Spice and Wolf 5

Исуна Хасэкура

Волчица и пряности

Перевод с английского языка — Ushwood

Бета-редактирование — Lady Astrel

Русифицированные иллюстрации — Danholm

Любое коммерческое использование данного текста или его фрагментов запрещено

том 5

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Заключительная глава

Пролог

Путешествие проходило в молчании.

Никаких разговоров, лишь скрип повозки.

Они просыпались, шумно передвигались по повозке, ели — ничего больше.

Крафт Лоуренс сидел на козлах, сжимая поводья. Шел уже седьмой год с тех пор, как он, восемнадцатилетний, стал бродячим торговцем.

Одиночество было вечным попутчиком бродячего торговца, и Лоуренс, бывало, начинал заговаривать с собственной лошадью. Были времена, когда такое случалось частенько. Но последние несколько дней путешествие проходило в молчании — он не произносил слов, которые стоили бы того, чтобы называть их словами.

Однако если бы кто-то спросил, одиноко ли ему, Лоуренс бы ответил "нет" — благодаря своей спутнице, сидящей на козлах рядом с ним.

Хотя его спутница укуталась в покрывала настолько тщательно, что по фигуре невозможно было определить, юноша это или девушка, на красоту ее лица обернулась бы любая голова, а длинные русые волосы, достойные аристократки, привлекали внимание всех прохожих мужского пола.

Если бы она держалась тихо и вежливо, то без тени смущения могла бы явиться на любой торжественный прием — однако имелась причина, почему для спутницы Лоуренса все было не так просто.

Ведь она обладала парой звериных ушей и хвостом, которые любому постороннему ясно говорили о ней как о порождении зла.

Звали его спутницу Хоро.

Истинным ее обличьем была волчица, настолько огромная, что она могла зараз проглотить человека. Волчица — а еще богиня урожая, обитающая в пшенице.

— ...

На мгновение Лоуренсу показалось, что Хоро сказала что-то; но, видимо, она просто открыла глаза. Почему — было, в общем-то, понятно.

Секундой раньше она шевельнула хвостом; значит, пришла очередь ушей. Лоуренс протянул руку, облаченную в перчатку из оленьей кожи, и чуть приподнял капюшон Хоро.

Его рука ощутила, как волчьи уши под капюшоном сдвинулись, принимая новую, более удобную позу. Секунду шевеление продолжалось, потом прекратилось. Хоро, похоже, осталась довольна. В воображении Лоуренса встала картина привередливой аристократки, тщательно выставляющей цветок в вазе, пока он не будет стоять в точности так, как надо. Хоро мягко вздохнула, затем слегка приклонилась закутанной головой к Лоуренсу.

Возможно, так она выражала свою благодарность.

Лоуренс вновь обратил взор на дорогу, и молчаливое путешествие продолжилось.

Прошли времена, когда они, случалось, не понимали друг друга.

Даже без слов им не было одиноко.

К оглавлению

Глава 1

Миновала неделя с тех событий в деревне Терео, когда их едва не казнили как преступников.

Сейчас Лоуренс и Хоро направлялись в Реноз, город, где, возможно, хранились еще истории о стародавних похождениях Хоро.

Реноз был крупным северным городом, известным своей древесиной и мехами.

Посещало его довольно много народу, так что Лоуренс и Хоро на своем пути встретили немало торговцев. Лоуренс и сам уже много раз сюда ездил; правда, на этот раз он ехал не по торговым делам.

Сейчас он собирал сведения о древней родине своей спутницы.

Поэтому повозка его, обычно заполненная товарами, была пуста.

Изначально Лоуренс намеревался продать часть той горы печений, которую ему в знак благодарности подарили жители Терео, но всю эту гору сожрала волчица, сейчас безмятежно спящая у него под боком. Если была возможность полакомиться чем-нибудь вкусненьким, она ела и ела, пока было что есть, и приходила в ярость, когда лакомство заканчивалось.

Есть, пить и спать она могла сколько угодно.

Впрочем, Лоуренс не мог не признать, что, одолеваемый холодом и скукой, он и сам бы заснул, если бы только не надобность постоянно держать вожжи. Но как бы там ни было, способность Хоро спать всю ночь, после того как она продремала весь день, поистине впечатляла. Не раз Лоуренс дивился про себя, не пробуждается ли она в ночные часы, чтобы слезть с повозки и повыть на луну.

Так, без особых событий, прошла неделя. А потом полил дождь.

Хоро каким-то образом ухитрилась предсказать дождь за два дня; может, из-за этого воспоминания, а может, из-за самого дождя... так или иначе, она поерзала под своим покрывалом и одарила Лоуренса сердито-обиженным взглядом.

Лоуренс отвернулся. Поделать с дождем он ничего не мог, как бы обвиняюще Хоро на него ни смотрела.

Дождь шел не переставая с середины дня — не лил, а сыпал мелкими каплями, почти как туман; само по себе это была не беда, но вкупе с холодом складывалось ощущение, что тебя посыпают ледяной крошкой.

Руки Лоуренса мгновенно задубели, и он уже начал всерьез подумывать о том, чтобы спрятаться под пологом повозки, когда какой-то бог, видимо, заметил наконец его хорошее поведение.

Хоро тоже почувствовала; ее голова вынырнула из-под покрывала. Затем она зевнула во весь рот.

— ...Похоже, мы все-таки доберемся, не успев замерзнуть вконец.

— Тебе легко говорить — завернулась там в свои покрывала, а я мерзну тут снаружи с вожжами в руках.

— Пфф. Это все мое холодное сердце. Его надо держать в тепле, — ухмыльнулась Хоро.

Лоуренс просто не мог на нее сердиться.

Впереди виднелось их место назначения — неясная черная тень посреди белого пейзажа.

— Вот оно. Как подгоревшая рисинка в похлебке, — произнесла Хоро, и ее пустой живот предательски заурчал. Похоже, даже недовольная Мудрая волчица не ожидала, что ее живот выберет столь неподходящий момент для урчания. На мгновение она застыла, потом медово улыбнулась и отложила свои поддразнивания.

Реноз был крупным портовым городом, стоял он на широкой, медленной реке Ром. Значит, если город перед ними, то и река уже близко. Но сейчас ее не было видно из-за мороси. Будь небо ясным, они, несомненно, уже видели бы множество лодок, испещряющих водную гладь.

Подъехав к городу, они увидели, что, помимо лодок на реке, множество их было пришвартовано по берегам. Повсюду виднелись обожаемые Хоро палатки с едой и крепким алкоголем.

Если зимние снегопады помешают им двигаться дальше, то по крайней мере здесь Лоуренс с Хоро скучать не будут.

Однако кое-что Лоуренса все-таки грызло.

— Я должен сказать тебе одну вещь, просто чтобы убедиться, что ты понимаешь.

— Мм?

— Я знаю, ты уже была здесь когда-то, но, может, ты забыла, так что я повторю: Реноз — город дерева и меха.

— Ну да.

Пожалуй, поднимать этот вопрос было поздновато, но то, как Лоуренсу следовало в дальнейшем обращаться с Хоро, зависело от того, сумеет ли он сейчас донести свою мысль достаточно внятно.

— Ты не будешь сердиться, если среди этих мехов попадутся волчьи шкуры?

Лицо Хоро оставалось умопомрачительно непроницаемым; она потянула за шарф из лисьего меха, который служил ей воротником.

Шарф этот она получила в дар от Амати, юноши, пытавшегося ухаживать за ней в Кумерсоне.

В общем-то, в том, что она его носила, ничего такого не было, и, следует признать, в холодную погоду он был весьма полезен, так что Лоуренс обычно молчал. Сейчас, однако, при виде шарфа он поежился.

Хоро, несомненно, прекрасно понимала чувства Лоуренса и нарочито грелась об этот шарф; но сейчас она его сняла и уставила лисьей головой на Лоуренса.

— Я ела мышей, а меня съели волки! — пропищала она, голосом изображая, судя по всему, лису.

Лоуренс вздохнул.

Его противником была волчица Хоро Мудрая.

— Пфф, — продолжила Хоро. — Есть те, кто охотится, и те, на кого охотятся. И кроме того: вы, люди, делаете намного худшие вещи. Вы ведь даже покупаете и продаете себе подобных?

— Так и есть. Работорговля необходима и очень доходна.

— Как ты принимаешь это, считаешь нормальным обычаем твоего мира, так и мы спокойно смотрим на тех, на кого охотятся. И потом: что будет, если роли поменяются? — янтарные с красноватым оттенком глаза Хоро прищурились.

Лоуренсу вспомнился его разговор с Хоро вскоре после их первой встречи — когда она сказала, что волки становятся умнее, пожирая людей.

Даже Лоуренс понимал, что если путешественник забредает на волчью территорию и не выходит оттуда живым, вина лежит на путешественнике. Одно дело — бояться волков, но ненавидеть их за это — большая ошибка.

Уж это-то для Лоуренса было очевидно.

— Хотя, думаю, видеть своими глазами, как охотятся на твоих друзей, очень нелегко, — сказала Хоро.

Лоуренс кивнул в знак понимания. Хоро продолжила:

— И ты был такой милый, когда на меня охотился другой самец, ты так суетился, — с напускной скромностью произнесла она; сейчас ее настроение было абсолютно не таким, как секундами раньше.

— О да, еще как, — с небрежным видом ответил Лоуренс и обратил взгляд на лошадиный круп.

— Откуда такое безразличие?

— Ну... — глаза Лоуренса неотрывно смотрели вперед. — Мне стыдно.

И признаваться в этом стыдно, подумал он.

Но для сидящей рядом с ним волчицы подобные мелочи были сущим лакомством, так что поделать ничего было нельзя.

Хоро расхохоталась, и белое дыхание в холодном воздухе затуманило ее лицо.

— Стыдно, да?

— Угу.

В холодной монотонности долгого странствия разговоры быстро увядали. Хотя Лоуренс и Хоро прекрасно понимали друг друга и могли общаться без слов (что было для Лоуренса большим облегчением), все же настоящий разговор было ничем не заменить. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Лошадь дернула хвостом, словно желая сказать "хватит!", но это лишь вызвало новую волну смеха у обитателей повозки.

Все еще хихикая, Хоро вновь обернула лисий шарф вокруг шеи; Лоуренс повернулся и начал рассматривать Реноз, к которому они подъезжали.

По размеру он был, на глаз, вдвое больше языческого города Кумерсона. Его окружала стена, возведенная, должно быть, лет сто назад; дома за этой стеной давно уже заполнили все отведенное им место. В ширину строиться было некуда, и здания постепенно уплотнялись и становились все выше и выше.

Сцена, открывшаяся глазам Лоуренса сейчас, заставила его в первое мгновение подумать, что город выплеснулся-таки из собственных стен. Дюжины палаток выстроились по обе стороны дороги, по которой сквозь туманную морось повозка приближалась к городу.

— Это что, то, что называется "привратным городком"? — поинтересовалась Хоро.

— Такое часто случается возле церквей, да; особенно если церковь построена где-нибудь в глуши. Однако устроить постоянный рынок за пределами городских стен — это странно.

Чтобы город процветал, он должен собирать пошлины, а чтобы собирать пошлины, нужно, чтобы люди шли через городские ворота.

Разумеется, были города, запруженные домами настолько, что им приходилась устраивать рынки за городскими стенами; но эти рынки всегда ограждались временными заборами.

— Хмм. Непохоже, чтобы эти люди торговали.

Как раз когда Хоро это произнесла, повозка подъехала к палаточному городку, и Лоуренс с Хоро смогли разглядеть, что его обитатели, все в дорожном платье, занимались разными делами — кто готовил еду, кто беседовал. Да, все они были в дорожном платье, но стили и фасоны разнились. Часть людей, судя по одеянию, прибыла из еще более северных краев, другие были с запада или с юга. На глазок здесь было десятка два палаток, и в каждой жили три-четыре человека.

Единственное, что их объединяло, — все они, похоже, были торговцами, специализирующимися на том или ином товаре. Примерно половина из них была с тяжелыми грузами; на некоторых повозках даже стояли громадные бочки.

Лица у всех торговцев были запыленные и усталые от долгой дороги; иногда глаза вспыхивали раздражением.

Лоуренс подивился, не происходят ли в Ренозе какие-нибудь беспорядки; но на это было не похоже с учетом того, что лишь часть собравшихся здесь людей обитала в палатках. Были здесь крестьяне с ослами в поводу, а также люди, похожие на торговцев, с мешками за спиной; все они либо торопились в Реноз, чтобы поскорее укрыться от дождя, либо, наоборот, шли куда-то из Реноза.

Насколько Лоуренс мог судить, город более-менее жил своей обычной жизнью.

— Возможно, опять какие-то проблемы? — задумчиво произнесла Хоро с ударением на "опять" и ухмыльнулась под своим капюшоном.

Лоуренс искоса глянул на Хоро, словно спрашивая: "А по чьей именно вине все это было?" — однако Хоро метнула в ответ точно такой же взгляд.

— Это верно, что после встречи со мной ты время от времени попадаешь в переделки; но едва ли было бы справедливо утверждать, что все они случились по моей вине.

— Я...

— Я соглашусь насчет первой — да, пожалуй, отчасти это была моя вина, но истинной причиной послужила твоя алчность; и она же целиком и полностью была виной второй катастрофы. Ну а последняя наша неприятность — это нам просто не повезло. Или я неправа?

В яблочко, по-другому и не скажешь.

Лоуренс погладил бородку — та отросла в последнее время, поскольку он не хотел бриться без горячей воды, — и решил, что сдаваться рановато.

— Я, в общем-то, понимаю, что ты имеешь в виду...

— Мм.

— Но согласиться с тобой не могу. Это верно, что не всегда именно твое присутствие непосредственно приводило к нашим неприятностям, но...

Лоуренс просто не мог заставить себя признать, что Хоро права.

Он хотел сказать ей, что во всем виновата она.

Его ворчливая речь увяла на полуфразе; Хоро кинула на него такой взгляд, словно не могла поверить, что они вообще разговаривают.

— Я прекрасно вижу, что ты просто не желаешь со мной соглашаться, несмотря на то, что я отнюдь не корень всех наших проблем.

Лоуренс нахмурил брови, пытаясь понять, какой еще фокус она затевает. Хоро заметила это и хихикнула. Затем продолжила:

— Это потому что ты всегда действуешь с оглядкой на меня — потому тебе и кажется все время, что это я тебя тяну то туда, то сюда.

Лоуренс ощутил, как у него дернулась бровь.

Она была права.

Но признать это означало признать, что волчица его превзошла.

Иными словами —

— Хех. Упрямый, как всегда, — сказала Хоро; ее голос колол не хуже сыплющейся с небес ледяной крошки.

Улыбка ее была чистой, и ненадежной, и холодной — словно волчица готова была уйти навсегда.

Он должен был ее поймать.

Вопреки рассудку от этой улыбки Хоро ему хотелось кричать в голос.

И в следующее мгновение ее хрупкое тело оказалось бы в его объятиях.

Это казалось самым естественным, что только может быть на свете.

— Ммпф.

Желание одолевало его не дольше, чем четыре шага лошади, влекущей повозку.

Сохранив самообладание, Лоуренс направил повозку в очередь, ожидающую досмотра перед въездом в город.

Причина его сдержанности была проста.

Вокруг них толпилось множество людей.

Встречаясь на пересечении торговых путей, бродячие торговцы обожали сплетничать, даже о себе подобных. Если Лоуренс будет открыто заигрывать со своей спутницей, слухи разнесутся, в этом сомнений не было.

Хоро со скучающим видом огляделась.

Определенно ей было скучно.

Некогда Лоуренс считал, что все женские улыбки одинаковы; теперь, однако, он мог различать малейшие оттенки чувств на лице Хоро. Сейчас, помимо скуки, присутствовала еще толика беспокойства.

Увидев это, Лоуренс вдруг кое-что осознал. Все его действия были вызваны двумя основными побуждениями.

Во-первых, Хоро.

Во-вторых, торговля и прибыль.

Хоро боялась одиночества еще сильнее, чем Лоуренс. Неудивительно, что иногда ее пугало, что она и торговля находятся на разных чашах лоуренсовых весов. В конце концов, лишь богам ведомо, в какую сторону качнутся эти весы — или насколько шатким будет равновесие.

И конец их странствия был не так уж далек.

Не решит ли она влезть в новые неприятности как раз тогда, когда Лоуренс наденет на себя личину торговца, — просто чтобы проверить, какой путь он изберет и что для него важнее, она или кошель?

Впрочем, едва ли она настолько мелочна, чтобы о подобном стоило беспокоиться.

Повозка медленно продвигалась вперед вместе с очередью; клуб белого тумана вырвался из-под капюшона Хоро, когда она раздраженно взглянула на Лоуренса.

— Горяченького бы сейчас, — сказала она.

Несомненно, она имела в виду ужин. И явно ждала от него согласия.

— О да, после такого холода. Зависит от цены, конечно, но я бы взял рагу с хорошим таким, густым мучным соусом.

— Да, да! Сладкий молочный запах... иногда он лучше, чем запах хорошего вина.

При виде того, как Хоро восторженно кивает, спрятав пол-лица в лисий шарф, Лоуренс мгновенно забыл все ее раздраженное бурчание последних нескольких дней.

Хорошо иногда заказать какое-нибудь блюдо, где много разных вкусных вещей.

— Рагу из сезонных овощей было бы особенно неплохо, — продолжил Лоуренс.

— Из овощей? Неужели тебя не привлекает запах тушеного мяса, которое плавает в сливочном соусе?

Несмотря на то, что Хоро провела несколько столетий в пшеничных полях, ее вкусы были аристократичнее, чем у любого аристократа.

Уже перед самой стеной Реноза Лоуренс предпринял последнюю контратаку. Он жалел, что дал слабину прежде.

— Говорят, изысканная пища вредна для глаз и для языка.

— О? А как ты думаешь, насколько вредно для моего сердца было провести столько столетий, вообще ничего вкусного не пробуя? — и Хоро кинула на него пронзительный, сердитый взгляд.

Она была непреклонна, янтарные с красным отливом глаза сверкали, как два драгоценных камня.

Перед этими драгоценными камнями оставалось лишь упасть на колени.

Лоуренс, однако, был торговцем, не какой-нибудь аристократкой, помешанной на драгоценностях. Если цена не устраивала, сказать можно было лишь одно, даже стоя перед прекраснейшим из брильянтов.

— Только после того, как я посоветуюсь со своим кошелем.

Хоро отвернулась, как упрямый ребенок.

Лоуренс знал, что, скорее всего, в итоге на ужин у них будет мясное рагу. И Хоро явно была уверена в том же.

И все-таки они притворялись, что спорят.

Лоуренс шевельнул вожжами и направил повозку вперед.

Когда они въезжали на досмотровую площадку, Лоуренс поднял глаза на каменную стену, поросшую мхом под долгими дождями.

Тут же он вновь опустил голову; но вовсе не для того, чтобы попытаться скрыть что-то из товаров от пошлины. Нет, он хотел всего лишь спрятать в бороде улыбку.

Видимо, холодный зимний дождь был виной малолюдности улиц города.

Те немногие, что все-таки оставались снаружи, — в основном это были дети; они носились туда-сюда, прижав руки к груди и оставляя позади себя облачка белого дыхания, — несомненно, по поручениям городских лавочников и ремесленников. Некие призрачные фигуры, закутанные в тряпье, судя по всему, выполняли ту же работу.

Ларьки, обращенные к улице, были безлюдны; легкий туман собирался на краях крыш и стекал с них. Нищие собирались под крышами ларьков, пользуясь отсутствием торговцев, которые бы их прогнали. Типичная картина дождливого дня.

Но палаточный городок, выстроившийся вне города у самых ворот, и его обитатели, готовящие себе там еду, давали понять, что что-то происходит.

Лоуренс держал в руке деревянную пластинку, полученную во время досмотра (пластинка удостоверяла, что ее владелец — иностранный торговец), и вполуха слушал недовольное брюзжание Хоро.

— Не сказать чтобы я считала это чудом мироздания, но разве это не что-то недостижимое, разве это не достоинство? Как ты считаешь?

— Да, конечно.

— Если мы сравним что-то, что лишь чуть-чуть недотягивает до абсолютной грандиозности, и что-то, что, несмотря на скромное происхождение, достигает все же величия, — последнее заслуживает большего уважения, ты согласен?

— ...Ты права.

Должно быть, всему виной усталость от долгого путешествия. Гнев Хоро был не похож на ее обычную пылающую ярость. Свое недовольство она выражала тихим, непрерывным брюзжанием.

Лоуренс мысленно обругал болтливого стража, чьи слова навлекли на него все это; но тут же он осознал, что если и дальше будет отвечать Хоро односложными репликами, ее гнев обратится уже на него самого.

— В общем, да; если выбор стоит между аристократом, у которого нет ни славы, ни обаяния, ни денег — ничего, кроме знатного происхождения, и умным простолюдином, который своим умом достиг славы и богатства, — конечно же, я буду уважать второго, — согласился Лоуренс.

При обычных обстоятельствах такое поддакивание лишь ухудшило бы настроение Хоро, но сейчас оно казалось вполне удачной идеей.

Хоро картинно, почти пьяно кивнула, затем фыркнула подобно разъяренному быку.

На въезде в город их подвергли необычайно тщательному досмотру, и страж обнаружил хвост Хоро.

Разумеется, Хоро осталась невозмутима, как всегда; она заявила, что это часть нижней юбки, и страж поверил. Но затем он брякнул вот что:

— А, дешевая волчья шкурка.

Будучи стражем в городе, специализирующемся на древесине и мехах, он, конечно, без труда мог отличить волчий мех от собачьего или лисьего.

И насчет цены он был прав. Волчьи шкуры ценились дешевле собачьих. Каким бы прекрасным ни было качество, как бы ни исходил слюной торговец мехом, факт оставался фактом: никогда волчья шкура не будет стоить столько, сколько, например, оленья.

Проблема возникала, если гордость волка оказывалась дороже, чем его шкура; а в этом отношении Хоро была очень и очень недешева.

Это и послужило причиной ее по-детски сердитого бормотания. Лоуренсу было ее так жалко, что хотелось приласкать, погладить по волосам.

Будь они в пути, он знай себе держал бы поводья и обменивался с Хоро короткими репликами; но сейчас он лишь поглядывал на нее искоса. Почесав подбородок уголком дощечки иностранного торговца, он подумал: интересно, улучшит ли еда настроение Хоро?

По правде сказать, гораздо больше Лоуренса волновало значение этой деревяшки.

Похоже, изготовили ее в спешке, и на ней не было никакой официальной печати.

Ему сказали, что если он захочет купить что-либо в городе, никто не будет с ним торговать, пока он не покажет эту дощечку.

Никакого другого объяснения он не получил. Затем его быстро отправили дальше через досмотровую площадку вместе с другими путешественниками; очередь извивалась, словно угорь.

Подобную ситуацию не вынес бы ни один торговец.

Впервые в жизни он столкнулся с чем-то подобным — не только в Ренозе, вообще где-либо.

— Да, и еще, — произнесла Хоро.

— О, э, что? — получив тычок в ногу, Лоуренс вышел из своего задумчивого состояния и встретился с пристальным взглядом Хоро.

У него мелькнула мысль, не пропустил ли он какую-то ее фразу; но не успел он переспросить, как она продолжила:

— Скоро уже постоялый двор?

Она замерзла, она была голодна, и она явно не собиралась оставаться в повозке минутой дольше, чем это было необходимо.

— Прямо за углом, — заверил Лоуренс. Хоро вздохнула, раздраженная тем, что постоялый двор не находился прямо здесь, перед ее носом, и натянула капюшон еще ниже.

Придется очень тщательно обдумать, сколько мяса должно быть в сегодняшнем рагу. С этой мыслью Лоуренс продолжил направлять повозку, и совсем скоро она достигла наконец места назначения.

Это было обычное четырехэтажное здание; однако каким-то образом оно казалось почти изящным.

Посреди фасада виднелась двустворчатая дверь. Нижняя створка открывалась вбок, и на ней можно было выписывать названия товаров; верхняя створка открывалась вверх и могла использоваться как навес. Сейчас обе створки были плотно закрыты, добросовестно не пуская внутрь холодный воздух.

Лицо Хоро потемнело еще больше. Видимо, она ожидала, что ее отведут на постоялый двор с более правильным фасадом.

Лоуренс не стал объяснять, что даже если они потратят больше денег, это еще не значит, что они найдут лучший постоялый двор. Он слез с козел, старательно не замечая мрачного взгляда Хоро, и, подойдя к двери, постучал.

Перед постоялым двором не было чего-то наподобие объявления, так что вряд ли он был переполнен; но существовала реальная возможность, что владелец закрыл постоялый двор из-за холодов.

Поэтому когда Лоуренс услышал за дверью шарканье, а потом она чуть приоткрылась, он испытал облегчение.

— Постояльцы или продаете чего? — грубым, сердитым голосом осведомился сквозь щелку седобородый старик.

— Постояльцы. Нас двое.

Старик коротко кивнул и отошел в глубь здания.

Дверь он закрывать не стал — значит, свободные комнаты были.

Лоуренс обернулся к повозке и спросил:

— Какую комнату предпочитаешь, теплую или светлую?

Этот вопрос явно стал для Хоро неожиданностью. Она изогнула бровь.

— Как можно сомневаться? Конечно, теплую.

— Хорошо, я пойду отведу лошадь в стойло. А ты пока зайди внутрь и поговори с владельцем — это тот старик — и скажи ему это. Он тебя проводит в комнату.

— Мм.

Лоуренс поменялся местами с Хоро — поднялся на козлы и взял вожжи, а она слезла. Лошадь, словно осознав, что совсем скоро покинет холодную улицу и окажется в теплом стойле, тряхнула головой, поторапливая своего хозяина. Шевельнув вожжами и поглядывая уголком глаза на заходящую в здание Хоро, Лоуренс пустил лошадь шагом.

Ее запыленное многослойное одеяние он без малейшего труда распознал бы в любой толпе, будь там хоть сто человек

Ведь во сколько бы одежек она ни закуталась, он всегда мог заметить колыхание ее хвоста.

Улыбнувшись себе под нос, Лоуренс направил лошадь в сарай; там дежурили двое нищих. Они окинули Лоуренса оценивающим взглядом.

У таких людей всегда хорошая память на лица, так что, естественно, они вспомнили Лоуренса и движением головы показали, где ему следует оставить лошадь. Не имея причин возражать, Лоуренс подчинился. Вдруг он заметил, что рядом с отведенным ему местом стоит другая лошадь — горная, с широкими копытами; из-под длинной косматой челки на него уставились холодные глаза.

— Ну, надеюсь, вы подружитесь, — произнес Лоуренс, сойдя с повозки и похлопав по боку своего жеребца. Затем он дал нищим по медяку и, забрав свои пожитки, отправился в здание постоялого двора.

Это здание некогда было кожевенной мастерской. На первом этаже делали кожаные ремни, так что здесь было просторно — мало стен; кроме того, пол был каменный. Сейчас он использовался как склад; то тут, то там виднелись товары, которые многочисленные торговцы оставили на постоялом дворе на длительное хранение.

Пробравшись мимо нагромождения товаров, возвышающихся башнями выше его роста, Лоуренс добрался наконец до единственного места на первом этаже, которое содержалось в порядке, — комнаты владельца.

На маленьком столике стояла железная чаша на трехногой железной же подставке. В этой чаше владелец подогревал на древесных углях вино и целыми днями его потягивал, мечтая о далеких странах. "В будущем году я отправлюсь в паломничество на юг", — частенько говорил он.

Владелец заметил Лоуренса и окинул его пронзительным взглядом голубых глаз из-под кустистых бровей.

— Третий этаж. Оконная сторона.

— Понятно, третий этаж... постой — оконная сторона?

Постояльцы могли платить за себя по желанию либо вперед, либо уже при отъезде, однако настроение владельца заметно улучшалось, если ему платили вперед. Лоуренс поэтому положил на стол умеренно щедрую сумму денег; но слова владельца застали его врасплох, и он развернулся.

— Оконная сторона, — повторил тот и закрыл глаза.

Старик явно не собирался обсуждать этот вопрос.

Лоуренс кивнул. Ну и ладно, подумал он, выходя из комнатушки.

Держась за перила, потемневшие от времени и частого использования, он поднялся по лестнице.

Как положено жилому помещению при любой мастерской, на втором этаже располагались общая комната с очагом, кухня и спальня владельца. Это конкретное здание несколько отличалось от других тем, что очаг здесь находился посреди общей комнаты, а комнаты на третьем и четвертом этажах были выстроены так, чтобы как можно лучше улавливать тепло от дымохода, идущего вверх через весь постоялый двор.

Расположение комнат, благодаря которому это достигалось, было несколько странным; в придачу обслуживать дымоход, чтобы дым не шел в комнаты, было довольно-таки непросто. Прежний владелец заведения, однако, ставил превыше всего удобство своих подмастерьев, живших на третьем и четвертом этажах.

Нынешний владелец постоялого двора был человеком добрым и тихим. Звали его Арольд Эклунд, и прежде он занимал пост главного ремесленника в кожевенной мастерской.

Ближе к ночи общая комната на втором этаже наполнится дружелюбной болтовней — там соберутся постояльцы, каждый со своим каким-нибудь вином. Сейчас, однако, слышалось лишь потрескивание огня.

На третьем этаже было четыре комнаты.

В те времена, когда здесь располагалась мастерская, на четвертом этаже жили новопринятые подмастерья, и там же хранилась всякая всячина; поэтому комнаты на третьем этаже были просторнее, чем на четвертом.

Но не всем из этих комнат доставалось тепло от дымохода. Одна из комнат третьего этажа выходила на улицу, и ради окна, через которое вливался свет, доступом к дымоходу пришлось пожертвовать.

Иными словами, хочешь комнату с окном — пожертвуй теплом.

Лоуренс совершенно точно слышал слова Хоро, что она предпочитает теплую комнату. Едва войдя, он обнаружил, что она уже поснимала с себя и раскидала повсюду свою сырую одежду и лежит, свернувшись калачиком, под одеялом в своей кровати.

Лоуренс подумал, уж не плачет ли она от такого унижения; но, судя по тому, как Хоро свернулась, она уже спала.

Видимо, она устала из-за того, что долго сердилась, мысленно предположил Лоуренс.

Он подобрал разбросанную одежду Хоро и пока что повесил на спинку стула, затем разделся сам. Это была самая приятная часть всех путешествий — возможность избавиться наконец от отсыревшего одеяния на постоялом дворе. Лоуренс чувствовал себя так, словно снял налепленный на него слой сырой глины. Отложив снятые вещи в сторону, он переоделся в свою обычную одежду, не промоченную дождем.

Конечно, она была холодной, но все же это лучше, чем сырая.

Без очага в этой комнате будет не теплее, чем под открытым небом, когда придет ночь.

Одного лишь одеяла будет недостаточно, чтобы отогнать холод. Лоуренс понял это, когда подобно прислуге свернул тяжелые сырые одежды Хоро.

Из-под одеяла Хоро высунулся хвост — во всем прочем одеяло выглядело так, как если бы оно было наброшено на груду, скажем, хлебных караваев, или сырных кругов, или кусков копченой грудинки.

Она нечестно играет, подумал Лоуренс.

Это было не вполне то же, что, например, когда дочь аристократа, сидя у окна, показывает всем свои длинные роскошные волосы в надежде поймать взгляд проезжающего мимо рыцаря, — но тем не менее Лоуренс понял, что просто обязан среагировать.

— По-моему, у тебя прекрасный хвост; такой теплый и с отличным мехом.

Секунда — и Хоро втянула хвост под одеяло.

Лоуренс мог лишь тяжело вздохнуть.

Едва ли Хоро относилась к числу ранимых девушек, оскорбленные чувства которых можно исцелить одним комплиментом. Даже сейчас в ней наверняка клокотала тихая ярость.

И все равно она заставила Лоуренса восхвалить ее хвост.

Спускаясь по лестнице, Лоуренс грустно улыбнулся и снова вздохнул. Хоро опиралась на него — на свой необычный манер. Другого объяснения ему и не требовалось.

Вполне возможно, это была одна из ее хитрых ловушек; но Лоуренс не возражал против того, чтобы в нее попасть.

Лоуренс воспользовался отсутствием рядом с собой читающей мысли волчицы, чтобы думать обо всем этом, направляясь к общей комнате с очагом.

Здесь никого не было. Компанию ему составили лишь потрескивающие в очаге дрова.

Мебели было мало — лишь одинокий стул, освещенный неверным светом очага. Одного лишь стула было недостаточно, чтобы высушить одежду, которую Лоуренс держал в обеих руках, но это его не волновало.

В стены комнаты повсюду были наполовину вбиты гвозди — их головки вполне могли служить крючками для одежды. С одного из них свисала кожаная лента, достаточно длинная, чтобы ее можно было протянуть до противоположной стены. В дождливые дни это было идеальное приспособление, чтобы промокшие путники могли обсушиться; а в сухие дни здесь можно было сушить мясо и овощи, которые затем служили припасами в дороге.

Лоуренс быстро натянул ленту и развесил на ней сырую одежду.

Плащи и балахоны заняли больше места, чем он ожидал, и ему пришлось задействовать всю длину ленты.

— Только пока еще кто-нибудь не придет сушить вещи, — пробормотал Лоуренс себе под нос и уселся на единственный стул перед очагом.

И тут же до его ушей донесся скрип лестницы.

— ...

Скрип, похоже, шел снизу.

Лоуренс обернулся на звук и встретился взглядом с фигурой, поднявшейся по лестнице и заглянувшей в комнату.

Голова этого человека была скрыта под капюшоном, большая часть лица замотана шарфом, так что разобрать выражение его лица было невозможно; глаза, однако, смотрели пристально и твердо. Он был не особенно высок, но и не низок — пожалуй, немного повыше Хоро.

Из-за толстого дорожного одеяния его фигура казалась квадратной. Но самой примечательной деталью одежды незнакомца были кожаные ботинки с кожаными же онучами на икрах. Такая обувь свидетельствовала, что это был путешественник, предпочитающий передвигаться пешком, а не на лошади; по зиме онучи были затянуты очень туго.

Голубые глаза, разглядывающие Лоуренса сквозь щель в одеянии, смотрели чисто и пронзительно — и недружелюбно.

Одарив Лоуренса долгим оценивающим взглядом, человек без единого слова продолжил свой путь вверх по лестнице.

Несмотря на тяжелый груз на спине, шагал он почти беззвучно.

Похоже, незнакомец тоже занимал комнату на третьем этаже. Лоуренс услышал, как у него над головой открылась и закрылась дверь.

Арольд в основном предоставлял своих постояльцев самим себе, что придавало его постоялому двору особую ценность в глазах тех, кто не особо стремился к общению. Даже среди торговцев далеко не все были экстравертами.

Лоуренс останавливался здесь всякий раз, когда был в Ренозе, потому что его устраивали цены и обслуживание, а еще потому, что Арольд прежде состоял в Торговой Гильдии Ровена. Когда-то Арольд был бродячим торговцем и занимался мехами, но женился на дочери владельца кожевенной мастерской и со временем сам стал владельцем.

Отделения Гильдии Ровена в Ренозе не было, поэтому многие члены Гильдии останавливались на его постоялом дворе, когда проезжали здесь.

Склонность Арольда не вмешиваться в дела постояльцев оказалась особенно уместна теперь, когда с Лоуренсом была Хоро.

Основное, что было сейчас на уме у Лоуренса, — необходимость раздобыть мясное рагу, которое, он надеялся, улучшит настроение Хоро. Если ей станет лучше, одна-две миски рагу будут вполне нормальной платой; но вообще-то, если он утратит бдительность, цена их пребывания в городе взлетит до небес.

Пока Лоуренс обдумывал этот вопрос, сидя перед очагом, к нему подкралась усталость от долгого путешествия, и он сам не заметил, как задремал.

Проснулся он, когда пришел Арольд, чтобы подкинуть дров в очаг; но Арольд, разумеется, ничего не сказал, а, напротив, был довольно щедр по части количества поленьев, и Лоуренс не удержался от соблазна воспользоваться щедростью старика.

Второй раз он проснулся, когда солнце уже село; вся комната, за исключением пятнышка возле очага, была погружена в такую густую темноту, что хоть руками черпай.

Поняв, что проспал, Лоуренс вскочил на ноги, но время назад не воротишь. Вне всякого сомнения, себялюбивая Хоро давно уже пробудилась и прямо сейчас сидит в своей комнате, лишенная возможности выйти, пока Лоуренс не вернется с ее одеждой, и лелеет распирающий ее гнев.

Лоуренс вздохнул и, убедившись, что вся одежда просохла, быстро поснимал ее с кожаной ленты и вернулся на третий этаж.

В каком настроении его встретила Хоро, можно даже и не говорить.

Мясное рагу, заказанное Лоуренсом в первой попавшейся таверне, было поистине роскошным.

На следующее утро Лоуренса разбудил солнечный луч. Теплые ниточки света нашли себе дорогу через щели в деревянных ставнях. Несмотря на то, что тепло от очага до комнаты не доходило, утренний холод не казался таким уж зверским — то ли благодаря солнечному свету, то ли просто потому что торговец привык к морозным ночевкам в пути.

Как бы там ни было, в этом тепле Лоуренс смог понять, почему Хоро выбрала светлую комнату.

Утреннее солнышко, несомненно, заслуживало восхищения.

Случилось редкое событие — Лоуренс проснулся раньше Хоро; та продолжала спать, высунув голову из-под одеяла. Обычно она спала, свернувшись калачиком, как подобает приличной волчице, но сейчас она выглядела совсем как обычная спящая девушка; это зрелище было для Лоуренса внове.

В тех немногих прежних случаях, когда Хоро просыпалась поздно, это было вызвано похмельем, но сегодня утром она выглядела вполне здоровой.

Глядя на бесхитростное выражение ее открытого лица, Лоуренс решил, что она просто проспала.

— Ну что ж, — прошептал он.

Сидеть и смотреть на спящее лицо Хоро было приятно, но если раздражительная Мудрая волчица поймает его за этим занятием, ее подковыркам не будет конца.

Чем ему нужно было сейчас заняться, так это подготовкой к походу в город. Лоуренс погладил бородку.

Естественно, на севере длинные бороды были в порядке вещей, но у него была слишком длинная; а запущенную бороду едва ли можно назвать привлекательной. Он вытащил из своих пожитков бритву и полотенце, намереваясь позаимствовать горячей воды у Арольда; в этот момент востроухая волчица на кровати шевельнулась — похоже, ее разбудили издаваемые Лоуренсом звуки.

Лоуренс услышал ее недовольный стон и тут же ощутил у себя на спине взгляд.

— Пойду собственной шкурой займусь, — пояснил он, поднеся нераскрытую бритву к подбородку.

Хоро зевнула и молча улыбнулась, прищурив глаза. Похоже, она была в хорошем расположении духа.

— Надо ведь постараться, чтобы за нее дали хорошую цену, — добавил Лоуренс.

Хоро спрятала нижнюю часть лица за одеялом.

— Уверена, она стоит целого королевства.

Видимо, это из-за того, что она только что проснулась. Ее глаза смотрели мягко, хотя и по-прежнему сонно.

Вне всяких сомнений, она как минимум наполовину дразнила его; но все же Лоуренс был совсем чуть-чуть доволен, услышав ее прямые, откровенные слова. Он пожал плечами, стараясь скрыть смущение.

Хоро тем временем продолжила.

— О да, она такая дорогая, что ее никто не купит, — произнесла она, и в ее глазах вспыхнул злорадный огонек; одновременно она перекатилась с живота на спину. — Что, до сих пор-то никто не купил?

У нее явный талант вселять в людей преждевременные надежды, подумал Лоуренс.

Он помахал кончиком бритвы, показывая, что сдается. Хоро хихикнула и, шмыгнув обратно под одеяло, свернулась калачиком, словно собиралась спать дальше.

Лоуренс вздохнул.

Быть постоянной жертвой подобных игр — это одновременно раздражало и, как ни странно, забавляло.

Спускаясь по лестнице и держась рукой за перила, Лоуренс грустно улыбнулся в бороду.

Но его улыбка исчезла, едва он обнаружил перед собой кого-то еще.

— Доброе утро, — вежливо обратился Лоуренс к постояльцу, появившемуся у подножия лестницы.

Это был тот самый закутанный незнакомец, которого Лоуренс видел мельком накануне вечером, когда сушил одежду.

На незнакомце был тот же капюшон, но остальной одежды было поменьше, а ноги — обуты в сандалии. В руках он держал сверток, от которого исходил легкий пар, — похоже, он купил что-то себе на завтрак.

— ...Да, — ответил незнакомец почти шепотом, глядя на Лоуренса своими голубыми глазами сквозь щель между капюшоном и шарфом, когда Лоуренс проходил мимо него.

Голос звучал хрипло — голос путешественника, близко знакомого с сухим песком и каменистой почвой.

Как бы там ни было, едва уловив запах мясного пирога, исходящий от свертка постояльца, Лоуренс понял с полной уверенностью, что Хоро в ближайшее время затребует себе такой же.

— Ну, что дальше? — спросила Хоро, держа в руке кусок мясного пирога; полоска мяса прилипла ей к уголку губы.

— Ну, для начала мы должны разыскать здесь как можно больше историй о тебе.

— Мм. Истории обо мне и о том, где Йойтсу...

Чавк, чавк, чавк. Три укуса — и последнего куска пирога размером с ладонь как не бывало. В мгновение ока.

— Мы должны отыскать летописца, как в Кумерсоне, — сказал Лоуренс.

— Ну, это я предоставлю тебе. Ты лучше меня знаешь, как это сделать... ну что? Что такое?

На вопрошающий взгляд Хоро Лоуренс лишь помахал рукой, улыбаясь.

— Если я знаю, как это сделать, то что знаешь ты? — он взглянул на нее прямо. — Есть такая старая пословица: "Тот, кто знает, как что-либо сделать, — слуга того, кто знает, зачем это нужно сделать".

— Мм. Понятно. И я действительно знаю, зачем ты так старательно трудишься.

— Древние были мудры, — произнес Лоуренс и впился в свой кусок пирога.

Хоро уселась на кровати, скрестив ноги, и заявила:

— Если я твоя госпожа, думаю, мне следует тебя вознаградить.

— Вознаградить?

— Да. Ну, например, хмм... — и Хоро улыбнулась совершенно чарующей, на взгляд Лоуренса, улыбкой. — А какой награды ты желаешь?

В комнате царил соблазнительный полумрак, и сердце Лоуренса непременно забилось бы чаще, если бы только не полоска мяса, прилипшая к губе Хоро.

Прикончив свою порцию пирога, Лоуренс указал пальцем себе на уголок рта.

— Да ничего особенного.

— Пфф, — чуть раздраженно фыркнула Хоро и сняла полоску мяса.

— Было бы очень мило, если бы ты вела себя полюбезнее, — добавил Лоуренс.

Рука Хоро замерла, губы дернулись. Она крутанула пальцем, так что кусок мяса отлетел в сторону.

— Значит, теперь ты обращаешься со мной, как с ребенком?

— Вовсе нет. Дети, в отличие от тебя, делают то, что им сказано, — Лоуренс взял кувшин с ледяной водой и сделал глоток. — Короче, так: для начала, думаю, надо расспросить владельца нашего постоялого двора. Он, может, и старик, но все-таки он тут главный.

Лоуренс встал и накинул куртку, готовясь идти. Что до Хоро, то она тоже слезла с кровати.

— Хочешь пойти со мной, да? — спросил Лоуренс.

— Да, хоть ты и отбросил мою руку, — ответила Хоро. Подтрунивая над Лоуренсом, она одновременно надевала пояс, платье и балахон — все это с такой быстротой и легкостью, что Лоуренс смотрел, как зачарованный. Волчица наигранно крутанулась на месте и сказала:

— Сейчас я хлопну в ладоши, и заклинание, что я наложила на тебя, спадет!

Вот, значит, что она планировала.

Лоуренс решил подыграть.

— Э? Что я здесь делаю? Ах да: я в Ренозе, городе дерева и меха. Я должен закупиться мехами и отправиться в другой город, — проговорил он, преувеличенно жестикулируя. Он изрядно насмотрелся представлений бродячих лицедеев.

Хоро, сложив руки на животе, расхохоталась, словно смотрела величайшую из комедий.

Отхихикавшись, она подбежала к Лоуренсу, который собрался уже открыть дверь комнаты.

— О, да ты бродячий торговец? А у меня наметанный глаз насчет качества мехов.

Лоуренс взял ее за руку и, открывая дверь, ответил:

— О да! У тебя острый глаз, это верно. Но можешь ли ты определить качество человека?

В утренней тишине постоялого двора разнесся скрип лестницы.

Когда они дошли до второго этажа, Хоро, неотрывно глядя на Лоуренса, произнесла:

— На мне лежит злое заклятье.

Лоуренс коротко улыбнулся, словно спрашивая безмолвно, к чему она клонит.

— Пожалуй, я не буду хлопать в ладоши, чтобы невзначай его не скинуть.

— Ты уже хлопнул.

— Ты хочешь сказать, оно уже снято?

Понять, где здесь таится ловушка, было невозможно.

Одно было ясно: Хоро намерена каким-то образом заставить его купить ей что-нибудь вкусненькое.

В размышлении, как бы ему этого избежать, Лоуренс прошел мимо общей комнаты на втором этаже, где увидел пару путешественников, которые спали, должно быть, заговорившись перед очагом.

Он спускался уже на первый этаж, когда что-то потянуло его за руку и вывело из состояния задумчивости.

Точнее сказать — Хоро, все это время державшая его за руку, внезапно остановилась.

Она смотрела на него сверху вниз и улыбалась из-под капюшона.

— Раз так, не наложишь ли ты на меня другое заклятье, чтобы я не пробудилась?

Это была дьявольская игра.

Несомненно, Хоро будет вполне удовлетворена, если Лоуренс не найдется что ответить.

Но Лоуренс хотел хоть иногда брать над ней верх; он развернулся и взял ее ладонь обеими своими.

В целом мире, когда мужчина брал руку женщины таким образом, это означало лишь одно.

Нежно держа белую ладонь Хоро, он мягко поцеловал ее.

— Достаточно ли этого, о моя госпожа? — спросил он нарочито архаичным языком.

Если он ослабит бдительность, кровь прильет ему к лицу и испортит весь эффект.

Но он, сохраняя невозмутимость, поднял голову и взглянул прямо в глаза Хоро, большие и округлившиеся, как блюдца.

— Идем, — сказал Лоуренс и наконец чуть заметно улыбнулся — то была улыбка признания, что он только что сделал нечто нелепое, и одновременно улыбка победителя, которому удалось взять верх над Хоро.

Он легонько потянул Хоро за руку, и она пошла вниз по лестнице, точно марионетка с плохо натянутыми нитками.

Она смотрела под ноги, и Лоуренс не мог разобрать выражения ее лица, но похоже было, что она раздосадована.

Лоуренс мысленно ухмыльнулся. Скрывать свое смущение было трудно, но результат стоил того. Он чувствовал, что его распирает от чувства триумфа; но тут Хоро споткнулась, словно не попала на ступеньку, и Лоуренс поспешил ее подхватить.

Он было рассмеялся, думая, что Хоро слишком раздражена, чтобы твердо стоять на ногах, когда она вдруг прижалась к нему и прошептала на ухо:

— Дурень, это слишком сильное заклятье.

Голос ее звучал сварливо и раздраженно.

Будь Лоуренс тем же человеком, каким он был при их первой встрече, он либо просто оцепенел бы, либо вернул объятие.

Сейчас он не стал делать ни того, ни другого — просто стоял и улыбался; он решил, что это уколет Хоро еще сильнее.

Совсем недавно, когда они были в деревне Терео, Лоуренс чуть приоткрыл ящик, в котором хранилась неприятная правда — правда, что полные блаженства дни вместе с Хоро могут скоро подойти к концу. Но он не хотел открывать этот ящик. И Хоро тоже положила руку на его крышку.

Никто из них не желал тогда встретить лицом содержимое этого ящика, и потому пока что он оставался закрытым.

Но кое-что Лоуренс все-таки понял.

Хоро не хотела думать на эту тему, пока в этом нет необходимости.

