"Рассказ Зои" (Война старика 4)

— Что это были за твари? — спросила я.

— Мы не знаем, — сказал Гикори. — У нас не было времени провести тщательное наблюдение. И мы считаем, что выстрел твоего друга спугнул их.

— Так что это не обязательно было то, что кто-то охотился на нас, — сказала я. — Это могло быть что угодно.

— Возможно, — согласился Гикори тем нарочито нейтральным тоном, который появлялся у него, когда он не хотел со мной спорить. — Кем бы они ни были, они двигались вместе с вами и вашей группой.

— Ребята, я устала, — призналась я, потому что больше не хотела думать ни о чем таком, а если бы и дальше думала об этом — о том, что какая-то стая существ преследует нас по деревьям, — у меня мог бы случиться обморок прямо тут, в общей зоне. — Можем мы продолжить этот разговор завтра?

— Как пожелаешь, Зоя, — сказал Гикори.

— Спасибо, — поблагодарила я и зашаркала к своей койке. — И помните, что я говорила о том, чтобы не рассказывать родителям.

— Мы не скажем твоим родителям, — заверил Гикори.

— И помните, что я говорила о том, чтобы вы не преследовали меня, — сказала я. Они ничего не сказали на это. Я устало помахала им рукой и отправилась спать.

* * *

На следующее утро я нашла Энцо возле палатки его семьи, он читал книгу.

— Ух ты, настоящая книга, — сказала я. — Кого ты убил, чтобы заполучить ее?

— Я одолжил ее у одного из меннонитов, — сказал он. Он показал мне корешок. — "Гекльберри Финн". Слышала о нем?

— Спрашиваешь девушку с планеты Гекльберри, слышала ли она о Гекльберри Финне, — сказала я. Надеялась, что недоверчивый тон моего голоса выдаст веселье.

По-видимому, у меня не получилось. — Извини, — сказал он. — Я не уловил связи. — Он раскрыл книгу на том месте, где читал.

— Послушай, — продолжила я. — Я хотела поблагодарить тебя. За то, что ты сделал прошлой ночью.

Энцо оторвался от своей книги. — Я ничего не делал прошлой ночью.

— Ты остался позади нас с Гретхен, — сказала я. — Встал между нами и тем, что за нами следовало. Я просто хотела, чтобы ты знал, что я ценю это.

Энцо пожал плечами. — Не то чтобы за нами кто-то следил, — сказал он. Я подумала о том, чтобы поведать ему о том, что рассказал мне Гикори, но промолчала. — И когда что-то вышло на тебя, это опередило меня. Так что, на самом деле, я не очень-то помог.

— Да, насчет этого, — спохватилась я. — Я хотела извиниться за это. За ту историю с Дикори. — Я действительно не знала, как это выразить. Я подумала, что извиняться за то, что мой телохранитель-инопланетянин чуть не снес ему голову ножом, будет не очень хорошо.

— Не волнуйся об этом, — заверил Энцо.

— Я на самом деле беспокоюсь об этом, — сказала я.

— Не надо, — сказал Энцо. — Твой телохранитель справился со своей работой. — На секунду мне показалось, что Энцо скажет что-то еще, но затем он склонил голову набок и посмотрел на меня так, словно ждал, что я закончу, чем бы я там ни занималась, чтобы он мог вернуться к своей очень важной книге.

Мне вдруг пришло в голову, что Энцо не написал мне ни одного стихотворения с тех пор, как мы приземлились на Роаноке.

— Ну, тогда ладно, — неуверенно проговорила я. — Тогда, наверное, увидимся чуть позже.

— Звучит заманчиво, — сказал Энцо, а затем дружески помахал мне рукой и снова опустил свой нос в дела Гека Финна. Я вернулась в свою палатку, нашла там Бабара, подошла к нему и обняла.

— Поздравь меня, Бабар, — сказала я. — Кажется, я только что впервые поссорилась со своим парнем.

