Правда тот, в свою очередь не был столь деликатен с присутствующими. Не обращая на вскрики и ругань тех, кому отдавил руку или угодил коленом в челюсть, быстро проследовал к одной из стен, где и плюхнулся, чуть не придавив задом, едва успевшую отскочить, женщину.
Столь бесцеремонное поведение видимо было всем хорошо знакомо, потому как недовольный гомон быстро стих и все вернулись к созерцанию таинства.
Вокруг Раха быстро образовалось довольно широкое пространство, никто не хотел сидеть рядом со столь бесцеремонной сволочью. А ей, то бишь сволочи, только того и надо было. Вытянув ноги и откинувшись назад, на необычно-твердую стену шатра, анархомаг приготовился внимать жрецам.
Толочься в проходе и дальше было неразумно, вдруг кто-то ещё захочет войти, пусть лагерь за порогом и казался почти вымершим. Поэтому, немного поразмыслив, юноша осторожно направился к расчищенной Рахом площадке.
Тем временем песнь завершилась, оставив после себя парящие в воздухе знаки и мягко отсвечивающий постамент. Замолчавший чтец откинул капюшон и Вик без труда узнал в стоящем посреди хоровода огней Измаила. Тот, подняв глаза и окинув взглядом присутствующих, улыбнувшись едва слышно что-то прошептал. Дети тут же начали зевать и уже через несколько секунд умиротворенно посапывали, оставив старшее поколение внимать посланнику бога, давнему им защиту этой ночью.
Не было ни красивых предисловий, ни возвышенных речей о благоденствии и прочей чепухе, которую Викар много слышал от матушки, когда та затягивала молитву, стоя подле идолов Пантеона в их доме. Нет, Измаил сразу перешел к делу. Он вещал о том, что большинство присутствующих и так в общем-то знали: о мире, опасностях, страстях и цели живущих. Однако многие вещи, в силу неопытности Вика, были тому не ясны, о нравах городов-полисов, об отношении между разумными расами и магии. Измаил не пытался утешить людей. Он давал им информацию, знания о мире и том, как в нем выжить. О том, что такое эфир и инферналы, порождения диких, неконтролируемых материй. Это была не столько проповедь, человека несущего волю божества, сколько рассказ опытного охотника, наставляющего своих менее опытных товарищей, дабы те не стали добычей хищника. Вик старался запомнить все, что говорил жрец, возможно, эти знания когда-нибудь спасут и ему жизнь.
Невозможно было понять сколько прошло времени, прежде чем сияющий плащ парящих символов начал тускнеть, а Хранитель Вечной Переправы, наконец, закончил проповедь и позволил до селе внимавшим ему людям, задать вопросы. Вик не сильно вслушивался в то, о чем вопрошали миряне, ибо их интересы зачастую ограничивались погодой, урожаем и суеверными страхами, пока наконец один из них не спросил о том, что заставило спину парня покрыться холодным потом.
— Измаил, — сипло прокряхтел некто, кого Викар не смог разглядеть в темноте, — все эти бабьи вопросы о том чаво будем жрать и какой шишкой подтираться, конечно охеренно важны, но ты лучше, вот чаво скажи. Че за освежёванная туша у вас нынче подле Когтей дух-то испустила? У меня в тот момент ажнак душа захолодела, да с кишок все прям на ноги выдавило. Я всякого повидал в своей поганой жизни, но такое никогда, да и не сильно хочется увидеть снова.
Измаил бросил быстрый взгляд на примеченного им ранее Вика и попытался объяснить:
— Грум, друг мой, к нам сюда за защитой приходят многие страждущие и не было ни случая, чтобы мы отказали им в помощи ранее и впредь такого не будет. А что несут с собой эти несчастные, какие ужасы или тайны темным плащом укрыли их плечи, это не более чем тени грехов нашего мира, и все мы в той или иной степени виноваты в них ...
