Алмазы холодного севера

Глава 1

Крытая повозка, запряжённая парой лошадей, скрипя, проехала по старому мосту через разлившуюся от весеннего половодья речку. Промелькнули мимо пейзажи голых после долгой зимы полей, сменившись тёмным хвойным лесом. Единственный пассажир, глядевший в маленькое квадратное оконце, вздохнул, зябко поёжился и застегнул шинель на верхние пуговицы в надежде сберечь хоть немного тепла.

— Далеко ли ещё до Вальцберга? — спросил он кучера, который, развалившись на козлах, тщетно пытался раскурить отсыревшую папиросу.

— От моста до города ещё восемь миль, ваше превосходительство, — хрипло отвечал тот. — К обеду доберёмся.

— Хорошо бы. А что за река, которую мы проехали?

— Висля, — сказал кучер. — Это она сейчас на речку-то похожа, а летом — ручей ручьём. На юго-западе, стало быть, в Большого Хайнца впадать должна.

Большим Хайнцем звали в простонародье реку Рибенхайнц — крупнейшую транспортную артерию королевства Альберта XII. Бравший своё начало в горах далеко на северо-востоке страны, Большой Хайнц протекал через пять округов и впадал в тёплое Южное море.

— Понятно, — сказал пассажир, протянул кучеру сухую папироску из своего латунного портсигара и снова съёжился на сиденье.

Его звали Влад Де'Сенд. На вид ему было лет тридцать — тридцать пять, а одежда выдавала в нём обеспеченного городского жителя: чиновника или торговца средней руки. Сшитый умелым портным костюм превосходно сидел на худощавом теле, а треугольная шляпа с пером по последней столичной моде прикрывала копну светлых волос, стянутых в хвост на затылке. Лишь шпага и высокие охотничьи сапоги несколько выбивались из общей картины.

Сидя на скрипучем сиденье, Влад, чтобы хоть чем-то себя занять, достал из кожаного портфеля толстый пакет, перевязанный бечевкой, и стал перебирать бумаги. В пакете были аккуратно сложены дорожные грамоты, расписки, рекомендательное письмо на имя барона Отто фон Вальца, несколько личных тетрадей и папка с материалами дела, по которому он и прибыл в такой отдалённый уголок королевства, как округ Бернхольд.

Выбрав одну из тетрадей, Влад пробежал глазами свои последние заметки: справки о Вальцберге, его истории и людях, с которыми, возможно, предстоит иметь дело. Готовясь к поездке, он занёс в эту тетрадь всё, что счёл хоть сколько-нибудь важным, исписав мелким убористым почерком почти полсотни страниц.

Такую педантичность привил Владу его покойный батюшка, который некогда преподавал в Королевском университете историю, а на досуге занимался составлением энциклопедий. Две из них даже вышли в свет, хоть и небольшим тиражом, а третью старик закончить так и не успел. Он покинул этот мир на шестьдесят втором году жизни, оставив сыну в наследство свои дневники, неоконченные книги, последнее жалованье и привычку дотошно собирать и структурировать информацию. Привычка эта вкупе с врождённой наблюдательностью и определила дальнейшую судьбу Влада.

Округ Бернхольд некогда был феодом, дарованным сэру Дитеру фон Вальцу королём Альбертом IX вместе с баронским титулом в 1589 году от второго пришествия. Вальцберг тогда был просто большой деревней, да и назывался иначе, и лишь став вотчиной такого деловитого человека, как барон Дитер, стал расти и развиваться. Не отставал от старшего брата и Марбург, что лежал в тридцати милях к северу, в лесистых предгорьях Косых гор. Именно там в 1591 году были обнаружены залежи железной руды, добыча которой и стала основой состояния фон Вальцев.

Со временем два провинциальных городка превратились в настоящие жемчужины севера. Вслед за горняками пришли литейщики, и вот уже Марбург поставляет не сырую руду, а первосортную сталь. Когда же выяснилось, что местные осадочные породы богаты ещё и серой, были основаны первые пороховые артели. В Вальцберге тем временем обосновались торговцы, оружейники и прочие ремесленники, которые снимали сливки с каждой марбургской поставки. А в 1597 году счастливая звезда барона Дитера взошла ещё раз, когда проходчики одной из отдалённых шахт наткнулись на огромные россыпи алмазов, что сделало и без того обеспеченное семейство одним из самых богатых и влиятельных в округе.

Спустя семьдесят лет земельная реформа лишила фон Вальцев прав на большую часть их владений, а в Вальцберг и Марбург были назначены бургомистры из столицы. Потомки барона Дитера отнеслись к этому философски, ведь родовое имение и более трети самых прибыльных шахт остались за ними. За право разрабатывать их боролись крупнейшие промышленники округа, и барон Густав фон Вальц, видя такой ажиотаж, не постеснялся поднять расценки втрое против прежнего. Вследствие этого лучшие залежи достались Горнодобывающей артели Марбурга, которая единственная оказалась способна потянуть такую мзду, не теряя при этом собственной прибыли.

Шесть лет назад земли и титул перешли к молодому барону Отто. Тогда же на округ, словно из ведра, обрушились несчастья: плохие урожаи, спад добычи и производства, после чего, как следствие, упали и отчисления в казну. И если в последние два года королю и его министрам разбираться с этим было некогда, то теперь время пришло. Округ Бернхольд ждали серьёзные проверки.

Ближе к полудню Влад задремал, и даже не заметил, как повозка выбралась из леса на открытую местность, а вдали показались стены города с возвышающимися над ними башнями и шпилями соборов.

Крупный и зажиточный Вальцберг был огорожен внушительной каменной стеной, а за пару миль до города петлявшая средь полей грунтовка переходила в мощёную добротным булыжником дорогу. Только голые поля и деревья, да наглухо закрытые ставни придорожных домиков портили картину. Лишь возле деревенской церкви было заметное некоторое оживление, однако всё это путник благополучно проспал.

Проснулся он лишь когда повозку остановили у ворот угрюмые и неприветливые солдаты Сорокового Бернхольдского пехотного полка, который совместно с городской стражей занимался охраной порядка в городе. В отдалённых от центра провинциях такое распределение сил было нормальной практикой, а в пограничных крепостях и прилегающих селениях обязанности стражи лежали исключительно на плечах тамошних гарнизонов.

Влад, выглянув в окно, протянул начальнику караула бумаги и, уловив тревогу на лице своего возницы, обратил взгляд наверх. Только тогда он и заметил косые чёрные кресты, коими были расписаны ворота и стены.

— Этого ещё не хватало, — произнёс он и, поправив ворот шинели, вышел из повозки.

Бродяга пробирался по улицам города, с ног до головы завернувшись в старый рваный плащ. Грязный и вонючий настолько, что даже бедняки гнали его прочь от своих жилищ, он чувствовал себя вполне комфортно, поскольку не любил чужое внимание и был только рад тому, что люди сознательно его игнорируют. Разумеется, не обходилось порой без пинков и зуботычин, однако это было несущественной платой за то, что его одиночество никто не нарушал.

Пробираясь мимо шумного кабака, он замедлил ход и прислушался. Заведение гудело, словно потревоженное осиное гнездо, однако даже сквозь этот гам бродяга различал отдельные голоса, и все они на один лад твердили о страшной беде, разжигая пожар тревоги и паники. Скоро кабацкие сплетни перекочуют в дома всех граждан: от почтенных торговцев, чиновников и ремесленников до последнего крестьянина и горняка. Там они обрастут новыми страшными деталями, и пожар пойдёт дальше, пока не охватит весь город. У страха глаза велики, и бродяга хорошо это знал.

Увернувшись от несущейся на него лошади и получив от всадника хлёсткий удар плетью, бродяга юркнул в подворотню, чтобы отдышаться. Людишки нынче нервные, того гляди и до смерти забьют.

Скособоченные крыши домов низко нависали над тёмным переулком, прокопанная в нём канава несла бурную воду и нечистоты — несмотря на указы администрации, многие до сих пор сливали ночные горшки и грязную воду прямо на улицу.

Стайка толстых крыс, лениво переваливаясь, выбралась из кабацкой кладовой и направилась к дырке в ближайшем заборе. Бродяга хмыкнул, провожая хвостатую процессию взглядом, и двинулся дальше. Идти оставалось немного.

Площадь перед Базиликой Святого Маттиаса как всегда была полна народу: зевак, богомольцев, нищих, лоточников и, конечно же, святых отцов-проповедников, которых стекался послушать верующий люд. Скривившись от такого обилия людей, бродяга стал протискиваться к храму, пытаясь не привлекать при этом излишнего внимания. Несколько раз он мерзким хриплым голосом просил милостыню, однако не заработал ничего, кроме ругани и побоев. Но это его не смутило. Он быстро пересёк площадь, ненадолго задержавшись лишь возле священника, который просил добрых горожан разыскать кремень и огниво для его потухшей курильницы.

Пока святой отец отвлёкся, бродяга шустро поддел крышку курильницы и запустил внутрь свою грязную ладонь. Когда священник вернулся с огнём на тонкой лучине, бродяга был уже у боковой стены базилики. Там он присел, выставив перед собой блюдце для подаяний, и стал ждать.

Тем временем, большая толпа верующих под предводительством священнослужителей в торжественных одеждах собралась у массивных ворот базилики, искусно украшенных самой замысловатой ковкой. Оттуда, распевая церковный гимн, они начали шествие, которое пересекало всю площадь и продолжалось уже по главной улице города — Большой Мраморной, — которая вела прямиком к ратуше.

Бродяга, прищурившись, наблюдал, как мимо него проходят охваченные религиозным порывом горожане, окружённые, словно стадо пастухами, святыми отцами и служками, которые звонили в колокольчики на длинных шестах.

Прислонившись спиной к огромным холодным камням, из которых были сложены стены храма, бродяга прикрыл глаза. Порывшись в своём тряпье, он нащупал маленький уголёк, который достал из курильницы, и крепко стиснул его в своей ладони. Из этого уголька он собирался разжечь куда большее пламя, чем незадачливый священник с его курильницей. Главное подождать.

Влад подошёл к высокому окну и выглянул на улицу. Из кабинета бургомистра открывался превосходный вид на центральную площадь города — Вальцбергплатц. Кабинет располагался на третьем этаже ратуши, имел высокие украшенные лепниной потолки и был обставлен со вкусом, приличествующим министру или живущему на широкую ногу аристократу.

Впрочем, скорее всего, ратуша была построена ещё в те времена, когда городом правили фон Вальцы, которые славились тем, что лично принимали участие в обустройстве своей вотчины. Ещё сам барон Дитер выписал целый штат архитекторов, строителей и каменщиков, чьё ремесло с огромным энтузиазмом перенял, а его сын Маттиас потратил баснословные деньги на строительство базилики в честь своего святого покровителя, где самостоятельно расписал часть стен и потолков, а также способствовал созданию чудесных витражей, которыми славился этот храм.

Прогулявшись по кабинету в ожидании его хозяина, Влад обратил внимание на ряд бюстов, украшавших каминную полку. Строгие, волевые черты лица, большой нос с горбинкой, слегка прищуренные глаза и лёгкая ухмылка — фамильные черты фон Вальцев, прослеживающиеся от давно почившего прапрадеда к здравствующему ныне барону Отто.

Дотошные исследователи и составители генеалогических древ неизменно находили сходства фамильных черт фон Вальцев с другим, не менее знатным родом, а именно с Дорштейнами, ведущими свой род от самого Дориана-морехода, одного из шести святых-основателей королевства. И хотя фон Вальцы приходились этому роду младшей ветвью, кровь легендарного святого была настолько сильна, что сходство между представителями обоих семейств было просто поразительное.

Бургомистр появился минут через десять. Тучный стареющий мужчина с красным лицом и кустистыми усами, переходившими в аккуратно подстриженные бакенбарды, он показался Владу калькой со всех градоправителей, коих ему довелось повидать. Более того, этот образ преобладал даже в славном столичном театре, и сходство его со столь огромным количеством реальных людей не могло не забавлять.

— Господин Де'Сенд, — бургомистр сдержанно откланялся, не отрывая от Влада взгляда серых мутных глаз. — Разрешите представиться, Эрих Хофф, волею Его Величества Короля Альберта XII и высочайшего Королевского совета, бургомистр славного города Вальцберга. Рад приветствовать вашу уполномоченную Королевской канцелярией персону, особенно в столь сложное и полное тревог время. Буду рад служить и содействовать вам во всех делах, коими вас обременило высокое столичное начальство.

Владу эта тирада даже понравилась. Бургомистр явно осторожничал, с ходу переоценивая важность гостя, его задачи и полномочия.

— Благодарю, — ответил Де'Сенд. — Я, признаться, только что прибыл и сразу же направился к вам, однако даже в такой спешке от моего внимания не укрылись тревожные знаки на въезде в Вальцберг, а также на домах в самом городе... черные кресты.

— Да, печально, что вы прибыли в столь мрачный час, — проговорил бургомистр, прохаживаясь до своего рабочего стола из лакированного дуба. — Эпидемия неизвестной болезни разразилась в шахтёрском посёлке близ Марбурга две недели назад. Местным докторам удалось изолировать всех больных, однако буквально на днях в ремесленном квартале Вальцберга от похожей болезни скончался один из мастеровых, а спустя сутки мы имели уже дюжину подобных случаев. Каким образом зараза попала к нам, так и не ясно, и я считаю своим долгом предупредить вас, что эта командировка может быть сопряжена с риском для жизни.

— Хм, — Влад почесал небритый подбородок. — Вести и впрямь дурные, господин Хофф, но это не отменяет моих служебных обязанностей.

— Полагаю, вы устали с дороги и проголодались, — Хофф осторожно увёл разговор в сторону. — Быть может, прежде чем мы приступим, вы не откажетесь воспользоваться нашим гостеприимством. Я распоряжусь приготовить для вас комнату в правом крыле ратуши — там лучше и спокойней, чем в любой из городских гостиниц. А через полчаса подадут обед. К тому времени как вы будете готовы, я успею решить несколько неотложных дел. В последнее время их всё больше и больше.

Влад улыбнулся. На десятый год службы он уже сбился со счёта, сколько раз его пытались выпроводить подобным образом. Впрочем, Хоффом и прочими местными прохиндеями он ещё успеет заняться, а вот помыться и перекусить точно не мешало бы.

— С радостью приму ваше приглашение, — ответил он, заметив, с каким облегчением выдохнул Хофф, услышав его слова. — В любом случае, мои дела не терпят спешки, и будет лучше, если вы сперва разделаетесь с остальными вашими обязанностями.

— Резонно.

— К тому же, — добавил Влад. — Мне и впрямь не помешает привести себя в порядок — впереди встреча с бароном.

— С... бароном? — неуверенно переспросил бургомистр.

— Разумеется, — подтвердил Влад. — В конце концов, ему принадлежит изрядная часть земель, на которых ведётся разработка недр. В канцелярии Его Величества желают видеть объяснения господина барона о том, что происходит на вверенных ему территориях.

— Воля ваша, — понуро произнёс Хофф.

— Отнюдь не моя — королевская, — парировал Влад, втайне насмехаясь над замешательством чиновника.

Откашлявшись, бургомистр взял со стола колокольчик и несколько раз позвонил. На зов явился слуга, которому и была поручена забота о важном госте.

Влада проводили в просторные покои, принесли горячую воду, мыло и бритвенные принадлежности. Услужливая горничная забрала у него верхнюю одежду и сапоги. Взамен ему были предложены домашние тапочки и расшитый причудливыми узорами восточный халат. Пока он умывался и брился, слуги вычистили его одежду, приготовили смену белья, а в соседней комнате накрыли обеденный стол. Пищу Влад принимал в городом одиночестве, чему был только рад: наблюдать толстую физиономию бургомистра во время обеда ему не очень-то хотелось.

Утолив голод и переодевшись, он сверился с тикающими у дальней стены комнаты напольными часами. Выходило, что он потратил на свой туалет и приём пищи почти час: куда больше, чем он намеревался дать господину Хоффу на раздумья. Как бы кабанчик не остыл.

Застегнув сюртук, Влад поправил галстук, проверил шпагу в ножнах, взял свой увесистый портфель и направился в кабинет бургомистра. Тот ожидал его, восседая за своим массивным дубовым столом. Вид он имел крайне обеспокоенный, и появление королевского ревизора — бургомистр почти не сомневался в том, кем именно является его незваный гость — ничуть не улучшило его настроения.

— Дурные вести, господин Хофф? — поинтересовался Влад, присаживаясь в удобное кресло с высокой спинкой.

Хофф поднял на него усталый взгляд и рассеяно кивнул. Видимо, у него не было ни сил, ни желания спорить.

— Эпидемия, — произнёс он. — Сразу из нескольких деревень пришли сообщения о новых случаях болезни. Больных не так уж и много, но они появляются тут и там, практически бессистемно, и ни один врач пока толком не выяснил, кто же разносит заразу. Впрочем, вас не должно это беспокоить — просто исключите из вашего расписания праздные прогулки по городу и окрестностям. А мы уж как-нибудь справимся. Этот Марбург — гиблое место. Шахтёры то чуму подхватят, то проказу, то ещё что. А потом наши лекари с ног сбиваются.

— Что ж, и впрямь печально, — согласился Влад. — Но перейдём к делу.

Он достал из портфеля несколько бумаг и протянул их бургомистру.

— Вот, ознакомьтесь, — сказал он. — Здесь отчёты королевского казначея за период с 1748 по 1753 годы. За вотчиной барона Отто, администрацией Вальцберга и несколькими частными предприятиями числится крупная недостача в казну. Пятьсот тысяч золотых крон, а также железных слитков на такую же сумму, бездымного пороха на четыреста тысяч и ещё на шестьсот тысяч необработанных алмазов. Итого — два миллиона.

По мере того как Влад говорил, бургомистр всё более и более мрачнел, выстукивая толстыми пальцами по крышке стола нервную дробь.

— Разумеется, — продолжал Влад. — Ревизию следовало провести ещё четыре года назад, и, быть может, нам удалось бы избежать столь печальных последствий, но, увы. В стране нынче неспокойно и последние события в столице не позволяли Королевской канцелярии переключиться на другие дела.

— Да, — кивнул Хофф, смахнув со лба выступивший пот. — Что-то такое я припоминаю. В газетах писали о заговоре и покушении...

— Вы выписываете столичные газеты?

— Их здесь многие выписывают.

— Что ж, смею заверить, что половина написанного — чистой воды враньё. Впрочем, кое в чём они правы: заговор против его величества действительно имел место быть. Более того, проведённое расследование, что длилось без малого два с половиной года, выявило зачинщиков в... весьма высоких кругах. Так что, господин Хофф, несмотря на то, что Вальцберг задолжал короне кругленькую сумму, Его Величество помнит и ценит верность высших кругов Бернхольда престолу.

— Верных людей всегда не хватает, — согласился Хофф.

— Именно поэтому я уполномочен провести беспристрастное расследование, чтобы выявить причины такой колоссальной недостачи, — заявил Влад, примечая, как дёргается щека бургомистра. — Если они достаточно веские, то, полагаю, мне удастся убедить казначейство пойти на уступки.

— Полагаю, сперва вы хотели бы взглянуть на бухгалтерские книги? — осведомился Хофф.

— Да, конечно, — одобрительно закивал Влад. — Я хотел бы посмотреть учётные книги городской казны, товарные накладные и отчёты горнодобывающих компаний.

— Вы полагаете, часть предназначенных его величеству товаров потерялась в дороге?

— Всякое может быть.

— Что ж, я распоряжусь доставить их к вам в комнату, — заверил его бургомистр.

— Также я хотел бы ознакомиться с ситуацией на месте, посетив головную контору Горнодобывающей артели Марбурга и шахтёрский посёлок.

Бургомистр закашлялся.

— Боюсь, это будет проблематично.

— Почему же?

— Бургомистр Крейн ограничил въезд и выезд из города, а в шахтёрский посёлок пускают только врачей и представителей артели. Меры вынужденные, но всё же...

— Я полагаю, что для меня он может сделать исключение.

— Да, но для вашей же безопасности я бы рекомендовал отказаться от этой поездки, — настаивал Хофф. — В Марбурге сейчас неспокойно: из-за эпидемии работа в шахтах частично приостановлена, случилось несколько перебоев с продовольствием, и люди всё чаще проявляют недовольство. Тамошний начальник стражи опасается серьёзных волнений.

— Я не собираюсь ходить по проспектам и площадям, усмиряя потенциальных бунтовщиков. Мне будет достаточно лишь поговорить с ответственными людьми и проверить кое-какие документы.

— И всё же я настаиваю на том, чтобы вы остались в Вальцберге. Все отчисления в казну в любом случае проходят через нас. Кроме того, в городе сейчас находится множество представителей марбургских компаний — поговорите с ними.

— Это некомпетентно, господин Хофф, — с нажимом произнёс Влад. — Я должен проверить всё на месте, и я сделаю это. С вашей помощью или без таковой.

— Поверьте, я руководствуюсь лишь общественной пользой и банальным здравым смыслом, господин Де'Сенд, — заверил бургомистр. — Ситуация непростая, и мне не хотелось бы обострения эпидемии, которую мы не можем толком локализовать. Кроме того, как я буду объясняться перед вашими коллегами, если с вами что-то случится?

Влад раздражённо выдохнул. Хофф излишне драматизировал, и выглядело это неубедительно. Более того, он явно понимал, что прямо отказать королевскому чиновнику не может, однако он вполне мог оказать недостаточное содействие. Владу всё это было хорошо знакомо, и он решил, что лучше будет поступить по-своему, не дожидаясь помощи от бургомистра. К тому же не Эрих Хофф обладал самым большим влиянием в Бернхольде. Эти лавры принадлежали другому человеку, к которому и следовало обратиться, поэтому Де'Сенд решил больше не спорить.

— Хорошо, господин Хофф, я понял. Пожалуй, сегодня мне стоит вплотную изучить те документы, которые есть в наличии.

— Я распоряжусь, чтобы вы получили всё, что потребуете.

— Не сомневаюсь.

Влад поднялся, коротко поклонился бургомистру и, проигнорировав протянутую для рукопожатия ладонь, направился к выходу.

— И ещё одно, — сказал он, остановившись у дверей. — Распорядитесь, пожалуйста, подать с утра карету. Я собираюсь нанести визит барону Отто. К нему, я полагаю, мне путь ещё не заказан.

— Как вам будет угодно, — сухо ответил Хофф, провожая его взглядом.

Расположившись на диване, Влад протянул руку к стоящей на маленьком круглом столике кружке. Отпив горячего чая, он откинулся на подушку и уставился в потолок.

Определённо, бургомистр приложил руку к плачевному состоянию дел в Вальцберге. Но в какой мере? И насколько в действительности плохи здешние дела? Возможно, стоило не тратить время и сразу же отправиться к барону.

Влад повернул голову, и взгляд его упал на кипу документов, лежащих на рабочем столе. Их стоило бы посмотреть, однако он был уверен, что с этими бумагами всё в порядке, иначе их просто так ему бы не отдали.

Но как всё-таки повезло бургомистру с этой внезапной вспышкой чумы или чем там заболели марбургские шахтёры? Теперь, чтобы попасть туда, придётся немного попотеть, поскольку тип, вроде Хоффа, от своего просто так не отступится. Скорее всего, его коллега в Марбурге будет заранее извещён о приезде назойливого чинуши, как и все местные промышленники, так что вряд ли имеет смысл искать у них содействия. Разумеется, у Влада было чем повлиять и на тех, и на других, но тогда он раскрыл бы себя раньше времени, а в его планы это пока не входило.

Влад ухмыльнулся. Казначейство. Расследование. Растрата. Как будто это имело хоть какое-то значение. Но, как ему показалось, свою роль он сыграл отлично. А королевский ревизор, который приедет сюда ближайшей осенью, ещё и должен ему останется: часть его работы Влад выполнит мимоходом.

Сейчас же ему следовало подготовиться к встрече с бароном, успех которой мог повлиять на ход всего дела. Влад достал и ещё раз осмотрел рекомендательное письмо. Интересно, что там начеркал старина Розенкранц? Влад мог бы аккуратно вскрыть печать, прочесть письмо и вернуть всё на место так, что комар носа не подточит, однако уважение к шефу Тайной канцелярии, его трудам и авторитету всякий раз останавливали его любопытство. Потому он достал ещё одну толстую кипу бумаг, срезал бечёвку и стал читать, поставив поближе тяжёлый бронзовый подсвечник.

Информация о бароне и его родне была достаточно противоречива, и если где-то Влад мог выстроить цельную картину, то иные нюансы вызывали у него множество вопросов. Генеалогия, будь она неладна, не зря возведена в ранг отдельной науки.

По материнской линии род фон Вальцев восходил к Катерине Дорштейн, младшей дочери герцога Казимира Дорштейна. Этот древний род славился как необычайно деятельные управленцы, искусные полководцы и мореплаватели. Однако их упрямство, несговорчивость и своеволие всегда мешали им снискать любовь соседей и препятствовали строить карьеры царедворцев. Только богатство и крепкая деловая хватка Дорштейнов, а также их дружба с отдельными членами королевской семьи давали им определённый вес и влияние при дворе, но отсутствие понятий о тонкостях дипломатии и дворцовых интриг часто сводило на нет все их попытки закрепить своё положение.

С родственниками Дорштейны тоже никогда не ладили, хотя фон Вальцы не раз предпринимали попытки сблизиться со своей строптивой роднёй, заключая выгодные, как тогда казалось, династические браки. К примирению двух семей это не привело, зато дало Дорштейнам право претендовать на алмазные копи близ Марбурга, доход от которых составлял большую часть благосостояния фон Вальцев. В итоге отношения между ними испортились окончательно.

Материалов, подготовленных для Влада людьми Розенкранца, хватило бы на небольшой альманах, и потому их чтение заняло несколько часов. Свои личные соображения он при этом записывал в обтянутую тёмной кожей записную книжку. С фон Вальцем ему предстоял весьма деликатный разговор, и Влад хотел бы быть готов к любому его повороту. Если ему удастся найти в лице барона верного союзника, то местная администрация уже не сможет втыкать ему палки в колёса. По крайней мере, не так легко.

Де'Сенд работал до поздней ночи. Старый слуга, заглядывая к нему, успел два раза сменить свечи в подсвечнике, покрытом слоями оплывшего воска. Он отрывался лишь изредка, чтобы бросить уставший взгляд на массивные напольные часы, что возвышались у стены. Часы были просто загляденье: корпус из красного дерева украшен позолоченными резными накладками, циферблат закрыт прозрачным плафоном из дорогого цветного стекла, маятник покрыт причудливой вязью. Дорогая штука даже для столицы, подумалось Владу. Впрочем, его собственные часы, похожие на золотистую луковицу, тоже стоили немалых денег.

Сон не шёл, и Влад, поднявшись с кровати, приблизился к буфету, стоявшему в углу, откуда добыл стакан и бутылку крепкого чёрного рома. Судя по этикетке, напиток был выдержан более одиннадцати лет. Неплохо, и как снотворное вполне сойдёт.

Попивая ром, Влад вернулся к бумагам, в беспорядке разбросанным по столу. Иной раз это вызывало только раздражение, однако сейчас Владу было плевать на бардак. Он решительно сдвинул в сторону рассыпавшиеся страницы и подвинул ближе тонкую красную книжицу. На обложке золотистыми буквами была выведена надпись:

'Житие святого Маттиаса. С комментариями'.

'Если оценивать значимость деяний тех или иных святых, не равных основателям или апостолам, то имя Маттиаса, великого подвижника и ревнителя веры начала второго тысячелетия, будет стоять одним из первых в списке заслуживающих упоминания.

В то мрачное время на территории нашего королевства располагались десятки раздробленных княжеств, ведущих междоусобные войны ещё со времён неудачи второго пришествия, когда пал, раздробленный на части, древний Атмир. Вера в единого Бога, его пророков и древних святых Атмира переживала период упадка. Гонимые культами иноверцев, племена наших предков бежали со своих исконных земель на запад, в густые, неприветливые леса, где влачили жалкое существование, словно дикари из далёких южных земель Урда. Лишь немногим удалось объединиться и создать надёжные укреплённые поселения. Именно тогда и явил себя миру святой Маттиас.

В тёмный час, когда орды идолопоклонников, перевалив через Косые Горы, обрушились на беззащитные в своей разобщённости города и сёла, он объединил под своим знаменем правителей трёх крупнейших поселений. Его исполненная праведного гнева и яркой целеустремлённости проповедь зажгла огонь в сердцах единоверцев, и в лесистом краю, который в будущем нарекут Бернхольдом, врагу был дан решительный отпор.

Спустя несколько лет после начала объединения и освободительной войны святой Маттиас погиб в бою. Прах его был захоронен со всеми почестями, а над местом его упокоения возведён храм. Броня, оружие и личные вещи этого воина-богослова стали реликвиями вновь образованного рыцарского ордена ...

...Несомненно, яркое описание жизни и подвигов святого, должно воззвать к сердцам и душам читателей, однако дабы устранить некоторые неточности, предлагаем ознакомиться с расположенными в конце раздела историческими справками, поскольку история жизни и деяний святого тесно переплетается с историей Дориана-морехода и основанием поселения Дорен, ныне именуемого Вальцбергом...'

Бродяга прислонился к стене и тяжело отдышался. Остатки угля в его руке превратились в чёрное месиво. Жар и боль в груди не давали собраться с мыслями. Он закашлялся, сплёвывая сгустки крови прямо на брусчатку. Благо, в переулке никого не было, и он мог позволить себе передышку. Где-то вдалеке шумела толпа. Страх и смятение были почти осязаемы, словно повисли в воздухе липким тягучим облаком. Он посмотрел на свои пальцы — они были содраны до крови, на некоторых не хватало ногтей. Спрятав подальше свои руки, он тяжело двинулся вперёд.

Толпа никогда не меняется. Стадо боится хищников, и осознание, что они сами себя гонят в западню, приходит слишком поздно. Пусть боятся, пусть жрут друг друга.

Усмешка бродяги, более походившая на безгубый оскал трупа, отозвалась ему болью во всём теле и новым приступом кровавого кашля. Отвратительно, мерзко, но с этим пока ничего не поделать. Надо терпеть.

Вальцберг тонул в ночном мраке, словно в пруду с тёмной стоячей водой. Холодные, прохудившиеся хибары, что жались друг к другу в юго-западном районе города, самом нищем и грязном, походили на дивную поросль гигантских серых грибов, которые вцепилась в городскую стену и холмы по обе стороны от неё. Здесь бродяга знал каждый камень.

Через дыру в покосившемся заборе он пробрался во двор одной из хибар. Само строение было заброшено, а дверь, ведущая в дом, давно сорвана с петель. Укрывшись в доме от начавшего накрапывать дождя, бродяга уселся на сваленную в дальнем углу кучу тряпья и, отгоняя обнаглевших крыс, поужинал украденной у мясника кровяной колбасой. Глупец даже не заметил пропажи — настолько им овладели любопытство и страх, семена которых были посеяны этим вечером.

Взобравшись на полуразвалившуюся печку, бродяга закутался в своё тряпьё и закрыл глаза.

Крысы, думал он, засыпая, в последе время кругом полным полно крыс. Добрый знак.

К поездке в загородное имение барона Влад приготовился спозаранку. Слуга, принесший завтрак, застал гостя уже натягивающим сапоги, а немногочисленные вещи его были собраны и уложены в дорожную сумку.

— Только чай, будь добр, — попросил Влад.

Слуга кивнул, оставил чайник, маленькую фарфоровую чашку с блюдцем и удалился, а через минуту вернулся, чтобы поставить на стол сахарницу и кувшинчик с молоком.

Выглянув в окно, Влад увидел, что его карета, запряжённая двойкой лошадей, уже готова и стоит у ворот ратуши. Выпив залпом чашку чая, он проверил, легко ли ходит в ножнах шпага, смахнул пыль со шляпы, взял портфель и поспешил вниз.

Бургомистр встретил его в парадной зале. Вид у него был ещё хуже, чем накануне вечером. Влад участливо осведомился о его здоровье, однако господин Хофф лишь отмахнулся. Проводив Влада до кареты, он сдержанно попрощался, и даже лично запахнул за ним дверцу.

Уже отъезжая, Влад выглянул в окно, и помахал бургомистру рукой, за что был вознаграждён преисполненным неприязни взглядом. Усмехнувшись, Влад откинулся на мягком сиденье, закрыл окно и задёрнул тонкую тюлевую шторку.

Лошади шли бодро, цокая подковами по булыжной мостовой, словно маленькими молоточками. Покинув Вальцбергплатц, карета выехала на Большую Мраморную улицу.

Центральный район города считался элитным. По обе стороны улицы гордо возвышались дома богатых горожан, лавки крупных торговцев, юридические конторы и представительства крупных артелей и гильдий. Фасады большинства домов были облицованы декоративной плиткой, местами пестрела мозаика, радовали глаз цветочные клумбы и причудливо остриженные маленькие деревца. Самые крупные городские усадьбы были обнесены высокими изгородями с коваными решётками, а их ворота обрамляли роскошные мраморные арки с колоннадами, что указывало на высокий статус и немалое состояние жильцов. Лишь несколько таких усадеб показались Владу ветхими и заброшенными — возможно, они принадлежали представителям беднеющих фамилий местной аристократии.

Но самое любопытное заключалось в другом. Проезжая по самому престижному району города, Влад заметил, что дверь каждого дома, каждые ворота и каждая калитка были увешаны маленькими серебряными колокольчиками. Они же красовались на закрытых ставнях, шпилях, флюгерах и даже фонарях. Кое-где стены были мелко исписаны белым мелом, однако сами надписи Владу разглядеть не удалось. Высунувшись в окно, он позвал кучера и спросил его об этом.

— Это, ваше превосходительство, вроде как обереги, — ответил старый бородатый кучер. — Вчера церковный ход был, так все богачи на улицу высыпали, колокольчики святить вместе с простым людом. Перед чумой-то все равны: что мы, бедняки, что богатеи. Вон и у меня такой же оберег висит, только подешевле.

В доказательство своих слов он продемонстрировал Владу маленький керамический колокольчик, исписанный ликами святых.

— А надписи на стенах? — спросил Влад. — Молитвы?

— Да у кого что, — пожал плечами кучер. — Кто молитвы выводит, а кто заговоры тайные или ворожбу какую. Как по мне, молитву я и сам прочесть сумею, а колдовство в помощь призывать — одно богохульство.

Карета тем временем выехала на Площадь Святого Маттиаса, и взору Влада открылся потрясающий воображение вид базилики, насладиться которым во время прибытия в Вальцберг он не успел.

Величественное здание являло собой настоящий шедевр архитектуры, взмывая ввысь почти на восемьдесят футов и уступая высотой лишь двум кафедральным соборам во всём королевстве. Центральный продольный неф, увенчанный массивной башней с вычурным шпилем, тянулся на три сотни футов. Вдоль него попарно расположились восемь боковых. Ещё четыре башни обрамляли базилику по периметру, устремляясь ввысь остроконечными шпилями. В башнях располагались колокольни, чей перезвон разносился по городу, созывая прихожан на утреннюю службу.

Если на Большой Мраморной было относительно немноголюдно, то на площади царило столпотворение. И, как показалось Владу, вызвано оно было отнюдь не желанием послушать утреню. Попросив кучера остановиться где-нибудь в стороне, он вышел из кареты и стал пробираться через толпу к базилике.

Вид горожан, перепуганных и смятённых, насторожил его, и эти подозрения лишь усилились, когда он заметил стоящих в оцеплении солдат городской стражи, с бранью и угрозами теснящих назад напирающую толпу. Отыскав взглядом человека в офицерской форме, Влад тут же направился прямиком к нему и, продемонстрировав одну из своих ревизорских грамот, потребовал объяснить, что происходит.

Офицер в чине капитана несколько раз придирчиво перечитал предъявленную Владом бумагу, со вздохом вернул её владельцу и попросил следовать за ним. Работая локтями, они протолкались к оцеплению, где рослый сержант дал солдатам команду, и те на мгновение разомкнули строй, пропустив их внутрь.

К удивлению Влада, ожидавшего увидеть за спинами солдат нечто серьёзное, вроде мёртвого тела, взору его предстал лишь голый участок светло-серой стены храма, исписанный какими-то чёрными каракулями. Лишь присмотревшись, он смог различить в хитросплетении линий нечто напоминающее готового к прыжку зверя. Зверь походил на злобного зубастого пса, однако спина его выгибалась, словно у дикой кошки, а хвост и вовсе был похож на крысиный. Длинные лапы оканчивались пальцами, которые вполне могли бы сойти за человеческие, если бы не лишние суставы и уродливые кривые когти. Рисунок походил на детскую мазню, но было в нём нечто... неправильное. Что-то из ряда вон...

Влад помотал головой и подозвал капитана — тот нехотя приблизился, одарив выскочку взглядом, полным справедливого негодования.

— Скажите, капитан, — спросил Влад, — а что здесь изображено? Из-за чего такой сыр-бор?

— Это изображение зверя, — ответил тот. — Охотника, крадущегося в ночи. Деревенское суеверие — не более того.

— И тем не менее, даже уважаемые горожане шокированы этим рисунком, — заметил Влад, кивая в сторону толпы.

— Эпидемия, господин Де'Сенд, — пожал плечами капитан. — Болезнь, поразившая Марбург, докатилась и до нас. Люди боятся, а какие-то смутьяны спешат использовать их суеверный страх.

— И всё-таки, — настаивал Влад, — что за суеверие?

Офицер нахмурился, бросил косой взгляд на изображённое на стене чудище, но, как и Влад, быстро отвёл глаза в сторону.

— Чёрный охотник, — сказал он после недолгой паузы. — Так его называют. В простонародье ещё кличут варгом. Считается, что они приходят вместе с мором, чтобы охотиться на души умирающих, а изображения якобы рисуют колдуны, заключая с нечистью сделки. Это всё, разумеется, бабкины сказки, чтобы детей пугать — не более.

— Но люди верят.

— Люди много во что верят, — пожал плечами капитан. — Оттого и все беды.

— А что говорят святые отцы?

— Оскорблены святотатством, но это вполне ожидаемо. Надеюсь, проповедь после утренней службы успокоит смущённые умы. Только паники нам тут не хватало.

Слушая капитана, Влад спешно набрасывал копию рисунка в записную книжку. Получилось не ахти, да и глаза разболелись от этой странной мешанины чёрных каракулей. Закончив, он отвёл взгляд от стены, и убрал записную книжку в карман. Как раз в этот момент через толпу протиснулся служка с ведром воды и шваброй, который принялся смывать жуткое изображение со стены.

Как ни странно, но толпу это успокоило. Едва были стёрты последние мазки, давление на цепь солдат ослабло, и капитан, с облегчением выдохнув, дал приказ сворачиваться. Коротко отсалютовав Владу, он построил своих людей и стал выводить их с площади. Влад несколько мгновений смотрел ему в след, после чего вернулся к карете.

Город покидали через северные ворота. Дома здесь, к счастью, не были разукрашены грозными чёрными крестами. Видимо, в этот район зараза ещё не добралась. Даже встречные горожане показались Владу не такими мрачными и напуганными, как жители южных кварталов.

Путь к имению барона Отто оказался на удивление лёгким и приятным. Лошади бодро скакали по хорошо утрамбованной гравийной дороге, за окном проносились пологие склоны гладких зелёных холмов, чуть дальше виднелась серая полоска будущей пашни, за ней лес, а за лесом можно было разглядеть далёкие вершины Косых Гор, покрытые белыми снеговыми шапками.

Влад любил природу и всегда искренне наслаждался ею. Столица утомляла его, вытягивала все силы, потому он и взял привычку подряжаться в дальние командировки. Несмотря на обилие работы, в таких местах он всегда отдыхал душой.

Родовое гнездо фон Вальцев располагалось в четырёх милях на северо-восток от города, на окраине тёмного Тарквальдского леса. Лес этот был преимущественно хвойный, огибал Вальцберг с двух сторон и тянулся от южной границы округа Бернхольд до самых предгорий, где постепенно уступал место более привычным к каменистой почве растениям. Через лес тёк ручеёк, что брал начало в горах и питал небольшое озерцо близ поместья. Там же, у воды, ещё при отце нынешнего барона был разбит чудесный сад с уютными флигелями и беседками, легко теряющимися среди обильной зелени и цветущей по весне вишни.

К несчастью для Влада, насладиться красотами этого сада ему не удалось: деревья должны были покрыться листвой и цветами не раньше чем через месяц. Сейчас они стояли голые и безжизненные, похожие на пальцы гиганта, безмолвно тянущегося к холодному небу.

Карета, свернув с большака, выехала на ухоженную мощёную дорогу, ведущую прямиком к воротам имения, за которыми начиналась широкая дуга подъездной аллеи. Сторож у ворот, внимательно выслушав кучера и мельком взглянув на самого Влада, отворил тяжёлые створки и пропустил важного гостя внутрь.

Барон Отто фон Вальц в сопровождении слуг стоял на крыльце и пристально наблюдал за приближающейся каретой. Он был молод и статен, брился по-военному коротко и носил ухоженную бородку. Волосы его были светлого, пшеничного цвета, голубые глаза смотрели на мир с живым интересом и лёгкой усмешкой, а улыбка так естественно украшала его уста, что казалось, будто нет на свете человека бодрее и жизнерадостнее.

Влад подумал, что, судя по всему, барона о его приезде оповестили заранее. Возможно, это сделал бургомистр Хофф, отправив барону весточку накануне, или какой-нибудь попутный верховой, коих немало проехало по дороге в это утро. В любом случае, Де'Сенда это не сильно волновало. Неожиданный визит в его планы не входил.

Карета остановилась у роскошного мраморного крыльца, обрамлённого резными колоннами и статуями титанов, поддерживавшими тяжёлый свод. Влад, не дожидаясь, пока кучер распахнёт для него дверцу, спрыгнул на брусчатку и, сделав несколько шагов в направлении барона и его свиты, учтиво поклонился.

— Барон Отто фон Вальц, ваша светлость, разрешите представиться: Влад Де'Сенд, полномочный представитель Королевской канцелярии. По поручению Его Величества откомандирован в ваши владения в качестве ревизора.

— Столичный чиновник — редкий гость в наших краях, — с улыбкой произнёс барон, спускаясь вниз и пожимая Владу руку. — Позвольте, я провожу вас в мой дом. Там вы найдёте уютное кресло подле камина и немного подогретого вина.

— Не много ли чести для человека, вроде меня? — удивлённо спросил Влад.

— Ничуть, — махнул рукой барон Отто. — Я, господин Де'Сенд, никогда не отличался заносчивостью, которой часто подвержены люди моего круга, и стараюсь общаться с теми, кто интересен лично мне, а не с теми, с кем положено по статусу. Фон Вальцы никогда не шли на поводу у предрассудков, в коих погрязла нынешняя аристократия.

— Как я вижу, вы стараетесь быть прогрессивным человеком, ваша светлость, и воздавать каждому по заслугам, а не по регалиям. Смелая позиция для дворянина, спешу заметить. Почти что бунт

— Отнюдь, господин Де'Сенд, я не вижу в этом никаких проявлений смелости и уж тем более бунта. Было бы, собственно, против чего бунтовать. Если я не желаю общаться с напыщенными индюками из столичных салонов и недалёкими провинциальными дворянами, которые смотрят им в рот, это ещё не значит, что я против кого-то бунтую. Я всего лишь ограждаю себя от глупцов.

— Это отчасти объясняет ваши натянутые отношения с соседями, — осторожно заметил Влад.

— Вы так думаете? — барон широко улыбнулся и похлопал Влада по плечу. — Впрочем, я с вами согласен: характер у нашего семейства тот ещё. Но это не делает нас хуже других.

— Я этого и не говорил, ваша светлость. Уверяю, в вашем скептицизме я вижу только плюсы. В наши дни многим очень не хватает... разборчивости.

Барон громко усмехнулся.

Они прошли в дом, свернули в сторону правого крыла и добрались до массивных лакированных дверей, которые перед ними распахнули двое дюжих слуг.

За дверьми оказалась просторная обеденная зала с камином и высокими окнами, из которых открывался вид на уходящую в сторону леса холмистую равнину. Центральное место в зале занимал длинный обеденный стол на полсотни персон, над которым грозно нависал изумительной красоты бронзовый канделябр. Присмотревшись, Влад заметил изгибы драконьих тел, головы змей, птиц и диких зверей, украшавшие рожки канделябра, и понял, что тот выполнен в виде клубка чудовищных химер, грозно нацеливших во все стороны свои когти и клыки. Фигура была дикой и гротескной, однако настолько искусно выполненной, что казалась живой, и головы чудовищ, обращённые к стоящим внизу людям, как будто следили за ними, выжидая возможности напасть.

— Дух захватывает, не правда ли? — барон встал рядом с заворожённым Владом, довольный произведённым на гостя впечатлением. — Ещё при моём покойном деде эта вещь была доставлена сюда с востока, из мистического города Кум, обители древних языческих верований и богов, поклонение которым пережило два пришествия и, как говорят, до сих пор не искоренено. В детстве я очень боялся этих чудовищ и потому терпеть не мог званые обеды.

— А что сейчас? — спросил Влад, с трудом оторвав взгляд.

— А сейчас мне тридцать два, и я видел достаточно чудовищ среди людей, чтобы не беспокоиться более об этом канделябре.

— Хорошо сказано.

— Что я слышу? — изумился барон. — Вы льстите мне?

— Ничуть, ваша светлость. Я был искренен.

Они устроились в креслах возле камина, рядом стоял небольшой круглый столик. Несколько минут спустя слуги принесли кубки с глинтвейном, фрукты, сыр и мёд.

— Подкрепитесь, пока не принесли горячее, — любезно предложил барон.

Влад отпил немного глинтвейна и почувствовал приятное тепло внутри, промозглое утро тут же показалось ему чем-то далёким и нереальным. Он заглянул в зев старого кирпичного камина, где весело плясали языки пламени, жадно набрасываясь на свежие поленья, заметил в его глубине чёрное жало длинного вертела и живо представил, как много лет назад предки Отто фон Вальца, собравшись здесь после охоты, жарили пойманного кабанчика. Сама зала была относительно новой, и не была предназначена для готовки, однако камин явно был наследием тех времён, когда аристократы жили куда проще.

Барон отослал слуг, и, когда за ними захлопнулись двери, обратился к Владу:

— Что ж, господин Де'Сенд, теперь, когда мы остались наедине, можно и поговорить.

— Полагаю, это письмо расскажет вам больше, чем я, — Влад достал из портфеля конверт и протянул его барону. — Прочтите, а потом задавайте все интересующие вас вопросы.

Отто фон Вальц принял конверт и вскрыл его стилетом, который к удивлению Влада достал из-за голенища.

— Знаю, знаю, — кивнул барон, — бандитская привычка. Но что поделать, я не люблю ходить без оружия.

— Вы при шпаге, — заметил Влад.

— Вы тоже, но это не мешает вам держать кортик в скрытых ножнах, — парировал барон и тут же пояснил: — Складка на левом рукаве не может быть настолько ровной.

— Ох, как невнимательно с моей стороны, — вздохнул Влад, поправляя кортик так, чтобы он плотнее прилегал к предплечью.

Пока барон читал письмо, Влад допил глинтвейн и съел немного фруктов, чтобы хоть как-то успокоить протестующий желудок. Он уже успел изрядно проголодаться, и с нетерпением ждал основного блюда.

— Ваш шеф краток и лаконичен, как и всегда, — прокомментировал барон и, скомкав письмо, бросил его в огонь. — Не скрою, я не ожидал, что моё содействие понадобится охранке так скоро, однако для меня это дело чести. Я к вашим услугам, господин Де'Сенд, и поскольку Розенкранц благоразумно не доверяет бумаге хоть сколько-нибудь серьёзные сведения, прошу изложить ваше дело. Полагаю, что человека из Тайной канцелярии прислали отнюдь не для того, чтобы разбираться с моими долгами.

Глядя на догорающий клочок бумаги, Влад откинулся в кресле и внимательно посмотрел на барона, прикидывая что-то в голове.

— Я полагаю, пересказывать события почти трёхгодичной давности, мне сейчас не требуется? Про покушение на короля не слышали только глухие.

— О да, — кивнул барон. — Глухие прочли об этом в газетах. Из тех, кто умеет читать, разумеется.

Влад устало улыбнулся этой попытке пошутить и продолжил.

— В те дни меня не было в столице, однако я не поленился и перечитал все рапорты и протоколы допросов, которые удалось собрать, вплоть до самых, казалось бы, незначительных. Событие беспрецедентное в своей виртуозности и дерзости.

— Могу представить... — вставил барон.

— Нет, — отрезал Влад. — Не можете. Не обижайтесь, но это так. Так или иначе, по горячим следам нам удалось отыскать многих, очень многих, но одному из главных организаторов покушения удалось не просто скрыться от лучших агентов Тайной канцелярии, но и впоследствии водить их за нос несколько лет, пока запутанный след наконец не привёл нас в округ Бернхольд.

— Звучит так, будто этот тип просто нечеловечески ловок и умён. Вы уверены, что он и впрямь действует в одиночку, без сообщников и покровителей?

Влад улыбнулся сообразительности фон Вальца.

— Разумеется, это не так, ваша светлость, и впоследствии мы выявили немало его сообщников, но никто из них уже не мог о чём-либо нам рассказать.

— Полагаю, все они были мертвы?

— В точку.

— А как же те, кого удалось схватить в самом начале?

— О, здесь проблем не возникло, и мы многих смогли разговорить, даже не прибегая к наиболее интенсивным методам допроса, однако результаты были достигнуты спорные. Они рассказали много и одновременно с этим ничего полезного.

— В смысле? — смутился барон. — Не могли же они участвовать в таком серьёзном деле вслепую?

— Нет, конечно, но все эти люди — чиновники, дворяне, военные — активно сдавали друг друга, и некоторые из прозвучавших фамилий удивили даже нашего видавшего виды шефа, но они ничего не смогли рассказать о тех, кто стоял за ними.

— Они ничего не знали о самом главном, — догадался фон Вальц, — о своих серых кардиналах.

— Именно. И лишь некая абстрактная фигура, чьё имя и внешность никто толком не смог описать, объединяла их.

— То есть вы не знаете, как выглядит преступник? — уточнил барон.

— Нет. Есть лишь чёткий след его деятельности, а также десятка полтора мертвецов, подтверждающих, что след этот не высосан из пальца.

— Негусто.

— И тем не менее этого оказалось достаточно для того, чтобы шеф Розенкранц прислал меня сюда и свёл с одним из своих доверенных лиц. Мне нужно ваше содействие, господин барон.

Фон Вальц поспешно кивнул, словно торопился уверить агента охранки в своей преданности.

— Я помогу вам, чем смогу, однако не проще ли было обратиться к бургомистру? Хофф, конечно, не самый лучший управитель, да и на руку не чист, однако ваших полномочий, указанных в письме, на него хватило бы с лихвой.

— Ваш Хофф ненадёжен, — сказал Влад, наливая себе в бокал свежую порцию глинтвейна. — А я не могу рисковать конспирацией. Я не хочу, чтобы преступник, которому я уже несколько месяцев буквально дышу в затылок, залёг на дно. Мне нужен проверенный человек со связями и определённым положением в обществе, а не туповатый чиновник, в чьей преданности короне я усомнился с первых же минут знакомства. С вашей же помощью я надеюсь поддержать свою легенду и получить ключики ото всех местных дверей, и я знаю, что вы можете это устроить, иначе Розенкранц меня к вам бы не направил.

— Резонно, — согласился барон. — Что ж, тогда говорите, какой ключик вам необходим сейчас?

— Мне нужно попасть в Марбург.

Барон Отто смерил Влада пристальным взглядом, подлил себе в кубок ещё глинтвейна из пузатого кувшина, а затем залпом его выпил. Де'Сенд, видя его замешательство, терпеливо ждал.

— Вот что, — проговорил, наконец, барон, — Предлагаю отложить этот вопрос до вечера. Я ни в коем случае не противлюсь воле короля, однако хочу, чтобы вы присутствовали при одном важном разговоре и уяснили определённые... сложности нашего нынешнего положения.

— Я в вашем распоряжении, барон, — заверил его Влад. — Для блага дела — всё, что угодно. Что за разговор?

— Алмазные копи Марбурга в последнее время стали предметом жарких споров. Добыча упала в несколько раз, а эта кровяная лихорадка, как её прозвали в народе, ещё больше усугубляет дело. Некоторые винят во всех бедах меня, кто-то даже предлагает отнять копи в пользу короны. Проклятье, как будто в первый раз у нашей семьи мало отобрали! — барон Отто раздражённо фыркнул, но быстро взял себя в руки. — Сегодня в моём поместье состоится приём, на котором будут присутствовать все заинтересованные. Разговор будет не из простых, и мне хотелось бы иметь непредвзятого арбитра. Ваша легенда в таком случае придётся как нельзя кстати.

— Считайте, что я в деле.

— Гости начнут прибывать к семи, — добавил барон. — Так что после обеда у вас будет время привести себя в порядок и отдохнуть. Я распоряжусь, чтобы вам приготовили комнату.

— Благодарю за гостеприимство, — почтительно сказал Влад. — И раз уж об этом зашла речь, то не могли бы вы оказать мне честь и разрешить посетить вашу фамильную библиотеку. Я был наслышан о ней, и, будучи страстным поклонником печатного слова, хотел бы туда попасть. В королевстве, основанном воинами и мореплавателями, библиотека, созданная усилиями многих поколений, дорогого стоит.

— Ещё Дориан говорил, что прежде золота в неизведанных землях следует искать мудрости, а он как раз был мореходом, и жил в те времена, когда за аргумент в любом споре считали прежде всего меч или крепкий кулак, а не доброе слово.

— Если я хорошо помню историю, то люди, решавшие проблемы одним только мечом, к великим свершениям способны не были. Более того, их стараниями второе пришествие закончилось тем фиаско, последствия которого мы испытываем на себе до сих пор.

Барон, хотя и не был набожным человеком, смущённо потупился и решил сменить тему:

— Возможно, господин Де'Сенд. Что до меча, то рукой, его держащей, должна руководить голова, а если в этой голове пусто, то и на плечах она надолго не задержится. В другое время я с удовольствием подискутирую с вами на эту тему. А моя библиотека всегда открыта для человека образованного и жаждущего знаний. Обратитесь к дворецкому или кому-нибудь из слуг, и вас туда проводят.

Раздался стук в дверь, и с дозволения барона слуги внесли котелок, из которого по тарелкам разложили горячее, ароматное жаркое. Влад, недолго думая, принялся за еду, а барон поддержал его, хотя и признался, что сам не сильно голоден. Слуги же, сменив на столе закуски и заново наполнив кубки, поспешно удалились

— Превосходный обед, — похвалил Влад, отправляя в рот очередную порцию жаркого. — В такую погоду ничего лучше и не придумать.

— Рад, что удалось вам угодить.

— Да, и ещё одно, — добавил Влад после небольшой паузы, — не могли бы вы рассказать, с кем именно придётся иметь дело? Не сочтите за дерзость, просто я хотел бы быть знать это заранее.

— В этом нет секрета, господин Де'Сенд. В Марбурге мои интересы пересеклись с интересами Горнодобывающей артели и моего дальнего родственника, графа Дитриха Дорштейна.

— Вот даже как, — Влад отложил ложку и смочил горло глинтвейном. — Насколько мне известно, последние несколько поколений фон Вальцы не слишком-то ладят с Дорштейнами.

— Не ладят — мягко сказано, — барон усмехнулся и погладил бородку. — Впрочем, вы скоро сами всё увидите.

Старая каменная церковь за ржавой изгородью сиротливо приткнулась к холму за чертой городских стен на южной окраине Вальцберга. Холодный ветер гулял по двору, сквозь заколоченные ставни он задувал внутрь, где резвился в пустых альковах и гонял вокруг алтаря многолетнюю пыль. Фрески с ликом святого, которому здесь возносились молитвы, были либо затёрты, либо расколоты, а старый колокол, лишённый языка, валялся в дальнем углу, под кучей мусора.

Заброшенная уже много лет, церковь медленно уступала напору времени, но даже самые набожные горожане и самые рьяные священники не обнаружили желания заняться этой проблемой. Последним, кто поддерживал здесь порядок, был престарелый настоятель, но тот умер холодной зимой четыре года назад, после чего приход был окончательно покинут. Лишь местный плотник — человек совестливый и набожный — заколотил окна и подправил дверь, надеясь, что когда-нибудь у городских властей дойдут руки восстановить старую церковь.

Место это старались обходить стороной. Слишком уж удручающ был вид брошенного храма, пробуждавший в людях неприятные чувства горечи и стыда. К тому же духовную пищу можно было вкусить в новой просторной церкви, что находилась неподалёку юго-восточных ворот.

Ближе к вечеру ветер разошёлся, с неба закрапал холодный дождь, и пыль, покрывавшая камни церковного двора, размокла и растеклась повсюду грязными лужами. Темнело, и если бы церковь не стояла так близко к холму, то со стороны рабочего квартала, раскинувшегося у стен города, можно было бы заметить тусклый огонёк, который медленно обогнул здание с торца и исчез в тёмном зеве главного входа.

Какое-то время спустя к церкви стали стягиваться люди. Они шли поодиночке или парами, завернувшись в плащи, шинели или бесформенные лохмотья. Один за другим они молча пересекали двор и исчезали за старой дубовой дверью, ведущей в переднюю, либо заходили с чёрного хода, прикрытого покосившейся ржавой калиткой.

Одной из них была молодая девушка по имени Бернадет. Кутаясь в шерстяной платок, она ежеминутно сдерживала приступы тяжёлого сухого кашля. Линялое и заштопанное во многих местах платье не давало никакой защиты от ветра, резкие порывы которого пронизывали её до самых костей, постоянно заставляя вздрагивать и ускорять шаг. Дворик она преодолела почти бегом и, лишь укрывшись в спасительном мраке, позволила себе перевести дух.

Растирая озябшие руки, она медленно прошла между скамей, на которых некогда собирались прихожане, обогнула алтарь и, бросив беглый взгляд на лежащий в пыли колокол, прошла в маленький альков. Там прямо в полу был открыт люк. Витая каменная лестница уводила в глубину подземелья, откуда её манили слабые отблески света, обещавшие уют и тепло. Подобрав юбки, она заторопилась вниз.

Подвал оказался на удивление просторным, словно кто-то намеренно расширил его, хотя Бернадет не задумывалась, кому и для чего это нужно. Её занимали другие мысли, переполненные восторженным и нетерпеливым ожиданием грядущего события.

Всего в подвале собралось около пятидесяти человек, и, несмотря на его размеры, было тесновато. Пришедшие старались держаться у стен, подальше от света факелов, установленных в центре помещения на высоких железных подставках.

Бернадет, протиснувшись между несколькими угрюмыми мужчинами весьма представительного вида, постаралась подобраться к границе света и тьмы как можно ближе, однако ступить в освещённую область не рискнула. Теперь ей оставалось только ждать.

Ожидание тянулось долго, хотя, быть может, это сказывалось нетерпение, которое она испытывала. Подвал успел наполниться запахами гари, потных тел, кислого дыхания и винных паров, среди которых тонкой струйкой выделялся мерзкий сладковатый аромат, как у гниющего мяса.

Быть не может! Только не здесь!

Бернадет принюхалась, однако аромат ускользнул от её обоняния так же неожиданно и быстро, как и появился, и, в конце концов, она успокоилась, решив довериться тому, кто позвал её сюда. В этот миг внутри неё что-то недовольно шевельнулось, и она, зажмурившись, легонько погладила свой едва округлившийся живот.

'Ничего, ничего, — подумала девушка, — скоро всё наладится, и не будет страха, не будет холода и голода', — мысль об обещании, которое ей дали, успокоила Бернадет, и она немного расслабилась.

Шаги, раздавшиеся в тишине, заставили умолкнуть тех немногих, кто позволил себе вести беседу. Тень пробежала по стене, и всякий, кто бросил на неё взгляд, невольно вздрагивал от неясного, смутного страха. Однако она быстро исчезла, растворившись среди прочих теней, и внимание собравшихся приковал высокий человек в белой маске.

Он был худощав и строен, одет в вычурный тёмно-лиловый костюм превосходного кроя, щеголял отделанными бархатом сапожками и изящными вельветовыми перчатками, расшитыми золотой нитью. Его облик больше подходил для яркого маскарада и резко контрастировал с обстановкой, однако было в нём нечто такое, что заставляло сердце замирать, колени дрожать и подкашиваться, а слух внимать. Он шёл вперёд по освещённой факелами дорожке, и всем казалось, что свет и огонь, словно побитые собаки, пятятся прочь от него, а следом расползается и медленно заполняет всё вокруг густая тьма.

Остановившись в центре помещения, он окинул взглядом присутствующих и довольно кивнул. Его плавные движения, благородная походка, блеск подобных омутам тёмных глаз — всё это заворожило Бернадет, и она приготовилась чутко внимать каждому его слову и жесту.

— Нас становится больше, друзья мои, — произнёс человек в маске тихим ровным голосом, — это радует моё сердце. Благие вести доносятся до меня из дальних земель, и я спешу поделиться ими с вами. Единомышленники, которых я просил о помощи, ответили мне, и обещали всеми силами поспособствовать нашему общему делу.

Радостный гомон прокатился среди людей, и человек в маске дал им несколько секунд, прежде чем жестом призвать к молчанию.

— Но не стоит забывать, друзья, что лишь совместные усилия приносят плоды, а разобщённая и бессмысленная суета вредна. В городе много невежд, люди слепы и боятся того, что грядёт. Все они скованы страхом, и страх вынуждает их опускаться до уровня животных, яростно атаковать всё то, чего они не могут понять. А барон Отто, первейших из слепцов, только укрепляет их страхи. Помните, что на нас возложена задача просеять их, словно зерно, и отделить упрямых безумцев от тех, кто ещё может обрести благословение свыше. Настоящее благо, а не то, которое обещает лживый святой. Для этого нам обещана помощь, и сегодня я хочу познакомить вас с той, чьими усилиями всё это будет достигнуто, с той, чьё обретение стало для меня лучом света в бесконечном мраке. Станет оно таковым и для вас.

В этот момент человек в маске обратил взор к Бернадет, и девушка робко выступила вперёд, не в силах сопротивляться его зову. Он взял её за руку, и она, почувствовав его элегантное, нежное прикосновение, отвела глаза, стыдливо покосившись на свои жёсткие и мозолистые ладони — ладони прачки, а не аристократки. Бернадет захотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не сгореть от стыда, но он как будто прочёл её мысли и успокоил, нежно поднеся её ладонь к холодным губам своей маски.

— Не стоит стесняться себя, — сказал он. — Вы милы и чисты, вы чудо — наше чудо, и я безмерно благодарен вам за то, что вы пришли сюда.

Он мягко коснулся её щеки, потянул пальцами за завязки чепца и стянул его, выпустив на свободу длинные светлые волосы.

— Воистину чудо, — произнёс он, медленно обходя застывшую на месте девушку. — И, как я уже сказал, вашими усилиями, милая Бернадет, мы добьёмся заветной цели.

— Но ведь во мне нет ничего особенного, — жалобно простонала она, едва сдерживая благоговейную дрожь в голосе. — Я пришла по вашему зову и я готова исполнить любую вашу волю, но я всего лишь женщина, я не борец...

— Этого и не нужно, милая Бернадет, — заверил её человек в маске. — Ложь так называемых святых, болезни духа и тела, рождённые этой ложью — всё это сокрушит не столько сила оружия, сколько сила духа, всецело преданного истинному делу. Наш благодетель оценит твой дар, и ниспошлёт нам помощь.

— Мой... дар?

Он стоял позади Бернадет, слегка касаясь её сутулых плеч ладонями, и это прикосновение было подобно цепким путам дикого плюща: оно проникало под кожу, обездвиживало и подавляло.

— Дар новой жизни, — произнёс он. — Ибо всё, что приходит к нам извне, нематериально, и лишь поделившись самым сокровенным, мы способны облечь нематериальное в плоть.

На миг ужас, охвативший Бернадет, вывел её из транса. Она поняла, что стоит посреди мрачного подвала в окружении незнакомцев, которые медленно затянули странную монотонную молитву. Человек в маске перестал казаться прекрасным избавителем и вдохновенным проповедником. Его слова более не грели её душу и не развеивали страх.

Факелы едва светили, будто темнота сгустилась настолько, что оказалась способна гасить пламя. Слова жуткой молитвы звучали всё громче и громче, заставляя вздрагивать при каждом резком слоге, каждой неестественной интонации.

Бернадет собралась с силами и попыталась сделать шаг. Всего один шаг, следом за которым вернутся силы, и она сможет вырваться из этого места... но эти усилия тщетны. Чья-то непреклонная воля грубо и бесцеремонно подчинила себе всё её существо.

— Ты нужна нам, — произнёс человек в маске, отбросив лишние формальности. — Нужна жизнь, которую ты подаришь нашему благодетелю.

— Нет... нет, — Бернадет всхлипнула, и руки её инстинктивно потянулись к животу. — Не надо, не забирайте...

— Глупая, никто не будет тебя неволить — ты сама принесешь нам этот дар.

Резким движением он стянул с неё платье. Звук рвущейся материи утонул в мрачном речитативе, который бубнили люди, скрытые тенями. Они обступили круг умирающего света, где стояли их пастырь и перепуганная до смерти Бернадет, и взвыли в молитвенном экстазе.

— О... святые... — пролепетала она, осознав, что у неё сейчас отнимают.

— Их здесь нет, — ответил человек в маске, — как и Бога, которому они могли бы за тебя помолиться.

Он коснулся её бледной кожи, провёл рукой по животу, спустился ниже, и Бернадет почувствовала, как что-то входит в неё, растворяясь в её нутре, её крови, самой её душе. Она опустила взгляд и увидела, что человек в маске стянул одну из своих роскошных перчаток, и его уродливые пальцы рисуют на её животе чёрный маслянистый символ, от созерцания которого становилось невыносимо больно и душно. Она зажмурилась, дрожа всем телом, и вскоре потеряла сознание

Когда молитва затихла, а факелы вспыхнули с прежней силой, участники странного ритуала обступили обнажённую девушку, расстелили на полу простынь и аккуратно уложили на неё бесчувственное тело. Человек в маске сделал знак двум мужчинам, и те унесли Бернадет прочь, а затем произнёс:

— Теперь время работает на нас. Все вы знаете, что ещё нужно сделать, и помните, что место одесную нашего благодетеля получат только праведные. Идите, друзья мои, и пусть ложь святых отцов не собьёт вас с пути истинного.

В этот момент издалека раздался звон колоколов Базилики Святого Маттиаса, и все присутствующие встрепенулись, словно почувствовали некий рок, нависший над ними. Кто-то скривился, словно от боли, кто-то затараторил проклятия, а кто-то пал на колени, сжавшись в жалкий дрожащий комок. Только человек в маске остался невозмутим.

— Пусть себе брешут, — с усмешкой сказал он. — Недалёк час, когда всем колоколам вырвут их лживые языки, подобно тому, что лежит, посрамлённый, у нас за алтарём. И не смейте падать ниц! Не оказывайте ложным святым эту честь!

Библиотека занимала два этажа в северо-восточном крыле поместья. Приведя себя в порядок, Влад немедленно отправился туда. Сон, навеянный сытным обедом, как рукой сняло, и он увлечённо прогуливался вдоль длинных стеллажей, разглядывая корешки книг, многие из которых оказались на поверку раритетами, достойными Большого Королевского Либрариума.

Списки книг, хранившиеся в отдельных конторках, впечатляли. Если им верить, то в этом собрании можно было отыскать кодексы, датируемые ещё пятым веком после второго пришествия, однако такие редкости хранились под замком, и смотрители, как бы Влад не уговаривал их, лишь качали головой. Удивляла и поразительная чистота, в которой содержалось такая большая коллекция, почти наполовину состоящая из старых рукописей. Смотрителей Влад насчитал больше, чем можно было встретить в университетской библиотеке, а ведь та занимала огромное здание, по размерам едва уступавшее всей усадьбе Отто фон Вальца. Ни на полках, ни на корешках книг он не заметил ни пыли, ни пятен, ни плесени, а помещение наполнял не затхлый запах старины, но лёгкий аромат благовоний.

Влад бережно провёл рукой по гладкому кожаному переплёту и достал с полки том 'Истории веры' — внушительный труд, который ему рекомендовал к прочтению один из почтенных профессоров Королевского университета. Оригинал, написанный более четырех сотен лет назад неизвестным монахом, обветшал настолько, что к нему уже не допускался никто, кроме самых старших хранителей, так что желающие приобщиться к истории довольствовались только поздними списками. Первое и единственное печатное переиздание книги вышло в свет не больше семи-восьми лет назад, и Владу несказанно повезло обнаружить один из экземпляров в собрании барона фон Вальца.

Он устроился за рабочим столом у высокого окна. Кто-то из слуг заботливо поставил рядом несколько напольных канделябров, а на столе оставил пачку писчей бумаги, чернила и новомодную перьевую ручку. Влад таким отношением был весьма польщён.

Пробежав глазами вложенный в том листок с оглавлением (которое не было предусмотрено в оригинале), Влад нашёл нужную страницу и стал читать. 'История веры' всегда давалась ему легко, в отличие от топорных сочинений современников. Монах тему знал глубоко, и излагал древние легенды вперемешку с выдержками из исторических документов так ловко, что факты и вымысел выстраивались в одну стройную картину, не противореча друг другу, но дополняя.

Писал автор не столько о вере, сколько о древних святых, стоявших у истоков церкви и самого государства. Их было шестеро, и пришли они с далёкого севера, приведя за собой тысячи людей, бежавших от той страшной напасти, которой обернулась для всего мира неудача второго пришествия. Почему проклят и покинут был только север — так и осталось загадкой. Быть может, в самый последний миг Создатель сменил гнев на милость?

'В верхнем течении Рибенхайнца, прямо в сердце необъятного лесного края святые-основатели заложили город Кравен, который впоследствии и стал столицей их нового королевства. Они прогнали, либо подчинили все местные племена и определили по Рибенхайнцу, Косым горам и Талльской равнине первые границы. Королём же был наречён святой Альберт, ибо только он, по мнению его соратников, лучше всего подходил на роль правителя. От него брала начало вся нынешняя королевская династия.

Альберт I заложил десятки новых городов, построил дороги и речные порты, что связывали воедино всю страну. При нём распахивались под поля всё новые и новые земли, разрабатывались недра и осваивались ремёсла, а неуёмный энтузиазм и трудолюбие короля каким-то неведомым образом охватывали и всех его подданных.

Не отставали от своего коронованного собрата и остальные святые-основатели.

Дориан-мореход в те годы исследовал все земли вдоль берега Холодного моря, спустился вниз по Рибенхайнцу до самого его устья, пересёк Тёмное море, открыв на другом берегу плодородные земли Верхнего Урда, очертил границы растущего королевства и оставил потомкам подробные карты материка.

Братья-воители Ульф и Винс, опираясь на трактаты полководцев древнего Атмира, создали великую армию, числом и выучкой превосходящую любую другую на всём континенте, опоясали границы цепью крепостей и основали несколько воинских орденов. Позже пути братьев разошлись: Винс, одержимый идеей выяснить причины великой неудачи, с группой соратников отправился далеко на юг, за пределы Нижнего Урда, где и пропал без вести; старший брат его дожил до седин и погиб при обороне Фолькгаста во время Похода трёх королей.

Далус-зодчий возводил по всему королевству прекрасные храмы и дворцы, проектировал мосты через бурные реки, прокладывал туннели сквозь горы и холмы, составлял планы целых кварталов и даже городов, и ни один из последователей так и не повторил его достижений в последующие века. Он мирно усоп на сто третьем году жизни, оставив после себя многочисленное потомство, а также обширнейшее наследие в виде величественных сооружений и, самое главное, редчайших знаний.

Шеб-отшельник всю свою жизнь посвятил искусству врачевания. Его ученики стали великими целителями, которые смогли сохранить и приумножить знания, полученные от святого. Тяжелейшим испытанием для него стал Великий мор, унесший несчётное количество жизней, после победы над которым Шеб устранился от мирской суеты. Многие его последователи до сих пор считают, что истинные причины, по которым он выбрал путь затворничества, так и остались тайной.

До конца жизни Шеб предавался молитвам и размышлениям в отдалённом скиту, отказавшись общаться с кем бы то ни было. Он был единственным из святых-основателей, кто не оставил своей крови на земле, умерев бездетным.

Незадолго до кончины его посетил Дориан. Беседа их была недолгой, а несколько месяцев спустя мореход собрал верных людей и на семи кораблях отправился на север, откуда так никогда и не вернулся.

Это произошло в 87 году от второго пришествия, и с тех в его память люди оставляют на подоконниках зажжённые свечи и лампадки, чтобы свет их указывал дорогу таким же бесприютным скитальцам, каким был и сам святой. Многие верят, что когда-нибудь Дориан найдёт дорогу домой'.

Наступил вечер, и слуги зажгли десятки свечей, так что в библиотеке стало светло как днём. Влад отложил книгу и взглянул на часы. До приёма оставалась ещё уйма времени, однако он знал, что такое занятие, как чтение, могло затянуть его на всю ночь. Лучше было с этим повременить.

Влад встал из-за стола, потянулся и решил немного размяться, пройдясь по второму этажу библиотеки, куда он ещё не заглядывал. Сразу же вернулись назойливые мысли о делах насущных, и Влад с грустью подумал, что прогулки наедине с собой ему противопоказаны. Отдохнуть он мог, только уткнувшись в книгу. Взбежав вверх по лестнице, он пошёл вдоль стеллажей, рассеянно разглядывая корешки книг

Барон хотел познакомить его с людьми, имеющими влияние в Марбурге. Желание помочь или скрытые планы? Привлечь агента Тайной канцелярии для решения собственных проблем, конечно, дорогого стоит, однако и для Влада в этом был свой резон, ведь в Марбурге он почти никого не знал.

Отто фон Вальц выглядел человеком неглупым. Влад надеялся, что, несмотря на свои тяжбы с Дорштейном и Горнодобывающей артелью, барону хватит осмотрительности не пугать их королевской охранкой, иначе вся и без того не слишком стройная легенда рухнет, как карточный домик.

Влад обходил библиотеку по второму кругу и уже собирался уходить, когда взгляд его упал на исписанный золотой вязью аккуратный чёрный томик, лежавший на одной из конторок. Возможно, кто-то читал его и забыл вернуть на место? Влад приблизился и взял книгу в руки.

С обложки на него смотрело чудовище, выгравированное на тонкой золотой пластинке. Гравюра была выполнена столь мастерски, что в дрожащем свете свечей казалось, будто лик монстра меняется, и тот следит за Владом цепким, хищным взглядом. Названия у книги не было. Первая страница гласила о том, что читатель держит в руках справочник потусторонних сил, составленный в двенадцатом веке от второго пришествия знаменитым демонологом Анри Фольке.

Влад припомнил печальную историю господина Фольке, казнённого по приказу короля Альберта VIII якобы за государственную измену. Де'Сенд, как и многие другие, знакомые с этой историей, считал, что у монарха были несколько иные причины отправить демонолога на костёр.

Листая книгу, Влад подумал, что ещё каких-то двести лет назад барона за хранение подобной литературы ждали бы серьёзные неприятности. На страницах из плотной бумаги чередовались красочные изображения нечисти и чудовищ, сложные геометрические фигуры и примитивные руны, а также таблицы, сопровождавшиеся подробнейшими описаниями. Издание выглядело новым и, возможно, было одним из тех дорогих эксклюзивов, что выпускаются исключительно для частных коллекций.

От мельтешения оккультных символов у Влада заболела голова, и он, поморщившись, хотел отложить книгу, однако взгляд его зацепился за нечто до боли знакомое. Заложив нужную страницу лентой, он достал из кармана записную книжку и отыскал изображение, срисованное со стены Базилики Святого Маттиаса. Сравнив его и рисунок в книге, Влад удивлённо хмыкнул. Визуальное сходство было поразительным, да и странный физический дискомфорт при взгляде на жуткую картинку тоже проявился. Влад прикрыл рисунок листом бумаги и сосредоточился на тексте.

'...Народная молва всегда рисует чудовищ там, где рассудок, скованный невежеством, не может найти объяснения явлениям высшего порядка. Но эти, казалось бы, противоестественные создания отнюдь не являют собой то, что в них видят напуганные до полусмерти обыватели. Они не хотят и не могут понять суть вещей, отчего и не способны на равных общаться с теми, кто переходит грань ночи.

Известные как варги, чумные псы или чёрные охотники, эти существа представляют собой нечто большее, чем простая фольклорная нечисть. Двигаясь во тьме, обитая за пределами мира людей, они суть наши страхи и фобии, они — паника жертвы, животный ужас, который таится в душе каждого из нас. И в том они сродни нам, и ближе по природе своей, чем кровопийцы и ликантропы, лишённые душ, или прочие антропоморфные создания, чья схожесть с нами такова лишь по форме, но не по сути.

Символ чёрного охотника, выполненный в соответствии с правилами, представляет собой отнюдь не простой, пусть и несколько своеобразный рисунок. Пусть не обманываются учёные любители, отыскивая в нём несуществующие оптические иллюзии. Символ — суть отражение чёрного охотника в нашем мире, и как всякое отражение подвержен изменениям. Также он служит дверью, сквозь которую обитатель ночи приходит в наш мир. Существует, правда, ещё и вопрос цены за такой переход, но он будет освещён чуть позже...'

Дочитывать и вникать в оккультную практику Влад не стал.

— Хороши же в Вальцберге смутьяны, — пробормотал он и, призадумавшись, направился к выходу из библиотеки.

Первые гости начали прибывать в поместье после шести вечера. Строго и элегантно одетые лакеи встречали их и провожали в дом, где предлагали лёгкие закуски и вино, чтобы скрасить ожидание ужина. Ближе к семи часам в двух просторных гостиных комнатах собралось около сотни человек, и это если не считать ватаги слуг, которых разместили в людских и на конюшне. Но вот, наконец, высокий камердинер в тёмно-зелёной ливрее громогласно объявил, что столы накрыты, и уважаемые гости могут следовать за ним в обеденную залу.

В этот момент к гостям присоединился и Влад. Отыскав в толпе барона, он вопросительно кивнул ему, однако фон Вальц покачал головой, показывая, что для разговора время ещё не пришло, и потому Влад решил немного развеяться. Есть ему не хотелось — обед накануне был плотный, — и потому он решил ограничиться лёгкими закусками. Взяв с подноса бокал шампанского, Влад отправился искать отведённое ему за столом место.

Барон Отто устраивал приёмы нечасто, где-то раз в полгода, зато продуманно и с размахом. В его поместье съезжались уважаемые люди не только из Вальцберга, Марбурга и прочих градов и весей Бернхольда, но и также из отдалённых округов, включая столичный. В основном это были деловые партнёры барона из числа дворян, а также крупные торговцы и промышленники неблагородного происхождения. Их здесь ждали в первую очередь, ибо именно эти связи были основой благосостояния фон Вальцев. Разумеется, ни родственники, ни соседи, ни другие мало-мальски значимые люди в округе вниманием не обделялись, однако их присутствие было лишь данью хорошему тону. В основном же здесь занимались тем, что обсуждали текущее положение дел на рынке, строили прогнозы, заключали сделки и назначали новые встречи.

Влад быстро подметил разницу между некоторыми категориями гостей. Если аристократы или просто уважаемые и обеспеченные горожане держались раскованно, наслаждались ужином и обсуждали предстоящий бал, то люди деловые вели себя более сдержано, ели обстоятельно и неспешно, пили мало и проводили время за тихими беседами, обмениваясь мнениями и визитными карточками. Он соседствовал с представителями второй категории и был несказанно этому рад, ибо разговаривать о моде или политике со светскими львами и их дамами было выше его сил.

— А вы, если не ошибаюсь, из столицы прибыли? — осведомился у Влада грузный бородатый мужчина, сидевший напротив. Всё время с начала ужина он был сосредоточен на большом куске вырезки, и лишь покончив с ним, обратил внимание на молодого соседа.

— Советник второго ранга Королевской канцелярии Влад Де'Сенд, к вашим услугам, — представился Влад.

Бородатый, ничуть не смущённый высоким чином собеседника, протянул Владу руку и назвался:

— Дмитрий Клемм, старший соучредитель Горнодобывающей артели Марбурга.

Влад крепко пожал широкую мозолистую пятерню Клемма, чем несколько удивил старого, крепко сложенного горняка. Тот, похоже, ожидал от столичного чиновника скользкого, вялого рукопожатия. Довольный произведённым эффектом, Влад поднял бокал и сказал:

— Выпьем за знакомство, уважаемый?

— Отчего ж нет?

Зазвенели хрустальные бокалы, и оба с удовольствием осушили их до дна.

Неожиданно для себя Влад нашёл довольно интересного собеседника, хотя внешностью тот обладал специфичной: широкоплечий, массивный, он немного странно смотрелся в пошитом на заказ тёмно-сером шерстяном костюме и рубахе с пышными оборками на воротнике; такого было проще представить в шахте с киркой или в кузнице у наковальни. Говорил же промышленник исключительно по существу и бурных эмоций не выказывал, а такие качества Влад ценил особо.

Со слов Клемма выходило, что род фон Вальцев был одним из немногих на северо-востоке страны, кому удалось избежать обнищания после войны 1620-1622 гг.

Крепкие хозяйственники, они не стали распродавать свои земли или сдавать их в аренду, ведь ещё покойный Дитер фон Вальц под страхом лишения наследства запретил сыновьям совершать подобные сделки. В итоге стало ясно, что старый барон не прогадал, ибо спустя четыре поколения на севере уже было не сыскать семейства богаче и влиятельней. Если, конечно, не считать Дорштейнов.

— Времена старой аристократии проходят, — говорил Клемм. — Если раньше должности в Королевском Совете распределялись исключительно в соответствии с дворянской табелью о рангах и бывшими заслугами, то теперь власть всё более тесно переплетается с большими деньгами. Простолюдинов, разумеется, в совете пока что нет, однако крупные купеческие фамилии с купленными титулами там уже мелькают. Здесь, на севере, эта тенденция также весьма ощутима.

— Многие покупают дворянство? — спросил Влад.

— Из тех, кто мог себе это позволить, купили все, — заверил его Клемм. — А из потомственных дворян на плаву держатся только те, чьи предки основали какое-либо дело. Вокруг этого костяка увивается ещё целая куча менее знатных и успешных семей, но они здесь не более чем балласт.

— А Дорштейны, как я слышал, стоят на драгоценных металлах?

— Помилуйте, Влад, — отмахнулся Клемм — Этого в жисть не хватило бы. Они, как и фон Вальцы, поставляют сырьё для военной промышленности. Селитра, сера, железная руда. На одном золоте нынче не выехать, хотя доходы от его добычи и составляют немалые суммы.

— И между родственниками, разумеется, идёт конкуренция? — спросил Влад, на что его собеседник ответил сдержанной усмешкой.

— Ужин близится к концу, — заметил Клемм, смочив горло глотком вина. — Быть может, нам стоит пройтись, господин Де'Сенд? Скоро объявят бал, и мне не хотелось бы оказаться посреди толчеи, которая тут образуется.

— Да, вы правы, — согласился Влад. — Гостей за время ужина успело прибавиться.

— И это не предел, уверяю вас. Съезжаться будут до позднего вечера. После бала разложат карточные столы, а ещё можно будет сыграть на бильярде. Так что если вы не побоитесь задержаться до третьего-четвёртого часа ночи, то сможете провести время в доброй мужской компании.

— Отлично, я это учту.

Взяв с собой бокалы, они поднялись из-за стола и прошли в соседнюю залу, где всё уже было готово к началу бала: мраморный пол вымыт и начищен до блеска, развешаны по стенам массивные зеркала и украшения, расставлены и зажжены многочисленные канделябры, а в дальнем углу разместились музыканты во главе с дирижёром.

Де'Сенд и Клемм разместились в креслах у окна, где их не побеспокоили бы танцующие, которые вот-вот должны были наполнить помещение. Какое-то время они молча сидели друг напротив друга и пили вино. Первым тишину нарушил Влад.

— Так что можно сказать насчёт барона и его родственников?

— Ничего такого, что могло бы вас удивить, — пожал плечами Клемм. — Фон Вальцы и Дорштейны уже много лет ведут тяжбу. Причина тому — алмазные копи Марбурга, принадлежащие барону. Свою родословную Дорштейны ведут, как вам скорее всего известно, от святого Дориана, который в своё время основал Вальцберг, Марбург и прочие крупные города Бернхольда. Затем потомкам морехода эти земли были пожалованы королём Альбертом II, а со временем часть их перешла во владение к младшим ветвям этого дома.

— Полагаю, что в качестве приданного, — сказал Влад. — Родоначальником фон Вальцев был некто Кристоф из Валиции, за которого была выдана одна из дочерей графа Казимира. До того сэр Кристоф был безземельным рыцарем, хотя и отличившимся на королевской службе.

— Возможно, — сказал Клемм, приглаживая бороду. — Признаться, я не силён в истории и генеалогии. Всё больше по прикладным наукам.

— Из сказанного вами я понял, что теперь граф Дорштейн имеет земельные притязания к барону Отто, так? Но чем он их обосновывает?

— Барон имеет перед Дорштейном нешуточную задолженность. В течение последних пяти лет граф предоставлял ему ссуды на развитие шахт и на выплату армейского налога. Скоро подойдёт первый срок, и граф будет вправе обратиться к королю и совету с требованием отобрать марбургские копи в свою пользу, ведь кроме них с барона и брать-то нечего. Полагаю, что вы прибыли именно по этому вопросу?

— Да?

— Помилуйте, чиновники вашего уровня в наши края просто так не заезжают.

— И вы полагаете, что положение барона настолько плачевно?

— Не считая финансовых трудностей и долгов перед короной?

— Не считая. Эти проблемы не являются чем-то из ряда вон.

— Что же, соглашусь, они и впрямь были бы решаемы, если бы ни одно 'но'. В Марбурге уже третью неделю бушует эпидемия. Если её не удастся сдержать, работа алмазных шахт, и без того небезупречная, может быть парализована, следом встанет вся остальная добыча, а потом и производство. Граф, известный своей деловой хваткой, вполне может воспользоваться этими обстоятельствами.

— Разве карантин неэффективен? Даже меня, при всех моих полномочиях, в Марбург пускать не очень-то хотят.

— Где же ему быть эффективным, если эта зараза уже просочилась в соседние деревни и даже в Вальцберг?! — Клемм в сердцах всплеснул руками, едва не разлив вино на свой чистый костюм. — Прошу прощения, господин Де'Сенд.

— Что ж, я учту это при беседе с графом. Но вам-то какое до всего этого дело? На чьей вы стороне? Как представитель артели, вы, скорее всего, поддерживаете барона, хотя я могу и ошибаться.

— Мой интерес — сугубо прагматичный, — усмехнулся Клемм. — При бароне ли, при графе ли — я не хочу терять своего места. Барон Отто, хоть человек и задушевный, но вопросы решает по-своему, ни с кем не советуясь. А ведь ещё его отец разрешил создать нашу артель, чтобы вопросы по организации разработок решались людьми сведущими в ремесле. Нет никаких гарантий, что Дорштейн будет лучше своего предшественника. Может статься, что он и вовсе выдворит нас прочь. Поэтому мне хотелось бы иметь какую-нибудь протекцию со стороны государства, которую я надеюсь найти в вашем лице.

— Понимаю, — кивнул Влад. — Но протекция просто так не даётся, разве нет?

— Я сделаю всё, что будет в моих силах и разумных пределах.

— В будущем мне может понадобиться ваше содействие. Ничего незаконного, мне просто требуется человек, обладающий знанием здешних реалий и определённым влиянием. Считайте, что я предлагаю сотрудничество.

Клемм задумался. Лицо его приняло крайне напряжённый вид, на сморщенном лбу выступили едва заметные капельки пота. Влад не торопил его и рассеянно разглядывал виды за окном.

— Я могу гарантировать вам свою помощь, — сказал он наконец. — Так или иначе, это более разумно, чем отказывать вам в оной.

— Это правильное решение, господин Клемм. И я уверен, что мы оба останемся довольны. Пожелаете скрепить чем-либо нашу договорённость?

— Я не сторонник официоза в подобных делах. Поэтому надеюсь, что вам будет достаточно моего честного слова, господин Де'Сенд.

— Более чем.

— Тогда договорились.

Они пожали друг другу руки, и Влад, довольный итогом беседы, откинулся в кресле. Как раз в этот момент двери бальной залы распахнулись, и многочисленные кавалеры в сопровождении своих дам грациозно проследовали внутрь. Те, кому предстоящие танцы были неинтересны, тоже нашли, чем себя занять: одни устроились на диванах и в креслах вдоль стен и продолжили свои разговоры, другие, набивая трубки, разошлись по соседним комнатам, чтобы дождаться момента, когда начнут раскладывать игровые столы. Третьи же в сопровождении личного сомелье барона отправились на экскурсию в винный погреб. Перемещению гостей никто не препятствовал, и большая часть поместья оказалась в полном их распоряжении.

Бал начался, как это было принято, с менуэта, и Влад, хотя и был далёк от танцев, с любопытством разглядывал вычурные наряды гостей. Кавалеры в диковинных масках и дорогих фраках, дамы в платьях, сшитых по последней столичной моде — вся эта публика степенно вышагивала по зале, выполняя фигуры танца в такт неспешной красивой мелодии. Затем музыканты резко сменили темп, и танцующие, разбившись на пары, закружились в вальсе. Следом шёл популярный в Вальцберге бранль, но к тому времени Владу уже потерял интерес к происходящему.

В какой-то момент рядом возникли двое юношей. Первый, высокий и подтянутый, щеголял броским маскарадным костюмом, а из-под его золотой маски пробивались рыжие непослушные локоны. Второй был ниже ростом, хотя и более кряжист, и одет в чёрный фрак, скромно расшитый серебряной нитью, узкие брюки и белоснежную рубаху с аккуратным жабо. Голову его украшал модный среди торговцев приплюснутый котелок.

— Явились, — выдохнул Клемм. — И года не прошло.

— Извини папа, — виновато проговорил юноша в котелке. — Я Олега никак найти не мог.

— Ну да, — старый промышленник криво усмехнулся и строго посмотрел на первого юношу, — его найдёшь. Опять пытался местных барышень огулять? Куда ты снова лезешь?! У благородных на это ответ всегда один — дуэль! Только им за это ничего не будет, а тебя не ровён час на виселицу отправят!

— Папа, я...

— Молчи уж, не позорься!

Клемм повернулся к Де'Сенду:

— Позвольте представить моих сыновей. Старший, Олег — служит в Двадцать Втором Бернхольдском кавалерийском полку в звании унтер-офицера, — юноша в маскарадном костюме вытянулся по струнке и приветливо улыбнулся. — И младший, Кирилл — работает при мне помощником и бригадиром.

Влад обменялся с братьями рукопожатиями, и заметил, что вдоль стены, стараясь не мешать танцующим, пробирается барон Отто.

— Похоже, это за нами, — сказал он Клемму, и тот утвердительно кивнул.

Барон, лавируя между гостями, не без труда пробрался в их угол. Клемм, кряхтя, поднялся с кресла, и Влад последовал его примеру. Отто фон Вальц на несколько секунд задержался, чтобы обменяться любезностями с некой дамой, и Влад успел заметить обеспокоенное выражение, мелькнувшее на его лице. Однако когда барон предстал перед ними, вид у него был бодрый и решительный.

— Я вижу, вы уже познакомились, господа, — сказал барон. — Тем лучше. Вы, господин Клемм, полагаю, уже ввели нашего столичного гостя в суть дела.

— Разумеется, ваша светлость. Я, с вашего позволения, взял на себя труд посвятить господина Де'Сенда в некоторые особенности местной политики.

— Полагаю, вы и про свой интерес не забыли? — поддел барон.

— Обижаете, — насупился промышленник — Где бы была моя артель, если бы я забывал про свой интерес?

— Я так и подумал, — усмехнулся барон и, хлопнув в ладоши, продолжил: — Что ж, господа, если вас не затруднит, пройдёмте со мной в комнату для бриджа. Граф уже заждался.

Граф, ожидая их, стоял у окна и раздражённо поигрывал рукоятью шпаги, висевшей в ножнах у него на поясе. Обернувшись, он приветствовал вошедших сдержанным кивком. Дорштейн был высок и худощав, на лице его выделялись острые скулы и впалые щёки, под глазами залегали тени, как у человека, страдающего бессонницей, а прямые тёмные волосы были стянуты на затылке в аккуратный конский хвост. Но, разумеется, самой примечательной чертой графа был фамильный прищур, придававший его и без того строгому лицу выражение подозрительное и злобное. На миг Владу даже пришла забавная мысль, что при должном упорстве Дорштейн мог бы зажечь дрова в камине, просто-напросто буровя их взглядом.

— Я рад, что вы всё-таки уделили мне немного своего драгоценного времени, Отто, — отчеканил граф, пристально рассматривая Де'Сенда и Клемма с сыновьями. — Представьте нас, и начнём.

Барон Отто учтиво выполнил его просьбу, после чего произошёл обмен рукопожатиями, и Влад оценил железную хватку графа, когда пожимал его сухую холодную руку. Руку сильного человека, воина, а не изнеженного аристократа. Поэтому Влад просто не мог не ответить столь же жёстко. Дорштейн, казалось, удивился, что молодой чиновник спокойно выдержал его хватку, но это удивление лишь промелькнуло на его лице мимолётной тенью, и граф снова натянул на себя маску холодной отстранённости.

— Все в сборе, Дитрих, — сказал барон Отто. — Мы готовы обсудить ваши притязания, а господин Де'Сенд, как представитель власти, с вашего позволения будет арбитром.

— Пусть будет кем угодно, — махнул рукой граф. — Он тебе всё равно не поможет, а если он и впрямь представитель короны, ратующий за законность, то лишь подтвердит, что закон на моей стороне. А я хочу лишь одного: взыскать с тебя долги до того момента, как их сумма превысит стоимость всех твоих владений.

— Мой долг не так велик, чтобы отдавать тебе земли, Дитрих. Наши семьи уже не раз занимали друг у друга деньги, и фон Вальцы всегда платили по счетам, чего нельзя сказать о Дорштейнах. Несколько раз долги вам были списаны.

Граф усмехнулся.

