Данька вытащил коробочку с монетами и камнями. Еще один сувенир.
— Монеты и камни... Вы, что Мария Петровна, клад нашли? — Аркадий не скрывал удивления.
— Нет, — вмешался Данька, — это я. Шаль и браслет на рынке купил, на Тортуге.
— А где у нас такой рынок? — Аркадий Аркадьевич виновато улыбнулся, — отстал от жизни. Это где новый торговый центр, туда восемнадцатый автобус ходит? Его недавно открыли. Так его Тортугой прозвали?
— Нет, Аркадий Аркадьевич, — Даня сказал раздраженно. Вовсе не из-за того, что дядя Аркадий не знает торговые центы города, а хотел защитить свой остров. — Тортуга — это остров на Карибском море.
— Даня, и когда ты успел слетать на Тортугу? — Рассмеялся Аркадий.
— Я там каждую ночь бываю. Засыпаю здесь, а просыпаюсь на Тортуге. На своем корабле, на паруснике "Скиталец". Корабль пиратов. Я юнга. Там засыпаю, появляюсь здесь. Вот там, на рынке я и купил. Мы захватили испанский корабль. Капитан Свен дал мне мою долю добычи, как юнге. Ты, говорит, наравне со всеми работаешь. Я не хуже любого настоящего матроса справляюсь, — хотелось не много похвалиться. — Получи. У них зарплата такая. Я маме и купил подарки. С первой зарплаты.
Подарок с первой зарплаты не только признание заслуг родителей, но и символ начала самостоятельной жизни. Ты рано повзрослел, мальчишка.
— Это, что, правда? — И Аркадий Аркадьевич перевел взгляд на Марию Петровну.
— Да. К несчастью, да. Он там один среди бандитов, разбойников. Они людей убивают и трупы... трупы за борт выкидывают.
Это действие, по ее мнению, более другого рассказывает о тех, кто рядом с ее ребенком.
— Мама, я говорил, — и как они не понимают самых простых вещей. Сухопутные черепахи. — Мы взяли трофейный корабль. Не тащить же с кораблем и покойников. Ты хочешь, что бы эпидемия на корабле началась. Что б мы все, и я, болезнь инфекционную схватили. Лихорадку? Тиф? Чуму? Свинку?
Даня перечислял все страшные болезни, которые мог припомнить.
— Пираты — ярые борцы за чистоту. На торговых судах так не следят за чистотой, как на "Скитальце". Эпидемия страшнее пушек испанских галеонов.
О торговых судах Даня присочинил. Но палубу "Скитальца" драил не раз. Тут за чистоту был в ответе. Мог ответить под присягой.
— Вот это да. — Произнес Аркадий Аркадьевич. Он не верил в чертовщину, но в юности читал фантастику. Он то же был мальчишкой. Такой поворот событий хоть и не укладывался в представление о нормальной жизни, но не противоречил незыблемым законам мальчишеской фантазии. Принять неведомую реальность он мог.
— А может, нам с Даней, — спрашивала мать, — к врачу сходить? Пусть посмотрит, пропишет таблетки. Может уколы? Витамины?
Многие болезни, верила она, от нехватки витаминов.
— Что б он туда-сюда не перемещался. — Мария словно извинялась за шалости сына.
Аркадий Аркадьевич подумал. Он верил в силу медицины, но и сомневался. Историк по образованию знал, как пугает людей все новое. Они совершают преступления в страхе перед непонятным, новым.
— Мария Петровна, я не думаю, что вам следует идти к врачу. Голубушка, посудите сами, придете вы к врачу, расскажите все, как есть. Запрут Даньку в сумасшедший дом. Покажите коллекцию с Тортуги. Чудесно. Все поймут, вы говорите правду. Люди боятся огласки. Придут люди в черном, дело-то государственное. И его в исследовательский центр определят. Опыты над ним будут ставить, как над кроликом, и все ради науки. Все ради познания. И если вернется к вам ваш сын, то в виде овоща. Вы этого хотите?
— Нет, Аркадий Аркадьевич. Я этого не хочу, — испугалась мать. Память поколений. Она еще долго будет подъезжать ночами к подъездам домов в черном воронке. Сына она не отдаст никому.
— Тогда уберите это. Поезжайте доимой и спрячьте. Никому не показывайте. Я тоже буду молчать.