— Жрец, — перебил его человек, названный Грумом. — Ты таво, по ушам-то не катайся, я чхать хотел на всякие там возвышенные слова, идеалы и цели, ты уж не обессудь, я дык человек простой, мне жрачка в котелке, да баба под боком — вот и все чаво надо. Так шо ты, уж как-нить по проще для таких дураков как я, а?
Измаил замялся. Викариан понял, тот явно не хотел настраивать против него людей, но скрывать правду было бы нечестно. Парень чувствовал, что рок, постигший его семью, теперь пришел и сюда, и он не хотел перекладывать тяжесть ответственности на чужие плечи. Потому, собравшись с духом, глубоко вздохнув, он произнес:
— Это существо пришло за мной!
Повисла гнетущая тишина. Все лица в помещении повернулись к нему и Вик зябко передернул плечами под десятками недружелюбных, а иногда и откровенно враждебных взглядов. Людей было трудно винить. Они живут здесь уже довольно долго и тут приходит он, чужак, и приносит на хвосте беду. Лишь один человек смотрел на него с благодарностью и уважением, Измаил. Он понимал, как тяжело было принять на себя ответственность за произошедшее.
— Ну ты, эта, продолжай что ли. Кто ты такой, значится, че за чудище ты привел и не было ли у этот твари товарок, что нашими животами поживиться захотят вскоре?
Желание делиться произошедшим у Вика не было никакого, однако утаи он свою историю и жизни всех этих, пусть и настроенных, далеко не самым дружелюбным образом людей, окажутся под угрозой. Выбора не было и он начал рассказ: о своей погибшей семье, о чудовищном костяке выжигавшем все вокруг и о том, что привело его сюда.
— Так эта чаво ж сопляк, ежали твоя семья издохла, дык ты теря и нас извести, гаденыш, решил? — Взвился сиплый.
Викар сам не заметил как вскочил, а рука метнулась к оружию. Измаил было кинулся наперерез, вставая между разгневанным парнем и обнаглевшим хамлом, но Рах успел первым. Тонкая, но сильная, будто у скального элементаля рука, рванулась к запястью Вика, не давая тому добраться до рукояти метательного ножа:
— Тихо парень, не здесь. Стражи Храма не потерпят насилия, а ты ещё не исполнил свой долг перед родными, так что не торопись умирать.
— Не ну а чаво, я чё не прав? Помяните мое слово, всех нас этот глист волчий на смерть уговорит ... — не унимался голос.
— Заткни пасть, Грум! — гулко рявкнул Рах, — иначе к желающим тебя убить, прибавится не только этот мальчишка, но и я!
Сиплый явно не ожидал такого поворота событий и недовольно заворчав, отвернулся, уставившись на затухающее сеяние постамента посредине.
Кровь ещё била в виски Вику, но он позволил отвести свою руку от кожаной перевязи с клинками и взглянув, на продолжавшего сидеть анархомага, благодарно кивнул. Он понял, что тот сейчас явно избавил его от уймы неприятностей, ибо учитывая какие люди собрались здесь, конфликты, скорее всего дело обычное, но раз до сих пор никто не убит, значит что-то останавливает местных обитателей от кровопролития.
Рах отпустил руку парня и вновь расслаблено откинулся, на выглядевшую противоестественно-твердую, стенку шатра — та даже не подумала прогнутся под массой навалившегося на неё тела. Под высоким пологом повисла неприятная тишина. Затихающее сияние постамента выхватывало из тьмы устремленные на Вика испуганные глаза. Что ж, в конце концов он не мог винить этих людей, едва сбежавших от своих бед и которым он теперь принес новые. По крайне мере, он их предупредил, пусть это и не принесло ему благодарности, но совесть его отныне чиста.
— Да будет благословенен твой путь, юноша, — подал голос один из жрецов из противоположного конца, — ныне не часто встретишь людей, готовых осложнить свою жизнь, чтобы спасти чужую.
— Истинно так, брат, — тут же поддержал говорящего Измаил и чуть повысив голос обратился к сидящим вокруг людям. — А вам, друзья, стоило бы быть более благодарными тому, кто предупредил вас о ужасе, что рыскает среди холмов неподалеку.
