Spice and Wolf 5

Кроме того, Лоуренс не думал, что Ив так несерьезно его воспринимает, что надеется одолеть его столь примитивными способами.

Возможно, она и вправду ничего такого не замышляет.

Каждая сделка проходит где-то между доверием и подозрением.

Лоуренс был далек от полного доверия к Ив, но у него есть лишь ограниченное время для сбора сведений, иначе сделка станет невозможной.

И ему придется принять решение.

Эти мысли крутились у Лоуренса в голове, пока он шел к "Хвосту рыбозверя".

Теперь, когда Совет Пятидесяти принял решение (которое, похоже, не секрет уже ни для кого), по городу должны ходить новые сведения — по крайней мере он этого ожидал.

Когда Лоуренс добрался до таверны, там не было ни единого человека. Тогда он, пройдя переулком, вышел к таверне сзади и обнаружил там знакомую разносчицу — она мыла громадную чашу, судя по виду, из-под вина.

— Господи, да ты рано сегодня, — произнесла девушка.

— Должно быть, это из-за ледяной воды ты делаешь такое лицо.

— О да, и из-за этого же я и сама немного холодна, — с улыбкой ответила она, кладя скомканную пеньковую тряпку, которой только что терла чашу. — Как ты думаешь, сколько торговцев уже подходили со мной поговорить?

И все жаждали прибыли, несомненно.

Лоуренс понятия не имел, сколько торговцев в городе сейчас пытались нажиться на торговле мехами, но Ив, похоже, верила, что она и Лоуренс смогут получить прибыль. В голове у него мелькнула мысль: а так ли это? Еще один повод для беспокойства.

— А ты не можешь представить себе, что всех их тянет твоя красота? — спросил Лоуренс.

Разносчица хихикнула.

— Улыбки — золото, слова — серебро. Как ты думаешь, сколько неотесанных грубиянов совали мне медяки?

Слишком уж много их быть не могло, но и не единицы, несомненно.

— Должен признать, я тоже пришел спросить кое-что невежливое.

— Нисколько в этом не сомневаюсь. Только намекни торговцу, что он с тебя что-то может поиметь, и он непременно заявится. Ну, и что ты хочешь узнать? — похоже, тряпку она отложила не потому, что хотела поговорить с Лоуренсом, а просто чтобы вылить из чаши воду. Она наклонила чашу, в которой Хоро могла бы поместиться целиком, если бы скрючилась, и ее содержимое полилось на землю.

— Насчет Совета Пятидесяти, — без обиняков ответил Лоуренс. Вообще-то, если он так просто выложил, зачем пришел, он вполне заслужил быть выгнанным пинками, и жаловаться было бы не на что.

Но разносчица лишь пожала плечами и улыбнулась.

— Я слышала, они приняли решение. Говорят, они позволят покупать меха, но только не в долг.

В точности то, что сказала Ив.

Пока Лоуренс раздумывал, насколько ценны эти сведения, девушка ногой смела в угол виноградные шкурки и продолжила:

— Гости меня об этом всю прошлую ночь расспрашивали. Ей-богу, один-два могли бы хотя бы любовное письмо мне принести.

Вертя в голове новый факт, Лоуренс не думая ответил:

— Договор — единственное любовное письмо торговца.

— О, это правда, конечно, что когда любишь и любим, это живота не наполняет, — сказала разносчица. — Хмм, — добавила она неуверенно, потом величаво улыбнулась, словно давая понять: "Впрочем, для женщины это не совсем так".

Лоуренс сочувственно улыбнулся; он понимал, впрочем, что если будет ей подыгрывать, окажется в итоге не лучше, чем любой подвыпивший посетитель.

— Ну, мне достаточно взгляда, и я сыт. Думаю, я должен поблагодарить тебя за трапезу!

На мгновение разносчица застыла, потом игриво хлопнула Лоуренса красной от кухонной работы рукой.

— Господин, ты несправедлив! Эти слова я собиралась сказать!