Хотя сейчас Лоуренсу удавалось сохранять самообладание, когда Хоро прижималась к нему и шептала ему на ухо, все же он и помыслить не мог, что будет ей так нужен.

Ее неприглаженная челка, прикасающаяся к его щеке, была такая мягкая, и от нее так сладко пахло, хотя она никогда не была знакома с духами. Волосы лежали сплошной волной, так что Лоуренсу и в голову не пришло бы считать пряди.

В конце концов Хоро осознала, что Лоуренс не проявляет вообще никакой реакции. Отодвинувшись от него, она снизу вверх заглянула ему в глаза.

— Ну когда уже ты как следует смутишься? — поинтересовалась она.

— Мм, дай подумать. Когда ты прекратишь этим заниматься, мне кажется.

Хоро среагировала мгновенно.

Сразу же поняв значение его слов, она изобразила раздражение.

— А ты стал умный, знаешь ли.

— Мм, быть может, — кивнул Лоуренс, после чего Хоро высвободилась из объятий, хмыкнула себе под нос и продолжила спускаться по лестнице.

Если ей нравилось видеть Лоуренса смущенным, ей приходилось его дразнить; но если по-настоящему его смущало, когда она прекращала его дразнить, то все, что ей оставалось, — вести себя пристойно.

Лоуренс позволил себе немного самодовольства по поводу своей искусной контратаки. Он молча шел по лестнице следом за Хоро; однако, дойдя до первого этажа, Хоро вдруг развернулась.

— Да, ты явно научился обращаться со словами. Кто тебя учил, интересно?

Сильнее всего Лоуренса удивила ее улыбка — нетипично добрая и такая теплая, что, казалось, может согреть замерзшую руку.

Он-то был уверен, что Хоро на него злится, и при виде столь неожиданной перемены сразу насторожился. Встав перед ней, он ответил:

— Да нет — просто вдруг пришло в голову, вот и все.

— Просто пришло в голову? — и Хоро хихикнула. — Так даже еще лучше.

Она казалась настолько довольной, что будь она щенком, ее хвост сейчас бы отчаянно вилял.

Ничего не понимая, Лоуренс глядел на Хоро; она взяла его за левую руку, переплетясь пальцами.

— Когда я прекращу этим заниматься, да? — шепотом повторила она, кокетливо придвигаясь к нему.

Когда она прекратит этим заниматься?..

Странное чувство охватило Лоуренса, когда он вновь услышал эти слова.

Внезапно он осознал, что они имеют и другое значение, — и застыл.

Хоро хихикнула.

— Ну, в чем дело?

В ней смешались подобная снегу чистота духа и подобная трясине цепкость ума.

Лоуренс не мог заставить себя поднять на нее глаза.

Он по-настоящему смущается, когда она не играет с ним.

"Что же я брякнул!" — хотелось воскликнуть ему.

Это ведь было все равно что прямо заявить, что превыше всего он жаждет ее внимания!

— Что это? Похоже, у тебя кровь быстрее по жилам побежала, — заметила Хоро.

И верно — лицо Лоуренса залилось краской, и он не мог с этим ничего поделать.

Он прикрыл глаза свободной рукой, желая хотя бы показать, что ему стыдно, что он не понял истинного значения своих слов.

Хоро, однако, не собиралась дозволять ему этого.

— И вовсе нечего стыдиться таких сладких, детских слов.

До Лоуренса донеслось шуршание ее хвоста.

Да, одолеть Мудрую волчицу в словесном поединке — поистине невыполнимая задача.

— Ты такой очаровательный, правда, — хихикнула Хоро.

Сквозь щель между пальцами Лоуренс уловил выражение лица Хоро — с ладонями на обеих щеках и безмерно зловредной улыбкой.

Арольд, судя по всему, был чем-то занят в стойлах, так что, к счастью, он не слышал дурацкой пикировки Лоуренса с Хоро.

Вне всяких сомнений, Хоро прекрасно об этом знала, когда забавлялась с Лоуренсом.

— Летописец, говоришь? — переспросил Арольд.

— Да. Или еще кто-нибудь, кто знает старые легенды этого города.

Арольд уселся на свой стул и налил подогретого вина в чашку из тонкой жести. Его левая бровь поднялась, выдавая его любопытство. Ясно было, что услышать подобный вопрос от постояльца он никак не ожидал.

Другой владелец постоялого двора, несомненно, начал бы выспрашивать постояльца, зачем ему это нужно, но Арольд был не из таких. Он лишь поглаживал свою снежно-белую бороду несколько секунд, потом ответил:

— Есть один человек, его зовут Риголо — вот он такими вещами занимается... но, к сожалению, он сейчас на заседании Совета Пятидесяти. Не думаю, что он сейчас будет принимать посетителей.

— Совета Пятидесяти? — переспросил Лоуренс.

Арольд налил теплого вина в две глиняные чашки и предложил Лоуренсу с Хоро.

В полном соответствии с названием Совет Пятидесяти был советом, в который входило пятьдесят человек — представителей городских торговцев, ремесленников и аристократов. Каждый из них представлял свою семью или гильдию и в ожесточенных спорах отстаивал ее интересы. Исход этих споров определял судьбу всего города, так что на членах Совета лежала серьезнейшая ответственность.

Некогда вокруг должностей членов Совета была серьезная политическая возня, но, похоже, случившийся несколько лет назад большой мор освободил немало кресел.

— Разве вы не видели, что творится за городом?.. — спросил Арольд.

— Видели. Палаточный городок торговцев, да? Если это как-то связано с Советом Пятидесяти, значит, в городе что-то происходит?

Хоро поднесла предложенное ей вино к губам, но тут же застыла.

Вне всяких сомнений, и хвост ее в это время распушился. В конце концов, качество напитка из новой, неизвестной земли заранее знать было невозможно.

— Понимаете, все дело в мехах, — сказал Арольд.

— В мехах? — Лоуренса внезапно охватило возбуждение. При одном упоминании этого слова по спине пробежал холодок. Дело не в том, что он беспокоился о Хоро, — даже близко ничего подобного. Слово было ему настолько хорошо знакомо, что все его нутро напряглось при внезапном напоминании о том, за чем он гнался столько лет, — о прибыли.

Арольд продолжил, словно и не слышал восклицания Лоуренса.

— Риголо — делопроизводитель в Совете, — сказал он. Похоже, заседание Совета обсуждать он не желал, да и вообще он был не из болтливых. — А вы, значит, ищете людей, которые знают старые байки, да?

— Ээ, да. Это было бы хорошо. Ты знаешь таких? — Лоуренс не мог позволить возбуждению проступить у него на лице.

Похоже, самоконтроль Лоуренса сработал. Синие глаза Арольда, едва видные из-за морщин на лице, устремились куда-то вдаль.

— Вольта, бабка дубильщика — мудрая была старуха... но она умерла четыре года назад, когда был мор.

— А еще кто-нибудь?

— Еще? Мм... есть один старик в Торговом доме Латтона, хотя нет, этим летом его жара прикончила... — Арольд со звучным клацаньем поставил чашку на стол.

Лоуренс заметил, что Хоро повернула голову к Арольду — видимо, на звук.

— Похоже, древняя мудрость города сейчас существует только в письме, — произнес Арольд, пораженный осознанием этого; он продолжал смотреть куда-то в пространство, поглаживая бороду.

Лоуренс почувствовал, как тело Хоро под всеми ее одеждами дернулось от потрясения.

Не было никого, кто знал бы о ней хоть что-то. Сама Хоро и осталась единственным средоточием той утраченной мудрости.

Лоуренс мгновенно позабыл то возбуждение, что владело им минуту назад, и без слов положил руку Хоро на спину.

— Это значит, у нас нет выбора, кроме как отправиться к господину Риголо и попросить его показать нам летописи?

— Думаю, так... месяцы и годы разрушают даже каменные здания, что уж говорить о памяти людской. Ужасно это... — Арольд покачал головой, потом закрыл глаза и погрузился в молчание.

Старик был нелюдимым, еще когда Лоуренс с ним познакомился, и, похоже, эта его черта со временем только усиливалась.

Про себя Лоуренс подивился, не виной ли тому все яснее слышимые шаги смерти.

Решив, что продолжение разговора принесет лишь неприятности, Лоуренс одним глотком допил свое вино и, жестом предложив Хоро идти первой, покинул постоялый двор.

В отличие от минувшего дня, улица бурлила, и светящее Лоуренсу в левую скулу солнце в первое мгновение даже его ослепило.

Он стоял на по-прежнему мокрой брусчатке и смотрел на Хоро.

Та стояла, поникнув головой.

— Ну что, поищем что-нибудь перекусить?

Лоуренс и сам понимал, что это едва ли не худшее, что он мог сказать в такой ситуации; но все стало таким сложным, буквально перевернулось с ног на голову.

Из-под капюшона Хоро вырвался страдальческий вздох; затем волчица улыбнулась и, потянув Лоуренса за руку, произнесла:

— Тебе надо улучшать словарный запас.

Похоже, беспокоиться о том, что она может устроить что-нибудь этакое прямо посреди толпы, было преждевременно.

Лоуренс уже двинулся прочь, увлекаемый Хоро, когда дверь постоялого двора открылась вновь.

— ...

На улицу вышел давешний незнакомец.

Он выглядел живым воплощением занятого путешественника; однако, едва взглянув на Лоуренса с Хоро, застыл, явно удивленный.

— ...Прошу прощения, — было единственное, что он произнес высоким хриплым голосом после секундного замешательства; и тут же он растворился в толпе.

Лоуренс кинул взгляд на Хоро — просто чтобы лишний раз убедиться, что ее уши и хвост не видны. Она чуть вздернула голову.

— Какое удивление при виде меня, — заметила она.

— Думаю, он не заподозрил, что ты не человек.

— Такого ощущения от нее не исходило. Должно быть, ее просто потрясло мое очарование.

— Конечно, не исходило, — Лоуренс улыбнулся при виде Хоро, с показной гордостью выпятившей грудь. — ...Постой, — тут же добавил он. — "Ее"?

— Хмм?

— Это что, была женщина?

Облик человека, привычного к дороге, и хриплый голос заставили Лоуренса предположить, что перед ним мужчина, но Хоро едва ли была способна ошибиться в подобном вопросе.

Лоуренс повернул голову в ту сторону, куда исчезла незнакомка, и подивился, чем может торговать женщина-торговец; в это время его вновь потянули за руку.

— Что заставляет тебя думать, что тебе можно вот так стоять рядом со мной и смотреть на другую самку?

— А обязательно говорить так прямо? Если бы ты пожаловалась как-то более окольно, это было бы куда очаровательнее.

— Ты такой дурень, что ни за что не догадаешься, пока я не скажу прямо, — не моргнувши глазом парировала Хоро; в голосе ее слышалась укоризна.

С учетом их предыдущего разговора было очень обидно, что Лоуренс ничего не мог ей ответить.

— Итак, что мы делаем дальше? — спросил Лоуренс, положив конец дурацкой перепалке. Необходимо было составить план на день.

— А трудно будет встретиться с этим человеком — как там его по имени?

— Риголо, что-то вроде того. Если он делопроизводитель при Совете, это действительно может быть трудно — хотя, конечно, это зависит от того, чем занят Совет... — ответил Лоуренс, поглаживая свежеподбритую бородку.

Хоро шагнула вперед.

— По твоему лицу видно, что ты умираешь от любопытства, что это за заседание.

— Вот как? — Лоуренс продолжал поглаживать бородку. Хоро оглянулась через плечо; судя по ее лицу, она опять была в дурном настроении.

— Значит, будем просто шляться по городу, пока заседание не закончится?

Лоуренс улыбнулся.

— Наблюдательность Мудрой волчицы на высоте. Я смертельно хочу узнать, что происходит в этом городе. Более того, я —

— Ты хочешь получить на этом прибыль.

Лоуренс споткнулся. Хоро, вздернув голову, ухмыльнулась.

— Что бы тут ни происходило, это достаточно серьезно, раз они раздают эти деревяшки. Что-то интересное творится, — произнес Лоуренс, доставая на свет дощечку, свидетельствующую, что он иностранный торговец.

— Однако хочу предупредить... — уронила Хоро.

— Хмм?

— Постарайся сдерживаться.

От слов Хоро нельзя было просто отшутиться — если вспомнить, что они уже прошли через похищение, бегство через канализацию, угрозу разорения, а совсем недавно угодили в междоусобицу.

— Обязательно, — ответил он и тут же увидел, что Мудрая волчица, только что само очарование, внезапно рассердилась.

— Сомневаюсь я в этом, — заявила она.

Против этой неожиданной подозрительности у Лоуренса было лишь одно средство.

Взяв Хоро за руку, он произнес, вложив в слова все свое очарование торговца:

— Не осмотреть ли нам местные достопримечательности?

Похоже, эффект от поцелуя руки Хоро на лестнице уже почти выветрился. А может, даже стал действовать в обратную сторону.

Тем не менее Хоро, похоже, сочла действия Лоуренса приемлемыми. Фыркнув, она подошла к нему.

— Видимо, да.

— Понял, о госпожа.

В голове у Лоуренса мелькнула мысль, что если бы он полугодичной давности увидел себя нынешнего, он был бы в ужасе.

— Итак, какие здесь достопримечательности? Все так сильно изменилось, что я, честно сказать, с трудом припоминаю, что я вообще здесь была.

— Предлагаю отправиться в порт. Я слышал, корабли приобрели здесь такую важность совсем недавно. Здешний порт меньше, чем в каком-нибудь морском городе, но, осмелюсь предположить, зрелище все равно достойное.

Сжав руку Хоро крепче, он зашагал вперед.

И кто сказал, что идти рука об руку с другим человеком — медленно и неудобно? Идя по улице рядом с Хоро, Лоуренс улыбнулся этой мысли.

К оглавлению

Глава 2

— В общем, как-то так, — уронил Лоуренс.

— Хмм? — Хоро подняла на него глаза; лицо ее было наполовину скрыто за кружкой, из которой она пила.

— Нет, ничего. Смотри не пролей.

Хоро осушила кружку знаменитого ренозского крепкого эля, потом взяла чуть обугленную раковину.

Моллюски, которых добывали в реке Ром, достигали в размере ладони Хоро. Знаменитое на весь город лакомство готовилось так: из раковины доставали нежное мясо, смешивали с хлебными крошками и подавали в той же раковине с зернами горчицы. Лучшей закуски к хорошему элю и представить было нельзя.

Хоро издала восторженный возглас, едва увидев множество судов, стоящих на причале вдоль изгиба реки; но вскоре ее сердце пленили ароматы продавцов еды, которые поставили здесь свои лотки, дабы насыщать голодных путников, начинающих или завершающих свое путешествие.

Они сидели за столом, сколоченном из деревянных ящиков; перед Хоро стояли три порции моллюсков и две кружки эля.

Лоуренс выдержал испепеляющий взгляд Хоро, заказывая себе подогретого вина наподобие того, какое недавно пил Арольд.

Все, что ему было нужно, — немного времени, чтобы как следует насладиться этой терпкостью.

— И все же на взгляд не похоже, чтобы в городе что-то шло не так, — сказал Лоуренс.

С лодок сгружали ящики размером с человека; группы торговцев вскрывали их и тут же начинали торговаться по поводу их содержимого, каким бы оно ни было.

Для своего размера порт пропускал через себя просто невероятное количество товаров. Да и без порта одного взгляда на город было достаточно, чтобы понять: такому городу товаров нужно очень много.

Дело было не только в пище, которая требовалась каждодневно. К примеру, для производства древесины нужен был не только лес, но и инструменты — пилы, долота, гвозди, молотки, — а значит, бродячие кузнецы приходили в город, чтобы чинить эти инструменты и ухаживать за ними. Далее, чтобы паковать древесину и увозить ее куда бы то ни было, требовались веревки и кожаные ремни, а также лошади или ослы, а также все, что требовалось для ухода за животными, а также... — список можно продолжать и продолжать.

Уже то, что Реноз был портовым городом, означало бойкую торговлю судостроительными инструментами, да и самими судами тоже. Лишь всеведущий бог мог охватить всю полноту товаров и грузов, обращающихся здесь.

В этой ошеломляющей сумятице пестрого портового города любые мелкие проблемы просто тонули.

С помощью позаимствованного у Лоуренса ножика Хоро проворно выковыряла рубленое мясо моллюска из раковины и отправила в рот. После слов Лоуренса она оглядела окрестности.

— Издалека лес кажется спокойным, даже если в нем делят территорию две волчьи стаи.

— Даже с твоими глазами и ушами ты это не можешь понять издалека?

Хоро не стала отвечать сразу же; она картинно склонила голову, и уши под капюшоном шевельнулись.

Обычно при подобных обстоятельствах Лоуренс был бы раздосадован на Хоро, чем дал бы ей очередной повод его поддразнить; но сейчас при нем было терпкое подогретое вино. Он сделал глоток и стал ждать ответа Хоро.

— Вон там, видишь? — наконец произнесла она, показав ножом на человека, которого окутывал какой-то странный пар. Человек стоял, прислонившись к огромной, до пояса высотой, корзине, заполненной с горкой щебнем. Он был очень мускулист; совсем нетрудно было бы принять его за пирата.

Он мрачно смотрел на худого торговца, держащего в руках сверток — похоже, с пергаментными свитками.

Лоуренс кивнул на вопрос Хоро.

— Этот человек сердится, — сказала она.

— О?

— Похоже, пошлина на груз его лодки слишком велика, и он не хочет продавать его по старой цене. И что-то про цену кабалы?

— Кабальная пошлина. Лодки, идущие вверх по реке, — по сути заложники того, кто владеет этим участком реки.

— Мм. В общем, тот тощий ему ответил: "В городе трудности, потому что отменили северную экспедицию". И еще он сказал, что тому надо радоваться, что он получит хоть какие-то деньги.

Каждую зиму Церковь устраивала масштабную военную экспедицию на север, чтобы показать всем свою мощь. Однако сейчас на отношения между Церковью и государством Проания, через земли которой должна была проходить экспедиция, пала тень, и экспедицию нынешнего года отменили. Именно из-за этого Лоуренс некоторое время назад оказался на грани разорения.

Лоуренс взглянул на Хоро чуть удивленно. Та продолжала прислушиваться, опустив голову и закрыв глаза.

Лоуренс снова перевел взгляд на тех двоих. Даже отсюда он мог понять, что торговец сказал моряку свое последнее слово.

— "Если так, ты вместе с твоими мехами можешь просто подождать, чем кончится заседание", — проговорила Хоро, открыв глаза.

"Так ли уж ошибочно было бы считать, что я стою на плечах у Хоро?" — подивился Лоуренс.

— Таких разговоров много. Кажется... четыре. Чересчур высокие пошлины. Северная экспедиция. Ввоз товаров в город. Ну и так далее, — говоря, Хоро одновременно выковыривала мясо из раковины. Чем больше мяса оказывалось на лезвии, тем сильнее нож поглощал ее внимание.

Когда она поднесла наконец горку мяса ко рту, нож, казалось, был вообще единственным, что ее интересовало в целом мире.

— Раз уж ты об этом заговорила... если вдуматься, город, который изначально построен как перевалочный пункт, просто не мог не пострадать от отмены северной экспедиции. Я ведь из-за этого и попал в беду в Рубинхейгене. Но какое отношение к этому имеет тот палаточный городок торговцев? — задумчиво произнес Лоуренс.

Если условия в городе далеки от нормальных, могут появиться и далекие от нормальных возможности по части торговли.

Лоуренс сидел, погруженный в размышления, пока Хоро не рыгнула и не постучала кулачком по столу.

— Что, хочешь добавки?

Лоуренс желал полностью сосредоточиться на ситуации в Ренозе. Быстро поразмыслив, он решил, что если он хочет, чтобы Хоро немного помолчала, а может, даже помогла ему в рассуждениях, потратиться на кружку-другую для нее вполне стоило.

Подозвав продавца, он заказал еще эля; Хоро довольно улыбнулась и подняла голову.

— Осмелюсь предположить, что сейчас ты заказал эль больше для себя, чем для меня.

— Мм?

— Я от спиртного пьянею, но тебя пьянит нечто совершенно другое, — ее довольное лицо чуть покраснело.

Она явно заметила, что Лоуренс, который обычно в подобных ситуациях хмурился и колебался, на этот раз заказал для нее эль без раздумий.

— О да; но спиртное стоит денег, а опьянеть от возможности получить прибыль, которая у тебя прямо перед глазами, можно совершенно бесплатно.

— И ты, конечно же, думаешь, что если я перестану ворчать или даже снизойду до помощи тебе, то одна-две лишних кружечки будут приемлемой платой, не так ли?

Все-таки она была великаном, хоть и ростом с девушку.

Глядя на Хоро, у которой в уголке рта налипла пена, Лоуренс всем видом показал, что сдается.

— А, так забавно смотреть, как ты что-то придумываешь; я здесь посижу за кружечкой и посмотрю со стороны, — заявила Хоро.

Когда владелец заведения доставил новую порцию эля и потрескивающих ракушек с пылу с жару, Лоуренс протянул ему несколько истертых медных лютов и вновь повернулся к Хоро.

— Думаю, мне надо посматривать на тебя время от времени, чтобы убедиться, что ты не исчезла?

Он протянул Хоро кружку с элем; волчица улыбнулась.

— ...Неплохо сказано.

Хоро была скупа на похвалы, так что Лоуренс счел это комплиментом.

— Благодарю, — серьезным тоном ответил он.

Незадолго до полудня Лоуренс бродил по Ренозу в одиночестве.

Хоро была искренне удивлена тем, насколько усилилось действие спиртного из-за не прошедшей еще усталости от долгой дороги. Она вполне могла стоять на ногах, но так сильно хотела спать, что ничего не могла с собой поделать.

Лоуренс проводил ее до постоялого двора. Он был в растерянности и в то же время совсем чуть-чуть забавлялся ситуацией.

Какая-то часть Хоро ненавидела саму идею, что Лоуренс сунет нос в то, что происходит в городе. Оглядываясь на их предыдущий опыт, Лоуренс не мог с ней не согласиться; однако когда он оглядывался на еще более ранние времена, до его знакомства с Хоро, то был просто не в силах сидеть на месте и ничего не делать.

Так что иметь возможность бродить по городу как заблагорассудится было довольно удобно.

Не сказать чтобы у Лоуренса здесь были близкие знакомые.

Немного поломав голову насчет того, куда бы отправиться, Лоуренс решил в конце концов зайти в таверну, с которой когда-то торговал.

Заведение имело странное название "Хвост рыбозверя". С крыши свисала бронзовая вывеска в форме животного. Изображен был на ней занятный, умный грызун, который строил запруды на реках; внешне он походил на зверя, за исключением широкого плоского хвоста и перепончатых, подобных веслам задних лап, из-за чего Церковь объявила его рыбой.

Именно поэтому, несмотря на насыщенный мясной дух, идущий из таверны, заведение привлекало немало церковников. Ведь сколько бы этой "рыбы" они ни ели, упрекнуть их было не в чем.

Благодаря тому, что в этой таверне подавалось столь редкое мясо, по вечерам здесь не было недостатка в посетителях; но сейчас, до полудня, даже "Хвост рыбозверя" пустовал. Ни одного посетителя — лишь девушка-разносчица сидела в уголке и зашивала свой фартук.

— Здесь открыто? — вопросил Лоуренс от входа.

Рыжеволосая девушка со свисающей из уголка рта ниткой подняла фартук, чтобы взглянуть на свою работу, и озорно улыбнулась.

— Я дырку зашила. Не желаешь взглянуть? — ответила она вопросом на вопрос.

— Не буду, пожалуй. Знаешь, как говорят, "глаза как ножи" и так далее. Если я буду слишком пристально смотреть, могут новые дырки появиться.

Девушка убрала иголку в коробочку, встала и, игриво тряхнув головой, надела свежепочиненный фартук.

— Значит, мой фартук прохудился из-за того, что гости смотрят на него, а не на меня?

Несомненно, ей часто доводилось иметь дело с подвыпившими посетителями.

Но будучи торговцем, Лоуренс никак не мог уступить в этом словесном поединке.

— Уверен, они просто дальновидны — в конце концов, никому не хочется испортить такую красоту, проковыряв взглядом третью ноздрю у тебя в носу.

— О? Какая досада. Так мне было бы легче вынюхивать подозрительных гостей, — с сожалением в голосе произнесла девушка, оправляя на себе фартук.

Лоуренс наклонил голову, признавая поражение. Девушке следовало отдать должное.

Та хихикнула

— Похоже, правду говорят, что иноземные гости все разные. Итак, чего желаешь? Вина? Или поесть?

— Две порции рыбьего хвоста. На вынос, пожалуйста.

На мгновение на лице девушки появилось озабоченное выражение — возможно, из-за стука горшков друг о друга, донесшегося с кухни.

Скорее всего, там готовили обед для портовых работников, целая толпа которых скоро потянется от реки.

— Я не тороплюсь, — добавил Лоуренс.

— Тогда, может быть, немного вина?

Иными словами — согласен ли он подождать?

Лоуренс улыбнулся деловой хватке девушки и кивнул.

— У нас есть ячменное, виноградное и грушевое.

— Грушевое вино, в это время года?

Фруктовые вина быстро портятся.

— В нашем хранилище оно всегда остается свежим, уж не знаю почему. Ой... — и девушка наигранно прикрыла рот ладонью.

В прошлые визиты Лоуренса сюда таверна всегда была набита под завязку, так что ему не доводилось как следует пообщаться с этой девушкой; но сейчас ему стало ясно, что симпатичной разносчице заведение было обязано не менее чем половиной своего успеха.

— Тогда грушевое.

— Сию секунду будет! Обожди чуть-чуть, пожалуйста, — и она исчезла в задней части таверны; подол ее пыльно-красной юбки, изначальный цвет которой определить было совершенно невозможно, порхал за ней.

Такая вот бойкая и сметливая разносчица в портовом городе вполне может выскочить замуж за какого-нибудь второго сына успешного торговца, владеющего многими кораблями.

А может, она даст от ворот поворот всем богачам и красавчикам, которые ее обхаживают, и влюбится в совершенно обыкновенного торговца, случайно забредшего в таверну.

О том, где лучше продастся купленный товар, у Лоуренса имелись кое-какие представления, но эта область отношений была абсолютно вне его разумения. Спроси он Хоро, та, возможно, скажет ему правду, но эта мысль почему-то раздражала.

— Вот, пожалуйста. Остального придется подождать, но зато ты сможешь задать все вопросы, какие у тебя есть.

Да, девушка была умна.

Если бы он дал ей поговорить с Хоро, это было бы великолепное представление.

— У всех торговцев, которые приходят сюда в это время дня, на уме лишь одно. Если я смогу ответить, буду рада помочь.

— Сперва я заплачу.

Лоуренс положил на стол две потемневших медных монеты и взял чашку с грушевым вином.

В этой таверне одного медяка хватало на две-три чашки.

Вид у девушки сейчас был — само воплощение разносчицы в таверне.

— Итак?

— А, ну да, в общем, ничего серьезного. Город кажется чуть-чуть не таким, как обычно. Думаю, мне хотелось бы узнать о палатках торговцев за городскими стенами.

По щедрости подношения девушка решила, должно быть, что Лоуренс будет расспрашивать ее о внутренних делах какой-нибудь торговой гильдии. Услышав вопрос Лоуренса, она, похоже, ощутила облегчение.

— А, эти. Они все занимаются мехами и другими товарами, которые связаны с мехами.

— Мехами?

— Именно. Половина их прибыла откуда-то издалека, чтобы купить меха. Вторая половина торгует материалами для дубления и прочей обработки шкур и кож. Скажем...

— Известь и квасцы?

Это были самые распространенные материалы, используемые при дублении. Как ни странно, еще применялся голубиный помет. Ну а если кожи нужно было красить, материалов требовалось еще больше.

— Да, кажется, они.

Лоуренс вспомнил слова Арольда.

Не приходилось сомневаться: заседание Совета Пятидесяти имело какое-то отношение к торговле мехами.

— И ты хотел узнать, почему все эти торговцы устроились там, да? В общем, как раз сейчас все влиятельные люди города собрались вместе, чтобы решить, продавать им меха или нет. Пока что покупка и продажа мехов запрещена. Поэтому, естественно, ремесленники не знают, есть ли смысл покупать средства для обработки шкур, ну и — так и получилось то, что получилось.

Похоже, девушку расспрашивали об этом постоянно, и она привыкла давать объяснение. Однако если она говорила правду, ситуация была весьма серьезная.

— А из-за чего это все? — Лоуренс полностью забыл про свое вино.

— Из-за этого, ну ты знаешь — когда каждую зиму уйма народу проходит через город.

— Северная экспедиция.

— Да, она самая. Ее отменили, поэтому сказали, что обычных людей, которые идут через город и покупают кожаную одежду, не будет. Обычно в это время года здесь гораздо больше народу.

Когда в город приходят люди, с людьми приходят и деньги. Северные меха пользовались большим спросом на юге, так что их охотно покупали.

Но зачем нужно совещание, на котором решают, не запретить ли торговлю мехами полностью?

Те торговцы, что стоят лагерем перед городом, — разве они прибыли сюда не для того, чтобы покупать меха? Пусть нет таких продаж кожаной одежды, которые сопровождают северную экспедицию; но почему не продавать тем покупателям, которые все-таки есть?

Ему нужно было больше сведений.

— Я понимаю, что в этом году нет людей, которые обычно скупают кожаную одежду; но разве не лучше все-таки торговать с теми, кто за городом? — спросил Лоуренс.

Девушка кинула взгляд на нетронутую чашку с грушевым вином в руках Лоуренса и, улыбнувшись, жестом предложила ему пить.

Она отлично знала, как обращаться с мужчинами.

Если он попытается противиться, она либо обидится, либо просто будет с ним впустую заигрывать.

Лоуренс покорно поднес чашку к губам; девушка улыбнулась, словно говоря: "Правильный ответ".

— Рыцари и наемники — они легко расстаются с деньгами. Но торговцы, что приходят в город, такие прижимистые, — она рассеянно катала по столу два медяка, которые Лоуренс ей дал. — Мне дарили разные вещи, всякие платья с кучей оборочек, как какой-нибудь дочке аристократа, дорогие вещи. Но...

— О, — одними губами произнес Лоуренс. Когда он выпивал вместе с Хоро, вино притупляло его разум. — Я понял. Пока из кожи не сшили одежду, она совсем дешевая. Но если ее пустить на одежду, она не будет продаваться — и деньги в город не пойдут.

Девушка довольно улыбнулась, точно святой перед скромным верующим, всем видом говоря: "Отличная работа".

Теперь Лоуренс понимал в общих чертах, что происходит.

Однако прежде чем он сделал шаг назад и внимательно оглядел все детали, девушка внезапно склонилась к нему через стол.

Она прижимала к груди одну из монеток; ее выражение лица неуловимо изменилось.

— Пока что все это тебе могла рассказать любая шлюха в любой здешней таверне, — произнесла она, опустив голову и глядя на него исподлобья, из-за чего ее слова казались немного вульгарными. Лоуренс попытался заглянуть ей в лицо, но из-за позы девушки его глаза сразу опустились к ее тонким, красивым ключицам.

Да, она явно знала, как подействовать на подвыпившего посетителя.

Лоуренс напомнил себе, что их разговор — исключительно деловой.

— Но с щедрыми гостями нужно обращаться правильно, — продолжила девушка. — То, что я тебе сейчас скажу, пусть останется между нами, хорошо?

Лоуренс кивнул, притворяясь, что действия разносчицы его полностью захватили.

— Восемь, а может, и девять шансов из десяти за то, что торговцам за городом запретят покупать меха, хотя я уверена, что ремесленники и местные, кто посредничают в торговле мехами, будут в ярости.

— Откуда ты это знаешь? — спросил Лоуренс.

Девушка с видом искусительницы замолчала.

Интуиция подсказывала Лоуренсу, что источник, откуда девушка черпала сведения, заслуживает доверия. Возможно, кто-то из членов Совета Пятидесяти тоже был завсегдатаем этой таверны; но девушка, разумеется, признаться в этом не могла.

Она даже и объяснять ничего не стала, ведь свое утверждение она как бы обратила к себе самой, и оценить его правдивость все равно было невозможно.

Не исключено, что она в каком-то смысле испытывала Лоуренса — иначе едва ли она выдала бы столь важные сведения.

— Я простая разносчица, и меня мало волнуют цены на меха, но вас, торговцев, такие вещи радуют, как эль, не правда ли?

— Да, и иногда мы пьем слишком много, — ответил Лоуренс со своей лучшей деловой улыбкой.

Девушка чуть улыбнулась в ответ и прикрыла глаза.

— Хорошая таверна всех гостей отправляет домой пьяными. Я была бы рада, если бы и ты оказался в их числе.

— Что ж, вино я выпил, так что непременно скоро это почувствую.

Девушка открыла глаза.

Улыбка по-прежнему оставалась у нее на губах, но до глаз она не доходила.

Лоуренс собрался было раскрыть рот, но тут девушку позвали с кухни.

— О, похоже, твоя еда готова, — сказала она, поднимаясь со стула и вновь превращаясь в разносчицу, какой была, когда Лоуренс вошел в таверну. — Кстати, господин, — добавила она, оглянувшись через плечо.

— Да?

— Ты женат?

Этот неожиданный вопрос застал Лоуренса врасплох, но — по-видимому, благодаря постоянным ловушкам Хоро — он быстро пришел в себя и смог ответить.

— Тесемка моего кошеля не отнята у меня. Но... мои вожжи в крепких руках.

Девушка ухмыльнулась, словно беседовала с другом.

— О, какая досада. Уверена, она тоже хороший человек.

Похоже, она могла гордиться своей способностью обхаживать пьяных посетителей.

И даже Лоуренс мог бы легко поддаться на ее уловки, не будь он с Хоро — или будь он немного пьянее.

Но если бы он это сказал, то высыпал бы соль на раненую гордость девушки.

— Если будет возможность, загляни сюда вместе с ней, — сказала разносчица.

— Хорошо, — ответил Лоуренс на полном серьезе.

Разговор этой девушки с Хоро получился бы очень интересным, хотя для Лоуренса как наблюдателя он мог закончиться чем-нибудь ужасным.

— Что ж, секундочку подожди. Я принесу твою еду.

— Благодарю.

Девушка исчезла в кухне, подол ее юбки вновь порхал у нее за спиной.

Лоуренс проводил ее глазами, поднеся к губам чашку грушевого вина.

Даже посторонним видно, вдруг осознал он, насколько Хоро ему дорога.

Держа горячий матерчатый сверток с мясом хвоста рыбозверя, Лоуренс направился по широкой улице, проходящей вдоль порта, чтобы еще разок взглянуть на пришвартованные суда.

Да, с учетом новых сведений, полученных от разносчицы, суда выглядели немножко по-другому.

Присматриваясь, Лоуренс видел солому и пеньковую ткань, которой были накрыты громоздящиеся на судах грузы; многие лодки были накрепко пришвартованы к причалам, как будто отплывать в ближайшее время не собирались. Некоторые, конечно, просто пережидали в городе зиму, но таких было, пожалуй, многовато, чтобы это могло быть единственным объяснением. Говоря навскидку — эти лодки были загружены мехами или материалами для работы с ними.

Через Реноз проходило достаточно много мехов, чтобы он заслуженно именовался "городом дерева и меха".

Будучи простым бродячим торговцем, Лоуренс не мог точно оценить общее количество мехов, проходивших через город; но если торговец приобретет одну-единственную бочку поясной высоты с беличьими шкурками, это уже будет три с половиной — четыре тысячи шкурок. Подобные бочки здесь использовались сплошь и рядом — от осознания этого Лоуренс едва не лишился чувств.

Как же ударит по городу полный запрет торговли мехами!

Но Лоуренс вполне понимал стремление Реноза получить как можно больше денег, а также тот простой факт, что иностранные торговцы, покупающие лишь необработанные шкуры, а не одежду, оставляли не у дел многих городских ремесленников. Известно ведь, что в любой области торговли предметы, созданные из "сырых", необработанных материалов приносили гораздо большую прибыль, нежели сами эти материалы.

Однако с отменой северной экспедиции поток людей с юга иссяк, а значит, нет никакой уверенности, что эти товары удастся обратить в звонкую монету.

Если отложить в сторону качество шкур и их дубления — есть множество городов, где скорняжное мастерство куда выше, чем в Ренозе. Купить здесь одежду, которая при обычных обстоятельствах распродалась бы с легкостью, и переправить ее в другой город, заплатив вдобавок за перевозку, было бы весьма и весьма непросто.

Лоуренсу казалось, что для города было бы лучше решить все-таки продавать шкуры ожидающим торговцам, пусть даже для этого придется преодолеть сопротивление ремесленников.

По крайней мере так город заработает на шкурах хоть какие-то деньги. Все-таки столь большое число торговцев собралось в Ренозе благодаря общеизвестному высокому качеству здешних мехов. За эти меха дали бы вполне достойную цену.

Но разносчица сказала, что Совет Пятидесяти намеревается запретить торговлю мехами.

Это оставляло очень немного возможностей.

Изначально странным выглядело то, что торговцы стояли лагерем за пределами города.

Торговец с удовольствием поучаствовал бы в разорении ближнего своего, если бы решил, что это принесет ему прибыль; но чтобы большая группа торговцев собралась вместе и просто терпеливо ждала — такого и помыслить было нельзя.

Совершенно ясно было, что тут действует еще какая-то сила.

Что это за сила, Лоуренс понятия не имел; может, гигантская гильдия скорняков из какого-нибудь заморского города, знаменитого своими одеждами, а может, крупный торговый дом, стремящийся наложить руку на всю торговлю мехами.

В любом случае это была организация, обладающая колоссальной властью.

И люди, правящие Ренозом, это знают, понял Лоуренс, входя в порт и углубляясь в портовую суету и сумятицу.

Торговцы за городом, несомненно, выдвигали свои аргументы.

"Вам придется туго, если вы не сможете продать свои меха, — говорили они. — Хотите, мы их у вас купим? Хотя, разумеется, это не избавит вас от проблем навсегда. Хотите, мы придем и на следующий год, и через год?"

Если Реноз это проглотит, он станет не более чем перевалочным пунктом — местом, куда меха свозят, а затем отправляют дальше. А потом рано или поздно и сосредоточение мехов переедет куда-нибудь еще.

Однако горожане не стали просто отсылать торговцев прочь, и явно не только из-за сопротивления ремесленников.

Проблема затрагивает не только город; она касается и аристократов, связанных с этим городом. А когда торговая проблема становится политической, количество денег, потребное для ее решения, возрастает в тысячи раз, если не в десятки тысяч.

Начинается битва титанов, в которой надежды и чаяния отдельных торговцев не стоят вообще ничего.

Лоуренс поскреб бородку.

— Здесь должно быть просто невероятно много денег, — сказал он самому себе. Давненько он не разговаривал сам с собой, и это было очень приятно — все равно что снять ботинки, которые носил неделю без перерыва.

Чем больше денег в игре, тем жирнее останутся крошки.

А алхимия торговца позволяет ему обращать запутанные взаимоотношения между людьми и товарами в родник, из которого струей текут деньги.

Перед глазами Лоуренса, точно въяве, встал лист пожелтевшего пергамента.

На этом листе он принялся мысленно рисовать план за планом, что ему делать в этой обстановке, сложившейся вокруг мехов, и постепенно лист превратился в карту сокровищ.

Так где же зарыто сокровище?

Когда он задал себе этот вопрос и облизал губы, его левая рука открыла дверь комнаты на постоялом дворе.

— ...

Лоуренс почти не помнил, когда он успел пройти весь путь от порта до постоялого двора; но не поэтому он встал столбом.

Хоро, судя по всему, взбодрившаяся после сна, расчесывала хвост, но, едва завидев Лоуренса, тут же спрятала его за спину.

— ...Что случилось? — спросил Лоуренс, выдержав настороженный взгляд протрезвевшей Хоро.

— Я этого не потерплю, — заявила она.

— Э?

— Я не потерплю, чтобы мой хвост продали, — сказала Хоро, и кончик хвоста высунулся у нее из-за спины, точно застенчивая юная дева, выглядывающая из-за дерева. Высунувшись, хвост тотчас спрятался обратно.

Конечно, Лоуренс понял.

Его лицом овладело его торговое "я".

— Я не охотник, — улыбнувшись и пожав плечами, Лоуренс вошел в комнату, закрыл за собой дверь и подошел к столу.

— Да неужели? У тебя сейчас был такой вид, как будто ты готов продать все, до чего дотянешься, — Хоро кинула быстрый взгляд на сверток в руках у Лоуренса и сразу вернулась обратно к его лицу.

— Да, конечно, я ведь торговец. Я покупаю у одного человека и продаю другому. Это основной принцип.

Все торговцы алкали денег; но когда торговец забывал, какой именно он торговец, его алчность срывалась с цепи. Когда это случалось, такие понятия, как "доверие" и "этика", просто переставали существовать.

Алчность заслоняла собой все.

— Так что нет, я не отберу у тебя твой хвост. Хотя если, когда придет лето, ты решишь состричь часть своей шерсти, я с превеликим удовольствием ее возьму и продам, — сказал Лоуренс, прислонившись к столу.

По-прежнему сидя на кровати, Хоро по-детски показала Лоуренсу язык и снова взяла хвост в руки.

Что до Лоуренса, ему было совершенно неинтересно смотреть на хвост Хоро без шерсти.

— Пфф. А это у тебя что? — поинтересовалась Хоро, глядя на сверток в руке у Лоуренса и выкусывая что-то из хвоста.

— Это? Это... ах да. Если ты по одному лишь запаху скажешь, из какой части тела какого зверя это мясо, я тебе на ужин куплю столько вкусной еды, сколько ты попросишь.

— Ох-хо, — глаза Хоро сверкнули.

— По-моему, тут есть немного чеснока... но, думаю, ты справишься.

Лоуренс отошел от стола и передал Хоро сверток; ее лицо тотчас посерьезнело, и она принялась тщательно обнюхивать еду; сейчас она походила на волчицу как никогда. Это зрелище не было чем-то редким само по себе, но поведение Хоро было таким очаровательным, что Лоуренс просто не мог отвести глаз.

Хоро, похоже, почувствовала его взгляд. Внезапно она повернулась к Лоуренсу и хмуро посмотрела на него.

Обнажаться перед ним она совершенно не стеснялась, но, похоже, столь пристальное разглядывание было не по ней.

Лоуренс решил, что у каждого есть свой пунктик. Он начал было послушно разворачиваться, но тут же застыл.

— Я уверен, гордая волчица сочтет недостойным заглянуть внутрь свертка, пока я стою к ней спиной, — произнес он.

Выражение лица Хоро осталось неизменным, но кончик хвоста чуть дернулся.

Похоже, Лоуренс попал в яблочко.

Следовало быть предельно осторожным; острота ее чувств намного превосходила человеческую.

Хоро наигранно вздохнула и отвернулась, надув губы; впрочем, Лоуренс был уверен, что уловил на ее лице намек на чувство вины.

— Ну как, распознала уже?

— Терпение, — огрызнулась Хоро и вновь принялась обнюхивать сверток. Лоуренс предусмотрительно отвел глаза.

Некрасивые звуки принюхивающейся девушки разносились по комнате.

Лоуренс усилием воли переключил внимание на шум, врывающийся в комнату через окно. Погода стояла отменная, так что и солнышко находило себе сюда дорогу.

Конечно, было холодно, но все же комната с окном имела свои преимущества.

В теплой комнате без окон Лоуренс бы чувствовал себя как в каком-то погребе, в спячке. Суждение Хоро было безупречным.

— В общем, так.

При звуках голоса Хоро Лоуренс обратил к ней и свое внимание, и взгляд.

— Ну что, уже догадалась?

— Вполне.

Разумеется, количество зверей, чье мясо можно было готовить и подавать на стол, было неисчислимо. По вкусу и жесткости их можно было различать легко, но как насчет одного лишь запаха? Особенно если речь шла о чем-то столь редком и необычном, как мясо с хвоста плоскохвостого грызуна. Даже если Хоро знала о существовании этого зверя, шансы, что она его когда-то раньше ела, были весьма невелики.

Возможно, это было довольно зло с его стороны, но ведь взамен Лоуренс предлагал ей возможность потребовать на ужин что захочется.

— Ну, так какой ответ? — спросил он. Хоро одарила его взглядом более сердитым, чем он ожидал, когда она заявила, что знает отгадку.

— Должна сказать, что это немножко несправедливо, с учетом твоих условий.

Лоуренс пожал плечами. Похоже, ответа она все-таки не знала.

— Сказала бы так сразу.

— Ну да... — Хоро задумчиво сверлила взглядом пол, словно размышляла над чем-то.

Это было простое пари, так что даже умная Хоро со своими придирками и уловками не могла вывернуться. Простейшие договоры — всегда самые крепкие.

— Итак, ответ? — вновь спросил Лоуренс. На лице Хоро отобразилось полное поражение. Конечно, некрасиво было так думать, но Лоуренс поймал себя на мысли, что хотел бы видеть такое ее лицо чуть почаще.

Но все это длилось лишь мгновение; едва Лоуренс успел так подумать, как унылое выражение лица Хоро сменилось триумфальным.

— Не знаю, как этот зверь зовется, но это хвост большого грызуна, верно?

У Лоуренса просто не было слов.

Он было ошеломлен.

— Я же сказала, это немножко несправедливо, — со злорадной улыбкой произнесла Хоро и принялась разворачивать сверток.

— Т-так ты знала?

— Если бы ты обвинил меня, что я открыла сверток и подглядела, я бы заказала на ужин столько еды, что ты бы разрыдался; но, думаю, я буду милостива.

Еда под материей была тщательно обернута полосками коры и перевязана прочными стеблями; заглянуть внутрь, не потревожив это все, было практически невозможно.

И в любом случае взгляд на готовое блюдо никак не помогал отгадать изначальную форму этого мяса. По-видимому, Хоро была с ним знакома раньше.

— Я Мудрая волчица, не забывай. Ничего нет в этом мире, чего я бы не знала, — заявила она, сверкнув клыками.

Это она, конечно, преувеличивала, но убежденность в ее словах была столь сильна, что спорить с ними не приходилось.

Едва Хоро развязала стебли и отвернула кору, над едой начал подниматься парок. Хоро блаженно прищурилась, виляя хвостом.

— Говорить, что я знала, было бы не совсем верно, — произнесла она, подражая голосу Лоуренса. Мясо было нарезано на маленькие кусочки, и определить по виду его происхождение было действительно невозможно. Хоро взяла один из кусочков и, склонив голову набок, медленно положила его в рот. Закрыла одновременно рот и глаза и принялась жевать.

Вкус, наверное, был восхитителен.

Но что-то в поведении Хоро было не таким, как обычно.

— Ммф... да, конечно, — сказала Хоро. Вместо обычного торопливого пожирания пищи (как будто Хоро вечно беспокоилась, что пищу вот-вот отнимут) она ела медленно, наслаждаясь вкусом, словно он напоминал ей о чем-то. — Хозяин нашего постоялого двора сказал что-то в этом роде, — продолжила она, слизнув жир с пальцев и подняв глаза на Лоуренса. — "Месяцы и годы разрушают даже каменные здания".

— "Что уж говорить о памяти людской", — закончил фразу Лоуренс.

Хоро удовлетворенно кивнула. Затем тихонько вздохнула и повернулась к окну, чуть прищурившись от яркого света.

— Ты знаешь, что остается в памяти дольше всего?

Еще один странный вопрос.

Имя человека? Цифры, числа? Впечатления о доме?

Эти ответы один за другим мелькали у Лоуренса в голове, но Хоро сказала нечто совершенно другое.

— Запах. Знаешь, запахи помнятся дольше всего.

Лоуренс поднял голову, сбитый с толку.

— Мы так легко забываем все, что видели и слышали, и лишь ароматы остаются в памяти совершенно отчетливо, — Хоро опустила взгляд на еду и улыбнулась.

Лоуренсу ее улыбка казалась такой неуместной: мягкая, почти ностальгирующая.

— Я совершенно не помню этот город, — произнесла Хоро. — Если быть совсем честной, это меня немножко грызло.

