— Вы уж извините, господа, но такие стволы — это ничто. К вашему сведению, толщина борта у линейного корабля может составить до восемнадцати вершков и заметьте: дуба!

— Почти восемьдесят сантиметров, — мгновенно подсчитала в уме Тамара Ивановна, заработав уважительный взгляд флотского офицера.

Ответ Королькова был произнесен прямо-таки меланхолически:

-Это броню прошьет насквозь наш снаряд калибра тридцать семь, — при этих словах Корольков продемонстрировал заготовку соответстующего размера, — на дистанции в одну версту. Примерно шесть кабельтовых. Внутри нашего снаряда взрывчатое вещество, эквивалент которому — три четверти фунта черного пороха. Взрыв происходит после пробития брони. То, что за ней в радиусе метра — ну, это полтора аршина — в брызги и крошево. Само собой, снаряд калибра пятьдесят семь куда разрушительнее.

Пока капитан собирался с ответом, замзав добавил:

— По сим причинам полагаю преждевременным разговор об артиллерии и тем более о количестве членов экипажа, предназначенных для работы с нею. Более важными вижу наши планы о посещении Буэнос-Айреса. Гляньте, Петр Никодимович, на камень...

— Сколько ж такой может стоить? — поразился флотский офицер.

— Хотели бы мы сами знать ответ на этот вопрос, — честно отвечал Федоров. — Получить такую оценку — один из пунктов нашего плана. Господин Лопес обещал нам это. Следовательно в вашу задачу, Петр Никодимович, войдет оценка ситуации на рынке старых судов в Асунсьоне, а потом и в Буэнос-Айресе. Сколько, какого типа, почем... ну, сами знаете. Размерами не увлекайтесь! Не более тысячи английских тонн.

— Но, — встрял Корольков, — первым делом вы должны хотя бы примерно оценить скоростные качества. Конечно, под парусами, но и эта оценка все больше, чем ничего. И чем резвее судно, то бишь будущий корабль, тем лучше. Но, сами понимаете, никаких обещаний. Вы лишь прицениваетесь.

— Насквозь понятно, — солидно отвечал моряк. И тут же добавил весьма деловитым тоном. — Но имейте в виду, господа. Ваша шлюпка — как вы ее назваете? Моторка? — так вот, сколь бы она ни была хороша, но для похода до Буэнос-Айреса она не годится. Слишком большое расстояние. Полных восемьсот миль, а скорее и того больше.

— Морских миль, надо полагать?

— Разумеется. Нужно речное судно. Не меньше тридцати тонн, не более сотни. Полагаю, такое можно купить. Дайте мне неделю, и я присмотрю такое. Но сразу же скажу, господа: выбор морских судов в Буэнос-Айресе намного больше. Не удивлюсь, если в Асунсьоне таких на продажу ни единого не найдется.

— Согласны. Для того, чтобы добраться до Буэнос-Айреса,. понадобится совсем небольшое судно. Скажем, тонн тридцать-пятьдесят. Через неделю мы как раз собирались сюда. Тогда вот вам план. Мы сегодня доставим вас в столицу. Если вы отыщете нечто подходящее, то отбуксируем его вместе с вами до нашего дома. Если таковое не найдется — пойдем на моторке вместе с вами. Но лучше было бы эту покупку подготовить хотя бы вчерне. Имею в виду: снять парусное вооружение. Хорошенько проверить обшивку, рулевое управление... короче, вы в этом разбираетесь лучше нас.

Моряк кивнул и тут же сменил тему:

— Господа, коль скоро мы попадем в крупный порт, возможно, имеет смысл прикупить там что-то из нужных нам товаров? Имею право на такие покупки. Потом, понятно, отчитаюсь.

— Полностью с вами согласны, Петр Никодимович. Список у вас будет. Так что, отходим?