— Во-первых, это было не при мне, — ответил он. — А во-вторых, на этот раз я сильно сомневаюсь в твоей способности расплатиться. Ты должен не только мне, но и казначейству. Четыре года я фактически платил армейский налог за тебя. Проклятье, даже фон Гаузы, эти вечные оборванцы, умудряются отчислять условленные суммы! И это я ещё не говорю про железо и порох! Нет, Вальц, на этот раз у тебя крупные неприятности, и я позабочусь, чтобы ты получил сполна! — выпустив накопившийся гнев, граф прервал свою тираду, и лицо его на какое-то время разгладилось. — К тому же, если господин Де'Сенд и впрямь будет проводить здесь ревизию, то состояние марбургских копей наглядно продемонстрирует твои перспективы.

— Это временные трудности, Дитрих.

— Уж чего-чего, а времени у тебя почти не осталось. Поэтому я только приветствую эту чиновничью проверку, которая покажет истинное положение твоих дел в Марбурге, и карантином ты на этот раз не прикроешься. Более того, я буду настаивать на присутствии в Марбурге моих представителей, ведь у меня там, как тебе известно, тоже есть кое-какие активы. Хотелось бы их сохранить и, как только всем станет очевидна твоя вопиющая безалаберность, преумножить.

— И ты не боишься, что эти так называемые представители завезут в твой дорогой Вельш кровяную лихорадку? — поинтересовался барон.

Граф скривился.

— Если тамошние санитарные службы работают спустя рукава, и не в состоянии справиться с подобными вещами, то это не мои проблемы. О безопасности Вельша и окрестных поселений я позаботился, едва моих ушей достигли первые слухи об эпидемии.

— Никакой эпидемии нет, — отрезал барон. — Больных изолировали в местном госпитале, их дома закрыты и заколочены, а здоровых жителей временно переселили к соседям. За ними наблюдают лучшие доктора, какие есть во всём округе, и они не дадут этой заразе расползтись.

— Посмотрим, — презрительно фыркнул граф и переключил внимание на Клемма. — А что скажет наш рудокоп? Ему интересы шахтёров ближе, чем тебе. Мрут-то его люди.

— Рудокопом был ещё мой дед, и ему есть, чем гордиться, — ответил тот, проглотив оскорбление. — От лица же Горнодобывающей артели города Марбурга заявляю, что ситуация под контролем. Всех заразившихся держат в отдельном бараке, куда не пускают посторонних. В шахтёрском посёлке работают два опытнейших врача: один ухаживает исключительно за больными, второй регулярно осматривает здоровых. Всех усопших мы похоронили на отдельном кладбище. Могу заверить вас, что новые случаи единичны и быстро выявляются.

— Складно говоришь.

Клемм пожал плечами, дав понять, что больше ему сказать нечего.

— В любом случае, — продолжил граф уже более спокойно. — Я не останусь в стороне от ваших дел и буду всячески следить за соблюдением моих законных интересов.

— Что ж, тогда давайте подытожим, — сказал барон и кивнул на Влада. — Раз уж господин Де'Сенд прибыл в наш округ с серьёзной проверкой, полагаю, что самым правильным будет посодействовать ему в этом и выслушать вердикт, после чего уже принимать решение. Его слово — это слово представителя короны, и я подчинюсь ему беспрекословно.

— Откуда мне знать, что он не ваш человек? — ехидно поинтересовался граф.

— У вас есть деньги, связи и определённое влияние, ваше сиятельство, — заметил Влад, — и у вас есть уйма времени, пока я буду заниматься делами в Марбурге. Этого вполне достаточно, чтобы навести обо мне справки.

— Уверяю вас, я не поленюсь это сделать, господин Де'Сенд.

Влад учтиво поклонился и заметил, как граф злобно сверкнул глазами и судорожно стиснул бледной ладонью рукоять шпаги. Тем не менее, он ответил на поклон кивком и лёгкой улыбкой. Улыбка, впрочем, больше походила на плохо скрываемый оскал, и Влад решил, что с этим человеком нужно быть особенно осторожным.

— Когда вы намереваетесь начать? — спросил Дорштейн.

— Я уже начал, — сказал Влад. — Благо, вальцбергский бургомистр не отказал мне в доступе ко всем интересующим меня бумагам. А в ближайшие дни я намерен отправиться в Марбург, и уже там решить все остальные вопросы.

— Тем лучше, но будьте уверены, что со всеми вашими резолюциями я внимательно ознакомлюсь, — резюмировал граф. — А теперь позвольте откланяться, господа. Всё, что мне было нужно, я узнал. Надеюсь, Отто, что когда господин чиновник закончит свою работу, вам хватит мудрости принять правильное решение.

Прошествовав до дверей, граф распахнул их и покинул помещение. Едва его шаги затихли в коридоре, братья Клеммы, молчавшие весь разговор, облегчённо выдохнули, однако их отец снова лишь пожал плечами, явив собой полную невозмутимость. Барон тоже заметно расслабился, и Влад, вежливо попрощавшись с промышленником и его сыновьями, взял Отто фон Вальца под руку и повёл за собой.

— Душновато, вы не находите? — спросил он барона.

— Да, Дитрих всегда умел нагнетать обстановку одним своим присутствием. Честно говоря, его младший брат мне больше по душе.

— Вы знакомы?

— Мы росли вместе. При наших отцах такой вражды между фамилиями не было, и они хотели заложить в своих сыновьях основы такой же дружбы, что связывала их самих. Жаль, что им не удалось этого сделать. Дитриху ни я, ни мои сёстры никогда не нравились, а Экхард в итоге поддался его влиянию.

— Экхард? Младший Дорштейн?

— Именно. Славный парень, и очень ловкий. Мы увлекались оружием, метали ножи, стреляли из самодельного лука. Так, верите ли, он мог голыми руками поймать стрелу на лету! Мы с ним были добрыми приятелями, пока Дитрих не стал натаскивать его против меня. На том наша дружба и закончилась. Грустно это, скажу я вам. Впрочем, мы не виделись уже много лет, и я надеюсь, что вдали от этих семейных дрязг он изменился к лучшему.

— Занятно, занятно, — проговорил Влад. — Интересный человек этот Дорштейн. И опасный. Такого лучше иметь в друзьях, а не наоборот.

Барон в ответ лишь печально развёл руками.

Тем временем они вернулись в бальную залу. Несколько минут назад был объявлен перерыв, и кавалеры с их дамами расположились на диванах и креслах, коротая время за бокалом игристого вина.

— Полагаю, стоит присоединиться к гостям и немного развлечься, — предложил барон. — Дитрих умеет напустить хандру, но я предпочту ему не поддаваться.

— Согласен, — кивнул Влад, окидывая взглядом зал. — Здесь так много интересных лиц. Должен ли я обратить на кого-нибудь из них внимание?

— Дайте-ка подумать, господин Де'Сенд, — барон на мгновение задумался. — Видите полного мужчину в коричневом фраке с тёмно-зелёным пластроном?

— Да, он важно прохаживается у дальней стены.

— Это барон фон Брюге, неофициальный предводитель местной аристократии. Должность формальная, однако фон Брюге происходит из старой и уважаемой семьи и вес имеет немалый.

— Фунтов двести пятьдесят, — заметил Влад. — Я видел и больше.

Барон Отто громко усмехнулся

— Не вздумайте такое ещё где-нибудь ляпнуть, — предупредил он. — Большинство местных дворян ему в рот смотрят, и вас за него просто живьём сожрут, да и сам фон Брюге крайне злопамятен.

— Спасибо, учту. Хм, ваша светлость, а не подскажите ли, кто вон та очаровательная особа в карминовом платье?

Барон слегка повернул голову и цокнул языком.

— У вас глаз намётан, господин Де'Сенд, но здесь вы играете с огнём. Это маркиза Рене де Фюми. Особа своевольная и не в меру свободных взглядов для такой консервативной глуши, как наш округ.

— Отличная партия для такого же молодого и энергичного дворянина.

— Я так не думаю, — Отто фон Вальц с сомнением покачал головой. — Такую хищницу к себе лучше близко не подпускать. Покойные родители оставили ей немалое состояние, а два почивших мужа помогли его утроить. Она умна и предприимчива — не спорю, — но живёт исключительно ради себя. Мне с такой не по пути. Впрочем, познакомить вас не мешало бы. Она в высшем свете, как рыба в воде, и может быть полезна, если вы найдете, чем купить её расположение. Только, ради всего святого, будьте осторожны.

Перехватив взгляд барона, маркиза слегка склонила голову и мило улыбнулась. Фон Вальц ответил таким же лёгким поклоном и вместе с Владом направился к ней навстречу. Когда они приблизились, Влад смог разглядеть маркизу получше.

Платье её, расшитое золотом и украшенное россыпью мелких изумрудов, словно кроваво-красный водопад струилось по тонкому телу, повторяя все его изгибы. Длинные шёлковые перчатки закрывали руки почти до самых плеч. Тёмные у корней волосы были подкрашены хной и уложены в высокую причёску, увенчанную чёрной диадемой с большим красным рубином. Такой же рубин красовался и в украшавшем её шею колье. Карие глаза смотрели холодно, но с любопытством, а тонкие пальцы нервно теребили длинный мундштук с незажжённой сигареткой.

— Отто, — маркиза присела в реверансе. — Ты сегодня выглядишь особенно мужественно. Не иначе как снова сцепился с Дитрихом?

— Куда же без этого? — барон слегка коснулся губами протянутой ему руки. — Ты, Рене, тоже на высоте. Наши местные модницы от вида твоего платья просто удавятся.

— Могли бы и привыкнуть уже, — пренебрежительно ответила маркиза, переводя взгляд на Влада. — А кто твой обворожительный спутник? С виду мальчишка, но я-то умею разглядеть настоящего мужчину.

Барон представил Влада, и тот, также элегантно поцеловав ручку маркизе, не преминул уточнить:

— И как же отличить настоящего мужчину, госпожа де Фюми?

— По рукам, — улыбнулась маркиза. — Вас, мужчин, всегда выдают руки. У вас вот руки сильного человека, бойца, если хотите, а не мягкотелого крючкотвора, каким обычно представляют человека с вашим родом занятий.

— Люди бывают разные. Даже там.

— Не сомневаюсь. И... Влад, можете звать меня просто Рене. Мне так больше нравится.

— С удовольствием, Рене.

— Надеюсь, что нам ещё удастся сегодня пообщаться, Влад, — томно проговорила маркиза. — Однако сейчас я хотела бы откланяться. Танцы мне не по душе, а выкурить сигарету можно только в комнате, где собрались за карточным столом местные великовозрастные балбесы. Так что я предпочту уединиться наверху. У Отто для меня всегда наготове комната, ведь так?

— Как и всегда, дорогая, — барон утвердительно кивнул.

— Не надо меня провожать, — маркиза напоследок стрельнула во Влада глазками и удалилась.

Проводив её взглядом, Влад слегка ослабил воротник.

— В жар бросает, господин Де'Сенд?

— Да, ваша светлость. Признаться, госпожа де Фюми умеет произвести впечатление.

— Ну, я вас предупредил если что.

Заиграла звонкая кадриль, и голоса окружающих утонули в шумном гвалте быстрого танца. Дамы и кавалеры, кружась и меняясь партнёрами, затягивали в этот круговорот всё новых и новых людей. Разукрашенные маски мелькали тут и там. Десятки пар каблуков дробью отбивали заданный музыкантами энергичный ритм. Ароматы парфюма, пудры, помады, табака, винных паров и пота перемешались в каком-то безумном сочетании, и слуги приоткрыли окна, но только на пару минут, чтобы от холодного воздуха с улицы никто не застудился.

Влад и барон Отто, не настроенные принимать участие в танце, ловко ретировались к маленькому столику с закусками, где, вооружившись бокалами с шампанским и нанизанными на шпажки толстыми креветками, всем своим видом демонстрировали, что прочие развлечения их не интересуют.

— Дядя Отто! Дядя Отто!

Они обернулись на голос и увидели стройного миловидного юношу. Он был одет в камзол чёрного бархата поверх белоснежной рубахи с пышным жабо, узкие чёрные брюки и высокие охотничьи сапоги из тёмной кожи. Шляпа, едва прикрывавшая непослушные соломенные волосы, была лихо сдвинута на бок. Рядом с ним стояла девушка в простом кремовом платье и газовом платке цвета морской волны, накинутом на плечи. Аккуратный слегка вздёрнутый носик, тонкие губы и точёные скулы органично сочетались с бледным цветом её лица, на котором, однако, явно просматривались признаки большой усталости. Её зелёные глаза казались блеклыми, а тонкий слой пудры едва скрывал залегавшие под ними тени.

— А, Эйлерт, это ты! — Барон Отто просиял. Мрачная тень спала с его лица, озарённого лёгкой радостной улыбкой. — И Аннели, крошка Нел! Наконец-то вы добрались! Как же я рад вас видеть!

Эйлерт сделал шаг к барону и заключил того в объятия. Девушка скромно стояла в сторонке, и лишь когда мужчины покончили с приветствием, сделала книксен.

— Дядя, — сказала она, и её тихий голосок утонул среди шума и гомона переполненной залы. — Мы спешили, как могли, и тоже очень рады с тобой повидаться.

— Нел, ты всё такая же тихоня, как и в детстве, — барон взял её руку и легонько поцеловал. — Я тоже рад видеть тебя и Эйлерта, — он выпрямился, сделал шаг назад и представил им стоявшего рядом Влада: — Познакомьтесь, дорогие мои: советник второго ранга Королевской канцелярии Влад Де'Сенд. Влад, а это мои племянники. Эйлерт и Аннели Мейс. Их матушка, Ильза Мейс, моя старшая сестра.

— Прямиком из столицы?! — удивился Эйлерт. — Вы — редкий гость, господин Де'Сенд, доложу я вам. В Вальцберг серьёзные чиновники наведываются редко.

— Зовите меня Владом, если вас это устроит, — сказал Влад, пожимая ему руку. — В неофициальной обстановке, разумеется. Так проще.

Он приветственно кивнул Аннели, и та смущённо потупила взгляд.

— Всенепременно, — ответил Эйлерт и повернулся к барону Отто. — Дядя, ты не будешь против, если мы на какое-то время украдём твоего гостя? Полтора года в глуши — это слишком. Я истосковался по новостям и занимательным историям.

— Только если Влад не откажется.

— Я с удовольствием составлю компанию вашим племянникам, барон, — сказал Влад.— В конце концов, с делами на сегодня покончено, и я совершенно свободен.

— В таком случае я оставлю вас, друзья мои, ибо Клемм и Дорштейн — не единственные, кто прибыл сюда по деловым вопросам.

Раскланявшись, барон направился к выходу из залы, и уже на полпути к нему присоединилось несколько представительных господ, до этого ожидавших в сторонке. Влад проводил его взглядом, и вернулся к своим новым знакомым.

— Так, значит, вы с сестрой были в длительном отъезде? — спросил он Эйлерта.

— Порт Ольсмут, что в нижнем течении Эланы, — ответил юноша, сверкая белоснежной улыбкой.

— Южная граница, — присвистнул Влад. — Далеко же вас занесло.

— Семейные обстоятельства.

— Тогда не будем углубляться в эту тему. Предлагаю присесть, если вы не против. В ногах правды нет.

— Это верно, — согласился Эйлерт, переминаясь с ноги на ногу. — К тому же мы устали с дороги.

— Вина?

— Не откажусь.

В поисках удобного местечка, они приметили длинную софу у окна, где и расположились. Эйлерт, находясь в приподнятом настроении, активно расспрашивал Влада о жизни в столице, пересказывал дорожные истории и жаловался на совершенно бессобытийное пребывание в Ольсмуте, который описывал не иначе как унылое болото.

— Если бы не офицеры местного гарнизона, я бы со скуки повесился, — вздыхал он, прихлёбывая вино. — Они любезно позволили мне упражняться вместе с ними на шпагах. Хоть какое-то разнообразие.

— Вы фехтуете?

— С детства, господин Де'Сенд... то есть, Влад. И у меня неплохие задатки. Мой старый учитель фехтования поговаривал, что я мог бы стать лучшим шпажистом на севере, наравне с маркизом Альдо, братьями Дорштейнами или даже легендарным дуэлянтом Йозефом 'Солнечной рапирой' Зеттером, если бы не моя лень.

— Похоже, вы неплохо разбираетесь в этом вопросе, — отметил Влад. — А я вот и не знал, что граф Дорштейн — хороший фехтовальщик.

Эйлерт расцвёл и, спохватившись, спешно закивал:

— Ещё какой, Влад. Это у них семейное, насколько мне известно, однако их стиль западной школы фехтования слишком груб и прямолинеен на мой вкус, я предпочитаю южный стиль.

— Что ж, лично я немного владею и тем, и другим, и даже кое-какими редкими техниками, — Влад позволил себе толику хвастовства, проверяя реакцию юноши. — Так что, если вам будет угодно, мы можем найти время и устроить дружеский спарринг.

Эйлерт эту идею воспринял с небывалым энтузиазмом.

— Это же превосходно, Влад! Ха, я вот тоже не знал, что чиновников Королевской канцелярии учат фехтовать!

— Я вам больше скажу, — Влад подался вперёд и заговорщицки подмигнул, — там даже стрелять учат. Хотя и не всех.

— Тогда решено, — Эйлерт допил вино и отдал бокал проходившему мимо слуге. — Как только вы найдёте свободное время, сообщите мне, и я надеюсь, что не разочарую вас своим мастерством.

— Непременно.

Беседуя с племянником барона, Влад заметил, что всё это время его сестра молча сидела рядом, не обронив и пары фраз. Брат же словно и не замечал её, хотя причин для подобного отношения Де'Сенд не увидел.

— Быть может, вашей сестре стоило переодеться и потанцевать? — предложил он невзначай. — Вряд ли ей интересны наши разговоры об оружии и политике.

Эйлерт невозмутимо покачал головой:

— Нет, не стоит, Влад. Она не танцует.

— Не танцуете? — переспросил Влад, обращаясь к Аннели. Девушка, явно смущённая его вниманием, замялась.

— Нет, господин Де'Сенд, я не люблю танцев, — сказала она, опустив глаза.

— Что ж, это личное дело каждого, — развёл руками Влад. — Не буду вас неволить.

— Более того, я с большим интересом слушаю ваш с братом разговор, — добавила Аннели.

— Уверяю вас, у неё отнюдь неженские интересы, — поддержал сестру Эйлерт.

— В таком случае, мы проведём отличный вечер, — резюмировал Влад и, подозвав одного из слуг в зелёной ливрее, попросил принести ещё вина.

Ему предстояла поездка в Марбург, и некое шестое чувство подсказывало, что если он собирается расслабиться и отдохнуть, то лучше сделать это сейчас, поскольку потом такой возможности точно не представится.

Прошла неделя.

Холодный ветер гулял по улицам Вальцберга, хлёсткими ударами загоняя припозднившихся прохожих в подворотни. Стрелки флюгеров дружно вытянулись на юго-запад, обозначив, что незваный гость пришёл из-за гор, со стороны моря. Очередной сюрприз ненавистного межсезонья. Ветер бушевал, сбивая с ног, забивая глаза то поднятой пылью, то летящей с неба холодной моросью. Колокольчики на Большой Мраморной улице все как один заливались мрачным перезвоном, чутко откликаясь на каждый новый его порыв.

Бродяга прятался у крыльца таверны, забившись в дыру под лестницей и кутаясь в свои худые обноски. Он сидел, скорчившись в три погибели, и баюкал на руках грязную скомканную тряпицу. Где-то рядом с ним копошились под лестницей крысы, сбившиеся в кучу, чтобы хоть как-то перетерпеть пронизывающий до костей холод этой неприветливой ночи. Но бродяга не обращал на них никакого внимания. В душе он даже приветствовал их, как старых знакомых. Этих маленьких пройдох, чей долг — донести людям послание, которое они так отчаянно не хотят принимать.

Тень упала на его лицо, и бродяга вышел из ступора. Он открыл глаза и посмотрел вверх.

— Я заждался, — прохрипел он. — Тут холодно. И ветер.

— Благословенный ветер, — усмехнулся его собеседник. — Его стараниями я не чувствую твоей вони.

— Ты слишком много внимания уделяешь бренному, — с укором произнёс бродяга.

— А ты что ли всё о душе, да о душе?

— И даже больше.

Некоторое время человек стоял молча и не сводил с бродяги напряжённого взгляда. Заметив шевеление в окружавшей его тьме, он вздрогнул и зябко поёжился, хотя его, одетого в тёплую шерстяную шинель, вряд ли беспокоил холод.

— Я хочу, чтобы ты передал своим: пусть сторонятся чиновника. Он не так прост, и смотрит на вещи куда пристальней, чем может показаться.

— Как они узнают его?

— Он сам представится. Нужно позаботиться, чтобы он увидел то, что хочет, а не то, что должен.

— Поймёт ли он то, что ты так опасаешься ему открыть? — пожал плечами бродяга. — Быть может, он не стоит таких волнений.

— Тогда пусть твой хозяин решает, что с ним делать, либо пускает дело на самотёк. Я сказал всё, что считаю нужным.

Бродяга пошевелился, и тени, до этого спокойные, зашевелились и хищно потянулись к его собеседнику. Тот в ужасе отшатнулся, но бродяга остановил его, ухватив за рукав.

— Ты живёшь бренным и боишься бренного, — сказал он, протягивая тряпицу. — Вот, возьми.

Человек сжал тряпицу в кулаке и, вырвавшись из хватки бродяги, отступил на середину улицы. Бродяга натужно поднялся и медленно подбрёл в сторону подворотни, а тени двинулись следом.

— Что мне с этим делать?

— Ты прекрасно знаешь, что с этим делать.

— Но когда? Скоро? Отвечай!

— Поверь, когда время придёт, ты сразу об этом узнаешь, — пообещал бродяга, заходя за угол. — Будь терпелив.

Человек остался в одиночестве, и его закоченевшие без перчаток пальцы с трудом развязали узел, в который была стянута тряпица. В ладонь легло что-то твёрдое, и он, присмотревшись, разглядел крошечный чёрный уголёк. Спрятав его в карман, он собрался уходить, и в этот момент услышал странный пронзительный звук.

Присмотревшись к тому месту, где только что сидел окутанный тенями бродяга, он увидел поток больших чёрных крыс, разбегающихся во все стороны. Чуть не взвыв от ужаса, он поднял воротник шинели, и поспешил прочь.

Глава 2

В лесу пахло дымом. Едкий, тяжёлый запах повис среди деревьев, и даже аромат свежей хвои не мог его перебить. Благо, дело было не в пожаре — просто крестьяне жгли сухую траву, освобождая место под новую пашню, и всё бы хорошо, но подлый ветер гнал дым через лес прямо в сторону деревни.

Морщась и кашляя, Ют пробиралась через лес по густому валежнику. Сучья, словно цепкие лапы, норовили ухватить то за рукав, то за подол, то сорвать плащ или шляпу, то выхватить из рук котомку с корой осины и хинницы. Разумеется, можно было пойти в обход, через овражек, однако лучше уж изодрать платье, чем глотать дым в низине. С треском, шумом и руганью, совершенно не идущим молодой миловидной женщине, она прорвалась через хитросплетение ветвей, корней и сухого кустарника, отряхнулась и спустилась с пригорка.

Здесь из склона бил ключ. Она отыскала его под снегом позапрошлой зимой, наткнувшись на незамерзающую прорубь в ручье, и по мере сил облагородила, обустроив тропинку и самодельный поильник. Лесу, зверям и птицам от этого вреда никакого, а лично ей одна только польза.

Ют стянула чёрные матерчатые перчатки, сполоснула руки и лицо, тщательно промыла глаза и, зачерпнув пригоршню, утолила жажду. Дышать стало легче, и она, воздав хвалу заботливой матушке-природе, двинулась вдоль кромки леса в сторону деревни.

Крестьяне в поле неспешно следовали за очищающей землю полосой огня. Спешили, бедняги, посеять яровые. Минувшая зима выдалась на редкость суровой: лет двадцать местные не видели такого мороза и лютых северных ветров. Вот и полегли озимые, спасти успели едва пятую часть, так что положение сложилось плачевное, хотя голода, как говорили, ещё удастся избежать: деревеньки и сёла, разбросанные вокруг Марбурга, город снабжали исправно, да и сами жили запасливо, так что неурожайный год могли худо-бедно пережить.

Стараясь не покидать редкий перелесок и держась поодаль от хоженой тропы, Ют выбралась к околице деревни Вершки, однако в само поселение заходить не стала, а приняла чуть левее, в сторону небольшой хвойной рощицы. Узкая, едва заметная тропинка петляла по пологим склонам холмов, ещё лысых, но обещавших через месяц-другой обзавестись буйной порослью вереска и чабреца. На границе рощицы тропинка оборвалась, и сень молодых вечнозелёных сосен скрыла Ют от посторонних глаз. Через минуту среди деревьев показался маленький ухоженный домик, и вид его стареньких резных ставен вызвал улыбку на лице хозяйки. Наконец-то добралась!

Свет, пробиваясь через сплетение юных ветвей, играл на крылечке и на окнах, искрился в вёдрах с водой, усиливая и без того насыщенные краски мира. Ют ценила каждую подобную мелочь, искренне наслаждаясь тем уютом, которым смогла окружить своё жилище.

Устав с дороги, она присела на скамейку у входной двери, и отложила в сторону увесистую котомку. Где-то наверху душевно пропел соловей, словно радуясь её возвращению, из сарая выбралась, сонно водя по сторонам носом, полосатая кошка, а в доме старые напольные ходики принялись отбивать девятый час.

— Да, сегодня я рано, — сказала Ют, глядя на умывающуюся кошку. — Утомила меня эта зима с её вечной спячкой, пора начинать жить по-летнему. А то первый год я так расслабилась, что за матушкой-природой не поспеваю.

Кошка флегматично промолчала, не отрываясь от своего занятия. Где-то наверху соловей снова пропел нечто мелодичное, ему вторили воробьи и другие птицы, чьи гнёзда в изобилии усыпали деревья, окружавшие дом Ют. Закрыв глаза и расслабившись, женщина с упоением окунулась в поток легкой птичьей трели, и полной грудью вдохнула пропитанный ароматами весны воздух, с лихвой компенсируя время, проведённое в задымлённом перелеске.

Тем не менее, отдохнуть ей не удалось. Сперва напомнил о себе обделённый завтраком желудок, ему вторила голодная кошка, а потом и птицы, слетевшиеся к её дому в ожидании горсти зерна.

— Приучила на свою голову, — проворчала Ют, поднимаясь со скамейки и заходя в дом. — Хорошо ещё кроликов не стала разводить, как в том году.

Пошарив в погребе, она выбралась оттуда с миской густой сметаны и маленьким мешочком пшена. Поставив миску на крыльце и рассыпав чуть поодаль зерно — чтобы кошка-озорница не вздумала поохотиться на пернатых гостей, — Ют вернулась в горницу и стала растапливать печь и собирать на стол. В этот момент она и услышала топот маленьких ног по сухому подлеску.

— Принесла нелёгкая, — фыркнула она.

— Чёрная Галка! Чёрная Галка! — донеслось до её слуха, и Ют, не дожидаясь своего незваного гостя, принялась собираться.

Мальчишка стрелой вылетел из-за деревьев, и, тяжело дыша, рванул к домику. Ют к тому времени уже запирала дверь, а рядом с ней стояла небольшая туго набитая котомка. Резко затормозив, мальчишка чуть не покатился кубарем по крыльцу и, вытаращив глаза, затараторил:

— Чёрная Галка! Мне бабушка... бабушка велела за тобой! Дяде плохо! Жаром бредит! Ещё с вечера! Пойдём, Чёрная Галка, не откажи! Бабушка тебе велела кланяться и... вот!

Мальчишка пошарил по карманам льняной безрукавки, достал небольшой узелок, перетянутый нитью, и протянул Ют, однако та покачала головой:

— Это потом, — сказала она, отстраняя его худую детскую ручку с зажатым в кулаке узелком. — Если будет за что. Тебя ведь Власом зовут, малыш?

— Ага, Власом кличут.

— Веди, да поскорее. Дело, вижу, срочное.

Обратно в деревню Влас бежал уже не так быстро, то и дело оглядывался, проверяя, поспевает ли за ним Ют. Вместе они выбрались из рощи и пересекли холмистую местность, отделяющую её от деревни. Остановившись возле околицы, Влас перевёл дух и стал подозрительно озираться по сторонам. Ют, заметив это, только вздохнула.

— Не бойся, не видит никто, — сказала она, поравнявшись с ним. — Напомни лучше, где живёшь?

— Третий дом справа от дядьки Вернера, аптекаря, — ответил Влас. — Знаете такого?

— Знаю, знаю, — кивнула Ют. — Беги домой, жди у калитки. Я сама доберусь.

В ответ Влас кивнул и с явным облегчением покинул её. Ют же обогнула крайние дома и вышла на малозаметную тропинку, скрытую от чужих глаз обильной порослью сухого кустарника. Тропинка вела вдоль околицы, по ней можно было обойти деревню стороной и в нескольких местах пробраться через заросли прямиком к жилью. Ют этот путь вполне устраивал, так как лишний раз попадаться на глаза жителям деревни она не хотела.

Она уже давно примирилась с таким отношением. Как её звать по имени, знали только некоторые старожилы, староста, да престарелый аптекарь Вернер, осевший в Вершке лет семь назад и не разделявший суеверных взглядов местных крестьян. Остальные кликали ведьмой, лесной колдуньей, Чёрной Галкой. Откуда взялось прозвище, Ют не знала, хотя и грешила на свой мрачный наряд, изношенный и перештопанный настолько, что порой он и впрямь походил на потрепанное птичье оперение. Но что поделать, если это единственное её платье, в котором удобно собирать травы в лесу?

Чёрную Галку знали во всех окрестных деревнях. Некоторые её до ужаса боялись, всегда обходили стороной, осеняя себя святым знамением, и шептали вслед проклятия, а вечером молились за избавление от дурного глаза. Большинство вели себя сдержанней, но и с распростёртыми объятиями Ют встречать не торопились. А ну как соседи уличат, что ты ведьму у себя привечаешь?

Несмотря на это, сживать Чёрную Галку со света никто не собирался. Охота на ведьм, которая некогда шла по всему северу, давно уже канула в прошлое. Кого и за что в те времена вешали и жгли на кострах, не могли припомнить даже самые древние старики. Ныне же далеко не все люди верили, что непогода, засуха и скисшее молоко у коров — не что иное, как ведьмины проказы. Вот порча или хворь колдовская — это да, это по их части. Но Ют в таких напастях, к счастью, не обвиняли, ведь от живой от неё всем было гораздо больше пользы.

У травницы всегда можно было достать полезное снадобье или лечебную травку: и от головой боли, и от зубной, и от кашля, и от чего хочешь. Женщины присылали детишек за мазями и целебными настойками, мужчины чаще обращались за средством от похмелья или изжоги, а молодёжь всё больше за приворотными зельями. Как готовить последние, Ют понятия не имела — любовь была не по её части — но вот чем усилить желание, знала хорошо, и, судя по её опыту, этого всегда хватало с лихвой.

Шли к травнице с ранами и переломами, чтобы обработала и перевязала на совесть и не мучила пиявками, как злодей Вернер, шли и роженицы из тех, кто не доверял своим деревенским повитухам. Так что вроде и была Чёрная Галка бельмом на глазу, но и обойтись без неё было трудно. Тем более что за свои услуги Ют брала немного, и всё больше продуктами да тряпьём, либо просила помочь по хозяйству: воды натаскать, дров нарубить. Деньги она принимала редко, ей некуда было их тратить.

Ориентируясь по приметному флюгеру на доме аптекаря, Ют дошла почти до самого конца тропинки и свернула в сторону огородов, прошла вдоль невысокого покосившегося забора и вышла в одно из ответвлений единственной сквозной деревенской улочки. Отсюда до нужного дома было уже рукой подать, и она, немного напугав своим появлением нескольких старух, вышедших погреться на утреннем солнце, быстро добралась до места и постучала в калитку.

Влас, выглянув наружу, торопливо посмотрел по сторонам и, убедившись, что никто не смотрит, впустил её внутрь. Ют прошла по дорожке прямиком к дому, старому, но ухоженному, на пороге которого её уже ждала дородная пожилая женщина, кутавшаяся в шерстяной платок.

— Пришла, милая, проходи скорее, — сказала она и поспешила проводить гостью в дом. — Заходи, из прихожей направо.

Коренастый мужчина лет сорока лежал на узкой кровати у окна. Глаза его были закрыты, бледный лоб покрыт испариной, под глазами залегли глубокие тени, а тяжёлое дыхание срывалось на хрип.

Ют поставила на пол свою котомку, приблизилась к ложу больного и замерла в нерешительности. А что если оно? Она хорошо помнила больных шахтёров, к которым её приводили люди из артели Клемма. Они называли болезнь чумой или чёрной лихорадкой, хотя ни то ни другое не соответствовало истине.

Тело больного чумой покрывалось уродливыми сочащимися гноем наростами, испуская при этом тошнотворный трупный запах, а лёгкие переполнялись кровью и другими выделениями, что отторгались в приступах жесткого кашля. Чёрная лихорадка отличалась тем, что вызывала такой жар, от которого несчастные больные буквально сгорали в считанные часы после проявления первых симптомов. Но эта напасть была чем-то иным, с чем Ют никогда ещё не сталкивалась.

Больные умирали быстро, за несколько дней, и лишь самые дюжие держались около недели, прежде чем впасть в спасительное забытье и испустить дух. Но при этом казалось, что болезнь намеренное мучает свои жертвы, истязая их день за днём, по капле высасывая жизненные силы, чтобы оставить после себя истощённое и окровавленное тело. Многие из несчастных шахтёров, которых Ют довелось повидать, умоляли лишить их жизни, а у кого-то не хватало сил даже на это.

Подкрепляя этот ужас и сея панику среди людей, по Марбургу и окрестностям с пугающей быстротой распространялись слухи о новом недуге, один страшнее другого. Ни стража, ни люди бургомистра воспрепятствовать этому уже не могли, и потому напряжение в городе росло день ото дня, а Старый Вернер, будучи в курсе последних новостей, с придыханием рассказывал, что чёрные кресты уже малюют на стенах уже и в Вальцберге. Что и говорить, у страха глаза велики.

Пересилив себя, Ют склонилась над больным и приступила к осмотру. Страшных симптомов, виденных ею у шахтёров, к счастью не нашлось, хотя... если срок невелик... Нет! Ют решительно отбросила подобные мысли.

Глаза чистые, как и кожа. Никаких кровоизлияний, никакой чёрной сетки вен и тёмных пятен в тех местах, где размякла плоть. Болезнь обнажала мышцы и кости, покрывала тела несчастных болезненными струпьями, уродуя ещё живых людей так, как дикие звери не уродуют мёртвые тела. У мужчины не наблюдалось ни единого намёка на что-либо подобное, и у Ют отлегло от сердца.

Распахнув больному рубаху, она ощупала его живот и прильнула ухом к груди. Сердце билось часто, но ровно, а вот за каждым вдохом неизменно следовал булькающий хрип. Похоже, всё было проще, чем она изначально предполагала. Хвала матушке-природе и всем святым!

Разогнувшись, Ют поймала на себе полный мольбы взгляд больного.

— Скажи, — проговорил он слабым голосом. — Только честно. Оно?

Она покачала головой, и не без удовольствия заметила проблеск облегчения в глазах мужчины.

— На ветру работал? Под дождём? — строго спросила она. — Погода-то всю неделю не жалует.

— Да, вот, позавчера только, — припомнил больной. — Коровник правили. Первый день проработал до ночи, а на второй и встать-то толком не смог, свалился с горячкой.

Ют покивала и принялась копаться в котомке, извлекая на свет пузырьки, мешочки с порошками и туго перетянутые бечевкой пучки трав. Больной, чуть вытянув шею, с любопытством за этим наблюдал.

— От жара я тебе питьё наведу, — сказала она, встряхивая бутылочку с травяной настойкой. — К вечеру станет легче. Чем глотку лечить, матери твоей объясню. Три-четыре дня из постели не вылезай, а там уже и на поправку пойдёшь, уяснил?

Больной кивнул.

— Спасибо, — пробормотал он. — Ты, это, деньги у Власа возьми...

— Не нужны мне твои деньги, — отмахнулась Ют.

— Другого нет ничего.

— Вот и потрать сам на что-нибудь полезное. А мне другая помощь нужна. Ты ведь плотничать умеешь?

— Отчего ж нет? Умею.

— У меня крыша в сарае совсем худая стала: пройдут дожди — того и гляди расползётся. Материалы есть, инструмент тоже есть, а сделать некому.

— Понял. Будет тебе крыша, Чёрная Галка. Дай только оклематься.

— Без спросу можешь приходить и делать, — сказала Ют, откладывая в сторону несколько пучков сушёных трав. Остальное она убрала обратно в котомку. — Даже если меня дома не будет, заходи — там всегда открыто. А сейчас пей.

Она протянула ему стопку с тёмной настойкой, и мужчина, недоверчиво понюхав содержимое, выпил её одним махом, поморщился и, отказавшись запить, улёгся обратно на кровать.

— Всю жизнь бы так лечился, — одобрил он. — Не оставишь ещё стопочку?

— Тебе хватит, — усмехнулась Ют. — Бывай.

Уходя, она оставила старухе травы и наказ, каким образом их заваривать и давать больному. От денег отказалась, хотя и не без труда, поскольку старуха попалась упорная и всё никак не хотела отпускать травницу, не заплатив ей. В итоге Ют покинула этот дом с увесистым кульком пирогов.

Снова обходить деревню по околице Ют было лень и она, набравшись смелости, решила пройти напрямик по главной улице. Несколько детишек, завидев её, с визгом бросились прочь, хотя местные мальчишки всё больше с интересом рассматривали ведьму, выглядывая из-за забора или вскарабкавшись на высокое дерево. Встречные мужчины молча отворачивались, деля вид, что торопятся по неотложным делам, старики перешёптывались, а несколько женщин у колодца одарили её такими ненавидящими взглядами, что Ют невольно поёжилась.

— Смотри: пошла, пошла. Всё ходит тут, покоя не даёт.

— И что они её всё привечают? Нет бы гнать в шею.

— Так это старик Вернер всё с ней якшается. Приворожила, поди.

— Так она-то, поди, все недуги и порчи и насылает, а потом ещё и лечить приходит, хитрая Галка.

'Ну вот, — подумала Ют, — опять те же разговоры. Прямо как полгода назад, когда половину деревни скрутила желудочная хворь. Тогда хорошо ещё не побили. Вовремя спохватились, что в отсутствие Вернера, который был на месяц в отъезде, лечить их будет некому'.

Случай тот почти стёрся из памяти, однако неприятный осадок всё-таки остался, и Ют на всякий случай ускорила шаг.

Когда она проходила мимо дома аптекаря, входная дверь распахнулась, и на пороге появился сам хозяин. Худой и сутулый, с редкими седыми волосами, он посмотрел на неё поверх стареньких очков с толстыми линзами и приветливо помахал рукой. Ют ответила скромным кивком.

— Зайдешь? — спросил аптекарь. — Или торопишься?

— Чтобы тебе опять в спину плевали? — усмехнулась Ют. — А как же — я ведь ведьма!

Дом у Вернера был хороший: сложенный из добротных, толстых бревен, большой и ухоженный. Прихожая делила дом на две половины. Левая представляла собой аптекарскую лавку, совмещённую с приёмной, где и проходила большая часть рабочего дня аптекаря, а в правой располагались гостиная, кухня и спальня. Также в прихожей имелась неприметная узкая лесенка, что вела на чердак, такой просторный, что хозяину хватило места обустроить там кабинет. На маленьком участке позади дома у Вернера стояло его главное сокровище — теплица с остеклённой крышей, где он уже который год с переменным успехом выращивал какие-то травы. Рядом с теплицей был пристроен небольшой сарайчик, напротив которого возвышался чуть покосившийся туалет. Последний большинство деревенских считали придурью, однако старик-аптекарь был слишком чистоплотен, чтобы обходиться простой выгребной ямой.

В гостиной Вернер усадил Ют в глубокое кресло, подтащил маленький столик, выставил на него тарелки со сладостями, к которым на старости лет стал питать особую любовь, и стал заваривать чай, сдабривая его листьями чёрной смородины.

Ют, расслабившись, откинулась на мягкую спинку, и наблюдала за его манипуляциями: вот он закидывает заварку в керамический чайник, вот добавляет туда сушеные листья смородины, снимает с плитки у очага другой чайник — из чугуна, даёт постоять с минуту, и только тогда заливает горячую воду в заварочный.

Ют не знала отца и мало общалась с матерью, воспитывали её строгая, деспотичная бабушка и тихий, незлобивый дедушка. Последний был по жизни молчалив, редко перечил жене, до безумия любил внучку и создавал в доме неповторимое ощущение уюта. Когда он ушёл, на его могиле Ют единственный раз в жизни позволила себе разрыдаться. Ни до того, ни после она не переживала потери так остро. Старый Вернер, заваривая гостье свой любимый чай, до боли напоминал ей деда, и то незабываемое чувство уюта ненадолго возвращалось к ней.

— Никогда не заваривай чай крутым кипятком, — уже невесть какой раз наставлял её аптекарь. — Ошпаришь листья — получится бурда, которую и пить-то невозможно. Дай воде с минуту остыть, и после этого заливай. Вот тогда-то чай сможет отдать вкус и аромат в полной мере.

— Я чай мало пью, всё больше кровушку, — сказала Ют, принимая из его рук исходящую паром чашку.

— Тем более, — Вернер сделал глоток и закусил куском сахара. — Приобщайся к высокому.

Напиток согревал, бодрил и к тому же обладал отменным вкусом. Ют быстро прикончила первую чашку, и Вернер тут же налил ей вторую.

— И как ты их терпишь, ума не приложу, — сказал он, поглядывая в окно на гомонящих старух, которые собрались на крыльце у дома напротив и что-то бурно обсуждали. — Платить за твоё добро подобным отношением — дикость.

— У народа крепкая память, — пожала плечами Ют. — Пару веков назад ведьм жгли по всей стране. Кого за дело, кого по навету, а кого просто за компанию. Думаю, что и в наши дни, случись подобная травля, к столбу прикрутили бы и правых, и виноватых.

— Жила бы ты в деревне, носила обычное платье, да мужика себе нашла — горя бы не знала, — наставительно сказал Вернер.

— Ой ли?! — Ют всплеснула руками. — Тут каждая вторая косо смотрит на соседок: у той двор чище, у другой бельё быстрее сохнет, третья лицом глаже, чётвёртая готовит вкуснее. Все они, ясное дело, ведьмы и колдуньи, ворожбой да сглазом занимаются. И для таких вот 'колдуний' у местных кумушек с их мужиками всегда найдётся увесистый камень за пазухой.

— Это типично для глухих деревень, — вздохнул Вернер. — Ничего не попишешь. Я, как ни пытался, так и не смог вдолбить им в головы простые и понятные вещи, что болезни, неурожаи и прочие беды не от ворожбы берутся. Они же люди-то неглупые, и про погоду знают, и как за скотиной ухаживать, и даже о гигиене... хм, ну, какое-никакое представление имеют. А как что приключится — у них на всё один ответ: сглаз, порча, колдовство. Хвала святому Шебу, хотя бы часть невзгод мы с тобой от них отводим.

— Только понимания не встречаем, — горько усмехнулась Ют.

— Это да, девочка, это да.

Ют закинула в рот лимонный леденец и с удовольствием принялась рассасывать. Вернер, будь он неладен, и ей привил любовь к сладостям, коих она лет этак до двадцати в глаза не видела. Сам он, насколько ей было известно, частенько делал заказы у марбургского кондитера, и эта статья расходов была у него одной из самых крупных.

— Так ты хотел о чём-то попросить? — осведомилась Ют как бы невзначай.

— С чего ты взяла? — Вернер принял удивлённый вид.

— Чаевничаем мы обычно поутру, либо поздно вечером, а не днём, на столе мои любимые конфеты, да и выскочил ты из дому так шустро, будто караулил меня.

Вернер вздохнул:

— Каюсь, была одна мыслишка, но ты, уверяю, на глаза мне попалась совершенно случайно.

— Так что нужно-то?

— Сущая безделица. У меня тут есть список товаров, которые я выписал из Вальцберга, и лежат они в курьерском отделе Марбургской транспортной компании. За всё уже заплачено, и их забрать бы поскорее, да в город нынче мало кого пускают.

— А с чего ты тогда взял, что меня пропустят? — Ют подозрительно сощурилась.

Вернер закашлялся, слегка подавившись чаем.

— Ну как же, как же! Тебе ведь артель как-никак пропуск выправила.

— Ничего от тебя не скроешь, — со вздохом проговорила Ют. — Однако мне нынче в Марбурге делать нечего.

— А шахтёры?

— А что шахтёры?

— Ну, чёрная лихорадка, как-никак! Ты в таких вещах дока, потому и посылают за тобой, хотя в городе и свои врачи есть.

— Может и так, — согласилась Ют и сделала маленький глоток из чашки. — Только вот не знаю я, чем им помочь. Это не чума, и уж точно не чёрная лихорадка, как многие тут болтают.

— А что же?

Ют задумалась, уставившись в чашку. Ничего хорошего ей на ум не приходило.

— Не знаю, мой старый добрый Вернер, но это явно что-то страшное, — она подняла взгляд на смущённого её ответом аптекаря и тяжело вздохнула. — Ладно, не слушай ты меня. Лучше давай сюда список — будет тебе твоя посылка.

Влад задумчиво буровил взглядом пугающе толстые кипы бумаг, которые выложил на стол расторопный, хотя и несколько нервозный секретарь. Клемм выделил ему кабинет и предоставил доступ ко всем документам артели, явно пытаясь продемонстрировать свою открытость и лояльность. Впрочем, углубляться в чтение бухгалтерских книг Влад пока не собирался: он был уверен, что документы в идеальном состоянии, а если огрехи и есть, то настолько незначительные, что ради них не стоит взваливать на себя эту рутину.

Главным для него было то, что он наконец-то прибыл в Марбург и при первой же возможности должен будет выйти на связь с одним из агентов Розенкранца, завербованным ещё несколько лет назад. Именно этот человек помог шестому отделению выйти на след преступника, за которым уже третий год охотились лучшие агенты Тайной канцелярии.

Подойдя к окну, Влад увидел Олега Клемма. Тот бодрым шагом пересёк площадь перед зданием правления артели и зашёл внутрь. Вскоре в коридоре послышались шаги, и Влад, ожидая его прихода, обдумывал, как нужно себя вести. Олег не был обременён службой и потому вызвался помочь Владу в его делах, однако Де'Сенд видел в нём не столько хорошего проводника по Марбургу, сколько глаза и уши Клемма-старшего, которому страсть как интересно, чем же именно занимается королевский чиновник.

'Ладно, не впервой. Выкручивался я раньше из подобных ситуаций, должен выкрутиться и на этот раз'

— Господин Де'Сенд, — Олег вошёл в кабинет и с ходу протянул Владу руку. — Добрый день. Работаете? Отец наказал мне вас проведать, вы уж не обессудьте.

— О, что вы, не беспокойтесь, — сказал Влад. — Я полон энергии, а всё, что мне было нужно, уже проверил, так что если и буду ещё работать над вашими отчётностями, то не сейчас. Я предпочёл бы осмотреть город, шахты и взглянуть на тех бедолаг, которых свалила болезнь. Оценить, так сказать, масштаб бедствия.

— Постараюсь вам поспособствовать, но ничего не обещаю. Карантин ввёл серьёзные ограничения на вход и выход с территории рабочего посёлка. Это вынужденная мера, и мы ни в коем случае не пытаемся ничего скрыть.

— Не переживайте. Думаю, моих полномочий хватит, чтобы обойти эту проблему. Ну и вы с вашим отцом, надеюсь, поможете мне в этом?

Олег едва заметно ухмыльнулся и кивнул.

— Вы обедали, господин Де'Сенд? — спросил он.

— Можно просто Влад. Нет, ещё не успел.

— Тогда, быть может, посетим одну замечательную таверну? Здесь недалеко, минут десять быстрым шагом.

— Не откажусь, — с готовностью согласился Влад. — Ведите.

Он задержался на несколько минут для того, чтобы объяснить секретарю, какие именно бумаги из всей огромной кучи он должен подготовить к моменту его возвращения. Секретарь, всё внимательно выслушав, сразу погрустнел, однако перечить не стал.

Вскоре Влад и Олег уже шагали по одной из улочек Марбурга в направлении таверны 'Алмазная кирка', которую последний расписывал как лучшее заведение во всём городе, где кормят подчас не хуже, чем на приёмах в Отто фон Вальца. На это Влад заметил, что на столе у барона было представлено больше деликатесов, чем еды, и Олег расхохотался, сказав, что полностью с ним согласен.

Марбург, выстроенный у подножия пологого холма, был похож на уменьшенную копию Вальцберга: та же архитектура, та же вездесущая брусчатка, и даже собор святого Корнелия, покровителя рудокопов и каменщиков, чем-то походил на уменьшенную в несколько раз копию вальцбергской базилики.

Зато в глаза бросался этнический состав жителей, ведь на добычу алмазов сюда стекались работяги со всего Бернхольда и сопредельных областей. То, что каких-то двести лет назад считалось каторгой, теперь стало желанной работой, за которую хорошо и стабильно платят. В толпе мелькали и худощавые, но плечистые местные, и коренастые светловолосые северяне, и смуглые раскосые жители Верхнего Урда, и даже несколько человек с кожей цвета тёмного шоколада — судя по виду, телохранителей какого-то богатого человека.

— Такое разнообразие только в портовых городах можно увидеть, — сказал Влад, когда они с Олегом миновали небольшую рыночную площадь. — Там где процветают торговля и морское дело.

— Алмазы тоже притягивают многих, — ответил Олег. — Правда, сюда трудновато добраться, но за звонкой монетой люди порой ходили и на край света, так что вряд ли стоит удивляться здешней публике.

— Они тоже боятся перемен, которые может принести с собой граф Дорштейн? — спросил Влад.

— Опасаются, — уклончиво ответил Клемм-младший. — Здесь очень многое завязано на барона, и большинство сделок заключается с расчётом на его покровительство. Как отнесётся его сиятельство к бывшим партнёрам своего родственничка, остаётся только гадать. А такая неопределённость вредна для дела.

— Политика.

— Она самая.

'Алмазная кирка' и впрямь оказалась приятнейшим заведением, что немало удивило Влада, привыкшего в провинциальных забегаловках видеть совершенно иные картины. Внутри было светло и тепло, столы и посуда были чистыми, служанка приветлива и обладала такой приятной полной грудью, что Влад невольно отвлёкся от мыслей о работе, пока делал заказ.

— Мне тоже нравится, — одобрил Олег. — Как с картины сошла. Классики знали толк в женских формах, это я вам ответственно заявляю.

— Да, возможно, — кивнул Влад, к которому уже вернулась прежняя сосредоточенность.

— Влад, если не секрет, вы всерьёз собрались осматривать шахты? — спросил вдруг Олег, пристально глядя на Де'Сенда.

— Я не большой специалист в горном деле, — признался Влад, — однако, если ваш батюшка и барон Отто хотят дать притязаниям Дорштейна бескомпромиссный отпор, то я должен убедиться, что дела у них и впрямь под контролем. В противном случае граф от нас мокрого места не оставит, если не буквально, то в суде уж точно. А у вас есть возражения по этому поводу?

— Учитывая ваши полномочия, мне нечем вам возразить. Но я хотел бы предостеречь вас от подобного шага хотя бы по той причине, что это может быть опасно для жизни. О состоянии шахт вы можете узнать из наших документов. Положение и впрямь незавидное, и в последние годы оно только ухудшалось, но мы ничего не скрываем, говорим как есть. Так что ничего нового, кроме возможности подхватить смертельную заразу, вы там не найдёте.

— Так ли эта болезнь опасна?

— Я военный человек, Влад, и не могу судить об этом авторитетно, однако все наши врачи только и делают, что разводят руками. Никто не знает, что это за болезнь, как она передаётся и чем её лечить. Многие из этих несчастных больных даже друг с другом не общались, и мы понятия не имеем, где они могли заразиться.

— Тогда получается, что болезнь могла выйти за пределы шахт, а вы ни сном, ни духом? — уточнил Влад.

— Получается, что так, — признал Олег. — А если учесть, что по весне болеет и без того много народу, то, боюсь, что вовремя найти таких людей мы не сможем.

— Тем не менее, вы утверждали, что на работоспособности шахт эпидемия не сказалась.

— Это слова моего отца, а ему я склонен верить. К тому же, Влад, поймите меня правильно, но если судить по логике: сейчас имеется около четырёх десятков заболевших, около дюжины умерших и ещё человек двести на карантине, всего же шахтёров более пяти тысяч, и я не думаю, что артель много потеряет, прервав работу на одном-двух шурфах.

— Это пока.

— Вы на что намекаете?

— Я не намекаю, — Влад отхлебнул пива, которое ему услужливо подала служанка, и одобрительно хмыкнул. — Я лишь пытаюсь рассуждать логически, как и вы. Эпидемией можно назвать как сто заболевших, так и тысячу, однако не забывайте, что любая эпидемия имеет свойство разрастаться. Скольких заразит сотня? А скольких тысяча? В Марбурге проживает около тридцати тысяч человек, в Вальцберге более ста двадцати. Как скоро маленькая вспышка перерастёт в пожар? Вы ведь даже не знаете, с чем имеете дело.

— У вас есть иные предложения?

— Закрыть и шахты, и город.

— Это убьёт нас вернее эпидемии. Если встанет добыча...

— Если я усмотрю в нынешней вспышке нечто чрезвычайное, то смогу походатайствовать за барона и артель перед своим начальством. Тогда Королевская канцелярия учтёт, что спад производства из-за вынужденного карантина был неизбежен, и вам простят хотя бы часть того долга, который за вами числится. Да и Дорштейна легче будет приструнить.

— Это было бы весьма кстати. Спасибо большое.

— Не обольщайтесь, я это не для вас делаю. Я просто поступаю рационально. Если угроза велика, то карантин нужно объявлять во всём городе.

Олег промолчал и залпом выпил половину кружки. Было видно, что ему не нравится такой ход мыслей, но Влада это не слишком беспокоило. Распоряжались здесь Клемм-старший сотоварищи и Отто фон Вальц, и именно от них зависела судьба Марбурга. Влад решил, что при необходимости он поможет им принять правильное решение.

Вскоре принесли обед, и они на время сменили тон и тему беседы, чтобы не портить друг другу аппетит. Олег поинтересовался шпагой, которую носил Влад, и с явным недоверием выслушал заверения своего собеседника, что шпага нужна ему для самозащиты, а не для того, чтобы производить впечатление. Влад, уже давно привыкший к подобным нападкам на 'столичного чинушу', милостиво согласился найти время для дружеского поединка. Тем более что с Эйлертом Мейсом он скрестить шпаги так и не успел, а хорошая тренировка после долгого сидения за книгами и документами ему не помешает.

— И что, всех чиновников обучают владеть шпагой? — не уставал изумляться Олег.

— Отнюдь, — Влад покачал головой, грустно поглядывая на пустой стакан — служанка ушла за вторым кувшином пива минут десять назад, и всё никак не возвращалась. — Мы же не военные, и носить на службе оружие не обязаны, однако обстоятельства этой самой службы и дальние командировки заставляют задуматься о безопасности, поэтому некоторые изъявляют желание приобрести оружие и научиться владеть им.

— И много желающих?

— С учётом того, что время занятий по фехтованию приходится в основном на обеденный час, — усмехнулся Влад, — нет, не много.

— Ха! Так и знал, господин Де'Сенд. Канцелярия хоть и королевская, а люди везде одинаковые.

— Не могу не согласиться, — Влад вздохнул и поднялся со скамьи. — Но где же эта служанка, будь она неладна?!

— И впрямь! А ну-ка!

Вдвоём они выбрались из своего уютного угла и прошли в середину залы. Только тогда они заметили, что большинство посетителей и слуг стояли, прильнув к окнам, и бурно обсуждали что-то происходящее на улице. Среди них Влад увидел и знакомую служанку, однако до неё ему уже не было дела. Оставив хозяину заведения несколько монет серебром, они направились к выходу, где уже образовался небольшой затор — все пытались выйти на улицу.

— Что здесь творится? — спросил Олег у одного из зевак. — Драка что ли?

— Нет, господин унтер-офицер, — ответил тот. — Тут дело-то поинтереснее будет. Добрые горожане изловили ведьму и собираются вздёрнуть её на перекладине у лавки старьёвщика. Перекладина там добротная, осиновая, любую нечисть отвадит.

Влад и Олег встревожено переглянулись.

— Какую ещё ведьму? — спросил Олег, а рука его уже лежала на поясе, поглаживая рукоять кавалерийской сабли.

— Да шаталась тут одна целый день, — произнёс низенький толстяк в униформе мастерового с массивной гильдейской нашивкой на груди. — Тощая, вся в каком-то чёрном тряпье. Деревенские её, кажись, Галкой звали.

— Ох, святые праведники! — воскликнул Олег и бешено заработал локтями, продвигаясь к выходу из трактира.

Влад только и успел бросить ему вслед удивлённое 'А что случилось?', после чего, не дожидаясь разъяснений, ринулся следом. Вместе они вывалились на улицу и стали проталкиваться через толпу прямиком туда, где на возвышавшейся над головами Г-образной перекладине сидел какой-то 'добрый горожанин' и деловито вязал узел из толстой веревки.

— Опять они за своё, — сказал Олег, когда Владу удалось-таки с ним поравняться. — В том году приехали в город какие-то бродяги из Нижнего Урда, все как один больные холерой. Они, правда, поумирали всего за неделю, да только зараза уже гулять пошла. Пока суд да дело, местные забили на площади камнями двух старух, мол, это они на Марбург порчу навели. И такие истории повторяются из года в год, а этой весной и вовсе чуть ли не каждую неделю. Человек пять уже пострадало, двоих убили, у одного дом подожгли.

— За что дом-то? — удивился Влад.

— Да торговал он мазями да притирками, а кому-то в голову пришло, что он так чуму среди народа сеет.

— Что ж, людям свойственно терять разум от страха. И это свойство особенно часто проявляется в отдалённых провинциях.

— А что, у вас, в столице, всё не так? — ехидно поинтересовался Олег.

— Да везде так, — отмахнулся Влад. — Только в столице хотя бы городская стража работает как надо. Кстати, что за Галка-то? Кого они вешать собрались?

— Чёрная Галка — травница из Вершки. В отцовской артели её каждый шахтёр знает. Никакая она не ведьма, хотя по виду и не скажешь, и с того света народу вернула больше, чем все местные лекари.

— Так что же они, ослепли что ли?

— Именно, господин Де'Сенд, именно.

— А имя-то у неё есть, у этой Чёрной Галки?

— Ют её зовут. Просто Ют, фамилии никто не знает.

— Ют...

Расталкивая со своего пути зевак, они быстро продвигались к переднему краю толпы, при этом заработав немало пинков и зуботычин от возмущённых горожан.

Один мужчина, низкий, но весьма плотно сложенный, бросил на Влада злобный взгляд и так сильно ударил его локтем в грудь, что господин агент чуть не упал и согнулся пополам, силясь сделать глоток воздуха. Когда же он перевёл дыхание и осмотрелся в поисках наглеца, того уже и след простыл. Процедив сквозь зубы ругательство, он принялся догонять Олега.

Подобравшись вплотную к пятачку свободного места, где возвышалась импровизированная виселица, они увидели, что двое крепких молодцев волокут под руки яростно отбивающуюся молодую женщину. Влад быстро оценил ситуацию: большая часть народа собралась, только чтобы посмотреть на расправу, кто-то даже робко выражал недовольство, а старьёвщик, возле лавки которого происходило всё это действо, лишь испуганно выглядывал в окно и качал головой. Основных зачинщиков и участников расправы оказалось не так уж и много, человек десять или одиннадцать.

— Видите дверь в лавку? — шепнул Влад Олегу.

— Само собой.

— Прочная или нет?

— Бывал я у него пару раз, дверь на честном слове держится да на паре ржавых петель.

— Отлично. А теперь, смотрите: несколько человек держит толпу на расстоянии?

— Да, ребята крупные.

— Сумеете с ними справиться?

— Легко. Я весь в отца, а он в молодости подковы гнул и даже как-то раз быка зашиб.

— Подковой что ли?

— Нет, кулаком.

— Ох, ну тогда я спокоен, — сказал Влад и, коротко замахнувшись, резко ударил одного из стоявших в оцеплении людей в челюсть — тот, издав неопределённый звук, тяжело опрокинулся на спину.

Вместе они прорвались в образовавшуюся брешь. Влад тут же бросился на помощь травнице, которой уже накидывали петлю на шею, а Олег, раздав пару богатырских ударов, выхватил саблю, бросился на опешивших линчевателей и обратил их в суматошное бегство.

Времени было мало. Влад, на ходу подобрав с земли увесистый булыжник, запустил им прямиком в сидящего на перекладине человека. Тот, с воплями и руганью, рухнул вниз, подмяв под себя одного из тех, кто держал травницу. Второй успел сориентироваться и поднял для защиты кулаки, так что Владу пришлось-таки достать шпагу, чтобы заставить его отступить.

— Олег, уходим! — крикнул он.

Бравый драгун, сделав ещё пару отчаянных выпадов, резко развернулся и с разгона протаранил дверь лавки старьёвщика. Влад толкнул следом дрожащую как осиновый лист травницу и, потянувшись за пазуху, достал пистолет с длинным и узким стволом. Выстрел в воздух, прогрохотавший подобно весеннему грому, заставил толпу отпрянуть назад, и беглецы выиграли несколько спасительных секунд. Когда самые рьяные ринулись за ними в погоню, троица уже пробежала весь дом насквозь и выбралась через чёрный ход на соседнюю улочку.

Олег быстро осмотрелся и обнаружил сиротливо приткнувшуюся к крыльцу деревянную скамейку. Он едва успел подпереть ею дверь, на которую в тот же миг обрушился град ударов. Кто-то особо буйный, выбив табуреткой ставни, полез через окно, однако, получив несколько уколов шпагой, быстро убрался обратно.

— Ты знаешь, куда бежать? — спросил Влад у Олега.

— Конечно, я же тут вырос. Я пойду вперёд, а ты помоги Галке. За мной!

Бежать наравне с мужчинами измученная женщина не могла, поэтому Влад подхватил её на руки, и, к большому его удивлению, она оказалась изумительно лёгкой, хотя и отличалась высоким ростом.

Олег провёл их безлюдными задворками и подворотнями, в которых, будучи местным, прекрасно ориентировался. Влад такое умение всегда очень ценил. Родившись в одном из старых и крайне неблагополучных районов столицы, он тоже знал все окрестности и закоулки, как свои пять пальцев. Мальчишки, не изнеженные домашним воспитанием, всегда были в этом схожи, будь то беспризорные дети городской бедноты или непослушные отпрыски мелких аристократов.

От начавшейся было погони они оторвались быстро, минут за пять-семь. Влад не сомневался, что из стычки с преследователями им с Олегом удалось бы выйти победителями, но проливать кровь в первый же день своего пребывания в Марбурге он считал не самой лучшей идеей. Достаточно будет того бедолаги, которому он немного продырявил шкуру.

— Устал? — бросил через плечо Олег, остановившись у выхода из переулка и осторожно выглядывая за угол. — Потерпи, скоро придём в безопасное место.

— Да, отдышаться было бы неплохо.

— Тогда, быть может, вы сперва меня отпустите? — сухо поинтересовалась травница, до этого всю дорогу молчавшая.

Голос её, несмотря на грубоватые нотки, показался Владу приятным, и он, извинившись за доставленные неудобства, аккуратно поставил её на ноги.

— Всё в порядке, — она отряхнула своё растрёпанное платье и разочаровано вздохнула: — Ну что за люди? Лечишь их, а они потом плюют тебе вслед, бранят на чём свет стоит и пытаются в петлю засунуть. Ещё и сумку отобрали, все покупки псу под хвост!

Она неловко смахнула проступившие слёзы и отвернулась, видимо, не желая демонстрировать свою слабость незнакомцу. Олег тем временем убедился, что опасности нет, и дал знак следовать за ним. Влад протянул женщине руку, однако она не отреагировала — стояла, опершись о стену, и смотрела куда-то в землю.

— Идёмте... Ют.

Звук собственного имени, казалось, пробудил её. По крайней мере, она позволила Владу взять себя за руку и перевести через улицу в противоположный переулок, где Олег, отсчитав четвёртую дверь от поворота, достал из кармана ключ и, отперев замок, пустил их внутрь.

Их принял уютный полумрак прихожей. Они миновали узкий коридор и прошли в тёмную гостиную, где и рухнули на длинную софу. Окна в помещении были плотно зашторены, и только самые упрямые лучики света пробивались сквозь эту завесу. Этого едва хватало, чтобы Влад мог различить очертания фигур своих спутников. Сбивчивое и разгорячённое дыхание обоих говорило о том, что беготня по узким улочкам Марбурга для них даром не прошла.

Олег развалился на софе, вытянув перед собой ноги в высоких кавалерийских сапогах без шпор, Ют сжалась в комок, подобрав ноги под себя, и Влад, зажатый между ними, хотел было встать, но не смог — женщина всё ещё крепко сжимала его руку. Так прошло минут пять. Влад чувствовал, как медленно затекает спина, и уже начал ёрзать, когда Олег первым нарушил затянувшееся молчание:

— Галка, как тебя угораздило-то?

— Не спрашивай, — вздохнула Ют после короткой паузы. — Сама не знаю. Они как с цепи сорвались.

— Раньше такого не было? — спросил Влад.

Ответом ему был тихий шелест платья в темноте — судя по всему, Ют пожала плечами. Влад почувствовал, что она ослабила хватку, но её маленькая аккуратная ладошка так и осталась лежать в его ладони.

— Всякое бывало, — с обидой в голосе проговорила она. — Только вот вздёрнуть меня пытались впервые, хотя ещё моя бабка и её товарки по ремеслу тоже страху натерпелись. Суеверные люди всегда были жестокими: кого калечили, а кого и жизни лишали. А потом, как прихватит, шли на поклон к уцелевшим. Молились бы уж своим святым, если те их, конечно, станут слушать! Ох, да простит мне Шеб эти слова.

— Да здесь же не все такие, — Олег поднялся, зажёг свечи в подсвечнике и принялся копаться в высоком серванте красного дерева. — Галка, ты, поди, на рынке околачивалась?

— И что с того? — с вызовом бросила травница. — Мне теперь из избушки носу не показывать?

Олег оглянулся и, одарив её непонимающим взглядом, вернулся к своему занятию. Он достал из серванта бутылку крепкого хереса и поставил её на столик перед софой вместе с тремя бокалами на длинных ножках. Разлив ароматную светлую жидкость по бокалам, он предложил Владу и Ют выпить.

— Только вот за что будем пить? — спросил он, глядя в бокал, и, не дожидаясь ответа, провозгласил: — О, сам знаю! За знакомство! Влад, это Ют, травница. Ют, это Влад, чиновник. Ваше здоровье!

Бокалы бодро зазвенели в тишине гостиной комнаты, и пламя одинокой свечи невольно вздрогнуло, заставив неясные тени на стенах пуститься в пляс. Херес оказался в меру крепкий, терпкий, со сладковатым привкусом.

Влад оценил напиток по достоинству, осушил свой бокал до дна и тут же попросил налить ещё. Олег, наполнив его бокал, с пониманием улыбнулся; сам он прохаживался по комнате и цедил напиток с видом прожжённого знатока. Влад уронил осторожный взгляд на Ют — травница выпила треть бокала и теперь задумчиво крутила его в руке, разглядывая блики на тонких хрустальных стенках.

— Мне надо идти, — произнесла она наконец. — Я и так много времени потеряла.

— Куда идти? — Олёг приподнял бровь. — На улицу? А ничего, что тебя там ожидают добрые люди с пеньковой веревкой?

— Меня Вернер с посылкой ждёт, — вздохнула Ют и сделала ещё глоток хереса.

— Это который аптекарь из Вершки?

Ют утвердительно кивнула.

— Знаешь, давай сделаем так... — Олег остановился, задумчиво поглаживая подбородок. — Вы пока останетесь здесь, а я отлучусь ненадолго и всё улажу. Устраивайтесь поуютней, выпейте ещё хереса. А на кухне, если хотите, есть отличный урдский кофе.

— Значит, это ваш дом? — спросил его Влад.

— Этот дом принадлежит моему отцу, — поправил Олег. — Я здесь живу, но приписан к офицерским казармам при комендатуре.

— Надеюсь, все эти хлопоты не отвлекают вас от службы?

— Я думал, мы уже перешли на 'ты', — усмехнулся Олег. — Право, Влад, я не тот, с кем нужно держать дистанцию.

— Хорошо, я учту это.

— Касательно службы, — пояснил Олег, — должность у меня скучная, выходных много. Здесь расквартирован лишь один взвод драгун, да и тем делать, откровенно говоря, нечего. Я в основном перекладываю бумажки и несколько раз в неделю гоняю людей по плацу, а всё остальное время занимаюсь своими делами, либо помогаю отцу. Так что не беспокойтесь — с меня не убудет.

Он подошёл к камину и снял с полки красивые часы в корпусе из чёрного полированного дерева. Влад заметил, что стрелки их неподвижно застыли где-то в районе без пяти одиннадцать.

— Кстати, о времени, — сказал Олег, открывая механизм. — Не помешало бы завести здесь пружину. Влад, будь любезен, подскажи точное время.

— Конечно.

Влад нащупал на своём жилете брелок от продетой в петлю золотой цепочки и потянул за него, выудив из кармана часы. Вместе с ними ему в руку выпал скомканный клочок бумаги, который он поспешил убрать обратно в карман. В полумраке гостиной этого никто и не заметил.

— Половина двенадцатого, — сказал он, посмотрев на циферблат, и со звонким щелчком захлопнул крышку.

Олег перевёл стрелки, завёл пружину и водрузил ходики обратно на каминную полку. Окинув их довольным взглядом, он повернулся к своим гостям.

— Ют, что там с Вернером? — спросил он.

— Нужно забрать посылку для него.

— Бумаги на неё есть?

— Да, они, к счастью, уцелели, — Ют расстегнула верхнюю пуговицу воротника, достала из-за пазухи слегка помятый конверт и протянула его Олегу. — Держи.

— Мне нужен час или полтора, — сказал он, принимая конверт. — Чувствуйте себя как дома, здесь вас никто не побеспокоит.

— Спасибо, Олег, — сказала Ют. — Передай моё почтение своему отцу.

— Обязательно, — направляясь к двери, он незаметно подмигнул Де'Сенду, слегка его смутив. — Влад, составишь нашей дорогой Ют компанию, пока меня не будет?

— Всенепременно.

Когда за Олегом захлопнулась дверь, в гостиной повисла неловкая тишина. Ют всё так же крутила в руках опустевший бокал, Влад неторопливо прохаживался по комнате. С противоположным полом он всегда вёл себя галантно, и это помогало разрешать большинство неловких ситуаций, однако сейчас его волновало отнюдь не то, что могла подумать о нём эта странная травница. Влада волновал клочок бумаги, а точнее его содержание.

— Нальёшь мне ещё? — внезапно попросила Ют, кивнув в сторону бокала.

— С удовольствием.

Остатков хватило как раз на два полных бокала. Влад закупорил опустевшую бутылку и поставил её под стол.

— С вашего позволения, я поищу на кухне каких-нибудь фруктов, — сказал он, когда оба сделали по глотку.

— Да, будь... будьте добры, — Ют, расслабившись, вытянула ноги и водрузила их на низенький серый пуфик. — Я только сейчас поняла, что у меня от вида виселицы жутко разыгрался аппетит.

Влад взял со стола подсвечник и вышел из гостиной в коридор. В кухне, как и в остальном доме, все окна были плотно зашторены. Покопавшись немного среди шкафчиков, корзин и прочей утвари, Влад обнаружил несколько яблок, груш и пару неизвестных ему цитрусовых, которые тщательно всполоснул под умывальником и выложил на красивый расписной поднос. Рядом он положил небольшой нож для фруктов.

Закончив с этим, он перешёл к главному: извлёк из кармана бумажку, развернул и стал читать накарябанное корявым почерком послание.

'Прошу простить меня за эту нелепую импровизацию, но заявить о себе явно я никак не могу — слишком опасно. Я буду ждать вас завтра в два часа после полуночи. Второй переулок Шахтёров, третий дом от поворота с улицы Святого Веласкеса. Записку сожгите и смотрите в оба. Имеющий глаза, да увидит. Ферес.'

Влад расправил записку и подержал над пламенем свечи, аккуратно и равномерно прогревая её поверхность. Через какое-то время под основным текстом проступило ещё несколько строк, написанных, скорее всего, лимонным соком или молоком.

'...встречаемся сегодня, в полночь, улица Росенблум, пятый дом направо от здания банка...'

Прочитав сообщение, Влад поджёг записку и положил её в стоявшую на столе пепельницу, а когда она догорела, перемешал то, что осталось, с остальным пеплом и, прихватив поднос, вернулся в гостиную.

Ют стояла напротив серванта и задумчиво разглядывала стройные ряды бутылок с вином, портвейном и хересом лучших марок, какие только можно было достать в Бернхольде. Бросив на них мимолётный взгляд, Влад пришёл к выводу, что Клеммы, несмотря на своё сложное положение, отнюдь не бедствуют. Вряд ли Олег получал на службе достаточно денег, чтобы позволить себе такую роскошь.

— У кого-то неплохой вкус, — заметил Влад, поставив поднос на столик.

— У отца и младшего брата, — заверила его Ют, вытягивая одну из бутылок, внутри которой заманчиво плескалось красное вино. — Я хорошо знаю это семейство, как, впрочем, и многих других членов артели.

— Они не суеверны, как я могу судить.

— Не все, к сожалению, — Ют вздохнула и, передав бутылку Владу, снова присела на софу. — Но Дмитрий Клемм и его компаньоны держат своих людей в кулаке, так что меня никто не трогает, не оскорбляет, и даже платят за работу хорошие деньги.

— А вы...

— Травница, лекарь, костоправ, коновал, кое-что знаю об аптекарском деле, — перечислила Ют, загибая пальцы. — Впрочем, добрые люди, которым всегда виднее, называют меня несколько иначе.

Влад хмыкнул. Подобрав оставленный Олегом штопор, он открыл бутылку и разлил вино по бокалам.

— И тем не менее вы им помогаете, — сказал он, пробуя вино. — Альтруизм?

— Моя бабка называла это добротой душевной, а мать звала всех доброхотов глупцами и предпочитала жить для себя, — Ют с необычной быстротой и ловкостью очистила яблоко и предложила половинку Владу. — Что же до меня — я и сама не знаю, почему поступаю так. Просто делаю то, что хорошо умею. Если я могу помочь роженице разрешиться от бремени, вылечить ребёнка от желудочных колик или избавить старуху от боли в костях, то должна ли я останавливаться только потому, что мне их бабки, деды, тётки и прочие пугливые родственнички в спину плюнут? Я так не думаю.

Влад, усердно жуя яблоко, ободрительно кивнул.

— Это похвально. Из моих знакомых докторов подобным благородством могут похвастаться единицы.

— Благородство не при чём. Просто я считаю, что это правильно, вот и всё, — отрезала Ют и, подумав, добавила: — А вы, как я поняла, какое-то серьёзное должностное лицо, господин...

— Де'Сенд, — подсказал Влад.

— Господин Де'Сенд, — повторила она, словно пробуя его имя на вкус. — Звучит солидно, официально.

— Так уж вышло, — развёл руками Влад. — А должность у меня не столько серьёзная, сколько хлопотная. Крупного чиновника, уж поверьте, в дальнюю командировку отправить не так-то просто.

— Потому что в дверь не пройдёт?

Влад расхохотался

— Таких знаю только двух, — сказал он, смахнув слезу. — Остальные либо вечно заняты, либо просто считают себя слишком важными, чтобы разъезжать по провинции. У них для этого есть заместители.

— Ха, ничего нового. Что у вас, что у нас. Местных чинуш за уши не оторвать от насиженных мест. Всю работу за них выполняют представители ремесленных гильдий. Та же Горнодобывающая артель содержит десятка три юристов, проверяющих и прочих крючкотворов, а люди бургомистра только листают их отчёты и носят их на подпись своему патрону. Чего уж говорить о том, что после того как поползли слухи об этой новой заразе, они не то что из кабинетов — из домов носа не кажут.

— Зря они так, — пробормотал Влад, припоминая идеально вылизанные отчёты, которыми его накормил Эрих Хофф в день приезда. — На месте-то всегда интереснее и виднее, что да как. Ют, позвольте поинтересоваться, что вы, будучи лекарем, можете сказать об этой болезни? Какова реальная угроза?

Ют с минуту раздумывала над ответом, что-то прикидывая в уме.

— Сейчас я могу сказать только одно: все заболевшие умрут, — мрачно ответила травница. — Это не болезнь, это какая-то пытка, и я не имею ни малейшего понятия, чем её лечить. Как, впрочем, и лучшие местные доктора. Это стало ясно около месяца назад, когда заболели и умерли несколько человек в Марбурге и окрестных деревнях. Я пыталась втолковать это чиновникам, докторам, аптекарям, торговцам и главам гильдий. Единственным, кто отнёсся ко мне серьёзно, был Клемм. Быть может, по той причине, что лично его это касалось в наибольшей степени. Всё, что можно сейчас предпринять: ввести карантин и облегчить, насколько это возможно, муки больных. Я занимаюсь вторым и большего сделать не могу. Даже пресечь распространение этой заразы. Я ухаживаю за больными уже второй месяц, некоторые из них умерли у меня на руках. Я каким-то чудом до сих пор не заразилась, и в то же время заболевают люди, которые с заражёнными никогда не общались и даже по соседству не проживали!

— То есть, никто не знает, каким образом болезнь распространяется среди населения? — уточнил Влад.

— Именно. Ни источник, ни переносчики, господин Де'Сенд, неизвестны. Клянусь, я не понаслышке знаю, что такое эпидемия той же чумы, и заявляю вам: принятых мер хватило бы, чтобы сдержать заразу и не дать ей покинуть шахтёрский посёлок, если именно оттуда всё пошло. Эта болезнь — нечто иное — и случаи в Вальцберге тому подтверждение. Кто занёс её туда? Многие грешат на крыс, но они на такое путешествие не способны. Кто тогда? Люди? Лисицы?

— Трудно будет это определить, Ют, — вздохнул Влад. — В городе паника, хотя жертв, как я понимаю, не так уж и много.

— Это пока.

От последней фразы Владу стало не по себе. Он представил, какой пожар может вызвать эта крохотная искорка паники. И до чего может дойти, если страшная зараза и впрямь разгуляется по округу.

— Полагаю, я должен увидеть всё собственными глазами, — сказал он, и Ют неожиданно вздрогнула.

— Это риск.

— Вы ему подвергаетесь уже два месяца — и ничего. Моё же дело маленькое: взглянуть и оценить. В конце концов, от этого может зависеть судьба всей промышленности Марбурга.

Ют немного подумала, покивала головой и сказала:

— По договорённости с Горнодобывающей артелью я навещаю больных два раза в неделю. Следующий раз будет послезавтра, и, если Дмитрий Клемм разрешит вам взглянуть на несчастных, я считаю, что должна составить вам компанию. Всё-таки вы спасли меня, и, быть может, мне удастся отплатить вам тем же.

— Резонно. С радостью принимаю ваше предложение.

Они едва успели допить вино, когда вернулся Олег, держа под мышкой два больших свёртка. Первый оказался посылкой для аптекаря Вернера, а во втором изумлённая Ют обнаружила замечательное тёмно-зелёное платье в пол, карамельного цвета накидку и капор, а также пару туфель, не слишком изящных, но вполне пригодных для прогулок за городом.

— Это всё мне? — поразилась травница, разглядывая платье.

— Уж точно не господину Де'Сенду, — заверил Олег. — Полагаю, этот наряд не будет привлекать такое внимание, как твой нынешний. Кстати, отдай его мне, когда переоденешься.

— Что?! С какой стати?!

— Знаю я таких, как ты, Чёрная Галка. Покупают новое платье, прячут в гардероб и достают только по праздникам, а ходить продолжают в драном старье. В твоём случае это ещё и бедой обернуться может. Чего только эта чёрная шляпа стоит.

Ют поджала губы, глядя на обновки с куда меньшим энтузиазмом, чем минуту назад. Олег, видимо поняв, что слегка перегнул палку, продолжил свою речь, но уже мягче:

— Ют, я твои предпочтения прекрасно знаю. Всё как ты любишь: у платья добротная, прочная ткань и стойкая краска, накидка непромокаемая, а туфли так вообще одни из лучших, башмачник при мне выбрал самую крепкую пару и выправил под твой размер. Сменишь головной убор — и гуляй где душе угодно.

— Я согласен с ним, — поддержал Влад. — Прислушайтесь, Ют. Платье выглядит отлично. К тому же, в нём вы и впрямь не будете выделяться среди обывателей.

Поколебавшись ещё немного, Ют решила, что они всё-таки правы, и покорно приняла подарок. В конце концов, быть может, селяне перестанут звать её этим глупым прозвищем и вспомнят, что у неё есть имя?

Переодевшись в комнате для гостей, она вернулась в гостиную и сделала реверанс. Влад ответил вежливым поклоном, Олег тоже кивнул, с трудом скрывая довольную ухмылку.

— Странно, но оно и впрямь очень удобное, — сказала Ют, прохаживаясь взад-вперёд. — Не то что тряпки в моём шкафу.

— И вы в нём необычайно милы, — сказал Влад. — Зелёный вам идёт, аккурат под цвет глаз.

— Вы и это заметили?

— При моей работе волей-неволей вырабатывается привычка всё подмечать, — Влад развёл руками. — И я не стал бы называть эту привычку дурной.

— Вечереет, Влад, — заметил Олег. — Не проводишь ли Ют до дома?

— Да, конечно, если госпожа Ют не возражает.

— Я не против, — сказала травница.

Когда они вышли в вечернюю прохладу, Ют печально оглянулась на захлопнувшуюся за ними дверь и вздохнула:

— Эх, а шляпа была неплохая.

— У вас нет другой? — поинтересовался Влад

— Что-нибудь найдётся. Проводите меня до южных ворот, пожалуйста, а дальше я сама доберусь.

— Как вам будет угодно.

Влад поднял локоть и, поймав её непонимающий взгляд, кивком предложил взять его под руку. Ют, не привыкшая к подобному обращению, несколько смутилась, однако выполнила его просьбу, и они неспешно зашагали вниз по улице.

Он довёл её аккурат до ворот, как она и просила, и ни шагом далее. Ют ясно дала понять, что дальше пойдёт сама, и потому он не настаивал на том, чтобы проводить её до дома, хотя время было уже тёмное, а дорога предстояла неблизкая. В тот вечер они лишь сдержано попрощались, и когда силуэт травницы исчез за поворотом дороги, Влад тоже направился восвояси.

Он быстро вернулся в свой кабинет и посмотрел на часы. Было лишь начало одиннадцатого, и Влад с облегчением выдохнул — бежать бегом в условленное место не придётся, но лучше и не мешкать, особенно если хочешь проверить, нет ли за тобой слежки.

Он зарядил пистолеты, проверил шпагу и кортик, прихватил тёплый плащ и, предварительно разузнав дорогу у одного из подчинённых Клемма, заработавшегося допоздна, направился на улицу Росенблум.

Свет газовых ламп разгонял тени по самым дальним уголкам лаборатории. Выложенный белой плиткой пол был тщательно вымыт и сверкал изумительной чистотой, как, впрочем, и стены, и потолок, и всевозможное оборудование на рабочих местах. Неприятный запах карболовой кислоты пропитал, казалось, каждый сантиметр этого места, а поддерживаемый в помещении холод его только подчёркивал.

Хозяин лаборатории воплощал в себе чистоплотность и аккуратность, граничащие с одержимостью. Его лаборанты и слуги сбивались с ног, поддерживая в помещении образцовый порядок, соответствующий самым высочайшим требованиям. Впрочем, этот удивительный человек не давал поблажек в первую очередь самому себе, и потому его многочисленные придирки персонал принимал безропотно.

Доктор Тиль Айгнер, сидя за неказистым столом из крашеной в белый цвет сосны, открыл выдвижной ящик и достал оттуда папку с бумагами. Распустив шпагат, удерживавший края переплёта, он быстро отыскал нужный документ и протянул его через стол своему собеседнику.

— Вот отчёт, ваша светлость, — голос доктора был тихим и скрипучим, словно у больного чахоткой. — Он достаточно сжатый и сухой: в основном там цифры, имена и места, а также краткий перечень мер, которые я позволил себе предложить.

Отто фон Вальц ничего не ответил, пока внимательно не прочёл каждую строчку отчёта, но доктор Айгнер был терпелив. Наконец барон закончил и передал бумагу секретарю, стоявшему у него за плечом. Скрестив пальцы, он поднял взгляд на доктора, и взгляд этот показался Айгнеру потухшим и бесконечно усталым — от его собственного взгляда, холодного и цепкого, такие вещи редко ускользали.

— Семьдесят восемь, — проговорил барон, и пальцы его напряжённо забарабанили по столу. — Проклятье, и это всего за два дня.

— Ничего удивительного, если учесть, насколько кучно живут люди в восточной части города.

— Что с теми, кто уже умер?

— Поместили в морг, — доктор снял пенсне в золотой оправе и хорошенько протёр круглые линзы. — Я взял на себя ответственность и распорядился опечатать помещение с телами заражённых. Четверых из них мои помощники, соблюдая все меры предосторожности, доставили сюда, в лабораторию.

— У вас здесь хранятся трупы? — удивился барон.

— Да, у нас имеется несколько холодных комнат, — подтвердил Айгнер. — И, между прочим, на следующее утро после поступления тел, мы обнаружили, что дверь в одну из них сломана, а образцы уничтожены при помощи негашёной извести. К сожалению, спасти там не удалось ничего — остались лишь бесполезные отходы, которые пришлось сжечь, а помещение отмывать девятипроцентным раствором карболовой кислоты, чтобы хоть как-то восстановить его пригодность.

— Есть соображения, кто это мог сделать?

— Никаких, ваша светлость.

Барон с досадой кивнул. Он и сам не мог взять в голову, кому могло понадобиться врываться в лабораторию и с риском для собственного здоровья избавляться от заражённых трупов.

— Тогда каковы наши следующие действия, доктор?

— Я не могу предложить вам ничего нового, ваша светлость, — Айгнер вздохнул и снова протёр свои очки. — Все толковые вальцбергские врачи ратуют за карантин, как и ваш молодой гость из столицы, хотя он от медицины бесконечно далёк. Пока вспышка не будет локализована, а её причины не выяснены, нам необходимо пресечь все пути сообщения Вальцберга, Марбурга и окрестных селений с остальной частью Бернхольда.

— У меня такое ощущение, что все только этого и ждут, — саркастически заметил барон. — Особенно мой дорогой родственник.

— Это не сыграет ему на руку, если вы покажете, что держите ситуацию под контролем даже в условиях тяжелейшего кризиса, ваша светлость. Вам стоит крепко подумать и как можно быстрее принять решение, ибо трудно предсказать, во что эта проблема выльется завтра. Лично я не знаю, сколько заболевших мы будем иметь через день: две сотни или две тысячи.

Отто фон Вальц встал и прошёлся взад-вперёд, громко стуча каблуками сапог по идеально надраенному кафельному полу. Айгнер не сводил с него взгляда, его тусклые серые глаза внимательно следили за молодым бароном.

— Я, мои люди и лаборатория полностью в вашем распоряжении, — добавил учёный. — Хотя, признаться, в деле исцеления больных от меня мало толку.

— Странно, — проговорил барон. — Вы ведь доктор.

— Химических наук, — уточнил Айгнер. — И поэтому мне потребуется ваша помощь.

— Говорите, что вам нужно, — потребовал барон, снова присаживаясь напротив доктора.

— Во-первых, мне необходимы новые образцы, ваша светлость. Под этим я подразумеваю свободный доступ к телам умерших, а также возможность беспрепятственно брать анализы у больных, что бы там ни болтали их недалёкие врачи. Во-вторых, требуется организовать всех городских медиков и аптекарей, пусть даже придётся силой заставлять их работать сообща. Для этого потребуется найти толкового администратора. И, в-третьих, я считаю, что мы должны немедленно обратиться за помощью к моим коллегам из Королевского университета. Письмо я напишу, а ваши люди пусть позаботятся о том, чтобы оно попало по адресу. Я стар и не так работоспособен, как хотелось бы, а других подходящих специалистов моего уровня в Бернхольде нет, так что придётся выписывать их из столицы.

— Не всякий поедет в район, где бушует эпидемия, — подметил барон. — Особенно, если альтернативой этой поездке будет спокойная и размеренная работа в уютном кабинете.

Доктор Айгнер, чьё лицо до сего момента оставалось непристрастным, весело фыркнул и покачал головой.

— Вы не знаете настоящих учёных, ваша светлость, — заверил он. — Поверьте мне: люди, к которым я собираюсь обратиться, примчатся сюда даже без приглашения, как только узнают о нашей ситуации. Вам останется только встретить их, разместить и снабдить всем необходимым для работы.

— Будем надеяться, что ваш расчёт оправдается, доктор, — сказал барон. — Я лично прослежу за тем, чтобы все ваши пожелания были выполнены. А теперь позвольте мне откланяться: дела не ждут.

Отто фон Вальц поднялся и, коротко кивнув Айгнеру, направился к выходу. Следом за ним нервной, торопливой походкой проследовал его секретарь. Доктор невозмутимо проводил их взглядом и, когда шаги его встревоженных посетителей затихли вдали, потребовал перья, чернила и стопку писчей бумаги.

— Удо, гости ушли, иди и вымой за ними пол, — бросил он четырнадцатилетнему парню, который усердно протирал пробирки в дальнем углу лаборатории.

Юноша вздохнул, нехотя поднялся со своего места и побрёл в подсобку за ведром, шваброй и карболовым порошком. Те, кто мог видеть в этот момент его лицо, решили бы, что он съел парочку незрелых лимонов.

— Мне мыть всю лабораторию или только у входа, доктор Айгнер? — с затаённой надеждой спросил он, наполняя ведро водой.

Айгнер, уже успевший набросать пару строчек письма, сломал от неожиданности перо и, пристально посмотрев на застывшего в нерешительности Удо, вопросительно выгнул бровь.

— А сам-то как думаешь?

Удо снова вздохнул и, натянув толстые вощёные перчатки, принялся разводить карболку в воде.

Ночь в Марбурге выдалась холодная и сырая. Плохая погода, дурные слухи и вызванный ими суеверный страх сделали своё дело: после десяти часов вечера улицы обезлюдели. Горожане в большинстве своём заперлись по домам, так что городские кабаки не могли похвастаться привычным изобилием клиентов, а храмы — числом прихожан.

Одёрнув плащ, Влад поправил висящие на поясе ножны и убедился, что лезвие шпаги ходит в них легко и непринуждённо. Это придавало ему уверенности, особенно после того, что приключилось минувшим утром.

Нужный дом он отыскал быстро. Убедившись, что никто за ним не идёт, Влад прошёл всю улицу до конца, свернул за угол и вернулся к назначенному месту, сделав небольшой крюк, пройдя часть пути по параллельной улочке, а потом и вовсе через заваленные мусором задворки. Устроившись в тени узенькой подворотни, он стал ждать. Ют при этом всё никак не шла у него из головы.

И почему она его так взволновала? Травница была молода, но обладала вполне заурядной внешностью, речь её была в целом грамотна, хотя и проскальзывал в ней деревенский говорок, а знание этикета причудливо сочеталось с тем, что порой она не проявляла к собеседнику никакого такта. Это была странная женщина, и Влад иронично подметил, что именно такие его всегда привлекали. Конечно, у его интереса к Ют была и более приземлённая причина, однако эти размышления Влад решил отложить на потом. Сперва он должен встретиться с осведомителем.

Вскоре его начал беспокоить холод, и Влад, плотнее завернувшись в плащ, понуро прислонился к стене. У него было хорошее чувство времени, и до полуночи по его прикидкам оставалось ещё пятнадцать минут. Пятнадцать долгих промозглых минут. В довесок ещё и подул сильный ветер, подняв в воздух пыль и взбудоражив многочисленные колокольчики, тревожный перезвон которых разнёсся по ближайшим улочкам.

В Марбурге проживало почти тридцать тысяч человек, и большинство из них использовало этот привычный с детства символ веры в качества оберега. Колокольчики носили в нагрудных карманах и на цепочках, вешали на входную дверь, флюгер или ограду. Издревле считалось, что их звон отводит порчу, болезни и прочие несчастья, и даже видные деятели просвещения ничего не могли сделать с этим предрассудком. Впрочем, как знать, кто оказался бы прав, будь у спорщиков желание и возможность проверить свои теории на опыте?

Влад, долгое время изучавший историю веры, хорошо знал, насколько глубоко растут корни у данного поверья, суть которого была описана ещё на заре первого тысячелетия от второго пришествия нищенствующими монахами Ордена Святого Шеба в кодексе 'Мир без Всевышнего'.

'...Но тьма, равно как и все её порождения, расступаются перед звоном священных колокольцев, ибо в их завораживающей, очищающей всё и вся от скверны песне таятся звонкие голоса усопших святых, чей яркий свет вёл нас в прошлом. Их едва различимые в шуме мирской суеты голоса и поныне шепчут нам слова наставления, успокоения и поддержки, исцеляя нас и отводя зло...'

Ветер, к счастью, быстро унялся, и многоголосый перезвон, напоминая о себе всё реже и реже, стих вместе с ним. Оно было к лучшему, поскольку Влад предпочитал гробовую тишину, в которой хорошо слышны даже самые осторожные шаги, шелест одежды, дыхание и прочие звуки, выдающие чужое присутствие. Стоя в тени массивного крыльца, ведущего к парадным дверям дома, он прикрыл глаза и весь обратился в слух.

Ферес опоздал на приблизительно на десять минут. Впрочем, жизнь осведомитель — не сахар, и лучше уж потерять время, чем хоть чем-то выдать себя. Он шёл по улице в сторону банка, держась левой стороны — противоположной той, где его ожидал Влад. Невысокий, тощий и сгорбленный, он был одет в пальто с высоким воротником, а под мышкой нёс трость из чёрного дерева с простеньким полированным набалдашником.

Напротив пятого дома он споткнулся, сдавлено выругался и, словно прощупывая дорогу, громко постучал перед собой тростью. Влад, услышав его, тоже несколько раз топнул каблуком по брусчатке.