— Ты была не уверена, на самом ли деле ты сюда когда-то приходила?

Хоро кивнула; похоже, она была искренна.

Лоуренс обдумал услышанное; внезапно ему показалось, что он понял наконец, почему Хоро все время была такой игривой.

— Но эта еда — ее я помню совершенно отчетливо. Это ведь такое странное создание, что даже в те года его считали особенным. Каждого зверя, которого они ловили, нанизывали на вертел и так вкусно жарили.

Баюкая в руках мясо, словно спящего любимого котенка, она подняла глаза.

— Еще когда ты только пришел, я подумала, уж не это ли ты принес; но когда я понюхала, я чуть не расплакалась от воспоминаний — и это был ключевой момент.

— Значит, ты все это тут изображала нарочно?

Если подумать — возможность, что Хоро недостойно подглядит внутрь свертка, как только Лоуренс отвернется, выглядела странноватой.

Когда он снова отвернулся — возможно, в те минуты она поплакала немного.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что я из тех, кто злоупотребит добрыми намерениями другого?

— Моими добрыми намерениями ты злоупотребляешь постоянно, — отбил Лоуренс, и Хоро вновь блеснула своей клыкастой ухмылкой.

— И поэтому... — произнесла Хоро, жестом подзывая Лоуренса.

С некоторым подозрением он осторожно придвигался, пока Хоро не ухватила его за рукав и не притянула вплотную.

— ...Этот запах я тоже никогда не забуду.

Он ожидал чего-то подобного.

Но когда Хоро зарылась лицом в его грудь и застыла, он понял, что совершенно не в силах чем-либо парировать эти ее слова.

Она была не просто спутницей.

Глядя на ее уши и хвост, Лоуренс тоже мог читать ее мысли, в каком-то роде.

— И я, — ответил он и, мягко вздохнув, погладил Хоро по голове.

Хоро вытерла уголки глаз об одежду Лоуренса и смущенно улыбнулась.

— Ты выглядишь таким дурнем, когда говоришь так. И это я тоже не забуду.

Лоуренс натянуто улыбнулся.

— Ну прости.

Хоро с улыбкой почесала нос, потом улыбнулась уже по-другому — и вновь стала прежней Хоро.

— Итак, похоже, я вправду была когда-то в этом городе.

— Значит, тут должны остаться легенды о тебе.

Он не стал добавлять "в каких-нибудь книгах", но Хоро, конечно же, это заметила и оценила его деликатность.

С другой стороны, если он не будет проявлять должную осмотрительность, когда-нибудь обязательно случайно наступит ей на хвост.

— Ладно, так какие новости тебе удалось раскопать? — спросила Хоро тоном матери, которая приглашает своего ребенка похвастаться новыми знаниями.

Хрупкой и ранимой она никогда не оставалась надолго.

— Скоро здесь будет весело, — начал свой рассказ Лоуренс. Хоро внимательно прислушивалась, уписывая мясо.

Короче говоря, у Лоуренса и Хоро было две причины встретиться с Риголо, городским летописцем и делопроизводителем Совета Пятидесяти.

Во-первых, они собирались спросить, не осталось ли здесь легенд о Хоро, и попросить его показать книги, где эти легенды могли бы храниться. Во-вторых, они хотели разузнать в подробностях, как город дошел до такого состояния, в каком пребывал.

Вторая причина проистекала из профессиональной болезни Лоуренса, и, с учетом предыдущего опыта их совместных странствий, Хоро выслушала объяснение Лоуренса без особого восторга.

По правде сказать, если бы Лоуренса спросили, так ли уж необходимо рисковать применять алхимию торговца в попытке высосать деньги из трещинок в здешнем конфликте, он бы ответил — нет, совершенно не обязательно. С той прибылью, что он получил в языческом городе Кумерсоне, он мог просто продолжать тихонько делать свои торговые дела, и тот день, когда он обзаведется наконец собственной лавкой, придет довольно скоро. И время ему сейчас лучше бы тратить с осторожностью, перевозя грузы и получая спокойный доход, а вовсе не рисковать собственной шеей, суя нос в опасные махинации. Если думать о будущих доходах — тихо сидеть в городе и налаживать торговые связи окажется для Лоуренса куда более полезным.

Не будучи торговцем, Хоро не пользовалась словами вроде "будущих доходов", но говорила в таком же смысле: тебе сейчас хватает денег, так что расслабься.

Просто стоять посреди комнаты было холодно, так что, пока они разговаривали, Хоро залезла в кровать, а потом постепенно начала погружаться в сон. Лоуренс сидел на ее кровати, и Хоро — без каких-то особенных намерений — медленно обхватила его ладонь обеими своими.

Сидя на кровати и убивая время в тихой беседе, Лоуренс постепенно вынужден был признать, что Хоро абсолютно права. Только вот не существовало такого бродячего торговца, который бы сидел в городе бездельно, особенно — в середине путешествия.

Он хотел, чтобы Хоро это поняла, но, по-видимому, это было невозможно.

Однако, быть может, им обоим повезло, что сделать что бы то ни было прямо сейчас Лоуренс все равно не мог.

При том положении, которое сложилось в Ренозе, едва ли кто-либо из Совета Пятидесяти, включая Риголо, стал бы так вот запросто встречаться с иностранным торговцем.

Поскольку весь комок проблем был завязан на торговле мехами, иными словами, на самОй жизни города, встреча с непонятно откуда взявшимся торговцем вызвала бы серьезные подозрения — это было равноценно политическому самоубийству. Нет, Лоуренс не сможет встретиться с членом Совета.

А это означало: если он все-таки хочет с ним встретиться, ему будет нужен посредник.

И все же, когда Лоуренс снова и снова обдумывал, действительно ли это так уж необходимо, он убеждал самого себя с трудом. А если он будет чересчур настойчив и тем испортит впечатление, легенд про Хоро им вообще не видать.

Хотя вслух Хоро убеждала Лоуренса сидеть тихо и ни во что не вмешиваться, глубоко в душе, конечно, она знала, что если ей представится возможность посмотреть эти записи, она непременно захочет их посмотреть. И Лоуренс не мог позволить себе делать что-либо, что поставит под угрозу такую возможность. Вновь и вновь он обдумывал свои дальнейшие действия, пока вдруг не понял по звуку дыхания Хоро, что она спит.

Когда она была голодна, она ела; когда она уставала, она спала.

Да, она была свободна, как дикий зверь, и о такой жизни хоть раз мечтал всякий, кто изо дня в день отчаянно пытался свести концы с концами.

Невольно Лоуренс позавидовал чуть-чуть той жизни, которую Хоро воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Он высвободил свою руку из ее рук и нежно провел тыльной стороной указательного пальца по гладкой, точно фарфор, щеке. Когда Хоро спит, даже постукивание ее не разбудит. При прикосновении Лоуренса по ее лицу пробежала недовольная гримаска, но глаза остались закрыты; затем Хоро зарылась лицом в одеяло.

Одна за другой шли тихие, счастливые минуты. Не происходило ничего, кроме самого течения времени, но именно это было одно из тех желаний, которые Лоуренс лелеял в те времена, когда вел свою повозку в одиночестве. Он знал это почти наверное — и все же в самой глубине души его ворочалось нетерпение, чувство впустую растрачиваемого времени.

Он не мог отогнать мысль, что если не займется зарабатыванием денег или сбором сведений, необходимых для торговли, то непременно понесет потери, которые не сможет потом возместить.

Дух торговца — пламя, которое не угасает никогда. Так говорил его учитель. Однако пламя это иногда превращается в огонь преисподней, пожирая саму плоть торговца.

Когда торговец был один, это пламя согревало, но для двоих... для двоих оно было слишком жарким.

А улыбка Хоро была такая теплая.

Мир крутится не так, как этого хотелось бы человеку.

Лоуренс встал с кровати и принялся мерить шагами комнату.

Даже если он не будет вмешиваться в происходящие в Ренозе события, он все равно хотел разобраться — для собственного просвещения.

Лучшим способом добиться этого было бы встретиться с членом Совета Пятидесяти, причем, чтобы получить объективные сведения — желательно, чтобы этот человек не представлял ни одну из заинтересованных сторон.

Летописец и делопроизводитель Риголо подходил лучше всего.

Но никто из Совета не проявит интереса к встрече с чужаком.

Задача стала казаться нерешаемой.

Видимо, придется подойти с другой стороны. Однако сейчас единственным источником сведений для Лоуренса была разносчица в таверне. Чтобы увеличить число источников за счет городских торговцев, потребуется немало усилий.

Можно быть уверенным: прямо сейчас множество людей собирают сведения, пользуясь теми или иными хитрыми способами, и Лоуренс сомневался, что его ум и способности дадут ему какое-либо преимущество перед остальными. И как сильно может вырасти цена этих сведений при таком большом спросе?

Будь они сейчас в городе, где у Лоуренса были старые знакомые, он смог бы приблизиться к сути вещей, он смог бы что-то сделать. Когда необходимо приобрести товар, деньги решают все; но когда речь идет о сведениях, на первое место выходит доверие.

В столь интригующей ситуации Лоуренсу оставалось лишь ждать и наблюдать.

Наконец Лоуренс горестно вздохнул; он чувствовал себя собакой, которая отчаянно носится по комнате, потому что видит сквозь щелочку в стене кусок мяса, но не может его достать.

И еще он чувствовал, что становится все меньше похож на того торговца, каким он хотел бы быть.

Хуже того, его логика и рассудительность, которые он выработал давным-давно, куда-то подевались. Он как будто вернулся в те годы, когда только-только повзрослел; в голове его роились нелепые схемы "как быстро разбогатеть".

Его ноги не знали покоя.

Он раз за разом повторял себе проблему, поглядывая на Хоро.

Не потому ли с ним это все происходило, что некая нахальная девчонка-волчица постоянно выбивала у него землю из-под ног?

Похоже на то.

Он слишком наслаждался разговорами с Хоро.

Вот почему он стал пренебрегать другими вещами.

— ...

Лоуренс погладил бородку, бормоча себе под нос, что переложить вину на другого — не такая уж плохая мысль.

Конечно, жаль утраченной возможности, но проблему мехов придется отложить.

А значит, сейчас первоочередная задача — найти кого-то, кто покажет путь на Ньоххиру, дальше на север от Реноза.

Если им повезет, дорогу еще не успеет замести снегом, и они смогут проехать.

"А сведения о мехах... соберу потом", — сказал себе Лоуренс, выходя из комнаты.

Когда Лоуренс спустился на первый этаж, он услышал какой-то шорох, идущий из угла заставленной вещами комнаты.

Ни замка, ни сторожа здесь не было, однако, похоже, немало торговцев все-таки хранили здесь свои товары.

Брали с них за это не очень много, и потому одни использовали комнату как промежуточный склад для своей мелкой торговли, другие — хранили здесь товары, пережидая сезонные колебания цен. Лоуренс не удивился бы, если бы узнал, что какие-нибудь воры или контрабандисты тоже пользуются этой комнатой как складом.

Он слышал, что кто-то возится в вещах, но человека этого скрывала тень, и кто он, Лоуренс разглядеть не мог. Но Арольд, владелец заведения, и на секунду не заподозрил, что кто-то из его постояльцев копается в чужих товарах. Он лишь плеснул воды в чересчур разгоревшийся огонь.

— Путь на север?

Сегодня утром, когда Лоуренс спросил Арольда о летописце, он отреагировал так, словно ребенок вдруг задал ему сложный теологический вопрос; ну а к такого сорта вопросам он, похоже, был куда более привычен.

Чуть кивнув, словно говоря "ну что ж, коли так...", и не обращая более внимания на пламя, Арольд прокашлялся и сказал:

— Снега в этом году немного. Не знаю, куда ты собираешься, но не думаю, что это будет очень уж трудно.

— Я в Ньоххиру.

Левая бровь Арольда изогнулась, синие глаза, прячущиеся в складках морщин, сверкнули.

Лоуренс под своей деловой улыбкой поежился; Арольд помахал рукой, отгоняя пепел, который поднялся, когда он вылил воду на угли, и продолжил.

— Значит, собираешься в самую языческую глушь, да?.. Что ж, думаю, торговцы на то и торговцы, чтобы расхаживать повсюду со своими кошелями.

— О да, и бросаем мы их лишь на смертном одре, — кивнул Лоуренс, стараясь расположить к себе ревностного верующего Арольда; однако владелец постоялого двора лишь иронично усмехнулся.

— Зачем тогда трудиться, их зарабатывая? Получить лишь для того, чтобы выбросить...

Над этим вопросом многие торговцы размышляли.

Но Лоуренс знал довольно интересный ответ.

— Ты ведь не задаешь этот же вопрос, когда прибираешься в комнате, не так ли?

Если деньги — мусор, то получение прибыли — собирание мусора.

Один известный торговец с юга, умирая, раскаялся и сказал, что самая большая добродетель в том, чтобы собрать и выбросить все деньги, которыми человек испачкал этот подаренный ему Единым богом мир.

Служители Церкви, услышавшие эти слова, были тронуты, торговцы же спрятали улыбки за винными кубками — ибо чем более успешным был торговец, тем меньшую долю его имущества составляли конкретные вещи, а бОльшую — числа на долговых расписках и записи в гроссбухах.

И если эти записи и числа пачкали мир, то письменное учение Единого бога пачкало его точно так же. Так что ирония состояла в том, что и эти манускрипты следовало выбросить ради исправления мира — а этот взгляд разделяло большинство торговцев.

Лоуренс считал так же. Ему было жаль Хоро, но сделки успешного торговца он ставил выше, чем молитвы, возносимые к богам, которые никогда на них не отвечают.

— Хех, — усмехнулся Арольд. — Справедливо.

Голос Арольда звучал на удивление весело. Его настроение явно улучшилось.

Похоже, порадовала его больше ирония в словах Лоуренса, нежели эти слова сами по себе.

— Скоро съезжаешь? Я помню, ты дал немало денег за постой...

— Нет, я хочу дождаться, пока Совет Пятидесяти кончит заседать.

— ...Понятно. Ну да, ты хотел встретиться с Риголо. Ты спрашивал про летописца сегодня утром, если я правильно помню. Давненько я не слыхал этого слова. Мало кто в нынешнее время смотрит в прошлое... — Арольд уставился в пространство, глаза его прищурились.

Возможно, старик оглядывался на собственную прожитую жизнь.

Впрочем, совсем скоро его взор вновь обратился на Лоуренса.

— Ну, если ты едешь на север, лучше бы тебе выехать поскорее. Часть пути твоя лошадь тебя провезет, но дальше... тебе понадобятся длинношерстник и сани. Если ты торопишься, конечно.

— В стойле стоит один длинношерстник, верно?

— Да, его хозяин с севера. Думаю, он хорошо знает дорогу.

— А как его зовут? — поинтересовался Лоуренс.

Впервые за время разговора Арольд принял удивленный вид. Это придало ему некое странное очарование.

— Хм. Он уже довольно давно сюда приходит, но я ни разу не спросил его имени. А он с каждым годом все толще. Это я совершенно точно помню. Странно... Ну, думаю, такое бывает...

Что за постоялый двор, в котором нет даже книги записи постояльцев?

— Он торговец мехами с севера, — продолжил Арольд. — Сейчас он где-то в городе... но если я его увижу, то передам тебе его вопрос.

— Я буду очень признателен.

— Хорошо. Но если ты будешь ждать, пока кончится заседание Совета Пятидесяти, то рискуешь просидеть тут до весны, — и Арольд впервые с начала разговора поднес к губам чашку с подогретым вином.

Никогда раньше Лоуренс не видел Арольда таким многословным. Видимо, старик в отличном настроении, решил он.

— Что, оно так долго продлится? — переспросил он, надеясь извлечь что-то полезное.

Лицо Арольда мгновенно стало непроницаемым, и он погрузился в молчание. Несомненно, подумал Лоуренс, это самый правильный ответ, если он хочет дожить оставшиеся годы в покое.

Лоуренс собрался было поблагодарить старика и тем подвести черту под беседой, но тут Арольд внезапно заговорил, прервав его мысли.

— Жизнь человека идет то в гору, то под гору, и точно так же идет и жизнь города. В конце концов, город — лишь скопление людей.

Слова человека, отошедшего от активной жизни.

Лоуренс, однако, был еще молод.

— Но у человека в крови стремление противостоять судьбе, мне кажется. Точно так же как мы ищем прощения, когда допускаем ошибку.

Арольд молча сверлил Лоуренса взглядом своих синих глаз.

В этих глазах виднелся гнев и укор.

Но Лоуренсу нравился старик именно в таком состоянии, так что он не отступал.

Наконец Арольд издал смешок.

— С этим трудно спорить... С тобой приятно было поговорить. Ты ведь уже третий раз на моем постоялом дворе, верно? Как твое имя?

Арольд, ни разу не поинтересовавшийся именем торговца мехами, который пользовался его заведением уже очень долго, сейчас спросил имя Лоуренса.

Он спрашивал не как владелец постоялого двора, но скорее как ремесленник.

Когда ремесленник интересуется именем заказчика работы, это знак доверия — знак того, что он выполнит заказ, каким бы сложным он ни был.

Очевидно, старому владельцу бывшей кожевенной мастерской Лоуренс почему-то пришелся по душе.

— Крафт Лоуренс, — ответил Лоуренс, протягивая руку.

— Крафт Лоуренс, э? Я Арольд Эклунд. В прежние дни я бы сделал тебе превосходную кожаную упряжь, но сейчас все, что могу предложить, — тихая ночь.

— Этого более чем достаточно, — заверил Лоуренс, и Арольд впервые за все время улыбнулся, показав сломанный зуб.

Лоуренс собрался было уходить, когда взгляд Арольда вдруг переместился на что-то за спиной постояльца. Обернувшись, Лоуренс увидел человека, которого увидеть совершенно не ожидал.

Это был тот самый торговец, про которого раньше Хоро заявила, что он женщина. Женщина была все в том же одеянии и с мешком за спиной. Скорее всего, это она рылась в вещах на складе, когда Лоуренс услышал шум.

— Меня ты не спрашивал до пятого моего постоя. А его имя спросил так быстро, да, господин Арольд? — раздался хриплый голос. Если бы не слова Хоро, Лоуренс был бы абсолютно уверен, что перед ним мужчина — молодой торговец, совсем недавно ступивший на самостоятельный путь.

— Это потому что я с тобой не разговаривал до пятого постоя, — ответил Арольд, потом кинул взгляд на Лоуренса и продолжил: — И ты так редко раскрываешь рот. Может, ты такой же общительный, как и я?

— Может быть, — сказал вошедший, и под капюшоном мелькнула улыбка. Лоуренс заметил, что у него даже самой тоненькой бороденки не было — нет, явно женщина.

— Ты, — произнесла затем она, уперев взгляд в Лоуренса.

— Да?

— Нам надо поговорить. У тебя какое-то дело к Риголо?

Если бы на месте Лоуренса была Хоро, ее уши бы дернулись.

— Да, — ответил он в полной уверенности, что у него ни один волос на бородке не шевельнулся.

При упоминании имени Риголо Арольд отвернулся и взял чашку с вином. Такой вот результат получается в эти дни, когда торговец упоминает про кого-то из Совета Пятидесяти.

— Поднимемся?

Женщина указала вверх. Причин возражать у Лоуренса не было, и он кивнул.

— Я возьму вот это, — сказала она и прихватила кувшин, стоявший позади стула Арольда; затем, развернувшись, двинулась вверх по лестнице. Она и Арольд явно не были в родстве, однако, похоже, она его отлично знала — так что же их связывало?

В голове у Лоуренса вертелось множество вопросов, но лицо Арольда вновь стало непроницаемым, как обычно.

Лоуренс вышел из комнаты и пошел наверх следом за женщиной.

На втором этаже никого не было, и женщина недолго думая уселась перед очагом, скрестив ноги. Судя по ее манерам, она привыкла сидеть и стоять в многолюдных местах. Будь Лоуренс менялой, он принял бы ее за товарища по ремеслу.

Она явно не вчера занялась торговлей.

— Ха, я знал. Вино слишком хорошее, чтобы тратить его впустую, подогревая, — произнесла она, попробовав содержимое кувшина, который принесла с собой.

Лоуренс тоже уселся, недоумевая про себя, с чего это вдруг женщина стала такой общительной, искренне ли она сейчас себя ведет, и если нет — какова ее цель.

Сделав еще пару глотков, женщина-торговец протянула кувшин Лоуренсу.

— По-моему, ты сейчас очень насторожен. Могу ли я узнать, почему?

Ее лицо было полностью закрыто, не давая Лоуренсу возможности увидеть его выражение; она же могла видеть лицо Лоуренса отлично.

— Я бродячий торговец, я часто веду дела с людьми, с которыми никогда больше не встречусь. Думаю, это привычка, — ответил он и отхлебнул предложенного ему вина. Вино действительно было вкусным.

Женщина-торговец сверлила его немигающим взглядом из-под капюшона.

Натянуто ухмыльнувшись, Лоуренс признался:

— Женщины среди торговцев встречаются редко. Если одна из них зовет меня на разговор, я волей-неволей настораживаюсь.

Лоуренс заметил, что при этих словах женщина вздрогнула.

— ...Много лет уже никто не догадывается.

— Мы встретились сегодня утром перед постоялым двором. У моей спутницы звериное чутье, знаешь.

Хоро ведь и была отчасти зверем, и если бы не она, Лоуренс ни за что бы не догадался, что этот торговец — женщина.

— Женскую интуицию нельзя недооценивать. Хотя, думаю, не мне это говорить.

— Этот урок мне приходится усваивать каждый день.

Лоуренс сомневался, улыбнулась женщина или нет; так или иначе, она подняла руки к шее и ослабила завязки капюшона, а затем привычным движением откинула его назад.

Лоуренс наблюдал с чуть большим предвкушением, чем дозволяла вежливость. Что за героический облик мне сейчас откроется? Увидев наконец ее лицо, Лоуренс был не уверен, что ему удалось скрыть удивление.

— Я Флер Болан. Но Флер звучит не очень внушительно, так что я зову себя Ив.

Женщина по имени Флер — или Ив — была молода.

Не настолько молода, впрочем, чтобы юность была ее единственным достоинством. Достаточно взрослая, чтобы быть утонченной и изысканной — что делало ее еще более красивой. Лоуренс оценил ее возраст примерно как его собственный.

Глаза ее были не просто голубыми — они словно были выкованы из голубой стали.

Плюс короткие золотистые волосы. Если бы она улыбнулась, стала бы похожа на необычайно симпатичного юношу.

А когда она не улыбалась, то походила на волчицу — волчицу, которая откусит тебе палец, если только попытаешься к ней прикоснуться.

— Я Крафт Лоуренс.

— Крафт? Или Лоуренс?

— Для деловых партнеров — Лоуренс.

— Зови меня Ив. Я не очень-то люблю имя Болан, и я слишком хорошо знаю, как я выгляжу в глазах мужчин, когда накрашусь и надену парик; и эти комплименты я тоже не очень люблю.

Почувствовав, что все нити разговора не в его руках, Лоуренс промолчал.

— Я предпочла бы это скрыть — по возможности, — продолжила она.

"Это", очевидно, относилось к ее полу.

Не желая, чтобы ее разоблачил кто-нибудь еще, она вновь надвинула капюшон и затянула завязки.

Невольно Лоуренсу захотелось сравнить ее с ножом, завернутым в мягкую ткань.

— На самом деле я не такой уж нелюдимый человек. Если уж на то пошло, я весьма разговорчива и учтива.

Почему-то Ив действительно была сейчас очень открыта и многоречива, так что Лоуренс решил подыграть ей в этом.

Она была женщиной, да, но едва ли какой-нибудь принцессой, с которой пылинки сдувают. Так что повода нервничать не было.

— А ты интересный малый. Понимаю теперь, почему старик тебя полюбил, — сказала Ив.

— Спасибо на добром слове. Но с тобой я лишь обменялся приветствиями, так что понятия не имею, чем я тебя заинтересовал.

— Торговцы не влюбляются так уж легко, так что, увы — это не та причина. Но ты не дурак, и ты сам это знаешь. В общем, причина, почему я заговорила с тобой, проста. Мне просто нужно было с кем-то поговорить.

Что-то в ее лице, скрытом за капюшоном, напомнило Лоуренсу о Хоро, хотя манеры Ив были чуть грубоваты.

Если он не будет осторожен, она выбьет у него почву из-под ног, как это постоянно делает Хоро.

— А меня ты удостоила этой чести, потому что?..

— Одна из причин — потому что тебя любит старый Арольд. А он в людях разбирается. Вторая причина — твоя спутница, та самая, которая разглядела мой обман.

— Моя спутница?

— Да. Твоя спутница. Девушка, верно?

Если бы она сейчас назвала Хоро юношей, получилась бы история как раз из тех, какие обожают богатые распущенные аристократы.

Но Лоуренс понял, что имела в виду Ив.

Если он путешествует с женщиной, с ним разговаривать безопасно.

— Одно дело — когда я веду переговоры; но скрывать, что я женщина, при обычной беседе не так-то просто. Я знаю, что я не такая, как все. И я не то чтобы не понимала, почему люди просят время от времени, чтобы я сняла капюшон.

— Это будет звучать как комплимент, но если ты его снимешь, когда выпиваешь с другими торговцами, уверен, им это понравится.

Ив криво ухмыльнулась, но даже эта гримаса выглядела внушительно.

— Как я уже сказала, я тщательно выбираю, с кем вести беседы; в общем, ты должен быть либо стариком, либо вместе с женщиной.

Женщины-торговцы встречались реже, чем феи. Лоуренс даже представить себе не мог, с какого рода заботами ей приходилось встречаться каждый день.

— Торговца, который путешествует с женщиной, встретишь нечасто. Церковники — бывает, или какие-нибудь странные парочки ремесленников или менестрелей. Но им всем нечего рассказать такому торговцу, как я.

Лоуренс чуть улыбнулся.

— Ну, у нас с моей спутницей есть некоторые особые обстоятельства.

— Я не буду лезть в ваши дела. Вы двое, похоже, привычны к путешествиям, и вас, похоже, связывают не деньги, и поэтому я решила, что с тобой разговаривать безопасно. Вот и все.

Договорив, она молча протянула руку за кувшином.

Держать при себе кувшин с вином, который передавался из рук в руки в качестве чашки, было невежливо, так что Лоуренс извинился и отдал его Ив.

— В общем, причины такие, но, разумеется, нельзя просто подойти к человеку и сказать: "Эй, давай поговорим". Потому-то я и упомянула Риголо; но вообще-то это были не просто слова. Ты хочешь с ним встретиться, да?

Ив глядела на Лоуренса из-под капюшона, но прочесть выражение ее лица Лоуренс не мог. Она отлично умела вести переговоры.

Лоуренсу не казалось, что это пустая болтовня, поэтому он осторожно ответил:

— Да, и как можно скорее.

— Могу ли я поинтересоваться, для чего?

Лоуренс не мог взять в толк, зачем ей это знать.

Возможно, то было простое любопытство; или она намеревалась использовать как-то это знание; а может, она просто испытывала Лоуренса, хотела увидеть, как он ответит на этот вопрос.

Будь рядом с ним Хоро, Лоуренс бы знал, что преимущество на его стороне; сейчас же он чувствовал, что его загоняют в угол.

Его это раздражало, но надо было продолжать обороняться.

— Я слышал, Риголо — городской летописец. Я хотел бы попросить его, чтобы он мне показал старые легенды Реноза.

Тема мехов была слишком щекотливой, чтобы сейчас ее касаться. Пока он не видел лица Ив, поднимать эту тему было опасно. У него-то нет капюшона, чтобы прятать лицо, так что Ив с легкостью может видеть, когда он насторожен.

Так или иначе, Ив, похоже, почувствовала правду в словах Лоуренса.

— Странная причина, однако. А я-то была уверена, что тебе нужны сведения о торговле мехами.

— Ну, я ведь торговец, так что и мимо этих сведений не пройду, если смогу заполучить. Но это опасно, и моя спутница против, — Лоуренс чувствовал, что любые неуклюжие трюки перед Ив ему только навредят.

— Его комната действительно битком набита книгами, которые передавались из поколения в поколение. Я слышала, что его мечта — только сидеть и целыми днями их читать, больше ничем не заниматься. Он постоянно всем говорит, что собирается уйти с поста делопроизводителя Совета Пятидесяти.

— Вот как?

— Именно так. Он всегда был не очень общителен, но его должность означает, что он знает в Совете все входы и выходы, так что к нему все время хотят подлизаться разные люди. Если ты сейчас попробуешь просто взять и заявиться к нему, он даст тебе от ворот поворот мгновенно.

Невероятно, но Лоуренсу удалось нейтральным тоном произнести "ясно"; впрочем, он сомневался, что Ив сочтет его таким бесстрастным, каким он пытался казаться.

Ведь Ив намекала, что может свести его с Риголо.

— О, ну что ж. Если это тебя интересует — я немало торгую со здешней церковью. А Риголо, видишь ли, работает в церкви писцом. Я его давно знаю.

Лоуренс ни о чем не спрашивал.

Если он начнет расспрашивать, есть опасность, что приоткроются его мотивы, и Ив без особого труда сможет их разглядеть.

Поэтому он лишь сказал чистую правду.

— Я буду тебе в высшей степени признателен, если ты мне поможешь увидеть эти записи.

Уголок рта Ив как будто еле заметно дернулся; но нет, должно быть, Лоуренсу показалось.

Похоже, что-то в этом разговоре ее веселило.

— Ты не собираешься меня спросить, чем я торгую?

— Ты не стала расспрашивать, чем занимается моя спутница, так что я отвечу любезностью на любезность.

Этот разговор заставлял Лоуренса нервничать — но совершенно по-другому, чем во время бесед с Хоро.

Но все же это увлекательно, подумал он про себя; и когда в комнате раздался смешок, Лоуренс не сразу сообразил, что издал его он сам.

— Хе-хе-хе. Отлично. Просто превосходно! Сколько я надеялась, что встречу молодого торговца со спутницей, и я так рада, что заговорила с тобой, Лоуренс! Не знаю, так ли ты примечателен, как кажешься, но ты явно не какой-нибудь мелкий лоточник.

— Твои комплименты — большая честь для меня, но я бы попросил потерпеть чуть-чуть, прежде чем пожать мне руку.

Ив ухмыльнулась.

Ее ухмылка настолько напомнила ему кое-кого, что он почти ожидал увидеть высунувшийся из-под губы клык.

— Я знаю, что ты не какой-нибудь трусливый дурачок, — сказала Ив. — И твое лицо с самого начала было совершенно нечитаемым. Вижу теперь, почему старый Арольд тебя любит.

Лоуренс принял лесть.

— Что ж, вместо вопроса, чем ты торгуешь, могу я спросить кое-что другое?

Ив продолжала улыбаться, но Лоуренс видел, что до глаз эта улыбка не доходила.

— И что именно?

— Сколько стоит твоя услуга? — Лоуренс кинул пробный камешек в черный бездонный колодец.

Насколько он глубок? И есть ли там, внизу, вода?

И эхо вернулось к нему.

— Я не прошу ни монет, ни товаров.

Лоуренсу показалось, что ее мучает жажда; но тут же она протянула ему кувшин и продолжила.

— Все, что я прошу, — чтобы ты и дальше беседовал со мной.

Вернувшееся эхо оказалось слюняво-сентиментальным.

Лоуренс очистил лицо от всяких следов эмоций и бесстрастно рассматривал Ив.

Та хихикнула, потом пожала плечами.

— Ты хорош, да. Но — нет, я не лгу. Вполне естественно, что тебе это кажется странным, но когда есть кто-то, с кем я могу поговорить, не скрывая, что я женщина — да еще и торговец в придачу, — это стоит дороже, чем золотая лима.

— Но дешевле, чем румион?

То, как она среагирует на небольшое поддразнивание, покажет твердость ее духа.

Ив, похоже, понимала это.

— Я торговец. В конце концов, деньги — то, что важнее всего, — с жесткой улыбкой ответила она.

Лоуренс рассмеялся.

С подобным собеседником он мог с легкостью и всю ночь напролет болтать.

— Но я не знаю, что из себя представляет твоя спутница. И предпочитаю, чтобы нашим разговорам никто не мешал. С угрюмым собеседником любое вино становится невкусным.

Лоуренс покопался в своей памяти. Ревнует ли Хоро по подобным поводам?

Вроде бы пастушка Нора ее изрядно раздражала, но разве это было не из-за рода ее деятельности?

— Не думаю, что здесь будет проблема.

— О? Нет ничего загадочнее сердца женщины. Я и сама ничего абсолютно не понимаю, о чем они между собой говорят.

Лоуренс раскрыл было рот, чтобы ответить, но передумал.

Ив усмехнулась.

— Все же я здесь по делам. Я не могу позволить себе терять время, но если мы поладим, я буду очень рада нашему знакомству. На вид я, может, неприступная, но —

— ...Но на самом-то деле ты общительная и разговорчивая, верно? — подхватил Лоуренс.

Ив рассмеялась; ее плечи сотряслись радостно и совершенно по-девичьи, вопреки тихому, хриплому голосу.

— Ха, именно так.

Ее слова звучали обыденно, но в них слышалась искренность.

Лоуренс понятия не имел, как одинокая женщина могла вступить на путь торговца, но любая женщина, способная плавать в водоворотах алчности, составляющих саму суть мира торговли, была силой, с которой следовало считаться. Несомненно, обычных разговоров она избегала просто из самозащиты.

Отхлебнув из кувшина, Лоуренс встал и направился к лестнице.

— Что ж, если только моя спутница не будет ревновать, — сказал он.

— Ужасное условие, надо сказать.

И два торговца молча улыбнулись друг другу.

Очередная встреча Совета должна была завершиться поздно вечером. У Ив в это время были свои дела, и она не могла сопровождать Лоуренса и Хоро; но она пошла к семье Риголо заранее и сказала им о предстоящем визите.

Итак, после недолгого отдыха во второй половине дня Лоуренс и Хоро покинули постоялый двор.

Дом Риголо располагался немного к северу от центральной части города.

Городской квартал, где жил Риголо, выглядел сравнительно богатым: у всех домов были каменные фундаменты и первые этажи; однако все равно он оставлял общее ощущение запустения. Ко многим зданиям неоднократно добавлялись деревянные надстройки; эти надстройки нависали над улицами, чуть ли не смыкаясь над головой.

Когда-то это был преуспевающий квартал, но со временем он, похоже, опустился.

Семьи, процветавшие на протяжении многих поколений, знали, что деньги не всегда приносят счастье; а вот недавно обогатившиеся семьи думали иначе. Покуда у них были деньги, они швыряли их, надстраивая свои дома.

Это все было, конечно, хорошо, но эти изменения рушили общую атмосферу квартала. На сумрачных улицах стали появляться бродячие собаки и нищие.

Когда это произошло, истинно богатые семьи стали переезжать куда-нибудь еще; соответственно, цена домов здесь стала падать, а вместе с ней падал и общий уровень квартала. Когда-то здесь селились в основном ростовщики и работники второсортных торговых домов; ну а сейчас здесь обитали подмастерья и владельцы рыночных палаток.

— Какая тесная улочка, — заметила Хоро.

Возможно, под тяжестью нависающих домов мостовая была вся выгнута и искривлена; то тут, то там в брусчатке не хватало камней — видимо, их выковыряли и продали любители легкой наживы. В образовавшихся дырках скапливалась вода, внося свой вклад в общую атмосферу запустения и еще усиливая ощущение узости улицы.

Лоуренс и Хоро не могли идти бок о бок, а если бы кто-то попался им навстречу, им пришлось бы распластаться по стене, чтобы разминуться.

— Должен признать, это неудобно, — произнес Лоуренс. — Однако мне нравятся такие вот заброшенные места.

— Ох-хо.

— Здесь по-настоящему чувствуется, какой отпечаток накладывают годы и годы изменений. Совсем как какой-нибудь старый, потрепанный инструмент, который со временем постепенно меняет форму и превращается в нечто уникальное.

Лоуренс оглянулся на шагающую следом Хоро. Та шла по улице, ведя кончиками пальцев по стенам.

— Как река, которая меняется?

— ...Прости, не могу уследить за твоим сравнением.

— Мм. Тогда... как сердце, которое меняется. Это называется "душа", да?

Пример Хоро был настолько ближе к цели, что Лоуренс не сразу нашелся что сказать.

— Должно быть, так, — наконец произнес он. — Если бы мы смогли извлечь сердце и рассмотреть его, думаю, именно так оно бы и выглядело. Оно со временем покрывается царапинами и зазубринами и залечивает их, и любой с одного взгляда сможет отличить свое от других.

Лоуренс и Хоро шли и шли, как вдруг перед ними оказалась большая лужа — одна из многих, испещряющих улочку. Лоуренс перескочил лужу одним прыжком, потом, обернувшись, протянул руку Хоро.

— Прошу, о госпожа, — высокопарно произнес он. Хоро протянула руку навстречу с нарочитым величием и, скачком преодолев лужу, встала рядом с Лоуренсом.

— А твоя душа на что похожа, а? — поинтересовалась она.

— Мм?

— Нисколько не сомневаюсь, она окрашена в цвет меня.

Лоуренс уже давно не вздрагивал при взгляде этих янтарных с красноватым оттенком глаз.

Да, их воздействие на него постепенно притуплялось.

Пожав плечами, Лоуренс зашагал вперед и на ходу бросил:

— "Отравлена", пожалуй, более точное слово, чем "окрашена".

— Тогда это сильный яд, да, — надменно ответила ушедшая вперед Хоро, оглянувшись через плечо. — Ведь от моей улыбки тебя до сих пор бросает в дрожь.

— А какого цвета твоя душа? — спросил в ответ Лоуренс, впечатленный, как всегда, ее хитростью.

— Какого цвета? — повторила Хоро и устремила взор вперед, словно раздумывая над ответом. Ее шаг замедлился, и Лоуренс быстро ее нагнал. Улица была слишком узка, чтобы он мог обогнать Хоро, так что он просто уставился на нее сверху вниз.

Она бормотала себе под нос, подсчитывая что-то на пальцах.

— Хмм, — тут она заметила, что Лоуренс заглядывает ей через плечо, и, задрав голову, откинулась чуть назад и прислонилась к Лоуренсу. — Их много.

— ...О.

Лоуренс не сразу понял смысл сказанного: она имела в виду историю своих романов.

Хоро прожила много столетий, так что ничего удивительного, если окажется, что она любила больше, чем один-два раза. А с учетом ее ума не приходилось сомневаться, что часть ее партнеров были людьми.

Хоро загораживала дорогу, так что Лоуренс чуть подтолкнул ее маленькую спину.

Хоро послушно зашагала вперед.

Как правило, они шли рядом, так что у Лоуренса было немного возможностей рассмотреть ее сзади. Впечатление было необычным и свежим.

Со спины она выглядела очень стройной; очарование линий тела было заметно даже под слоями одежды. Шаг ее был не слишком широк и не слишком быстр; в голове у Лоуренса всплыло слово "грация". Но кроме того, что-то в ее фигуре дышало одиночеством; Хоро казалась мягкой, и ее хотелось обнять.

"Это и есть то, что называется сверхзаботливостью?" — подумал Лоуренс и самоуничижительно улыбнулся; однако тотчас его посетило сомнение.

Хоро отсчитывала что-то на пальцах; сколько же мужчин прикасалось к этим хрупким плечам?

Он попытался представить себе, какое у нее тогда было лицо. Она была довольна? Она закрывала глаза с показной скромностью? А может, ее уши дрожали и хвост вилял из стороны в сторону, и она не могла скрыть счастья?

Они держались за руки, обнимали друг друга... Хоро, в конце концов, отнюдь не ребенок...

"Кто еще у нее был?" — мелькнуло у Лоуренса в голове.

— ...

Он сразу же попытался выбросить эту мысль из головы. Язык обжигающего пламени потянулся из самой глубины сердца.

В грудь что-то ударило, как будто он свалился со скалы. Такое же потрясение он испытал бы, должно быть, если бы прикоснулся к горячим углям, думая, что они давно остыли, и внезапно обжег бы руки.

Она отсчитывала их на пальцах.

Это было самое очевидное, что только могло быть в целом мире, но с каждым пальцем, который она загибала в его воображении, что-то внутри него обрывалось, оставляя лишь дымящийся гнев.

Это чувство ни с чем не спутаешь.

Чернейшая ревность.

Лоуренс злился на самого себя. Это было невероятно себялюбиво — даже для него, рожденного во имя алчности, которая толкает человека на путь торговца.

Но любовь к деньгам — просто ничто в сравнении с этим чувством.

Именно поэтому, когда Хоро обернулась и вперила в него обвиняющий взор, это подействовало на него сильнее, чем любая проповедь любого священника.

— Ну что, закончил копаться в себе?

— ...Ты все насквозь видишь, да? — устало ответил Лоуренс.

На сердце у него лежала такая тяжесть, что хотелось сесть и передохнуть.

Но, к его удивлению, Хоро улыбнулась своей клыкастой улыбкой.

— Только я и сама не лучше.

— ...

— Ты был так счастлив, так ужасно счастлив беседовать с женщиной, в которой вообще никакого очарования нет...

Внезапно лицо Хоро стало сердитым.

Ее сердитое лицо Лоуренсу доводилось видеть нередко, но на сей раз это было какое-то особенно злое выражение.

Она Мудрая волчица, напомнил себе Лоуренс.

— А будет это выглядеть разумно, если я скажу, что наслаждался разговором как торговец? — спросил он, пытаясь как-то оправдаться.

Хоро остановилась, но едва Лоуренс подошел вплотную, зашагала опять.

— Ты хочешь, чтобы я тебя спросила, что для тебя важнее, деньги или я?

Этот вопрос был в числе трех, которые одинокий бродячий торговец больше всего мечтает услышать от женщины.

И эта проблема была из числа тех, от которых любому торговцу хочется вырвать себе сердце.

Лоуренс поднял руки, показывая, что сдается.

— Честно говоря, я злюсь ровно из-за того, из-за чего ты думаешь. Абсолютно себялюбивое, детское поведение. Но у нас обоих есть разум; мы можем говорить об этом. И поэтому на самом деле я не злюсь.

— ...

Волчица Хоро Мудрая обладала колоссальным жизненным опытом.

Лоуренс и мечтать не мог победить, скрестив с ней клинки.

Какое-то время он обшаривал свой скудный словарный запас в поисках подходящего ответа, но ничего не нашел.

— Я думаю, я был несправедлив.

— Честно?

Лгать в разговоре с Хоро было бесполезно.

— Честно.

Она не обернулась после его ответа.

Лоуренс не был уверен, правильный ли это ответ.

Хоро молча продолжала грациозно шагать, пока не добралась до перекрестка. Согласно указаниям, полученным от Ив, здесь следовало повернуть направо.

У Лоуренса на душе было неважно, но, раз Хоро остановилась, он раскрыл рот.

— Нам направо.

— Мм, — Хоро развернулась к нему лицом. — Значит, здесь развилка.

Лоуренс не стал спрашивать, развилку на какой именно дороге она имела в виду.

По-видимому, это было первое препятствие. Правая бровь Хоро чуть изогнулась.

— И как же ты справляешься со своей ревностью в отношении меня?

Это Лоуренсу казалось, или ее вопросы звучали так, как будто их задает какой-нибудь служитель Церкви?

Правильнее всего, конечно же, было отбросить это себялюбивое черное чувство, но в глубине души Лоуренс понимал, что так просто от него не избавиться.

Он снова взглянул на Хоро с горечью в лице.

Перед ним была волчица Хоро Мудрая. Не может быть, чтобы она загоняла его в угол такими вопросами без какой-то серьезной причины.

Иными словами, даже если ответ был неправилен почти для всех, возможно, он был-таки правилен для Хоро.

Но как же найти этот правильный ответ?

Мысли Лоуренса скакали.

Хоро только что сказала, что она такая же, как и он.

Значит, ответ должен быть где-то в самой Хоро, как он ее видит.

То, что для него являлось труднейшей проблемой в мире, возможно, для всех остальных было легче легкого.

Хоро тоже нелегко было справиться с ревностью.

И Хоро сама хотела узнать, как справиться, разве не так?

С учетом этого все, что нужно было сделать Лоуренсу, — взглянуть на проблему со стороны, и ответ должен прийти сам.

Он раскрыл рот и увидел, как Хоро напряглась, готовя себя.

— Мой ответ: справиться с этим невозможно.

Круг разошелся по гладкой поверхности воды.

Лоуренс кинул в воду еще один камешек, пытаясь вернуть эмоции на бесстрастное лицо Хоро.

— И это заставляет ненавидеть самого себя.

Правильный ответ — не вызов и не самоотрешенность, решил Лоуренс.

Когда он воображал, что ревнует Хоро, а не он сам, это выглядело самым естественным в мире; и это было даже приятно — когда тебя ревнуют.

В конце концов, ревность ведь — не что иное, как желание, чтобы кто-то принадлежал только тебе; как же это чувство может не льстить, если только оно не чересчур избыточно?

Отсюда и ответ Луренса; лицо Хоро, однако, оставалось бесстрастным.

Лоуренс не отводил взгляда. Он был убежден, что это — последнее препятствие.

— Пфф. Значит, нам направо, да? — наконец с улыбкой произнесла Хоро, вскинув голову. Лоуренс не удержался от вздоха облегчения. — И все же... — добавила она и хихикнула.

— Что?

— Ревность и ненависть к себе, да? Вот уж действительно, — ухмыльнулась Хоро.

Лоуренс застыл: поведение Хоро ему показалось каким-то неестественным; к тому времени, как он зашагал по правой улочке, Хоро уже ушла вперед.

— И так всегда? — спросила она, ухмыльнувшись Лоуренсу через плечо.

Если бы Лоуренсу удалось дать ответ, который бы устроил Хоро, она бы так не ухмылялась. Лоуренс ожидал увидеть либо счастливую улыбку облегчения, либо мрачную гримасу.

Что же предвещала эта ехидная ухмылочка?

Лоуренс ощутил, как к его лицу приливает кровь. Сегодня он уже столько краснел, что начал тревожиться, не останется ли краснолицым навсегда.

Хоро хихикнула.

— Значит, ты понял? — спросила она, по-прежнему глядя через плечо. — Ты долго и мучительно стучался о проблему, потом мысленно поменял нас местами и пришел к ответу. У тебя это все на лице написано. Но если бы ты поразмыслил еще немного, ты бы понял. Когда кто-то просит у тебя совета, правильный, с твоей точки зрения, ответ — это то, как ты хочешь, чтобы он поступил. А это значит?..

Ну конечно же.

Хоро ждала ответа Лоуренса не для того, чтобы решить свои проблемы.

На самом деле она ждала, чтобы он раскрыл свои собственные чувства.

— Ты стал ревновать и сам из-за этого мучился. От меня ты этого же ждал, чтобы ты тогда мог протянуть мне руку для утешения? Следует ли мне сейчас очаровательно залиться слезами самоосуждения и трогательно ухватиться за милосердно протянутую руку?

— Угг...

Вот что такое "сердце как открытая книга".

Лоуренс чувствовал себя как юная дева, стыдливо закрывающая лицо руками.

Зубастая волчица скользнула к нему.

Было все-таки какое-то утешение в мысли, что Хоро делала это все не просто для собственного удовольствия.

Даже Лоуренс мог это понять.

Хоро действительно ревновала его, когда он наслаждался беседой с Ив, а этот разговор служил чем-то вроде отвлечения.

— Пфф. Ладно, идем, — произнесла Хоро, прочтя, видимо, все мысли Лоуренса по его лицу. "Оставим пока что как есть", — похоже, имелось в виду.

Ее настроение явно улучшилось; возможно, теперь она будет более милостиво смотреть на его маленькие приятные торговые беседы с Ив.

Лоуренс, однако, не мог отогнать мысль, что он был беспечен.

Он позволил своим самым глубоким желаниям вывалиться наружу, на всеобщее обозрение.

— Так вот, — произнесла Хоро рядом с ним совершенно обыденным тоном. Вокруг по-прежнему царила атмосфера бедности, но улица стала достаточно широкой, чтобы двое могли по ней идти бок о бок. — По правде сказать, я тебя спросила просто чтобы подразнить, но...