Через неделю события пошли потоком. Отец Эрнесто прибыл, по обыкновению, на двуколке и, не теряя ни минуты, донес до сведения русских, что, мол, камень оценен, и господин консул дал поручение выкупить его за тысячу восемьсот песо. Означенная сумма была у запасливого священника при себе.

Посовещавшись на своем языке, русские согласились. Мешок с серебром был увесистым. Федоров положил себе в дальнейшем принимать оплату лишь в золоте. И сговорились, что завтра же отправятся в Асунсьон. Как раз там и произошло второе важное событие.

Капитан Васильев с истинно русской щедростью предложил на выбор аж три варианта покупки речного суденышка. К его некоторому удивлению, русские оказались очень дотошными покупателями. Они излазили корпуса от киля до палубы. Правда, на марс не взбирались, обяъснив это тем, что парусное вооружение они вообще намереваются снять и продать. Зато господин Корольков измерил кораблики во всех измерениях, используя при этом странную металлическую ленту в коробочке, назвав ее рулеткой.

Одно из суденышек было отвергнуто почти сразу.

— Тихоход! — припечатал господин Федоров. — И пусть у него самые вместительные трюма — не для перевозки товаров нам оно понадобится.

Разумеется, капитан Васильев не стал противоречить. Хозяин-барин, что уж тут говорить.

Второе и третье были обсуждены после куда более тщательного осмотра.

— Это суденышко всем бы хорошо, — авторитетно заявил Владимир Федосеевич, — но для установки гребного вала с винтом понадобится полностью переделывать рулевое управление. И время на это нужно, и деньги. Как насчет третьего варианта?

Тут неожиданно встрял флотский:

— Господа, позвольте высказать мнение?

— Без сомнения, Петр Никодимович, мы уверены, что оно будет очень ценным.

— Как мне кажется, третий вариант, то есть этот шлюп — бывший контрабандист, пусть даже речной. Есть возможность установить стаксели. Другими словами, нечто довольно скоростное и маневренное. Правда, нет орудий, но они прежнему владельцу были ни к чему. Контрабандисты редко пускают оружие в ход, предпочитая договариваться. История судна вот какова: владелец внезапно умер. Поговаривали, что причиной его смерти стала скорее холодная сталь, чем холодный ветер, вызвавший простуду. Вдова продает судно.

— Другими словами, вы полагаете этот выбор наилучшим?

— Думаю, да.

Никаких серьезных недостатков осмотр корпуса не выявил.

Федоров принялся задавать вопросы.

— Сколько просят за него? Вы уполномочены заплатить эту сумму? Вы можете продать все парусное вооружение? Вот именно, все. Да, и мачты, и рангоут, и такелаж. А сколько времени потребуется? Как насчет переборки обшивки... как там это называется? Тимберовка? Так она понадобится? А что насчет покраски? Имеются ли у вас кандидаты на матросский состав?

В долгих спорах родилась... нет, не истина, а всего лишь робкая ее тень. Господа инженеры взялись за некоторые изменения проекта судна. По правде говоря, таковые включали в себя лишь устройство крохотного гальюна, камбуза, а также установку трех водонепроницаемых (кхм!) переборок. Был подготовлен набросок того, что они назвали машинным отделением. Господин капитан взялся за организацию постановки судна в то, что местные гордо именовали доком. В нем предполагалось снять все парусное вооружение (которое впоследствии предполагалось к продаже). Сверх того, корпус предполагалось выкрасить. Васильев уверенно заявил, что на это дело он найдет краску, которую назвал 'свинцовый сурик'. Название русские инженеры дружно, хотя и молча, сочли знакомым.

— Правда, она дорогая, эта краска, но ведь нам ее много и не надо.

