| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Зафиксировано.
— Благодарю, — кивнул Бурцев. — Вот и все. Прошу на сцену, господин дварх-майор.
— Есть! — вытянулся тот и начал пробираться между рядами переговаривающихся офицеров вниз.
А они никак не могли успокоиться. У большинства было две полоски, а значит, имелись варианты. Но что выбрать? Ни один не знал. О том, как жилось эмигрантам в той же Франции, офицеры были наслышаны и не больно-то хотелось испытать такую жизнь на собственной шкуре. Но из Франции или из Турции был шанс когда-нибудь вернуться домой, в Россию. Пусть очень малый, призрачный, но был. А попав на этот Фарсен, домой уже не вернешься. Никогда. Потому подумать было о чем. Тем, у кого была одна полоска, было несколько не по себе, да и остальные нехорошо косились на них. Многие из однополосочных лихорадочно припоминали свои неприглядные поступки, пытаясь понять, что именно сделало их изгоями. Очень не хотелось, чтобы о таких поступках узнали все вокруг. Потому они молчали, не рискуя протестовать и вообще обращать на себя лишнее внимание.
Артемий все смотрел на собственный рукав, на котором горело три полоски. Самое странное, что у остальных троих приятелей было то же самое. Ежели честно, он не слишком и понял, что тут такое происходит. Учитель в церковно-приходской школе когда-то давно рассказывал что-то о звездах и других мирах, но мальчишки пропустили его рассказ мимо ушей. Понятно было только, что домой не вернуться, краснюки не простят. А эти Аарн зовут на службу тех, у кого три полоски. Да и то, никогда ни он, ни Пашка не бросили бы раненого товарища по оружию умирать. Сами бы подохли, но дотащили до своих. Он снова покосился на ухмыляющегося в усы Михал Петровича и вспомнил, как еще мальцом вместе с ватагой пацанов бегал за бравым казаком, когда тот возвращался на побывку домой. И командиром есаул был хорошим, как отец родной заботился о молодых, всегда следил, чтобы голодными не остались, чтобы оружие в порядке было, чтобы конь был обихожен. Строг, конечно, но как же иначе? Нет, лучшего командира не найти. Раз дядька Михась в этом ордене, то и ему туда дорога.
— Господа! — снова заговорил лор-капитан. — Мы никого из вас принуждать ни к чему не собираемся. Решение за вами. А сейчас вам хочет сказать пару слов генерал Гласс, военный министр Конфедерации Фарсен.
Вперед вышел плотный, черноволосый мужчина лет шестидесяти, одетый в темно-зеленую, пятнистую форму с незнакомыми погонами с одним золотым листом. Его кожа была слегка желтоватой, глаза неожиданно ярко-зелеными.
— Здравствуйте, господа офицеры! — негромко сказал он, но его услышали в каждом уголке амфитеатра.
— Здравия желаем, господин генерал! — единым порывом встали на ноги тридцать тысяч человек, было в этом генерале что-такое такое, что заставляло подчиняться ему охотно, не прекословя.
— Вольно, — добродушно проворчал он и офицеры постепенно расселись. — Как вы знаете, несколько месяцев назад в нашем мире закончилась война. Война, в которой погибло больше половины населения. Четыре миллиарда человек. Мы искренне благодарны нашим друзьям из ордена Аарн, пришедшим к нам на помощь в тяжелую минуту. Сейчас мы отстраиваемся, заново учимся жить в мире. Однако мир миром, а армия должна быть сильна. Мы не хотим повторения того, что случилось и отдадим ради этого все. Но Фарсену катастрофически не хватает людей. Особенно, опытных и толковых офицеров. Мы рады будем предложить желающим гражданство Конфедерации. Даже, если эмигранты не захотят служить в армии. Офицерам будут предложены очень хорошие условия. Высокое жалование, бесплатное медицинское обслуживание, бесплатное жилье для них и их семей. И масса иных льгот. Холостым будет нетрудно найти себе пару, молодых женщин осталось в живых чуть ли вдвое больше, чем мужчин. Если кому что неясно, прошу задавать вопросы.