Даже после этого предупреждения Лоуренс чувствовал себя как зайчик в ожидании расправы.

— Хочешь узнать, скольких я насчитала?

Ее чистая, невинная улыбка обрушилась на него подобно тесаку мясника.

— Ты мне напомнила, какое все-таки маленькое и нежное мое собственное сердце, — это было все, что сумел выжать из себя Лоуренс; но, похоже, Хоро осталась удовлетворена.

С лицом, полным жестокого наслаждения, она прижалась к его руке.

— Тогда я должна запустить свои когти в это твое нежное сердце, пока оно не окаменело.

Лоуренс смотрел на нее сверху вниз, не в силах найти хоть какой-нибудь ответ.

Невероятно — ее улыбающееся лицо сейчас выглядело просто как лицо милой девушки, довольной удачной шалостью.

Но даже худшие из кошмаров рано или поздно подходят к концу.

Когда они нашли дом, который Ив описала Лоуренсу, — дом с позеленевшей медной вывеской в виде трехногой курицы, — Хоро прекратила истязать Лоуренса.

— Значит, так, — произнес Лоуренс, разбив повисшее между ними молчание; его голос звучал удивительно легко после неприятного, стыдного разговора несколькими минутами ранее. — Мне сказали, что этот Риголо непрост, так что нам надо быть осторожными.

Хоро согласно кивнула; она по-прежнему шла рядом с Лоуренсом, держа его за руку.

— Похоже, на этом нам придется закончить нашу очаровательную, прекрасную, как во сне, беседу. Возвращаемся к скучной яви, — пробормотала она.

Лоуренс понятия не имел, насколько она сейчас была серьезна.

­— Если так, ты можешь вернуться на постоялый двор и лечь спать, — тихонько ответил он.

— Мм... это было бы неплохо. И уж конечно, когда я буду засыпать, то считать буду не овечек...

Когда дело доходило до того, кто более вредный, Хоро по-прежнему была непобедима.

Однако сейчас, когда эта тема вновь всплыла, Лоуренс ощутил в себе какую-то странную смелость.

— О? Так все-таки сколько их было?

Знать все подробности ему совершенно не хотелось, но он соврал бы, если бы сказал, что ему вообще неинтересно.

Она ведь подняла эту тему ни с того ни с сего, так что, кто знает, ответом ведь может быть и ноль.

Отрицать, что какая-то часть его надеется именно на такой ответ, тоже было бы ложью.

Хоро, однако, не ответила ничего. Лицо ее оставалось бесстрастным, она даже не дернулась. Сейчас она походила на совершенную куклу.

Осознав, что это она нарочно, Лоуренс понял, что проиграл.

— Все мужчины дураки, а я король дураков, — наконец выдавил он. Хоро мгновенно вернулась к жизни, приобретя вполне довольный вид. Побежденный Лоуренс сник, улыбнувшись.

Свисавшая с карниза крыши дома Риголо трехногая птица изображала курицу, предсказавшую когда-то давно разлив реки Ром, на которой стоял Реноз.

Церковь утверждала, что курица была ниспослана Единым богом; однако, согласно легенде, наводнение было предсказано по положению звезд, солнца и луны — иными словами, по астрономическим наблюдениям тех времен.

С тех пор трехногая курица стала символом мудрости.

Возможно, семья Риголо, служившая летописцами, судя по всему, из поколения в поколение, надеялась, что записи, которые они копили, послужат когда-нибудь маяком, который укажет людям путь в будущее.

Лоуренс постучал в дверь обитым серебром молоточком и прокашлялся.

Ив должна была уже предупредить об их визите, но даже сама Ив с ее выдающимися способностями по части переговоров считала Риголо крепким орешком. Поневоле Лоуренс нервничал.

Стоящая рядом Хоро выпустила его руку, но все равно ее присутствие ободряло; осознав это, Лоуренс смутился.

Вполне возможно, он не дал Ив себя победить в их разговоре именно благодаря тому, что длительное пребывание в компании Хоро научило его думать по-другому. До встречи с Хоро единственным человеком, на которого Лоуренс мог полагаться, был он сам. Его переполняла обжигающая жажда победы и одновременно безумный страх поражения.

Когда есть друзья, на которых можно положиться, — это к лучшему или к худшему? Едва этот вопрос всплыл у Лоуренса в голове, дверь медленно приоткрылась.

Вот это мгновение — секунда, когда дверь уже начала открываться, а лица стоящего за ней человека еще не видно, — взвинчивало сильнее всего.

И когда дверь наконец распахнулась, за ней стоял...

...некто, даже отдаленно не напоминающий седобородого старца.

— Позвольте поинтересоваться, кто вы?

При виде человека, открывшего дверь, Лоуренс изумился, но то было вовсе не нервное изумление.

Женщина, на вид лет двадцати, не больше; голова до белесых бровей укрыта убором из тонкой черной материи. Монахиня.

— Насколько я знаю, Ив Болан предупредил о нашем визите.

— А, мы вас ждали. Проходите, проходите.

Лоуренс специально не стал представляться; однако то ли монахиня была необычайно добра, то ли Ив Болан пользовалась здесь особым доверием.

Не в силах уразуметь, что из этого верно, Лоуренс вошел, как было предложено. Хоро вошла следом.

— Пожалуйста, присаживайтесь и подождите здесь.

Войдя в дом, Лоуренс и Хоро сразу оказались в гостиной. Пол покрывал выцветший ковер.

Потрепанная временем мебель не производила особо грандиозного впечатления, а лишь показывала со всей очевидностью, что нынешний владелец дома живет здесь уже весьма долго.

Первым летописцем, которого Лоуренс встретил в своей жизни, была Диана в языческом городе Кумерсоне, потому он ожидал, что здесь будет так же захламлено, как у нее в доме, — но нет, здесь было на удивление опрятно.

Вместо огромного количества книг, втиснутых на все доступные полки, в комнате можно было обнаружить мягкие игрушки и вышивку, а также небольшую статуэтку Святой Девы-Матери — такую без особого труда смогла бы поднять девушка. Рядом со статуэткой висели сетки с луком и чесноком. Лишь несколько деталей показывали все же, что дом принадлежит летописцу: перья, чернильницы и коробочка с песком, используемым для просушки исписанных страниц, а также пергаменты и бумажные свитки, скромно распиханные по углам.

Хоро оглядывала комнату с немного удивленным видом; похоже, у нее были примерно те же ожидания, что у Лоуренса.

В первую очередь в подобном доме трудно было ожидать увидеть монахиню, словно готовую в любую минуту отправиться в паломничество, — хотя статуэтка Святой Девы-Матери и вывеска с трехногой курицей свидетельствовали, что у этого дома нет недостатка ни в богатстве, ни в вере.

— Прошу прощения, что заставила ждать, — произнесла монахиня, вернувшись.

Наслушавшись от Ив о дурном нраве Риголо, Лоуренс уже приготовился, что его вынудят долго дожидаться встречи под тем или иным выдуманным предлогом, но, похоже, все пройдет неожиданно легко.

Монахиня со своей мягкой улыбкой и теплой, уютной аурой повела Лоуренса с Хоро из гостиной по коридору в глубь здания.

Хоро и сама более-менее походила на монахиню, но любезные манеры настоящей монахини были совершенно иного уровня. Конечно, если бы Хоро узнала, что Лоуренс так думает, она бы тут же устроила ему разнос, мелькнуло у Лоуренса в голове — и тотчас Хоро наступила ему на ногу.

Несомненно, она просто ждала подходящего момента, но у Лоуренса невольно появилось ощущение, что она расстегнула пуговицы, на которые было застегнуто его сердце, и спокойно туда заглядывает.

— Господин Риголо, мы пришли.

Монахиня постучала в дверь — аккуратно, словно надбивая яйцо. Только вот какого цвета там внутри желток, совершенно не разберешь.

Лоуренс вычистил из головы все лишние мысли. Изнутри послышался неясный ответ, дверь открылась, и все трое вошли в комнату.

Сразу же — "Ого!" — негромкий возглас вырвался из уст явно пораженной Хоро.

Лоуренс же был изумлен настолько, что потерял дар речи.

— О, что за великолепная реакция! Мельта, смотри; они впечатлились!

При звуках молодого, сильного голоса, разнесшегося по комнате, монахиня по имени Мельта улыбнулась чистой, открытой улыбкой.

Да, комната за этой дверью действительно была набита битком точно так же, как комната Дианы. Однако, по-видимому, это можно было назвать "упорядоченным хаосом".

Прямо перед вошедшими громоздились стопки книг, с потолка свисала деревянная фигурка птицы; а за всем этим от пола до потолка проходила стеклянная стена, сквозь которую вливался солнечный свет. По ту сторону стены зеленел сад. Это было все равно что сидеть в пещере и смотреть из нее на внешний мир.

— Ха-ха-ха, впечатляюще, правда? С должными усилиями я его поддерживаю зеленым круглый год, — с гордым смешком произнес появившийся перед ними молодой русоволосый мужчина. На нем была качественно пошитая рубаха с воротом и облегающие штаны без единой морщинки — такие пошли бы любому аристократу. — Флер рассказала мне о вас — сказала, что есть люди, у которых ко мне странная просьба.

— ...Эээ, да... а, Лоуренс — в смысле, мое имя Крафт Лоуренс, — проговорил Лоуренс, придя наконец в чувство и пожав протянутую руку Риголо; впрочем, он по-прежнему был не в силах отвести глаз от великолепного сада.

Ниоткуда с окружающих улиц он был не виден — совершенно секретный сад.

Это затасканное словосочетание вертелось у него в голове, и Лоуренс никак не мог от него избавиться.

— Меня зовут Риголо Дедри. Рад познакомиться.

— Я тоже рад знакомству.

Взгляд Риголо упал на Хоро.

— А, это и есть твоя спутница...

— Я Хоро.

Хоро, во-первых, была не из застенчивых, а во-вторых, прекрасно знала, как с первой же встречи расположить к себе любого, если она того хотела.

Ее заносчивое представление отнюдь не рассердило Риголо; он восторженно хлопнул руками, затем протянул ей ладонь для рукопожатия.

— Что ж, отлично! Знакомство состоялось, и я уже заставил вас похвалить мой садик, так что я вполне доволен. Итак, чем я могу вас отблагодарить?

Существовали торговцы, под приятными личинами которых скрывался отвратительный характер, и Лоуренс все еще не был убежден, что Риголо не из их числа.

Мельта с бесхитростной улыбкой на лице принесла заботливо приготовленные для Лоуренса и Хоро стулья, так что, похоже, Риголо всегда был таким — если, конечно, Мельта, с легким кивком покинувшая комнату, не была заправской лгуньей.

— Ты, должно быть, уже слышал от Ив Болан: мы надеемся, что ты покажешь нам старые легенды Реноза, какие у тебя есть.

— Хо, так значит, это правда. Флер — ээ, нет, похоже, среди торговцев она Ив. Немножко слишком вздорная она, на мой взгляд. Как только познакомится с кем-то, сразу же наговорит ему разного.

Лоуренс понимающе улыбнулся.

— Это имеет какое-то отношение к тому, что ты вовсе не отшельник с суровым лицом и длиной бородой?

— Опять она со своим языком! — рассмеялся Риголо. — Хотя та часть насчет отшельника — не совсем неправда. В последние дни я делаю все, что могу, чтобы ни с кем не встречаться. Немного нечеловеколюбиво с моей стороны.

Лишь в конце фразы, когда он стал говорить тише, Лоуренс подметил что-то холодное под его улыбкой.

Риголо был делопроизводителем Совета Пятидесяти, группы самых известных и уважаемых жителей города. Холодку в голосе не стоило удивляться.

— Я иностранный торговец — ничего, что ты со мной разговариваешь?

— Никаких проблем. Ты выбрал идеальное время, возможно, то была воля Господа. Взгляни на мою одежду; такая бы подошла ребенку в похоронной процессии, не правда ли? Я только что вернулся с заседания Совета. Они приняли решение и смогли разойтись пораньше.

Если так, то время визита Лоуренса, и верно, было идеальным; но Лоуренсу казалось, что для Совета еще рановато было приходить к окончательному решению.

Арольд ведь говорил, что это все может тянуться до весны.

Не исключено, что на них кто-то надавил.

— Боже, да ты и вправду торговец до мозга костей, как и говорила про тебя маленькая болтушка. Ни на секунду не расслабился, да?

Даже если Риголо прочел его мысли — только совершенно никчемный торговец на месте Лоуренса смутился бы и попытался оправдаться.

Кроме того, с Лоуренсом была Хоро, тоже способная, вполне возможно, читать мысли.

Несомненно, Хоро сможет определить, не пытается ли Риголо обхитрить Лоуренса и заставить его выложить всю правду.

— Хмм? — Лоуренс изобразил неведение; но улыбка Риголо осталась прежней.

— Когда мы все время занимаемся тем, что применяем разные хитрости и трюки, мы перестаем понимать. Так сказать, со спины от спины находится живот.

Фальшивое неведение Лоуренса он тоже раскусил.

Лоуренс был почти уверен, что Риголо его уловку не прочувствует, но улыбающиеся глаза Риголо видели все.

— Понимаешь, я работаю делопроизводителем Совета Пятидесяти. Я могу только посмотреть на группу людей и с одного взгляда почувствовать любое изменение. Даже если одного лишь твоего выражения лица мне недостаточно, я смотрю еще и на выражение твоей спутницы, и правда открывается.

Лоуренс невольно улыбнулся. Есть в мире такие люди — и не все из них прожженные торговцы.

Риголо рассмеялся.

— А, но это обычный трюк. Если бы я желал тебе зла, то не стал бы так раскрывать свои карты. И даже если я понимаю твои истинные намерения, все равно не смогу донести, что требуется мне. Я был бы плохим торговцем, как ты думаешь?

— ...К сожалению.

— И у дам я не пользуюсь успехом.

Лоуренс улыбнулся. Следовало признать — искусство обращения со словами у Риголо было совершенно иным, нежели у торговцев.

Продолжая говорить, словно поэт из какого-нибудь императорского дворца, Риголо достал из ящика стола медный ключ.

— Все старые книги в подвале, — легким жестом он пригласил Лоуренса и Хоро следовать за собой и направился во внутреннюю комнату.

Прежде чем идти за ним, Лоуренс кинул взгляд на Хоро.

— Со спины от спины находится живот, да уж, — произнес он.

— Он даже за моим лицом следил...

— В первый раз вижу, как кто-то делает что-то подобное...

Должно быть, он развил в себе эту способность, выслушивая и записывая многочисленные жаркие споры во время заседаний Совета.

Чтобы ухватить, кто что сказал, жизненно важно уметь читать выражения лиц.

— Но все-таки он не кажется злодеем. Он скорее как ребенок. Но если бы такой, как он, был на твоей стороне, ты мог бы жить, не зная забот, — сказала Хоро и ухмыльнулась.

С учетом того, сколько раз Лоуренс становился жертвой взаимного непонимания с Хоро, смотреть на эту ухмылку было особенно больно.

— Ты зато настоящая злодейка, — произнес он и, не дожидаясь ответа Хоро, последовал за Риголо.

Первый этаж дома был деревянный, а вот подвал — целиком каменный.

Даже в деревне Терео подвал был каменный. Видимо, это в природе человека — стремиться держать сокровища за каменными стенами.

Однако имелась колоссальная разница между подвалом, предназначенным прятать вещи, и подвалом, предназначенным их хранить.

Потолок располагался высоко: Лоуренсу пришлось вытянуться в струнку, чтобы достать до него рукой. Вдоль стен от пола до потолка высились книжные полки.

Что впечатляло еще сильнее — полки были упорядочены по эре и теме и перенумерованы.

Переплеты были тонкие и хрупкие — ничего даже близко похожего на толстенные, обтянутые кожей тома в Терео, — но усилия, затраченные на организацию, были совершенно несравнимы.

— В этом городе часто бывают пожары? — поинтересовался Лоуренс.

— Время от времени. Как ты, должно быть, догадался, мои предки испытывали тот же страх, потому и построили это место.

Мельта, хоть и не присутствовала в комнате возле сада во время разговора, все же, видимо, слушала: она появилась у входа в подвал со свечой в руке.

Хоро позволила монахине проводить ее и помочь искать подходящие книги.

Ласковый огонек то появлялся, то исчезал между тенями книжных полок.

— Кстати говоря, — начал Риголо, когда двое мужчин остались предоставлены сами себе, — я из любопытных, поэтому не могу не спросить. Зачем именно вам эти древние легенды?

Риголо не спрашивал о взаимоотношениях Лоуренса и Хоро, так что его интерес был, судя по всему, бескорыстен.

— Она разыскивает свою родину.

— Свою родину? — переспросил Риголо с нескрываемым удивлением. По способности читать чужие лица он мог бы потягаться с величайшими из торговцев, но вот собственным выражением лица владеть не умел.

— В силу различных причин я сейчас сопровождаю ее на родину.

Если он опустит некоторые подробности — ну, Риголо волен прийти к любым выводам, к каким захочет; а Лоуренс сможет не солгать и при этом не сказать правду.

Риголо, похоже, купился.

— Понятно... Значит, вы направляетесь на север, да?

— Да. Точное место нам неизвестно, поэтому мы пытаемся его определить по историям и легендам, которые она узнает.

Риголо кивнул, лицо его стало серьезным.

Должно быть, он решил, что Хоро захватили на севере и продали в рабство на юг. Считалось общеизвестным, что дети из северных земель крепче и более послушны. Было также множество историй про аристократов, чьи родные дети умерли или тяжело болели, и из опасения, что все, чем они обладают, перейдет к другим родственникам, они покупали и усыновляли чужих детей.

— В нашем городе дети с севера остаются нередко. Но лучше будет, если она все-таки сможет вернуться домой, — сказал Риголо.

Лоуренс молча кивнул.

Из-за книжных полок появилась Хоро, таща пять томов, которые, очевидно, показались ей достойными внимания.

— Да, ты и до знаний обжора, — промолвил в растерянности Лоуренс. Ответила ему не Хоро, а улыбающаяся Мельта.

— Это все, что мы нашли, и я думаю, будет лучше, если вы возьмете их пока что.

— Понятно. Эй, давай я понесу часть. Мы на три дня без еды останемся, если их уроним.

В итоге Лоуренсу пришлось нести всю стопку; Риголо, глядя на это, рассмеялся. Они поднялись снова на первый этаж.

— При обычных обстоятельствах я бы попросил вас читать их здесь, — сказал Риголо, глядя на стопку книг, которую Мельта обернула материей, превратив в удобный сверток. — Но я доверяю Флер, а Флер доверяет тебе, поэтому и я буду. Про других, правда, сказать того же я не могу...

Когда речь заходила об иностранных торговцах, появлялось множество причин для недоверия.

— Я понимаю, — кивнул Лоуренс.

— Но если ты их уронишь, спалишь, потеряешь или продашь — три дня без еды!

Это была шутка, но Лоуренс не рассмеялся. Умея оценивать стоимость практически всего, он прекрасно понимал, что эти книги — бесценны.

Он кивнул и взял сверток.

— Обещаю беречь их, как берегу мой самый ценный товар. Клянусь честью торговца.

— Вот и хорошо, — ответил Риголо с мальчишеской улыбкой на лице.

Лоуренс подивился про себя, не трогают ли подобные вещи сердце Ив.

— Когда дочитаете — просто принесите их обратно. Если меня не будет дома, будет Мельта.

— Понятно. Еще раз благодарю.

Риголо ответил улыбкой на кивок Лоуренса и беспечно махнул рукой Хоро.

Подобные жесты делали его похожим не на торговца, а на какого-нибудь придворного поэта.

Довольная Хоро помахала в ответ, и они с Лоуренсом двинулись прочь.

— Легко махать, когда руки свободны, — Лоуренс решил, что немного поворчать вполне можно. То сведения собирать, то книги таскать — в последнее время он совсем облакеился.

— О да, а тебе стоит быть внимательнее, чтобы я тебя случайно не смахнула, — отбрила Хоро, шагая впереди.

Ее поддразнивание раздражало, но в то же время Лоуренс чувствовал, что если бы они не ладили друг с другом, Хоро бы так себя не вела.

Жаль только, что Хоро мало что делала помимо этого.

— Свинье если польстить, ее можно заставить хоть на дерево полезть, но если льстить самцу, он только голову теряет, — заявила Хоро, отсекая всякую возможность протеста.

Противопоставить ей было нечего, вот в чем проблема.

— О да, я настолько потерял голову, что того гляди потеряюсь сам, — ответил Лоуренс.

В восторге от шутки, Хоро захлопала в ладоши и расхохоталась.

Оставив книги на постоялом дворе, Лоуренс сдержал данное Хоро обещание угостить ее на ужин всем, что она ни попросит. Выбрав первую попавшуюся таверну, Хоро заявила, что желает жареного поросенка.

Подобное блюдо было редким лакомством — целый поросенок, которого вскрывали посередине и медленно поджаривали над открытым огнем, время от времени сбрызгивая маслом, выжатым из некоего определенного ореха.

Когда поросенок зазолотился, ему в пасть напихали ароматных трав и подали на огромном блюде. По традиции человек, который отрезал у поросенка правое ухо, должен был пожелать всем удачи.

Обычно этого блюда хватало на пять-шесть человек, и его брали для тех или иных празднеств; и когда Лоуренс сделал заказ разносчице, ее удивление было очевидно. Завистливый шепот пробежал среди остальных посетителей таверны, когда блюдо вынесли с кухни.

А когда блюдо было поставлено перед Хоро, шепот сменился сочувственными вздохами.

Лоуренс привык уже к завистливым взглядам из-за своей прекрасной спутницы; но посетители таверны, похоже, смягчились, когда поняли, какой ценой достается общество этой красавицы.

Увидев, что Хоро не в состоянии нарезать мясо самостоятельно, Лоуренс взял и это на себя; но ему не достало духа положить хоть кусочек мяса к себе на тарелку, и он ограничился хрустящей шкуркой. Ореховое масло придавало шкурке особый вкус и аромат, но Хоро опередила Лоуренса на пути к левому уху. Вино шло к мясу куда лучше, чем эль, и потому тоже добавилось к расходам Лоуренса.

Хоро буквально пожирала мясо, нисколько не смущаясь тем, что на пряди ее русых волос, выбившиеся из-под капюшона, время от времени попадали брызги жира. Она была само воплощение волчицы над добычей.

В общем, поросенок был уничтожен чрезвычайно быстро.

Когда она обгрызла мясо с последнего ребрышка, по таверне разнеслись аплодисменты.

Но Хоро не обратила на шум ни малейшего внимания.

Она тщательно облизала жир с пальцев, глотнула вина и громко рыгнула. В ее действиях сквозило какое-то странное достоинство, и посетители таверны восхищенно выдохнули.

По-прежнему не обращая на них внимания, Хоро мило улыбнулась сидящему по другую сторону обглоданного поросячьего скелета Лоуренсу.

Возможно, это была ее благодарность за трапезу, но, с другой стороны, не исключено, что, обратив поросенка в кучку костей, она еще сильнее возжелала поохотиться.

А может, поглощенная пища послужит для Хоро запасом на следующий раз, когда она будет голодна, сказал себе Лоуренс, думая об убийственном счете и теряя всякую надежду спастись от когтей Хоро. У него не было иного выхода, кроме как не забывать про этот запас, который он зарыл в волчьем логове.

Какое-то время они отдыхали, потом Лоуренс заплатил по счету — этой суммы хватило бы дней на десять, — и они оставили таверну.

Должно быть, благодаря активной торговле шкурами в Ренозе не было недостатка в животном жире. Дорога к постоялому двору была уставлена фонарями, мягко освещающими путь.

При свете дня улица бурлила; сейчас же люди ходили маленькими компаниями и переговаривались негромко, точно боясь затушить мерцающие фонари.

Хоро шла, мечтательно улыбаясь: видимо, уничтожение поросенка погрузило ее в блаженство.

Лоуренс держал ее за руку, чтобы не дать сбиться с пути.

— ...

— Хмм? — спросил Лоуренс. Ему показалось, что Хоро хотела что-то сказать, но она лишь покачала головой.

— Хороший вечер, правда? — проговорила наконец Хоро, глядя куда-то себе под ноги.

Лоуренс не мог не согласиться, но добавил:

— Однако мы скоро протухнем, если каждый вечер будем так проводить.

Неделя подобного разгула опустошит его кошель и превратит мозги в кашу, сомневаться не приходилось.

Хоро, похоже, была согласна.

Она негромко хихикнула.

— Это же соленая вода.

— Хмм?

— Сладкая соленая водичка...

Она пьяна или же снова пытается его поймать в ловушку? Лоуренс думал, что бы ответить, но атмосфера была слишком приятная, чтобы портить ее грубыми перепалками. Он промолчал, и вскоре они добрались до постоялого двора.

Горожанин, сколько бы ни выпил, всегда найдет дорогу домой, если только вообще способен держаться на ногах; но для путешественника все немножко по-другому. Как бы ни устали его ноги, он должен крепиться и терпеть до самого постоялого двора.

Хоро лишилась чувств, едва Лоуренс отворил входную дверь.

Нееет, подумал Лоуренс, она, должно быть, лишь притворяется спящей.

— Господи. В любом другом постоялом дворе тебя бы обязательно отчитал владелец, — раздался хриплый голос Ив. Она и Арольд сидели возле углей очага; голова Ив, как обычно, пряталась под капюшоном.

— Только в первую ночь. Потом он бы лишь посмеивался.

— Она так много пьет?

— Как видишь.

Ив беззвучно усмехнулась и глотнула вина.

Лоуренс прошел мимо них, поддерживая Хоро, как вдруг Арольд, все это время сидевший с закрытыми глазами на стуле и — как предположил Лоуренс — спавший, заговорил.

— Насчет того торговца с севера. Я поговорил с ним. Он сказал, что снега в этом году мало, путешествовать хорошо.

— Большое спасибо, что спросил.

— Если хочешь узнать больше... о, я опять забыл спросить его имя.

— Колка Куус, — подсказала Ив.

— Ах да, так его зовут, — пробормотал Арольд.

Лоуренсу хотелось бы остаться в этой непринужденной обстановке подольше.

— Этот парень, Куус, живет на четвертом этаже. Он сказал, что по вечерам обычно не занят, так что если хочешь узнать больше, загляни к нему.

Все шло просто прекрасно.

Но тут Хоро потянула его за рукав, словно поторапливая, и Лоуренс, вновь поблагодарив Арольда, вышел из комнаты. Прежде чем начать подниматься по лестнице, Лоуренс успел заметить, как Ив, глядя ему вслед, подняла чашку с вином, словно говоря: "Потом возвращайся".

Шаг за шагом Лоуренс с Хоро поднимались по лестнице, пока не добрались наконец до своей комнаты и не открыли дверь.

Сколько уже раз Лоуренсу приходилось так вот почти вносить Хоро в комнату?

До встречи с Хоро Лоуренс часто пил и праздновал что-то с другими, но на постоялый двор он всегда возвращался один; а там в комнате его поджидал страх и высасывал из него восторг и радость.

И этот страх не исчез.

Он лишь сменился новым страхом. Лоуренс не мог отогнать мысль: сколько же еще раз он сможет так приходить в комнату вместе с Хоро?

Он знал, что это невозможно, но никак не мог отогнать жгучее желание сказать Хоро правду — сказать, что он хочет путешествовать с ней вечно. Он чувствовал, что быть с ней — самое заветное его желание, какую бы форму их общение ни приняло.

Грустно улыбнувшись самому себе, Лоуренс откинул одеяло и усадил Хоро на кровать. Он уже настолько хорошо ее знал, что видел: на этот раз она не притворяется спящей.

Он распустил завязки капюшона и снял балахон, потом платье, помог выбраться из ботинок и пояса — все это с такой легкостью, что было почти грустно. Затем он уложил Хоро на кровать.

Она спала так крепко, что Лоуренсу казалось — она не проснется, даже если он сейчас на нее навалится сверху.

— ...

От выпитого вина подобные мысли начали пузыриться у него в голове, но тут он вспомнил свойственное Хоро отсутствие стыдливости. Она и вправду не заметила бы, до самого последнего момента.

"Совершенно бесполезно", — подумал Лоуренс, сдуваясь быстрее, чем лопнувший пузырек.

— Ты просто ужасна, — пробормотал он себе под нос, виня ее за собственное себялюбие; как вдруг, к его удивлению, Хоро пошевелилась, чуть приподнялась.

Ее глаза открылись и не без труда сосредоточились на Лоуренсе.

— Что такое? — спросил Лоуренс, встревожившись при внезапной мысли, что Хоро сейчас стошнит.

Но дело было явно не в этом.

Из-под одеяла высунулась ладошка Хоро.

Лоуренс не задумываясь обхватил ее. Пальцы Хоро вяло сомкнулись.

— ...

— Что?

— ...Страшно, — промолвила Хоро и закрыла глаза.

Лоуренс подивился, уж не приснился ли ей кошмар. Когда Хоро вновь открыла глаза, ее лицо чуть покраснело от смущения, словно она сказала слишком много.

— Чего тебе бояться? — спросил Лоуренс нарочито бодрым голосом, и ему показалось, что на мгновение на ее лице мелькнула признательная улыбка. — Сейчас ведь все идет просто прекрасно, верно? У нас есть книги. Нам удалось не влипнуть ни в какие неприятности. Путь на север не по сезону чист. И, — на секунду он приподнял ее руку, затем опустил обратно, — мы даже еще не поругались.

Похоже, это сработало.

Хоро улыбнулась, затем снова закрыла глаза и мягко вздохнула.

— Дурень...

Она выдернула руку из руки Лоуренса и завернулась в одеяло.

Хоро страшилась лишь одного.

Одиночества.

Так значит, ее пугал приближающийся конец путешествия? Лоуренс сам боялся того же, и если дело было в этом, то, может, их путешествие проходило слишком гладко.

Но все это не вполне подходило к тому лицу, какое у нее было сейчас.

Какое-то время Хоро лежала с закрытыми глазами. Лоуренс уже начал было думать, не уснула ли она опять, как вдруг ее уши дернулись, словно в ожидании чего-то, и она приподняла голову.

— ...Я боюсь, ну... — начала она; Лоуренс потянулся к ее волосам, чтобы погладить, но она опустила голову, — ...того, чего страшусь.

— Э?

— Не понимаешь? — Хоро открыла глаза и взглянула на Лоуренса.

Ее глаза горели, но не яростью и не обидой — а страхом.

Что бы это ни было, она действительно очень этого боялась.

Но Лоуренс был абсолютно не в состоянии представить, что бы это могло быть, хоть режь его.

— Не понимаю. Разве только... ты боишься конца нашего путешествия? — удалось-таки выдавить ему, хотя это потребовало всей его смелости.

Лицо Хоро немного смягчилось.

— Это, конечно... пугает, да. Сейчас все так замечательно и весело, как давно уже не было. Но есть кое-что, чего я боюсь больше...

Внезапно она показалась такой далекой.

— Это и хорошо, если ты не понимаешь. Нет, — поправилась она, вытащив руку из-под одеяла и ухватив ладонь Лоуренса, которая гладила ее по голове, — было бы даже хуже, если бы ты понимал.

И она рассмеялась чему-то, прикрыв рот обеими руками.

Удивительно, но Лоуренс вовсе не чувствовал, что его отвергают.

Скорее наоборот.

Хоро свернулась калачиком под одеялом — похоже, на этот раз она вправду вознамерилась поспать...

...но тотчас снова высунула голову, словно внезапно вспомнила что-то.

— Я не возражаю, если ты пойдешь вниз. Только не делай ничего такого, из-за чего я стала бы ревновать.

Либо она заметила жест Ив, либо просто заманивала Лоуренса в очередную ловушку.

Как бы там ни было, она угадала его планы. Лоуренс легонько похлопал ее по голове и ответил:

— Похоже, у меня слабость к ревнивым и презирающим самих себя девушкам.

Хоро улыбнулась, сверкнув клыками.

— Теперь я буду спать, — заявила она и вновь нырнула под одеяло.

Лоуренс по-прежнему не знал, чего же она боялась.

Но ему хотелось бы успокоить этот ее страх, если бы он только мог.

Лоуренс уставился на свою кисть; пальцы еще помнили прикосновения к голове Хоро. Он чуть сжал ладонь, словно стараясь не дать этому ощущению уйти.

Хотелось бы ему остаться здесь подольше, но надо было пойти поблагодарить Ив за то, что помогла познакомиться с Риголо.

Она была торговцем, а значит, вполне могла исчезнуть из города хоть завтра, если так сложатся обстоятельства; а Лоуренсу не хотелось, чтобы Ив считала его человеком, который занимается своей спутницей, прежде чем подобающе отблагодарить своего благодетеля.

В конце концов, Лоуренс сам был торговцем едва ли не половину своей жизни.

— Ладно, пойду вниз, — пробормотал он, словно оправдываясь.

Вдруг ему подумалось, что сказанное им той разносчице было истинной правдой — хоть он и владел завязками собственного кошеля, но его вожжи были в крепких руках. С некоторой досадой он понял, что для Хоро это было еще более очевидно.

— ...

Да, единственное, чего он боялся, — окончание их путешествия.

Чего же боялась Хоро?

Лоуренс запутался в своих мыслях, как мальчуган.

* * *

На втором этаже Лоуренс увидел трех обитателей постоялого двора; они сидели и пили. Один из них походил на торговца, двое других, судя по всему, были бродячими ремесленниками. Если бы торговцами были все трое, едва ли они бы пили вместе так тихо, так что Лоуренс был вполне уверен в своей догадке.

Он спустился на первый этаж. Арольд с Ив по-прежнему сидели там.

Как будто остановилось время. С тех пор, как он поднялся наверх, не изменилось вообще ничего. Эти двое ничего не говорили, молча смотрели в разные стороны.

— Что, ведьма чихнула? — спросил Лоуренс. Это было распространенное суеверие: когда ведьма чихает, время останавливается.

Арольд лишь взглянул на Лоуренса своими спрятанными в морщинах глазами.

Если бы Ив не рассмеялась, он бы встревожился, что допустил какую-то оплошность.

— Я торговец, старик нет. Трудно о чем-то говорить, — произнесла Ив.

В комнате не было ничего, что сошло бы за приличный стул, так что она жестом пригласила Лоуренса сесть на пустой ящик.

— Благодаря тебе мне удалось встретиться с Риголо. Да, он точно из меланхоликов, — сказал Лоуренс, принимая от Арольда протянутую ему чашку с вином. Если бы этому невозмутимому старику сказал кто-нибудь, что к нему пришла родная дочь, он небось и с места бы не сдвинулся, чтобы ее встретить.

Ив рассмеялась.

— Да уж правда! Такому угрюмому типу ничем уже не поможешь.

— Но его способностям я завидую.

— Значит, ты заметил, да? — улыбнулась Ив. — Ты ему понравился. Если ты сможешь убедить его помочь тебе в делах, то сможешь большинство торговцев раздеть, как ты думаешь?

— К сожалению, его это, похоже, не интересует.

Да, подобные вещи были Риголо абсолютно безразличны.

— Все потому, что у него в этом его древнем домике есть все, что ему вообще надо. Ты видел его сад, да?

— Это что-то невероятное. Такие огромные стеклянные окна нечасто видишь.

Ив смотрела в пол, но на эту нарочито деловую реплику Лоуренса приподняла голову и ухмыльнулась.

— Я бы так жить не смогла. Тронулась бы умом, точно тебе говорю.

Лоуренс столь сильных эмоций такого рода не испытывал, но чувства Ив понимал.

Торговцы думали о прибыли примерно так же часто, как дышали.

— Ну что, слышал о заседании? — глаза Ив стрельнули из-под капюшона. Арольд кинул на нее нескрываемо мрачный взгляд. Ив отвернулась.

Лоуренс улыбался, но под улыбкой уже появилось лицо торговца.

— Похоже, оно закончилось, — ответил он.

Разумеется, Ив никак не могла знать, правду он сказал или нет; скорее всего, сейчас она как раз обдумывала его слова.

Это если исходить из того, что у нее не было сведений из других источников. Если они были, то слова Лоуренса могли сказать ей очень и очень многое.

— И каково решение? — спросила она.

— К сожалению, настолько далеко мы не зашли.

Ив глядела на него в упор из-под капюшона, как ребенок смотрит на песочные часы в ожидании, пока весь песок пересыплется; но, похоже, она пришла к выводу, что от продолжения гляделок ничего нового не вызнает.

Она отвела взгляд и глотнула вина.

Пора было переходить в наступление.

— А ты что-нибудь слышала, Ив?

— Я? Ха! Он мне не доверяет совершенно. А вот доверяю ли я тебе... хмм. Неужели эти слова вправду вышли из моего рта?

— Вполне может быть, — ответил Лоуренс.

Если Совет действительно принял решение, могли бы быть и еще люди, кому оно было известно и чьи языки длиннее. Если это решение не из тех, что приносят прибыль торговцам-чужакам, никому не будет вреда от его разглашения.

Изначально заседания Совета устраивались исходя из того, что их решения должны быть публичными.

— Но что меня беспокоит... — начал Лоуренс.

— Мм? — Ив скрестила руки и взглянула на него.

— ...так это зачем вообще ты повела разговор в эту сторону, Ив

Лоуренсу показалось, что Арольд улыбнулся.

В разговорах торговцев интересы и мотивации их участников всегда скрытые, нечеткие.

— Ты подошла к делу прямо, без экивоков. Либо у тебя есть какие-то немелкие дела, связанные с этим вопросом, либо у тебя сорвались какие-то переговоры.

Трудно себе представить, чтобы женщина имела такое железное самообладание.

Хотя нет — если эта женщина торговец, она просто обязана иметь такое самообладание.

— Я как все, — ответила Ив. — Я хочу узнать, как превратить это все в большую прибыль. Только и всего. Что тут еще может быть?

— Возможно, ты пытаешься избежать крупного убытка.

Лоуренс припомнил рубинхейгенскую историю.

Даже если столь колоссальный убыток можно понять умом, представить его себе совершенно нереально, если только не испытаешь на собственной шкуре.

— У человека два глаза, но это не помогает ему следить за двумя вещами сразу. Хотя, думаю, в некотором смысле ты прав насчет того, что я хочу избежать убытка.

— Что ты имеешь в виду?.. — поинтересовался Лоуренс. Ив поскребла в затылке.

Арольд наблюдал за ними, улыбаясь в густую бороду. Лоуренс и Ив походили на старых друзей-партнеров.

— Я торгую каменными статуэтками.

— Святой Девы-Матери?

В голове у Лоуренса всплыл образ статуи в доме Риголо.

— Ты видел, у Риголо есть одна? Она из порта Кербе на западном побережье. Я покупаю их там и продаю здешним церковникам. Это и был мой хлеб. Поскольку я всего лишь перевожу и продаю камень, прибыль невелика, но когда статуэтку благословляет Церковь, она уже куда дороже. Язычники здесь сильны, и когда через город проходит северная экспедиция, с ней появляется множество людей, которые желают приобрести статуэтки.

То была загадочная алхимия Церкви. Как в Кумерсоне восторг толпы и жажда наживы привели к умопомрачительному взлету цены пирита, так и чувства верующих легко обращались в деньги.

Этого было вполне достаточно, чтобы Лоуренсу захотелось тоже попробовать.

— К несчастью, этих доходов я не вижу, но зато перевожу приличное количество. Но все это рассыпалось, когда северную экспедицию отменили. Я на собственной шкуре испытала, что никто не вышвыривает тебя на улицу так быстро, как Церковь.

Трудно было представить себе большую трагедию, чем трагедия человека, вложившего все свое состояние в тяжелые, неподатливые статуэтки.

Стоимость перевозки возрастет. Стоимость продажи имеет свой предел. Если Ив взяла денег в долг, чтобы приобрести больше статуэток, ее дела могут быть совсем плохи.

Лоуренс не думал, что торговец уровня Ив вложил бы все свое состояние в один товар, так что едва ли ей грозило полное разорение — но удар был серьезный.

Едва ли следовало удивляться, если с досады она решила прибегнуть к каким-то сомнительным и рискованным операциям.

— Я слышала, на юге влияние Церкви падает. Я давно уже подумываю, что пора прекращать грузить свои товары на тонущий корабль. Я решила, что одна крупная сделка напоследок — а потом передых.

Судя по этой фразе, передых не получится, если она сперва не осуществит крупную сделку.

— Так что вот, — продолжила Ив. — Мы как раз говорили, что если мне удастся сорвать хороший куш, можно будет отправиться на юг.

Лоуренсу не было нужды спрашивать, с кем это она говорила.

Сидящий рядом с ней Арольд пробормотал:

— Я тут подумал, самое время отправиться в паломничество.

Подобное странствие в его возрасте — все равно что поиск места, где упокоить свои старые кости.

Лоуренс слышал слова Арольда о паломничестве всякий раз, как останавливался на его постоялом дворе, но на этот раз старик, похоже, говорил серьезно.

— Вот такие дела, — сказала Ив, и взгляд Лоуренса вновь обратился на нее. — Не одолжишь мне немного деньжат?

Неожиданная просьба пришла, казалось, из ниоткуда.

Лоуренс, однако, не сильно удивился. Было у него некое предчувствие, что к чему-то подобному все идет.

— У меня есть кое-какие очень точные сведения о заседании Совета, — пояснила Ив. — Я могу все подготовить. Мне только нужны деньги.

Ее глаза неотрывно смотрели на Лоуренса. Смотрели почти сердито; впрочем, Лоуренс чувствовал, что все это в большой степени лицедейство.

— Если я узнаю все подробности дела и решу, что прибыль стоит риска, — с удовольствием.

— Торговля мехами. Твои деньги удвоятся.

Ни один торговец в мире не поведется на такое краткое объяснение, и Ив это, похоже, понимала. Она понизила голос и спокойным тоном продолжила:

— Совет Пятидесяти разрешит иностранным торговцам покупать меха при соблюдении некоего условия.

— Твой источник? — спрашивать, скорее всего, было бесполезно — все равно что интересоваться у разносчицы в таверне ее возрастом.

— Церковь.

— Несмотря на то, что они тебя прогнали?

Ив с улыбкой пожала плечами.

— Мы, конечно, расстались в плохих отношениях, но каждый знает, что полезно оставлять везде хорошие связи.

Разумеется, Лоуренс не мог доверять Ив; однако, похоже, сейчас она не лгала. Этому ее объяснению поверить было куда легче, чем если бы она сказала, что ей рассказал Риголо.

— И в чем же подвох?

— Условие таково: покупать меха можно только за деньги.

В ситуации, когда вся торговля мехами в городе вполне могла уйти в одни какие-то руки, Лоуренс гадал, какое решение будет в итоге принято, — но хитроумие плана, который он только что услышал, заставило его заговорить не думая.

— Стало быть, они не запрещают торговлю, но в то же время ведь у торговцев, пришедших издалека, едва ли есть при себе много денег.

— Именно. Но и вернуться с пустыми руками они тоже не могут, так что купят столько мехов, сколько смогут себе позволить с теми крохотными деньгами, что у них есть.

Это значило следующее: тот, у кого есть деньги, вполне сможет скупить весь ренозский мех и свезти его куда-нибудь в другой город.

Но кое-что не давало Лоуренсу покоя.

Сейчас, когда Ив все ему рассказала, ничто не мешало ему выкинуть ее из сделки и заняться покупкой мехов самому.

— Странно, что ты так беспечно говоришь мне об этом.

— Если все, что тебя интересует, — небольшой приработок, то, пожалуйста, занимайся этим делом сам.

Выражение лица Ив под капюшоном было совершенно нечитаемо.

Она его просто ни во что не ставит? Или же есть что-то, из-за чего в одиночку эту сделку не провернуть?

Нельзя говорить не подумавши, напомнил себе Лоуренс и стал ждать от Ив продолжения.

— Ведь на самом деле у тебя при себе не так уж много денег, верно?

— Не буду спорить.

— Тогда тебе нельзя упускать такую возможность. Ты ведь даже Риголо не знал, пока я вас не познакомила. Кто в этом городе согласится одолжить тебе денег?

Она была абсолютно права.

Но тут Лоуренс осознал кое-что, и холодок пробежал у него по спине.

Не исключено, что Ив изначально заговорила с ним, уже оценивая его как возможный источник денег. Если так, уровень их знаний друг о друге различался колоссально.

Лоуренс о ней не знал вообще ничего.

— Конечно, но я ведь могу вернуться в другой город и достать деньги там. Но, впрочем, разве не этого же ты от меня ждешь, раз предложила мне вложить деньги?

При себе у него большой суммы денег не было, и занять в городе ему было не у кого, так что оставался единственный вариант.

Но Ив медленно покачала головой.

— Конечно, я внимательно рассмотрела и тебя, и твою спутницу, и то, как ты заплатил за постой, и пришла к выводу, что ты, пожалуй, смог бы достать где-то тысячу серебряков Тренни. Но, полагаю, к тому времени, как ты их соберешь, все меха уже скупят другие.

Со спины от спины находится живот.

Чем больше старался Лоуренс держаться в стороне от ловушки Ив, тем сильнее чувствовал, что увязает.

Разве решение Совета не было продиктовано желанием не дать скупить все меха?

На первый взгляд идея разрешить покупку мехов только за деньги выглядела очень умной.

— Ты ведь не думаешь, что все эти торговцы за городом сидят там просто так?

— Кто-то, у кого есть большие деньги, использует их для получения большой прибыли, — наконец-то сообразил Лоуренс.

— Ага. Это, друг, торговая война.

— Торговая... война?

Термин был Лоуренсу незнаком, он его слышал впервые, но что-то в этих словах заставило сердце торговца затрепетать.

— Похоже, ты нечасто бываешь на морском побережье. Зайди в любую таверну в морском порту и поговори с тамошними торговцами. Ты услышишь о торговых войнах, поверь мне. Торговые войны из ниоткуда не берутся. В конце концов, мы торговцы, не бандиты. Тот, кто нападает, должен тщательно приготовиться заранее.

Это выглядело разумным. Не было в мире такого торговца, который не проверял заранее то, чем торгует.

— Есть хорошие шансы, что торговцы за городом сейчас гадают, какое решение примет Совет, и строят свои собственные планы. Как ты думаешь, сколько народу здесь, в городе, имеют большие деньги?

Вопрос снова пришел совершенно из ниоткуда; ответить на него с уверенностью было невозможно — однако Лоуренс был торговцем.

В голове у него мгновенно возникла грубая оценка исходя из размера города.

— Торговых домов, стоящих упоминания... где-то двадцать, разной величины. Лавок, специализирующихся на том или ином товаре... должно быть, две-три сотни. Примерно столько же зажиточных ремесленников.

— Примерно так и есть. И отдельный вопрос, сколько из них решат поставить собственные интересы выше интересов города.

На этот вопрос Лоуренс ответить не мог. Не потому что он плохо знал город, но скорее потому, что люди всегда скрывали свои себялюбивые устремления, даже если старались им следовать.

— Как бы там ни было, если хоть один из этих торговых домов решится на предательство, они ускользнут со всеми мехами. Если у них здесь лишь отделение, а штаб-квартира в другом городе, им совсем легко будет скрыть, чем именно они занимаются.

Торговцы в массе своей — общительные люди, их трудно склонить к предательству города, в котором они живут и получают прибыль много лет. Но достаточно большой доход способен поколебать лояльность любого.

— Конечно, — продолжила Ив, — я сомневаюсь, что крупная торговая гильдия встанет на путь предательства. В наши дни все записывается в налоговые книги, так что вызнать, что именно они сделали, будет легко. Если они тайно одолжат деньги торговцу, который сидит за городом, это можно будет узнать.

Лоуренс сообразил мгновенно.

— И даже если бы у них был скрытый источник денег, которого нет в записях, Совет может это предотвратить одной-единственной фразой: "Источник всех денег, используемых для покупки мехов, должен быть подтвержден".

Раньше он думал, что дощечки иностранных торговцев, которые выдавали у городских ворот, должны были предотвращать какие-либо ловушки со стороны иностранных торговцев; но теперь он почувствовал, что их значение куда глубже.

Лоуренс вспомнил необычайно тщательный досмотр, которому подверглись они с Хоро. Задним умом он понял, что его целью было не дать иностранным торговцам ввезти в город большие суммы денег.

