полдник приду, если не возражаешь. Я пироги с яблоками очень уважаю. А сейчас — спать...

* * *

Тесса действительно закончила вышивку буквально за полчаса. Руслан догрыз второе яблоко, и все-таки рассказал о том, что он чувствовал перед нанесением первого контура татуировки, правда, очень коротко и сдержано.

— Ну, а теперь расскажи, как там твои? — поинтересовалась девушка. — К сестренке сватов еще не засылают?

— Да нет... — ухмыльнулся Русик. — Отец сказал, что она еще мала, чтобы самой разобраться в достоинствах женихов. Пусть подрастет.

— Ну, Вождю Рода, конечно, виднее, — согласилась Тесса.

— Вы лучше к нам в Степь приезжайте. Весной. Наши все будут очень рады, особенно мои домашние.

— Посмотрим, — улыбнулась девушка, убирая последний узел и пряча хвостик цветной нитки под вышитый лист кленового дерева так, что на первый взгляд не представлялось возможным отыскать его. — Я тоже соскучилась.

Тесса придирчиво поцарапала ноготком потайной узелок, сняла с пяльцев прямоугольник полотна и встряхнула его, расправляя.

— Ну вот, осталось отпарить, сшить боковины, набить и будет...

— Очередная подушка? — дошло до Руслана, который почему-то был уверен, что это настенный гобелен.

— Ты разочарован? — нахмурилась Тесса, с сомнением разглядывая двойной рисунок. Одна половина была похожа на ночное бархатное небо с россыпью звезд, а на другой навсегда застыли самые яркие краски осени. Вышитые листья казались живыми, настоящими. Каждая прожилка, оттенок цвета от темно-зеленого до пурпурного выполнены были так тщательно и скрупулезно, что Руслан протянул руку пощупать... но именно такая красота и была в букете из листвы, что осенью подарил ей Дерек...

— А зачем тебе столько подушек? Хотя, безусловно, они удобные, — демонстративно поерзал он. — Очень красиво получилось, Тесс, — оценил парень. — Это для Аслана?

— Да, для Аслана, но не ему. Он ее обещал подарить...

— Кому?

— Тому, у кого здесь нет матери, жены, сестры или дочери... чтобы они вышили ему...

— Дай-ка я угадаю... — ехидно прищурился юноша.

— Что угадаешь? — вопросительно приподняла точеную бровь хозяйка Замка.

— Ну, если я ничего не путаю — в лаэрской сотне больше половины тех, у кого никого из родни вообще больше нет... Но все-таки не каждый солдат гарнизона удостаивается чести спать на подушке, вышитой ручками их госпожи.... Отсюда делаем вывод... Это или для Рена или для...

— Хм, — перебила его Тесса. — Какой ты умный!

— А то! — хвастливо вздернул подбородок парень. — Но нет! Мне кажется, Рену в этом доме и так подушек достаточно — хочешь, спи на них, хочешь, вот как я используй, — снова поерзал он по многострадальной вещице.

— Ты поаккуратнее, — рассмеялась Тесса. — Прорвешь своими костями, а мне потом заплатки делать?

— Я не тощий! — возмутился Руслан, вскочив и невольно покосившись на примятую его задницей подушку. Ловко подхватив, он встряхнул ее от несуществующей грязи и продемонстрировал хозяйке:

— Смотри! В целости и сохранности. Как новенькая!

— Да не переживай, если что, я еще сошью, — пообещала Тесса.

— А вышивку?

— Еще лучше придумаю.

— Ну, тогда ладно, — согласился Руслан. — А для меня можешь вышить? Только такую... — запнулся он, пытаясь сформулировать заказ.

— С эпическим мотивом? — хмыкнула Тесса. — Тебя на белом коне в полном воинском облачении?

— Ха! — смутился было юноша, но быстро взял себя в руки и хитро прищурился. — Да нет, это, наверное, очень сложно... Ты, небось, только цветочки-листочки и умеешь...

— На 'слабо' решил меня поймать, жулик? — пожурила Тесса племянника мужа.

— Никакой я не жулик! — обиженно засопел юный варвар.

— Ладно, 'не жулик', зима впереди долгая, попробую научиться вышивать героических коней...

— Да не коней героических! — возмутился Руслан. — Коней — простых, а всадников... — но тут он понял, что Тесса уже еле сдерживается от того, чтобы не рассмеяться вслух, явно специально издеваясь, для порядка сердито побуравил ее взглядом карих глаз, но не выдержал, и тоже расхохотался...

* * *

Оставшись наконец-то в одиночестве, словно отгородившись от окружающего мира толстыми стенами шатра, Ренальд уселся напротив разожженного очага, по примеру степняков скрестив ноги. И опустил руки на колени открытыми ладонями вверх, постаравшись максимально расслабиться, потому что ожидание ритуала предстояло долгим. От охватившего его волнительного напряжения, легкое чувство голода и жажды притупилось.

В шатре уже стало тепло, но все равно, внутри его тела, где-то в районе солнечного сплетения притаился противный холодок сомнений, а сможет ли он выдержать грядущее испытание? Впечатленному количеством подарков от Даута и родичей, и избытком излишнего внимания к своей персоне, Рени трудно было сосредоточиться на молчаливом созерцании языков небольшого, но весьма дымного пламени, от которого немного слезились глаза, хотя струйки дыма и уходили вверх через отдушину в крыше.

Обрывки голосов степняков за стенами шатра постепенно сливались, становясь фоновым шумом, уже не мешая, а скорее оставляя призрачную привязку к оставшейся по ту сторону реальности, и вскоре Рени полностью перестал к ним прислушиваться, отчаявшись уловить смысл разговоров. Слишком значимое событие предстояло ему выдержать, по сравнению с которым сам вынужденный пост для очищения помыслов в одиночестве с самим собой уже не пугал, а казался пустячным делом.

Юноша же замерев, осторожно попытался вслушаться в свои внутренние ощущения, постепенно отрешаясь от всех внешних раздражителей.

Момент, когда его разум окутала почти молитвенная сосредоточенность, наступил практически незаметно. Однако, впервые в жизни Ренальд вместо того, чтобы вкладывать все силы и устремления души в проникновенные строки молитв, пропуская их сквозь себя и ощущая всем своим естеством их правильность и благость, даже не заметив, как это произошло, соскользнул в отдаленные уголки своей памяти...

Первыми почему-то пришли мысли об отце, которого он помнил очень смутно. Но зато появилась уверенность, что теперь тот смог бы гордиться своим сыном. Несмотря на обстоятельства, из него все-таки может получиться настоящий боец, достойный своих славных предков. Раз уж его признали варвары, народ из поколения в поколение рождавший мужественных, храбрых воинов, чья доблесть и отвага не подлежала сомнению, пусть со своей специфической культурой отношений, осуждаемой многими, это о чем-то да говорило! Все больше узнавая новых родичей, Рени глубже проникался уважением и доверием к ним.

Сколько он просидел так, недвижно, отрешенный от реальности и уйдя в себя, наложник лаэра не смог бы ответить, потеряв ориентацию во времени. Да и с пространством творилось что-то непонятное, необъяснимое.

В какой-то момент показалось, что войлочные стены шатра растворились в придвинувшихся вплотную тенях, пугливо таившихся по углам. А затем обступившая со всех сторон непроглядная мгла развеялась, и он оказался дома, в том месте, которое в детстве считал самым надежным убежищем от всяких напастей и бед, грозящих ему и его семье извне. Оказавшись в просторном холле небольшого замка, он даже не слишком удивился произошедшими метаморфозами. Только сердце учащенно забилось, и легкая тошнота от волнительного предвкушения узнавания подступила к самому горлу. В помещении было прохладно, но, насколько Рени помнил, здесь, в холле, так было всегда, за исключением особо морозных зимних дней, когда камины разжигали во всех залах без исключения, и очень жарких дней лета, когда двери и окна распахивали настежь, чтобы согреть каменные стены и пол. В воздухе витали давно забытые запахи родного дома. Едва слышный — пыли на старинных гобеленах, густой и сладкий — свежесрезанных цветов в вазах по обе стороны от ведущей наверх лестницы (их так обожала мать), и легкий едва уловимый — железа и специального масла, которыми начищали старинное оружие и доспехи, украшающие стены этого зала. Запахи были знакомыми и в то же время уже чужими, из далекого прошлого, безвозвратно ушедшего невинного детства...

Постояв у подножия широкой мраморной лестницы, словно на перепутье, он все-таки определился с направлением. Парень повернулся спиной к виднеющимся в конце холла дверям, за которыми находилась светлая гостиная с высокими витражными окнами, залитыми светом. Он прекрасно помнил, как солнечные лучи, проникающие сквозь цветные стекла, причудливыми яркими тенями расплывались на мраморных плитах пола, заманивая поиграть. И, если никто из взрослых не видел, Рени с удовольствием позволял себе попрыгать на одной ножке, стараясь попасть точно на один из выбранных цветных пятен. Он до сих пор не находил ничего предосудительного в том, что скакал по полу будто молодой козленок, не заступая на границы другого цвета, радуясь своей ловкости. Но няньки почему-то его энтузиазма не разделяли, опасаясь, что он упадет и расшибет коленки. За то, что не углядели за единственным хозяйским дитем, нагоняй им получать совсем не хотелось. А сменить няньку на наставника, как полагалось бы мальчику по достижении пяти лет, родители просто не успели... Потому что родной дом перестал быть убежищем...

Рени прислушался — из-за дверей того светлого зала доносились приглушенные женские голоса и неуверенный детский плач. Похоже, в их доме опять собрались какие-то подруги матери. Она любила принимать гостей... Насколько теперь, с высоты прожитых лет, Рени 'разбирался' в детских потребностях, ребенку не требовалась грудь кормилицы или смена пеленок. Скорее всего, он просто неуютно чувствовал себя, став объектом пристального внимания квохчущих вокруг него посторонних женщин, вот и не решался закатить настоящий скандал.

Наверное, он слишком далеко забрел в уголки своей памяти, и теперь мог услышать со стороны свой собственный младенческий плач, прерываемый восторженными сюсюканьями и возгласами: 'ах, какая кроха, ну что за прелесть!', 'Эста, душечка, этот ребенок так похож на Вас...', 'да, да, безусловно, на Вас, а не на мужа! Но это же хорошо, ведь так? Такой аккуратный носик, а глазки! Такие же голубенькие, как небо! Очаровашка!'

Ренальд поморщился. Да, девчачью внешность он унаследовал от красавицы-матери, и это обстоятельство долгое время не давало ему спокойно существовать, пока наконец-то изматывающими тренировками не получилось нарастить мышечную массу. И хоть с тонкой аристократической костью ему все равно никогда не стать таким же бугаем, как Волош, все равно, даже в женском платье на 'Ренальдину' он теперь никак не походил. Ну и слава Всевидящим или Великим Духам! Помимо повышения собственной самооценки, это было очень радостно осознавать, потому что таким он больше нравился своей возлюбленной Тессе и, может быть, когда-нибудь эту перемену оценит и Аслан...

Юноша мотнул головой, отгоняя неприятные воспоминания разговора со своим неверным любовником, в котором тот попытался объяснить причину разрыва отношений...

Приятный глубокий голос матери, успокаивающий свое дитятко, царапнул по сердцу, ему хотелось увидеть ее, но нет... не теперь. Не хотелось, чтобы все эти красиво разодетые, приторно пахнущие чем-то сладким леди тискали его, будто девчонки забавную плюшевую игрушку, льстиво восхищаясь и умиляясь, подхалимничая его матери. Ренальд не помнил своих ощущений в колыбели, но тот год, перед тем как в дом с гибелью отца пришла беда, остался в воспоминаниях пятилетнего мальчика. Он любил, когда они оставались одни, вернее, втроем — мама, отец и он...

Ренальду, уверенному, что его сознание путешествует в прошлом, и в голову не могло прийти, что у его матери в этом доме мог появиться еще один ребенок. И поэтому парень совершенно не горел желанием пойти поглядеть, как со стороны он смотрелся запелёнутой гусеницей в роскошной резной люльке из дорогущего дерева, вынесенной из детской для представления наследника семьи любопытным гостьям.

И сейчас его неумолимо тянуло прочь, подталкивая выбрать другой путь, обещавший показать другие картины из прошлой жизни... Еще раз оглянувшись через плечо назад, он решительно подошел к лестнице. Сейчас его путь лежал наверх, в портретную галерею, где с потемневших от времени холстов за ним наблюдали внимательные, изучающие глаза славных предков.

Рени никогда раньше себя не чувствовал так странно. Одновременно свои действия он наблюдал будто бы со стороны и в то же время не ощущал и не видел собственную вытянутую руку. Просто машинально отдавал приказ идти туда-то, и через какое-то время, ощущая каждую выщербленную ступеньку под подошвой, но не видя самих ног, даже если опускал глаза, он оказывался в том месте, куда стремился.

Он был слишком мал, когда отец впервые привел его сюда, то ли чтобы 'представить' пятилетнего сына старым портретам, то ли познакомить его с историей семьи, коротко рассказывая об этих изображенных на холстах людях. На одной стороне размещались женщины в тяжелых семейных драгоценностях и платьях разных эпох, а на другой — мужчины, как правило, запечатленные в момент эпических сражений, аллегорически изображающих рыцарей добра, которые непременно победят в неравной борьбе, поправ коварные злые силы...Но тут же висели и просто портреты людей, в чьих жилах текла такая же кровь, как и у его отца и у него самого...

Предки словно все еще чего-то ждали, молчаливо взирая на него. Рени казалось, что еще немного, кто-нибудь не выдержит и разомкнет уста, сообщая нечто важное, объясняя странное несоответствие места и времени, в котором он очутился... Или он все-таки нечаянно уснул, вместо того, чтобы ожидать не низойдут ли Великие Духи до общения? И теперь его подсознание просто шутит такие шутки, уводя далеко в прошлое?

Пришедшая на ум мысль слегка отрезвила, знакомые до боли стены родного дома заколебались, подернулись легкой рябью, но не успел он сфокусировать взгляд на проступивших было очертаниях войлочных стен шатра и еле тлеющего костра, над которым клубился густой дымок, как снова оказался в родовом замке...

Цепляясь за большую, мозолистую, привычную к оружию ладонь родителя, Ренальд чувствовал на себе строгие придирчивые взгляды своих пра-пра-родичей и испытывал невольный трепет. Вроде бы еще ничего такого не натворил, а уже приходится судорожно искать на всякий случай оправдание, дескать, он нечаянно и так больше не будет...

И тут же устыдился — это маленькому мальчику годится такое малодушие, а он ведь давно не ребенок, и должен ответить за все, что его совесть считает недопустимым... Может быть, даже за то, что перестал считать грехом, перевоспитанный своими любимыми...

Хотя, нет... Это слишком личное...

Наверное, и предкам на портретах было свойственно настороженное любопытство, что же вырастет из этого мальчика с девчачьей внешностью, цепляющегося за отцовскую руку, и каким окажется их далекий потомок, бегающий пока что в коротких бархатных штанишках под присмотром нянек...

Но это было тогда, а сейчас Рени ощущал себя совсем по-другому. Его мысли и чувства смешались, противореча друг другу...

Юноша совершенно точно был уверен, что снова пришел сюда в одиночестве, но кто-то незримый, стоявший за его спиной (Ренальд почему-то доподлинно знал, что, повернувшись, наткнется лишь на пустоту, и поэтому поворачиваться не стоит) заново знакомил его с ушедшими за грань. Редко, кто из мужчин в их роду умирал в собственной постели, но видно такова их судьба...

К горлу подступил горький ком безвозвратной утраты. С последнего, самого свежего портрета на него смотрел отец... Правда, немного не такой, каким он его запомнил: молодой, огромный, веселый... На портрете был изображен мужчина в рыцарских доспехах с родовым гербом, на мужественном лице которого застыла суровая маска человека, готового совершить очередной подвиг... Рени поежился от укоризненного взгляда, проникающего, казалось, в самую душу.

Смерть отца, их с матерью скитания, невинные жизни тех, кто пытался им помочь не попасть в руки сдуревшего от страсти дяди, и его собственная загубленная жизнь аристократа, превратившегося в раба, так и остались неотомщенными...

Наверное, он и впрямь достоин сожаления и осуждения родителем... Но разве его вина в том, что родной брат отца, заболевший преступной страстью к женщине, выбравшей в мужья другого, во что бы то ни стало захотел добиться ее, не погнушавшись пролить родную кровь и предать...

Ренальд с трудом протолкнул воздух в легкие, медленно разжал стиснутые до боли в суставах кулаки, и сумел, наконец, отвести взгляд, не желая видеть свой приговор в глазах отца. Аслан очень хорошо объяснил ему в свое время, что он еще не готов к мести человеку, которого нельзя прижать законным путем...

Когда-нибудь он вернется сюда, чтобы призвать подлеца и негодяя к ответу, но не сегодня... Утешает лишь то, что этот изверг рода, родной брат его отца, по-настоящему, до безумия, любит его мать, Эстеру, и никогда не обидит ее саму...

Рени снова почувствовал формирующийся в желудке ледяной ком и подступившую к горлу тошноту, потому что вдруг осознал одну крайне неприятную, если не сказать ужасную новость. А ведь он сам, точно также, как эта сволочь, готов пойти на все ради своей женщины, ради Тессы... Ведь в его жилах течет такая же дурная кровь...

Помотав головой, отгоняя кошмарное наваждение, словно мантру повторяя: 'нет, нет, я не такой, как он...', юноша, пошатываясь на ослабевших вдруг ногах, снова неспешно прошел вдоль стены, увешанной холстами, стараясь не нарушать царящей вокруг тишины. Ему казалось, что собственные шаги гулко раздаются в ушах оглушающим набатом, хотя, скорее всего, это были лишь отголоски крови, пульсирующей у висков от страшного откровения...

Он не такой, он — сын своего отца, а тот никогда не опустился бы до такого вероломного коварства...

Ренальд был уверен, что давным-давно отец не рассказывал всех подробностей жизни изображенных здесь людей, да и ни к чему они тогда были неразумному малолетнему ребенку. Но сейчас чей-то безликий голос, раздающийся прямо в голове, нашептывал ему, очень четко и емко характеризуя каждого, подмечая слабости, подчеркивая достоинства и героические подвиги того, на ком останавливался его взгляд.

В мужественных, суровых и сосредоточенных лицах предков он с трудом угадывал собственные черты, все-таки внешность ему досталась от матери. Но откуда-то издалека, словно из самой глубины веков, к чьему времени принадлежали самые первые портреты, его звало и манило. И внутри его тела творилось что-то совершенно непонятное. Назревало что-то опасное и завораживающее своей мощью, будто река по весне, пытающаяся скинуть сковавший ее, зимний ледяной панцирь...

