Атолл

— Миа, — удивился я, насаживая рыбину на прутик, — зачем ты его язык учишь? Ты что, надеешься, что все мы потом будем разговаривать по-африкански?

— А откуда ты думаешь я так досконально знаю русский? — Миа, похоже, уже совсем не скрывала того, что она не с Земли. — Я запоминаю слова с первого раза. То есть больше одного раза мне повторять не надо будет. Поверь мне — завтра к вечеру я буду знать дословный перевод каждого его слова, а через неделю смогу свободно болтать на его языке.

— Миа, — взмолился я, — так скажи, откуда этот самурай взялся?

— С моего мира, — нехотя произнесла она.

— Это я уже понял. Что за мир? Почему он за тобой охотился?

— Это долгая история, — отрезала Миа, — оставим её напотом.

— Хорошо, — смирился я, — если ваш мир настолько технологичен, то почему он взял с собой холодное оружие. Ведь трусы и майка его слишком отличаются от моего 'трикотажопторга'?

— Да, наш мир высокотехнологичен. Может быть на уровне вашего, а может и нет. Науки совершенно по разному развивались — тебе это покажется бредом, но в нашем мире действуют те же законы физике, что и в вашем. Ну у нас нет огнестрельного оружия, нет автомобилей, работающих на двигателях внутреннего сгорания, мы летаем в космос не на ракетах, у нас нет телевидения, Интернета. Точнее все такие вещи работают на совершенно других принципах. Где-то при зарождении наших цивилизаций науки наших миров начали развиваться в совершенно разных направлениях. К примеру, в посёлке мне говорили, что на Земле нет технологии, способной так идеально разрезать и подогнать базальтовые плиты, уложенные здесь. А у нас есть. Простая, казалась бы технология. Но как я не пыталась её объяснить жителям посёлка — никто ничего не понял. Наши научные технологии настолько разошлись, что мы просто не поймём друг друга. Надо начинать с первого класса физики, хотя у нас нет такого предмета. Я к тому, что переломить твои стереотипы, чтобы ты понял суть наших технологий, мне не удастся. Поэтому я не догадалась о многих вещах для выживания, когда осталась одна, о которых догадался ты. Тем не менее, я не тупа и глупа. Если представить войну между нами мирами, то я затрудняюсь сказать, кто бы выиграл. Наши цивилизации очень разные, но по силе примерно равны.

— Ребята, — перебил нас Антонович, который всегда больше вдавался в секреты архитектуры и самогоноварения, чем в тайны мироздания, — а о чём это вы там разговариваете?

— А тебе не кажется, — махнул я рукой соседу, чтобы он подождал, — что для честной конкуренции. Ведь ты предполагала, что всё это похоже на конкурс на выживание, что для честной конкуренции сюда закидываются цивилизации примерно одного уровня?

— Может быть, — согласилась Миа, — кстати, если отбросить то, как надо мной поработала наша наука, я была бы такой, как ты. Ни ночного зрения, ни быстроты реакции, ни феноменальной памяти. Но всё равно ты мыслишь по-другому. Поэтому у тебя многое выходит лучше.

— Ты хочешь сказать, что ты могла бы дать нам такие способности?

— А ты мне из известняка сваяешь автомат, который был у десантника? Петя. Чтобы сделать такой автомат, нужно пройти путь развития в не одну тысячу лет. Может сотню, если ты знаешь все технологии. Также и у нас. Вот ты знаешь технологию выплавки железа? Досконально, я имею ввиду. И это только крошечный путь к автомату. Так вот я даже не знаю этого крохотного шага на пути к технологиям, разрабатывающим такие способности. Это целая отдельная мощная отрасль нашей промышленности. Я специализировалась совершенно на другом.

— На чём, если не секрет?

— В вашем мире это что-то, похожее на археологию.

— Мда, — протянул я, — археолог, эколог и архитектор-самогонщик. Тяжело же нам будет выжить.

— Пикаи! — воинственно потряс копьём Пятница, будто понимая, о чём мы говорим.

— Все хорошие идеи рождаются на стыке наук. — Не согласилась со мной Миа.