Осведомитель вздрогнул и недоверчиво покосился в сторону Влада, но ничего не смог разглядеть на той стороне улицы. Одинокий фонарь, висевший на стене банка, едва-едва позволял видеть путь до ближайшего перекрёстка. Тем не менее маленький человечек всё-таки поборол свою неуверенность и пересёк улицу. Затем последовал обмен положенными в таком случае секретными фразами, после чего осведомитель немного расслабился, хотя его всё немного трясло.

— Г-господин агент, — несколько нервозно проговорил Ферес. — П-признаться, я с большой опаской ждал вашего появления.

— Вам пришлось идти на риск, чтобы встретиться со мной?

Ферес снова вздрогнул и посмотрел по сторонам.

— В том-то и д-дело, что я не знаю, н-насколько опасно нам-с с вами с-сейчас разговаривать, — пояснил он. — Я ж-живу в Марбурге-с с рождения, и в-вот уже пять лет тайно служу Его Величеству, да п-продлятся дни его, но никогда я не был настолько неув-верен в том, что п-понимаю происходящее. В городе что-то назревает, г-господин агент.

— Тогда сначала выкладывай факты, а потом уже свои личные соображения, — потребовал Влад. — И ради всего святого, прекрати заикаться.

Снова поднялся ветер, его вою вторил звон колокольчиков, и ночные собеседники забились в угол между высоким крыльцом и стеной дома, чтобы хоть как-то укрыться от пронизывающего холода и поднятой в воздух мелкой мороси.

Ферес несколько раз глубоко вздохнул и продолжил говорить уже более ровно:

— Человек, которого разыскивает Тайная канцелярия, объявился в городе около года назад. Где он скрывался до этого момента, мне неведомо. Н-никто его не знал и никогда до этого не видел.

— Ты сам видел его? — уточнил Влад.

— Н-нет, — Ферес с сожалением покачал головой. — Лично с ним знакомы немногие, и если взглянуть на этот круг знакомств, то можно увидеть, что он имеет дело с н-не самыми добропорядочными людьми. Тем не менее, среди марбургской элиты он известен очень хорошо. Насколько мне удалось выяснить, этот человек проявлял исключительный интерес к алмазным копям, крутился среди торгашей и промышленников. Что за дела они там проворачивали, мне узнать н-не удалось, но земля, как известно, слухами полнится. Я видел вас с Олегом Клеммом. Мой вам совет: используйте это знакомство с умом, и, быть может, вам удастся узнать от этого семейства что-нибудь полезное.

— Вы полагаете, что Клеммы могут быть связаны с разыскиваемым лицом? — холодно спросил Влад, пообещав себе, что обязательно проверит возникшие подозрения.

— Н-не могу этого утверждать, — покачал головой Ферес. — Антимонопольная политика барона Отто, одобренная Его Величеством лет семь назад, привела к тому, что местное сообщество промышленников представляет собой весьма разношёрстную толпу. Более того, даже внутри Горнодобывающей артели н-нет единодушия. Дмитрий Клемм далеко не всех держит в кулаке. Но начинать распутывать этот клубок лучше с него.

— Почему же?

— Он верен короне. И он по-своему честный и порядочный, если эти слова можно применить к такому жесткому и неуступчивому дельцу, как он.

— А если вы ошиблись?

Ферес горько усмехнулся.

— Тогда вызывайте на подмогу побольше служивых людей, заковывайте всех местных в кандалы и допрашивайте с пристрастием, ибо честнее этого старикана всё равно никого не найдёте. Он — ваша единственная ниточка. Особенно если учесть, что тот, кого вы ищете, судя по всему, покинул Марбург.

— Вы уверены?

— Доверьтесь моему опыту, господин агент. Он выпал из моего поля зрения несколько месяцев назад, а потом, подвергаясь чудовищному риску, мне удалось раздобыть кое-какие документы. Их владельца, к счастью, уже нет в живых, и потому я не опасаюсь, что кто-то обнаружит пропажу. Я готов передать их вам вместе со списком лиц, которые могут быть замешаны в этом деле.

Немного выпрямившись, Ферес похлопал ладонью по нагрудному карману, и Влад заметил, что тот заметно топорщится.

— А вот это уже серьёзно, — сказал Влад. — Если эти бумаги помогут пролить свет на ситуацию, то благодарность нашего ведомства и лично Его Величества трудно будет переоценить.

— Рад стараться, — Ферес позволил себе мимолётную улыбку. — Теперь же нам следует...

— Тише, — резко перебил его Влад.

Оба замолкли, прислушиваясь к неутихающему вою ветра и звону колокольчиков. Минуту назад Влад приветствовал весь этот шум, который гарантировал, что их разговор никто не услышит, однако теперь отдал бы многое, чтобы на город вновь опустилась тишина.

— Что случилось, господин агент? — пролепетал побледневший Ферес.

Влад прищурился, оглядываясь по сторонам. Что-то было не так. Даже далёкий фонарь — и тот погас, оставив их двоих среди теней, некоторые из которых были заметно плотнее прочих. Видимо, Ферес не зря чего-то боялся.

Тем временем тени сгустились, обступая их, и Влад уже мог различить человеческие силуэты. Его рука легла на рукоять шпаги, клинок молниеносно покинул ножны и устремился вперёд, просвистев всего в каком-то дюйме от уха Фереса. Осведомитель испугано взвизгнул, острие шпаги укололо что-то мягкое, раздался крик — и тёмный силуэт тут же отскочил куда-то в сторону.

— Берегись! — закричал Ферес и, отчаянно размахивая тростью, схватился с одним из нападавших.

Влад отпрянул назад и почувствовал спиной каменную стену дома. Проклиная погоду, которая заставила его забиться в угол, ставший теперь ловушкой, он сделал выпад в сторону ближайшего противника, пытаясь выиграть время, а его левая рука уже нащупала под плащом рукоятку пистолета.

Краем глаза Влад заметил, как один из нападавших подбирается к Фересу со спины. Недолго думая, он навел на супостата пистолет и, понадеявшись, что порох в такую погоду не отсырел, нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел. Вспышка осветила фигуру дородного кряжистого мужчины, нож в его руке и перекошенное лицо. Пуля попала ему в глаз, и здоровяк упал замертво, едва успев вскрикнуть.

Ошеломлённые таким отпором, нападавшие отступили назад, чем сразу же воспользовался Ферес, пустившись наутёк. Двое бросились за ним в погоню, а Владу, рванувшемуся следом, путь заступили ещё двое. Проклиная трусливого осведомителя, он, уколов одного из них шпагой, ушёл в сторону, разрывая дистанцию.

Раненый Владом человек тяжело осел наземь, однако у его товарища прыти не убавилось. Он набросился на королевского агента, орудуя длинной дубиной, которой, молодецки ухая, размахивал, словно та весила не больше тростинки, и делал это настолько резво, что Влад далеко не сразу смог поднырнуть под удар, чтобы нанести противнику решающий укол в живот.

Оставив убитых и раненых, он помчался вслед за Фересом и его преследователями, однако тех и след простыл. Проклиная себя за неосторожность, Фереса за глупость, а колокольчики за их бесконечный звон, Влад без какого-либо результата метался по улице. Ветер усилился, и шансов услышать удаляющийся топот практически не осталось. Помог ему дикий, истошный вопль, заглушивший даже шум ветра. Он бросился в подворотню, миновал несколько домов и застыл на очередном перекрёстке. В этот момент вопль повторился совсем близко, и Влад стремглав побежал в ту сторону.

На бегу он закинул разряженный пистолет в чехол под плащом, а затем встряхнул правой рукой, высвобождая из рукава запасной, достаточно маленький, чтобы прятать его в специальном кармашке, подшитом с внутренней стороны манжеты. Обычно такие пистолетики носили дамы, пряча их в сумочках, складках платья или под пластинами корсажа, и скромные размеры не делали это оружие менее смертоносным.

Последних двоих нападавших Влад нагнал на узкой улочке, где вряд ли смогли бы разъехаться две телеги. Один из них стоял, опершись на груду деревянных ящиков, и тяжело дышал. Второй, склонившись над бездыханным Фересом, шарил у того по карманам. Изломанная трость несчастного валялась неподалёку.

Завидев Влада, мужчины бросились бежать, и на ближайшей развилке прыснули в разные стороны. В несколько прыжков Влад достиг развилки и свернул налево: следом за типом, который обыскивал Фереса. Не дожидаясь, когда тот юркнет в очередную подворотню, агент Тайной канцелярии остановился, быстро прицелился и произвёл выстрел, сваливший беглеца с ног.

Тяжело дыша, Влад приблизился к лежащему в грязи телу, перевернул его на спину и зажёг спичку. Это был средних лет мужчина, небритый, высокий и сухощавый. Он был мёртв, остекленевшие глаза его смотрели в пустоту, и Влад с досадой подумал, что сегодня его пули разят слишком уж метко.

Догорая, спичка обожгла Владу пальцы, и он, выругавшись, выбросил её в лужу. Он зажёг ещё одну и осторожно обыскал карманы убитого, в одном из которых к своему облегчению обнаружил перетянутый бечёвкой толстый конверт. Край его был запачкан бурыми пятнами крови. Обернув конверт платком, Влад спрятал его во внутренний карман сюртука.

Надо было вернуться туда, где эти двое оставили Фереса, и всё тщательно осмотреть, иначе на глаза страже могут попасться бумаги, которые им видеть незачем. Не то чтобы Де'Сенд не доверял стражам порядка, однако чем больше людей оставалось в неведении относительно его дел, тем лучше. К тому же ему в любом случае предстояло объясняться с властями, а это занятие не из приятных. Особенно если его вздумают обыскивать.

— Тёплый приём, ничего не скажешь, — буркнул он себе под нос. — А я уж грешным делом подумал, что командировка будет скучноватая.

Утром Ют проснулась спозаранку, наспех перекусила и тут же влезла в новое платье, в мыслях отчитывая себя за подобное поведение, которое пристало разве что девчонке лет четырнадцати. И всё-таки платье было чудесное: оно сидело на ней практически идеально, и все обнаружившиеся недостатки легко исправит один-единственный поход к портному.

'Если портной меня ещё примет', — подумала Ют.

Сперва эта мысль слегка охладила её пыл, однако она припомнила, что жене портного из деревни Зубцы через месяц надо было рожать, и уж тогда-то дело точно не обойдётся без Чёрной Галки. Новоиспечённый папаша жадничать не станет, да и свою работу он делает, если верить слухам, ничуть не хуже городских. И от Вершки до той деревеньки всего-то восемь или девять миль по тракту, а через лес и того короче.

Приободрившись, травница стала собираться в гости к Вернеру. Старик-аптекарь ждал её к десяти и наверняка сейчас прохлаждался в лавке бакалейщика, придирчиво выбирая сладости для своей гостьи.

На этот раз долго чаевничать не стали. Уделив десять минут чудесным пирожкам с лимонной начинкой, Ют извинилась перед Вернером и поспешила уединиться в его рабочей комнате, которая располагалась в левой части дома, по соседству с приёмной. Ей позарез требовалось его оборудование, которое упрямый старикан в своё время перевёз из Марбурга, не желая оставлять ни единой завалящей ступки или реторты, и травница была с ним полностью солидарна, ибо достать аптекарское оборудование в их захолустье было невозможно, а готовить порошки, настойки, мази и прочие снадобья бабкиными методами было долго и неудобно. Поэтому Вернера пришлось оставить одного, но аптекаря это обстоятельство ничуть не расстроило — сам он жаждал поскорее разобрать свою долгожданную посылку.

Вернер, как и Ют, хранил не так уж много готовых препаратов, предпочитая смешивать микстуры и настойки прямо на месте. А ещё он разрешал использовать свои ингредиенты, если травнице вдруг требовалось что-то особенное, и ни разу не спросил с Ют ни единого медяка, хотя, по её собственным подсчётам, с начала весны она одного только спирта позаимствовала крон на двадцать, если не больше.

'Добрая ты душа, старик', — подумала Ют, раскладывая на столе связки лекарственных трав.

Она приготовила несколько чистых реторт, ступку, мерные мензурки и пипетки, разожгла несколько спиртовок и закрепила над одной из них колбу с чистой водой.

Работа закипела. Сверяясь с заранее заготовленным списком, Ют без остановки перетирала ингредиенты в ступке, кипятила и процеживала отвары, выпаривала, экстрагировала, перегоняла и уже в который раз задавалась вопросом, чего бы могла достичь её бабка, если бы хоть немного шла в ногу со временем и не отвергала все новшества подряд. Ют же на собственном опыте убедилась, насколько всё становится проще и быстрее.

Тем не менее, задача перед травницей стояла не из простых. Проклятая болезнь, изуверски мучившая несчастных шахтёров, словно играла с докторами в какую-то жестокую игру. Все попытки облегчить состояние больных приводили лишь к тому, что через несколько дней все снадобья, микстуры и прочие средства словно выдыхались, теряя свою силу. Кровяная лихорадка хитро обходила все возводимые на её пути преграды. В какой-то момент Ют поймала себя на том, что думает об этой болезни, как о живом существе, поскольку не могла ничем иным объяснить такую удивительную стойкость заразы к любым методам лечения.

Клемм и его партнёры уже не ждали чуда, однако средств на лекарства не жалели. Да, спасти бедолаг-шахтёров вряд ли получится, однако у артели, чьи учредители когда-то поднимались из самых низов, были свои принципы: своих работяг они не бросали, облегчая по мере возможности их страдания, а усопших тут же хоронили, опять же за счёт артели. К тому же большинство шахтёров были родом с севера, земляками, и вне зависимости от своего положения и должности чувство локтя ценили выше денег.

В борьбе с напастью немного помогала только регулярная смена лекарств, и уж тут все городские аптекари, как ни крути, сильно уступали Ют, знавшей сотни рецептов на все случаи жизни. Более того, подспорьем ей был доставшийся от матери медицинский справочник Кейльцера. Книга эта, написанная некогда одним из авторитетнейших профессоров Королевской медицинской школы, содержала в себе огромное количество рецептур и методик, дополненных многочисленными заметками прежних владельцев. Интересное издание, включившее в себя как проверенную на практике народную мудрость, так и строгие экспериментальные данные, вот уже второй месяц помогало Ют бороться с коварным невидимым врагом.

'...Эликсир Холодная Кровь. Повышает скорость теплообмена организма с окружающей средой за счёт изменения свойств крови и лимфы. Применяется при лечении чёрной лихорадки, ослабляя ключевой симптом: сильный жар. Вводится в организм перорально, разбавленный ключевой водой в соотношении 1:5. Рецептура записана со слов алхимика Джузеппе Морони, 1582 г. от в.п.

...Экстракт остролиста горного. Снотворное средство растительного происхождения. Принимать из расчёта три капли на пять килограмм живого веса. В связи с определёнными особенностями жизненного цикла растения, эффект, оказываемый на жителей районов произрастания остролиста горного, значительно ослаблен. Неочищенный экстракт, не прошедший перегонку и стерилизацию, может вызывать сильнейшее привыкание. Рецептура записана со слов травницы Мелинды Хорс, округ Верден, 1617 г. от в.п.

...Микстура из крапивницы и липы. Успокоительное, болеутоляющее. Изготавливается из перемолотых листьев крапивницы с добавлением липового сиропа. Разбавленная водой смесь выдерживается на водяной бане в течение сорока минут, а затем охлаждается ещё пятнадцать. Употребляется неразбавленной, по одной столовой ложке три раза в день. Рецептура записана королевским аптекарем Шульке Бойдом, 1720 г. от в.п.'

Ют работала не покладая рук, а на столике в тёмном углу комнаты выстраивались в стройные ряды маленькие разноцветные флакончики, узкие горлышки которых украшали заполненные аккуратным убористым почерком бирки.

Закончила она только во втором часу дня и, довольная собой, позволила Вернеру накормить себя обедом и напоить чаем. Старик-аптекарь был сама учтивость, угощение оказалось вкусным, а чай терпким и ароматным, и утомлённая работой Ют невольно расслабилась и задремала. Бросив на неё взгляд, полный отеческой заботы, Вернер удалился в свою комнату и вернулся с одеялом, которым осторожно укрыл спящую.

— Вот так, девочка, — пробормотал он, задёрнув шторку на окне, — вздремни немного — сон тебе сейчас не помешает.

К сожалению, сон Ют не был мирным. Ворочаясь на старом узеньком диване, она то и дело бормотала что-то про себя, лоб её покрыла испарина, а веки нервно дёргались, отзываясь на беспокойные движения глаз.

Вернер, оторвавшись от чтения старой потрёпанной книжки, бросил на неё мимолётный взгляд и невольно задался вопросом, не переборщил ли он с медовыми пряниками, которыми потчевал гостью, однако, пожав плечами, списал всё на её усталость.

Во сне Ют брела по обезлюдевшему городу. Вальцберг или Марбург — ей было непонятно. Просто город. Серые стены, серая брусчатка, серые облака, плывущие по неестественно низкому небу.

Ют беспокойно оглядывалась по сторонам, пытаясь отыскать хоть одну живую душу, но тщетно. Город был не просто безлюден, как это порой бывает в ранний час, когда ночная жизнь уже стихла, а дневная ещё не началась, — нет, он был мёртв. Мрачные кресты, намалёванные чёрной краской, испещрили стены домов. Чёрные птицы низко кружили над землей, словно в преддверии грозы.

Ют остановилась посреди площади и окинула взглядом горизонт: там собирались тяжёлые тучи, и ветер гнал их в её сторону. Съежившись от холода, Ют закуталась в свой старый рваный плащ.

'Странно, — мельком подумала она, — у меня же теперь есть новый'.

Но эта мысль тут же улетучилась, а травница ускорила шаг, пытаясь как можно быстрее пересечь пустое пространство площади.

Дождь настиг её у потрескавшегося фонтана, стоявшего напротив богато отделанного здания с колоннадой и высоким шпилем — судя по всему, ратуши или резиденции какого-нибудь местного богача. Холодные струи неистово обрушились на неё, и Ют поспешила укрыться под просторным козырьком у парадного входа, однако всё равно вымокла до нитки. Уже в укрытии она заметила, что фасад здания весь измазан всё той же чёрной краской, причём, судя по всему, совсем недавно, так как от дождя уже успели появиться многочисленные потёки, и ручейки, бегущие по зазорам между булыжниками мостовой, потемнели.

Дождь барабанил так, что Ют едва слышала свои шаги и стук собственных зубов. Мокрая и продрогшая, она подняла взгляд и увидела, что чёрные птицы всё так же деловито снуют над крышами домов, словно льющая с неба вода не была для них помехой. Впрочем, птицы эти скорее походили на юркие бесплотные тени, чем на живых существ. Быть может, это и не птицы вовсе?

Она вздрогнула, ощутив рядом чьё-то присутствие. Это чувство давило, царапало изнутри, лишало покоя, словно что-то злое и агрессивное наблюдало за травницей, прожигая её взглядом. Ют резко обернулась — никого. Лишь грязные чёрные стены и почти непроницаемая стена дождя.

Над головой что-то пролетело, и Ют инстинктивно пригнулась. Взгляд её проследовал за странной чёрной птицей, которая, воссоединившись с сородичами, продолжала кружить над площадью. От этой стаи то и дело отделялись мелкие группы птиц, садились на водостоки зданий и тут же, словно смытые дождём, растекались потоками чёрной грязи, что стекала вниз по стенам, смешиваясь с чёрными крестами в замысловатые узоры.

Узоры эти казались живыми, и любые попытки рассмотреть их приводили к тому, что головная боль и рябь в глазах заставляли Ют отводить взгляд. Эти жуткие каракули, не имевшие, казалось, никакого смысла и системы, так давили на неё, словно что-то страшное грозило вот-вот явиться миру.

Ют застонала и рухнула на колени, зажмурившись и закрыв ладонями уши, но отгородиться от происходящего это не помогло. Шум ливня, мельтешащие в небе тени и потоки тёмной воды сводили с ума. В отчаянии она осмотрелась вокруг, ища, за что бы зацепиться взглядом. Этим предметом неожиданно оказалась старая кожаная маска с длинным клювом, что лежала на ступенях неподалёку. Ют подползла поближе и взяла маску в руки. На неё уставились два безжизненных стеклянных окуляра, и травница, как ни странно, почувствовала облегчение.

Маска была крепко сшита из лоскутов грубо выделанной кожи, окрашена фуксином в насыщенный бордовый цвет, и выглядела такой знакомой, что Ют на какое-то время даже забыла о творящемся вокруг кошмаре, пытаясь вспомнить, где же она видела эту чудную птичью физиономию. Бесполезно — память подводила её.

Ют подняла взгляд. Тёмно-синее небо казалось таким низким, словно готовилось вот-вот раздавить её, все дома вокруг и сам город. Тени носились среди струй дождя и таяли на лету, выпадая на землю вязкими чёрными каплями. Вся площадь была плотно усеяна мёртвыми телами, побледневшими, распухшими и обескровленными. Фонтан бил чёрной жижей, которая, стекая по краям чаши, жадно тянулась к телам, обволакивая их и поглощая. Чёрные кляксы на стенах расползались, набухали, вытягивали длинные конечности и отчаянно упирались ими в каменную кладку, словно пытались вырваться из её толщи наружу.

Не в силах смотреть на это, Ют снова опустила взгляд. На руках у неё лежала маска. Другая. То была холодная и безликая маска из белого фарфора. И лишь глаза в узких прорезях казались живыми и злобными. Глаза эти в упор посмотрели на Ют, и она, вздрогнув от неожиданности, выронила маску на пол — та разлетелась на сотни мелких окровавленных осколков.

В этот момент кто-то тронул травницу за плечо, и от испуга у неё потемнело в глазах.

— Ют!

Схватив чьё-то запястье, она открыла глаза, и тут же сощурилась от яркого света. Сердце бешено колотилось, легкие судорожно втягивали воздух.

— Ют, что с тобой? Дурной сон? — голос, обращавшийся к ней, принадлежал Вернеру.

Сонная пелена понемногу рассеивалась и ошеломлённая внезапным пробуждением травница приходила в себя. Старый аптекарь, склонившись над ней, заботливо протягивал стакан воды. Она взяла его дрожащими руками и, кое-как сдерживая нервную икоту, стала медленно пить прохладную жидкость, в которой, судя по вкусу, было разбавлено какое-то лекарство. Допив до дна, Ют уже почти полностью взяла себя в руки.

— Ты так металась во сне, — сказал Вернер, забрав у неё стакан, — что я в конце концов решил, что лучше будет тебя разбудить, — старик откашлялся, поглядел за окно и добавил: — К тому же за тобой пришли.

— К-кто пришёл? — с трудом выдавила Ют, лихорадочно роясь в памяти.

— Двое молодых людей. Солидные такие, опрятные. Подкатили к крыльцу на крытой бричке, представились работниками Кирилла Клемма и спросили тебя. Я попросил их подождать снаружи, хотя по ним видно, что оба сильно торопятся.

У Ют отлегло от сердца. Ну конечно, люди из артели. Её же там ждут сегодня.

— Хорошо, спасибо тебе, Вернер, — сказала она, поднимаясь с кровати. — А мне, похоже, и впрямь пора ехать.

— Так скоро? — жалобно, почти с обидой протянул аптекарь.

— Больные не могут ждать, сам знаешь. Поможешь мне собрать лекарства в саквояж?

Вернер расплылся в улыбке.

— Все твои снадобья я уже уложил, так что езжай скорее. Только... Ют, девочка моя, побереги себя.

— Вернер, ты чудо, — Ют поцеловала старика в макушку. — Спасибо тебе ещё раз. Обещаю, я буду осторожна.

Когда Ют, нагруженная лекарствами, садилась в бричку, Вернер вышел на крыльцо, чтобы проводить её.

— Ют, кстати, а что тебе снилось-то? — бросил он ей вслед, когда бричка уже была готова тронуться.

Ют вздрогнула, вспоминая видение мёртвого города, залитого чёрной жижей и хищных птиц, снующих в небе цвета старого кровоподтёка. Она помотала головой, отгоняя нахлынувшую жуть и, выглянув в окно, тихо ответила:

— Ничего особенного. Обычный кошмар.

Светлый и просторный кабинет был обставлен скромно даже по меркам провинции. Голубовато-серые стены были украшены несколькими акварельными натюрмортами и парой неказистых парадных шпаг, а на самом видном месте висел портрет короля. Большой рабочий стол, два кресла, два стула и вешалка в углу — вот и всё убранство.

Владу обстановка очень понравилась. Никаких излишеств, только простые и функциональные вещи, необходимые для повседневной работы, — мечта любого делового человека. Таковым — прагматиком до мозга костей — и был его собеседник, который медленно прохаживался взад-вперёд по кабинету.

— Итак, выходит, что вы понятия не имеете о том, кто были нападавшие и каковы их мотивы?

— Именно так, господин Блюгер. Рискну лишь предположить, что это мог быть обычный разбой.

Начальник марбургской городской стражи Блюгер потёр переносицу, силясь унять назойливую головную боль. Был убит видный и уважаемый горожанин, потому-то он и решил заняться этим делом лично, однако допрашивать Влада Де'Сенда оказалось не самым лёгким занятием. На первый взгляд столичный чиновник показался Блюгеру мягкотелым щёголем, раздавить которого не составит труда, однако тот проявил такую изворотливость вкупе со знанием законов, что начальник стражи волей-неволей решил сбавить обороты и поискать к своему гостю иной подход.

— Поймите меня правильно, господин Де'Сенд, — проговорил он, — вы — единственный свидетель, который у нас есть. Никто из местных ничего не видел, а стрельба и вовсе отбила у них желание выходить на улицу, хотя за это их винить нельзя. К тому же, кроме господина Фереса и того бродяги, которого вы подстрелили в соседнем переулке, мы ни кого не нашли. Ни раненых, ни убитых — только кровь. Поэтому нам нужна ваша помощь. Расскажите, что вас связывало с господином Фересом? Когда вы познакомились?

— Я с ним знаком не был, — сказал Влад. — Когда я его обнаружил, он был уже при смерти, и лишь успел показать, куда побежали убийцы. Что он делал на улице в столь позднее время, мне неведомо.

— А что вы там делали? Чиновнику Королевской канцелярии не пристало бродить ночью по подворотням.

— У меня были дела в районе южных ворот, и так уж вышло, что возвращаться пришлось поздней ночью. Я услышал крики о помощи и решил вмешаться. Этих негодяев было пятеро, и двое из них погнались за господином Фересом. Мне жаль, но помочь ему я не успел — слишком долго пришлось возиться с нападавшими.

— Это я уже слышал, — Блюгер со вздохом положил подбородок на кулаки и вперил в Де'Сенда усталый взгляд. — А что вы делали ночью на городской окраине?

Влад замялся, сжал губы и, после короткого молчания, недовольно процедил:

— Провожал даму.

Блюгер выдохнул:

— Вот, значит, как. Что ж, тогда я вынужден спросить, как зовут эту даму и может ли она подтвердить ваши слова? Надеюсь, её личность и ваша, кхм, прогулка не являются секретом?

Влад вопросительно поднял бровь.

— Я ни на что не намекаю, — поспешно добавил Блюгер. — Просто задаю вопросы, сами понимаете.

— Даму зовут Ют, — ответил Влад. — Среди местных жителей она известна как Чёрная Галка.

— Эта ве... травница? — Блюгер с трудом скрыл удивление. — Интересная у вас компания, господин Де'Сенд. Впрочем, это меня не касается, а вот госпожу Ют тоже придётся допросить. Благо, в городе она бывает часто.

— Дело ваше, — пожал плечами Влад.

— Мне очень жаль, господин Де'Сенд, что наш разговор не клеится. Я человек порядочный и практичный. Ваша помощь была бы очень кстати, и я бы в долгу не остался.

— Мне тоже очень жаль, — заверил его Влад.

— В таком случае я не могу вас больше задерживать, — вздохнул Блюгер. — Хотел бы, но не могу. Мне ещё утром намекнули, что график у вас плотный, и вас следует как можно быстрее отпустить. Я, разумеется, мог бы начать упрямствовать, но при вашем нежелании сотрудничать время всё равно будет потрачено впустую. Тем не менее, если вы всё-таки решите поделиться какой-нибудь более полезной информацией, кроме тех чеканных фраз и формулировок, что я от вас выслушивал всё это время, то, будьте любезны, свяжитесь со мной. Я приму вас в любое время суток.

Влад согласно кивнул, подведя итог разговору. Блюгер взял со стола маленький колокольчик и позвонил в него. Тут же в кабинет явился его помощник — дюжий широкоплечий сержант — и, вытянувшись по струнке, стал ожидать указаний.

— Уве, будь любезен, принеси изъятые у господина Де'Сенда вещи и протокол обыска, и скажи Марте, чтобы сделала мне кофе, да покрепче.

— Слушаюсь! — выпалил Уве и пулей ринулся исполнять.

Сержант вернулся через пять минут. Шепнув что-то своему начальнику, он вернул Владу его шпагу, пистолеты и два кортика, которые тут же вернулись в скрытые ножны: один за голенище сапога, а второй в левый рукав сюртука. Блюгер, оценив такую предусмотрительность, заметил:

— Хорошо придумано, и в ножнах, я полагаю, ходят легко.

— Уж будьте уверены.

— Надо бы себе такие же сделать. Работа, знаете ли, у меня неспокойная. Уве сказал, что вас дожидаются люди из Горнодобывающей артели Клемма. Говорят, им велено проводить вас в шахтёрский посёлок.

— Быстро они, — довольно отозвался Влад и добавил: — Эх, не выспаться мне сегодня.

— В таком случае разрешите пожелать вам удачи, господин Де'Сенд. Если дело и впрямь так скверно, как болтают по базарам и кабакам, вы там ничего хорошего не увидите, — Блюгер встал, взял со своего стола несколько листов бумаги и протянул их Владу вместе с гусиным пером. — Вот, это протокол нашей беседы. Ознакомьтесь и распишитесь.

Влад пробежал глазами текст, не нашёл ничего каверзного и поставил свою подпись.

— Всего хорошего, — попрощался с ним начальник стражи. — Поспешите, вас там ждут. Я и сам, признаться, опаздываю на приём к бургомистру. А разговор предстоит долгий и неприятный.

— О, в таком случае мы с вами ещё можем увидеться, — сказал Влад, поправляя на поясе ножны. — Может статься, сегодня мы с Дмитрием Клеммом заявимся к вашему градоначальнику с серьёзным предложением.

— С каким же, если не секрет?

— Об объявлении карантина.

Влад видел, как Блюгер напрягся, услышав подобное заявление.

— Что-то не так?

— Боюсь, ваша инициатива отклика не найдёт. Процветание города зависит от торговли алмазами и прочими богатствами недр. Купцы вас живьём сожрут.

— Быть может, вам стоит подготовить к подобному повороту событий умы власть имущих? — предложил Влад. — Это упростит работу и мне, и вам.

Блюгер посмотрел на него, как на сумасшедшего, и через несколько секунд расхохотался.

— Ну уж нет, — заявил он, слегка успокоившись и смахнув слезу. — Объяснять всё это безобразие будете сами на пару с Клеммом. Я на такие авантюры не подписывался!

'Алмазные копи Марбурга — один из важнейших источников богатства и процветания округа Бернхольд, ярчайшая жемчужина в короне промышленного севера. По значимости с ними сравнятся лишь богатые залежами железной руды горы Оденфельда, лесничества в Штельмарке, поставляющие корабельную сосну и дуб для нужд флота, торфяные болота близ Вильдгрубе и угольные шахты на западных склонах Атавирских гор.

Расцвет коммерции в регионе неизменно связывают с такими громкими фамилиями, как Дортшейны, фон Вальцы, фон Брюге. Именно их достижения вывели округ Бернхольд на лидирующие позиции в области добычи ископаемых, производства стали и пороха, а барон Юнг из малоизвестного ранее рода фон Гаузов в начале восемнадцатого столетия стал одним из первопроходцев такой новой и неосвоенной отрасли, как химическая промышленность.

Марбург же обязан своим успехам не кому иному, как барону Дитеру фон Вальцу, превратившему скромную деревеньку близ старого шахтёрского посёлка в один из самых значимых производственных центров на северо-востоке страны'.

Влад отложил книгу в сторону и попросил слугу принести ещё одну чашечку кофе. В приёмной, где его разместили, стояло несколько стареньких, обитых светлой кожей диванов, резной дубовый стол с гарнитуром на двенадцать персон, несколько книжных стеллажей и шкаф для верхней одежды. Вся мебель была выполнена из дорогого белёного дуба, обработанного бесцветной морилкой, пол устилали светло-серые ковры с причудливым узором из вязи и сложных геометрических линий. Влад знал, что такие ковры ткут в далеких странах, которые лежат к востоку от Верхнего Урда, и везут в королевство через южные порты, вроде Ольсмута или Кённигса. Отличались они не только красотой и сложностью рисунка, но и тем, что их на диво легко было содержать в чистоте. Редкая и очень добротная вещица сразу выдавала хороший вкус хозяев. Дмитрий Клемм был прижимист, особенно если дело касалось предметов роскоши, однако если что-либо приобретал, то только лучшего качества.

За долгие годы своего существования шахтёрский посёлок разросся настолько, что теперь его западные окраины плавно перетекали в восточные пригороды Марбурга. Тем не менее, он оставался полноценным независимым поселением со своим банком, гостиницей, трактирами, общественной баней и небольшой рыночной площадью, где можно было приобрести всё необходимое для повседневной жизни. Ряды жилых домов образовывали несколько улиц, за ними следовали бараки для чернорабочих и склады, а чуть поодаль, за высоким забором, располагались здания, принадлежащие Горнодобывающей артели. Госпиталь Святого Франца располагался аккурат на стыке посёлка и города, однако услугами его пользовались в основном шахтёры, в то время как горожане предпочитали обращаться к тем докторам, целителям и костоправам, что обитали по соседству, ибо, несмотря на размеры города, путь до госпиталя был всё-таки неблизкий.

Дожидаясь Клемма и остальных, Влад провёл минут сорок за чтением интереснейшей монографии покойного ныне члена Королевской академии наук, выдающегося писателя и учёного Карла Эриха. Книга не была строго научной, однако некоторые моменты всё же заставили его призадуматься.

Например, алмазы. Столько всего вертелось вокруг алмазов, и даже смертельная опасность порой не останавливала тех, кто хотел вырвать из недр очередной жирный кусок, ведь подвергнутые правильной огранке, эти чудесные камни разлетались по всему миру, принося огромные доходы как кошелькам коммерсантов, так и королевской казне.

Вот и сейчас работа в шахтах, несмотря на чрезвычайную ситуацию, не останавливалась ни на минуту. Хотя было от чего запаниковать: буквально за день количество заболевших выросло вдвое, и никто не мог даже предположить, где и каким образом несчастные могли заразиться. Число умерших уже перевалило за полсотни.

Бумаги, которые Влад забрал с тела убитого Фереса, он так и не просмотрел — не представилось возможности, а читать подобные документы в приёмной Клемма у всех на виду он посчитал неразумным. Тем не менее, из разговора с осведомителем стало ясно, что придётся работать с Клеммом, ибо только он был способен приоткрыть для Влада завесу, скрывавшую тайны местной элиты. В Марбурге старый промышленник знал практически всех, и его поддержкой следовало заручиться во что бы то ни стало.

На первый взгляд выходило довольно просто. Артели требовалась помощь в борьбе с эпидемией. Значит, придётся надавить на местных чиновников и всё-таки устроить карантин. Бургомистр, который, если верить слухам, представлял собой забавную пародию на своего коллегу из Вальцберга, будет, конечно же, не в восторге от всего этого, как и его приближённые, но тут Владу опять помогут выправленные шефом Розенкранцем документы. Оставалось только два вопроса: что делать с начальником стражи и как быть с легендой, которую волей-неволей придётся раскрыть хотя бы перед главой артели?

Размышляя об этом, Влад не заметил, как пробил четвёртый час.

Вскоре появился Клемм. Переступив порог своей администрации, он отдал слуге пальто и трость, и направился прямиком в приёмную, на ходу приветливо помахав Владу своей огромной ладонью. Сопровождали его сыновья и низкий тощий человечек с крючковатым носом, тонкими пальцами и толстыми очками, закрывавшими чуть ли не половину лица. Одет человечек был в пыльное дорожное пальто, в руках нёс пухлый чёрный саквояж. Представившись доктором Штерном, он крепко пожал Владу руку, и заявил, что будет сопровождать уважаемого столичного чиновника во время осмотра шахтёрского посёлка, а также ответит на все интересующие его вопросы касательно эпидемии кровяной лихорадки.

— Присутствие квалифицированного медика нам точно не помешает, — одобрил Влад. — Это вы, господин Клемм, хорошо придумали.

— Я посчитал, что это совершенно необходимо. Более того, в госпитале нас будет дожидаться Ют. Её как раз должны доставить в Марбург с очередной партией лекарств.

Услышав имя травницы, доктор Штерн недовольно скривился.

— Вы опять пускаете к больным эту ведьму? — спросил он, грозно сверкнув глазами. — Я в очередной раз вынужден заявить, что категорически против этой практики. Так называемые народные целители годятся только зубы выдирать, да поить простывших в поле крестьян отваром ромашки.

— Умерьте пыл, доктор, — сердито ответил Клемм. — Так называемая народная целительница Ют сделала для наших ребят не меньше вашего. Так что настоятельно рекомендую вам не устраивать с ней очередную перебранку, а работать сообща.

— Как скажете, но тогда я снимаю с себя всяческую ответственность за результат.

— Снимите её вместе с теми деньгами, что я перевожу на счёт вашей клинки, и положите ко мне на стол, — сказал Клемм, пригладив встопорщившуюся бороду, и Штерн тут же проглотил язык.

Влад, глядя на это, втихомолку усмехнулся.

— Давайте не будем медлить, господа, — предложил он. — Покажите мне больных и расскажите всё, что вам известно. Думаю, мы найдём способ надавить на ваших трусливых чинуш и обуздать заразу, пока она не выкосила полгорода.

— Хорошо, если так, — пробурчал Штерн. — Ибо перспективы отнюдь не радужные, и даже ваша ведьма это признаёт. Идите за мной, господа. Только хочу предупредить, что зрелище будет не для слабонервных.

— Как будто бывает по-другому, — пожал плечами Влад.

Маленький доктор криво усмехнулся.

— Бывает... ещё хуже.

Влад ему не ответил. Он хорошо знал, как худо бывает в тех местах, где смерть разгуливает как у себя дома.

Глава 3

Что ни делается — всё к лучшему. Уж кому, как ни Фройду, с его-то жизненным опытом, было об этом знать.

Его папаша всю жизнь только и делал, что пил горькую, бил жену и детей, а после жаловался на жизнь, нищету и подлых компаньонов, которые из раза в раз оставляли его с носом. Собственное пьянство, слепую жадность и неумение разбираться в людях он, разумеется, в расчёт не брал.

Фройд рос в нищете, рано лишился матери и теплому дому предпочитал холодную улицу. Там типы вроде его папаши тоже встречались, но хотя бы не могли изловить пронырливого мальца. Позже, возмужав, он прибил старого пьяницу и, прихватив его кровные, укатил от проблем куда подальше. Просто и цинично, как и большинство его поступков. Впрочем, за годы уличной жизни он очерствел достаточно, чтобы не переживать о подобных вещах, да и семьи у него уже не осталось — сестёр и братьев к тому времени забрало очередное поветрие. Поговаривали, что это был тиф, да только Фройду было без разницы, ибо доктора в его родном городишке умели разве что рвать зубы и прижигать гнойники на заднице.

Перебравшись в главный окружной город Зельц, он промышлял воровством, скупкой и перепродажей краденого, а позже, сколотив небольшую банду, выбивал деньги из бывших коллег-торгашей. Попавшись на этом, он бежал от властей и от негодующих перекупщиков, которые таки осмелились выступить против него всем скопом, оставив всех своих людей в компании с разъярённой толпой. Правда, он успел спасти кое-какие денежки, так что расправа над бывшими подельниками его не слишком расстроила.

Бежал он, как ни странно, в армию. Начав службу в Пятьдесят Третьем Суденском пехотном полку, он истоптал сапогами всё южное пограничье, гоняя разгулявшиеся там разбойничьи шайки, подавлял беспорядки в юго-восточных округах Кейвен и Бергосса, где прошёл через ряд крупных сражений, не получив ни царапины, а во время экспедиции в Верхний Урд и вовсе удостоился нескольких бронзовых крестов, а также высшей солдатской награды — ордена святого Ульрика. Позже ему удалось устроиться на должность адъютанта при одном из штабных офицеров, однако карьеру Фройд так и не построил, ибо перед сражением у реки Ласса в 1747 году он внезапно дезертировал из королевской армии и переправился через Тёмное море на попутном пакетботе. Полк его, что примечательно, попал в окружение и был практически весь уничтожен, а сам Фройд прибыл из-за границы с крупной суммой денег. Он тратил их, ни от кого особо не скрываясь, чем и привлёк внимание четвёртого отдела Тайной канцелярии, чьи агенты занимались расследованием военных преступлений.

Однако Фройд, наученный жизнью, оказался крепким орешком. Схваченный им соглядатай успел рассказать очень много, прежде чем испустил дух. В результате двое агентов и один стражник погибли при попытке задержания, а Фройд удрал через всю страну на север, в Бернхольд. На этот раз без копейки в кармане.

Север встретил его приветливо: города и сёла, раскиданные по огромной провинции, давали множество возможностей заработать тем, кто привык брать жизнь за горло. И лишь в последние полтора года новая шайка, сколоченная Фройдом, вынуждена была бежать от правосудия в Тарквальдский лес, а потом выходить на большую дорогу между Марбургом и Вальцбергом

Фройду повезло и здесь: он был одним из немногих в шайке, кого стражники не знали в лицо, и потому мог появляться в городе, а не просиживать штаны в лесу. Большинству же его головорезов все эти радости были недоступны: их даже в самых захолустных деревушках, где, казалось, всех местных запугали уже сто лет назад, теперь могла ждать засада. Висельники, как их прозвали в округе, уже порядком надоели всем.

Фройд, впрочем, не унывал, и находил способы зарабатывать даже в такой ситуации. Мелкая кража там, разбой тут, а если повезет, то и что-нибудь посерьёзней. 'Не брезгуй копейкой, — всегда говорил он. — Уж она-то всегда отыщется и всегда из любой передряги выведет'. Ему не впервой было начинать с нуля.

В переполненной корчме был забит каждый угол. Работники мануфактур, шахтёры, извозчики, посыльные и прочие работяги жадно ловили свежие сплетни, обсуждали последние события и заливали глаза тем пойлом, что было им по карману.

Марбург кипел, перетирая новости о жуткой хвори, что разразилась в шахтёрском посёлке и грозила вот-вот вырваться на свободу, чтобы превратить весь город в одно большое кладбище.

Фройд сидел у дальней стены за отдельным столом, отгороженным с двух сторон деревянными перегородками, прихлёбывал густой тёмный эль, жевал вяленое мясо с картошкой и втихаря посмеивался над паникёрами. Вид он при этом имел донельзя угрюмый, и порой излучал такую неприкрытую угрозу, что даже самые отчаянные из местных выпивох не решались подсесть к нему.

Впрочем, по-настоящему дурное настроение редко посещало головореза. Обычно он выглядел весьма дружелюбно и прекрасно проводил время в какой-нибудь шумной компании, ибо где, как ни в кабаке, можно было разузнать всю городскую подноготную? Хорошо наточенный нож и горящая головня, конечно, способны развязать язык кому угодно, но порой куда лучше и вернее это делает крепкое пиво — эту мудрость Фройд усвоил давно. Вот и сегодня он ждал новостей, но несколько иного рода, чем обычно.

Когда он дожёвывал очередную полоску мяса, двери корчмы широко распахнулись, и на пороге появились знакомые лица. Вошедших было трое, они оглядели галдящую залу, заметили Фройда и уверенно направились в его сторону. Смуглый доходяга Брунс и косматый здоровяк Ерс с руками похожими на сваи входили в шайку Фройда. Третий — респектабельного вида горожанин в отутюженном костюме, начищенных до блеска ботинках, с тростью и цилиндром на согнутой руке — был знаком предводителю висельников не так давно, и он даже не знал его имени. Мужчина сел напротив него, а Ерс и Брунс взяли себе по кружке пива и расположились у входа в занятый Фройдом закуток, загородив своего патрона и его собеседника от чужих глаз.

— Надеюсь, вы пришли с хорошими известиями? — сказал Фройд господину в цилиндре. — Не хотелось бы омрачать такое чудное утро, а?

Его собеседник едва заметно усмехнулся, положил трость перед собой на стол и, откинувшись на спинку стула, ответил:

— И впрямь, я могу вас порадовать: мы вами весьма довольны. Сейчас не так-то легко найти людей, готовых на подобную работу.

— Ой ли? — не поверил Фройд. — Да я таких только по Марбургу сотню наберу.

— И насколько же они будут грамотны, господин Фройд? — не прекращая улыбаться, поинтересовался господин в цилиндре. — Как скоро сделают дело? Хорошо ли заметут следы?

— Тоже верно, мои ребята без напоминаний порой и штаны подтянуть забывают. Но мы отвлеклись. Вы, кажется, упомянули, что довольны работой?

— Да, да, я вас понял.

Из-за пазухи господина в цилиндре появился пухлый конверт, который он положил на стол перед Фройдом. Конверт тут же исчез во внутреннем кармане главаря шайки, а его собеседник тут же выложил на стол ещё один, потоньше.

— Прочитайте и сожгите, — сказал он. — Если вас устроят условия и сумма, то завтра же сможете получить аванс.

Фройд деловито вскрыл конверт и вдумчиво прочёл содержимое, периодически крякая и бормоча себе что-то под нос. Закончив, он ткнул Брунса в бок и потребовал у того папиросу. Чиркнув спичкой, он поджёг свёрнутое в трубочку письмо, закурил от него, а догорающие остатки положил на глиняную тарелку, которую определил себе под пепельницу.

— Странно всё это, — прокомментировал он. — И, как я уже убедился, рискованно. Накиньте ещё пару тысяч, и тогда будет о чём говорить.

— Полагаю, это можно будет устроить, — сказал господин в цилиндре после некоторого раздумья. — Завтра ждите меня здесь же, в это же время.

— Люблю иметь дело с людьми, которые пуще всего ратуют о пользе делу, — заявил Фройд и достал из кармана маленькую табакерку. — Их щедрость порой не знает границ, а за хорошие деньги и работать приятно. Хотите корешок ласса?

— Благодарю, но не имею привычки его жевать.

— А я зажую один, — Фройд извлёк из табакерки белый ломтик и закинул в рот. — После еды самое оно.

— Он красит зубы в неестественный цвет, — заметил господин в цилиндре. — Выглядит жутко.

Фройд неожиданно рассмеялся, зычно и жизнерадостно, бодро хлопая себя по колену.

— Я стараюсь бодро смотреть на вещи. Знаете, всегда вот хотел разбогатеть, и порой изрядно продвигался в этом начинании. И хотя сейчас мои дела не так хороши, одного у меня точно не отнимешь, — он широко улыбнулся, обнажив два ряда ослепительно белых, словно первый снег в горах, зубов. — Мою улыбочку на миллион крон.

В заброшенной церквушке как всегда гулял ветер, и холод, казалось, крепко-накрепко засел в каждом её камне, каждой плитке, коими были выложены пол и стены в узких нефах.

Бродяга, сгорбившись, сидел на узкой деревянной скамье напротив разбитого алтаря, и потирал озябшие руки. Он пришёл сюда с рассветом и терпеливо ожидал несколько часов, прежде чем открылась ведущая в подвал дверь, и в проёме появился мужчина в пыльной сутане и шапочке священнослужителя.

— Как поживают ваши ложные святые, отец? — ехидно спросил бродяга.

— Всяко лучше тебя, заблудшего, — благодушно ответил священник. — Впрочем, быть может, и твое несчастное существо ещё не безнадёжно.

— Скоро проверим, — хрипло огрызнулся бродяга. — А у меня новости: висельник согласен помочь.

— Число преданных людей растёт, — кивнул священник, прохаживаясь по центральному проходу. — Это не может не радовать.

— Он не верен нам пока, — бродяга сплюнул под ноги святому отцу чёрный кровяной сгусток. — Ему нужны деньги.

— Будет время, и он осознает, что есть вещи поважнее золота. Его лишь надо подтолкнуть.

— Об этом не беспокойся, отец, — бродяга снова прочистил горло и сплюнул его мерзкое содержимое на пол. — Он сам к нам придёт.

— Подобно всем остальным, как только он поймёт истину...

— Не твоими стараниями людям открылась истина, — перебил бродяга. — А теперь лучше расскажи мне о важном. Наш пастырь желает знать, как себя чувствует девушка?

— Очнулась, хоть и немного не в себе, — холодно ответил священник. — Он может быть спокоен: ни с матерью, ни с ребёнком ничего не случится.

— Тебе же лучше, если так оно и будет, отец. Кстати, как там твоё сердце? Не шалит?

Побледнев, священник одёрнул сутану и машинально коснулся ладонью груди, словно проверяя, стучит ли ещё там что-либо или нет. Затем, немного успокоившись, он покачал головой:

— Нет, заблудший, не жалуюсь.

— Рад слышать, — бродяга харкнул на пол третий раз и повернулся к выходу. — Передай пастве, пусть молятся усердней и ждут. Скоро придёт время и им кое-что сделать.

— Они готовы действовать в любой момент. Это касается чумы?

— Да. Нужно узнать, кто в городе занимается этим вопросом: имена, где живут, с кем знаются. Он желает знать всё.

— Я передам пастве его волю.

— И поторопись. Барон зашевелился, он что-то подозревает, однако пока что он ищет не там, где нужно. Однако ему может повезти. Случайная догадка, мудрый совет или чей-нибудь длинный язык легко смогут вывести его ищеек на наш след.

— Среди нас нет предателей!

— Правда, отец? — бродяга скорчил ироническую гримасу. — Что же ты тогда не молишься своему лжецу Маттиасу? Все люди одинаковы, и нам не следует доверять никому, кроме нашего пастыря. Остальных же следует держать в страхе и неведении. Привлеки начальника стражи, пусть выведет фон Вальца на ложный след.

— У него нет причин нам помогать.

Бродяга мерзко усмехнулся, так что его собеседника передёрнуло от отвращения.

— У него есть дети. И этого достаточно.

— Я не собираюсь... — запротестовал, было, священник, однако бродяга вскинулся, схватил его за грудки и прижал к стене.

— Помни, кому ты обязан, святоша, — изо рта, полного чёрных гнилых зубов, нестерпимо воняло нечистотами, и святой отец едва сдержал рвотный позыв. — А им это будет только во благо, как и всем, кому наш пастырь открыл глаза!

— Это же дети!

— И потому воздастся им стократ больше, чем нам с тобой. Как воздастся сторицей и тому нерождённому, коего ты поставлен опекать.

Бродяга ослабил хватку, позволив священнику сползти на пол, и оставил его, дрожащего от ужаса и омерзения, приходить в себя. Одёрнув рваные лохмотья, он уселся на скамью напротив алтаря, извлёк из недр своего одеяния яблоко и жадно впился в него зубами.

— Есть ещё одна проблема, — сказал священник, с трудом подняв на него взгляд.

— И что же это?

— Чиновник из столицы — он всюду суёт свой нос.

— Он — не твоя головная боль. О нём уже позаботились и намекнули, что неплохо бы покинуть Бернхольд подобру-поздорову.

— А если он не внемлет?

Бродяга расхохотался, брызжа слюной и недожёванными кусочками яблока.

— Поверь, святой отец, ему же будет лучше, если он уедет отсюда сам.

Обстановка в кабинете Дмитрия Клемма царила напряженная. Глава Горнодобывающей артели хмуро листал стопку отчётов, лежащую у него на столе, позади него стояли, вытянувшись по струнке, оба его сына, а посреди комнаты Влад Де'Сенд и доктор Штерн горячо спорили с марбургским бургомистром. Здесь же присутствовал молчаливый начальник стражи и несколько человек из городской администрации, которые благоразумно в этот спор не лезли, а в углу комнаты в глубоком кожаном кресле тихо сидела Ют, которая, казалось, была практически безразлична к происходящему.

— Это совершенно невозможно, господин Де'Сенд! — разорялся бургомистр Крейн. — И даже если вам каким-то чудом удалось втянуть в это дело Клеммов, то другие представители деловых кругов никогда не пойдут на такое. Мы не закрывали город даже во время чумного поветрия, когда паника была куда серьёзней!

— А может, стоило? — поинтересовался Влад. — Или доходы перекрыли все людские потери?

— Это было нецелесообразно! Всем и так известно, что чуму приносят миазмы, исходящие из-под земли вместе с прочими испарениями. Нет смысла запираться — стены болезни не помеха.

Ют тихонько усмехнулась в своём углу, и эта усмешка не ускользнула от внимания бургомистра, который разразился очередной бурей негодования.

— И что эта ведьма там ухмыляется?! Зачем она здесь вообще?!

— Она здесь, потому что я так решил, — отрезал Влад, смерив бургомистра полным холодной злобы взглядом. — В некоторых вопросах она куда компетентней ваших врачей, так что будьте любезны умолкнуть и примите её присутствие как данность.

Возможно, бургомистр хотел что-то на это ответить, однако резко закашлялся, поперхнувшись собственной слюной, и Влад отвернулся от него, переключив внимание на начальника стражи.

'Хофф по сравнению с этой визгливой свиньёй просто душка', — подумал он мимоходом.

— Что скажете вы? — спросил он шефа Блюгера. — Способны вы и ваши люди реализовать наш план?

Блюгер, человек спокойный и практичный, был полной противоположностью своему градоначальнику. Он поразмыслил, подёргивая себя за длинный ус, и, наконец, кивнул:

— На данный момент мои люди контролируют только въезд и выезд из города. Чтобы перекрыть его порайонно придётся мобилизовать добровольцев из городской дружины. Это около двух сотен человек, — сказал он. — А если доктор Штерн приведёт на помощь сотрудников своей клиники, то в дальнейшем задача и вовсе упростится. Их там человек тридцать, они могли бы помочь с обустройством мест для больных.

— Полагаю, вы не из тех формалистов, кто во вред всему делу дожидается официальных распоряжений? — поинтересовался Влад.

Начальник стражи подтянулся, дёрнул себя за ус и спокойно ответил:

— Вообще-то из тех самых. Однако я в свою очередь полагаю, что вы этих распоряжений добьётесь в любом случае, так что можно сделать исключение. Если даже в Вальцберге уже кто-то заболел, то медлить не стоит.

— Я рад, что мы друг друга поняли.

Влад прошёлся по помещению, размышляя. Для продолжения расследования требовалось покинуть Марбург и искать следы преступника в другом месте. В то же время единственной ниточкой и человеком, которому можно было доверять, оставался Клемм-старший. Либо, возможно, один из его сыновей. Вот бы переговорить с командиром Олега — помощь драгун точно не окажется лишней. К тому же у них здесь не так уж много обязанностей. Ну, разве что разбойников по лесам гонять.

— Я поддерживаю предложение господина Де'Сенда, — сказал Клемм, прервав его размышления. — И вам, господин бургомистр, гарантирую, что к этому решению смогу склонить немало промышленников и купцов. А что до остальных: пусть принимают решения представителя короны смиренно и безропотно. Речь идёт сейчас об общем благе, о жизнях тысяч людей, и чьи бы то ни было убытки нас волновать не должны. Я сам потеряю больше других, к слову, однако меня это не останавливает. Я не хочу повторения былых моровых поветрий, да и никто не хочет.

Взгляды Клемма, Де'Сенда, Блюгера и Штерна сошлись на бургомистре, и тот открыл было рот, чтобы дать очередную гневную отповедь, однако ничего толкового ему на ум так и не пришло. Влад не без интереса наблюдал за внутренней борьбой, которая целиком и полностью отражалась на лице этого человека. В конечном итоге Крейн икнул, вяло выразил своё полное согласие с решением остальных и, злобно сверкнув глазами, отправил своего секретаря готовить соответствующие распоряжения.

— За такое своеволие вас просто распнут, — предупредил он Влада. — Вы, как ревизор, такими полномочиями не обладаете.

— Руки коротки меня распять, — спокойно ответил Влад, поглаживая рукоять шпаги. — А что до моих полномочий: подайте запрос в Королевскую канцелярию. Откуда, по-вашему, быстрее придёт ответ? Из столицы или из резиденции бернхольдского губернатора, который выдаст мне любые полномочия, только чтобы ситуация оставалась под контролем, а его кресло — в неприкосновенности?

Влад блефовал бесстыдно. Впрочем, знали об этом, похоже, только Блюгер и Клемм, втихомолку посмеиваясь в усы, однако они были на его стороне. А недалёкий бургомистр, на чьём лице диковинно перемешались гнев и ужас, похоже, и впрямь верил в серьёзнейшие связи королевского чиновника.

'Впрочем, — подумал Влад, — от моих реальных связей его и вовсе удар хватит'.

Формально разговор был окончен, и потому бургомистр, сдержано попрощавшись, удалился, следом за ним кабинет Клемма покинули Штерн и Блюгер, затем со своего места поднялась Ют, которая лишь в дверях задержалась, бросив взгляд на Влада — тот отрицательно покачал головой.

Заметив, что Де'Сенд медлит, Дмитрий Клемм спросил:

— Вы хотели поговорить о чём-то ещё?

— Если вас не затруднит, — ответил Влад.

Клемм кивнул, затем обратил взгляд на своих сыновей.

— Оставьте нас, — строго сказал он, и Олег с Кириллом безропотно подчинились.

Оставшись наедине с Владом, он тяжело поднялся, подошёл к окну и слегка приоткрыл его.

— Впустим немного воздуха, — сказал он. — Дышать нечем.

— Как вам будет угодно.

Влад встал рядом с ним и окинул взглядом перекрёсток улиц Аптекарской и Купеческой.

По выложенной брусчаткой дороге лениво катилась гружёная овощами телега. Солидный пожилой господин прогуливался по уютной боковой аллейке, цокая тростью по мраморным плитам тротуара. Группа рабочих в кожаных фартуках и толстых рукавицах тащила куда-то увесистые холщёвые тюки. В доме напротив, на втором этаже, миловидная дама распахнула ставни и выставила на подоконник длинный деревянный ящичек с геранью.

— Рановато выставлять рассаду, — произнёс Влад.

Клемм не согласился:

— Отнюдь, господин Де'Сенд. Нас здесь погода не балует, и лето по всем признакам будет дождливым. Вот и используют хозяйки каждый солнечный денёк. Сами же видели, какие у нас тут погоды стоят. И так уже месяц.

— Что да — то да.

Вдохнув напоследок поглубже, Клемм прикрыл окно и, не поворачиваясь, спросил:

— Ну так что, молодой человек, мне будет позволено узнать чуть больше, чем остальным?

— Пожалуй, что так, господин Клемм. Но позвольте сперва полюбопытствовать, давно ли вы догадывались?

— С момента нашего знакомства, хотя, признаться, это не ваша вина, а скорее специфика нашей глубинки.

— И в чём же она заключается, если не секрет?

Старый промышленник, усмехнувшись в бороду, повернулся к Владу и пристально на него посмотрел.

— Вот кабы не было мне много лет, и не видал я всю эту чиновничью братию раньше, то на вас, господин Де'Сенд, в жизни бы не подумал. И даже шпага ваша к месту — эдакий вы щёголь, у которого в голове карьера, да девицы на званных вечерах. Да только, думается мне, вы этой шпагой, в отличие от некоторых, владеть умеете. Олег всё вас проверить хочет, напрашивается вроде как по-дружески. А вчера имел честь убедиться, что колете вы со знанием дела, да и кисть у вас, как говорят, рабочая.

— Но ведь не в шпаге дело?

— Не в шпаге, — согласился Клемм. — Вы, молодой человек, грамотно всё делаете, да только отродясь здесь таких ревизоров не бывало. Сидит в Королевской канцелярии наш с бароном общий знакомец и блюдёт, чтобы все дела да пересуды до нас доходили вовремя: кто к нам поедет, когда и с каким вопросом. Да и самому человечку накажут, что делать и как себя вести, а если заартачится, то и об этом нас предупредят, чтобы знали наперёд о таком казусе. Здесь Север, господин Де'Сенд, здесь капиталы крутятся, алмазы, железо, порох и прочее. Коммерция, она такая, любит, чтобы поспокойней, а уж если и у государства интерес, то и подавно. Времена у нас бывали разные. Или вы думаете, что первый раз фон Вальцы в долги влезают?

— Я изучил их, кхм, кредитную историю, — сказал Влад.— Да, такие задолженности роду фон Вальцев не внове. Но не барону Отто. Он, несмотря на молодость, крайне способный управленец. И только последние годы на него...

— Всё разом навалилось, — закончил за Влада Клемм. — Одно за другим: долги, нападки Дорштейна, поветрие три года назад и теперь вот это. О вашем прибытии нас предупредили поздно, чего никогда не бывало раньше. Наш знакомый послал весточку поздно, проблему описал сумбурно, чего раньше за ним не замечалось, а под конец предупредил, что наверху зачем-то намеренно утаивают, кто вы такой и зачем прибыли. Мы всё узнали по факту. К тому же вы, хоть и ненавязчиво, задавали много вопросов.

— Все грамотные ревизоры так поступают.

— Да, но вы спрашивали вещи нехарактерные для чиновника. Все больше о людях и местах, а не про деньги. Обстоятельства, при которых вы появились, тоже были из ряда вон. Я сразу подумал, что вы не затем сюда приехали, чтобы взимать с барона его долги, хотя, честно говоря, я удивился, когда узнал от Отто, что вы проштудировали отчёты, которые вам подсунул этот индюк Хофф. Там же всё вылизано и вычищено так, что и комар носа не подточит.

— О, поверьте, это не так, — возразил Влад. — Я в какой-то мере знаком с бухгалтерским делом и документооборотом. Кое-какие заметки для моих 'коллег' я оставил. Упростил им работу.

— Что ж, пусть так, — уступил Клемм. — Однако в любом случае вы выделялись на фоне тех, кто нас обычно навещал, и догадок на этот счёт у меня была уйма. Теперь же, как я понимаю, вам что-то от меня требуется. Так что не будем ходить вокруг да около. Излагайте, господин Де'Сенд, и мы, надеюсь, договоримся.

Влад выдержал небольшую паузу, после чего утвердительно кивнул. Дело так и так двигалось в этом направлении, и тянуть дальше не было смысла. Он подался вперёд, упёрся руками в резной подоконник и, отстранённо глядя в окно, сказал:

— Я разыскиваю государственного преступника. Одного из организаторов покушения на Его Королевское Величество Альберта XII. Следы его вели в Бернхольд, затем круг поисков сузился до Марбурга, но здесь меня постигло фиаско: сегодня ночью был убит мой единственный осведомитель. Тем не менее, я успел с ним переговорить, он настоятельно рекомендовал обратиться за помощью именно к вам.

— Ищете смутьяна, значит, — Клемм недобро ухмыльнулся. — Тайная канцелярия, стало быть?

Влад едва заметно кивнул.

— Что ж, тогда мне и впрямь лучше найти с вами общий язык, — добавил промышленник. — Что вы хотите лично от меня?

— У меня есть сведения, что разыскиваемый был вхож в высшее общество Марбурга, среди представителей которого нашёл немало сторонников и сочувствующих. Он предельно осторожен, но новое лицо и новые идеи не утаишь от публики. Мне говорили, что вы внимательный человек, и пропустить такую фигуру не смогли бы.

Крепко задумавшись, Клемм отошёл от окна и вернулся к своему рабочему столу. Взгляд его упал на бутылку коньяка, и он, недолго думая, налил себе рюмку и тут же выпил, после чего предложил пару капель и гостю, но Влад вежливо отказался.

— Был в начале осени один эпизод, — начал рассказывать Клемм, прогуливаясь по кабинету. — Я, признаться, был тогда в отъезде, но Кирилл, мальчик мой, пересказал те события весьма подробно. Он у меня парень смышлёный: мало в чём участвует, но всё подмечает и запоминает.

Так вот, в те дни среди местной золотой молодёжи появился один примечательный человек. Знаете, из той породы, что зовутся властителями дум. Мало кто знал его близко, но факт был в том, что буквально все были от него без ума. Остроумный, галантный и, что самое главное, большой философ. Вокруг него быстро вырос кружок по интересам, куда оказалось не так уж и просто попасть. Мой Кирилл не смог, хоть и пытался, однако заметил, что люди там собирались отнюдь не праздные. Более того, когда мы с ним обсуждали этот вопрос, оказалось, что вслед за своими отпрысками в этот кружок последовали и многие люди старшего поколения, моего поколения. Марбургские чиновники, купцы, крупные мастеровые и промышленники. Впрочем, никому до этого не было дела, пока среди них не были замечены несколько офицеров стражи. Блюгер, который все эти увлечения тайными обществами на дух не переносил, тут же поднял большой переполох, а с провинившихся полетели погоны.

Было это в конце зимы. С того момента ни об этом странном человеке, ни о его обожателях мы ничего не слышали, а те, кто имел к нему отношение, либо стали вести себя по-прежнему, либо отстранились от общества, но то были единицы. Я тогда подумал, что наш шеф вспугнул очередного заезжего шарлатана. Я, как вы могли узнать, выписываю газеты и журналы из столицы, и в тот момент мне как раз вспомнилась заметка о громком деле салона месье Крюи, надувшего около двухсот известных и весьма уважаемых людей на сумму в полтора миллиона крон. Ну, я и провёл параллели.

— Мишель Крюи был человеком образованным, и к тому же знатоком Атмирской философии, истории и мистицизма, — добавил Влад, припомнив, о чём ему как-то за кружкой пива поведал коллега из второго отделения. — К тому же он знал подход к людям. Не будь он жаден до золота, мог бы сделать хорошую политическую карьеру. А вместо этого оказался в тюрьме.

— Его, однако же, очень многие знали лично, а наш персонаж так и остался загадкой. Блюгер до него добраться не смог и решил, что тот покинул город.

— Мой человек утверждал, что так оно и было. И это, похоже, не было связано с моим приездом.

— Да, это произошло намного раньше.

Подумав немного, Влад достал из-за пазухи сложенный вчетверо листок, куда заранее выписал имена из отчёта Фереса, и передал его Клемму.

— Знакомы ли вам эти люди?

Промышленник выудил из нагрудного кармана пенсне, водрузил себе на нос и пробежался глазами по списку.

— Я знаю почти всех.

— Есть среди них люди, о которых вы столько что говорили?

— Да, многие.

— Есть у вас какие-нибудь соображения по этому поводу?

— Хм, — Клемм почесал в затылке, размышляя. — Дайте-ка подумать. По большей части это уважаемые в Марбурге люди, хотя и не все они принадлежат к аристократии, коммерческой или чиновничьей элите. Вот, например, Фомке Бреннер, так тот и вовсе пекарь, хотя и знаменитый на всю округу. В кружок он не ходил. А ещё меня удивляет, что здесь есть имя Ги Огюстена — он в эту компанию никак не вписывается.

— Кто этот человек?

— Городской повеса, мот и страшный пьяница. Ещё в молодости он промотал всё отцовское наследство, скатился ниже некуда, а потом, когда ему было уже за тридцать, умер его почтенный дядюшка. Умер, как это бывает, бездетным, и всё его имущество перешло к Ги, который тут же принялся за старое. Огюстен кутил и с местной молодёжью, и с заезжими повесами, пристрастился к вытяжке из корня ласса, снова просадил всё, что мог, а последние полтора года волочился за одной молодящейся вдовой и жил на ёё средства. Его в уважающее себя общество не подпустили бы и на пушечный выстрел.

— Значит, не только среди городских элит наш приятель пускал корни, — рассудил Влад. — Надо бы проверить людей из списка, и здесь я прошу вашей помощи, господин Клемм.

Промышленник снял пенсне и потёр переносицу, затем вернулся к столу и выпил ещё рюмку коньяка. Влад тактично ждал, разглядывая в окно пестрые розоватые облака — первые предвестники заката. Стрелки часов приближались к половине пятого.

— Я могу помочь, — проговорил наконец Клемм. — Однако же осмелюсь спросить, что я получу взамен? Не считайте меня корыстным, однако в сложившейся ситуации у меня и без того полно забот.

— Я всё понимаю. Давайте поступим так: вы поможете мне в моём деле, а я в свою очередь обязуюсь помочь вам и барону в преодолении текущего кризиса, замолвлю за вас словечко перед чиновниками из налоговой палаты, а мой шеф найдёт способ приструнить Дорштейна. Если вы гарантируете мне, что я получу в ближайшее время информацию о моём подопечном, то я прямо сейчас переключаюсь на решение ваших проблем. Эти сонные мухи организуют карантин, даже если мне придётся засадить половину из них в темницу.

— В таком случае хочу предупредить, что мне придётся привлечь к этому делу господина Блюгера, — заявил Клемм.— Без него ни оказать давление, ни уж тем более допросить кого-либо мы не сможем. Вас ведь именно это интересует?

— Да, конечно. А Блюгер надёжен?

— Надёжней меня, если уже на то пошло. И к тому же он очень проницательный человек, хоть по нему и не скажешь — полезное качество для начальника стражи. Полагаю, что он тоже вполне мог сообразить, что вы птица совершенно иного полёта, нежели хотите казаться.

— Вы меня расстраиваете, — с легкой усмешкой сказал Влад. — Такое ощущение, что моя легенда — жалкий мыльный пузырь.

— Отнюдь, — поспешил успокоить его Клемм. — Дело не в вас. Просто мы тут самые тёртые калачи, каких вдали от Столичного округа редко встретишь. Я в силу опыта и знания местных реалий тонко чувствую фальшь, а шеф Блюгер уж и подавно. Вам же необходимо было стать тем, для кого все двери открыты, а аристократы и чинуши всюду услужливо стелют соломку. Назовись вы агентом Тайной канцелярии или военным, то множество путей для вас стали бы недоступны.

— Невольно вздрагиваю, как подумаю, что могло бы случиться, не будь вы на моей стороне, — признался Влад.

— Для вас — ничего хорошего, — самодовольно заверил Клемм. — Впрочем, зная Тайную канцелярию, мне бы этого с рук просто так не сошло.

— Что ж, — Влад подошёл к промышленнику и протянул ему руку. — Тогда я рад, что нам удалось договориться. Ведь удалось?

Клемм лукаво прищурился, налил две рюмки коньяка, после чего ответил Владу крепким рукопожатием.

— Вполне, — сказал он, добродушно улыбнувшись.

На то, чтобы устроить в Марбурге полноценный карантин, ушло два дня.

Влад без какой-либо жалости давил на бургомистра и прочих несогласных. Для убедительности он намекал о своих серьёзнейших связях и тряс толстой пачкой документов, подтверждающих его полномочия. Разумеется, важные люди, упомянутые Владом, даже не имели чести быть с ним знакомы, однако старик Розенкранц лично давал своим агентам разрешение на подобный шантаж, да и документы выправлял подлинные, заверенные оригинальными подписями и печатями. Что ни говори, а прикрывать своих людей шеф Тайной канцелярии умел, и Владу было даже страшно подумать, каким образом его начальник ухитрялся договориться со столькими высокопоставленными людьми разом.

Убедившись, что проницательность большинства местных чиновников, в отличие от Блюгера и Клемма, оставляла желать лучшего, Влад не без удовольствия подметил, что никто даже не поинтересовался, с какой стати человек, уполномоченный проводить ревизию, вдруг стал распоряжаться.

— Большинство из них и не заикнутся по поводу ваших полномочий, — с недобрым огоньком в глазах говорил Клемм. — Этим обстоятельством, господин Де'Сенд, следует воспользоваться.

И Влад пользовался. Для начала организовал штаб по борьбе с эпидемией, куда вошли он сам, шеф Блюгер, доктор Штерн, Дмитрий Клемм и ещё несколько уважаемых людей из марбургских чиновников и торговцев. Этому штабу предстояло координировать все дальнейшие действия. Шахтёрский посёлок оцепили местных добровольцев, Марбург разделили на шесть изолированных районов, любое перемещение между которыми поставили под строгий контроль. Роту солдат Сорокового Бернхольдского, расквартированную вместе с драгунами, привлекли к охране ратуши, госпиталя и пропускных пунктов. Патрули стражи вкупе с отрядами дружинников прочёсывали улицы и подворотни, разыскивая пьяниц и бродяг. Они же ходили по домам, выявляя всех, кто болен или испытывал недомогание. Тех, кто мог ходить самостоятельно, отправляли на обследование, лежачих больных врачи были обязаны посещать на дому. Помимо госпиталя, где разместили большую часть больных, в городе имелось две муниципальных больницы и пять частных клиник, которые Влад заставил работать согласованно, принимая всех нуждающихся вне зависимости от кошелька и положения в обществе.

— Среди практикующих врачей лишь малая часть может позволить себе клинику, в которой можно разместить хоть сколько-нибудь приличное количество человек, — объяснял Штерн, рисуя на карте города отметки. — А учитывая, что в клинике доктора Шнитке нет возможности организовать отдельный изолятор для больных кровяной лихорадкой, медицинских учреждений нам хватает впритык — по одному на каждую из карантинных зон.

— Госпиталь Святого Франца при этом примет на себя основную ношу, — добавил Влад. — Он будет обслуживать шахтёрский посёлок, а также принимать больных из всех остальных районов Марбурга. Будет трудно, но там можно разместить больше людей, чем во всех остальных стационарах вместе взятых.

— Это так, — согласился Штерн. — Но им потребуется больше персонала. Предлагаю мобилизовать всех практикующих врачей, у которых нет возможности размещать больных, и распределить их по всем проблемным участкам. Я подготовлю для вас список, если вы не против?

— Готовьте, — кивнул Влад. — Только доктор, прошу об одном: нам нужны все, вообще все. В том числе знахари, костоправы, коновалы...

— Ведьмы...

Влад осёкся и злобно посмотрел на Штерна, однако маленький доктор хоть и с трудом, но выдержал его суровый взгляд.

— Травники, — поправил Влад, умерив гнев. — Доктор, уймите свою брезгливость. Тех, кому нельзя доверять сложную работу, можно отправить работать санитарами, сиделками, да кем угодно! В городе тридцать тысяч жителей, и если мы начнём привередничать, то нам не хватит сил, чтобы сдержать заразу. Поверьте, у меня есть опыт.

Штерн коротко кивнул, и больше они к этому разговору не возвращались.

Влад работал со всей возможной поспешностью, стараясь опередить заразу. Бургомистр выделил ему своих секретарей, Клемм тоже не поскупился, предоставив в распоряжение Де'Сенда целую толпу клерков, счетоводов и прочих сотрудников из правления артели, на плечи которых легли задачи распределения медикаментов, пищи и воды, составление графиков дежурств, патрулирований и врачебных обходов, списки добровольцев, учёт заболевших и умерших.

Помимо этого в городе требовалось поддерживать порядок, не допускать волнений и уж тем более паники. По настоянию Де'Сенда люди Блюгера, переодетые простыми горожанами, проводили время в тавернах, кабаках и прочих подобных заведениях, всячески пресекая любые неуместные разговоры.

Марбург, несмотря на эти меры, гудел, как побеспокоенный улей. Прагматичный Блюгер мобилизовал в помощь стражникам столько горожан, сколько мог, однако их всё равно не хватало, а люди, тем временем, заболевали каждый день: восемь человек за первые сутки, двадцать пять на вторые, сорок два на третьи. Через неделю их число перевалило за полторы сотни, а к середине второй — за три.

К тому моменту стало ясно, что скоро даже госпиталь всех вместить не сможет, и Дмитрий Клемм выделил один из пустующих складов его артели. Там быстро разместили несколько сотен коек, отгородили раздевалки, операционные и склад медикаментов, определили туда несколько врачей и два десятка фельдшеров. Тела складывали в соседнем здании, в подвале, поскольку переносить умерших по улицам Марбурга до городского морга было чревато.

За всё это время Влад почти не сомкнул глаз, подгоняя чиновников, консультируя стражу и дружинников. Во все ближайшие деревеньки он распорядился разослать предупреждения и инструкции для тамошних старост. С просьбой о помощи он обратился к бургомистру Хоффу и Отто фон Вальцу. Первым пришёл ответ от барона, где тот заявил, что сделает всё возможное, однако люди и лекарства прибыли лишь в конце второй недели вместе со страшной новостью: эпидемия добралась и до Вальцберга, сдержать её так и не смогли.

— Больных-то у нас пока поменьше будет, ваше превосходительство, — говорил Владу баронский слуга, следивший за разгрузкой медикаментов на заднем дворе госпиталя. — Да только это пока. Вальцберг, он город-то большой. Объявится какая хворь — мигом разлетается и сотнями народ косит. Это уж дело времени теперь, вот что я скажу.

И Влад, к сожалению, понимал, что мужичок прав.

Также вместе с людьми барона прибыли несколько странных юношей — худощавых, бледных и вообще имевших весьма болезненный вид, — предъявивших грамоту, в которой говорилось о том, что они уполномочены добыть образцы крови и тканей умерших от кровяной лихорадки для лаборатории некоего доктора Айгнера. Кривой почерк составителя грамоты Владу был незнаком, однако резолюция барона Отто и его личная печать в конце документа разрешили дело в их пользу. Если уж в Вальцберге кто-то решил всерьёз взяться за поиски лекарства, то хуже от этого точно не станет. Ют, Штерн и те из их коллег, кого мало беспокоили всевозможные суеверия, касающиеся покойников, только одобрили это решение.

Проигнорировав слабые возражения работников госпиталя, Влад позволил молодым людям вскрыть несколько свежих трупов, а сам не поленился написать письмо их начальству, предложив тому посильную помощь. Уехали они весьма довольные собой, а буквально через день явились снова, с точно такой же грамотой и краткой запиской лично для Влада. Получив своё, они поспешили вернуться восвояси, заверив его, что снова прибудут ещё через два дня, но на этот раз так и не явились. Влад, несколько обеспокоенный данным обстоятельством, хотел написать доктору, но руки до этого у него так и не дошли.

В свободные минуты он постоянно переписывал и обновлял свои инструкции по организации карантина. Ют, с которой они часто пересекались в госпитале, немало этому удивлялась.

— И откуда ты всё знаешь? — спросила она его во время одной из этих коротких встреч. — Я думала, твое дело больше бухгалтерия, а ты и докторам распоряжения отдаешь и страже.

— На заре своей карьеры, лет эдак девять назад, я работал секретарём у полковника медицинской службы Эрика Франца. Дело было в Моравском герцогстве. Шёл 1746 год. Ты историю знаешь неплохо, особенно по части эпидемий, так что можешь догадаться, с чем нам пришлось иметь дело.

— Дай-ка подумать, — Ют покопалась в памяти и полминуты спустя выдала: — Холера. В тот год лихорадило весь юго-запад, от побережья до Фойрхельдского хребта.

— Именно. Это было в городе Тоскан, втором по размерам городе герцогства. Полковник был человеком передовых взглядов с пытливым умом и редкой силой воли. Когда в Прато, столице герцогства, отказались следовать его инструкциям, полковник приказал закрыть Тоскан на карантин, игнорировав все прочие распоряжения местных властей.

Мы просидели в изоляции почти два месяца. Франц запретил брать воду из ближайшей реки и из городских колодцев тоже. Когда стало ясно, что имеющихся запасов не хватит, он тайком снарядил несколько экспедиций в отдалённые горные деревушки. Он считал, что только там можно достать чистую воду, и когда узнал, что в одной из деревень заболело несколько человек, велел избавиться от воды, привезённой из того поселения. А ведь стоял июль.

Он казался мне неутомимым и вездесущим. Поверь, этот человек — лучший пример для подражания из всех, кого я знаю. Но даже он не мог успеть всюду, подчинить всех и всё предусмотреть. Люди умирали каждый день десятками, и, когда эпидемия всё-таки пошла на спад, мы не досчитались шестой части населения города. В то время как остальное герцогство за исключением самых дальних и дремучих деревень, практически обезлюдело. В столице умер каждый третий, в поселениях близ реки Моры восемь человек и десяти. Теперь столица герцогства, как ты знаешь, перенесена в Тоскану.

В те дни я работал бок о бок с этим человеком и именно от него перенял опыт борьбы с эпидемией, а это сотни нюансов, больших и малых. И теперь я прилагаю все усилия, чтобы использовать полученные знания здесь, в Марбурге. Надеюсь, старик Франц останется доволен.

— Бесценный опыт, — заметила Ют. — Во время чумного поветрия пять лет назад здесь о таком даже и не помышляли. Дела шли из рук вон плохо, и я до сих пор считаю, что болезнь лишь чудом обошла стороной большую часть округа.

— Если постараемся, то обойдётся и на этот раз, — уверенно произнёс Влад.

Ют его уверенности не разделяла, однако оптимизм Де'Сенда был заразителен и к своим обязанностям она приступила с утроенным рвением.

Фройд негодовал, и было отчего. Уже неделю он торчал в лесу, в компании этого ничтожества Огюстена, а от его нанимателей, будь они неладны, не было ни единой весточки, не говоря уж о том, что выданный аванс начал подходить к концу.

Ему удалось опередить стражу буквально на полшага и увести Огюстена через задний ход в его жалкой халупе. Зачем так мучиться, если можно было пустить его в расход, как того идиота-пекаря? Нет, не то чтобы Фройд собирался оспаривать решение заказчика, но должен же быть во всём этом здравый смысл! Похитить человека, особенно когда все легавые в округе стоят на ушах, это вам не ножом по горлу провести! А для чего понадобилось похищать, да ещё и без членовредительства, такую пропащую паскуду, как Ги Огюстен, Фройд никак не мог взять в толк.

Худой, тщедушный пьянчуга, этот Ги, в своём видавшем виды модном колете, замызганной рубахе, изодранных щёгольских лосинах и охотничьих сапожках, на которые в понимании Фройда позариться могла только дамочка, был просто несносен. Он ныл, жаловался, постоянно искал выпивку, уничтожал запасы табака и корня ласса, из которого делал свою дурманящую вытяжку. Лично Фройд, хоть и жевал корень, сок его всегда сплёвывал, а дурь и вовсе презирал, предпочитая просто напиваться.

Ги, с чьей головы не должен был упасть ни один волос, порядком надоел уже всем обитателям маленького лесного становища. Парни Фройда ведь были люди лихие, и потому нытиков на дух не переносили. Денежки, полученные за работу, были единственным, что удерживало их от попыток открутить Огюстену его пустую голову.

Фройд, покуривая папиросу, сидел под деревом и исподлобья наблюдал за играющими в карты разбойниками. Он привёз парням из города две новых колоды, и счастью висельников просто не было предела. Более того, раз главарь теперь сидел в лесу вместе с ними, это означало, что и нормальную еду, и выпивку они теперь будут видеть чаще, чем два раза в месяц. Довольны этим были все, кроме самого Фройда. Он, конечно, мог перетерпеть любые условия, но очень уж удобно ему было в Марбурге, и покидал насиженное место он с большой неохотой.

— Гюнтер, — позвал он громилу в кожаной безрукавке поверх драной шахтёрской робы, — нацеди-ка мне бражки.

Гюнтер, нехотя оторвавшись от созерцания очередного кона в козла, поднялся и побрёл к припрятанной в кустарнике бочке, откуда вернулся с полной кружкой тёмного пенного напитка. Фройд принял её и небрежно отослал громилу прочь.

Глоток холодной браги его немного успокоил. Полкружки развеяли дурные мысли, а остатки и вовсе привели в превосходное расположение духа, и Гюнтеру пришлось прогуляться до бочки ещё раз.

Быть может, думалось Фройду, в его временном изгнании и нет ничего плохого? Все эти патрули, нервные дружинники, помешавшиеся на карантине горожане — от них и впрямь лучше держаться подальше. Да и подхватить заразу в лесу куда сложнее. Даже Ги в этом свете стал представляться не более чем досадной помехой. Скоро его наниматели объявятся, заберут мерзавца, а Фройд таки получит причитающиеся ему денежки.

Довольный таким ходом рассуждений, главарь висельников бодро крякнул, осушил вторую кружку браги и собрался, было, проверить своей старый кремневый мушкет, когда его умиротворение нарушил Доркли — пронырливый и зоркий тип, которого частенько выставляли часовым.

Выбежав на поляну, тот заозирался. Разбойник судорожно втягивал воздух, кадык его ходил ходуном, худющее тело блестело от пота, ласину покрывала испарина — было видно, что Доркли добирался до стоянки бегом. Отыскав под деревом Фройда, он опрометью бросился к нему, расталкивая по дороге всех зазевавшихся.

— Проблемы, босс, у нас проблемы! — затараторил Доркли, шлёпнувшись в пыль возле своего главаря.

— Конкретней, — потребовал Фройд; он терпеть не мог всякой истеричной болтовни, которой с перепуга разразился его подручный.

— Драгуны! Наших парней за рекой прищучили!

— Много их там?

— Десятка четыре!

— Весь взвод пригнали, чтоб им пусто было! Гюнтер, туши костёр!

— Так ведь на конях-то они сюда не сунутся, — возразил, было, Доркли, однако, перехватив грозный взгляд Фройда, прикусил язык.

Главарь висельников уже стоял на ногах и продевал в петли на штанах перевязь для шпаги.

— Они не полезут — другие полезут, — сердито пробурчал он, а потом, выйдя на середину поляны, объявил: — Ребятки, у нас тут объявились серьёзные гости! Так что всё тут на хрен тушите, тащите барахло подальше в лес и сидите тише воды ниже травы, усекли?

Два раза ему повторять не пришлось, ибо попасть в руки к солдатам для любого из присутствовавших означало верную смерть. Фройд же решил времени зря не терять.

— Доркли, Уве, Салем! — позвал он, а когда его люди явились на зов, сказал: — Нужно пойти и проследить за этими марбургскими солдатиками, а то как бы их в нашу сторону не занесло, так что вооружайтесь и дуйте за мной.

Он выбрал самых осторожных и пронырливых парней, поскольку рисковать не хотел. О тех, кого прищучили у разъезда, точно можно было забыть, но Фройд предпочёл бы знать, скольких драгуны взяли живьём, что они видели и куда поехали. Немного подумав, он решил шпагу не брать и ограничился абордажным топориком, который получил в подарок от одного знакомца из Ольсмута. Штука надёжная, крепкая.

Тем временем Ги Огюстен страшно запаниковал, что драгуны явились именно по его душу. Не желая тратить время на разборки с этим нытиком, Фройд отвесил ему звонкую затрещину и велел Гюнтеру глаз с него не спускать, после чего вместе со своими людьми скрылся в чаще.

Доркли шёл впереди, показывая дорогу, Фройд отставал от него буквально на два-три шага. За ним грациозно шёл высокий мулат Салем, который в любом лесу чувствовал себя как дома, а замыкал шествие нервный, осторожный Уве.

Шли быстро и предельно тихо. Кому-то все эти предосторожности могли показаться лишними, но только не Фройду. Ведь драгуны могли быть не одни, и даже зоркому Доркли не уследить за каждой собакой в Тарквальде.

Хвойный лес, тёмный и дремучий, надёжно скрывал свои тропы в мягком буром подлеске. Доркли вёл одним из кратчайших путей к Марбургскому тракту. В прошлом военный следопыт из Бернхольдских егерей, он лично разметил все самые удобные лесные тропы, так что даже всадника, если тот не нёсся во весь опор, при желании можно было легко перехватить. За это его и ценили в шайке, поскольку приговорённым к петле разбойникам натыкаться на стражу или солдат было совсем нежелательно.

Фройд подобрал его в одной глухой деревеньке на полпути из Ольсмута в Марбург, где беглый егерь прятался от трибунала и целой своры кредиторов. И Фройд, по себе знавший, что человек служивый куда полезней, чем обычный головорез, сделал Доркли предложение, от которого невозможно было отказаться. Он вообще старался привлекать на свою сторону полезных и толковых людей. Практика показывала, что дуболомов в шайке не должно быть много, иначе властям становилось слишком просто вычислить и накрыть тупое стадо, где никто не способен понять, почему нельзя разводить костёр в сырую погоду, спать, не выставив часовых или садиться пьянствовать в доме, который только что ограбил.

Фройд подозревал, что тупицы у разъезда, понадеявшись на изгиб дороги и своё численное превосходство, попробовали навалиться гуртом на разведчиков передового звена. Обычно их двое или трое. И закончился этот наскок тем, что через минуту подвалили остальные конные и своих товарищей отбили, а потом погнали оборванцев через холмы к реке. Другого объяснения Фройд не видел, хотя с трудом представлял, как можно было засечь разведчиков, но проморгать основной отряд.

— Кто там стоял? — бросил он через плечо Салему.

— Квиг и его парни. Ребята крепкие, но недалёкие, — отвечал мулат, презрительно фыркнув.

— Знал же, что нельзя им ещё на большак выходить, — проворчал Фройд. — Там хоть кто-нибудь с башкой на плечах был?

— Сам-то как думаешь? — съязвил Салем.

— Думаю, что теперь придётся искать новое место для стоянки, а Доркли снова будет шнырять по лесу и метить тропы.

Бежавший впереди Доркли негромко, но отчётливо выругался. Работы ему подкинули изрядно.

Скрываясь под сенью еловых лап, они прошли по поросшему лесом холму вдоль реки, на другом берегу которой полз, извиваясь, широкий тракт. Для разбойников, гонимых драгунами, было только одно спасение: добраться до реки, пересечь старый мост в полумиле вниз по течению и скрыться в лесу. Поскольку в тех же краях располагался их нынешний лагерь, Фройд искренне надеялся, что ни один идиот туда не добежит.

Они залегли на берегу, в кустах. Левый берег на этом участке реки сильно возвышался над правым, и с него открывался превосходный вид на окрестности. Место для наблюдательного пункта было идеальное и Фройд с его людьми даже несколько расслабились. Салем и вовсе лежал на боку и непринуждённо жевал табак, словно они не в дозор пошли, а на пикник.

Вскоре появились и виновники торжества. Человек восемь перевалили гребень крутого холма, чуть ли не кубарем скатились вниз и резво припустили в сторону реки. Возможно, они надеялись спастись вплавь, однако Фройд знал, что это лишь сделает их лёгкой мишенью. Лично он попытал бы счастья в холмах. Река же была мелкой, правый её берег пологим и практически лишённым растительности, а левый слишком крутым, чтобы быстро преодолеть его. А драгунам всё равно: они легко проедут по мелководью и перетопят всех горе-беглецов.

Фройд лежал, распластавшись по влажной от утренней росы траве, и меланхолично жевал корешок ласса, то и дело сплёвывая на землю молочно-белую слюну.

Треуголки драгун показались из-за холма, когда разбойники преодолели уже больше половины пути к реке. Одна, две, четыре, восемь — вскоре на простор вылетело всё звено. Впереди скакал молодой унтер-офицер могучего телосложения, статный и светловолосый. Он-то и догнал самого отстающего и на скаку полоснул его по спине палашом. Несчастный коротко вскрикнул и кубарем покатился под откос.

Дальнейшее было предсказуемо: семерых оставшихся быстро взяли в клещи и прижали к песчаной косе на берегу. Кто-то развернулся, в отчаянии попытался дать отпор и тут же был убит. Но троих, бросившихся к воде, конные резво настигли и взяли живьём.

Когда пойманных разбойников выволокли на берег, они представляли собой жалкое зрелище: мокрые, грязные, со спутанными колтунами в отросших за долгое время сидения в лесу гривах и бородах.

Командир звена отдал приказ сковать пленников, и вскоре те уже красовались в кандалах, продетых в одну общую длинную цепь. Из-за холмов тем временем появилось второе звено всадников. Офицер с регалиями лейтенанта галопом добрался до берега, оглядел пленников, затем кивнул и, скомандовав отход, не спеша двинул своего коня в сторону дороги. Драгуны, подгоняя скованных разбойников, последовали за ним.

Фройд напрягал зрение, силясь разобрать, кого же изловили, но тщетно. Куда более зоркий Доркли сказал, что никого из этих парней не знает, а самого Квига среди них нет.

— Впрочем, — добавил он. — Кто знает, может быть, его поймали раньше.

— Ты и Салем останетесь здесь, вечером перейдёте реку и посмотрите, скольких они убили, — распорядился Фройд, а затем повернулся к Уве: — А ты проводи-ка драгун до северной оконечности тракта, до границы полей, и следи, чтобы ни одна треуголка не ошивалась здесь незамеченной. Чуть что — предупреди парней, понял?

Уве кивнул, хотя и с явной неохотой, после чего аккуратно отполз назад и скрылся в лесу.

— Вот и хорошо, — Фройд оскалился, обнажив белые, словно куски чистейшего сахара зубы. — А я пойду и расшевелю наших баранов, если они ещё не убрали свои ленивые седалища подальше в лес.

Блюгер пребывал в самом скверном расположении духа, и Влад не мог его за это винить. Начальник стражи был из тех людей, кто остро переживает любой беспорядок в своей зоне ответственности.

Они стояли в полутёмном коридоре каземата, наблюдая сквозь решётку за сидящими в камере узниками. Выглядели те плачевно: грязные, ободранные, все в ссадинах и кровоподтёках. Дознаватели с висельниками церемониться не привыкли, так что хоть немного передохнуть и подкрепиться сухарями с водой арестантам позволили только перед визитом начальника стражи, которому слушать их жалобы и нытьё было недосуг. Ему нужно было, чтобы они могли говорить, и желательно по делу.

— Это кучка безмозглых балбесов, — ворчал Блюгер, нервно накручивая ус. — Можете представить моё разочарование, господин Де'Сенд, когда выяснилось, что их главарь — единственный, кто мог рассказать про тайные разбойничьи схроны — одним из первых получил палашом по голове. Эти же вывели нас к какой-то брошенной второпях стоянке, но их подельников к тому времени уже и след простыл, что неудивительно. Разыскивать их по лесу с четырьмя десятками конных лейтенант Франц не стал и правильно сделал.

— Лес там слишком густой, чтобы ехать верхом, а бросать лошадей ещё более рискованно, — подтвердил стоявший рядом навытяжку командир драгун.

— Тем не менее, лейтенант, это не отменяет того, что ваши люди перестарались с наведением порядка, — сердито заметил Блюгер. — Мертвецы нам точно ничего полезного не расскажут.

Лейтенант Франц отреагировал сдержанно:

— Мои люди, шеф Блюгер, не любят, когда их вместе с лошадьми пытаются вздеть на колья. А кто среди этих оборванцев главный — сам святой Ульф не разберёт. Миндальничать с бандой вооружённых головорезов я в любом случае не собирался, так что мы захватили стольких, скольких смогли!

— Ладно, будет, — вздохнул Блюгер, примирительно подняв руку. — Ещё эти оборванцы рассказали, что на прошлой неделе по приказу некоего Фройда подстерегли двух всадников. Сам главарь тоже там был, забрал что-то с трупов, тела велел спрятать, а коней пустить на мясо.

— Интересно, — Влад почесал подбородок. — Уж не были ли эти несчастные лаборантами доктора Айгнера? Обещали же приехать, да так мы их и не дождались.

— Может они, а может ещё кто, — сказал Блюгер. — С Вальцбергом сообщение налажено из рук вон плохо — мало ли кто ещё хотел до нас добраться?

— А что главарь? Особые приметы у него есть?

— Среднего роста, крепкий, кряжистый, волосы до плеч, тёмно-серые с проседью, на голове старая шляпа с волнистыми полами. Одет как егерь, на ногах стоптанные кавалерийские сапоги без шпор.

— С одной стороны, не так уж и мало, — вздохнул Влад. — С другой стороны так каждый второй проходимец в местной корчме выглядит.

— Это всё, что мы смогли из них вытянуть, — сокрушённо признал Блюгер. — А уж мы, поверьте, спрашивать умеем. В любом случае эти приметы мы передадим всем патрулям и на все посты.

— Нужно отправить в Вальцберг запрос и уточнить, не пропадал ли кто из тамошних курьеров?

— Полагаете, эти ребята с большой дороги пытаются перекрыть нам Марбургский тракт?

— Не знаю, господин Блюгер, но осторожность не помешает. Без помощи извне нам придётся туго, так что нужно выяснить, насколько серьёзна проблема с этими висельниками. Я напишу письмо, и пусть гонец скачет так быстро, как только может. На месте он должен будет передать письмо адресату и скакать обратно, ни с кем более в контакт не вступая.

— Я распоряжусь, чтобы этого человека беспрепятственно пропустили через все кордоны.

Влад прошёлся вдоль решётки, искоса поглядывая на заключённых. Те отвечали злобными взглядами исподлобья.

— Думаете, из них уже ничего не вытянуть?

— Да. Полагаю, самое время их вздёрнуть — всё лучше, чем кормить за казённый счёт.

— Как вам будет угодно, — Влад пожал плечами, судьба разбойников его мало интересовала. — Кстати, а что с господином Огюстеном?

— Ни следа, — признался Блюгер. — Боюсь, что его могли просто-напросто убить.

— Быть может, стоит в таком случае повторно допросить остальных господ из моего списка?

— Вы не поверите, — фыркнул Блюгер, — все они либо исчезли, либо слегли с лихорадкой. Можете наведаться к ним, но вряд ли их бессвязный бред вам чем-то поможет.

— Вам стоило задержать их после первых же допросов, — Влад с трудом скрыл своё недовольство. — А так выходит, что вы их вспугнули.

— Вспугнул так сильно, что те, кто не успел бежать, предпочли умереть от кровянки? — ехидно уточнил начальник стражи

— Как знать, господин Блюгер.

В воздухе повисла напряжённость, которую ощутил даже старавшийся казаться безучастным лейтенант. Командир драгун предпочёл отступить на полшага, предоставив королевского чиновника и начальника стражи самим себе.

— Предоставьте мне список заболевших, — потребовал Влад. — Быть может, Ют сможет привести их в чувство хотя бы ненадолго.

— Думаете, успеете задать интересующие вас вопросы?

— Несомненно. Особенно, если знать, что спрашивать.

Блюгер одарил его надменным взглядом, однако препираться не стал.

— Будет вам список, — сказал он.

— И протоколы допросов этих парней, — добавил Влад, показав на разбойников.

— Вы мне не доверяете?

— Отнюдь. Просто я привык всё проверять. И опять же: одна голова хорошо, а две — лучше.

Зазвенели ключи, тюремщик открыл дверь в дальнем конце коридора и выпустил посетителей каземата на волю. Блюгер холодно попрощался и, обогнав своих спутников, поспешил по каким-то неотложным делам. Задерживать его для дальнейшей беседы Влад не стал, вместо этого он повернулся к Францу.

— Лейтенант, как вы думаете, есть шанс накрыть разбойничий лагерь?

— Даже если мы и отыщем в тех краях ещё какую-нибудь стоянку, то их там уже не будет. Этот Фройд — настоящий демон во плоти. Мы даже прозвище его далеко не сразу разузнали, так глубоко он зарылся. Боюсь, что у нас сейчас не хватит ни средств, ни людей, чтобы выкурить его из Тарквальда. Тут егеря нужны, а не кавалерия и городская стража.

— Что ж, тогда могу я вас попросить об одолжении? В интересах короны, разумеется.

— Я здесь как раз для того, чтобы блюсти эти интересы, — приосанился лейтенант и выжидающе уставился на Влада.

— Нужно наладить безопасное сообщение с Вальцбергом. Полагаю, лучше вас и ваших людей на это никто не способен. Есть у вас какие-либо соображения по этому поводу?

Лейтенант понимающе улыбнулся и кивнул:

— Есть.

Лейтенант Франц организовал всё с присущей военным педантичностью. Раздобыв в прибавку к имеющейся в наличии полусотне лошадей ещё семьдесят голов, он мобилизовал добровольцев из числа горожан и стражников и организовал регулярные конные разъезды численностью до сорока человек. Добровольцы работали в три смены, патрулируя тракт от самых ворот Марбурга до северных предместий Вальцберга, где пересекались с местными разъездами. Чтобы вооружить их, Владу пришлось надавить на начальника стражи, и Блюгер нехотя, но всё-таки выдал людям Франца часть оружия из своего арсенала: три десятка ружей, палаши, сабли и шпаги, а также снаряжение для лошадей.

Любые поездки в окрестные деревни и уж тем более поездки через опасные участки Тарквальдского леса в сторону Вальцберга происходили под надзором конного ополчения. Да и сами крестьяне, не шибко рассчитывавшие на помощь городских властей, тоже организовали собственные деревенские дружины, поскольку лихие люди после введения в городе карантина обратили внимание на более лёгкую добычу.

На следующий день после разговора с Блюгером Влад с самого утра был в каморке Ют, которую ей выделили в одном из зданий госпиталя. Измученная бессонной ночью травница пила горячий чай, пытаясь хоть немного взбодриться.

Влад тоже не отказался от питья, ибо, несмотря на то, что весна уже давно перевалила за середину, погода стояла холодная и слякотная. 'Проклятый север', — думал он про себя, подметив, что, судя по всему, уже умудрился подхватить простуду.

Он вкратце изложил Ют суть своей просьбы, с потаённым беспокойством отметив, что травница от его слов ненадолго впала в ступор. Объяснять ей, зачем ему понадобилось вырвать из беспамятства несчастных больных, он не хотел, да и не был уверен, стала бы она ему в таком случае помогать.

— Просто доверься мне и скажи, возможно ли это сделать, — попросил он, закончив свою речь.

Какое-то время она молча смотрела на него и только хмурилась чуть больше, чем обычно.

— Ну, как сказать, — травница взяла со стола свой любимый справочник, полистала немного, после чего углубилась в заметки: — Вот, средства, конечно, имеются, но ни о каком лечении и уже тем более выздоровлении и речи быть не может. Больные именно что придут в себя... если сердце выдержит.

— Я готов взять ответственность, — решительно заявил Влад.

— Ишь ты, скорый какой! А я вот не готова к тому, чтобы травить больных!

— Ют, эти люди могут умереть и унести с собой в могилу очень важные сведения.

Травница поставила кружку с чаем на край стола и недоверчиво прищурилась.

— Да кто ты такой, чтобы просить о подобном?

— Не дави на меня, Чёрная галка, — сердито ответил Влад. — Тебе же будет лучше, как и всем остальным. Я добился карантина, заткнул рты марбургским докторам, чтобы ты могла нормально работать, и даже ваш истеричный бургомистр теперь слова поперёк не скажет. Только не говори после этого, что я не заслуживаю доверия! Не просто же так я прошу рискнуть чужими жизнями!

Быть может, на Ют повлияла эта эмоциональная вспышка обычно холодного и сдержанного Де'Сенда, а может быть роль сыграло то, что она и впрямь ему доверяла, но травница всё-таки робко кивнула и, пролистав стопку исписанных мелким почерком листов, отыскала подходящий рецепт.

— Вот, — сказала он, вложив листок в руки Влада. — Нужных ингредиентов у меня нет, но они точно имеются в клинике у Штерна.

Влад пробежал глазами список в конце рецептуры.

— Тут целый парад химикатов, — присвистнул он. — Что это за препарат?

— 'Пламень рассвета'. Микстура, придуманная алхимиком Рени ещё в девятом веке от второго пришествия. Судя по записям в моём справочнике, ей поили перед боем обречённых на смерть воинов, чтобы те могли послужить своим полководцам ещё один раз.

— Пациент выживет?

— Если будешь спрашивать быстро, то я успею вывести часть этой микстуры из его организма.

Де'Сенд сложил листок вчетверо и убрал в нагрудный карман.

— Я вернусь ближе к вечеру. Подготовь этих людей, пусть их отнесут в соседнее здание. Я договорюсь, чтобы Клемм выделил его нам на какое-то время.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — пробормотала Ют, держась за голову.

— Надежда — пустое, — отмахнулся Влад. — Уверенность — залог успеха.

Клемм, как и ожидалось, в помещении не отказал. Его и без того удручали последние неудачи, и старый промышленник постоянно рвался хоть чем-то помочь общему делу. Тем не менее, он попросил Влада не рисковать жизнями людей напрасно.

— Их шансы и без того малы, господин Де'Сенд. Не лишайте несчастных и их тоже.

Влад поспешил с ним согласиться и заверил, что сделает всё возможное, хотя сам прекрасно понимал, что скорее погубит этих людей, чем упустит преступника, которого они могут покрывать. Это было жестоко, но в шестом отделении его научили расставлять приоритеты правильно, да и цену напрасного милосердия ему пришлось узнать не понаслышке. Умори в каземате сотню узников, но найди предателя, чьё вероломство грозит погубить десятки тысяч невинных. Арифметика, которую никто не любит и которая, будь она проклята, всегда работает.

Штерн, посмотрев на список, недовольно фыркнул, однако, зная нрав Де'Сенда, сразу же послал фельдшера на склад. Разумеется, при этом он непрестанно ворчал что-то про 'самодуров из столицы' и клял на все лады мерзкую ведьму. Влад, устав от этих причитаний, отвлёк доктора вопросами о делах и заботах клиники. Штерн же, поостыв, отчитался о ходе карантина, профилактике, количестве заболевших и умерших, а также признал безрезультатность поиска источников болезни. Лаборатория, которой он располагал, с этой задачей не справлялась, и все свои надежды Штерн возлагал на доктора Айгнера, исправно отправляя в Вальцберг образцы, даже если запросов на них не поступало.

— С этой разбойничьей проблемой надо что-то делать, господин Де'Сенд, — добавил он. — До того момента, как вы привлекли к работе драгун лейтенанта Франца, у меня трёх посыльных убили. Да и сейчас не легче — приходится подстраиваться под расписание конных разъездов, а образцы, сами понимаете, долго не хранятся.

Влад слушал и кивал. Он и сам понимал, что пока большая часть шайки вместе с главарём не будет болтаться в петле, наладить толковое сообщение между городами и деревнями будет сложно. Эпидемия в таком случае убьёт многих, кто так и не дождётся помощи.

'Если, конечно, лекарство вообще найдут', — скептически подумал он.

Вечером он сидел напротив Ют в душной комнатушке, куда травница перетащила часть своей утвари, и с интересом наблюдал за процессом приготовления микстуры. Женщина трудилась с целой батареей колб и горелок, постоянно сверяясь с одолженными у Влада часами и что-то бормоча про температурный режим.

Микстуры получилось немало: восемь пузырьков. Больных, между тем, было всего четверо. Они уже лежали на койках в соседнем помещении в полном беспамятстве. Трое были из местной родовой аристократии и жили на доходы от аренды принадлежавших им земель, мельниц, пекарен, амбаров и прочих хозяйств, где работали малоимущие крестьяне. Четвёртый был помощником городского судьи, человеком средних лет с ухоженными белыми руками и навощённой шевелюрой, которую пока не испортил даже мучительный недуг.

Ют приготовила 'Пламень' — тёмно-оранжевую жижу с резким сладковатым запахом. Рядом стояли также и прочие средства: от жара, от боли, успокоительные и рвотные. Больных по некоторому рассуждению решили привязать к койкам крепкими ремнями, так как Ют не ручалась за силу эффекта от приёма чудо-микстуры.

— Готов? — спросила она Влада, заливая чуть разбавленный водой состав в поильник.

— Да. Начинай, Ют.

Первым был помощник судьи. Мужчина, казалось, едва забылся сном. Ют аккуратно приподняла его голову и влила ему в горло микстуру.

Поначалу не происходило ничего особенного. Предоставленный самому себе больной беспокойно метался и что-то бессвязно бормотал, веки его часто подрагивали. Затем, когда Влад и Ют оба решили, что 'Пламень' либо не подействовал, либо его было мало, он рывком попытался встать с кушетки и, потерпев неудачу, стал просить воды. Глаза его при этом были широко распахнуты.

— Напои его, Ют.

— Сейчас.

Он выпил целый графин, прежде чем смог хоть что-то выговорить.

— Что со мной? — спросил он жалобно; во взгляде полном слёз, сквозила мольба. — Внутри словно костёр разожгли! Ох! Больно, дайте пить!

Ют принесла второй графин и протянула несчастному, но Влад решительно её остановил. Он взял стакан, наполнил и протянул мужчине, а когда тот выпил, сказал:

— Хочешь ещё — отвечай на вопросы.

— Что? — глаза больного снова округлились, на этот раз от ужаса. — О чём вы?

— Влад, так нельзя, — встряла Ют, но Де'Сенд её не слушал.

— Мне нужно, чтобы ты говорил правду, иначе воды не получишь, понял?

— Я не понимаю! Я ни в чём...

— Я сам решу, виноват ты в чём-то или нет! Правило такое: один ответ — один стакан воды.

— Но господин...

— Я могу всё это вылить, знаешь ли, — заметил Влад и качнул графин.

— Не надо! — мужчина снова дёрнулся в путах. — Спрашивайте, я всё скажу!

Влад, держа стакан так, чтобы мужчине было хорошо его видно, поймал на себе полный негодования взгляд Ют, но тем не менее начал допрос.

— Осень 1754 года. В Марбурге появляется человек и тут же становится центром внимания цвета местной молодёжи, а потом и представителей городской элиты. Кто он?

— Не знаю такого.

— Влад наклонил графин, часть воды выплеснулась на пол.

— Ты уже перехотел пить?

— Нет, проклятье! Сволочь!

— Я могу влить тебе в глотку ещё жидкого огня, хочешь? — спросил Влад и показал на пузырёк с микстурой. — Представляешь, всего один глоток вырвал тебя из лап смерти и теперь методично поджаривает кишки. То ли ещё будет от целого пузырька.

— Влад! — не выдержала Ют.

— Не мешай.

— Я не знаю имени! Почти никто не знает! — заговорил тем временем мужчина. — Кто-то звал его Учителем, кто-то Господином, Мастером, Маэстро... шут его знает как ещё! Я помню, он любил носить вычурные вечерние наряды, частенько являлся в модные салоны, блистал на приёмах, всегда производил фурор, вот только лично его... оно такое, обычное... проклятье, словно память отшибло!

— Вот видишь. Можешь же.

Влад напоил его и наполнил стакан снова.

— Чем он привлёк внимание? О чём говорил? Имел ли место заговор? Упоминал ли короля, первых лиц государства?

— Нет... ничего такого, он просто... проповедовал.

— Проповедовал что?

Мужчина запнулся, словно с трудом подбирал слова.

— Вы не поймёте...

— А ты постарайся!

Мужчина искоса посмотрел на стакан в руке Влада. Де'Сенд, перехватив его взгляд, уступил и дал ему напиться.

— Сперва о справедливости, нелюбви Создателя, о страданиях и пути к избавлению от них, от любого недуга.

— Он обещал избавление?

Помощник судьи замотал головой, глаза его лихорадочно блестели, однако помимо боли, страха и подступающего безумия Влад заметил в этом взгляде нечто совсем иное. Убеждённость? Или веру?

— Он показал нам его! Обречённые на смерть восстали и первыми присягнули ему. Они заплатили цену, не колеблясь, и им воздалось! Я сам видел.

— Кто эти люди?

— Вы их не найдёте, они ушли вслед за Учителем, когда вы развязали свою охоту, — мужчина усмехнулся. — Вы слишком самонадеянны, господин Де'Сенд.

— Ты знаешь меня?

— Все праведники знают ищейку.

— Тогда почему же ты не ушёл?

— Много вопросов, а воды мало. Мне больно. Слышите, больно!

Ют буквально вырвала стакан из рук Де'Сенда дала несчастному пить.

— Напрасное милосердие, — проговорил тот, и Влад вздрогнул. — Я не уплатил цену за себя, но уплачу за других.

— Что за цена? — спросила ошеломлённая происходящим Ют.

— Жизнь и та энергия, что ей движет, — сказал Влад. — Он приносит себя в жертву.

— О чём ты?

— Позже, Ют, — Влад наполнил ещё стакан и поставил на край столика. — А теперь, уважаемый, скажи мне, где искать твоего учителя?

— Отчего бы и не рассказать? — мужчина попытался усмехнуться, но вышло жалко. — Он перед самым носом у тех, кто ищет. Он в Вальцберге, где всё это и закончится, где падёт идол лживого святого. Но тебе его не найти, ибо праведных много, и каждый укроет его во имя общего спасения. Мы страдали, и он ответил на наши молитвы. Он не бестолковый жрец бога-пустышки!

— Но и ты не такой уж несгибаемый мученик, — заметил Влад.

— Да, я слаб духом и страшусь боли. Ты вырвал меня из спасительного забытья, но учителю ты не навредишь всё равно! Его ум и знания стоят на ступень выше мудрецов человеческих! Он рождён в Иной колыбели! А-а-а! Проклятье!

— Что ты сказал, повтори?! — Влад склонился над мужчиной, пытаясь влить воду ему в глотку, однако бесполезно — тот плевался и продолжал вопить.

— Ют, ужаснувшись происходящему, оттащила Де'Сенда в сторону и указала на умывальник.

— Там раствор карболки и тёплая вода. Быстро сними верх и умойся — не хватало тебе ещё заразу подхватить! А я ему желудок прочищу.

Влад, опомнившись, поспешил выполнить указания травницы. Ют тем временем натянула вощёную маску и перчатки и занялась беснующимся больным. Влад тщательно умылся, промыл глаза, уши, нос и рот, рубаху и сюртук свернул и положил в сторонке, оставшись только в штанах и сапогах. Своё оружие он завернул в чистую простыню.

Когда к нему присоединилась Ют, она держала в руках серую рабочую рубаху, какие носили работники артели.

— Что там с ним? — спросил Влад, одеваясь.

— Бредит, — вздохнула Ют. — Я дала ему успокоительное из медуницы и багрянки — сильное, быстро действует. И ещё одно: извини, но пытать остальных я тебе не позволю. Хватит и этого бедолаги.

— Прости за этот кошмар, — Влад невольно отвёл взгляд. — Ты привыкла облегчать страдания людей, а не мучить их. Даже если они саму тебя готовы на части порвать.

— Влад, — взмолилась травница. — Ты ведь не простой чиновник, ты вообще не...

Он поднёс палец к губам:

— Остановись, не стоит продолжать.

Ют, смутившись, отступила на шаг и робко кивнула:

— Да, ты прав.

— Мне не стоило тебя втягивать, — разочаровано произнёс Влад, — но мне требовалась помощь. Прости.

— И что теперь со мной будет?

— Ты — умная женщина, Ют. Ничего с тобой не случится. Ты помогла мне, спасибо тебе за это, и не надо ничего бояться. Ты людям нужна.

Ют выдохнула с огромным облегчением. Влад, почесав в затылке, усмехнулся и покачал головой.

— Что-то не так? — спросила она.

— Знаешь, — Влада, неожиданно для него самого, охватила непонятная весёлость. — Он ведь так и не рассказал мне ничего нового. Вернее, он сказал совсем не то, что я хотел услышать.

— Ты ждал, что он выдаст имена и адреса? — Ют улыбнулась, ирония дошла и до неё.

— Это было бы идеально, — признал Влад. — Тем не менее, кое-что он всё-таки выболтал. Эх, как жаль, что я не могу сейчас попасть в библиотеку барона фон Вальца. Там бы я кое-что проверил.

— Он говорил про цену избавления. Ты упомянул о жертве, — сказала Ют, размышляя. — Получается, он и все остальные заразили себя сами?

— Вполне вероятно.

— Но зачем?

— Вот на этот вопрос мог бы ответить трактат 'Малефикарум Фарбис'. Я видел списки, когда гостил у барона, но не думал, что он мне понадобится.

Ют казалась удивлённой его словами.

— Это же эзотерика.

— По большей части — да.

— И ты в это веришь?

— А ты? — парировал Влад. — Тебя же не зря зовут ведьмой, не так ли? Не за шляпу и чёрное тряпье?

Ют потупилась.

— Я знаю и умею... всякое, — произнесла она, осторожно подбирая слова. — Ведьма была моя бабка, мама же ставила во главу угла науку и просвещение. В моём багаже знаний есть очень много... вещей, которые нередко, кхм, исключают друг друга. В чём, казалось бы, подвох?

— И тебя это не смущает?

— Нет. В большинстве случаев, встречая непонятное, нужно учесть, что, скорее всего, ты чего-то не знаешь.

— Поддерживаю, — согласился Влад. — Вот и я такой же.

Внезапно Ют, вспомнив о чём-то, вскочила с места и стала поспешно собирать свои склянки в докторскую сумку, которую ей выделили за счёт Горнодобывающей артели. Влад тоже встал.

— Что за спешка?

— Едем ко мне, — бросила Ют, укладывая пузырьки с микстурой и прочими лекарствами в аккуратные ровные ряды.

— А мы не торопим события?

Ют сперва возмущённо фыркнула, но потом, не сдержавшись, рассмеялась, а Влад подхватил, и напряжение, накопившееся за долгий тяжёлый день, словно дождём смыло.

— Может и торопимся, но, кажется, у меня есть то, что ты ищешь, — сказала травница, потянув Влада к выходу. — Быть может, моя библиотека и не чета баронской, но трактат 'О злодеянии большом и малом', он же 'Малефикарум Фарбис' в переводе на атмирский, у меня был.

— Чудесно!

— Но ты ведь в курсе, что он больше похож на сборник сказок, чем на научное исследование.

— Это лишь отчасти.

Они покинули склад и направились к администрации артели. Где-то в нижних окнах здания, несмотря на поздний час, ещё маячил свет.

— Я распоряжусь, чтобы больных увезли обратно в лазарет, а ты найди нам лошадей, — сказала Ют, когда они с Владом взбежали по резным деревянным ступеням на крыльцо.

— Лучше уже карету.

— Хочешь добраться с комфортом? — съязвила Ют.

— Именно, — ничуть не смутившись, согласился Влад. — А ещё я хочу написать пару писем барону и доктору Айгнеру. Боюсь, им там может угрожать опасность.

— Тогда бегом. Встречаемся здесь через десять минут.

Разбудив всех и вся, они получили желаемое и уже через полчаса тряслись в удобной бричке, которую сопровождали полдюжины конных.

Тем временем из Вальцберга в Марбург выехал одинокий всадник. Торопясь выполнить срочное поручение, он не стал дожидаться конных ополченцев, считая, что они всё равно будут ему обузой, и потому одиночка поставил не на силу, а на скорость. Пришпорив быстроногую вороную лошадь, он стремительно умчался в ночь.

Грузики на длинном шнуре мерно раскачивались из стороны в сторону, словно маятник старинных часов. В ночной тиши было слышно лишь тихое дыхание нескольких человек, да шелест прелой хвои и травы там, где копошился в подлеске какой-то ночной зверь. Лунный свет с трудом пробивался через тёмный полог Тарквальда, умирающей лучиной отражаясь в блеске глаз.

Посреди дороги лежало дерево, перегораживая петляющую меж двух отлогих холмов узкую тропку, на которой с трудом разъехались бы две крестьянские телеги.

Грузики качались туда-сюда, ничем не выдавая напряжения руки, что держала шнур. Впрочем, быть может, человек и впрямь был спокоен.

Всадника было слышно издалека. Он мчался сквозь лесную темень, освещая путь ручным фонарём, и неистово погонял лошадь. Недовольный храп и фырканье разносились далеко окрест — животное явно волновалось — и всадник с тревогой оглядывал холмистые склоны по обеим сторонам дороги. А что если волки? Этим ничего не стоит загнать уставшую лошадь.

Грузики остановились, зависнув где-то в полуметре от земли, и вдруг резко взмыли вверх, раскручиваясь вокруг неведомой им оси. Рука, державшая шнур, уверенно наращивала обороты.

Дерево появилось из-за поворота слишком быстро, чтобы всадник или лошадь успели толком отреагировать. Да и толку-то, если большой и корявый ствол всё равно было не преодолеть с наскока? Лошадь, испуганно заржав, поднялась на дыбы, и лишь с огромным трудом всадник не дал ей себя сбросить.

Грузики разогнались так, что разрезали воздух со свистом. В какой-то момент рука отпустила шнур, и чёрная бола-удавка отправилась в свой короткий полёт.

Всадник почувствовал, как шею вдруг сдавило непонятной силой. От неожиданности он выдохнул, однако, силясь набрать в лёгкие воздуха, потерял равновесие и упал с лошади, краем глаза заметив, как с ближайшего к дороге холмика спешно спускается несколько тёмных силуэтов.

Рука всадника нащупала на поясе рукоять пистолета, выхватила оружие из кобуры и направила прямо в живот ближайшему из нападавших. Грохот выстрела разорвал ночную тишину, и человек с криком рухнул наземь, а стрелок вдруг почувствовал сильный удар в спину, бросивший его на колени. Пытаясь подняться, он потянулся ко второму пистолету, но не успел — тяжелый топор-колун раскроил его голову надвое.

— Просил же живьём брать, — недовольно бормоча себе под нос, из темноты вышел Фройд; в темноте чётко выделялись его белые зубы.

— Не, ну он Жана-то пристрелил, — попытался оправдаться кряжистый разбойник, уложивший всадника молодецким ударом.

Фройд его блеяние слушать не стал.

— Иди, хрен собачий, лошадь тогда лови! — рявкнул он, склонившись над трупом. — Хороший бросок, кстати. Научишь, Салем?

Смуглый великан молча пожал плечами. Означать этот ответ мог что угодно.

— Жан-то точно мёртв? — спросили из темноты.

— С пулей-то в брюхе? Уж лучше ему быть мертвым, а не портить нам настроение своими стонами ещё пару дней, — философски заметил Фройд. — Отнесите его в лес подальше, да прикопайте.

— А с этим что? — спросил другой разбойник, указав на всадника.

— Погоди-ка, сейчас глянем.

Фройд отрегулировал заслонку на фонаре, пытаясь получше подсветить тело. В нос ударил резкий запах керосина. Обыскав карманы убитого, Фройд не нашёл ничего, кроме личных вещей. Хмыкнув, он ощупал полы шинели, достал нож и, вспоров подкладку, извлёк оттуда запечатанный конверт.

— Что тут у нас? — пробормотал он, пытаясь прочитать в пляшущем свете керосинового фонаря имя адресата. — Господину Владу Де'Сенду. Ага! Пишет аж целый барон фон Вальц. Интересно.

Фройд вскрыл и неспешно прочёл письмо. Витиеватая манера изложения барона доставила ему несколько неприятных минут, однако текст он всё-таки осилил до конца.

— Вот оно как, — резюмировал Фройд, закончив чтение, после чего повернулся к своим людям, которые уже обобрали тело до нитки, оставив мертвеца лежать в одном лишь исподнем. — Так, парни, мертвяка не прятать, пусть тут лежит.

Пожав плечами, разбойники оставили тело в покое. Фройд тем временем вложил письмо обратно в конверт, оторвал от дорожного плаща, снятого с убитого, кусок ткани, завернул в него письмо и положил рядом с телом. Подумав немного, он отыскал у обочины камень и придавил свёрток сверху, чтобы ветром не унесло.

— Вот так, — довольно произнёс он, потирая руки. — Депеша, я смотрю, важная. Пусть почитает наш господин чиновник и прочие начальники пусть тоже почитают. Авось и задумаются о чём-нибудь.

Остальные разбойники ничего не поняли, но и спорить не стали. Фройд — голова, ему виднее. Молча собрав свою скромную добычу, они дружно скрылись в лесу вслед за своим предводителем.

Глава 4

Два немолодых господина, удобно устроившись в глубоких кожаных креслах, степенно и со знанием дела набивали трубки. Один — низенький и полный, с длинной чёрной бородой, которую местами тронула редкая седина, — закончил первым и, чиркнув спичкой, закурил. Второй, такой же невысокий, но при этом чудовищно тощий, словно какой-то несчастный каторжанин, поправил монокль и с завистью осмотрел помещение, в котором они находились. Завидовать было чему: стены и потолок украшала лепнина, половицы и мебель были выполнены из редких пород красного и чёрного дерева, изящные напольные часы с позолоченным циферблатом и вовсе пристали королевскому дворцу или имению какого-нибудь знатного вельможи.

— Хорошие у доктора Айгнера апартаменты, — уныло произнёс тощий, продолжая возиться с трубкой. — Ничего не скажешь. Не всякий декан в Королевской академии может себе такое позволить.

— Не завидуйте коллеге, Януш, — добродушно ответил его собеседник, выпустив облачко дыма. — А что до академии, так лично я половину деканата вышвырнул бы на улицу. И проблем станет меньше, и бюджет будет толще.

— Что да, то да, — согласился тощий, хотя в душе он всё же завидовал старому знакомому, который в провинции добился большего, чем он в столице.

Их звали Фабиан Леендерц и Януш Павеска. Имена двух выдающихся учёных, исследователей и практикующих врачей были известны по всему королевству от побережья Холодного моря на севере до границ с Верхним Урдом на юге. И узнавали их порой не только люди просвещённые, но и рядовые обыватели, поскольку 'на земле' оба приятеля работали ничуть не меньше, чем в лабораториях. Факультет химических наук, который они окончили вместе со своим однокашником Айгнером, гордился своими выпускниками по праву.

Грузный любитель хорошей кухни и густого пива Леендерц славился своими фундаментальными работами по химии и биологии, составлял и постоянно обновлял справочники лекарственных средств, был завсегдатаем на публичных опытах анатомического театра при Королевской академии наук, участвовал во всех возможных научных сборищах и вообще считался светским львом от науки. Кроме того, он был единственным из всех троих, кому удалось добиться в своей альма-матер почётного звания профессора.

Януш Павеска был несколько иного склада. Скрупулезный скептик, он появлялся в эпицентрах страшных эпидемий с целой толпой лаборантов, оборудованием и подопытными животными, чтобы неутомимо преследовать по пятам любую, даже самую опасную заразу. И хотя его поиски далеко не всегда венчались успехом, уже за избавление от серой лихорадки Урда и сонной болезни ему были благодарны сотни тысяч людей. Правда, эти болезни не были самыми серьёзными противниками, ибо те же чума, холера и чёрная лихорадка не покорились пока ни одному, даже самому отважному исследователю, а вот на тот свет отправили многих.

Получив от Айгнера тревожные сообщения, оба учёных мужа спешно свернули все дела и после недолгих сборов выехали в Бернхольд. Тем не менее, прибыть в кратчайшие сроки им не удалось — помешала весенняя распутица, — а славный город Вальцберг встретил их гнетущей атмосферой нарастающей паники и чёрными крестами, разукрасившими все стены в восточном квартале города, через который они проезжали по дороге к особняку, где доктор жил и проводил свои исследования.

Айгнер появился в гостиной только спустя час после того, как слуга принял гостей и сообщил об их приезде. Впрочем, Леендерц и Павеска, прекрасно знавшие своего коллегу, а также сами зачастую проявлявшие подобную бытовую непунктуальность, ничуть не обиделись и решили, что этот час им отпустило само провидение: за это время они успели отобедать, выпить чаю и выкурить по паре трубок.

Так или иначе, встрече они были рады. Айгнер, даже не извинившись за опоздание, пересёк комнату и тепло поздоровался со старыми друзьями. Расторопный слуга тут же принёс доктору поесть, а на столе словно сами собой возникли три рюмки и бутылка смородиновой водки. Наспех перекусив и выпив с дорогими гостями по маленькой, Айгнер достал трубку и, набивая её табаком, привезённым доктором Павеской из какой-то южной командировки, изложил коллегам суть проблемы и пересказал последние события.

— Болезнь словно с цепи сорвалась, — Айгнер пыхтел трубкой, словно пароход. — В текущем месяце число больных выросло на порядок, сейчас в городские стационары поступает до полусотни человек в день, так что врачи едва справляются.

— Не так уж всё и страшно, мой дорогой друг, — возразил Павеска. — Два года назад в центральном Ндезе, провинция Бхара, я имел дело с куда более масштабной проблемой. Тогда произошло перекрёстное заражение: в города, охваченные эпидемией желтой лихорадки, из северных провинций, где свирепствовала холера, прибыло огромное количество беженцев. Про гигиену им в лучшем случае рассказывали миссионеры, и смертность среди них была просто запредельной. А у тебя всего-то пятьдесят человек в сутки.

Айгнер громко фыркнул и сердито посмотрел на него.

— У нас холодный климат, мы не живём, как сельди в бочке, умеем кипятить воду перед питьём, а кое-кто даже моется регулярно, — злобно бросил он. — В конце концов, у нас есть доктора и лекарства! С этой болезнью что-то решительно не так. Были приняты меры, которые уже несколько раз помогли сдержать чуму, а эффекта ноль.

— Нужно искать первопричину, источник болезни, — со вздохом произнёс Павеска. — А это очень непросто, порой даже невозможно.

— Потому-то вы и нужны мне, друзья мои, ибо учёных с таким багажом знаний и опытом полевой работы я больше не знаю. Кровяная лихорадка — это то, с чем я ещё никогда не сталкивался, и даже не читал в книгах. Зараза распространяется быстро, убивает больного в среднем за пять дней, а карантинные меры помогают очень слабо, ибо мы так и не выявили главный источник заражения.

— Грызуны, блохи, грязная вода или необработанные продукты, — перебил Павеска. — Причин может быть много. Вы пробовали устранять переносчиков: крыс, насекомых?

— Я провёл ряд опытов. Несмотря на известные данные о той же чуме или язвенных морах, мои собственные наблюдения и практический опыт, могу сказать, что они в переноске заболевания не участвуют. Грызуны им даже не болеют, хотя кошки, собаки и лошади мрут.

— В городе, тем не менее, много крыс, — заметил Леендерц. — И жители, я полагаю, тратят время на их уничтожение.

— Не помешает, — сказал Айгнер, разливая ещё по рюмке водки. — Не хватало нам ещё и прочей заразы, которую они могут разнести.

— Животные, стало быть, гибнут, — задумчиво проговорил Леендерц.

— Только лабораторные.

— Что?

Оба учёных удивлённо воззрились на Айгнера, а тот со зловещей ухмылкой пояснил:

— Животные заболевали только при искусственном введении им сыворотки крови больных людей. Естественным образом заболевали только люди.

— Тиль, ты меня пугаешь, — пробормотал Павеска и тут же выпил.

— Я сам в ужасе, — признался доктор Айгнер. — Всё это похоже не на эпидемию, а на какой-то зловещий кошмар, в котором кровянка — жадный хищник, алчущий человечины.

— Давай без мистицизма, Тиль, — попросил Леендерц. — Я вижу, что дело здесь не такое простое, как казалось на первый взгляд.

Доктор Павеска, пролистывая один из лежащих на столе документов, одобрительно кивал:

— Неплохая инструкция по организации карантина. Грамотно составлено, учтены всякие мелочи, хотя я, конечно, кое-что добавил бы. Кто это писал? Ты, Тиль?

— Нет, не я. Автор даже не врач, хотя человек, похоже, смышлёный.

— Кто же это?

— Чиновник из столицы, прибыл сюда месяц назад с ревизией, да так и застрял из-за всей этой истории. Его зовут Влад Де'Сенд, и барон о нём очень высокого мнения.

— Он в городе?

— Нет, он в соседнем Марбурге. Эпидемия застала его там.

Павеска отложил инструкцию в сторону и потянулся к своей трубке. Прочищая её, он сказал:

— Выдернуть его оттуда надо. Слышишь, Тиль? При таком бардаке лишний управленец не помешает, тем более что он уже в деле.

— Попробую, но ничего не обещаю, — ответил доктор Айгнер. — Сами знаете, к этим столичным франтам порой просто так не подступишься.

— И это говорит человек, который вырвал из тёплых кабинетов и заставил ехать на другой конец страны двух крупнейших светил современной науки, — расхохотался Леендерц и хлопнул друга по плечу. — Проклятье, Тиль, порой ты бываешь скептиком похуже Януша. А ведь Вальцберг, куда ты нас заманил, при всём уважении, сильно отличается от моего любимого юга с тёмным пивом и знойными мулатками.

— Мне бы твои командировки, Фабиан, — завистливо произнёс Павеска. — А то если и встречаются горячие девушки, то виной тому всегда лихорадка.

Леендерц поперхнулся и закашлялся, то и дело пыхая табачным дымом, лицо его раскраснелось, на глазах выступили слёзы.

— Не шути так больше, — сдавленно попросил он, когда наконец-таки смог восстановить дыхание.

Айгнер, глядя на это, только покачал головой. Сил смеяться у него сейчас не было. Он хлопнул ладонью по столу, привлекая внимание, и сказал:

— Я постараюсь привлечь нам в помощь как можно больше людей, а от вас, друзья, жду полной отдачи. Проблема сложная, и чем быстрее мы наведём порядок здесь, тем легче будет держать этот хаос под контролем по всему округу.

— Тогда, господа, давайте выкурим ещё трубочку, и за работу, — предложил Леендерц.

— Это очень крепкий табак. Ты не думаешь, что тебе пока хватит его курить? — спросил Павеска и заработал взгляд, полный искреннего непонимания и недоумения.

— Вот именно, дружище, табак крепчайший. Что же мне теперь, и не смотреть на него до третьего пришествия? Выдохнется — я себе потом не прощу.

Исправить этого человека, по мнению друзей и коллег, могла только могила.

Владу домик Чёрной Галки понравился. Основательный, приземистый, сложенный из толстых сосновых брёвен, он производил впечатление надёжного и удобного жилища. Но несмотря на всю простоту и неказистость, было в нём что-то особенное, располагающее к себе, некий едва уловимый уют.

Влад скромно топтался посреди комнаты, разглядывая предметы обихода, пока Ют, чертыхаясь, переворачивала вверх дном книжные полки у дальней стены.

Помещение, судя по всему, было жилой комнатой и гостиной в одном лице. У окна стояла небольшая кровать из посеревшего от времени дерева, застеленная несколькими слоями толстых покрывал и белой простынёй в цветочек, поверх которой комом лежали одеяло и несколько подушек. Рядом с кроватью стоял приземистый столик, накрытый кружевной скатёркой, за ним расположился у стены пузатый ларец, закрытый на железный висячий замок. У другого окна стоял большой рабочий стол, заваленный бумагами, старыми календарями, пучками трав и прочей мелочью. В относительно чистом углу стола лежала связка гусиных перьев, рядом возвышалась бронзовая чернильница и несколько карандашных огрызков, а на самом краю, придавленный глиняной кружкой, красовался искусно выполненный рисунок какого-то растения со сложным соцветием, выведенным с завидной аккуратностью и вниманием к деталям. Всё остальное пространство заполняли шкафы и стеллажи с книгами, склянками, толстыми горшочками, сухими веточками каких-то редких растений, ступками, лучинами, подсвечниками и прочим бессистемно распиханным по полкам скарбом.

Влад подошёл к низкому оконцу. В приоткрытые ставни доносилось кудахтанье и прочий гомон с заднего двора, что немало удивило Де'Сенда. Всё-таки Ют почти месяц провела в Марбурге.

— Ты живёшь не одна? — спросил он.

Ют, копаясь в сваленных в чулане книгах, только усмехнулась.

— Кто будет жить с ведьмой? — она выбралась из чулана, держа в руках увесистый сверток. — Если ты про мои сад-огород, да про скотину, так я за это плачу нескольким мальцам да одной девице из Вершки. Ребятишки меня не боятся, да и девушку я с того света вытащила, так что за пару монет да мешок овощей они мне помогают.

Ют подошла к столу, небрежно сгребла в сторону сваленный на нём хлам и водрузила на освободившееся место свёрток. Ловкие тонкие пальчики тут же распустили несколько узелков, и из-под ткани появилась на свет стопка старых книг. Ют сняла две верхние, а третью аккуратно оттерла от пыли и протянула Владу.

Толстый трактат в темно-коричневом переплёте был перетянут кожаным ремешком и закрыт с помощью миниатюрной бронзовой пряжки. На корешке большими яркими буквами была вытравлена надпись 'О злодеянии'.

— Это очень хороший перевод, — поспешила заверить его Ют. — Академическое издание, если верить покойной маме, а уж она-то была матёрой букинисткой.

— Печать и впрямь выглядит очень качественно, — похвалил Влад, листая книгу. — Мы можем взять её в Марбург? Я бы хотел поработать с этой книгой.

— Пожалуйста, распоряжайся. Только страницы оттуда не вырывай.

— Как можно?! — шутливо запротестовал Влад.

Отбыть сразу, тем не менее, им не удалось. Ют, сославшись на несколько неотложных дел, вскоре оставила Влада одного, снабдив, по его просьбе, писчей бумагой и чернилами.

Расположившись за рабочим столом Чёрной Галки, Влад открыл книгу и стал рыскать по разделамю. Переводчик был и впрямь достаточно грамотный, но невнимательный, и многие параграфы почему-то оказались расположены иначе, нежели в оригинале, который Влад знал достаточно неплохо. Пришлось искать нужные вещи самостоятельно, упорно просеивая кучу пространного текста.

'...Граница между нашим миром и миром потусторонним не является чем-либо видимым и осязаемым. Это не стена, которую можно преодолеть посредством лестницы или подкопа. Она не имеет чётких границ и определённой структуры. Тем не менее, вполне реально оценить плотность этой преграды, ибо она подобна некой вязкой мембране, и чем она тоньше, тем проще попасть из одного мира в другой и обратно. Одного лишь следует опасаться — прорыва этой невидимой границы, когда волны чуждых друг другу материй и энергий накатывают друг на друга, искажая соприкоснувшиеся миры.

Наше восприятие, равно как и восприятие тех, кто обитает по ту сторону, крайне ограничено условностями и законами того, что зовётся средой обитания, и лишь немногие способны увидеть, как всё устроено на самом деле. Лишь там, где грань миров бесконечно тонка, обыватель способен узреть лежащий по ту сторону мир, непостижимый для людей неподготовленных, хотя их разум и попытается облечь увиденное в привычные тона.

Порой грань миров истончается, привлечённая буйством чувств и эмоций, когда тысячи сердец бьются в унисон, сливаясь в едином порыве: на поле боя, в разгар празднества или в эпицентре великого бедствия. И если светлые чувства не способны надолго поколебать грань, ибо счастье есть явление мимолётное, то чувства тёмные крушат барьеры легко и непринуждённо, ибо зло — непреходяще, оно рассеяно вокруг, растёт, цветёт и множится стараниями сил природных, иномировых и наших собственных.

Злодеяние не как греховное действие, но как акт направленной манипуляции миром, есть самая древняя и распространённая практика, известная ещё до первого пришествия. Там, где грань тонка, каждый новый акт злодеяний имеет всё возрастающий эффект. Там, где нашла себе выход великая сила, всегда можно отыскать и использовать её отголоски. Так, например, в эпоху Агонии, когда рухнул замысел Создателя, колдуны и некроманты творили свои заклинания на полях сражений, лобных местах или в зачумлённых селениях, где свершившееся зло высвободило богатейшие потоки чистой энергии.

Важно помнить, что проецируя и воплощая иномировые силы, мы соединяем тем самым безгранично чуждые друг другу материю и дух, в чём есть как великое преимущество, так и фатальный недостаток. Потустороннее не может умереть, ибо не подчиняется земным законам, но и существовать во враждебной для него среде нашего мира тоже не способно. Эти правила можно обойти, однако следует помнить, что у подобных манипуляций всегда есть цена...'

Влад отложил перо и решил, что пора бы приготовить себе чаю. На кухне быстро нашлось всё необходимое: подписанные аккуратным почерком баночки с разной снедью стояли на виду, и Влад быстро нашёл ту, в которой Ют хранила крупнолистовой чёрный чай с какими-то травами. Притащив из сеней несколько поленьев, Влад разжёг огонь, наполнил глиняный чайничек свежей водой из колодца и поставил его на маленький круглый противень.

Глядя на закипающую воду, Влад размышлял о словах помощника судьи. Тот истово верил в свою правоту, словно фанатик. Проклятье, он и был фанатик, а от таких типов редко бывает толк. Мотивы таинственного Учителя, поднявшего на уши весь Марбург, понятнее не стали — вместо этого лишь выросла гора пространных рассуждений: лживые святые, великое благо и великая цена. Всё это очень походило на лаконичные рассуждения авторов 'О злодеянии', однако не так уж и просто убедить огромное количество людей, причём не самых глупых, поверить в подобные рассуждения.

'Он показал нам!' — кричал парень. Покачал что? Чудо? Фокус? Или нечто и впрямь существенное? Ну не мёртвых же он там воскрешал?

— Рождён в Иной колыбели, — проговорил Влад, припоминая слова несчастного. — Занятно.

Он вернулся к столу с кружкой душистого травяного чая и снова засел за 'Малефикарум Фарбис', открыв толстое, страниц на десять, оглавление. Трактат, основанный во многом на метафизических воззрениях атмирских мистиков, надо было уметь читать, и если в оригинале это было нелегко, то перевод, пусть даже весьма точный перевод, делал эту задачу трудней вдвойне. Раскидав практические советы по всему тексту, мудрецы, конечно, защитили многие секреты от излишнего внимания, но трактовку своего творения усложнили неимоверно.

— Это не шифровка Особой почты, — поговаривал один из старых преподавателей в особой школе при Тайной канцелярии. — Не вдумывайся, не пытайся читать между строк. Важное всегда лежит на самом видном месте, ибо там и искать-то не будут.

'Колыбель мира. Все мы рождаемся такими, какими измыслил нас Создатель, но наш изъян разделяет нас, изменяя и искажая ту суть и смысл, что были заложены в человеке изначально. Этот изъян, как игрушка в колыбели, формирует наше видение мира, яркий образ, которым мы живём и который несём в сердце. И заложен он всё тем же Создателем в его непостижимом замысле. В этом изъяне — свободной человеческой воле — и кроется смысл жизни. Но какова цель тех, кто обитает по ту сторону бытия? Кем рождены они в Иной, скрытой от глаз людских колыбели? Почему явились лишь тогда, когда скрепы старого мира стали расходиться? И братья ли они нам, людям, как поспешно рассудили некоторые?'

Далее по тексту следовал длинный перечень методических указаний и практик, большая часть которых походила на какие-то дикие языческие обряды. Влад взял чистый лист из стопки и, вздохнув, стал выписывать то немногое, что могло оказаться полезным. На другой лист он аккуратно перенёс сложную геометрическую фигуру, изображённую практически в самом конце раздела. Закончив, он спрятал бумаги в свой портфель и тяжко вздохнул.

— Не думал, что придётся снова этим заниматься, — пробормотал он, закрыв книгу. — Интересно, что ещё за литература имеется у этой 'травницы'?

Влад встал со стула и подошёл к двери, ведущей в кладовку с книгами. Дверь оказалась не заперта, и Влада удивила беспечность Ют: оставила в доме постороннего, да ещё и кладовку под замком не держит. А ну как он утащит что-нибудь ценное? Впрочем, это удивление быстро прошло, сменившись новым, когда Влад разжёг маленькую лучину и вернулся с ней в пыльный полумрак кладовки.

Большую часть полок на грубо сколоченных из необтёсанных досок этажерках занимали склянки со снадобьями, аккуратно запечатанные и снабжённые бирками, подписи на которых, помимо официально принятого в королевстве аптекарского арго, были частично выполнены урдской вязью, частично неизвестными Владу иероглифами, рунами и прочими малопонятными символами, похожими скорее на некие зарисовки, чем на буквы.

Подборка книг, пусть и достаточно скромная по меркам Влада, тем не менее, внушала почтение. Редкие издания медицинских и научных трактатов соседствовали с книгами, посвящёнными травничеству, оккультизму и гаданию, причём Влад заметил парочку экземпляров, за обладание которыми когда-то могли легко отправить на костёр. Внешний вид этих некогда запретных книг выдавал их изрядный возраст, и агент подумал, что кто-то из предков Ют и впрямь серьёзно рисковал, если держал у себя дома подобное. Впрочем, стоило ли удивляться, ведь во времена охоты на ведьм даже за обладание 'Малефикарум Фарбис', который многие считали книгой несерьёзной, можно было лишиться жизни.

— А ты и впрямь непроста, Ют, — промолвил Влад, выйдя из кладовки; вещи он оставил нетронутыми, даже пыль постарался не тревожить.

Он дождался травницу на заднем дворе. Там, под старой вишней, стояла грубо сколоченная скамеечка. От бумажной работы уже болели глаза, и потому Влад прихватил с собой только маленькую коробочку с набором для чистки огнестрельного оружия.

Он аккуратно разобрал оба свои пистолета, выложил детали на тряпицу, прочистил, смазал и собрал их обратно. Оружие он всегда содержал в чистоте и хранил заряженным, и эта привычка уже не раз сослужила ему добрую службу. Как бы Влад не любил старую добрую шпагу, пистолет, если грамотно расходовать единственный выстрел, был куда эффективней, поэтому он всегда носил с собой хотя бы один.

Прогресс тем временем не стоял на месте. Некоторые агенты шестого отделения рассказывали, будто в королевстве Талья некий гениальный оружейник демонстрирует почтенной публике всевозможные многозарядные пистолеты самой разнообразной конструкции. Сам Влад как-то видел штуцеры о двух стволах и нашёл их вполне сносными, особенно в ближнем бою, когда времени на перезарядку просто нет. Воодушевленный новостями о подобных достижениях, Влад даже написал на имя шефа Розенкранца заявку с просьбой закупить у Талийского умельца несколько образцов, но минул уже целый год, а воз и ныне там.

Закончив возиться с пистолетами, Влад аккуратно убрал их: большой, как водится, в скрытый чехол под полами сюртука, а маленький в потайной кармашек в правом рукаве. Оба пистолета изготовили оружейники округа Бренден по заказу Тайной канцелярии, которая заботилась о том, чтобы их агенты получали только самое лучшее снаряжение: простое, эффективное и приспособленное для скрытого ношения.

Ют вернулась ближе к вечеру, застав Влада всё на той же скамейке книгой в руках.

— 'Современное фехтование', — заметила она, подойдя поближе. — Этой брошюре лет пятьдесят — не меньше.

— Мало что изменилось за это время, — пожал плечами Влад, переворачивая страницу. — Основы те же, но каждый мастер неизменно привносит что-то своё. Иногда это даже бывает полезным.

— Ха, ты рассуждаешь, как моя мама.

— Полагаю, она была умная женщина.

Ют вздохнула.

— Умная, да. Только счастья ей это не принесло.

Влад счёл за лучшее промолчать. Ют угрюмо присела рядом и опустила голову.

— Пахнет оружейной смазкой, — произнесла она.

— Я чистил пистолеты, — признался Влад.

— Я так и подумала. Куда теперь?

— У нас много работы. Нужно обыскать дом этого помощника.

— Вряд ли ты найдешь там какие-то следы этого таинственного Учителя.

— Может и не найду, — согласился Влад. — Но кое-какие догадки подтвердить не мешает. И мне снова потребуется твоя помощь.

— У меня больные, — вяло запротестовала Ют.

— Ты им всё равно не поможешь, — тон Влада был безжалостен. — По крайней мере, продлевая их агонию бесполезными лекарствами.

Ют посмотрела на него с вызовом, и Влад невольно восхитился ею.

— Дорогой деятель, а ты-то что предлагаешь?! — злобно бросила она.

— Копать глубже — только и всего, — спокойно ответил Влад на этот выпад. — Будь добра, узнай, где обретался наш фанатичный приятель, а я постараюсь договориться с шефом Блюгером, дабы избежать возможных неприятных последствий от проникновения со взломом. Кстати, ты была права, когда не позволила мне напоить 'Пламенем' тех аристократов. Попасть в квартирку к мелкому чиновнику будет куда проще, чем в переполненные домочадцами и слугами поместья. Во втором случае нам даже начальник стражи едва ли поможет. Так что решайся, Ют, ибо без тебя мне будет тяжело управиться.

Ют немного поворчала, но в итоге согласилась. Де'Сенд, несмотря на его жестокие замашки, пока ни разу её не подвёл и не обманул.

— Только с одним условием, — добавила она.

— В пределах разумного, — ответил Влад. — Проси, что нужно.

— Мне нужен пистолет, — потребовала Ют. — Достань мне самый лучший, какой сможешь. И покажи, как пользоваться.

— Ох. Интересный поворот, — Влад потёр подбородок, который в последние дни начал понемногу зарастать щетиной, и загадочно улыбнулся. — Впрочем, это даже будет интересно.

Блюгер выслушал просьбу Влада, после чего, не задавая лишних вопросов, выписал на его имя ордер, дозволяющий провести обыск, и сообщил, что в случае срочной необходимости такие формальности можно оформить задним числом. С его-то, Влада, полномочиями, люди себе и не такое позволяли.

— Я предпочитаю решать такие вопросы заранее, — объяснил Влад. — У меня, знаете ли, нет желания оправдываться перед вашими людьми или дружинниками, если они вдруг застанут меня в чужой квартире или где там обитал этот господин. Да и вас, если на то пошло, я не хочу подставлять.

— Я предупрежу моих ребят, чтобы не вмешивались в ваши дела, если вы сами их об этом не попросите, — сказал Блюгер. — Что до дружинников — смело суйте им под нос ордер, а вопросы предлагайте адресовать лично мне. Этого, на мой взгляд, будет достаточно. Итак, что-нибудь ещё от меня требуется?

— Да, если не трудно...

Вторая просьба Влада начальника стражи несколько удивила. Тем не менее, он вызвал своего помощника и отправил с поручением в оружейную комнату.

— Именно дамский? — уточнил на всякий случай Блюгер.

— Дело в конструкции. Дамские пистолеты удобны для скрытого ношения, а их мужские вариации практически полностью копируют оригинальные модели — не отличишь. Дворяне ими брезгуют, а вот для людей служивых такие вещички в самый раз.

Блюгер не мог не согласиться. Какая разница, из какого оружия выпущена пуля, если она спасла тебе жизнь?

Подходящий пистолет, как ни странно, нашёлся, хотя кладовщик изрядно попотел, прежде чем откопал эту штуковину в самом дальнем углу. Миниатюрный, как раз под женскую ладонь, пистолет имел резную рукоять из красного лакированного дерева, короткий ствол и приплюснутый профиль. Выполнен он был из хорошей воронёной стали, пороховая полка закрывалась маленькой крышкой, жестко соединённой с огнивом: оружие можно было хранить заряженным и приготовить к стрельбе в считанные секунды, просто взведя курок. Нашлась к пистолету и маленькая кобура, которую запросто можно было пристегнуть под одежду.

Поблагодарив Блюгера, Влад забрал ордер и пистолет, после чего попрощался и вышел из кабинета.

Ют ждала его в скверике неподалёку. В зеленом платье и бежевой накидке с капором она походила на скромную, степенную горожанку, и даже некоторые знакомые теперь не узнавали Чёрную Галку с первого взгляда. А опостылевшее 'ведьма' и вовсе перестало раздаваться ей вслед.

Влад потряс сложенным вчетверо листком ордера и отставил в сторону локоть, предлагая Ют взять его под руку.

— Мы одни что ли пойдём? — спросила она, когда они зашагали вниз по улице. — Ни пристава, ни стражников?

— Нам посторонние не нужны, — ответил Влад. — Я, конечно, мог бы никого ни о чём не спрашивать, и пойти напролом, но я не хочу портить отношения с шефом Блюгером, столь нагло действуя у него за спиной. Немного прозрачности между союзниками никогда не помешает.

Травница понимающе кивнула, хотя ей были ясны далеко не все нюансы подобного политеса.

— Что ж, тебе виднее, — сказала она, и тут же напомнила о своей недавней просьбе: — Кстати, ты обещал, что достанешь мне оружие.

Ют обрадовалась пистолету, словно девчонка новому платочку. Крутила его в руках, рассматривала спусковой механизм, восхищалась узором на рукояти.

Влад по-быстрому показал ей, как обращаться с оружием: как носить, заряжать, правильно держать. Испытывать, правда, не разрешил, однако Ют не расстроилась: она решила, что попрактикуется позже, и где-нибудь подальше от любопытных глаз.

Помощник судьи жил на четвёртом этаже старого дома, выложенного из грубого серого кирпича. Занимал он две смежные комнаты, а по соседству с ним проживали такие же, как он: мелкие служащие, клерки, чиновники низких рангов и военные. Для них был отстроен в своё время целый квартал в Марбурге, но люди победнее не могли себе позволить и этого и жили в основном в лачугах на северо-восточной окраине.

Дом этот, как и многие другие вокруг, отделки не имел, и выглядел крайне уныло, будучи похожим на какой-то многоэтажный барак. Косые чёрные кресты, намалёванные на его фасаде, усиливали и без того гнетущее впечатление, которое производило это здание.

— Да уж, — пробормотал Влад, пока они с Ют направлялись к парадному входу. — И сюда эта мода добралась. Уродуют города, да и только.

— В столице, я полагаю, таких домов полным-полно?

Влад кивнул.

— Целые районы выстроили. Там служащие живут, либо работяги с семьями. Условия не ахти, но в большом городе иначе не поселиться — земля слишком дорогая. Зато комнату в таком вот, с позволения сказать, доме может позволить себе большинство горожан, а для самых бедных, как не прискорбно, остаются только трущобы на окраине. Впрочем, как и везде.

— Лучше уж свой маленький домик, чем в такой тесноте жить, — сказала Ют. — Немудрено, что здесь зараза так быстро распространяется: живут скучено, дорога вся грязная, питьевая вода — один колодец на три дома.

В домах побогаче, где проживают в просторных квартирах обеспеченные горожане или аристократы, в фойе обычно дежурил консьерж. В доме, куда пришли Влад и Ют, гостей, к их большому облегчению, не встречал никто. Из убогого грязного холла вели два боковых коридора, а наверх уходила узкая каменная лесенка с широкими пролётами между этажами. Внешне всё выглядело так, будто дом уже много лет стоит заброшенный, хотя эпидемия началась всего два месяца назад.

Влад и Ют поднялись наверх и, сверившись с указателем на стене, прошли в правый коридор. Там, почти в полной темноте, они потратили несколько минут в поисках нужной двери.

— Не заперто, — сказал Влад, дёргая за ручку.

— Здесь тоже, — сказала Ют, проверив дверь напротив. — А кое-где и вовсе двери нараспашку.

— Такое ощущение, что жильцы бежали отсюда, сломя голову.

— Отчего ж не побежать, когда на твоём доме кресты чумные малюют? — съязвила Ют.

Влад не мог не согласиться.

Квартирка помощника судьи оказалась серая и непримечательная. Прихожей не было, так что дверь вела сразу в жилую комнату. Старый, местами раскрошившийся деревянный пол, шкаф для одежды, узкий диванчик, две табуретки, тонконогий рабочий стол и несколько книжных полок над ним. По центру комнаты был расстелен безвкусный зеленоватый ковёр, который почему-то вызывал у Влада ассоциации с болотом. Окна были плотно зашторены, и с каждой минутой комната всё больше погружалась во мрак, по мере того, как вечер вступал в свои права.

На столике Влад увидел керосиновую лампу. Проверив уровень горючего, он чиркнул спичкой и зажёг свет.

— Так, посмотрим, — проговорил он, прогуливаясь по периметру комнаты.

Однако он не нашёл ничего интересного ни среди бумаг, ни в шкафу, ни на полках, ни под диваном. Дверь в смежную комнату, тяжёлая и массивная, была надёжно заперта. Влад помучался немного, пытаясь отыскать ключ, однако быстро бросил это бесполезное занятие и стал вскрывать замок с помощью отмычки и щупа, которые предусмотрительно взял с собой.

— Да ты на все руки мастер, — заметила Ют.

— Приходится.

Замок поддался, хотя и не сразу. Влад осторожно толкнул дверь и заглянул внутрь. Во второй комнате темнота была беспросветной.

— Окно заколочено, — сказала Ют, показав пальцем на старые доски, прибитые поперёк рамы.

Мебель в помещении отсутствовала, а в дальнем углу была свалена куча разномастного хлама: тряпья, посуды, инструментов, старых досок и иного барахла. Влад прошёл к центру комнаты, поставил лампу на пол и приоткрыл заслонку пошире, чтобы осветить как можно больше пространства.

Его резко замутило, словно похмельного выпивоху от запаха еды. Ощущение дурноты пришло так стремительно, что Влад пошатнулся, еле устояв на ногах. Краем глаза он заметил, что стены в помещении исписаны чёрными каракулями, один взгляд на которые заставлял мысли путаться, а кишки сворачиваться в узел. Дезориентированный, он попятился, ища куда бы отвести взгляд.

Ют, заметив это, испугано ойкнула и, бросившись к лампе, приглушила свет, так что стены комнаты скрылись в темноте вместе с жуткими рисунками. Чудовищное давление на разум и тело тут же ослабло, и Влад, кое-как подавив рвотные позывы, пытался выровнять дыхание.

— Спасибо, — поблагодарил он.

Впотьмах он приблизился к одной из стен и тщательно ощупал, затем осмотрел свои пальцы на свету — те оказались покрыты слоем чёрной маслянистой грязи.

— Рисовали углем, — заключил он.

— Надо их смыть, этим символам здесь не место, — решительно заявила Ют.

— Нечто знакомое, правда?

Травница прикусила язык, но Влад поспешил её успокоить:

— Не волнуйся, я не думаю, что ты на их стороне.

— О чём ты, Влад? Да, признаюсь, я уже видела подобные вещи, моя бабка много о них рассказывала, но я ни разу не видела, чтобы кто-то применял их... э-э-э...

— На практике, — подсказал Влад. — А я видел. И не раз. Более того, нечто подобное я видел в первый свой день в Вальцберге. Кто-то осквернил стены базилики изображением чёрного охотника.

— Дети частенько рисуют всякую нечисть, — пожала плечами Ют. — И ничего страшного не происходит.

— Дети не знают, что именно нужно рисовать, чтобы произошло страшное.

Травнице от этих слов стало не по себе, однако она сочла за лучшее промолчать. Кроме того, страх в ней, как всегда, пересиливало любопытство. Влад тем временем достал из кармана клок бумаги, развернул и показал ей. Глазам Ют предстала сложная геометрическая фигура.

— Это какой-то ритуальный символ из 'Малефикарум Фарбис', — узнала она. — Но какой в нём толк?

— Увидишь.

Влад достал свинцовый карандаш и присел на корточки. Подсвечивая себе лампой, он стал аккуратно перечерчивать фигуру на пол.

— Уголёк, конечно, лучше, но и так сойдёт, — сказал он, выводя очередную угловатую закорючку. — К тому же он не всегда хорош с точки зрения чистоты.

Ют поморщилась.

— Ты имеешь в виду колдовскую чистоту? Защиту от нечистой силы?

— Это всё оккультизм, а оккультизм — вещь по сути бестолковая, — вздохнул Влад. — Им увлекаются только глупцы и религиозные фанатики, но к счастью подобные занятия безвредны, и ныне за них уже никого не преследуют. А вот лет двести-триста назад за такое жгли на кострах, пока власть имущие не уяснили, что из всех этих горемычных колдунов реальную опасность представляют единицы. Но вернемся к твоему вопросу: чистота колдовского символа, или сигила, если уж использовать правильную терминологию, подразумевает отсутствие обратной связи с источником силы. Ты берешь энергию, но не контактируешь с тем, что обитает... там. Ты ничего не просишь у того, что может обитать по ту сторону. Ты тратишь силы и самостоятельно берешь всё, что тебе нужно.

— Так энергии будет меньше, — добавила Ют, решив блеснуть познаниями.

— Верно, — согласился Влад. — Как и последствий. А о них-то и следует беспокоиться в первую очередь.

— Откуда тебе известно, как проводить подобные ритуалы? — прямо спросила Ют.

— У меня был учитель, как и у тебя. Полагаю, что в твоём случае это была бабушка. Впрочем, источники эти знаний скорее всего одни и те же: 'Малефикарум Фарбис', 'Фигура Виктима' и прочие подобные труды.

Влад закончил чертить, выпрямился и критически осмотрел своё творение.

— Похоже на глаз, — сказала Ют. — Как называется этот сигил?

— 'Всевидящее око', — усмехнулся Влад.

— Я так и подумала.

Влад извлёк из рукава кортик и заговорщицки подмигнул.

— А теперь пришло время принести жертву и привести его в действие.

Травница, испуганная его тоном, медленно попятилась к двери, взгляд её был прикован к лезвию кортика. Влад, заметив это, разочаровано вздохнул.

— А я-то был о тебе лучшего мнения, — с упрёком произнёс он, и Ют тут же встала на месте как вкопанная. — Ты действительно никогда не занималась ничем подобным?

Ют отрицательно покачала головой:

— Сама — никогда. Я несколько раз был свидетелем определённых... ритуальных действий, но нельзя сказать, что я была этому рада. В таких случаях всегда проливают кровь.

— Именно, — сказал Влад и провёл лезвием по большому пальцу, сделав болезненный продолговатый надрез, после чего тут же обернул палец платком.

— Ты не собираешься его окропить? — удивилась Ют.

Влад вопросительно поднял бровь.

— Зачем?

— Принести жертву, разве нет?

— Это работает не так. Смотри внимательней.

Ют опустила взгляд — 'Око' испускало тусклое свечение, словно солнечный свет пытался пробиться сквозь мутное окно. Влад погасил лампу, и свечение стало более заметным.

— Зачем кровь там, где нет ничего, что в ней бы нуждалось? — Влад достал из внутреннего кармана флягу и вылил немного светлой жидкости на порезанный палец. — Жертва — боль, негативная энергия, которую она высвобождает, после чего идёт обмен энергии нашего мира на энергию с той стороны. Догадываешься, с какой целью?

Ют кивнула:

— Потусторонняя энергия не скована законами нашего мира.

— Вижу, книжки ты всё-таки читала, — с одобрением произнёс Влад. — А вот насчёт крови, плоти и прочей чепухи — это ты брось. На той стороне наша плоть не нужна, её там быть не может.

Тем временем тусклое свечение заполнило всю комнату, и рисунки на стенах снова стали видны, однако теперь Влад и Ют могли смотреть на них, не ощущая жуткого сверхъестественного давления на разум. И если раньше они казались беспорядочными каракулями, то теперь, присмотревшись, можно было увидеть, что они группируются и чётко складываются в отдельные символы, хотя и несколько более грубые и хаотичные, чем начертанное Владом 'Око'.

— Узнаешь что-нибудь? — спросил Влад.

— Вон там, там и ещё вон там, — показала Ют на рисунки. — Чёрные охотники. В народе есть поверье, что варга можно призвать, если намалевать его изображение на каменной плите или надгробии, а потом зарезать петуха или козлёнка. Варг примет подношение и выполнит волю колдуна.

— Мило, — прокомментировал Влад. — Мне тоже знакомы многие из этих сигилов, но далеко не все. Особенно меня беспокоят вон те, на дальней стенке.

Ют приблизилась и тщательно осмотрела указанные Владом изображения. В упор они выглядели несколько иначе, нежели на расстоянии: пульсировали, змеились и словно пытались наброситься на того, кто дерзко посмел приблизиться. Ют, задерживая на них взгляд, болезненно морщилась.

— Осторожней, — предупредил Влад, потянув её за рукав. — 'Око' — хороший инструмент для поиска и изучения, но оно не защитит тебя, если ты так близко от нестабильных сигилов.

— Да, я почувствовала. И я узнаю некоторые из них. Их нет в 'Малефикаруме', но, думаю, среди записей моей мамы может найтись что-нибудь.

— Да? Она же была человеком науки, рационалисткой, разве нет?

— И тем не менее сохраняла всё, что считала важным или интересным, — добавила Ют. — Зарисуй тут всё, что тебя интересует, а я попробую найти какие-нибудь зацепки.

Влад тщательным образом перенёс в свой блокнот все рисунки со стен комнаты, а также на всякий случай составил план их взаимного расположения.

— Не думаю, что у него тут какая-то система, — прокомментировал он, — но лишним это не будет.

Пока он был занят, Ют снова прошлась по комнате. Символы на стенах, казалось, жили собственной жизнью. Стоило подойти поближе, и можно было уловить их едва заметное шевеление, словно копошение длинных чёрных червей в грязи, а порой травнице и вовсе казалось, что её внимательно изучают сотни голодных глаз. Она поделилась своими соображениями с Владом.

— 'Око' слабеет, — заявил он, — и перестаёт ограждать наши сознания, так что стоит поторопиться.

— Мы здесь всё так и оставим? — спросила Ют.

— Не хотелось бы, поэтому придётся пустить ещё крови, — Влад протянул Ют сложенный пополам листок бумаги. — Вот, начерти это, пока я заканчиваю.

Второй припасённый Владом сигил был похож на причудливую звезду, зашедшуюся в яркой вспышке, и Ют пришлось попотеть, чтобы изобразить его правильно и аккуратно.

'Око' почти угасло, и чёрные рисунки на стенах жутко извивались на границе бледного круга света, словно готовые броситься на добычу хищники.

Влад проверил правильность линий начертанной Ют 'Звезды', остался доволен и, недолго думая, снова провёл лезвием кортика по пальцу, перевязав его уже побуревшим от крови платком.

'Звезда' вспыхнула так ярко и неожиданно, что Ют невольно вздрогнула, прикусив губу. Свет, куда более яркий, чем испускало 'Око', залил помещение, и было видно, что изображения на стенах начали расползаться и кипеть, издавая при этом характерное шипение. В считанные минуты от них остались только едва различимые кляксы, а вскоре и те испарились, после чего 'Звезда' погасла.

Влад снова разжег керосиновую лампу и тщательно осмотрел комнату — чисто, от настенного творчества хозяина этого места, равно как и от сигилов самого агента не осталось и следа. Можно было спокойно уходить.

— Идём, Ют, здесь нечего больше делать.

Травница уныло кивнула и первой поспешила покинуть квартиру. Влад в задумчивости шёл следом. Когда они оказались на улице, была уже глубокая ночь.

— Доберусь до кровати и рухну без чувств, — пробормотала Ют, кутаясь в платок. — Вот только рюмочку настойки на грудь приму, а то меня что-то трясёт от всей этой жути.

— С непривычки всегда так, — попытался подбодрить её Влад. — А я сегодня вряд ли усну. Отправлюсь в свой кабинет и поработаю, а с утра пойду в штаб. Тебя проводить?

Травница покачала головой.

— Нет, спасибо, сама доберусь. К тому же у меня теперь есть пистолет, так что кавалеры мне больше и не понадобятся.

— Пистолет не во всём так хорош, как опытный мужчина, — возразил Влад. — Хотя, признаться, оружейники стараются, как могут.

Ют сердито прищурилась и одарила Де'Сенда долгим испепеляющим взглядом, однако во взгляде её было больше смеха, чем злости.

— Нахал! — фыркнула она и, развернувшись на каблуках, направилась в сторону госпиталя.

— Ведьма, — передразнил Влад и тоже отправился восвояси.

Штаб по борьбе с эпидемией располагался в марбургской ратуше. Это было большое и просторное помещение, которое обычно использовали для проведения официальных приёмов или светских раутов с фуршетом и танцами. Под чутким руководством Влада и доктора Штерна было освобождено от вычурных мебельных гарнитуров, двух громоздких фортепьяно, массивных зеркал и портретов, украшавших стены. По всему помещению, словно грибы, выросли рабочие столы, конторки и шкафы для документов. Вместе с Владом и Штерном здесь трудились люди Блюгера, Клемма и целая толпа сотрудников городской администрации. Здесь сходились все ниточки, обеспечивающие управление и взаимодействие между городскими службами, и люди работали в несколько смен, а кто-то и вовсе ночевал в соседних помещениях, чтобы поутру снова приступить к работе. И в данный момент в этом и без того суетном месте царил настоящий переполох.

— Мало того, что мы вынуждены каждый день терпеть огромные убытки, так теперь ещё и разбойничьи шайки в Тарквальде ведут себя здесь как дома! — верещал бургомистр, браня начальника стражи. — Блюгер, ваши люди хоть что-нибудь могут сделать или мы зря тратим на вас казённые деньги?! Какой нам толк от стражи, которая нас не защищает?!

Блюгер угрюмо смотрел куда-то в сторону и молчал. На градоначальника он, как казалось, не обращал никакого внимания, а разница в росте и вовсе усугубляла комический эффект от происходящего.

— Предлагаете послать всех стражников ловить головорезов в лесу? В Марбурге они, стало быть, не нужны? — спокойно поинтересовался Блюгер. — Я понимаю, что драгунам и конной дружине приходится нелегко, однако у меня свободных людей нет — все на местах, все при деле. Быть может, какие-нибудь добровольцы есть у вас?

Бургомистр возмущённо проворчал что-то неразборчивое, однако скандалить дальше не решился, поскольку двери штаба открылись и на пороге появился Де'Сенд в сопровождении Клемма и ещё нескольких промышленников. Блюгер, повернувшись в их сторону, вздохнул с облегчением, ибо бургомистр последнее время становился всё более визглив и истеричен, да и вообще вёл себя не очень адекватно, и общаться с ним весь день было выше его, Блюгера, сил.

— Господин Де'Сенд, господин Клемм, — поприветствовал вошедших начальник стражи. — Наконец-то вы появились.

Пожав Владу руку, он достал из-за пазухи мятый конверт и вручил ему.

— Письмо? — удивился Влад. — Надо же, от самого барона!

— Было найдено людьми лейтенанта Франца на теле убитого посыльного, — доложил Блюгер. — Его словно специально там оставили.

— Конверт был вскрыт, — заметил Влад, осматривая письмо, — сбоку, чтобы не повредить печать. Она, кстати, подлинная.

— Уверены?

— Да, печать барона я изучил, пока был его гостем. Её, конечно, могли подделать, но тогда и почерк Отто фон Вальца подделан идеально.

Влад пододвинул себе стул, присел и погрузился в чтение. Время от времени он хмыкал и поглаживал подбородок, который он ранним утром наконец-то и с огромным удовольствием побрил.

— Кажется, в нашем полку прибыло, — произнёс он, закончив читать. — Из столицы для помощи в борьбе с эпидемией прибыли два крупных специалиста.

— Это же прекрасно, — обрадовался Клемм, его коллеги одобрительно загудели. — Быть может, теперь мы сможем сделать что-нибудь более эффективное, нежели карантин.

— Боюсь, на этом хорошие новости закончились, — заметил Влад. — В Вальцберге ситуация ещё хуже, чем у нас. Болезнь теперь распространяется быстрее и убивает в считанные дни. Больные на поздних стадиях болезни буквально с ума сходят. Барон просит помощи.

В зале повисла тишина. Даже истеричный бургомистр невольно прислушался к тому, что говорил Влад.

— Нам бы кто помог, — вздохнул Блюгер.

— Им нужна помощь с организацией, — сказал Влад. — Полагаю, здесь будет достаточно меня одного.

— И что, теперь вы отбудете в Вальцберг? — поинтересовался Клемм.

Всеобщее внимание тут же переключилось на Де'Сенда, однако он лишь непринуждённо пожал плечами.

— Я собирался отбыть в Вальцберг в ближайшие несколько недель, — сказал Влад. — Но если барон считает, что ему требуется моя помощь, то можно немного поторопить события. В любом случае я уже сделал всё, что мог — штаб может работать под вашим руководством, моего участия здесь более не требуется.

Судя по выражению лиц присутствующих, они уверенности Влада не разделяли.

— Печально, что вы нас оставляете, — озвучил их общие мысли Клемм.

— Я не думаю, что это теперь хоть на что-то повлияет, — повторил Влад. — Мы с вами организовали карантин и уход за больными, сохранили общественный порядок. Полагаю, что господин Блюгер, доктор Штерн с коллегами и вы с вашими партнёрами поддерживать всё это сможете и без меня.

Блюгер отвесил Де'Сенду короткий поклон:

— Во мне можете не сомневаться, — отчеканил он. — Да и доктор Штерн свои обязанности знает хорошо.

Влад прошёлся по залу, подошёл к столу, где была разложена карта города и окрестностей, и наскоро прикинул маршрут.

— Я предупрежу лейтенанта Франца, что вам потребуется эскорт, — сказал Блюгер, видя его колебания.

— Да, благодарю вас.

В штаб тем временем всё прибывали и прибывали новые люди. Собирались представители дружины, ответственные за отдельные районы города, врачи, офицеры стражи и прочие чины, коммерсанты, вложившиеся в организацию карантина, и оказывающие посильную помощь аристократы.

Ближе к обеду было проведено заседание, озвучена удручающая статистика, распределены средства и обязанности. Под конец Влад сложил с себя полномочия, как глава штаба по борьбе с эпидемией, и должность перешла к Блюгеру. Многие при этом вздохнули с облегчением, полагая, что с земляком найти общий язык будет проще. Впрочем, те, кто Блюгера знал лучше других, отнеслись к его выдвижению более насторожено, поскольку нрав у шефа был не подарок.

Когда все разошлись, Влад задержался у выхода и дождался начальника стражи. Тот, завидев Де'Сенда, коротко бросил 'не здесь', и жестом предложил следовать за ним.

Они прошли по устланным тёмно-зелёными коврами коридорам ратуши к боковому крыльцу, где их уже поджидала служебная карета. Распахнув дверцу, Блюгер пропустил Влада вперёд, уселся следом, и карета тронулась.

Кучер, умудрённый работой на начальника стражи, выбрал длинную дорогу в участок и вёл не спеша, чтобы шеф и его спутник спокойно могли обсудить всё, что считали нужным.

— Без вас давить на этих ленивых идиотов будет труднее, — сказал Блюгер, нервно покручивая ус.

— Думаю, вы справитесь в любом случае, — попытался подбодрить его Влад. — Если, конечно, бургомистр не взбеленится окончательно.

— Толстяк — не проблема, — с усмешкой отмахнулся начальник стражи. — Его власть номинальна. Здесь, в отличие от Вальцберга, чиновники и благородные почти не играют роли. Купцы и промышленники — вот беда. Если Клемм не сдюжит, мне просто не на что будет содержать все эти дружины, а нынче только они и развязывают руки моим людям.

— Вы выяснили что-нибудь новое?

Блюгер подавил смешок и бросил взгляд в маленькое смотровое окошко. Карета прокатилась по Большой торговой улице, свернула под мост через местную чахлую речушку и двинулась по набережной в сторону окраины.

— Как у вас всё скоро, — угрюмо и устало произнёс Блюгер. — Сами же прекрасно знаете, как это делается.

— Вы внедрили человека?

— Двоих. Но вестей пока мало. Ничего существенного. И никаких точных сведений об этом пропойце Ги. Но я его найду, будьте уверены. А вас хочу кое о чём предупредить, господин Де'Сенд.

— Я весь внимание.

Блюгер склонился в его сторону и негромко произнёс:

— Боюсь, что сговор может не ограничиться одним только Марбургом. Остерегайтесь доверять кому-либо в Вальцберге: аристократам, чиновникам, церковникам, торговцам. Кто-то умело взял их в оборот, распределил роли и отступил в тень. Я пока не вижу, в чем цель этого спектакля, но, как видите, в нём нашлось место даже для людей с большой дороги. В наших руках пока нет ни одной ключевой фигуры, кто мог бы разъяснить суть происходящего, но если я смогу и дальше направлять на это все свои силы, то решение задачи — лишь вопрос времени.

— Я постараюсь поддержать вас из Вальцберга, — пообещал Влад. — Полагаю, что начну сразу с барона — у него средства должны быть.

— Надеюсь, что так, — сказал Блюгер, хотя в голосе его и сквозила изрядная доля скепсиса.

— Поразительно, — произнёс Влад. — Вы — редкий человек, шеф. Другой занимался бы своими делами и даже грамотой от Розенкранца я бы его не убедил.

Блюгер с сомнением посмотрел на Влада, словно прикидывал, говорит ли тот искренне или издевается.

— Полагаю, что шеф Тайной канцелярии вас не отдыхать сюда отправил. Не скажу, конечно, что помогать вам вслепую для меня приятно, но лезть без спроса в дела вашего ведомства было бы глупо, как и отказывать вам в содействии. К тому же я умею расставлять приоритеты. Дела в вотчине барона далеки от совершенства, два крупнейших города в округе поразила эпидемия, общественный порядок катится в преисподнюю, а разбойники бродят по дорогам средь бела дня. И в этих условиях появляется некто, кто начинает мутить воду в высших слоях нашего общества, якшается с бандитами, а потом вскрывается, что его ищет королевская охранка. Что я, по вашему, должен делать? Воришек ловить по подворотням или торгашей, которые клиентов обвешивают? Ну уж нет! Даже если Марбургу самим Создателем суждено сгинуть с лица земли, ни одна душа не посмеет потом утверждать, что шеф Блюгер не сделал всё возможное, чтобы избежать этого!

Миновав бедные районы на окраине, карета выехала на объездную дорогу, которая вела мимо складов и мануфактур в направлении центральной части города. Влада, по его просьбе, высадили неподалёку от лазарета при Горнодобывающей артели, и он отправился на поиски Ют.

Пропустив вереницу санитаров, грузивших в крытую телегу тела, завёрнутые в замаранные кровью саваны, Влад мельком пересчитал умерших. Тринадцать человек. До тех сотен, что описывал в своём послании барон Отто, было ещё далеко. И, тем не менее, уверенности это не добавляло: болезнь распространялась, уносила жизни, и конца этому видно не было. Ни Ют, ни Штерн, ни кто-либо ещё из марбургских врачей так и не добились каких-либо улучшений, не говоря уже о том, чтобы хоть один пациент чудом исцелился.

Ют, как и всегда, сидела в своей комнатушке, тщательно выпаривая что-то на спиртовке. Запах трав, резкий и неприятный, вышиб из Влада слезу. И как только травница могла сидеть тут целый день напролёт?

Заметив его, она, не отвлекаясь, попросила подождать. Влад молча сел на стул в углу, не сводя с неё глаз. В колбе, которую Ют осторожно удерживала над пламенем, кипела какая-то красноватая жидкость. Рядом на столе стояли маленькие песочные часики, и Ют не спускала с них глаз, терпеливо дожидаясь, пока вниз не упадёт последняя песчинка. Когда это произошло, она погасила спиртовку, закупорила колбу плотной пробкой и отставила в сторону.

— Уф, готово, — Ют смахнула со лба капельки пота и с блаженным видом откинулась на спинку стула.

— Я заехал сказать 'до свидания', — начал Влад. — И поблагодарить за помощь. Без тебя я не справился бы.

— Не льсти мне, — Ют слабо улыбнулась, достала из ящика пачку бумаг и протянула ему. — Вот, бери. Тебе повезло, я почти сразу отыскала кое-какие полезные сведения, так что будет тебе чтиво в дорогу.

Влад благодарно кивнул и забрал записи. Ют тем временем взяла одну из колб, стоявших в том же ряду, что и та, которой она занималась минуту назад.

— Вот, и это возьми.

— Что в ней?

— Средство для души и тела. Укрепит здоровье, успокоит нервы. По чайной ложке в день. Можешь добавлять в чай. Через две недели постараюсь выслать тебе ещё одно средство, если получится его изготовить.

— Спасибо за заботу.

— Всегда пожалуйста, Влад. Береги себя.

Влад поднял взгляд и заметил на её щеках лёгкий румянец, и Ют, видимо стесняясь этого, тут же встала и отошла к шкафчику у дальней стены, и стала перебирать пустые колбы, реторты и прочий лабораторный инструмент. Лампа на рабочем столе светила тускло, и потому лица Ют с такого расстояния было толком не разглядеть. Влад растрогано улыбнулся.

— Как только дела в Вальцберге будут закончены, я обязательно вернусь и посмотрю, как вы тут справились. Надеюсь, с тобой всё будет в порядке, Ют.

— Да, будет, не сомневайся.

Поднявшись, он приблизился и положил руку ей на плечо, почувствовав, как она легонько вздрогнула.

— Пиши в любое время, — сказал он. — Любые просьбы. Всё, что будет в моих силах, постараюсь сделать. И не вешай нос, Ют. До встречи.

Когда он ушёл, травница вернулась на своё место и тяжело опустилась на стул. В свете керосинки на покатых боках большой колбы Ют могла разглядеть своё колеблющееся отражение и заметила, как же сильно исхудала она за этот месяц, какой измождённой стала. И как тут, спрашивается, не вешать нос?

Влад уехал вечером того же дня. Небольшую крытую кибитку, поданную прямо к крыльцу ратуши, сопровождало звено Олега Клемма, чему агент Его величества оказался очень рад, пусть даже у них не было времени для дружеской беседы. Тем не менее, до выезда они успели перекинуться парой-тройкой фраз, и Влад подумал, что этот молодой человек — один из немногих, по кому он действительно будет скучать.

За все дни, что Влад провёл в Марбурге, они не раз выбирались в зал для фехтования, где могли хоть немного отвлечься от рутины и отточить своё мастерство. Выбор оружия Влад неизменно предоставлял Олегу и немало удивился, когда тот вместо привычного кавалеристу палаша выбрал шпагу и показал изрядное умение ею владеть.

Поединки эти доставляли Владу истинное наслаждение. Олег бился не только технично, но и с изрядной долей импровизации, которую всегда ценила южная школа фехтования, а его природная сила только дополняла весь этот набор навыков. Порой даже самый обыкновенный батман он проводил с такой мощью, что Влад едва мог удержать оружие, и уже к третьей их встрече взял за правило перетягивать запястья полосками ткани.

Прогрохотав по булыжной мостовой, кибитка пересекла мостик и покатила через бедняцкий квартал напрямик к выезду из города. На Марбург опустилась ночь, выходили на службу фонарщики, присоединяясь к патрулирующим улицы дружинникам, а одинокие телеги с чёрными крестами на боках везли отмучавшихся больных в последний путь. Влад насчитал штук семь, и по три-четыре тела в каждой. Многовато, если учесть, что тела вывозят два раза в день, а по городу таких телег каталось ещё очень много, и кто знает, каким ночной улов окажется на этот раз.

Влад отвлёкся от созерцания улиц и, запалив керосинку, достал записи, которые передала ему Ют.

— Красивый почерк, — проговорил он, приступая к чтению. — Прямо каллиграфический.

Аккуратные и убористые колонки текста сопровождались рисунками — теми самыми, которыми были испещрены стены в доме помощника судьи. Часть из них — уже знакомые изображения ночных охотников и прочих потусторонних тварей — Влад сразу же пропустил. Ещё несколько привлекли его внимание, но ничего особенного в них не оказалось: это были не более чем эксперименты новичка со вновь обретёнными навыками, манипуляции простыми формами ритуалов и сигилами малой силы. На человека, имеющего хоть сколько-нибудь серьёзный опыт в таких делах, подобные эксперименты впечатления произвести не могли.

Интересные вещи ожидали Влада в самом конце, когда от стопки осталось не более полудюжины листков. Прежде чем приступить к их разбору, он прикрыл глаза и посидел неподвижно, прислушиваясь к скрипу колёс, топоту копыт по грунтовой дороге, редким всхрапам лошадей и голосам всадников.

Даже банальный просмотр подобных вещей без последствий не обходился. Тошнотворные рисунки стояли перед глазами, извиваясь и меняя форму, голова раскалывалась, а к горлу подкатывал вязкий комок слизи. Чтобы прийти в себя, Владу потребовалось минут пятнадцать. В конечном итоге он начертил на стенке кибитки маленькое 'Всевидящее око' и уколол палец булавкой, которая крепила к шляпе перо. Приведённый в действие сигил стал испускать мягкий успокаивающий свет, и Влад поспешил продолжить чтение.

'Кирикас — вестник и глашатай, пронзающий время и пространство.

Древние верили, что, заполучив его силы в своё распоряжение, можно будет во мгновение ока передавать и получать вести даже с другого конца света. Согласно легенде, для этого требовалось пленить Кирикаса и заставить его служить себе, ибо нет для самого свободного существа в мире худшей пытки, чем пытка неволей, и он отчаянно ухватится за любую возможность хоть на миг обрести былую свободу, пусть даже и выполняя поручение своего тюремщика.

Этот сигил был известен мистикам Атмира и обозначал вольного Кирикаса в цепях и клетке. Он не требует многих сил и жертв, но должен быть выполнен искусно, с соблюдением всех правил и пропорций, иначе Кирикас, чувствуя слабость пут, станет бунтовать, искажая, дополняя или урезая сведения, порученные ему, а потом и вовсе может вырваться на свободу, разорвав связь с собеседником колдуна.

Происхождения символа Лоймос туманно и лишь в ветшайших свитках сгинувшего ныне Атмира можно отследить его истоки.

Как и любая империя, раскинувшаяся на два континента, Атмир регулярно переживал различные катастрофы и бедствия: от войн и беспорядков до ураганов и опустошительных эпидемий. Все эти явления ассоциировались с древними языческими богами, и впоследствии слились в единый образ гибельный беды, что как нельзя кстати соответствовало духу тех перемен, которые принесло в мир второе пришествие.

Лоймос — смерть многих тысяч, неумолимая и неотвратимая, гибель племён, народов, городов и целых государств. Это зло, которое приходит внезапно, и от которого нет защиты, как нет и оружия, чтобы его сразить. Мистики древнего восточного королевства Истафан изучали сущность этого сигила и пришли к таким выводам, что навсегда запретили даже вспоминать о нём.

Он впускает их в мир, словно миазмы самой смертоносной чумы, что поражают землю, воду и даже сам воздух. Люди гибнут, сраженные незримым воинством, силясь понять, откуда же пришла смерть, словно измученный и ослепший воин под градом стрел, что в слепоте и неведении своём не способен даже отразить удар. Не стоит уповать на милосердие Лоймоса, но стоит немедля искать надёжную преграду на пути этой погибели в наш мир, пусть даже ценой чьей-то жизни, ибо он, умерщвляя свои жертвы, питает себя их агонией и сила его не иссякает'.

Влад сидел, нахмурившись, и разглядывал ритуальные символы, филигранно выведенные Ют на отдельных листах бумаги. 'Око' уже начинало гаснуть, и те незамедлительно пришли в движение, словно предвкушая момент, когда им удастся вырваться на свободу. Де'Сенд нервно хмыкнул и поспешил сложить листы пополам, после чего изорвал их на мелкие кусочки.

'Вестник' мог означать только то, что новоявленный колдун пытался держать с кем-то связь, хотя для его использования понадобилось бы нечто более серьёзное, чем укол в палец, а вот 'Мор'...

Влад, задумавшись о назначении второго знака, невольно вздрогнул. Он не знал принципов его работы, но в Вальцберг как раз прибыл один человек, способный пролить на это свет: Фабиан Леендерц, коллега доктора Айгнера. Быть может, старик ещё не забыл былых увлечений, и будет рад помочь?

В столице профессор снискал славу плодовитого учёного с твёрдым материалистическим мировоззрением. Но Тайной канцелярии было известно немного больше, чем остальным: он обратился к науке и просвещению лишь на четвёртом десятке лет, а весь его предыдущий опыт касался вещей несколько иного рода.

Немногие знали того, прошлого Леендерца: философа, мистика и истового верующего в Создателя и святых его. И если большинство людей вокруг него увлекались этими вещами, отдавая дань переменчивой моде, то сам Леендерц был одержим ничем иным, как жаждой познания. Лучшего специалиста по сигилам всех видов и мастей, в том числе и запрещённым, было не сыскать. Если кто и способен был расшифровать комбинации сигилов из той жуткой квартиры, то только он.

Влад наметил цель, и от ощущения некоей определённости настроение его немного улучшилось.

Всю ночь было сыро и холодно. Ближе к полудню, когда на горизонте показались стены Вальцберга, погода испортилась окончательно. Дождь поливал как из ведра, превращая дороги в размытое месиво, и кибитку приходилось несколько раз выталкивать из грязи руками. Влад и сам принял в этом участие, не побоявшись запачкать свой дорожный костюм, чем заслужил уважение кучеров и драгун, привыкших к несколько иному отношению со стороны вышестоящих чинов и господ.

Ближе к вечеру, миновав по дороге множество пропускных пунктов, возведённых охваченном эпидемией городе, кибитка наконец подкатила к парадному входу ратуши.

Встречал Влада бургомистр, как всегда неприветливый и раздражительный. Последние события, судя по всему, сказались на нём куда как скверно: выглядел он уставшим, а толстые щёки покрывала такая густая щетина, что рядом с ним Влад мог сойти за человека, который регулярно находит время побриться и привести себя в порядок. Хофф исподлобья посмотрел на королевского агента, сухо поздоровался и попросил следовать за ним.

— Вас известили о моём прибытии? — осведомился Влад, пока они пересекали главный холл ратуши в направлении большой парадной лестницы.

— Да, известили, — сказал Хофф. — Люди барона.

— Понятно. Его светлость, стало быть, меня ожидал?

В ответ Хофф лишь пожал плечами.

Они молча поднялись по широкой лестнице на второй этаж, к дверям просторной приемной залы. Стоящие в нишах вдоль стен доспехи, казалось, подавались вперед, вперив презрительные взгляды скрытых забралами глаз в нарушителей их векового спокойствия. Влад невольно поёжился. Вся эта коллекция ему не понравилась ещё в первый визит — было в них нечто эдакое, неправильное.

В одной из комнат ему подали чай, принесли горячей воды и смену одежды. Влад и припомнить не мог, когда он последний раз умывался с таким неземным удовольствием. Отмывшись, одевшись в чистую одежду и гладко побрившись, он залпом выпил чашку горячего чаю и, захватив портфель и шпагу, вышел в коридор.

Хофф ожидал его у себя в кабинете, сидя за столом и сложив руки домиком. Рабочее место его было завалено горами отчётов, донесений, жалоб и прочих бумаг. Там же, в углу стола, ютилась переполненная недокуренными папиросами пепельница: видимо, времени как следует раскурить трубку бургомистр уже не находил.

— Много работы? — полюбопытствовал Влад.

— Предостаточно, — сухо ответил Хофф. — Вас, впрочем, тоже ждут дела. Барон желает вас видеть. Он и его гости находятся в штабе по борьбе с эпидемией, это в одном здании с лабораторией доктора Айгнера. Вас проводят.

Влад кивнул. Как раз туда он и собирался попасть, и, как ни хотелось ему ещё немного позлить бургомистра своим присутствием, надо было идти. Слуга, явившийся через несколько минут, любезно предложил господину чиновнику свою помощь.

До дома доктора Айгнера добирались пешком. Влад, хоть и устал, был не против пешей прогулки — это всегда помогало ему взбодриться и собраться с мыслями. Да и город можно было рассмотреть чуть лучше, чем из окна кибитки.

Увиденное Влада совсем не радовало. Большая часть улиц опустела, тут и там попадались дома, помеченные чёрными крестами, а возле некоторых из них слонялись подозрительного вида люди — скорее всего, мародёры. Немногочисленные прохожие выглядели встревоженными, подозрительно озирались и спешили поскорее убраться восвояси.

Стражники, встречавшие Влада на многочисленных постах по всему городу, выглядели измождёнными. По просьбе барона им в помощь были развёрнуты две роты Тарквальдских егерей, расквартированных близ Вальцберга, однако это была лишь капля в море, да и к постовой службе бравые вояки относились с явным неодобрением. Тем не менее, Влад отметил, что присутствие солдат сказывалось на горожанах успокаивающе. В кварталах, патрулируемых егерями, было куда спокойней, и люди худо-бедно занимались своими делами, а Владу не приходилось браться за рукоять шпаги каждый раз, когда он проходил мимо очередной группы небритых злобных мужиков, вроде тех, что собирались возле заброшенных домов.

Минуя один из благоустроенных кварталов в западной части Вальцберга, Де'Сенд увидел длинную процессию верующих с образами святых и курильницами на длинных шестах. Возглавляемые священником, они, распевая хоралы, двигались по направлению к Базилике Святого Маттиаса. Шествие их сопровождалось, помимо многоголосого пения, ещё и перезвоном священных колокольчиков. Такие же колокольчики украшали и большинство зданий в квартале, и лишь несколько домов, уже помеченных чёрными крестами и заколоченных, стояли особняком, лишённые всей этой атрибутики.

— Болезнь тела идёт от болезни духа. Город полон скверны и мысли его жителей чернее грозовой тучи, — вещал проповедник. — Время очиститься. Через страдание, через подвиг и молитву, ибо забыли мы о ближних наших, о Создателе и святых его. Знайте, что кровавый мор — кара свыше, ниспосланная за грехи наши, коим нет иного искупления и прощения.

Проповедь эта казалась нелепой, но у Влада от неё побежали мурашки по спине. Его сопровождающий и вовсе отшатнулся, схватившись за нательный колокольчик и осеняя себя знамением Короля.

— Говорят, что любой мор — от неверия, — пробормотал он, бросив взгляд на Влада. — Ибо отвергли мы Создателя, оставшись без защиты его и покровительства. И лишь святые защищают...

— Святые не защищают того, кто не борется, — холодно ответил Влад. — Такими были они сами, такими завещали быть нам. Одной верой не помочь — нужно дело делать.

— А сдюжим ли, ваше превосходительство?

— Вместе — сдюжим. Ты сам-то откуда будешь, приятель?

Слуга немного помялся, но всё же ответил, назвав одну из маленьких деревушек близ северной оконечности Тарквальдского леса. Сам он, видимо, совсем не привык, чтобы люди вроде Влада обращались к нему вежливо, да ещё и интересовались, откуда он родом.

— Через дальнюю родню я, значит, попал в город работать. Господин Хофф, конечно, суров и взыскателен, да только дома мне за такие деньги ни в жисть работы не найти: у всех порядочных мастеровых уже давно учеников полна коробочка.

— Понимаю, — кивнул Влад и протянул ему папироску из своего портсигара. — Сам снизу пробивался.

— В столице-то? — недоверчиво уточнил слуга.

— А ты думал, что раз столица, так каждый там золотую гору имеет? — поддел Влад. — Нет, брат, у нас всё то же самое, только народу побольше, да деньги посолиднее крутятся.

— Ну, дело понятное, — согласился слуга. — Простому люду везде непросто пробиться. Я вот слышал, что на югах попроще, да только ни в жисть туда не доберусь. Эх, взглянуть бы хоть глазком, как оно там.

— Не зарекайся. Никогда не знаешь, куда жизнь занесёт.

— Ну, может оно и так.

Возле четырёхэтажного здания, где располагалась лаборатория Айгнера, они распрощались. Влад, одарив своего провожатого полукроной и парой папирос, похлопал его по плечу и отпустил восвояси в прекрасном расположении духа, а сам, собравшись с мыслями, перешагнул порог мрачного здания, сложенного из ровного белого кирпича и отделанного по фасаду незатейливой лепниной и штукатуркой.

Остановив в холле первого попавшегося человека, он поинтересовался, где можно найти доктора Айгнера, и тут же был препровождён на второй этаж в светлое и просторное помещение конференц-зала, где и был оборудован штаб по борьбе с эпидемией, причём куда более скромный, чем тот, который Влад обустроил для себя в Марбурге. Там он застал самого доктора, барона Отто фон Вальца с секретарём и двоих незнакомых ему мужчин.

— Влад, — поприветствовал его барон. — Ты как раз вовремя. Очень рад тебя видеть!

— Взаимно, ваша светлость. Быть может, вы представите меня этим господам?

— Разумеется, Влад. Иди сюда, присаживайся. Я чувствую, что разговор у нас выйдет долгий.

— Да, господин барон, — вздохнул Влад, пересекая комнату в направлении большого прямоугольного стола. — Боюсь, что вы правы.

Таверна на окраине Марбурга как всегда была полна галдящего народа, наперебой обсуждавшего последние вести. Были эти вести, как водится, одна страшнее другой. Кровянка лютовала уже второй месяц, и поговаривали, что тела умерших теперь было велено сжигать, мол, только так можно уберечься от оставшейся в них заразы. Злые языки тут же добавляли, что истинная причина — переполненные мертвецами кладбища, где в последние дни тела сваливали по трое, а то и по четверо в одну могилу. Другие говорили, что поветрие докатилось уже и до Вальцберга, так что скоро и помощи ждать будет неоткуда. С ними неохотно соглашались даже самые скептически настроенные слушатели, поскольку по опыту прошлых лет знали, что для большого города эпидемия всегда проходит очень тяжко.

Жаловались и на обнаглевших разбойников, из-за происков которых многие уже не решались покидать пределов городских стен без сопровождения дружины или драгун, но тех-то было от силы две сотни человек — на всех желающих отправиться в соседнее село не напасёшься. Самые отчаянные обсуждали, как бы раздобыть несколько дюжин ружей, да пороха к ним, чтобы разъезжать по дорогам дружным гуртом и во всеоружии, а не ждать, когда соберётся очередной конвой. Однако один из стражников, зашедших пропустить кружечку пива после дежурства, быстро охладил их пыл, сказав, что только конвои имеют право игнорировать режим карантина, и вряд ли шеф Блюгер позволит простым горожанам, пусть даже и вооружённым, самовольно разъезжать по округе.

Фройда все эти разговоры немало забавляли, особенно если учесть, что из всего услышанного про злодейства разбойников за его людьми числилась в лучшем случае треть. Да, висельники часто беспокоили конвои и прибили острастки ради несколько человек в окрестностях Марбурга, но не более того. Фройд прекрасно знал, что у страха глаза велики, и народная молва, да длинные языки сделают большую часть работы за него. Главное, что наниматель его был доволен, заплатил щедро, и на том все тревоги разбойничьего главаря заканчивались.

В таверну вошёл человек, с виду неопрятный, сутулый и такой худой, словно его голодом морили. Он обошёл зал по кругу, приметил Фройда на его любимом месте и присел напротив.

— А предыдущий поприличней выглядел, — без приветствий произнёс Фройд.

— Не всё ли вам равно, господин хороший, от кого получать деньги? — под столом незнакомец передал Фройду увесистый кошель. — Десять тысяч крон ассигнациями.

— Щедро, как и всегда. Но спешу предупредить: расценки растут. Этот треклятый Де'Сенд сделал условия просто невыносимыми, некоторые парни носу из лесу уже второй месяц показать не могут. А начальник стражи этому только и рад. Они два сапога пара, будь я неладен.

— У Блюгера хватка бульдожья, это да. Под его дудку уже почти весь город пляшет и конца этому не видно. Собственно, с этим я к вам и пришёл.

Фройд смерил собеседника долгим и пристальным взглядом, попутно взвешивая все за и против. Он предполагал, что именно к этому всё может прийти, и лично для него вопрос решала в конечном итоге сумма, хотя за того же Де'Сенда он браться скорее всего не стал бы, ибо не был уверен, что такое можно провернуть без последствий.

— Сорок тысяч, — незнакомец упредил его немой вопрос. — Кроме того, исполнитель будет из наших людей. Вашей задачей будет обеспечить ему все условия.

Фройд равнодушно зевнул.

— Мало. Это всё-таки не купцов на большой дороге щупать.

— Пятьдесят тысяч.

— За такие деньги я бы и сам кого-нибудь нанял.

— Это в ваших же интересах, господин.

— Помимо интересов есть ещё такое понятие, как риск, — отмахнулся Фройд. — Я, как деловой человек, стараюсь учитывать и его тоже.

— У вас есть время подумать, — сутулый поднялся со стула. — Надеюсь, что до той поры, пока вы не примете решение, ни с кем из ваших людей ничего плохого не случиться. Сами знаете, какие сейчас времена пошли, и они куда как суровы к тем, для чьей шеи уже свили добротную веревку.

— Посмотрим, — фыркнул Фройд. — А вы и ваши друзья в свою очередь подумайте о том, насколько действительно цените собственное благополучие. Время, как вы сами сказали, пока есть.

Когда незнакомец ушёл, Фройд откинулся на спинку стула и крепко задумался. Быть может, пятьдесят тысяч — это и впрямь достойная цена за то, чтобы выдрать одну-единственную постылую занозу? Впрочем, поторговаться всё равно не мешало: а ну как его наниматели решат накинуть тысяч пять — десять для убедительности? Времена-то могут по-всякому меняться, а вот денежки нужны каждый день.

Совещание у доктора Айгнера затянулось далеко за полночь, однако сна у присутствующих не было ни в одном глазу. Слуги уже по десятому заходу приносили чай и кофе, секретари и лаборанты, сменяя друг друга, корпели над бумагами, а чиновник, барон и почтенные господа учёные без устали обсуждали и утверждали многочисленные меры, которые должны были навести в Вальцберге хоть какой-то порядок.

Как выяснилось в процессе этих обсуждений, попытки организовать в городе свою дружину особых результатов не дали. Добровольцев, в отличие от Марбурга, не хватало — люди предпочитали сидеть по домам, пережидая смутные времена в четырёх стенах, — так что набрано было от силы человек сорок. Более того, большинство уважаемых и обеспеченных горожан, в основном дворян, считали, что борьба с эпидемией — долг бургомистра, и что самодеятельностью здесь заниматься не стоит. Возможно, они боялись установления в городе диктатуры, наподобие той, что устроил в Марбурге шеф Блюгер, но это предположение так и осталось на уровне домыслов. В конечном итоге выходило, что из всех представителей городских верхов, что-то пытались делать лишь барон Отто сотоварищи, которые единственные заставляли шевелиться администрацию и прочие службы, однако их усилий явно было недостаточно.

— Видимо, нам не удастся привлечь горожан, взывая к гражданскому долгу, как это было в Марбурге, — резюмировал Влад. — Но я вижу одну занятную альтернативу. Мы назначим Чумного Доктора и объявим набор мортусов.

Леендерц, услышав это, с трудом сдержал хохот.

— Они не согласны даже за порядком у себя во дворе следить, а вы хотите предложить им иметь дело с больными и мертвецами? — пробасил он. — В своём ли вы уме, господин Де'Сенд?

Влад сдержанно улыбнулся.

— Вальцберг — очень религиозный город. Сюда стекаются паломники со всего королевства, жители участвуют в священных шествиях, а проповедники вещают на площади перед самым величественным храмом севера. Если мы не можем воззвать к долгу, то надо воззвать к вере, разве не так? Притча о Чумном Докторе — одна из самых популярных в Шестом Завете. Деяния безымянного борца с чумой описаны ещё и в житии святого Шеба, многие даже полагают, что это был один из его учеников. Лучшей фигуры в нашей ситуации просто не найти.

— Я мог бы взять эту обязанность на себя, — добавил Павеска. — Пусть моя работа приобретёт некий мистический оттенок, но ради результата я готов закрыть глаза на свои принципы учёного мужа.

— На моей памяти эту маску надевали только два раза, — задумчиво проговорил Айгнер. — И это было очень много лет назад, когда я ещё пешком под стол ходил.

— В детстве ты жил в Кайфасе, не так ли? — уточнил Леендерц.

— Дурной округ, — прокомментировал Павеска. — Жарко, много болот и водоёмов со стоячей водой — идеальный рассадник для гнуса. Подхватить чёрную лихорадку проще простого, однако серьёзных поветрий там не было давно. Местные жители легче переносят тамошние хвори, а вот приезжим сильно достаётся.

— В те годы с востока трижды приходила моровая язва, — сказал Айгнер, и взгляд его стал ещё более холоден, чем обычно. — Перед этой чужестранкой равны оказались все. Первым Чумным Доктором стал один провинциальный врач, укативший на старости лет подальше от столицы. Поговаривали, он оставил там доходную практику, только чтобы провести последние годы в тишине и спокойствии. Но не судьба. Он работал, словно одержимый, люди боготворили его, а мортусы трудились без устали и ропота, словно глиняные големы из старых сказок. Я и другие дети их очень боялись. От них так пахло... пахло смертью. И запах этот перебивала только треклятая карболка. Нет средства лучше, хотя она и вредна для лёгких.

Но какими бы силами не был благословлён Доктор, он всего лишь человек, пусть и взваливший на себя великую ношу. Болезнь убила старика, и маску перенял другой врач. Удивительно, но подмены никто не заметил, и лишь годы спустя большинство людей узнало, что их на самом деле было двое. Многие, впрочем, так в это и не поверили.

Я не мистик, но, вспоминая те годы, мне порой кажется, что это маска владеет Доктором, а не он владеет маской. Функция становится главнее личности. Пока бушевала эпидемия, Доктор никогда не снимал своего облачения на людях. Его слуги были повсюду, да и сам он, казалось, присутствовал везде, где только требовалась его помощь, и всегда работал с такой самоотдачей, какую редко можно увидеть даже в исключительно способном человеке.

— Тиль, к чему это всё? — спросил Павеска. — Ты пытаешься меня отговорить?

— Отнюдь. Просто хочу, чтобы ты понимал, что это будет не маскарад для привлечения верующих. Тебе придётся быть Доктором, а не изображать его.

— Я и так 'доктор', Тиль, — с нажимом произнёс Павеска. — Это моя работа.

— Да, Януш, я знаю, прости меня, — сухо ответил Айгнер. — В любом случае, я уверен, что твой здравый смысл и профессионализм не дадут тебе помешаться на всей этой фантастической чуши. К тому же лучше твоей кандидатуры у нас всё равно никого нет. Не так ли, господа?

Желающих возразить ему не нашлось.

Зал совещаний Влад и Фабиан Леендерц покинули вместе. Час был поздний, и в коридорах старого дома сгустилась кромешная тьма. Едва различая друг друга, ориентируясь лишь на звук шагов и скрип половиц, они выбрались на лестницу и спустились на первый этаж, где мирно похрапывал в своей подсобке консьерж.

На улице они встали под фонарём, и профессор раскурил трубку.

— Далеко вам? — поинтересовался он у Влада.

— Меня разместили в ратуше. Прогулка неблизкая, но мне есть о чём подумать.

— Будьте осторожны, — предупредил Леендерц. — Кругом, конечно, сторожевые посты и стражники, но ночь есть ночь. Всякое может случиться.

— Я вооружён, — успокоил его Влад. — И шпагой владею неплохо. Для чиновника, разумеется.

Профессор понимающе кивнул, дав понять, что вопрос исчерпан и вернулся к своей трубке. Пару минут оба стояли молча. Влад листал записную книжку, профессор пускал кольца дыма и напевал мелодию старомодной кадрили, которая была популярная в его далёкой молодости.

— Вы хотели о чем-то поговорить? — спросил Леендерц, пыхтя трубкой и рассматривая грязь под ногтями. — Прошу вас, господин Де'Сенд, не стесняйтесь.

— Да, есть один вопрос, разобраться в котором можете только вы.

— Вы мне льстите.

— Нисколько, — Влад приблизился и протянул ему несколько листков бумаги. — Я более чем уверен, что другого эксперта по данной тематике мне в Бернхольде не найти.

Профессор бегло посмотрел на рисунки, настороженно поднял бровь и покосился на Влада.

— Откуда у вас такое? — спросил он слегка охрипшим голосом. — И почему вы решили, что я могу вам помочь?

— В определённых кругах вы известны не только как выдающийся учёный, — объяснил Влад.

— Это было давно.

— Но ведь у вас хорошая память?

— Шельмец, — с усмешкой бросил Леендерц. — Но даже если хорошая, с чего бы мне вспоминать об этом?

Влад нахмурился. Приблизившись к профессору вплотную, он взял его под локоть и вывел из круга света.

— Мне не до шуток, профессор, — сердито процедил Де'Сенд. — Кто-то в Марбурге распространяет знания о технике применения запрещённых сигилов, так что даже самый распоследний клерк может ими воспользоваться. Вы как никто другой способны представить последствия подобных действий.

— Могу, но...

— Никаких 'но', профессор. Взгляните сами на эти символы и скажите, к чему может привести их бесконтрольное использование.

Леендерц, ошеломлённый его напором, отступил на шаг, снял шляпу и промокнул лысину платком, после чего ещё раз набил дрожащими руками трубку и закурил. Затем он снова взял в руки записи Ют.

— Большинство сигилов, изображённых здесь, обладают сомнительной чистотой, однако они всё-таки достаточно безвредные. Тот же 'Вестник'. Он не защищён от дешифровки и может многое сказать о том, кто его использовал.

— Каким образом?

— 'Вестник' — формула с переменной. Рисующий указывает адресата одним из четырёх способов тайного письма.

— Вы можете расшифровать эти символы? — спросил Влад. — Я скопировал их достаточно точно.

— Учитывая их природу, я могу попытаться, но ничего не обещаю.

— Хорошо. А что второй символ?

— 'Мор', — пробормотал Леендерц. — Типичное проклятие, если пользоваться деревенскими терминами. В неумелых руках больших бед Лоймос не наделает. Это слишком сложный в применении символ, требующий большой точности при проведении обряда и указании цели. Кроме того, без серьёзной жертвы ваш горе-колдун сможет разве что заразить простудой соседских детишек.

— То есть, вы считаете, что он не мог...

— Вызвать эпидемию, подобную той, с которой мы имеем дело? Нет, в одиночку точно не мог. Да и болезнь эта, кровянка, как они её называют, лично мне неизвестна, как и Янушу, а это говорит о многом. Лоймос и Кирикас сами по себе не существуют. Если в фигуре не будет заключено описание желаемого, то эффект окажется случайным и, как это бывает, совершенно бестолковым.

Влад отступил от профессора и прислонился к стене дома. Холодный кирпич больно врезался в спину, но он даже не поморщился.

— Вы можете расшифровать указания в этих символах? — спросил он Леендерца.

— Если это калька с того, что вы видели, то...

— Насчёт этого не волнуйтесь, — перебил Влад. — Я умею рисовать сигилы. У вас в руках всего лишь наброски. Настоящие — вот.

Влад достал из портфеля папку и протянул профессору. Тот, открыв её, стал рассматривать изображения на сложенных вдвое листах бумаги, и тут же раздражённо сощурился, словно от яркого света. Помотав головой, Леендерц убрал бумаги обратно в папку.

— Вижу, вы знаете, о чём говорите, — сказал он. — Дело серьёзное. Я изучу эти символы как только доберусь до кабинета и посплю немного. Да и 'Око' мне не помешает.

— Значит, я могу на вас рассчитывать?

— Несомненно, господин Де'Сенд.

— И вы не будете задавать лишних вопросов?

— Я достаточно умён, Влад, чтобы этого не делать. Зайдите ко мне завтра во второй половине дня. К тому времени я разберусь с вашей задачей, и мы сможем решить, что делать дальше.

Влад коротко кивнул и, попрощавшись с Леендерцем, поспешил в сторону ратуши. Усталость давала о себе знать, и он тоже надеялся перехватить хотя бы пару часиков для сна.

После полуночи улицы Вальцберга опустели. Комендантский час тому виною не был — страх перед поветрием заставил людей запереться по домам куда вернее любых запретов власть предержащих, и в городе воцарилось нехарактерное для него безмолвие. Конечно, был ещё шанс наткнуться в тёмной подворотне на лихих людей, которым никакие распоряжения не указ, однако он был мал. С тех пор, как стража и егеря взялись за дело всерьёз, местным бандитам всех мастей житья не стало вовсе, и те благоразумно удалились на окраины, чтобы переждать тревожные времена подальше от центра событий.

Тем не менее, рука Влада не покидала рукояти шпаги, когда ему приходилось идти узкими переулками, удалёнными от Большой Мраморной улицы и лишёнными такой роскоши, как газовые фонари. Он шёл напрямик, сокращая путь через проулки и сквозные дворики, и глаза его постепенно привыкали к темноте, чересчур густой и непроглядной в эту пасмурную ночь.

Несмотря на некоторые опасения, людей Влад так и не встретил, если не считать нескольких патрулей городской стражи. Посты, как он и предполагал, были расположены бестолково, перекрытыми оказались только самые крупные улицы. Дополнительные сводные отряды стражи и егерей находились около базилики, ратуши, королевского банка и на рыночной площади, однако было трудно понять, каким образом это помогало поддерживать порядок в городе.

До Вальцбергплатц оставалось пройти ещё полквартала, когда Влад внезапно встал как вкопанный, напряжённо всматриваясь в чернильную темноту переулка. Казалось бы, не произошло ничего, что могло бы привлечь его внимание, однако внезапно накатившее чувство опасности было настолько осязаемым, словно его вдруг схватила и удержала на месте чья-то невидимая рука.

Влад прищурился. Повозка, оставленная у низкого крылечка, нагромождение старых бочек, пустая поленница, пень для рубки мяса — ничего необычного и уж тем более опасного он не видел. Лишь тени показались ему... неправильными. Словно они были чернее, чем положено, и колыхались от каждого порыва ветра.

К своему неудовольствию Влад почувствовал страх. В горле встал ком, дыхание участилось, сердце забилось быстро и судорожно. Он почувствовал, что взмок — холодный пот выступил на лбу, — и тут же смахнул липкие капли рукавом.

Тень впереди сгустилась и поползла вперед, словно лужа дёгтя, растекающаяся по земле. Влад попятился, выставив перед собой шпагу. Он напрягал взгляд, пытаясь угадать движение в сгущающейся тьме, но безрезультатно. Отступив до поворота, он юркнул за угол и побежал прочь от жуткого места, не разбирая дороги. Вскоре ноги вынесли его на маленький перекрёсток, и Влад остановился, проклиная собственную неосмотрительность. Осмотревшись, он прикинул направление на Большую Мраморную, и поспешил в ту сторону.

Далеко уйти ему не дали. Едва преодолев сотню шагов, Де'Сенд снова наткнулся на чёрное пятно. На сей раз оно выросло, затянув собой и дорогу и стены ближайших домов. Волны прошли по его поверхности, словно от порыва ветра, однако никакого ветра не было и в помине. Влад свернул в переулок, пробежал его и выскочил на параллельную улочку. Бросив взгляд через плечо, он убедился, что тень, собравшись в плотный чёрный ком, стремительно движется следом.

'Проклятье, есть здесь хоть одна живая душа?!' — подумал Влад, пока его руки лихорадочно освобождали из кобуры пистолет. Страх лишал рассудка, скорости, координации. Волевым усилием Влад отогнал это чувство и развернулся навстречу опасности.

Тень приближалась. Влад взял её в прицел, а острием шпаги принялся спешно чертить на земле 'Всевидящее око'. Способ топорный, одна ошибка — и ничего не получится, но это лучше, чем ничего. Он закончил, когда тень была уже в тридцати шагах. Чиркнул большим пальцем по клинку и надавил на рану. Знак слабо засветился.

Тень отреагировала мгновенно: сжалась ещё больше, замедлилась, выпустив четыре уродливых отростка. Те сформировались в длинные многосуставные лапы, пятый отросток, появившийся чуть позже, стал хвостом. Что-то громко хлюпнуло, с чавканьем распахнулась пасть, четыре ноздри на вытянутой морде со свистом втянули воздух.

Влад не стал дожидаться, пока существо приготовится напасть, и выстрелил тому в голову. Пуля вошла в районе правого глаза, и жуткая тварь с неестественным рыком, от которого, казалось, завибрировал воздух, повалилась наземь. Когтистые лапы судорожно скребли по голове, словно существо пыталось достать засевшую в нём пулю.

Влад к тому времени уже бежал что было мочи, стараясь угадать кратчайший путь в какое-нибудь людное и освещённое место. Путать следы он и не пытался, прекрасно понимая, что чёрный охотник найдёт его в любом случае.

Вальцберг же словно издевался над ним: улочки и переулки приводили Влада в тупики и подворотни, а то и вовсе водили по кругу, хотя, казалось бы, центральный район города не был таким уж большим. На поверку оказалось, что по соседству с благополучными и густонаселёнными улицами находились настоящие трущобы. О том, что могло твориться на окраине, близ фабричного квартала, Влад предпочитал не думать.

Звать на помощь было бесполезно: никто не выйдет, даже если орать во всю глотку и колотить в запертые двери. Горожане сейчас отсиживались по домам, запершись на все замки и погасив в комнатах свет, чтобы ни одной душе, живой или мёртвой, не взбрело в голову нанести им визит.

Влад поплутал по закоулкам Вальцберга ещё немного, ориентируясь на шпили базилики, и вышел к небольшому рынку лавок на семь-восемь, поставленных под навесами. Пытаясь определить, куда же бежать дальше, он остановился, тяжело переводя дыхание.

Шорох за спиной предупредил его об опасности, и Влад успел развернуться, выставив перед собой шпагу. Варг налетел на клинок грудью и с воем отскочил. Пока чудовище готовилось ко второму пряжку, Влад достал из рукава кортик и встал к противнику боком. В отсутствие 'Ока' очертания зверя расплывались, словно он снова пытался растечься по земле чёрным маслянистым пятном, однако стать бесплотной тенью варг уже не мог.

Тварь прыгнула, и Влад резко подался в сторону, уходя с линии атаки, а вдогонку полоснул чудовище шпагой поперёк спины. Удар получился не ахти — наставник Влада по фехтованию выдал бы своему ученику дюжину плетей за такой манёвр, — но, тем не менее, варг всё-таки пролетел мимо и, пропахав когтями землю, врезался лбом в жердь, после чего оказался завален рухнувшим на него навесом.

Де'Сенд, воспользовавшись этим, отступил, лихорадочно соображая, что же делать дальше. Доски навеса чудовище надолго не задержали, и взбешённые варг, словно почуяв нерешительность своей жертвы, усилил напор: клыкастая пасть клацнула всего в одном локте от лица Влада, когда он попытался уйти в сторону, и чудовище обрадовано зарычало, видя, что добыча почти загнана в угол.

Влад, пытаясь выиграть время, предпринял несколько атак, усеяв морду и лапы чудовища беспорядочными болезненными уколами. Варг при этом подступать не решался, ограничившись лишь демонстративным рычанием.

Улучив момент, тварь вскочила на прилавок, за которым укрывался Влад, и наотмашь ударила когтистой лапой, под которую он едва успел поднырнуть.

Варг взревел, негодуя, и спрыгнул вслед за ускользающей добычей, приземлившись буквально в паре шагов от Влада.

Де'Сенд, понимая, что разорвать дистанцию уже не успеет, выставил шпагу перед собой, защищаясь от жилистых лап с длинными острыми когтями. Тем не менее, варг опрокинул его наземь и навалился сверху. Зубы, похожие на волчьи, клацнули в сантиметрах от его лица, и Влад, высвободив одну руку, вытащил из-за голенища второй кортик и вонзил его твари в подбородок. Клинок пронзил мягкую плоть на удивление легко и пригвоздил нижнюю челюсть к верхней. Пока чудовище яростно выло, пытаясь вытащить кортик, Влад, работая локтями, отполз назад, к задней стенке прилавка, и достал запасной пистолет, который тут же разрядил варгу в голову.

Раны, которые убили бы даже самого лютого зверя, казалось, только разозлили чудовище, однако же было заметно, что оно потеряло и в скорости, и в координации, и это давало шанс на спасение. Пока тварь, агонизируя, каталась по земле, Влад подхватил шпагу и ринулся прочь.

Базар заканчивался у узенькой арки, которая вела на соседнюю улицу, откуда до Большой Мраморной было уже рукой подать — по крайней мере, об этом говорило обилие фонарей на дальнем перекрестке. Влад бежал что было сил, напряжённо при этом прислушиваясь, не настигает ли его ночной охотник.

Варг появился вновь, когда он пробежал уже половину пути до освещённой фонарями области. Их далёкий свет неплохо разгонял тьму, домики выглядели жилыми и опрятными, а фасады, изгороди и деревца — ухоженными.

Тварь спрыгнула с крыши, перегородив Владу путь к спасению. Изуродованная морда смотрела на него единственным глазом, раны истекали чёрной маслянистой кровью.

Влад снова встал в стойку, повернувшись к чудовищу боком и слегка опустив клинок шпаги. Левая рука вытащила из-за пояса кортик. Он стоял, слегка согнув ноги в коленях, готовый прыгнуть в любую секунду, но тварь почему-то медлила и затравленно озиралась, хотя на улице не было никого, кто мог бы оказать Владу помощь.

Внезапно налетел порыв ветра, резкий и хлёсткий, словно плеть. Холод пронзил Влада до костей, а тварь и вовсе попятилась, и он сперва не понял отчего. Лишь когда ветер чуть стих, по улице пронёсся многоголосый перезвон священных колокольчиков, которые жители Вальцберга развешали буквально повсюду, пытаясь отвести беду.

Варг сжался в скулящий комок, а очертания его тела пошли мелкой рябью. Колокольчики звенели, побеспокоенные ветром, а чудовище вело странно, словно зверь, застигнутый врасплох лесным пожаром. Влад, тем не менее, приблизиться не решался и готовился в любой момент встретить противника холодной сталью.

Продолжалось это недолго. Издалека донёсся звон колоколов базилики — там служили мессу — и варг окончательно потерял форму. Чёрная слизь выступила по всему его телу, словно сочилась прямо из пор, когти и зубы стали стремительно выпадать, раненый глаз вытек, а здоровый затянули чёрные бельмы, мышцы и шкура в некоторых местах отслоились, обнажив скелет. Куски, которые теряло существо, тут же растекались лужицами чёрной жижи.

Жалобно заскулив, варг на дрожащих лапах пополз за угол ближайшего здания, оставляя за собой тёмный влажный след. Влад осторожно двинулся следом, однако, когда он настиг умирающее существо, от того практически ничего уже не осталось, а через несколько минут о жутком ночном монстре напоминала только лужа чёрной субстанции, напоминавшей по консистенции дёготь. Влад достал из кармана своего потрёпанного сюртука табакерку, высыпал табак и аккуратно собрал немного жижи.

— Надеюсь, это не испарится, — произнёс он, убирая табакерку. — Леендерц будет в восторге.

Минут десять или пятнадцать Влад стоял, прислонившись к стене ближайшего дома, и переводил дух. Чувство смертельной опасности было для него, конечно, не в новинку, однако привыкнуть к подобному он так и не сумел. Понимая, что этой ночью точно уже не уснёт, он выбрался на Большую Мраморную, остановил один из патрулей, показал свои документы и попросил проводить его обратно к дому доктора Айгнера.

Здание старой казармы, кривое и обветшалое, мрачно нависало над маленьким плацем, расположенным в тупичке на Мануфактурной улице. Раньше здесь располагалось одно из отделений городской стражи Вальцберга, однако со временем оно переехало в новое здание, ближе к центру города, а старую казарму отдали под склад. Какое-то время здесь хранили продукцию местных мануфактур: в основном такни, дублёную кожу, катушки пеньковой веревки, телеги для руды и всякий шахтёрский инвентарь. Позже местная транспортная компания отстроила свои собственные склады — куда более опрятные, — запросила за аренду чисто символическую сумму, и необходимость в старом складе отпала. Здание забросили, заколотив ставни и повесив на массивные входные двери амбарный замок.

Теперь же доски, которыми заколачивали окна, лежали в стороне, а в самом здании суетились рабочие, которые латали полы, стены, лестницы и перекрытия. Другая бригада заносила в уже подготовленные помещения нехитрую мебель: столы, стулья, койки, шкафы, комоды и прочее. Ремонт шёл полным ходом

На улице перед казармой тем временем выстроилось около двухсот человек. Маленький плац едва вмещал их всех, учитывая, что большую часть его площади уже занимала огромная куча сложенных друг на друга тюков.

Януш Павеска, тощий и угрюмый, похожий на старого стервятника, стоял напротив всей этой толпы, облачённый в причудливое одеяние. Толстый плащ из плотной материи скрывал его тело от шеи до пят, руки были облачены в плотные кожаные перчатки, какими пользуются кузнецы, кочегары или литейщики, при каждом шаге обнажались окованные металлом носки тяжёлых сапог, капюшон был откинут, а в руках доктор держал маску, похожую на птичью голову.

— Вы все пришли сюда по собственной воле, — проскрипел он, обращаясь к собравшимся. — Следовательно, агитировать вас мне не нужно, и мы можем перейти прямиком к делу. Стража и егеря с трудом поддерживают порядок в городе, кровянка косит народ, а лихие люди грабят, убивают и мародёрствуют. Вчера я принял маску Доктора и благословение викария, поклявшись перед ликом святого Шеба бороться с поветрием до полного его искоренения. Сегодня вы разделите мою клятву и мою ношу. Дружинники и прочие добровольцы из числа горожан будут оказывать нам посильную помощь, но ждать от них полной самоотдачи не стоит. Люди напуганы и слабы, и на нашу долю выпало быть немного сильнее и отважнее прочих. Горожане обязаны нам подчиняться и неукоснительно соблюдать любые требования, а к несогласным мы имеем право применять силу. Однако помните: те, кто превысит полномочия или использует их в своих личных целях, будут отвечать передо мной лично, и поблажек, первых предупреждений и прочей чепухи не будет. От вашей слаженности и дисциплины зависят жизни жителей Вальцберга, и ваши родные и близкие в их числе.

Павеска, покрутив в руках маску, продемонстрировал её своим новобранцам. На поверку это оказался глухой шлем с защитной мембраной на дыхательном отверстии в клюве, двумя стеклянными окулярами и укреплённым тыльником; крепилась маска на голову при помощи нескольких ремней с пряжками.

— Маска — необходимый атрибут мортуса, — пояснил он. — Обеспечивает защиту дыхательных путей и глаз, а также имеет достаточно прочную конструкцию, чтобы защитить голову от удара, хотя вряд ли она послужит серьёзным подспорьем в потасовке. Я покажу, как за ней ухаживать, и этот нехитрый ритуал должен стать такой же неотъемлемой частью вашей жизни, как утренняя молитва.

В качестве демонстрации Януш надел маску, надёжно зафиксировал её ремнями, закрыл капюшоном и стянул шнурок от него под подбородком. При этом он стал похож на жуткую прямоходящую птицу, какие, как было известно некоторым из числа новоиспечённых мортусов, обитают в покрытых льдами и торосами морях далекого севера, а утробный голос, доносившийся из-под маски, и вовсе вгонял окружающих в дрожь.

— Кое-кто считает, что мы берём на себя слишком много. В основном аристократы, торговцы и чиновники, которые больше всего на свете боятся потерять влияние и власть. Помните об этом и будьте осторожны. Любые конфликты решайте через меня и моих помощников. А сейчас выстраивайтесь в очередь к вон той куче тюков, вам выдадут снаряжение.

Немного посуетившись, новобранцы выстроились в длинную кривую шеренгу, а несколько человек возле горы принялись распределять между ними тюки. Павеска, прогуливаясь туда-сюда по плацу, пристально наблюдал за происходящим и продолжал инструктаж.

— Вас распределят по группам, назначат старших и определят зону ответственности. Я рассчитываю на вас, город рассчитывает на вас. Страшная болезнь уносит всё больше и больше жизней, и мы дадим ей отпор по все правилам. Действия мортусов буду координировать лично я — Доктор. Мои приказы должны выполняться строго и без лишних вопросов, даже если они покажутся вам непонятными, бессмысленными или жестокими. Помните, это не война, но что-то близкое к ней, и если мы вовремя не возьмём ситуацию под контроль, нам же впоследствии будет хуже.

Добровольцы внимали ему, попутно облачаясь в свои новые робы. Они были точь-в-точь, как и у самого Доктора, разве что маски их не были стилизованы под птичьи головы. Гора тюков стремительно убывала, и через полчаса исчезла почти вся. Излишки несколько рабочих перетащили в кладовую старой казармы, которая буквально на глазах обретала приличный вид.

— К выполнению своего долга можете приступать сразу же, как только определится, к какой группе вы относитесь. Труд мортуса — тяжёлый труд, но кто-то должен это делать. И да помогут нам святые Шеб и Маттиас.

— Аминь, — раздался многоголосый ответ, на что Доктор удовлетворённо кивнул.

Дело пошло.

Глава 5

Гидеон Розенкранц, начальник Тайной канцелярии Его Величества Альберта XII, сидел за рабочим столом, склонившись над толстой кипой рапортов. Несмотря на занятость и толпу секретарей, некоторые документы Розенкранц предпочитал читать лично, поскольку отвечать за чей-то длинный язык ему не хотелось, да и встречи с королём требовали тщательной подготовки. Альберт был из тех монархов, кто не доверяет всю полноту власти советникам и министрам, а уж с таким важным человеком, как шеф охранки, он общался исключительно с глазу на глаз — и такому доверию Розенкранц старался соответствовать.

Кабинет у Розенкранца был скромный. Помимо рабочего стола и нескольких табуреток для посетителей там имелось несколько книжных шкафов вдоль стен, сейф и узкий диванчик. Не то чтобы он не мог позволить себе большего, просто в быту предпочитал минимализм, и никогда не имел сверх того, что было необходимо в работе. Праздность и роскошь он считал неприемлемыми до такой степени, что свои многочисленные награды, полученные за долгие годы службы, хранил в нижнем ящике вперемешку с канцелярской мелочёвкой. В его кабинете не было трофеев, украшений и сувениров, которыми часто окружали себя королевские чиновники. Даже книги на полках были посвящены сугубо прикладным вещам, ибо развлекательное чтение Розенкранц считал исключительно бестолковым занятием. Впрочем, будучи человеком, обременённым огромным количеством обязанностей, он зачастую и времени-то не имел на какие-либо развлечения. К тому же его работа была подчас куда более интересной и интригующей, чем мог бы придумать самый изощрённый литератор.

Изучая бумаги, Розенкранц то и дело ставил пометки модной перьевой ручкой, хмурился, чесал небритый подбородок и что-то бормотал себе под нос. Длинные худые пальцы его перекидывали в сторону листок за листком по мере того как глаза пробегали по строкам — он всегда читал очень быстро.

Когда большая часть рапортов уже перекочевала в стопку прочитанных, он внезапно остановился и повернул голову в сторону единственного окошка у противоположной входу стены. Там билась в ставни какая-то птица. Нахмурившись ещё сильней, Розенкранц встал с места, приблизился к окну и распахнул его, впустив птицу внутрь. Это оказался голубь, который, сделав пару кругов по комнате, сел Розенкранцу на руку и застыл, словно чучело.

Шеф охранки придирчиво осмотрел нежданного гостя, снял с правой лапки кольцо с крохотным футляром и посадил голубя на край стола. Птица ни на что не реагировала, взгляд её был мутным, а голова неподвижной.

— Надеюсь, это что-то действительно важное, — буркнул Розенкранц и стал читать записку.

'Ваше превосходительство! Тревоги касательно разыскиваемого мною лица оказались небезосновательными, как и подозрения насчёт его вероятных сообщников. Вследствие этих обстоятельств я прошу Вас о расширении моих полномочий для претворения в жизнь всех возможных мер противодействия преступнику. Жду скорейшего ответа, и да благословит наши начинания святой Винс! Имеющий глаза да увидит!

Ваш верный слуга'.

Прочитав послание, шеф охранки поднёс бумажку к пламени свечи и положил её на глиняную подставку для канделябра. Глядя на тлеющую кучку пепла, он снова нахмурился, размышляя о чём-то.

Войди кто-нибудь в этот момент в кабинет, непременно принял бы его за древнего сурового старца, хотя характером Розенкрац был скорее весел и язвителен, а от роду ему было всего пятьдесят три. Впрочем, в ведомстве, чьи агенты уходят в отставку к концу четвёртого десятка, он и впрямь смотрелся стариком. Немногие оставались на сытных и спокойных должностях в главном управлении, и он мог их понять, ибо ритм жизни замедлялся настолько, что привыкшим к заботам и передрягам агентам это было просто невыносимо.

Решение Розенкранц принял по своему обычаю быстро. Позвонив в колокольчик, он дождался, когда в кабинет заглянет один из его секретарей.

— Напиши старшему ловчему, мне нужны его люди, — распорядился Розенкранц.

Секретарь кивнул и поспешно удалился, а шеф вернулся к птице. Начертив на листке бумаги какой-то знак, он проколол себе палец тонкой декоративной булавкой. Знак коротко вспыхнул, пропалив бумагу, — голубь вздрогнул, оторопело посмотрел по сторонам и, заметив человека, тут же упорхнул в окно.

Розенкранц устало откинулся на спинку стула, потёр переносицу, посидел немного с закрытыми глазами, после чего вернулся к работе.

Побеспокоили его только к вечеру. Вежливо постучавшись, в кабинет протиснулся охранник и, приложив ладонь к сердцу, доложил:

— Ваше высокопревосходительство, пришли от Старшего ловчего.

— Пусть войдут.

Отсалютовав ещё раз, охранник вышел и пропустил в кабинет нескольких человек, молчаливых и угрюмых.

— Знакомые все лица, — Розенкранц, обычно скупой на эмоции, позволил себе мимолётную улыбку. — Располагайтесь, господа. У меня есть для вас работа.

Первые тёплые деньки прошли в Вальцберге на диво спокойно. То ли меры, принятые власть предержащими, возымели эффект, то ли паника первых месяцев эпидемии улеглась сама собой, но многим начинало казаться, что кризис если и не миновал, то вошёл в некое упорядоченное русло, и теперь управиться с ним будет гораздо проще.

Город был поделен на районы, сообщение между которыми полностью контролировала стража совместно с дружинниками, которых решили всё-таки не распускать, а хоть как-то привлечь к делу. После того, как несколько сотен добровольцев облачились в одеяния мортусов, в полку внештатных блюстителей правопорядка тоже прибыло, и их помощь страже перестала быть чисто номинальной. За порядком на улицах самых неблагополучных кварталов следили вооружённые до зубов егеря, которые, в отличие от бойцов Сорокового пехотного, панибратства с горожанами не терпели, а поставленные задачи решали не в пример жёстче городской стражи, так что даже самые отчаянные задиры предпочитали с ними не связываться, да и преступники всех мастей стали тише воды. Мародёров же, которых в наиболее пострадавших от эпидемии районах развелось как грибов после дождя, активно ловили мортусы и тут же передавали их властям. Из тюрьмы большинство таких арестантов отправлялось на виселицу, и вид нарушителей порядка, окончивших жизнь в петле, смог остудить даже самые горячие головы.

Число мортусов за это время выросло больше, чем в два раза. Добровольцы приходили каждый день: бедняки, крестьяне, рабочие, лавочники, мастеровые и даже несколько человек из мелкого дворянства, хотя аристократы 'труповозов' не жаловали и относились к ним с плохо скрываемым презрением.

Доктор Павеска, почти не снимавший рабочего костюма, был, казалось, повсюду. Утром его видели в центре или в квартале мастеровых, днём в южных трущобах или на рынке, вечером на Большой Мраморной или за пределами городской стены, где проживали самые бедные жители Вальцберга. Маску с клювом и шляпу всегда замечали издалека, шаги его неизменно сопровождались цоканьем окованного железом посоха по брусчатке и бряцаньем инструментов в подсумках под плащом.

Доктор осматривал больных людей, распределяя их по больницам, и их дома, принимая решение опечатать оные или же сжечь рассадник заразы дотла. Мортусы, как и горожане, слушались его беспрекословно, и руководил ими не страх. Он видел надежду в их глазах и слышал слабый шёпот благодарности, которую ему никогда не высказывали в лицо. Такой отклик в людских сердцах Павеска в своей обширной практике встречал нечасто, и всеми силами стремился соответствовать тем чаяниям, которые на него возлагались. Болезнь же продолжала косить людей, в том числе и самих мортусов, и уверенность в том, что Доктор всегда знает, что нужно делать, стоила в эти дни куда как дорого.

Влад, наблюдая всё это, одобрительно кивал, однако общего душевного подъёма не разделял. Причин для беспокойства, причём довольно веских, оставалось немало: доктор Айгнер безрезультатно бился над поиском лекарства, до сих пор так и не удалось выявить источник болезни, да и расследование Де'Сенда не продвинулось с того самого момента, как несколько недель назад его чуть не отправили на тот свет.

Анализ останков плоти существа показал наличие неизвестных смол и углерода, только и всего. Выводы Леендерца касательно сигилов, обнаруженных в Марбурге, породили лишь новые вопросы. Координаты, которые ему удалось вычислить, действительно находились в Вальцберге, в одном из респектабельных жилых районов, однако на том месте располагался скромный ухоженный скверик. Запрошенный Владом в городском архиве план застройки так и не отыскался, и выяснить, что могло располагаться под сквериком, пока не предоставлялось возможным.

Действительно хорошие новости появились лишь в конце первой недели лета и, как ни странно, пришли они от Ют. Травница писала, что эпидемия в Марбурге пошла на спад, и хотя больных ещё много, а смертность так и осталась стопроцентной, новые вспышки происходят куда реже, чем месяц назад. Более того, писала она, продвинулись дела и у шефа Блюгера.

'...Ему удалость устроить облаву на большую разбойничью стоянку в дебрях Тарквальда. Многих разбойников перебили, часть захватили живыми, и лишь нескольким удалось ускользнуть, но это лишь жалкие крохи. Те, кто сейчас томится в казематах марбургской тюрьмы, скоро отправятся на виселицу, однако сейчас их удалось заставить говорить, и шеф Блюгер просил передать, что некоторые из них, как он выразился: 'спели на диво складную песенку'. Возможно, среди них скрывается один из тех, кого вы с шефом безуспешно разыскивали всё это время.

Сейчас Блюгер плотно занят работой. Я видела его лишь мельком, когда приходила осмотреть раненых после облавы, обмолвилась, что собираюсь отправить тебе весточку, и он попросил также сообщить о его успехах. Надеюсь, я сэкономила его превосходительству немного времени. Он пожелал тебе удачи и обещал отчитаться лично, как только выяснит всё самое важное. Пожалуй, я вознесу молитву святому Винсу за успех его начинаний. Видишь, ведьмы тоже во что-то верят. Береги себя. Ют'.

Дело медленно, но верно сдвигалось с мёртвой точки, и Влад, немало этим приободрённый, бережно сложил исписанный мелким убористым почерком листок вчетверо и убрал в потайной карман портфеля. Если повезёт, он сохранит его для личного архива.

А ещё было второе письмо. Ответ на тревожное послание шефу Розенкранцу пришёл даже быстрее, чем ожидал Влад. Дело не терпело отлагательств и потому пользоваться сложным окольным путём доставки через голубиную почту Королевской канцелярии, который использовали все полевые агенты охранки, было накладно. Пришлось обработать почтового голубя особым сигилом, который довёл его прямиком до адресата, чего Влад делать не любил, ибо на живых существ подобные воздействия влияли крайне пагубно. Тем не менее, другого способа доставить послание напрямую шефу охранки просто не было. Почтовых голубей Тайной канцелярии выдавали только на руки и притом далеко не всем агентам, так что даже на чёрных рынках в столице можно было не надеяться найти такую птицу, не говоря уже о таком отдалённом регионе, как Бернхольд.

'Святые слышат молитвы'. Три коротких слова без подписи, но Владу и этого было достаточно. Кто бы ни призвал потусторонних существ, теперь ему предстоит поостеречься. Ловчие шуток не понимают.

Зной, какой редко приходит на север, ознаменовал начало лета, уверенно пришедшего на смену поздней весне со всей её суетой, хлопотами и непостоянством погоды. Теперь же тёплые ветра, словно отголосок раскалённых самумов далёкого Урда, принесли иссушающий жар, а их упорные дуновения рассеяли облака, открыв землю лучам близкого в это время года светила.

Близ лесной тропы, на опушке, скрывшись в тени раскидистых ветвей старого бука, сидели трое. На вид — обычные охотники на привале. Хорошие, крепкие сапоги, видавшие виды плащи и украшенные гусиными перьями шапки были тому прямым подтверждением, как и ружья, сложенные пирамидкой близ толстого, могучего ствола.

Среди их нехитрого скарба зоркий глаз приметил бы и охотничьи ножи, и всякий инструмент, и котелки, а также несколько мешков со снедью. В стороне, чтобы не мешать отдыху, дымил костёр, и один из путников, сидя возле него на маленьком раскладном стульчике, деловито нарезал в бурлящий котелок ломтики картофеля. Был он невысок, темноволос и небрит, хотя и коротко подстрижен; тёмные глаза смотрели на мир с интересом и лёгкой тенью насмешки.

Двое других, словно братья-близнецы, были крупными широкоплечими блондинами с глазами оттенка голубой стали. Один, привалившись к дереву, листал потрепанную книжицу, второй, сняв прохудившийся плащ, орудовал ниткой и иголкой. Под плащом он был одет в простую льняную рубаху, дублёный кожаный жилет и узкие парусиновые штаны, какие любят носить моряки.

— Картошка кончилась, — объявил стряпчий, дорезав последний клубень.

— А я вам говорил, что не хватит, — укоризненно произнес тот, что сидел под деревом, переворачивая страницу. — Только зачем меня слушать, верно, Пауль?

Пауль, не отрываясь от шитья, покачал головой.

— До города меньше дня пути, — сказал он. — Авось не отощаем. Ганс, на один-то раз нам хватит?

— Вполне, — ответил Ганс, отмеряя в котелок щепотку соли. — А до Вальцберга доберёмся скорым маршем и выпьем в кабаке пивка с бараньей ногой.

— Если втопим, как наш Юрген-Скороход, то пиво пить будем уже к обеду, — добавил Пауль.

Юрген всё-таки оторвался от книги и утвердительно кивнул, заявив, что уж он-то до вечера точно терпеть не станет.

Вскоре горячая похлёбка был разлита по мискам, из котомок появились хлеб, чеснок и вяленое мясо, и путники со знанием дела принялись уплетать свой завтрак.

В этот момент в кустах на краю поляны раздался треск ломаемых веток, и из леса дружно вывалились семеро заросших и весьма неопрятных мужчин, которые не спеша двинулись к сидящим под деревом путникам. Шли они уверено, вразвалку, на пару шагов отставая от своего предводителя — высокого и поджарого рыжеволосого детины с грязной густой бородой.

— Утро доброе, мужички, — весело поздоровался он, а цепкий глаз его приметил, что трое под деревом заметно насторожились, хотя особых признаков страха и не выказывали.

— Ну, здорово, — ответил Ганс, который, не глядя на говорившего, сосредоточенно пытался выловить из миски картофелину.

Рыжему это не понравилось. Он привык, что людишки обычно паникуют, заводят разговор, становятся очень болтливыми — в общем, тянут время, пытаясь отсрочить неизбежное.

— Далеко вы, мужички, забрались, — продолжил он, остановившись в десяти шагах от путников; люди его, разойдясь полукругом, встали поодаль. — Чем вы тут занимаетесь-то?

— Едим, — коротко пояснил очевидное Ганс.

Немного обескураженный, рыжий отпрянул и, окинув взглядом стоянку, ткнул пальцем в ружья:

— А вот мне сдаётся, мужички, что вы тут браконьерством промышляете, то бишь охотитесь в здешних лесах без разрешения от бургомистра. Слышали о таком? За это штраф полагается, а то и тюрьма.

— А лес не барона? — вяло поинтересовался Ганс, выудивший-таки вожделенный ломтик. — С чего бы мне разрешение надо просить у бургомистра?

— Ты здесь самый умный, — рыжий с вызовом шагнул вперёд, — с тебя и начнём.

— Ну, валяй.

— Мы, мужички, люди простые, — пояснил, теряя терпение, рыжий. — Сами всё отдадите — так и быть, отправитесь на все четыре стороны. С голой жопой, но хоть живые. А коли нет...

— С какой стати я должен верить висельнику? — перебил его Ганс, ткнув ложкой в сторону клейма, украшавшего шею рыжего, и тот поспешил поднять ворот рубахи.

— Паскуда, — выругался кто-то из спутников рыжего. — Рольф, кончай болтать с ними! И так дорога близко — а ну как услышит кто?!

Путники быстро переглянулись.

— Иди, — сказал Ганс Паулю.

— А чего я-то? — возмутился тот.

— Я кашеварил, а Юрген в прошлый раз ходил.

— И то верно, — поддержал Юрген, собирая со дна миски остатки похлёбки. — Иди-иди, делом займись.

— Да чтоб вам пусто было!

Рыжего Рольфа подобное пренебрежение окончательно вывело из себя. Его всегда бесили те, кто смел так хорохориться. Одно слово — горожане. Вот деревенские либо сразу всё отдают, либо в драку лезут — и то хоть какое-то уважение.

— А ну! — рявкнул он и бросился вперёд.

Только противник оказался не в пример проворнее: Пауль резко вскочил на ноги и выхватил из-под лежащего на земле плаща обоюдоострый тесак, какими орудуют королевские матросы или пираты южных морей в тесноте кровавых абордажных схваток. Завязавшийся бой оказался до обидного коротким и позорным для семерых бандитов.

Рыжий даже не успел замахнуться, когда деревянная рукоять врезалась ему в челюсть, выбив зубы и отправив в короткий полёт к земле. Следом за ним на проворного бойца попытался навалиться крепкий широкоплечий здоровяк со смуглым лицом и плоским сломанным носом. Он успел один раз махнуть дубиной, однако тут же лишился и дубины, и пальцев на руке, филигранно срезанных коротким взмахом тесака. Схватившись за окровавленную ладонь, он завыл и бросился наутёк, однако споткнулся о тело Рольфа, и кубарем покатился по траве.

Пауль, пресекая попытку бандитов окружить себя, отскочил на несколько шагов назад, успев ранить троих из них, и те с воплями рухнули на землю, орошая её кровью из рассечённых лиц, тел и конечностей. Оставшаяся парочка решила не испытывать судьбу и дать дёру, однако Пауль настиг их в несколько прыжков и сбил с ног — одного пинком под колено, второго кулаком по затылку. Последний, неловко взмахнув руками, ударился в падении о большую корягу, лежавшую на его пути — раздался хруст позвонков, и несчастный тут же затих и обмяк, так что сразу стало ясно — не жилец.

Чертыхаясь, Пауль отволок уцелевшего бандита обратно на поляну и крепко связал, не обращая внимания на плач, стоны и проклятья. Вскоре к нему присоединились остальные подельники, хотя один из них так быстро истекал кровью из колотой раны в животе, что и его уже можно было списывать со счетов.

Рыжий Рольф, придя в себя, сплюнул на землю осколки зубов и в ужасе уставился злобного мясника, обтиравшего ветошью тесак.

— Мужички, — жалобно промямлил он, переводя взгляд с одного путника на другого. — Да кто ж вы такие-то?

Ганс посмотрел на него и кивнул в сторону ружей, которые при избиении разбойников так и не понадобились.

— Браконьеры мы, — ответил он. — Сам же сказал.

Бродяга сидел у крепостной стены, выставив перед собой треснутую деревянную плашку. Побираться в рабочих кварталах на южной окраине было практически бессмысленно — местные и без того едва сводили концы с концами, — однако это не смущало ни бродягу, ни прохожих.

Стараниями барона Отто фон Вальца и начальника городской стражи Лукаса Кобба вся сомнительная публика, включая нищих, попрошаек, мелких воришек и прочих им подобных, была выдворена в трущобы, где и пребывала по сей день. Альтернативой выступали переполненная тюрьма или виселица, и иногда казалось, что только кары, нависшие над нарушителями порядка, могли заставить всех этих людей вести себя прилично.

Проживавшие в этой части города рабочие появлению нескольких тысяч оборванцев не обрадовались, однако и большого шума поднимать не стали, поскольку кровом своим их делиться никто не заставлял — пустых домов за последние месяцы прибавилось изрядно. Здесь, в отличие от других районов, кровяная лихорадка собрала знатный урожай. Жили люди скученно, воды чистой, как и достойного пропитания, почти не видели. В рабочих кварталах даже в лучшие годы каждое лето объявлялась холера, а каждую зиму чахотка и стылая глотка, которые изрядно сокращали количество городской бедноты. Впрочем, на приток людей извне Вальцберг никогда не жаловался, а мастеровым, торговцам и прочим деловым горожанам не было никакого дела до судеб своих сезонных рабочих.

Справа от бродяги сидел старик и бормотал что-то себе под нос. Периодически он громко харкал, сплёвывая под густые бордовые капли, а выступавшую на губах кровавую пену вытирал грязным рукавом. Бродяга прикинул, что старик болен уже дня три или четыре. До утра вряд ли дотянет. Неподалёку, словно подтверждая его догадку, в нетерпении копошились крысы.

'У кого-то нынче ночью будет добрый пир', — подумал бродяга, усмехнувшись. Сам он, несмотря на окружавший его тошнотворный запах, прекрасно себя чувствовал.

На улице близ городской стены, где он расположился, уже не осталось домов, не помеченных чёрными крестами. Кровянка свирепствовала во всех окрестных дворах, мортусы приходили по три-четыре раза в день, но люди продолжали там жить. Идти им всё равно было некуда. За городом не прокормишься, а дороги, судя по слухам, перекрыли.

К ужасам эпидемии здесь, казалось бы, стали привыкать, хотя до полного безразличия было ещё далеко. Больные умирали каждый день, обезумевшие от боли, они громко вопили и порой даже бросались на окружающих, если на то у них ещё оставались силы. Рыдали по ночам вдовы и сироты, а каждое утро, вторя скорбному набату, раздавался стук плотницких молотков, коими заколачивали очередную лачугу, откуда молчаливые мортусы методично стаскивали к своим телегам завёрнутые в плотные саваны тела. Тащили бесцеремонно, орудуя длинными шестами с крюками, и саваны успевали пропитаться кровью, оставляя в пыли грязные бордовые следы. Тех же, кто был ещё жив, отправляли под конвоем в госпиталь близ капеллы святого Глеба, впавших в беспамятство и неспособных самостоятельно передвигаться вывозили на отдельных телегах, поскольку многих из них было легко перепутать с трупами, да и негоже размещать живого человека рядом с мертвецами.

Широкоплечий человек в тяжелом кожаном плаще появился на улочке в полдень. Прошествовав мимо безразличных ко всему нищих, он встал в нескольких шагах от бродяги, опершись о старую косую коновязь. Достав из кармана пригоршню рубленых корешков, он закинул их в рот, задумчиво прожевал и сплюнул себе под ноги молочно-белую кашицу.

Бродяга, узнав резкий сладковатый запах ласса, искоса посмотрел на пришедшего.

— Не думал, что ты сюда сунешься.

— А что ты предлагаешь мне делать? — сердито фыркнул Фройд. — Собрать оставшихся парней и сдаться страже? Мне за это, поди, петельку помягче подсуропят.

— Не шути. Даже здесь есть посторонние уши.

Бандит откинул полу плаща и продемонстрировал бродяге увесистый охотничий нож за голенищем сапога.

— Мне есть, чем эти уши отрезать. И если не хочешь, чтобы я начал с тебя, то передай своему хозяину, что без дополнительной платы мы с ребятами работать не будем. Из-за этого Блюгера я потерял почти всё, кроме башки и пары золотых. В Вальцберг он, конечно, ещё не дотянулся, но это вопрос времени. А я терпеть не могу, когда меня загоняют в угол, словно долбанного оленя.

— Пусть твои ребята перебираются в город и делают, что им скажут, а про Блюгера не волнуйся — он больше не твоя забота.

— Ты ещё про деньги забыл сказать, — ехидно напомнил Фройд, сплюнув под ноги, после чего закинул в рот свежую горсть рубленого корня. — Я жду награду, вонючка, так и передай фарфоровой маске. Иначе старина Фройд найдёт способ спеть о вас песенку кому надо. Господину агенту, например.

Бродяга хрипло рассмеялся, так что крысы, что подбирались к умирающему старику, испуганно прыснули врассыпную. Фройд, откинув носком сапога одного из зазевавшихся грызунов, брезгливо скривился.

— Насчёт награды не беспокойся, — заверил его бродяга, всё ещё содрогаясь от последних судорожных смешков. — Господин щедр. Его милости хватит на всех.

Фройд в ответ что-то неразборчиво прокряхтел, швырнул в миску бродяги гнутый медяк и ушёл прочь, оставив того наедине с его остротами.

— Мы не жадные, Фройд, — добавил бродяга, глядя вслед удаляющемуся бандиту. — Ты в этом скоро убедишься.

Влад стоял на крыльце покосившейся бедняцкой лачуги в окружении двух десятков мортусов и ждал. Один из слуг Доктора облачил его в защитную робу и теперь возился с креплениями маски. Через несколько минут он закончил и, натянув на Влада капюшон, предложил ему пройти в дом.

Доктор встретил его усталым взглядом серых глаз, едва видимых через мутные окуляры. Он сидел у кровати, на которой лежала мёртвая девочка лет двенадцати. Подушка, простынь и скомканное одеяльце, едва прикрывавшее наготу, были пропитаны кровью. Тело имело неестественно бледный цвет; она лежала в странной позе, словно брошенная ребёнком игрушка.

— Что скажете, господин Де'Сенд? — проскрипел Доктор из-под дыхательной маски.

— Хотите, чтобы я осмотрел тело? — удивился Влад. — Что ж, хотя я и не врач...

Приблизившись, он перевернул несчастную на спину, и голова её тут же запрокинулась, открыв взгляду аккуратные разрезы на шее. Невольно взгляд Влада скользнул к её лодыжкам, и он увидел то, что и ожидал увидеть: опоясывающие гематомы, кое-где кожа была содрана до крови.

— Даже если она и была больна, то умерла явно не от болезни, — констатировал очевидное Влад, накрывая девочку одеялом. — Ей выпустили кровь. Подвесили вниз головой и перерезали горло.

— Аккуратно рассекли яремную вену, — уточнил Доктор.— Умерла она далеко не сразу.

Влад стиснул зубы, сдерживая непрошенное ругательство. По долгу службы он успел насмотреться всякого, однако к некоторым вещам так и не научился относиться с должным хладнокровием. К такому попросту нельзя привыкнуть.

— Профессор Леендерц знает об этой находке? — спросил он, поборов сиюминутную слабость.

— Да. Он-то и настоял на том, чтобы я показал это вам. Не знаю уж, о чём вы там сговорились за моей спиной, но Фабиану привык доверять, так что будьте любезны оправдать его чаяния.

— Сделаю всё возможное, — со всей серьёзностью заверил Влад. — Здесь налицо убийство, док, и, скорее всего, ритуальное. Что насчёт стражи, вы уже сообщили им?

— Нет, я ждал вас.

— А ваши мортусы? У них ведь есть определённые предписания.

— В первую очередь они должны обо всём докладывать мне. Я же велел им молчать, и, будьте уверены, они не ослушаются. А теперь идёмте со мной — я вам покажу кое-что не менее интересное.

Влад кивнул. Доктор встал с табуретки и жестом предложил следовать за ним. Вместе они прошли коридор, спустились по узкой лесенке в тесный погреб, а оттуда по лазу, закрытому гнилой доской, пробрались в просторное помещение, вырытое под домом, с укрепленным земляным потолком, утоптанным полом и стенами с кирпичной кладкой, в которую в определённых местах были вбиты металлические штыри с укреплёнными на них цепями.

— Похоже на каземат, — прокомментировал Влад.

Доктор показал пальцем на потолок, где болтался на толстой перекладине обрывок веревки.

— Полагаю, что здесь её и подвесили, — сказал он.

— Вы нашли родителей или кого-то ещё из родственников?

— Все мертвы. Кровянка.

— С соседями говорили?

— Я не рискнул, не хотелось бы вызвать панику. Я сообщил Фабиану, а потом послал за вами.

— Здесь есть ещё что-то?

— Именно. Посмотрите на пол.

Доктор поднял повыше масляный фонарь, которым освещал их путь, и подвесил его на крючок, вбитый в одну из балок. Центр помещения оказался аккуратно выложен ровной белой плиткой, стыки были тщательно забиты известкой и выровнены, так что получилась почти идеальная восьмиугольная площадка, которая на данный момент была плотно исписана чёрными каракулями, от вида которых у Влада тут же зарябило в глазах.

С трудом подавив отвращение, он подошёл к одной из подпорок и нацарапал на ней при помощи подобранного с пола гвоздя 'Всевидящее око'. Прокалывать или резать себе палец в заражённом месте он не стал, поэтому просто прикусил нижнюю губу. Воздух под маской тут же пропитался запахом крови. Тёплая струйка медленно сползла по подбородку за воротник. Зато перестали плясать перед глазами мерзкие чёрные загогулины.

Доктор угрюмо покосился на 'Око' и проскрежетал:

— Никогда не любил эту мистику. А до знакомства с Фабианом и вовсе не верил, что это работает.

— В мистику и впрямь верить не надо, — согласился Влад. — А что до всех этих манипуляций: профессор Леендерц — учёный муж, он способен дать рациональное объяснение.

— Жертвоприношению?

— Не трактуйте увиденное в религиозном ключе.

Влад ползал по периметру белого восьмиугольника, придирчиво разглядывая начертанную на нём фигуру. Среди множества символов различного свойства и силы он сразу же отыскал 'Мор' и 'Вестника', остальные были ему малознакомы. Доктор наблюдал за ним, водя из стороны в сторону длинным клювом.

— Это не жертвоприношение? Вы так считаете?

— Не в том понимании, какое заложено у суеверных обывателей, — ответил Влад, собирая с плит чёрную субстанцию, который были нарисованы сигилы. — Рисовали углем, и никаких следов крови.

— Кровь собрали в ведро, — бесстрастно сообщил Доктор. — Это и впрямь нетипично для языческих культов, а уж я с этой темой знаком: если кровь пускают, то она обязательно идёт в ход, ей что-нибудь рисуют, себя мажут, пьют, в конце концов. А тут просто собрали и поставили в стороне, словно она отработала своё.

— Так и есть, — подтвердил Влад.

— Поясните.

— Пока жертва теряла кровь, она отдавала то, что им было нужно, но как только она испустила дух, пропала и надобность в ней.

— Смысл в пытке?

— Именно. А у вас железные нервы, док.

Из-под маски донёсся смешок.

— Я всякое видел. Впрочем, лучше понимать людей, способных на такое, я не стал.

Влад неспешно поднялся с пола — защитный костюм сильно сковывал движения — и пристально посмотрел на рисунок. Знак 'Всевидящего ока' светился едва заметно при наличии фонаря, однако, судя по лёгкому дымку, исходившему от балки, работал в полную силу.

— Фигура была заряжена до отказа, — сказал Влад. — 'Око' поглощает огромное количество энергии.

— Сам вижу. Но что бы это значило?

— Лучше вашего коллеги не ответит никто. Я зарисую эту фигуру и покажу ему при первой же возможности.

— До вашего прихода она постоянно меняла очертания. Как вы её зафиксировали? — поинтересовался Доктор.

Влад пожал плечами.

— В присутствии 'Ока' мы видим всё необходимое. Этого достаточно. Как только закончу, велите смыть здесь всё борной кислотой, а потом завалите подвал.

Доктор молча кивнул. Несмотря на все ужасы, которые ему довелось увидеть за свою карьеру, это место наводило на него какую-то сверхъестественную жуть. Жуть и жгучее желание добраться до тех, кто имел наглость заниматься подобными изуверствами. Подавив приступ гнева, он тяжело выдохнул и направился к своим подчинённым. Сначала работа, думал он, а возмездие подождёт.

Вскоре Влад уже был в лаборатории, однако Леендерца там не застал. Там же ему сообщили, что у ратуши царит переполох, профессор отправился туда, а самого Де'Сенда разыскивал барон. Лаборант Айгнера, молодой худощавый парнишка, тараторил так быстро и сумбурно, что Владу пришлось перебить его.

— Давай по порядку. Что стряслось?

— Д-дворяне, ваше превосходительство, — робко ответил лаборант. — Знать недовольна решениями барона и бургомистра. Вас тоже упоминали, потому-то барон и предупредил, чтобы ваше превосходительство сразу же направили к нему.

— Понятно, — буркнул Влад. — Этого ещё не хватало. А что остальные горожане?

— Не могу знать, но если верить слухам, то народ сошёлся со всего Вальцберга. Как бы не вышло чего.

— Постараемся, чтобы не вышло, — заверил Влад. — Продолжайте работать.

— Да, ваше превосходительство.

Влад молнией сбежал по ступенькам на первый этаж, задержался, чтобы оставить у консьержа записку, после чего поспешил на Вальцбергплатц.

Столпотворение и впрямь оказалось нешуточным. Влад шёл по Большой Мраморной, с трудом находя путь в плотной толпе. Люди обсуждали происходящее, спорили, ругалис. Кое-где стражники уже разнимали дерущихся. Многие смотрели на Влада. За последнее время о деятельности столичного гостя узнал уже весь город, а мнения его жителей как обычно разделились. Он видел в их взглядах и одобрение, и насмешки, и надежду, и неприязнь. Введение карантина, набор дружинников, появление Доктора и мортусов далеко не всем пришлись по вкусу.

На площади перед ратушей собралось по прикидкам Влада тысячи полторы, а то и две гомонящих граждан. Толпу сдерживали вооружённые ружьями стражники, оцепившие небольшой пятачок земли перед парадным подъездом. В переулках и на прилегающих улицах, а также вдоль домов по внутреннему периметру площади он также заметил несколько отрядов стражи, усиленных дружинниками, пристально наблюдавших за происходящим, кое-где даже маячили шапки егерей — тёмно-зеленые с яркими перьями. Следовало отдать должное предусмотрительности шефа Кобба, на чьих плечах лежало бремя командования всей это разношёрстной публикой: в случае обострения ситуации есть немалый шанс, что толпу удастся расчленить и оттеснить с площади без единого выстрела или хотя бы без лишней крови.

Влад кое-как протолкался до оцепления, и офицер, стоявший позади шеренги, узнал его и велел пропустить. Он поспешно взбежал по мраморным ступеням и скрылся под массивной аркой парадного входа. Внутри его чуть не сбил с ног спешащий куда-то клерк, от которого он узнал, что в ратушу накануне прибыла целая делегация из дворян и крупных дельцов, которые немедленно потребовали от бургомистра утихомирить барона фон Вальца и его приближенных, а также урезать полномочия Чумного Доктора и его мортусов. Более того, вслед за их прибытием и образовалась, словно по мановению волшебной палочки, вся эта толпа на Вальцбергплатц.

— А что барон и его люди?

— Господин фон Вальц и все, кто выступает на его стороне, прибыли незамедлительно, — ответил клерк, поправляя съехавшие набок очки.— И вот уже полчаса, как они наконец-то уселись для переговоров, а до того здесь царили брань и неразбериха.

— Проводите меня к ним.

— Сию минуту, ваше превосходительство. Они в большой приёмной зале.

Едва Влад шагнул в любезно распахнутые перед ним двери, всё внимание людей, находившихся в высоком сводчатом помещении, оказалось обращено на него. Не растерявшись, он коротко поклонился, как делал это всегда, и направился прямиком к большому овальному столу, за которым восседала часть присутствующих, включая барона Отто, начальника стражи, бургомистра и профессора Леендерца. Их сторону также держали несколько чиновников из администрации, промышленники и торговцы разного ранга и несколько дворян — близких друзей барона.

Оппонентов же было куда больше: Влад видел много лиц, знакомых ещё с приёма в поместье фон Вальца. Предводительствовал ими высокий мужчина в чёрном фраке, цилиндре и с седыми бакенбардами — барон фон Брюге из старого, но не слишком богатого и влиятельного рода. С большим удивлением Влад увидел среди них Эйлерта Мейса, а также промелькнувшую за спинами оппозиции тоненькую фигурку в ажурном малиновом платье, в которой сразу же узнал маркизу де Фюми. Последняя, не расставаясь с сигаретой в длинном мундштуке, с безразличным видом стояла у окна и курила.

— А вот и главный затейник, шепчущий на ухо нашему дорогому Отто свои указания, — объявил фон Брюге, искоса посмотрев на вошедшего Влада. — У нас к вам вопросы, господин Де'Сенд, и на этот раз вам не удастся наплевать на мнение городской общественности.

'Да ну?' — подумал Влад, а вслух ответил:

— Моими устами, ваша светлость, говорит корона. Надеюсь, вы не собираетесь оспаривать этот факт? А что до вопросов: после вас я задам свои, и лучше бы мне понравились ваши ответы.

Барон отвернулся и ничего не сказал, всем своим видом демонстрируя пренебрежение.

— В таком случае, — продолжил Влад. — Раз уж я здесь, потрудитесь изложить суть вашей проблемы. Даже если вы уже посвятили в неё всех присутствующих, я, как человек, по чьей указке якобы действуют барон и городская администрация, хотел бы услышать ваши претензии лично.

— Тогда позвольте мне, — вперед выступил молодой человек в тёмно-зелёном камзоле поверх белоснежной рубахи, узких коричневых брюках и высоких ботфортах; на поясе его висела шпага с гардой искусной работы. — Баронет Леопольд Майншвитц.

— Очень приятно, — приветствовал его Влад. — Надеюсь, вы будете более конструктивны, нежели ваш старший товарищ.

— Я бы попросил... — вскинулся, было, фон Брюге, однако баронет положил ему руку на плечо и усадил обратно в кресло.

— Право, остыньте, и дайте мне разобраться с этим, — почти шепотом произнёс Майншвитц.

Барона это несколько успокоило, хотя Влад заметил, как болезненно тот скривился, едва молодой человек коснулся его. Могло статья, что сделано это было отнюдь не по-дружески. 'Ты что ли главный?' — подумал Влад, искренне надеясь, что баронет, которому он в этот момент смотрел в глаза, не умеет читать мысли.

Тем временем Майншвитц достал несколько листов, скреплённых нитью, и выложил их на стол перед Владом.

— Здесь суть, — сказал он. — Написано довольно много, в конце подписи заинтересованных сограждан. Прочтите на досуге, это коллективное требование, и оформлено в соответствии с законом. Ну а пока выскажусь устно: мы недовольны решениями вашего штаба, принятыми в одностороннем порядке. Вы даже не согласовали их с городским советом! Карантин, комендантский час, расширений полномочий стражи и, самое главное, беспредел мортусов и их Чумного Доктора. Они вообще переходят все границы. Мы насчитали более трёх сотен случаев вторжения в частную собственность. Они свободно являются в поместья, дома, конторы, склады, частные клубы и салоны. Обращаются с уважаемыми людьми, словно с какими-то крестьянами. Отбирают, либо портят имущество.

— У них есть на это основания, — ответил Влад. — Больные должны быть изолированы. Их имущество должно быть опечатано, а если такой возможности нет, то сожжено — главное, чтобы его не растащили мародёры. Боюсь, что разносить заразу может как простолюдин, так и аристократ. Здесь правила едины для всех.

— Их работу никто не контролирует.

— Это делает доктор Павеска.

— Они превышают полномочия.

— Все, кто рискнул это сделать, сейчас находятся на Площади Горняков. Болтаются в петле.

— Тем не менее, их безнаказанность нарушает все права и привилегии благородного сословия, почтенных торговцев и промышленников!

— Кровяная лихорадка, как я полагаю, для вас предпочтительней — она ведь ничьи права не нарушает, — участливо поинтересовался Влад.

— Не паясничайте, господин Де'Сенд, — холодно процедил баронет. — Несмотря на ваш чин, вы мне не ровня. И вызывать вас на дуэль за оскорбление я не стану, а просто заколю шпагой.

— Можете попробовать, — предложил Влад, положив руку на гарду. — Риск — дело благородных.

— Де'Сенд, довольно! — вмешался Отто фон Вальц. — Вы заходите слишком далеко.

— Прошу прощения, вы правы, ваша светлость, — признал Влад, отступая. — Тем не менее, я не вижу причин для роспуска мортусов. Эпидемия таких масштабов может быть приравнена к стихийному бедствию. В таких условиях вводятся законы военного времени.

— Но это переходит все границы! — выкрикнул кто-то из сторонников фон Брюге. — Мы не только терпим убытки, но ещё и вынуждены подчиняться приказам простолюдинов.

— Моих слуг задержали на улице прямо среди белого дня и посадили под замок на сорок дней!

— Мортусы распорядились закрыть две моих мануфактуры, сожгли несколько подсобных строений и барак для рабочих.

— А у меня половина родственников сидит в этом клоповнике, который вы зовёте госпиталем!

Вопли и жалобы посыпались со всех сторон, но Влад на это никак не отреагировал — лишь понимающе переглянулся с бароном Отто. Судя по всему, до его прихода здесь творилось примерно то же самое.

Вперёд выступил высокий кряжистый мужчина в сером шерстяном костюме, котелке и с густой чёрной бородой, в котором, судя по значку на лацкане, Влад узнал одного из членов торговой гильдии.

— Как видите, господа, наши претензии не беспочвенны, и его светлость фон Брюге об этом прекрасно осведомлён. Я сам накануне пострадал от произвола. Мои склады были сожжены вместе со всем содержимым, а работники задержаны и распределены кто в госпиталь, а кто прямиком в казематы Старой Башни. Но даже если они и заболели, то к чему портить имущество?

— К тому, что в противном случае от него может заразиться ещё кто-нибудь, — пояснил сухой и мрачный голос доктора Павески, вошедшего в зал.

Влад заметил, как вздрогнул фон Брюге, а молодой Майншвитц даже бровью не повёл. В зале поднялся тихий ропот, люди расступались на пути Доктора, многие не решались бросить на него взгляд.

Вслед за ним в зал вошли человек восемь мортусов. Когда они приблизились, Влад отчётливо почувствовал запах карболовой кислоты. Похоже, Доктор и его люди, работавшие в злополучной лачуге, наспех продезинфицировали свою одежду и сразу же направились в ратушу.

Тем временем купец, подавший жалобу, взял себя в руки и коротко ответил, стараясь смотреть прямо в мутные окуляры маски.

— У вас нет доказательств, что моё имущество опасно.

— Быть может, вы знаете о кровянке что-то, чего не знаю я? — спросил Доктор, по-птичьи склонив голову набок. — Просветите же меня, уважаемый.

Купец осёкся на полуслове, намереваясь перебить собеседника.

— Наши учёные мужи так ничего и не выяснили о происхождении заразы, — вмешался фон Брюге, ткнув пальцем в сторону Леендерца. — Может статься, кровянка, как и чума, приходит вместе с миазмами из-под земли. В таком случае достаточно просто проветрить помещение, и не надо ничего сжигать.

Леендерц расхохотался.

— Превосходный образчик домашнего образования, — он похлопал в ладоши. — Что в провинции, что в столице — везде одно и то же.

— Профессор, прошу вас, — поднял руку фон Вальц, — не усугубляйте.

— Тысяча извинений, ваша светлость, — Леендерц смахнул слезу и, обращаясь к побагровевшему от гнева фон Брюге, добавил: — В любом случае мы выяснили, что зараза содержится в том числе и в крови больных, а кровотечения на поздних стадиях открываются очень серьёзные. Фактически, мы сжигаем все помещения, где была пролита инфицированная кровь.

— Избавьте меня от этой чепухи, — злобно произнёс фон Брюге. — Кровь можно смыть борной кислотой или карболкой. Вам это в любой покойницкой расскажут.

— Будет ли этого достаточно? — спросил Павеска. — Практика показала, что в заражённых домах случаи заболевания жителей повторяются и после санитарной обработки. Про миазмы можете не рассказывать. Город, если вам угодно, стоит на возвышенности и продувается всеми ветрами, какими только можно. Никакие вредные газы здесь в принципе собираться не могут.

— В город уже три раза приходила чума! Это ли не доказательство?!

— Вы не учёный и не врач, чтобы вот так вольно рассуждать о природе этих поветрий, — заметил Доктор, едва сдерживая злость.

— А ты, если на то пошло, шарлатан в птичьей маске!

— Барон! — вмешался Майншвитц. — Остыньте, прошу вас. Мы так ни к чему дельному не придём. Предложение должно быть более конструктивным.

— А вам есть, что предложить конструктивного? — поинтересовался Влад.

Баронет приторно улыбнулся.

— Мы хотим гарантий неприкосновенности нашего имущества, а также нас самих и наших слуг. Взамен мы обязуемся самостоятельно проследить за ходом карантина на наших предприятиях, в усадьбах и загородных поместьях, содействовать мортусам и страже. Дома и прочие строения, которые будут признаны заражёнными, предлагаем опечатывать до окончания эпидемии.

— От крыс и прочей живности вы их тоже опечатаете? — ехидно спросил Леендерц.

— Позаботимся и об этом, — терпеливо заверил Майншвитц. — Кроме того, часть благородных семей хочет уехать из города. Мы просили дать им такую возможность. После врачебного осмотра, разумеется.

— И куда они собираются? Вся область под карантином, в деревнях тоже бушует кровянка. — сказал барон Отто.

— А никуда они не уедут, — подала голос госпожа де Фюми.

Внимание общественности моментально переключилось на загадочно ухмыляющуюся маркизу.

— Объяснитесь, Рене, — потребовал фон Брюге. — Я полагал, что вы, как представительница уважаемой фамилии, будете на нашей стороне.

— Был бы в этом особый смысл, — пожала плечами маркиза и выпустила облачко дыма. — Честно говоря, я пришла сюда, чтобы увидеться кое с кем. Ну и заодно поучаствовать в этой самой общественной жизни.

— Печально слышать подобное от вас.

— Оставьте это, фон Брюге, вам не к лицу закатывать глазки. А что до запланированного бегства из города, так это теперь бессмысленное занятие.

Маркиза отошла от окна, продефилировала мимо почтенного собрания и вытащила из сумочки письмо, которое протянула фон Вальцу.

— Отто, вы узнаете почерк?

— Да, узнаю, — кивнул барон. — Впрочем, тут снизу ещё и печать. Её узнают даже те, кто никогда не видел почерка Дитриха Дортшейна.

— Прочтите. Это письмо адресовано мне, однако я полагаю, что граф не будет против, если с ним ознакомятся и все остальные. Это его даже... позабавит.

Пока фон Вальц читал письмо, выражение его лица становилось всё более мрачным и сосредоточенным. Пару минут спустя он отложил письмо в сторону и угрюмо воззрился на маркизу. Та беззаботно пожала плечами.

— Граф Дорштейн, обеспокоенный тем, что из охваченных эпидемией поселений люди разбегаются по всему Бернхольду, добился от генерал-губернатора округа разрешения на начало полномасштабной блокады Вальцберга, Марбурга и всех близлежащих деревень и сёл. Для этого Управление генерал-квартирмейстера округа Бернхольд выделило восемь пехотных полков. Вопрос, как я полагаю, ещё будет обсуждаться в Королевском Совете, но до тех пор данное решение отменить будет нельзя. Мы в блокаде, господа, и все заявленные вами требования я вынужден отклонить. Стража и мортусы должны продолжать работу в прежнем режиме.

— Но... как? — в ужасе пробормотал фон Брюге. — Блокада? Но мы ведь разоримся.

— Хуже того, — добавил Майншвитц, — из-за неурожая и срыва посевных работ мы рискуем остаться к зиме без крошки хлеба.

Маркиза с натянутой улыбкой заметила:

— Вот видите, господа чиновники, как прямая угроза заставляет людей шевелить мозгами.

— Бургомистр Хофф, викарий Шенк, — позвал барон. — Выйдите наружу и постарайтесь унять толпу. Стражу и дружинников по возможности не задействуйте.

— Постараемся, — кивнул Хофф и в сопровождении священнослужителя вышел.

Оппоненты совета, обескураженные и растерянные, тревожно перешёптывались. Кто-то, махнув на всё рукой, покинул зал. И лишь маркиза выглядела так, словно всё эти проблемы её не касаются.

— Вы знаете, где сейчас граф, ваша светлость? — спросил её Влад. — Нам жизненно необходимо обговорить с ним все условия этой блокады. Мы всё-таки не на войне и такое решение не должно быть односторонним.

— Полагаю, что в селении Айнгут, что в двухстах милях на юго-запад от Вальцберга. Там рядом находится форт Айнгут, где расквартирован Сорок Шестой Бернхольдский полк, которым командует лично граф.

— Вы хорошо осведомлены, — заметил Влад.

— Я с графом в дружеских отношениях, притом очень давно, — объяснила де Фюми.

— Охотно верю.

Барон Отто, поднявшись с места, подозвал к себе одного из секретарей, отдал тому несколько распоряжений и отпустил.

— Господа, — объявил он. — Полагаю, что медлить не стоит. Сегодня же я отправлюсь в Айнгут на переговоры с Дитрихом. Следует поговорить с ним начистоту и, быть может, мой родственничек потрудится объяснить свои действия.

— Попытайтесь хотя бы выторговать для нас какие-нибудь послабления, — посоветовал Леендерц. — В остальном же вряд ли господин граф вас станет слушать.

— И не забудьте набрать с собой как можно больше людей, — добавил Влад, — и не только охраны, но и местных дворян, чьё мнение имеет хоть какой-то вес. Граф может быть непреклонен, но доверенные лица генерал-квартирмейстера там тоже должны присутствовать и в первую очередь вразумить следует их.

Барон в ответ только молча махнул рукой и с крайне унылым видом плюхнулся в кресло.

На выходе Влада остановила маркиза. Мило улыбнувшись, она взяла его под руку и тихо, чтобы слышал только он, произнесла:

— Другой на вашем месте уже помышлял бы о бегстве, господин Де'Сенд. Королевского чиновника, быть может, ещё выпустили бы, однако вас, как мне кажется, это ничуть не беспокоит.

— Я на службе, маркиза, — ответил Влад. — Не в моих правилах бросать всё и бежать сломя голову. Кстати, вас я почему-то не ожидал здесь увидеть.

— Почему же?

— При нашей первой встрече вы не производили впечатления человека, которому есть дело до политики и общественной жизни.

Маркиза окинула его усталым взглядом и кивнула, соглашаясь.

— Я здесь исключительно ради Эйла и Нел.

— Брат и сестра Мейсы? Вы дружны с ними?

— Нет, но мой дорогой друг Дитрих обеспокоен их судьбой, — сказала маркиза и тут же усмехнулась, поймав непонимающий взгляд Влада. — Они родня, хоть и дальняя, а Дорштейны всегда ценили кровные узы. Барон Отто — исключение, и роль здесь играют пресловутые алмазы. Всё зло от них, так и знайте. Не будь этого спора, оба семейства ужа давно слились бы в единый могучий клан. Титулы титулами, но это всё-таки самые влиятельные и богатые люди севера.

— Интересно, интересно, — пробормотал Влад. — Тем не менее, Мейсы приехали именно к фон Вальцу, и с графом в тот вечер, на приёме, были холодны.

— Семейные неурядицы, — отмахнулась маркиза.

— Вы так уверенно рассуждаете, словно доверенное лицо графа.

Маркиза хохотнула, но тут же сорвалась на кашель; приступ был острый, и Влад заметил несколько капель крови на кружевном платке, которым она прикрывала рот.

— Пойдёмте на воздух, Рене, — предложил Влад. — Если вы не возражаете?

— Против прогулки или против того, что вы зовёте меня по имени? — ехидно уточнила она.

— И то, и другое.

— Не возражаю.

Они покинули ратушу, игнорируя удивлённые взгляды некоторых аристократов, собравшихся на крыльце парадного входа, и прошли за спинами стражников, которые медленно, но неотвратимо теснили толпу к дальнему краю площади.

— Народ расходится, — заметил Влад.

— У старого мерина фон Брюге запала всегда хватает только на полдела, — пренебрежительно отозвалась маркиза. — Он и шлюху как следует оприходовать не сможет — куда уж ему толпу вести на приступ?

— Что за выражения, ваша светлость!

— Ах, оставьте, господин Де'Сенд, — со вздохом попросила де Фюми. — Я, как вы заметили, далека от общества и политики, так позвольте мне оставить политес за дверьми зала собраний.

— Как вам будет угодно.

Они не спеша добрались до небольшого уютного скверика неподалёку от площади. Там, под сенью вязов и цветущей сирени, они присели на вычурную кованую скамью, украшенную декоративной лозой и бронзовыми статуэтками львов.

Маркиза достала мундштук, вставила в него длинную тонкую сигарету и закурила, с видимым удовольствием вдыхая и выдыхая облачка сизого дыма.

— Вашему здоровью это не на пользу, — предостерёг Влад.

— Поверьте, — маркиза грустно улыбнулась и сделала длинную затяжку, — хуже мне уже не будет.

— Дело ваше, — Влад принюхался. — В табак подмешан опий, не так ли?

— Да, моя маленькая слабость, — призналась маркиза. — У женщины ведь могут быть слабости?

— Вам есть, куда уехать из Вальцберга? — поинтересовался Влад.

— Да, поместье к северу от города. Досталось мне от покойного отца. Там акров триста земли, большой дом, конюшни. Признаюсь, если бы не старый папенькин управляющий, там бы всё давным-давно мхом поросло — из меня хозяйка никудышная.

— Вам лучше удалиться туда в кратчайшие сроки, да и Мейсов забрать с собой, раз уж вы так обеспокоены их судьбой.

— Эйл не поедет, — покачала головой маркиза. — Он засиделся в этом унылом Ольсмуте. Теперь весь кипит жаждой деятельности, с восхищением смотрит на барона, на Леендерца, на вас. А Нел не поедет без него, уверяю, так что я пока остаюсь. Тем более что девочке в её положении нужна поддержка. Она же тут совсем одна и...

— Вот вы где! А я вас везде ищу!

Влад повернулся на голос и увидел у входа в сквер Эйлерта.

— Вы так скоро всех покинули, а мне надо было поговорить с дядей Отто, — сказал юноша, подходя к ним. — Ух, он рвал и метал, скажу я вам. Не завидую Дорштейну, ох, не завидую. Честно говоря, хотел бы я отправиться с дядей, да только Нел не хочу оставлять. Влад, быть может, вы и для меня найдёте какое-нибудь дело? В такое время постыдно сидеть, сложа руки.

— Ваше рвение похвально, и я подумаю, что можно сделать, — сказал Влад. — Людей у нас не так уж много, особенно столь энергичных.

— Я был бы вам очень признателен!

— От твоего пыла впору сигареты прикуривать, — шутливо произнесла маркиза. — Только не переусердствуй, Эйл. Подхватишь кровянку, и тебе уже не придётся покорять все те вершины, что ты для себя наметил.

— Рене, прошу вас, я буду осторожен.

— Будет он, — вздохнула маркиза, закуривая вторую сигарету. — Ну-ну.

— Перестаньте, — возмутился Эйлерт, — Я уже давно не мальчишка и глупостей делать не собираюсь. Я всего лишь хочу быть полезным.

— И это все прекрасно понимают, — заверил его Влад. — Но сперва, Эйл, позаботься о сестре, а я разыщу тебя в ближайшие дни, и мы решим, чем ты можешь помочь.

Эйлерт расплылся в улыбке и горячо поблагодарил Влада, а вот маркиза, судя по её виду, отнеслась к этому решению скептически. Впрочем, против она тоже не высказалась.

— Я хотела бы поговорить с тобой, Эйл, о твоей сестре, — произнесла маркиза, когда все трое покидали сквер. Эйлерт заметно стушевался.

— Да, разумеется.

— Это личный разговор, — добавила она, обращаясь к Владу.

— Всё понимаю, — кивнул он. — И спешу раскланяться. У меня на сегодня ещё много дел.

Поцеловав маркизе ручку, он пожал руку Эйлерту и направился в сторону площади, откуда собирался через дворы добраться до лаборатории Айгнера. Окрик Эйлерта остановил его уже у выхода из переулка.

— Вы обещали мне поединок, Влад! Ещё тогда, у дяди на приёме.

Влад обернулся.

— У меня мало свободного времени, однако по вечерам я порой нахожу пару часиков для тренировок. Сегодня я как раз запланировал одну.

— Превосходно! Где и когда?

— Приходите без пятнадцати девять к казармам стражи на Третьей Купферштрасс. Заодно покажете себя местным офицерам.

— Договорились, Влад! До встречи!

Когда маркиза де Фюми и юный Мейс скрылись из виду, Влад устало вздохнул и продолжил свой путь. При этом его упорно не покидала мысль, что он нажил себе очередную головную боль.

Бандитов, пойманных в лесу, ловчие сдали страже. У дежурного офицера и к ним появились вопросы, но всё уладил Ганс, побеседовав с ним наедине несколько минут.

— Вежливость и дорожная грамота делают чудеса, — говорил он потом. — У него даже про ружья вопросы отпали.

В трактир все трое явились заранее, заказали себе по пинте тёмного пива, раскурили трубки и стали ждать, изредка вполголоса переговариваясь. Немногочисленные посетители внимания на незнакомцев не обращали. Завсегдатаям, похоже, вообще не было никакого дела до тех, кто выпивал с ними по соседству.

Время ловчие убивали, как водится, неторопливой беседой.

— Капсюльный замок — штука забавная, — рассказывал Ганс, отхлебнув пива. — Будьте уверены, как только его доведут до ума, королевские стрелки получат огромное преимущество в скорострельности. Про осечки я вообще молчу.

— Года на полтора, — вставил Юрген.

— Пока секрет не разнесут по всем окрестным государствам, — добавил Пауль.

— Да чтоб вас, — буркнул Йоханн. — Дайте помечтать, а?

За первой кружкой ушла вторая, а затем и третья. Ловчие сидели тихо и старались не привлекать лишнего внимания, хотя по ним было видно, что пришли они издалека. Потрёпанные и пыльные дорожные плащи они положили поверх кучи прочего скарба: вещевых мешков и ружей, которые сложили у стенки за скамьёй — подальше от любопытных глаз.

— Ты почуял что-нибудь, пока мы сюда шли? — спросил Юрген у Пауля.

— Смутно, — ответил тот. — Город пропитан агрессией, злобой. И душно, словно перед грозой. Если поблизости окажется чёрный охотник, сил у него будет с избытком.

— Болезнь, — вздохнул Юрген. — Город пропитан болью, друг мой.

— Ну да, так я и подумал. Но чёткого следа нет. Преследовать некого.

— Дождитесь агента, он всё расскажет, — посоветовал Ганс. — Пистолеты лучше прочистили бы, чем впустую трепаться.

— Они у меня заряжены. Чего их чистить-то? — буркнул Пауль, уткнувшись носом в кружку.

Ганс пожал плечами. Он оружие перебирал и чистил каждый день, в отличие от товарищей, которые могли не заниматься этим неделями, если не было нужды.

— Люди напуганы, — произнёс Юрген, раскуривая вторую трубку. — На улицах только и судачат об эпидемии, проклятии и чудовищах во тьме. Их даже не удивило то, что мы поймали целую банду в такой опасной близи от города.

— Я тоже заметил, — кивнул Пауль. — Дежурный офицер их даже допрашивать особо не стал — всех на виселицу определил.

— В другое время они отправились бы на каторгу, — добавил Ганс. — Но сейчас, видимо, не та ситуация. Дороги перекрыли. Значит, никого уже не выпустят.

— И не впустят, — усмехнулся Пауль. — А как дело-то к осени сдвинется, ещё и голод начнётся.

— По-хорошему, это не наша забота, — сказал Юрген.

— Так-то оно так, но ты ведь назад собираешься? Придётся прорываться в таком случае.

— Не впервой. Пауль проведёт нас через дебри Тарквальда. Долго, неудобно, зато надёжно. А потом и лошадок наших с постоя заберём. Я хозяину за три месяца вперёд уплатил на всякий случай.

Пауль, прихлебнув пива, заметил:

— Может статься, мы этого задания не переживём вовсе, а вы уже обратно собираетесь. Ещё бы походы по кабакам и девкам распланировали.

— Хорош нас хоронить каждый раз! — сердито бросил Ганс. — Никого ещё даже резать не начали.

Пауль саркастически фыркнул.

— Помяни моё слово, — сказал он. — Гнилой это город, и его гниль ещё покажет себя.

Двери трактира распахнулись, и на пороге появился Влад. Завидев троих путников в дальнем углу, он взял у трактирщика кружку пива и без лишних церемоний подсел к ним.

— Добрый день, господа.

— И вам того же, господин Де'Сенд, — ответил Ганс. — Давно не виделись.

— Да, давненько, — Влад улыбнулся, поднимая кружку. — И всё же я рад вас видеть, мужики. Старший ловчий знал, кого послать. За встречу!

Зазвенели кружки, и все четверо залпом осушили их до дна. Де'Сенд вытер губы платком и посмотрел на своих старых товарищей. Прошло три года с того момента, когда они крайний раз работали вместе, однако ни один из этой странной троицы нисколько не изменился.

Ганс, невысокий и темноволосый, с аккуратно остриженной бородкой и короткими бакенбардами. Обвешан оружием, словно праздничное дерево, пьёт свой любимый тёмный эль, вертит в руках охотничий ножик и хитро усмехается в покрытые пивной пеной усы.

Пауль. Угрюмый и неприветливый. Смотрит исподлобья запавшими глазами и отпускает скабрезные замечания по поводу и без. Капюшон скрывает непослушную кудрявую шевелюру и щетину, которых давно уже не касался толковый цирюльник. В драке он небрежен и жесток, не любит своё прозвище, пьёт много крепкого и излишне сентиментален для ловчего, но работу делает хорошо и высоко ценит боевых товарищей.

Юрген. Скороход. Скрытный, немногословный, но бьющий точно в цель что словом, что пулей. Широкоплечий, высокий, он слегка прихрамывает и вообще создаёт впечатление неуклюжего рохли. Для тех, кто понадеялся на этот ложный недостаток, схватка с ним окончилась быстро и плачевно. Всегда внимателен. Всегда следит за тем, что происходит вокруг, лишь изредка позволяя вырваться наружу скрытому в глубине души азарту.

— Не думал, что придётся вас звать, — признался Влад, когда все заказали себе ещё по кружке.

— Да уж, — заметил Пауль. — С одним варгом вы бы и сами управились.

Влад пропустил колкость мимо ушей.

— Именно, — кивнул он. — Дело не в варге, хотя я и не ожидал наткнуться здесь на эту тварь. Дело в нашем преступнике.

Ловчие обратились в слух. Влад взял один из ножей Ганса, нацарапал на столе сигил 'Недосягаемость' и тем же ножом порезал себе палец. Рисунок едва заметно вспыхнул, запахло палёным и воздух вокруг стола будто стал гуще.

— Теперь нас не услышат, — сказал Влад чуть громче.

— Ты ловишь преступника? — уточнил Йоханн. — И он пытался убить тебя, скормив чёрному охотнику?

— Это сделал не он, — покачал головой Влад. — Его я сразу бы вычислил, но этот тип оказался хитрее. Вы помните обстоятельства покушения на короля три года назад?

— Мы там были, — ответил Ганс. — Все трое.

— И с нами целая толпа других ловчих, которые зачищали дворец от потусторонних тварей, — добавил Пауль, почёсывая щетину. — Мне тогда чуть кишки не выпустили.

— Впервой ли? — поддел Ганс.

В ответ Пауль согнул руку в локте и продемонстрировал товарищу средний палец.

— Между прочим, я тут старший, — с ухмылкой напомнил тот.

— Наряд мне ещё назначь.

— Довольно, — перебил их Юрген. — не о том говорим. А что до переворота, то среди зачинщиков колдунов не было, им явно кто-то помог. Потому и удалось скрыть от людей все обстоятельства покушения. Иначе второй большой охоты на ведьм было бы не миновать.

— Да, именно, — продолжил Влад. — Полагаю, вам сообщили, что человек, которого я ищу, был одним из тех, кто помог заговорщикам наладить контакт с Той стороной. Более того, Розенкранц склонен считать, что именно он и надоумил знать использовать потусторонние силы при попытке переворота. Все пойманные впоследствии колдуны указали на него.

— У вас так спрашивают порой — грех не указать на ближнего, — сказал Пауль.

— Этих спрашивали долго и усердно, — зловеще произнёс Влад.— По несколько раз. Дожили до виселицы не все. Ниточки ведут к человеку без имени, некоему Господину, Пастырю, Учителю. Точного имени никто не назвал, как и имён ближайших сподвижников. Но мы получили приметы, по которым ищейки шефа вышли на его след, а когда появилась уверенность в том, что этот след верен, к делу подключили меня. Остальных подозреваемых ловят ещё два десятка агентов.

Влад на миг замолчал, промочил горло пивом и, откинувшись на спинку скамьи, продолжил:

— Я был уверен, что он у меня в руках, однако мерзавец устранил почти всех свидетелей. А потом выяснилось, что он собрал очередную клику верных адептов и обучил их ритуалам. Учитывая, сколько сейчас витает сырой эманации вокруг, они колдуют практически без усилий, и только отсутствие опыта не даёт им достичь серьёзных успехов.

— Направить чёрного охотника на конкретного человека — уже серьёзное дело, — сказал Ганс, нахмурившись. — Но новичков мы вычислим, а вот с их Пастырем будут проблемы. Только если он совершит ошибку, а Пауль вовремя учует всплеск энергии.

— В общем, шептуна он должен пустить знатного, — резюмировал Пауль. — Учитывая то, что вы тут нам рассказали, за него все ритуалы проводят некие последователи. Так его не поймать. Однако есть один интересный момент — нельзя просто нарисовать в тетрадке сигил и сказать: 'намалюйте то же самое на стене в сортире, а потом прирежьте соседскую бабку — и готово'.

— Теоретически, может сработать и такое, — заметил Влад.

— Не может! — огрызнулся ловчий. — Есть множество нюансов, жалких мелочей, незнание которых не даст новичкам успешно выполнить все необходимые действия. Использовать примитивные сигилы сможет любой дурак, однако владеть техникой более сложных ритуалов учатся долгие месяцы, если не годы, а у нашего приятеля на обучение новых помощников...

— ...нет времени, — закончил за него Влад. — Да, понимаю, но что это даёт?

— Есть сигил, позволяющий мгновенно передавать знания, — подсказал Пауль. — Процедура не требует много энергии, но сама при этом весьма сложна и болезненна. И я такой след ни с чем не спутаю.

— Но след будет слабый, почти неуловимый, — с сомнением произнёс Юрген. — Даже для тебя, дружище.

— Шанс отличный от нуля — уже шанс.

— Тоже верно.

— Но у тебя ведь есть идея, не так ли? — спросил Влад.

— Нужно вынудить его провести подобный ритуал, и тогда я смогу выйти на след, — заявил Пауль, сложив руки на груди. — Просто и ясно.

Ганс закатил глаза. Юрген пожал плечами. Влад, тем не менее, задумался.

— Тогда нужно устроить чистку, — предложил он наконец. — Лишить его последователей, и он будет вынужден искать новых. Тут-то вы мне и поможете.

Ловчие переглянулись и согласно закивали.

— Но нам понадобится много людей, — предупредил Йоханн. — И желательно, чтобы они были крепки телом, духом и не склонны болтать лишнего.

— Что ж, — Влад довольно улыбнулся и потёр руки, — тут я как сердцем чувствовал, заранее постарался. Будьте уверены, такие люди есть.

Ещё когда по земле ходили Винс и Ульф, рыцарские ордена, основанные в честь святых, живых или уже усопших, множились, как грибы после дождя. Недостатка в воинах молодое королевство никогда не испытывало, но существовали проблемы, которые невозможно было решить силой оружия. Множились культы язычников и ложных святых, приходили из-за дальних пределов агенты недоброжелателей, да и собственные подданные подчас отказывали короне в верности.

Годы войн и смут всегда порождают подобные явления, а если злое намерение ещё и подкреплено услужливой помощью сил потусторонних, то и противостоять ему становится в разы сложнее.

Дабы пресечь вспыхнувшую по всем градам и весям охоту на ведьм, святые Ульф и Винс основали собственное братство. Ловчих, способных противостоять как умелым воинам, так и изощрённым колдунам и любой мерзости, которую они порождали.

В то время они были именно теми, кем их нарекли. Излавливали всех, кто имел дело с потусторонним, дабы передать преступников в руки светских властей. Костры полыхали регулярно, но не так часто, как во времена, когда народ линчевал 'ведьм' и 'колдунов' своими силами.

Эти же люди ловили шпионов, предателей и прочих государственных преступников, помогая тайным службам Его Величества там, где охотничья смекалка должна была соседствовать с искусством воина.

Годы шли. Святые отошли в прошлое, но братство жило: сперва под патронажем рыцарских и монашеских орденов, позже под крылом набирающей силу и влияние королевской охранки — будущей Тайной канцелярии. Братство выросло и задач у его членов стало не в пример больше, но сами ловчие изменились мало, да и название осталось за ними.

Присланных Розенкранцем людей разместили в апартаментах, в одном здании с лабораторией Айгнера, поскольку оказалось, что доктор в своё время выкупил несколько этажей.

Вновь прибывшие такому приёму удивились, поскольку ночевать привыкли в бараках, либо в чистом поле, и все предоставленные им удобства сочли какой-то блажью. Правда, при этом ни от чего не отказались.

В дело они включились сразу же: видно было, что не впервой. В поддержку им выделили сводные отряды из стражи и мортусов, с которыми ловчие принялись прочёсывать город, и уже к концу первого дня предъявили Владу целую ораву задержанных.

Десятка полтора мужчин самого разного возраста и положения были выстроены перед членами штаба и допрошены. Признавались в содеянном немногие, однако доказательства, собранные ловчими, говорили сами за себя.

— Следы крови, чёрная свинцовая краска, орудия убийства и пыток, тела и фрагменты тел, оккультные символы на стенах и на полу в специально подготовленных помещениях, — перечислял Ганс. — Поймать удалось не всех, некоторые оказали вооружённое сопротивление и были убиты. При этом погиб один стражник и двое мортусов. Мы обошли только два квартала, и вот уже целых четыре дома, где приносят в жертву людей.

— Ох, святые, — барон, вернувшийся с закончившихся ничем переговоров, потёр переносицу и поднял взгляд на задержанных. — Как будто идолопоклонничества нам здесь не хватало.

— Хуже того, — добавил доктор Павеска, сверкая окулярами. — Большинство из этих людей — образованные и обеспеченные граждане.

— Сам вижу, — барон поднялся со стула и прошёлся вдоль ряда угрюмых узников. — Витель Ройзман, — обратился он к одному из них, — твой отец — крупный ювелир. Ты воспитан и образован, учился в столице округа на юриста. К чему тебе эта кровавая мистика?

Молодой парень лишь взглянул исподлобья на фон Вальца и ничего не сказал.

— Они все молчат, — сказал Йоханн.

— Передайте их моим людям, — подал голос начальник стражи Кобб, — а уж мы их в Новой Башне разговорим быстро. Долго ли, умеючи?

— Может статься, что нам и судить потом будет некого, — саркастически заметил доктор Павеска. — Не обижайтесь, шеф, в нашей ситуации это даже как-то упрощает дело.

— Да, верно, док, — оживился Кобб. — А принародной экзекуции подвергнем потом главарей. Так оно и дешевле выйдет.

— Языки им сперва развяжите, — напомнил Влад. — Иначе все эти облавы пройдут без толку.

— Не извольте сомневаться, ваше превосходительство, — заверил его начальник стражи. — Справимся. Эй, конвой, ведите их казематы! Старшие офицеры пусть вызывают дознавателей. Прибуду в управление — лично прослежу.

Понурых пленников вывели прочь из зала заседания, а между тем никто не решался перейти к следующему и куда более насущному вопросу. Чиновники напряжено перешёптывались с членами городского совета, и лишь Влад нашёл в себе смелость испытующе посмотреть на барона.

— Как прошла встреча с его сиятельством? — поинтересовался он.

Барон недовольно фыркнул и тут же осушил принесённую ему чашку горячего кофе.

— Хуже некуда, — выдохнул он. — Дорштейн и впрямь решил взять нас за глотку.

— То есть блокаде всё-таки быть?

— Считайте, что она уже началась. Пять полков Бернхольдских стрелков, три эскадрона Сальдерских улан — и все это уже у границ нашей области. Разумеется, всегда можно рискнуть сунуться через Тарквальд, однако конные патрули по ту сторону леса всё равно завернут беглецов назад. Основные тракты уже перекрыты.

— Есть ещё пути на север, — заметил один из чиновников.

— Удачи, — расхохотался Кобб. — И куда вы собрались? В горы? Надеетесь пересидеть эпидемию там или добраться до побережья Холодного моря?

— Просто рассуждаю, шеф. Не стоит так иронизировать.

— Каковы условия, которые ставит граф? — спросил Влад барона.

— А никаких, — отмахнулся тот. — Он запирает нас здесь до тех пор, пока эпидемия не закончится. Сообщение только через кордон в трёх милях к северо-востоку от Айнгута. Туда нам будут доставлять продовольствие и лекарства.

— Как мило, граф решил уморить нас голодом, — произнёс профессор Леендерц. — А из медикаментов, надо понимать, будут засылать кодеин и соду.

— Этот кордон — сущая нелепица, — проворчал Кобб. — Формальность, чтобы отчитаться потом перед Королевским Советом. По факту нас ждёт голод. Половину округа снабжать таким образом не получится.

— Ну, это пока здесь 'половина округа', — заметил Влад.— Боюсь, что дальше будет только хуже. И тогда Дорштейн гордо заявит о том, что ему удалось изолировать очаг страшной заразы.

— Верно, — поддержал Леендерц. — Без учёта Вальцберга, Марбурга и окрестных селений в округе случаи кровянки единичны. Пока мы ещё могли получать новости, я не слышал ни об одном таком же крупном очаге, какие мы имеем здесь.

— Значит, теперь придётся уделить внимание припасам на зиму, — вздохнул Хофф. — Я распоряжусь провести ревизию хлебных складов.

— Весьма к месту, — одобрил Влад. — Также рекомендую озадачить местных землевладельцев. Думаю, вы найдёте, кому это поручить. А теперь перейдём к последнему на сегодня вопросу. Ганс, будь добр, покажи профессору ваши находки.

Ловчий кивнул и положил на стол перед Леендерцем кипу листов бумаги, на которых были тщательнейшим образом зарисованы обнаруженные в домах задержанных символы.

— Есть, что сказать, Фабиан? — спросил Влад, присаживаясь напротив.

— Да уж, — пробормотал Леендерц, пристально изучая рисунки. — Интересные вещи. Хм, у меня вопрос: эти рисунки были найдены в заражённых кварталах?

— В целом да, — кивнул Ганс. — Хотя есть одно исключение. Те, что на шестом листе — из дома на Малой Кузнечной улице. Улица чистая, мортусы туда не заглядывали с самого начала эпидемии.

— Теперь боюсь, что заглянут и не раз, — сухо пробормотал Леендерц. — Шеф Кобб, задержанных велите изолировать, и пусть это сделают мортусы. Всех, кто с ними общался, в том числе конвоиров — на карантин, а Малую Кузнечную улицу нужно поскорее оцепить.

— Проклятье, профессор, да что вы там нашли? — барон резко встал, сжав кулаки так, что побелели костяшки.

Леендерц аккуратно отложил в сторону принесённые ловчими бумаги и посмотрел на фон Вальца.

— Эти люди распространяют кровяную лихорадку, — ответил он.

— Но как?

— Долго объяснять. Сперва примите меры.

— Учитывая, что мы находились с ними в одном помещении, то нам самим тоже не мешало бы пройти карантин, — мрачно заметил Влад.

— Да, не помешает, — поддержал его профессор. — Хотя по воздуху болезнь передаётся плохо — только при очень тесном контакте.

По залу прокатился возмущённый ропот.

— Да, да, мы этого не учли, — поднял руки барон. — И тем не менее, я считаю, что следует прислушаться к словам профессора.

— К тому же много времени карантин не займёт, — усмехнулся Леендерц. — Болезнь развивается стремительно, и через двое суток мы уже точно выявим, кто болен, а кто здоров. А до тех пор рекомендую все дела препоручить доктору Павеске и его подчинённым. Они — единственные, кто никогда не снимает защиту.

— Согласен, — поддержал Влад.

— И я, — кивнул Кобб. — Бургомистр?

Хофф хмуро посмотрел на начальника стражи и развёл руками:

— Ну а что мне ещё остаётся?

Вперёд выступил доктор Павеска, и его приглушённый маской голос зазвучал пугающе в наступившей тишине.

— Я распределю вас по комнатам. А мои люди обработают все помещения карболовой кислотой. Надеюсь на ваше понимание. Впрочем, выбирать вам не приходится.

Ничего не понимающих кузнецов, их подмастерий, работников и семьи выгоняли на улицу и чуть ли не силой отправляли в сторону старого госпиталя святого Франца. Отряды мортусов сопровождали их, вылавливая тех, кто пытался сбежать, а стража расчищала путь, разгоняя зевак и случайных прохожих.

— Вы спятили?! Мы не больны!

Дюжий кузнец бросился на мортусов с кулаками, однако те оказались не лыком шиты и быстро скрутили смутьяна. Тем не менее, стычки происходили тут и там, и гнев толпы удавалось сдерживать лишь с большим трудом.

Людей выводили с улицы небольшими группами дабы предотвратить возможную давку и любые попытки побега. Многочисленные наблюдатели с сочувствием глядели на несчастных из окон домов, молясь, чтобы в следующий раз мортусы не постучались к ним. Многие проявляли сочувствие и пытались передать для бедолаг какие-нибудь вещи или еду, но их тут же отгоняли прочь.

Около полудня, когда с улицы вывели всех, в дома, кузницы и мастерские направились мортусы с распылителями и тяжелыми баллонами карболки. Планировалось очистить здания от паразитов, обеззаразить помещения, а злополучные дома, где были обнаружены следы жертвоприношений, и вовсе сжечь дотла.

Спустя двадцать минут после начала этой операции потоки чёрных крыс выплеснулись на брусчатку и ринулись вниз по улице, где их уже поджидали санитарные заслоны. Там их сгоняли в заранее подготовленные ловушки, где потом травили и сжигали.

Лишь единицы грызунов уцелели, затерявшись в подворотнях, прошмыгнув под заборами или через водопроводные трубы. Сбившись в отдельные кучки, они тайком добрались до южных трущоб Вальцберга, где и осели.

Бродяга, сидя у стены со своей грязной миской, подхватил одного из грызунов, пробегавшего мимо и с интересом повертел того в руках.

— Выходит, господин агент всё упорней лезет в наши дела? — задал он вопрос, словно общался с грызуном. — Жаль, что наше предупреждение до него не дошло.

Крыса жалобно пискнула, силясь вырваться, однако худые руки с длинными тонкими пальцами держали крепко.

— Много сторонников у господина Де'Сенда? — бродяга задумчиво склонил голову набок. — Да, это так. И, судя по всему, пора нам это исправить, иначе выйдет, что вся кровь была пролита зря. Кому как не нам знать ей цену, правда ведь? Беги.

Отпустив крысу, бродяга окинул взглядом улицу, покряхтел и, поднявшись, направился в ближайшую подворотню. А буквально через пять минут улицу уже заполонили мортусы и стражники. Людей выгоняли из их жилищ, а несколько домов на отшибе уже поливали керосином. Вверх по улице раздался звон чугунного колокола — пожарная команда дала исполнителям знать, что они наготове.

Бродяга едва успел проскользнуть мимо стражников, которые сгоняли людей в кучки и вели в ближайший госпиталь на карантин. Взгляды прохожих словно соскальзывали с него, и ему удалось пройти все заслоны, несмотря на свой вид.

Уходя, он оглянулся и увидел Чумного Доктора, раздающего распоряжения своим людям. Бродяга оскалился и, стараясь не встречаться взглядом с окулярами на жуткой птичьей маске, поспешил отвернуться.

— Позже, позже, — бормотал он, ускоряя шаг.

Над Марбургом заходило солнце, окрасив улочки и дома в пастельные розовые и оранжевые тона. Немногочисленные прохожие спешили поскорее добраться домой, а патрулирующие улицы стражники и добровольцы из городской дружины радовались на редкость тёплому вечеру. Эпидемия кровяной лихорадки постепенно утихала, и, хотя каждый день всё ещё умирали десятки людей, кризис, судя по всему, уже миновал.

Клемм и его партнёры сняли людей с шахт и отправили работать в городе и на полях, помогая крестьянам, а некоторые уже всерьёз задумывались отпраздновать в этом году и День середины лета.

— Заодно и усопших помянем, — говорили одни марбуржцы. — Святые нас поймут и словечко перед Создателем замолвят. Поветрие поветрием, но не ложиться же теперь на землю да помирать?

— Вот-вот, — вторили им другие. — К вящей славе святых Маттиаса, Франца и Дориана отпразднуем.

Власть предержащим эти начинания не очень нравились, но и перечить уставшим от тягот эпидемии людям никто не решился. Доктора проследят, стража присмотрит — авось и пронесёт.

Шеф городской стражи Блюгер такого оптимизма не разделял. Быть может оттого, что по натуре был скептик, а отчасти по причине того, что знал чуть больше остальных.

Стоя у стола посреди подземного каземата, он наблюдал, как палач обрабатывает раны Ги Огюстена.

Беглеца изловили драгуны, перебив при этом целую толпу бандитов, среди которых он и скрывался в глуши Тарквальда. Тех, кого удалось поймать, после допросов тут же вздёрнули на виселице, а для незадачливого Ги подготовили персональную пыточную.

Сперва Блюгер даже усомнился в том, что подобное ничтожество заслуживает внимания, и действовал лишь по указке Де'Сенда, но первые же два допроса дали такие плоды, что шеф понял: давить Огюстена надо до конца.

Палач устало выдохнул и присел на лавку, а шеф тут же навис над пленником. Ги Огюстен выглядел худо: изувеченный, обожжённый, бледный как труп, с вырванными ногтями и переломанными пальцами. Он, несмотря на свой трусливый и изворотливый нрав, сопротивлялся долго, и лишь на второй день стал выкладывать всё, о чём поначалу лишь мельком проболтался.

— Когда придёт время, ты подтвердишь сказанное перед лицом королевских чиновников и судей, — сказал ему Блюгер. — Ясно тебе?

Огюстен, глядя на него заплывшими от побоев глазами, хрипло рассмеялся, но тут же скорчился от боли в переломанных рёбрах. Блюгер молча ждал ответа.

— У вас нет здесь союзников, шеф, — выдавил из себя Ги. — К кому вы собрались идти со своими обвинениями? К торгашам? К офицерам из гарнизона? Вы один, шеф, разве это не понятно?

— Найдутся люди, — заверил Блюгер. — Это уже не твоя забота. Завтра я пришлю травницу, она приведёт тебя в порядок.

— Ведьмы здесь ещё не хватало, — Ги поморщился и сплюнул на пол кровавую пену. — Может, раскуете меня тогда? Уж больно жмут эти кандалы.

— Ничего, посидишь на цепи ещё немного, — бросил Блюгер, дав понять, что разговор окончен. — Бывай, Ги, скоро опять увидимся.

Чуть не плача, Огюстен осел на пол, когда за Блюгером захлопнулись двери пыточной. По знаку палача два дюжих конвоира взяли его под руки и поволокли в одиночную камеру, где и бросили словно мешок с песком. Впрочем, вскоре ему принесли охапку свежего сена и миску баланды, так что Ги смог спокойно утолить свой голод и хоть немного отдохнуть от тяжёлых допросов.

Ворочаясь на своей импровизированной кровати, он никак не мог найти положение, в котором боль хоть ненадолго бы его отпустила. Впрочем, вскоре чудовищная усталость взяла своё, и Огюстен забылся беспокойным сном.

Он не заметил, как спустя несколько часов в коридоре погасли факелы, звуки со стороны поста утонули во тьме, а с потолка закапала чёрная маслянистая жидкость. Дыхание спящего стало прерывистым, на лбу выступила испарина, а и без того напряжённое лицо забилось в мелких судорогах. Его затихающее сопение прервалось, когда дышать стало уже невозможно, и Огюстен отчаянно заскрёб ногтями по груди, всё ещё наполовину погружённый в свои ночные кошмары. Глаза он открыл лишь в последний момент, когда ожившие тени уже сомкнулись над ним, и не нашёл в себе сил даже вскрикнуть.

Марбург был окутан мягким ровным светом газовых фонарей. Стражники и дружинники уже заготавливали факелы для ночной смены. Жители спешили кто куда, стараясь не замечать мрачные чёрные телеги, везущие покойников к собору святой Анны, за которым располагалось самое крупное городское кладбище, ныне переполненное уже на три четверти. Там несколько усталых священников читали над усопшими заупокойную, после чего могильщики, облачившиеся в кожаные пальто, фартуки, перчатки и маски, везли их в последний путь. Хоронили кучно, тесня и своих, и чужих. Сжигать тела родственники многих умерших не позволяли, однако по распоряжению Блюгера в гробы засыпали белый дурно пахнущий порошок — кристаллы карболовой кислоты — чтобы хоть как-то сдержать заразу.

Ют торопилась в отделение стражи на встречу с шефом Блюгером. День прошёл тяжело и тревожно, и ноги её заплетались от усталости на узких мостках, прокинутых вдоль грязной, словно сточная канава, улицы. Дожди, ознаменовавшие начало лета, весь город превратили в сырую и грязную лужу, а улицы вроде Протяжной, Дворовой и Мясницкой, и тем паче — хоть болотные сапоги натягивай.

Платье, подаренное Олегом Клеммом, уже поизносилось, хотя Ют и старалась за ним ухаживать. На замену ему она выудила старое, серое и невзрачное, хотя и без единой заплатки, принадлежавшее ещё её матери. В нём она хотя бы не походила на растрепанную птицу, как раньше.

Трёхэтажное здание, сложенное из серого кирпича, встретило её ярким светом, бьющим изо всех окон и гулом голосов, доносившихся со стороны прилегающих к нему казарм стражи. Там же размещались и драгуны, и Ют искренне надеялась хотя бы случайно встретить Олега. После отъезда Де'Сенда молодой унтер-офицер оставался единственным, кто относился к ней по-человечески тепло. Ей хотелось приятных эмоций — только и всего.

Внутрь её пропустили без лишних вопросов. Кровянка успела забрать нескольких почтенных докторов, а травница всё ещё была жива и здорова, шеф к ней прислушивался, и люди, несмотря на страх и отвращение, шли за помощью, так что теперь её везде принимали быстро и без очереди.

Узкая лестница привела Ют на второй этаж, тёмный коридор с однообразными тяжёлыми дверьми с зарешеченными оконцами закончился плохо освещённым тупичком-предбанником перед дверью в кабинет Блюгера. Здесь на всякий случай стояла маленькая скамейка и каменная урна-пепельница.

Выпрямившись и разгладив складки на платье, Ют уверенно постучала в дверь и стала ждать.

— Заходи, открыто, — раздалось в ответ, и Ют, толкнув дверь, шагнула внутрь.

Блюгер выглядел больным и исхудавшим. Он коротко кивнул, приветствуя её, и указал на стул напротив его рабочего стола:

— Присаживайся.

Ют села.

— Вы желали меня видеть, — произнесла она. — Что-то серьёзное стряслось?

— Стряслось, — начальник стражи прошёлся по кабинету, достал из шкафа бутылку бренди и налил себе полстакана. — Для дамы это крепковато, так что тебе не предлагаю.

Ют пожала плечами, а Блюгер, пригубив напиток, продолжил:

— Боюсь, что твои усилия, Чёрная Галка, равно как и мои, стоят не так уж много.

— О чём вы?

— Я об эпидемии, — Блюгер отпил ещё немного и задумчиво посмотрел в стакан. — Карантин, бочки с карболкой, бессонные ночи на посту или у постели больного — всё без толку.

— Но мы же сдерживаем заразу! — не выдержала Ют.

— Да в том-то и дело, что нет! — Блюгер прошёлся по кабинету, схватил со стола толстую пачку мелко исписанных листов и потряс ею перед лицом травницы. — Этот мерзавец Ги, будь он неладен, выдал мне всё. Они намеренно распространяют кровянку. Где бы мы ни изолировали больных, новые будут появляться в самых неожиданных местах. Это дело времени. И пока мы боремся с последствиями, а не ловим тех, кто заражает горожан, дело наше хуже некуда.

— Но кто? — прошептала Ют, бросив на Блюгера умоляющий взгляд. — Кто посмел? И... зачем? Шеф...

— Целая куча народа, — выдохнул Блюгер, пробегая глазами список. — Разного положения в обществе и состояния. И хуже всего, что среди чиновников и дельцов доверять мы не можем почти никому. Если уж совсем сгустить краски, то из серьёзных фигур остались только я и Клемм. Особенно после того, как от нас ушёл доктор Штель.

Ют поджала губы.

— Что делать? — спросила она прямо. — Вы вовремя взяли власть в свои руки, но долго так продолжаться не может. Стоит вам и Дмитрию Клемму выбыть из игры, и Марбург обречён.

— Сам знаю, — фыркнул Блюгер.

— Налейте мне, я хочу выпить, — сердито потребовала Ют; Блюгеру, казалось, это даже понравилось, и он поспешил наполнить ещё один стакан.

Ют выпила залпом, поморщилась и сухо поблагодарила.

— Тебя ведь неспроста зовут ведьмой? — поинтересовался Блюгер, встав у окна и наблюдая за проходящим под окнами отрядом стражников — те несли факелы, ружья и наскоро сколоченные из досок 'ежи', которыми перекрывали улицы.

— Это намёк?

— Понимай, как хочешь, но господин Де'Сенд явно очень многого нам не рассказал о том человеке, которого он разыскивает. Здесь имели место ритуалы с человеческими жертвоприношениями. Я далёк от подобных вещей, и ни за что не поверил бы Огюстену, если бы...

Он замялся, но Ют, ухватив мысль, продолжила за него:

— ...не столкнулись с этим лично. Похвально, что вы способны изменить свою картину мира. Моя мать, например, так и не смогла.

— Не о том речь, — отрезал Блюгер, повернувшись к ней; на фоне окна, сквозь которое едва пробивался свет фонаря с улицы, он выглядел зловеще. — Можем мы что-нибудь этому противопоставить?

— С моими знаниями — немногое, — вздохнула Ют. — Но я могу написать Владу. Быть может, он или те учёные господа из столицы смогут помочь, прислать инструкции?

Блюгер почесал подбородок, подёргал обвисший ус и, подлив себе ещё бренди, кивнул.

— Резонно. Я как раз собирался подготовить для Де'Сенда подробный отчёт, но с этими протоколами допроса работы на всю ночь. Полагаю, будет неплохо, если ты черкнешь ему пару строк и отправишь курьера с письмом этой же ночью. Главное, что письмо будет от тебя. Мою 'простыню' он всё равно читать не станет.

— Влад — большой педант, — возразила Ют.

— Да хоть бы и так. Пиши письмо, а я распоряжусь, чтобы готовили лошадей. К тому же никто, кроме тебя, не изложит соображений касательно вещей... потусторонних. Проклятье, ушам своим не верю, что я это произнёс!

Ют закивала и, поднявшись с места, собралась уходить. Вызвав секретаря, Блюгер отдал ему несколько распоряжений и предоставил его травнице, а сам вернулся к окну и замер в задумчивости. Начальнику марбургской стражи было тревожно, и он никак не мог понять, отчего.

Секретарь Блюгера проводил Ют в противоположное крыло здания, открыл перед ней дверь небольшой каморки, где из мебели имелись только табурет, шкаф и маленькая рабочая конторка, выдал бумагу, перо и чернила, и удалился.

Письмо Ют написала за пять минут. Она сочинила его ещё в кабинете у шефа, и перенести мысли на бумагу труда не составило. Когда она запечатала конверт, дверь распахнулась, и на пороге появился молодой человек в пыльной дорожной одежде, сапогах со шпорами и курьерской сумкой через плечо. Вежливо поклонившись, он взял письмо, но сразу уходить не стал и, немного помявшись, обратился к Ют:

— Ты ведь Чёрная Галка? Скажи, а нет ли какого средства от глоточной? Матушка у меня уже вторую седьмицу мучается.

— Где живете?

— Улица Кочегаров, дом с резными оконцами и синим крыльцом, третий от поворота с Главной улицы.

— Скачи, а я к ней забегу с утра, — пообещала Ют.

— Спасибо, — парень расплылся в улыбке. — Галка, век помнить буду, отплачу обязательно.

— За мамой следи, и будет с тебя, — отмахнулась Ют.

Она покинула коморку и прошла по коридору в сторону лестницы. Газовый фонарь, освещавший лестничную площадку, погас, погрузив середину коридора в темноту. Двигаясь маленькими шажками, Ют нащупала перила и осмотрелась: на других этажах света тоже не было, и лишь из холла внизу пробивался слабый лучик — там кто-то растерянно переговаривался, проклиная на все лады 'новомодные газовые светильники, от которых нет никакого толку'.

— Вот то ли дело раньше, когда ханделябры висели, — сокрушался кто-то хриплым старческим фальцетом. — А коли надыть, так и факел зажечь можно.

Повздыхав, Ют стала осторожно спускаться, и на середине лестницы чуть не полетела кувырком, поскользнувшись на какой-то липкой луже.

— Да чтоб вас, — прошипела она, судорожно хватаясь за перила. — Городское отделение стражи — и там бардак. Хоть бы уборщиков наняли.

Кое-как доковыляв до выхода, она присела на скамейку напротив поста дежурного и осмотрела обувь. Сапожки оказались вымазаны в чёрной маслянистой жиже, напоминавшей по консистенции свернувшуюся кровь. Растерев чёрную каплю между пальцев, она поднесла их к носу и втянула воздух. Пахло углём и сыростью.

Глаза Ют округлились от ужаса. Подскочив на месте, она бросилась вверх по лестнице, взывая о помощи.

Шеф Блюгер стоял напротив окна и пил бренди. Подсвечник с тремя толстыми восковыми свечами на его столе едва разгонял темноту. Фонарь на улице тоже светил тускло, а где-то за домами виднелись процессии стражников с керосиновыми лампами и факелами, патрулирующие самые тёмные закоулки Марбурга.

Огонь вздрогнул, словно от резкого порыва ветра, хотя сквозняка в комнате не было, и одна из свечей погасла. Насторожившись, Блюгер поставил стакан на подоконник и положил руку на эфес шпаги, а второй нащупал спрятанный под мундиром длинноствольный пистолет.

За его спиной раздалось чавканье и низкий звук, похожий на утробное рычание. Повернувшись к входной двери, Блюгер прищурился, силясь разглядеть угрозу. Погасла вторая свеча.

Тени, сплетаясь в тугой комок, текли по полу и стенам, словно вода, которая, закручиваясь, образовывала чёрную воронку в полу. Сперва оттуда показались две уродливые лапы, высунулась, принюхиваясь, жуткая то ли волчья, то ли крысиная морда, а затем чёрный охотник предстал во всей красе, согнув перетянутые тугими мышцами лапы и готовясь к прыжку.

Понимая, что до тревожного колокольчика дотянуться не успеет, начальник стражи навёл дуло пистолета прямо в лоб жуткой твари и потянул из ножен шпагу.

Услышав шелест стали, тварь с диким гиканьем прыгнула вперёд, но тут же рухнула на стол, сбитая метким выстрелом. Царапая когтями полированный дуб, варг снова поднялся и бросился в Блюгера, но тот встретил его острием шпаги. Лезвие пробило чудовищу грудь в районе сердца, и тварь завизжала от боли, однако сила её броска была такова, что шпага вошла в тушу до самой рукояти. Когтистые лапы сомкнулись вокруг Блюгера, раздирая униформу, а острые зубы впились в горло. Последнее, что он успел увидеть, это распахнувшаяся дверь и силуэты стражников, бросившихся ему на помощь.

Он уже не видел и не слышал, как открыли огонь ружья и пистолеты, как бились с чудовищем его люди и, потеряв двоих, упустили проклятого варга, который, проломив железную решетку, выскочил в окно. Не видел он и Ют, стоявшую на коленях над его телом, пытавшуюся остановить хлещущую из его раны кровь и рыдающую от отчаяния и злобы.

 

Глава 6

Душный вечерний воздух окутывал селение Айнгут, словно ватное одеяло. Жители большей частью сидели по домам, не в силах прийти в себя после неимоверно жаркого полдня, когда казалось, что волосы, не прикрытые головным убором, начинают медленно тлеть, а на раскалившейся брусчатке главной площади впору жарить омлет с беконом. Впрочем, идти большинству из местных было некуда, ибо хлеба они не возделывали, огородов на глинистой почве Айнгутского холма почти не разводили, да и вообще промышляли преимущественно торговлей, да кое-каким ремеслом, связанным в основном с нуждами расквартированного неподалёку Сорок Шестого Бернхольдского полка.

Форт Айнгут, расположенный в полумиле вверх по холму, выплывал из жаркого марева, словно величественный каменный галеон. Начавшее клониться к закату солнце озаряло покатые крыши его массивных башен приятным багрянцем, а едва ощутимый ветерок лениво колыхал многочисленные флаги и баннеры, венчавшие его шпили, флюгера и выступы надвратной башни. Привычную всем жителям селения картину нарушало только одно — огромный палаточный городок, что вырос на склоне буквально за несколько дней, и грозил вскоре подступить к самой околице, а то и перевалить через неё.

К блокаде северного Бернхольда Управление генерал-квартирмейстера подошло со всей тщательностью, на какую только было способно. Шесть пехотных батальонов перекрывали Тарквальдский, Малый Тарквальдский и Обходной тракты. Поросшую редким лесом холмистую равнину, что приходила на смену мрачным чащам Тарквальда, патрулировали уланы. Ещё один батальон занял деревеньку Раухерфич, что лежала на левом берегу Рибенхайнца; река здесь резко сворачивала на юг, русло её сужалось до каких-то двенадцати саженей, близ деревеньки имелся приличных размеров речной причал, а с одного берега на другой ходил паром. Именно этим водным путём из Вальцберга в центральные регионы страны отправлялось большинство товаров, поскольку возить через кишащие всевозможным сбродом леса железо, порох, оружие и уж тем более алмазы было не слишком разумно. И именно Раухерфич был одним из самых крупных узлов на этом пути, откуда можно было отправиться дальше хоть вниз по Большому Хайнцу, хоть по добротной курьерской дороге прямиком к границе округа, откуда торговые пути расходились уже по всему королевству. Теперь же на излучине реки встала артиллерийская батарея, а оба берега денно и нощно прочёсывали отряды лёгкой пехоты и местные егеря.

Разумеется, оставались ещё северо-западные предгорья Косых гор, да и удерживать границы Тарквальда силами всего трёх эскадронов было не так-то просто, однако те, кто командовал этим мероприятием, справедливо рассудили, что вряд ли через эти безлюдные места прорвётся кто-нибудь, кроме самых отчаянных и выносливых сорвиголов. И уж тем более это не светит тем, кому не повезло заболеть кровяной лихорадкой. Нет, рассудили они, если беженцев из поражённых эпидемией земель и стоит ожидать, то только на основных трактах.

В Айнгуте, который весьма удачно располагался прямо в центре блокадной дуги, разместили три резервных батальона стрелков, небольшой артиллерийский парк из пяти восьмифунтовых орудий, а также обоз, полевой госпиталь и военные склады. Площадей форта, разумеется, на всё это добро не хватило, и потому большая часть резервной группировки была вынуждена расположиться прямо под открытым небом. Впрочем, солдатам было не привыкать.

Весь день, несмотря на жару, работали только Айнгутские кузницы, чьи владельцы получили заказ на усиленные железными шипами заграждения, которыми планировалось укрепить все посты на основных трактах, дабы ни один всадник и уж тем более ни одна телега не могли прорваться за пределы лесного края. Пусть все, кому заблагорассудится удрать верхом, да ещё и со скарбом, испытывают удачу в хитросплетениях Тарквальдских буреломов.

Стук и перезвон кузнечных молотков не утихали с самого утра, прервавшись лишь на час в самый полдень, когда наступило время перекура, после чего вновь принялись за дело. Стены старого особняка, стоявшего близ городской ратуши, от этого шума не спасали никак, и потому единственный, если не считать прислуги и охраны, его обитатель вот уже который час не находил себе места.

Стоя у окна, граф Дитрих Дорштейн пил разбавленное вино и раздражённо морщился всякий раз, когда удар тяжёлого молота приходился аккурат на очередной приступ противной мигрени, которая не отпускала его вот уже третью неделю кряду. Лекарства и выпивка помогали слабо, а дружеский совет лекаря насчёт поездки в тихое захолустное имение под Вельшем, где можно было поправить здоровье не только физическое, но и душевное, граф пропустил мимо ушей. Слишком важные события происходили вокруг, чтобы теперь можно было взять, да и бросить всё на самотёк. Высокие ставки всегда требуют личного участия в любом предприятии — уж это-то граф знал не понаслышке. Генерал-квартирмейстер, будь он неладен, был человеком разумным, исполнительным и во многом обязанным графу, однако ни хваткой, ни живостью ума не отличался, а посему Дорштейн решил не полагаться на него всецело, а контролировать блокаду Вальцберга и Марбурга лично. Благо, звание генерал-майора ему это позволяло, а отсутствие постоянной должности дарило некую свободу действий.

Дорштейны всегда были служивым родом. Воинская слава их семейства прослеживалась до глубины веков, когда из самых доверенных и приближенных воинов первых королей святой династии зарождалось рыцарское сословие. По крайней мере, так говорилось в обширных комментариях к не менее обширному генеалогическому древу Дорштейнов, а граф не видел причин не доверять семейным летописцам, считая, что никакая легенда не окажется серьёзным преувеличением, если речь идёт о таких выдающихся людях, как его предки. Серьёзность, с которой он это утверждал, сбивала с толку даже самых близких людей, знавших графа не один десяток лет, и до сих пор никто так и не смог достоверно понять, есть ли в этих речах доля самоиронии или же старина Дитрих и впрямь искренне верит в своё родовое превосходство. Первое подкреплялось язвительным, несносным и не в меру саркастическим характером графа, который он не стеснялся демонстрировать окружающим, а второе тем фактом, что вёл он себя и впрямь как хозяин мира.

Стук молотков на какое-то время стих, и Дорштейн, пользуясь передышкой, присел на подоконник и прикрыл глаза, пытаясь привести в порядок скачущие мысли. По площади мимо ратуши шагали, сбив шаг, солдаты Тридцатого, которым командовал шурин двоюродного брата графа — человек недалёкий, но весьма амбициозный, а главное преданный. Он подписался на эту авантюру охотней всех: то ли соблазнился кушем, который сулил грядущий передел сфер влияния, то ли просто хотел услужить влиятельному родственнику, без чьей протекции он, не то что до полковника, до капитана вряд ли бы дослужился. Дорштейн подобных лизоблюдов никогда не уважал, однако признавал, что пользоваться их услугами весьма и весьма удобно.

— Долго ждёшь, Дитрих?

На голос, прозвучавший из глубины комнаты, Дорштейн даже не обернулся, словно его собеседник всегда был там, а не появился из ниоткуда и без предупреждения.

— Целую вечность, — сердито ответил граф и, смахнув со лба несколько капель пота, добавил: — Проклятая жара.

— Местным завозят неплохое вино. Крепковато на мой вкус, однако жажду утолить — в самый раз. Ты, как я вижу, уже оценил.

— Хуже пойла я не пробовал.

Дорштейн закрыл окно и обернулся. Человек, сидевший в кресле в дальнем углу комнаты, поприветствовал его лёгким кивком, и граф презрительно фыркнул.

— Руки не подашь, стало быть?

— Поверь, не стоит, — мягко ответил гость. — Я не вполне здоров.

Граф вопросительно изогнул бровь, однако промолчал. Приблизившись к столу, он взял кувшин с водой и наполнил высокий стакан из цветного стекла — здешний управляющий был падок на бестолковые предметы роскоши, и только нехватка времени мешала Дорштейну сделать тому серьёзное внушение. Транжира порой хуже всякого вора. Осушив стакан, граф поднял взгляд на своего молчаливого гостя.

— Может, хоть маску снимешь? — поинтересовался он уже чуть менее раздражённо.

— Она так бросается в глаза? — невинно поинтересовался тот, проведя ладонью в тонкой вельветовой перчатке по краю фарфорового лика. — Пока я был в пути, никто мне и слова не сказал.

— Я не удивлюсь, если охрана с челядью даже не в курсе, что ты здесь.

— И впрямь. Впрочем, извини, маска пока останется при мне. Тем более что тебе мало смысла под неё заглядывать. Вряд ли ты забыл моё лицо.

Граф метнул в его сторону уничтожающий взгляд, однако промолчал и лишь озлобленный фамильный прищур выдавал его гнев. Где-то за окном раздались громкие команды, за ними последовала барабанная дробь и мерный топот десятков ног. Фарфоровая маска слегка повернулась в сторону, обозначив интерес хозяина к происходящему.

— Ты хорошо всё здесь провернул, Дитрих.

— 'Провернул', — граф поморщился. — Я что, разговариваю с грузчиком или конюхом?

— Оставь эти аристократические замашки, тебя это не красит. Что до языка — так даже крупные дельцы не стесняются выражаться.

— Собаки без роду и племени! — зло бросил граф, стукнув стаканом по столу.

— Дело твоё, — человек в маске примирительно вскинул руки. — Оставим это. Вернёмся к главному. Ты быстро оцепил все дороги из северо-восточного Бернхольда. Мои люди подтверждают, что теперь там и муха не проскочит.

— Ты же проскочил, — с ухмылкой заметил граф. — Так что не заговаривай мне зубы. Обладая влиянием на генерал-губернатора, я сделал всё, что мог. Старик не мог меня не послушать, особенно если учесть, что эпидемия началась весьма серьёзная. Такого пугала мне с лихвой хватило, чтобы заткнуть всех скептиков и сомневающихся.

— И тем не менее — шесть полков. Тебе явно было чем надавить на славного военного. Поделишься секретом, чем ты его прижал?

— В другой раз, — отмахнулся граф. — Лучше ты поделись, какие действия мы предпринимаем дальше. Ведь уморить фон Вальца и его присных, заперев их в чумном городишке, целью не стояло, да и зачем мне его шахты, если там некому будет работать? Заново заселить Марбург даже для меня будет делом затратным.

— Не мелочись, Дитрих! Земля над могилами просесть не успеет, как сюда хлынут толпы людишек, жаждущих занять вакантные места. Недостатка не будет ни в шахтёрах, ни в клерках, ни в управляющих. А что до кончины старины Отто — не всё ли тебе равно, каким образом ты заберёшь его алмазы? Право наследования никто не отменял. Детей у барона нет, а из всей разношёрстной родни ты первый претендент. Не забывай, что времена удельных князей давно прошли и короне угоден тот, кто сможет и далее приумножать её богатства. Баронские кузены на это не способны — масштаб не тот, а помимо тебя есть ещё только одно лицо, которому можно доверить алмазные копи.

— Клемм, — прошипел граф, — и его компания.

— Артель, — поправил человек в маске.

— Если он продолжит расширяться прежними темпами, то и дело своё и оставшихся на откупе работников смогут выкупить уже его внуки, если не сыновья. Вот уж про кого сказано: 'Из грязи — в князи'.

— И с ним проблема решится, причём куда проще, чем с Отто. Ведь, как ты верно заметил, он никто, грязь. Ни титула, ни представителей в Королевском Совете. И если текущий кризис он не переживёт, то его, считай, и не было. В конце концов, капиталы нынче делают и мельники, и плотники, чего уж говорить о тех, кто допущен до таких сокровищ, как марбургские копи.

— Если задуманное нами удастся, клянусь, ты не пожалеешь, — пообещал граф, явно распалившись от всего этого разговора.

— Точно. Не пожалею, — кивнул человек в маске. — Главное, обеспечь мне полную изоляцию. Никто не должен выйти за кольцо блокады и никто не должен войти внутрь. Никто. Все силы к тому приложи, иначе может случиться непоправимое.

— Туда войду только я, — кивнул граф, сверкнув взглядом. — Как победитель. Как тот, кто навёл порядок!

— Именно.

Граф, взглянув на своего собеседника, осёкся и, словно с трудом выталкивая слова, спросил:

— А эпидемия?

— А что с ней?

— Я уверен, что ты и твои люди всё сделают как надо, но это же не дворцовая интрижка, не политический ход. Это как... управлять стихией.

Человек в маске подался вперёд.

— Что я слышу? Минуту назад ты предавался рассуждениям о том, как грандиозно выйдешь из всей этой истории, а теперь в твоём голосе сквозит... неуверенность.

Дорштейн поджал губы и отвёл взгляд в сторону. Пройдясь по комнате, он остановился перед образом святого Дориана в скромном медном окладе. Скосив взгляд на человека в маске, он заметил не то нервный смешок, не то пренебрежительную усмешку... или это губы фарфорового лица застыли с тем выражением, которое придал им скульптор, а может это была лишь игра тени и света.

— Я верю в дела. Деяния людей или святых, — произнёс граф. — А то, чем якобы управляешь ты, выходит за грани моего разумения. Как можно быть уверенным, ступая по ровной, казалось бы, поляне, которая на деле скрывает под собой гиблую топь?

— Святых при мне не вспоминай, мне с ними не по пути, — раздражённо ответил человек в маске, и граф заметил, что всё-таки пробил его невозмутимое спокойствие. — Что же до твоих сомнений, то оставь их. Я держу ситуацию под контролем, и никто у меня этого не отнимет. Тебе же и твоим людям ничто не угрожает. Даже если кому-то из больных и удастся вырваться из блокады, они испустят дух, не нанеся серьёзного вреда. Быть может, следом за ними на тот свет отправится ещё пяток неудачников, тебе-то что? Под стены Вальцберга ты придёшь как избавитель. Тебя самого почтут за святого!

— Придержи язык!

Человек в маске смерил графа пристальным взглядом, однако Дорштейн в гляделки умел играть не хуже, поэтому он вскоре махнул рукой и откинулся в кресле.

— В любом случае план всё тот же. Ты явишься туда во главе войска к названному мною дню, либо несколько позже, если того потребуют обстоятельства. Меня к тому времени в городе уже не будет, и ты сможешь спокойно навести там порядок.

— Я это уже слышал. Скажи лучше, зачем ты пришёл на этот раз? Явно не для того, чтобы просто действовать мне на нервы.

— Да, да, мне от тебя кое-что нужно.

— Слушаю.

— Влад Де'Сенд. Что за человек и откуда?

— Вот бы узнать.

— Вот и узнай. Он, похоже, способен доставить мне больше проблем, чем я ожидал.

— Так убери его. В первый раз что ли?

— Дитрих, ты всегда рубишь с плеча, а стоило бы хоть иногда присматриваться к тем, кто, казалось бы, хуже занозы в заднице. Людей, способных доставить тебе серьёзные проблемы, лучше всего склонять к сотрудничеству, а не отправлять на кладбище. У меня хороший нюх на людей, и я сразу тебе скажу — этот человек не так уж прост. Разузнай о нём по своим каналам, а я тем временем попробую к нему подступиться.

— Постараюсь, — граф задумчиво потёр подбородок. — Гарантий не дам, но посмотрю, что можно сделать.

— И не жалей денег. Сейчас никакой вклад не будет излишне высоким.

— Не учи меня жить, — огрызнулся Дорштейн. — А напоследок лучше просвети насчёт того, что сейчас творится в угодьях Отто, и что собрался делать ты. Ни я, ни те, кто мне помогает, скажем так, по дружбе, в неведении сидеть не любят.

— Ох, всегда пожалуйста, — приободрился человек в маске. — Затевается у нас вот что...

Дорштейн слушал молча, не комментируя и не задавая вопросов, лишь изредка обращая на говорившего суровый взгляд. Когда тот замолк, граф ещё с минуту стоял неподвижно, размышляя, после чего тяжело осел на табурет.

— Это не слишком ли? — спросил он наконец. — Не уверен, что могу всё это одобрить.

— А в чем проблема? Ты кого-то жалеешь? Не стоит. Тебя там явно не привечают, и скорбеть ни о ком не стоит. Не забывай главного — своё ты получишь и сполна.

— Если кто-то узнает, чьих рук это дело, меня от плахи не спасёт и королевская милость.

Из-под маски раздался пренебрежительный смешок, и граф возмущённо вскинулся:

— Что тут смешного?!

— Ох, прости, не хотел тебя задеть. Но милость короля — последнее, что должно тебя сейчас волновать. А о тех, кто способен раскрыть наш скромный междусобойчик, позабочусь я. Твоё же дело — держать мышеловку захлопнутой.

— Умерь этот повелительный тон. Без моей помощи ты никогда бы не добился ничего подобного. Не с кучкой отребья и душегубов, которых ты зовёшь 'своими' людьми!

— Как ты всё-таки заблуждаешься во мне и 'моих' людях. А что до персональных достижений: без меня ты и помыслить не мог бы о том, чтобы наконец-то разобраться со своим назойливым родственничком и его претензиями на исконные земли Дорштейнов!

— Ах ты!

Дорштейн вскочил с места и в два размашистых шага приблизился к человеку в маске, занеся руку для удара, однако, споткнувшись, встал на месте, как вкопанный. Свет в помещении померк, словно небо за окном вмиг затянуло тучами. Тени, неестественные, живые и агрессивные, смыкались вокруг хозяина и его гостя. Человек в маске неспешно поднялся навстречу Дорштейну и укоризненно покачал головой.

— Даже не думай ко мне прикасаться, Дитрих. Последний раз предупреждаю.

Страх и злоба боролись во взгляде графа, и последняя, пусть нехотя, но всё же отступила. Он отшатнулся назад, и тени услужливо расступились, пропустив его. Человек в маске остался стоять на месте, а мгновение спустя привычный солнечный свет вновь ворвался в комнату, оставив теням места лишь в самых дальних углах, да и не были эти тени теми зловещими хищниками, что наполняли комнату несколько секунд назад.

Граф, сглотнув застрявший в горле липкий комок, отошёл к столу, отпил воды прямо из кувшина и утер губы рукавом.

— Не делай... так... больше, — с трудом выдавил он, совладав с заплетающимся языком.

— Не вынуждай меня, — спокойно ответил человек в маске. — И не дави на меня ни угрозами, ни гневом твоих святых. Придёт время, и ты пересмотришь свои взгляды, а до той поры делай, что я тебе говорю. Мне нужна подноготная Де'Сенда, всё, с потрохами. А ещё мне нужно кое-какое оружие. Через три дня мои ребята заберут его в старом месте. Список я оставил у тебя в кабинете — сжечь не забудь. За сим откланяюсь, ибо дружеского разговора у нас всё равно не состоится. Способ связи прежний. Никаких птиц или гонцов о двух ногах — нюхом чую, что наш оппонент таки вещи перехватит запросто. Мой человек в твоём имении ещё в состоянии работать?

Граф, усевшись на стул, не поворачивая головы, ответил:

— Пока да, но я не знаю, на сколько его ещё хватит. Все эти ваши премудрости мне непонятны.

— Никаких премудростей — он просто умрёт, если окажется слишком далеко от меня. Сам понимаешь, тех, кому волей-неволей приходится раскрывать свои секреты, лучше держать на коротком поводке.

Граф угрюмо усмехнулся, но не ответил ничего. Немного придя в себя, он стал таким же раздражительным и полным скепсиса, как и всегда.

— Знаешь, кто бы мог подумать, что я сцеплюсь с Отто не в суде, и не на дуэли, а вот так, — он покачал головой, хотя в жесте этом было больше удивления, чем раскаяния. — Это же война, самая настоящая. И ставка в ней может оказаться несопоставима жертвам. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, поскольку тонуть мы будем вместе — и никакие тени тебя не вытянут, ты слышишь?

Обернувшись, граф заметил, что его гостя в комнате уже нет, хотя дверь была закрыта, а сам он не слышал скрипа петель и даже дуновения воздуха не ощутил.

Поднявшись, Дорштейн сделал круг по комнате и, словно невзначай, вновь остановился перед образом святого Дориана. Оглянувшись, словно вор, он быстро осенил себя знамением Морехода и, искоса поглядывая на тени в дальнем углу, где только что восседал в кресле его гость. Затем онодошёл к окну и открыл его нараспашку, словно надеялся, что яркий свет и обжигающий полуденный воздух, ворвавшись внутрь, разгонят ту запредельную жуть, которую буквально источал ушедший.

— Проклятая маска, — бормотал Дорштейн, — что он о себе возомнил? Ладно, мы ещё посмотрим, кто кого. Святых, значит, не любишь? Что ж, спасибо за сведения — они мне пригодятся.

Карантин участники злосчастного заседания запомнили надолго. Несколько дней спустя, когда симптомы заболевания ни у кого из них так и не проявились, Павеска, хоть и неохотно, стал понемногу выпускать страдальцев из комнат, где их всё это время держали взаперти. Стражников, сопровождавших задержанных, страшная участь также миновала, как и самих узников, большинство из которых хранили гордое молчание, отказывались от пищи и воды.

Влад провёл эти дни, изучая собранные ловчими документы, а также выкладки профессора Леендерца, запертого в соседней с ним комнате. Мортусы, приставленные к ним, любезно согласились носить из комнаты в комнату их скромную переписку, и хотя Влада раздражал тот факт, что стопки исписанных кривым почерком профессора листов были ещё и опрысканы раствором карболовой кислоты, сведения, которыми делился Леендерц, оказались весьма и весьма интересными.

Вряд ли захваченные ловчими любители человеческих жертвоприношений разносили по городу заразу лично. Ни один из них не был болен, и даже больше — тех из них, кто проживал в заражённых кварталах, болезнь словно обходила стороной. Впрочем, могли быть исключения, но судить пока было рано.

Способ, которым они пользовались для распространения кровяной лихорадки, внешне походил на какое-то дикое ритуальное колдовство — с истязаниями, убийствами и зловещими фигурами, начертанными смесью крови, угля и свинцовой краски. На первый взгляд это выглядело как бессистемная мешанина не связанных друг с другом сигилов, и лишь опытный глаз мог различить среди этого хаоса стройную систему.

Большинство элементов, из которых состояли фигуры, носили характер вспомогательный, а то и вовсе служили для отвода глаз. Тем не менее, среди них неизменно присутствовал 'Мор', хотя и в несколько нестандартном исполнении, что подметил, после некоторых изысканий, Леендерц, поднаторевший в расшифровке подобных изображений. Тем не менее незнакомых изображений тоже было немало, и читал их профессор с превеликим трудом, обложившись горой привезённой с собой литературы и сетуя на то, что нет никакой возможности воспользоваться знаменитой баронской библиотекой.

В целом, по его словам выходило, что каждый отдельный ритуал, от самого мелкого и незначительного, какой мало отличался от использования Владом 'Ока', до принесения в жертву полудюжины человек, имел под собою цель вызвать вспышку лихорадки — у одиночной цели, группы или даже целой улицы, а то и квартала.

'Что характерно, — писал Леендерц, — после первичной вспышки заболевания зараза какое-то время будет распространяться самостоятельно, однако по мере удаления от эпицентра интенсивность её проявления будет спадать в геометрической прогрессии. Статистика показывает, что если заражён целый дом, то в соседних домах болезни окажутся подвержены около трети жителей, а ближе к границам улицы или квартала эта доля упадёт примерной до десятой части. Случаи в соседних кварталах будут единичны. Складывается впечатление, что болезнь, оставаясь смертельно опасной и неизлечимой, каким-то образом теряет способность передаваться от одного человека к другому. К сожалению, мы не сможем проверить это в лабораторных условиях, так как использование сигилов с неизвестной природой и механизмом действия может привести к самым непредсказуемым последствиям.

Так или иначе, если мои выкладки верны, то нашим оппонентам, если у них стоит задача поддерживать интенсивность эпидемии, требуется регулярное отправление подобных ритуалов, иначе, погубив тех, кто уже имел несчастье заболеть, кровяная лихорадка утихнет сама собой. Именно эту систему нам требуется выявить и уничтожить. Предлагаю начать с детального и жёсткого допроса задержанных на предмет выявления сообщников, координаторов и, самое главное, лиц, стоящих за всеми этими событиями. Чем раньше мы выявим тех, кто обучил простых горожан тайному ремеслу, тем легче нам будет одолеть эту угрозу впоследствии'.

Ловчие, которых выпустили из карантина вместе с остальными, незамедлительно принялись за работу. Задачи перед ними стояли прежние, и лишь Павеска внёс в их работу некоторые коррективы, заставив носить перчатки и защитные маски, без которых его мортусы в заражённые кварталы никого не пускали. В помощь им предоставили роту солдат Сорокового, поскольку после случая на Малой Кузнечной многие жители стали встречать мортусов с плохо скрываемой враждебностью, запираясь в домах или даже перегораживая телегами и всяческим скарбом улицы. Вид солдат городского полка их если не успокаивал, то хотя бы остужал наиболее горячие головы.

Конфликты, несмотря на это, вспыхивали каждый день, и шеф Кобб начал подбивать Де'Сенда и фон Вальца на то, чтобы объявить в городе военное положение, что позволило бы просто и без затей вешать каждого, кто проявит подобное неповиновение. В итоге, запершись в переоборудованной под рабочий кабинет комнате Влада, они с бароном потратили битый час, пытаясь донести до рьяного служителя закона, что подобные меры приведут к тому, что тревожные настроения горожан перерастут в панику и бунт, для подавления которого не хватит ни городского полка, ни мортусов, ни егерей — никого.

— У нас в распоряжении всего четыре тысячи человек, и это потолок моих весьма вольных расчётов, — рассуждал Влад. — Учитывая то, что солдаты, мортусы и прочие добровольцы тоже умирают каждый день, а комплектность Сорокового полка могла изначально быть неполной, то около пятисот-шестисот человек из этой цифры можно вычесть смело. В городе живёт более ста тысяч. Каким образом вы собираетесь их усмирять, когда начнутся беспорядки? А они начнутся непременно, особенно если учесть, каким образом на наши действия реагирует городская знать.

— А потом сюда с пятью свежими полками явится мой родственничек и всех 'спасёт', — добавил Барон. — Тогда мы, даже если и уцелеем, останемся в родном городе не у дел. Так что никакого военного положения, шеф. Действуйте жёстко, но не перегибайте палку.

Кобб, хоть и выглядел крайне недовольным, с такими аргументами не мог не согласиться.

— Думаете, мы его переубедили? — поинтересовался барон Отто, когда начальник стражи оставил их с Владом одних. — Он тот ещё упрямец.

— Без нашего единодушного согласия он всё равно не сможет объявить военное положение, — пожал плечами Влад, устало опускаясь в глубокое кожаное кресло. — С другой стороны, он, конечно же, не согласен, и первая мысль, что придёт ему в голову, будет о том, что нужно набрать ещё людей. И это даже хорошо. У нас достаточно сил, чтобы поддерживать порядок и претворять в жизнь планы Павески и Леендерца, однако, случись что-нибудь непредвиденное, мы не сможем набрать из резерва и пары сотен человек.

Барон подозрительно нахмурился.

— Что вы имеете в виду?

— У нас серьёзные противники, Отто,— вздохнул Влад, указывая на конверт, лежавший на его столе. — Это письмо из Марбурга. Прочитайте, и вам станет немного понятней то, о чём я говорю.

Пока барон перечитывал послание Ют, Влад откинулся на спинку кресла и сидел так, закрыв глаза и расслабившись. Голова гудела, словно потревоженный улей, а где-то в районе затылка пульсировала назойливая, мучительная боль. Вот бы травница была здесь, подумалось ему, уж точно нашла бы среди своих пузырьков такой, содержимое которого эту боль как рукой сняло бы.

— Это бред... это дурной сон, — пробормотал барон, откладывая письмо в сторону.

— С добрым утром, — устало ответил Влад. — Можете ущипнуть себя, если не верите.

— Но постойте, постойте... — Отто фон Вальц перевёл дыхание и снова окинул взглядом текст. — Тут, конечно, мало имён...

— Она упоминает, что Блюгер готовил подробный отчёт. Полагаю, все подробности мы узнаем оттуда.

— Да, да, но... Если в этом деле оказались замешаны такие люди...

— И это только в Марбурге, — невесело усмехнулся Влад. — Представьте, что может открыться здесь, в крупнейшем городе округа. И если все эти люди...

— Заговорщики! — выпалил барон.

— Именно. Так вот, если все эти люди решатся выступить против нас, то биться на два фронта мы не сможем. Поэтому на счету каждый человек, и я надеюсь, что шеф Кобб направит свой энтузиазм в верное русло. У вас наверняка есть свои люди в его окружении, пусть они подкинут ему пару-тройку дельных мыслишек.

— Да, да, вы правы, Влад, — тяжело вздохнул барон. — Я постараюсь что-нибудь предпринять. Но что же дальше? Как нам быть? Если эти опасения не беспочвенны, то все наши последующие действия будут встречать всё большее и большее сопротивление. И кто знает, что наши враги могут предпринять помимо вывода на улицы негодующих толп.

— Учитывая, простите за каламбур, потустороннюю сторону проблемы, это будет не самой серьёзной нашей заботой, — мрачно добавил Влад. — А разгребать, как обычно, придётся всё и сразу. Не жалеете, что связались со всем этим, Отто? Вы ведь могли бы уступить Дорштейну и не сидеть здесь, как в клетке.

— И как у вас язык повернулся такое говорить? — укоризненно ответил барон. — Я не привык уступать таким, как Дитрих. Он — жадный до власти амбициозный наглец, и если не поставить его на место, то он приберёт к рукам не только алмазные копи Марбурга, но и весь Бернхольд.

— Пожалуй, что так. Очень уж удачно для графа складываются обстоятельства, и было бы глупо ожидать, что человек с его хваткой упустит такой шанс. Подобные совпадения кажутся мне подозрительными.

Барон удивлённо вскинул брови, на лице его застыло задумчивое выражение.

— Полагаете, что Дитрих может быть в этом замешан? Серьёзно? Дитрих Дорштейн в одной упряжке с мятежниками?

Влад пожал плечами:

— Всё может быть, — ответил он со вздохом. — Однако эту догадку я проверить всё равно не могу. Ваш родственник ограничил меня в свободе действий, и потому придётся разбираться с теми врагами короны, которых я отыщу в Вальцберге и окрестностях. Только так я смогу выйти на более крупную рыбу.

— А что если нет? Что если тот, кого ты ищешь, уже покинул округ? Обучил несколько человек тайным знаниям, устроил здесь эпидемию и, оставив верным людям инструкции на ближайшие несколько месяцев, был таков.

Влад устало покачал головой.

— Нет, Отто, этот человек ещё здесь. Оставь он дела на самотёк, такой скорой реакции на наши действия не последовало бы. Мы продолжим облавы и аресты соучастников. Я надеюсь, это вынудит его искать и обучать новых подручных, и, каким бы страшным это не показалось, отвечать на наши удары. Но только так мы заставим его выйти из тени.

— Нужно будет проверить всех людей, которых мы ещё считаем верными, — предложил барон. — Я и шеф Кобб займёмся этим, не дожидаясь отчётов Блюгера, иначе велик риск опоздать.

— Разумно, — согласился Влад. — Я же, пожалуй, напишу пару писем, а потом займусь тем, ради чего я сюда и прибыл. Слишком уж многое в последнее время я доверяю сторонним исполнителям.

Барон с минуту помолчал, борясь с любопытством, и осторожно поинтересовался:

— Что, есть ниточка?

— Да, вроде того, — кивнул Влад.

— Полагаю, мне не стоит задавать лишних вопросов?

— Пока нет, не хочу никого обнадёживать.

Кивнув ему, барон вышел из кабинета, осторожно прикрыв за собой массивную дверь. Оставшись в одиночестве, Влад опустил взгляд на стол, где среди вороха бумаг затесался пёстрый прямоугольник, дивно пахнущий духами, сквозь аромат которых пробивался, хоть и едва заметно, сладковатый запашок опия.

Выудив открытку из-под кипы бумаг, Влад повертел её в руках, ещё раз перечитав приглашение и адрес, повторяя его про себя, чтобы запомнить. Убедившись, что не перепутает ни адрес, ни секретное слово, он поджёг открытку от пламени свечи и бросил её в стоявшую на столе хрустальную пепельницу.

Протянув руку к стопке писчей бумаги, Влад взял несколько листов и, набрав перьевой ручкой чернил, стал писать письмо. Набросав несколько вариантов послания, Влад выбрал наиболее короткий и информативный с его точки зрения, после чего переписал его уже с помощью шифра на маленький листочек, который свернул в трубку и запечатал в непромокаемый футляр.

Вызвав слугу, Влад попросил принести почтового голубя.

— Королевская канцелярия? — учтиво уточнил слуга.

— Нет, не в этот раз, — вежливо поправил Влад. — У вас должно быть несколько птиц из замка Эдельвайс. Принесите одну из них.

Слуга кивнул и удалился выполнять поручение, и через десять минут вернулся с хохлатым сизым голубем, который грозно зыркал на Влада своими глазами-бусинками.

Подчинять птицу при помощи сигила, как в прошлый раз, он не стал, однако всё же наложил на футляр особый знак, который уничтожит послание, если его попытается прочесть посторонний. Лишь несколько человек могли правильно распечатать его, и даже сам Влад не знал, какие действия для этого требовались — от собственной печати у него ключа не было, как того требовали предписания Тайной канцелярии. Закрепив футляр на птичьей лапке, Влад выпустил голубя в окно, захлопнул за ним створку и задёрнул шторы. Одно дело было сделано.

Переодевшись, он взял со стойки у рабочего стола шпагу, укрепил ремень ножен на поясе и, проверив на всякий случай пистолеты, вышел из кабинета. Часы показывали половину девятого, и Влад, покинув ратушу, поспешил на Третью Купферштрасс.

В отличие от Марбурга, где отделение городской стражи размещалось в одном-единственном здании, в вальцбергской Новой Башне для всех просто не хватало места, поэтому она считалась главным административным зданием, в то время как Старая Башня была переоборудована под казематы, а для проживания солдат и офицеров Сорокового Бернхольдского полка были возведены три отдельные казармы. Первая располагалась неподалёку от ратуши, вторая прилегала к одному из корпусов Старой Башни, а последняя, самая большая, располагалась в северо-восточной части города, неподалёку от здания пороховой артели.

По сути, здание на Третьей Купферштрасс представляло собой сложенный из красного кирпича форт прямоугольной формы с просторным внутренним плацем и четырьмя орудийными башнями по углам. Со стороны прилегающих к форту улиц стены имели высокий парапет и были дополнительно укреплены метровыми рвами, а главный вход представлял собой надстройку с массивными железными воротами и широкими бойницами, в тени которых скрывались жерла пушек. Внутри стен, как и полагается полноценному форту, располагались жилые помещения для солдат и офицеров, столовая, лазарет, оружейные комнаты, кузница, штаб и часовня святого Ульфа. В случае массовых беспорядков, войны или прочих потрясений именно это здание должно было стать главным опорным пунктом защитников города. Обороняемое почти двумя сотнями бойцов и четырнадцатью орудиями различных калибров, оно являлось самым крепким орешком в пределах городских стен.

Часовые, знавшие Влада в лицо, пропустили его без лишних вопросов. Миновав ворота, он разглядел группу людей, собравшихся у западной стены, где располагалась тренировочная площадка. Гомон толпы, громкие молодецкие выкрики и звон скрестившихся шпаг говорили о том, что очередной спарринг как раз в самом разгаре.

Влад подошёл ближе и, приветствуя по пути знакомых офицеров и солдат, вежливо протолкался к краю усыпанного мелким песком огороженного пятачка, где проходили все поединки или просто упражнения с холодным оружием. Эйлерта Мейса он узнал сразу же — молодой человек ловко парировал удары своего оппонента, слишком кряжистого и грузного для такого оружия, как шпага, и, казалось бы, не уделял поединку должного внимания. Завидев Влада, Эйлерт словно воспрянул духом и, перейдя в энергичное наступление, в считанные секунды обезоружил своего оппонента. Обменявшись рукопожатиями, противники разошлись, и Эйлерт тут же направился в сторону Де'Сенда.

— Влад, ох, святые угодники, я уж и не надеялся вас тут увидеть! — молодой человек буквально светился и пожал протянутую ему руку так крепко, что Де'Сенд едва удержал на лице доброжелательную улыбку — подобную несдержанность он не очень любил. — После нашего поединка несколько дней назад, я так надеялся на ежедневные совместные тренировки, но сперва эти ваши неотложные дела, а потом и карантин нарушил все планы! Я уж грешным делом подумал, что и вы подхватили кровянку. Многие от этой мысли просто в ужас пришли!

— И впрямь? — Влад старательно изобразил искреннюю заинтересованность.

— Не думайте сомневаться, — заверил его Эйлерт. — Маркиза Рене на днях спрашивала о вас, о вашем здоровье. Видимо, думала, что раз я стал вхож в офицерские круги, то так они мне всё и расскажут. Но я как мог убедил её, что всё образуется. Ха, знаете, Влад, а она явно к вам неравнодушна.

— Почту за комплимент, — ответил Влад.

Слушая болтовню Эйлерта, он искоса погладывал на площадку, где только что сошлись два капитана Тарквальдских егерей. В отличие от офицеров линейных частей, бились они на саблях, и поединок обещал быть впечатляющим, учитывая ту скорость и агрессию, с которой они бросились навстречу друг другу, а удары их были такой силы, что даже затупленное тренировочное оружие могло нанести существенное увечье.

— Отчаянные ребята, — прокомментировал один из офицеров Сорокового, перехватив его взгляд. — Любят по старой традиции драться до первой крови. Им тут уже не раз объявляли взыскания, а им хоть бы что. А при нынешних наших делах на них и пожаловаться некому — их полковник сидит аж в самом Гесто, на другом конце Тарквальда.

— Округ Фростиг, — кивнул Влад. — Севернее только Холодное Море. Суровое место, если верить слухам. Впрочем, лично я там никогда не был, и с полной уверенностью утверждать этого не могу.

— Оно, разумеется, суровое, — согласился офицер и с самодовольной ухмылкой добавил: — Но жемчужина севера, как ни крути, наш старый добрый Бернхольд.

— Скорее уж бриллиант, — пожал плечами Влад. — Жемчуга здесь в помине нет, а вот алмазов столько, что они многим спать спокойно не дают.

Офицер рассмеялся и дружески хлопнул Влада по плечу.

— Как вам будет угодно.

— Кстати, Влад, — снова подал голос Эйлерт, — Быть может, вы как-нибудь поведаете нам о тех уголках нашего королевства, где вам довелось побывать? Уверен, за время своей службы вы объехали большую часть страны.

— Что заставило вас так думать? — с улыбкой ответил Влад. — Быть может, это моя первая командировка за пределы Столичного округа?

— Вы не похожи на изнеженного кабинетного чинушу, Влад, — возразил Эйлерт, а стоявшие рядом офицеры с готовностью поддержали его слова.

— Спасибо на добром слове, но это ещё ничего не значит.

— Вы физически сильны, хорошо обращаетесь со шпагой, а это значит, что вы, как ревизор, посещаете весьма отдалённые уголки, где есть риск подвергнуться нападению разбойников или иных недоброжелателей. Вы ведь без охраны.

— Стройная теория, Эйлерт...

— Можно просто Эйл.

— Стройная теория, Эйл, однако среди моих коллег, особенно молодых годами, немало людей, знакомых с искусством фехтования, но используют они его отнюдь не по назначению.

Эйлерт недоумённо посмотрел на него, и один из офицеров, ухоженный и высокий молодец с густыми усами, с ухмылкой пояснил:

— Бретёрство нынче в моде, и если наш брат военный знает цену доброй и честной дуэли, то молодёжь в столице и других крупных городах вдруг решила, что это неплохой способ развлечься и пощекотать нервишки, особенно если нет желания устраиваться на службу. И вас, дорогой Эйл, легко принять за одного из этих бесшабашных повес.

— Господин Крайнц, вы задумали меня обидеть?! — возмутился юноша, однако офицер примиряющее улыбнулся и дружески похлопал того по плечу:

— Будет вам, Эйл, я же не со зла. К тому же вас здесь все хорошо знают. Тем не менее в других местах ваше увлечение могло бы привлечь внимание не самых благопристойных людей с весьма специфическими понятиями о чести.

Надувшийся было от обиды Эйлерт, после этих слов слегка поостыл, хотя не перестал бормотать себе под нос о том, насколько возмутительно было заподозрить его в подобных забавах.

Поединок егерей тем временем был в самом разгаре. Первая кровь пролилась уже через восемь секунд после начала, а потому, не желая разочаровывать зрителей, поединщики сговорились начать заново и биться на этот раз до третьей. Впрочем, это им не помогло: получив каждый по два пореза менее чем за минуту, они осторожно и даже как-то робко прощупывали защиту друг друга, соблюдая дистанцию, меняя стойки и никак не решаясь на дерзкий финальный бросок или хотя бы ловкий финт, способный привнести в схватку хоть толику азарта. Когда зрители уже начали понемногу роптать, бойцы поняли, что продолжать в том же духе не получится, и оба словно с цепи сорвались: за несколько стремительных мгновений они сократили дистанцию и сабли схлестнулись с пронзительным звоном. Тот, что был повыше и потяжелее, поднажал, пригибая соперника к земле и пытаясь вывернуть рукоять шпаги из его хватки, однако второй — низкорослый и жилистый — оказался не лыком шит и, подпустив оппонента как можно ближе, нанёс тому сокрушительный удар в челюсть. Отпрянув от неожиданности, его оппонент какое-то время стоял, ошарашено уставившись перед собой, а потом выплюнул на землю алый сгусток и пару зубов в придачу.

— Третья кровь, — торжествующе объявил победивший егерь, убирая саблю в ножны.

Проигравший усмехнулся, продемонстрировав окровавленный оскал, и согласно кивнул. Пожав друг другу руки, они покинули тренировочную площадку. Лейтенант городской стражи в броском начищенном мундире, стоявший поодаль от основной группы офицеров, презрительно фыркнул.

— Вся суть лёгкой пехоты в одной потасовке, — прокомментировал он, разглядывая свои ногти. — Что фехтование, что кулачный бой — для крестьян всё одно. Никакого изящества.

— В бою так будешь рассказывать, если, конечно, тебе раньше кишки не выпустят, — резко бросил первый егерь, проходя мимо. — А твоему капитану следует напомнить тебе, что такое субординация.

— С каких пор ваша братия тут распоряжается?! — возмущённый лейтенант потянулся к шпаге, однако на плечо ему легла рука второго егеря.

— Не серчай на него, парень, — примиряющее проговорил тот, — Джако у нас такой, вспыльчивый. На вот лучше, держи на память.

Рукой, измазанной в буром от крови песке, егерь вложил что-то лейтенанту в ладонь и, хлопнув того по плечу, стал догонять удаляющегося товарищем. Лейтенант ошарашено посмотрел им вслед, отряхнул грязь с мундира и разжал кулак. На ладони он обнаружил пару окровавленных зубов, и запоздалый крик возмущения утонул во взрыве всеобщего хохота, а порыв догнать наглеца был пресечён вовремя подошедшими старшими офицерами.

— Хорошая могла быть драка, — разочарованно протянул кто-то из толпы.

— Скорее избиение, — донеслось в ответ. — Егеря хоть и не гвардия, но ребята лихие, а Джако вообще шуток не понимает.

— Правильно, нечего с ним связываться, а то неровён час нас тут всех под трибунал отдадут!

— Да не сгущай ты...

Втихомолку посмеиваясь над этой сценой, Влад прогулялся до стойки с оружием, достал пару тренировочных шпаг и жестом пригласил Эйлерта проследовать к площадке. Молодой человек, которому происходящее уже наскучило, не заставил себя ждать.

— Наконец-то, господин Де'Сенд... то есть Влад, мы продолжим наш поединок. Я припомнил кое-что из старых уроков, полученных ещё в Ольсмуте, и надеюсь вас удивить.

— Надо же, интересно будет взглянуть — протянул Влад, снимая шляпу и сюртук, которые аккуратно сложил на столешницу у оружейной стойки; он остался в рубашке, простых серых штанах, которые всегда одевал, когда отправлялся на тренировки, и сапогах из тонкой мягкой кожи. — Я готов.

Эйлерт, который до прихода Влада уже провёл несколько поединков, задорно отсалютовал и направился к центру усыпанной песком площадки. Де'Сенд, разминаясь на ходу, проследовал за ним.

— Капитан Крайнц, не изволите ли подсчитать попадания?

— К вашим услугам, господин Де'Сенд.

Влад встал напротив Эйлерта и принял классическую защитную стойку. Мастерство молодого дворянина он успел оценить в предыдущую их встречу, которая, впрочем, оказалась весьма короткой. Так или иначе, Влад решил, что лучше будет действовать консервативно, позволить Мейсу показать себя и попутно прощупать его защиту.

Едва прозвучала команда к началу поединка, Эйлерт сразу же бросился в наступление. Возможно, он надеялся ошеломить своего противника внезапным натиском и получить тем самым преимущество. Влад позволил ему это и, меняя защиты, стал медленно отступать к краю площадки. Оправдав все его ожидания, Эйлерт азартно наступал, ловко используя сложные финты и меняя позиции, чем заставил агента немного попотеть, прежде чем ему удалось всё-таки подстроиться под бешеный темп оппонента.

Скорость, подумал Влад, главное преимущество Мейса. Мало кто из фехтовальщиков, даже молодых, сочетает в себе исключительную точность движений с подобной стремительностью. На войне парень не был, да и специальное обучение он вряд ли проходил, однако наличие огромной практики всё-таки налицо. Если он достиг подобного, имея за душой лишь классическую школу фехтования, которую проходят все мальчики благородного сословия, то даже опытному фехтовальщику не стыдно снять перед ним шляпу.

Но всё же он слишком горяч, слишком увлечён схваткой.

Сделав вид, что попался на очередной ложный укол, Влад спровоцировал своего противника на опасное движение. Клинок Эйлерта вспорол воздух там, где только что находилась незащищённая грудь Де'Сенда, в то время как сам он открыл правый бок для удара, которого избежал лишь чудом, изогнувшись в пируэте — в итоге Влад лишь распорол его рубашку кончиком шпаги. Взмахнув клинком, чтобы удержать оппонента на расстоянии, Эйлерт отскочил в сторону, разрывая дистанцию.

Слегка ошарашенный произошедшим, юноша впервые за две минуты поединка принял защитную позицию и стал обходить Де'Сенда по кругу. Влад же снова принял классическую стойку и двинулся вперёд, стараясь постоянно удерживать Эйлерта в поле зрения. Игра эта продолжалась недолго и вскоре Эйлерт, устав прощупывать защиту своего оппонента, снова наступал, тесня Влада к краю.

Влад отдал молодому человеку должное. Эйлерт быстро пришёл в себя и продолжил поединок с прежним рвением и мастерством. Сдерживать его было трудно, действительно трудно, однако вскоре он опять забыл об осторожности, увлекшись нападением и не уследив за действиями противника, за что и поплатился, когда шпага Влада, уклонившегося от очередного необдуманного выпада, стремительно опустилась на его запястье.

— Попадание, — зычно объявил Крайнц, потягивая себя за ус.

— Похоже на то, капитан, — согласился Эйлерт. — Впрочем, оно хотя бы не смертельное.

— Вы обезоружены, — покачал головой капитан. — То есть практически убиты.

— В реальном бою у меня при себе могут быть и дага, и пистолет.

— У противника тоже.

Вздохнув, Эйлерт с видимой неохотой уступил, однако во взгляде его не было разочарования — там горел всё тот же азартный огонёк.

— Продолжим, Влад?

— Продолжим. Сегодня я планировал хорошенько размяться.

Они провели ещё полтора десятка поединков с одним небольшим перерывом, и каждый раз Эйлерт поражал всех своей техникой и изобретательностью, однако вырвать победу из рук более хладнокровного и осмотрительного соперника он смог всего лишь три раза.

— Признаюсь, Влад, задали вы мне трёпку, — сказал он, обтираясь мокрым полотенцем, когда они, удалившись с площадки, стали приводить себя в порядок перед уходом. — Хороши же столичные чиновники, если среди них водятся такие серьёзные фехтовальщики.

— Ох, Эйл, не делайте поспешных выводов, — покачал головой Влад. — Моё умение — плод моих собственных трудов и устремлений. Большинство же предпочитает носить для солидности декоративные шпаги, от которых можно и тростью отбиться.

— Но это же бессмысленно.

— Это военный стиль, шпага хорошо идёт как аксессуар к мундиру. А доставать её из ножен никто их не заставляет, более того, наиболее уважаемым людям это сделать очень тяжело. Живот, сами понимаете, и прочие достоинства.

Эйлерт усмехнулся.

— И всё же я хотел бы увидеть это всё собственными глазами, — мечтательно произнёс он. — Прочувствовать, так сказать.

— Что именно? — не понял Влад.

— Ну, дух и нравы большого города, я хотел бы узнать это всё не понаслышке. Не хочу всю жизнь прожить, как деревенский франт, живущий чужими байками и столичными журналами, что приходят с опозданием на четыре месяца.

— Эйл, поверьте мне, вы не создаёте подобного впечатления, — заверил его Влад, застёгивая сюртук и поправляя шляпу. — Более того, местные офицеры куда лучшего о вас мнения, чем вам самому может казаться. Не торопитесь посетить тот вертеп, в котором я имел честь родиться и вырасти. Поднаберитесь сперва рассудительности, хладнокровия... даже лучше цинизма. Иначе это место вас испортит, как это часто бывает с молодыми людьми из провинции, и никакое образование зачастую не может от этого огородить.

Эйлерт казался слегка разочарованным, однако всё же кивнул в ответ на тираду Влада:

— Я постараюсь прислушаться к вашим словам.

— И будете правы, вот увидите. А сейчас, пожалуй, нам стоит раскланяться. У меня ещё много работы запланировано на этот вечер, а вам следует вернуться к сестре. Несмотря на то, что центральные районы города патрулируют солдаты, будет лучше, если рядом с ней будет находиться взрослый мужчина, способный её защитить. Только за прошедшие пару дней было ограблено пять городских усадеб на Большой Мраморной, и я уже не говорю о менее престижных районах.

— Да, вы правы, — согласился Эйлерт. — Маркиза устроила нас в своём городском доме, но там нет никакой охраны — только несколько слуг.

— Она ведь предлагала вам перебраться за город?

— Предлагала, но я отказался, здесь мне кажется безопасней и для неё, и для меня с Нел.

— Не торопитесь с суждениями, — возразил Влад. — Стать жертвой эпидемии во много раз легче именно тогда, когда находишься посреди большого скопления людей. Выезд за город оградил бы вас от опасности настолько, насколько этой сейчас вообще возможно.

— Исключено, господин Де'Сенд! — неожиданно жёстко ответил Эйлерт, и по лицу Влада пробежала лёгкая тень подозрения.

— Что ж, как знаете, Эйл, — уступил он, смягчаясь, и протянул юноше руку. — До следующей встречи. Надеюсь, что до скорой.

— Взаимно, — ответил Эйлерт с виноватой улыбкой, пожимая его ладонь. — Готовьтесь, Влад, в следующий раз я непременно сравняю счёт. Всего доброго.

Влад вернулся в ратушу за час до полуночи, чтобы быстренько помыться и переодеться. Расторопный слуга, встретивший его у дверей, тут же приготовил всё необходимое, а пока Влад принимал ванну, принёс ему комплект сменной одежды.

— Это не мой костюм, — тут же заметил Де'Сенд.

— Барон настоятельно рекомендует вам надеть сегодня этот наряд, — объяснил слуга, раскладывая на кровати тёмно-синий с золотой оторочкой камзол, такого же фасона кюлоты, белые лосины и рубаху с кружевным воротом; дополняли этот набор элегантный шейный платок, золотые запонки и тёмно-синие бархатные туфли. — Он лично вам его подобрал.

— У его светлости неплохой вкус.

Сдержанным кивком слуга выразил своё согласие и, закончив свои дела, поспешил оставить Влада одного, чему тот был несказанно рад, поскольку не имел привычки одеваться, прибегая к помощи слуг. Подобное казалось ему не слишком уместным, а для человека его профессии и вовсе нежелательным, поскольку о том, что он мог пожелать спрятать в складках одежды, никому постороннему лучше не знать. Да и, в конце концов, он не девица, которая свой корсет без посторонней помощи ни в жизнь не затянет!

Стоя перед зеркалом и поправляя мелкие детали, Влад подумал, что, несмотря на изящество, выглядит несколько старомодно. Наряд сел на него, словно влитой, хотя удобства в нём было мало: вычурный камзол сковывал движения, а спрятать под его полами пистолет было и вовсе невозможно. Свой любимый сюртук он считал более практичным предметом гардероба, да и выглядел он в нём ничуть не хуже, но, скорее всего, барон догадывался, куда этой ночью направляется Влад, и позаботился, чтобы внешне господин агент во всём был под стать членам высшего общества.

Немного подумав, пистолеты он всё-таки решил оставить. В свете минувших событий это было не самое лучшее с точки зрения Влада решение, однако в том месте, куда он был приглашён, подобные предосторожности, которые, к тому же, не позволял скрыть его наряд, могли вызвать у присутствующих нежелательную реакцию. Холодное оружие Влад решил оставить при себе, поскольку охрану он с собой брать не намеревался, и едва только потянулся к оружейной стойке, как в комнате вновь возник баронский слуга, несший под мышкой инкрустированную серебром и опалами парадную шпагу в обитых тёмно-синим бархатом и расшитых золотой нитью ножнах.

— Аксессуар к костюму? — поинтересовался он.

— Господин барон просил заверить, что это оружие не только придаст вам должный вид, но и в деле покажет себя не хуже вашего собственного, — неспешно продекламировал слуга.

— Напомните мне поблагодарить его светлость за такую заботу.

— Непременно, господин Де'Сенд.

Закончив сборы, Влад ещё раз бегло осмотрел себя в зеркале. Вид у него был такой, словно он сошёл со старой гравюры. В столице так уже давно не одевались, и даже в провинциальных городках в центральных или южных округах королевства сохранились лишь отдельные элементы такой моды. Север, впрочем, всегда отличался старомодностью во всём, кроме оружейного дела.

В первом часу ночи город окутала приятная прохлада и после непривычной в начале июня жары она пришлась как раз к месту. Вальцберг словно оцепенел, затих, и дело было не только в комендантском часе, а в том, что город, казалось бы, пытается напитаться внезапно нахлынувшей безмятежностью, отрешиться на время от ужаса минувших дней.

Влад неспешно шёл по Большой Мраморной. Прохожих на улице почти не было, ближе к ночи горожане заперлись по домам, и лишь изредка господин агент ощущал на себе любопытные взгляды, брошенные из-за притворённых ставен или тяжёлых занавесок. Солдаты на постах коротко козыряли ему, им вторили немногочисленные дружинники, а мортусы и их добровольные помощники из числа горожан безмолвно проходили мимо, волоча за собой телеги, борта которых пятнала плохо отмытая кровь. Влад в эти моменты думал, что надо бы распорядиться обрабатывать эти повозки карболкой, а особо грязные сжигать. Не хватало ещё, чтобы те, кто призван бороться с эпидемией, помогали её распространять.

Преодолев половину пути к базилике Святого Маттиаса, Влад свернул в узкий переулок и выбрался на одну из побочных улочек, что во множестве разбегались от центральной улицы города, словно непослушные ветви дикого винограда. Здесь патрулей было меньше, хотя пару раз Влада всё-таки остановили солдаты, выполняющие ночной обход. Немного поплутав и убедившись, что за ним никто не следит, Влад направился в квартал торговцев, что в северной части города.

Большие частные дома и целые городские усадьбы сгрудились на небольшом участке земли, прилегавшем к тем кварталам, где денно и нощно кипела деловая жизнь Вальцберга: продавались и покупались всевозможные товары, заключались пари и сделки, работали элитные оружейники, ювелиры, аптекари и прочий люд, чьи услуги могли позволить себе далеко не все. Правда, производство здесь присутствовало по минимуму, и основные мануфактуры и артели располагались всё-таки в южной половине города. Жилой район занимали в основном торговцы, банкиры, чиновники и прочие состоятельные и уважаемые люди, кому для жизни в окрестностях Большой Мраморной не хватало лишь громких титулов, ибо дворяне редко терпели рядом с собой людей низшего сословия, пусть даже те обладали средствами, на которые можно было скупить все местные родовые именьица.

Особняк, который разыскивал Влад, пристроился в конце тихой, ухоженной аллеи. Мощёная мелким булыжником дорожка ныряла под увенчанные газовыми фонарями арки из розового песчаника и делала петлю вокруг фонтана, венчавшего собой этот уютный тупичок. Миновав основные ворота, Влад подошёл к маленькой калитке, едва заметной в переплетениях плюща и густых теней, и несколько раз постучал.

Ждать пришлось не очень долго. В калитке распахнулось смотровое окошко, чей-то усталый голос задал вопрос, на который Влад тут же выдал заготовленный ответ, подумав про себя, что подобные меры предосторожности вряд ли могут оградить от непрошеных гостей и служат скорее неким ритуалом, чьё назначение — придать визиту гостя атмосферу некоего таинства. Эти мысли его позабавили, однако вскоре, шагая по дорожке вокруг дома вслед за молчаливым слугой, Влад думал уже у других, более насущных вещах. Например, о том, легко ли ходит в ножнах одолженная бароном Отто шпага.

Дом был сложен из типичного для Вальцберга серого кирпича, имел в высоту три этажа и был окружён ухоженным садом, под сенью которого Влад разглядел несколько каменных беседок, где горели тусклые огоньки свечей и откуда доносились приглушённые разговоры. Правое и левое крыло дома имели слегка округлую форму и смыкались вокруг небольшой площадки перед центральным крылом — сверху дом, вероятно, напоминал подкову. Треугольные фронтоны со стороны внутреннего дворика были украшены жмущимися друг к другу гротескными статуями горгулий, ангелов, прочих мифических персонажей и диких зверей.

Поднимаясь по ступеням парадного входа, Влад приметил несколько групп гостей, прогуливавшихся по саду в сопровождении слуг в тёмно-зелёной форме и чудных высоких париках. Званый вечер, похоже, давно уже начался и господин агент подумал, что его специально пригласили в более поздний час.

Статный мажордом в богатой ливрее, шёлковых чулках и бархатных башмаках, вежливо приветствовал Влада и, отослав слугу, провёл дорогого гостя в дом, где его уже дожидались.

— Вы столь пунктуальны, Влад, — промурлыкала Рене де Фюми, протягивая ему руку для поцелуя. — Это похвально и приятно.

— А я полагал, что перепутал время, — ответил он и, приняв тонкую белую ладошку, едва коснулся её губами.

— О нет, просто часть гостей собралась чуть раньше остальных. Изрядная часть, хочу заметить, однако для вас только на руку, что все они уже отбыли.

— Полагаю, это надо понимать, как очередное подтверждение того, что в высшем обществе Вальцберга меня не слишком-то жалуют.

— Ох, поверьте, Влад, они не так уж злы, как вам кажется — скорее предвзяты.

— Предвзяты, — кивнул Влад, словно соглашаясь с какой-то мыслью. — Что ж, пусть будет по-вашему.

— Не хмурьтесь, господин Де'Сенд, вам это не идёт, — маркиза взяла его под руку и потянула в сторону большой, хорошо освещённой залы, откуда доносилась негромкая музыка: скрипка, виолончель и фортепьяно стройно и неспешно выводили лёгкую и незатейливую мелодию, весьма актуальную в тот момент, когда бальные танцы подошли к концу и пришло время для неспешных разговоров за бокалом вина и столь же неторопливых шахматных партий.

— Надеюсь, фон Брюге уехал одним из первых, — добавил Влад, когда они проходили украшенный золотом и лепниной высокий дверной проём. — По моим прикидкам он 'предвзят' куда сильнее прочих.

Возмущённая этим пассажем, маркиза незаметно, но чувствительно ткнула ему локтем в бок, однако, заметив на лице Влада улыбку, тут же сменила гнев на милость. В конце концов, хамоватый барон фон Брюге не нравился многим, и ей в том числе.

Пока они шли к столу для бильярда, разложенному у дальней стены, Влад внимательно разглядывал гостей. Некоторых из них он регулярно видел на заседаниях в ратуше, кого-то запомнил ещё с памятного приёма у барона Отто, а кого-то узнал в лицо, но никак не мог вспомнить ни имён, ни обстоятельств, при которых он этих людей встречал. Присутствовали среди гостей и несколько офицеров Сорокового, с которыми Влад свёл знакомство при посещении Третьей Купферштрасс — те тоже узнали его и приветствовали учтивыми кивками.

— У меня такое ощущение, что вас даже не нужно представлять большинству присутствующих, — заметила де Фюми, перехватив его цепкий взгляд, скакавший от одного лица к другому.

— Скорее их нужно представлять мне, — ответил Влад, вновь переключив своё внимание на маркизу. — Вряд ли я имел честь общаться со всеми этими господами, а потому не могу припомнить всех лиц и имён. Всех же, с кем я успел свести хотя бы мимолётное знакомство, я помню хорошо.

— Профессиональная память? — уточнила маркиза.

— Можно и так сказать, — уклончиво ответил Влад. — Может, лучше вы поведаете мне, чем я обязан чести быть приглашённым в этот чудный дом? Не просто же так столичного чиновника, успевшего за три месяца набить оскомину всем уважаемым людям города, позвали на приватный вечер.

— Это ведь был не вопрос?

— Да. Разъяснять подобные вещи нужно Эйлу и людям его возраста, но не мне.

— Ах, мой милый мальчик, он так восхищается вами, без умолку трещит про то, что именно таким и должен быть современный чиновник — не кабинетным писакой, но энергичным деятелем, способным и проблемы решать, и за себя постоять. Именно на таких людях и строится крепкий фундамент любого государства.

Влад закатил глаза и передразнил маркизу:

— Ах, оставьте.

Де Фюми хихикнула и прикрылась алым веером.

— Не судите его строго, но он и впрямь впечатлён вами. И не только он.

Влад пропустил лесть мимо ушей, но всё-таки улыбнулся в ответ. Маркиза тем временем продолжила:

— Что же касается вашего приглашения на наш скромный вечер, то лучше меня вам всё расскажет Леопольд.

— Майншвитц? — удивился Влад. — Я искренне полагал, что его отношение ко мне не менее прохладное, чем у фон Брюге.

— Так и было, — кивнула маркиза. — Но я и другие заинтересованные люди убедили его, что с вами нужно найти общий язык. Учитывая, что он примерно одного с вами возраста, хорошо образован и обладает куда лучшими манерами, чем все прочие представители... аристократии, его фигура показалась мне наиболее предпочтительной.

— Другие заинтересованные? — переспросил Влад. — Да у вас тут...

— А вот и баронет! — поспешно перебила его де Фюми, глазками указав Владу на идущего к ним Майншвитца. — Прошу, выслушайте его, и, быть может, у вас больше не останется вопросов — ни ко мне, ни к нашей, кхм... оппозиции.

Подавив раздражение, Влад повернулся к Майншвитцу. Баронет шёл бодрой, пружинящей походкой. Высокий и статный, он был одет в яркий зеленый камзол, шитый золотой нитью и бисером, такие же зелёные кюлоты поверх белых лосин и зелёные бархатные туфли с золотыми пряжками; руки его закрывали тонкие белые перчатки, голову покрывала широкополая шляпа с пером павлина, по плечам водопадом спускались завитые каштановые локоны, а в глазах горел болезненный изумрудный огонёк.

— Господин Де'Сенд, приветствую вас на нашем скромном вечере, — дружелюбно пропел Майншвитц. — Я искренне рад, что вы всё-таки решились сюда прийти.

— Польщён вашим вниманием, — сдержанно ответил Влад и учтиво кивнул.

— Мне кажется, что вы, тем не менее, напряжены, — добавил баронет. — Не выпить ли нам бренди?

— Не откажусь.

— Тогда идёмте, в соседней зале как раз можно раздобыть бутылочку и побеседовать с глазу на глаз, — Майншвитц повернулся в маркизе. — Рене, если вы позволите, я на какое-то время украду у вас господина Де'Сенда.

Де Фюми неспешно отстранилась от Влада и извлекла откуда-то из складок своего пышного платья длинный чёрный мундштук.

— Я найду, чем себя занять, господа.

— Не сомневаюсь.

Влад с трудом подавил тяжёлый вздох. За годы службы он так и не привык ко всем тем формальностям, которыми окружали себя люди из высшего общества, хотя этикет, как дворцовый, так и деловой, знал довольно неплохо.

Вход в соседнее помещение скрывался за тяжёлыми бордовыми гардинами. Там было заметно темнее, стояло полдюжины карточных столов, а справа от дверей красовалась стойка, у которой статный, ухоженный слуга разливал напитки. Гостей в зале почти не было — лишь несколько уставших от шумного сборища господ лениво потягивали шампанское на ближайшем диванчике.

— Прошу, — Майншвитц предложил Владу пройти в дальний угол, где располагались полукругом несколько обитых малиновым атласом кресел с гнутыми золочёными ножками и полированными подлокотниками; сам же баронет, не обращая внимания на слугу, взял со стойки два чистых бокала и стоявшую в стеклянном шкафчике бутылку.

Влад сел в кресло, выбрав такое, откуда было хорошо видно как выход из залы, так и группу гостей, отдыхавших на диванчике, и слугу у стойки. Он не полагал всерьёз, что кто-то вздумает подслушивать их с Майншвитцем разговор, но следовало всё-таки оставаться настороже.

Баронет устроился в соседнем кресле и, подтянув низенький столик, поставил на него стаканы и разлил по ним на один палец бренди. Погрев свой стакан в ладони, он слегка пригубил, и Влад нехотя последовал его примеру.

— Извините, что не могу предложить кофе, — сказал Майншвитц, смакуя напиток. — Хозяин дома не ценит все те приятные мелочи, которые помогают раскрыть вкус хорошего бренди.

— Не стоит беспокоиться, — ответил Влад, — я это уж как-нибудь переживу.

— Как, я надеюсь, переживёте и нынешнее неспокойное время, — улыбнулся баронет и поднял бокал: — За вас, господин Де'Сенд.

Влад смущённо кашлянул.

— Прозвучало это весьма...

— Угрожающе? — перебил Майншвитц.

— Мрачно, — поправил Влад. — Не льстите себе, я хоть и не самого высокого полёта птица, но испугать меня угрозой не так-то просто. Тем не менее, эпидемия — вещь специфическая, она может грозить и королю и нищему в равной степени.

— Вы ведь не понаслышке знакомы с такого рода бедствиями?

— А вы не понаслышке знакомы с моей биографией?

Баронет наиграно потупился:

— О нет, что вы?! Это всё молва, лишь молва. Я должен был составить своё мнение о вас, но оказался ограничен в выборе источников. Прошу простить мне этот маленький просчёт.

Влад напрягся, но не подал виду — лишь кивнул в ответ. Вряд ли Майншвитц мог узнать о нём хоть что-то, кроме его легенды. В конце концов, старик Розенкранц не зря ел свой хлеб с маслом, и Влад в Королевской канцелярии числился вполне официально, имел там множество знакомых, участвовал в государственных делах. О том, что надобность в его услугах появлялась именно там, где было нужно начальнику охранки, знать никому не полагалось.

— Я решился на этот разговор, — продолжил после короткой паузы баронет, — поскольку увидел в вас человека образованного, рассудительного и прагматичного. Пелена неприязни, вызванной нашими разногласиями, не застила мне взор, как господину фон Брюге и его ближайшим сторонникам, я не настолько стар и брюзглив. А потому мне хотелось бы проявить к вам капельку доверия и попытаться разъяснить для вас позицию большинства представителей Вальцбергской знати.

— Вы полагаете, что если сможете перефразировать ваши аргументы так, чтобы мне было не стыдно с ними согласиться, я стану плясать под вашу дудочку? — поинтересовался Влад. — Вы всерьёз полагаете, что я отменю все те неудобные для вас и ваших друзей указы, которые утвердил наш штаб? Эпидемия косит людей десятками, не разбирая правых, виноватых, бедных и богатых, и ни одна из принятых мер отменена не будет, ваша светлость.

— Влад, не горячитесь, — баронет примирительно поднял руки и одарил собеседника одной из тех обезоруживающих улыбок, которые открывают дорогу как к сердцам милых дам, так и к душам и умам непреклонных упрямцев. — То, что вы описали, слишком... примитивно. Я же хочу рассказать о чём-то более важном, нежели наши денежные и правовые интересы. Хотя я и не отрицаю, многим сложившаяся ситуация не нравится именно потому, что ими и их имуществом сейчас волен распоряжаться человек, не имеющий дворянского титула. Но я не из тех, я более рационален, и надеюсь, что вы в этом убедитесь.

Баронет налил обоим ещё бренди, не спеша нагрел свой бокал в ладони и пригубил немного. Влад от второго бокала отказался.

— Господин Де'Сенд, что бы вы сказали, если бы я стал утверждать, что никакой эпидемии бояться не стоит? И дело не в деньгах или положении, и не в тайном убежище за семью дверьми, где можно спрятаться и переждать. Что если можно отказаться играть по правилам, установленным... Создателем, природой, мирозданием — не суть важно кем или чем. Быть здоровым и сильным, не бояться болезней и ран, и получить это благо вне зависимости от своего положения в обществе.

— Счастья. Всем. Даром, — медленно процедил Влад. — Так что ли выходит?

— Ну, не всем, и не совсем даром, — покачал головой Майншвитц. — Но, поверьте, цена, хоть и может показаться высокой, по карману любому из живущих. Говоря начистоту, дело вообще не в толщине кошелька.

— Вы предлагаете мне продать душу?

Майншвитц расхохотался.

— Влад, не шутите так, иначе обо мне шут знает что подумают, — попросил он, утирая слёзы кружевным платком. — Ох, нет, конечно же нет! Вряд ли душа человеческая может быть предметом торга, иначе у нас не было бы столько нищих. Нет, Влад, я предлагаю вам отдать ту часть себя, что делает нас такими... приземлёнными. Не смотрите на меня так, Влад, мне тяжело подобрать слова так, как делает это умелый проповедник, но я всё же попытаюсь вас убедить. Знаете что?! Идёмте со мной!

Майншвитц выглядел возбуждённым, изумрудный огонёк в его глазах вспыхнул ярче, и он, вскочив с кресла, потянул Влада за рукав по направлению к выходу. Влад не стал делать ему замечаний и послушно двинулся следом, а правая рука его плавно легла на пояс, поближе к ножнам.

Баронет провёл его через большую залу, всё ещё полную гостей, вывел в парадную комнату, а оттуда в один из боковых коридоров. Остановившись напротив массивной дубовой двери, Майншвитц отпёр её ключом и, пропустив Влада внутрь, зашёл следом.

Это была одна из гостевых комнат. Влад остановился у большого лакированного серванта, неподалёку от входной двери, и терпеливо ждал, пока баронет искал канделябр и разжигал свечи, после чего в просторной комнате стало светло.

— Простите мне эту выходку, Влад, — поспешно извинился Майншвитц. — Но та небольшая демонстрация, которую я затеял, требует приватной обстановки. Не хочу я лишний раз беспокоить ни гостей, ни хозяев этого дома.

Влад стоял, держа руки у пояса, и пристально смотрел на баронета, который подошёл к столу, взял небольшой стилет, которым вскрывают письма, и протянул ему рукоятью вперёд.

— Возьмите, господин Де'Сенд, — требовательно произнёс Майншвитц, расстёгивая камзол. — И колите, прямо сюда, в область сердца.

На лице Влада не дрогнул ни один мускул, однако голос он всё-таки повысил:

— Вы спятили, баронет? Хотите, чтобы я заколол вас?

— Вы не смогли бы, даже если бы очень захотели, — покачал головой Майншвитц. — Доверьтесь мне, Де'Сенд, ну же, колите! Вы должны увидеть всё собственными глазами!

Влад покачал головой и сделал вид, что собирается уходить. Он помедлил всего долю секунды, наблюдая за реакцией баронета, и понял, что не прогадал. Злобно вскрикнув, тот перехватил стилет за рукоять и, нелепо замахнувшись, бросился с ним на Влада. В ответ Де'Сенд резко вытянул из ножен шпагу и выставил её острием перед собой, надеясь отпугнуть безумца, однако баронет и не думал останавливаться — он с ходу налетел на клинок, сталь с влажным чавкающим звуком погрузилась плоть, а острый кончик вышел из спины баронета, распоров его дорогой камзол. Коротко вскрикнув, Майншвитц неловко покачнулся и стал оседать на пол. Ошеломлённый Влад поспешил вытащить клинок из его тела.

Рана определённо была смертельной, и Де'Сенд обругал себя последними словами за то, что решил припугнуть безумца сталью. Конечно, приемы самозащиты, отточенные до уровня рефлексов, подводили и куда более опытных бойцов, но вряд ли это могло служить хорошим оправданием. Хуже всего было то, что убитый собирался поделиться некими откровениями, и теперь эта возможно полезнейшая информация потеряна навсегда.

Влад склонился над телом и с удивлением заметил, что крови, не считая нескольких капель на клинке и одежде, почти не было.

— Проклятье, Майншвитц, кто вас просил бросаться на меня с оружием в руках? — проворчал он, пытаясь повернуть мертвеца на спину.

— Вы сами вынудили меня, господин Де'Сенд.

Влад рывком поднялся на ноги, клинок шпаги свистнул, рассекая воздух, и вот уже она упирается острым концом в слегка подёргивающийся кадык Леопольда Майншвитца. Лежащего на полу, перепачканного кровью, с зияющей раной в груди... смеющегося и корчащегося от боли одновременно. Изумрудный огонь в его глазах померк, стал каким-то неестественным и эфемерным, словно отражение далёкого колдовского пламени.

— Сюрприз, — выдавил он, задыхаясь от смеха, а на губах его проступила розовая пена. — Видели бы вы своё лицо, господин Де'Сенд, хотя, признаться, вы один из немногих, кто не лишился чувств. Крепкие же у вас нервы.

— Что это за трюк?! — рявкнул Влад, слегка надавив клинком на горло лежащему баронету.

— А трюка нет, — замотал головой Майншвитц, а пальцы его, с трудом справляясь с пуговицами, стали расстёгивать пропитанную кровью рубаху. — Смотрите, Влад, внимательно смотрите.

Баронет рывком распахнул рубаху, и взору Влада предстала его испещрённая посеревшими рубцами грудь, посреди которой, прямо под солнечным сплетением, алела свежая рана, однако кровь из неё почти не текла. Более того, рана неестественно пульсировала, извергая вместо крови какую-то пузырящуюся чёрную жижу, которая тут же застывала поверх неё плотной коркой, а вскоре и эта корка зашелушилась и рассыпалась, обнажив свежий тёмный рубец.

Влад молча наблюдал за происходящим, не убирая шпаги от горла Майншвитца. Баронет, стянув пропитавшиеся кровью перчатки, откинул их в сторону и продемонстрировал Владу пальцы правой руки, такие же неестественно серые, резко контрастирующие с его аристократически бледным цветом кожи.

— Вот что бывает, когда доверяешь заряжать пистолет дилетанту, — сказал он, поворачивая ладонь, чтобы Владу было лучше видно. — Мне всю кисть разворотило, и ни один врач не рискнул меня лечить, ни один из них даже не попытался, господин Де'Сенд, понимаете?! Они предлагали мне жить с культёй, прикрытой красивой деревянной подделкой, словно у проклятой детской куклы! Но нашлись те, кто показал мне другой путь, и я, начав с низменного, примитивного, начав с оторванных на несостоявшейся дуэли пальцев, пришёл к иным, куда более важным вещам. В конце концов, плоть, пусть даже способная к таким чудесным исцелениям, несовершенна, и тем, кто хочет возвыситься над её слабостью, нужно заплатить чуточку больше.

— Безумие, — пробормотал Влад, делая шаг назад.

— Это вы так с непривычки говорите, господин Де'Сенд. Я знаю, мне знаком этот шок. Но не стоит делать поспешных выводов. Прошу, уберите шпагу и помогите мне встать. Боль, несмотря ни на что, чудовищная, и я хотел бы немного выпить.

Влад молча смотрел на него с полминуты, решая, не пронзить ли баронету горло, однако всё же решил повременить с расправой. Трюк Майншвитца удался — Влад был впечатлён, — однако агент и сам был не лыком шит, а его скромный актёрский талант в который раз принёс свои плоды. Испуг, неверие, шок от увиденного — баронет явно принял всё это за чистую монету, иначе не стал бы вести с Владом светскую беседу, а это означало, что игру следует продолжить. Он отвёл в сторону клинок и вогнал его обратно в ножны.

— Ну вот, вы перенервничали и испачкали хорошую вещь, — вздохнул Майншвитц, перекатываясь на живот и пытаясь встать на четвереньки. — Могли бы и протереть клинок, он ведь явно из коллекции вашего друга Отто.

— Успеется, — ответил Влад, подпустив в голос немного дрожи. — Держите руку, господин Майншвитц, только прошу вас, без глупостей.

— О нет, на сегодня с меня, пожалуй, хватит импровизаций, — вздохнул баронет, опираясь на подставленное плечо. — Вы не против, если я выпью ещё бренди?

— Нисколько.

Влад усадил его за круглый столик у окна, достал из серванта первую попавшуюся бутылку и, откупорив, наполнил пузатый бокал. Поставив его перед Майншвитцем, он встал напротив окна и вопросительно посмотрел на баронета. Тот, обезоруживающе улыбнувшись и пожав плечами, залпом осушил бокал и откинулся на спинку стула.

— Теперь, когда я привлёк ваше внимание, давайте перейдём к главному. Знаете, многие из тех, кому вы перешли дорогу, хотели бы просто и без обиняков вас убить.

— О, могу представить.

— Так вот, не все представители нашего... хм... сообщества хотели бы того же самого. Более того, некоторые люди вступились за вас, призвали радикально настроенных личностей рассуждать более взвешенно и прагматично.

— И многие прислушались? — ехидно поинтересовался Влад.

— А быстро вы оправились от увиденного, — присвистнул Майншвитц. — Впрочем, это лишний раз доказывает, что вы человек особенный, и нам с вами следует дружить. Я был одним из скептиков, но доводы ваших защитников показались мне весьма и весьма разумными. Вы обладаете рядом незаменимых деловых качеств и, в отличие от непримиримого барона фон Вальца и его сподвижников, весьма гибким умом, иначе бы вы не заставили всех этих чиновников, торгашей и аристократов работать сообща, да ещё и под надзором доктора Айгнера и его коллег. Потерять такого человека как вы было бы непозволительной ошибкой, и мы решили...

— Купить меня? — перебил Влад. — Представителя Королевской канцелярии?

— Нет, не купить, — со смехом отмахнулся Майншвитц. — Вы были так деятельны и назойливы, что эту мысль мы отбросили почти сразу и перешли к варианту с убийством. Но вы оказались крепче, чем мы ожидали, и это пробудило в нас определённый интерес. Нам нужны такие люди, Влад. У нас есть деньги и определённое влияние, но предприимчивых людей с острым, как ваша шпага, умом, не хватает.

— А что если я, увидев ожившего мертвеца и наслушавшись от него всякой крамолы, побегу прямиком к барону и шефу Коббу, и заложу вас? — спросил Влад.

— Не побежите, — покачал головой Майншвитц. — Во-первых, после этого дни ваши будут сочтены. Во-вторых, будут сочтены дни барона и его присных. И события в городе примут катастрофический оборот, как это уже произошло в Марбурге.

— В Марбурге всех держит в кулаке господин Блюгер.

Майншвитц запнулся и после секундной паузы, усмехнувшись, продолжил.

— Даже если это и так, то вскоре ему этот кулак придётся разжать. Я не претендую на всю полноту сведений, но вам в ближайшем будущем не стоит рассчитывать на него, как на союзника, ибо он в своих действиях по наведению порядка зашёл слишком далеко и должен быть остановлен.

— Допустим. Допустим также, что после нашей с вами беседы я не стану поднимать шум. Что дальше? Я так понимаю, ко мне есть некое предложение, и исходит оно от кого-то, кто стоит выше вас и большинства ваших друзей, правильно?

— Правильно, — кивнул Майншвитц. — Я всего лишь скромный служитель, как и вы. Но тот, кто одарил меня и прочих своими благами, желает, чтобы и вы задумались над тем, чтобы принять его сторону, и притом не за страх, не за деньги, но от чистого сердца. Сегодня я провёл маленькую демонстрацию того, как сильно может измениться человек, причастившийся этих благ, и это лишь малая их часть. Эпидемия не страшна нам, господин Де'Сенд, пули и клинки не страшны нам. Лишь нарушение хода запланированных событий доставляет нам неудовольствие, чему стали причиной вы, барон, доктор Айгнер, шеф Блюгер и прочие. Вы — связующее звено, без которого остальные перестанут быть проблемой, они даже договориться друг с другом не смогут, если не будут объединены вашим авторитетом. Да, и не смотрите на меня так — вы хоть и молоды, но на вас взирают, как на проводника королевской воли. Не знаю, зачем на самом деле ваше ведомство направило вас сюда, но это прекраснейшая возможность для нас пополнить свои ряды действительно незаурядной личностью.

— Остыньте, господин Майншвитц, я не уникален в своём роде. Просто я специалист со стажем в решении определённых вопросов.

— А хоть бы и так,— развёл руками баронет. — У нас и таких мало. Север, отдалённая провинция, у нас неплохо обстоят дела горным делом и производством, с железом и алмазами, порохом, пушками и ружьями, а вот от политики мы очень далеки. Наши внутренние дрязги и близко не стояли рядом с теми делами, что происходят в сердце Королевства. Мы слишком разные, мы разобщены, а та фигура, что объединяет нас, не может успеть всегда и везде. Потому и нужны люди вроде меня, вроде вас, вроде... впрочем, знакомить вас с кем-то ещё пока что рано.

— Так что за предложение?

— Ах, оно очень простое, — баронет, уже окончательно пришедший в себя, весело улыбнулся, а в глазах его снова зажёгся изумрудный огонёк, уже не такой тусклый и болезненный. — Не мешайте событиям происходить, господин Де'Сенд. Можете уезжать, можете оставаться, можете даже на время спрятаться, если найдёте куда. Как только мы поймём, что вы действительно на нашей стороне, мы свяжемся с вами и поговорим уже о том, на каких условиях вы будете приняты в наше скромное сообщество.

— Судя по тому отребью, которое ловят люди Кобба, условия у вас не слишком строгие, — заметил Влад.

— Ошибаетесь, господин Де'Сенд. Недалёкие умы, склонные к безоглядной вере, легче склонить в свою сторону и обеспечить их преданность. Но в случае с людьми, вроде вас, всё гораздо сложнее. Просто примите это как данность.

— А если кто-то из ваших более радикально настроенных друзей решит от меня избавиться? Какой мне резон прислушиваться к вам в таком случае?

Майншвитц подался вперёд и заговорщицки подмигнул Владу:

— Достаточно того, что на вашей стороне тот, кто действительно решает, кому в этом городе жить, а кому умирать.

Влада от этих слов передёрнуло, но он не стал сдерживать эмоций — пусть Майншвитц смотрит, пусть расскажет кому надо, что господин чиновник впечатлён и напуган.

— Сегодня на вас планировалось покушение, — продолжал тем временем баронет, на этот раз по-настоящему удивив Влада. — В качестве жеста доброй воли мы обставили всё так, что оно не состоится, а незадачливые заговорщики попадутся в руки властей. Также это будет уроком всем тем, кто смеет принимать решения вопреки воле нашего Учителя. А вы, господин Де'Сенд, идите и думайте, и сделайте в конце концов правильные выводы.

Влад покинул баронета в тяжёлых раздумьях. Тот остался в комнате, чтобы привести себя в порядок и сменить окровавленный наряд.

Снова этот 'Учитель'. Некая мистическая фигура, стоящая за всеми событиями в городе. За покушениями, беспорядками, ритуальными убийствами и, судя по всему, даже за эпидемией.

В конце коридора, не доходя до входа в парадную залу, Влад остановился, прислонившись к стене в тени портьеры.

Он надеялся, что неплохо отыграл свою роль, но расслабляться было рано. Требовалось защитить всех тех, кто имел несчастье оказаться на его стороне. Особенно Блюгера, который действовал в полном одиночестве, в отрыве от остальных. А ещё неплохо было бы навестить лабораторию доктора Айгнера, и кое-что показать почтенному учёному и его коллегам.

Влад осторожно извлёк шпагу из ножен и осмотрел её — на клинке, поверх слоя запёкшейся крови, блестела чёрная маслянистая жижа. Удовлетворившись тем, что увидел, он спрятал шпагу в ножны и направился к выходу. Следовало бы отыскать госпожу де Фюми и задать ей пару вопросов, но это могло подождать, и Влад, даже не подумав попрощаться с хозяевами, поспешно покинул особняк. Лакей у парадных дверей проводил его недоумевающим взглядом, но останавливать не посмел.

Фабиан Леендерц откинулся на спинку стула, поскрипывавшего под его немалым весом, и дымил трубкой так, что стоявшие неподалёку от него ассистенты доктора Айгнера предпочли ретироваться в подсобное помещение. Влад сидел напротив, а позади него, словно безмолвные тени, застыли ловчие. Доктор Айгнер, неспешно добравшись от лабораторного стенда до своего рабочего места, тяжело опустился в кресло и, скрестив пальцы рук, объявил:

— Химический состав вещества на клинке по большей части идентичен той жидкости, которая осталась на месте гибели атаковавшего вас существа, господин Де'Сенд.

— По большей части? — уточнил Влад. — Там есть что-то ещё?

— Да, — кивнул доктор, — там определённо есть ещё и человеческая кровь, следов которой в первом образце не наблюдалось.

— Значит ли это, что противоестественная живучесть господина Майншвитца имеет то же происхождение, что и ночной охотник?

Айгнер тяжело вздохнул и потёр ладонями раскрасневшиеся от бессонных ночей глаза.

— Я не специалист в этой области, господин Де'Сенд. Более того, всю свою сознательную жизнь я считал подобные истории не более чем мистификациями. Лишь доверие к вам и... убедительные разъяснения моих коллег, — Айгнер запнулся на последней фразе и поспешил продолжить: — Так вот, взвесив все за и против, я вынужден признать, что в деле замешаны некие силы или явления, понимание природы которых лежит вне моей компетенции. Я лишь провёл химический анализ, а выводы делать вам, мой друг, и Фабиану с Янушем.

Леендерц ехидно крякнул, выпустив особо густое облако дыма.

— Вы находите в этом что-то забавное? — спросил Влад.

Профессор помедлил с ответом, ещё немного попыхтев трубкой.

— Боюсь, что к неудовольствию моих коллег, мне придётся обратиться к той области знаний, которую они предпочитают оставлять без внимания, поскольку она нарушает целостность их картины мира.

Павеска и Айгнер дружно закатили глаза.

— Фабиан, не начинай, — взмолился доктор Януш. — И если уж решил обратиться к своим оккультным знаниям, то будь добр, не тяни.

— Оккультизм — пустышка, ширма для дураков, за которой прячется настоящее знание, которым можно овладеть с помощью науки. Науки, Януш, а не кровавых церемоний или вечерних молитв!

— Это я уже слышал, — вздохнул Павеска.

— Лучше скажите, что там с нашим дорогим господином Майншвитцем, — добавил доктор Айгнер.

— Влад? — Леендерц вопросительно поднял бровь, словно испрашивая у господина агента разрешения.

— Рассказывайте, — махнул рукой Влад. — Если не нам с вами решать эту проблему, то кому?

— Можно ещё проинформировать барона, — предложил Павеска.

— И его друзей, и всех чиновников в ратуше, и вообще весь город пусть окунётся в потустороннюю истерию, — сердито парировал Айгнер. — Ну уж нет, пусть этот вопрос сперва обмозгуют скептики, которых здесь большинство.

Остальные поспешили с ним согласиться.

— Если происхождение варга, напавшего на нашего дорогого Влада, в данный момент вызывает у меня сомнения, поскольку есть несколько способов вызвать в наш мир подобное существо, то случай баронета Майншвитца несколько проще и, я бы осмелился сказать, страшнее. Он очевидным образом связан с 'той стороной', посредством индивидуально настроенного канала или, что наиболее вероятно, подселенной к нему сущности, чьё присутствие обеспечивает наличие такого канала с большей надёжностью и без дополнительных манипуляций с тканью раздела или, как любят говорить дилетанты, границей между мирами. Та богатая углеродом субстанция, которую исследовал Тиль, является универсальным субстратом, из которого формируется оболочка для любого чуждого нашему миру объекта. Варг состоит из неё полностью, а у баронета эта субстанция формирует отдельные органы и ткани, взамен его собственных, которых он очевидно лишился. Субстанцию эту ещё называют призрачной плотью.

Доктор Айгнер потёр переносицу.

— Ты ввёл слишком много незнакомых терминов, Фабиан, и некоторые из них я слышал только в сказках о колдунах.

— Ну, извини, Тиль, — Леендерц театрально развёл руками. — Других терминов у меня для тебя нет, и всё потому, что данным вопросом слишком мало интересовались настоящие учёные, и слишком много дилетанты, охочие до простых решений своих никчёмных проблем. Ведь это же так просто, научиться дешевым трюкам и стращать невежд, вместо того чтобы пытаться понять те механизмы, согласно которым наш мир взаимодействует с другими.

— Я не уверен, что эти миры вообще существуют, — вздохнул Айгнер. — И что все эти чудовища и чудесные воскрешения не являются хитрыми трюками.

— Когда к тебе нагрянет нечто, похожее на то существо, с которым столкнулся господин Де'Сенд, ты убедишься в его реальности, поверь. Если будет, конечно, чем удивляться после такой встречи.

— Вы увлеклись, господа, — осадил их Павеска. — Фабиан, продолжай.

Леендерц сердито запыхтел трубкой, однако всё же сменил гнев на милость.

— Ладно, Тиль, как учёный к учёному, я всё-таки должен отнестись к тебе с пониманием. Если мы переживём текущие события, я посвящу тебя в те области знаний, которые мне удалось структурировать. Сам всё посмотришь и проверишь, — Леендерц пыхнул трубкой в последний раз, выбил её содержимое в пепельницу несколькими размашистыми ударами и тут же принялся набивать снова. — Продолжим о нашем баронете. Учитывая то, что он пришёл в себя достаточно быстро, а также те крохи информации об так называемом 'Учителе', которыми соизволил поделиться Влад, я делаю вывод, что вряд ли он контролирует процессы в своём теле самостоятельно. Даже опытному, простите мне святые, колдуну не получится удержать контроль над призрачной плотью, получив увечья, несовместимые с жизнью или вызвавшие сильный болевой шок. Значит, его кто-то или что-то подстраховало. Другой колдун, либо же подселенная сущность. Влад, вы ведь не пользовались штатными средствами обнаружения подобных воздействий?

Влад покачал головой. Использовать сигилы в присутствии баронета он счёл слишком рискованным, да и выходить в тот момент из роли было крайне невыгодно.

— Тем не менее, я более склонен ко второму варианту, — подытожил Леендерц.

— То есть он... одержим? — доктор Павеска с трудом выдавил последнее слово, и тут уже пришёл черёд Леендерца закатывать глаза.

— Они называются перерождёнными, — произнёс Влад, хмуро рассматривавший засохшую кровь у себя на пальцах и под ногтями — ранив баронета, он напрочь позабыл о том, чтобы хотя бы вытереть руки. — Колдуны, которые подселяют в своё тело существ с 'той стороны', чтобы манипулировать собственной плотью, либо замещать её призрачной. Последствия бывают просто чудовищные.

— Вы так говорите, как будто обладаете обширным опытом в работе с подобными... субъектами, — заметил Айгнер.

Влад хмуро уставился на него, и старый доктор вяло махнул рукой.

— Шеб с вами, не хочу я ничего об этом знать.

— Тиль, вы используете имена святых всуе, — сделал замечание Павеска. — Нехорошо.

— Видел бы ты, сколько всего я исправил в его трактате по медицине, — сказал Айгнер, — и вовсе на костёр бы меня отправил.

Павеска ответил сдержанным смешком.

— Итак, господа, — Леендерц хлопнул в ладоши, призывая к вниманию, после чего стал раскуривать трубку, комментируя через плотно сжатые губы. — Што я хочфу фкафать... Тьфу ты! Так вот, у нас сейчас имеется следующее: представитель городской знати, одержимый инородной сущностью, который от лица коллектива единомышленников, ведомого неким могущественным с их точки зрения Учителем, поставил нашему дорогому Владу ультиматум, выполнять который он, конечно же, не будет. Далее, если принимать всерьёз озвученные угрозы, начнут убивать барона, его друзей, полицейских и прочих городских чиновников, ну и нас с вами. Убивать будут, скорее всего, при помощи существ, подобных чёрному охотнику, он же варг, либо же подошлют человеческих убийц, которые будут обладать той же неуязвимостью для обычного оружия, что и Майншвитц. Я думаю, рассчитывать на то, что он тут один такой особенный, нам не стоит. Что мы можем предпринять?

— От потусторонних убийц мы защиту найдём, — сказал Влад. — А вот с людьми будет сложнее. У меня есть специалисты, способные решать такие проблемы, — кивок в сторону ловчих, — но они перегружены работой, да и не хватит их, чтобы защитить всех.

— Значит, будут жертвы, — выдохнул Айгнер. — Мы можем их минимизировать?

— У нас всего три человека, способных справиться с этими... неуязвимыми, — заметил Павеска.

Ганс, старший из ловчих, откашлялся.

— Прошу прощения, — встрял он в разговор, — но это не так. Убить перерождённого не так сложно, как может казаться. Более того, для этого не нужно обладать особыми навыками. Нужно знать, что и как делать. Я считаю, что следует приставить ко всем важным лицам усиленную охрану, и готов лично их проинструктировать.

— Хорошо, — одобрил Влад. — Так и поступим.

— Но жертвы всё равно будут, — добавил Ганс. — Даже опытные бойцы, никогда не встречавшиеся с подобной угрозой, могут проиграть бой. И дело не в силе и умении обращаться с оружием. Дело в том, что ко встрече с подобным противником многие просто-напросто не готовы. Я и мои люди объясним им, как совладать с чудовищами, но никто не объяснит им, как совладать с собственным страхом.

— Тогда пусть это останется на нашей совести, — подытожил Леендерц. — Другого выхода всё равно нет.

— Тогда приступаем, — сказал Влад, поднимаясь со стула. — Прямо сейчас. Я направляюсь к Отто и шефу Коббу, их безопасность прежде всего.

— А что с нашими друзьями-заговорщиками? — поинтересовался Айгнер. — Не оставим же мы их в покое после всего этого?

— Их надо брать, — решительно заявил Влад, ощущая поднимающуюся в нём волну гнева. — Эта задача номер два, и я займусь ею, как только буду убеждён, что все главные лица Вальцберга в безопасности. И если мы переживём следующую ночь, клянусь, виселиц в городе прибавится изрядно, как и дорогих башмаков у тех бедолаг, что не брезгуют обирать мертвецов.

Ют помогала фельдшерам перевязывать раненых, когда массивные деревянные ворота шахтёрского посёлка распахнулись, и внутрь хлынул поток измученных, избитых, перепуганных людей.

'Сколько ещё? — подумала она, возвращаясь к пропитанным кровью и гноем бинтам. — А ведь прошло от силы два дня!'

Беженцев сопровождали потрёпанные солдаты Сорокового и стражники. Командовал ими Олег Клемм, поскольку остальные офицеры либо ещё находились в городе, либо уже были мертвы. По сути, лагерь шахтёров и прочие объекты, принадлежащие артели Клемма, были единственным островом спокойствия в бушующем хаосе беспорядков, охвативших Марбург.

Это казалось дурным сном. Одно только убийство шефа Блюгера, который эти тёмные дни казался несгибаемой и несокрушимой твердыней в, вызвало шок у горожан. Слухи распространились моментально и городские улицы, несмотря на комендантский час, заполонили возбуждённые толпы. Кто-то требовал ответов, кто-то искал защиты, кто-то подстрекал к мятежу и сеял панику. Смутьянов начали хватать и бросать в темницу, но меньше их не становилось, в то время как в распоряжении городской стражи уже не оставалось свободных людей.

К полудню первого дня в разных частях города стали появляться баррикады. К вечеру толпа взяла приступом ратушу, следующим на очереди было отделение стражи, однако здание, пусть и взятое толпой в плотное кольцо, всё-таки выдержало натиск.

Всю ночь в городе свирепствовали пожары, шайки мародёров и прочих бандитов грабили дома, местами схватываясь в отчаянных столкновениях со сбившимися в толпы разгневанными горожанами. Тьму разгоняли сполохи пламени, отовсюду доносились вопли, хлопки выстрелов и жуткий нечеловеческий вой, а через час после полуночи забил тревожный набат в соборе святой Анны, но вскоре, резко оборвавшись, он смолк. Кому могло понадобиться напасть на обитель могильщиков, где складировались тела жертв эпидемии, так и осталось тайной, ибо поутру драгуны и конные дружинники, рискнувшие провести разведку, нашли немногочисленных выживших в состоянии, близком к полному умопомрачению. Остальные были словно растерзаны диким зверьём.

Тот же конный отряд обеспечил прорыв уцелевших из отделения стражи, вместе с которыми была и Ют. Заключенных тоже забрали, как и всех попадавшихся по дороге горожан, однако часть людей по тем или иным причинам осталась в городе. К полудню второго дня стены шахтёрского посёлка приняли уже три тысячи человек, и истории, что беженцы передавали из уст в уста, были одна кошмарнее другой.

Истории о толпах больных, идущих вслед за громогласными проповедниками, оставляя за собой липкий кровавый след. О расправах над представителями власти и служащими, выступавшими в своё время на стороне шефа Блюгера. О человеческих жертвоприношениях на рыночной площади, осквернении церквей и жутких чёрных охотниках — варгах, — что крались в вечерних сумерках по улицам в поисках добычи.

При разговорах о последних у Ют перехватывало дыхание. Каракули в доме помощника судьи, гравюры из 'Малефикарума', тварь, убившая Блюгера и, если верить рассказам охраны каземата, сожравшая Ги Огюстена. Кто-то выступил против них и ударил так, что все значимые фигуры в Марбурге оказались сметены со стола. И воцарился хаос.

Эпидемия при этом тоже никуда не делась, и Ют с немногочисленными врачами, находившимися на территории посёлка, сбилась с ног, пытаясь отделить раненых от больных кровяной лихорадкой, в то время как люди всё прибывали.

'А Влад тем временем получит письмо, в котором расписано, как мы тут преуспели', — думала она, и тут же ощущала укол совести — мать курьера, что с улицы Кочегаров, — она так и не проведала её, хотя обещала; даже не попыталась разузнать о её судьбе. Да, выбора у неё всё равно не было, но легче от этого не становилось.

Ближе к вечеру она обошла посёлок вдоль стены, рисуя на воротах, башенках, колодцах и столбах 'Око' и ещё несколько оберегов, которые всегда применяла бабушка, запирая дом от нечистой силы. Простота сигилов играла травнице на руку: то же 'Око' нагревалось моментально, выжигая на деревянных стенках чёткий контур, въедаясь в камень и кирпич тонкими полосками сажи. И даже не требовалось того маленького акта садизма, который проделывал Влад, да и вообще никакой жертвы, ибо боль и страх пропитали посёлок настолько, что обереги, поглощая их активировались сами собой.

Мелькнула на задворках разума и тут же засела подлым солитёром мысль, что в охваченном агонией городе точно таким же образом можно творить вещи куда более тёмные и злые. Не зря, ох не зря молва людская твердит, что все ведьмы, колдуны и прочие чернокнижники питаются горестями людскими и бедами. Так недолго и до того, что варги и прочая нечисть, стократ худшая, начнут и средь бела дня бродить, не боясь ни света, ни оберегов, ни звона колоколов.

Ют твердо решила, что ночью следует внимательней вчитаться в 'Малефикарум', который всё это время лежал у неё на дне котомки — для Влада прихватила на всякий случай, но не пригодился. Теперь, быть может, там она найдёт хоть какую-нибудь указку на то, как отвести беду.

Поздним вечером было собрание в кабинете Клемма-старшего. Недовольно бурча себе в бороду, он сидел за своим широким дубовым столом, хмурил брови и слушал Олега и прочих офицеров, которые показывали ему что-то на карте города, которая и занимала большую часть стола. Ют и несколько врачей сидели поодаль, с ними же были люди Клемма из правления артели и несколько уцелевших дворян, которые никак не могли найти себе места, однако теребить хозяина не решались, а потому нервно мерили шагами его кабинет. Ют, глядя на них, устало хмурилась, однако тратить силы на общение с благородными господами не собиралась.

— Лейтенант задерживается, — шепнул один из докторов своему соседу — Ют они старались игнорировать. — Как бы не случилось непоправимого.

— Они сегодня выезжали в госпиталь Святого Франца, за остатками медикаментов. Может тёзка-святой и огородит лейтенанта — нам без этих лекарств будет туго. Не травами же больных лечить.

Ют подавила тяжкий вздох. Если Марбургские эскулапы продолжают злословить в её адрес, даже когда город находится на грани катастрофы, ей точно нет смысла спросить с ними, убеждать в чём-либо и доказывать своё право быть с ними на равных. В конце концов, все они прибегут за помощью именно к ней. К ведьме.

Дмитрий Клемм тем временем грузно поднялся из-за стола и, протолкавшись мимо застывших посреди комнаты людей, подошёл к окну.

— Послушать вас, господа, так скоро мы тут окажемся в самой настоящей осаде. Неужто в городе безумцев больше, чем добропорядочных граждан?

Ему ответил сержант Клаус — единственный уцелевший офицер стражи и последний заместитель Блюгера. Говорил сержант сухо и с таким каменным лицом, словно отчитывался перед самым высоким начальством.

— Граждане напуганы и словно овцы следуют за этими странными... жрецами или проповедниками — шут их разберёт, кто они такие. Мы не успеваем везде, и люди ищут защиты у тех, кто в состоянии её предоставить. У этой, с вашего позволения, секты, которую мы каким-то образом ухитрились проморгать, а ведь они, судя по всему, действуют в городе уже очень давно — не смогли бы они собрать столько сторонников всего за несколько дней.

— То-то и оно, что мы их проморгали. Эх, теряем мы нюх, — добавил Клемм, нахмурившись ещё сильнее, и Ют внезапно вздрогнула при мысли о том, насколько же стар этот человек — по сути единственный, кто пока ещё держит распадающийся город в руках. — Ладно, а что там с городскими церквями?

— Все захвачены, — проскрежетал один из офицеров Сорокового. — От мала до велика. Соборы святых Франца, Анны, Корнелия, церковь Маттиаса-избавителя, часовня святого Шеба — повсюду теперь эти истекающие кровью толпы безумцев. Они выводят на улицы больных вперемешку со здоровыми. Всех несогласных убивают. Храмы оскверняют и устраивают там свои сборища. И люди, как бы ужасно это не звучало, тянутся к ним.

Клемм тяжко переступил с ноги на ногу, и двинулся обратно к своему рабочему месту.

— Он прав, отец, — добавил Олег. — Мы сами видели, как сектанты растерзали кучку мародёров возле старого хлебного склада в Хромом переулке. И горожане, высыпавшие из домов, приняли в расправе участие. Боюсь, что Марбург нам не удержать, если здравомыслие наших сограждан им отказывает.

— Вы имеете в виду... — начал было один из аристократов, что стоял неподалёку от Олега, но тут же был перебит.

— Надо уходить, — припечатал Клемм-младший, и слова эти встретили больше одобрительных возгласов, чем возмущённых.

— Бросить всё и бежать? — хмуро поинтересовался Клемм-старший. — Так вы все считаете? Кирилл, и ты тоже с ними?

Младший сын не рискнул поднять глаз, однако ответил сразу и чётко:

— Выхода нет, отец. Алмазы никуда не денутся, толпы сектантов не будут добывать руду и камни. Ну, пожгут нам тут всё — да и шут с ним, с имуществом. Надо выводить из Марбурга людей, всех, кого сможем, и идти в Вальцберг — больше нам нигде не помогут.

— А что с деревенскими? — подала голос Ют.

Олег посмотрел на неё и тепло улыбнулся.

— Разошлём всадников, предупредим окрестные селения об угрозе. Кто сможет, отправится вместе с нами, но не стоит рассчитывать, что они так легко снимутся с места.

— Когда туда вслед за нами придут спятившие от крови и ужасов толпы, будет поздно думать, — заметила Ют. — Но ты прав, вряд ли мы сможем уговорить их всех.

Клемм-старший обвёл их собрание взглядом. Чиновники, военные, аристократы, стражники, врачи и торговцы напряженно следили за ним, ожидая решения.

— Я бы предложил проголосовать, раз уж нас тут так много собралось, — произнёс он, пригладив бороду. — Но лучше поставлю вопрос таким образом: кто против?

Возразить никто не решился.

— Тогда собираем пожитки, выводим уцелевших из города и двигаемся в Вальцберг, — подытожил он. — Нужно обеспечить людей пищей, водой, нужны животные и повозки для слабых и больных, нужен вооружённый конвой. Господин Шульц, — Клемм повернулся к своему пожилому секретарю. — Берите бумагу и перо, садитесь на моё место — распишем план действий прямо сейчас. Итак, господа, начнём по порядку!

Ганс выглянул из-за угла трёхэтажного здания, что по улице Цветов в Северо-Западном районе Вальцберга и отыскал взглядом офицера Сорокового Бернхольдского, засевшего со своими людьми в сотне метров от ловчего на противоположной стороне улицы. Случайных прохожих предусмотрительно разогнали, местные жители захлопнули ставни на окнах и позапирали двери, а городские стражники ещё на подступах заворачивали зевак и прочих желающих срезать дорогу по маленькой уютной улочке.

Вокруг цели всего этого мероприятия — старинного городского особняка за высокой оградой из воронёной стали — образовалась непривычная для середины дня пустота. Ганс обернулся и посмотрел на Пауля. Тот стоял, устало привалившись к стене, за ним напряженно застыли тридцать человек бернхольдцев, сжимая в руках заряженные ружья с примкнутыми штыками.

— Чувствуешь что-нибудь? — спросил Ганс подчинённого, но тот лишь мотнул головой. — Уверен? Без сюрпризов?

— Я хоть раз ошибался? — огрызнулся Пауль.

— Нет, — со вздохом ответил Ганс.

В целом это было к лучшему, ибо местные солдаты хоть и были людьми храбрыми и закалёнными, но встреча с врагом непостижимой для простого человека природы даром не проходит. Хватит с этих ребят на сегодня потусторонних тварей.

Вполголоса поблагодарив святого Винса, Ганс кивнул своим бойцам, и те ринулись к парадному входу в особняк. Ганс шёл во главе колонны, Пауль немного поодаль. Две другие группы, завидев их, тоже выдвинулись на позиции, чтобы перекрыть чёрный ход и вторую калитку.

Пауль, отделившись от основной группы, быстро перемахнул через поросшую плющом ограду, вызвав у солдат одобрительные смешки. С территории особняка не донеслось ни единого звука, а вскоре распахнулись главные ворота, открытые ловчим изнутри.

— Во дворе никого, — доложил Пауль своему командиру.

Солдаты тем временем преодолели короткую аллею и выстроились по обе стороны от парадных дверей, а четверо самых дюжих, орудуя колунами, стали выламывать двери. Когда те поддались, молодчики разошлись в стороны, и отряд ворвался внутрь.

К сожалению или к счастью, но дом оказался пуст. Ни души, кроме престарелого слуги, который при виде оружия чуть сам не преставился. Ни стрельбы, ни борьбы, никаких баррикад, никаких залитых кровью комнат и подвалов, где в окружении таинственных фигур, предметов и клубов благовоний обезумевшие хозяева резали наспех прислугу, взывая к потусторонним силам о помощи. И самое главное — никаких тварей, стремительных и кровожадных, похожих на ожившие тени. Ни одна из стычек с таким врагом не обходилась без потерь, и хотя ловчие своё дело знали туго, их подопечные ко встрече с тварями из-за завесы оказались не готовы морально.

Ганс со скучающим видом слонялся по холлу, пока солдаты обыскивали каждый уголок особняка. В этом было мало смысла — Пауль всё равно не почуял ни следа колдовской деятельности, — однако мало ли чем варг не шутит? Подчинённый Ганса сидел на подоконнике, меланхолично покуривая трубку, и словно не замечал происходящего.

— Это последний на сегодня? — спросил он, глядя в окно.

Ганс сверился со списком, составленным Де'Сендом и фон Вальцем, и кивнул.

— Юрген сейчас уже должен закончить на Зайцштрасс, если господин фон Брюге не приготовил какой-нибудь особенно каверзный сюрприз, — добавил Ганс.

— Надо было меня к нему отослать, командир, — укоризненно заметил Пауль, выпустив густое облако сизого дыма.

— Там Де'Сенд и профессор, — парировал Ганс. — Тоже в некотором роде специалисты.

Пауль покачал головой.

— Там не 'специалисты' нужны, а ищейка. Я там нужен.

— Мы выходим через пятнадцать минут, — объявил Ганс. — Приготовь пистолеты, может ещё пригодятся. А я пока пну этих увальней-бернхольдцев, чтобы шустрее обыскивали тут всё и передавали дом мортусам.

— Здесь нет больных.

— Сам знаю. Но пусть уж люди дока Януша сами всё осмотрят и запечатают чёрными крестами.

— Начальству виднее, — согласился Пауль. — Что ж, надеюсь, Юрген там без нас не перестарается, случись чего.

Ганс замер у порога и дёрнул щекой, сдерживая кривую ухмылку:

— Да уж, будем надеяться.

Полчаса спустя, когда пожар, перекинувшийся от полыхавшего городского дома барона фон Брюге на соседние здания, удалось-таки затушить, Ганс всё с той же ухмылкой, намертво прилипшей к лицу, мерил шагами чудом уцелевший внутренний дворик, глядя на то, как огонь подтачивает последние перекрытия, и дом медленно складывается внутрь себя.

— Там ещё подвал был, — неуверенно подал голос Юрген.

— В смысле 'был'?

— Нет, он там и остался, но зайти теперь можно только через тайный ход, да и то не во все помещения — там местами пол провалился. Домишко старый, трухлявый, горит хорошо — старикан явно скряга был, раз его устраивали такие хоромы.

Ганс снял перчатку и смахнул с лица маслянистые хлопья серого пепла. Пауль стоял в сторонке, словно принюхиваясь к чему-то. Юрген вытянулся по струнке, стараясь не смотреть командиру в глаза.

— Всех хоть взяли? — спросил тот.

Юрген кивнул.

— Уверен?

— Наши ребята из Сорокового перехватили старшего фон Брюге со свитой, когда те пытались удрать. На них он и натравил остатки своей своры. Шестнадцать человек полегло, не считая раненых.

— Только варги? Или ещё что-то?

— В доме их оказалась целая стая, — ответил Юрген. — Но кроме них и вооружённой прислуги никого... серьёзней.

— И то хлеб, — кивнул Ганс. — Пауль, чуешь что-нибудь?

— Ритуальная комната под землей, почти под нами. Надо людей посылать, пусть ищут вход.

— Чего ожидать?

— Тёмное пламя гаснет, остатков не хватит даже чтобы котёнка заморочить. Гони туда мортусов — там, поди, зрелище не для слабонервных, а солдаты сегодня и так натерпелись.

Ганс кивнул и отдал приказ стоявшему неподалёку дружиннику — тот, будучи безмерно рад, что выпал шанс оказаться подальше от проклятущего пожарища, ринулся исполнять. Командир ловчих проводил его взглядом после чего переключил внимание на противоположную сторону дворика — там, окружённые вооружённой охраной, о чём-то оживлённо беседовали Де'Сенд и Леендерц, — и сразу же туда направился.

— А, Ганс, — приветствовал го Влад. — Денёк выдался трудный, как я посмотрю? Каковы наши итоги?

— По списку не взяли только троих, и среди них эта ваша маркиза. Чертовка заколола двоих стражников и скрылась, пока мы с Паулем занимались её гостями.

— У госпожи де Фюми были гости? — спросил Влад.

— И гости непростые, — кивнул Ганс. — Вызвали свору, как и прочие участники заговора, и сами бросились на нас, словно дикое зверьё. Явно живыми сдаваться не хотели, так что пришлось попотеть. Двоих взяли, остальных пришлось убить.

— А что Эйлерт и Аннели Мейсы?

— Их нигде не было, — покачал головой Ганс.

— Будем надеяться, с ними всё в порядке, — вздохнул Леендерц. — Пока ничего другого нам не остаётся.

— Если они не спелись с маркизой, — подметил Ганс. — Иначе, боюсь, придётся и их отправить на виселицу.

— Не думаю, что до этого дойдёт, — возразил Влад. — Ганс, отправь людей на поиски. Если отыщут их, то пусть волокут к барону Отто, а он уже решит, что с ними делать.

Ганс не стал спорить с начальством. Де'Сенд, насколько он знал, к сантиментам был не склонен, и даже самое положительное личное расположение господина агента не могло защитить преступников от заслуженного наказания.

— Куда распределяем арестованных? — спросил ловчий.

— Верхушку из списка — на допрос в Новую башню. Остальных по казематам, — распорядился Влад. — А мы с профессором постараемся поскорее здесь закончить.

— Будете спускаться вниз?

— Да, обязательно, — кивнул Влад и посмотрел на Леендерца. — Профессор? Вы со мной?

— Придётся, хотя я на сегодня уже насмотрелся на трупы и подземелья, — признал профессор. — Впрочем, господин фон Брюге знатно отличился, когда пытался отбиться, так что в его владениях мы может и отыщем что-нибудь более интересное.

В подвал Влад и Леендерц спустились, облачившись в робы мортусов. Большая часть помещений пострадала при пожаре и оказалась недоступной, однако самое главное — круглый подземный зал, выложенный чёрным камнем, с поддерживаемым мощными сваями каменным потолком, почерневшим от копоти, — уцелело. Потёки крови и чёрной жижи на полу вели к тоненьким канавкам по периметру зала, вдоль стен располагались многочисленные столы и стулья, стойки с оружием, пыточными и хирургическими инструментами, книжные шкафы и прочая утварь. Центр зала был пуст, если не считать нескольких железных колец, вмурованных в пол, исписанный бесчисленными нечитаемыми каракулями вплоть до некой, очерченной всё той же чёрной субстанцией границы.

Тела лежали там же, брошенные как ненужные игрушки, за пределами жертвенного круга. Леендерц окинул несчастных взглядом и не сдержал сердечных ругательств.

— Эти свиньи превращают сложную науку в грязный, кровавый ритуал.

— Вы знаете иной способ преодолеть границу между мирами?

Леендерц поморщился, словно от скрежета железа по стеклу, однако же утвердительно кивнул.

— Способов, хорошо изученных и действенных, достаточно, однако все они слишком сложны для этих дилетантов. Учитывая наши находки в домах всех, связанных с этим заговором, ничему иному их 'Учитель' и не собирался обучать свою паству. Не возьмусь оценивать его собственные навыки, однако последователей своих он пустил по самой простой и кровавой дороге.

Влад с иронией посмотрел на свои ладони — там, под защитными рукавицами они были покрыты сеточкой тоненьких шрамов — тех самых жертв, которые он приносил, активируя сигилы.

Леендерц перехватил его взгляд и положил ему на плечо свою широкую ладонь.

— Я знаю, о чём вы думаете, мой друг, и я не одобряю подобных методов, однако мне хорошо знакомо, что такое 'вынужденные меры'. А наши оппоненты идут на это добровольно и с превеликой радостью. Эй, ловчий! — он окликнул Пауля, стоявшего у входа в зал. — Почуял что-нибудь или как?

— Здесь безопасно, — ответил ловчий из-под маски, которая явно была ему мала. — Осматривайте, что вам нужно, а я посторожу на тот случай, если хозяева оставили ещё какой-нибудь сюрприз.

Леендерц, отправив Влада изучать книжные полки и жуткие инструменты, остался один на один с ритуальным кругом. Обошёл его несколько раз, поскоблил чёрные каракули ножиком, а когда заметил, что на отдельных участках символы произвольно искажаются, перетекая один в другой, поспешно начертил на ближайшей колонне 'Око' и с удивлением заметил, что сигил загорелся тут же, и притом очень ярко.

Пауль, глядя на это, недовольно заворчал:

— Колдуете, профессор.

— Помолчи, парень, и не мешай, — отмахнулся Леендерц, выводя ещё несколько оберегов — куда мощнее 'Ока' — и с ужасом обнаружил, что все они стремительно напитываются энергией и активируются.

— Похоже, у нас проблемы.

Влад, отвлекшись от обыска книжных полок, забитых запрещённой оккультной литературой и политическими памфлетами, за хранение которых можно было отправиться в ссылку, а то и на каторгу. Он подошёл к Леендерцу и оглядел ряд светящихся сигилов на ближайшем столбе.

— Быстро вы.

— Это не я, — ответил профессор, нервно крутя в руках ножик. — Они активировались сами. Ткань раздела здесь не просто тонка — она пестрит неприкрытыми брешами, и я могу невозбранно пользоваться сырой энергией с той стороны. Ваш человек это почуял сразу же.

— Пауль — ищейка, его талант пестовали опытные тренеры, вряд ли от него укроется хоть какое-то действие с потусторонней силой.

— Если только она не прорвёт барьеры, словно гигантская приливная волна. Если раздел исчезнет, и в нашу реальность хлынет чужеродная ей субстанция.

— Такое возможно?

— О да, вполне. Хуже того, это уже происходит прямо здесь и сейчас. Ловчий, только честно, ты ощущаешь беспокойство, недомогание?

— Я устал не больше, чем обычно, — огрызнулся Пауль. — К чему этот вопрос?

— Я не пытаюсь задеть тебя, — сказал Леендерц. — Давай, прислушайся к себе, ты должен почувствовать нечто... обволакивающее, словно пелена тумана или лёгкий саван, который становится всё тяжелее и тяжелее с каждым вдохом. Ты чувствуешь?

Ловчий помолчал несколько секунд, а потом ответил уже более спокойно:

— Да. Есть что-то похожее. Некая тревога. Обычно, когда колдун творит свой мерзкий ритуал, а с той стороны прорывается вызванная им мерзость, я чувствую это, словно резкий толчок, укол, ощущаю, как дрожь во всём теле, как замирание сердца. Здесь похожее чувство, но не такое сильное и резкое, а едва заметное, гнетущее. Я списал это на утомление, но будь я проклят, ощущения те же, что и при открытом колдовстве. Но первое — это как если разбить кувшин с молоком, а второе — как если бы он медленно вытекал по капле. И сейчас эти капли капают всё быстрее.

Пауль потянулся к тесаку и снял его с пояса. Сигилы вспыхнули ярче прежнего, и Де'Сенд с Леендерцем невольно попятились за пределы ритуального круга.

— Что-то ищет, — объявил ловчий голосом мертвеца, глаза его остекленели, вторая рука снимала с пояса пистолет.

— Влад, сигил 'Клетка', знаешь такой?

Де'Сенд кивнул.

— Бери левые два столба, а я беру правые. Бегом!

Они спешно создали некое подобие периметра, в то время как ловчий, застыв, словно истукан, с оружием наизготовку, что-то невнятно бормотал себе под нос. Сигилы вспыхнули ярче чадящих факелов на стенах зала, и тонкие, едва заметные человеческому глазу нити протянулись от одной колонны до другой. В тот момент, когда ловчий одними губами выдавил 'оно здесь', клетка для гостя с той стороны была уже готова.

Капля чёрной жижи упала с потолка. За ней вторая, третья, четвёртая... Вскоре с потолка уже вовсю хлестал чёрный ливень, и маслянистая субстанция смыла и кровь, и каракули, покрыв весь пол в пределах 'Клетки' ровным чёрным слоем. Факелы потухли, запахло хвоей, горелым деревом и смолой, резко потянулось сыростью. А затем дождь прекратился так же резко, как и начался, оставив после себя ровную гладь большой чёрной лужи.

— Профессор, это оно? — только и смог произнести удивлённый Влад. — Я, конечно, всякое видел, но... это призрачная плоть?

Леендерц, взяв себя в руки, кивнул:

— Полагаю, что да, субстанция та же самая, пусть и не настолько стабильная. Ловчий, ты что чувствуешь? Есть в этом какая-нибудь угроза?

— Нет, угрозы я не ощущаю, — Пауль медленно приблизился к профессору и агенту, и уверенно отстранил их назад. — Ни угрозы, ни колдовства, но оно... живое, разумное, и этот разум... ищет что-то.

Все трое переглянулись.

— Ведь все понимают, что безопаснее всё тут сжечь? — спросил Влад.

— Так обычно и делаем, — подтвердил Пауль. — Нужно звать командира.

— Подождите, — остановил его Леендерц. — На данный момент оно сковано и явно не агрессивно. Любой варг уже вовсю пробовал бы 'Клетку' на прочность.

— Фабиан, смотрите!

Леендерц обернулся и уставился на лужу. По чёрной жиже шла рябь, она медленно стягивалась к центру зала, собираясь в плотную грушевидную каплю, вытягиваясь вверх и вращая туда-сюда толстым отростком, похожим на лишённую рожек и щупалец голову слизняка.

Пауль, вернув пистолет на пояс, снял оттуда толстостенную склянку, разделённую изнутри тонкой перегородкой, по обе стороны которой плескались две разные жидкости: одна лёгкая и прозрачная, вторая зеленовато-синяя и густая, словно кисель. Верх склянки был запаян.

— Пауль, повремени с этим, — предупредил ловчего Влад. — Не хватало ещё сгореть в этом проклятом месте.

— Это я так, на всякий случай, — ответил ловчий, однако склянку не убрал и встал к слизняку вполоборота, выставив перед собой тесак.

— Влад, на полу, смотри! — показал Леендерц.

От капли отделился тоненький отросток и, нащупав перед собой плоский камень, стал елозить по нему с противным хлюпаньем и шуршанием, а затем, закончив свою возню, втянулся обратно.

— Что он делает? — недоумённо пробормотал Влад. — Это рисунок что ли? Некий символ?

И впрямь, на камне, отчётливо проступая поверх слоя высохшей крови и свинцовой краски, извивался странный символ, какие Владу видеть ещё не приходилось. Зато взгляд Леендерца загорелся узнаванием.

— Святые угодники, — выдохнул профессор.

— Вам нехорошо?

— Я знаю этот сигил, хотя и не думал, что кто-то в здравом уме им воспользуется.

— Объясните. Что за сигил?

Леендерц ещё раз внимательно посмотрел на живую каракулю и наконец выговорил:

— 'Контакт'.

Глаза Влада под маской округлились, Пауль нервно дёрнул кончиком тесака.

— Оно что, хочет с нами говорить? — переспросил Влад.

— Откуда мне знать, чего оно хочет? — огрызнулся профессор. — Впрочем, извините старика. Не так-то часто приходилось видеть, чтобы гости с той стороны использовали сигилы, особенно из тех, которые запрещены даже среди самых опытных оккультистов.

— Нельзя входить в контакт с потусторонними сущностями? — спросил Влад. — Я думал ваш брат только и ждёт такой возможности.

— Действительно, странно для колдуна.

Леендерц рассерженно фыркнул.

— Опасно вступать в контакт с сознанием, чья природа не до конца ясна, — наставительно произнёс он. — Даже для контакта с другим человеком требуется серьёзная подготовка, а уж попытка соприкоснуться с сознанием существа с той стороны раздела может обернуться необратимым повреждением разума контактёра. Угроза эта, впрочем, обоюдна для обеих сторон.

— То есть, теоретически, это существо также осознаёт опасность подобного действия? — уточнил Влад, кивну в сторону замершего в ожидании слизня.

— Учитывая, что оно владеет техникой рисования сигилов, я склонен считать, что это существо вполне отдаёт себе отчёт о происходящем, — ответил Леендерц и задумчиво потёр маску там, где под ней должна была находиться борода. — Меня больше интригует тот факт, что во всех известных мне случаях инициатором ментального контакта был человек. И ни один из контактов с той стороной не прошёл без последствий. Теперь же я вижу потустороннее существо, способное изъясняться понятным для нас образом. У нас с ним есть некая точка соприкосновения.

— И на что это вы намекаете? — настороженно спросил Влад. — Я правильно понимаю, что на той стороне может находиться что угодно? Любая форма сознания и материи, чуждая нашему миру?

— Да, правильно, но последние события показывают, что не так уж оно и чуждо нам с вами. К тому же ментальный контакт подразумевает лишь построение связи между разумами, но никак не затрагивает материальный мир.

— Профессор, вы предлагаете...

— Именно!

— Я протестую, — сухо произнёс ловчий. — Это может кончиться тем, что я буду вынужден покромсать одного из вас на кусочки, если эта тварь вдруг возьмёт верх. Одержимость — это вам не шутки, профессор.

Леендерц закатил глаза.

— Во-первых, не одного из нас, а только меня, — заметил он, стараясь не смотреть в сторону агента.

— Вы всё-таки хотите это сделать? — ошёломлённо выдохнул Де'Сенд. — Рассуждали тут про всякие неземные опасности, а теперь хотите шагнуть прямо в бездну? Неожиданно, скажу я вам.

— Влад, это исключительно прагматичный подход, — запротестовал Леендерц. — Я имею обширные научные знания, подкреплённые многолетней практикой. Я вступлю в контакт и, быть может, выясню что-нибудь полезное для нас, а вы тем временем проконтролируете весь процесс, а в случае чего вырубите нашего гостя и вытащите меня назад.

— Это опасно.

— Оно в клетке и никуда не вырвется.

— Опасно для вашего рассудка!

— Я предприму все необходимые меры предосторожности.

Спустя пятнадцать минут уговоров, доводов, угроз и простой сердечной брани профессор всё-таки заставил агента и ловчего уступить.

— Ладно, — сердито отмахнулся Влад. — Говорите, что нам нужно делать?

— Ничего особенного. Нам нужно всего лишь ответить ему тем же сигилом. Я поставлю ещё несколько в качестве оберегов, а вам, Влад, в случае чего потребуется будет добавить к моему сигилу знак прерывания, и поскольку процесс уже будет запущен, активировать его отдельно не придётся. Я вам всё сейчас покажу и объясню. А вы, Пауль, в случае опасности действуете по обстановке.

Ловчий кивнул.

Леендерц отыскал свинцовый карандаш и стал выводить на полу сложную фигуру, оставив в центре место для финального штриха. Сигилы, которые должны были оградить его тело и разум, вспыхивали один за другим, а когда защита была готова, профессор стал выводить фигуру, точь-в-точь повторяющую ту, что начертил своим щупальцем слизняк. На финальном завитке он сломал карандаш — тот разлетелся на несколько кусков, укатившихся в темноту.

— Вот незадача, — фыркнул профессор, поднимаясь с колен. — Пойду посмотрю, там где-то был ещё один.

Влад тем временем склонился над фигурой. Её линии подрагивали, словно маленькие чёрные змейки, норовившие расползтись из общего клубка.

— Фабиан, — позвал он. — Фигура начинает работать. Поторопитесь там.

— Быть не может, — ответил профессор, копаясь в ящиках большого стола из посеревшего дерева. — Незавершённый сигил не может направлять энергию.

— И тем не менее, — пожал плечами Де'Сенд. — Сыро тут, вот и потекла ваша запятая.

— Влад?! — Леендерц обернулся, голос его дрожал. — Влад, отойдите в сторону!

Но среагировать не успел ни Влад, ни ринувшийся к нему ловчий. Сигил 'Контакта' с треском раскалился, раздался резкий хлопок и все трое, зажимая уши, рухнули на колени, а сигилы 'Клетки' тот же миг выгорели, и зал затопила темнота.

В старом домике на окраине Вальцберга было сыро и зябко. Тонкие стены, щели в полу и на стыках, затопленный подвал — всё это только способствовало быстрому обветшанию бесхозного жилища.

В глубине дома, в помещении с заколоченными окнами при свете свечей и скромного очага сгрудились несколько человек и, несмотря на обстановку и скудный обед, который они смогли себе позволить, они были отнюдь не нищими оборванцами. Прилично одетые, хотя и слегка грязноватые, с холёными белыми руками, увешанные драгоценностями и перстнями. Выделялся среди них только мальчишка в форме лакея, который и прислуживал собравшимся господам.

— Подкинь дровишек, парень, иначе я тут околею, — велел ему пожилой господин с кудрявыми седыми бакенбардами.

— Только не переусердствуй, — добавил другой, тощий, с длинным носом, на котором кое-как держалось пенсне в золотой оправе, одетый в чёрный двубортный пиджак с нашивкой пороховой артели на лацкане. — Наш старина Карл в состоянии потерпеть лёгкий холодок.

— Да кто ты такой?! — вскипел, было, первый мужчина, однако тощий и бровью не повёл.

— Хочешь, чтобы нас тут как можно быстрее нашли? — злобно проскрипел он, сверкнув оправой пенсне. — Быть может, ты считаешь, что в Старой Башне будет теплее?

— Теплее будет, когда настанет время отбивать чечётку в петле, — хмыкнул третий господин — высокий, статный, в кителе офицера речного флота.

— Господин Мейерхофф, как всегда, излагает суть кратко и недвусмысленно, — поддержала разговор дама в красном жакете поверх лёгкого костюма для верховой езды; в руке она держала длинный мундштук. — Так что господину Мерцелю и впрямь придётся немного потерпеть.

Карл Мерцель, потомственный рыцарь и член ордена Стяжателей Славы, владелец скромного загородного имения и клочка ленных земель у самой кромки Тарквальдского леса, проглотил готовое уже сорваться с губ ругательство, однако промолчал. Вместо него в разговор снова вступил член пороховой артели.

— К вам, госпожа де Фюми, тоже есть претензия. Какого ляда вы притащили сюда этих двоих?! В наше убежище?!

Длинный нос, словно указка, нацелился на Эйлерта и Аннели Мейсов, тихо сидевших в углу возле очага. Девушка съёжилась под гневным взглядом, однако её брат и не думал спускать подобное. Рука его легла на рукоять шпаги быстрее, чем носатый успел закончить фразу.

— Если не смените тон и не извинитесь, — выпалил Эйлерт, — мне придётся поучить вас хорошим манерам!

Носатый усмехнулся.

— Меня не смогла одолеть дюжина солдат с ружьями наперевес, я ускользнул даже от одного из головорезов Де'Сенда, мальчик. Ещё одна дерзость, и тебе открутит голову собственная тень!

— В таком случае ваша голова, господин Бриль, задержится на плечах ненамного дольше, — холодно отчеканила де Фюми. — Уж я-то знаю вас, как облупленного, и вы меня тоже знаете. Учитель всегда подмечал, что особого таланта в вас нет, и справиться с вами для меня особого труда не составит. Мне даже тени, поверьте, не понадобятся.

— Ах, какая женщина, — всплеснул руками восторженный Мейерхофф. — Огонь, а не женщина.

— И тем не менее, господа, нам не стоит в текущей ситуации затевать ещё и между собой драку, — вставил ещё один из присутствующих, сидевший на другом конце стола.

— Эйл, убери руку, — попросила маркиза. — Сталью тут и впрямь ничего не решишь. А что до юных Мейсов, — добавила она, чуть повысив голос, — то это мои гости и друзья. Оставить их во время облавы я не могла.

— Они — родня барона. Малец якшается с господином агентом, — проскулил Бриль, однако решительности в его голосе поубавилось. — К тому же, кто, как не вы, уговорил Майншвица решиться на эту авантюру с переговорами. Вы всех нас подставили под удар.

— Половина вашей артели на стороне Де'Сенда и фон Вальца, — напомнил ему Мейерхофф. — Вы даже не удосужились устранить тех людей, кого не удалось завербовать.

— Они просто не были готовы, а наш Учитель ставит слишком уж сжатые сроки, — попытался оправдаться Бриль.

— Он ставит такие сроки, какие считает нужным, — напирал Мейерхофф. — А вы с вашим беспечным отношением к делу могли подставить нас куда серьёзней, чем госпожа де Фюми. Откуда у агента были списки наших имён? Откуда он узнал, где и когда нас брать? Одной встречи с Леопольдом мало, чтобы получить такую информацию.

— Был ещё Ги, — напомнил Мерель. — Он мог растрепать Блюгеру.

— Блюгера больше нет, как и нашего старины Огюстена, — выкрикнул кто-то.

— А при посторонних мы вообще можем такое обсуждать?

— Мальцам всегда можно заткнуть глотки!

— Только тронь их, Бриль! В любом случае, обратной дороги для них нет, как и для нас!

— Это всё вина Майншвитца! Куда он смотрел?

— Де'Сенд отыскал нас по одному, а теперь накроет всех вместе! Надо бежать из города!

— Куда бежать?!

— Да хоть куда!

— Замолчали! Все!

Зычный окрик заставил спорщиков умолкнуть и обратить взоры в сторону дверей. В проёме стоял, брезгливо оглядывая пестрое собрание, Эрих Хофф. Он был одет в лёгкую шинель с высоким воротом, брюки и сапоги, перчатки из тонко выделанной кожи скрывали его руки. Постукивая перед собой тростью, словно боясь провалиться в гнилой подпол, он приблизился к столу, однако садиться на предложенный стул не стал. Где-то за его спиной раздался шорох и явился второй гость — оборванный бродяга, чьё лицо скрывал грязный дерюжий капюшон.

— Добрый вечер, — вымолвил Хофф. — Не хотелось прерывать ваши, несомненно, важные споры, но хочу напомнить, что у вас ещё есть кое-какие обязательства. Многие были арестованы, и Он считает, что необходимо предпринять ответные меры.

— Нас мало, — осмелился высказаться Мейерхофф. — А у господина чиновника все козыри на руках. Что мы можем сделать?

— Ускорить события в соответствии со старым планом. Готовность наша не столь высока, как хотелось бы, однако часть факторов играет нам на руку.

— Например?

— Марбург в наших руках. Союзники фон Вальца и Де'Сенда там убиты, либо дезорганизованы. От наших друзей в город скоро будет поставлено оружие, и марбургские ячейки, объединившись, выступят сюда. От нас потребуется лишь создать условия, при которых Де'Сенду будет нечем ответить на удар извне. Отлавливая вас и ваших единомышленников пополам с рядовой мелочью, он слишком растянул силы, а весть об угрозе со стороны Марбурга до него и вовсе не дойдёт.

— Зато сюда могут дойти уцелевшие, — заметил Мейерхофф. — И принести дурные вести.

— Значит, сделайте так, чтобы к этому моменту было уже слишком поздно! — чуть ли не рыком ответил Хофф. — Цена ошибки слишком высока, так что постарайтесь хорошенько.

— Тогда, быть может, Он немного подсобит нам? — спросил Мерцель. — Обычных мер предосторожности уже не хватает. Потусторонние союзники не дали нам решающего преимущества. Этот столичный выскочка — настоящая бестия.

— Он не так прост, — ответил Хофф, сердито нахмурившись. — И это до сих пор не поняли только полные идиоты.

— Тогда кто он? Явно не ревизор. Может какая-нибудь шишка из Королевской канцелярии.

— Или из Тайной? Сыскарь какой-нибудь.

— Или шпион Альберта.

— Человек епископа. Неспроста же терпели крах наши попытки заморочить его или скормить чёрному охотнику.

Хофф ничего не ответил на все эти выкрики.

— Это можно узнать только у него самого. Ну, или у барона с его приближёнными на худой конец. Я, пусть и облечённый доверием, знаю не больше вашего, хотя грамоты у господина Де'Сенда и впрямь хороши. Я бы даже сказал, что не совсем по рангу.

— А что Учитель думает делать? — поинтересовалась де Фюми, раскуривая опиумную палочку.

Хофф перевёл взгляд на своего неопрятного спутника, и бродяга, быстро поняв его, заговорил:

— Наш благодетель сейчас занят куда более важным делом, чем противостояние с господином агентом. Юная мать, что вынашивает благословенное дитя, нуждается в особом внимании, и Он дни и ночи посвящает только этому, ибо, если дитя не родится на свет в урочный час, все наши старания пойдут прахом. Но Он, тем не менее, понимает всю серьёзность нашего положения. Порядок не должен быть восстановлен, болезнь должна и дальше распространяться по Вальцбергу, агония должна длиться, не прекращаясь, ибо только так можно приготовить мир к явлению нового святого. Созданного не лживым Создателем, но самими людьми.

Слушавшие его благоговейно пустили взоры, и лишь Эйлерт и Хофф никак не отреагировали на эти слова. Юноша и бургомистр на какой-то краткий мир встретились взглядами. Первым отвернулся Эйлерт, Хофф же промолчал с таким видом, словно вся эта ситуация нравиться ему не больше, чем Мейсу.

— Тем не менее, господин Де'Сенд и его соратники показали себя серьёзными противниками, и пока они не перешли в стремительное наступление, нам требуется если не устранить их самих, то хотя бы выровнять силы, — продолжал тем временем бродяга. — Многие из наших людей самого разного ранга были схвачены, и в ближайшее время после допросов будут казнены.

— Нам нужно как-то вызволять их! — вставил Мейерхофф.

— Ты предлагаешь взять штурмом Старую башню? — усмехнулся Бриль. — У нас слишком мало верных людей, а из тех, кому подчинялись тени, остались только мы одни. Этого не хватит.

— К тому же Де'Сенд не дурак, — добавила маркиза. — Он будет ожидать чего-то подобного.

— Значит, надо вызволять их прямо перед казнью, — заявил Мейерхофф. — Когда их поведут на виселицу.

— Или во время казни, — подсказал бродяга.

Все уставились на него с изумлённым видом. Стоявший рядом Хофф уточнил:

— Шеф Кобб с моей подачи устроит показательные казни на Вальцбергплатц и на площади святого Маттиаса. Списки будут организованы так, что большая часть наших людей окажется именно на площади перед базиликой — там больше толпа, легче создать панику, а охраны как раз меньше.

— Зато под боком у святого, — сплюнул Бриль. — Тени откажутся служить в такой близости от церкви.

— Вы слишком увлеклись суевериями, — усмехнулся бродяга. — Забываете о главном. Тени сослужат службу, но основную работу всё-таки должны будут сделать люди. К тому же казнимые окажут нам всем серьёзную услугу, ибо, как вам хорошо известно, за любую службу дети Тёмной колыбели требуют плату. Так пусть возьмут её.

По спинам заговорщиков пробежал холодок, однако поворачивать назад всё равно было слишком поздно. Хофф громко кашлянул, привлекая к себе внимание.

— На данный момент у нас мало людей, однако Он принял меры и предоставил нам в помощь человека, имеющего в подобных делах большой опыт. Начиная с нынешнего момента все силовые акции будет курировать этот человек.

Тяжёлые шаги раздались в коридоре, и вскоре в комнате появился бывший предводитель тарквальдских и марбургских головорезов. Висельников.

Фройд сплюнул на пол комок жёванного корешка ласса и широко улыбнулся, ослепляя застывших в ужасе господ молочно-белыми зубами, столь неуместными на обветренном и обросшем густой щетиной лице.

— Прошу любить и жаловать, — фыркнул бродяга, направляясь к выходу; Хофф последовал за ним.

— Итак, господа хорошие, — хлопнул в ладоши Фройд, — давайте-ка я вам расскажу да покажу, как дела делаются.

 

Глава 7

Утро выдалось прекрасное. Лёгкий ветерок принёс с горных вершин прохладный воздух, и тот приятно щекотал ноздри, пахло свежестью, мокрой от росы травой и усыпавшими всю долину полевыми цветами. Сама долина пряталась среди отрогов Косых гор в том месте, где они когда-то вклинились в стройные ряды исполинов Ровнейского хребта, что тянулся на юг от восточной оконечности Залива Дориана и формировал естественную границу между Королевством и землями востока, не описанными ещё никем из путешественников, мечтавших о славе, которую некогда стяжал святой мореход. Торговые пути проходили южнее, так что здесь, в горах, на самом краю обширной державы, проживали лишь те, кто был занят в этих землях каким-либо промыслом, да стояли на страже и без того неприступных границ несколько старинных крепостей.

Впрочем, сторожить перевалы на поверку оказалось не так уж скучно, как могло показаться, и местные егеря, умудрённые опытом, делились им с гарнизонными солдатами в обмен на провиант, снаряжение и порох. Эти дружеские отношения в итоге стали местной традицей, а потом укрепились настолько, что прозорливые военные чины решили более не оставаться в стороне. Вот уже более полутора сотен лет здесь проходили подготовку лучшие из лучших: ровнейские гренадёры, прозванные в народе 'зелёными козырьками'. Форменная одежда этих полков отличалась от привычных вычурных синих мундиров строгой практичностью и цветом свежей хвои, а остроконечные гренадёрки были упразднены, уступив место новомодным армейским кепкам.

Вацлав Шермир, полковник Десятого Ровнейского полка, поправил головной убор, нехотя поднялся с раскатанной на траве подстилки и стал быстро, хотя и без лишней суеты, собирать и укладывать в рюкзак свой нехитрый скарб. Утренний марш-бросок в гордом одиночестве взбодрил Вацлава, как и всегда, и теперь полковнику надо было торопиться в расположение Десятого.

Потомственный аристократ и военный, Вацлав был не просто высок и широкоплеч — своей осанкой и габаритами он напоминал высеченную из мрамора фигуру. С таких как он было впору писать древних героев или прекрасных языческих богов. Открытое, чуть бледное лицо его, лишённое неопрятной щетины и усов, какие были популярны у сослуживцев, вызывало исключительное расположение как начальства, так и немногочисленных дам, с которыми Вацлав имел честь быть знаком. Руки, несмотря на внешний брутальный вид, были ухожены, и лишь специфические мозоли и травмы указывали на то, что он регулярно упражнялся с холодным оружием. Глаза светло-голубые, словно небо в погожий день, смотрели прямо и открыто, на губах иногда проскальзывала тень улыбки. Вацлав был высок, даже для гренадёра, умел в обращении с оружием, успешен в учёбе и надёжен в бою. Он легко сходился с другими офицерами, вне зависимости от происхождения, пользовался уважением начальства и, самое главное, преданностью и любовью простых солдат. Сын разорившегося провинциального дворянина, он добился большего, чем его обласканные жизнью и фортуной сверстники, которых во избежание проблем так и держали писарями в штабах и адъютантами при старых генералах. Вацлаву же прочили иное будущее, недоступное пустышкам и карьеристам. Но будущее это маячило где-то там, вдали, а здесь и сейчас была служба, были горы и безумно чистый, словно хрусталь, воздух, который можно было вдыхать полной грудью.

— Эх, красота! — выдохнул Вацлав и бодро зашагал по мокрому от росы лугу по направлению к тропе.

Вытоптанная вдоль склона холма, тропа вела на север, где, теряясь среди крон вековых сосен, виднелись башенки и шпили замка Эдельвайс, но вскоре они скрылись из виду, стоило Вацлаву обогнуть холм и ступить под сень высокогорного леса.

Тёмный полог скрывал утреннее солнце, хрустели под ногами ломкие ветки, пахло прелой хвоей. Насвистывая старый гренадёрский марш, Вацлав мерил шагами старую, хоженую тропу, по которой три раза в неделю гонял скорым маршем своих подопечных. Местами тропа разветвлялась, однако основной маршрут был виден чётко — его круглый год топтали солдатские сапоги, шлифовали колёса телег и полозья саней. Даже пушкарям, и тем время от времени приходилось таскать свои полевые орудия по пересечённой местности. А ну как выступать на перевалы, где ни один конь или осёл не пройдёт? Как тогда с непривычки тащить пушки на своём горбу? В Эдельвайсе инструктора знали ответ и на этот вопрос, но нельзя сказать, что он кому-то нравился, особенно самим пушкарям.

Горный лес редел по мере приближения к посёлку, выросшему в паре миль от замка. Здесь жили семьи солдат и офицеров, сбывали свои товары местные охотники, имелся небольшой рынок и даже лавка аптекаря. Не столица округа, конечно, но на сотню миль вокруг это был один из немногих островков цивилизации, не считая одиноких хуторов, охотничьих биваков и пары лагерей старателей, откуда они партиями по двадцать-тридцать человек ходили далеко в горы в поисках рек, чьи воды несли драгоценный золотой песок.

В посёлок Вацлав заходить не стал, и направился по околице прямиком к замку, примостившемуся на очищенной от деревьев и кустарника возвышенности. Дорога наверх петляла туда-сюда по склону и оборонялась несколькими укреплёнными сторожками. Вершина была плоской и достаточно просторной, чтобы под стенами замка можно было встать небольшим лагерем, однако большую часть свободного пространства занимали незатейливые укрепления: засека из поваленных крест-накрест молодых осин, обтёсанных и заострённых до состояния кольев, неглубокий ров примыкающий к нему земляной бруствер. За всей этой конструкцией поднимались вверх двадцатиметровые внешние стены. Ворота замка защищали массивные бастионы, в нескольких местах между стенами и рвом были выстроены треугольные равелины, откуда можно было вести фланговый огонь по наступающему неприятелю, а также собирать силы для контратак и вылазок. Сверху, отливая на солнце начищенной до блеска медью, грозно взирали на подступы к замку жерла пушек.

Пересечь ров можно было только в двух местах, и Вацлав как всегда направился по основной дороге, перешёл короткий мостик, миновал шлагбаум, несколько деревянных пакгаузов, кивнул караульным у главных ворот и, цокая каблуками, пересёк мощёный брусчатый внутренний двор замка по направлению к цитадели.

Ещё на подходе он заметил Хершеля, своего адъютанта — худосочного парнишку восемнадцати лет, шустрого и исполнительного. Тот нёсся в сторону Вацлава сломя голову, однако за десять шагов до командира перешёл каким-то чудом на шаг, как и положено по уставу.

— Полковник Шермир, — Хершель отдал честь и вытянулся по струнке. — Разрешите доложить.

— Разрешаю, — ответил Вацлав, возвращая воинское приветствие.

— Вас срочно требует к себе комендант, — выпалил Хершель. — Сказано явиться без промедления.

Вацлав кивнул и махнул адъютанту:

— Вольно. Пошли со мной.

Вдвоём они вошли в цитадель и поднялись по узкой витой лестнице на третий этаж, где, миновав бдительных часовых, направились прямиком к дверям кабинета коменданта замка Эдельвайс.

Бригадир Ян Ольдерман, поджарый и моложавый мужчина шестидесяти лет от роду, встретил подчинённых с благосклонной улыбкой. Вацлав и Хершель отдали честь, после чего адъютант отступил к дверям и встал там по стойке смирно.

— Полковник Шермир, — начал комендант без лишних формальностей. — Хорошо, что вы объявились так скоро. Утром я получил одно любопытное послание. Я бы даже сказал требование.

Вацлав слушал молча и потому, после секундной паузы, Ольдерман продолжил:

— Вы наверняка в курсе, что Тайная Канцелярия Его Величества ведёт расследование покушения на королевскую особу весной 1753 года.

— В наших краях тяжело уследить за тем, что творится в столице, — отметил Вацлав. — Однако такое событие трудно упустить из виду.

— Не прибедняйтесь, Шермир, — с лёгкой укоризной произнёс комендант. — Вы хоть по командировкам ездите, а я тут, словно узник, вот уже семнадцать лет безвылазно сижу. Впрочем, мы всё не о том. Люди Розенкранца проследили одного из заговорщиков до Бернхольда. Направленный туда полевой агент столкнулся с серьёзным противодействием лиц, предположительно связанных с преступником, и запросил помощь.

— У нас? — удивился Вацлав. — У Тайной Канцелярии есть регулярные части, есть ловчие — при чём здесь наши ребята?

— Я и сам удивился, — признал комендант, извлекая из ящика стола аккуратно сложенную записку. — Депеша прибыла с голубем, так что суть проблемы и просьба изложены в сжатой форме, однако там присутствует шифр полномочий и подпись агента. Мы, конечно, не обязаны подчиняться требованиям охранки, если они не заверены Розенкранцем и не утверждены генерал-аншефом, однако этот малый обратился именно к нам, а ещё он упомянул ваш личный номер.

При этих словах олковника охватило нехорошее предчувствие, но виду он не подал.

— Позвольте взглянуть?

— Для этого я вас и вызвал.

Вацлав взял записку и быстро прочёл, после чего вернул бригадиру.

— Знакомая подпись? — спросил Ольдерман.

Вацлав кивнул.

— Трезенский инцидент, семь лет назад. Операция в Ракове, четыре года назад. Впрочем, это лишь конкретные случаи моего сотрудничества с этим человеком. Знакомы мы ещё с тех времён, как я учился в военной академии в Ольштадте. Думаю, он мой ровесник, хотя насчёт агента Тайной Канцелярии никогда нельзя сказать наверняка.

Внимательно слушавший его комендант поинтересовался:

— Имя, как я понимаю, вы мне назвать не сможете?

Вацлав усмехнулся и, прежде чем нахмурившийся начальник возмутился подобному, пояснил:

— Прошу прощения, ваше превосходительство, но имя его не играет роли. При каждой встрече мне приходилось обращаться к нему по-разному, а потом я подписывал документ о неразглашении.

— А как же личная подпись?

Вацлав пожал плечами.

— Я более чем уверен, что это нужно, чтобы его узнали конкретные люди. Я, например. Нет гарантий, что для другого адресата эта подпись не будет иной.

Усмешку не сдержал и сам комендант.

— Да уж, нелегко, поди, держать столько всего в голове. Что ж, тогда давайте решать, полковник. Просьба вашего знакомого подкреплена достаточными полномочиями и если вы ему доверяете, то я могу уступить и не ввязываться в полемику касательно того, что запрос отправлен не по форме.

— Видимо, агент находится в крайне стеснённых обстоятельствах, — рассудил Вацлав. — А использование голубиной почты всегда говорит о срочности. Я доверяю этому человеку, однако сколько людей мы можем выделить, чтобы штабных в Кройнинге удар не хватил?

Ольдерман довольно улыбнулся.

— Чтобы насолить им, я готов сорвать с места всю бригаду, но это было бы через чур. У нас тут не самая спокойная граница. В вашем полку три батальона.

— В резервном некомплект, — добавил Вацлав. — Две неполные сотни.

— Вот его оставьте в Эдельвайсе, чтобы обозначить, как говорится, присутствие. Оставшиеся два в вашем распоряжении.