— Вы сказали о семьях, господин генерал, — встал какой-то высокий, худой офицер с погонами подполковника. — Но многие из нас не знают, где наши семьи, живы ли наши родные. Мы не можем уехать, пока не будем знать, что с ними.
— Никаких проблем, господа, — снова вышел вперед лор-капитан. — Ваших родственников найдем и вытащим мы. Для примера. Господин подполковник, прошу вас как можно тщательнее припомнить лица ваших родных. Также прошу дварха станции помочь в поисках.
— Сделаю, — снова проворчал голос с потолка. — Меня, кстати, зовут Фарнарх, а не дварх станции, драгоценный наш альфа-координатор.
— Приношу свои извинения, Фарнарх, — ухмыльнулся тот. — Постараюсь исправиться.
— От тебя дождешься, — иронично фыркнул тот. — Скорее уж мета-корабль у нас политического убежища попросит. Ладно, к делу. Господин подполковник, повторяю просьбу альфа-координатора. Вспомните, пожалуйста, лица ваших родных.
— Вспоминаю, — пожал тот плечами. — Но зачем?
— Сейчас увидите, — ответил Фарнарх.
Пару минут длилось молчание.
— Так, кое-что нашел, — снова заговорил дварх. — Вашего старшего брата и его жены нет в живых. Но ваша племянница, жена и мать живы. Сейчас они находятся в городе Рязань. Кстати, поздравляю. Два года назад у вас родился сын.
В воздухе вспыхнуло изображение небогатого домишки. В комнате с облупленными стенами почти ничего не было, только стол, несколько табуреток, сундук и большая железная кровать. Топилась буржуйка. Около стола сидела молодая женщина с седой прядкой, выбившейся из-под платка, и что-то рассказывала двух-трехлетнему мальчишке с большими черными глазами. Она была одета в когда-то приличное платье, сейчас выглядящее сущими обносками. Неподалеку от нее съежилась на сундуке мрачная девочка лет четырнадцати и что-то шила. В этот момент в комнату зашла пожилая женщина с парящим чугунком в руках. Она что-то сказала и поставила чугунок на стол.
— Мама... — с трудом выдавил из себя подполковник. — Господи, как она постарела...
— Если хотите, мы можем немедленно отправить за вашими родственниками людей, — предложил лор-капитан. — Хотя вам тоже лучше пойти, вряд ли ваши женщины поверят незнакомцам.
— Так я могу забрать их с собой? — расширились глаза подполковника. — Благодарю! Тогда я полностью ваш! Ради того, чтобы они в безопасности жили, я все сделаю! Что там нужно говорить? Арн ил Аарн, что ли?
Офицеры зашумели. Они были потрясены — вот так вот, без каких-либо усилий Аарн взяли и нашли оставшихся в живых родных подполковника? И говорят, что можно забрать их с собой? Многие сомневающиеся тут же приняли решение. Такой невероятный шанс упускать было никак нельзя. Ведь большинство из них и не надеялось когда-нибудь увидеть своих родителей, жен, братьев, сестер, детей. Они просто шли и дрались до последнего. Даже зная, что дело безнадежно проиграно, что шанса на победу нет, дрались. Честь не позволяла поступить иначе. А те у кого чести не было? Это был их собственный выбор, таких офицерское братство попросту игнорировало. Многие вообще считали себя уже мертвыми и шли в атаку в рост, с папироской в зубах, плюя на все, не кланяясь пуле. Но оставшимся в живых пришлось задуматься о будущем. И мысли эти веселыми не были. Красные объявили после победы об амнистии и потребовали от служивших в армии Врангеля зарегистрироваться. Немало людей поверили и пошли в регистрационные пункты. Увы, их иллюзии оказались разрушены очень быстро. За первую же неделю владычества большевиков в Крыму было расстреляно больше тридцати тысяч человек. Не жалели никого. И вдруг обреченных людей спасают. Некто, обладающий такими возможностями, что становилось страшно. Некто чужой, пришедший извне. Естественно, что они никак не могли этому кому-то поверить. Много красивых слов можно было сказать, но один пример с родными подполковника убедил людей куда как надежнее. Около тридцати тысяч человек в гробовом молчании смотрели на то, как в стене обшарпанной комнаты завертелась черная воронка и из нее буквально выпрыгнул подполковник. Он кинулся обнимать мать, жену, племянницу, подбрасывать в воздух орущего мальчишку, испуганного видом незнакомого дяди. Потом что-то сказал, женщины кинулись собираться и вскоре, перекрестившись, вошли в воронку, оказавшись в просторной, пятикомнатной каюте. После этого изображение погасло.
