Балтийский фактор

Ершов провёл меня по всему острову, показал батареи, дальномеры, прожекторную станцию, размещение доставленных с материка шестидюймовых и трёхдюймовых орудий. Мы осмотрели снарядные погреба, укрытия для личного состава, электростанцию. Я старался оперативно разобраться во всех мелочах, от которых, возможно, в самое ближайшее время будет зависеть надлежащее функционирование различных систем, а следовательно, и боеспособность форта.

При этом я знакомился с людьми, беседовал с ними, уточнял нюансы. И очень быстро пришёл к выводу, что Миша принял абсолютно верное решение, почти насильно притащив меня на этот остров. Система обороны была гениально продумана и грамотно воплощена, почти всё было исправно и нормально функционировало. Организм форта был здоров и готов к действию, но не имел мозга — структуры, которая будет оперативно принимать решения и сводить воедино показания дальномеров и угломеров, руководить стрельбой батареи.

Сам по себе этот форт был намного слабее Моонзундской позиции, орудия имели существенно меньший калибр, явно уступая немецким линкорам как в качестве, так и количественно. Тем не менее, это были вполне современные пятидесятикалиберные пушки, которые представляли вполне реальную угрозу для крупных вражеских кораблей, особенно в том случае, если немцы поведут себя неосторожно. А ещё, благодаря грамотному решению российских фортификаторов, они были очень хорошо защищены.

Башенные установки двадцать восьмой батареи были попарно утоплены в гранитную твердь на трёх возвышенностях таким образом, что над выровненной бетоном поверхностью выступала только их верхняя часть. Всё поворотные устройства, механические податчики снарядов и прочие механизмы располагались ниже поверхности бетонной площадки и были защищены от противника толстым слоем бетона и десятками метров скального массива. И при этом все шесть орудий практически не имели мёртвых зон, так как их сектора обстрела составляли триста шестьдесят градусов.

Жалко лишь, что снарядов к ним имелось всего по восемьдесят штук на ствол: двадцать бронебойных, тридцать полубронебойных и тридцать фугасных. Придётся экономить. Каждый из этих снарядов весил чуть меньше ста семидесяти трёх килограммов. А вот заряд взрывчатого вещества у них разнился от шестидесяти семи килограммов у фугасного снаряда до четырёх целых и четырёх десятых килограмма у бронебойного. Двухсоттридцатичетырёхмиллиметровые пятидесятикалиберные орудия двадцать восьмой батареи выбрасывали эти снаряды со скоростью, которая почти втрое превышала скорость звука, и могли закинуть их аж на восемнадцать километров. Но реальный бой, разумеется, будет протекать на значительно меньших дистанциях.

Теперь мне нужно было объяснить комендорам, что именно и каким образом мы сможем противопоставить немецкой эскадре, буде она зайдёт в сектор поражения орудий форта. Я попросил Ершова собрать в командном пункте двадцать восьмой батареи всех артиллеристов форта. Их оказалось совсем немного. Раза в полтора меньше, чем положено по штату. Ничего, справимся.

— Товарищи, — начал я своё выступление, когда все расселись и угомонились. — В ближайшие несколько дней немцы должны предпринять высадку десанта на мысе Гангут. Транспорты с солдатами будет сопровождать эскадра, в составе которой будут линкоры, крейсера и эсминцы. Пойдут они мимо нашего форта и, если их не пугать, обязательно окажутся в зоне поражения орудий двадцать восьмой батареи. Пугать мы их не будем, наоборот, постараемся создать у них впечатление, что форт покинут русскими войсками и на нем имеется только небольшое количество красногвардейцев, вооружённых полевыми орудиями.

— Как мы это сделаем? — спросил один из молодых артиллеристов.