Он не успел договорить, как раздался тихий вскрик:
— Иргаф ... о боги, мой Иргаф, он же сейчас на охоте. — Чумазая баба с длинными немытыми прядями, прижимавшая к груди двух спящих детей, беспомощно заозиралась.
Мгновенно началась цепная реакция. Женщины заголосили и начали умолять отправить кого-нибудь к стаям добытчиков, что покинули лагерь. Мужчины же напротив, хранили угрюмое молчание. Одни, потому что были уже слишком стары, чтобы пускаться в столь опасное путешествие. Другие, же, как и тот наглец Грум, по-видимому оказались банальными трусами, не желавшими рисковать своей шкурой.
Измаил вновь вернулся в центр шатра и камень под ним засиял чуть ярче, будто почувствовав возвращение проводника божественной силы. Он оглянулся на других жрецов и Викар увидел, как один из них, ничем не отличимый от своих собратьев кивнул, будто соглашаясь. Тогда Измаил вновь обратился к уже ударившимся слезы женщинам и поспешил успокоить тех:
— Мы все дети Кеплера и пусть он с нами так же ласков, как мачеха с ненавистной падчерицей, но это не значит, что мы последуем его примеру и бросим наших братьев в час нужды. Даниэль завтра же отправится на поиски ушедших стай и я клянусь вам, он донесет весть об опасности до каждого, кого сможет найти.
— Я пойду с ним, в конце концов, именно из-за меня эта тварь оказалась здесь, — Викар все ещё стоял, но до этих слов о нем будто забыли. И в который раз за этот вечер, он снова стал центром внимания. Одни, все так же смотрели со смесью страха и недружелюбия, в глазах же других, особенно самых пожилых, парень внезапно увидел тень уважения и одобрения. Его решение было вызвано простой логикой: один человек вряд ли в силах успеть найти всех покинувших лагерь охотников. С каждым часом опасность все возрастала и именно он привел сюда это существо. Поэтому, было бы честным отправиться на поиски вместе со жрецом. К тому же, ему все равно нужно было раздобыть подношений для Бога Вечной Переправы.
Измаил вновь обернулся к тому, кто уже единожды кивнул, по-видимому тому самому Даниэлу и тот вновь склонил голову, в знак согласия.
— Что ж, да будет так. Завтра на рассвете наш брат и этот пришлый парень, что назвался Викаром, отправятся на поиски ушедших. — Слова давались Измаилу нелегко, он явно был не в восторге от подобного решения, но ничего лучше предложить не мог. — Теперь же, когда сей вопрос решен, пора вернутся к проповеди. Викариан, ты поделился с нами своими знаниями, что позволят нам спасти жизни наших братьев, но ведь и ты сам пришел сюда в поисках знания, ведь так?
Все это время хоровод магических символов в воздухе описывал неспешные круги, а порой, будто шаловливый ветер, подхватывал устилавшие каменное возвышение руны, вновь возвращая их в звездный водоворот внутри шатра. Пара мягко сияющих осколков эфира проплыла совсем близко к руке Вика, на которой находился спрятанный под рукавом плаща золотистый артефакт и парень едва ли не кожей почувствовал, как чудесное творение отзывается на близость этой непонятной, божественной магии. Он владел артефактом не так долго, но уже успел столкнуться с проявлениями колдовства и иногда ближе чем хотелось, но еще никогда он не чувствовал, чтобы наполненные жемчужным песком соты, хоть как-то откликались на окружавшую их силу. Скорее даже наоборот, необычная пластина на левой руке Вика слегка холодела, будто пытаясь притвориться простым камнем, каждый раз, как тот приближался к чему-то, излучавшему эфир.