Лоуренс рассмеялся, но ум его был холоден и сосредоточен.

Ему казалось странным, что с прошлой ночи сюда пришло так много торговцев, пытающихся проверить свои сведения у этой девушки. Если сами они узнали их от друзей или партнеров, совершенно не было нужды проверять их, беседуя с какой-то разносчицей в таверне.

Кстати, из чьего рта вообще исходили самые свежие новости?

Возможно, большая часть ее собственных знаний исходила от тех же торговцев, которые случайно проговаривались, когда спрашивали ее.

— А те люди, которые приходили к тебе с вопросами, — это в основном ваши постоянные посетители или нет?

— Э? постоянные? — девушка выкрутила тряпку, чтобы отжать воду. Лоуренс подивился, не болят ли у нее руки — все-таки вода была холодная и погода тоже. Девушка нахмурилась и выдохнула облачко тумана. ­— Пожалуй, половина постоянных, половина нет. Только...

— ...Только?

Девушка украдкой огляделась и продолжила тихим голосом.

— Только большинство новых гостей были довольно-таки безрассудны. Ты единственный из них, кто задавал правильные вопросы.

— Ох, да ладно, — ответил Лоуренс с деловой улыбкой на лице.

— Когда они такие, я им и слова не скажу. Может, у иностранных торговцев уши и чуткие, но больно уж длинные языки. Приходят и с порога вываливают: "Так я слышал, покупать меха разрешат только за деньги, это правда?" Что за абсурд!

— Никудышные торговцы, — и Лоуренс издал смешок; под маской лица, однако, он был далек от спокойствия.

Если бы все торговцы были так глупы, делать деньги было бы куда проще, чем в реальности.

И дело не в том, что лишь иностранные торговцы допускают подобные ошибки. Конечно, все жители городов верят, что люди из их города самые умные и вообще лучше всех, — но это не более чем распространенное заблуждение.

Так какова же была их цель?

Возможно, иностранные торговцы так свободно говорили о решении Совета, чтобы показать, как много они знают, — и тем самым запугать местных торговцев. А может, это была тактика ростовщиков и менял, надеющихся временно повысить цену денег в предвкушении скупки мехов.

Но иностранным торговцам не было никакой выгоды распространять ложные сведения, так что, какова бы ни была их цель, итог совещания был, похоже, именно таков, как сказала Ив.

Если торговцы, поселившиеся за пределами города, действуют в своих собственных интересах, то, скорее всего, они пытаются внести сумятицу и запутать своих противников. Правда, в этом случае, полагал Лоуренс, по городу должна ходить не одна версия решения Совета.

Более того, наиболее осведомленные из горожан должны знать истину из первых рук, так что вряд ли иностранные торговцы пытаются устроить сумятицу.

Ив сказала, что узнала новость от кого-то из служителей Церкви.

Будь то правда или нет — Лоуренс может попытаться разузнать что-нибудь здесь, из чего он сможет потом извлечь пользу.

— Кстати, — начал он.

— Да?

— Я хотел бы еще спросить о здешней церкви —

— Эмм, пожалуйста, потише, — перебила его девушка с внезапно напрягшимся лицом; затем она ухватила Лоуренса за руку и сквозь приоткрытую заднюю дверь затащила его в таверну.

Потом глянула в дверную щель, чтобы убедиться, что их никто не видел.

Пока Лоуренс недоумевал, что же происходит, девушка повернулась к нему и сказала:

— Если ты интересуешься церковью, значит, что-то уже успел услышать.

— Ну, вроде бы...

— Послушай доброго совета: не связывайся.

Разносчица произнесла это с таким серьезным выражением лица здесь, в тесной задней комнатушке пустой таверны, что Лоуренс почувствовал, как его маска бесстрастного торговца сползает с него; впрочем, он быстро взял себя в руки.

— Здесь идет борьба за власть, верно?