Бабар лизнул меня в лицо. От этого стало немного легче. Но ненамного.

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

— Нет, ты все еще слишком низко берешь, — сказала я Гретхен. — Так ты поешь низко. Тебе нужно быть на ноту выше или что-то в этом роде. Вот так. — Я спела ту партию, которую хотела услышать от нее.

— Я пою так, — сказала Гретхен.

— Нет, ты поешь ниже, — возразила я.

— Тогда ты берешь не ту ноту, — настаивала Гретхен. — Потому что я пою ту ноту, которую поешь ты. Давай, пой это.

Я прочистила горло и спела ту ноту, которую хотела услышать от нее. Она идеально ее подхватила. Я перестала петь и прислушалась к Гретхен. Мелодия звучала низко.

— Ну, чокнулась, — возмутилась я.

— Я же говорила тебе, — ответила Гретхен.

— Если бы я могла воспроизвести для тебя песню, ты бы услышала ноту и спела ее, — пожаловалась я.

— Если бы ты могла включить эту песню, мы бы вообще не пытались ее петь, — ответила Гретхен. — Мы бы просто послушали ее, как цивилизованные люди.

— Хорошая мысль, — согласилась я.

— В этом нет ничего хорошего, — сказала Гретхен. — Клянусь тебе, Зоя. Я знала, что переезд в колониальный мир будет трудным. Была к этому готова. Но если бы я знала, что они собираются отобрать у меня компад, то, возможно, просто осталась бы на Эри. Давай, зови меня Меллоу.

— Меллоу, — произнесла я.

— А теперь скажи мне, что я не права, — сказала Гретхен. — Бросаю тебе вызов.

Я не стала говорить ей, что она была неправа. Понимала, что она чувствовала. Да, было бы глупо признаваться, что ты скучаешь по своему компаду. Но когда ты всю свою жизнь имела возможность загружать на компад все, что тебе хотелось, — музыку, шоу, книги и друзей, — когда тебе приходилось с этим расставаться, это делало тебя несчастной. По-настоящему несчастной. Это как оказаться в ловушке на необитаемом острове, где нет ничего, кроме кокосовых орехов, которыми можно было бы обмениваться. Потому что заменить это было нечем. Да, меннониты колонии привезли с собой свою собственную небольшую библиотеку печатных книг, но в основном она состояла из Библий, руководств по сельскому хозяйству и нескольких "классических книг", одним из последних томов которых был "Гекльберри Финн". Что же касается популярной музыки и развлечений, то они не придавали им особого значения.

Можно сказать, что нескольким подросткам-меннонитам колонии казалось забавным наблюдать за тем, как остальные из нас отвыкают от развлечений. Должна сказать, это было не очень по-христиански с их стороны. С другой стороны, их жизнь не изменилась кардинально после приземления на Роанок. Если бы я была на их месте и наблюдала, как целая куча других людей ноет и причитает о том, как ужасно, что у них отобрали игрушки, тоже почувствовала бы некоторое самодовольство.

Мы сделали то, что делают люди в ситуациях, когда у них ничего не получается: приспособились. Я не прочитала ни одной книги с тех пор, как мы приземлились в Роаноке, но стояла в очереди на получение "Волшебника страны Оз" в переплете. В программе не было записанных шоу или развлекательных программ, но Шекспир никогда не подводит; на неделю, начиная с воскресенья, было запланировано представление театра чтецов "Двенадцатая ночь". Оно обещало быть довольно мрачным — я слышала некоторые варианты прочтения, — но Энцо исполнял роль Себастьяна, и у него это неплохо получалось, и, по правде говоря, это был бы первый раз, когда я увидела бы пьесу Шекспира — или любую другую пьесу, кроме школьного представления — вживую. И все равно не похоже, что нам было бы чем заняться.