— Меня вот, что напрягает. Если наша теория о равной силе цивилизаций, попадающих сюда, верна, то... рептилии... они тоже... нам равны...

Миа всё поняла и сильно о чём-то задумалась:

— Но они же жрали людей!

— И что!? То, что мы жрём рыбу, ещё не говорит, что мы не разумны.

— Но рыба ведь нецивилизованна.

— В нашем понятии — да. Но мы не знаем о понятиях рыбы. Может в глазах рыб мы варвары, пожирающие разумных существ. В понятии рептилий мы тоже можем быть не разумны. Слишком разные цивилизации.

— Но по силе равны. — Выдохнула Миа.

— Народ, — не выдержал наконец Антонович, — заканчивайте вы брехать почём попусту. Рыба готова — и если кто-то слишком уж разумен, то может от неё отказаться. Я лично съем.

Антонович выискал в песке флягу с самогоном, взболтнул мутную жидкость:

— Ну, за цивилизацию! — приложился он к горлышку и, моментом спустя, передал флягу мне.

— Чтоб не сдохнуть! В том числе от этой жидкости! — сказал свой тост я, передавая сосуд Мии.

Самогона у нас было только, чтобы сказать каждому по одному тосту. Поэтому говорил каждый.

— За любовь! — другого я от неё и не ожидал. Что возьмёшь? Женщина.

Пятница проникся общим духом, понюхал содержимое фляги, причём было видно, что с жидкостью он этой знаком, и тожественно держа копьё в одной руке, а флягу в другой, произнёс:

— Как коечо Кочегар, Серебранае птицо, Антоновесч, Пятницо. Пистачо пив лендрочо ар!!!

И маханул все остатки.

— Что он имел ввиду? — поинтересовался я у Мии.

— Не знаю, — призналась она, — я знаю ещё очень мало его слов.

Рыба оказалась очень вкусной, или мне так после ста грамм показалось. Тем более, что никто не сдох. И это радовало.

Утром мы отправились достраивать плотину. Уже вчетвером.

— Маниок — наставительно показал пальцем Антонович, взяв при этом Пятницу за плечо.

— Кассава! — Ответил тот и подскочил к растению.

Никого не спрашивая он начал отбрасывать грунт, которым мы с Антоновичем терпеливо окучивали растение.

— Постой, — остановил я рвущегося на защиту маниока соседа, — по-моему он знает, что делает.

Отбросив грунт, Пятница как-то хитро взрыхлил тупым концом копья почву под корнями, потом медленно начал протыкать почву остриём, будто прощупывая что-то под землёй. Закончив это, подросток сбегал к ручью, отобрав у Мии строительную каску, прибежал уже с водой. Начал её небольшими порциями заливать в проделанные дырочки. Залепил из задерьмованной почвой. Сбегал к ручью ещё раз. Снова насыпал плодородного грунта и, непрерывно разминая его в руках под струёй воды, вылил всё содержимое каски.

Работал он так споро и серьёзно, что ни у кого из нас троих даже мысли не возникло усомниться в его профессионализме.

Подросток отошёл в сторону и внимательно осмотрел растение. Удовлетворённо хмыкнул, после чего начал отламывать чем-то ему приглянувшиеся верхушки веточек.

— Я этого не выдержу. — Простонал Антонович, глядя на это святотатство.

Пятница, тем не менее, наломал таких верхушек несколько горстей и пошёл к одному из каналов, прорытых нами. Осмотрел он их весьма скептически. Походил туда сюда, нашёл зачатки нашего огородика. Опять одобрительно хмыкнул. Поводил копьём туда сюда, рисуя на почве какие-то узоры, которые моментально заполнились водой. Потом, со знанием дела, воткнул в перекрестья водных артерий добытые им черенки. Повернулся к нам с видом, что дело сделано.

— Фермер! — наконец с уважением произнёс сосед.