Неужели Совет принял решение уже тогда?

— Но помимо торговых домов, деньги есть еще у очень, очень многих людей. Главы кожевенных мастерских и все, кто занимается материалами для дубления, имеют все основания не ждать ничего хорошего в отношении торговли мехами в городе. Они наверняка сейчас ищут деньги, чтобы вложиться в новые дела, и они с радостью будут заключать сделки с торговцами, которые угрожают городу. Решение Совета — по-видимому, лучшее, что они могли сделать, но едва ли хоть кто-то всерьез думает, что оно помешает скупить все меха. Позволь повторить еще раз...

Голос Ив был холоден.

— ...все меха в этом городе будут скуплены, подчистую.

Она предлагает занять свободное пока место и скупить меха самим?

Торговцы, намеревающиеся взять всю торговлю ренозскими мехами в свои руки, должны находиться одновременно внутри и вне города.

Иностранные торговцы, несомненно, понимают, что если они попытаются проникнуть в город, не только решение Совета не будет озвучено, но также город удвоит защитные меры; поэтому они встали лагерем за городом.

Если так — даже когда Совет примет решение, они не будут торопиться входить в город. Они это сделают лишь после публичного объявления решения, чтобы его уже нельзя было отозвать.

Для Лоуренса и Ив скупить меха не было чем-то невозможным.

— Раз ты знаешь, что у меня нет времени отправиться в другой город за деньгами, то я ничем не могу тебе помочь. Как ты уже сказала, у меня здесь нет связей, — произнес Лоуренс.

Это было самым загадочным.

Что замышляла Ив?

Голубые глаза смотрели на него из-под капюшона.

— Да, но один богатый источник денег у тебя имеется.

Лоуренс мысленно пробежался по списку всего, что у него было.

Ничего, что заслуживало называться "богатым источником денег", на ум не шло.

В любом случае, раз об этом знала Ив, это должно быть нечто совершенно очевидное.

Единственное, до чего Лоуренс мог додуматься, — его лошадь.

И тут его озарило. Неверящим взглядом он посмотрел на Ив.

— Вот именно. У тебя есть очаровательная спутница.

— ...Это же абсурд.

Лоуренс был абсолютно искренен.

Однако в виду он имел не то, что он никак не может продать Хоро, но скорее — что продажа Хоро не принесет тех денег, которые требовались.

Конечно, Хоро была невероятно красива, но красота не была чем-то, что можно немедленно обратить в тысячу серебряных монет. Иначе красивых девушек по всему миру похищали бы постоянно.

Возможно, Ив догадалась, что Хоро не человек, но даже если так, это ничего не меняло.

— Я знала, что ты так скажешь. Однако у меня была причина выбрать именно тебя.

На лице Ив была тонкая улыбка, которую Лоуренс не мог понять.

Может, она просто была так уверена в себе, а может, пьяна от своего собственного плана. Или —

Ив откинула капюшон, открыв свои красивые короткие золотые волосы и голубые глаза.

— Мы скажем, что она дочь аристократа, и продадим ее.

— Что?..

— Думаешь, это невозможно? — Ив ухмыльнулась, из-под губы показался правый клык.

Ухмылка презрения к самой себе.

— Мое имя Флер Болан. Формально я Флер фон Эйтерзендель Болан, одиннадцатая наследница рода Боланов, верность которого принадлежит королевству Уинфилд. Мы — аристократический род.

Над столь нелепой шуткой даже смеяться было неуместно.

Но глаза и уши — самые важные инструменты Лоуренса — говорили ему, что Ив не лжет.

— Разумеется, мы разорившиеся аристократы, которые не могут добыть денег даже для собственного пропитания, но имя звучит грандиозно, правда? Когда мы пали настолько низко, что не могли купить даже кусок хлеба, меня продали недавно разбогатевшему торговцу.

Такой путь нередко приходилось избирать разоренным аристократам, и это вполне объясняло ее горькую улыбку.

Утеряв достоинство, гордые аристократы вынуждены были продавать титулы и самих себя богатым торговцам.

Если именно это произошло с Ив, ее странное, как будто уставшее от мира выражение лица вполне можно было понять.

— Такова уж я; и, естественно, я знаю пару мест, где можно продать девушку благородных кровей. Ну, так что скажешь?

На эту территорию Лоуренс никогда прежде не забредал.

Когда торговец накапливает достаточно серьезное состояние, первое, что он делает, — создает себе имя. Купающийся в золоте владелец крупной торговой гильдии, возможно, был когда-то сиротой-старьевщиком; подобное случалось нередко. И, очевидно, титул тоже можно было приобрести, хватило бы денег. Лоуренс о таком слышал, но лично никогда не сталкивался.

Но вот прямо перед ним сидит Ив, женщина, которую купили именно таким образом.

— Твоя спутница легко сойдет за аристократку. Уж я-то знаю, — с улыбкой произнесла она.

Сомневаться не приходилось, голос Ив стал таким низким и хриплым как раз из-за ужасной судьбы, которая ее постигла.

— Конечно, наша цель — вовсе не продать ее. Как я уже сказала, они хотят ограничить покупку мехов только деньгами, чтобы их не раскупили мгновенно, но здешние торговые дома не ссудят деньгами иностранного торговца, верно? Но только торговые дома бывают разные. Если ты как следует все обоснуешь, кое-кто даст в долг за долю в прибыли, и так получилось, что я одно такое место знаю. "Продажа девы-аристократки" — лишь повод, и они это знают. Она нужна им лишь как залог на тот случай, если наш план сорвется. Это я тебе обещаю твердо.

Столь сложное объяснение Лоуренса впечатлило, но отдавать Хоро в залог ему совершенно не хотелось. Это было слишком опасно. Даже оставляя в стороне вопрос о ее безопасности — если все пойдет не так, его собственной жизни торговца настанет конец.

— Я — точнее, мы вовсе не просим тебя сбросить твою драгоценную спутницу.

— "Мы"? — переспросил Лоуренс с сомнением в голосе. Ив метнула косой взгляд на Арольда, все это время сидевшего молча.

— Я собираюсь в паломничество, — коротко произнес Арольд.

Старик говорил эти слова всякий раз, когда Лоуренс останавливался здесь.

Но Ив сказала "мы". Значит, она объединилась с Арольдом. Стало быть, он действительно собирается в паломничество, а Ив он оставит все свое имущество и постоялый двор.

Паломничество может длиться годами, иногда больше десятилетия. Если Арольд в его возрасте собирается в паломничество — это означает, что его нога никогда уже не ступит на улицы Реноза.

Иными словами —

— Это, возможно, мой последний шанс отправиться в паломничество. Я собирался сделать это уже много раз и скопил кое-какие деньги. Но мне всегда не хватало решимости...

От висящего в воздухе напряжения у Лоуренса заныло в животе.

Арольд устало улыбнулся и взглянул на Ив.

Эта женщина, должно быть, долго и упорно его уговаривала.

Потом синие глаза под изборожденными морщинами веками уставились на Лоуренса.

— Я оставлю тебе постоялый двор.

У Лоуренса остановилось дыхание.

— В конце концов, разве все торговцы не мечтают об одном и том же? — спросила Ив, и лишь теперь ее голос прозвучал звонко, как подобает юной аристократке, какой она когда-то была.

К оглавлению

Глава 3

Проснувшись на следующее утро, Лоуренс понял, что наконец немного успокоился.

Он лег в постель, надеясь именно на это, но слова Ив и Арольда были для него вином, которое будоражило кровь и отгоняло сон.

"Скажи нам к завтрашнему вечеру, ты с нами или нет".

Эти слова вновь и вновь звучали у него в голове.

В обмен на Хоро, которую они объявят единственной дочерью рода Боланов, они получат две, а может, и две с половиной тысячи монет Тренни; на эти деньги они купят мехов и отправятся вниз по реке Ром, опередив всех прочих.

Поскольку ренозские меха были высшего качества, Ив даже с учетом стоимости перевозки подсчитала, что вложенные деньги утроятся.

Лоуренсу казалось, что эта оценка чересчур оптимистична, но он не удержался от попытки самому прикинуть, что дальше.

Допустим, они накупят шкур на две тысячи серебряных монет и утроят свои вложения — это, значит, будет четыре тысячи чистой прибыли. Ив с Арольдом требовали от этого четыре пятых. Все-таки нужно было подготовиться, плюс платить за сведения; и в придачу Арольд оставит Лоуренсу постоялый двор.

Одно только здание стоило, должно быть, тысячи полторы монет Тренни. Так что, едва заявив, что четыре пятых — это слишком много, Лоуренс тотчас умолк.

Кроме самого здания, если все выгорит, Арольд передаст Лоуренсу и право владения постоялым двором.

В мире не было торговца, который бы не понимал, что это значит.

При постоялом дворе — если только человеку принадлежит само здание — можно открыть лавку и получать стабильный доход; это значило, что у уже существующих постоялых дворов был прямой интерес противостоять открытию новых — что они и делали, и весьма активно. Даже подумать страшно, во сколько обойдется для чужака приобретение права владения таким постоялым двором.

А если у Лоуренса будет в Ренозе собственный постоялый двор — горячие источники Ньоххиры не так уж далеко; и все это послужит хорошей отправной точкой в поисках Йойтсу.

С учетом всего этого странно было бы, если бы Лоуренсу удалось сохранить самообладание и думать обо всем с холодной головой.

Но что-то в объяснении Ив было не так; оно звучало слишком уж хорошо. На первый взгляд план выглядел безупречным, но Лоуренс не мог отогнать мысль, что что-то тут кажется странным.

С другой стороны, он дивился про себя, не слишком ли он подозрителен из-за огромного количества денег, вовлеченного в сделку.

А может, дело было в том, что весь план зиждился на деньгах, привнесенных Лоуренсом, а ради этого ему придется продать Хоро — пусть даже временно.

Однажды Хоро уже позволила поймать себя вместо Лоуренса — в городе Паттио.

Но тогда именно она предложила это как наилучший план.

На этот раз Лоуренс продаст Хоро ради собственной выгоды.

Внезапно он понял, почему Церковь хулит и преследует его род занятий.

Лежа в темноте, Лоуренс пытался понять, действительно ли он хочет позволить Хоро представиться аристократкой.

Он начал думать во сне, когда же кончится эта долгая ночь и этот сон урывками, как вдруг голос Хоро пробудил его окончательно.

— Ты, просыпайся.

Лоуренс открыл глаза.

— ...Нгг... уже утро?

Бесконечная ночь словно сама была сном. Открывшего глаза Лоуренса поприветствовал вливающийся в окно свет, а заодно и звуки города, шумно спешащего по своим утренним делам.

Похоже, где-то посреди своих пьянящих подсчетов он все же заснул.

Лоуренс взглянул на стоящую возле кровати Хоро и сел; тут он обнаружил, что весь в поту.

Невольно ему вспомнился самый первый раз, когда ему представилась возможность ухватить громадную прибыль — вскоре после того, как он начал самостоятельную жизнь торговца. Он тогда проснулся настолько промокшим от пота, что испугался, не обмочился ли он во сне. И прибыль, разумеется, оказалась пылью.

— Чем же ты таким занимался ночью? — вопросила Хоро.

Похоже, она была недовольна, но издевки в ее голосе не было. Возможно, она искренне за него тревожилась. Лоуренс потер скользкую от пота шею. Если бы Хоро оказалась вся в поту, он точно знал, что встревожился бы.

— Разговор был очень... активный.

Лоуренс вылез из-под одеяла, и холодный утренний воздух, едва прикоснувшись к телу, словно бы заморозил весь пот.

Хоро села на свою кровать и протянула тряпицу; Лоуренс благодарно принял ее, но, прежде чем воспользоваться, остановился.

— Я, ээ... признателен.

— Должна же я пометить тебя моим запахом.

Похоже, она пользовалась этой тряпицей, когда ухаживала за своей шерстью; материя была вся в волосках.

Если Лоуренс попытается обсушиться с ее помощью... он сомневался, что получится хорошо.

— Я беспокоюсь о тебе, — произнесла Хоро.

— Прости.

Когда Лоуренс беспокоился о ней, она дразнила его без устали, но, похоже, перемена ролей была для нее невыносима.

— Ты, думаю, уже догадалась — мы говорили о возможности колоссального заработка.

— С этой лисой?

Лоуренс находил Ив больше похожей на волчицу, а вот Хоро, истинная волчица, воспринимала ее как лису.

— Да. Точнее, с Ив, этой женщиной-торговцем, и Арольдом, владельцем постоялого двора.

— Хмм.

"Да ну?" — словно бы отвечала Хоро; однако же ее поведение было далеко от безразличного.

Хвост ее чуть распушился.

— Я пока только выслушал то, что они сказали, и пока не разобрался, что к чему; и, конечно, я пока не дал своего ответа. Но...

Хоро пригладила вздыбившуюся шерсть на хвосте и, прищурив глаза, повторила:

— Но?

— Прибыль будет...

— Важнее, чем мои пожелания? — перебила Хоро.

Лоуренс захлопнул рот, потом начал было что-то отвечать, но тут же замолчал.

Вне всякого сомнения, Хоро пыталась сказать, что большой доход лежит позади большого риска.

Собака, обжегшаяся об очаг, никогда больше к нему не приблизится.

Лишь человек глуп настолько, что вновь и вновь обжигается, пытаясь достать каштан из огня.

Но жареный каштан сладок, поэтому Лоуренс снова тянулся к пламени.

— Очень высока.

Хоро медленно прищурила красноватые глаза. Она выпустила из рук хвост и звучно почесала у основания ушей. Но все же Лоуренс не мог просто так отбросить предложение Ив. Он вспомнил свой самый первый спор со своим наставником.

— Прибылью будет этот постоялый двор — а может, и больше.

Хоро просто не могла не понять, что это значит.

Надеясь на ее понимание, Лоуренс произнес эти слова коротко и ясно.

Какое-то время висело молчание.

Оно было бы невыносимо для Лоуренса, если бы не глаза Хоро, округлившиеся, как луна.

— Это будет... почти что осуществление твоей мечты, да?

— Да, — честно признал Лоуренс. Колючее настроение Хоро исчезло, словно его и не было; она дернула правым ухом.

— Что тогда обсуждать? — наконец сказала она. — Насколько я помню, владение собственной лавкой — то, о чем ты мечтал всю жизнь, и если так, то не мне тебя останавливать.

Хоро взяла в руки хвост и стала расчесывать.

Похоже, она не знала, что еще сказать Лоуренсу.

Не в силах справиться с ее неожиданной реакцией, Лоуренс стоял столбом.

Он приготовился к тому, что она будет категорически против — или что она хотя бы скажет, что план чересчур опасен; это уже было бы важным знанием, чтобы определить, где правда в словах Ив.

Конечно, вполне может быть, что эта сделка — шанс всей его жизни; но если он решит, что опасность перевешивает выгоду, то пропустит ее между пальцами.

Деньги он сможет заработать и в другой раз.

Но ему никогда уже не встретить другую Хоро.

— Что тебя грызет? У тебя вид, как у брошенной собаки, — заметила Хоро.

Лоуренс невольно потер бородку; у него было такое чувство, будто Хоро видит его насквозь.

— Ты был так счастлив, когда я тебе перечила?

Хвост Хоро был бурого цвета, но по его нижней стороне шла белая полоса.

Она провела по меху пальцами, собрав отставший пух в белый шарик.

— Я ожидал, что ты откажешься, тогда я пойду по ветру и достойно отступлю, — честно сказал Лоуренс, и Хоро одарила его сердитой ухмылкой.

— Стало быть, ты ожидал, что я пролью свет на это дело с помощью моего ума и проницательности.

— Отчасти да.

— А остальная часть?

Скрывать от нее, что Лоуренс чувствовал, было бессмысленно. Хоро бы все равно раскопала и принялась бы играться с ним.

— Ну, ты тут делаешь такое сердитое лицо... — начал он.

Хоро хихикнула и коротко произнесла:

— Дурень.

— ...так что я задам встречный вопрос: что за неожиданная перемена настроения? Ты же ненавидела мысль, что я здесь влезу в какую-то сделку.

— Пфф, — фыркнула Хоро; только вот было это вызвано попавшей в нос пушинкой, или же она фыркнула на слова Лоуренса?

Должно быть, последнее, решил он; впрочем, Хоро не казалась раздраженной.

— Ты и впрямь... а, даже говорить не стоит. Я и так знаю, какой же ты дурень. И для меня это тяжелый груз, указывать тебе все время.

"Ты это серьезно?" Должно быть, почувствовав эту его мысль, Хоро метнула в него устрашающий взгляд, точно намереваясь разорвать его на куски.

— Ох уж... — продолжила она затем. — В конечном итоге я говорила и действовала лишь ради самой себя. Скажем, я действительно чувствую, что, когда я просто могу путешествовать вместе с тобой, это для меня самое лучшее. Все это время, когда я притворялась, что учу тебя какой-то великой всемирной премудрости, я просто делала это, чтобы продолжать путешествовать вместе. По правде сказать, это было больно.

Она дунула на белый пуховый шарик, отправив его в полет, и угрюмо уткнулась взглядом в хвост.

Нет, не просто угрюмо — на лице ее было написано: "Полный абсурд".

— Ты должен взвесить опасность, которая тебе грозит, против прибыли, которую получишь, и если прибыль стоит риска — действовать. Разве ты не мечтал всю жизнь завести собственную лавку? Я не хочу становиться у тебя на пути.

— Ты вовсе не стоишь —

— И в любом случае, если бы я не была с тобой, ты бы мог влезть во все, во что захотел бы, и если бы твой противник попытался тебя обмануть, ты был бы настороже, готовый перехитрить его и получить свою прибыль. Тебе хватало духа и безрассудства на такие поступки, или ты уже забыл?

После этих тычков со стороны Хоро старые воспоминания вернулись к Лоуренсу.

Там, в порту Паттио, он обладал такой предприимчивостью. Он отчаянно жаждал наживы и был готов на совершено невероятные вещи, чтобы превзойти грозящие ему опасности.

Но как же трудно было себе представить, что это было лишь несколько месяцев назад. Даже полугода еще не прошло, а казалось — все это случилось давным-давно.

Хоро свернулась в клубок поверх одеяла, обернув себя хвостом, так что его кончик высовывался возле подбородка.

— Никто не защищает свое гнездо так, как человеческий самец.

— Ээ... — все, что смог ответить Лоуренс на это заявление.

Лишь сейчас, когда ему это сказали, он понял. Выросшая внутри него крепость была защитным сооружением; он вырастил ее, когда чувствовал, что останется один навсегда.

— Но я не могу тебя в этом винить. Ты... нет, я всегда считала твое лицо таким очаровательным, когда ты меня боялся.

Эта последняя шутка Хоро еще яснее показывала ее чувства.

Но, конечно, это вполне могла быть и часть ее плана.

— Я всегда вела себя с тобой очень себялюбиво. Ты тоже можешь немножко себялюбиво повести себя со мной. И если ты захочешь забыть обо мне...

Лоуренс собрался было заявить поспешно, что никогда не захочет такого, но, поняв, чего добивается Хоро, проглотил свои слова.

— ...ты вполне можешь повернуться ко мне спиной. Пока я тебя не укушу.

Хоро улыбнулась, обнажив клыки.

Должно быть, в мире не было торговца, который бы помнил свои долги и обязательства так полно и детально, как Хоро.

Лоуренс знал немало торговцев, которые обзавелись домами и, хотя прежде были целеустремленными, упорными людьми, полностью утратили боевой дух.

И если самого его устраивает роль удачливого бродячего торговца — что ж, быть посему.

Но когда он спросил себя, а устраивает ли его эта роль на самом деле — оказалось, что он не настолько еще устал, чтобы ответить "да".

Когда он проводит Хоро до ее родного города и вернется к своей бродячей торговле, ему понадобится не так уж много времени, чтобы скопить денег на собственную лавку.

Но по сравнению с постоялым двором и правом на владение им та его мечта выглядела совсем мелкой. Готовое здание, да права, да приличные деньги, которые можно сразу вложить, куда он пожелает, — сама мысль о таких возможностях почти пугала.

Сможет ли он сделать это? Лоуренс понял, что хотел бы попробовать.

— Тем не менее кое-что в этой сделке заставляет меня колебаться.

— О? — Хоро заинтересованно подняла голову.

Поскребя в затылке, Лоуренс собрался с силами.

— Чтобы раздобыть нужное количество денег для этой сделки, они должны использовать тебя.

Лицо Хоро осталось бесстрастным, словно приглашая продолжить.

— Они собираются выдать тебя за деву-аристократку и отдать в залог торговому дому.

Услышав это, Хоро фыркнула.

— Только не говори мне, что из-за этого ты и потел всю ночь.

— ...Ты не сердишься?

— Меня сердит лишь то, что ты думал, что я буду сердиться.

Эти слова Лоуренс уже когда-то слышал.

Однако он не понимал, к чему она клонит.

— Все еще непонятно?

Лоуренс ощущал себя юным учеником торговца, которому задали простейший вопрос, а он не в силах ответить.

— Ты просто невероятен, правда... — сказала Хоро. — Скажи, разве я не твой партнер? Или я просто дева, которую ты защищаешь ради собственного удовольствия?

Услышав это в таком виде, Лоуренс наконец понял.

— Или у меня совсем нет никаких достоинств? Если я могу принести какую-то пользу твоей торговле, я с радостью позволю тебе отдать им меня!

Несомненно, это была ложь; но ясно было и то, что при выполнении определенных условий Хоро доверяла Лоуренсу достаточно, чтобы пойти на значительный риск.

Если Лоуренс не сумел увидеть в ней это доверие... что ж, неудивительно, что она сердилась.

А условия эти: в свою очередь, доверять ей как партнеру, который может выполнять его в меру неразумные просьбы; доверять ей как мудрой волчице, которая помогает ему не свалиться в пропасть; и, наконец, уважать ее как равную себе.

Пока Лоуренс об этом не забывает, он может просить Хоро о чем угодно, и она не будет чувствовать, что ее используют.

— Стало быть, мне вправду очень нужна твоя помощь, — произнес он.

— Пфф. Однажды я уже позволила схватить себя вместо тебя, но то была благодарность за твою доброту ко мне. На этот раз благодарность ни при чем.

Это не благодарность, это не какая-то услуга.

Что же это тогда?

Не деньги, не обязательство.

До сих пор отношения Лоуренса с людьми всегда основывались на полной взаимности: сколько он давал, столько и получал. Если он давал что-то в долг, то ожидал возврата, а если сам заимствовал — должен был расплатиться. Даже "дружеские" отношения были по сути своей торговыми.

С Хоро было по-другому — совершенно иной род отношений.

Но едва Лоуренс понял, какое определение для этих отношений самое подходящее, Хоро одарила его взглядом, который без слов говорил: "Не вздумай произнести это вслух".

— Так. Есть ли еще что-нибудь, что тебя тревожит? — спросила она затем.

— Разумеется. Меня тревожит, что это может оказаться ловушка.

Хоро хихикнула.

— Если у противника есть план, противопоставь ему свой. Чем крупнее план...

Эти слова она говорила уже — когда они с Лоуренсом повстречали подозрительного молодого торговца, который пытался втянуть Лоуренса в разорительную сделку.

— Чем крупнее план, тем больше прибыль, когда удается его расстроить.

Хоро погладила хвост и кивнула.

— Я волчица Хоро Мудрая. Очень мило было бы, если бы мой партнер оказался каким-нибудь никчемным торговцем.

Лоуренс рассмеялся — такой разговор у них когда-то уже был.

Время проходит, и люди меняются.

Лоуренс не знал, хорошо это или плохо.

Но он точно знал, что когда есть партнер, с которым можно поделиться всем, — это счастье.

— Итак, — произнесла Хоро.

— Да?

Что бы ни случилось, ее имя, похоже, было глубоко высечено на его душе.

Мысли Хоро были ему совершено ясны.

— Завтрак, верно? — улыбнулся Лоуренс.

Первое, что необходимо было сделать, — побольше всего разузнать.

Если они смогут выяснить, действительно ли Ив торговала статуэтками, действительно ли деньги ей платила Церковь и действительно ли она с Церковью рассорилась, это сказало бы многое.

Хоро осталась в комнате, заявив, что желает читать книги, взятые у Риголо.

Когда она сообщила Лоуренсу, что дозволяет ему носиться по городу сколько его душе угодно, Лоуренс обнаружил, что хочет сказать спасибо. Это, однако, было бы довольно неловко, так что он ограничился лишь словами: "Приятного чтения, и не рыдай слишком много".

Хоро уже лежала на животе и листала страницы, и единственным ответом ее было рассеянное колыхание хвоста. Уши чуть дернулись, возможно, потому, что она услышала от Лоуренса что-то, чего услышать не хотела.

Царившее внизу настроение с учетом минувшей ночи выглядело немного странным, но Лоуренс лишь коротко поздоровался с Арольдом и вышел.

Пока у него есть свежий утренний воздух, бурлящий город и теплый солнечный свет, все обстоит не так уж плохо.

Лоуренс зашагал вперед.

Знакомых в этом городе у Лоуренса не было, а единственным источником сведений была разносчица в "Хвосте рыбозверя". Но в это время дня продавцы вина и мясники были особенно заняты — они покупали необходимые для своей работы припасы, — и потому Лоуренс решил сперва наведаться к церкви.

Город был невелик, но его улочки запутанны, так что Лоуренс здешней церкви еще не видел; но тем не менее у него уже сложилось впечатление, что Церковь в городской жизни занимала достаточно серьезное место.

Вблизи Реноза язычники встречались уже довольно часто; сплошь и рядом они жили по соседству с почитателями Единого бога.

Можно было бы предположить, что это свидетельствует об ослаблении Церкви в здешних местах; однако, напротив, соседство с язычниками лишь укрепляло дух приверженцев Церкви.

Они верили, что трудности — это испытания, ниспосланные им Единым богом, так что это вполне имело смысл. Стремление Арольда отправиться в паломничество на юг, возможно, было здесь обычным делом.

Самых ярых сторонников Церкви всегда можно найти там, где она слабее всего.

Быть может, это из-за того, что, не будь они готовы к страданиям, пламя их веры быстро окажется задуто ветрами язычества — а может, эти ветра лишь раздувают огонь.

Раз так, не приходилось ставить под сомнение то, что Ив занималась ввозом статуэток. Спрос на них здесь был, это уж точно.

Но это, разумеется, не означало, что сомневаться не было нужды вообще.

Лоуренс купил у булочника немного ржаного хлеба и спросил дорогу. Едва увидев церковь, он не удержался от возгласа:

— Да это как склеп!

Перед Лоуренсом была не столько церковь, сколько каменный храм.

Знакомый внешний вид, но совершенно другая атмосфера. Лоуренс зашел через распахнутые двери внутрь помещения, где сколько-то человек совершали утренний молебен.

Одного взгляда на вход в церковь достаточно, чтобы понять, насколько она богата. Внутреннее убранство церкви должно создавать впечатление древности, иначе ее не будут уважать; но вход — дело иное. Когда ступени и двери портятся от потока людей, процветающая церковь тратит деньги на их починку. Выпячивание богатства в чистом виде.

Здешняя церковь, несмотря на поток входящих и выходящих людей, щеголяла превосходными вытесанными из камня ступенями.

Совершенно ясно было, что ренозская церковь деньгами не обделена.

Ну а что насчет ее расходов?

Лоуренс огляделся в поисках подходящего местечка.

Между церковью и тремя стоящими рядом мелкими домишками вглубь квартала уходил проулок. Совсем недалеко пройти по этому проулку — и окажешься в месте, до которого (и до обитателей которого) не доходят ни городская суета, ни солнечный свет.

Когда Лоуренс шел проулком, никто на него даже глаз не поднял.

Да, понадобится сильное заклинание, чтобы вывести их из этого сна.

— Да пребудет с тобой благословение Господне, — обратился Лоуренс к одному из них.

Прежде трудно было судить, этот человек спал или был мертв, но сейчас его глаза распахнулись.

— Хнн! ...Ох. Милостыню не даешь, да? — в его голосе смешались предвкушение и разочарование.

Лоуренс оглядел мужчину от головы до пят — явно не служитель Церкви.

Протянув ему кусок еще теплого ржаного хлеба, Лоуренс с лучшей своей деловой улыбкой произнес:

— Милостыни не будет, боюсь. Я хочу задать несколько вопросов.

При виде хлеба лицо нищего залилось краской. Похоже, он не из тех, кто будет препираться по мелочам.

— Черт подери, спрашивай что хочешь.

Он пожирал хлеб со скоростью, удивившей даже Лоуренса, привычного к обжорству Хоро, затем ухмыльнулся во все зубы.

— Насчет церкви, — пояснил Лоуренс.

— Чего желаешь узнать? Сколько любовниц у настоятеля? Кто отец ребенка, которого недавно родила монашка?

— Это все очень интересно, но нет. Я хочу узнать, сколько хлеба эта церковь печет.

Разумеется, церковь не пекарня. На самом деле Лоуренс интересовался, сколько хлеба церковь раздает нуждающимся. Существовали церкви и монастыри, у которых было настолько плохо с деньгами, что они вообще прекращали этим заниматься, но большинство все-таки раздавали хлеб в зависимости от степени преуспеяния.

И, конечно, получатели этого благодеяния были прекрасно осведомлены о состоянии церковной кухни.

— Хех, давненько меня об этом не спрашивали.

— О?

— Вот раньше — торговцы вроде тебя все время подходили и спрашивали. Хочешь узнать, как идут дела у тутошней церкви, да? Похоже, она сейчас не завлекает людей так, как раньше. Думаю, Господу надо бы получше стараться.

В торговле ходила поговорка: "Смотреть на ноги". Означала она — смотря на противника, нужно не только выискивать его слабые места, но оценивать положение в целом.

Так кому же и смотреть на ноги, как не нищим — людям, которые целыми днями лежат и мимо которых проходят ноги горожан?

Иногда города изгоняли всех нищих сразу, потому что те, кто у власти, боялись, сколько же знают эти люди о состоянии их сундуков.

— Я во многих городах был, но тутошняя церковь лучше всех. Она, может, и не очень много раздает хлеба и бобов, зато они всегда хорошие. Хотя...

— Хотя? — повторил Лоуренс.

Нищий закрыл рот и почесал щеку.

У нищих была своя иерархия. Те, кто находился ближе к входу в церковь, где легче было просить милостыню, знали больше других.

Лоуренс извлек две дешевых медных монетки и протянул нищему.

Тот хихикнул.

— Хотя — епископ раскидывает больше денег в городе, чем хлеба среди нищих.

— Откуда ты знаешь?

— О, я знаю. Когда проезжает его великолепная карета, охрана которой отгоняет нас, я знаю. И если посмотреть, какой мусор они выбрасывают, становится ясно как день, что у них сегодня было на обед. А когда я гляжу, сколько расфуфыренных шишек приходят на этот обед, я знаю, какой важный там гость. Впечатляет, да?

Люди, облеченные властью, не закатывают великих пиров без повода. Поскольку церковь вела дела с Ив — покупала у нее статуэтки, благословляла их и перепродавала втридорога, — подобные пиры должны были быть политическими по природе. Вложение денег, не больше не меньше.

Конечно, Лоуренсу по-прежнему было неясно, чего именно пытается достичь Церковь, но теперь он понимал, что она имеет заметное влияние в Совете Пятидесяти.

"И все-таки..." — думал Лоуренс, разглядывая нищего.

В военное время, когда в город врывался враг, нищих поднимали на копья первыми, и Лоуренс понимал почему.

Каждый из них был как шпион.

— А ты не можешь применить свой ум и знания, чтобы занять более высокое место в обществе? — неожиданно для самого себя спросил Лоуренс.

Нищий покачал головой.

— Не понимаешь, парень, да? Господь сказал: "Блаженны нищие", да? Скажи, у тебя появляется такое теплое, приятное чувство в животе всего лишь от куска хлеба с корочкой да пары медяков? — нищий пристально смотрел на Лоуренса. — А у меня появляется.

Не все мудрецы мира ходили в кожаных одеждах.

Лоуренс чувствовал, что этот человек гораздо лучше олицетворяет собой учение Единого бога, нежели все те, кто сидит в церкви, близ которой он просит подаяние.

— Короче говоря. Я, конечно, не знаю, что ты затеваешь, — продолжил тем временем нищий, — но если попробуешь иметь дело с тутошней церковью, тебя мигом возьмут за ушко да на солнышко. Я только одного торговца знаю, который работал с ними долго, и даже он в итоге наорал на них своим хриплым голосиной.

Лоуренсу не пришлось объяснять, о ком шла речь.

— Торговец статуэтками?

— Статуэтками? Ах да, кажется, он возил несколько таких штук. Он что, твой друг?

— Вроде того. Так... а чем-нибудь еще он торговал? — никакого намека на какую-то побочную торговую деятельность Ив не было, но торговцы частенько укладывали какую-нибудь мелочевку среди основного груза.

Таковы были мысли Лоуренса, однако ответ нищего заставил его глаза удивленно распахнуться.

— А я был уверен, что он торговец солью. Что, разве нет?

Если бы кто-нибудь попросил Лоуренса назвать три самых тяжелых для перевозки груза, он бы ответил не задумываясь: камень для строительства, квасцы для окрашивания тканей и соль для сохранения пищи.

Все эти товары очень плохо подходили на роль побочного приработка.

Взбудораженный, Лоуренс навис над нищим.

— А почему ты так решил?

— Эй, эй, полегче, приятель. Вы что, соперники? Я не хочу влезать в проблемы только потому, что ты задавал мне вопросы, — нищий отпрянул и принялся сверлить Лоуренса настороженным взглядом.

— Прости, — проговорил Лоуренс, вернув самообладание. — Мы не соперники. Я собираюсь торговать вместе с ним.

— ...А, и поэтому ты хочешь о нем побольше разузнать, да? Ну, на вид ты хороший парень. Думаю, ты не станешь так прямо врать. Ладно, расскажу.

Лоуренс, как и любой торговец на его месте, был не вполне уверен, стоит ли радоваться тому, что его сочли "хорошим парнем".

С одной стороны, хорошо, что люди рядом с ним не так сильно насторожены; но, с другой стороны, они могут не воспринимать его всерьез.

Нищий издал смешок.

— О, я всего лишь имел в виду, что нас многие торговцы пытаются использовать, но большинство их думают, что они лучше нас. А уж таких, кто с уважением слушает, что я говорю, совсем мало. Это все, что я имел в виду.

Лоуренс был настолько смущен, что чуть было не сказал нищему, что лесть не добавит ему монет.

— А, ну, в общем, это просто, — сказал нищий. — Иногда, когда этот торговец приезжает в церковь, соль высыпается из каких-то щелей в его грузе. Я по запаху чую, это соль для сохранения мяса или рыбы — отличное было бы добавление к какому-нибудь вину. А когда соли нет, вкус не очень. Вот почему я решил, что он торгует солью.

Чем сильнее заходишь в глубь материка, тем ценнее соль.

Ив говорила, что покупает статуэтки в приморском городе.

Легче легкого спрятать морскую соль в те же ящики, в которых перевозятся статуэтки.

А может, она ввозит соль тайно.

Если она торгует с церковью давно, они, вполне возможно, не так уж тщательно проверяют ее грузы.

— В общем, такие дела. Еще что-нибудь хочешь узнать?

Это был не просто нищий, давший Лоуренсу важные сведения; его грязная, распростертая на земле фигура дышала каким-то странным достоинством.

Но Лоуренс уже услышал все, что ему было нужно.

— Ты рассказал мне секрет счастливой жизни. Этого более чем достаточно.

Похоже, золотой самородок и впрямь можно найти в придорожной канаве.

Судя по всему, Ив действительно имела дело с Церковью.

И теперь Лоуренс знал, что епископ швыряет деньги направо и налево, чтобы достичь какой-то политической цели.

Если так, едва ли могло показаться необычным, что Ив готова пойти на приличный риск, чтобы заработать побольше денег. Когда статуэтки покупались по дешевке, а потом благословлялись, главная прелесть заключалась, несомненно, в их последующей перепродаже.

Но кое-что выглядело здесь странным.

Перевозка статуэток была стабильным источником дохода — неужели она могла рухнуть из-за единственного сбоя? Может быть, Церковь просто не воспринимала Ив всерьез, или же они придумали систему, позволяющую им получать статуэтки без ее помощи?

Ив решила покинуть этот город навсегда, но в то же время, похоже, она не окончательно выбросила из головы возможность того, что на следующий год ее сотрудничество с Церковью возобновится; Лоуренсу это показалось ужасно великодушным с ее стороны.

Согласно словам нищего, Ив ругалась с Церковью так яро, что ее голос было слышно снаружи. Но ничто из известного Лоуренсу не заслуживало столь горячего расставания. Иногда торговцам приходится оставаться при никчемном товаре, иногда торговые партнеры поворачиваются спиной. Такое случается.

Конечно, такие вещи огорчают, и чем глубже было доверие, тем острее чувство предательства. Но Ив, на взгляд Лоуренса, была не настолько юным торговцем, чтобы думать, что криком можно что-то исправить.

Знала ли Церковь, что Ив из аристократии, хоть и падшей?

Ив говорила, что здесь, в Ренозе, есть торговый дом, которому известно о ее благородном происхождении.

По части умения добывать сведения Церковь могла посрамить любую торговую гильдию — конечно же, она знала.

Невероятным казалось, что тот же самый епископ, который наприглашал отовсюду богатых аристократов на роскошный пир, отмахнулся от Ив, тоже аристократки. Она могла быть ему полезной для множества дел.

Или же она перестала быть полезной?

Не потому ли она решила втянуть в сделку на тысячи серебряных монет Лоуренса, с которым едва познакомилась?

Жест отчаяния? Или же она пыталась поправить свои дела? Это не могла быть просто прихоть. Слишком большие деньги.

Не слишком ли он осторожничает, ища скрытые мотивы там, где есть одна лишь жажда наживы?

Но даже если Ив пытается заманить Лоуренса в ловушку, у нее есть лишь несколько вариантов.

Она может сбежать с товаром, когда Лоуренс отдаст деньги; или она может убить Лоуренса во время перевозки товара; или же, возможно, она заключит с торговым домом тайное соглашение, чтобы те продали Хоро, а потом сделает вид, что ничего не знает.

Однако ни во что из этого Лоуренс всерьез не верил.

Предложенная Ив сделка была абсолютно законной (если не считать того, что она выдаст Хоро за аристократку), а значит, ее содержание будет оглашено в присутствии нотариуса и Лоуренс получит письменную копию договора. Если он перешлет ее торговой гильдии в другой город, его противник лишится возможности предпринимать какие-либо неразумные действия. Пока кто-то третий осведомлен обо всех действиях Лоуренса, Ив будет непросто осуществить любой из тех планов.

Кроме того, Лоуренс не думал, что Ив так несерьезно его воспринимает, что надеется одолеть его столь примитивными способами.

Возможно, она и вправду ничего такого не замышляет.

Каждая сделка проходит где-то между доверием и подозрением.

Лоуренс был далек от полного доверия к Ив, но у него есть лишь ограниченное время для сбора сведений, иначе сделка станет невозможной.

И ему придется принять решение.

Эти мысли крутились у Лоуренса в голове, пока он шел к "Хвосту рыбозверя".

Теперь, когда Совет Пятидесяти принял решение (которое, похоже, не секрет уже ни для кого), по городу должны ходить новые сведения — по крайней мере он этого ожидал.

Когда Лоуренс добрался до таверны, там не было ни единого человека. Тогда он, пройдя переулком, вышел к таверне сзади и обнаружил там знакомую разносчицу — она мыла громадную чашу, судя по виду, из-под вина.

— Господи, да ты рано сегодня, — произнесла девушка.

— Должно быть, это из-за ледяной воды ты делаешь такое лицо.

— О да, и из-за этого же я и сама немного холодна, — с улыбкой ответила она, кладя скомканную пеньковую тряпку, которой только что терла чашу. — Как ты думаешь, сколько торговцев уже подходили со мной поговорить?

И все жаждали прибыли, несомненно.

Лоуренс понятия не имел, сколько торговцев в городе сейчас пытались нажиться на торговле мехами, но Ив, похоже, верила, что она и Лоуренс смогут получить прибыль. В голове у него мелькнула мысль: а так ли это? Еще один повод для беспокойства.

— А ты не можешь представить себе, что всех их тянет твоя красота? — спросил Лоуренс.

Разносчица хихикнула.

— Улыбки — золото, слова — серебро. Как ты думаешь, сколько неотесанных грубиянов совали мне медяки?

Слишком уж много их быть не могло, но и не единицы, несомненно.

— Должен признать, я тоже пришел спросить кое-что невежливое.

— Нисколько в этом не сомневаюсь. Только намекни торговцу, что он с тебя что-то может поиметь, и он непременно заявится. Ну, и что ты хочешь узнать? — похоже, тряпку она отложила не потому, что хотела поговорить с Лоуренсом, а просто чтобы вылить из чаши воду. Она наклонила чашу, в которой Хоро могла бы поместиться целиком, если бы скрючилась, и ее содержимое полилось на землю.

— Насчет Совета Пятидесяти, — без обиняков ответил Лоуренс. Вообще-то, если он так просто выложил, зачем пришел, он вполне заслужил быть выгнанным пинками, и жаловаться было бы не на что.

Но разносчица лишь пожала плечами и улыбнулась.

— Я слышала, они приняли решение. Говорят, они позволят покупать меха, но только не в долг.

В точности то, что сказала Ив.

Пока Лоуренс раздумывал, насколько ценны эти сведения, девушка ногой смела в угол виноградные шкурки и продолжила:

— Гости меня об этом всю прошлую ночь расспрашивали. Ей-богу, один-два могли бы хотя бы любовное письмо мне принести.

Вертя в голове новый факт, Лоуренс не думая ответил:

— Договор — единственное любовное письмо торговца.

— О, это правда, конечно, что когда любишь и любим, это живота не наполняет, — сказала разносчица. — Хмм, — добавила она неуверенно, потом величаво улыбнулась, словно давая понять: "Впрочем, для женщины это не совсем так".

Лоуренс сочувственно улыбнулся; он понимал, впрочем, что если будет ей подыгрывать, окажется в итоге не лучше, чем любой подвыпивший посетитель.

— Ну, мне достаточно взгляда, и я сыт. Думаю, я должен поблагодарить тебя за трапезу!

На мгновение разносчица застыла, потом игриво хлопнула Лоуренса красной от кухонной работы рукой.

— Господин, ты несправедлив! Эти слова я собиралась сказать!

Лоуренс рассмеялся, но ум его был холоден и сосредоточен.

Ему казалось странным, что с прошлой ночи сюда пришло так много торговцев, пытающихся проверить свои сведения у этой девушки. Если сами они узнали их от друзей или партнеров, совершенно не было нужды проверять их, беседуя с какой-то разносчицей в таверне.

Кстати, из чьего рта вообще исходили самые свежие новости?

Возможно, большая часть ее собственных знаний исходила от тех же торговцев, которые случайно проговаривались, когда спрашивали ее.

— А те люди, которые приходили к тебе с вопросами, — это в основном ваши постоянные посетители или нет?

— Э? постоянные? — девушка выкрутила тряпку, чтобы отжать воду. Лоуренс подивился, не болят ли у нее руки — все-таки вода была холодная и погода тоже. Девушка нахмурилась и выдохнула облачко тумана. ­— Пожалуй, половина постоянных, половина нет. Только...

— ...Только?

Девушка украдкой огляделась и продолжила тихим голосом.

— Только большинство новых гостей были довольно-таки безрассудны. Ты единственный из них, кто задавал правильные вопросы.

— Ох, да ладно, — ответил Лоуренс с деловой улыбкой на лице.

— Когда они такие, я им и слова не скажу. Может, у иностранных торговцев уши и чуткие, но больно уж длинные языки. Приходят и с порога вываливают: "Так я слышал, покупать меха разрешат только за деньги, это правда?" Что за абсурд!

— Никудышные торговцы, — и Лоуренс издал смешок; под маской лица, однако, он был далек от спокойствия.

Если бы все торговцы были так глупы, делать деньги было бы куда проще, чем в реальности.

И дело не в том, что лишь иностранные торговцы допускают подобные ошибки. Конечно, все жители городов верят, что люди из их города самые умные и вообще лучше всех, — но это не более чем распространенное заблуждение.

Так какова же была их цель?

Возможно, иностранные торговцы так свободно говорили о решении Совета, чтобы показать, как много они знают, — и тем самым запугать местных торговцев. А может, это была тактика ростовщиков и менял, надеющихся временно повысить цену денег в предвкушении скупки мехов.

Но иностранным торговцам не было никакой выгоды распространять ложные сведения, так что, какова бы ни была их цель, итог совещания был, похоже, именно таков, как сказала Ив.

Если торговцы, поселившиеся за пределами города, действуют в своих собственных интересах, то, скорее всего, они пытаются внести сумятицу и запутать своих противников. Правда, в этом случае, полагал Лоуренс, по городу должна ходить не одна версия решения Совета.

Более того, наиболее осведомленные из горожан должны знать истину из первых рук, так что вряд ли иностранные торговцы пытаются устроить сумятицу.

Ив сказала, что узнала новость от кого-то из служителей Церкви.

Будь то правда или нет — Лоуренс может попытаться разузнать что-нибудь здесь, из чего он сможет потом извлечь пользу.

— Кстати, — начал он.

— Да?

— Я хотел бы еще спросить о здешней церкви —

— Эмм, пожалуйста, потише, — перебила его девушка с внезапно напрягшимся лицом; затем она ухватила Лоуренса за руку и сквозь приоткрытую заднюю дверь затащила его в таверну.

Потом глянула в дверную щель, чтобы убедиться, что их никто не видел.

Пока Лоуренс недоумевал, что же происходит, девушка повернулась к нему и сказала:

— Если ты интересуешься церковью, значит, что-то уже успел услышать.

— Ну, вроде бы...

— Послушай доброго совета: не связывайся.

Разносчица произнесла это с таким серьезным выражением лица здесь, в тесной задней комнатушке пустой таверны, что Лоуренс почувствовал, как его маска бесстрастного торговца сползает с него; впрочем, он быстро взял себя в руки.

— Здесь идет борьба за власть, верно?

Если только девушка не обладает способностями к лицедейству под стать Хоро, Лоуренс по ее реакции сразу поймет, попал он или нет.

— Мы здесь подаем необычные блюда, поэтому мы одно из тех мест, где готовятся обеды для церкви.

Это согласовывалось со словами нищего; действительно, здесь было одно из немногих мест, где церковники могли получить любое мясное яство, какое захотят.

Девушка поскребла в затылке и тревожно вздохнула.

— Не знаю всех подробностей, но они, похоже, приглашают всех власть имущих подряд. Один раз мы две ночи напролет готовили для какой-то церковной шишки, которая должна была приехать издалека.

Сановник Церкви из далеких краев.

Если это и впрямь борьба за власть, Лоуренс отлично понимал, на что это все указывает.

Разговор принимал странный оборот.

— Значит, они укрепляют здесь свою власть, — сказал Лоуренс.

— Да. И они очень берегут свою репутацию, как гончар еще не высохшую глину. Они щедро раздают нуждающимся, но откуда они берут деньги, непонятно. Поэтому с теми, кто говорит всякие вещи, может произойти все, что угодно. Все здесь шепчутся, что если на кого падет глаз Церкви, он не сможет оставаться в городе.

— Если так, почему ты мне это рассказываешь? — спросил Лоуренс, немного напуганный серьезностью девушки.

— Ну, я всякому не рассказываю.

Как Лоуренс носил маску торговца, так и девушка, вне всяких сомнений, носила маску разносчицы.

Итак, если со спины от спины находится живот — что сейчас перед Лоуренсом?

— Просто чтобы я знал: могу ли я поинтересоваться, почему для меня ты делаешь исключение?

— Ну, рискну сказать... — с неожиданно скромным видом ответила она, придвинув лицо ближе к Лоуренсу. — Думаю, потому что от тебя пахнет другой женщиной.

Уперевшись спиной в стену и не в силах отойти назад, Лоуренс уставился на девушку; его лицо совсем перестало слушаться.

— Значит, это твоя гордость как разносчицы, да?

Девушка хихикнула.

