-Ваше превосходительство, сегодня нам удалось избавится от одной из заноз, которая так долго досаждала нам — с радостью в голосе проговорил Вердеревский. Теперь осталось подловить "Гебен".

-Я боюсь, дорогой мой Дмитрий Николаевич, что после того, как нам удалось потопить крейсер, на то, чтобы теперь поймать "Гебен", нам остаётся очень мало шансов. Я даже не знаю, чем мы можем его выманить из пролива, чтобы его перехватить и потопить.

-Мичман — обратился я к Шулейко — отправьте радиограмму адмиралу Пилкину на "Алмаз": Угрозы обстрела германскими кораблями наших войск нет, крейсер перехвачен и уничтожен. Линкор и эсминцы уходят в Севастополь. "Кагул" и гидрокрейсера оставляю на ваше усмотрение.

Генерал Юденич узнал, что опасности обстрела с моря больше нет — отбыл в Батум. Хотя мы уничтожили только лёгкий крейсер, и есть ещё один корабль, и гораздо мощнее нами уничтоженного. Но генерал уверовал, что турки побоятся его направить сюда, а вернее всего то, что сами немцы ни за что не будут рисковать своим кораблём. А это значит, что город в ближайшее время всё равно падёт и командующему тут делать нечего, надо готовиться к следующему наступлению, но уже в другом месте.

Линкор и эсминцы я увёл в главную базу, где нас встречал почти весь город. В этот же день получил благодарственные телеграммы от Государя и от Морского министра.

Трапезунд наш

Бои на подступах к Трапезунду продолжались. Но появились и некоторые сложности. Теперь расстояние от Батума, где базировались канонерские лодки, до линии фронта значительно увеличилось, и обстреливать вражеские позиции по заявкам сухопутчиков становилось всё труднее. Ведь при наличии мощных и дальнобойных орудий, канонерка весьма тихоходна и обладает малым запасом хода, так что гонять их из Батума под Трапезунд становилось нецелесообразно. На полноценную поддержку войск огнём и возвращение в Батум, банально не хватало топлива. Поэтому я дал совет, который каперанг Римский-Корсаков проигнорировать не мог, перевести канонерские лодки и другую мелочь на постоянное базирование в Ризу, пока не будет взят Трапезунд.

По просьбе командования Кавказкой армии усилить Батумский отряд крупным кораблём с тяжёлой артиллерией, мы выделили броненосец "Пантелеймон". 7 апреля он вышел из Севастополя под прикрытием трех эсминцев и прибыл в Батум 8 апреля.

Уже утром 10 апреля броненосцы "Ростислав" и "Пантелеймон" подошли к Сюрмене и приняли на борт армейских артиллеристов, которые должны были корректировать огонь кораблей. Первым открыл огонь по берегу "Ростислав", а потом к нему присоединился "Пантелеймон". Их охраняли пять эсминцев и два тральщика. Стрельба велась с дистанции одиннадцати кабельтовых, что даже для 10-дюймовок "Ростислава" было как стрельба в упор. Как только окончилась артподготовка, генерал Ляхов бросил войска в атаку на турецкие укрепления. Хотя турки пытались оказывать яростное сопротивление, они были отброшены, их войска понесли ощутимые потери. Турки откатились практически к самому Трапезунду и верстах в четырёх от него снова заняли оборону. Начали углублять заранее выкопанные окопы, укреплять мешками с песком начатые, но недостроенные укрепления, устанавливать и маскировать оставшуюся у них артиллерию. До наступления темноты броненосцы провели обстрел новых турецких позиций. За этот день наши войска продвинулись почти на десять вёрст и теперь закрепились всего в пяти верстах от Трапезунда.

Генерал Ляхов планировал возобновить наступление совместно с высадившимися в тылу турецкой обороны двумя пластунскими бригадами через два дня. По заранее согласованному плану его наступление должны поддержать броненосцы, а пластунов, наступающих с запада, крейсера и канонерки. Но турки воспользовались предоставленной передышкой и 12 апреля оставили Трапезунд. И вся эта масса войск решила пробиваться по одной-единственной дороге, так как вместе с войсками уходило и турецкое население. На дороге на Гумиш-хана разгорелся ожесточенный бой. Три тысячи пластунов Донской бригады, имевших только лёгкое стрелковое вооружение и несколько трёхдюймовок, сдерживали более пятнадцати тысяч турок. Потеряв несколько тысяч человек, турки так и не смогли пробить оборону казаков и создать полноценный коридор для выхода войск из мешка, но во время боя по узкому проходу, усеянному турецкими трупами успело выскочить две или три тысячи турок, пока казаки вновь полностью не перекрыли дорогу. Большая часть оставшихся в окружении, побросав всё военное имущество, сдалась, и лишь две или три сотни с личным оружием ушли в горы.