И, кажется, если хоть как-то не отреагировать на то, что проснулось внутри, то просто разорвет от переполняющей силы. Мышцы натужно ныли, жилы натянулись струной, суставы корежило так, словно ему выкручивали конечности, и где-то внутри рождался призывный вопль, как отклик на пробуждающееся нечто, ранее незнакомое ему, но, тем не менее, родное, опасно пьянящее. Какая-то безрассудная храбрость и уверенность в своем превосходстве, и беспощадное желание уничтожить врагов...

Кроме родного дяди и надсмотрщиков на рабском аукционе, остальные 'враги' были пока что слишком абстрактным понятием (потому что даже Мартин Караскет, постоянно цепляющийся к нему по поводу и без, не казался воплощением настоящего зла), но Рени точно знал, что им несдобровать...

Юноша облизал пересохшие губы и сглотнул, пытаясь понять, что с ним. Однако разумного объяснения не находилось. Ему не было страшно, наоборот, все происходящее казалось правильным. И то, что на какое-то мгновение он оказался ослеплен вспышкой дикой боли в голове, после которой кровь вдруг быстрее помчалась по жилам, и особенно то, что сдавивший грудь стальной обруч наконец-то лопнул, высвободив нечто, затопившее мятущуюся душу ледяным спокойствием...

И снова что-то неуловимо изменилось вокруг...

Чем больше вглядывался Рени в развешенные по стенам холсты, тем больше у него создавалось впечатление, что они оживают перед его мыслимым взором в его одурманенном мозгу.

Он уже слышал, правда, будто откуда-то издалека приглушенный лязг оружия, звон скрещивающихся клинков, треск ломающихся копий, предсмертные вопли боли, страха, отчаяния, яростные призывы к атаке, надсадное ржание и хрип коней, смешавшиеся в дикую какофонию, буквально взорвавшую мозг...

Закрыв уши руками, он крепко зажмурился, упал на колени и тоже закричал, пытаясь отгородиться от всего этого кошмара...

Сражения, турниры, раздирающие душу тризны и победные пиры, битвы, атаки, отступления, похороны павших и снова самая гуща битвы, где невозможно разобрать, кто на чьей стороне... Всюду кровь, смерть, сломанное в пылу битвы оружие, трупы людей и лошадей, копоть и гарь горящей под ногами почвы, топкая жижа коварных болот и буреломы непроходимой чащи... дикий голод и холод, пробирающий до самых костей, мучительная жажда, иссушающая внутренности, и бредовый жар, выжигающий воздух в легких... Горечь поражений и пьянящая радость побед выигранных сражений, счастье остаться в живых и снова клокочущая внутри ледяная ярость и желание убивать врагов. И ни капли сомнения в необъяснимой ненависти — просто сводящая с ума жажда чужой крови, чтобы насытиться ею, захлебываясь и безжалостно топя своих врагов. Сильным рукам подвластно практически любое оружие, да и сжатые кулаки могут крушить чужие челюсти, снося бесполезные шлемы, и прогибать грудные клетки, вбивая в них доспехи и кольчуги, и повсюду слышится хруст чужих конечностей, ребер и свернутых шей...

Собственная кровь шумит в ушах и застилает глаза багровым туманом, но не дезориентируя, а наоборот, даря замораживающее душу, лишающее сомнений спокойствие и обостряя зрение, чтобы четко видеть, как умирают его противники. И успеть удивиться, отчего так медлительны враги, пытающиеся уклониться от сокрушительного удара... Замершее время делает воздух густым и плотным и мешает остальным, но только не ему. Его движения, отточенные ежедневными тренировками, скупы, стремительны и убийственно молниеносны. Пульс стучит дробным перестуком копыт вырвавшегося из загона табуна по весне, когда пьянящие ароматы отходящей от зимнего сна земли и дурманящих первоцветов заставляют сходить гордых свободолюбивых животных с ума и мчаться к самому горизонту, словно проверяя себя на выносливость и доказывая, что готовы жить дальше...

А потом снова был ставший уже почти родным шатер и умиротворяющая пляска языков пламени на углях....

Рени стер ладонями ледяную испарину, невольно радуясь, что все это ему лишь привиделось... В изнеможении закрыв глаза он глубоко вздохнул и... снова очутился в портретной галерее...

Головная боль нарастала и становилась почти невыносимой, мышцы сводило судорогой, но он настырно продолжал всматриваться в старые портреты, стараясь (раз уж его упрямо заставляют пройти этот путь), запомнить и унести в своей памяти как можно больше. Ренальд теперь чувствовал эмоции каждого, почти теряя себя, на какое-то время становясь теми, кто был его родней, чьи портреты видели его глаза. Их знания и умения, словно вспышками на какой-то краткий миг отпечатывались в его сознании, будто выжженные там каленым железом... И тут же перед мысленным взором вставали лица совершенно незнакомых людей, корчащихся от боли, бессильной ярости, жгучей ненависти, липкого страха, и явного желания убить... Наверное, это те, противники, которых его родичи планомерно уничтожали...

Перед Рени сейчас не стояла дилемма — кто прав, а кто виноват. Защищают ли они то, что считают своим, или пытаются отобрать чужое, чтобы вернуться домой с законной добычей по праву сильнейшего... Чужие судьбы, ошибки, деяния, подвиги... но это его кровь и в нем живет частичка каждого из этих людей, давно ушедших за грань. Благословляли ли их Всевидящие на все это... или, наоборот, прокляли...

Для него это уже не имело значения. Он уже провинился перед своими богами, нарушив заповеди и вкусив запретной любви с замужней женщиной и мужчиной... Наверное, ему все-таки действительно, по примеру Аслана, лучше уповать на Великих Духов, более снисходительно относившихся к плотским утехам, не видящих ничего ужасного и постыдного в таких порывах, и даже благоволящих к тем, кто испытывает истинные чувства...

Но сможет ли он контролировать эту ярость и силу, что пробуждались в нем — наследие его далеких предков, по какому-то недоразумению доставшиеся ему? Он не был уверен...

А потом все снова слилось в какой-то сплошной калейдоскоп походов, сражений, привалов, побед, поражений и снова побед. Но до безумия хотелось вырваться из обступившей мглы, где повсюду чудилась смерть, и вернуться к солнцу, в уют гостиной небольшого замка с башенками, выстроенного из белого камня, к голосу матери...

Нет, лучше не к матери, а той, кто стал всего дороже, ради кого он сумеет сдержать и контролировать проснувшегося монстра, готового убивать... Или умирать, лишь бы ОНА продолжала считать его своим Солнышком...

Время замедлилось, воздух загустел, не давая двинуться с места, очертания стен в галерее родового замка будто поплыли перед глазами, и заложило уши, почти так же, как тогда под толщей воды в реке, в которой он чуть не утонул этим летом...

А потом — бездонная оглушающая чернота, темнее самой непроглядной ночи, и абсолютная апатия, когда кажется, что все органы чувств просто атрофировались... Но это уже не страшно, потому что ледяная ярость угомонилась, собрав кровавую жатву...

Постепенно мгла отступила и последняя картинка, которую хоть и довольно смутно помнил Рени, прежде чем отключился окончательно перед тем как в шатер пришел мастер, была умиротворяющей.

Холодный ветер, трепавший одежду и рассыпавшиеся по плечам волосы, приятно остужал кожу. Серое небо казалось, опустилось совсем низко, и можно было достать рукой проплывающие мимо влажные облака.... Но на самом деле, это он оказался слишком далеко от земли, на небольшом плоском уступе высокой горы. В трещине серовато-бурой стены скалистой породы, защищавшей сейчас его спину от ветра, удивительными звездочками распускались эдельвейсы...

Красиво...

Рени ни разу не был в горах и поэтому сейчас с таким восторгом и удовлетворением глядел на раскинувшуюся до самого горизонта Степь, на краю которой притулились два замка, казавшиеся совсем игрушечными. Тот, в котором он родился, и тот, в котором нашел свою любовь... Каким образом все эти объекты оказались смещены с географической точки зрения со своего законного места пребывания, он не понимал, потому что такого просто не могло существовать в природе. Аслан всегда удовлетворял его жажду к знаниям, поощряя пытливый ум и подсовывая каверзные задачки по стратегии и тактике ведения боевых действий, считая, что парню это должно быть интересно. И давал рассмотреть атлас с картами всего Энейлиса и подробнейшие — его собственных, пограничных с родичами-варварами земель. Но почему-то сейчас Ренальд принял как должное это несоответствие физическим законам. Но это все то, ради чего он сможет снова разбудить в себе страшную силу, которую почти невозможно контролировать, на страх любому врагу, кто осмелиться посягнуть на то, что он считает обязанным защитить...

Рискуя сорваться с неимоверной высоты, Рени опустился на крошечную площадку и лег на камни, раскинув руки и ноги звездой, словно пытаясь обнять необъятное. И, подставив лицо небу, приготовился ждать, когда же ветер прогонит сизые облака, которые заволокли небосклон от края до края, оставляя лишь рваные просветы, в которых изредка мелькало стоявшее в зените солнце...

Но вместо солнечного диска перед его затуманенным взором вдруг оказалось сосредоточенное лицо склонившегося над ним Дерека.

— Рен, ты живой? — обеспокоенно дотронулся боец до ледяного лба сидящего у почти потухшего очага парня с, совершенно отрешенным выражением лица. — Мелкий, подняться можешь?

— Конечно, — хрипло отозвался юноша, моргнув и удивившись его сомнениям.

— Ну тогда поднимайся и топай до ветра, мастер Майсур уже ждет снаружи.

Рени попытался, как обычно, бодро вскочить, но почему-то не смог. Руки-ноги, все тело казалось совершенно чужими.

— Наверное, смогу... — рассеянно предпринял наложник Аслана еще одну попытку, оказавшуюся более удачной, и с облегчением перевел дух, ощущая мириады покалываний в онемевших конечностях, которыми снова мог управлять.

Отодвинув протянутую ему руку Меченого, Рени поднялся сам и поторопился на выход, совершить необходимую процедуру. Что-то неприятно кольнуло в груди, но сразу он не придал значение глухому раздражению, и только на улице сообразил, почему отверг искреннюю помощь Дерека, одного из своих самых ехидных и язвительных наставников. Отчего-то очень задевало то, что на бойце был теплый походный плащ их господина. Глупое чувство иррациональной обиды, что этот плащ достался Меченому, а не ему, не отступало. Ведь у него столько даров от Даута и новых родичей, включая теплую одежду, что и Аслану впору завидовать своему наложнику. Но все равно, этот жест особого расположения господина к рядовому бойцу воспринимался почему-то личным оскорблением его чувств.

Юноша стиснул зубы, приказав себе выкинуть недостойные мысли из головы. Этот момент их отношений, которые Аслан решил закончить, едва они стали настоящими, его должен занимать сейчас менее всего прочего, что предстояло выдержать. Недосуг лелеять жадность или, скорее, ревность. Нельзя воспринимать Дерека соперником, ведь Меченый не виноват, что лаэра просто переклинило на старшем из своих рабов... А у него зато есть Тесса... И без пылких чувств господина вполне можно обойтись. Слишком уж они жестоки в своем непостоянстве. Рени готов был поверить, что между двумя парнями может возникнуть сильное чувство, но, похоже, это все-таки похотливая страсть, а вовсе не любовь, раз лаэр, ублажив свой интерес, так легко отказался от завоеванного сердца...

Ренальд невольно порадовался тому, что по-прежнему не чувствовал ни голода, ни жажды, потому как в ближайшие часы не смог бы удовлетворить и эти потребности своего организма...

Что за видения посетили его за прошедшие сутки, он пока понимал не совсем ясно. То ли это было следствием его вынужденной голодовки, то ли волнения, то ли вдыхания странного дыма костра. Чьи голоса он слышал и слышал ли вообще — тоже непонятно. Как выглядят эти самые Великие Духи Степи, Рени не знал, но, похоже, это не они снизошли до общения... Жаль... Но, может быть, когда-нибудь и он удостоится подобной чести...

7.

* * *

Прогулка верхом на лошадях в обществе Руслана помогла Тессе немного развеется, но мысленно девушка то и дело возвращалась к своему ненаглядному Солнышку, вынужденному медитировать в одиночестве без пищи и воды в поставленном неподалеку от старой казармы шатре. За стенами крепости ветер оказался более прохладным и колючим, разгулявшись над открытой местностью. Но одеты оба были соответственно погоде, поэтому такие мелкие неудобства не смогли омрачить двухчасовой прогулки молодых людей на лоне зимней природы. К тому же яркий солнечный день невольно настраивал хотя бы на время позабыть о злободневных проблемах. Уплотнившийся снег, искрясь в солнечных лучах, поскрипывал под копытами гарцующих лошадей. Девушка благодушно восхищалась удалью юного варвара. Она хоть и прекрасно держалась в седле, но все же не могла сравниться в искусстве выездки с сыном Тагира.

Тесса прекрасно понимала, что Аслан специально подсунул ей своего племянника для компании. Юноша был, мягко говоря, неравнодушен к новому родичу, и здорово переживал из-за 'несправедливого' решения Айдара. Надо было как-то отвлечь парня. Да и самой, положа руку на сердце, в ничего не значащей беседе с подначками друг друга было легче бороться с желанием плюнуть на свое положение в доме, и отправиться проведать наложника мужа. Можно было даже не искать серьезного предлога. Мало ли какие причуды у хозяйки Замка? Может же ей быть просто любопытно, как происходит таинство посвящения варваров? Но, с другой стороны, не хотелось давать солдатам гарнизона и степнякам ненужного повода почесать языки. Если уж и инспектировать свои владения, то следовало посетить и лазарет. Впрочем, если бы сейчас в нем находился кто-то из сотни мужа, вместо прогулки по окрестностям, именно так Тесса и поступила бы. Девушка никогда не гнушалась предложить свою помощь сестры милосердия. Отец в свое время позаботился правильно преподнести ей смысл женского участия к тем, кто защищал земли, на которых они живут. В храмах Всевидящих также упоминалось значение проявления милосердной заботы к ближнему, и особая роль женщин в этом плане. Однако по-настоящему серьезных военных событий не происходило довольно давно, и многие семьи, воспитывающие дочерей, считали не слишком правильным для хрупкой женской психики самолично возиться с ранеными, инвалидами, больными нищими или малолетними сиротами. Дескать, вполне достаточно пожертвований (внесенных женской ручкой из тех денег, что выделяет им отец или супруг) на такие вот социальные нужды общества.

Тесса никогда не страдала излишней сентиментальностью, и здоровый эгоизм был ей не чужд. Аслану доложили, что вчерашний найденыш пока что находится в плачевном состоянии, но кризис миновал под утро. Так что произошедшее несчастье с купеческим сыном, хоть и вызывало сочувствие госпожи, но с визитом к болезному можно было пока обождать. У лекаря еще со вчерашнего вечера были две 'сиделки' из числа солдат гарнизона, так что ночную передышку Халару в исполнении его обязанностей они обеспечили.

Хозяйка Замка понимала, что увидеть Рени ей сегодня не удастся (впрочем, и завтрашний день, когда ему должны были нанести татуировку, вызывал сомнение насчет приватной встречи). А вот то, что возле шатра может находиться Дерек, девушка вполне осознавала. И встречаться с ним, чтобы хотя бы краем глаза взглянуть, как боец смотрится в плаще с лаэрского плеча, желания не возникало. Ни к чему бередить души друг друга. Она и так знала, что одежда мужа подойдет старшему из его рабов идеально.

Да и Руслану лишний раз не обязательно мозолить глаза почетными стражами, раз самого мальчишку лишили такой привилегии.

Муж, как всегда, оказался предусмотрительным, обязав ее и племянника развлекать друг друга.

У самого Аслана из-за всей этой суматохи с приездом родичей, ожидаемого визита столичных гостей и трагической гибели купца, дел оказалось невпроворот. Наверное, напрасно он не распорядился отправить в город купеческий обоз, перешедший к наследнику, находящемуся сейчас в беспамятстве в лазарете Замка-крепости. Уж там-то Гильдии пришлось бы как-то решить этот вопрос.

Но Дерек подал хорошую идею насчет жены Мартина. Заодно можно было проверить и слова Улиты о том, что она разбирается в делах подобного рода. Все равно девка мается целыми днями бездельем, пытаясь привыкнуть к новой жизни без слуг и подходящего ее социальному положению общества.

Как впоследствии оказалось, дочка купца и впрямь знала о роде занятий своего отца не понаслышке. Сначала она слишком недоверчиво отнеслась к предложению лаэра помочь, если это в ее силах.

Надо сказать, что девушка до сих пор чувствовала себя изгоем в этой пограничной крепости, что, в общем-то, было и неудивительно, учитывая тот факт, каким образом она оказалась замужем за одним из бойцов элитной лаэрской сотни. Отношения с новой семьей даже прохладными можно было бы назвать с большой натяжкой. Они просто терпели ее присутствие в их жизни. И Улите было по-настоящему обидно и горько. Первый шок от всего произошедшего уже прошел. И она по-новому пыталась оценить доставшегося ей мужчину. Молодой, сильный, здоровый, к тому же довольно привлекательной наружности парень. Несколько раз, ненадолго покидая стены выделенного молодой семье жилища, она видела его издалека возле казармы в компании других бойцов. Они о чем-то переговаривались, шутливо подначивая друг друга, не подозревая о ее присутствии неподалеку, и Мартин смеялся. Ему очень шла открытая улыбка, до неузнаваемости преображающая хмурое лицо, его обычную маску при встречах с ней. Да и на ежедневных тренировках в спарринге с другими бойцами, сын коменданта смотрелся довольно выигрышно. Пожалуй, она могла бы в этого парня влюбиться по-настоящему. Жаль, что обстоятельства их знакомства оказались такими мерзкими. Муж практически не обращал на нее внимания, демонстративно переселившись в казарму. Спасибо, что хоть изредка удостаивал ее своим визитом, не заходя в их комнату дальше порога, чтобы спросить, все ли у нее в порядке.

Иногда хотелось кинуться к нему на шею и, заревев в голос, высказать все, что накопилось. Но чаще возникало желание швырнуть в парня чем-нибудь достаточно тяжелым, чтобы не видеть эти брезгливо кривящиеся губы и равнодушный взгляд человека, женой которого она считалась. Правда, девушка очень быстро усвоила, что лишних предметов интерьера у нее тут не так уж и много. К тому же убирать осколки разбившегося придется ей самой. И поэтому сдержанно благодарила за 'заботу', кусая губы, чтобы он не смог понять, какие страсти действительно бушуют в ее груди.