Глава 13. События с 'Перехватом'

После недолгих и почти вежливых споров утвердили состав 'экспедиции'. Разумеется, туда вошли Федоров как глава торгового представительства, Корольков как зам и как боевая сила (мало ли что). Ясно дело, в команде оказался Васильев как специалист по морским делам. Консэулиту добавили как переводчицу. Против этой кандидатуры сильно протествовал Корольков, упирая на собственное умение понимать по-испански. В качестве контраргумента оппоненты указывали на явно недостаточные навыки замзава в устной речи. Между тем ему, согласно диспозиции, предстояло пребывать на причале и охранять моторку от недружественных граждан.

Капитан Васильев с чуть ли не оскорбительной настойчивостью потребовал показать оружие, каковое досточтимый Владимир Федосеевич намеревался брать с собой. После некоторых колебаний моряку был предъявлен пистолет. Разумеется, после этого Васильев пристал с просьбой о показе. Таковая была удовлетворена лишь частично. Пистолет был продемонстрирован, разборка была неполной, но главное (наличие шестнадцати патронов в магазине) моряк уяснил и проникся. Ради правды добавим: кое-какие тонкости были опущены. В частности, Корольков не захотел упоминать о механизме самовзвода. Сверх того, по неким таинственным соображениям не был показан покоящийся в уютном тайнике автомат с четырьмя запасными магазинами. В другом тайнике возлежала винтовка. Хорошо зная, что патронов много не бывает, предусмотрительный Корольков взял с собой запасец всех калибров россыпью.

Не стоит и говорить, что план закупок дополнительных товаров был разработан, обсужден, переработан и перебелен.

Замзав с утра был совершенно, ну нисколечко не расположен к шуткам. Если быть совсем точным, то особенная мрачность духа постигла его почти сразу же после отплытия моторки. Впрочем, Корольков не пожелал открыть причины дурного расположения духа.

Кстати, лодка на тот момент так и не получила названия. Очень уж много споров началось в ходе обсуждения того, как наречь гордое судно. Завлаб волевым решением постановил: имени моторка не получит вплоть до возвращения из славной столицы Парагвая. Дополнительным аргументом к сохранению унизительного статуса 'корыта без названия' — именно так охарактеризовал его моряк — было водоизмещение моторки. В метрических единицах оно составляло восемьсот девяносто килограмм.

— Тут и до одной англицкой тонны не дотягивает, — с трагизмом в голосе выдал капитан Васильев.

Тем не менее сие плавающее средство резво шло по сильно мутной реке. Моряк, даже не глядя на хитроумный лаг, оценил скорость в полных семь узлов. Впрочем, он бросил мимолетный взгляд на рычаг, который вахтенный (это был сам Федоров) не дослал до упора — чего там, даже не до половины. Флотский мгновенно сообразил, что у господина инженера наверняка имеются причины для не самого полного хода. Расспросы о таковых капитан посчитал за праздное любопытство.

Корольков тем временем уже откровенно нахмурился. В тот момент настроение полкучило объяснения:

— Мне не нравится, что местные лодки как нарочно избегают левого берега. На глаз глубины там вполне достаточные для судоходства. Еще вижу на том берегу дом порядочного размера, как раз на казарму. А у реки причал, и у него стоят с пяток шлюпок. Самые большие — восьмивесельные, то есть по местным меркам должны быть ходкими.

Моряк всеми силами старался не показать совсем уж явного превосходства. Получилось у него вполне сносно.

— Вы неточно оценили их размеры, Владимир Федосеевич, — возразил флотский, — самая большая двенадцативесельная, и на нее можно установить мачту. Парус ведь тоже добавит скорости. А вот те, которые справа от нее — тут все верно, восьмивесельные. И вы правы, местные стараются без особых причин не приближаться к подчиненным майора Кампонареса.

Следующую реплику бывший разведчик выдал, не обращаясь ни к кому, кроме реки:

— А еще мне не нравится, как некоторые явно не праздношатающиеся господа смотрят на нас. Очень внимательно смотрят. Сейчас они ничего делать не будут. Но выждав, когда, к примеру, мы будем возвращаться... и с учетом нашей скорости...