Вопросы, что терзали Викара, как-то сами собой вылетели из головы, оставив лишь желание понять, отчего это его золотистый друг, вдруг, с такой тягой откликнулся на магию бога Вечной Переправы. Вряд ли подобное было простым совпадением. В конце концов, об окружающем мире он всегда мог узнать из Атласа Крига, но вряд ли в этой книге сказано хоть слово о чем-то, подобном артефакту, что он нашел несколько дней назад. Собравшись с мыслями Викар спросил:
— Кто такой Бог Вечной Переправы? Как вообще появились ваши храмы и ... магия, — Вик протянул левую руку к пролетавшему неподалеку слову, которое к сожалению не мог понять, но зато явственно почувствовал как артефакт потеплел. Руна казалось тоже слегка замедлила свой бег, будто человек, внезапно встретивший старого знакомого. — Почему вы помогаете людям?
Если вопрос и удивил Измаила, то тот не подал виду и даже слегка улыбнулся:
— Отрадно видеть, что все новые люди ищут не просто ответов, но понимания нашей великой цели и нашего бога, кой, к слову сказать, никогда не считал себя великим, — улыбка жреца стала ещё шире и погрузившись в свои собственные мысли, тот продолжил. — В отличии от большинства небожителей, Бог Вечной Переправы не любит скрываться за туманом из высокопарных слов и неясных пророчеств. Более того, перво-апостол, которому были дарованы первые из видений, называл его не богом, а Стражем Пределов Вечности, именно поэтому, мы приняли сан Стражей Вечной Переправы, что соединяет мир живых и обитель мертвых. Как и наш повелитель, мы избрали путь хранителей, как живых от мертвых, так и мертвых от живых.
Вик опустился обратно на землю и молча внимал рассказу, однако услышав последнюю фразу, все же не сдержался и спросил:
— Что значит мертвых от живых? — Он пару раз встречал зомби, алчущих плоти живущих и даже умертвие, когда ему не повезло свалится в полу-заваленную штольню у южных топей. Было понятно, зачем стоит защищать живых от этих чудовищ, но как-то с трудом верилось, будто находились умалишенные среди живых, что решат вторгнуться в мир этих монстров, дабы охотится на них там. — Что может понадобиться в мире ушедших? Какой дурак поставит на кон свою жизнь рискуя быть, в лучшем случае, растерзанным в клочья и ради чего?
— Некроманты, — коротко ответил Измаил. — Те из живущих, что попрали законы равновесия и рвут ткань между реальностями, дабы вторгаться в обитель упокоенных, а вырвав тех из вечного сна, сделать своими рабами. Эти адепты смерти и зла, оставляют после себя гноящиеся рубцы разрывов, из которых в наш мир и попадают обитатели Пределов Вечности. Дабы пойманная душа не смогла вырваться, некроманту надо постоянно истязать её и мучить, тем самым, делая ту слабее. Однако, чтобы самому в один прекрасный момент не пасть в изнеможении, он подпитывается из открытых им источников.
— Разрывов? — Вик уже начал понимать к чему ведет Измаил и ему стало не по себе: сколько же зла может причинить всего лишь один человек, избравший для себя путь тьмы.
— Совершенно верно, именно поэтому, чем больше таких открытых ран в ткани нашего мира создает некромант, тем сильнее он становится. Тем могущественней он и тем больше мертвых он может подчинить своей злой воли. Сквозь эти разрывы в мир затягивает души и сущности, которые вообще-то и небыли захваченные магом, но все равно более не могут вернуться в юдоль вечного покоя. В итоге, они начинают сначала голодать, потом сходить с ума, если так можно сказать о созданиях загробного мира, а потом ... приспосабливаться, начинают охотиться и убивать. Всего лишь один человек может обречь на страдания сотни, а то и тысячи живых, что пострадают от терзаемых отчаянием и голодом созданий вырванных из покоя посмертия.
Это было отвратительно и ужасно. Викару было трудно понять: неужели кому-то не хватает напастей окружающего мира, что он стремится привнести в него ещё больше зла и жестокости. Впрочем, постепенно до него начинало доходить, почему мать с отцом избрали судьбу отшельников, попытавшись скрыться в глухих местах, подальше от людей.