Улита корила себя за свое высокомерие и презрение к низшему, по ее разумению, сословию в первые дни пребывания здесь. И этого тоже никогда не простит ей гордый, самолюбивый мальчишка, уязвленный ее коварным обманом...

А год отсрочки, который милостиво согласился подарить ей Мартин под своим покровительством, прежде чем снова сходить в Храм, признать их брак неудачным и потребовать развода, только начался... Как и на какие средства она будет жить дальше, Улита не представляла, и все глубже погружалась в депрессию, с тоской понимая, что даже если и заслужила такое отношение к себе, все равно это было бы слишком несправедливым наказанием Всевидящих. В сущности, она лишь подчинилась воле своего отца, решившего за нее ее судьбу.

Первой мыслью Улиты по приходу Аслана с Мартином, после озвучивания предложения господина, было то, что мужчины насмехаются над ней. Но Мартин равнодушно кивнул, давая разрешение, а лаэр выжидательно сверлил ее серьезным взглядом. И девушка нерешительно кивнула, подтверждая, что согласна попробовать.

Поняв, что хозяин Замка наказывать в случае неудачи, не собирается, Улита с радостью и понятным волнением из-за столь ответственного задания, развила кипучую деятельность. Почему-то очень хотелось доказать всем и каждому, и в особенности собственному мужу и его матери, что она тоже хоть чего-то стоит. Очень воодушевляло то обстоятельство, что никто ее не одергивает, дескать, не бабье это дело — торговля, не лезет с советами и поучениями. К тому же Аслан выделил ей в помощь пару крепких парней вместо грузчиков товара, а все остальное — инвентаризацию, учет и заполнение необходимых бумаг и описей, она сделала сама. Причем со стороны, не занимавшимся торговым делом обитателям крепости было удивительно видеть ее в таком качестве. Казалось, что девчонка досконально знает свое дело, чем, безусловно, заслуживает уважения, которого, честно говоря, к ней практически никто не испытывал, сочувствуя Мартину в большей степени из-за их скоропалительной свадьбы, чем ей.

Основной товар в обозе погибшего купца оказался не скоропортящимся, но специфическим. Очень дорогой ароматизированный синий воск, обладающий своими качествами всего четыре месяца, становясь затем обыкновенным, коричневато-бежевого оттенка. И вот, пока он сохранял свои свойства, используемые в гадании на суженых, естественно, пользовался огромным спросом у незамужних девиц разных сословий перед зимними праздниками, начинающимися с самой длинной ночи в году, до которой оставалось чуть больше недели.

И на следующий год его уже невозможно оказалось бы продать по выгодной цене.

С остальным товаром можно было и повременить, дожидаясь, пока купеческий сын придет в себя и сам распорядится оставшимся от отца наследством. Но вот воск следовало реализовать незамедлительно. О чем Улита и поспешила сообщить лаэру.

Аслан выругался, понимая, что, в сущности, ему нет дела до того, какой барыш получит бедолага в конечном итоге, но по-человечески было жаль людей, чью семью постигло такое горе, как потеря кормильца. Еще неизвестно было, как скоро сможет поправиться сын. А сама жена погибшего и малолетние дочери ничего в торговом деле не смыслили.

— Возьмешься? — без особой надежды спросил лаэр Улиту. — Я могу дать временное разрешение на торговлю за своей печатью, раз в Гильдии никак не раскачаются на решение этого вопроса.

— Я попробую, — не слишком уверенно ответила девушка. — Вы позволите забрать моих помощников с собой в город?

— Естественно, — кивнул лаэр. — Еще четверых дам в сопровождение. Ребята толковые, подскажут, где остановиться в городе и куда обратиться в первую очередь. Вдова вряд ли сейчас в состоянии тебе посодействовать. Если не получится открыть семейную лавку, ну там траур, поминки и все такое... — сморщился Аслан, — лучше не лезь. Мало ли что у них на складе за товары остались. Чтобы не было претензий, если вдруг в суматохе что-то потеряется или нечаянно расколотите. Думаю, проще будет оптом сдать в какую-нибудь другую лавку. Парни подскажут пару-тройку адресов торговцев, поставляющих товары в крепость. В общем, там решишь по обстановке. Не подведи!

— Я постараюсь, — серьезно ответила Улита, испытывая помимо волнения какой-то необыкновенный душевный подъем. Она примерно представляла весь процесс в отличие от обитателей гарнизона, в жизни которого ей все казалось чуждым. Но торговля и связанные с этим хлопоты, было именно тем, что она хорошо знала, помогая в свое время отцу. Жаль, что здесь, в чужой местности, у нее нет ни надежных связей, ни рекомендаций, но, тем не менее, усложнение поставленной задачи только подстегивало азарт и здоровые амбиции девушки справиться с этим поручением как можно лучше.

Почти все утро у Улиты ушло на то, чтобы вскрыть, пересчитать и сделать опись товара, затем снова запаковать и отправиться с ним в город. Как лаэр и предполагал, вдове купца, на которую свалились похоронные и поминальные хлопоты, было вовсе не до участия в реализации. Да и в собственную лавку женщина побоялась пускать посторонних, надеясь, что сын вскоре вернется домой, чтобы принять управление семейным бизнесом в свои руки. Она лишь безмерно удивилась тому, что какая-то девчонка с бумагами от самого лаэра пообещала все устроить.

Выразив сочувствие горю и заручившись благодарственными напутствиями от безутешной женщины, Улита с помощниками, которыми она довольно умело распоряжалась, словно с собственными приказчиками, к вечеру сумела определить весь воск. Правда по оптовым ценам, но и это была большая удача для ее первого самостоятельного раза по реализации, тем более для столь специфического товара. Просто повезло, что он сейчас действительно пользовался просто бешеным спросом, несмотря на дороговизну, а предложений было не так уж много. Возможно, будь у нее чуть больше опыта в общении с ушлыми коллегами-купцами, или же предоставь она им рекомендательные письма какой-нибудь из многочисленных купеческих Гильдий Энейлиса, удалось бы остаться с большей выгодой, но это маловероятно. Скорее всего, результат был бы тот же. Мужчины, привыкшие иметь дело с большими деньгами, слишком ревностно относились к тому, что в эту сферу совались женщины. А тем более, такие пигалицы, как Улита. Подумаешь, купцова дочка! Тут не каждый из сыновей в таком юном возрасте способен вести дела, чтобы не разорить семейный бизнес. К счастью, огромным подспорьем в непростой миссии оказалась грамота с печатью и подписью лаэра Аслана, которая не вызывала сомнений в своей подлинности, а, значит, и в заочном поручительстве хозяина здешних земель за эту непонятно откуда взявшуюся конкурентку.

Тщательно запаковав полученные кошели — выручку за проданный воск, жена Мартина все-таки не решилась еще раз беспокоить вдову погибшего купца, чтобы та позволила ей оставить на складе лавки несколько тюков с его товарами. Придется возвращать их обратно в крепость, но то, что осталось, вполне могло подождать возвращения настоящего хозяина, все еще валявшегося в горячечном бреду в Замковом лазарете. Или, если на то будет воля лаэра, вернуться к этой проблеме позже. Когда женщина, потерявшая мужа, немного придет в себя или созреет до того, чтобы позволить выложить оставшийся товар в собственной лавке.

В принципе, Улита успела переговорить с приказчиком, который теперь и не знал, что ему делать, внезапно оставшись без определенного будущего в связи со смертью хозяина. Расторопный смышленый парнишка готов был продолжать исполнять свои обязанности, как только лавка откроется вновь. Но тут уж все зависело от вдовы, опасающейся, что ее неосведомленность в вопросах торговли принесет больше убытка, чем дохода, если она пусть и временно, но доверит управление делами в лавке кому-то постороннему.

* * *

Наскоро перекусив с бойцами в трактире, Улита удобно устроилась в возке, закутавшись в теплую шубу, и проспала практически весь обратный путь к Замку. Слишком эмоциональный на события выдался нынешний день. Как ни странно, неразговорчивые поначалу парни, демонстративно исполняющие ее приказы, так как это соответствовало распоряжению Аслана, под конец дня даже соизволили перекинуться с ней несколькими отвлеченными фразами. Сердце девушки грело и то, что они заботливо отобрали и носили за ней сумку с деньгами и расписками за товар, вернув ее только когда она устроилась в возке. И даже галантно поухаживали за ней в трактире, передавая блюда с выставленной подавальщицей едой.

Лаэр Аслан, к которому Улита явилась с отчетом и деньгами сразу по приезду в крепость, остался доволен тем, что ей удалось справиться. Похоже, он не слишком уповал на скорую удачу. Да и свекровь высказала одобрение за ужином. Но вот собственный муж, появившийся в доме родителей к концу семейной трапезы, был чернее тучи.

Чем вызвано столь негативное отношение, Улита, конечно, и не догадывалась, а Мартин не снизошел до объяснений. Его просто распирало от злости на дружков, не поддержавших его язвительных шуток по поводу даров для лаэрского наложника. Сам он не видел, что именно получил Ренальд, только, как и остальные солдаты гарнизона, накануне присутствующие во дворе казармы при прибытии степняков, впечатлился их количеством. А вот в конюшню сходить не поленился. Но хоть старший конюх Михай, тепло относившийся к нему, и предупреждал, чтобы парень не вздумал подходить к жеребцам Ренальда, дескать, лошадки-то с норовом, не мог устоять перед соблазном. А кони, все еще беспокойно чувствовавшие себя на новом месте, действительно вызывали нешуточную зависть. Младший Караскет только чудом сумел отделаться легким испугом, а не травмами, решившись подойти ближе к деннику и вправду норовистых животных, признающих, оказывается, лишь одного хозяина. Который сейчас прохлаждался в шатре возле старой казармы.

Мартина поначалу удивил поступок Аслана, переселившего своего наложника с третьего уровня, где располагались хозяйские спальни, не просто ниже, а вообще убрав из господского дома. Но потом по обрывкам фраз степняков, столующихся вместе с бойцами гарнизона, понял, что Ренальда готовят к какому-то ритуалу посвящения.

Иррациональная обида на то, что, несмотря на всю несуразность появившегося в крепости смазливого щенка, ему каким-то образом удалось прижиться тут, никак не хотела затухать. И причиной этому было и особое отношение господ к своей живой игрушке, и интерес Фелиски к рабу, и уважение его собственных товарищей, которое сумел завоевать этот начитанный выскочка за каких-то полгода! Да он всю жизнь живет тут, и вдруг, получается, что в постоянно возникающих конфликтах при стычках с 'нежным мальчиком', тот выходит сухим из воды, а он, Мартин Караскет, сын коменданта крепости, чувствует себя оставленным в дураках... Вот почему этому ублюдку, которого продал родной дядя, так везет?

Да тут еще и степняки, к которым у Мартина был собственный счет за то, что отобрали его пусть и слабую надежду на возвращение отношений с Фелиской (его первой и настоящей любовью), когда закончится ненавистный срок супружеской жизни, со своими дарами для нового родича!

Ну и не удержался он сегодня в столовой, чтобы ехидно не проехаться еще раз по поводу Ренальда в пошлой и злой шутке... Некоторые даже поржали, но не многие. А помрачневший Орис и вовсе, встав со своего места, не поленился подойти и вытащить его за шкирку из-за общего стола, словно нашкодившего щенка.

Помощник лаэра встряхнул его, развернув, пристально посмотрел в глаза, заставляя почувствовать себя виноватым, а потом коротко велел отправляться домой, к жене. И не отсвечивать здесь, пока не уедут столичные гости. Дескать, объяснять он не собирается, но раз Мартин сам не понимает тонкостей в распоряжении господина поступить именно так, а не иначе со своим рабом-наложником, то просто пусть не попадается на глаза и придержит свой язык за зубами.

Сын Инвара хотел было возмутиться, что, мол, они, эти столичные гости, еще и не приехали! Но, как ни странно, Ориса одобрительно поддержали и другие бойцы, опять же поржав, напутствуя его, дескать, вали-вали, в казарме и так мест маловато будет.

Придурки! Лишь бы позубоскалить!

А ему теперь целую неделю жить под одной крышей с Улиткой?!

Парень и психанул, не оставшись доедать свой паек на ужин. И отправился сразу домой, в надежде завалиться спать. Только вот комната молодоженов оказалась закрыта, а ключ он принципиально не брал.

К родителям заходить не хотелось, но другого выхода не было, потому что отсвечивать на улице, поджидая жену, оказалось еще хуже. Поужинавшие бойцы и степняки как раз начали возвращаться из столовой в свои казармы, и если уж не отпустить какое-нибудь замечание, то хотя бы не ухмыльнуться понимающе, видимо, было выше их сил.

Вот Мартин чуть ли не с порога и сорвал свое дурное настроение, послав Улиту в... лазарет. Дескать, все при деле будешь. А Халару помощь нужна...

Открыв дверь, девушка посторонилась, пропуская с неудовольствием окинувшего взглядом 'семейное гнездышко' мужа в дом.

Скинув верхнюю одежду у порога, он прошел к широкой кровати и плюхнулся на нее. Улита молча проследовала за Мартином. Вообще-то спать ей еще не хотелось. Девушка на удивление прекрасно отдохнула на обратном пути в Замок. Но и заняться вышивкой рядом с хранящим тягостное молчание парнем, было сейчас как-то неуютно. К тому же, для рукоделия освещения от одного масляного фонаря явно маловато. Но яркий свет нескольких наверняка будет его раздражать.

Впрочем, до этого даже и не дошло. Мартин немного посидел на постели, словно привыкая к мысли о том, что ему все-таки предстоит здесь жить и спать в одной кровати с безразличной ему женщиной, и принялся разоблачаться.

Улиту почему-то смутил этот процесс. Кляня себя за непристойные мысли, она попыталась отвлечься и занять себя чем-то еще, бестолково перемещаясь по небольшой комнатке. То поправила вышитую скатерть, сползшую со стола на одну сторону, то переставила свою корзиночку с рукоделием с места на место, то подровняла отодвинутые от стола стулья...

Мартин уже забросил свою рубаху на спинку кровати, и теперь скинул штаны, из которых что-то мелкое выпало из кармана. Коротко ругнувшись, парень полез под кровать за закатившимся предметом, вытащил его и, поднеся запачканные в пыли пальцы к лицу, выдал:

— Слушай, заканчивай мельтешить перед глазами. Если тебе не спится, отправляйся к Халару, помоги лекарю подежурить, ему тоже когда-то отдыхать надо.

— В смысле? — не поняла Улита. — Я-то при чем? Что я тебе, сиделка, что ли?

— Не сиделка, но с больным-то посидеть, надеюсь, сможешь, или ты и в этом отношении безрукая?

— Почему это безрукая? — обиделась Улита.

— Ну как же? — криво усмехнулся сын коменданта, с раздирающей тоской вспомнив не только о самих аппетитны формах смешливой Фелиски, но и о безукоризненной чистоте, наводимой помощницей кухарки в этой самой комнате. — Ты же ни готовить, ни убирать толком не умеешь. А горшки выносить, да отвар давать ума и умения много не надо...

— Да не пойду я никуда! — брезгливо передернула плечами девушка. — Кто я, по-твоему, прислуга?!

— Ну конечно же нет! — глумливо протянул Мартин, откидываясь на спину.

Парень то ли не понимая, то ли специально смущая ее, словно нарочно улегшись поверх одеяла, закинул мускулистые руки за голову, выставив на обозрение красивый обнаженный торс. Хорошо хоть казенные подштанники (на которые, впрочем, Улита старалась не пялиться), оказались из довольно простой, грубоватой ткани, тщательно укрывшей прочие анатомические отличия мужчины от женщины.

Вообще-то раньше она не замечала за собой такого пристрастия, да и вообще первое время после ночи с тем ублюдком, под которого подложил ее собственный отец, думала, что никогда не захочет близости с мужчиной. Но вот день ото дня невольно возвращаясь мыслями к своему практически фиктивному браку, волей-неволей думала о Мартине. И к своему глубокому сожалению, муж нравился ей по своим физическим параметрам. Что, впрочем, не скажешь о его дурном, эгоистичном характере.

Улита невольно покраснела, поспешно отведя глаза. А Мартин продолжил:

— Ты не служанка, Улита. Ты — всего лишь купеческая дочь. А знаешь, наша Тесса... госпожа Тесса, — быстро поправился он, — не побрезговала бы. А она, между прочим, не какая-то там купчиха, а жена лаэра! И не просто какого-то лаэра, а младшего сына нашего Правителя...

Улита недоверчиво покосилась на мужа, но тот насмешливо, с какой-то брезгливой жалостью глядел на нее, и, похоже, не лгал.

Нет, про то, что лаэр Аслан — сын Правителя Энейлиса, она давно знала, но вот чтобы его жена могла согласиться побыть сиделкой с какими-то больными... Хотя, госпожа ведь дочь военного. Вполне возможно, что за ранеными ей действительно приходилось ухаживать...

Порой Улита жалела о том, что Мартин перебрался в казарму, не оставив ей даже шанса попробовать как-то договориться о 'совместном' существовании под одной крышей, раз уж для всех они остались супругами. Но вот в данную минуту, глядя на его кривившиеся в усмешке губы, делавшие симпатичное, в общем-то, лицо отталкивающим, порадовалась, что они так мало времени проводят наедине. Потому что сейчас ей не хотелось оставаться с этим человеком не только в одной кровати, но и в одной комнате. Может быть, Мартин в чем-то и прав. Готовить она действительно практически не умела, потому что в доме ее родителей всегда была прислуга, в том числе и кухарка. А вот пыль под кроватью не успела прибрать, потому что просто ненавидела это занятие. И вместо того, чтобы ежедневно проводить влажную уборку небольшой комнаты, оттягивала это 'удовольствие' до последнего. Кстати, как раз сегодня она собиралась переломить себя, но лаэр предложил ей более интересное занятие. Вот оно-то оказалось ей по душе, заставив припомнить все то, чему успела научиться, помогая отцу разбираться в его торговых делах.

Девушке тошно было целыми днями сидеть в четырех стенах. Да даже если и не сидеть — все равно ее не принимают здесь. Даже и поговорить не с кем...

— А знаешь, — задумчиво произнесла Улита, склонив голову к плечу. — Я, пожалуй, пойду, попробую. Может быть, Всевидящие зачтут мне эту жертву...

— Ага, давай, — демонстративно зевнул сын Инвара, отворачиваясь. — Только свет погаси перед уходом.