— А как же быть с Даней, с этими его иными мирами, Аркадий Аркадьевич? — Мария развела руками, как всякая женщина ждала, что мужчина найдет выход в опасной ситуации.
— Такое бывает. Появляется у ребенка, у подростка какие-то способности. А потом сами собой проходят. Это подростковое. Как свинка. Как прыщи или фурункулы. Этим надо в детстве переболеть. Обыкновенная ветрянка, корь. Переболеет и пройдет.
Мария Петровна была склонна с этим согласиться. Все равно, другого иного решения не было.
Карибское море плещет за бортом. Небо, как песня о воле. После завтрака Данька унес посуду на камбуз. И обнаружил, что Филипп, корабельный кок, собирается сегодня готовить рыбу. Хорошую рыбу Даня любил. Мать отлично запекала скумбрию. Он любил ту часть, где нет брюшных ребер, и мать всегда отдавала ее Дане. На рынке он выдел продают огромных рыбин. Только из головы такой рыбины можно такую уху сварить! Крупные тушки рыбы лежали сегодня на столе, на камбузе. Тут же пряности. Они волшебно пахли. Как тут остаться в стороне? Но этот скупердяй, Филипп, подсунет ему что ни будь похуже. Тут без хитрости не обойтись.
— А чем это у тебя, Филипп, воняет так? Это что, вот этой дерьмовой травой?
— Это пряности,— буркнул кок. Советников в поварском деле много, а чистить рыбу ему.
— Вонища-то какая, — не унимался Данька. — И грязь развел. Ты, что сегодня собираешься рыбу готовить? Эту, дрянь? И этим собираешься кормить нашего капитана? Да, никто жрать не будет. Отрава.
Заслышав подобные речи, Филипп начал бычится. Нервно играть тесаком. Не по-доброму смотрел на юнгу. А тот продолжал:
— Вот такую дрянь подать к столу капитана. — Сокрушенно качает головой. Распахнул темные глаза. В негодовании порхают густые ресницы. — Чем он заслужил такое наказание?!
Даня довел свою речь до вершин древнегреческих трагедий. Театры Эллады аплодировали бы ему. Еврипид рыдал, укрывшись за колонной.
— Я с детства рыбу ненавижу. — Даньку передергивает от отвращения. Словно ему подают жареных тараканов. — Мать всегда меня рыбой кормила, особенно если провинился. Подсунет мне хвостатую часть. Там одни кости. Ковыряешься весь день. Это, когда она мной не довольна.
Воспоминание о тяжелом детстве. Данька пытается выдавить из себя слезу. Закашлялся, отвернулся от Филиппа. Вдруг не смог сдержать улыбку. И взгляд хитрой лисички.
Данька специально злил кока. Разозлить и направить месть Филиппа в нужное русло. Дергать тигра за хвост опасно, но интересно.
Еще минута, Филипп бросится на этого урода, что б выкинуть его за дверь. Даня пошел к выходу и в дверях бросил:
— Да, еще ты готовишь хуже некуда. Ты стряпать не умеешь. Капитан сегодня, точно, несварение желудка получит, — захлопнул за собой дверь и побежал подальше от греха. А то Филипп его догонит, по шее даст. Не сможет себя сдержать, бедолага. Филипп в ярости рубит головы рыбе. Убью, мальчишка. На палубе Даня остановился, поднял голову к солнцу, прищурил глаза, ощущая тепло солнечных лучей на лице, облизнулся, словно кот, предвкушающий лакомство. Можно идти к капитану. Филип решит отомстить и подсунет ему непременно хвостатую часть рыбины. Он предвкушает, как тают во рту сочные кусочки.
Капитан брился — верный признак, собирается на берег. Ну что ж, совсем не плохо. Можно будет отдохнуть от тренировок.
— Дэн, — сказал капитан, — собирайся, на берег пойдем.
— Вот тебе бабушка и Юрьев день, — про себя ворчал Даня. — Значит, опять по городу шляться. И рыба мимо проплыла. Все старанья псу под хвост. Жизнью рисковал, Филиппа дразнил, голову тесаком собирались отрубить. И мимо! Вот незадача. Он так ловко все устроил. Когда они вернутся, остальные проглоты все съедят. Ему не то, что хвостатой части не оставят, кости рыбные слопают, не подавятся. Желудки луженые. Им бы морды отъедать, ненасытным, последний Данькин кус схавают. Вот незадача!