А что касается музыки, то вот что произошло: через пару дней после высадки несколько колонистов достали гитары, аккордеоны, ручные барабаны и другие подобные инструменты и начали пытаться играть вместе. Что вышло ужасно, потому что никто не знал музыку других колонистов. Это было похоже на то, что уже произошло на "Магеллане". И они начали учить друг друга своим песням, а потом появились люди, которые стали их петь, а потом и слушать. И вот так, на самом краю космоса, когда никто не видел, колония Роанок заново изобрела "хутенанни". Так назвал это мой папа. Я сказала ему, что это дурацкое название, и он согласился, но добавил, что другое название — "вингдинг" — еще хуже. С последним трудно было спорить.

Хутенаннеры Роанока (как они теперь себя называли) принимали заявки, но только в том случае, если человек, обратившийся с просьбой, исполнял песню. А если музыканты не знали песню, вам приходилось петь ее по крайней мере пару раз, пока они не понимали, как ее подхватить. Это привело к интересному развитию событий: певцы начали исполнять а капелла версии своих любимых песен, сначала самостоятельно, а затем все чаще в группах, которые могли сопровождаться, а могли и не сопровождаться хутенаннерами. Для людей становилось предметом гордости приходить на концерт с уже аранжированными любимыми песнями, так что всем остальным зрителям не приходилось мучиться на нескольких пробных прослушиваниях, прежде чем все это можно было послушать.

Можно с уверенностью сказать, что некоторые из этих аранжировок были, мягко говоря, более аранжированными, чем другие, и некоторые ребята пели с таким же вокальным мастерством, как кот в душе. Но теперь, спустя пару месяцев после появления хутенаннеров, люди начали привыкать к этому. И начали приходить на эти самодеятельные спевки с новыми песнями, аранжированными а капелла. Одной из самых популярных песен на недавних спевках была "Let Me Drive the Tractor" — история о том, как меннонит научил колониста управлять трактором с ручным управлением, и, поскольку они были единственными, кто знал, как обращаться с некомпьютерной сельскохозяйственной техникой, им было поручено выращивать урожай и учить нас остальных, как пользоваться их оборудованием. Песня заканчивается тем, что трактор съезжает в кювет. Она основана на реальной истории. Меннониты сочли песню довольно забавной, несмотря на то, что она была написана ценой поломки трактора.

Песни о тракторах были далеки от того, что кто-либо из нас слушал раньше, но, с другой стороны, мы в любом смысле были далеки от того, кем кто-либо из нас был раньше, так что, возможно, тема подходила. А если говорить с точки зрения социологии, то, возможно, это означало, что через двадцать или пятьдесят стандартных лет, когда бы Союз колоний ни решил позволить нам вступить в контакт с остальным человечеством, у Роанока появится своя особая музыкальная форма. Может, его назовут "Роанокапелла". Или "Хутенок". Или еще как-нибудь.

Но в тот конкретный момент все, что я пыталась сделать, — это взять правильную ноту для Гретхен, чтобы мы с ней могли подойти к следующему выступлению с более-менее приличной версией "Утра в Дели", которую могли бы подхватить фанаты. И я с треском провалилась. Вот каково это, когда понимаешь, что, несмотря на то, что песня является твоей любимой, возможно, на все времена, ты на самом деле не знаешь в ней всех тонкостей. А поскольку копия моей песни была на моем компаде, которым я больше не могла пользоваться и которого у меня даже не было, исправить эту проблему было невозможно.

Если не пойти окольным путем. — У меня идея, — сказала я Гретхен.

— Это связано с тем, что ты учишься петь в тональности? — спросила Гретхен.

— Еще лучше, — заверила я.