Достройка заградительной дамбы заняла у нас совсем немного времени. Пятница работал как негр, что в некоторой мере и являлось правдой. К окончании строительства мы решили сделать ещё несколько грядок в нашем огородике и сходить за удобрениями. Миа Пятницу забрала, сославшись на то, что ей необходимо продолжить изучение его африканского языка.

Для нас с соседом копание в дерьме всегда было сродни раскопкам на поле чудес. Каждый раз находили какие-нибудь новые предметы. Вот и на этот раз мы угодили в 'угольный разрез' десантника. Промыв непонятный комок фекалий в воде разжились прекрасным синтетическим камуфляжем. Мне он был велик, а вот грузный Антонович превратился в матёрого спецназовца.

— Жарко, — сказал он, — надо будет подрезать его немного.

Кроме этого нашёлся ещё один нож. Было видно, что качество стали у него отличное, но нож изрядно пострадал от желудочных соков и коррозии. В принципе — это не проблема. Заточим. Также нашёлся пистолет и несколько обойм к нему. Всё это находилось в аховом состоянии. Однако свинец, порох, медь. Всё это было жизненно необходимо. Тот же самый свинец неплохо можно было использовать в качестве грузил на донки.

Во время всего этого я обратил внимание на купол парашюта, который прикрывал наше дерьмо (рептилий по происхождению, наше по принадлежности). А ведь у меня имеется и первый купол от парашюта.

— Антонович, — озвучил свою мысль я, — может палатки из ткани соорудим? Матрасы сошьём?

— Жалко, — сказал сосед, — навряд ли нам ещё такой же хороший десантник попадётся. А вдруг мы мореплавание освоим? Пятница вон сколько плыл! Задолбёмся грести, если плот построим. А вот парус — вещь редкая. Ткань парашюта специально создана, чтобы противостоять воздушным потокам. Лучшую ткань для паруса ни за что не придумаешь. А ты её на матрасы. Петя, ты не дальновиден.

— Пока мы освоим мореплавание... Но из парашюта, в котором я раскурочил стропы, можно сделать тент в нашем лагере. И парашют не попортим, и отдохнуть в лагере всегда днём можно будет. Нет, есть конечное, грот. Но готовить, вести домашнее хозяйство — всё это делать под палящими лучами солнца не слишком то приятно.

— И как ты себе представляешь костёр под тентом из парашюта? — скептически улыбнулся Антонович, — его любой искрой прожжёт. Не легче сделать навес из тростника, или чего там, растущего с той стороны Большого озера?

— Так он от любой искры загорится. — парировал я.

— Тростник ты заново нарубишь. А вот парашют...

— Уговорил, — согласился я, — парашюты оставим до лучших времён.

— И кстати, — решил добить меня Антонович, — пора искать заменители верёвок. Стропы, что есть на этом парашюте, использовать не стоит. Если мы вдруг построим корабль, верёвок нам понадобится очень большое количество. И очень большого качества. Самодельные не сойдут.

— Так ты ещё и мореплаватель? — удивился я, глядя на бурные жесты соседа.

— Было маленько, — скромно произнёс тот.

Волокуши мы дотащили до огорода ближе к вечеру. Был один плюс — дерьмо просохло и меньше весило. И один минус — травоядством рептилии не страдали и дерьмо не было пронизано волокнами не переварившихся растений. Поэтому оно рассыпалось. Нам пришлось потратить немало времени, чтобы соорудить для волокуш крепкую травяную подстилку.

Почти дотемна мы занимались подготовкой почвы для огородика, после чего направились в лагерь. Там уже вкусно пахло. Миа с Пятницей выглядели очень довольно. А пахло действительно очень вкусно.

Отщипнув кусок жареной рыбы, и запихнув себе в рот, я с удивлением поднял брови.

— Это всё Пятница, — объяснила Миа, — он здесь травок каких-то нащипал и рыбу приправил.

— Ммм, — сказал Антонович, дуя на обожжённые горячей рыбой пальцы, — я уже начинаю не жалеть что попал в эту историю. Ни разу такого не пробовал.

Пятница смотрел на нас довольный, как заправская домохозяйка.