— Ну, давай, быстрее, юнга. — Капитан надел шляпу. Посмотрел на Дэна. Остался доволен внешним видом парня.
Они высадились на берегу. Есть берег Слоновой кости. Причал в этом порту — берег Рыбной коси, берег тоски по безвременно съеденной другими рыбе. В сухомятку придется. Тяжела судьба юнги. Данька печально спросил:
— Капитан, а когда мне вас ждать?
— Не нужно меня ждать. Мы идем в гости. — Свен любил маленькие сюрпризы. Он не договаривал, к кому ведет в гости юнгу.
В гости? — подумал юнга. — В гости, это — хорошо. Слово угощать произошло от слова гости. Уж я его сейчас угощу! В таком смысле это слово не доставляет радости. Но их, скорее всего, встретят по исконному значению слова. Угощают всегда не плохо. Кто же захочет срамиться. Настроение у Дэна сразу улучшилось. Пусть они там свою сухую рыбу трескают. Ему и в гостях хорошо.
Они шли по главной улице, свернули на право, свернули еще один раз. Вокруг богатые дома. Район внушал надежды. В хорошем доме и угощение отменное. Друзья капитана, должно быть, люди не бедные. Вывод напрашивался сам собой, и угощение будет на славу. Они остановились у одного большого дома, двухэтажного дома, крытого черепицей. Большие окна прикрыты жалюзи. На стенах соседних домов лепнина. Глухие дворы, огорожены забором. Под крышей одного дома фигурка ангела. Там цветы. Скромное обаяние буржуазии. Дом, к которому они подошли был попроще. Растущий организм Дэна вернулся к теме пропитания. Что ест буржуазия, классик поведал миру. Ешь апельсины, рябчиков жуй. С апельсинами на острове все в порядке. Как насчет рябчиков? Капитан постучал в дверь. Они ждали, когда хозяева откроют. Дверь распахнулась. На пороге высокий крепкий мужчина, голубоглазый. С пышными усами. Улыбается.
— Заходи, Свен,— сказал он.
— Дэн, заходи,— капитан пропустил вперед юнгу. — Это Леон, Дэн.
— Мы ждали тебя Дэн. Капитан вчера сказал, что вы вместе придете.
Значит, капитан заранее всех предупредил, понял Данька.
— Жанетта где?
— Как всегда, на кухне. Радуется, что у нее прибавилось едаков. Меня совсем без вас извела. Наготовит и требует, что б я все съел. Как это все можно съесть? В этом доме не от голода умирают, а от переедания.
— Не ворчи. Не ворчи, Леон. Жанетта славная женщина.— Свен похлопал Леона по спине. Эти двое близкие друзья.
— А я и не говорю ничего, — пожал плечами Леон.
— Пойдем,— предложил Свен,— я тебя с Жанеттой познакомлю, Дэн.
Внутри дом казался еще больше, чем с улицы. Просторный холл, коридоры. Леон шел с ними, прихрамывая на правую ногу. Полы застланы коврами, на боковых дверях тяжелые занавесы. Хозяева дома не испытывали нужды.
Они прошли на кухню. Большая просторная комната. Шкафы с посудой. Разделочный и обеденный столы, несколько стульев. Мебель хорошей работы. Владельцы умели пользоваться деньгами, не тратить бездумно, но и не экономить на всем. Плита с топкой. У плиты стоит женщина. Она обернулась. Каштановые волосы убраны под чепец, серые глаза, ласковая улыбка. Красивая женщина. В молодости, наверное, была еще краше.
— Капитан, здравствуй. А это — юнга Дэн? — Женщина улыбнулась. В ее глазах было столько тепла.
— Да, Жанетта. Вчера я говорил о нем, — подтвердил капитан.
— Мы приготовили комнату для тебя, Дэн. — Сказала Жанетта. — Я свежее белье застелила. Нашла занавески, сама вышивала. Новые. Я их вышила, когда мой муж ушел в море. Думала, вернется, я ему покажу. Тогда и повешу на окна. Не довелось порадовать.— Жанетта отвернулась к плите, что бы спрятать слезы. И тихо произнесла — Так я его и не дождалась.