Если только девушка не обладает способностями к лицедейству под стать Хоро, Лоуренс по ее реакции сразу поймет, попал он или нет.

— Мы здесь подаем необычные блюда, поэтому мы одно из тех мест, где готовятся обеды для церкви.

Это согласовывалось со словами нищего; действительно, здесь было одно из немногих мест, где церковники могли получить любое мясное яство, какое захотят.

Девушка поскребла в затылке и тревожно вздохнула.

— Не знаю всех подробностей, но они, похоже, приглашают всех власть имущих подряд. Один раз мы две ночи напролет готовили для какой-то церковной шишки, которая должна была приехать издалека.

Сановник Церкви из далеких краев.

Если это и впрямь борьба за власть, Лоуренс отлично понимал, на что это все указывает.

Разговор принимал странный оборот.

— Значит, они укрепляют здесь свою власть, — сказал Лоуренс.

— Да. И они очень берегут свою репутацию, как гончар еще не высохшую глину. Они щедро раздают нуждающимся, но откуда они берут деньги, непонятно. Поэтому с теми, кто говорит всякие вещи, может произойти все, что угодно. Все здесь шепчутся, что если на кого падет глаз Церкви, он не сможет оставаться в городе.

— Если так, почему ты мне это рассказываешь? — спросил Лоуренс, немного напуганный серьезностью девушки.

— Ну, я всякому не рассказываю.

Как Лоуренс носил маску торговца, так и девушка, вне всяких сомнений, носила маску разносчицы.

Итак, если со спины от спины находится живот — что сейчас перед Лоуренсом?

— Просто чтобы я знал: могу ли я поинтересоваться, почему для меня ты делаешь исключение?

— Ну, рискну сказать... — с неожиданно скромным видом ответила она, придвинув лицо ближе к Лоуренсу. — Думаю, потому что от тебя пахнет другой женщиной.

Уперевшись спиной в стену и не в силах отойти назад, Лоуренс уставился на девушку; его лицо совсем перестало слушаться.

— Значит, это твоя гордость как разносчицы, да?

Девушка хихикнула.

— Это тоже; но вообще-то есть в тебе что-то, из-за чего любой девушке, хоть немного уверенной в себе, хочется попытать счастья. Ты с этим часто сталкиваешься?

К несчастью, опыт Лоуренса ограничивался тем, что его отшивали служанки на постоялых дворах.

Все, что он мог сейчас, — лишь покачать головой.

— Что ж, тогда объяснение может быть лишь одно. Ты совсем недавно познакомился с женщиной, которая с тобой сейчас.

Ее не следовало недооценивать. Это и есть то, что называется женской интуицией?

— Это потому, что ты очень тихий, — продолжила она. — Держу пари, когда ты путешествовал один, по тебе проводили взглядом и не возвращались; но когда мы, женщины, видим, что ты с другой, нам становится любопытно. Когда зверь видит барашка, который гуляет в одиночестве, он, может, слишком ленив, чтобы охотиться на него; но когда рядом с барашком волчица, нам становится интересно — этот барашек действительно так вкусен? И мы желаем его для себя.

На свете найдется немного мужчин, которые будут довольны, когда их сравнивают с баранами; но самая печальная правда заключалась в том, что с ним на самом деле была волчица.

Эта девушка вообще человек ли?

— Вот почему мне так хочется, чтобы ты привел свою спутницу в таверну.

Если нет интереса к деньгам и общественному положению — возможно, именно такого рода пряность добавляет вкуса жизни.

Как ни странно, именно это разносчица, похоже, и взяла с Лоуренса в обмен на рассказанную ему правду.

— Ты уже передала мне это приглашение, — сказал Лоуренс.

Разносчица улыбнулась с некоторой досадой.

— О, твое самообладание так раздражает.

— Я барашек, в конце концов. Мы сочувствия не заслуживаем, — и Лоуренс положил руку на заднюю дверь, затем обернулся к девушке. — Разумеется, я никому не скажу о нашем разговоре.