Улита постояла еще немного, чувствуя, как радостное настроение от собственного сегодняшнего успеха сходит на нет. Затем быстро затушила масляную лампу на столе и, схватив верхнюю одежду, вышла вон из комнаты...

* * *

Поздно вечером, возвращаясь домой из казармы в которой поселились родичи, Аслан заглянул в лазарет. Настроение его было приподнятым, несмотря на беспокойство о том испытании, которое наутро предстоит его Котенку. Степняки были довольны возможностью постоять по часу в почетном карауле у шатра Рени. Руслан, целый день развлекавший Тессу и лишь недавно вернувшийся в казарму, больше не выглядел таким подавленным своим 'горем', как утром. А Айдар и Дерек (которого пришедший Аслан все-таки прогнал с улицы, убедив немного погреться, хотя тот и уверял, что вовсе не замерз в таком-то теплом обмундировании с господского плеча), устроившие душевную перепалку, здорово повеселили не только его, но и остальных варваров цветистыми оборотами речи. Причем оба умудрялись подначивать друг друга и, заодно, лаэра, так изысканно, не переходя грань дозволенного, что выглядела их перебранка и впрямь шедеврально. И, наверное, только Аслан понимал, насколько оба сдерживали себя, чтобы не преступить ту незримую черту, после которой вслед за произнесенной шуткой, имевшей несколько подтекстов, здоровые мужики обычно хватаются за оружие.

Странная идиллия между другом детства и этой сероглазой занозой, никак не хотевшей убираться прочь из его мыслей, одновременно радовала и ревниво настораживала, давая лаэру новую пищу для размышлений на досуге, он ли является камнем преткновения, или тут наклевываются какие-то отношения, о которых он даже не хотел думать. Может быть, зря пренебрег еще одним каршиффом для старшего из своих рабов?

Зайдя в помещение лазарета, хозяин Замка-крепости очень удивился, увидев сидящую рядом с койкой обмороженного парня грустную Улиту, погруженную в свои думы и даже не заметившую его появления. Бесшумно отступив от двери, Аслан отправился разыскивать лекаря, колдующего над приготовлением очередной порции мазей и отваров для своего пациента.

— Доброй ночи, Халар, — поприветствовал лаэр мужчину.

— Доброй, доброй... — пробормотал лекарь, не отвлекаясь от процесса. Он как раз смешивал последние ингредиенты, тщательно отмерив дозировку компонентов будущего лекарства.

— Смотрю, помощница у тебя появилась? Ну и как она? — поинтересовался Аслан.

— А что помощница? Молодец, девочка, — добродушно похвалил Халар. — Сама вот пришла, услуги свои предложила. Ничего, справляется. Мы уж и обиходили Давида... Ему, кстати, лучше стало. В себя пришел ненадолго, а теперь вот просто спит. Знаешь, я совсем не против, пусть она приходит почаще, если Мартин не возражает, конечно. Давиду-то еще долго выкарабкиваться придется. Так в одиночестве-то и свихнуться недолго. Думаю, этим-то между собой проще общий язык найти будет, все-таки одного поля ягодки...

— Ну не знаю, не знаю, — задумчиво протянул хозяин Замка. — По мне, так пусть хоть какая-то польза от нее будет, да и самой какое-никакое, а развлечение.

— Вот и я о том же. А то чего доброго, она и года не протянет с такой семейной жизнью-то. Смотрю, спесь-то с нее слетела, да как бы в петлю от тоски зеленой не полезла. Жалко молодых. Не дело это, конечно, было такую аферу с женитьбой затевать, но тут уж не знаю даже, кому теперь сочувствовать больше — Улите или Караскетам...

— Ну, знаешь, — не согласился Аслан. — Я хоть Марта и готов порой придушить собственноручно, но все-таки знаю, что от него ждать. Гонору пока еще много, а ума не достает. Но, надеюсь, с годами образуется. А вот что от этой девицы ожидать — ума не приложу. И что с ней дальше делать — тоже... — вздохнул лаэр. — Ладно, не буду тебя отвлекать. Тесса, небось, заждалась уже...

— Ну так и иди, — усмехнулся Халар. — Без тебя найдется, кому за порядками в крепости проследить...

* * *

Как Аслан и предполагал, Тесса, на целый день предоставленная заботам Русика (впрочем, это спорный вопрос, кто кого развлекал), ожидала его прихода.

К тому времени, как муж вернулся домой, хозяйка Замка уже успела отпарить свое законченное утром рукоделие. Сшив из плотной ткани внутренний чехол для подушки, она даже умудрилась туго набить его пухом. И к появлению лаэра на пороге комнаты как раз заканчивала накладывать последние стежки, на вышитом внешнем чехле.

— Ты еще не спишь? — не слишком удивился варвар.

— Как видишь, — улыбнулась девушка. — Ты пока раздевайся. Я как раз закончу и покажу, что получилось, — пообещала она.

Как-то само собой вышло, что Аслан видел это изделие ловких рук любимой лишь в самом начале, когда будущая вышивка была лишь наметкой.

Но теперь, усевшись на кровати с готовой подушкой для Дерека, Аслан уважительно разглядывал настоящий шедевр рукоделия.

— Очень красиво, Тесс, — похвалил он. — И как это у тебя получается? — задал лаэр риторический вопрос.

— Я старалась, да и вдохновение накатило, — пожала она плечами. — К тому же очень удачно удалось подобрать цвет ниток...

— Нет, Тесс. Даже если бы мне предоставили три дюжины мотков... — не согласился варвар, — я бы все равно не увидел полной картины. А листья получились словно живыми, — бережно погладил он умелую вышивку. — Если Дереку не понравится, я ее себе оставлю.

— Зачем? — изумилась Тесса. — У нас этих подушек...

— А мне нравится именно эта, — прижался он щекой к мягкой ткани.

— Радость моя, мне для тебя точно такую же вышить? Или, если хочешь, я тебя тоже научу, — фыркнула польщенная девушка, пытаясь самостоятельно расшнуровать платье на спине. — Вдруг в каком-нибудь походе, на привале захочется отвлечься от реалий? Прекрасно успокаивает нервы, между прочим.

— Спасибо, рыбка моя, — рассмеялся Аслан, с видимым сожалением выпуская из рук и аккуратно откладывая будущий подарок Меченому на стоявшее неподалеку кресло. — Иди сюда, помогу! — распахнул он объятия.

Безусловно, одобрение мужа было приятно, но Тесса никогда не принимала всерьез такой восторг, потому что считала умение вышивать чисто женской привилегией. Этим могла похвастаться почти любая девица благородного происхождения. Впрочем, умению вышивать крестиком и гладью, приготовить нехитрые блюда, вести домашнее хозяйство (в рамках допустимого для зависимых от своих мужей жен) и немного лечить хвори, чтобы бы быть полезной в брачном союзе — этому обязательно учили девочек Энейлиса. К тому же будущих спутниц аристократического сословия обучали необходимому этикету, музицированию и танцам.

Конечно же были исключения, когда родители не жалели для дочерей денег на наем учителей по риторике и прочим наукам. Но все-таки Тесса была бОльшим исключением даже из этих, не забывая благодарить отца за то, что позволил ей попробовать свои силы и в воинской науке. Да, она оказалась белой вороной в столичном обществе. Но где сейчас была столица Энейлиса и где она?

А рядом с таким мужчиной, как ее обожаемый супруг, вряд ли могла удержаться другая...

За редкое счастье прожить жизнь рядом с любимым мужчиной, разделяя все радости и печали своей второй половинки, она была готова неустанно благодарить не только Всевидящих, но и Великих Духов, которые так же благосклонно отнеслись к тому, что сын Степи взял в жены чужачку.

Впрочем, ей повезло вдвойне. Потому что есть в их с Асланом жизни еще и персональное ласковое, будто игривый котенок, Солнышко...

А вот насчет Дерека Тесса очень сомневалась в своем везении. Эта привязанность к старшему из рабов мужа была мучительной болью для них обоих. От которой, впрочем, не было сил отказаться. Но, может быть, со временем, не подпитываемое с обеих сторон, это чувство сможет угаснуть так, чтобы не разрушать их личности? Оставив лишь теплое дружеское участие и благодарность судьбе, что не решились на большее, не осквернили изменой и предательством отношения с остальными дорогими сердцу людьми...

Тесса очень надеялась именно на такой исход.

— Аслан, — обернулась она, когда муж помог справиться со шнуровкой. — Ты ведь сейчас был... там?

— На самом деле 'сейчас' я здесь, а до этого заходил к Халару... — улыбнулся варвар, стянув с жены платье и нежно обняв ее плечи. Правда одна рука парня тут же устремилась исследовать девичью грудь, а вторая переместилась на ее живот, замерев в нерешительности, будто прислушиваясь, стоит ли 'нырять' под нижнюю юбку. Девушка и не думала сопротивляться власти своего мужчины, желающего убедиться, что у его сокровища, с которым практически не оставался наедине с предыдущей ночи, все на положенных местах, однако не торопилась и отвлекаться от темы разговора.

— Ну перестань вредничать, — нетерпеливо нахмурилась Тесса. — Ты прекрасно знаешь, что я хочу спросить!

— Рыбка моя, если ты о Рени, то я его не видел. Не положено нарушать его уединение в течение суток. Просто хотелось побыть неподалеку. Вряд ли он почувствовал мое присутствие...

Девушка грустно вздохнула, принимая скудную информацию о своем любимчике к сведению, и прижалась спиной ближе к широкой груди законного мужа, кутаясь в тепло обнявших ее сильных рук мужчины.

— Все будет хорошо, радость моя. Я уверен. Рени держится. Тебе совершенно не о чем волноваться. Видишь, я же не переживаю, — немного слукавил он, потому как на его собственной душе было отчего-то неспокойно. Впрочем, это могло быть и отголосками не слишком приятного открытия о странном конфликте между Меченым и Айдаром. Правда, эти взаимные подначки и конфликтом-то трудно назвать. Но то, что между этими двумя что-то произошло, было абсолютно очевидно. По крайней мере, для него.

— А что у Халара? Я заглядывала днем, парень все еще был без сознания.

— У лекаря новая сиделка...

— Вот как? — удивилась Тесса, отстранившись и обернувшись, вопросительно выгнув бровь. — Кто-нибудь из новеньких девчонок с кухни? Антига уже определилась, кого оставить себе в помощницы?

— Не угадала, — рассмеялся Аслан, вновь привлекая ее к себе, — давай еще раз?

— Ну... Марта вряд ли, у нее и так забот сейчас хватает, кто-нибудь из прачек или птичниц? — с сомнением протянула она.

— Холодно, — рассмеялся Аслан, радуясь ее замешательству. Потому как и он сам не ожидал увидеть в лазарете эту девицу. Хотя, если поразмыслить, замечание Халара о том, что Улита и Давид — одного поля ягодки, имело смысл. Ведь справилась же девчонка с поручением, довольно удачно сбыла синий воск, пока на него не пропал спрос. А Давид еще не скоро оклемается до состояния самостоятельно вести дела. Может, и впрямь даст ей разрешение немного похозяйничать в доставшейся по наследству от отца лавке? Чем меньше жена младшего Караскета будет находиться в крепости, тем легче Мартину вообще будет мириться с ее существованием. Впрочем, рано загадывать.

— Ну, Аслан, — надулась Тесса. — Я сдаюсь! Говори уже, не то умру от любопытства, и придется тебе ночевать с моим хладным трупиком.

— Бррр... — шутливо испугался лаэр, попытавшись оттолкнуть ее, но Тесса, предполагая такой маневр, живо вцепилась в руку мужа, обнимающую ее поперек живота обеими руками. — Впрочем, я знаю способ отогреть даже хладный трупик, — снова стиснул он свои объятия крепче и прижался губами к ее ключице, проследовал вверх по подставленной его ласкам шейке, вырвав у девушки непроизвольный стон. На самом деле, заниматься любовью сегодня отчего-то не было настроения. Но и у Тессы, похоже, тоже. Так что Аслан вполне удовлетворился обычным реагированием своей ненаглядной на его прикосновения и поцелуи, потерся щекой о хрупкое плечико, и признался:

— Улита.

— Не может быть!

— Уж не знаю, сама ли она решилась, или Марта надоумила, отчаявшись заинтересовать ее возможностью стать своей помощницей.

— Ну, для купеческой дочки такое занятие не по вкусу, — задумчиво согласилась Тесса. — Вроде как экономка, а это лишь старшая прислуга в доме. В чем-то резонно, хотя, на что она вообще рассчитывала, соглашаясь поучаствовать в афере с замужеством?

— Не знаю, Тесс. Чужая душа — потемки. Но Халар сказал, что она пришла сама. Главное, что хоть как-то постаралась проявить участие. А много ли толку выйдет из ее услуг для больного, со временем будет видно.

— Но Халар-то не против?

— Говорит, что особого умения не надо. И она вполне справится. Впрочем, ты же прекрасно знаешь нашего лекаря. Если что ему не по нраву, скажет прямо. И жалеть ее чувства не станет. А требования у него строгие.

— Это точно. Он и твои-то выходки терпит только потому, что ты здесь хозяин всему, — хмыкнула Тесса. — Я вот только не могу понять, отчего вам с Рени в голову не пришло заодно и на его лице вытравить всю растительность? — поежилась она, чувствуя, как пробившаяся к вечеру щетина на скулах трущегося о ее плечо мужа, царапает кожу.

— Ну... я уже так тебе и не отвечу. Не помню, почему, — нехотя признался он. — То ли не подумали, то ли решили, что нечего народ удивлять. Мало ли что там под одеждой у нашего Котенка, а на лице-то все для всех будет очевидно. Тесс, все, кому положено, знают о его статусе. Но он же не будет всю жизнь безвылазно сидеть в своей спальне. Зачем лишние разговоры?

— Да я и не спорю, — рассмеялась Тесса, умудрившись извернуться в руках мужа так, чтобы теперь 'страдало' другое ее плечико. — Просто боюсь, что у него в свое время отрастет такая же щетина, как и у тебя. Придется пополнить запасы бальзама, чтобы замазывать раны.

— Ой, радость моя, — спохватился увлекшийся невинными ласками лаэр. — Прости, я забыл, что не побрился вечером... — извиняющее поцеловал он ее поочередно в одно и другое плечо, с неудовольствием отметив, что даже при неярком свете масляной лампы, стоявшей в отдалении на столике, явно видны красноватые полоски поврежденной кожи из-за его усердия. — Ну что ты раньше не сказала! — упрекнул он, с сожалением глядя на плоды своих ласк.

— Потому что мне было приятно, — не задумываясь, ответила девушка.

— Мазохистка ты у меня, — улыбнулся Аслан, потерев ладонью свой подбородок и убедившись, что он и впрямь колючий даже для его дубленой кожи.

— Есть немного, — не стала отпираться она. — Ладно, родной, давай спать укладываться, — предложила Тесса, понимая, что затрагивать тему о том, каково приходится сейчас Рени, не стоит. Она была больше, чем уверена, что муж также думает об их мальчике. И переживает. Вот только ничем не может облегчить его участь. Раз уж все мужчины степняков проходят подобный ритуал, значит, на самом деле, все не так уж и страшно. И за одни сутки Солнышко не умрет от голода и жажды. Вот только все равно хотелось бы поддержать его морально. Для Ренальда, выросшего совершенно в других условиях, нежели варвары, это испытание должно быть в разы сложнее... Даже по той простой причине, что в обители, где прошла большая часть осознанной жизни юноши, его приучали верить в могущество Всевидящих богов, а не Великих Духов, покровительствующих сынам Степи.

* * *

Ночь для Аслана и Тессы оказалась еще более мучительной, чем для Рени, 'путешествующего' вместе с душами своих предков по эпизодам их жизней.

Щадя нервы друг друга, оба старательно делали вид, что сон одолел их сразу, как только головы коснулись подушки. Пусть это было лишь лицемерным притворством, однако уличать друг друга в безобидном обмане (потому что не почувствовать они не могли), хозяева Замка не стали.

И когда наконец-то ближе к утру Аслан забылся тягостным, каким-то серым сном, Тесса выскользнула из супружеской кровати, натянула брюки и тунику и отправилась в фехтовальный зал. Муж с утра уйдет к своим родичам, чтобы быть рядом с Ренальдом. А вот женщинам при проведении ритуала нанесения родового знака, там было не место. Так что у нее будет возможность отоспаться перед праздничным вечерним застольем.

Только вот девушка опасалась, что с наступлением дня (зная, что именно в это время Рени будут наносить тату), она вообще не сможет спать спокойно, сейчас специально хотела вымотать себя внеплановой тренировкой, чтобы глаза сами собой закрывались от усталости.

Тесса надеялась разминуться с мужем, перед которым не хотелось признаваться в своих слабостях и намерениях, но Аслан живо вычислил, где отыскать пропажу. Хотя и испытал несколько неприятных минут после пробуждения, не увидев любимой девочки рядом. Однако довольно быстро сообразил, где ее искать, если, конечно, отбросить весьма сомнительную версию, будто благоверная все-таки отправилась к старой казарме. В любом случае, бдительные стражи, стоявшие у входа, с Рени пообщаться не дали бы даже хозяйке Замка. Да и портить стены шатра, чтобы пробраться к Солнышку с тыла, Тесса вряд ли сподобится. Так что он довольно уверенно направился в сторону фехтовального зала, где и застал еле держащуюся на ногах от усталости, взмокшую девушку.

Легкий меч жены лежал у одной из стен рядом с ножнами. Видимо, заниматься она начинала с ним. Но сейчас, упрямо закусив губы, пыталась вогнать в изрешеченную мишень сякены (позаимствованные у Дерека под честное слово, что будет крайне осторожна).

Расстояние было приличным. К тому же она не стояла на месте, а предпринимала попытки поразить цель, метая остро отточенные звездочки под разным углом, из всевозможных положений, с перекатами и разворотами корпуса. Результаты не сказать, чтобы оказались блестящими, но воля к победе чувствовалась. Аслан хмыкнул, собираясь напомнить жене о том, что надо было поступить наоборот, и заняться метанием ножей, пока еще мышцы рук не устали от упражнений с мечом. Но тут его обожгла совершенно другая мысль: а откуда у нее вообще взялись подобные 'игрушки'?! Это же не ножи!

Словно в подтверждение сомнений лаэра о безвредности таких занятий для его любимой, очередной сякен вообще не долетел до цели. А девушка ойкнула и быстро поднесла окровавленные пальцы ко рту, радуясь, что отделалась легкой царапиной. Ведь Дерек же предупреждал, чтобы даже не смела набивать руку без специальных перчаток. Опасался ли он навлечь гнев Аслана за пособничество прихотям своей госпожи научиться обращаться с опасным метательным оружием или действительно его больше волновало, не останется ли она без пальцев, Тесса в свое время старалась не задумываться, старательно запоминая дельные советы Меченого.