Десять минут спустя мы были на другой стороне Кроатона, перед деревенским информационным центром — единственным местом на всей планете, где еще можно было найти работающую электронику, потому что внутренняя часть помещения была спроектирована таким образом, чтобы полностью блокировать любые радио— или другие сигналы любого рода. К сожалению, технология, позволяющая это сделать, была настолько сложной, что у нас ее хватало только на переделанный грузовой контейнер. Хорошая новость заключалась в том, что ее было больше. Плохая новость заключалась в том, что ее хватило только еще на медицинский отсек. Иногда жизнь становится невыносимой. Мы с Гретхен вошли в тамбур, где из-за материала, скрывающего сигналы, царила кромешная тьма; прежде чем открыть внутреннюю дверь, нужно было закрыть внешнюю дверь информационного центра. Примерно полторы секунды казалось, что нас поглотила мрачная, черная, безликая смерть. Я бы не советовала этого делать.

А потом мы открыли внутреннюю дверь и обнаружили внутри гика. Он посмотрел на нас обеих, немного удивленный, а затем его взгляд стал отсутствующим.

— Ответ отрицательный, — произнес он, подтверждая это впечатление.

— О, мистер Беннетт, — сказала я. — Вы даже не знаете, о чем мы собираемся спросить.

— Что ж, давайте посмотрим, — сказал Джерри Беннетт. — Две девочки-подростка — дочери руководителей колонии, между прочим, — случайно забрели в единственное место в колонии, где можно поиграть с компадом. Хммм. Они здесь для того, чтобы попросить разрешения поиграть с компадом? Или они здесь потому, что им нравится компания коренастого мужчины средних лет? Это несложный вопрос, мисс Перри.

— Мы просто хотим послушать одну песню, — сказала я. — Уйдем от вас всего через минуту.

Беннетт вздохнул. — Знаешь, по крайней мере, пару раз в день кому-то вроде тебя приходит в голову блестящая идея зайти сюда и спросить, не могу ли я просто одолжить им компад, чтобы посмотреть фильм, послушать музыку или почитать книгу. И, о, это займет всего минуту. Я даже не замечу, что они будут тут. И если я отвечу "да", то другие люди будут приходить и просить о том же самом. В конце концов, я буду тратить так много времени, помогая людям с их компадами, что у меня не будет времени выполнять работу, которую поручили мне твои родители, мисс Перри. Итак, скажи мне, что я должен делать?

— Закрыть замок? — спросила Гретхен.

Беннетт кисло взглянул на Гретхен. — Очень забавно, — сказал он.

— Что вы делаете для моих родителей? — спросила я.

— Твои родители заставляют меня медленно и кропотливо находить и распечатывать каждую памятку и файл администрации Колониального союза, чтобы они могли ссылаться на них, не приходя сюда и не беспокоя меня, — ответил Беннетт. — В каком-то смысле я ценю это, но в более непосредственном смысле я занимался этим последние три дня и, вероятно, буду заниматься этим еще четыре. А поскольку мне приходится регулярно присматривать за принтером из-за его заедания, на самом деле требуется, чтобы кто-то обращал на это внимание. И это я. Итак, мисс Перри, четыре года технического образования и двадцать лет профессиональной работы позволили мне стать печатником на самом задворках космоса. Воистину, цель моей жизни достигнута.

Я пожала плечами. — Итак, давайте мы сделаем это, — сказала я.

— Прошу прощения? — не понял Беннетт.

— Если все, что вы делаете, это следите за тем, чтобы принтер не заклинивало, это то, что мы могли бы сделать для вас, — пояснила я. — Мы поработаем на вас пару часов, а взамен вы позволите нам пользоваться парой компадов, пока мы здесь. А потом вы сможете делать все, что вам нужно.

— Или просто сходите пообедайте, — предложила Гретхен. — Сделайте сюрприз своей жене.

Беннетт помолчал минуту, размышляя. — На самом деле предлагаете мне помощь, — сказал он. — Никто раньше не пробовал эту тактику. Очень подло.

— Мы стараемся, — заверила я.

— И сейчас время ланча, — раздумывал Беннетт. — И это всего лишь печать.

— Так и есть, — согласилась я.

— Полагаю, если ты все испортишь, для меня это будет не так уж плохо, — сказал Беннетт. — Твои родители не накажут меня за твою некомпетентность.

— Семейственность работает на вас, — соблазняла я.