— Даже своей очаровательной спутнице?

Лоуренс не мог не рассмеяться.

Возможно, подумал он, такие девушки больше в моем вкусе, чем какие-нибудь хрупкие и нежные создания.

— Итак, ты говоришь, рассказал мне все, да?

— Ни единой подробности не утаил.

Вернувшись, Лоуренс обнаружил Хоро в точно таком же состоянии, как когда уходил — читающей книги и лениво помахивающей хвостом. Дернувшись последний раз, хвост замер.

— Похоже, я должна научить эту девчонку паре вещей про территорию, — Хоро взглянула на Лоуренса с умеренно довольным видом. — Однако, похоже, ты начинаешь кое-что понимать.

— Чтобы тягловая лошадь была свободна, несмотря на поводья, она должна предугадывать волю хозяина.

Хоро удовлетворенно улыбнулась.

— Итак, — сказала она, усаживаясь. — Что ты обо всем этом думаешь?

Похоже, можно было считать надежными фактами, что Ив действительно продавала статуэтки Церкви и что они рассорились и разорвали отношения.

Кроме того, изложенный Ив результат заседания Совета, по-видимому, тоже соответствовал действительности.

Что беспокоило Лоуренса, так это попытки Церкви ради укрепления своей власти в городе возвести здесь кафедральный собор. Кафедральные соборы были центрами власти Церкви; их возводили исходя из рекомендаций влиятельных землевладельцев и священников. Однако, как правило, священники, уже устроившиеся в этих землях, противодействовали возведению кафедральных соборов — ведь с появлением собора здесь возникала новая могучая сила.

Разумеется, Лоуренс знал, что все здесь упиралось в деньги и связи.

Если здесь появится кафедральный собор, епископ местной церкви из человека, которого назначили епископом, превратится в человека, который сам их назначает. Он получит право взимать определенную долю с десятины, собираемой всеми окрестными церквами, а также право одобрять кандидатуры местных мирских правителей.

Он будет обладать всей полнотой церковной власти. Это, конечно, чрезвычайный пример, но все же: любого, кто с ним не согласен, он сможет обвинить в ереси; все его недруги отправятся на костер. Кстати сказать, большинство епископов интересовались как раз в первую очередь взиманием десятины, и никакая власть не была превыше власти Церкви.

Именно предчувствие такого развития событий внушало разносчице страх и нежелание говорить против Церкви.

Лоуренсу было абсолютно ясно, почему Ив, разругавшаяся с Церковью, желала покинуть город и почему она не хотела говорить о возобновлении старой сделки в будущем году.

Чего он не понимал, так это зачем вообще ей было ссориться с Церковью. Что до Лоуренса, то он бы грязь ел, лишь бы не перейти Церкви дорогу. Оно того просто не стоило.

Может, и неплохой идеей было бы сделать ставку, если это поможет лучше понять происходящее.

С учетом влияния Церкви в Совете Пятидесяти не приходилось сомневаться, что решение Совета было принято епископом; а поскольку это решение было в интересах города, Ив собиралась противостоять Церкви.

Лоуренс стал раздумывать, а не окажется ли его жизнь под угрозой в результате всего этого.

Если иностранный торговец погибает или исчезает, едва заключив законную сделку, подозрение неминуемо падает на тех, кому его смерть выгодна, — на местных власть имущих. Лоуренс принадлежал к Торговой Гильдии Ровена; если он четко даст это понять, вряд ли епископ, жаждущий возвести кафедральный собор, пойдет на жестокие меры.

И величина сделки, организуемой Ив, для одинокого торговца была, конечно, колоссальна, но в масштабах целого города — вполне незначительна. Лоуренс сомневался, что привлечет к себе нежелательное внимание столь ничтожной покупкой; во всяком случае, едва ли это станет вопросом жизни и смерти. Хотя, конечно, есть и такие, кто за несколько тысяч серебряных монет убьет с легкостью.