Антонович что-то хотел сказать, но не смог пересилить себя, только чмокал и хрюкал, уминая свою порцию. Потом подавился костью, а мы с Миа пытались выбить её из его горла. Прошло минуты две, и сосед начал всерьёз задыхаться. И без того красное лицо ещё больше покраснело, а глаза начали вываливаться из орбит.

— Миа, — в отчаянии произнёс я, — что делать!?

— Не знаю. Может Пятница нас отравил?

— Не до догадок! Ты же видишь, что до его смерти остались секунды. Нужна любая трубка. Разрезать горло и вставить ему в трахею. Иначе задохнётся. Что у нас есть!? Какая-нибудь трубка! Ножка от зонтика? Миа! Зонтик! Быстрее! Я надрежу горло.

Внезапно Пятница, примерившись своим копьём, с силой ударил Антоновича оружием плашмя по спине.

— Кха, — прохрипел сосед и выплюнул, наконец, кость, — это ж какая настойка выйдет, если самогон на таких травках настоять!?

— А он всё о том же... — я почувствовал, как слабость от переживания этой ситуацией свинцовой рукой опустила меня на песок.

— Антоновесч — друг! — серьёзно сказал Пятница и улыбнулся на все свои, сверкающие белизной, тридцать два зуба.

У меня было такое чувство, что я сейчас готов выбить все зубы и Антоновичу и Пятнице. Друзья, блин. После этого есть мне уже не захотелось.

— Надо сделать грядку для приправ, — начал распаляться Антонович, только отдышавшись. Пятницу он разве что не обнимал, — не зря мореплаватели торговали этим товаром не хуже чем золотом! Это вдуматься только, какое дерьмо мы ели до этого. Содержимое полянки и то лучше!

Антонович поднял палец:

— И главное, слушаться советов профессионалов. Таких, как наш чёрный африканский друг. Сосед повернулся к подростку и сжал собственные руки в рукопожатии:

— Ангола, Россия, Бангладеш — френдшип! — заявил он.

Пятница добродушно улыбнулся.

— Когда сами приправами нажрёмся — развернём торговлю, — продолжал свои планы Антонович.

— Ребята, — перебила его Миа. Её холодный голос отрезвил даже соседа, — послезавтра, со слов Пятницы, наш остров атакуют пятнадцать человек.

Пятница снова белоснежно улыбнулся, вскочил на ноги, что-то прокричал и воинственно поднял копьё.

Понятно, что Антонович мгновенно заткнулся.

— Много я не скажу, — продолжила Миа, понимая, как много вопросов у нас возникло, — я толком ещё не выучила язык Пятницы, но кое-что всё равно могу рассказать. Кроме нашего острова есть другие. И их довольно много. На самом большом живёт куча народу. Порядки, как я поняла, у них там строгие. А точнее — сплошное рабство. Руководит какой-то толи мулат, толи негр. Есть несколько боевых групп, чтобы пощипать другие острова. Одна из таких команд — русскоязычные. Они — воины. При команде пять рабов, включая Пятницу. Завтрашние наши гости наведывались сюда до этого всего один раз. Этот атолл очень далеко в океане от основной группы островов. В прошлый раз они добрались досюда, исследовали часть береговой линии и нашли путь наверх.

— Путь наверх!? — сразу перебил Мию я.

— Да. По ходу дела они знают путь наверх.

— Миа, но ты ведь исследовала здесь каждый клочок суши. Если бы был нормальный спуск к океану, ты бы его давным-давно нашла!

Миа пожала плечами.

— А что говорит он? — я указал пальцем на подростка.

— Он не был с ними во время их первой экспедиции. Знает только, что первый раз, когда они сюда приплывали, понаблюдали за атоллом и поняли, что не стоит рисковать — народу тогда здесь жило много. То есть, как я понимаю, первый раз они приплывали сюда, когда ещё существовал посёлок. Теперь приплыли с численным преимуществом. Несколько суток наблюдали за нами.

— Плохо, — вздохнул я, — они приплыли с расчётом завоевать посёлок. А нас всего четверо. То есть должны перещёлкать, как орешки. Так прохода, значит, Пятница не знает?