13 апреля депутация греков, жителей Трапезунда и окрестностей, прибыла к генералу Ляхову и сообщила что турки город покинули. Так от мирных жителей командующий Приморским отрядом узнал, что Трапезунд уже наш. Вообще-то я абсолютно был уверен, что Ляхов сознательно задержал наступление, давая понять туркам, что им надо быстрее сматываться, пока русс-шайтаны дают такую возможность. Хотя, возможно, что главной причиной приостановки наступления было желание генерала сохранить жизни русских солдат. Жизни врагов, для правильного солдата, ценности не имеют. А генерал Ляхов был солдатом правильным. Он был полностью согласен с принципом: если враг не сдаётся — его уничтожают. 14 апреля русские войска торжественно вступили в Трапезунд. "Ростислав" и "Пантелеймон", расцвеченные флагами, с выстроенными на шкафутах командами, стояли на рейде, подчёркивая своим присутствием торжественность этого исторического события.

После захвата Трапезунда, наступление на приморском фланге Кавказской армии было приостановлено. Штаб фронта решил использовать этот город в качестве главной базы снабжения войск. Но для этого нужно было обеспечить оборону порта с моря и суши, увеличить гарнизон. Для этого в Трапезунд было решено перебросить пехотные дивизии из центра России. Надо организовать прочную оборону на подступах к новой базе.

Для обороны Трапезунда с моря и поддержки, в случае необходимости, сухопутчиков, мы перевели туда всё бригаду броненосцев, за исключением "Трех Святителей", который находился в Новороссийске. По опыту предыдущих боев уже было ясно, что этих кораблей хватит для прикрытия города от рейда "Гебена". Да и после потопления "Бреслау" было сомнительно, что германский линейный крейсер осмелится в одиночку, без быстроходного разведчика выйти из Босфора, и так далеко зайти на восток. Флот свою задачу у Трапезунда выполнил, теперь на очереди была плотная блокада турецкого угольного района и болгарского побережья.

Глава шестая. Поездка в Ставку.

В Могилёвском городском саду.

Летнее наступление русской армии являлось частью общего стратегического плана Антанты на 1916 год. В марте 1916 в Шантийи — это родовой замок баронов Монмаранси, принцев де Конде и герцогов Монмаранси, а теперь ставка французского главнокомандующего, маршала Жозефа Жоффра, — состоялась конференция с участием представителей стран Антанты. На ней было решено начать тесное взаимодействие союзных армий на различных театрах войны. Наконец-то лимонники и лягушатники поняли, что надо воевать сообща, чтобы удар наносился, даже если и на разных фронтах, то с разницей в сроках не более двух-трех недель. Тогда и эффект от подобных операций будет реальным и противнику будет очень трудно маневрировать резервами. Когда один ломится в дверь, то другому пробраться в окно будет легче. Вот и решили в этом Шантийи воевать дальше по совместно разработанным планам и проводить операции строго в согласованные всеми участниками сроки. Но только решили. В рамках этого плана, англо-французские войска готовили свою операцию на Сомме. И начало наступления на франко-германском фронте было назначено на первое июля. Русские должны пойти в наступление на две недели раньше, чтобы оттянуть немцев на себя и создать этим благоприятные условия для наступления союзников.

И опять лимонники с лягушатниками рассчитывают, что русские опять будут доблестно умирать, отвлекая на себя войска Центральных держав, а они, такие хитропопые, смогут наконец, сделать что-нибудь и на своем фронте. И вновь, русский солдат должен, в угоду какому-то дяде оттянуть на себя стратегические резервы германской армии. Хотя русские предлагали совсем другой план летнего наступления, по которому предлагалось главный удар нанести на балканском ТВД. По Болгарии и Австро-Венгрии наносится мощный удар одновременно тремя союзными армиями — русской, силами Юго-Западного фронта, англо-французской от Салоников, и итальянской из района Изонцо, в общем направлении на Будапешт. Наше командование считало Болгарию и Австро-Венгрию слабым звеном в коалиции Центральных держав, и в действительности что "братушки", что австрияки, вояки, если объективно — хреновые, но даже такие союзники облегчали жизнь Германской имперской армии. Так что их разгром поставит Германию в крайне неудобное, для самой Германии, положение. В отличии от французского, русский план предусматривал также совместные действия Кавказской армии и английских войск против Турции на юге, с целью быстрого разгрома турецкой армии. Несмотря на бесспорное достоинство русского плана, он был отклонён. Союзнички усмотрели в этом плане войны стремление России упрочить свои позиции на Балканах и проникнуть в Персию и Ирак, что не входило в расчеты Англии и Франции. Кроме того, французы считали свой фронт самым важным, да и побоялись что немцы нанесут удар именно там, в направление Парижа, когда узнают, что с их фронта было снято несколько дивизий и переброшено в Салоники. Франция не соглашалась пойти на какое-либо даже временное его ослабление. Французская ставка не приняла предложения русского командования. Пугали англо-французов также трудности, связанные с ведением боевых действий в условиях горной местности, и перспектива снабжения войск по морским коммуникациям, где хозяйничали германские и австро-венгерские подводные лодки.