Надо сказать, что под руководством такого наставника, тренировки с сякенами и впрямь ни разу не закончились членовредительством. Но теперь, взявшись поупражняться самостоятельно, оттачивая начальные навыки, сподобилась пораниться. Пожалуй, что в ближайшие два-три дня иглу для вышивания держать в руках будет проблематично, но торопиться некуда. Подушка Дереку уже готова.

Вот только собственная боль отрезвила ее, снова вернув отупевший было от монотонной тренировки разум мыслями к тому, что ее боль от царапины идеально заточенной железякой не идет ни в какое сравнение с тем, как и сколько раз игла с краской коснется груди и предплечья ее Солнышка, чтобы получился требуемый рисунок...

— Тесса?! — рявкнул Аслан, моментально оказавшись рядом и перехватив ее пострадавшую руку за запястье.

Девушка ойкнула от неожиданности, вздрогнула и теперь затравленно вжала голову в плечи и зажмурилась, чтобы не видеть зверское выражение перекошенного от страха за нее лица варвара.

Хорошо, что он и сам себя не видел. Просто все произошло настолько неожиданно, что ему показалось, будто она лишилась всех пальцев разом.

— Откуда у тебя сякены?! — процедил он, убедившись, что все пять тонких изящных пальчиков присутствуют на кисти ее руки. Но вид тонкого пореза, задевшего сразу два из них, из которых все еще продолжала выступать алая кровь, не способствовал его душевному равновесию. Потому что, несмотря на спокойное отношение к чужим ранам (особенно к пролитой крови врагов, от которой приятно пьянило), знать, что был рядом и не успел уберечь свою девочку от беды, было слишком нелепо.

Тесса рискнула приоткрыть глаза и виновато потупилась, буркнув:

— И тебе с добрым утром, любимый.

— Это ты называешь, 'с добрым'? — жестко уточнил лаэр, слегка встряхнув ее руку и чувствуя, как его потихоньку отпускает испуг. — Тесса, не увиливай от ответа. Узнаю, кто тебя снабдил подобными игрушками, сгною в карцере!

— Ну вот теперь я точно тебе не признаюсь, — фыркнула она, выпрямляя спину и пытаясь выдернуть руку из стального захвата. — Аслан, ты мне запястье так пережал, что не только это кровотечение остановилось, но вообще сейчас вся пятерня посинеет и отвалится, — пошутила девушка.

— Тесс. Я не шучу, — предупредил он, все еще гневаясь. — Или ты признаешься сама, или я сейчас устрою тотальный допрос с пристрастием, выстроив весь гарнизон и вообще всех, кто здесь обитает на плацу.

Тесса бросила на мужа сердитый взгляд, надеясь, что он все-таки блефует. Но по скулам варвара перекатывались желваки, а крылья носа раздувались, как у норовистого коня, которого заарканили на полном скаку.

— Аслан, не сходи с ума! — сердито отозвалась она. — Я понимаю, ты не выспался, и все такое, но...

— Да при чем тут мой сон?! Тесс, ты могла покалечиться!

— Аслан! Я уже не ребенок! Сколько раз я получала царапины на тренировках, забыл? Сейчас намажу бальзамом, и к вечеру все пройдет, вот увидишь!

— Пошли! — потянул он ее к двери. — Я сам тебе намажу твои царапины, и заодно отшлепаю.

— Постой! Ну постой же! — заупрямилась Тесса. — Надо собрать сякены. А в ролевые игры поиграем потом. К тому же, я думала, что тебе сегодня не до них, — попыталась вразумить она не на шутку разошедшегося мужа.

— Вот тот, кто тебе их дал, пусть приходит и собирает. Заодно и проведу разъяснительную беседу о том, что можно и что не нужно давать в руки своей госпоже!

— Ты догадался, да? — испугалась Тесса за Дерека, невольно вычленив из фразы мужа слово 'госпожа'. Но только один человек, произнося его, умудрялся своей интонацией или уколоть, или сказать комплимент, лаская слух и вызывая сердечный трепет.

— Так-так-так... — остановился Аслан, подозрительно прищурившись. — Ну-ка я сам угадаю... Вчера ты весь день провела с Русланом. Он такими игрушками не увлекается, все больше с метательными ножами, иначе мне первому похвастался бы. Парни мои, насколько я помню, тоже предпочитают традиционные ножи и кинжалы. А вот похожие я как-то видел у Меченого... придушу засранца! — в сердцах выругался варвар, поняв, что угадал по тому, как среагировала Тесса. Возможно, кто-то другой и не заметил бы на дне ее на мгновение расширившихся зрачков досаду и страх за виновника его неудовольствия, Девушка моментально справилась с замешательством. Но он слишком хорошо ее знал, чтобы не обратить внимания на такие мелочи.

Но жена успела изучить его также хорошо. Поняв, что отпираться дальше бесполезно, она только вздохнула и, прижавшись к плечу все еще сердито напряженного Аслана, виновато прошептала:

— Не злись, родной мой. Я у него сама выпросила. Он не хотел давать. А я пообещала, что буду очень осторожна и в перчатках, и вот... Прости, что заставила тебя понервничать... Мне совсем не больно, правда. Я только очень устала...

— А голова не кружится? — обеспокоенно встрепенулся лаэр. Не дожидаясь ответа, подхватил ее на руки, и спешно двинулся к выходу из зала, чтобы поскорее добраться до спальни.

— Кхм... — хмыкнула Тесса, поерзав, чтобы устроиться поудобнее. — Надеюсь, ты не думаешь, что такой эффект от потери пары капель крови, и к Халару меня не потащишь?

— Нет, — улыбнулся варвар, легко шагая со своей драгоценной ношей вверх по ступеням лестницы. — Я тебе сам пропишу постельный режим до самого вечера.

— Эх... — притворно расстроилась девушка. — Ну ладно. Только пообещай, что не будешь ругаться на Дерека, а то он больше никогда не научит меня ничему плохому...

— Я его в карцер посажу, — сурово пообещал муж, стараясь не рассмеяться.

— Но как же Рени один останется у твоих? — нахмурилась она.

— Ему сегодня родовой знак нанесут. И он будет среди своих, — парировал Аслан.

— А когда гости из столицы заявятся? — не сдавалась хозяйка Замка.

— Ну вот и хорошо, что Меченый переждет этот визит за надежными стенами. Боюсь, когда мы осенью были во Дворце, у моего братишки сложилось не слишком лестное мнение о преданности моих бойцов, — невольно вспомнил Аслан события, предшествующие дерзкому разговору Дерека с Дамиром. — Мало ли, вдруг они указ какой привезут, чтобы выдать моего человека.

— Ты мне не рассказывал! — оживилась Тесса.

— Да нечего там рассказывать-то, — смущенно буркнул Аслан.

— Хм... ну, ладно, — неуверенно согласилась Тесса, решив выспросить об этой истории позже. — И все равно, так нехорошо. Вчера ты ему плащ со своего плеча подарил, а сегодня в карцер посадишь? Радость моя, ты прослывешь непоследовательным самодуром, — заметила она, хихикнув.

— Интересно, кто же мне такое скажет? — насупился варвар, невольно соглашаясь с женой.

— Ну, в глаза-то вряд ли осмелятся, — продолжала глумиться девушка, невольно жмурясь от удобства передвижения. Как же все-таки здорово чувствовать надежность сильных рук, размеренный стук его сердца. И несказанно приятна искренняя забота и беспокойство мужа. Как хорошо, что он все еще готов таскать ее на руках не только в красивом платье, но и вот как сейчас, в промокшей от пота тунике, растрепанную, раскрасневшуюся из-за выматывающей тренировки и не выспавшуюся. Она была почти уверена, что ничего он Дереку не сделает. Максимум попеняет, что не предупредил о новом увлечении его хозяйки.

Сполоснуться под душем самостоятельно Аслан жене тоже не разрешил, сославшись на ее 'раны'. К сожалению, поджимающее время не позволяло им осуществить что-нибудь более интересное, кроме достаточно целомудренного омовения, потому что небольшой выплеск адреналина способствовал настроению заняться любовью. Но оба понимали, что Аслану следует как можно быстрее уйти к степнякам и быть рядом с Ренальдом во время ритуала.

Так что Тесса послушно позволила натянуть на себя ночную сорочку, намазать пострадавшие от занятий с сякенами пальчики и даже замотать их тонкими тряпицами. Скептически рассматривая повязки, девушка обреченно вздохнула и торжественно пообещала мужу, что как только справится с завтраком, принесенным Рутой в спальню, сразу ляжет отдыхать.

Удовлетворенный лаэр чмокнул ее в губы и поспешил ретироваться из комнаты. Ему надо было еще заскочить в фехтовальный зал, чтобы собрать злосчастные звездочки. Он уже передумал отправлять Дерека в карцер, Тесса ему точно никогда не простит такого поступка и ущемления ее прав осваивать интересное метательное оружие. Но никто не помешает доставить Меченому несколько неприятных минут переживаний о безалаберности в отношении своей госпожи, которую парень, безусловно, уважал, по достоинству оценивая ее расположение.

* * *

Дожевывая на ходу прихваченный с принесенного Рутой подноса пирожок, Аслан вернулся в фехтовальный зал, чтобы подобрать оружие, оставленное Тессой.

И если с мечом проблем не возникло, то, подняв все сякены, он не удержался, чтобы не попробовать 'подвиг' жены. Не сказать, чтобы варвар никогда в жизни не держал в своих руках подобных 'звездочек', но скорее, это было из чистого любопытства, чем для применения на практике. Все-таки этому искусству надо уделять должное внимание, чтобы оттачивать технику. С метательными ножами у него получалось гораздо лучше, и, главное, результативнее. Так что, попробовав метнуть парочку, с непривычки сам чуть не остался без пальцев. Витиевато выругавшись, лаэр порадовался, что быстрота реакции не подвела, и его царапины оказались значительно меньшими, чем у жены.

Аслан досадливо облизал выступившую кровь. Гордость воина была слегка уязвлена. Вообще-то ему такие игрушки никогда не нравились, но сам факт, что он не сумел справиться, отчего-то здорово раздражал. И снова захотелось открутить чью-то бедовую голову... ну или отыметь и в прямом, и в переносном смысле. Второй вариант, с наказанием нижней части, которой Меченый, очевидно, думал, когда решил доверить такую забаву Тессе, хозяину Замка импонировал больше.

Осторожно, чтобы не порезаться, он распихал звездочки по кармашкам специального пояса, но клокотавшая в груди злость на ситуацию, требовала выхода. Лаэр выхватил свой нож (правда, здоровый тесак не совсем отвечал канонам метательного оружия), и с пол-оборота, практически не прицеливаясь, метнул в мишень. Обернувшись, парень удовлетворенно хмыкнул — нож торчал ровно по центру, расщепив истыканную сякенами и ножами доску надвое. Новенькой (еще вчера) доски лаэру было не жаль. Этого добра в Замке-крепости было достаточно. Инвар строго следил за исполнением обязанностей гарнизонного плотника. Всем было известно об увлечении хозяйки холодным оружием. Поэтому Тессу обеспечивали мишенями по мере необходимости, когда предыдущие приходили в негодность. Как раз только вчера поменяли, перед тем, как госпожа устроила соревнования на меткость метания ножей с Русланом.

Аслан краем уха слышал, что они потом еще отправились поупражняться и с арбалетами, захватив зрителей из числа свободных от караульной службы бойцов. И посетовал, что совсем забыл поинтересоваться, чья из двух команд победила, превратив в негодность соломенные чучела. Ему было не до этого. Пытаясь отвлечься от мыслей о Ренальде, решить кое-какие насущные вопросы и заодно понять, что за черная кошка пробежала между Дереком и Айдаром, он просто забыл вечером спросить у жены.

А она почему-то не сочла нужным похвастаться. В то, что Тесса умышленно промолчала, из-за возможного поражения, поэтому и не стала акцентировать его внимание на событии, Аслан верил с трудом. Его девочка, хоть и не с охотой, но умела признавать поражения. Да и вообще, сам факт того, что она бросала дерзкий вызов подготовленным бойцам, вызывал уважительное отношение с их стороны. Так что в любом случае, она оставалась в выигрышной позиции.

Аслан вернулся к мишени, не без труда выдернул глубоко вошедший в дерево нож, и пристроил его обратно на пояс.

Неудачная попытка метания сякенов здорово расстроила. Но сдаваться он не умел. Правда, у варвара присутствовало достаточно хладнокровия, чтобы понимать, самостоятельно он будет учиться слишком долго. И неизвестно еще, обойдется ли без случайных травм. А то, не дайте Великие Духи, останется без пальцев, и не на что будет надевать лаэрский перстень...

Похоже, для умения обращаться с сякенами, придется все-таки взять несколько уроков у Дерека. А вдруг когда-нибудь пригодятся?

* * *

Возле старой казармы, где временно поселились степняки, царило оживление. Мастер Мансур издали поприветствовал Аслана, сообщив, что у него уже все готово. Ждут только ребят, отправленных к Инвару, чтобы выпросить какой-нибудь сухое бревно, о котором они не подумали заранее.

Лаэр кивнул и прошел внутрь. Варвары и Дерек, которые как раз перекусывали наскоро приготовленным прямо на кострах возле казармы завтраком, состоявшим из разогретых лепешек и сыра, запивая все это укрепляющим и тонизирующим отваром трав, поднялись, приветствуя хозяина Замка-крепости.

Аслан поздоровался, кивнув, чтобы они продолжили.

Его цепкий взгляд сразу выделил несколько моментов. Темные круги под глазами у Дерека и слегка осунувшееся лицо с проступившей щетиной, свидетельствовали о том, что он все-таки не стал снимать с себя ответственность за добровольное дежурство ночью, несмотря на достаточное количество желающих постоять в почетном карауле у шатра. И едва ли позволил себе вздремнуть. Это обстоятельство слегка остудило воинственный пыл лаэра, требующего немедленной сатисфакции.

Он вытащил пояс с сякенами и без предупреждения швырнул в сторону своего бойца.

Надо отдать должное реакции Меченого, который, хоть и отшатнулся от неожиданности, но все-таки перехватил летящий ему в лицо предмет, умудрившись даже не расплескать остатки отвара в кружке.

Недоуменно взглянув на то, что он поймал, и, узнав собственность, парень слегка растерянно перевел взгляд на сурово поджавшего губы хозяина, отставил кружку в сторону и спросил:

— Откуда они у тебя?

— Отобрал у жены.

— Почему? Ей же нравилось упражняться с ними...

— Да потому что она чуть без пальцев не осталась у меня на глазах! — сорвался Аслан.

Сидевшие рядом степняки присвистнули, выразив нестройным гулом голосов свое неодобрение и согласие с законным правом Аслана гневаться, разделяя его негодование, однако вмешиваться в беседу лаэра и его бойца не стали.

— Как? — побледнел Дерек, резко вскочив на ноги.

— А о чем ты думал, давая девчонке такие игрушки?

— Аслан...

— Твое счастье, что она, несмотря на потерю крови, осталась в сознании и уговорила меня не применять к тебе самую суровую расправу, на которую я был готов! Между прочим, твоя доброта тянет на покушение на жизнь и здоровье моей жены! А тебе...

— Что с ней?! — невежливо перебил парень со шрамами, невольно оглянувшись на вход в казарму, словно намереваясь немедленно сорваться, чтобы сбегать к стоявшему в отдалении Замку и лично убедиться, что это известие — просто неудачная шутка хозяина.

Пристально вглядываясь в непроницаемое лицо лаэра, Меченый, тем не менее, чувствовал какой-то подвох. Если бы было все так ужасно, как расписал Аслан, он бы не стал разводить политесы, а просто свернул ему шею. Во всяком случае, он сам на месте варвара именно так и поступил бы, пострадай по чьей-то вине его любимая женщина.

— Я могу узнать, что с МОЕЙ госпожой? — процедил он, буравя лицо соперника.

(Впрочем, на счастье Дерека, полукровка-варвар вовсе и не догадывался о том, что ему следует опасаться тщательно скрываемых истинных чувств бойца к собственной жене).

— Полагаешь, я должен дать тебе подробный отчет? — холодно осадил его лаэр.

— Нет. Прошу прощения, мой госссподин, — прошипел опомнившийся парень, заметив пристальный интерес к их беседе сидевшего рядом с ним Айдара и остальных степняков, и поспешил опустить взбешенный взгляд в пол.

Он все еще простой раб! И действительно не имел никакого права требовать с Аслана информацию о его жене. И вообще не имел права подвергать ее жизнь даже мнимой опасности, за что корил себя всевозможными словами, которые не произносят в приличном обществе.

Меченый тщетно пытался взять себя в руки, чтобы не выглядеть более подозрительно, чем сейчас со своей дерзостью, но побелевшие костяшки пальцев с зажатым в одной руке поясом с сякенами, выдавали его состояние. Аслан понимал уже, что слегка перегнул палку и поспешил исправить положение:

— Дерек, она в порядке. Только пара царапин. Но все же...

Большего Меченому было и не надо. Он и так пережил несколько самых, наверное, поганых минут в своей жизни, ненавидя себя за то, что поддался уговорам Тессы, и сам поспособствовал произошедшей трагедии. Слишком хорошо он представлял, каково живется тем, кто имеет существенный изъян внешности. А для девушки такого положения, которое занимала жена лаэра, это вообще было недопустимо. Только от ужасного видения, что ее тонкие изящные пальчики будут украшать не кольца и перстни, а уродливые культи укороченных фаланг, к горлу Дерека подкатывала дурнота...

Да чтобы он еще хоть раз в жизни стал потворствовать ей в таком?! Ни за что!

Однако и Аслан поступил достаточно низко, застав врасплох и едва не выведав истинного отношения безупречно преданного раба своей хозяйке. Кинув лишь один, но весьма выразительный взгляд на лаэра, от которого у Аслана кровь прилила к скулам, будто он получил по морде, Дерек резко развернулся и вышел вон.

Очень хотелось хоть некоторое время побыть одному и немного остыть. Злополучные сякены будто огнем жгли его ладонь, в которой был зажат пояс. Лучше бы он вообще не покупал это оружие! Подумаешь, захотелось экзотики! Надо было сразу же пресекать интерес Тессы к игрушкам подобного рода.