— Извините, господа, — сказал лор-капитан. — Невежливо дальше наблюдать. Пускай люди, так давно не видевшие друг друга, побудут наедине.
— Конечно, — ответил кто-то. — Так вы поможете и нам найти родных?
— Живых найдем. Такую помощь мы окажем даже тем, кто отправляется в эмиграцию. Жестоко не помочь, если имеешь такую возможность.
— А может, не надо эмиграции? — прогудел генерал Гласс. — Фарсен готов предоставить шанс даже тем, кто проштрафился, господа! Вот вы, господин капитан? Если вам дадут шанс искупить свою вину, станете ли вы поступать по-прежнему?
Он внимательно смотрел на того самого капитана, о подлостях которого рассказал альфа-координатор.
— Господин генерал! — вскочил тот на ноги. — Да я... Никогда больше! Я...
— Вы уверены? — внимательно посмотрел на генерала лор-капитан.
— Да! — рявкнул Гласс и незаметно подмигнул.
— Это вам решать, — пожал плечами тот и ухмыльнулся, понимая, что с однополосочных на Фарсене не спустят глаз и не позволят занимать высоких постов.
Артемий воспользовался тем, что Михал Петрович стоял в стороне, быстро встал и подошел к нему.
— Ну, здравствуй, сынок! — добродушно проворчал есаул и обнял молодого казака. — Рад, что ты выжил.
— Здравствуйте, господин есаул! — привычно вытянулся Артемий. — А как мне под ваше командование попасть?
— Руку покажь.
Подхорунжий протянул руку, Михал Петрович посмотрел на три полоски на рукаве и одобрительно хмыкнул.
— Легко, — сказал он. — Скажешь этот ихний Призыв и все. Считай, что ты у меня в отряде. Учти, гонять буду, что ту сидорову козу. Не дай бог опозоришь, сам нагайкой угощу.
— Завсегда пожалуйста, господин есаул! — щелкнул каблуками Артемий, едва удерживая улыбку. — Пашка Мерещенко тоже тут и тоже с тремя полосками. И еще два моих приятеля.
— Пашка? — приподнял брови Михал Петрович. — А ну где ентот охламон? Ходь сюда, неча тебе там сидеть, что сычу на печи!
Пашка опасливо подошел, искоса поглядывая на кулак есаула. Он постоянно влипал в какие-нибудь истории и Михал Петрович частенько учил его по-отечески. А рука у старого казака была тяжелая.
— Смотри мне! — поднес есаул кулак под нос парню. — Наворотишь чего, мало не покажется. Ну, лады, хлопцы. Вечером пойдем наших со станицы забирать, кто жив. Краснюки не простят, всех уроют. Они, паскуды такие, вообще хотят казачество на корню вывести! Скажешь батьке, Артемий, чтоб ничего не брали, все тут будет новое. Понял? А то бабы как зачнут собираться, так и за пять дней не выберутся.
— Ага, — кивнул головой подхорунжий.
— Нашли земляков, Михаил Петрович? — подошел к ним светловолосый лор-капитан.
— Так точно, — кивнул тот. — С детства этих двоих башибузуков знаю. Дома все дрались, а на войне подружились. Оба наши, с тремя полосками.
— Вот и хорошо, под вашей командой будут. Сейчас, кстати, надо разделить людей. Тех, кто с нами пойдет, в отдельные отсеки перевести. Я буду направлять их к вам, займитесь вместе с Леонидом Григорьевичем. Сбор в туманном зале "Пика Мглы", вы там уже бывали. Попросите Фарнарха открыть проход.
— Понял, — кивнул есаул. — Сделаем.