— В первую очередь нужно поднять над маяком флаг Финляндской социалистической рабочей республики. Он уже приготовлен, и сделать это нужно прямо сегодня. Потом, когда эскадра приблизится к острову, надо выкатить на прямую наводку трёхдюймовку и дать предупредительный выстрел по ходу эскадры. Желательно, чтобы в этот момент вокруг пушки суетилось человек десять-пятнадцать, одетых в какое-нибудь рваньё, но обязательно с красными повязками и лентами. Пусть машут руками, грозят кулаками, жестикулируют. Сразу после выстрела все они должны скрыться в укрытие. На это будет примерно полминуты. Потом немцы начнут стрелять.

— А как же пушка?

— Пушкой пожертвуем. Главное — чтобы они подошли поближе. На большой дистанции мы сможем поразить только крейсера, эсминцы и транспорты. А линкоры и линейные крейсера — только на малых дистанциях и лишь в уязвимые места.

— Можно поконкретнее? — включился в разговор Ершов. — На каких именно дистанциях и в какие места?

— Вот для того, чтобы рассказать об этом, я вас сегодня и собрал. Начнём с дредноутов. Их у немцев пять типов. Сейчас я расскажу, как их различать. Самый слабенький из них, "Нассау", имеет шесть двухорудийных башен с одиннадцатидюймовыми орудиями. По одной башне на баке и корме и по две вдоль бортов. Его главный броневой пояс имеет толщину в двести девяносто миллиметров. Нашими бронебойными снарядами его можно гарантированно пробить примерно с километра. И попасть в угольную яму. Башни имеют ещё более толстую броню, поэтому стрелять по ним бесполезно.

— А куда нужно стрелять? — деловито уточнил Ершов, понимающий, что я не просто так затеял этот разговор.

— В носовую и кормовую оконечности. Начиная от обреза башни. Там броневой пояс истончается до восьмидесяти миллиметров. Это если бронебойными или полубронебойными. А фугасными нужно бить под корму, чтобы повредить рули и винты. Всем понятно?

— Понятно, — откликнулись сразу несколько человек.

— Идём дальше. Следующий тип — "Остфрифланд". Эти дредноуты ощутимо побольше, но выглядят точно так же. У них броневой пояс на десять миллиметров толще и орудия двенадцатидюймовые.

— А как их различать? — спросил один из комендоров.

— Издали — вообще никак, да для нас и нет почти никакой разницы. Её можно будет почувствовать, только если поймаем снаряд. А вот следующие два типа — намного более серьёзные звери. "Кайзер" и "Кёнинг" имеют ещё больший размер и броневой пояс в триста пятьдесят миллиметров. У обоих по пять двухорудийных башен с двенадцатидюймовками, но расположены они иначе. У "Кайзера" на корме установлены две сверхстреляющие башни. Этот термин означает, что они размещены в разных ярусах, и одна стреляет над крышей другой. По бортам и на баке у него по одной обычной башне. А у "Кёнинга" сверхстреляющие башни расположены и на корме, и на баке. Пятая — обычная, в центральной части корпуса, между трубами. Она может стрелять на оба борта. Вот, в принципе, и все отличия.

— Вы ничего не сказали про пятый тип, — напомнил Ершов.

— Не рассказал, потому что мы его тут точно не увидим. Это сверхдредноуты. Тип "Байерн". Их у немцев всего два, и оба почти постоянно стоят в базе. У них броневой пояс имеет толщину в триста восемьдесят миллиметров и всего восемь орудий в сверхстреляющих башнях: две на корме и две на носу. Но это пятнадцатидюймовые пушки. Немцы берегут эти корабли для генерального сражения с англичанами и сюда ни за что не отправят.

— А сколько у них труб? — спросил один из сидящих рядом с Ершовым комендоров, хитро посматривая на георгиевского кавалера.

— У всех по две. Большие и толстые. Но если кто-нибудь из артиллеристов двадцать восьмой батареи попадёт в трубу — накажу! У нас с вами не так много снарядов, чтобы тратить их на сомнительные развлечения. Вот когда всё закончится, можете попробовать попасть из шестидюймовки, как это сделал в 1915-м году кондуктор Ершов. Ладно, посмеялись и хватит. Теперь я расскажу про линейные крейсера. Их у немцев пять...

Мы разговаривали ещё долго, обсудили ряд нюансов и наметили порядок наших действий при нескольких вариантах развития событий.

Аналогичные совещания я провёл с дальномерщиками, сигнальщиками и прожектористами. Им тоже следовало уметь различать типы немецких кораблей и знать их ориентировочные размеры.

Радиостанцию установили на маяке. В любом другом месте острова вышку с антенной гарантированно собьют, а маяк, расположенный вдали от батареи, в самой южной точке острова, вряд ли будут обстреливать. Там же организовали наблюдательный пост, соединив его телефонной линией с командным пунктом батареи.

В последующие дни я провёл несколько тренировок с артиллеристами. Наблюдатели несколько раз докладывали о работе немецких тральщиков, освобождающих от мин фарватер, ведущий к мысу Гангут, но к острову ни один из них не приближался.

Утром третьего апреля сигнальщики обнаружили множественные дымы на горизонте. Идут. Теперь надо определиться, куда именно они нацелились: к нам или в Або. Спустя несколько часов появилась ясность: эскадра направляется к мысу Гангут и, значит, обязательно пройдёт мимо нашего форта. Я последовательно отправил две радиограммы. Первую — Свечникову с предупреждением о скором немецком десанте. Вторую — на остров Эре подполковнику Боровскому, в которой сообщил, что он может пока расслабиться — немцы идут к нам.

Тяжелее всего ждать и догонять. Ожидание раскачивает нервную систему, мысли всякие в голове крутятся. Первоначальный настрой начинает ослабевать. Даёт о себе знать мнительность, появляется неуверенность. И время как нарочно замедляется, кажется, что стрелка хронометра еле-еле ползёт по циферблату.

Я умел ждать, поэтому мне было проще. А комендоры у орудий, не получающие никакой новой информации, нервничали. Через пару часов от сигнальщиков с маяка пришло уточнение о составе эскадры: два линкора, лёгкий крейсер, двенадцать больших транспортников и два эсминца. Идут кильватерной колонной. Впереди линкор типа "Кайзер". Тип замыкающего колонну дредноута пока непонятен — слишком далеко.

Вот теперь время сразу рывком сдвинулось, стрелка ускорила свой бег, события пока ещё не понеслись вскачь, но уже выстроились в непрерывную цепь. Я дал команду артиллеристам двадцать восьмой батареи на зарядку всех шести орудий фугасными снарядами. Объявил, что первый линкор пропускаем мимо острова и по моей команде бьем под корму всей батареей. Поскольку расстояние, скорее всего, не превысит двух десятков кабельтовых, пристрелку будем осуществлять полными залпами.

Сразу после этого дал команду финским красноармейцам начинать подготовленный спектакль. Отыграли они его в лучшем виде. Очень натуралистично всё у них получилось. Я бы, не зная подоплёки, точно поверил. Пушка выстрелила, взметнув фонтан воды в паре кабельтовых перед линкором. Эсминец сопровождения приблизился и открыл стрельбу. Красногвардейцы вовремя успели попрятаться, и никто не пострадал. Кроме пушки, разумеется. Ей досталось на орехи.

Ладно, отыграемся. Дальномерщики непрерывно выдавали данные по дистанции, я репетовал их командирам орудий. Всё, траверз пройден и расстояние начинает расти. Пора.

— Батарея! Фугасными. Под винты, упреждение столько-то. Залп!

Вокруг кормы линкора заплясали фонтаны разрывов. Накрытие. Я выдал на орудия корректировку, и пушки выплюнули очередную порцию снарядов. В этот раз у кормы встало только два водяных столба. Остальные четыре снаряда сработали где-то под днищем, заметно тряхнув двадцатисемитысячетонную громаду. В этот момент линкор произвёл первый ответный залп из шести двенадцатидюймовок. По острову ударили две кормовые сверхстреляющие башни и та, которая была установлена по левому борту. Толчок сбил им прицел, и все шесть четырёхсоткилограммовых "чемоданов" проревели над нашими головами.