— Это тоже; но вообще-то есть в тебе что-то, из-за чего любой девушке, хоть немного уверенной в себе, хочется попытать счастья. Ты с этим часто сталкиваешься?

К несчастью, опыт Лоуренса ограничивался тем, что его отшивали служанки на постоялых дворах.

Все, что он мог сейчас, — лишь покачать головой.

— Что ж, тогда объяснение может быть лишь одно. Ты совсем недавно познакомился с женщиной, которая с тобой сейчас.

Ее не следовало недооценивать. Это и есть то, что называется женской интуицией?

— Это потому, что ты очень тихий, — продолжила она. — Держу пари, когда ты путешествовал один, по тебе проводили взглядом и не возвращались; но когда мы, женщины, видим, что ты с другой, нам становится любопытно. Когда зверь видит барашка, который гуляет в одиночестве, он, может, слишком ленив, чтобы охотиться на него; но когда рядом с барашком волчица, нам становится интересно — этот барашек действительно так вкусен? И мы желаем его для себя.

На свете найдется немного мужчин, которые будут довольны, когда их сравнивают с баранами; но самая печальная правда заключалась в том, что с ним на самом деле была волчица.

Эта девушка вообще человек ли?

— Вот почему мне так хочется, чтобы ты привел свою спутницу в таверну.

Если нет интереса к деньгам и общественному положению — возможно, именно такого рода пряность добавляет вкуса жизни.

Как ни странно, именно это разносчица, похоже, и взяла с Лоуренса в обмен на рассказанную ему правду.

— Ты уже передала мне это приглашение, — сказал Лоуренс.

Разносчица улыбнулась с некоторой досадой.

— О, твое самообладание так раздражает.

— Я барашек, в конце концов. Мы сочувствия не заслуживаем, — и Лоуренс положил руку на заднюю дверь, затем обернулся к девушке. — Разумеется, я никому не скажу о нашем разговоре.

— Даже своей очаровательной спутнице?

Лоуренс не мог не рассмеяться.

Возможно, подумал он, такие девушки больше в моем вкусе, чем какие-нибудь хрупкие и нежные создания.

— Итак, ты говоришь, рассказал мне все, да?

— Ни единой подробности не утаил.

Вернувшись, Лоуренс обнаружил Хоро в точно таком же состоянии, как когда уходил — читающей книги и лениво помахивающей хвостом. Дернувшись последний раз, хвост замер.

— Похоже, я должна научить эту девчонку паре вещей про территорию, — Хоро взглянула на Лоуренса с умеренно довольным видом. — Однако, похоже, ты начинаешь кое-что понимать.

— Чтобы тягловая лошадь была свободна, несмотря на поводья, она должна предугадывать волю хозяина.

Хоро удовлетворенно улыбнулась.

— Итак, — сказала она, усаживаясь. — Что ты обо всем этом думаешь?

Похоже, можно было считать надежными фактами, что Ив действительно продавала статуэтки Церкви и что они рассорились и разорвали отношения.

Кроме того, изложенный Ив результат заседания Совета, по-видимому, тоже соответствовал действительности.

Что беспокоило Лоуренса, так это попытки Церкви ради укрепления своей власти в городе возвести здесь кафедральный собор. Кафедральные соборы были центрами власти Церкви; их возводили исходя из рекомендаций влиятельных землевладельцев и священников. Однако, как правило, священники, уже устроившиеся в этих землях, противодействовали возведению кафедральных соборов — ведь с появлением собора здесь возникала новая могучая сила.

Разумеется, Лоуренс знал, что все здесь упиралось в деньги и связи.

Если здесь появится кафедральный собор, епископ местной церкви из человека, которого назначили епископом, превратится в человека, который сам их назначает. Он получит право взимать определенную долю с десятины, собираемой всеми окрестными церквами, а также право одобрять кандидатуры местных мирских правителей.

Он будет обладать всей полнотой церковной власти. Это, конечно, чрезвычайный пример, но все же: любого, кто с ним не согласен, он сможет обвинить в ереси; все его недруги отправятся на костер. Кстати сказать, большинство епископов интересовались как раз в первую очередь взиманием десятины, и никакая власть не была превыше власти Церкви.

Именно предчувствие такого развития событий внушало разносчице страх и нежелание говорить против Церкви.

Лоуренсу было абсолютно ясно, почему Ив, разругавшаяся с Церковью, желала покинуть город и почему она не хотела говорить о возобновлении старой сделки в будущем году.

Чего он не понимал, так это зачем вообще ей было ссориться с Церковью. Что до Лоуренса, то он бы грязь ел, лишь бы не перейти Церкви дорогу. Оно того просто не стоило.

Может, и неплохой идеей было бы сделать ставку, если это поможет лучше понять происходящее.

С учетом влияния Церкви в Совете Пятидесяти не приходилось сомневаться, что решение Совета было принято епископом; а поскольку это решение было в интересах города, Ив собиралась противостоять Церкви.

Лоуренс стал раздумывать, а не окажется ли его жизнь под угрозой в результате всего этого.

Если иностранный торговец погибает или исчезает, едва заключив законную сделку, подозрение неминуемо падает на тех, кому его смерть выгодна, — на местных власть имущих. Лоуренс принадлежал к Торговой Гильдии Ровена; если он четко даст это понять, вряд ли епископ, жаждущий возвести кафедральный собор, пойдет на жестокие меры.

И величина сделки, организуемой Ив, для одинокого торговца была, конечно, колоссальна, но в масштабах целого города — вполне незначительна. Лоуренс сомневался, что привлечет к себе нежелательное внимание столь ничтожной покупкой; во всяком случае, едва ли это станет вопросом жизни и смерти. Хотя, конечно, есть и такие, кто за несколько тысяч серебряных монет убьет с легкостью.

Лоуренс объяснил все это Хоро.

Какое-то время Мудрая волчица внимательно слушала, но поза ее становилась все более расслабленной, и наконец она плюхнулась обратно на кровать.

Лоуренс, однако, не сердился.

Ему просто не на что было сердиться.

— Что ты об этом думаешь? — спросил наконец он. Хоро зевнула и вытерла уголки глаз кончиком хвоста.

— В твоем объяснении я никаких прорех не вижу. Все выглядит более-менее разумным.

Лоуренс собрался было спросить, значит ли это, что ему следует принять предложение Ив, или нет, но остановился.

Он торговец; ему и принимать решение.

Хоро издала смешок.

— Я Мудрая волчица, не богиня. Если ты начнешь считать меня оракулом, я просто исчезну.

— Перед большой сделкой мне всегда хочется спросить чьего-нибудь мнения.

— Ха, даже несмотря на то, что ты уже принял решение? И ты передумаешь, если я буду слезно тебя умолять? — ухмыльнулась Хоро.

Лоуренс знал, как он должен ответить.

— Даже если я тебя не послушаюсь, ты все равно останешься здесь, на постоялом дворе. Я закончу сделку и вернусь. Ничего более.

Хоро гортанно хихикнула и почесала горло, как будто ей было трудно слушать Лоуренса.

— О да, и когда ты сможешь сказать эти слова, не краснея при этом, тогда ты станешь достойным мужчиной.

Лоуренс к подковыркам Хоро давно привык. Сейчас он их просто пропускал мимо ушей. Они звучали как приветствие, не более того.

— Впрочем, должна сказать, объяснял ты довольно бойко и весело. Конечно, — продолжила Хоро, не дав Лоуренсу ее перебить, — я не говорю, что это плохо. Самцы смотрятся лучше всего, когда охотятся.

Теперь настал черед Лоуренса смущенно почесать нос; однако если он не найдет что ответить, Хоро непременно рассердится.

Он нарочито вздохнул, затем напомнил себе, что подыгрывает шутке Хоро.

— Но ты ведь хочешь, чтобы я и тебе уделял внимание время от времени, правда?

— Точно-точно, — просияла Хоро. — Но, кстати: что со мной будет, если сделка провалится?

— Ну, ты остаешься в качестве залога. Так что если мы не вернем деньги, тебя куда-нибудь продадут.

— Ох-хо, — Хоро перевернулась на живот, примостив голову на сложенные руки и полусогнув колени; ее ноги и хвост лениво раскачивались в воздухе. — Из-за этого у тебя и была такая ужасная ночка?

— ...И из-за этого тоже.

Если сделка сорвется и они не смогут вернуть то, что задолжали, Хоро станет собственностью торгового дома.

Конечно, вряд ли она будет скромно сидеть на месте и ждать, пока ее продадут.

При этой мысли Лоуренсу стало немного легче, однако он был не настолько оптимистичен, чтобы полагать, что, едва перекусив связывающие ее веревки и сбежав, Хоро тотчас помчится к нему.

— Если до такого дойдет, мне придется найти кого-нибудь поумнее в качестве моего нового партнера, — заявила Хоро, и ее янтарно-красные глаза ехидно прищурились.

— Ну конечно. Куда лучше закидать этого дурня грязью и так и оставить, — не раздумывая ответил Лоуренс на ее поддразнивание.

Мудрая волчица, однако, осталась недовольна.

— Грандиозные слова из уст юнца, который почти рыдал, когда я в тот раз едва не ушла.

У Лоуренса было такое лицо, словно он только что проглотил орех вместе со скорлупой.

Хоро довольно улыбнулась; ее хвост мягко похлопывал по кровати.

Потом хвост замер. Ее выражение лица изменилось, и она произнесла:

— Но я буду участвовать в сделке, потому что я тебе доверяю.

Ее улыбка дышала искренностью.

Лоуренс почесал подбородок, потом погладил бородку.

— Ну разумеется.

Сумерки.

Небо уже раскраснелось от заката, и то тут, то там горели первые фонари, точно остатки солнечного света. Власть на улицах постепенно захватывал ночной мороз, и горожане спешили по домам, уткнув лица в теплые шарфы.

Какое-то время Лоуренс смотрел на город; потом, когда солнце окончательно исчезло за горизонтом и улицы опустели, он закрыл деревянные ставни окна. Хоро по-прежнему читала в свете масляной лампы.

Похоже, книги были организованы в хронологическом порядке, и Хоро начала с самых недавних.

С учетом узнанного ими в Терео Лоуренс считал, что Хоро быстрее найдет что искала, если начнет с самых древних летописей; но он подозревал, что Хоро нарочно делает наоборот, чтобы сохранить самообладание.

В любом случае, осталось лишь два тома, и шансы, что она скоро найдет те записи, которые ей нужны, были весьма высоки. Похоже, Хоро очень волновал вопрос, что будет потом, и когда уже стемнело, она все равно заявила, что хочет читать. Поэтому Лоуренс разрешил ей читать при свете лампы, но с условием, что она будет держать сажу — а главное, пламя — подальше от страниц.

Приступая к чтению, Хоро одевалась не так, как обычно была одета в помещении. Она была в дорожном платье, готовая покинуть постоялый двор в любую секунду.

Не из-за холода — из-за того, что вскоре им придется отправиться на переговоры с Ив.

— Ну что, идем? — спросил Лоуренс.

Время переговоров не было назначено определенно, но Лоуренс знал, что оно пришло: все торговцы понимают, что подразумевается под "вечером". Когда он спустится вниз вместе с Хоро и будет ждать там Ив, он непременно будет чувствовать себя как начинающий торговец, дрожащий при мысли о большом куше.

Ив, однако, опаздывала — сильно опаздывала, — что было крайне невежливо.

Возможно, это было ее представление о проверке.

Она не сказала "встретимся на закате", потому что торговцы предпочитали делать свои выкладки днем, когда им не требовались свечи; вдобавок им нужно было какое-то время, чтобы вернуться к себе на постоялый двор.

Возможно, Ив пережидала, когда утихнет эта волна возвращающихся торговцев.

Если прислушаться, можно было определить, в какие комнаты возвращались их обитатели.

Сопоставив услышанное с количеством комнат, Лоуренс решил, что Ив должна появиться уже скоро.

— С вами, торговцами, вечно проблемы, — произнесла Хоро, захлопнув книгу, и уселась на кровати, потягиваясь.

Даже обычная девушка с легкостью бы сказала, что Лоуренс весь издергался в попытках определить, когда же идеальное время.

— Если мне придется притворяться даже в собственной комнате, когда же я смогу расслабиться? — полушутя сказал Лоуренс.

Хоро встала с кровати и, поправляя уши и хвост под одеждой, казалось, задумалась о чем-то.

— Какое-то время после нашей встречи... да нет, даже и сейчас... ты, по-моему, всегда немножко притворяешься, когда вместе со мной.

— Я впервые в жизни путешествую с девушкой. Нужно время, чтобы привыкнуть.

Кроме того, впервые он позволил себе настолько раскрыться в присутствии другого.

Никогда ему не было так уютно рядом с кем-либо.

— Однако когда мы только познакомились, у тебя ноздри раздувались просто от того, что ты шел рядом со мной, — съехидничала Хоро.

— О да, а твой хвост не распушался ли, когда ты видела меня рядом с другой женщиной? — уколол в ответ Лоуренс.

Хоро подняла глаза и оглядела Лоуренса, словно говоря: "И у тебя хватает наглости..." Потом сказала:

— Но именно так самец постепенно раскроет свои истинные цвета и превратится наконец в кого-то, кого ты вообще не ожидала увидеть.

— По-моему, это более-менее верно для каждого, с кем ты становишься ближе?

— Дурень. Разве нет у людей пословицы: "Не корми рыбу, которую ловишь"?

— Это здесь ни при чем. Я не кормил рыбу; она сама залезла ко мне в повозку, разве нет? Не то что не кормить — я еще брать с нее деньги за проезд должен.

Но едва произнеся эти слова, Лоуренс вздрогнул.

Глаза Хоро остро сверкали в мерцающем свете лампы. Она вовсе не шутила.

Он что, плохо с ней обошелся? Или его возбужденное состояние раздражало ее сильнее, чем он думал? Возможно, ей не понравилось, что он вновь стал прежним собой.

— Пфф... я имела в виду вот что: не забудь свое первоначальное намерение.

Лоуренс понятия не имел, что послужило причиной этих слов, но смиренно кивнул.

Иногда Хоро проявляла странную детскость; возможно, сейчас она была раздосадована тем, что Лоуренс не только не смутился, но даже сумел контратаковать.

И, быть может, поняв свою оплошность, она отступила.

Лоуренс одарил ее тонкой, усталой улыбкой и вздохнул.

— Есть в этом что-то раздражающее, — сказала Хоро.

— Это тебе только кажется... хотя нет, ты права, — Лоуренс прокашлялся, затем снова взглянул на Хоро. — Ты умеешь читать мои мысли? — Он повторил вопрос, который на полном серьезе задал ей при их первой встрече.

Хоро ухмыльнулась и придвинулась ближе.

— Дурень.

— Ай!

Она пнула его в голень.

Не убирая улыбки с лица, Хоро грациозно обошла Лоуренса и положила руку на дверную ручку.

— Ты идешь?

Лоуренс проглотил слова, пришедшие ему на ум, — что Хоро не поступила бы с ним так, когда они только познакомились, — и вышел из комнаты следом за ней.

Хоро сказала, чтобы он не забывал свое первоначальное намерение, но это было совершенно невозможно.

Ее слова значили многое. Время нельзя повернуть вспять, и любой знает — нет такого человека, который бы не менялся.

Лоуренс знал. Вне всяких сомнений, знала и Хоро.

— Конечно, верно и то, что я могу легко держать тебя за руку лишь потому, что мы с тобой уже немало путешествуем вместе. Однако, — на лицо Хоро внезапно набежала тень, — не говорят ли менестрели о желании навсегда остаться такими, какими они были, когда впервые повстречали свою любовь?

Лишь на краткое мгновение в голове Лоуренса промелькнула мысль, что Хоро стала прежней собой, любительницей поддразнить.

Слова Хоро поразили его — настолько явственно в них сквозило желание повернуть время вспять; она все отчетливее сознавала приближение конца пути.

Казалось, Хоро всегда смотрела в будущее — но это было не совсем так.

И все же Лоуренс был тронут тем, что Хоро желала вернуть отнюдь не те счастливые времена столетия назад, когда она только пришла в деревню Пасро, и не еще более ранние времена, когда она вовсе еще не начала свои странствия.

Хоро взяла его за руку своей левой рукой. Хоть и смутившись, Лоуренс все же обхватил ее ладонь пальцами и произнес:

— Ты, может, и сумеешь вернуться туда; что до меня, я просто свалюсь от переутомления.

Они начали спускаться по лестнице; Хоро придвинулась еще ближе.

— Об этом не тревожься: когда ты будешь умирать, я буду рядом с тобой, — со злорадной ухмылкой произнесла она; Лоуренс мог лишь устало улыбнуться в ответ.

Лишь на полпути к первому этажу Лоуренс осознал, что ее слова были не совсем шуткой.

Если Хоро имела в виду, что поиск ее родины можно и отложить, то Лоуренс, вне всяких сомнений, умрет раньше, чем она. Странствие Хоро может быть бесконечным, но их совместное странствие непременно завершится.

Внезапно Лоуренсу показалось, что он понял, почему в Терео Хоро не захотела отвечать на его вопрос, что она собирается делать после того, как они доберутся до ее родного города.

Такие мысли крутились у него в голове, когда они спустились на первый этаж и Хоро выпустила его руку. Лоуренс был не настолько смел, чтобы без чувства неловкости входить в комнату, держа девушку за руку, даже если эта девушка Хоро. В то же время, однако, он не хотел разжимать руку первым. Чуткость Хоро согрела ему сердце.

Она как будто отвечала ему на вопрос, что будет, когда они доберутся до ее родины.

Это чувство помогло ему собрать больше обычного солидности, когда он поприветствовал уже сидящих там Ив и Арольда.

— Простите, что заставил ждать.

— Итак, начнем? — произнесла Ив своим хриплым голосом.

— Ну, что ты успел разнюхать? — поинтересовалась Ив.

Представлять Хоро нужды не было.

Ее полускрытое под капюшоном лицо, ее осанка и походка говорили о многом.

Несколько прагматичный подход Ив, в общем-то, выглядел вполне разумным: в конце концов, продажа Хоро не была их главной целью. Но все равно, как-то скуповата она была на проявление чувств.

— Я узнал, что ты и вправду продавала статуэтки Церкви, что вы рассорились и что покупку мехов разрешат только за деньги, — ответил Лоуренс, не сводя глаз с Ив в ожидании ее реакции. Это была обычная тактика при переговорах.

Впрочем, Ив была достаточно искусна в сокрытии своих эмоций, чтобы глаза Лоуренса ничего не увидели; да он и не ожидал особо многого. Это было как разминка перед по-настоящему трудным упражнением.

— Мой опыт торговца и чутье подсказывают мне, что ты сказала правду, Ив.

— О? — ответила она безразличным, хриплым голосом. Похоже, она отлично владела искусством ведения переговоров.

— Но есть кое-что, что меня беспокоит.

— Что же?

— Почему ты рассорилась с Церковью?

Не было ничего более бесполезного, чем задавать Ив этот вопрос, но Лоуренс решил все же попытаться, а потом сравнить ответ Ив с тем, что он уже успел вызнать в городе. Если получится нестыковка, он будет знать, что Ив лжет.

Сидящая рядом с ним Хоро, возможно, тоже могла бы определить, честна ли Ив; но положиться в этом деле на Хоро было все равно что обращаться с ней как с оракулом. Нет, лучший вариант действий — посмотреть, согласуется ли ответ Ив с тем, что он знает, и если не согласуется — отклонить ее предложение.

В конце концов, они будут продавать Хоро, основываясь на суждении Лоуренса, так что вся ответственность за это суждение лежит на нем.

— Почему мы рассорились? Я так и думала, что тебя это заинтересует, — сказала Ив и прокашлялась.

Лоуренс знал, что сейчас ее мысли лихорадочно скачут.

Отказ Лоуренса от участия в сделке был не просто нежелателен для нее — он почти наверное означал провал всего плана.

Конечно, сейчас она пытается угадать, что Лоуренс увидел и услышал сегодня в городе.

Если она собирается лгать, шансы, что ее ложь уляжется в канву собранных Лоуренсом сведений, будут весьма призрачными.

— Епископ здешней церкви — пережиток старых добрых дней, прошлого, которое он не может забыть, — начала Ив. — Он хочет власти. В юности он пришел сюда миссионером, вынес дьявольские тяготы, и пройти через них ему помогла его цель — стать сильной, влиятельной фигурой. Он хочет, чтобы здесь был кафедральный собор. Иными словами — он хочет стать архиепископом.

— Архиепископом...

Это слово было практически синонимом слова "власть".

Ив кивнула и продолжила.

— Как я уже говорила, я, может, и из падшей аристократии, но все же из аристократии. Когда я начала изучать здешние места в поисках хороших возможностей для торговли, я услышала о епископе, который пытался делать деньги, но неудачно. Это был ренозский епископ. В то время он пользовался как прикрытием одним торговым домом и пытался с помощью десятины, которую он собирал, пролезть в торговлю мехами, но в итоге он просто засел в своей церкви и считал цифры. Его дела шли все хуже и хуже. И тогда я предложила способ убить разом двух зайцев.

— Торговлю статуэтками.

— Именно. И я не только продавала ему статуэтки. В конце концов, я аристократка из королевства Уинфилд. Я по-прежнему могу разговаривать с власть имущими. Я свела его с тамошним архиепископом, человеком, власть которого абсолютно незыблема.

Лоуренс обнаружил, что мысленно кивает.

Если это было правдой, то статуэтки, скорее всего, изготавливали те же самые бродячие каменотесы, каких архиепископ нанимал для починки своего кафедрального собора. Обычно, когда каменотесы заканчивают чинить искусную каменную резьбу в соборе, они либо отправляются в другое место, либо занимаются разной работой по мелочи.

Но объем работ определенного типа ограничен, что вызывает трения между группами каменотесов в пределах страны. И по иронии судьбы именно бродячие каменотесы, проводящие время в оттачивании своего мастерства, были самыми способными; лишь они могли поддерживать в должном состоянии искусную каменную резьбу в соборах.

Поэтому в городах, где были кафедральные соборы, всякий раз, когда им требовалась починка, местные каменотесы волновались, что у них украдут их работу и что они станут никому не нужны.

Идея Ив, требующая работы по камню, избавляла их от этих тревог.

Она служила мостиком между кафедральным собором, желающим нанимать бродячих каменотесов лишь тогда, когда в них была нужда, городом и самими бродячими каменотесами. И тогда Ив могла сказать архиепископу, что ренозский епископ желает с ним познакомиться, и потом извлекать прибыль из перевозки статуэток из города в город.

Это была идеальная ситуация: в выигрыше оказывались все ее участники.

— Я рада, что ты понимаешь. Так проще будет объяснить. Все было так, как ты сказал. Я довольствовалась маленькой прибылью при продаже статуэток, потому что рассчитывала, что здешний епископ станет архиепископом. Но...

Лоуренс не мог понять, был ли прокравшийся в голос Ив металл ее игрой или же проявлением трудно сдерживаемого гнева.

Однако пока все факты стыковались; история Ив звучала даже слишком правдоподобно.

— По мере того как епископ греб деньги от сделки со мной и укреплял свою власть, люди вокруг него начинали понимать, какова его цель, и он принялся уничтожать препятствия, которые были у него на пути. Нынешняя ситуация послужила ему удобным поводом избавиться от меня. Он мне многим обязан. Возможно, он думал, что чем дольше я буду рядом с ним, тем больше в конце концов потребую. И, разумеется, я именно это и собиралась сделать. Я имею на это полное право. Но он решил, что лучше иметь дело с готовой торговой гильдией, чем с торговцем-одиночкой, который только создает себе имя. Даже я могу понять его резон, но это не значит, что я с ним согласна.

Лоуренс подумал про себя, что гнев обжигает так же зримо, как пламя.

— В общем, мы начали спорить и в итоге разругались, — закончила Ив.

Сидящая рядом с Лоуренсом Хоро была столь тиха, что можно было вообще забыть о ее присутствии здесь.

Лоуренс вновь прокрутил в голове рассказанную Ив историю.

Она выглядела абсолютно последовательной. По правде сказать — настолько последовательной, что это было подозрительно.

Если она была ложью, то так хорошо состряпанной, что Лоуренс был почти не против все равно иметь с Ив дело.

— Понятно. Вот, значит, почему тебе было так трудно обращать твои статуэтки в деньги и почему ты не можешь просто сидеть и ждать следующей северной экспедиции.

Ив молча сидела под своим капюшоном; ее молчание резко контрастировало с недавней многоречивостью.

Лоуренс сделал глубокий, тихий вдох.

Он закрыл глаза.

Если он будет сомневаться даже в столь непротиворечивой истории, ему вообще любую сделку будет трудно заключить.

С другой стороны, возможно, он только обманывает себя.

Лишь торговцам, которые постоянно обманывают других и которых постоянно обманывают другие, приходится волноваться о подобных вещах.

— Понятно, — наконец произнес он, высвобождая задержанный в легких воздух.

Он заметил, что плечи Ив чуть шевельнулись.

Он был уверен, что это не притворство.

Ни один торговец не способен оставаться абсолютно бесстрастным в подобные моменты.

— Давай обсудим подробности дела, — закончил он.

— ...Давай.

Лоуренсу показалось, что в тени капюшона Ив мелькнула улыбка.

Ив протянула руку.

Лоуренс ее пожал; рука Ив еле заметно дрожала.

* * *

Позже Лоуренс, Ив и Хоро отправились в город.

Вовсе не для того, чтобы отпраздновать свежезаключенный договор. Торговцы ничего не празднуют, пока прибыль не окажется у них в руках.

Определить, когда именно Совет Пятидесяти озвучит свое решение и тем самым спустит с цепи свору торговцев, желающих взять торговлю мехами в свои руки, было совершенно невозможно, так что нужно было раздобыть необходимую сумму денег как можно быстрее.

Поэтому в город они отправились, чтобы договориться с торговым домом, который должен будет дать им деньги и взять в залог Хоро.

Назывался он "Торговый дом Делинка".

Располагался он в удобной близости от порта, но здание было маленьким и без собственного погрузочного двора.

То, что это торговый дом, выдавал лишь флажок, скромно висящий над дверью.

Однако каменная кладка была столь хороша, что между камней не протиснешь и волоса, а здание, хоть и пятиэтажное, не льнуло к соседним.

Поближе приглядевшись к флажку, тускло освещенному масляным фонарем, Лоуренс понял, что перед ним вышивка высшего качества. На фоне туманно-серых камней он придавал торговому дому впечатление скорее маленького гиганта, нежели какого-то недавно расцветшего предприятия.

Лоуренсу показалось, что отношение этого торгового дома к публичности было не таким, как у других.

— Я Луц Эрингин, представитель Торгового дома Делинка.

Обычаи торговцев, имеющих дело с разными товарами, широко разнились.

Четверо мужчин из Торгового дома Делинка вышли поприветствовать Лоуренса и компанию; все они были облачены в одинаковые одежды, никто не выделялся на фоне остальных.

Лоуренс слышал, что в организациях, торгующих людьми, качество товара всегда оценивают сразу несколько человек. Эти четверо, вне всяких сомнений, были высокопоставленными фигурами в Торговом доме Делинка.

— Я Крафт Лоуренс.

Лоуренс обменялся рукопожатием с Эрингином.

Рукопожатие этого человека было каким-то мягким; на губах застыла неясная улыбка, не дающая понять, что он думает.

У тех, кто торговал овцами, были громкие, подобные собачьему лаю голоса. А это, значит, улыбка работорговца?

Затем он обменялся рукопожатием с Хоро, и его глаза, когда он ее рассматривал, казались то ли змеиными, то ли ящеричьими.

Ив убрала капюшон, но приветствиями ни с кем не обменивалась. Возможно, именно этот торговый дом выступал посредником, когда ее саму продавали богатому торговцу.

— Прошу, присаживайтесь, — предложил Эрингин, и все уселись на обитые войлоком кресла, хорошие, с хлопком внутри. — Я уже слышал подробности от достопочтенной главы рода Болан.

"Поэтому не будем тратить время на пустопорожнюю болтовню", — похоже, имел в виду он.

Лоуренс совершенно не намеревался торговаться. Он понятия не имел, каковы цены на юных девушек-аристократок.

— Я хотел бы спросить одну вещь, — произнес Эрингин. — Я слышал, ты, господин Лоуренс, принадлежишь к Торговой Гильдии Ровена?

Трое мужчин позади Эрингина сверлили Лоуренса взглядами, стоя совершенно неподвижно.

Лицо каждого из них ничего особенного не выражало, но все вместе они создавали атмосферу какого-то беспокойства.

Даже Лоуренс, привычный к заключению договоров, ощущал давление.

Возможно, это была их тактика: если тебя таким вот людям продали, очень трудно будет им лгать.

— Да, — коротко ответил Лоуренс, и исходившая от трех мужчин давящая аура тут же исчезла.

Похоже, они действительно пытались вытянуть из него правду.

— Ровен, значит. Должно быть, ты много раз вел дела с лордом Голденсом. По-моему, именно от него я узнал, что у твоей гильдии зоркий глаз.

Невольно Лоуренс почувствовал себя неуютно при упоминании одной из центральных фигур в своей гильдии — хоть он и понимал прекрасно, что Эрингин упомянул лорда специально, чтобы Лоуренс ощутил невозможность бегства.

— Если ты принадлежишь к такой гильдии, с тобой следует считаться, безусловно, и твоя спутница — девушка благородных кровей. Теперь, если мне будет позволено, я скажу, к какому решению мы четверо пришли.

Ив говорила, что ожидает получить 2500 монет.

Улыбка Эрингина стала шире.

В любом мире сила принадлежит тем, у кого деньги.

— Две тысячи монет Тренни.

Это было меньше, чем ожидалось, но и две тысячи монет должны будут принести громадную прибыль.

Колоссальным напряжением воли Лоуренс сумел не выдать, что силы покидают его измученное волнением тело. Ив, похоже, чувствовала себя так же.

Она заставила свое лицо остаться бесстрастным.

— Госпожа Ив говорила о двух с половиной тысячах, но мы не можем заключать сделки такого объема с одиночными торговцами. Эти деньги для... торговли мехами, верно? Взамен мы откажемся от нашего обычного сбора за посредничество и выплатим всю сумму целиком. Но такого количество серебра у нас сейчас нет, так что мы выдадим шестьдесят золотых румионов.

Один золотой румион стоил примерно тридцать монет Тренни. Лоуренс плохо представлял себе, как обстоят дела конкретно в Ренозе, но при покупке товаров, а не других денег, румион обладал значительной мощью.

Повернуться могло по-всякому, но, вполне возможно, на эти деньги удастся купить больше шкур, чем на две тысячи серебряков Тренни.

Но что поразило Лоуренса еще больше, так это их готовность выдать всю сумму полностью.

Обладание дорогими монетами само по себе имело ценность. Золотые и серебряные монеты были средством на все случаи жизни, при надобности их можно было даже переплавить; конечно, они были куда ценнее, чем записи на бумаге.

Когда человек писал свое имя на бумаге и брал в долг деньги, было в порядке вещей брать с него за это определенную сумму.

Но не в этот раз.

— Очень великодушно с вашей стороны, — пробормотала Ив.

— Это вложение в будущее, — ответил Эрингин, и его улыбка стала еще шире. — Ты умна. Тебе удавалось извлекать выгоду из расположения нашего города и состояния дел в нем. Мы не сомневаемся, что успех этой сделки позволит тебе достичь еще больших высот, и мы хотим разделить с тобой этот успех. И кроме того... — он повернулся к Лоуренсу, — ты везучий человек. Не иначе как сама судьба свела вас двоих. Ты не теряешь голову от возбуждения перед столь крупной сделкой. Мы уверены — это потому, что ты привык к удаче. В нашем деле удача очень важна. Тот, кто к ней непривычен, может допускать ошибки. Тебе мы в этом отношении доверяем.

Лоуренс мысленно восхитился тем, как этот человек определяет ценность своих собеседников, но в то же время от него не ускользнуло, что его восхваляли лишь за его везучесть.

Он пытался понять, следует ли ему возрадоваться или оскорбиться, как вдруг у него возникло ощущение, что сидящая рядом Хоро хихикает над ним про себя.

— Наша работа подобна закладке золотого рудника. Чтобы найти партнеров, мы не постесняемся вложить деньги.

— Итак, как мы получим деньги, которые утихомирят столько длинных языков?

Эрингин улыбнулся, услышав вопрос Ив; похоже, впервые за все время он был искренен.

— Ты собираешься покупать меха у Аркие? У тебя хороший глаз. Я бы с удовольствием выслушал твой секрет —

— Я сейчас немного хриплю. Больно говорить, — перебила Ив.

Это вовсе не казалось обменом шутками. Слова Ив были тверды, слова Эрингина гибки и угрожающи, точно змеи.

Странный был разговор; ничего подобного Лоуренсу слышать не доводилось.

Конечно, далеко не всегда участники переговоров прекрасно ладили друг с другом; но между этими двумя отсутствовала элементарная вежливость.

Каждый из них, пока делал деньги сам, нисколько не волновался о благосостоянии другого.

Это было ясно как день.

— Передача денег? Когда тебя устроит.

— Как ты считаешь? — спросила Ив, впервые обратившись к Лоуренсу.

Заранее они об этом не договаривались, так что Лоуренс сказал что думал.

— Трудно спать, когда ночь освещена столь яркими монетами, — лишь благодаря сидящей рядом Хоро Лоуренс сумел выпрямиться и выжать тонкую улыбку.

Эрингин сделал удивленное лицо, потом улыбнулся и пожал плечами.

— Достойный ответ! Чем большими деньгами человек управляет, тем выше его гордость. При такой свободе легко стать надменным и заносчивым. Но твои слова, скромные и вместе с тем острые — вот истинная свобода. Нам всем стоит у тебя поучиться.

Эрингин что, с такими ошеломляющими суммами каждый день имел дело? Даже посреднические деньги с двух тысяч серебряков были бы весьма немалыми, а он от них отказался не моргнувши глазом.

Это ли ожидает любого торговца, поднявшегося над другими?

— Что ж, тогда мы выплатим их тебе непосредственно перед тем, как вы отправитесь покупать меха?

Лоуренс не был уверен, что по этому поводу думает Ив, и потому не стал отвечать сразу, давая ей возможность высказаться, если хочет. Но она промолчала.

— Да, будьте так добры, — кивнул Лоуренс.

— Хорошо, — и Эрингин протянул руку.

Лоуренс протянул свою. Рукопожатие было самую малость крепче, чем предыдущее.

Не поворачиваясь к Хоро, Эрингин протянул руку Ив; они тоже обменялись рукопожатием. Несмотря на довольно резкие переговоры, похоже, остатки цивилизованности между ними еще сохранились.

— Помолимся за успех сделки, — произнес Эрингин, закрыв глаза, хотя непохоже было, чтобы он верил хоть в какого-нибудь бога.

Что-то божественное было в этом духе — духе торговца, который ставил доход превыше всего и на пути к доходу готов был растоптать любого бога.

— Неприятный тип, — заявила Ив, когда они покинули здание торгового дома, подписав множество разных бумаг.

Ее слова чуть ли не дымились от чувств; это показалось Лоуренсу несколько странным.

— Никогда раньше не встречал таких, как он. Лишний раз осознаю, какой я мелкий торговец, — честно признался он. Ив взглянула на него из-под капюшона и несколько секунд молчала.

— ...Ты в самом деле так думаешь? — наконец произнесла она.

— Да. Я из кожи вон лезу, чтобы заработать несколько сотен монет, а сейчас увидел совершенно другой уровень.

— Однако ты с ним очень умно держался.

— А, ты про это, с золотыми монетами?

Ив кивнула и медленно зашагала прочь.

Лоуренс взял Хоро за руку и направился следом за своим новым партнером. Хоро, похоже, прекрасно понявшая свою роль, послушно молчала все это время. Но взяв ее за руку, Лоуренс ощутил, что она горяча.

Судя по всему, взгляд Эрингина не понравился и ей.

— Слышать такие умные вещи приходится нечасто, — продолжила Ив. — Ты выбил Эрингина из колеи. Не будет впредь недооценивать бродячих торговцев.

— Я польщен, — ответил Лоуренс. Раздался грубый смешок Ив.

— Ты уверен, что ты не сын какого-нибудь богатого торгового дома?

— Бывают вечера, когда я тоже так думаю.

— Все, я сдаюсь, — пробормотала Ив, и, для разнообразия, ее взгляд из-под капюшона помягчел. — После такой речи выпить не желаешь?

Сделка была пока что не завершена, но они преодолели первый барьер.

Лоуренс был не таким сухарем, чтобы отказаться.

Даже после наступления темноты в порту оставалось немало торговых палаток, где продавали спиртное.

Лоуренс заказал три кружки вина, и все трое уселись на выброшенные ящики.

— Ну, за успех, — провозгласила Ив, подняв кружку.

Троица лишь сделала вид, что чокается щербатыми деревянными кружками, после чего каждый отхлебнул вина.

— Думаю, об этом спрашивать уже поздновато, но... — начала Ив.

— О чем?

— Где ты подобрал свою спутницу?

— Чт-?

Лоуренс не смог скрыть удивления — но вовсе не потому, что расслабился после напряженных переговоров.

Просто он совершено не ожидал, что Ив волнуют подобные вещи.

— Что, так странно, что я это спрашиваю? — с грустной ухмылкой поинтересовалась Ив. К счастью, Хоро лишь молча держала обеими руками свою кружку. — Да, я говорила, что не буду лезть в твои дела, но мне любопытно.

— Да, в общем... люди часто спрашивают.

— Так где ты ее подобрал? Не удивлюсь, если окажется, что она дочь какого-нибудь богатого землевладельца, которого скинули во время крестьянского бунта.

Такого рода шутка могла прозвучать только из уст Ив, которая сама была из падшей аристократии; но даже от нее слышать такое было неожиданно. Лоуренс услышал легкий шелест из-под одеяния Хоро и с небрежным видом наступил ей на ногу.

— По-видимому, она родилась на севере. Но жила долгое время в пшеничных полях юга.

— О?

— Я много торговал в тамошней деревушке и как-то раз заехал туда, чтобы навестить друга, и тут она залезла ко мне в повозку.

Вспомнив то происшествие, Лоуренс вдруг осознал, что Хоро тогда куталась в шкурки, которые он перевозил.

Возможно, ее хвост дает ей какую-то загадочную связь с мехами.

— Она сказала, что хочет вернуться на родину, и после различных поворотов судьбы я оказался в роли ее сопровождающего.

История была проста. В ней не было ни слова лжи. Хоро кивнула, и Ив глотнула вина.

— Звучит как баллада какого-нибудь никчемного барда, — произнесла она.

Лоуренс рассмеялся.

В конце концов, все так и было.

Однако то, что произошло после, невозможно было измерить деньгами.

Это было абсурдно, это было прекрасно, и Лоуренс хотел, чтобы это продолжалось до конца его дней.

— Вот повороты судьбы — как раз самое интересное, — сказала Ив. — Но, боюсь, о них ты не расскажешь даже священнику.

— Я просто не смогу рассказать о них священнику — так будет точнее.

Это была чистая правда, хотя Лоуренс имел в виду совершенно не то, что Ив.

Ив расхохоталась, однако в порту было достаточно шумно, чтобы на ее смех никто не обернулся.

— Ну, во всяком случае, одел ты ее хорошо. Сразу видно, этой компанией ты очень дорожишь.

— Она сама купила эту одежду, стоило мне утратить бдительность.

— Нисколько не сомневаюсь. Она, похоже, умная девушка.

Умная девушка сейчас, должно быть, ухмылялась под своим капюшоном.

— И вы, похоже, отлично ладите, — продолжила Ив. — Хотя я бы вам советовала говорить потише, когда вы на постоялом дворе.

Рука Лоуренса застыла, не донеся кружку до рта. В голове у него мелькнула мысль, что его разговоры с Хоро были слышны другим постояльцам; но тут же он понял, что Ив просто пытается хитростью вытянуть из него что-нибудь.

Теперь уже Хоро наступила ему на ногу, словно предупреждая, чтобы он не попался на удочку.

— Такие отношения следует лелеять. Деньги могут купить спутника, но не его отношение.

Взгляд Лоуренса устремился вглубь капюшона Ив.

Оттуда на него смотрели голубые глаза — редкий цвет.

— Богатый торговец, который меня купил, — это был ужасный человек, — произнесла Ив, отворачиваясь от Лоуренса; ее взгляд мазнул по Хоро и обратился к порту. Полная презрения к себе улыбка Ив наконец-то заставила Лоуренса отвести от нее глаза. — Я солгала бы, если бы сказала, что не ищу твоего сочувствия, но, в любом случае, это дела минувшие. И он быстро умер.

— Вот... как.

— Да. Ты, должно быть, знаешь, но у меня на родине процветает торговля овечьей шерстью. Он сделал состояние, соперничая с иностранными торговцами шерстью, но как раз когда он скопил достаточно золота, чтобы продвинуться вверх в обществе, король поменял политику, и он разорился. Тогда был полный хаос, появилась уйма падших аристократов вроде нас, которые даже хлеба не могли купить. Но он был горд, пожалуй, даже более горд, чем аристократы, и когда его разорение стало неизбежным, он перерезал себе горло. Единственный его поступок, достойный имени Болан.

В голосе Ив, рассказывающей о судьбе своего богатого хозяина, не было ни гнева, ни печали, ни мрачного злорадства. Ее слова звучали почти мечтательно.

Если это лицедейство, Лоуренс никогда в жизни не сможет больше никому поверить.

— А какая была свадебная церемония. Мой дворецкий просто плакал, он говорил, что она одна из прекраснейших за всю историю рода Боланов. Конечно, для меня то были похороны. Но и кое-что хорошее во всем этом было. Мне не приходилось беспокоиться, что я буду есть. И я не забеременела.

Кровные связи для аристократов были важнее, чем для кого бы то ни было еще.

Дети были не дарами Единого бога, но скорее политическими инструментами.

— И никто не видел, как я крала деньги из его кошеля, монетку за монеткой. Когда он разорился и наш дом отобрали, этих денег мне хватило, чтобы начать жизнь торговца.

Если он был достаточно богат, чтобы купить целый аристократический род, должно быть, и дом его был великолепен.

Чтобы девушка благородных кровей, такая как Ив, могла ступить на путь торговца, ей непременно требовалась помощь кого-то из торговцев, работавших на ее хозяина.

— Знаешь, у меня есть мечта: создать торговый дом больше и сильнее, чем был у него, — без обиняков заявила Ив. — Ему просто повезло, что он меня купил. Я не настолько дешева, чтобы меня мог купить такой торговец, как он, и я это докажу. Детская мечта, да? — спросила она своим хриплым голосом и улыбнулась; сейчас ее лицо и впрямь казалось совсем юным.

Когда они пожимали друг другу руки, скрепляя тем самым договоренность, ее рука дрожала.

Никто не совершенен. У каждого в этом мире есть своя слабость.

— Ха, забудь, пожалуйста. Иногда мне просто хочется об этом поговорить, ничего больше. Думаю, это значит, мне еще есть куда совершенствоваться, — сказала Ив, затем осушила свою кружку и тихо рыгнула. — Нет, дело не только в этом.

Она приподняла край капюшона. Лоуренс подивился, какова же ее цель.

— Я вам завидовала, — пояснила Ив. Ее голубые глаза прищурились и смотрели остро.

Лоуренс не смог придумать, что ответить, и нашел убежище в своей кружке с вином.

Хоро потом вволю потешится над ним за это, сомневаться не приходилось.

Ив усмехнулась.

— Что за абсурд. Единственное, что нас сейчас должно волновать, — это прибыль. Или я неправа?

Лоуренс смотрел на свое отражение в вине.

Это было вовсе не лицо торговца — как и лицо Ив.

— Да нет, права, — ответил Лоуренс, отставляя кружку. Ему даже подумать было страшно, что по этому поводу потом скажет Хоро; но сейчас Ив издала короткий сухой смешок, и они оба разом встали и вернули себе обычное деловое выражение лица.

— Мы займемся этим делом сразу же, как только Совет огласит решение. Держи Арольда в курсе, где ты находишься.

— Непременно.

Ив была само воплощение прожженного торговца, когда протянула Лоуренсу руку.

— Все пройдет успешно, — сказала она.

— Конечно, — ответил Лоуренс, возвращая рукопожатие.

Лоуренс припомнил ответ Хоро, когда при въезде в Реноз он сказал ей не слишком сердиться, если они наткнутся на волчьи шкуры.

О себе он не беспокоился, но он не мог быть в полной гармонии с кем-то, на кого охотятся.

К торговым делам это, по-видимому, тоже относилось.

Купить ребенка, чтобы принять в семью, купить раба для тяжелого труда... такая торговля необходима, это никто не ставит под сомнение.

Но даже краткая мысль о том, чтобы взаправду продать Хоро, вызывала в сердце Лоуренса смятение. Ему показалось, что впервые в жизни он понял, почему Церковь так шумно обличает работорговлю.

Когда они вернулись на постоялый двор, Ив осталась внизу, заявив, что собирается пить с Арольдом.

Из участников сделки лишь Хоро, едва войдя в комнату, с усталым видом рухнула на кровать.

— Совершенно невыносимый способ потратить время, — заявила она.

Устало улыбнувшись, Лоуренс зажег масляную лампу.

— Ты была кроткой, как котенок.

— Ну, под этого "котенка" тебе одалживают деньги. У меня не было выбора.

Лоуренс решил, что верит истории Ив, и взамен Ив помогла провернуть сделку гладко. Если только не произойдет чего-то неожиданного — не будет слепым оптимизмом ожидать, что покупка и продажа мехов пройдут успешно и вскоре их кошели раздуются от монет.

И кто посмеется над тем, что он заранее ощущает то пушистое тепло в животе, о котором говорил нищий?

Давно, очень давно он не испытывал этого чувства.

В конце концов, его стародавняя мечта стать городским торговцем начала наконец принимать конкретные очертания.

— Ты мне очень помогла, — произнес Лоуренс, поглаживая подбородок. — Спасибо тебе.

Хоро одарила его не очень-то дружелюбным взглядом. Она дернула ушами, точно стряхивая пыль, устало вздохнула, потом перекатилась со спины на живот и раскрыла книгу.

Но, сказать по правде, сейчас она казалась немного робкой.

— Там было что-то, что тебя беспокоит? — спросил Лоуренс.

Хоро, не сводя глаз с книги, принялась выбираться из своего одеяния — задача, справиться с которой ей по доброте душевной начал помогать Лоуренс. Капризность была ей не очень свойственна, так что догадка Лоуренса, что она ощущала робость из-за его "спасибо", возможно, была недалека от истины.

— Меня много что беспокоит. Есть такая пословица: "На перекрестке дорог закапывают демонов, поющих зловещие предзнаменования".

— Да, я ее слышал.

— О? — Хоро сняла балахон, и волосы растеклись по спине, точно масло по воде. Она собрала их вместе.

— Есть такие бродячие музыканты, они со своими инструментами ходят из города в город. Иногда их обвиняют, что они служат демонам и приносят с собой болезни и прочие несчастья. И вешают таких музыкантов всегда на перекрестках дорог за городом.

— Ох-хо, — развязанный пояс Хоро соскользнул на ее хвост.

Она попыталась смахнуть пояс; Лоуренс взял его в руки. Хоро ткнула в него кончиком хвоста, словно благодаря.

Когда Лоуренс игриво попытался прикоснуться к хвосту, она проворно увернулась.

— Потом, когда демон-музыкант умирает, люди молятся, чтобы его дух отправился куда-нибудь в другое место. Вот почему перекрестки близ городов всегда так тщательно очищают от камней и быстро заделывают выбоины. Говорят, если там кто-нибудь споткнется, зарытый демон может вернуться к жизни.

— Пфф. Люди в столько разных вещей верят, — пробормотала Хоро, похоже, искренне впечатленная, и вновь вернулась к книге.

— А у волков нет никаких суеверий?

— ...

Хоро вдруг стала очень серьезной, так что Лоуренс даже подумал, не наступил ли он ей нечаянно на хвост; но, судя по всему, она просто раздумывала. Через несколько секунд она подняла на него взгляд.

— Нет. Когда ты спросил, я поняла: у нас их нет.