— А что с ней не так? Владимир Федосеевич, вы же сами говорили, что мы можем наддать аж до двадцати узлов.

— Вот именно. Но любопытные на левом берегу о том не подозревают.

— Одну минуту. Петр Никодимович, Этот майор — он представляет собой полицию?

— Совершенно верно, Сергей Федорович. А еще имеет хорошие связи с ОЧЕНЬ влиятельными людьми. Надобно вам знать: еще четыре года тому назад Эухенио Кампонарес крепко прижал речных... э-кхм... казаков. Раньше они собирали дань не только с небогатых рыбаков, но и с купцов, перевозящих товар по реке. И даже напали на корабль, на котором находился епископ Монтеверде, и его преосвященство был при этом ранен.

— Вы позволите, Петр Никодимович, сделать кое-какие выводы из вашего рассказа? Клянусь, я ничего не знал заранее; моими устами будут говорить чистая логика и опыт.

Ответом была самая благожелательная улыбка.

— Ну так вот. Кто бы тогда ни был главой Парагвая, терпеть такое он не пожелал. Сеньор майор Кампонарес — впрочем, думаю, тогда чин у него был поменьше — предложил план по успокоению речной вольницы. И реализовал его. Река стала вполне безопасной для судов. Ну, если не считать того, что со временем люди майора сами стали собирать дань, но не выходили при этом за некие границы. При этом майор использует свои связи среди влиятельных людей не только для того, чтобы избежать ответственнности, но и для наводки своих подчиненных на самые вкусные цели. Рыбаков речная полиция вообще не трогает, если те ведут себя прилично. Это понятно, с них большого дохода не получить. А еще майор Кампонарес прекрасно знает, кого именно трогать ни в коем случае нельзя. И не делает этого. Наконец, в последнее время сей сребролюбивый офицер атакует тех, за кого ему заплатят. И как раз это стало источником беспокойства верховных властей Парагвая. Что, угадал?

Нависло свинцовое молчание. Наконец, моряк разомкнул рот:

— В целом вы правы, Сергей Федорович. Уж не знаю, откуда только вы почерпнули сведения.

— Не имеет значения, Петр Никодимович. Повторяю, было подобное... в других местах, — не было сказано 'в другие времена'. — Суть не в этом. Для нас главное: как противодействовать майору и его людям.

— Скоростью, вот как. Если они попробуют пустить в ход холодное оружие — оторвемся без усилий.

— Как насчет огнестрела?

Эти слова морской офицер понял превратно.

— Судя по размеру их шлюпок, артиллерии можем не опасаться. Никто орудия на них и не поставит. Даже у фальконетов слишком сильная отдача.

— Ружья?

Тут вмешался Корольков.

— У местного гладкоствола дистанция боя — сотня метров, не более, а скорее даже менее. Обойти сможем.

— Погодите, господа, сначала объясните, о чем речь. Гладкоствол — это что?

— Ружья, у которых нет винтовой нарезки. А вот если она есть — другое дело. Местные штуцера могут быть серьезным оружием. Они могут попасть в цель и на трехстах метрах...

У капитана Васильева с очевидностью в мозгу крутился арифмометр. Пересчитывать мгновенно метры в футы, сажени и аршины было для него непосильной задачей. Корольков пришел на помощь:

— Триста метров — это триста тридцать английских ярдов. Ну или чуть менее полутораста сажен. Есть, правда, кое-что.

С этими словами замзав извлек из-под сиденья винтовку.

— В последний момент сунул. Как чувствовал, что пригодится. Еще автомат есть.

— Какое странное ружье. Калибр... ну разве что на вальдшнепа. Или зайца.

— В стволе винтовые нарезы, поэтому мы его и зовем винтовкой. По сути штуцер, но скорострельность куда выше. А что до калибра — с полуверсты берусь отправить противника в гости к прабабке.

Выражение слегка покоробило флотского, но вслух он не выразил недовольства. А русский инженер (явно с военным опытом) продолжил: