В переполненной корчме был забит каждый угол. Работники мануфактур, шахтёры, извозчики, посыльные и прочие работяги жадно ловили свежие сплетни, обсуждали последние события и заливали глаза тем пойлом, что было им по карману.
Марбург кипел, перетирая новости о жуткой хвори, что разразилась в шахтёрском посёлке и грозила вот-вот вырваться на свободу, чтобы превратить весь город в одно большое кладбище.
Фройд сидел у дальней стены за отдельным столом, отгороженным с двух сторон деревянными перегородками, прихлёбывал густой тёмный эль, жевал вяленое мясо с картошкой и втихаря посмеивался над паникёрами. Вид он при этом имел донельзя угрюмый, и порой излучал такую неприкрытую угрозу, что даже самые отчаянные из местных выпивох не решались подсесть к нему.
Впрочем, по-настоящему дурное настроение редко посещало головореза. Обычно он выглядел весьма дружелюбно и прекрасно проводил время в какой-нибудь шумной компании, ибо где, как ни в кабаке, можно было разузнать всю городскую подноготную? Хорошо наточенный нож и горящая головня, конечно, способны развязать язык кому угодно, но порой куда лучше и вернее это делает крепкое пиво — эту мудрость Фройд усвоил давно. Вот и сегодня он ждал новостей, но несколько иного рода, чем обычно.
Когда он дожёвывал очередную полоску мяса, двери корчмы широко распахнулись, и на пороге появились знакомые лица. Вошедших было трое, они оглядели галдящую залу, заметили Фройда и уверенно направились в его сторону. Смуглый доходяга Брунс и косматый здоровяк Ерс с руками похожими на сваи входили в шайку Фройда. Третий — респектабельного вида горожанин в отутюженном костюме, начищенных до блеска ботинках, с тростью и цилиндром на согнутой руке — был знаком предводителю висельников не так давно, и он даже не знал его имени. Мужчина сел напротив него, а Ерс и Брунс взяли себе по кружке пива и расположились у входа в занятый Фройдом закуток, загородив своего патрона и его собеседника от чужих глаз.
— Надеюсь, вы пришли с хорошими известиями? — сказал Фройд господину в цилиндре. — Не хотелось бы омрачать такое чудное утро, а?
Его собеседник едва заметно усмехнулся, положил трость перед собой на стол и, откинувшись на спинку стула, ответил:
— И впрямь, я могу вас порадовать: мы вами весьма довольны. Сейчас не так-то легко найти людей, готовых на подобную работу.
— Ой ли? — не поверил Фройд. — Да я таких только по Марбургу сотню наберу.
— И насколько же они будут грамотны, господин Фройд? — не прекращая улыбаться, поинтересовался господин в цилиндре. — Как скоро сделают дело? Хорошо ли заметут следы?
— Тоже верно, мои ребята без напоминаний порой и штаны подтянуть забывают. Но мы отвлеклись. Вы, кажется, упомянули, что довольны работой?
— Да, да, я вас понял.
Из-за пазухи господина в цилиндре появился пухлый конверт, который он положил на стол перед Фройдом. Конверт тут же исчез во внутреннем кармане главаря шайки, а его собеседник тут же выложил на стол ещё один, потоньше.
— Прочитайте и сожгите, — сказал он. — Если вас устроят условия и сумма, то завтра же сможете получить аванс.
Фройд деловито вскрыл конверт и вдумчиво прочёл содержимое, периодически крякая и бормоча себе что-то под нос. Закончив, он ткнул Брунса в бок и потребовал у того папиросу. Чиркнув спичкой, он поджёг свёрнутое в трубочку письмо, закурил от него, а догорающие остатки положил на глиняную тарелку, которую определил себе под пепельницу.
— Странно всё это, — прокомментировал он. — И, как я уже убедился, рискованно. Накиньте ещё пару тысяч, и тогда будет о чём говорить.
— Полагаю, это можно будет устроить, — сказал господин в цилиндре после некоторого раздумья. — Завтра ждите меня здесь же, в это же время.
— Люблю иметь дело с людьми, которые пуще всего ратуют о пользе делу, — заявил Фройд и достал из кармана маленькую табакерку. — Их щедрость порой не знает границ, а за хорошие деньги и работать приятно. Хотите корешок ласса?
— Благодарю, но не имею привычки его жевать.
— А я зажую один, — Фройд извлёк из табакерки белый ломтик и закинул в рот. — После еды самое оно.
— Он красит зубы в неестественный цвет, — заметил господин в цилиндре. — Выглядит жутко.
Фройд неожиданно рассмеялся, зычно и жизнерадостно, бодро хлопая себя по колену.
— Я стараюсь бодро смотреть на вещи. Знаете, всегда вот хотел разбогатеть, и порой изрядно продвигался в этом начинании. И хотя сейчас мои дела не так хороши, одного у меня точно не отнимешь, — он широко улыбнулся, обнажив два ряда ослепительно белых, словно первый снег в горах, зубов. — Мою улыбочку на миллион крон.
В заброшенной церквушке как всегда гулял ветер, и холод, казалось, крепко-накрепко засел в каждом её камне, каждой плитке, коими были выложены пол и стены в узких нефах.
Бродяга, сгорбившись, сидел на узкой деревянной скамье напротив разбитого алтаря, и потирал озябшие руки. Он пришёл сюда с рассветом и терпеливо ожидал несколько часов, прежде чем открылась ведущая в подвал дверь, и в проёме появился мужчина в пыльной сутане и шапочке священнослужителя.
— Как поживают ваши ложные святые, отец? — ехидно спросил бродяга.
— Всяко лучше тебя, заблудшего, — благодушно ответил священник. — Впрочем, быть может, и твое несчастное существо ещё не безнадёжно.
— Скоро проверим, — хрипло огрызнулся бродяга. — А у меня новости: висельник согласен помочь.
— Число преданных людей растёт, — кивнул священник, прохаживаясь по центральному проходу. — Это не может не радовать.
— Он не верен нам пока, — бродяга сплюнул под ноги святому отцу чёрный кровяной сгусток. — Ему нужны деньги.
— Будет время, и он осознает, что есть вещи поважнее золота. Его лишь надо подтолкнуть.
— Об этом не беспокойся, отец, — бродяга снова прочистил горло и сплюнул его мерзкое содержимое на пол. — Он сам к нам придёт.
— Подобно всем остальным, как только он поймёт истину...
— Не твоими стараниями людям открылась истина, — перебил бродяга. — А теперь лучше расскажи мне о важном. Наш пастырь желает знать, как себя чувствует девушка?
— Очнулась, хоть и немного не в себе, — холодно ответил священник. — Он может быть спокоен: ни с матерью, ни с ребёнком ничего не случится.
— Тебе же лучше, если так оно и будет, отец. Кстати, как там твоё сердце? Не шалит?
Побледнев, священник одёрнул сутану и машинально коснулся ладонью груди, словно проверяя, стучит ли ещё там что-либо или нет. Затем, немного успокоившись, он покачал головой:
— Нет, заблудший, не жалуюсь.
— Рад слышать, — бродяга харкнул на пол третий раз и повернулся к выходу. — Передай пастве, пусть молятся усердней и ждут. Скоро придёт время и им кое-что сделать.
— Они готовы действовать в любой момент. Это касается чумы?
— Да. Нужно узнать, кто в городе занимается этим вопросом: имена, где живут, с кем знаются. Он желает знать всё.
— Я передам пастве его волю.
— И поторопись. Барон зашевелился, он что-то подозревает, однако пока что он ищет не там, где нужно. Однако ему может повезти. Случайная догадка, мудрый совет или чей-нибудь длинный язык легко смогут вывести его ищеек на наш след.
— Среди нас нет предателей!
— Правда, отец? — бродяга скорчил ироническую гримасу. — Что же ты тогда не молишься своему лжецу Маттиасу? Все люди одинаковы, и нам не следует доверять никому, кроме нашего пастыря. Остальных же следует держать в страхе и неведении. Привлеки начальника стражи, пусть выведет фон Вальца на ложный след.
— У него нет причин нам помогать.
Бродяга мерзко усмехнулся, так что его собеседника передёрнуло от отвращения.
— У него есть дети. И этого достаточно.
— Я не собираюсь... — запротестовал, было, священник, однако бродяга вскинулся, схватил его за грудки и прижал к стене.
— Помни, кому ты обязан, святоша, — изо рта, полного чёрных гнилых зубов, нестерпимо воняло нечистотами, и святой отец едва сдержал рвотный позыв. — А им это будет только во благо, как и всем, кому наш пастырь открыл глаза!
— Это же дети!
— И потому воздастся им стократ больше, чем нам с тобой. Как воздастся сторицей и тому нерождённому, коего ты поставлен опекать.
Бродяга ослабил хватку, позволив священнику сползти на пол, и оставил его, дрожащего от ужаса и омерзения, приходить в себя. Одёрнув рваные лохмотья, он уселся на скамью напротив алтаря, извлёк из недр своего одеяния яблоко и жадно впился в него зубами.
— Есть ещё одна проблема, — сказал священник, с трудом подняв на него взгляд.
— И что же это?
— Чиновник из столицы — он всюду суёт свой нос.
— Он — не твоя головная боль. О нём уже позаботились и намекнули, что неплохо бы покинуть Бернхольд подобру-поздорову.
— А если он не внемлет?
Бродяга расхохотался, брызжа слюной и недожёванными кусочками яблока.
— Поверь, святой отец, ему же будет лучше, если он уедет отсюда сам.
Обстановка в кабинете Дмитрия Клемма царила напряженная. Глава Горнодобывающей артели хмуро листал стопку отчётов, лежащую у него на столе, позади него стояли, вытянувшись по струнке, оба его сына, а посреди комнаты Влад Де'Сенд и доктор Штерн горячо спорили с марбургским бургомистром. Здесь же присутствовал молчаливый начальник стражи и несколько человек из городской администрации, которые благоразумно в этот спор не лезли, а в углу комнаты в глубоком кожаном кресле тихо сидела Ют, которая, казалось, была практически безразлична к происходящему.
— Это совершенно невозможно, господин Де'Сенд! — разорялся бургомистр Крейн. — И даже если вам каким-то чудом удалось втянуть в это дело Клеммов, то другие представители деловых кругов никогда не пойдут на такое. Мы не закрывали город даже во время чумного поветрия, когда паника была куда серьёзней!
— А может, стоило? — поинтересовался Влад. — Или доходы перекрыли все людские потери?
— Это было нецелесообразно! Всем и так известно, что чуму приносят миазмы, исходящие из-под земли вместе с прочими испарениями. Нет смысла запираться — стены болезни не помеха.
Ют тихонько усмехнулась в своём углу, и эта усмешка не ускользнула от внимания бургомистра, который разразился очередной бурей негодования.
— И что эта ведьма там ухмыляется?! Зачем она здесь вообще?!
— Она здесь, потому что я так решил, — отрезал Влад, смерив бургомистра полным холодной злобы взглядом. — В некоторых вопросах она куда компетентней ваших врачей, так что будьте любезны умолкнуть и примите её присутствие как данность.
Возможно, бургомистр хотел что-то на это ответить, однако резко закашлялся, поперхнувшись собственной слюной, и Влад отвернулся от него, переключив внимание на начальника стражи.
'Хофф по сравнению с этой визгливой свиньёй просто душка', — подумал он мимоходом.
— Что скажете вы? — спросил он шефа Блюгера. — Способны вы и ваши люди реализовать наш план?
Блюгер, человек спокойный и практичный, был полной противоположностью своему градоначальнику. Он поразмыслил, подёргивая себя за длинный ус, и, наконец, кивнул:
— На данный момент мои люди контролируют только въезд и выезд из города. Чтобы перекрыть его порайонно придётся мобилизовать добровольцев из городской дружины. Это около двух сотен человек, — сказал он. — А если доктор Штерн приведёт на помощь сотрудников своей клиники, то в дальнейшем задача и вовсе упростится. Их там человек тридцать, они могли бы помочь с обустройством мест для больных.