— Что ж, хорошо, что у вас нет ничего такого, от чего дети боятся ходить писать по ночам.

Какое-то мгновение Хоро казалась ошеломленной, потом расхохоталась.

— И чтобы ты знала: это я не о себе самом, — добавил Лоуренс.

— Хех, — ухмыльнулась Хоро, виляя хвостом.

Лоуренс легонько похлопал ее по голове, и она отдернулась, словно от щекотки.

Тогда он небрежно положил ладонь ей на голову.

Он был уверен, что его рука будет немедленно отбита, но Хоро позволила ей остаться на месте, лишь чуть повела ушами. Рука Лоуренса ощущала тепло ее тела, лишь чуть более крупного, чем детское.

В комнате висела тишина, навевающая грусть. Это время было поистине бесценно.

Затем, словно подготовившись наконец, Хоро вдруг сказала:

— Ты ни разу меня не спросил, правду ли она говорила.

Очевидно, она имела в виду Ив.

Лоуренс убрал руку с головы Хоро, но ответом его был лишь кивок.

Хоро на него даже не взглянула. Его жеста было ей более чем достаточно.

— Как будто если бы ты спросил, я бы издевалась над тобой, смотрела на тебя свысока, смеялась над тобой. Потом я бы тебе сказала, и ты был бы у меня в долгу.

— Да, опасность была близка, — кивнул Лоуренс.

Хоро радостно улыбнулась.

Она уронила голову на кровать, потом посмотрела на него.

— Я прекрасно понимаю, почему ты хочешь все определить сам. Из-за продажи меня у тебя появилось некое странное чувство ответственности, верно? Но я знаю и то, что люди не так уж сильны. Если человек знает способ, как можно точно определить правду, он обязательно попытается им воспользоваться. А ты не пытаешься — почему?

Больше всего Лоуренсу хотелось бы узнать, чего добивается Хоро этим вопросом, но, поскольку все его неуклюжие попытки вытянуть из нее это заведомо закончатся плохо, он ответил честно:

— Если я забуду, как отличать правду от лжи, ты же первая рассердишься.

— ...Сама честность. Почему бы тебе не попробовать полагаться на меня чуточку больше?

Когда он начнет полагаться на нее, совсем скоро он будет полагаться на нее абсолютно во всем.

Человек может приспособиться ко всему. Нужно быть святым, чтобы об этом не задумываться.

— Я не настолько умен, — ответил Лоуренс.

— Если поупражняешься, привыкнешь ко всему.

Волосы, которые Лоуренс привел в порядок, вновь рассыпались и тихо заколыхались.

— Не желаешь поупражняться?

— Поупражняться полагаться на тебя? — игриво переспросил Лоуренс. Медленно колышущийся хвост Хоро постепенно замер.

Она закрыла глаза, потом медленно открыла вновь. На лице ее была мягкая улыбка, как будто она была готова простить любую оплошность.

Ее лицо без слов говорило, что она примет любой пришедший Лоуренсу в голову способ положиться на нее.

Если она делала это, чтобы поддразнить его, то это была очень жестокая шутка.

Кто бы стал его винить, если бы он попался в подобную ловушку?

Поэтому мысли Лоуренса стали еще холоднее.

Он даже додумался до предположения, что, быть может, таким способом Хоро показывает, как злится на него, и что все это ловушка, и что Хоро только и ждет, когда он улыбнется.

Похоже, целью Хоро было просто позабавиться, наблюдая за ним в таком состоянии.

Наконец он ухмыльнулся — с еле заметным оттенком злорадства.

— Ты хочешь сказать, чтобы я не ставила такую злую ловушку? Я не сержусь, — сказала Хоро.

— Если ты сердишься, то уж сердишься.

— Ну, в общем, на этот раз никакой ловушки. Можешь упражняться полагаться на меня сколько твоей душе угодно.

— ...Это ведь всего лишь твои слова, верно? — пожал плечами Лоуренс. Хоро захихикала, потом, отсмеявшись, положила голову на руки.

— Ты меня раскусил — какой позор для Мудрой волчицы.

— Даже я учусь чему-то.

Хоро не смеялась, но и рассерженной не выглядела; лишь намек на улыбку виднелся на ее лице, когда она кивком указала на угол кровати. "Садись, — словно бы говорила она. — Аа, ты такой же неисправимый добряк, как и всегда".

Лоуренс сел на угол кровати; Хоро тоже уселась и продолжила:

— Даже если я заманю тебя в ловушку и посмеюсь над тобой вволю, так что ты рассердишься, ты все равно будешь терпелив со мной.

— Ну, насчет этого я не уверен, — улыбнулся Лоуренс. "Так что в будущем держи себя в руках", — собрался добавить он, но передумал, поскольку вместо ожидаемой непобедимой улыбки Хоро и мгновенного ответного укола она вдруг приняла печальный вид.

— Да будешь, будешь. Я знаю, — прошептала она, после чего сделала нечто совершенно неожиданное.

Рывком она придвинулась к Лоуренсу и уселась боком ему на колени, потом без всякого стеснения обвила его руками.

Ее лицо уткнулось ему в левое плечо.

Лоуренс не видел его выражения.

Несмотря на столь явное представление, у Лоуренса не было ощущения, что Хоро затевает что-то непристойное.

— Это правда, что люди меняются. Совсем недавно ты бы застыл от страха, сделай я что-нибудь подобное.

Неважно, что пыталась изобразить Хоро, — ее уши и хвост никогда не лгали.

По шуршанию ее хвоста и по тому, как он скользнул по его левой руке, Лоуренс почувствовал неуверенность Хоро.

Он легонько ухватил хвост.

В то же мгновение Хоро дернулась и задеревенела. Он тут же разжал руку.

Прежде чем он успел извиниться, голова Хоро жестко боднула его в бок.

— Не сметь так хватать!

Время от времени Хоро заявляла, что позволит ему потрогать ее хвост, как будто это некая форма награды, но, похоже, хвост был ее чувствительным местом.

Однако целью Лоуренса было вовсе не убедиться в этом лишний раз, и двигало им вовсе не желание просто пошалить.

Он сам не знал, что его толкнуло, но, поскольку Хоро оказалась в не совсем унылом настроении, ему стало чуть легче.

— Дурень, — добавила она со вздохом.

Пало молчание.

В тишине слышалось лишь шуршание хвоста Хоро да тихое потрескивание фитилька масляной лампы.

Едва Лоуренс начал раздумывать, не сказать ли ему что-нибудь, как Хоро заговорила.

— Воистину я плохая Мудрая волчица, если заставляю тебя так трястись надо мной.

Должно быть, она почувствовала, что он собирался что-то сказать.

Лоуренсу ее слова показались простой бравадой, но, возможно, то было лишь его воображение.

— Ох уж... То, что я полагаюсь на тебя, это вообще другая история. Мы сейчас говорим о том, чтобы ты на меня полагался!

Она подняла голову с плеча Лоуренса и выпрямилась; сейчас ее глаза располагались чуть выше его.

Эти янтарные с красноватым оттенком глаза смотрели на него сверху вниз; губы раздраженно искривились.

— Когда уже ты покраснеешь?

— Может, и покраснею, если ты мне честно расскажешь, о чем думаешь.

Хоро тотчас отпрянула; лицо исказилось, словно она попробовала что-то горькое.

Лоуренс, однако, никакой видимой озабоченности не проявил, и лицо Хоро погрустнело.

— Ну же, давай... — тихо промолвила она.

— Что?

— Я хочу, чтобы ты смутился.

— А, ну ладно, — ответил Лоуренс, и Хоро вновь прильнула к его груди и застыла в полной неподвижности.

— Может, нам завершить наше странствие здесь? — прошептала она.

Если бы Лоуренсу захотелось объяснить кому-нибудь, какое изумление он испытал в этот момент, им пришлось бы увидеть его своими глазами.

Он был непередаваемо изумлен — и это все, что было у него в голове.

Но следующим его чувством был гнев.

Эту шутку он совершенно не хотел слышать.

— Ты думаешь, я шучу?

— Да, — ответ Лоуренса последовал мгновенно, но вовсе не из-за его самообладания.

Вовсе наоборот. Лоуренс схватил Хоро за плечи и, отстранив на расстояние вытянутой руки, уставился ей в лицо.

Она улыбалась, но не той улыбкой, которая всегда сердила Лоуренса.

— Правда, ты такой милый.

Лоуренс пробормотал себе под нос, что подобные слова она может говорить, только щекоча его под подбородком и усмехаясь своей дьявольской улыбкой.

— Я говорю серьезно. Если бы я сказала такое в шутку, ты бы действительно рассердился.

Лоуренс по-прежнему держал ее за плечи; она накрыла его руки своими и продолжила:

— Но ты простишь меня, ты ведь добрый.

Пальчики Хоро были такие тонкие, а ногти — неострые и красивые.

И когда они впились в тыльную сторону его ладоней, было больно.

Но несмотря на царапанье, Лоуренс не отнимал рук от плеч Хоро.

— Мой договор с тобой... я должен сопроводить тебя на родину.

— Мы уже почти пришли.

— Но почему...

— Люди меняются. Обстоятельства меняются. И мое настроение тоже меняется.

Произнеся эти слова, Хоро улыбнулась с сожалением, и Лоуренс знал, что она сожалеет о том, какое печальное зрелище сейчас представляет.

На какое-то мгновение его охватил ужас.

Неужели такие вещи она может решать просто по прихоти?

Хоро хихикнула.

— Похоже, остались еще нехоженые земли. Но это не то место, куда можно ступать своими ботинками.

Слишком поздно для нее было дразнить Лоуренса и наслаждаться его смущением; но, по мере того как он все больше привыкал к ее шуточкам, ее средства становились все более тяжелыми, чтобы это как-то уравновесить.

Однако, как сама Хоро только что сказала, это не та область, в которой он хотел бы, чтобы она играла.

— С чего вдруг так внезапно? — спросил он.

— Все как сказала та лиса.

— ...Ив?

Хоро кивнула и убрала ногти от рук Лоуренса.

Выступила капелька крови; Хоро извинилась одними глазами и продолжила:

— Деньги могут купить спутника, но...

— ...но не его отношение?

— Да, и она сказала, что наши встречи надо лелеять. Обычная человеческая девчонка, которая так много о себе воображает... — Хоро прижала руку Лоуренса к своей щеке. — Я хочу, чтобы наша встреча была чем-то хорошим. И поэтому я думаю, что нам лучше расстаться здесь.

Лоуренс не понимал, что она говорит.

В Терео Хоро ушла от ответа на вопрос, что она будет делать, когда придет в родные края.

Тогда, как Лоуренсу казалось, это было из-за повисшего между ними беспокойства, что, когда они туда доберутся, их совместное путешествие закончится.

Это было вполне естественно, заложено в самой природе их договора; и когда Лоуренс только познакомился с Хоро, он уже предполагал, что так будет. Несомненно, и Хоро испытывала подобные чувства.

Но путешествие оказалось чистым наслаждением, и Лоуренсу хотелось его продлить, пусть хоть на день.

Это детское желание охватило его и не выпускало.

И разве с Хоро происходило не то же самое? Уж в этом-то Лоуренс был уверен, когда оглядывался на все, что произошло во время их путешествия.

Тогда каким образом завершение путешествия здесь вытекало из идеи, что отношения надо лелеять?

При виде Лоуренса, глядящего на нее с нескрываемым изумлением, Хоро печально улыбнулась, продолжая прижимать его руку к своей щеке.

— Дурень. Неужели до сих пор не понял?

Хоро не дразнила, не сердилась. Она смотрела на него, как на трудного ребенка, в ее взгляде смешались раздражение и привязанность.

Лоуренс отнял руку от ее щеки; Хоро подняла голову, и Лоуренс вновь заключил ее в объятия.

— Это путешествие вправду было прекрасным и удивительным... Я смеялась, плакала... Эта старая, хитрая волчица даже кричала от гнева, когда мы ссорились. Я столько времени была одна, и эти дни стали для меня ярким лучом света. Я даже хотела, чтобы они тянулись вечно.

— Ну так... — начал было Лоуренс, но слова застряли у него в горле.

Об этом он говорить не мог.

В конце концов, Хоро не человек. Их продолжительность жизни слишком разная.

— Ты очень умный, но такой неопытный. Поскольку ты торговец, который вечно гоняется за прибылью, я думала, ты скоро поймешь, но... Я это говорю вовсе не потому, что не хочу смотреть, как ты умрешь. Я... уже привыкла к этой мысли, — произнесла Хоро гладко и ровно, как зимний ветер проносится над бурым, высохшим полем. — Будь у меня побольше самообладания, я, быть может, дотерпела бы, пока мы не доберемся до моего родного города. Я была уверена в этом, когда мы оставили позади ту последнюю деревушку, но... ты просто-напросто слишком большой добряк. Ты принимаешь все, что я делаю, ты даешь мне все, чего я прошу. Терпеть это просто ужасно... просто ужасно.

Лоуренса абсолютно не радовало слышать от Хоро эти слова, которые скорей можно найти на последней странице какого-нибудь рыцарского романа.

Он по-прежнему не понимал, что Хоро имеет в виду, но одно он понял точно.

Он знал, что закончится речь Хоро словами: "Поэтому давай расстанемся здесь".

— Это просто... слишком страшно, — вымолвила она.

Ее хвост распушился, показывая неуверенность своей хозяйки.

То же самое она сказала после того, как съела жареного поросенка, — что ей страшно.

Тогда он не понимал, но сейчас, с учетом всего — есть лишь одно, что могло ее так напугать.

Но Лоуренс не понимал, почему это ее так напугало.

Хоро хотела, чтобы он понял.

В тот вечер она сказала, что если бы Лоуренс понял, это было бы еще хуже; но сейчас, по их теперешнему разговору, стало ясно, что мнение Хоро поменялось.

Хоро — Мудрая волчица. Она ничего не делает просто так и крайне редко ошибается.

Значит, того, что Лоуренс сейчас знает, достаточно, чтобы он мог понять.

Мысли Лоуренса бешено скакали.

Его цепкая память — гордость Лоуренса как торговца — работала на полную мощь, собирая воедино все.

Слова Ив. Неожиданное желание Хоро уйти. Что-то, что он, будучи торговцем, способен понять. И страх Хоро.

Все эти части головоломки, казалось, не имели ни малейшего отношения друг к другу, и Лоуренс понятия не имел, как они стыкуются.

Разве того, что путешествие было прекрасным и удивительным, недостаточно, чтобы желать его продолжения?

Любое путешествие рано или поздно подходит к концу, но Хоро ведь вовсе не пыталась избежать неизбежного. Она должна была давно это понять; Лоуренс, во всяком случае, понял. Он был уверен, что, когда их путешествие закончится как дОлжно, они расстанутся улыбаясь.

Должен быть какой-то смысл в ее желании оборвать путешествие на середине.

Середина пути. Эта конкретная возможность. Потому что она не смогла вытерпеть до возвращения на родину...

Добравшись до этой мысли, Лоуренс ощутил, что начинает видеть некую связь.

Радость. Путешествие. Время. Торговец.

Он замер, потрясенный и не могущий скрыть потрясение.

— Ты понял наконец? — произнесла Хоро с толикой раздражения в голосе и слезла с колен Лоуренса. — По правде сказать, я бы предпочла, чтобы ты не понял, но если это продлится еще немного, я упущу лучшую возможность. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду, правда?

Лоуренс кивнул.

Он понимал даже слишком хорошо.

Нет. В глубине души он это понимал всегда. Просто не хотел принять.

Хоро отодвинулась еще, не выказывая особой неохоты, и встала с кровати.

Под взглядом ее янтарно-красных глаз Лоуренс прошептал:

— Даже ты не видела такой сказки?

— Сказки? Ты о какой говоришь?.. А, понятно. Умеешь ты выбирать слова.

В мире существовало, в широком смысле, два типа сказок. Сказки со счастливым концом и сказки с концом несчастливым.

По правде говоря, на самом деле существовало четыре типа, но остальные два были слишком сложны, чтобы люди могли их создавать, а люди — слишком несовершенны, чтобы их понимать.

Если и был кто-то, кто мог создавать и читать эти сказки, то только бог; и именно это Церковь обещала людям после смерти.

— Истории, где они жили долго и счастливо, — сказал Лоуренс.

Хоро молча отошла в угол комнаты и взяла кувшин с вином, стоявший рядом с их пожитками. Потом обернулась с улыбкой на устах.

— Такого не бывает. Конечно, я радуюсь, когда беседую с тобой. Слишком сильно радуюсь — настолько сильно, что так бы тебя всего и съела.

Если бы Лоуренс услышал эти слова вскоре после их знакомства, если бы тогда он взглянул в ее красноватые глаза — вне всяких сомнений, он бы испугался.

Но сейчас какого-либо беспокойства он не ощущал.

Хоро желала вернуться к тем отношениям, которые у них были при их первой встрече. Осознание этого пронзило Лоуренсу сердце.

— Но как бы вкусна ни была еда, нельзя ведь есть одно и то же все время, не так ли? От этого устаешь, не правда ли? И, что хуже всего, поскольку я наслаждаюсь все больше и больше, мне требуется все большая стимуляция; и что потом? Ты ведь знаешь, знаешь, что находится на вершине этой лестницы?

Когда-то Лоуренс дрожал, пытаясь прикоснуться к руке Хоро, но сейчас Хоро могла обнимать его без всяких происшествий, и он мог целовать ей руку сколько его душе было угодно.

Сосчитав остальные вещи, которые они могли делать, Лоуренс осознал нечто, что привело его в ужас.

Впереди у них много, очень много времени, а сделать они могут еще так мало.

Они могут держаться за руки, могут передавать друг другу вещи, но конец обязательно наступит, прежде чем они это осознают.

Они могут продолжать взбираться по лестнице.

Но кто может гарантировать, что лестница будет длиться бесконечно?

— Рано или поздно я перестану получать то, чего жажду; весь восторг, который когда-то вызывали беседы, потухнет, останется лишь в воспоминаниях. И тогда мне останется лишь возвращаться мыслями в прошлое и думать, как было хорошо, когда мы только познакомились.

Сейчас она смотрела пристально и недобро.

— Вот что меня страшило. Меня страшило предстоящее скорое исчезновение этого восторга. Все из-за... — Хоро глотнула из кувшина, — ...твоей доброты, — закончила она, словно обвиняя саму себя.

Волчица Хоро Мудрая.

Волчица, которая жила веками, которая даровала людям урожаи, которая превыше всего на свете боялась одиночества.

Одну сторону этого страха понять было трудно. Почему она терпеть не могла, когда ее почитали и боялись как богиню, — этого рассудком постичь невозможно, казалось Лоуренсу.

Разумеется, она жила так долго, что других существ, проживших столько же, было крайне мало, и из-за этого она была особенно подвержена чувству одиночества.

Но здесь и сейчас Лоуренс наконец нашел ответ — причину, почему, пожив так долго, Хоро тем не менее не стала — да нет, не могла — искать себе подобных.

Хоро не раз говорила, что она не богиня.

В этом-то и была истинная причина.

Единый бог, считалось, создал небесное королевство, где не было места ни дряхлости, ни болезням — лишь вечное блаженство.

Хоро подобного сделать не могла.

Подобно обычному человеку, она могла лишь привыкать к чему-то, а затем уставать от этого и проводить бессонные ночи, думая: "Ах, как хорошо было в начале!"

Она не могла оставаться счастливой вечно.

И эта Мудрая волчица, прожив столько, сколько прожила, знала слишком хорошо, что ее простому, детскому желанию не суждено сбыться.

— Меня давно уже впечатляет, насколько вы, люди, умны, раз смогли придумать пословицу "Все хорошо, что хорошо кончается". Я хоть и думаю про себя "о да, так оно и есть", но не могу найти в себе решимости прекратить что-то, что доставляет мне удовольствие. Я не знаю, что будет, если ты пройдешь со мной весь путь до моей родины. Вот почему я хочу расстаться здесь, и тогда наше путешествие будет прекрасно от начала до конца.

У Лоуренса просто не было слов. Хоро подошла к нему и протянула кувшин, и он его взял.

Ничего светлого не было в ее словах, но в голосе он услышал решимость — почти граничащую с вызовом.

— Разве ты сейчас не близок к достижению собственной мечты? Разве сейчас не идеальное время, чтобы закрыть эту страницу своей жизни?

— Ну... похоже, что так, — ответил Лоуренс. Он ведь именно поэтому и не перебивал ее.

— И еще — я собиралась сказать тебе позже и устроить сюрприз, — Хоро подавила смешок и уселась рядом с Лоуренсом, словно разговора только что и не было вовсе. Она изогнулась и подобрала лежавший на кровати том. — Я есть в книге, — произнесла она с немного печальной улыбкой — несомненно, печальной из-за удивления Лоуренса при этих словах.

И это несмотря на то, что он не выказал ни намека на эмоции, когда Хоро говорила о грядущем осуществлении его мечты.

— В прошлом много чего произошло — много чего, о чем я забыла совсем, пока не увидела здесь, — сказала Хоро и, перевернув несколько страниц, протянула книгу Лоуренсу, словно предлагая прочесть самому.

Лоуренс взял книгу, передав взамен кувшин, и опустил взгляд на страницу.

Ровным, вычурным почерком там были выведены истории тех времен, когда люди жили во мраке невежества.

Имя Церкви было не более чем слухом, доносящимся из далеких краев.

И там, точь-в-точь как говорила Диана, летописец из языческого города Кумерсона, было имя Хоро.

— "Пшеничный хвост", говорили они. Такое трудное прозвище, — сказала Хоро.

Лоуренсу казалось, что это прозвище не так уж далеко от истины, но он промолчал.

— Похоже, ты уже тогда была изрядной пьянчужкой, — вздохнув, произнес он, прочтя соответствующую часть истории, но Хоро, вместо того чтобы оскорбиться, выпятила грудь и гордо фыркнула.

— Это я теперь отчетливо помню. Там у меня была соперница, девушка чуть помоложе тебя; мы с ней пили на спор и не могли выпить столько, чтобы больше уже не влезало. А под конец все было еще более героично, понимаешь —

— Нет, спасибо. Дальше слушать не желаю, — перебил Лоуренс, замахав руками. Ему даже размышлять не нужно было, чтобы догадаться, как Хоро положила конец этому состязанию выпивох.

И тем не менее: в книге действительно была легенда об этом состязании; больше всего она походила на героическую сагу о Хоро и девушке, с которой она пила.

Возможно, этому не стоило удивляться.

Хоро хихикнула.

— Ах, какие воспоминания. И я ведь начисто про это все забыла, пока не прочла.

— Питье, еда, песни, танцы. Уверен, это во всех легендах написано, но ощущение веселья все равно чувствуется. Думаю, большинство старых легенд — комедии.

— О да. Это было весело. Давай же, вставай.

— ?..

Лоуренс сделал что было велено — встал с кровати.

По указанию Хоро он положил книгу.

Не успел он подумать, что Хоро делает, как она подошла к нему и взяла за руку.

— Вправо, вправо, влево, влево, влево, вправо — понятно, нет?

Даже и думать было не нужно.

Это был старинный танец, который Хоро танцевала в легенде.

Но встав рядом с ней, Лоуренс понял.

Совершенно ясно было, что лежало под ее напускной веселостью.

Хоро сказала, что хочет прервать путешествие, потому что оно было слишком прекрасным.

— Только этот танец лучше не танцевать, если ты пьян. У тебя в глазах все поплывет, прежде чем ты это заметишь, — сказала она, подняв глаза на Лоуренса и улыбнувшись, потом опустила взгляд. — Итак, шаг вправо, вправо, влево, потом влево, влево, вправо — понял? Ну, поехали!

Лоуренс никогда прежде не танцевал толком, хотя Хоро и заставила его танцевать на праздничных улицах Кумерсона, где они и проплясали всю ночь.

С такой практикой любой сможет танцевать, хоть и ни шатко ни валко.

Когда Хоро выкрикнула "Давай!" и выставила ногу, Лоуренс стал следить за ней и делать то же, что она.

Пастушка Нора танцевала пастушеский танец, чтобы доказать, что она пастушка. Танцы были повсюду. Их было бессчетное множество, но все они походили один на другой.

Лоуренс попал в шаг с Хоро с первой попытки, чем явно ее удивил.

— Хмм.

Должно быть, она надеялась посмеяться над его неуклюжестью, полагая, что приспособиться ему будет непросто.

Шаг, шаг, шаг... их тела двигались легко и непринужденно, и вскоре уже Лоуренс вел Хоро, чьи ноги запутывались чаще. Стоило понять, что здесь больше вопрос уверенности, чем техники, как все получалось — достало бы смелости.

Но удивление Хоро сказалось на ее движениях лишь ненадолго.

Вскоре она уже скользила легко, лишь время от времени чуть-чуть конфузясь, причем явно нарочно. Лоуренсу показалось, что она пытается заставить его наступить ей на ногу.

Разумеется, он на эту удочку не попался.

— Хмм — пфф.

Они походили на две марионетки, нити которых дергали одновременно, — настолько слаженно они двигались.

Вправо, вправо, влево, влево, влево, вправо — движения были просты, но Лоуренс и Хоро все продолжали и продолжали танцевать без устали в своей маленькой комнатушке.

Лишь когда Хоро, к удивлению Лоуренса, наступила ему на ногу, их танец завершился.

— Ааай... — все, что Лоуренс успел сказать, прежде чем они вместе рухнули на удачно случившуюся рядом кровать.

Они по-прежнему держались за руки.

У Лоуренса было неприятное подозрение, что Хоро это сделала нарочно, но та казалась пораженной, словно понятия не имела, что только что произошло.

Наконец она стала прежней собой и встретилась глазами с Лоуренсом.

— ...Что мы тут делаем?

— По-моему, лучше не спрашивать.

Хоро игриво склонила голову и ухмыльнулась, обнажив клыки.

Похоже, она была искренне счастлива.

И именно поэтому, должно быть, она нашла в себе силы продолжить.

— Направление на мой город там тоже указано.

Лоуренс припомнил содержимое книги и кивнул; на его устах еще оставалась улыбка от их последнего обмена фраз.

В книге было написано, что Хоруо Пшеничный хвост пришла со стороны гор Роеф, которые лежали в двадцати днях пешего пути на сон и рождение.

Север — это "сон", восток — "рождение". Подобные обозначения направлений встречались не так уж редко.

Самой важной частью легенды было упоминание гор Роеф.

Лоуренс знал это название.

Так назывался приток реки Ром, текущей через Реноз.

Не приходилось сомневаться, что исток реки Роеф был как раз в горах Роеф. С этими знаниями Хоро даже в одиночку сможет найти дорогу домой.

И Лоуренс сомневался, что эта его мысль неверна.

Единственной его ошибкой было то, что он загрузил пшеницу в свою повозку близ Пасро.

— Так что, ты их все прочла? — быстро спросил Лоуренс, чтобы не дать молчанию раскрыть их ложь друг другу.

Лоуренс и Хоро разом уселись на кровати, и их руки расцепились.

— Да, все. В самой старой записана история основания города, там написано про человека, который вбил первый столб первого здания, хотя не очень понятно, человек ли это был.

— Что, один из твоих друзей?

— Возможно, — Хоро рассмеялась на его подтрунивание. — Однако, — она выпрямилась, — мы должны вернуть книги, пока не пролили на них вино. Не то чтобы нам нужно было их переписать, и вообще, большая часть их содержимого была у меня в голове изначально.

— Конечно. И нет гарантии, что ты не заснешь прямо на них и не обслюнявишь все страницы.

— Я никогда такого не делаю.

— Я знаю. Ты и не храпишь тоже, — с улыбкой произнес Лоуренс и встал с кровати, делая вид, что опасается, что его укусят, если он останется сидеть.

— Рассказать тебе, о чем ты говоришь во сне? — спросила Хоро, полуприкрыв глаза.

При этих словах сердце Лоуренса колотнулось не в ритм.

Он делал все, что только мог, чтобы печаль от этого разговора не отразилась на его лице.

— Подозреваю, что-нибудь вроде "Пожалуйста, умоляю, не ешь больше!"

Ему частенько снилось, что он может есть столько вкусной еды, сколько пожелает.

Но с тех пор, как он познакомился с Хоро, гораздо чаще ему снился кошмар, в котором ему приходится оплачивать счет за чужую еду.

— Ты зарабатываешь вполне достаточно, чтобы платить, — огрызнулась Хоро, забираясь на кровать напротив кровати Лоуренса.

Они словно притворялись, что ссорятся.

— Да, задним числом можно судить. Если бы мы не заработали прилично в Кумерсоне, ты бы в буквальном смысле пожирала мое состояние.

— Пфф. Разве не говорит пословица: "Уж если ты ешь яд, то можешь съесть всю тарелку"? Если до такого дойдет, я просто проглочу и тебя тоже, — Хоро картинно облизнула губы, глядя на Лоуренса голодными глазами.

Он уже сто лет знал, что все это лишь притворство.

Но что-то еще пряталось за этой картиной — теперь он это понимал до боли отчетливо.

Где-то, в каком-то месте связь между ними разорвалась. Печально, но все же не настолько печально, чтобы быть нестерпимым.

Самое печальное то, что все это происходило по вине злого бога.

— Готов поспорить, так и будет. Так. Когда мы вернем книги, что ты хочешь на ужин? — поинтересовался Лоуренс.

Хвост Хоро взметнулся, на губах появилась неприятная улыбка.

— Там будет видно.

По крайней мере их разговоры были такими же занятными, как и всегда.

К оглавлению

Глава 4

Вскоре после полудня на следующий день Лоуренс и Хоро вышли с постоялого двора, сказав Арольду, что идут к Риголо, но скоро вернутся.

Вряд ли за короткое время их отсутствия решение Совета будет оглашено, но возможность такая была. Арольд безмолвно кивнул, не сводя глаз с огня в очаге.

Лоуренс с Хоро вышли в город и вновь оказались на его узких, тесных улочках.

В отличие от прошлого раза, луж практически не было — как и разговора.

Хоро вновь и вновь спрашивала о подробностях сделки, которые она давно уже поняла, просто чтобы показать свою чуткость.

— Ну что ж, похоже, все идет хорошо, — наконец произнесла она.

Одна из тех луж, где Лоуренс в прошлый раз галантно протягивал Хоро руку, чтобы помочь перепрыгнуть, исчезла. Вместо нее была яма, вырытая, возможно, каким-нибудь юным озорником; уровень воды в ней был ниже, впрочем, ее все равно можно было назвать лужей.

Так что для Лоуренса это была единственная возможность вновь протянуть Хоро руку, которую та и приняла, прежде чем перепрыгнуть яму.

— Да, все хорошо. Даже слишком хорошо, — ответил он.

— Ты в прошлом уже много раз обжигался, — заметила Хоро, вызвав у Лоуренса улыбку.

Страх его был вызван, главным образом, громадностью прибыли, которая ожидала его по ту сторону сделки.

Он не считал, что Ив заманивает его в ловушку; да и вообще, поставить умную ловушку достаточно непросто.

Они берут деньги в долг, покупают на них меха, потом продают дороже — все.

Если только покупка и продажа пройдут успешно, тревожиться просто не о чем.

Если Ив пытается затянуть его в какую-то ловушку, например, ограбить его на полпути, она бы не предложила воспользоваться для перевозки лодкой.

Река была более важным торговым путем, чем дорога, и по ней сновало множество судов.

Ограбить кого-то на реке так, чтобы никто не заметил, было практически невозможно.

Похоже, беспокоиться действительно не о чем.

— Напомни, сколько тысяч стоит мое тело?

— Мм, около двух тысяч.

Правильнее было бы сказать, что эти деньги принесло имя рода Ив, а вовсе не тело Хоро.

— Ох-хо. Интересно, сколько вина можно купить на эти деньги?

— Невероятно много, причем самого лучшего.

— И ты собираешься забрать эти деньги и прибыль, да?

Хоро требовала свою долю, и Лоуренс искренне намеревался ей эту долю дать.

— Если все пройдет хорошо, я куплю тебе столько вина, сколько ты захочешь.

Хоро хихикнула.

— Тогда я захочу... — начала она, но тут же поспешно захлопнула рот.

Мгновение замешательства — и Лоуренс понял, что она собиралась сказать.

"Тогда я захочу столько, чтобы оставаться пьяной всю жизнь".

Но то была неосуществимая мечта.

— Тогда я захочу... столько, чтобы меня стошнило еще до того, как я опьянею, — произнесла наконец волчица Хоро Мудрая.

Бродячий торговец Лоуренс просто не мог упустить такую возможность.

— Что? Ты проиграла то состязание пьянчуг?

— Да... Ну, это же вполне естественно. Подумай сам. Моя соперница была, конечно, не так красива, как я, но все же более-менее ничего — и она влила себе в брюхо столько вина, что все лицо стало красным, а щеки раздулись. Когда я, Мудрая волчица, увидела, какое позорное зрелище тоже вскорости буду представлять, я просто не смогла сдержать проглоченного.

Вне всяких сомнений, они обе представляли собой "позорное зрелище", но пустое оправдание Хоро было настолько в ее стиле, что Лоуренс не удержался от смеха.

Хоро скрестила руки на груди и скорчила кислую мину. Была в ней какая-то невинность девчонки-сорванца.

Какой веселый получился бы разговор, если бы он не был притворством с первого до последнего слова.

— В любом случае, ты, похоже, спиртное обожаешь, несмотря на проигрыш, — заметил Лоуренс.

На что Хоро ответила:

— Ты, как всегда, редкостный дурень.

Когда они добрались до дома Риголо, его самого там не оказалось.

Встретила их Мельта в своем обычном монашеском одеянии.

— Быстро вы их прочли, — произнесла она. — У меня месяц уходит всего на одну короткую историю.

Похоже, она говорила не из смирения, а скорее из робости; ее улыбка светилась добротой.

Лоуренс не мог не заметить, что, пока Мельта брала ключ из ящика стола Риголо и впускала их, Хоро ни разу его не пнула.

— Господин Риголо просил передать, что если вам понадобится еще что-то, не стесняйтесь одолжить, — с этими словами Мельта открыла дверь в подвал с архивом и зажгла восковую свечу.

— Что-нибудь еще хочешь почитать? — спросил Лоуренс у Хоро. Та неопределенно кивнула.

— В таком случае походи, осмотрись. Как бы ни ценны были книги, печально, когда они остаются непрочитанными, — сказала Мельта.

— Большое спасибо, — улыбнулся Лоуренс и опустил голову в поклоне.

Похоже, добросердечие Мельты было ее природным даром, вовсе не результатом ее монашества.

— Должна сказать, книги, которые вы позаимствовали, были написаны дедом Риголо, потому в них современный язык. А некоторые из более старых книг написаны в древнем стиле, их читать может быть трудно.

Хоро кивнула на слова Мельты, потом взяла у нее свечу и медленно углубилась в хранилище. Лоуренс сомневался, что там действительно было что-то, что Хоро желала прочесть; видимо, она просто хотела убить время.

Их танец на постоялом дворе, возможно, тоже был чем-то в этом роде.

Даже все понимая, им вполне можно было насладиться; и Хоро надеялась, что они смогут расстаться с улыбками на устах.

Но Лоуренс знал, что это невозможно.

— Ээ...

— Да? — Мельта провожала взглядом свечу в руке уходящей Хоро, но обернулась на голос Лоуренса.

— Не хочу показаться бесцеремонным, но могу ли я тебя попросить показать мне сад господина Риголо?

Сумрак архивной комнаты пестовал в голове Лоуренса мрачные мысли, и он уже начал сам себя пугать.

Мельта, однако, не выказала ни намека на беспокойство.

— Уверена, цветы в саду будут рады тебя видеть, — ответила она с улыбкой, сияющей, точно восковая свеча.

— Хоро, — позвал Лоуренс, и голова волчицы высунулась из-за книжного шкафа. — Смотри, осторожнее с книгами.

— Знаю, знаю.

Мельта добродушно рассмеялась.

— Все хорошо. Смею заверить, господин Риголо с ними гораздо хуже обращается.

Лоуренс более-менее чувствовал, что так оно и есть. Предупредив Хоро, он позволил Мельте отвести его из подвала обратно на первый этаж.

Он с нетерпением ждал, когда сможет посмотреть спокойно на освещенный сад, не думая ни о чем таком.

— Не желаешь что-нибудь выпить?

— А, э, нет — не утруждай себя, — махнул рукой Лоуренс на любезное предложение Мельты, и та, коротко поклонившись, вышла из комнаты.

Если бы он пришел по делам, его присутствие было бы прибыльно и для хозяев, так что он не постеснялся бы принять их любезность. Но сейчас Лоуренс злоупотреблял их добрым отношением и потому не хотел принимать больше, чем необходимо.

Один из главных принципов Церкви гласил: "Отдавай все, что можешь отдать".

— Ай, да ну, — произнес наконец он, кладя конец раздумьям. Не хотел он сейчас ни о чем думать.

Лоуренс повернулся к саду Риголо.

Ему доводилось слышать, что делать прозрачное стекло очень трудно. Да и помимо цены — одно лишь сооружение столь гигантских окон должно было быть сопряжено с огромными сложностями.

Сквозь множество соединенных вместе кусочков стекла виднелся сад, который, похоже, потребовал еще большего труда.

Даже страшновато было смотреть на эти зеленые стебли, белые цветы.

Риголо хвастался, что ценой некоторых усилий он мог поддерживать эту картину круглый год.

Если так, то Риголо, должно быть, часто сидел за этим столом, не уставая наслаждаться зрелищем, которое приветствовало его всякий раз, как он глядел на сад.

И, конечно, ухаживающая за ним Мельта смотрела ему в спину с любовью и в то же время с досадой.

От этой мысли Лоуренс ощутил укол ревности. Печально ухмыльнувшись собственной глупости, он вновь перевел взгляд на комнату.

Комната была битком набита бумагами и пергаментами. На первый взгляд она казалась страшно замусоренной, однако, если приглядеться, оказывалось, что на самом деле в ней хорошо прибрано. Просто она выглядела разобранной; такому виду лучше всего подошло бы название не "жилище" или "рабочий кабинет", а "гнездо".

Лоуренс подивился про себя, уж не близкое ли знакомство Риголо с Ив стало причиной того, что в комнате была одна из ее статуэток.

А может, ему просто всучили что-то из остатков.

Статуэтка, обернутая в хлопок, лежала в деревянном ящике, и там же лежал пергаментный свиток — должно быть, документ Церкви, удостоверяющий, что статуэтка освящена.

Размером статуэтка была с обе лоуренсовы ладони, если вытянуть пальцы.

Лоуренс пригляделся поближе, прикидывая про себя, сколько такая статуэтка может стоить, как вдруг он заметил что-то странное.

Поверхность статуэтки казалась какой-то выцветшей.

— Что такое?

Чтобы статуэтки лучше выглядели, их иногда натирали известью, иногда покрывали краской. Эта статуэтка Святой Девы-Матери была белого цвета, значит, ее натерли известью.

Но в том месте, где покрытие чуть облупилось, Лоуренс увидел кое-что непонятное.

Он чуть потер статуэтку, пытаясь ее очистить.

— ...Не может быть...

— Что-то случилось? — неожиданно раздавшийся голос вернул его в чувство.

Лоуренс обернулся. Это была Мельта.

— О Господи... ты меня смутила. Я просто подумал, что эта статуэтка так хорошо сделана, так бы и поделился с ней своими заботами.

— Надо же, — глаза Мельты чуть расширились, потом она улыбнулась. — Я агнец из стада Церкви, и я с радостью выслушаю, что тебя гнетет.

Очевидно, Мельта не относилась к числу практичных и расчетливых монахинь.

— Я все же воздержусь, — покачал головой Лоуренс.

В руках Мельта держала изящно вырезанный из дерева поднос с маленькой деревянной же чашечкой и металлическим кувшином.

— Попробуй этот напиток, он сделан из хлеба; правда, не знаю, понравится ли он тебе.

Поднос и чашка имели такие мягкие, красивые очертания, что Лоуренс подивился, уж не сама ли Мельта их сделала.

— Это квас?

— О, господин торговец, ты так много знаешь! — ответила Мельта и наполнила чашку светло-коричневой жидкостью.

— В последнее время его мало пьют, так что и встречается он редко.

— Мне он нравится больше, чем Кровь Господня... о, ээ — пожалуйста, забудь, что я это сказала!

Под "Кровью Господней" она, несомненно, подразумевала виноградное вино.

Тихоня Мельта пошутила — это выглядело просто очаровательно.

Лоуренс кивнул и приложил указательный палец к губам.

Будь они сейчас в Рубинхейгене, Кумерсоне или Терео, он бы обращался с Мельтой чуть-чуть иначе — опасаясь мести Хоро.

И все же, если бы Лоуренса спросили, действительно ли он сейчас наслаждается беседой, он бы покачал головой.

Его мысли скакали из-за того, что он узнал, осмотрев статуэтку Святой Девы-Матери.

— Пожалуйста, — произнесла Мельта, протягивая чашку с напитком.

Мягкие манеры Мельты легли бальзамом на истерзанное сердце Лоуренса. Он взял чашку.

— Я так понимаю, господин Риголо на заседании?

— Да. Сегодня утром пришло срочное сообщение, и... о Господи, я извиняюсь, мне было велено никому об этом не рассказывать.

Лоуренс сверкнул на смутившуюся Мельту своей лучшей деловой улыбкой и покачал головой.

— Ничего, ничего, и в любом случае я не собирался расспрашивать об этом заседании. Это был плохой выбор темы. Я хотел расспросить его об этом стекле, так что очень жаль, что я не смог с ним увидеться.

— О, вот как?.. Ну, это стекло собиралось по кусочкам, и на то, чтобы собрать его все, ушло три года.

— Ясно. Вижу, господин Риголо и впрямь обожает свой сад, — произнес Лоуренс, подпустив в голос удивления. Мельта просияла, словно это ее только что похвалили.

Ив говорила, что не понимает отсутствие у Риголо амбиций и его любовь к саду; но, когда рядом с тобой кто-то столь сочувствующий, как Мельта, очень легко утонуть в собственном увлечении. Дни Риголо протекали весьма приятно, подумалось Лоуренсу.

— Такое обожание — теперь я понимаю, почему он так смело заявлял, что хочет уйти с поста делопроизводителя в Совете.

Мельта кивнула, ее улыбка стала чуть напряженной.

— Хотя это его работа, но он остается здесь и смотрит на сад сколько возможно.

— Я бы сказал, и пускай; но, конечно, работа делопроизводителя тоже важна.

— Господь учит, что труд превыше всего. Но иногда мне кажется, что столь скромное желание, как проводить время в собственном саду, тоже имеет право быть, — с улыбкой сказала Мельта.

Это было желание бездельника, ни одна ревностная монахиня его бы не одобрила; но, возможно, из-за того, что Мельта была влюблена, она и находила его приятным.

Сколько бы Лоуренс об этом ни думал — по всему выходило, что счастьем Мельты было счастье Риголо.

Возможно, мечтой Мельты было целыми днями находиться при Риголо, когда он любуется своим садом, и усердно прислуживать ему.

— А, но самые скромные мечты воплотить труднее всего.

Мельта рассмеялась.

— Ты прав, — она приложила руку к щеке и взглянула на светлый сад. — А самое радостное время — то, которое хочется продлить навечно.

Пораженный, Лоуренс уставился на Мельту.

— Что случилось?

— Я просто тронут твоими словами.

— Ты мне льстишь.

Лоуренс был сама серьезность, но Мельта приняла его искренность за шутку.

Лоуренс желал, чтобы Хоро осталась. Он хотел, чтобы она осталась навсегда, но, возможно, ему следует просто лелеять это время, пока он не перестанет чувствовать так. Эта мысль пронзила его сердце.

Если они и впрямь будут вместе всегда, если они всегда смогут видеть друг друга — возможно, этой радости суждено будет погибнуть.

Это не такая уж трудная истина.

И именно из-за ее простоты мечта Хоро ее перебороть — неосуществима.

— Однако же я верю, что это счастье — когда можешь гнаться за простой мечтой, — выдавил Лоуренс, не в силах забыть о своей собственной реальности.

Прошло немного времени, и Хоро вернулась из книгохранилища, держа в руке свечу.

Она сказала, что свечка погасла, но это была явная ложь.

Как сбежал Лоуренс, так и Хоро сбежала, найдя темные уголки книгохранилища безвкусными.

Лоуренс это знал, потому что, едва войдя в ярко освещенную комнату, Хоро одарила его сердитым взглядом.

Не произнося ни слова, она подошла и встала рядом с ним.

Лоуренс взглянул ей в лицо и спросил:

— Ну что, нашла еще интересные книги?

Хоро покачала головой. Ее глаза спрашивали: "А ты?"

Хоро оставалась Хоро.

Она с легкостью обнаруживала мельчайшие изменения в его поведении.

— Ну а у меня была очень полезная беседа, — сказал Лоуренс.

В следующее мгновение во входную дверь заколотили.

Потом раздался звук открываемой двери.

По дому разнеслись тяжелые, грубые шаги, после чего в комнату ворвался некто.

Мельта была потрясена; но ее потрясение не переросло ни в гнев, ни в замешательство, ибо вошедшая была ей прекрасно знакома.

Это была Ив.

— Идемте со мной, — сказала она. — Дела плохи.

Она тяжело дышала.

— В городе бунт.

— Запри дверь и никому не открывай, кого не знаешь,— сказала Ив, и Мельта кивнула, сглотнув, точно проглотила камень.

— Х-хорошо!

— Неважно, насколько они недовольны решением Совета; едва ли они пойдут к дому делопроизводителя, так что у тебя все должно быть нормально, — и Ив легонько обняла Мельту. — И, конечно же, Риголо ничего не будет угрожать.

Мельта послушно кивнула.

Его безопасность волновала монахиню куда больше, чем своя собственная.

— Ладно, идемте.

Эти слова Ив адресовала Лоуренсу и Хоро, и Лоуренс ответил коротким кивком.

Хоро стояла чуть в стороне с безразличным видом, но Лоуренс видел, что уши под ее капюшоном подергивались. Скорее всего, она имела отличное представление обо всем, что происходило поблизости.

— Ну, мы пошли, — Ив ступила за порог, и Мельта с хлопком свела руки, словно молясь за их безопасность.

Ив, Лоуренс и Хоро шли по опустевшей улице быстрым шагом, скорее напоминающим трусцу.

— Ты сказала "бунт", но кто именно бунтует? — спросил Лоуренс.

— Ремесленники, которые занимаются обработкой шкур, и те, кто их снабжает материалами и инструментами.

Первое, что сказала Ив, едва добравшись до дома Риголо, было: "Дела плохи".

Причиной всего стало то, что Совет объявил свое решение раньше, чем ожидалось.

Совет как раз собирался вывесить на главной площади деревянную табличку с постановлением — и тут со всех сторон набежали ремесленники и их поставщики, размахивая вместо оружия своими орудиями труда и требуя, чтобы Совет отменил свое решение.

С точки зрения Лоуренса, решение было весьма хитроумное; однако вполне можно было себе представить, что человек, обнаруживший, что его дела в одночасье рухнули, едва ли проглотит это молча.

И Ив сказала, что решение Совета было основано на весьма наивном прогнозе.

Трудно было удивляться, что тревога и неуверенность людей выплеснулись в виде бунта. Даже если связанные с мехами ремесла в городе выживут, многие жители разорятся, так что все это будет лишено смысла.

Новости о бунте быстро достигли центра города, и сейчас здесь царил полный хаос.

Лоуренс слышал отдаленные крики и вопли.

Он глянул на Хоро; та кивнула.

— Решение Совета не может быть отменено? — спросил он

Ив покачала головой.

Совет Пятидесяти включал в себя влиятельных людей из всех городских кварталов, и принятые им решения являли собой волю города. Решения эти пересиливали любые прочие, и все жители Реноза обязаны были им подчиняться.

Если группа людей, чьи интересы противоречат интересам Совета, воспротивится этим решениям, возникнет опасность, что авторитет Совета рухнет, и тогда Совету будет трудно управлять городом.

Несомненно, ремесленники прекрасно это понимали, когда решились взбунтоваться.

— Совет должен сохранить свой авторитет, поэтому решение отменено не будет. Иностранные торговцы уже входят в город. Ремесленники пытаются любой ценой их не пустить, но, думаю, у них ничего не выйдет.