Капитан немного помолчал, разделяя боль Жанетты.
— Пойдем, Дэн, посмотришь свою комнату.
Они поднялись на второй этаж, вошли в просторную светлую комнату.
— Вот здесь будешь жить. Пока корабли стоят на ремонте. Как тебе комната? — Капитан обвел рукой полукруг, показывая юнге новое жилье.
У него будет своя комната. Окна этого дома будут ждать его. Стены, что защищают нас и дарят уют. Широкое распахнутое окно, стол, несколько стульев, секретер, комод. В углу тумбочка, таз и кувшин для умывания. Кровать, широкая большая кровать, настоящая кровать. Не то, что его сундук. Сундук, приют в тяжелые минуты усталости, обижать ему не хотелось. Но согласитесь, кровать лучше.
— Как тебе комната? — Свен ждал ответа.
— Отличная комната, капитан. Лучшая из всех! — Комната на Дэна произвела лучшее впечатление. Словно на даче. Отличное место для отдыха.
— Ну, ладно, давай располагайся. — В голосе капитана столько тепла то ли к гостю, то ли к чудесной комнате. — Обживайся. У Жанетты скоро все будет готово.
Капитан и Леон ушли. Данька внимательно осматривал новую комнату.
Подошел к окну. Выглянул. Окно выходило на внутренний двор. Под навесом он заметил лошадь. Цветы на газончиках. Несколько апельсиновых деревьев, создающих тень. Беседка. Ухоженный двор. Двор на Тракторной умер бы от тоски, узнай о таком дворе. Приятно посидеть вечером под этими деревьями. На том и этом свете вспоминать мы будем, какие на Тартуге вечера — веселился Данька. Он рассматривал шторы. Вышивка. Явно сделана с любовью. Заглянул в секретер — пусто. В комод посмотрел. Там полотенца, постельное белье. Подошел к кровати, проверить матрас, пружины. Потрогал рукой. Перина. Настоящая перина. В его мире от перин давно отказались. Больно хлопотно. Их надо трясти. Он будет нежиться на настоящей перине!
Роскошный обед в этом доме. Запеченная рыба. Пусть судовой кок подавится своей рыбой. Тут получше. Овощи. Постная хорошо прожаренная свинина. Стручки молодой фасоли с маслом. Мягкий ароматный хлеб. Жанетта то же сидела за столом. Она ревностно следила за тем, что б тарелка у юнги не пустовала.
— Кушай, Дэн. Кушай. Клади еще. Ты такой худой. — Бросала осуждающий взгляд на капитана. Вина Свена очевидна, заморил голодом юнгу. — В его возрасте надо больше кушать, стать набрать, форму. Мужчине надо много кушать.
— Жанетта, ты его закормишь. Он сядет в лодку и лодка ко дну пойдет.
— Не закормлю, — капитан притих под суровым взглядом кухарки. — В его возрасте надо хорошо питаться. Ничего, пока корабли стоят, ты, Дэн, будешь нормально питаться. А то там у вас на корабле... Разве мужчина может что-нибудь приготовить.
Данька слушал и думал: мама меня то же постоянно есть заставляет. Они, женщины, только и могут думать о том, что бы кого-то кормить.
— Ничего, Жанетта, наш кок, Филипп, отлично готовит. Команда с голоду не умирает. Я то же. И юнга выживет.
— Знаю я это. Знаю .— Жанетта не скрывала раздражения. — А ты кушай, Дэн, не слушай их. Я еще принесу.
Данька понял, что попал в руки этой доброй женщины и ему предстоит, есть за троих: за себя самого, за Свена и Леона.
На следующее утро он рассказывал матери об обретении дома на Тортуге.
— Корабли несколько дней будут в порту. Я у капитана буду жить. У меня там отличная комната. Большая, светлая. А Жанетта, кухарка, она отлично готовит и все норовит меня накормить. Поначалу я думал, что это дом Леона, он хозяин. Капитан не сказал мне, что я буду жить в его доме. Но Леон распоряжается всем. Свен чаще в море.
Они сидели перед телевизором. На экране скучнейшая передача чередуется с рекламой по тупости опережающей все ток-шоу.
— Вот хоть кто-нибудь позаботится о тебе. Покормит. А то эти бандюги не подумают. Не знаю, как ты там. В кафе зайди, перекуси.