— Полагаю, вы не из тех формалистов, кто во вред всему делу дожидается официальных распоряжений? — поинтересовался Влад.
Начальник стражи подтянулся, дёрнул себя за ус и спокойно ответил:
— Вообще-то из тех самых. Однако я в свою очередь полагаю, что вы этих распоряжений добьётесь в любом случае, так что можно сделать исключение. Если даже в Вальцберге уже кто-то заболел, то медлить не стоит.
— Я рад, что мы друг друга поняли.
Влад прошёлся по помещению, размышляя. Для продолжения расследования требовалось покинуть Марбург и искать следы преступника в другом месте. В то же время единственной ниточкой и человеком, которому можно было доверять, оставался Клемм-старший. Либо, возможно, один из его сыновей. Вот бы переговорить с командиром Олега — помощь драгун точно не окажется лишней. К тому же у них здесь не так уж много обязанностей. Ну, разве что разбойников по лесам гонять.
— Я поддерживаю предложение господина Де'Сенда, — сказал Клемм, прервав его размышления. — И вам, господин бургомистр, гарантирую, что к этому решению смогу склонить немало промышленников и купцов. А что до остальных: пусть принимают решения представителя короны смиренно и безропотно. Речь идёт сейчас об общем благе, о жизнях тысяч людей, и чьи бы то ни было убытки нас волновать не должны. Я сам потеряю больше других, к слову, однако меня это не останавливает. Я не хочу повторения былых моровых поветрий, да и никто не хочет.
Взгляды Клемма, Де'Сенда, Блюгера и Штерна сошлись на бургомистре, и тот открыл было рот, чтобы дать очередную гневную отповедь, однако ничего толкового ему на ум так и не пришло. Влад не без интереса наблюдал за внутренней борьбой, которая целиком и полностью отражалась на лице этого человека. В конечном итоге Крейн икнул, вяло выразил своё полное согласие с решением остальных и, злобно сверкнув глазами, отправил своего секретаря готовить соответствующие распоряжения.
— За такое своеволие вас просто распнут, — предупредил он Влада. — Вы, как ревизор, такими полномочиями не обладаете.
— Руки коротки меня распять, — спокойно ответил Влад, поглаживая рукоять шпаги. — А что до моих полномочий: подайте запрос в Королевскую канцелярию. Откуда, по-вашему, быстрее придёт ответ? Из столицы или из резиденции бернхольдского губернатора, который выдаст мне любые полномочия, только чтобы ситуация оставалась под контролем, а его кресло — в неприкосновенности?
Влад блефовал бесстыдно. Впрочем, знали об этом, похоже, только Блюгер и Клемм, втихомолку посмеиваясь в усы, однако они были на его стороне. А недалёкий бургомистр, на чьём лице диковинно перемешались гнев и ужас, похоже, и впрямь верил в серьёзнейшие связи королевского чиновника.
'Впрочем, — подумал Влад, — от моих реальных связей его и вовсе удар хватит'.
Формально разговор был окончен, и потому бургомистр, сдержано попрощавшись, удалился, следом за ним кабинет Клемма покинули Штерн и Блюгер, затем со своего места поднялась Ют, которая лишь в дверях задержалась, бросив взгляд на Влада — тот отрицательно покачал головой.
Заметив, что Де'Сенд медлит, Дмитрий Клемм спросил:
— Вы хотели поговорить о чём-то ещё?
— Если вас не затруднит, — ответил Влад.
Клемм кивнул, затем обратил взгляд на своих сыновей.
— Оставьте нас, — строго сказал он, и Олег с Кириллом безропотно подчинились.
Оставшись наедине с Владом, он тяжело поднялся, подошёл к окну и слегка приоткрыл его.
— Впустим немного воздуха, — сказал он. — Дышать нечем.
— Как вам будет угодно.
Влад встал рядом с ним и окинул взглядом перекрёсток улиц Аптекарской и Купеческой.