Ив шагала запутанным лабиринтом улочек без видимых проблем.

Время от времени они проходили мимо людей, цель которых, на вид, была такая же, как у них. Несколько раз мимо со всех ног пробегали торговцы.

Лоуренс волновался, удержится ли в их темпе Хоро, но та пока что справлялась. Она цеплялась за руку Лоуренса, чтобы оставаться рядом.

— А что наша меховая сделка? — поинтересовался Лоуренс.

— Решение Совета в точности такое, как сказал мне мой источник. Если они его не отменят, сделка остается в силе.

Если так — каждая секунда на счету.

— Что будем делать? Отправимся за деньгами позже, а пока займемся покупкой шкур?

— Нет, — ответила Ив. — Я не хочу осложнений. Мы должны идти к торговцам уже с деньгами. Вы двое отправляйтесь в Торговый дом Делинка и заберите золото.

Ив широкими шагами неслась по улицам, не обращая внимания на лужи. Прежде чем Лоуренс успел что-то вставить, она продолжила:

— Я пока подготовлю лодку, — и внезапно остановилась.

Троица достигла конца узкой, петляющей улочки и очутилась в порту.

Здесь было столпотворение. Люди ходили туда-сюда, у всех были мрачные лица.

Лоуренс осознал, что все эти толпы торговцев носятся в попытках заполучить меха, и холодок пробежал у него по спине.

На главной городской площади, должно быть, еще хуже, подумал Лоуренс. Там, на площади, ремесленники наверняка дерутся с людьми, обороняющими табличку с постановлением Совета.

— Мы сейчас опережаем всех. Нельзя действовать в спешке, — Ив обернулась. — Встретимся на постоялом дворе. Закончим сделку, когда все будет готово.

Ее голубые глаза горели решимостью.

Перед этим самым портом Ив, когда пила вино вместе с Лоуренсом, сказала, что копит деньги ради своей детской мести.

Хорошая ли это мотивация или плохая — не ему судить.

Но одно он знал точно. Ив — очень целеустремленный и способный торговец.

— Понял.

Он слегка пожал протянутую ему руку. Ив чуть заметно улыбнулась, потом развернулась и исчезла в толпе.

Ив непременно обеспечит и отличную лодку, и поставку мехов.

— Ну что, идем и мы? — промолвила Хоро.

Голос ее звучал не взволнованно, не торопливо.

— Да, идем, — кратко ответил Лоуренс. Он двинулся было прочь, но тут же остановился.

Можно было бы, пожалуй, сказать, что его пришпилил к земле пронзительный взгляд Хоро.

— Ты что-то увидел — нет, ты что-то увидел и что-то подумал — почему ты мне не сказал? — спросила Хоро.

Лоуренс улыбнулся; Хоро, конечно же, знала все.

— Ты понял, что сделка таит какую-то опасность. Или я ошибаюсь?

Он ответил мгновенно; смысла скрывать не было никакого.

— Нет, не ошибаешься.

— Тогда почему не говоришь?

— Ты действительно хочешь это знать?

Хоро протянула руку к груди Лоуренса, но не потому лишь, что он ответил вопросом на вопрос.

Лоуренс взял ее за пальцы, отвел руку вниз, отпустил.

— Этой сделке присуща опасность, да; будем считать, что я тебе об этом сказал. Она угрожает и мне, и тебе. Но, рассмотрев все возможности, я решил, что мы должны искать выгоды, невзирая на риск. Та сумма, которую мы получим, стоит того, чтобы рискнуть моей жизнью, и даже если опасность будет грозить тебе, ты сможешь обойти ее, с твоими-то способностями. Но, конечно...

Хоро слушала с непроницаемым лицом.

— ...если до такого дойдет, нам трудно будет воссоединиться.

Хоро молчала.

Лоуренс продолжил:

— И если бы мы с тобой поговорили об этом, вот что бы ты сказала...

— ...Не отбрасывай прочь эту прибыль ради одной лишь ниточки надежды, — закончила за него Хоро.

Лоуренс пожал плечами и улыбнулся.

Он молчал о своем открытии именно потому, что не хотел, чтобы Хоро произнесла эти слова.

Если сделка закончится успешно, мечта Лоуренса воплотится в жизнь. Он вернется в город богатым человеком, и Хоро выйдет из своего заточения, чтобы поприветствовать его, а потом расстаться навсегда — с улыбками и словами благословения.

Или же все закончится неудачей, и Хоро придется сбежать, прежде чем ее продадут или сделают что-нибудь похуже; тогда она, собрав волю в кулак, возобновит свой путь в родные края одна. Если Лоуренсу позволена самонадеянная мысль — Хоро, может, навестит его, чтобы убедиться, что он жив-здоров; но после она его покинет, и никакими словами он не сможет остановить ее.

Проще говоря —

— Единственный шанс для меня продолжить путешествовать с тобой — это полностью отказаться от сделки.

Лоуренс удержал в себе другие слова, что рвались наружу, — что даже если это будет стоить ему его мечты, он ни за что не подвергнет Хоро опасности.

— Ты думаешь, от этого я буду счастлива? — спросила Хоро.

— Да, — без тени смущения ответил Лоуренс.

В следующую секунду он получил пощечину.

— Я не скажу, что счастлива. И никогда, никогда не скажу, что сожалею.

Хоро ударила его со всей силы, какая нашлась в ее маленькой ручке; возможно, ее ладони было больнее, чем щеке Лоуренса.

Эта мысль мелькнула у Лоуренса, когда он глядел на ее дрожащее лицо.

На этом все шансы, что любой из них скажет другому, что хочет продолжать путешествовать вместе, были порушены.

Хоро этого и желала. Лоуренс нет.

Он дал ей то, чего она желала, ценой собственных чувств.

Это была сама суть понятия "доброта", и потому Хоро этого боялась.

Со стороны Лоуренса то была тихая месть за внезапное заявление Хоро о конце путешествия.

— Я запомню тебя как холодного, расчетливого торговца, — сказала она.

При этих словах Лоуренсу наконец удалось улыбнуться.

— Было бы вредно для моей репутации, если бы ты запомнила меня дурнем. Ну, идем, заберем наше оружие, наши деньги.

Лоуренс зашагал прочь, Хоро двинулась чуть сзади.

Шмыганье носом, которое донеслось до его ушей, было вызвано явно не холодным воздухом.

Возможно, Хоро считала это несправедливым, но Лоуренс был не настолько великодушен, чтобы позволить Хоро покинуть его без маленькой мести.

Но месть пуста.

Когда они добрались до Торгового дома Делинка, Хоро уже вновь была самой собой.

Месть порождает месть.

И это к лучшему.

— Нет в этом мире никакого бога, — тускло пробормотала Хоро. — Если бы твой всеведущий, всемогущий Господь существовал, как он мог бы просто наблюдать за такими страданиями?

Лоуренс остановил руку, уже готовую постучать в дверь.

— Действительно, как? — кивнул он и лишь потом постучал.

Торговый дом Делинка выглядел простенько, как всегда, и внутри царила тишина, словно шум и суматоха снаружи их совершенно не касались.

Разумеется, торговцы прекрасно знали, что творится в городе, и, едва увидев Лоуренса, тотчас с радостью принесли деньги.

Неприятные улыбки на их лицах вполне показывали, что они думают; но по крайней мере Лоуренс мог довериться их полным достоинства заверениям, что безопасность его спутницы они обеспечат.

Каким бы бессердечным ни был торговец, на это бессердечие вполне можно было положиться, когда речь шла об аккуратном обращении с товаром.

Однако когда настало время передачи денег, торговцы вручили их не Лоуренсу, а Хоро.

То была мудрость заимодавца.

Если Лоуренс получит деньги из рук Хоро, заложницы, их важность прочнее запечатлится у него в памяти. Это должно будет отбить у него всякое желание отказываться платить по счету; и вообще, его стремление извлечь прибыль с помощью этих денег выйдет на совершенно новый уровень.

Хоро пристально посмотрела на мешочек с монетами, уютно уместившийся в ее ладошках. Потом перевела взгляд на Лоуренса.

— Когда получишь прибыль, я хочу лучшего вина, — с кислым видом произнесла она.

Столько, чтобы быть пьяной вечно.

Столько, чтобы это последнее воспоминание о нем осталось в ее сердце навечно.

— Ну конечно, — ответил Лоуренс, принимая деньги.

— Мы тоже будем молиться за твою удачу, — сказал торговец Делинка.

Скорее всего, он вмешался, чтобы прервать разговор. Опыт должен был подсказать ему, что такие прощания могут длиться и длиться.

Но Лоуренс и Хоро давным-давно уже попрощались.

— Когда мы увидимся в следующий раз, я буду городским торговцем, — высокопарно произнес Лоуренс.

— Моим спутником просто не может быть никчемный торговец, — улыбнулась Хоро.

Лоуренс не знал, какое выражение лица принять после такого заявления.

Он не знал; но когда он вышел из здания и оглянулся, Хоро стояла в дверях потупившись.

Лоуренс помчался в город, прижимая к груди мешочек с шестьюдесятью золотыми.

Он был не в настроении идти.

Он не знал, правильный ли выбор он сделал.

Просто не знал.

Хотя другого выбора не было, все равно он не знал, правильный ли выбор он сделал.

Это не казалось ему странным. Впереди лежал доход столь громадный, что о таком он не мог и мечтать.

А на сердце все-таки было неспокойно.

Сжимая золото, Лоуренс бежал по городу.

Когда он добрался до постоялого двора, в дверях стояли и обсуждали что-то несколько человек.

Даже не вслушиваясь, Лоуренс угадал, что они — по-видимому, постояльцы и их приятели — говорят о бунте в городе.

Лоуренс направился к стойлам, расположенным по соседству со складом.

В стойле были две лошади и повозка. Разумеется, одна из лошадей и повозка принадлежали Лоуренсу. Прекрасная повозка, козлы которой были чуть-чуть велики для одного.

Что заставило его нахмурить брови, так это вовсе не вес золота в его руках — а вес, навалившийся на сердце; слишком тяжелый. Стряхнув этот вес, Лоуренс направился к стойлам через складскую комнату.

Как всегда, здесь башнями в рост человека громоздились ящики с товарами; лишь тропки между башнями были проходимы. Никто не знал всего, что здесь хранилось. Идеальное место, чтобы спрятать что-нибудь небольшое.

Эта мысль пришла Лоуренсу в голову, когда он пробирался через комнату; как вдруг он врезался в кого-то, кто занимался ровно тем же самым.

— П-привет. Я уж устала ждать, — сказала пробиравшаяся между грудами ящиков Ив и присела возле одной из башен.

— Я принес деньги, — Лоуренс показал джутовый мешочек, и Ив прикрыла глаза, как человек, который после трехдневной жажды наконец пьет.

— Я договорилась насчет лодки. Я нашла лодочника, который из-за бунта потерял всю свою прибыль. Я предложила хорошую цену, и он сказал, что возьмется, даже если весь флот будет ему мешать.

У Ив отличный глаз, в этом сомневаться не приходилось.

Теперь все, что оставалось, — безопасно провезти шкуры через бунтующий город.

Потом они отвезут их вниз по реке и утроят свои деньги.

От одной лишь мысли об этом у Лоуренса закружилась голова.

Ив выудила откуда-то из груды товаров мешочек и спрятала на груди, потом встала.

— Те торговцы не будут качать головами, когда увидят наше золото. Их глаза будут смотреть только на деньги, и они кивнут, что бы они там ни думали.

Эту картину было легко представить, и Лоуренс улыбнулся, хотя и не был уверен, насколько убедительно у него это получилось.

— Ну идем! Сделка будет — легче легкого!

Ив была на редкость разговорчива — должно быть, от волнения.

Сделка была колоссальна. В монетах Тренни она тянула на две тысячи, и даже в легендарных золотых румионах, которыми Лоуренс и Ив пользовались ради удобства, — на шестьдесят монет.

Перед доходом, который можно извлечь из такого количества денег, человеческая жизнь начинала казаться какой-то мелкой.

Да она и была мелкой.

Ив, похоже, собиралась пройти к стойлу мимо Лоуренса, но он не сдвинулся с места. Он загораживал собой проход, так что ей пришлось остановиться.

— В чем дело? — спросила она, подняв глаза; в лице ее была заметна неуверенность.

— Когда мы на эти деньги купим меха, доход в итоге составит четыре тысячи серебряных монет, верно?

Ив была на голову ниже Лоуренса. Она сделала шаг назад, потом второй; капюшон полностью скрывал выражение ее лица.

— Да, — кивнула она.

— И ты договорилась насчет лодки, так что все, что нам остается делать, — только купить шкуры.

— Да.

— И ты хорошо знаешь, где можно продать эти шкуры.

— Да.

Взамен денег, которые Ив брала у Лоуренса, она предоставляла ему свои опыт и ум.

Она заранее все продумала, начертила схему, как ей проложить путь сквозь сложные взаимоотношения людей в городе, ухватить за хвост выгодную сделку и получить прибыль.

Ив появилась перед ним, непоколебимо уверенная, что, какой бы внезапный ветер ни подул, она и глазом не моргнет.

Бродячий торговец, покоряющий самые дикие места, — таково было первое впечатление об Ив, сложившееся у Лоуренса; голос ее, казалось, охрип от сухих ветров.

Хотя время от времени Лоуренс обнаруживал ее слабую сторону, прячущуюся под плотным капюшоном, ей вполне доставало мастерства, чтобы оставлять его в дураках.

Для этого она была достаточно хитроумным торговцем.

Если он будет просто молчать, делая вид, что ничего не замечает, если он будет изображать из себя глупца, оставляя все в ее руках, никаких проблем не возникнет.

Если Ив и собирается обмануть его, то обман будет не в том, чтобы отобрать его долю прибыли.

Простая, жестокая правда заключалась в том, что Ив была достаточно мудра, чтобы провести всю сделку гладко.

Она не дурочка. Лоуренс знал, что она не настолько безрассудна, чтобы вляпаться в сделку без шансов на успех.

Так что ему нужно просто сидеть и не дергаться.

Если сделка удастся, Лоуренс по меньшей мере станет городским торговцем.

Если только он будет сидеть и не дергаться.

— Ты подозреваешь меня в чем-то? — требовательно спросила Ив.

— Нет.

— Тогда что, решимости не хватает?

Лоуренс заглянул внутрь самого себя.

Слаб ли он? Робок?

Нет.

Была лишь одна причина, почему он не мог изображать дурачка и молчать. Хоро никак не шла у него из головы.

— Если мы не поторопимся, торговцы за городом разберутся со своими деньгами. Они уже готовятся. Мы не знаем, где они их возьмут. Ты что, хочешь кусать локти и смотреть, как другие получают огромные прибыли? Эй, ты вообще слу-...

— Тебе не страшно? — перебил ее Лоуренс.

Ив взглянула ошеломленно.

— Мне? Ха. Не неси чуши, — выплюнула она сквозь искривившиеся губы. — Конечно, мне страшно.

Голос ее звучал тихо, но все равно разнесся по всему складу.

— Как-никак, мы говорим о нескольких тысячах серебряных монет. Как же можно не бояться? Рядом с такими деньжищами человеческая жизнь — такая хрупкая штука. У меня не такие нервы, чтобы оставаться спокойной.

— Нет никакой гарантии, что я не передумаю и не нападу на тебя, — заметил Лоуренс.

— Ха. Это точно. И обратное тоже верно. Нет, наши подозрения друг к другу будут только расти... Но в любом случае, — Ив сделала глубокий вдох, словно пытаясь успокоить себя, — мы не можем продолжать так рисковать.

Да, Ив прекрасно сознавала всю опасность этой сделки.

И именно потому, что она сознавала, она и обманывала Лоуренса.

Так что же она увидела по ту сторону прибыли, ради чего она была готова так далеко зайти?

Ив издала сухой смешок.

— Вижу по твоему лицу, что ты собираешься спросить какую-нибудь глупость. Хочешь узнать, почему я готова зайти так далеко ради денег, нет? — спросила она и словно бы обтерла правую ладонь о бедро.

Настолько естественным выглядело ее движение.

— Прости, но сейчас я уже не могу позволить тебе выйти из сделки.

В руке у нее внезапно оказался секач с широким клинком. Было бы, пожалуй, слишком грубо назвать его "ножом".

— Откровенно говоря, я не хотела к этому прибегать. Но подумай о сумме. У меня будут проблемы, если ты отступишь сейчас. Ты ведь понимаешь, да?

Большинство людей, как только у них в руках оказывается оружие, сразу возбуждаются, и кровь ударяет им в голову; но Ив говорила сухо и спокойно, как всегда.

— Если только сделка пройдет нормально, твой доход тебе обеспечен. Так что давай сюда деньги.

— Жизнь человека недорого стоит рядом с шестьюдесятью золотыми.

— Именно... и ты же не хочешь узнать это на собственной шкуре, да?

Лоуренс ухмыльнулся деловой усмешкой и, достав полученный от Хоро джутовый мешочек, протянул его Ив.

— Благословение Господне с теми, кто мудр и храбр, — прошептала Ив и сделала движение, словно пытаясь схватить мешочек. Но тут —

— ...

— !..

Они оба двинулись резко и безмолвно.

Лоуренс отступил на шаг, нож Ив махнул сверху вниз.

Мгновением позже раздался металлический звяк — мешочек с золотом упал на пол.

Мгновение прошло.

Глаза Ив горели голубым огнем; Лоуренс смотрел ровно, без удивления.

Несколько секунд спустя оба в полной мере осознали, что задуманное не удалось.

— Мы оба не смогли сделать то, что хотели. Или я неправ?

Ив не убрала выставленную вперед руку и не отошла; Лоуренс уловил блеск ее клинка.

Ив оставалась умна до конца.

Клинок был перевернут, Ив нанесла удар тупой стороной. Лоуренс видел, что Ив не собиралась его резать.

Уклон Лоуренса, напротив, был искренним; то обстоятельство, что он даже не изобразил удивление, означало, что он был уверен: она будет бить всерьез.

Если бы Лоуренс действительно доверял Ив, верил бы, что она не ударит по-настоящему, он бы либо остался на месте, либо выдал свое удивление, уворачиваясь.

Он не доверял ей, и он не был застигнут врасплох, потому что знал: Ив что-то скрывает.

— Моя неудача в том, что ты про меня что-то разнюхал. Ты ведь это имел в виду, когда спросил, не страшно ли мне? — произнесла Ив.

На мешочек с монетами на полу она и взгляда не кинула.

Это показывало, что она привычна к насилию.

Если бы Лоуренс хоть на мгновение задумался о том, что его противник женщина, он был бы мертв в ту же секунду.

— Статуэтка в доме Риголо — это свидетельство, не так ли? — сказал Лоуренс.

Губы Ив дернулись, и она перевернула нож в правильную позицию.

— Ты делаешь вид, что торгуешь каменными статуэтками, но на самом-то деле ты контрабандой провозишь каменную соль, из которой эти статуэтки сделаны.

— Может быть... — произнесла Ив, и Лоуренс увидел, как она заняла более низкую стойку.

Бежать или не бежать — выбор нехороший.

— У меня были основания тебя подозревать в контрабанде соли, но мне и в голову не могло прийти, что это каменная соль, — Церковь ведь не могла не заметить контрабанду такого размера.

Но эту проблему можно было обойти.

Решение простое: Церковь была в доле.

Ренозская церковь отчаянно нуждалась в деньгах.

Она не постеснялась бы включиться в контрабанду соли, которая, уж конечно, приносила больший доход, чем торговля камнем.

Лоуренс понял это так поздно из-за того, что Ив везла свои статуэтки из портового города.

Если говорить о материалах, доставляемых из приморских городов, то, с точки зрения веса и размера, соль могла быть только рассыпной.

Таскать с побережья более громоздкую, более трудоемкую каменную соль — это шло вразрез со здравым смыслом любого торговца.

И это самое пренебрежение здравым смыслом помогало Ив проходить городские ворота.

— Уверен, у тебя с Церковью был прекрасный медовый месяц. Я слышал, здешние церковники швыряют налево-направо уйму денег, и никто не может понять, откуда они у них. Но потом все кончилось — думаю, из-за северной экспедиции. Церковь начала усиливать свое влияние и вышла из этой затеи с контрабандой соли, чтобы не вызвать бунта. И как раз в это время начались проблемы с мехами. И ты умная, ты наверняка и предложила епископу...

Ив приподняла кончик ножа.

Лоуренс отступил еще на шаг.

— ...если торговцы за городом собираются скупить все меха, почему бы Церкви самой это не сделать?

Ив говорила, что результат заседания Совета Пятидесяти она узнала от кого-то из церковников.

Да, ее мастерство было неординарным.

Лоуренс не думал, что свой план Ив состряпала на месте; скорее, она задумала и продумала все это заранее и лишь потом начала действовать.

И можно было даже не спрашивать, кто больше всего выигрывал от запрета продажи мехов иначе как за деньги.

Для Церкви, в подвалах которой хранилось бессчетное количество монет от собранной десятины, это был просто клад.

Чем крупнее торговый дом, тем большая часть его дел шла на бумаге — в долговых расписках и гроссбухах, где скрупулезно записывались все денежные поступления и траты. Раздобыть настоящие деньги ему трудновато.

С помощью тщательных обысков у городских ворот и требования объяснять происхождение денег при попытке купить меха можно было оставить не у дел множество торговцев.

Но Ив сохраняла уверенность, что она сможет купить меха.

Разумеется, иностранные торговцы долго готовились; но сейчас, когда ремесленники и их поставщики взбунтовались, едва ли кто-то из них рискнет одалживать иностранцам хоть какие-то деньги.

И все же Ив нервничала.

Это могло значить лишь одно.

Она знала, где иностранные торговцы раздобудут деньги, и знала, что никак не сможет им помешать.

Это и была истинная причина того, что Церковь решила порвать с падшей аристократкой, которая не только провозила контрабандой соль, но и была вхожа к архиепископу всех здешних земель.

Ив говорила, что, по утверждению Церкви, куда выгоднее иметь дело с торговым домом, чем с торговцем-одиночкой.

И это было воистину так.

Если ренозская церковь собиралась вместе с каким-либо торговым домом скупить меха, это значило, что у них появился сильный покровитель — а значит, надобность в Ив отпала.

Ив, должно быть, думала, что ни у кого из торговцев за городом нет при себе больших денег; но что если Церковь уже переправила деньги от собранной десятины за городские стены?

Взбунтовавшиеся ремесленники и торговцы внезапно обнаружат, что, против их ожиданий, у иностранных торговцев есть при себе много денег — видимо, из-за того, что кто-то в городе предал их.

В истории, которую Ив скормила Лоуренсу, не было ни слова лжи.

Это была не ложь... но и не правда.

— Статуэтка в доме Риголо действительно из каменной соли. И ты прав в том, что именно я обратила внимание этого мерзкого епископа на меха; и что он меня вышвырнул и нашел нового покровителя — тоже прав. Веришь ты мне сейчас или нет — дело твое, — со смешком произнесла Ив и бросила нож на пол.

"Верь мне", — всем видом показывала она.

Лоуренс даже не стал забивать голову мыслями, нужно ли Ив так много лгать.

Он должен просто решить, лжет она или говорит правду, и действовать соответственно.

Не более того.

— И причина, почему я предложила участвовать в сделке тебе... думаю, ее ты тоже уже угадал.

— Я должен стать твоим щитом.

Ив пожала плечами.

— Я занимаюсь контрабандой соли, я знаю все самые мерзкие секреты Церкви. Конечно, прежде чем мы распрощались, они обещали сохранить мне жизнь. Договор был устный, так что кто знает. Впрочем, если подвернется хорошая возможность, я уверена, они постараются воспользоваться мной опять. Так что, думаю, здесь все нормально. И я ведь действительно получала прибыль. Я вовсе не собиралась устраивать бунт, и они это знают.

— Но ты не можешь позволить им забрать у тебя сделку, которую ты же им и предложила.

— Именно так. Даже если я помешаю их планам, такой громадный доход я просто не могу упустить.

— И поэтому ты подумала: "Они могут убить одного человека, но двоих убить труднее".

Что Церковь подумает о Лоуренсе — человеке, который отдал в залог свою спутницу, чтобы участвовать в сделке, идущей вразрез с интересами города?

Со стороны он, несомненно, виделся заговорщиком, прекрасно посвященным во все тонкости плана Ив.

Одному человеку заткнуть рот легко, но когда их двое, начинаются трудности; тем более если этот второй — иностранец, о котором ничего не известно. Они не знают, откуда пришел Лоуренс, соответственно, невозможно предугадать, какой торговый дом или гильдия начнет ломиться в город, если его здесь убьют.

Лоуренс, сам того не зная, сыграл эту роль.

И именно потому, что он ничего не знал, сыграл он ее блестяще.

Со стороны, должно быть, казалось, что он либо совершенно безрассуден, либо не считает Церковь заслуживающей того, чтобы ее бояться.

Если бы он ничего не знал, если бы он притворился, что ничего не знает, сделка прошла бы без проблем.

— Ну так как мы решим? — спросила Ив.

— Вот так, — ответил Лоуренс и прыгнул, пытаясь ухватить одновременно мешочек с золотом и нож.

— ...

— ...

Двое молча смотрели друг на друга.

Холодный пот выступил на лбу у Лоуренса.

Едва он протянул руку к ножу, как в руке Ив появился еще один, маленький ножик, и она ударила сверху вниз.

И на этот раз она била уже не тупой стороной клинка.

Лоуренс предвидел, что так будет, но сумеет ли он уклониться — это был риск.

— Ты настолько сильно жаждешь денег? — спросил он.

Каким-то чудом ему удалось схватить левую руку Ив за запястье и выкрутить.

Слабенькой ее, конечно, не назовешь, но все-таки она женщина. Нож выпал из ее руки.

— А т-ты нет?..

— Я да... хотя нет, — Лоуренс сделал паузу, потом продолжил. — Раньше жаждал.

— Смешная —

"Шутка", — видимо, хотела сказать она, но Лоуренс оборвал ее, выкрутив руку и пихнув Ив в башню поставленных друг на друга деревянных ящиков; потом свободной рукой ухватил за ворот и рывком притянул обратно.

— Если ты убьешь меня и спрячешь тело, его, видимо, найдут очень нескоро, когда сделка будет уже завершена. Церковь никогда и не подумает, что наше партнерство разорвалось. Должен сказать, я впечатлен. А может, ты просто собиралась взять золото и удрать?

Ив стояла на цыпочках, ее лицо исказилось.

Выступивший на лбу пот свидетельствовал, что она не притворялась.

— Нет, так бы ты не сделала. Убить меня ты пыталась из-за мешочка, который ты искала, когда я сюда только вошел. Тебе не терпится им воспользоваться.

Кровь мгновенно отхлынула от лица Ив.

Она внезапно поняла, что если Лоуренс и дальше продолжит ее душить, ее жизнь окажется под угрозой, — и она изменилась в лице.

Деньги для нее были важнее, чем собственная жизнь.

Лоуренс рассмеялся.

— Значит, там деньги, которые ты заработала на контрабанде соли? За это время ты, должно быть, скопила примерно столько же, сколько я сейчас принес, а может, и больше. И ты собиралась накупить мехов на все эти деньги, а я так ничего бы и не узнал.

Ив молчала.

Выражение боли на ее лице, похоже, отражало ее страх, что у нее заберут спрятанный на груди мешочек, а вовсе не осознание, что ее план раскрыт.

— В одиночку ты не могла провернуть эту сделку с мехами, потому что у тебя на руках слишком много денег. Если бы ты все же попыталась, Церковь бы тебя убила, глазом не моргнувши. Поэтому ты втянула меня. Одного человека убить легко, двоих — трудно. Но ты продолжишь собирать деньги, чтобы вложить как можно больше, пока Церковь всерьез не решит от нас избавиться. Одно дело — не заботиться о жизни незнакомца, но тебя не волнует даже твоя собственная. Все, что тебя волнует, — это прибыль!

Если бы не это, Лоуренс, возможно, сидел бы молча.

Притворился бы, что ничего не знает о контрабанде соли, и сосредоточился бы на сделке.

Но он не мог сидеть сложа руки и смотреть, как кто-то берет на себя такой огромный риск.

Неважно, насколько велика прибыль, — есть разумный предел риска, который можно себе позволить.

То, что делала Ив, было все равно что самоубийством.

И, зайдя так далеко, он хотел — должен был — спросить почему.

— Что же там?..

— ?..

— Что же там, в конце всего, ради чего стоит так абсурдно рисковать?

Хотя Лоуренс оторвал Ив от пола, хотя лицо ее стало багровым — все равно Ив улыбнулась.

— Я тоже торговец. Я счастлив, когда зарабатываю деньги. Но я не знаю, что лежит за этим всем. Сперва ты зарабатываешь одну серебряную монету, затем две. Потом, после двух — три. Но ты когда-нибудь останавливалась, чтобы подумать, что ждет тебя в конце этой дороги, чем ты утолишь эту жажду?

Конечно, Лоуренс об этом тоже не думал.

У него просто не было на это времени.

Все потому, что после встречи с Хоро он неожиданно стал чувствовать себя более свободным. Его непрерывный поиск прибыли как-то утратил всю громадность своего значения.

Его место заняли разговоры с Хоро.

Ив, похоже, была его полной противоположностью.

Она ставила прибыль выше собственной жизни.

— Чт-то... что меня... — начала она более хриплым, чем обычно, голосом.

Лоуренс чуть ослабил хватку, и Ив задышала с натугой, потом закашлялась. Но улыбка ее так и осталась на лице.

— Что меня... там ждет?

Ее голубые глаза уставились прямо в глаза Лоуренсу.

— Неужели ты такой ребенок, что думаешь, что там что-то ждет? — просипела она с насмешкой.

Лоуренс не усилил хватку обратно. Ив попала точно в яблочко.

— Всякий раз, как я смотрела на богатого подонка, который меня купил, я думала: что он собирается делать с такими деньжищами? Сколько бы ты ни заработал, конца этому нет и не будет, но приходит следующий день, и ты не можешь удержаться от того, чтобы заработать еще. Как ужасно быть богатым, думала я тогда.

Ив закашлялась, потом отдышалась и продолжила.

— И я сейчас, наверное, кажусь тебе жалким созданием. Я ведь выбрала тот же самый путь, что и он.

В следующее мгновение Лоуренсу показалось, что он заметил движение руки Ив.

И тут же, не успев даже понять, что произошло, не успев осознать, что его ударили, он очутился на полу.

— Я наблюдала за его тщетными усилиями, я наблюдала даже, как он умирает, и все равно я выбрала этот путь. Знаешь почему?

Сейчас не маленький ножик пристроился возле горла Лоуренса.

В руке Ив был здоровенный секач, который только и ждал, когда ему представится возможность выполнить свою работу.

— ...Вот почему, — произнесла Ив и нанесла Лоуренсу страшный удар в лицо рукоятью ножа. Перед глазами Лоуренса вспыхнули красные огни, и половина лица налилась горячей болью.

Он осознал, что вес с его тела исчез, но встать был не в силах.

Рот он тоже не мог закрыть; во всем теле ощущалось какое-то странное давление; он был не в состоянии вымолвить ни звука. Каким-то образом, оттолкнувшись локтем, Лоуренс сумел перекатиться на живот. Двинуться еще он не мог и лишь смотрел сквозь выступившие на глазах слезы, как капли крови капают на пол.

Его уши по-прежнему различали звуки вокруг, и он знал, что Ив ушла из складской комнаты.

Скорее всего, она забрала деньги.

Эта мысль просочилась в его кружащуюся голову подобно приятной прохладной водице.

Он не знал, как долго пролежал здесь, пока кто-то из постояльцев, случившийся рядом, не подбежал и не помог ему сесть.

Это был крупный, полный мужчина, вся одежда которого была оторочена мехом. Должно быть, тот самый старый торговец с севера, о котором упоминал Арольд.

— У тебя — у тебя все нормально?

Лоуренс невольно рассмеялся, услышав избитую фразу, потом выдавил "извини" и кивнул.

— Это был грабитель?

Вполне естественное предположение для всякого, кто обнаружил человека, лежащего без движения на складе.

Но Лоуренс покачал головой.

— Значит, сорвавшаяся сделка?

Список несчастий, могущих постигнуть торговца, был весьма ограничен.

— О, а это что... — произнес мужчина, и Лоуренс, едва увидев, что он подобрал с пола, мгновенно забыл про боль в лице и рассмеялся.

— Что такое?

Похоже, толстяк не умел читать; он лишь с любопытством разглядывал бумагу, а когда Лоуренс потянулся, вручил ему ее с озадаченным видом.

Лоуренс вновь всмотрелся в бумагу.

Да, он все понял правильно.

Судя по всему, Ив не смогла все же найти в себе жестокость полностью отшвырнуть Лоуренса прочь.

— Одержима она, что ли? — пробормотал Лоуренс себе под нос и сглотнул кровь.

Но, похоже, дело было не совсем в этом.

Сразу после того, как Ив ударила Лоуренса рукоятью секача, он успел мельком увидеть ее лицо.

В нем не было ни одержимости, ни алчности.

— Эй, так ты в порядке? — мужчина поспешно попытался помочь Лоуренсу, когда тот начал вставать; но Лоуренс лишь кивнул и отказался от помощи.

Ив оставила ему купчую на постоялый двор Арольда.

Будучи торговцем, он не мог не понять, что она хотела этим сказать.

Поднявшись на ноги, Лоуренс зашагал спотыкаясь.

Из склада он вышел в стойло.

— Она должна понять, правда же?

Ив забрала все его деньги.

Оставалось лишь одно место, куда Лоуренс мог пойти.

— Она должна понять.

Он вновь рассмеялся, затем выплюнул кровь.

К оглавлению

Заключительная глава

На улицах было столько народу, что совершенно невозможно было добраться до порта через центр города — там шла драка между теми, кто пытался донести до горожан решение Совета, и теми, кто хотел этому воспрепятствовать.

Повсюду раздавались сердитые вопли и ругань; в воздухе висело напряжение.

Никто не замечал плачевного состояния Лоуренса. Бунт дошел уже до такой стадии, когда это никого не удивляло.

Покуда на небе оставалось солнце или луна, Лоуренс мог пробираться сквозь хитросплетения города, зная лишь местоположение своей цели и стороны света. Он мчался по улицам, направляясь к Торговому дому Делинка.

Ив, скорее всего, двинулась прямо туда, где собиралась купить меха.

Едва ли Лоуренс в ближайшее время заработает немыслимые деньги, но он чувствовал, что его это не гнетет.

Ив, оставив бумагу, в которой Арольд подтверждал, что отдает постоялый двор, сделала Лоуренсу единственную уступку, но ему этого было достаточно.

Бумага, что он держал в руках, стоила, возможно, столько же, сколько он взял в долг у Торгового дома Делинка. Как минимум те торговцы должны были желать хороших отношений с Ив — аристократкой! ­— и этой цели они вполне могли достичь. Смогут ли они быстро получить деньги с Лоуренса, был уже второй вопрос; скорее всего, они согласятся немного подождать, пока Лоуренс соберет то, чего ему не хватит сейчас.

Проблема была в Хоро.

Какое у нее будет лицо, когда она узнает, что Лоуренс выпустил из рук сделку, которая даровала бы ему его мечту?

Она будет в ярости, это точно.

— Ну надо же!

Не только Эрингин — все работники Торгового дома Делинка разглядывали Лоуренса с бесстрастными лицами. Меньшего Лоуренс и не ждал.

Когда он спросил, где держат Хоро, его провели к комнате в глубине здания.

Однако едва он прикоснулся к дверной ручке, как они остановили его взглядами.

"Не смей трогать заложника", — без слов говорили они.

Лоуренс извлек бумагу, что оставила ему Ив, и протянул торговцам Делинка. Те произвели расчет прибылей-убытков с такой быстротой, что любой бродячий торговец был бы посрамлен.

Эрингин плавно убрал купчую себе под одеяние, улыбнулся — для разнообразия на этот раз искренне — и отошел.

Лоуренс взялся за дверную ручку и отворил дверь.

— Я же сказала, никому не входить!.. — воскликнула Хоро и осеклась.

Лоуренс надеялся, что она заплачет, но, похоже, он ее недооценил.

Тем не менее она явно была потрясена; лицо превратилось в маску гнева.

— Ах ты... ты... — из-за дрожи в губах ей, похоже, трудно было выговаривать слова.

Лоуренс как ни в чем не бывало закрыл за собой дверь и уселся на стул посреди комнаты.

— ...ты дурень!

Хоро налетела на него. Несомненно, эти слова должны были описать в точности то, что сейчас должно было произойти.

Лоуренс этого ожидал и потому смог избежать падения со стула.

— Не вздумай — не вздумай сказать — не вздумай сказать мне, что ты отказался от сделки!

— Я и не отказался. Ее украли у меня из-под носа.

Хоро была поражена, точно дева, обнаружившая пятно на своем любимом платье. Она изо всех сил ухватила Лоуренса за ворот.

— Но это же была твоя мечта?!

— Это была моя мечта. Нет. Она ей и осталась.

— Тогда почему — почему?..

— Почему я так спокоен, ты хочешь спросить?

Хоро, казалось, вот-вот расплачется, ее губы немилосердно тряслись.

Лоуренс был уверен, что, независимо от исхода сделки, они с Хоро расстанутся в этом городе.

Хоро чувствовала то же.

— Мы, торговцы, разобрались между собой, и мне оставили достаточно, чтобы я мог выкупить тебя обратно.

"Лишилась дара речи"... Лоуренсу хотелось заключить лицо Хоро в рамочку и поместить такую подпись.

— Т-ты разве не помнишь, чего я так страшилась?

— Слишком неловкая тема. Не могу сейчас говорить об этом.

Хоро стукнула его по лицу — в точности туда, куда Ив ударила рукоятью секача. Боль была настолько сильной, что Лоуренс свалился со стула.

Хоро безжалостно втащила его обратно.

— И даже зная это, ты приплелся сюда, ко мне, Мудрой волчице из Йойтсу? Чего ты хочешь? Что тебе надо? Скажи мне! Проклятье, просто скажи!

Лоуренс припомнил, когда прежде он видел ее в такой ярости.

Тогда Лоуренс тоже был избит, лишился всего и стоял на пороге смерти.

Хоро тогда вмешалась, чтобы помочь ему выпутаться.

А теперь?

Он был ограблен, он был ранен, но все же ему удалось выкарабкаться, да при этом еще и обезопасить Хоро... почему бы ей не взглянуть на все под таким углом?

Если же нет — слова, которые Хоро ожидала услышать от него, были очевидны.

Она хотела расстаться с ним здесь, в этом городе, расстаться с улыбками на устах.

— Твое... волчье обличье.

Хоро кивнула, оскалив клыки.

— Предоставь все мне. Ты станешь настоящим городским торговцем благодаря встрече со мной. Мы сможем закончить эту историю с улыбками на лице. Да будет так! — и она потянулась к висящему на шее мешочку с зернами пшеницы.

Лоуренс смотрел на нее, улыбаясь.

— В чем де-...

Лоуренс не дал ей закончить фразу.

— Ты думала, я хочу попросить тебя принять волчье обличье, чтобы вернуть деньги?

Лоуренс притянул Хоро к себе в объятия. Раздался звук чего-то рассыпающегося — несомненно, пшеничных зерен по полу.

Возможно, среди зерен было и несколько слезинок, но Лоуренс отмел эту мысль как тщетное мечтание.

— То, что делает Ив, равносильно самоубийству. Если Церковь об этом узнает, наши жизни тоже будут в опасности. Мы должны покинуть город до того, как беспорядки прекратятся.

— !..

Хоро попыталась вывернуться из его объятий, но Лоуренс удержал ее и продолжил говорить так спокойно, как только мог.

— Я не разглядел истинную натуру Ив. Она одержима деньгами. Для нее ради денег даже собственную жизнь отбросить — пара пустяков. Но подобную сделку никаким количеством жизней не насытишь.

— А какую сделку собираешься предпринять ты? — спросила Хоро. Она вновь попыталась вырваться от Лоуренса, но в конце концов сдалась.

— Если проходишь по опасному мосту, одного раза вполне достаточно.

— ...

Там, в деревне Пасро, когда Хоро залезла к Лоуренсу в повозку, у нее не было нужды путешествовать обязательно вместе с ним. Она вполне могла украсть его одежду, забрать пшеницу и без особых проблем справиться самостоятельно.

Если бы она всегда верила, что сближение с другим ведет всегда к одному лишь отчаянию, если бы она искренне страшилась этого — она бы не заговорила с Лоуренсом, как бы сильно ни жаждала компании.

Собака, обжегшаяся об очаг, всегда будет его бояться.

Вновь и вновь в очаг лезут лишь те, кто верит, что там их ждут жареные каштаны, и кто не в силах забыть их сладкий вкус.

Даже если впереди лежат неисчислимые невзгоды, даже если там нет ничего вообще, Лоуренс должен был протянуть вперед руку. Просто должен был.

Он должен был увидеть.

Он должен был увидеть, что ждет там, в конце всего.

Когда Ив ударила Лоуренса, он рассмеялся от унижения. Он смеялся, как девочка.

Лоуренс был еще слишком молод, чтобы становиться отшельником.

Он положил руку на затылок Хоро; голова волчицы дернулась.

Становиться ближе друг к другу, чем они уже есть, — конечно же, неверное решение. Хоро в этом отношении права, подумал Лоуренс.

Конец обязательно наступит, и оставаться как они есть сейчас — не самый мудрый выход.

И все же Лоуренс продолжил обнимать Хоро. А затем —

— Я люблю тебя.

Он мягко, едва прикоснувшись, поцеловал ее в щеку.

Хоро застыла, потом заглянула Лоуренсу прямо в глаза — их лбы почти касались. На ее лице медленно проступил гнев.

— Да что ты вообще обо мне знаешь?

— Немногое. И я не знаю, к правильному ли решению тебя привели столетия, которые ты прожила. Но одно я знаю точно.

Ему казалось, что он вот-вот растворится в этих янтарных с красноватым отливом глазах.

Конечно же, он умрет раньше нее, и то, что он будет стариться, означает, что и его взгляды будут меняться быстрее.

Для Лоуренса радость угаснет раньше.

И тем не менее он не хотел отпускать Хоро.

— От одного лишь желания, чтобы ты стала моей, это, может, и не произойдет. Но если я не буду этого желать, ты никогда моей не станешь.

Хоро опустила глаза, потом яростно задергалась и наконец высвободилась из объятий Лоуренса.

Ее хвост распушился, уши стояли торчком от распирающей ее ярости.

Однако волчье обличье она принимать не стала. Ее по-прежнему человеческие глаза сердито сверлили Лоуренса.

— Ив гонится за прибылью, хоть это и ставит под угрозу ее собственную жизнь. Но когда она получает то, чего хочет, оно исчезает. Это урок, который и я должен усвоить как торговец. Можно назвать это зеркалом. Я подумал, что должен попытаться стать больше похожим на нее, — без тени смущения закончил Лоуренс и откашлялся.

Потом он нагнулся, чтобы собрать закатившиеся под стул зерна пшеницы.

Хоро стояла, точно примороженная.

Стояла, глядя куда-то в пространство.

Когда капли начали падать на пол рядом с зернами пшеницы, Лоуренс поднял голову.

— Дурень... — выдавила Хоро, вытирая слезы одной рукой. Слезы выступали на глазах одна за другой, а она продолжала вытирать.

Лоуренс протянул к свободной руке Хоро заново наполненный мешочек с пшеницей; она его ухватила.

— Ты серьезно насчет всего этого, серьезно? — на ее лице появилась улыбка, о которой, казалось, она сама не подозревала.

— Когда настанет время, мы расстанемся улыбаясь. Бесконечного путешествия просто не бывает. Но —

Слезы продолжали капать, но сейчас казалось, что Хоро больше плачет над тем, какое печальное зрелище она собой являет, нежели над чем-то еще.

Даже человеческие девушки редко выглядят столь неприглядно.

Лоуренс улыбнулся.

— Но сейчас — мне не кажется, что прямо сейчас мы можем расстаться улыбаясь. Только и всего.

Хоро кивнула на слова Лоуренса и утерла слезы.

— Кстати, а почему ты так плохо думаешь о будущем? — поинтересовался Лоуренс.

Должен же быть какой-то резон.

Конечно, прожитые ею годы могли принести с собой немало причин для ее нынешней робости.

И тем не менее Хоро осушила слезы, ухватила мешочек с пшеницей и обвила своим указательным пальцем палец Лоуренса. Несмотря на все смены настроения, на счастье и несчастье, на все невзгоды, она в тот день все же нашла в себе надежду, чтобы забраться в повозку к Лоуренсу.

Думать, что для достижения счастья необходимо ничего не желать, было совершенно неправильно.

Даже Хоро, прожившая столько веков, не должна была забыть невинность своей юности.

Наконец она подняла глаза к потолку и громко шмыгнула носом.

Прошли секунды.

— Ты хочешь узнать, почему я так плохо думаю о будущем? — спросила она, переведя взгляд обратно на Лоуренса. — Разве я не больше нравлюсь тебе, когда в слезах и плачу?

Лоуренс мог лишь рассмеяться на эту внезапную атаку.

Он опустился на колено, взял ладошку Хоро в руку и поцеловал, как рыцарь целует руку юной деве.

Она была Мудрой волчицей. Следующую фразу она произнесла тоном, соответствующим ситуации, — тоном герольда, оглашающего эдикт высшей власти.

— Ты воспротивился моему желанию, так приготовься же взять на себя полную ответственность за все, что грядет.

— ...Я готов, — ответил Лоуренс.

Секунду Хоро молчала, потом вздохнула.

— Мою глупость ты принял всерьез — настолько всерьез, что потерял всю свою прибыль. Поэтому я... — она замерла на полуфразе, покачала головой и продолжила. — Я соглашусь с твоим дурацким планом. Но!

— Но?

Едва Лоуренс раскрыл рот, как Хоро стукнула его в плечо, потом взглянула на него сверху вниз, как человек смотрит на таракана.

— Я не могу допустить, чтобы моим спутником был никчемный торговец. Не вздумай сказать мне, что так и позволишь украсть твою сделку и сбежишь, поджав хвост.

Если вспомнить, что, с точки зрения Хоро, это и была доброта, Лоуренс мог ответить лишь одно.

Взяв ее за руку, он поднялся на ноги и вытер с ее лица остатки слез.

— Твоя доброта меня тоже пугает.

Лоуренс был не уверен, обзовет она его за это дурнем или нет.

Ибо невозможно понять, что на уме у волчицы, истории о которой передаются из поколения в поколение.

От резкого вставания у Лоуренса чуть кружилась голова.

Лишь немногое могло помешать Хоро высказать все, что у нее на уме.

— ...Ну, так как ты будешь возвращать свои деньги? — взгляд Хоро был холоден и пронзителен, он без слов говорил, что выбора у Лоуренса нет.

И все же Лоуренсу захотелось пошутить.

Ведь в глазах Хоро пряталось смущение.

— Забудь о прибыли. Я бы предпочел, чтобы ты вернула мне мои поводья.

— Дурень, — объявила Хоро и, хлопнув Лоуренса по и так распухшей щеке, отодвинулась. — Неужели ты думаешь, что я когда-нибудь это позволю?

Лоуренсу хотелось кататься по полу от боли, но, судя по тону Хоро, ее это абсолютно не волновало.

Хоро крутанулась, словно демонстрируя роскошный хвост Мудрой волчицы из Йойтсу, затем оперла руку о бедро и оглянулась на Лоуренса через плечо.

— Если я в тебя влюблюсь, мне будет неудобно.

Лоуренс никогда не забудет эту озорную улыбку.

Хоро хихикнула, и ее русый водопад волос закачался.

Глупый был разговор.

Глупый, что есть то есть, подумал Лоуренс.

— Да уж наверно, будет, — произнес он.

— Мм.

Лоуренс и Хоро вышли из комнаты.

Они держались за руки, и, хотя никто из них не делал этого нарочно, их пальцы переплелись.

К оглавлению

Версия текста от 18.06.12. Последнюю версию можно найти на http://ushwood.narod.ru/saw/saw.html