Липкий страх от того, что удалось избежать непоправимого, отступил. Не верить Аслану, что госпожа отделалась лишь несколькими царапинам, не было резона. Но на душе все равно оставалось премерзкое чувство, что его прилюдно повозили мордой по земле. Заслуженно, между прочим, но, тем не менее, противно. Самым удачным сейчас было бы вызваться в наряд на самый дальний пост, чтобы шесть часов никто из гарнизона гарантированно не смог бы его видеть, но в дверях парень столкнулся с мастером Мансуром, сообщившим, что пора проведать Рена, и Меченый поспешил к шатру...

* * *

Почти все происходящее в дальнейшем, когда Ренальд вернулся в шатер, удовлетворив физиологические потребности организма, оставалось для него подернутым пленкой странной туманной апатии.

Вместо выдернувшего его из транса Дерека сейчас здесь был Аслан, стоявший спиной к входу и задумчиво глядящий на вновь радостно танцующие язычки пламени в очаге, над которым висел небольшой котелок на треноге. В котелке весело булькала кипящая вода с плавающими в ней то ли травками, то ли листьями, охотно передающими свои свойства жидкости, потому что отвар стремительно темнел и густел, теряя прозрачность.

Услышав шорох откидываемого полога, служившего дверью, лаэр резко обернулся и шагнул к вошедшему парню, едва ли не дернувшемуся отступить назад от неожиданности, потому что этого варвара-то тот как раз не надеялся застать здесь. Но хозяин Замка не считался с его чаяниями, просто молча сгреб в охапку и стиснул чуть ли не до хруста костей. Его руки тут же переместились вверх, обхватив ладонями затылок наложника. И Аслан притянул его голову к своей, едва ли не заставив стукнуться лбами.

Рени протестующее замычал. Он все еще помнил о необходимости соблюдать дистанцию с человеком, потоптавшимся на его гордости и самолюбии, но неожиданно эта молчаливая поддержка отозвалась теплой волной признательности в груди. Он не мог злиться на своего непоследовательного господина и бывшего любовника, скорее расстраивала сама ситуация, что он сам не в силах его оттолкнуть. Так и не определившись с приоритетами противоречивых желаний, Ренальд только тяжело вздохнул. Получилось что-то жалкое, похожее на всхлип. Аслан тут же отстранился, удачно ухватив его пятерней за волосы на затылке, заставляя поднять лицо.

Что уж тот пытался разглядеть, внимательным, тревожным взглядом, буквально поедая его глазами, Ренальд не понял. И даже ничего не успел сказать. Потому что в шатер начали заходить люди, и в довольно просторном помещении оказалось тесно от брутальных мужских фигур.

— Держись, Котенок, я рядом, — быстро шепнул лаэр и убрал руки, отступая.

Прибывших оказалось немного: мастер Мансур с небольшим сундучком в руках, Айдар, Руслан и Ильяс с какими-то коваными конструкциями, напоминающими каминные решетки, которые они тут же ловко установили, по две в распор. Живо пристроив на них масляные лампы, отчего в уютном полумраке оказалось слишком светло, будто в солнечный полдень, они почти синхронно отступили к стенам и молча уселись на укрытый волчьими шкурами пол.

Руслан замешкался и, немного смущаясь, тихонько попытался приободрить друга:

— Рен, не бойся, это совсем не больно. Сейчас чай выпьешь и вообще ничего почти не почувствуешь, комары больнее кусаются. Только отвар противный...

— Рус! — сердито шикнул на него Айдар. — Рен — не ты! Садись молча и просто присутствуй! — выразительно похлопал он рядом с собой.

Руслан покраснел и торопливо отступил на указанную позицию.

Последним вошел Меченый с пиалой, опустив за собой полог, укрывающий вход в шатер, и старательно проверив, чтобы не оставлять щелей для вездесущего сквозняка. Откинутой заглушки на потолке над отдушиной в центре шатра вполне хватало для циркуляции воздуха.

— Рен, ты готов? — на всякий случай уточнил Мансур.

Рени проглотил внезапно подступивший к горлу ком, но ответ его прозвучал довольно твердо:

— Да, Мастер.

Варвар одобрительно кивнул, аккуратно опуская свой сундучок на низкий разложенный столик, и бросил быстрый взгляд на лаэра, который так же кивком головы подтвердил, что отвар готов.

— Хорошо. Раздевайся, Рен, — велел Мансур, откинув крышку сундука и принимаясь раскладывать какие-то тряпичные свертки и невысокие баночки с плотно подогнанными крышками. В свертках оказались полые иглы различных размеров и толщины, а в баночках — краска нескольких оттенков. Кроме того, Мансур вытащил из сундука небольшую фляжку, уже знакомую своими очертаниями банку с чудо-бальзамом (такие были только у степняков, добавляющих в заживляющее средство особые компоненты, которые в разы улучшали его свойства), охапку корпии и пустую емкость, в которую щедро плеснул из фляги.

Аслан тем временем, натянув рукава вязаного свитера на ладони, чтобы не обжечься, снял котелок с треноги. Быстро накрыв его крышкой, чтобы сцедить только жидкость, а не травки, перелил часть отвара в подставленную Дереком пиалу. Несмотря на демонстративное игнорирование старшим рабом его хозяина, провернуть процедуру получилось довольно ловко.

Аслану очень хотелось стереть это безучастное выражение с лица Меченого, разгладить упрямую складку возле жестко сжатой линии губ, но он держался.

Да, со своими претензиями, высказанными прилюдно, он, наверное, погорячился, жестоко заставив испытать преданного бойца острое чувство вины. Но ведь Дерек, действительно, виноват, что всучил Тессе опасные игрушки, которыми не каждый мужчина рискнет пользоваться. Для обращения с сякенами нужны специальные навыки. Как бы хорошо не относился лаэр к человеку, к которому питал отнюдь не платонические чувства и которому был обязан жизнью, родная девочка была бесконечно дороже. Бесконтрольный страх за ее здоровье, сжавший сердце будто тисками, отступил, оставив лишь мерзкие отголоски пережитого. И извиняться за высказанные резким тоном претензии, варвар вовсе не собирался. Это еще повезло, что жена отделалась парой царапин, и кровь практически сразу остановилась. Только ладошку пришлось отмывать. С пальцев она умудрилась слизать, пока посасывала, чтобы быстрее остановить процесс кровопотери. Хорошо хоть Тесса не заметила, как у него дрожали руки от страха за нее. Или она решила, что это от злости на ее безалаберность?

Но все равно осознавать, что это событие настолько вывело из себя, заставив утратить обычную невозмутимость, было неприятно. Эмоции не должны настолько управлять его чувствами и поведением. Личное не имеет права прорываться так откровенно. Для любящего и заботливого мужчины, готового пылинки сдувать со своей ненаглядной, это нормально, но для лаэра — недопустимо.

Аслан тяжело вздохнул. Дерек невольно (сам того не желая), заставил почувствовать свою беспомощность и уязвимость. А ведь именно из-за того, чтобы так же не реагировать на причиняемый Рени вред (самостоятельно или при пособничестве внешних факторов) он и отказался от любви своего нежного и страстного Котенка.

Только вот все равно не становилось легче. И сейчас, постаравшись абстрагироваться от угрюмого выражения на лице Меченого, явно глубоко обиженного выступлением и упреками (надо заметить, справедливыми), мысленно Аслан уже был рядом с Ренальдом. Тесса, слава Великим Духам, пообещала впредь быть более благоразумной, и теперь оставалась в постели, где должна была находиться вплоть до самого вечера, пока не придет время присутствовать на праздничном пиру. А вот ее Солнышку нужна была поддержка именно сейчас. Хотя парень и так держался молодцом.

Пока лаэр с Дереком переливали отвар, а Мансур заканчивал свои приготовления для нанесения татуировки, Рени успел обнажиться до пояса, и теперь опустился на колени, ожидая дальнейшей команды старших. Снаружи доносились громкие оживленные разговоры сгрудившихся вокруг шатра степняков. Видимо, наконец-то притащили огромное сухое бревно, которое должно было заменить аналогичный проводник, сообщающий Великим Духам о происходящем таинстве, чтобы они проявили свою благосклонность к новому сыну Степи, и не оставили молодого воина без своей поддержки.

В Степи рядом с шатром, в котором обычно проводился торжественный ритуал нанесения родового знака молодым воинам или добавлялись детали рисунка заслужившим их проявлением доблести и отваги, стояла стационарная конструкция. На двух крепких столбах, украшенных традиционным ритуальным орнаментом, были натянуты тугие прочные ремни. Между ними был распят огромный бубен из шкуры редких белых буйволов. Именно его низкое рокочущее звучание задавало темп, погружая человека в своеобразный транс и помогая подвергаемому экзекуции организму справиться, настраивая сердечный ритм и нормализуя кровяное давление во время ритуала, длящегося порой несколько часов. Страждущих сообщить радостную новость посредством звукового сопровождения при рождении Духа Воина или о следующем знаке отличия на его теле, было всегда много. И если в Степи такая честь выпадала лишь близким семьи того, кому наносилась татуировка, то здесь, все гости Замка-крепости изъявили желание поучаствовать. Но не тащить же за собой было это сооружение. И сухое бревно вполне способно справиться с подобной функцией и возвестить своеобразной ритмичной дробью Великим Духам и сородичам, что в непосредственной близости рождается новый Воин-степняк.

Разделившись попарно, варвары привычно разыграли очередность. И первые двое уже удобно уселись на края положенного поперек входа в шатер бревна. Шлепки ладонями сначала были похожи на сигнал сбора. Тревожный и нарастающий гул. И лишь затем, завладев всеобщим вниманием находящихся в радиусе нескольких сотен метров людей, почти неуловимо звук перешел на другую тональность. И теперь слышался четкий размеренный ритм, созвучный здоровому сердцебиению.

Аслан подал Ренальду в руки пиалу с отваром, на мгновение коснувшись пальцев наложника. Дерек отошел к стене и уселся, подражая варварам, молчаливым свидетелям совершаемого таинства. Вообще-то присутствия Аслана, который представлял сейчас одновременно и хозяина земли, на которой совершался обряд посвящения, и наставника Рени, и представителя Рода, было бы достаточно. Айдар выступал за старшего командира степняков, назначенного Вождем Тагиром, Ильяс — представлял рядового родича и опытного воина. А Руслану, твердо заявившему о своем желании оказаться на торжественной церемонии внутри шатра, демонстративно теребя браслет на запястье (которыми парни умудрились обменяться и, тем самым, невольно обещая покровительство семей), отказать Мансур не посмел. Дереку же было просто любопытно. Да и присутствие бойца, как представителя гарнизона лаэрской сотни, было не лишним.

Выпив целую пиалу особого 'чая' под изумленными взглядами Ильяса и Руслана, Рени машинально облизал губы и даже не поморщился. Айдар, Аслан и Мансур имели представление, что даже неинициированным воинам холодной крови двух глотков жутко горького вяжущего отвара недостаточно. Да и вообще носители редкой крови воспринимают вкус специфического отвара совершенно по-иному. Именно поэтому Айдар сделал Руслану замечание.

Дерек же ничего необычного в том, то перед довольно болезненной процедурой парню дали средство, притупляющее восприятие, не увидел. Хотелось, чтобы поскорее все закончилось.

Во-первых, Меченый чувствовал острую потребность увидеть Тессу хоть на пару минут — убедиться своими глазами, что не произошло ничего непоправимого с ее нежными пальчиками, умеющими, правда, делать очень больно. Почему-то вспомнилось об умышленной вредности девушки, когда госпожа самолично смазывала его синяки и ссадины после 'прописки' среди солдат гарнизона в первые сутки его пребывания в крепости. Правда, он сам виноват, не стоило упоминать о Ренальде столь пренебрежительно, обозвав его 'игрушкой' лаэра, но ведь именно так все и воспринимали мальчишку-заморыша, не подозревая, что хозяин крепости 'заиграется' в раба-наложника так долго, и предоставит ему столько всяких милостей. Да к тому же то, что Тесса не только не станет ревновать мужа к его увлечению, а еще и возьмет под свое покровительство похорошевшего в своем стремительном взрослении юношу, до сих пор удивляло многих. Впрочем, мудрая не по годам госпожа наверняка учитывала небольшой нюанс воспитания благоверного варварами, и мирилась с этой особенностью. А вот соперницу в виде рабыни для скрашивания досуга Аслана вряд ли бы стала терпеть. Не тот у нее характер.

Дерек тяжело вздохнул. Хотелось взять ее ладони в свои, чтобы поцеловать каждый пострадавший пальчик девушки. Одновременно с этим почти интимным процессом хотелось как следует наорать, чтобы не смела больше так пугать ни его, ни своего мужа.

Впрочем, Дерек уже пообещал себе, что больше не поддастся колдовскому магнетизму зеленых глаз отчаянной девчонки. И это желание хотя бы короткой встречи стояло на первом месте.

Во-вторых, давало знать добровольное бдение. То ли из солидарности с Рени, то ли просто из врожденного упрямства и согласно своим представлениям о важности и ответственности поручения драгоценного сокровища Аслана его попечению. И теперь, несмотря на то, что разворачивающееся зрелище было довольно любопытным, собственное сердцебиение парня со шрамами замедлялось, подчиняясь доносившемуся снаружи ритму. И стало неудержимо клонить в сон. Веки отяжелели, а конечности налились свинцовой тяжестью. Определенно следовало вздремнуть, чтобы восстановить форму. Хотя бы пару часов кряду.

Ну а в-третьих, вид светловолосого пацана с повязанным в виде ленты, свернутым в несколько слоев каршиффом, стоящего на коленях перед своим господином, вызывал весьма любопытные ассоциации, особенно этот взгляд огромных синих глаз снизу вверх...

Зрелище то еще! Аж дух захватывает оттого, что представил на мгновение, как это у них... там, за стенами спальни наложника. (Ну не в семейную же Аслан его таскает?!) Да и лаэр смотрел на своего мальчишку так, что только воздух не искрил между ними.

Дерек невольно покосился на невозмутимо застывших степняков. Неужели они не видят, не замечают этого? Того откровения, что видит он?! Это же охрененно... красиво...

Меченый в своем самом страшном сне не мог даже представить себя на месте Ренальда (что в спальне, что вот так, готового пройти посвящение), но в этот момент неожиданно позавидовал обоим сразу. Как бы там ни было, но это ни разу не напоминало насквозь фальшивую покорность преклонения раба перед своим хозяином...

Дерек отвел глаза, потому что показалось, взгляды, которыми зацепились Аслан и Рен — это слишком личное, почти интимное, несмотря на присутствие четверых посторонних. Стало жутко неловко. Опасаясь, что остальные заметят его замешательство и догадаются о том, что он успел нафантазировать, ощущая жар запылавших щек, Меченый быстро стрельнул глазами по сторонам.

Мансур уже развернул на расстеленной поверхности столика свои тряпицы, в которые были завернуты разнокалиберные иглы, и теперь невозмутимо откупоривал баночки с красками. У Ильяса на губах застыла добродушная полуулыбка. У Айдара, скорее, — усмешка. Но Дерек был почему-то уверен — горькая. Видимо, степняк распрощался с очередной иллюзией, за которую все еще пытался уцепиться раз за разом ища встречи с лаэром и возглавляя приезжающие отряды варваров в крепость к родичу-полукровке. Он давным-давно получил право выбирать, и вряд ли, кроме того, что Аслан — сын сестры Верховного Вождя и двоюродный брат Тагира, уступал лаэру хоть в чем-то.

'Пожалуй, это тоже слишком личное, за которое Айдар может вцепиться в глотку',— благоразумно решил Меченый, поспешно отводя взгляд от гордого и знающего себе цену степняка.

Однако любопытство и пытливый ум не желали давать парню со шрамами передышки. Взглянув на Руслана, Дерек убедился, что и здесь картина была не лучше. Юноша изо всех сил старавшийся соответствовать почетной миссии, с тоскливым пониманием в карих глазах завистливо щурился на дядю и друга. Меченый скользнул взглядом по обманчиво расслабленной ладной фигуре молодого варвара и сочувственно усмехнулся про себя. Если не приглядываться, то вряд ли можно заподозрить по его позе, что нервы у пацана натянуты струной. И ногти сжатых в кулак пальцев наверняка впились в ладони. Но ничего, несмотря на бушующие внутри эмоции, Русик, кажется, прекрасно понимает, что на чужой каравай нечего рот разевать. И дело не только в том, что на Рени каршифф со знаком принадлежности Аслану. Здесь и сейчас только что на глазах у всех невольных свидетелей было продемонстрировано истинное отношение двоих мужчин, и неважно, что один из них — наложник, а второй — его хозяин.

Этого вполне достаточно, для того, чтобы понять, третьему нет места рядом...

Дерек и сам чувствовал некоторую курьезность ситуации. Вот ведь, и не завидовал он рабу-наложнику, пугаясь до ужаса самих мыслей о подобном непотребстве между мужчинами, от которых казалось, собственная задница напрочь зарастала, деревенея, так сказать во избежание посягательств, но....

И вот за это 'но', за этот искрящийся, прочнее корабельных канатов связывающий Аслана и Ренальда взгляд, готов был принять как данность существование подобного. Чего только в жизни не бывает... Он им не судья...

Меченый глубоко вздохнул и медленно выдохнул, лениво проследив за тем, как лаэр, отставивший опустевшую пиалу в сторону, также отступил к стене и уселся в ожидании дальнейшего действа. Рени слегка качнулся назад и, опустившись на пятки, замер. Мансур все еще смешивал свои краски, с превеликой осторожностью добавляя к ним что-то из крохотного пузырька темного стекла квадратной формы с притертой крышкой. Добавка пахла довольно резко. Не сказать, чтобы неприятно, но все равно раздражающе. Дерек подозревал, что у находившихся в непосредственной близости Ренальда и Мансура через несколько часов вдыхания этих миазмов просто зверски заболит голова. Впрочем, спустя несколько минут он с удовольствием отметил, что ошибся. Тщательно перемешанные ингредиенты утратили свой специфический аромат, и запах стал терпимее. Мастер повел плечами, расслабляя мышцы, и протянул Ренальду жесткий деревянный загубник, заметив, что с ним надежнее.

Наложник благоразумно не стал отказываться. Деревянная косточка была гладко остругана. Правда, несмотря на то, что дерево было очень твердым, на нем все равно были заметны явные следы чьих-то зубов (видимо предыдущих воинов, которым наносились татуировки).

Рени сглотнул, закусил 'косточку' и твердо взглянул на мастера.

— Да пребудут с тобой Великие Духи, дабы убедиться в твоем мужестве и силе воли, — степенно произнес Мансур, и сидящие у стен шатра повторили.