— Дробь!

Этому хватит. Линкор повело круто влево. Прямо на скопление небольших скалистых островков, густо рассыпанных в промежутке между островом и мысом.

Линкор успел дать ещё два залпа. Теперь по острову стреляло уже восемь орудий, так как поворот корпуса дал возможность поучаствовать в забаве ещё и баковой башне. Большая часть снарядов разорвалась на скальном откосе, два пролетело над батареей, ещё один дал рикошет от бетонной площадки и полетел дальше, не разорвавшись.

— Есть контакт!

Линкор со всей дури влетел на каменистую отмель. Его нос задрался вверх, корма черпнула воду. В воздухе мелькнул сорванный с креплений адмиральский катер. Между тем, сила инерции еще влекла стальную громадину вперёд, медленно заваливая на правый борт. Крен достиг почти двадцати градусов, после чего линкор замер на месте. Из такого положения могли вести огонь только казематные стапятидесятимиллиметровки левого борта, но их снаряды пролетали высоко над островом, не доставляя нам ни малейшего неудобства.

В этот момент по острову открыл огонь второй линкор, следовавший в арьергарде колонны. Этот был поменьше и, скорее всего, относился к типу "Нассау". Через несколько секунд, когда на остров обрушились снаряды первого залпа, я убедился в правильности своего вывода — разрывы были явно послабее. Трехсоткилограммовые снаряды — это тоже не сахар, но всё-таки на четверть поменьше, чем у двенадцатидюймовок. Мои ещё слабее, но сейчас на дистанции в сорок пять кабельтовых уже можно начинать пристрелку полубронебойными.

Я задал артиллеристам параметры стрельбы, предупредив, чтобы били в баковую оконечность на уровне ватерлинии, после чего позвонил на радиостанцию.

— Отправь Свечникову радиограмму следующего содержания, — попросил я радиста: — "Один из линкоров выскочил на камни в двух километрах от окончания мыса Гангут. Его пытается сдёрнуть лёгкий крейсер. Работай. А я пока буду разбираться со вторым гостем. Пересвет".

Через несколько минут, когда дистанция до второго линкора сократилась и батарея перешла на фугасные снаряды, от Миши пришёл ответ:

— "Спасибо за ценный подарок. Займусь. А ты не забывай про транспорты. Свечников".

Это он вовремя напомнил. Я дал команду орудиям первого плутонга переключиться на стрельбу по транспортам. Фугасными снарядами. А второму и третьему продолжать обстреливать линкор, чередуя фугасные снаряды с бронебойными.

Какое-то время ничего не менялось, но потом я заметил, что результаты имеются. Линкор уже получил заметный дифферент в нос, и с каждой минутой значения этого продольного крена продолжали увеличиваться.

Я дал команду второму плутонгу перенести огонь на бак линкора. Фугасные снаряды рвали палубу, бронебойные проникали внутрь. Один из них, по-видимому, повредил котёл, так как из чрева корабля ударила струя пара. Второй пробил барбет баковой башни, и её орудия прекратили стрельбу.

Немцы — они очень упёртые, но тут до командира линкора, скорее всего, всё-таки дошло, что тут ему больше ничего не светит, и линкор начал отворачивать вправо, разрывая дистанцию.

Второй и третий плутонги дали ещё по два залпа, и я задробил стрельбу — зачем понапрасну тратить снаряды, которых уже осталось немного? Орудия первого плутонга к этому времени тоже замолчали — транспорты отошли слишком далеко. Восемь из двенадцати. Двух уже вообще не было на поверхности, а ещё парочка вскоре собиралась к ним присоединиться. Сейчас их покидали последние катера и шлюпки.