Соответственно "царь-батюшка" не решился запретить лимонникам и лягушатникам проливать русскую кровь, "слово государево" он, видите-ли, союзникам дал, и ГКТиО, совместно со Ставкой Верховного главного командования, Директивой от 24 апреля, решили осуществить наступление на всех трёх фронтах (Северном, Западном и Юго-Западном)

Соотношение сил, по данным Ставки, складывалось в нашу пользу. Мы имели на всех трёх фронтах один миллион восемьсот пятьдесят тысяч против миллиона ста двадцати тысяч у наших противников. На конец марта Северный и Западный фронты имели один миллион двести восемьдесят тысяч штыков и сабель, против шестисот девяносто тысяч у немцев, Юго-Западный фронт имел пятьсот семьдесят тысяч против четырёхсот тридцати тысячи у австро-венгров и немцев. Почти двойное превосходство в силах севернее Полесья, диктовало и направление главного удара в этом районе. Этот самый удар должны были нанести войска Западного фронта, а вспомогательные удары — Северный и Юго-Западный фронты. Для увеличения перевеса в силах в апреле-мае производилось доукомплектование частей до штатной численности. Западный фронт, которым командовал генерал Эверт, наносил удар из района Молодечно на Вильно, Ковно и Ровно.

В марте тут уже пытались наступать, но операция была плохо разработана, отвратительно организована и войска не были укомплектованы даже до штатной численности. Кроме того, штабные уроды, так же, как и в прошлом, так и будущем, совсем забыли про погоду. А ведь числились русскими штабниками, не из Зимбабве, и о том, что после зимы бывает весна, должны были бы знать или хотя бы помнить. А весна забыла согласовать с ними свои планы. Так что солнышко стало припекать, началось раннее и быстрое таянье снега, после чего наступила распутица. А какое может быть наступление, когда везде непролазная грязь? В атаку быстро не побежишь, так как даже идти в неё тяжко — сапоги срывало с ног, лошади вязли, артиллерия не могла двинуться со своих позиций. Наступление тогда пришлось остановить в сорока километрах от Вильно, и в ста двадцати от Ковно. Теперь генералу Эверту передавалась большая часть резервов и тяжелой артиллерии, рота бронетачанок и взвод первых бронеходов, а это двадцать малых бронеходов и шесть больших. Ещё часть резервов выделялась Северному фронту, где командующим был генерал Куропаткин, для вспомогательного удара от Митавы на Либаву и Шавли. Его должен поддержать на приморском фланге Балтийский флот.

Генералу Брусилову — командующему Юго-Западным фронтом, предписывалось наступать на Луцк-Ковель, и далее на Брест-Литовск, во фланг германской группировки, навстречу главному удару Западного фронта. Директива Ставки предписывала войскам Западного и Северного фронта выйти на реку Неман, и на её берегах организовать крепкий оборонительный рубеж.

Наше командование считало, что войска Центральных держав на одном из участков русского фронта планируют провести крупную наступательную операцию. Но оказалось, что они и мелких не планировали летом 1916 года. Да и при этом, австрийское командование не предполагало, что южнее Полесья русские, без значительного усиления свежими войсками, предпримут сколь-нибудь серьёзные телодвижения. Поэтому 17 мая австрийские войска планово и уверенно перешли в наступление на итальянском фронте в районе Трентино, и нанесли тяжёлое поражение итальянцам. Итальянцы были приличными солдатами, но в последний раз это бывало во времена Римской республики. Итальянская армия оказалась на грани катастрофы. В связи с этим Италия обратилась к России с просьбой помочь наступлением армий Юго-Западного фронта, чтоб оттянуть австро-венгерские части с итальянского фронта. "Добрый" царь Николай под номером два, снова не стал экономить русскую кровь, и 4 июня Ставка своей Директивой назначила наступление на 14 июня Юго-Западного фронта, и только потом, на 20-21 июня, Западного. Главный удар по-прежнему наносился Западным фронтом генерала Эверта.

В середине мая турки также решили перейти в наступление и отбить Трапезунд обратно. Этот приказ от Энвер-паши получила 3-я турецкая армия, уже несколько раз за последний год битая, но недобитая русскими войсками. Теперь под командованием Вехип-паши, ей надлежит, во что бы то ни стало, вернуть обратно город и порт Трапезунд. Но мы вовремя туда успели перебросить подкрепления и часть флота, так что территория вокруг города превратилась в хорошо укреплённый район. Но основные боевые действия этим летом будут развиваться на восточном фронте.

В конце мая я был вызван в Ставку Верховного Главнокомандующего. С собой я взял начальника оперативного отдела Вердеревского. В поездке нас сопровождали ещё трое офицеров и мой новый-старый адъютант Серёжа Никишин. Он приехал месяц назад в Севастополь и пришёл ко мне на прием, как я ему и порекомендовал после получения им ранения. Да, из-за покалеченной руки его списали на берег. После ранения он ещё два месяца находился в отпуске по ранению, но рука так нормально и не заработала. В январе его определили в один из комитетов по содействию воинам, всё же бывший боевой морской офицер, награждён Станиславом с мечами, но он не выдержал сидения вдали от моря. Вот ко мне и приехал, помня, что я ему обещал помочь с назначением. А раз я обещал, то выправил ему должность моего адъютанта, все же за тот короткий срок, что он был у меня на Балтике, Сергей сумел показать свою расторопность, полезность и преданность.