Под влиянием торжественного момента Дерек тоже присоединился к пожеланиям — что ему жалко, что ли, для Рена? Если надо, он может еще и Всевидящих пригласить — язык не отвалится. Только вряд ли чужие боги услышат его просьбы, раз уж собственные давно позабыли о нем...

— Верю, что испытание выдержишь с честью, — добавил мастер, после чего смочил обмотанную корпией палочку в обеззараживающем растворе и, устроившись поудобнее возле Ренальда (устремившего невидящий взгляд перед собой, куда-то поверх плеча придвинувшегося к нему степняка), принялся колдовать над кожей юноши на груди и предплечье, отмечая широкими мазками будущие границы контура татуировки.

Поняв, что в ближайшие пару минут ничего более занимательного не случится, Дерек отвлекся, поерзав, чтобы устроиться поудобнее. Ожидание завершения ритуального таинства предстояло быть долгим... Правда, следовать примеру Аслана, стянувшего свитер, чтобы не запариться в шатре, в котором помимо костра горело несколько масляных фонарей и присутствовали люди, Меченый не стал. Успеет еще, если потребуется. Пар костей не ломит...

8.

* * *

Ренальд ощущал себя очень странно. Все происходящее выглядело немного абсурдным. Мысли вязли в его голове, словно в сладкой патоке. Он никак не мог сообразить, в чем же заключается этот этап испытания? Наверное, чуть горьковатый дымок от каких-то веточек, которые Мансур бросил в костер, заставлял затуманиваться его рассудок. А может быть, необычно вкусный отвар (и что только Русик выдумывал про горечь?) давали такой изумительный эффект, что он практически ничего не чувствовал, и деревяшку, засунутую в рот, сжимал зубами скорее из-за нервного напряжения в ожидании нестерпимой боли, которой все еще не было. Рени скосил глаза, убедиться, что Мансур уже по-настоящему начал набивать контур будущего рисунка, прикладывая к обеззараженной коже иглу с краской и ударяя по ней специальным молоточком, и вновь уставился прямо перед собой.

Смотреть на то, что при каждом проколе, на месте потемневшей дырочки, в которую попадала краска, выступает крохотная капелька крови, почему-то не хотелось. Если кровавые потеки становились обильными, мастер тут же легким касанием стирал их корпией, смоченной в резко пахнущем лекарствами растворе, чтобы они не мешали делать следующий прокол строго в определенном месте, и рисунок вышел бы идеальным. Скупые и отточенные движения Мансура, подтверждали его мастерство.

Какую-то часть татуировки варвар наносил одиночными проколами, а на груди, наоборот, установил сразу несколько игл на специальной дощечке и, придерживая ее, ударил молоточком. Вот тут Рени чуть не зашипел, наконец-то испытав непередаваемый спектр ощущений, и плотнее сжал челюсти на деревянной 'косточке', медленно выдыхая. Кожа вокруг соска оказалась слишком чувствительной даже под воздействием чудодейственного чая от таура. На комариный укус, щедро обещанный ему заботливым Русиком, это никак не походило. Скорее на то, что он нечаянно разворошил осиное гнездо, и полосатые насекомые ему жестоко отомстили, впрыскивая яд из своих жал одновременно всем роем. Даже в глазах потемнело. Юноша лишь порадовался, что ему удалось не дернуться от неожиданно пронзившей боли.

— Расслабься, — посоветовал внимательный Мансур, увидев, как у его подопечного расширились зрачки, скрыв почти всю синюю радужку, и заметив стекающую по виску юноши каплю пота.

Рени сглотнул и покорно кивнул, молча благодаря за совет. Вот если бы им еще можно было воспользоваться. Участившееся биение сердца успокоилось быстро, подчиняясь доносившемуся снаружи темпу размеренных шлепков воинов мозолистыми ладонями по сухому бревну. Но расслабить одеревеневшие мышцы спины, шеи и сжатых в кулаки рук почему-то не получалось. А отсиженных в одной позе ног, он почти уже не чувствовал. Хорошо, хоть упражнения на дыхание, которые заставлял делать Верен по наставлению Даута, помогли ему восстановить самообладание в считанные секунды. А может быть, это все-таки непривычное пульсирующее сопровождение, вязь отдельных звуков, сливающаяся в ритмичную мелодию, от которой вибрировало внутри, снова заставляло погрузиться его в состояние полутранса.

Мансур сменил иглы, макнув их в другой цвет краски, расположил на дощечке по-иному, и снова повторил свой маневр. Но к этому Ренальд был уже готов. Лишь только зажмурился чуть дольше, чем просто моргнул бы, пережидая очередную порцию впрыскиваний. Дальше мастер снова перешел на одиночные проколы.

Юноша думал, что ему, как и Дауту, нанесут лишь одну татуировку — 'детскую', пока что двухцветный контур, подтверждающий, что он прямой потомок одаренных ледяным поцелуем избранников древних богов. И по мере прохождения ступеней его обучения и овладения способностями воинов холодной ярости, будут добавляться линии и цвета, чтобы она стала таким же завораживающе-неотразимым шедевром, как у таура, но он ошибся.

В отличие от других членов его нового Рода, знак принадлежности Клану Ренальду нанесли не на предплечье, а на грудь. Причем, сразу полный. А вот остальные линии двух цветов — оказались контуром будущего рисунка, для получения которого ему предстоит серьезно потрудиться над усовершенствованием просыпающихся возможностей ледяной крови доблестных предков.

Контур знака семьи таура, признавшего его своим преемником, охватывал родовую татуировку, которая оказалась в центре внимания, определяя кульминационную точку будущей картины. То ли заявляя желающим разобраться в смысле рисунка права на принадлежность к этому Клану, то ли показывая, что сам Клан находится под защитой одаренного ледяным поцелуем богов воина холодной ярости.

Впрочем, даже в таком 'незаконченном' виде и, несмотря на припухлость и покраснение потревоженной кожи, татуировка смотрелась поистине великолепно.

Ренальд, абстрактно воспринимающий окружающую действительность и сосредоточенный на своих ощущениях, не замечал, как внимательно наблюдают за процессом раскрашивания его груди и предплечья степняки. Не видел, как Меченый умудрялся дремать с открытыми глазами. И тем более того, как нервно щурится Аслан, недоумевающий, отчего у него внутри в районе солнечного сплетения поселилось тревожное ощущение какой-то неправильности происходящего. Хотя со стороны все выглядело довольно привычно. И он вполне допускал, что именно убойная для обычного воина доза чудо-чая, создает такой эффект непробиваемости и нечувствительности к боли Солнышка Тессы.

Наложник лаэра совершенно потерял отсчет времени, Ренальду казалось, что прошла уже целая вечность с того момента, как он подтвердил Мансуру, что готов к экзекуции. Грудь, плечо и предплечье, стараниями мастера украшенные традиционным орнаментом не болели по-настоящему, только лишь слегка зудели, будто его отхлестали крапивой. Вполне можно потерпеть, хоть и хотелось растереть их ладонью.

И когда в очередной раз Мансур отложил иглу и молоточек, чтобы стереть корпией выступившую из крохотных ранок кровь, вместо того, чтобы продолжить, вдруг удовлетворенно улыбнулся, хрипло произнеся: 'Готово!', Рени даже не сразу сообразил, что все закончилось.

— Не поднимайся пока, — велел мастер, отобрав у него загубник, споро складывая все использованные инструменты в одну из тряпиц и убирая их, баночки с красками и фляжку в свой сундучок. После чего легко поднялся на ноги и отошел, уступая место подлетевшим первыми Русику и Аслану. Айдар и Ильяс также поднялись со своих мест и подошли ближе. Последним очнулся Дерек, который сначала оторопело вздрогнул, почувствовав рядом какое-то движение и пытаясь сообразить, где он, собственно говоря, находится.

Подавив смачный зевок, парень тяжело поднялся, испытывая легкий дискомфорт. Спать уже не хотелось, но мышцы расслабленного в его полудреме тела пока еще слушались плохо. Надо было все-таки последовать примеру Аслана и скинуть вязаную тунику, надетую поверх форменной рубахи, чтобы не разморило в тепле шатра.

Понадеявшись, что никто не заметил досадной слабости, Меченый прошел ближе к центру, где лаэр со своим племянником аккуратно помогали утвердиться на ногах Рени.

Мансур вышел из шатра и что-то произнес, отчего стук по дереву сразу стих и послышались радостные вопли степняков.

Аслан и Русик аккуратно поддерживали под руки бледного юношу, которого слегка покачивало оттого, что он все еще не чувствовал своих онемевших, отсиженных за несколько часов процедуры нанесения тату ног. Руслан что-то радостно и ободряюще шептал Ренальду на ухо, но тот, кажется, слышал лишь через слово, только рассеянно кивал и болезненно морщился, стесняясь своей временной беспомощности.

Застывшая на губах Аслана полуулыбка казалась какой-то вымученной. Будто не Рени, а он сам все это время переживал больше своего наложника. И теперь, практически удерживая вес поднятого на ноги парня, озабоченно поглядывал на его босые ступни. Дерек сочувственно покачал головой. Он сам не раз испытывал это гадкое состояние паники, когда восстанавливающееся кровообращение, кажется, раздирает плоть, пронзая онемевшие конечности тысячью игл. И кажется, что процесс длится бесконечно долгое время. Хорошо помогает простое растирание отказывающихся служить своему хозяину мышц. Наверное, Аслан пришел к тому же выводу. Только вот не мог решиться доверить Руслану свое сокровище и лишить наложника поддержки со своей стороны.

Дерек хмыкнул, протиснулся ближе и, быстро обменявшись взглядом с хозяином, встал на его место, перехватив все еще полубеспомощного парня подмышкой. Он приобнял его со спины, стараясь не задеть свеженанесенную татуировку, и почти полностью принял на себя его вес. Руслан недовольно поморщился. Но, видимо, понял, что для друга такая опора надежнее, и промолчал.

Лаэр тут же опустился на одно колено и, приподняв ступню наложника, осторожно, но уверенно принялся растирать ее. Вспыхнувший от некоторой двусмысленности ситуации и почувствовав всю прелесть новой экзекуции, Ренальд сдавленно прошипел, напряженно закаменев.

— Терпи, сейчас полегчает, — снисходительно пообещал Меченый, заметив, что Аслан уже закончил растирать ступню и икроножные мышцы, и теперь удовлетворенно принялся за оказание необходимой помощи второй конечности парня.

— Спасибо, все уже, — сквозь зубы процедил Рени, попытавшись выдернуть ногу из пленивших ее теплых ладоней хозяина Замка-крепости.

Юноше было жутко неловко за то, что он доставляет столько хлопот теперь, когда главное испытание позади. К тому же само по себе участие лаэра в качестве лекаря на глазах у стольких свидетелей его слабости, казалось чем-то неприличным и вызывающим. Хозяева не опускаются перед своими рабами на колени. И хотя у него они оба не совсем правильные (на что, впрочем, не следует роптать, чтобы не гневить богов), но такая показушная забота совершенно ни к чему. А кроме всего прочего, это просто нечестно со стороны Аслана, заставлять его снова испытывать душевную муку, потому что никто не догадывается, что от этих прикосновений, принесших в первые секунды только жестокие страдания, вдруг отчаянно забилось сердце, застучало в висках и зашумело в ушах. Вместо того чтобы легким массированием просто нормализовать кровоток, варвар, кажется, сейчас дергал обнаженные нервные окончания. По крайней мере, совершенно неуместно в данной ситуации отчего-то пронзило позвоночник и обжигающе горячей волной отголосок его 'лечения' прошел по телу, кольнув в паху и высушив нёбо. Во рту пересохло, но никто из присутствующих не догадался предложить воды, а сам Рени не мог произнести ни слова, только бестолково глотал царапающий горло сухой горячий воздух. Как только эта, пробежавшая по телу судорожная волна не обожгла поддерживающего его Дерека — непонятно...

— Ас...лан, достаточно. Я в порядке, честно... — сипло прохрипел наложник, и лаэр нехотя разжал руки.

— Хорошо.

— Готов выйти? — бодро осведомился Айдар, нарушая готовую было повиснуть неловкую паузу.

— Да! — с благодарностью кивнул Рени. И тут же обернулся к Меченому, уже сообразившему ослабить хватку, но все еще страхующему его. — Дерек, отцепись. Я уже стою.

— Да как скажешь, Мелкий! — ухмыльнулся боец, отступив.

— Рус! — ехидно напомнил Ильяс, видя, что сын Тагира ждет официального приглашения последовать примеру остальных и отступить от виновника торжества, выдержавшего весь ритуал, практически не дрогнув.

Кажется, уже ни для кого не было секретом, что Руслан слишком привязался к новому родичу. Правда, юному варвару больше сочувствовали, чем завидовали, несмотря на то, что Рен тепло расположен к своему другу и искренне рад коротким встречам. Ренальд — достояние всего их Клана, но отменить того, что парень носит каршифф Аслана, не в силах даже Верховный Вождь. Да и вряд ли он станет вмешиваться в личную жизнь внука-полукровки и чистокровного правнука, если только не дойдет до серьезного конфликта интересов, грозящих распрями внутри Рода. Но этого уж постараются не допустить Даут и Тагир.

— Иди! — велел Айдар, с улыбкой прислушиваясь к несмолкающему гомону за стенами шатра. — Ребята жаждут поприветствовать нового сына Степи!

Рени очень хотелось пить, но пиала, стоявшая на столике, где Мансур раскладывал свои инструменты, оказалась пуста. Попросить напиться отвара, оставшегося в котелке, он не посмел. И так теперь, небось, упал в глазах присутствующих свидетелей ниже некуда. Продержаться во время ритуала и так оконфузиться в конце, не сумев самостоятельно подняться на ноги... Позорище!

Это обстоятельство очень угнетало наложника, отравляя его радость от прохождения очередного этапа и приглушая эйфорию радостных эмоций — он выдержал с честью! Доказал, что у него хватило мужества и силы воли...

Нет, то что — временное онемение — нормальная реакция организма на такое издевательство над собой, Ренальд отлично понимал, припомнив тему в разделе Анатомии. Но все равно было досадно.

Потревоженную татуировкой кожу все больше покалывало и пощипывало. А вдоль линий рисунка на плече и предплечье так и вовсе начало понемногу припекать. Но Ренальд пока старался не думать о том, что это, возможно, пройдет не скоро, решив, что просто закончилось обезболивающее действие волшебного 'чая'. Пока что самым неприятным было ощущение озноба. И наложник не знал, что или кого в этом винить — то ли сдавшие нервы, то ли не к месту проявленную заботу хозяина.

Впрочем, представив степнякам свой преображенный торс на обозрение, можно будет одеться. Хотя бы накинуть что-нибудь на второе, непотревоженное плечо.

Ренальд не чувствовал настоящего холода. Скорее мелкие бисеринки пота на лбу и влажная спина говорили о том, что его телу жарко. Откуда же этот противный озноб, который никак не унять? Не могло же его лихорадить из-за каких-то крошечных ран-проколов? Обычно организм начинает защищать себя спустя несколько часов после того, как распознает вмешательство извне.

Рени выдохнул, поправил каршифф, подтянул немного сползшие на бедра штаны и решительно шагнул в сторону входа...

Дерек поспешно отступил в сторону, приоткрыв полу, служившую 'дверью' в шатер. А юноша вдруг почувствовал сосущий под ложечкой трепет из-за противоречивых желаний. С одной стороны хотелось немедленно похвалиться дарованной ритуалом посвящения сложной, не похожей ни на чьи из Клана татуировкой, а с другой — малодушно остаться в шатре, с головой завернувшись в одеяло. И подождать, пока все успокоятся, чтобы не оказаться в центре столь пристального внимания, которое немного утомляло, несмотря на искренность и теплоту радушных родичей-степняков.

Чуть пригнувшись, Ренальд вышел наружу, выпрямился, развернув плечи, и остановился, привыкая к яркому дневному свету. И оказался буквально оглушен возобновившимися радостными воплями родичей, приветствующих нового воина...

* * *

Ренальд опустил поднятые в приветствии руки и улыбался через силу, едва держась на ногах от дружеских хлопков по здоровому плечу, которое начало побаливать от прикосновений тяжелых ладоней радостных родичей-степняков. Одобрительные возгласы и напутствия уже не выделялись, сливаясь в многоголосый хор, заглушаемый все нарастающим шумом в ушах. И солнечный свет дня казался чересчур ярким для слезящихся глаз, перед которыми плавали черные мушки. Так и хотелось отмахнуться от мелкой напасти. Только вот для этого требовалось снова взмахнуть руками, которые налились свинцовой тяжестью. А ноги, приминавшие босыми ступнями толстый войлок, расстеленный на снегу, напротив, казалось, утратили кости и плоть, будто набитые корпией. И все норовили подогнуться, чего ни в коем случае нельзя было допускать. Никто не должен заподозрить, что он слаб духом или телом! И пусть сам про себя Рени знал не слишком утешительную правду (тело все-таки оказалось не готово к подобным испытаниям на выдержку и мужество после суточного голодания), но подвести ожидания варваров, он просто не имел права.

Неприятнее всего ощущался обжигающе-ледяной холод, который, пульсируя в изрисованном плече, теперь перекинулся на грудь и растекался шире, захватывая в плен каждую клеточку плоти. Юному наложнику лаэра казалось, что даже кожа на плече, предплечье и груди пошла трещинами, как хрупкий ледок на мелких лужах, который на утренней разминке поздней осенью безжалостно давили сапогами бойцы гарнизона...

Хотелось скинуть этот невидимый доспех, причиняющий болезненные ощущения. Но Ренальд продолжал держать спину прямо, и приклеившаяся к губам парня улыбка давала ему слабенькую надежду, что никто не догадается о его нехитром обмане. Потому что не оправдать чаяния этих искренних людей, собравшихся здесь, чтобы быть рядом, пока укреплялся его воинский дух и теперь разделяющих с ним радость победы, стало бы огромным пятном несмываемого позора.

Был ли он счастлив и горд тем, что выдержал пост и сам ритуал? О, да!

Жаль лишь, что Тесса не видит и не разделяет его триумфа. Любимая тоже может гордиться им — утешал парень свое самолюбие.

Только с каждой минутой все тяжелее было стоять на ногах и хотелось хотя бы небольшой передышки, прежде чем все налюбуются его расписанным торсом, позволят одеться и повлекут за праздничные столы...

Ощущение ледяного металла доспеха, раскалившегося под нестерпимо жарким солнцем, оказалось настолько реалистичным, что Рени невольно сцепил зубы, чтобы не зашипеть. Отчего свело челюсти, он так и не понял — то ли оттого, что слишком долго (по его меркам) улыбался сородичам, то ли от терзающей тело пульсирующей боли.