А потом закрутилась какая-то безумная карусель. Артемий попросту растерялся поначалу. Четверо приятелей повторили за кем-то Призыв и их форма тоже стала черно-серебристой. Потом на сцену потоком повалили люди, избравшие орден. Так поступали не все из имевших на рукаве три полоски, многие предпочли армию Фарсена, а кое-кто и эмиграцию. Но последних, как ни странно, было немного, люди тянулись вслед за друзьями, а большинство решило все же рискнуть и поглядеть как будет житься в иных мирах. Михал Петрович быстро приставил Артемия с Пашкой к делу, отводить свежеиспеченных Аарн на "Пик Мглы" и селить в каютах, которые указывал друзьям тамошний дварх, которого называли Асиархом. Артемий едва язык не сломал, пока научился правильно произносить это имя. Первый раз попав в туманный зал, он едва сумел опомниться и долго еще шарахался от клочьев разноцветного тумана в воздухе. При виде бегающих по потолку огромных пауков, они с Пашкой то и дело крестились, а драконов и гвардов вообще старались обходить десятой дорогой. Хотя Михал Петрович и сказал, что пауки с драконами тоже Аарн и умеют говорить, молодые казаки ничего не могли поделать со своим страхом. Но вскоре стало не до страха, они носились со станции на корабль и обратно, вывалив языки на плечи. Не было времени покурить, присесть, попить чего-нибудь — народ шел валом. Когда все закончилось, друзья опустились на пол, где стояли, и жадно выпили протянутые каким-то пожалевшим их пауком стаканы с соком, совершенно не обратив внимания на то, кто эти стаканы им подал. Там их и нашел есаул. Оглядев взмыленных парней, он хмыкнул и покрутил ус. Потом что-то сказал, из пола вырос столик, на котором стояла бутылка с чем-то коричнево-золотистым. И три стакана.
— Вставайте и выпейте по стакану, — проворчал Михал Петрович. — По одному, больше не надо, а то до утра прыгать будете. Сильная штука!
Артемий с Пашкой послушно встали, выпили и изумленно застыли. Усталости как не бывало, они чувствовали себя сейчас как после добрых полусуток сна.
— Так-то лучше, — кивнул есаул, сам опрокинув в себя стакан непонятного зелья. — Пора нам за родичами в станицу идти. Тихо там, шума не подымать, не стрелять. Краснюков усыпят, вы их не трогайте, не ваше дело с ними разбираться. С нами на всякий случай десятка два хлопцев пойдут, подстрахуют. Скажите своим, чтоб ничо не брали, поняли?
Парни дружно кивнули. Артемий возбужденно топтался на месте. Неужто он сейчас увидит батю, мамку, младших сестер? Дед, наверное, помер, он уже в семнадцатом на ладан дышал, не вставал совсем. В стене закрутились пять черных воронок, к которых подхорунжий уже успел привыкнуть. Бояться, по крайней мере, перестал. Михал Петрович показал Артемию пальцем на крайнюю, он кивнул, шагнул в провал и оказался перед порогом родного дома. Ночь. Окна хаты были темными, видно все уже спали. Бреханул Серко, потом узнал молодого хозяина и ринулся под ноги ластиться. Подхорунжий тихонько рассмеялся, потрепал старого пса по загривку и негромко постучал в окно, под которым обычно спал отец. Некоторое время было тихо, потом кто-то заворочался, кашлянул и до боли родной голос спросил:
— Кого там черт посреди ночи принес?
— Открой, батя, — ответил он. — Я это. Артемий.
— Сынку! — задохнулся тот. — Вернулся! Живой!
В доме загорелась свеча, женский голос что-то спросил, батя ответил и женщина заохала, запричитала.
— А ну цыц мне тут! Хочешь, чтоб краснюки пришли?
Дверь заскрипела и на по пороге появилась грузная фигура. Артемий подошел и обнял отца, которого не видел все три года войны. Тот прижал сына к груди и кусал губы. Не надеялся уже увидеть. Сам бы в семнадцатом с сыновьями ушел, кабы не деревяшка вместо ноги.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