Парень скосил глаза, на миг ослепленные сверкнувшей зеркальной гладью обнаженного плеча, и чуть не покачнулся.

Нет... показалось. Это все еще дурман от особого горьковатого дыма не выветрился из его головы. Его тело вовсе не было сковано льдом или раскаленным железом. Лишь один контур будущего красивого абстрактного рисунка диковинного зверя темнел на чуть припухшей, покрасневшей коже. И только ярким пятном выделялась законченная полная татуировка принадлежности роду Сыновей Степи, заключенная в обегающие объятия лап этого зверя.

В животе неприятно посасывало от голода. Причем, одолевающая слабость ощущалась все отчетливее. Рени сглотнул слюну, прогоняя мерзкое чувство тошноты. И, поспешно отведя глаза от своего плеча, обвел немного расфокусированным взглядом собравшуюся толпу. Ему показалось, что людей стало больше. Точно! Позади плотного полукольца степняков, стояло несколько бойцов гарнизона.

Орис и Трей...

Рени невольно улыбнулся, ощущая волну благодарности. Он был рад видеть старшего друга, который считал его братишкой. И оружейнику тоже рад. Самый первый его нож, сделанный Трем специально под его руку, до сих пор служил верой и правдой. Правда, оружейник ворчал, что пора уже изготовить новый — заслужил.

Только нужно ли загружать отличного мастера работой? Ведь Даут прислал великолепное оружие. А у него не десять рук, чтобы управляться сразу со всем...

Научиться бы, как некоторые из бойцов, орудовать двумя руками одновременно, но Верен бухтел, что эту науку осваивать еще рано, дескать, сначала покажи мастерство и правой, и левой...

О! А Верен тоже здесь, а еще Сауш и даже Вол, возвышающийся над остальными рослыми парнями почти на целую голову...

И Юджин тут... И... Мартин...

Он-то что забыл? Ишь, стоит, прищурившись, а сжатые в тонкую линию губы кривятся в усмешке, искажая правильные черты.

Лучше бы уж Инвар с женой пришел засвидетельствовать свое одобрение и уважение, чем этот представитель семьи Караскетов.

Впрочем, приятно, конечно, что ребята пришли поддержать (только насчет комендантского сыночка были слишком большие и небезосновательные сомнения), но сосредоточиться на гордой осанке, достойной воина-степняка, становилось все труднее.

Где-то внутри живота все-таки полыхнула боль, едва не заставив согнуться, но Рени только плотнее стиснул зубы и чуть шире расставил ноги, удерживая равновесие. И уже с вожделением мечтал о своей роскошной постели в самой светлой спальне господского дома, на которую можно устало рухнуть, чтобы немного посидеть. А лучше полежать, приходя в себя, пережидая, пока все неприятные симптомы пройдут. Или вернуться в шатер. Не надо даже толстого войлока, кошмы и волчьих шкур, сейчас бы простую циновку, чтобы растянуться в полный рост, или, наоборот, свернуться калачиком, баюкая ноющие внутренности... Впрочем, утоптанный множеством чужих ног снег тоже подойдет...

Надо лишь еще немного продержаться с гордо поднятой головой и прямой спиной... ведь когда-нибудь чествование нового воина закончится.

Как нелегко, оказывается бремя всеобщего внимания, когда самому до себя. Не надо ни почета, ни славы...

Ренальд ужаснулся крамольным мыслям и постарался собрать остатки воли в кулак. Вроде получилось...

Интересно, как чувствуют себя раненые победители? Или упоение собственным успехом на время абстрагирует их от телесной и душевной боли? Ведь наверняка насладиться победой не смогут уже многие из тех друзей-соратников, с кем они шли рядом бок о бок в кровавом сражении не на жизнь, а на смерть, выдирая эту самую победу и уничтожая врагов...

Ренальд моргнул, отгоняя непрошеные видения чужих успехов и горестей.

Повсюду были знакомые лица, которые, правда, с каждой минутой становилось все труднее различать. Сначала смазались те, кто стоял в задних рядах, потом степняки показались похожими друг на друга, как родные братья... И даже Дерек, который вышел следом за ним из шатра и остановился чуть в стороне, не желая примазываться к чужой славе, показался одним из варваров... Четко отличалось лишь только лицо Руслана, сияющего словно бок начищенного самовара. Парень светился лучезарной улыбкой до ушей, радуясь за друга. И губы Ренальда сами собой разъехались в ответной...

На Аслана наложник намерено старался не смотреть. Он даже сам не знал, почему. Может быть, боялся, что в карих глазах бывшего любовника отразится истина, а не то, что он старательно демонстрировал ему, за намеренным игнорированием пряча свою обиду. Казалось бы, отказался от тебя хозяин — живи и радуйся! Нет ведь, отчего-то такая лаэрская милость слишком горчила, оскорбляя и унижая, изводя ненужными никому думами: 'а что если бы...'

Ренальд снова сглотнул подступившую к горлу тошноту. Вот только стоило подумать, как сильно обидел Аслан, растоптав нежный слабый росток проснувшегося чувства, совершенно неуместного между двумя парнями, как желчь взбунтовалась, намереваясь найти выход...

Нет уж... Еще не хватало! Можно и перетерпеть. Он уже не тот заморыш, которого полгода назад привезли в Замок. Он — мужчина. И у него есть любимая женщина, ради которой он не уронит себя, и со временем забудет об обеих ночах с господином, словно о приснившемся кошмаре, после которого долго не удается восстановить душевное равновесие... И это гораздо противнее, чем короткая физическая боль, без которой, оказывается, не получается обойтись в отношениях между двумя мужчинами...

Только вот вскоре и лицо Русика поплыло, дрожа и раздваиваясь...

И, чтобы удержать себя в сознании из-за странно мутившегося рассудка, пережившего гораздо более серьезные испытания, чем просто красование перед собравшейся у шатра толпой, требовалась изрядная встряска.

Рени все-таки нашел осоловелым взглядом человека, с которым его связывало слишком многое. Он надеялся, что подстегнутая не ко времени явившимися воспоминаниями злость поможет ему справиться с очередным этапом его мытарств. Но неожиданно оказался затянут в бездонный омут... нет, в небесную черноту ночного неба внимательных глаз лаэра, будто только и ждавшего, когда же он поймает строптивого наложника в свои сети. Потому что юноша и впрямь ощутил себя глупым, расшалившимся и теперь запутавшимся в клубке ниток котенком. Самостоятельно он из этих пут не выберется. Но и жалобно мяукать, умирая от стыда под насмешливым взглядом хозяина, Ренальд не собирался.

Только ему вдруг показалось очень важным услышать мысли своего господина. Что означает это странное выражение, застывшее на осунувшемся лице Аслана?

Пожалуй, он ошибся. Этот взгляд потемневших карих глаз полукровки-варвара был вовсе не насмешливым. Скорее тот смотрел испытующе и настороженно... и, кажется, с сожалением...

Только вот о чем лаэру-то жалеть? Он же не возражал против этого ритуала над своим рабом-наложником? Не стыдно ли ему теперь за проведенные с парнем-не воином часы близости? Но уж точно муж Тессы жалеет не о том, что дорогие дары степняки привезли в этот раз не ему. Хозяин Замка-крепости этих благословенных земель выше зависти к члену семьи и рода.

Или Аслан интуитивно понимает, что с ним творится, и сочувствует, не смея унижать жалостью?

Как же разобраться в чужих чувствах, когда не под силу бывает расшифровать свои собственные?!

А Аслан все тянул и тянул его к себе, глядя в упор, будто гипнотизируя, снова подло подчиняя своей воле заполошно затрепыхавшееся сердце, сбивая с дыхания.

'Нет!' — мысленно закричал Рени, силясь разорвать эту зрительную связь. Лучше сейчас, сразу, чем потом, когда снова все срастется, рубить по живому... Он же ведь живой... Хотя бы наполовину своего замороженного сейчас проведенным ритуалом тела.

Тесса вот понимает... И всегда знает пределы границы, когда можно гнуть, не ломая... Но она — женщина. Любимая... Единственная... Самая лучшая...

А в Аслане слишком много мужского начала. Он привык добиваться своего и потом выбрасывать за ненадобностью...

И его участие и образцовая забота — просто вновь всколыхнувшийся интерес. И он скоро угаснет... Этот варвар не привык быть слабым. Лаэр не имеет права на демонстрацию нежных чувств ни к кому, кроме жены и собственных детей. А на воспитанников и даже любовников эта привилегия не распространяется. Аслан очень доступно все объяснил.

Только вот и он сам теперь такой же 'варвар'. Пусть не по праву крови, но по духу... Хотя, если таур признал его своим сыном, то и по праву редкой крови тоже.

Не годится поддаваться слабости и пользоваться этой безмолвно предложенной поддержкой, когда она так нужна, так привычна и необходима... Потому что этому человеку он и так доверил слишком многое.

Нет! Пора взрослеть...

Вместо распустившего свои щупальца холода, проникающего в каждую клеточку, Рени теперь чувствовал разгорающийся внутри пожар. И от невеселых воспоминаний о пережитом триумфе и унижении снова весьма ощутимо залихорадило, да так, что казалось, если сильнее не стиснуть застучавшие друг об друга зубы, можно запросто прикусить язык. Наверное, такой странный эффект от резкого перепада температур... Ренальд глубоко вздохнул, пытаясь расслабиться, чтобы избавиться от дурацкой дрожи, и рискнул облизать пересохшие губы.

Но, увидев свое отражение в расширившихся на миг зрачках Аслана (только чудом сумевшего остаться на месте, а не рыпнуться вперед), все-таки смог разорвать порочную связь взглядов и крепко зажмурился. Под сомкнувшиеся, воспаленные из-за вторых суток без сна веки, казалось, какой-то злой шутник бросил горсть песка. Глаза нещадно защипало. Наверное, это горький дым с пепелища перегоревших чувств просочился нечаянно... Только бы никто не понял, что с ним... Не стоит об этом думать. Отболело, умерло. Надо жить дальше. Тем более теперь...

Толпа степняков снова взревела.

Рени, уже плохо соображая, что теперь происходит, озадаченно вскинул голову, но наткнулся на невесть откуда выросшего прямо перед ним Мансура, закрывшего собой господина.

— Ну все, для начала достаточно, Рен! — не терпящем возражения тоном решительно заявил степняк. — Теперь отправляйся отдыхать. За общим столом тебе сегодня делать нечего, — подмигнул мастер, ненавязчиво развернув в сторону шатра и вроде бы слегка подтолкнув, но на самом деле подстраховав от позорного падения. (Потому что практически единственный знал, каких усилий требует от подопечного эта демонстрация безмятежной радости). Удивительно, что парень, красуясь перед сородичами, еще умудрялся задирать руки в приветственном жесте.

Впрочем, поведшейся на то, что это оказалось случайностью, Рени был ему безмерно благодарен за поддержку. Потому что и сам перепугался, когда непослушное тело повело назад. И он точно рухнул бы на подкосившихся ногах на высоком (от сквозняков) пороге, если бы не твердая рука степняка на пояснице, удержавшая за пояс штанов. И сильное, широкое плечо мужчины, упершееся в спину, давшее ему секундную передышку, прежде чем он нашел в себе силы сделать следующий шаг к вожделенной подстилке. Уже неважно из чего она будет, лишь бы лечь...

Аслан шагнул вперед, но Айдар заступил манящий вход в шатер, над которым уже опустилась кошма, укрывая вошедших внутрь.

— Стой! Ты куда?!

— Я хочу поговорить с Мансуром. Мне не нравится, как Рени выглядит, — озадаченно пробормотал хозяин Замка-крепости. — Я что, так давно не был ни на одном Посвящении? Разве он должен еле держаться на ногах?

— Он хорошо держался. Не волнуйся, Рену надо теперь просто отдохнуть, — мягко возразил верный друг.

— Угу, — снисходительно хмыкнул лаэр. — Я просто лучше всех его знаю...

— Я и не спорю, — чуть ядовито перебил слегка уязвленный варвар. — Можно только позавидовать.

Ведь понимал, что так оно и есть, и Аслан вряд ли сейчас вкладывал несколько смыслов в произнесенную фразу, но почему-то не удержался от колкого замечания. Слишком свежа еще была стоявшая перед глазами сцена в шатре, заставляющая переживать безосновательную ревность к общему прошлому, к минувшей шальной юности.

— Рени держался на чистом упрямстве, — тихо признался лаэр, не заметив горечи в словах старого друга.

— Нормально. Назови это 'упрямство' силой духа и перестань загоняться.

— И Мансур отправил его отлеживаться, вместо того, чтобы усадить с остальными за столы, — продолжал сомневаться хозяин Замка.

— Ты верно и впрямь давно не был на Посвящении, — отмахнулся Айдар. — Забыл, что парни сразу выходят, когда наносят лишь несколько новых штрихов. Мансур позаботится о Рене. Он останется с ним. Пойдем. Негоже гостям без хозяев пировать.

— Да... — неуверенно согласился Аслан. — Я только за Тессой схожу...

— Давай, — ободряюще хлопнул Айдар друга по плечу. — Это стоит отпраздновать! Тем более что двойной повод. Эх, жаль, меня не было на свадьбе, — улыбнулся он. — Я уж думал, ты никогда не решишься сделать все по обычаям предков.

— Я обещал жене, — смутился лаэр.

— Долго же Тессе пришлось ждать, — рассмеялся степняк. — Почти полтора года!

— Заодно и воспоминания о первой ночи, освященной благословением Всевидящих, освежили, — отшутился Аслан, в последний момент передумав хвастаться. Хотя очень хотелось поделиться своей радостью, что их с Тессой любовь, проверенная временем, осталась по-прежнему нежной и страстной, ничуть не потускнев. Он был уверен, что эта ночь, освященная милостью Великих Духов, жене запомнится гораздо лучше, чем самая первая. Но Айдару, все еще не взявшему в свой дом женщину, незачем травить душу.

Аслан оглянулся на Дерека, стоявшего теперь поодаль от степняков, в окружении бойцов гарнизона, пришедших поддержать Рени, но решил не окликать, и отправился домой, лишь слегка удивившись, что младший Караскет тоже тут.

* * *

За толстыми стенами шатра доносившийся снаружи шум разговоров был почти неразличим. Сородичи разошлись, чтобы подготовиться к празднованию сразу двух событий: отложенного торжества по случаю свадьбы Аслана и Тессы по обычаям Степи и Посвящения нового воина. Аслан хотел провести этот пир с размахом, но в комфортных условиях Замковой трапезной, а не на улице. Это в начале осени хорошо сидеть за накрытыми столами под открытым небом, а когда вокруг сугробы лежат да, несмотря на яркое солнце, морозец пробирает — не слишком уютно.

Хорошо хоть костры, на которых готовилось ритуальное угощение (телятина и баранина), догадались развести неподалеку от Замковой кухни, а не здесь. Все равно дурманящий запах жареного мяса, прокопченного дымом костров, с порывами ветра доносился и сюда, будоража аппетит.

Впрочем, Мансура даже больше устраивало, чтобы все ушли в трапезную, подальше от старой казармы. Чем меньше будет лишних глаз и ушей непосвященных, тем удобнее. О том, что для Рена еще ничего не закончилось, знал только он сам и Айдар. Похоже, что даже командира отряда колебавшийся Даут решил поставить в известность о возможных осложнениях лишь в самый последний момент перед их отбытием в крепость. Чтобы тот присмотрел за Асланом, трясущимся над своим мальчишкой, будто не понимая, что Ренальд не просто воспитанник, носящий каршифф с его отличительным знаком, а достояние и надежда всего Рода.

Сколько по времени будет длиться такая реакция организма парня, отторгая чужеродное вмешательство, мастер представлял себе слишком приблизительно. На его веку это лишь первый случай. Когда наносили татуировку самому Дауту, его еще и на свете-то не было. А погибшим ныне сыновьям таура, которых боги тоже отметили своим ледяным поцелуем, особые татуировки наносил его наставник. Но тот никогда никому не рассказывал о том, почему задерживался в их шатрах еще на несколько часов, решительно пресекая любопытные вопросы сородичей. Мансур коротко выругался — ему сейчас очень пригодилась бы парочка советов его наставника.

Мастер обеспокоенно оглянулся на свернувшегося в позе эмбриона парня, тяжело рухнувшего на лежанку, едва они вошли внутрь шатра, и покачал головой. Ему категорически не нравилось состояние подопечного, хотя таур и предупреждал о таком побочном эффекте, вручая квадратный пузырек, содержимое которого велел добавить к краске, которой он должен был наносить контур знака принадлежности к воинам ледяной крови.

Ренальда лихорадило крупной дрожью, но укрывать его по самую макушку, Мансур пока не решался. Лишь накинул на босые ноги большую волчью шкуру с толстым зимним мехом. Матерый был зверь...

Темно-синие полосы татуировки при свете пламени очага казались совсем черными и живыми... крошечными змейками...

Степняк потряс головой, отгоняя наваждение. Даже не прикасаясь к воспаленной коже подопечного, мастер ощущал исходящий от нее жар.

Рен старался не издавать ни звука, и только сильнее стискивал челюсти, сдерживая рвущиеся наружу мучительные стоны. Варвар склонился ниже, убирая выбившиеся из-под каршиффа светлые прядки слипшихся от пота волос. В уголках потрескавшихся губ парня выступила кровь. Значит, все-таки прикусил язык или щеку. Плохо. Вкус собственной крови только усилит затянувшееся испытание. И подстегнет самые темные желания, которые подсовывало сейчас помутившееся сознание, блуждающее в иной реальности, где слишком гипертрофированы понятия о Добре и Зле. И даже мелкие обиды кажутся достойными мести. А ведь у этого мальчишки есть и настоящие враги, искалечившие его жизнь.

Которая чаша весов перевесит? Роду нужен защитник, а не сумасшедший маньяк, одержимый готовностью убивать...

Мансур еще раз мрачно, с чувством выругался и вернулся к прерванному занятию. Надо заварить еще особого 'чая' таура. Оставшегося в котелке, остывшего отвара вряд ли хватит надолго...

А иного способа как-то облегчить мучительную боль, раздирающую сознание и плоть подвергаемого испытанию воина ледяной крови, мастер не видел.

Даут ясно выразился, что Аслану не стоит присутствовать при этом этапе. Только вот степняк очень сомневался, что справится один. Разомкнуть сведенные судорогой челюсти Рена и заставить его выпить спасительную настойку будет проблематично, потому что никакого улучшения вовсе не наблюдалось. Скорее, наоборот. И с каждой минутой состояние подопечного становилось все хуже...

* * *

Продолжение следует...