Вацлав кивнул, мысленно прикидывая список необходимых ему командиров, объемы провианта, экипировку и прочие мелочи, требующиеся для такого ответственного мероприятия. Комендант тем временем нахмурился, листая толстый атлас королевства, который достал с дальней полки книжного шкафа.

— Хм, Бернхольд, — пробормотал он. — Жемчужина Севера. Не самый благодатный край.

— Зато не придётся привыкать к климату, — сказал Вацлав. — Знаете, всё лучше, чем шлёпать по болотам внутренних округов или жариться в мундире на дальнем юге.

— Тоже верно, полковник. И всё же мне не совсем ясно, почему именно мы? До Бернхольда путь неблизкий, и я думаю, что ваш знакомец мог бы обратиться к кому-нибудь из местных, ну или в штаб соседнего округа, наконец. Всё ближе, чем ждать, пока мы спустимся с наших гор.

— Трудно предположить, — Вацлав подошёл к столу и заглянул в разложенную карту; атлас был составлен на славу, и он быстро прикинул примерный маршрут, который выливался в добрую тысячу миль. — Знаю лишь одно: охранка всегда привлекает специалистов. Если агент посчитал, что кроме зеленых козырьков с его задачей никто не справится, то так оно и есть. Мы всё-таки не простая инфантерия.

— Это-то меня и беспокоит, — вздохнул Ольдерман. — Из Бернхольда вестей ждать не приходится аж до самой осени, когда прибудут поставки пороха и амуниции. Гренадёры — не стража и не ловчие, они крепости штурмом берут, а не преступников ловят.

— Ситуация могла сложиться так, что для поимки преступника придётся штурмовать крепость.

— Надеюсь, что это не так. В любом случае да поможет вам святой Ульф, полковник. Начинайте комплектовать подразделения, перед отбытием полный отчёт мне на стол. Выполняйте.

Вацлав и Хершель отдали честь и покинули кабинет коменданта.

— Господин полковник, мне созывать офицеров на совещание?

— Да, через полчаса весь командный состав, находящийся в замке, должен собраться у меня.

Адъютант кивнул Вацлаву и скрылся в одном из боковых коридоров. Сам полковник поднялся на верхний этаж цитадели и вышел на обзорную площадку.

Прищурившись, он посмотрел на запад — туда, где устремились ввысь поросшие лесами и укрытые снеговыми шапками косые горы. Там, за округом Скейн, холодным, но богатым на дары природы домом охотников, рыболовов и солеваров, лежал Бернхольд. Зелёным козырькам предстоял переход через горные перевалы, поросшие густым лесом, затем долгий путь к бродам через пороги бурного Хельдена, а оттуда не менее долгий путь по бездорожью до самой границы Тарквальдского и Великого Северного Леса.

'Во что же ты вляпался, приятель?' — подумалось Вацлаву. Памятуя о том, чем именно занимается шестое отделение, а также о двух незабываемых операциях на службе у охранки, Вацлав вздрогнул. В этот момент штурм крепости, которого так опасался комендант, показался ему не таким уж и плохим вариантом развития событий.

Бегство из Марбурга показалось Ют кошмарным сном. Город покидали на рассвете; из шахтёрского посёлка колонна людей, животных и повозок потянулась к северо-восточной окраине. Идти напрямик через город в сторону Марбургского тракта желающих нашлось немного.

Некоторые, отчаявшись дождаться родных и близких за стенами шахтёрского посёлка, отправились на поиски, рассчитывая нагнать колонну беженцев позже. Многие делились со смельчаками и провизией, и каким-никаким оружием, но мало кто верил, что тем удастся вернуться из охваченного огнём и кровопролитием города.

Первым препятствием на пути колонны стала переправа через марбургскую речушку. Старый, шаткий мост, которым пользовались только ходившие в горы старатели, позволял переправлять только по одной повозке зараз. Пока дружинники охраняли оба берега, а конные объезжали растянувшуюся на полторы мили колонну, несколько добровольцев принялись сколачивать второй мост. Получился он не слишком капитальным, и не выдержал бы серьёзный вес, но женщины, старики и дети вполне могли перейти по нему на другой берег, не дожидаясь, пока пройдут медлительные повозки.

Тем временем из города по одному и группами подтягивались ещё беженцы — все как один измученные, грязные и едва стоящие на ногах от усталости. Среди людей поползли слухи о новых и ещё более кошмарных бесчинствах, творимых в городе, о завывающих толпах, ведомых безумцами, кровавых расправах и оживших кошмарах, что охотятся во тьме предрассветных сумерек. И не было разницы, кто рассказчик: клерк, рудокоп, лавочник или дворянин — у всех в глазах стоял один и тот же лишающий сил ужас.

Ют видела, как медленно, но верно по толпе расползаются первые росточки паники. Как люди, до этого целеустремленные и уверенные в себе, оглядываются по сторонам, выискивая невидимых чудовищ, как бросают взгляды в сторону Марбурга, над которым всё никак не рассеивался дым недавних пожарищ. Это следовало прекратить, пока не слишком поздно. Пока страх не стал приманкой для тех, кто крадётся вдоль тонкой границы между миром людей и обителью теней.

Она прервала свой обход раненых и больных, чтобы поговорить с Клеммом. Старый горняк был занят у переправы, однако всё-таки нашёл время выслушать её, а когда она закончила, тут же отрядил людей, чтобы те пресекали все подобные разговоры, вольные и невольные.

— Только массовой истерики мне тут не хватало, — проворчал он, раздав нужные указания.

Люди Клемма, привыкшие решать проблемы быстро и эффективно, действовали жёстко, а порой и жестоко, но Ют, хоть и была тому невольной виновницей, быстро подавила в себе голоса совести и жалости. Лучше так, чем когти и клыки тёмных тварей. Лучше так, чем снова видеть, как умирают хорошие люди. Лучше, чем видеть кровь на своих руках, которые оказались не в силах спасти одну-единственную храбрую душу.

Ют встряхнула головой, отгоняя застывший перед глазами образ, и вернулась к своим пациентам. Впереди был долгий путь, многие его не переживут, и травница решила, что она — не она, если её стараниями это число не уменьшится.

Переправа продолжалась. Клемм, его младший сын, и сержант Клаус отошли в сторону и стали в тени старой ольхи. Сержант махнул своим людям, и те привели худощавого молодого человека в чёрных брюках и мятой белой сорочке, которые явно были ему велики — видимо, кто-то поделился с ним своей одеждой. Левая рука его висела на перевязи, на лице были видны следы жестоких побоев, он то и дело вздрагивал и косился на своих конвоиров.

— Кто его так? — строго спросил сержант.

— Не мы, шеф, — ответил один из стражников. — Он такой и явился. Правда, голосил много, но мы его быстро угомонили. А Хайнц потом узнал его, вот и доложили вам.

— Понятно.

Сержант посмотрел на Дмитрия Клемма и молча дёрнул головой, уступая ему право говорить с задержанным. Горняк выступил вперёд, приглаживая бороду.

— Алекс Дайне, эк тебя угораздило, — Клемм сочувственно покачал головой. — Как ты уцелел, парень? Я думал, в ратуше живых никого не осталось.

Молодой человек посмотрел на него исподлобья и отвернулся.

— А никого и не осталось, — пробормотал он. — Всех под нож пустили. И меня хотели, а кто я-то? Я секретарь простой! И бургомистра... того... А он вопил, унижался, в ножки им кланялся! А я секретарь, я не солдат — куда мне с ними сладить было?!

Алекс задрожал, ноги его подкосились, и конвоирам пришлось поддержать его под руки.

— Как ты уцелел? — повторил Клемм.

— Да как, как... — Алекс с трудом выпрямился и, осторожно поглядывая на сержанта Клауса, продолжил рассказ: — В окно я сиганул, там козырёк парадного входа, крыша у него покатая — вот я и скатился вниз. А там жуть, кровища, эти... бродят, молитвы свои распевают... меня чуть наизнанку не вывернуло. Я и бросился бежать, да куда там — кругом толпа, тянутся ко мне, вопят. Еле отбился, заполз под прилавок у торговых рядов, оттуда в канаву, а там кровь и требуха какая-то... проклятье, — парень всхлипнул, как ребёнок, губы его задрожали, едва сдерживая рвущийся наружу стон. — Эти мрази, они никого же не жалели, никогошеньки!

— Не ори, — оборвал его сержант. — По делу говори.

Алекс, собравшись с духом, кивнул.

— Кто их вёл? — спросил Клемм. — Нам докладывали о проповедниках, которые вели за собой людей и проводили кровавые ритуалы. Наши ребята сталкивались с этими озверевшими толпами, но никакого порядка, никаких командиров или заводил они не заметили. Просто толпы безумных фанатиков.

Секретарь попытался усмехнуться, однако вместо этого разразился рыданиями, слёзы ручьём полились по его щекам, оставляя на раскрасневшемся лице влажные дорожки. Сержант уже приготовил очередную отповедь, однако Клемм остановил его, покачав головой.

— Говори, парень, — повторил Клемм, когда Алекс немного успокоился. — Ты видел что-нибудь?

— Да, видел, — с трудом выдавил секретарь. — Проповедники были, много, вели за собой толпы, зазывали людей. Кого-то для острастки убивали, но большинство просто присоединялось к их пастве. Больные и здоровые, бедные и богатые — все. Словно их сплотил творящийся ужас, господин Клемм, я сам едва не сдался, но... хвала Маттиасу, духу хватило... вырвался, уполз, убежал.

— Кроме проповедников, кто был? Перед кем унижался Крейн? Перед ними?

— Э, нет, — молодой человек всё-таки выдавил из себя жалкую улыбку. — Там все ваши были, горняки, дельцы. Хауффен, Самсонов, Шнитке...

— И доктор с ними? — поразился Клемм.

— И даже люди из гарнизона, — добавил Алекс. — Но я их не знаю, имён не назову. Пришли, заявили, что забирают власть в свои руки. Мол, шефа Блюгера больше с нами нет, а вы и ваша артель им не указ. Было среди них и несколько дворян, но они всё больше помалкивали.

— Ну да, у нас не Вальцберг, здесь другие порядки, — сказал Клемм.

— Там аристократы, здесь коммерсанты, но разницы в итоге нет никакой, — заметил Кирилл. — Осмелюсь предположить, что в этом деле замешаны все, кто ранее выступал против нас, Блюгера и Де'Сенда. А вот куда ниточки тянутся дальше...

— Пусть над этим ломает голову господин Де'Сенд, — закончил за него Клемм-старший. — Сейчас наша задача — определить, кто здесь всё ещё на нашей стороне, и вывести из города как можно больше людей.

— И правильно, — поддержал сержант Клаус.

— А что горожане? — задал следующий вопрос Клемм. — Не могли же все тридцать тысяч человек разом сойти с ума и последовать за этими сектантами?

— Не могли, — согласился Алекс и мрачно усмехнулся, продемонстрировав свои поредевшие зубы, — да какой в том толк? Отчаяние, господа, оно хуже всего. Люди видят, как их соседей выволакивают из домов и приносят в жертву непойми кому, слышат проповеди безумцев, сулящих избавление, и волей-неволей... поддаются.

— Страх и слепая надежда — плохое сочетание, — прокомментировал Кирилл, а Дмитрий Клемм и сержант Клаус кивнули, соглашаясь. — Они, быть может, ещё осознают, как низко пали, но будет уже поздно. Мы могли бы помочь, но...

— Нет смысла бросаться им на выручку, — отрезал сержант. — Мы только погубим наших бойцов.

— Это жестоко, — возразил Кирилл.

— И тем не менее он прав, — сказал Клемм-старший. — Сын, мы едва-едва обеспечиваем порядок среди колонны беженцев, а ведь нам ещё понадобятся люди для охраны и разведки. К тому же у нас мало лошадей, а пешком на Марбургские улочки сунется только самоубийца. Выхода нет, господа, следует продолжать переправу, после чего выдвигаться к тракту. Если кто прибьётся к нам — примем и защитим, но искать уцелевших своими силами мы не будем.

— Как скажешь, отец, — понурившись, пробормотал Кирилл.

— А со мной что будет? — подал голос Алекс. — Меня оставят под стражей?

— Под присмотром, — поправил его сержант Клаус и скомандовал своим бойцам: — Уведите его к раненым.

Когда конвоиры с бывшим секретарём бургомистра скрылись из виду, Клемм-старший тяжело вздохнул и, проведя рукой по лицу, уже в который раз пригладил свою непослушную бороду.

— Неужто все наши заодно с заговорщиками? — пробормотал он, особо не ожидая ни от кого ответа.

— Я предупреждал, отец, — напомнил Кирилл. — И тебя, и шефа. Костяк у них серьёзный, самые видные люди города. Удивительно, что у нас вообще хватило сил им противостоять.

— Эх, знать бы, чем этот таинственный Учитель их соблазнил, — сказал Клемм-старший.

— А толку? — фыркнул сержант. — Об том раньше надо было думать. Вот если живы будем, добьёмся, чтобы об этом узнали, кому положено. Глядишь, и вздёрнут мерзавцев.

— И то верно, — согласился Клемм-старший. — Кирилл, иди, посмотри, как там дела у переправы.

Молодой человек не успел отойти далеко, когда со стороны шахтёрского посёлка послышались отдалённые хлопки выстрелов. Кирилл обернулся, но отец махнул ему рукой — иди, мол, делай, что тебе сказали. Сержант к тому времени уже кликал своих людей.

— Четверо остаются с Клеммом, — распорядился он. — Головой отвечать будете. Остальные со мной — разберёмся, что и как. И Франца разыщите, да пошустрее!

— Мне людей не надо, у меня свои телохранители, — сказал Клемм, направляясь в голову колонны. — Пойду, посмотрю, можно ли ещё как-нибудь ускорить переправу. Вам прислать кого-нибудь на подмогу?

— Надо будет — дам знать, — сказал сержант и во главе отряда в несколько дюжин стражников отправился в ту сторону, откуда раздались выстрелы.

Олег остановил коня и огляделся. Пятачок земли перед воротами шахтёрского посёлка был пуст, если не считать нескольких мертвецов, застреленных, либо заколотых дрекольем, и бурых пятен от впитавшейся в сухую землю крови.

Большую часть тел уже убрали и сложили за забором. Все они были из числа беженцев, остававшихся в хвосте колонны. Их убийц отогнали дружинники, и прибывшим на место кавалеристам осталось только созерцать место бойни.

Не считая дружинников, с Олегом было всего семь человек — меньше половины звена. Остальные рассредоточились по окрестностям, чтобы отыскать разбежавшихся во время нападения людей и проводить их к остальным.

— Сколько человек тут было? — спросил он старшего дружинника.

— Дык, это, человек двести, господин офицер, — ответил дружинник, почесывая немытую шею. — Баб и детей немного, столько же мужиков, остальные — старики. Хвост колонны вперёд ушёл, а они задержались, телеги подогнать надо было. Тут на них и налетели.

Олег спешился и прошёлся по пятачку.

— Сколько нападавших было?

— Врать не буду, не считал, но не меньше сорока. И всё оборванцы какие-то, я таких даже в корчме не видал, вот.

Олег жестом остановил дружинников, таскавших трупы, и склонился над одним из убитых. Пуля попала тому в горло и перебила ярёмную вену. Роковая случайность, ибо вряд ли среди марбуржских сектантов были такие меткие стрелки.

— У них были ружья?

Дружинник пожал плечами:

— У них самих вроде не было, две штуки отобрали у наших, когда началось. А так они с чем попало были: косы, лопаты, колья, ножи, молотки...

— Стрелять они начали?

— Ага, на часовых навалились, глотки им порезали, взяли ружья и стали палить по людям — те врассыпную, — а тут и мы подоспели. У нас-то этого добра пока хватает, — дружинник с гордостью похлопал своё ружьё по цевью. — Мы два залпа дали, а потом пошли их ножами да прикладами валить. С десяток подстрелили, кого-то ранили, но не догнали — уж больно прыткие, бесы.

— Где тела?

— Да в кустах их и оставили — мараться не охота.

— Ясно.

Убитых собрали в сарайчике неподалёку от ворот, но, как бы ни сжималось от обиды сердце, хоронить не стали. В итоге, немного поспорив, сарайчик закидали сеном и подожгли. Многие сочли, что это не по-людски, но не оставлять же мертвых на поживу воронью!

Взрослые, потрёпанные жизнью мужики, глядя на полыхавший сарай, отворачивались, смахивая слёзы, кулаки их сжимались от затаённого гнева, на скулах играли желваки. Олег так и не нашёлся, что им сказать.

Тем временем драгуны смогли-таки собрать попрятавшихся по окрестным кустам беженцев и в сопровождении дружинников отправили их нагонять основную колонну.

К сожалению, уйти далеко им не удалось.

Когда раздались крики, Олег и его люди среагировали первыми. Звено перестроилось в две шеренги и встало поперёк дороги. Дружинники и те из мужчин, кто мог и хотел держать оружие, встали позади конных. Женщины и старики шли дальше, то и дело оглядываясь на своих защитников, чьи силуэты постепенно скрывала дорожная пыль

Из-за поворота, ведущего к посёлку, появилось несколько человек в рваной и окровавленной одежде. Увидев всадников, они стали звать на помощь и, размахивая руками, торопливо заковыляли в их сторону. Олег прищурился, пытаясь разглядеть угрозу, и та не замедлила появиться следом за побитыми беглецами.

Поднимая пыль, к ним приближалась толпа сектантов. Впереди шёл человек в длинной и некогда белой рясе, перемазанной кровью, грязью и нечистотами. Он широко простирал окровавленные руки и громогласно вещал, однако расстояние и шум поначалу скрывали его слова. За ним следовала его паства: чудная и страшная мешанина залитых кровью конечностей, лиц и тел, обнажённых или закутанных в грязные саваны. Кто-то бежал рысцой, кто-то дёргано маршировал, словно поломанный солдатик из старой сказки, кто-то ковылял, кто-то полз на четвереньках. Мужчины, женщины, старики и даже... дети? Нет, детей не было, и Олег медленно выдохнул, силясь скрыть своё волнение от подчинённых.

— Всем приготовиться. Без команды огонь не открывать, — приказал он.

Проповедник указал рукой, и несколько человек из его вопящей и бормочущей паствы бросились преследовать бегущих. То ли последние были уже вымотаны, то ли их преследователи оказались на диво прыткими, но несчастных они догнали почти сразу же — в несколько прыжков — и, сбив их с ног, прижали к земле. Лишь один из бегущих — невысокий сухощавый мужичок — вырвался из цепких рук и, пинком отшвырнув преследователя, бросился наутёк. Остальных же, не сбавляя хода, поглотила толпа, чей гомон перекрыл отчаянные крики. С самым благодушным выражением на лице проповедник продолжал вести своих людей вперёд.

— Ты видишь это уродство? — спросил Олега его заместитель — поджарый молодой ефрейтор. — Проклятье, да они же с ног до головы в кровище! Да простят меня святые, неужели они и впрямь рвут людей на части?!

— Нет, что-то здесь не то, — пробормотал Олег, продолжая разглядывать надвигающуюся толпу. — В Марбурге я такого не замечал, хотя за последние дни мы повидали целые орды этих сектантов.

Обезумевший от страха мужчина рухнул на колени, не добежав до драгун нескольких метров, ноги его были истёрты в кровь, однако он упорно продолжал двигаться, пусть даже на четвереньках.

— Прошу вас... прошу...

Олег кивнул старшему дружиннику, и тот, передав ружьё соседу, направился к раненому.

— Ты кто, назовись? — спросил Олег мужчину, когда дружинник подвёл того к его лошади. — И что это за отребье за тобой гонится?

Раненый и изрядно побитый мужчина рыдал, размазывая слёзы и грязь по затёкшему лицу. Одежда его превратилась в тряпье, по которому невозможно было определить ни его происхождение, ни ремесло.

— Не бросайте... мужики... не бросайте, — причитал он.

— Тебя не бросят, только отвечай быстрее! — Олег нехотя повысил голос. — У нас тут скоро будут проблемы.

— Я из города... мужики... мы слышали, что люди из шахтёрского посёлка уходят... хотели с ними... а тут эти... эти... их много в округе... всех убивают...

Олег переглянулся с ефрейтором.

— Дальше дорога изгибается, — сказал тот. — Если эта мразь ломанётся через лес — перехватят наших.

— Тут бурелом, да колючки.

— Да ты посмотри на них! Думаешь, остановятся?

Олег покачал головой.

— Значит, как только начнётся, отстреляетесь — и живо нагоняйте беженцев. Одного человека отправишь к лейтенанту, остальных — в охранение.

— Мы вас тут не оставим, — запротестовал ефрейтор.

— Это приказ, Штефан, — отрезал Олег. — Выполняй.

— Так точно, — вздохнул ефрейтор и добавил: — Вот только интересно, кто мне потом первым башку оторвёт — Франц или твой батя?

Олег злобно ухмыльнулся и повернулся к старшему дружиннику.

— Люди свободные есть?

Тот лишь развёл руками:

— Дык нас и так тут мало.

— Как и нормального оружия, не говоря уже о ружьях, — сказал Олег, кивая на распластавшегося на земле мужчину. — Выдели двоих, пусть тащат его к нашим.

— Но...

— Живо!

Из строя вышли двое дружинников, подхватили раненого под руки и спешно поволокли дальше по дороге.

— Мужики... не пущайте их... мужики... это не люди... не люди это... хуже зверей... хуже чудищ... — хныкал несчастный, и Олег пожалел, что не велел заткнуть ему рот.

Он быстро оглядел свой куцый отряд. Два десятка конных. Восемнадцать ружей, четыре пистолета. Пять неполных десятков дружины. Тридцать два ружья. Мало, очень мало. Впрочем, дорога узкая, с одной стороны канава, с другой — колючий кустарник. С флангов обойти непросто.

— Когда начнётся — даёте залп и отступаете назад — туда, где сужается дорога, — сказал он старшему дружиннику. — Мы будем рядом и постараемся их придержать.

— Ну, это, стало быть, понятно.

Олег повернулся к толпе и вперил взгляд в проповедника. Тот остановился в сотне с небольшим шагов от их позиции и приветливо улыбнулся. Паства остановилась немного позади него.

— Ни шагу дальше! — прокричал Олег. — Иначе мы откроем огонь!

Проповедник ответил ему громогласным басом:

— Не стращай нас понапрасну, ибо праведники не убоятся ни стали, ни пламени, ибо видели они и смерть, и кровь, и восстали обновлённые, осенённые благодатью. И не из рук мёртвого Создателя и лживых святых его исходила она, но дарована нам теми, кто слышит голоса истинно верующих, кто отзывается и берёт плату скромную за благодеяния свои. Узрите же и вы, слепцы, нас, исцеливших тело и душу! Узрите и станьте одесную, либо же примите смерть, ибо если не в жизни, то в кончине своей послужите вы детям Иной колыбели! Ибо дело наше...

— Опа, дык я его знаю, — воскликнул старший дружинник. — Господин офицер, это ж Йенс, мясник со Старой купеческой. Я ж знаю его, давно знаю. Йенс! Ты что ж творишь-то?!

Олег поднял взгляд на проповедника — тот, услышав своё имя, прервал вдохновенную речь и обратился в слух.

— Йенс, да что ж такое-то?! Мы ж ещё пацанами вместе по деревне бегали! Матери наши дружили! Мы в церковь вместе ходили, помнишь?! И дети наши, и жёны! Тебя ж все мужики в округе знают, ты в жисть никого не обманул, не обвесил, как другие торгаши! Чем ты стал, Йенс?!

— Я прозрел! — выкрикнул проповедник. — И не понять тебе, поскольку ложь священников туманит твой разум!

— Да что ты говоришь такое? Какая такая ложь? И что же тебе открылось, раз ты вовлекаешь себя и людей в такое безумие?! К убийствам призываешь! К разрушениям! — голос старшего дружинника дрогнул, руки до боли стиснули ружьё. — Это что ли цена за благодать твою?!

— Это, — тихо, почти шёпотом проговорил проповедник, и потом, возвысив голос, добавил: — Это цена! Я болен был, умирал! Умирал, истекая кровью! Что смогли доктора?! Что смогли священники?! — он повернулся к толпе и возопил: — Что они смогли?!!

— Лжецы!!! — раздалось в ответ.

— А потом пришли от Учителя, пришли и показали мне, где правда, а где ложь, — продолжил проповедник. — Они и раньше приходили, да я всё не слушал, и лишь стоя на пороге смерти прозрел. Они дали надежду, они успокоили и исцелили. Они, а не лживые святые лживого Создателя!

— Йенс, — пробормотал старший дружинник. — Да как же так? Как же ты мог?! Что жена твоя сказала?! Как дети твои приняли?!

Проповедник медленно покачал головой, и в глазах его блеснула искорка безумия. Из-под рясы он извлёк большой мясницкий нож.

— Не приняли, никто не принял, — ответил он. — Смерть рассудила всех. Я был на грани, но уплатил свою цену, и теперь я жив и полон сил, — он обвёл рукой свою паству, — как и все мы! Все мы исцелились, все обрели силу и веру! Дети Иной колыбели снизошли к нам, очистили нас, изменили нас, обратили к свету!

Старший дружинник опешил и не нашёлся, что ответить, — так и стоял с открытым ртом и выпученными глазами. Люди рядом с ним заметно нервничали.

— Будь я проклят, — произнёс Олег. — Эта кровь. Это не только кровь убитых. Это их кровь?

— В смысле? — спросил ефрейтор. — Они там все раненые?

— Они больны, это кровянка, — ответил Олег. — Смотри, их тела сочатся кровью. Раны, гематомы, кровавые слёзы. Последняя стадия болезни.

— Люди на последней стадии болезни ходить не могут, даже сесть не могут, — возразил ефрейтор. — А эти вон какие прыткие.

Но он и сам не был столь уверен в своих словах. Раскачивающаяся и монотонно напевающая странные хоралы толпа и впрямь была похожа на выставку освежёванных трупов. Кровь текла у них из глаз, носа, ушей, рта, сочилась из пор. Кого-то рвало красной от крови желчью, кто-то откашливал ошмётки лёгких. И все они дружно стояли на ногах, либо на четвереньках, распевая гимны и вторя словам своего пастыря.

— Макс, — произнёс Олег, бросив взгляд на всадника справа.

— Он уже на мушке, командир, — ответил драгун.

— Стреляй. Убей его.

Грянул залп. Пуля, немного отклонившись от намеченной стрелком траектории, вошла проповеднику в горло.

— Проклятье, — тихо выругался Макс. — В голову же метил.

Бывший мясник замолк на полуслове, схватился за шею и грузно осел на землю. Голова его упала на широкую грудь, по которой уже разливался свежий красный ручеёк. Опешившие фанатики замолкли, и, словно повторяя движения пастыря, упали на колени. К проповеднику потянулись десятки рук, раздались причитания и мольбы.

— Целься! — выкрикнул Олег, и драгуны с дружинниками дружно вскинули ружья. — Ждите команды!

Он надеялся, что обезумевшие от горя фанатики бросятся вперёд, после чего их можно было рассеять парой залпов и растоптать лошадьми. Да, их было много, но без своего предводителя они уже не казались такими опасными.

Проповедник закашлялся, и от этого звука у Олега пошёл мороз по коже. Проповедник упёрся в землю и, кряхтя, поднялся на ноги. Ужас застыл в глазах солдат и дружинников. Проповедник поднял руку и указал на землю перед собой. Толпа расступилась, и вперёд выволокли троих несчастных — тех, кого фанатики нагнали несколько минут назад.

— Нет, н-нет, — пробормотал старший дружинник. — Они что же? Они что же собираются?!

— Огонь! — скомандовал Олег.

Первый залп густо вошёл в толпу, скосив около дюжины человек, в том числе тех, кто удерживал пленников, но их место тотчас заняли другие.

— Хорошо легло, мужики! — похвалил стрелков Олег. — Заряжай!

Он переглянулся со Штефаном. Ефрейтор торопливо перезаряжал пистолеты.

— Ты помнишь приказ?

— Да, командир.

— Тогда скачи!

Ефрейтор сердито отсалютовал, отдал команду своему отделению и поскакал прочь. Девятеро драгун последовали за ним.

Избитых и покалеченных пленников тем временем растянули на земле. Проповедник, неразборчиво хрипя, чертил что-то на земле деревянным посохом, который подал ему кто-то из паствы. Люди Олега закончили заряжать ружья.

— Целься! Огонь!

Второй залп нанёс чуть меньше урона, но винить в этом было некого — расстояние способствовало сильному разлёту пуль. Хуже того — часть подстреленных уже успели встать и как ни в чём не бывало продолжили монотонно распевать свои жуткие молитвы.

— Заряжай!

Проповедник закончил и махнул рукой. От толпы отделились ещё трое. Двое держали в руках длинные колья, ещё один — просто большой булыжник. Все трое направились прямиком к пленникам. Рука Олега выхватила из ножен саблю. Времени заряжать пистолеты уже не осталось.

— Отделение, за мной! Дружина, огонь по готовности!

Они скакали и видели, как вонзились в вопящих жертв деревянные колья, как они взлетели вверх и вонзились вновь, и вновь, и вновь. Как исступлённо безумец обрушил камень на голову своей жертве, расколов через одним чудовищным ударом. Человек дёргался, но было неясно, жив он или это посмертные судороги. Олег молился Ульфу, чтобы несчастный был мёртв. Нехорошо молиться о смерти, но лучше уж так, чем быть заживо растерзанным озверевшей толпой.

Олег расправил плечи и отвёл руку с саблей в сторону, приготовившись снести голову проповеднику — тот возвышался над остальными, промахнуться было невозможно. Но за несколько метров до места жертвоприношения лошади вдруг резко затормозили. Драгуны еле удержались в сёдлах, и лишь многолетняя выучка помогла им не налететь друг на друга.

— Да что ж такое?! Проклятые бестии! — выругался один из драгун. — Н-но!

Лошади пятились, не слушаясь хозяев. Солнце закрыли облака и на просёлке резко потемнело. Или это не облака? Казалось, будто тени от кустов и деревьев все разом вытянулись и сгустились, хотя такого быть не могло — солнце-то светит только с одной стороны! Олег моргнул, тряхнул головой, но морок не пропал. Темнота обволакивала дорогу, кусты, людей и три распростёртых в луже крови тела, а начертанный проповедником знак извивался, словно змея, и расползался, пуская вокруг себя чёрные маслянистые отростки.

Олег узнал этот знак. Он знал его с детства. Любой мальчишка знал. Мальчишки любят страшилки, вот и знают их все наперечёт.

— Отходим к стрелкам! — скомандовал он. — Там спешимся!

— Отход, командир?! — изумились несколько драгун. — Что там такое?!

— Чёрный охотник! Скачем назад! А потом всем спешится и отпустить лошадей! Они не выдержат, так и так понесут!

Не задавая больше вопросов, всадники повернули лошадей и, расступившись, чтобы дать стрелкам возможность прикрыть отход, поскакали назад.

Олег оказался на месте первым и, лихо соскочив с коня, отвёл того в сторону и хлопнул по крупу:

— Н-но, пошёл! Скачи отсюда!

Дружинники в перерывах между залпами отступили на сорок шагов назад и заняли более выгодную позицию. Драгуны один за другим спешивались и отпускали лошадей. Трое, пятеро, семеро.

Двое замыкающих оказались менее удачливы, чем остальные. Чёрные тени взвились в воздух в воздух подобно хищным птицам и стремительно спикировали на незащищённые спины своих жертв. Первого всадника варг сбил с коня, и они кубарем покатились в канаву; крик боли и испуга резко оборвался, его сменило утробное рычание терзающего добычу хищника. На второго несчастного обрушились сразу два чудовища, свалив наземь вместе с лошадью, которой один из варгов тут же вцепился в глотку. Драгун, придавленный тяжёлой тушей, не смог оказать никакого сопротивления, когда вторая тварь принялась рвать его на части.

— Стреляй, мужики, мать вашу ети! — надрывался старший дружинник. — В башку, в башку целься!

Первые выстрелы опешивших от ужасного зрелища стрелков лишь слегка побеспокоили жутких тварей — пули входили в их неестественные тела, словно в мокрые мешки с песком, не причиняя серьёзного ущерба.

— Заряжай! — рявкнул Олег, встав в строй рядом с дружинниками. — Накрыть их залпом!

Он передал один из своих пистолетов стоявшему позади него человеку, вооружённому одной только тяжёлой дубинкой, и принялся заряжать второй. Варги между тем покончили со своими жертвами и обратили внимание на стрелковую цепь. Расстояние было ничтожно — всего один прыжок — и твари уже пригибались к земле, сгибая многосуставчатые лапы.

Фанатики, наблюдавшие сцену жертвоприношения и расправы, взвыли от восторга и, топча своих раненых и убитых, побежали вперёд. Проповедник, возвышавшийся над толпой, словно волнолом, пытался взывать к чёрным охотникам и отдавать им какие-то команды, но, видимо, у бывшего мясника не хватало умений, чтобы полностью подчинить себе волю потусторонних тварей, и те атаковали, не дожидаясь подхода кровавой толпы.

Позже Олег считал, что именно это обстоятельство и спасло его и его людей. Это и тот факт, что третий варг, выползший из канавы, набросился на завывающих безумцев — к тому моменту они оказались ближе к чудовищу, чем те, против кого оно было призвано.

— Огонь! — прокричал он, и как раз вовремя — варги дружно разогнули свои мощные задние лапы, вложив все силы в единый слитный рывок.

Четыре десятка свинцовых пуль изрешетили два распростёршихся в коротком полёте тела, сбивая и разрывая чёрные лоснящиеся тела. Брызнула маслянистая жижа, треснули тонкие полупрозрачные кости, и варги покатились по земле, конвульсивно дёргая покалеченными лапами. У одного из них морда превратилась в сплошное месиво чёрной плоти и деформированных костей. Второй еле-еле полз вперёд, подтягиваясь на единственной уцелевшей лапе. Олег мысленно вознёс хвалу Ульфу-воителю за такую невиданную удачу, а губы его уже произносили приказ:

— Добить их, быстро!

Вперёд выбежали дружинники с баграми и кольями и принялись размашисто лупить тварей по головам. Несмотря на всю свою смертоносность, варги оказались на удивление уязвимыми, их плоть и кости легко поддавались самому примитивному оружию, и хотя большинство их ран заживали буквально на глазах, обезглавленные, они мгновенно затихали и прекращали сопротивление.

Третий варг тем временем рвал на части одного из фанатиков, в то время как остальные, бросив бесплодные попытки совладать с тварью, огибали её и бежали дальше, в сторону стрелков.

— Заряжай!

Дружинники бросили колотить бесчувственные тела варгов и отступили под защиту стрелковой цепи.

Фанатики стремительно приближались, размахивая окровавленными ножами и дубинками, потрясая тяжёлыми булыжниками или голыми кулаками. Кто-то из них улыбался и хохотал, охваченный эйфорией, кто-то монотонно пел или вслух молился, большинство просто вопили во всю глотку.

Ждущие их приближения мужчины тихим шёпотом взывали к Ульфу, Винсу и Маттиасу. Они уже видели нечто подобное на улицах Марбурга, и Олег мог только восхищаться их выдержкой, поскольку большинство людей бросались врассыпную от одного только вида нечисти и безумных дикарей, в которых превратились их собственные соседи. Конечно на их побледневших лицах можно было прочесть страх, однако эти люди хорошо представляли цену поражению — там, за их спинами, оставались те, кто защитить себя не в состоянии, и негоже бросать их на поживу нечисти. Поэтому они всё ещё стояли плечом к плечу, до боли сжимая в дрожащих руках ружья, багры, топоры и ножи.

Олег сощурился, прикидывая расстояние. Пули должны попасть кучно, свалить не меньше полутора дюжин, если они хотят хоть как-то отразить это нападение. Их и так слишком много, рукопашной не избежать, но перед этим их всё-таки нужно хорошенько потрепать. Олег стоял, вытянув вперёд руку с пистолетом, сабля во второй руке отведена в сторону и опущена острием вниз — хорошая позиция, удар должен получиться на славу. Олег стоял и напряжённо считал шаги. Ещё немного, ещё самую малость...

— Огонь!

Залп ухнул, словно разбуженный старый дракон, изрыгая короткую вспышку пламени, облако дыма и град маленьких свинцовых шариков. Вблизи эффект оказался опустошителен — отброшенные назад тела, простреленные конечности и головы.

Толпа поредела, однако продолжила свой натиск, и вот уже Олег взмахнул саблей, чтобы начисто отрубить руку ближайшему из безумцев. Вопя и зажимая культю, тот повалился на землю, но за ним уже бежал следующий, и его удар огромным кухонным тесаком пришёлся аккурат на поставленный Олегом блок. Клемм-младший ловко и с небольшим усилием повернул кисть, обезоружив противника, после чего молниеносно ударил рукоятью сабли в искажённое яростью лицо, сломав переносицу.

Маленький отряд Олега пятился. Дружинники и драгуны отгоняли окровавленных фанатиков штыками, а те, у кого не было ружей, орудовали баграми, черенками от лопат и прочим дрекольем. Когда кто-то прорывался вплотную, в дело шли сабли и ножи. На флангах отряд прикрывали самые рослые и дюжие бойцы, которые отчаянно кололи и резали безумцев, пытавшихся взять обороняющихся в клещи, тесня их и сталкивая в канавы по краям дороги. Из задних рядов изредка раздавались выстрелы. Отряд держался стойко, но нападавших было слишком много, и вскоре началась свалка.

Олег, зажатый со всех сторон, оставил попытки замахнуться саблей. Он колол ею, покуда мог, а потом просто выставил перед собой. Он брыкался и бил кулаком в окровавленные лица, он отнял у одного из нападавших нож и стал орудовать им; затем нож потерялся, и Олег взялся за пистолет, нанося удары латунным тыльником.

В толпе промелькнула громоздкая фигура проповедника-мясника. Он принял на себя несколько ударов багром от высокого худощавого дружинника, словно тот лупил его ивовым прутиком, а затем, коротко замахнувшись, ударил несчастного ножом в живот. Опешивший от боли и шока, дружинник выпустил багор и начал заваливаться вперёд — прямо в руки радостно вопившим фанатикам — и толпа поглотила его, а мясник победоносно воздел руки и громогласно затянул молитву, которую тут же подхватила его паства.

Нескольких дружинников повалили наземь и подмяли, фанатики душили их и топтали, впивались в них зубами и ногтями, словно звери. Драгуну, бившемуся рядом с Олегом, вонзили в ногу сапожное шило, а когда тот припал на колено, к нему тут же протянулось с полдюжины рук. В отчаянии Олег попытался взмахнуть саблей, но лишь отсрочил неизбежное — его сослуживца, всё ещё пытавшегося отбиваться, вытянули из строя.

Их маленький отряд рвали на части. Люди падали, не в силах сдерживать навалившуюся на них массу тел. Самые крепкие мужчины держались дольше других, однако вскоре и они падали наземь, ослабев от ран. Кто-то продолжал бить, колоть и кусаться, даже оказавшись на земле. Олегу удалось расчистить перед собой немного пространства и снова пустить в ход саблю, однако вскоре на нём повисли сразу четверо и он, выворачиваясь из их хватки, был вынужден бросить своё оружие.

Проповедник возник перед ним, словно гигантский окровавленный призрак. Его просторный балахон был перепачкан в грязи и крови. Свой нож он где-то потерял, однако это не помешало ему отшвырнуть в сторону одного из уцелевших драгун, словно собачонку. Не прерывая своих нечленораздельных песнопений, мясник-Йенс одним прыжком добрался до Олега и нанёс тому сокрушительный удар в челюсть.

Хотя молодой унтер был весьма крепкого телосложения, в глазах у него зарябило, и он почувствовал, как падает на колени. Второй удар пришёлся ему по затылку, распластав драгуна по земле. Уже почти потеряв сознание, он ощутил, как тяжёлая нога придавливает его к земле, страшный вес сдавливает грудину и из лёгких вместе со стоном вырываются последние капли воздуха. Олег всё ещё силился встать и машинально шарил вокруг в поисках хоть какого-то оружия.

Внезапно тяжесть исчезла. Со стоном Олег перевернулся и посмотрел на проповедника — тот совершенно потерял интерес к своей жертве и, выпрямившись, смотрел куда-то вдаль. Мгновением позже раздалось несколько далёких хлопков, и Йенса отбросило назад, голова его запрокинулась, лицо превратилось в месиво, после чего он упал на спину, захлёбываясь и сдавленно хрипя.

Суматошный бой возобновился с новой силой. Олег перекатился в сторону, чтобы не быть затоптанным несколькими фанатиками, дерущимися то ли с его уцелевшими бойцами, то ли друг с другом. Он поднялся на четвереньки и осмотрелся в поисках оружия. Рядом лежала сабля с обломанным концом. Судя по гарде, сабля была не его, но выбирать не приходилось. Олег поднял оружие и, спотыкаясь, проковылял к лежащему проповеднику.

Израненный, изрезанный и избитый, тот был ещё жив. Корка крови залепила ему глаза, и он слепо шарил вокруг себя. Жуткие раны на лицеи и груди сочились кровью и какой-то дурнопахнущей маслянистой жижей, похожей на выделения, которые оставляли после себя издохшие варги.

Содрогнувшись от омерзения, Олег навалился на него и, ухватив саблю за обломанный конец, ударил, словно ножом гильотины, прямо по толстой шее Йенса. Брызнула кровь вперемешку с чёрной жижей, мясник дернулся, а его массивный кулак ударил Олега в бок, в то время как вторая рука вцепилась в гарду, силясь отвести клинок в сторону. Молодой унтер проигнорировал боль и лишь удвоил усилия. Спустя минуту или две тяжелой борьбы его противник наконец лишился сил и Олег, надавив ещё немного, отделил его голову от тела и отбросил её в сторону. Больше мясник не шевелился и попыток встать не делал.

Олег поднял взгляд и сощурился — глаза щипал едкий пот вперемешку с кровью из ссадины на лбу. Хлопки выстрелов раздавались всё ближе и чаще. В гуще битвы мелькали люди в знакомой форменной одежде, свистели клинки шпаг и сабель, где-то в стороне ржали лошади. Кто-то звал его, но после удара по затылку Олегу казалось, словно мир окутала какая-то дымка, размывающая силуэты людей и поглощающая все звуки и запахи, кроме звенящего гула в голове, ароматов крови, земли и сырости.

— Командир?!

Голос казался далёким, но Олег всё-таки обернулся, пытаясь разглядеть человека, который его звал. Длинная тень упала на него, и Олег встряхнул головой, пытаясь разогнать морок, но безуспешно. Голова гудела так, словно готова был вот-вот расколоться.

— Клемм, твою дивизию! Ты меня слышишь? Ты ранен?

Олег хотел пожать плечами, но не знал, удалось ему это или нет — усталость навалилась на него оглушающей волной. Из тумана прямо перед ним выплыло лицо Штефана, тот казался обеспокоенным.

— Командир, ты как? Мы успели, с нами парни Клауса, слышишь? — ефрейтор с сомнением нахмурился и повернулся к кому-то, кого всё ещё скрывала дымка. — Проклятье, походу он вот-вот отрубится! Мужики, тащите его отсюда, и остальных тоже подберите! — он снова повернулся к Олегу и хлопнул его по плечу. — Командир, давай держись, а мы тут пока нашу работёнку доделаем. И ещё с тебя бренди, так что не вздумай подыхать.

Лицо Штефана поглотил туман, и Олег закрыл глаза. Последним, что он почувствовал, перед тем как потерять сознание, были чьи-то сильные руки, которые аккуратно подхватили его и куда-то поволокли.

Он пришёл в себя от мягкого прикосновения. Чьи-то руки аккуратно сняли с его лба влажную тряпицу, промокнули рану чем-то холодным и жгучим, после чего, приподняв ему голову, стали менять повязку.

— Я чувствую, что ты уже очнулся, — произнёс усталый женский голос. — Как голова?

— Как после попойки, — помедлив, ответил Олег. — Ют? Галка? Это ты что ли?

— Больше некому, — ответила травница. — Твой отец настоял, чтобы твоими ранами занялась именно я. Не доверяет дипломированным медикам.

Олег усмехнулся и покачал головой:

— Ему просто не везёт с ними. У нас в полку, под Льежем, где я службу проходил, был один военный врач — тот аж университет закончил. Всем врачам врач, скажу я тебе. Все местные фельдшера и хирурги его чуть ли не святым почитали — так много знал и умел. И пациенты у него почти никогда не умирали, разве что он сам скажет, что лечение не поможет и, мол, шансов никаких нет. Молодой мужик, кстати. Он, поди, и сейчас там служит. Может, до начальника госпиталя уже дослужился.

Ют закончила перевязку и, уложив его голову на скатанное походное покрывало, стала возиться с застёжками форменной куртки.

— Ты что там делаешь? — спросил он, не открывая глаз — солнечный свет, пробивавшийся сквозь сомкнутые веки, и без того доставлял ему дискомфорт.

— Раздеваю тебя.

— Что? Так скоро? А господин Де'Сенд не заревнует?

Олег едва успел добавить к своей реплике мимолётную улыбку, когда Ют, сердито фыркнув, резко затянула его портупею. Охнув от боли, он выпучил глаза и попытался вскочить, но травница играючи уложила его обратно на жёсткое ложе, которое на поверку оказалось скамьёй в повозке с высоким боротом.

— Ой, Галка, прости, я же пошутил, — жалобно промямлил он.

— Пошутишь ещё — пропишу промывание, — ответила Ют. — И убери эту идиотскую ухмылку с лица.

— Не могу. Мне всё равно смешно. Кстати, почему так больно? У меня рёбра-то целы? И который час?

Ют ослабила портупею, стянула с него куртку и рубаху и принялась за осмотр. Закончив, она взяла чистую тряпицу и, обильно смочив её антисептиком, стала обрабатывать раны — в основном лёгкие порезы и ссадины. Олегу же только и оставалось, что стоически терпеть — снадобья Чёрной Галки жгли так, что старые добрые спиртовые компрессы и рядом не стояли. Несколько ран оказались достаточно глубокими, и травнице пришлось накладывать швы.

— Что ж, считай, тебе повезло, — буднично проговорила Ют, затягивая узелок. — Рёбра целы, пальцы и челюсть тоже. Куча ссадин, порезов, ушибов и прочей мелочи, но вам, мальчишкам, к такому не привыкать. А вот по шее ты знатно получил. Надеюсь, что без сотрясения, хотя на свет ты реагируешь скверно, да и голова, как ты сам сказал, гудит. Посмотрим, что будет ближе к ночи. Ах да, раз уж ты спросил, сейчас семь часов вечера, мы добрались до Марбургского тракта, встаём лагерем на ночёвку.

Олег с минуту переваривал полученную информацию. Ют помогла ему присесть на скамье, обтёрла оставшиеся капли крови и взялась за перевязку.

— Нас преследовали? — спросил он.

— Думаю, что да. Мне не докладывают, но ребята из охранения постоянно крутились в хвосте колонны. Кто-то даже слышал выстрелы, но мне не до того было — раненых много, среди них полно тяжёлых. Приятеля своего лучше расспроси. Такого чернявого красавчика — он всё увивался вокруг, пока я его не прогнала. Боится, что ты в ящик сыграешь.

— Штефан, чтоб его, — проворчал Олег. — Лучше б делом занимался.

— Я ему так и сказала.

Она помогла ему натянуть рубаху, уложила обратно на скамью и накрыла сверху курткой.

— Дай телу немного отдохнуть, а то раны и без того кровоточат.

— Ют...

— Да?

— Ты, это, не серчай. Я же в шутку сказал. А Владу ты и впрямь понравилась.

— Думаешь? Он — большая шишка из столицы, я — деревенская знахарка без роду и племени. О чём тут можно говорить?

Олег устало махнул рукой и прикрыл глаза. Ют немного посидела рядом, блуждая где-то в своих мыслях. Наконец она встала, собрала свой нехитрый инструментарий и спрыгнула с повозки.

Прошёл где-то час, когда его посетил Штефан. Ефрейтор выглядел едва ли лучше своего командира — такой же уставший и бледный, — но пребывал в хорошем расположении духа. Причиной тому оказалась бутылка красного сухого вина, которую он реквизировал по пути к полевому госпиталю, разбитому у подножия пологого холма, неподалёку от Путевого ручья — раненым и больным вода была нужнее, чем прочим.

Закат уже окрасил в багрянец белоснежные пологи санитарных палаток и борта многочисленных телег, выстроенных по периметру стоянки. По крышам высоких фургончиков, расставленных через каждые сто — сто пятьдесят метров, прохаживались вооружённые часовые, где-то за линией телег, по склонам холмов, окружавших Марбургский тракт с севера, неспешно объезжали окрестности лагеря немногочисленные конные. С юга же, где к дороге почти вплотную прилегал мрачный Тарквальд, вокруг многочисленных костров расположились основные силы охранения, состоящие из потрёпанных остатков городской стражи и отрядов дружины.

— Завтра пройдём холмы, и лес встанет стеной с обеих сторон, — сказал Штефан, перехватив взгляд Олега.

— Сам знаю.

— Дело дрянь, если нас возьмут в оборот посреди чащи, — добавил ефрейтор.

— Ты мне настроение портить пришёл? Давай-ка лучше своё вино.

Подходящей посуды под рукой не было, так что сослуживцы по очереди приложились к горлышку. Вино оказалось терпким, с лёгкой кислинкой — Олегу такое нравилось, он не любил в вине ни сладости, ни привкуса винного спирта.

— Хорошее, — одобрил он. — У кого стянул.

Штефан отмахнулся, и Олег решил перейти к делу:

-Сколько наших?

— Сорок три человека. Ещё девятнадцать на переправе и дюжину, когда драпали подальше от города. Пятеро драгун, семеро стражников, остальные из дружины.

— Всего-то? — удивился Олег, однако заметил мелькнувшую на лице ефрейтора тень и быстро осёкся. — А гражданских?

— Больше двух сотен убитыми, ещё столько же ранеными. И ещё кровянка разошлась, как будто у нас и без того проблем не хватает. Три дюжины новых больных — и все молодые мужики, способные держать оружие. Словно назло. Пока ты в отключке был, тут такое творилось, командир.

Олег выразительно поднял бровь, но спрашивать ничего не стал — догадка сама так и просилась на язык.

— Хотели больных оставить?

Штефан кивнул.

— Драка была, чуть до поножовщины не дошло. Твой батя и Клаус тогда вышли и всех утихомирили, но не знаю, надолго ли. Люди в ужасе, Олег. Хорошо, что много семейных с нами ушло — они и держатся лучше, и другим спуска не дают.

Олег отхлебнул ещё вина и вернул бутылку Штефану. В голове понемногу разливалось приятное тепло, да и головная боль уступила место лёгкому назойливому зуду где-то в районе затылка. Может, и нет сотрясения? Хорошо бы.

— Что разведка говорит?

Штефан сделал пару глотков и вытер губы рукавом. Если бы это увидел лейтенант, точно задал бы ему трёпку, но сейчас были явно не те обстоятельства.

— Серьёзной погони пока нет. Самых рьяных ублюдков мы отогнали ещё днём, так что сейчас в холмах чисто. В лесу кто-то шастал, но наши ребята никого не нашли. Оставили там пару сюрпризов, чтобы неповадно было, но это так — мёртвому припарка. Главное — ночью не зевать. Чует моё сердце, они к нам ещё не раз сунутся.

— Из города больше никаких вестей?

Штефан покачал головой.

— Нет. Там глухо, как в могиле. Ни беженцев, ни безумцев. С окрестных деревень народ подтягивается — это да. А Марбург словно вымер. Не знаю, что там сейчас твориться, да и знать-то особо не желаю.

— Да уж.

В два захода они допили вино, и бутылка тут же полетела на дно повозки. Олег потянулся, одел форменную куртку и, не застёгивая пуговиц, стал натягивать сапоги.

— И куда это ты собрался, командир? — поинтересовался Штефан. — Ведьма сказала, что тебе лежать надо.

— Она не ведьма, — коротко бросил Олег. — А что до её указов, то я сейчас и короля бы слушать не стал. Нечего лежать, когда другие вкалывают.

— Дело твоё, командир.

— Да, моё.

Олег спрыгнул с повозки, перемахнув через борт, и сразу же об этом пожалел — свежие раны и ушибы отозвались болью во всём теле. Пару мгновений переведя дух, он исключительно ради приличия застегнул несколько пуговиц на куртке и несильно затянул портупею — так, чтобы одежда не слишком натирала больные места. Штефан, сверля его обеспокоенным взглядом, двинулся следом.

— Сразу говорю, Франц тебя в дозор не пустит, — предупредил ефрейтор, но Олег только пожал плечами.

— На посту буду стоять, — ответил он. — Что угодно — лишь бы не валяться в этой клятой телеге.

Солнце клонилось к закату. Измученные и уставшие люди заканчивали обустраивать лагерь перед ночёвкой, от костров тянулись ароматы похлёбки, жареного мяса и лепёшек. Кто-то пил, чтобы немного успокоить нервы, кто-то тихонько играл на гитаре, напевая простенькие народные мотивы. Женщины, как более привычные к бытовым сложностям, укладывали детей, кормили мужчин, ухаживали за больными и ранеными — все многочисленные хлопоты о еде, питье, сне, чистой одежде и тысяче прочих мелочей ложились сейчас на их плечи. И сегодня они не пеняли на своих мужей, когда те прикладывались к бутылке или курили одну за другой. Минувшие дни показали, чего стоят эти люди, а те, кто не стоил ни гроша, до этого вечера не дожили, сгинув от рук безумцев, либо же покорившись им. По крайней мере, большинство из них.

Женщины болтали и суетились, в их руках мелькали ложки, тарелки, кружки, сковороды, кастрюли, иголки с нитками, тазики, детские пелёнки и прочий скарб. Богатые и бедные, благородные и простолюдинки.

Мужчины молчали, напряжённо вглядываясь в сгущающиеся сумерки и прислушиваясь. Руки их были неподвижны. Те, кто расположился в глубине лагеря, нервно теребили самокрутки, сигары и трубки, либо же воздавали должное крепкому рому, бренди или молодому вину, хотя пьяных не было — день не подходящий. Те же, кто охранял периметр, крепко сжимали в руках ножи, топоры, пистолеты и ружья. Оружие придавало им уверенности, равно как и факелы, разгонявшие тени. О тех, кто прятался в этих тенях, защитники лагеря старались не думать.

Ют торопливо обходила лагерь по периметру. До того момента, когда окончательно стемнеет, оставалось не так уж много времени, и она спешила закончить задуманное. Раньше за подобные дела её бы быстро отловили и в лучшем случае хорошенько поколотили, однако теперь, когда ни у кого уже не оставалось сомнений, с чем они столкнулись, убедить Дмитрия Клемма, сержанта Клауса и лейтенанта Франца оказалось не так уж сложно. Клемм даже выделил двоих человек из своей личной охраны, чтобы те сопровождали её. Это было очень мило с его стороны, так как объяснять всем и каждому, чем она занимается, у Ют не было ни времени, ни желания.

Крепко сбитые молодые люди с внушительными шипастыми дубинками в мозолистых руках следовали за ней молча и неотступно. Многих хватало одного их вида, чтобы не задавать вопросов. Самые храбрные неизменно наталкивались на непрошибаемую стену и вынуждены были довольствоваться парой коротких и ёмких ответов. 'Да, ведьма рисует свои знаки. Да, Клемм одобрил. Да, представители власти разрешили. Нет, это никому не повредит. Чёрная Галка знает, что делает, притом получше нашего. Мешать ей не надо, особенно если хочешь пережить грядущую ночь'. К счастью, никто не был возмущён происходящим настолько, чтобы перейти к рукоприкладству, однако взгляды, брошенные ей вслед, Ют ощущала так чётко, словно они были способны прожечь на ней одежду. Кто-то осенял себя всеми известными святыми знамениями, кто-то подвешивал священные колокольцы, а большинство тихонько перешёптывались, бросая на травницу косые взгляды.

— Да разве можно так? Нечистую силу в помощь призывать?

— Гнать её надо, да Клемм нам головы оторвёт. За ведьму заступается, старый хрыч.

— А как по мне — пусть колдует, Галка. Лучше её ворожба, чем чёрный охотник у порога.

— Да ты их видел что ли? Варгов-то?

— Все видели, и только тявкни тут, что не было того! У меня сына в клочья порвали, и я — не я, если остальных не сберегу!

— И всё же не по-людски, мужички.

— А нечисть на народ натравливать — по людски?! И баб с детьми резать — по людски?!

— И ведь кто травит-то? Кто убивает? Наши же: братья, дядья, соседи! И проповедники все из наших — хоть бы один пришлый объявился.

— Были и пришлые, говорят.

— Теперь уже не важно, были или не были. Уж кто-то, а они уж точно — не люди. Людям тени не служат.

— И оружие их не берёт. Ох, святой Маттиас, спаси и сохрани!

— Вот раз их оружие не берёт — пусть ведьма с ними и разбирается. Пусть себе ворожит-колдует.

— А что, думаешь, одолеет?

— Ну, дык на то она и ведьма.

Ют эти разговоры старалась не слушать. Ворожба, колдовство — как бы ей хотелось, чтобы всё было так же просто, как в головах у этих добрых людей. На деле же она столкнулась с вещами, которые едва могла понять и осознать. В любое другое время она бы пристыжено отступила, признав своё невежество, но не сейчас. Сейчас её подстёгивало множество факторов, и самым сильным среди них был, как ни стыдно признаться, страх. Страх придавал ей сил, заставлял думать и действовать, несмотря на то, что сердце было готово выскочить из груди, а больше всего на свете хотелось заползти под какую-нибудь повозку и больше оттуда не показываться. Стиснув зубы, она продолжала обход.

Сигилы, выведенные углем на бортах повозок, быстро нагревались. Не так быстро, как в Марбурге, но всё-таки заметно. И точно так же, как и в городе, их уже не требовалось активировать — всё происходило само собой.

'Грань истончается там, где боль и страдание ползут по земле'. Строчка из бабкиных записей всё никак не шла из головы. Ют помнила, с каким трудом и скурпулёзностью Влад проводил свои ритуалы всего несколько недель назад. Теперь же было достаточно нарисовать сигил, как он тут же начинал работать и не угасал в течение долгих часов.

Ют знала не так много эффективных сигилов, да и использовать их ей раньше практически не приходилось. Идею с 'Оком' она позаимствовала у Влада, кое-какие обереги почерпнула из детских воспоминаний, а остальное из 'Малефикарума'. Возможно, был смысл перечитать заметки бабки и матери подробнее, но заниматься этим надо было раньше, когда на пятки не наступали кровожадные безумцы с ручной нечистью в авангарде.

'Око' — чтобы видеть суть вещей и не терять рассудок. 'Страж' — чтобы ни человек, ни нечисть не подкрались незаметно. 'Светлячок' — чтобы отгонять хищные тени. 'Колокол' — чтобы нечисть теряла силу и форму.

Сигилы хорошо умещались в ряд. Хорошо бы было защитить ими каждую повозку их импровизированного вагенбурга, однако Ют быстро поняла, что не успеет. Надо было хотя бы закончить первый круг, а потом... ночь длинная, и если понадобится, травница была готова обходить периметр лагеря до самого рассвета.

Передышку она сделала только тогда, когда показались те повозки, которые она пометила первыми. В сгустившейся темноте было отчётливо видно мягкое свечение сигилов, хотя в большинстве мест его оттенял свет костров, факелов и ручных фонарей.

Ют присела на подножку одной из повозок и вытерла отрезом ткани измазанные угольной пылью руки. Один из телохранителей Клемма, встав рядом, протянул ей фляжку, которую травница с благодарностью приняла и сделала несколько глотков.

— Бренди? — спросила она, смакуя терпкую обжигающую жидость.

— Коньяк.

— Почти угадала. Спасибо, он был весьма кстати. У меня уже голова трещит от этой болтовни и косых взглядов. Как будто это я им угрожаю, а не те... которые снаружи.

Телохранитель пожал плечами. Его товарищ, который стоял немного в стороне, сказал:

— Людям страшно, они не привыкли иметь дело... с таким вот.

— А вы, ребята, как будто привыкли? — съязвила Ют, делая ещё один глоток.

— У нас работа, — ответил первый телохранитель. — Нельзя волю страху давать.

Второй, поддерживая товарища, утвердительно кивнул.

— Даже варгов не боитесь? — не отставала Ют. — А ведь они не самое худшее, что поджидает нас в темноте.

Телохранители переглянулись.

— Никто и не говорит, что мы не боимся, — ответил первый. — Но если я наткнусь на клыкастую мерзость, то бежать не стану, а постараюсь размозжить гадине черепушку. Авось и жив останусь. А побегу — точно помру.

— Хорошо бы остальные думали так же, — протянула Ют, возвращая флягу. — Иначе мы долго не продержимся. Чует моё сердце, ребятки, что просто так нас не оставят. Всего за три дня они окунули в кромешный хаос целый город. Многих в жертву принесли, ещё больше обратили. Там сейчас целая армия из безумцев, фанатиков и просто отчаявшихся людей, которые смерти предпочли повиновение. — Ют уронила голову на руки, изо всех сил пытаясь не давать воли слезам. — И это наша вина тоже. Мы что-то упустили, где-то не досмотрели.

Телохранители снова переглянулись, и первый опять заговорил:

— Соберись, Чёрная Галка. Ведьма ты там или нет, но на тебя многие смотрят, как и на Клемма, как смотрели на покойного Блюгера или господина агента. Говорить они всякое будут, это да. Кто-то даже камень вслед метнёт, но большинство тебя будет слушать и слушаться. Так что вставай и принимайся за дело, а мы помаячим у тебя за спиной — навроде защиты от дурака.

Ют кивнула. По её прикидкам лагерь был полностью обнесён оберегами, но их следовало нарисовать и в других местах — у жилых палаток и возле полевого госпиталя. Наметив в уме несколько ближайших мест, травница поднялась и продолжила свою работу.

Дмитрий Клемм сидел в своём фургоне и с наслаждением пил крепкий чёрный чай с сахаром. Лейтенант наконец-то оставил его в покое и отправился раздавать приказы разъездам, и старый горняк мог позволить себе немного расслабиться. Клемм отослал всех слуг, натянул на нос маленькие очки с круглыми линзами и достал из походного ларца небольшой кожаный портфель. Расстегнув ремни, он достал из портфеля несколько пачек документов и разложил их перед собой. Труд нескольких месяцев, который, как он надеялся, так и останется в его сейфе. Не вышло.

В основном там была переписка, сортированная по адресатам и по датам. Также изрядную часть составляли доносы, в основном анонимные. Несколько предсмертных записок. Несколько страниц из дневников. Кое-какая бухгалтерия. И протокол допроса Ги Огюстена, будь он проклят. Если бы не он, Клемм, возможно, и не решился бы. Он искренне желал скрыть всё это, сжечь, уничтожить. Не вышло.

Здесь было всё, что хотел получить господин Де'Сенд. Имена, места, события, намерения и мотивы отдельных личностей. Эти документы многих поставили бы под удар, и Клемм искренне надеялся, что агент выйдет на след верхушки заговорщиков каким-нибудь другим способом, а провинившиеся марбуржцы, в том числе и коллеги-горняки, придут в себя и раскаются, когда буря пройдёт мимо. Не вышло.

Огюстен рассказал страшные вещи, поверить в которые было не так уж просто. Но Блюгер поверил. Шеф понял всю серьёзность сложившейся ситуации и постарался предпринять меры, но не успел. Судя по дате на протоколе, он умер тем же вечером. А потом всё полетело в бездну. А Ги Огюстен пропал. Клемм многое отдал бы, чтобы узнать, что же такого важного было в этом никчёмном пьянчуге, что его даже отбили у стражи. Впрочем, теперь Ги скорее всего был мёртв, но Клемма это не особенно волоновало. В конце концов, этот тип успел рассказать достаточно.

Клемм сложил документы обратно в портфель и убрал его в ларец, заперев тот на ключ. Портфель он твёрдо решил передать Де'Сенду, как только доберётся до Вальцберга. К добру или к худу, сделать это придётся, поскольку в противном случае марбургская история повторится снова. Возможно, она уже повторяется, если заговорщики сумели скоординировать действия и ударить одновременн. О последнем и подумать было страшно.

Клемм прихлебнул чаю и посмотрел на часы: до полуночи оставалось сорок минут. Неплохо было бы отдохнуть перед дневным переходом, однако сон не шел, и он продолжал сидеть, вглядываясь в темноту за пологом фургона и приглаживая бороду. Ему хотелось бы повидать старшего сына, однако тот, несмотря на ранения, уже подвизался нести караул, и искать его впотёмках было проблематично.

Парень никогда никого не слушал, а после того, как поступил на службу, и вовсе отбился от рук. Весь в прадеда — тот, прежде чем осесть на севере, тоже служил в кавалерии, проведя на войне и в походах без малого тридцать семь лет. Конечно, отец всё ещё внушал Олегу благоговейный страх, но стоило ему оказаться вдали от грозных очей Клемма-старшего, как он снова брался за старое — и лишь лейтенант, строгий и непреклонный педант, был в состоянии сдерживать его пыл. Что ж, по крайней мере, парень хорошо понимал значение слова 'субординация'. И ещё у него хватило ума, чтобы отказаться наследовать отцовское дело в пользу младшего брата. Знал, шельмец, что просто не сможет пойти по отцовским стопам, в отличие от Кирилла, а потому предпочёл получить свою долю наследства деньгами. Прибавить бы к ним титул, который сильно подсобил бы молодому офицеру в карьере, но нет — не судьба. Не в этом поколении. Впрочем, шансы дослужиться хотя бы до майора у него всё равно оставались.

Занятый этими мыслями, Клемм почти задремал, упершись подбородком в кулак. Хлопки выстрелов, далёкие крики и ржание лошадей привели его в чувство, словно ушат холодной воды, и старый горняк грузно поднялся со стула. В этот момент полог палатки откинулся и внутрь заглянул высокий коротко стриженый парень с густой ухоженной бородой — Владек, старший телохранитель. В одной руке он держал наготове пистолет, вторая лежала на рукояти шипастой дубинки.

— Где стреляли? — коротко спросил Клемм.

— Где-то в холмах со стороны Марбурга, — ответил телохранитель. — Я отправил двоих, чтобы разузнали.

— Где сейчас мои сыновья?

— Кирилл рядом, пошёл собирать мужиков, у кого есть оружие. В случае чего будем готовы дать отпор. Олега никто из наших не видел, но он точно не в разъезде — Франц запретил.

Клемм молча покивал головой и, пригладив бороду, подошёл к шкафчику у дальней стены. Открыв его ключом из большой связки, что висела у него на поясе, старый горняк достал два заряженных пистолета. Он хотел прихватить ещё и кинжал, но передумал — в его возрасте и с его весом такой штукой много не навоюешь.

— Вам следовало бы оставатсья здесь, в безопасном месте, — заметил телохранитель, глядя на то, как его шеф пристёгивает к поясу кобуру.

— Я и остаюсь... пока что. Но раз уж мой младший решил собрать всех, кто может держать оружие, почему бы и мне не приготовиться на всякий случай? К тому же я считаю, что безопасных мест сейчас нет, даже посреди лагеря.

Видимо, он озвучил их общие мысли, поскольку телохранитель тут же помрачнел, но больше ничем не выдал своих эмоций. Клемм решил, что после заварушки парня надо будет как-нибудь поощрить. Храбрость в их ситуации была куда важнее физической силы.

Большинство взрослых мужчин, даже воевавших, застывали на месте от ужаса, едва завидев потусторонних тварей, сопровождавших бродячих проповедников и их безумных последователей. Судьба многотысячного Марбурга кровавым примером стояла перед глазами — ни один, даже самый продуманный заговор, не смог бы сломить город так быстро, как это сделала волна запредельного ужаса, сопровождавшая каждый шаг подлого врага.

— Самые стойкие сейчас охраняют периметр, — сказал Клемм, поправляя пояс. — Из тех, кого приведёт Кирилл, отбери людей, которые смогут встретить лицом к лицу любую напасть, и поменьше суеверных балбесов — мне не нужно, чтобы они хватались за колокольчики, когда нужно держать ружья. Справишься?

Телохранитель кивнул.

— И пусть кто-нибудь предупредит Клауса, что мы подготовили для него небольшой резерв, — добавил Клемм. — Боюсь, сегодня он ему понадобится.

Стрельба в холмах продолжалась до глубокой ночи, пока у всадников не стали подходить к концу пули и порох, и тогда они отступили под защиту вагенбурга. Последними через разомкнутые ряды больших телег проехали лейтенант Франц и семеро его драгун. Отсалютовав сержанту Клаусу, лейтенант спешился и передал коня подбежавшему мальчишке, который повёл усталое животное к коновязи.

— Лошадям овса и воды побольше, — распорядился Франц. — Завтра у них тяжёлый день.

— У нас тоже, — хмуро заметил сержант Клаус. — Если вообще доживём.

Франц пожал плечами. Не в его правилах было предаваться подобным настроениям. Впрочем, сержант был стражником, а в их профессии такой подход к вещам был распространён. Предполагай худшее — и не промахнёшься.

— Скольких потеряли? — спросил Клаус. — Моих двое.

— Из дружины семеро убиты, четверо ранены. Мои все целы. Лошадей тоже вроде всех привели, только двух или трёх придётся пристрелить — раны слишком тяжелые.

Сержант прикинул что-то в уме, и лицо его как-то сразу осунулось. Франц же словно прочитал его мысли.

— Они нас сегодня в покое не оставят, — сказал он, рассматривая свои коротко подстриженные ногти. — Через холмы они в ближайшее время не сунутся, но с юга к тракту вплотную прилегает лес — надо перебросить туда свободных людей.

— А что, если попрут сразу с двух сторон? Сколько твоих в седле?

Франц призадумался.

— Двадцать девять человек — две трети взвода. Ещё столько же твоих и с полсотни дружинников. Попрут через холмы напролом — и мы их встретим, будь уверен. Но только ближе к лагерю. Темнота сегодня их союзник, причём понимать это стоит буквально. Будь я проклят, но служба в кавалерии к такому не готовит.

— Как и работа в страже, — усмехнулся Клаус. — Хорошо, этот участок за тобой. Станет туго — сразу же отступайте за баррикаду, мёртвые герои нам тут не нужны.

— Мне уже давно не восемнадцать, — напомнил Франц.

— Вам, гусарам, пожизненно восемнадцать.

— И я не гусар, спешу заметить.

Сержант прервал его небрежным взмахом руки, коротко отдал честь и, развернувшись, ушёл к своим людям. Франц некоторое время растерянно смотрел ему вслед, а потом обратил взор в сторону холмов, окутанных густой темнотой.

Ни огонька от факела, ни малейшего отблеска света от ручного фонаря или лампы — ничего не выдавало присутствия врага, да и луна, скрывшись за облаками, играла тому на руку. Тем не менее, лейтенант знал, что в холмах скрываются сотни кровожадных фанатиков, он слышал их тихое пение, что доносил до лагеря прохладный ночной ветер. Его слышали все и изо всех сил старались заглушить спорами, разговорами и пересудами. Франц же, оставшись наедине со своими мыслями, никак не мог изгнать из своей головы эти монотонные заунывные псалмы. С трудом подавив дрожь, он пошёл в походную кузню и, слегка потеснив кузнеца, уселся за точильный камень и стал усердно обрабатывать лезвие своей изрубленной за день сабли.

Как и ожидалось, они пришли из леса, бросившись на баррикады, словно голодные звери. Стрельбы с той стороны почти не было, как не было и вплоне логичного в такой ситуации огня. Десятки вопящих оборванцев просто вынырнули из чащи и навалились на сомкнутые ряды фургонов, карет и телег, словно хотели опрокинуть преграду одной лишь грубой силой давящей со всех сторон толпы.

В ответ защитники открыли огонь, и в десятках мест прилив отхлынул назад, только чтобы вновь обрушиться на преграду в других местах, но монотонная, напряженная работа придавала людям уверенности. Знай себе заряжай, да стреляй, покуда самые крепкие мужики орудуют длинными баграми, кольями и прочим инструментом, отшвыривая паршивых безумцев подальше от баррикады. Так могло продолжаться всю ночь, и нападавшие не имели бы никакого успеха, но те, кто уже успел лицом к лицу столкнуться с настоящей угрозой, иллюзий не испытывали — лишь ярче разжигали факелы и фонари, словно свет был для них чем-то не менее осязаемым и надёжным, чем стены вагенбурга.

На самой границе видимости мелькали фигуры проповедников в белоснежных одеяниях, ободрявших и направлявших пасту на новые и новые приступы. Атаки становились всё уверенней и стремительней, нечленораздельные вопли сменились громкими распевами странных молитв, которые не могли распознать даже самые набожные из марбуржцев, и лишь насчёт одного они были уверенны — хвалу фанатики воздавали кому угодно, только не своим старым святым.

В ответ с баррикад не только свистели пули и сыпались по протянутым рукам удары тяжёлых дубин, топоров и ножей, но и летели проклятья и прочая молодецкая бравада вперемешку с испуганными молитвами и знакомыми с детства заговорами от нечистой силы. Каждый по мере сил пытался заглушить монотонные распевы потерявшей человеческий облик толпы, которые уже не просто раздражали слух, но словно резонировали в такт с раскатистыми выкриками проповедников. И лишь немногие в пылу схватки стали замечать, как ярко вспыхнули ведьмины знаки, выведенные по периметру лагеря.

Олег заметил это одним из первых и, кликнув одного из мальчишек, что подносил пули и порох, потребовал того разыскать и привести Чёрную Галку. Травница прибыла через несколько минут, и на вид была белее мела.

— Знаки горят! — выкрикнул Олег, передав ружьё другому защитнику и спрыгнув с повозки; бой на их участке только что закончился, и поредевшая толпа скрылась в зарослях акации на дальней стороне Марбургского тракта.

— Вижу, что горят, — ответила Ют, поджимая губы. — 'Око' выдаёт присутствие колдовства. Их напевы — не молитва. Заклинание. Их проповедники что-то готовят, и, судя по всему, им осталось только принести достаточно жертв.

— Они просто стоят по ту сторону дороги и вещают, — сказал подошедший следом Штефан. — Там никого не режут и не убивают — ни людей, ни животных. Не сходится, Галка.

— Много ты знаешь, — прошипела Ют, с опаской покосившись на ближайший сигил 'Ока' — тот горел нестерпимо ярким светом. — Скольких из них наши люди пристрелили за одноу только ночь? Сотню? Две? Вот она, их жертва. Способ затратный, но и он сработает превосходно, а потом, когда здесь начнётся бой, боль и смерть, которыми питаются их союзники, польются рекой.

— Плохо дело, — Олег погладил эфес сабли, с тревогой глядя на тянущиеся вдоль дороги ряды повозок; где-то неподалёку фанатики опять пошли на приступ, и их крики заглушались частыми хлопками ружейных выстрелов. — Но если эта... сила разливается так легко и свободно, нет ли способа сорвать их колдовство? Пустить накопленную мощь на что-нибудь другое?

— Умный малый, — усмехнулась Ют, но улыбка тут же сошла с её лица. — Я уже сделала всё, что могла. Мои обереги поглощают энергию, но жертв слишком много, а мои... моё... колдовство не идёт ни в какое сравнение с тем, что применяют они. Проклятье, я и впрямь только что расписалась в том, что я — ведьма. Мама бы с меня десять шкур за такое спустила!

— Всё случается в первый раз, — пожал плечами Олег. — Подумай сама: мы все здесь с детства жили страшилками про нечисть, колдунов и ведьм, но никто и никогда не сталкивался с подобным, а теперь мы вынуждены насмерть дратсья со своими же соседями, а тени научились превращаться в зверей и рвать людей на части. Я про такое даже в сказках не слышал. Люди шокированы, Галка, они в ужасе, и ты теперь далеко не самый страшный их кошмар.

— Это, наверное, должно меня успокаивать, — саркастически ответила Ют. — Эх, ладно, твоё предположение всё равно следует проверить. Я сбегаю в свою палатку и пороюсь в колдовских книгах и гримуарах. Возможно, найду способ вызвать ураган или огонь с небес. На крайний случай поднимем орду мертвецов — у нас их тут полно.

— Всё это было бы весьма кстати, — Олег улыбался, глядя на побледневшего Штефана. — Не так ли, дружище?

— Я предпочёл бы, чтобы она нашла способ отогнать чёрных охотников — пусть убираются обратно во тьму. А с людьми мы и сами справимся, — ответил не заметивший насмешки ефрейтор.

— Увидим, — фыркнула Ют. — Как будто я каждый день этим занимаюсь.

Протяжный рык, пронёсшийся над лагерем, на несколько мгновений заглушил хаотичный шум идущих тут и там стычек. Люди в лагере и на баррикдах, втянув головы в плечи, испуганно оглядывались по сторонам, тщетно пытаясь отыскать источник жутких звуков, но те доносились как-будто со всех сторон.

— Кажется, начинается, — сказал Олег, достав саблю из ножен, и повернулся к Ют. — Поторопись, Галка, найди хоть что-нибудь.

Травница как по команде развернулась и бросилась в сторону госпиталя, на краю которого стояла выделенная ей для приема больных палатка. На ходу она нащупала в сумке свой драгоценный 'Малефикерум', и эта книга, ранее казавшаяся собранием старинных суеверий и прочей бестолковой ереси, сейчас казалась надёжней всех ружей и клинков, стоящих между порождениями тьмы и их жертвами.

— Штефан, надо разыскать лейтенанта, — скомандовал Олег. — Хочет он того или нет, но мне нужно быть в седле. И найди мне пистолет, а лучше — два.

Когда толпа фанатиков в очередной раз откатилась назад и сгрудилась вокруг монотонно бубнящих проповедников, из густых зарослей жимолости и жёлтого ракитника выступил высокий широкоплечий мужчина в тёмно-сером костюме-тройке. Его ухоженая борода торчала лопатой, взгляд из-под кустистых бровей был тяжёл и пронзителен, руки были длинныим, с крупными ладонями, которые, сожми он их в кулак, походили бы на два кузнечных молота.

Родерик Хауффен — глава марбуржской Сталелитейной артели — испытывал глубочайшее раздражение оттого, что был вынужден находиться среди потерявших разум сектантов, однако решать возникшую проблему выпало именно ему, а он был не из тех, кто отлынивал от своих обязанностей. В конце концов, среди его единомышленников не осталось людей, способных выполнить распоряжение Учителя, и этот факт настолько льстил Хауффену, что он готов был терпеть неудобства, взваливая на себя грязную работу. Ведь теперь он стал первым среди равных, а столь громкий титул было бы неплохо подтвердить на деле.

Хауффен оглянулся, и ему захотелось сплюнуть от омерзения. Воистину, блага, дарованные Иной колыбелью, не должны доставаться всем подряд, как он уже не раз говорил своим единомышленникам. Но они его не слушали, потворствуя проповедникам, несущим слово Учителя в народ. Хауффен понимал, зачем это было нужно, но делить подобное таинство с рабочими, крестьянами и прочим тёмным людом решительно не хотел, протестуя против этого всем сердцем. Он сам был из простой семьи, как и большинство из его окружения, как и проклятый Клемм, посмевший отвернуться от их щедрых предложений, и потому Хауффен прекрасно знал, насколько низкими и примитивными будут желания черни. Впрочем, разве мог он это объяснить остальным? Не они ли шли на поклон к Учителю в надежде утолить свои мелочные потребности? И лишь немногие, такие, как он, явились с искренним намерением причаститься тех тайн, что вознесли бы над другими людьми, независимо от положения в обществе, денег и титулов.

Остановившись на границе света и тени, Хауффен оценил возведенные вокруг лагеря баррикады и подумал, что вблизи они выглядят не такими уж внушительными. Тем не менее, собранный по всему Марбургу и окрестностям сброд, с радостью бросившийся в объятия новой веры, полночи безуспешно пытался одолеть немногочисленных защитников.

Литейщик разочаровано фыркнул, однако в глубине души порадовался, что лучших своих людей успел отправить в Вальцберг — на подмогу Учителю. Он сберёг их, в отличие от Самсонова и прочих, которые, возомнив себя лихими полководцами, пытались на равных биться со стражниками покойника Блюгера и проклятыми драгунами Франца. Разумеется, на смену павшим последователям они набрали новых, но все те, кто присягнул им на верность за последние несколько ночей, служили в основном за страх, и толку от них было немного. Даже Висельники, сделки с которыми Хауффен никогда не одобрял, были бы полезней этих новообращённых.

Вдохнув полной грудью, Хауффен просмаковал запах крови, сырой земли и порохового дыма. Боли в этом месте было в избытке. Дело за малым. Он присел на корточки и подобрал с земли прутик ракитника. Этим прутиком он аккуратно вывел несколько символов, образовавших разомкнутый круг, внутри которого он нарисовал знакомую с детства картинку — тощий горбатый зверь с острыми когтями и длинным крысиным хвостом. Круг начал едва заметно пульсировать, однако разомкнутый контур каждый раз мешал пришедшим в движение силам набрать полную мощь — словно мельничные жернова, что работали вхолостую.

Тени сгустились вокруг Хауффена и, подёргиваясь, стали закручиватсья по спирали вокруг его рисунка. Оставалось лишь немного — последний сигил, который станет мостом между двумя мирами. Хауффен удовлетворённо оглядел своё творение, но всё же проверил отдельные его элементы.

Воистину, подумалось ему, для человека умного и образованного, познавшего структуру и свойства запрещённых глупцами сигилов, открывались безграничные возможности. То, что он мог сотворить, было куда тоньше и сложнее, чем банальная порча, наведение морока, болезни или призыв тёмного охотника. Даже простые задачи можно выполнить элегантно, с толком потратив драгоценные крупицы скопившейся в воздухе сырой энергии. Вот что значит быть хорошим учеником!

Хауффен выпрямился, уперев прутик в незаконченную дугу последнего сигила.

— Приготовиться, — громко произнёс он, зная, что сейчас за ним наблюдают не только союзники, но и враги, хотя от последних его надёжно укрывали хищные тени.

Со стороны баррикады разалось несколько выстрелов, но Хауффен их проигнорировал. Прутик прочертил финальную линию и заряженный до предела сигил с громким 'умпфф' разродился фонтаном чёрной жижи, которая, падая вниз, сливалась со сгустившейся темнотой, а спустя мгновение к баррикаде ринулись сотни острых теней.

Часть из них отвернула в сторону, изогнувшись так, как не могли изгибваться обычные тени. Часть с шипением сгорала, едва приблизившись к повозкам, на которых яростно полыхали охранные сигилы. Однако сил, вложенных в хитроумный удар, оказалось с избытком, и вскоре борта ближайших повозок ярко заполыхали, а тени, свившись в тугой узел, подобно гигантскому кулаку, врезались в баррикаду.

Со стороны Хауффену показалось, будто темнота под повозками, получив заряд с его стороны, встала на дыбы, расшвыривая в стороны людей и целую секцию вагенбурга. Тьма вздыбилась, словно маслянистый пузырь на болоте, снося всё на своём пути, а затем прорвалась, выпустив на волю несколько десятков варгов. Эти чёрные охотники были мельче остальных своих собратьев — размером с дворовую собаку, но натиска воющей стаи хватило, чтобы опрокинуть и без того перепуганных защитников.

— Вперёд! — выкрикнул Хауффен, и десятки сектантов тут же побежали к образовавшейся бреши.

С флангов по нестройной толпе продолжали хлестать выстрелы, однако численное преимущество и безумное исступление, разожжённое в фанатиках их предводителями, своё дело сделали — толпа прорвалась в лагерь.

С ближайших к месту прорыва позиций быстро собралось почти полсотни защитников, которых вели два стражника с отличительными знаками капралов на широких лацканах форменных курток. Оба стражника дело своё знали хорошо, и потому быстро построили людей в несколько шеренг, ощетинившихся штыками, кольями и прочим древковым инструментом. Затем первая шеренга дала по их команде свой единственный залп, после чего разношёрстный отряд двинулся навстречу врагу, хотя многим было понятно, что так просто прорыв уже не заткнуть.

Хауффен выступил из тени только когда убедился, что у опрокинутой баррикады завязалась рукопашная, а варги отвлекают внимание стрелков на флангах. Потусторонние твари, опалённые присутствием защитных оберегов, дико вопили и тлели буквально на глазах — долго им было не продержаться. К счастью, задачу свою они уже перевыполнили.

Глядя на колдовские огни в ночи, Хауффен вспомнил о ведьме, которая активно помогала как назойливому королевскому чинуше, так и Блюгеру с Клеммом. Он явно недооценил эту деревенщину, как, впрочем, и большинство его единомышленников. Только Ги Огюстен, будь он трижды неладен, пытался их о чём-то предупреждать, но верить бредням этого пьяницы никто не хотел — хватало того, что приходилось терпеть его в рядах посвященных.

Твердо решив, что с ведьмой надо обязательно покончить этой же ночью, Хауффен направился в лагерь, где вовсю разгорался бой, отголоски которого расходились вокруг волнами паники и суматохи. Тёмный сигил за спиной литейщика бурлил остатками энергии, и бережливый колдун сделал жест, словно поманив кого-то рукой. Тени, сгустившиеся вокруг точки прорыва потусторонней силы, отозвались на его жест и, оставив уютное логово, юркнули Хауффену под ноги, слившись с его собственной тенью.

Со стороны леса и из-за ближайших холмов предводители сектантов гнали десяти своих подопечных к открывшемуся пролому.

— Клауса и его людей отбросили к госпиталю. Они скорее всего продержатся, но нам помочь не смогут. Сержант велел отступать и уводить вас.

Клемм, вглядываясь в охваченый боем лагерь, проигнорировал последнюю реплику своего телохранителя. Охрана окружала горняка плотным кольцом, а вокруг его фургона собралось около сотни мужчин самого разного возраста и с самым разнообразным оружием — от ружей и пистолетов до увесистой домашней утвари.

— Толпа сектантов движется к нам, — напирал телохранитель. — С ними чёрные охотники, а ведьма куда-то пропала.

Услышав о созданиях ночи, некоторые люди торопливо осенили себя святыми знамениями, однако никто не запаниковал и не высказал желания убежать. Кирилл умел выбирать людей, и Клемм подумал, что из младшего выйдет хорошая замена, когда придёт время уходить на покой. Вслед за этим его посетила непрошеная мысль, что на покой ему, возможно, придётся отправиться очень скоро.

— Расставь людей, как сочтёшь нужным, и готовься к худшему, — велел Клемм. — Мы встретим этих безумцев, как подобает.

— А вы? Вы-то что собрались делать?! — повысил голос телохранитель. — Вам уходить надо, а не драться!

— Молод ты ещё, чтобы мне указывать, — строго, но без особой злобы ответил Клемм. — Среди нас нет ни стражников, ни солдат, хотя кто-то, быть может, и служил. О чём они подумают, если я первый среди всех дам дёру? Пусть видят, что я с ними до конца — так повелось ещё с тех пор, как я с их братьями и отцами гнул спину в шахте.

— Это было давно, господин Клемм, — сказал телохранитель. — Люди и так в вас верят, стоите вы у них за спиной или нет. Каждый человек в артели знает, что на Дмитрия Клемма можно положиться, потому что он не чиновник и не аристократ — он свой. И потерять вас будет для них большим шоком, чем видеть, как вы отступаете в безопасное место. Лучшего шефа у нас не будет, не искушайте судьбу.

— Ты сегодня много говоришь, Владек, — Клемм вздохнул и пригладил бороду. — И всё больше не по делу.

— Потому что вы поступаете неразумно, шеф.

— Я не Блюгер, не зови меня так, сколько раз говорил. И я остаюсь, что бы ты ни думал. Артели, может статься, уже не будет, когда всё это закончится, так что угомонись и делай свою работу.

— Как скажете, — сквозь зубы процедил телохранитель и отправился раздавать людям указания.

Клемм угрюмо наблюдал, как по лагеру растекаются ручейки людей, бегущих за кем-то или убегающих. Где-то горели фургоны и палатки, непрерывно раздавались хлопки выстрелов, крики боли, гнева и страха. В этом хаосе, где тени схватывались с островками света не менее яростно, чем люди друг с другом, тяжело было что-то разобрать, однако некий организованный клин, движущийся в сторону его людей, Клемм различил чётко. Кто-то знал, где он, и торопился добраться до главы артели. Возможно, точно так же сейчас сектанты пытаются добраться до Клауса, Франца и прочих предводителей марбуржских беженцев. Почему-то Клемм был уверен, что именно так их враги и будут действовать.

Несколько самых рьяных сектантов вырвалось вперёд. Их перекошенные в яростном вопле лица замелькали в дрожащем свете факелов, освещавших холмик, на котором укрепились Клемм и его люди. Безумцы обежали несколько грузовых фургонов, которые Владек распорядился выкатить вперёд, чтобы помешать продвижению основной толпы, и тут же были встречены выдвинувшимися вперёд мужчинами, вооружёнными лишь топорами и кольями. Первая схватка получилась короткой, и вскоре на земле уже лежало с полдюжины покалеченных тел — уроки Марбурга были усвоены, и ни у кого из присутствующих не дрогнула рука при виде бывших сограждан и соседей.

— Берегите пули и порох, — напомнил Владек, глядя на приближающиеся ряды сектантов. — Цельтесь в проповедников — они в белых ризах.

— Да в такой толпе разве их выцелишь? — пожаловался один из стрелков, приладвиший ружьё к борту снятой с колёс телеги.

— А ты постарайся, — дал совет его сосед, возившийся с кремневым замком своего оружия. — Эх, нам бы чего-нибудь взамен этого старья.

Сильные мозолистые пальцы подогнули расшатанный крючок и закрепили в зажим выпадавший кусочек кремня. На один-два залпа должно хватить, а большего им и не дадут. Стрелок вздохнул, жалея, что к ружью не было штыка, и поправил висевший на поясе старый армейский тесак — с голыми руками уж точно в бой идти не придётся.

Стрелок оглянулся — у последней баррикады, в кругу телохранителей стоял, глядя поверх голов своих людей, Дмитрий Клемм. В руке его блестел новенький пистолет, второй лежал рядом на деревянной бочке. Воодушевлённый бравым видом шефа, стрелок пристроил ружьё рядом с соседом и стал ждать.

Надолго ожидание не затянулось. Несколько сотен сектантов добрались до подножия холма и, понукаемые своими проповедниками, ринулись наверх. Большинство были не имели никакого оружия, кроме голых рук и какой-то домашней утвари, кольев и топоров, кто-то тащил тяжёлые шатхёрские кирки, самые везучие могли похвастаться отобранными у стражников дубинками, саблями и шпагами. Двигалась толпа быстро, но неорганизованно и слишком кучно, отчего нападавшие только мешали друг другу, а упавших на землю моментально затаптывали.

Первый залп, даный по команде Владека, вошёл кучно — в такую массу людей было просто невозможно промахнуться. Второй залп также пожал свои кровавые плоды, однако этого части стрелков пришлось отступать, чтобы сплотиться за спинами остальных товарищей, и до спасительных повозок добежали не все.

В этот раз не было никаких долгих расправ и жертвоприношений — попавших к ним в руки сектанты быстро и безжалостно забивали. Их внушающие страх проповедники, в запачканных кровью некогда белоснежных ризах, тоже проходили мимо, и лишь погдоняли толпу вперёд.

Владек приказал вести огонь по готовности и присоединился к своим людям, сплотившимся вокруг Клемма. Там же был и Кирилл — юноша сновал между позицией стрелков и повозкой, отведённой под хранение пуль и пороха, поднося своим людям боеприпасы. Разумный ход, учитывая, что стрелять младший сын Клемма умел не очень хорошо. Телохранитель одобрительно кивнул, достал из кобуры пистолет и, прицелившись, выстрелил в одного из проповедников — пуля вошла тому аккурат между глаз, и крупный упитанный мужчина всей своей тяжестью рухнул на сгрудившихся за его спиной последователей.

— Ловко, — похвалил Клемм, протягивая Владеку один из своих пистолетов. — Держи, попробуй снять вон того, длинного.

Телохранитель кивнул и, снова хорошенько прицелившись, положил конец существованию ещё одного проповедника. Ненадолго, это вызвало у наступавших оторопь, и у защитников появилось время ещё для нескольких выстрелов, однако затем сектанты впали в неистовую ярость и с воем набросились на первую линию защитников, и хотя строй не дрогнул, стрелять, не рискуя задеть своих, стало практически невозможно.

— Так, мужики, поднажмите с флангов! — выкрикнул Владек.

Часть стрелков, похватав оружие, либо пристроив к ружьям импровизированные штыки, перемахнули через баррикады и принялись теснить толпу с боков. Те немногие, кому преимущество высокой позиции, ещё позволяло стрелять по толпе, продолжали вести огонь, хотя уже и не такой сконцентрированный, как поначалу. У многих тряслись руки, кто-то тихо напевал себе под нос, пытаясь справиться с нахлынувшим ужасом.

Холм посреди лагеря, ряды фургонов и телег, Клемм и его грозные телохранители, постепенно включившиеся в общую свалку — мир сузился до этих границ, и происходящее в остальном лагере казалось чем-то далёким, ни на что не влияющим. Толпа врагов, ещё неделю назад проживавших где-то по соседству — не так уж и велик был их славный Марбург — напирала словно изниоткуда. Казалось бы, что стоит окружить уступавших числом и колеблющихся духом людей, и передавить их, как мух? В какой-то момент это и начало происходить, однако тех, кто перебрался через баррикаду, удалось отбросить, забив штыками и прикладами, и даже сам старик Клемм прикончил одного верзилу метким выстрелом в сердце.

Тех, кто не мог или не хотел драться, вокруг уже не оставалось. Ни Владек, ни Клемм понятия не имели, что с остальными их людьми. Упали, подмятые толпой, несколько телохранителей. Дружинники и стражники стояли плечом к плечу, но всё-таки неумолимо пятились назад, вжимаясь спинами в борта телег. Прочие добровольцы бились каждый сам за себя, не менее яростно, чем охваченные безумием враги, и вскоре многих уже было не отличить от истекавших кровью сектантов. Впрочем, те были куда сильнее, проворнее, словно поддавшиеся бешенству звери, а не люди, и лишь слепая ярость и неспособность помыслить хоть о каком-то осмысленном действии или манёвре, не позволили им тотчас же сокрушить всяческое сопротивление. Проповедников с ними не осталось — их старательно отстреливали самые стойкие и меткие стрелки, пока из толпы не полетели камни, ножи, топоры и прочий хлам, из-за чего стрелкам пришлось покинуть кузова телег и крыши фургонов в поисках более надёжных укрытий.

Клемм толкался в задних рядах. Он кое-как перезарядил свой единственный пистолет и берёг его на всякий случай, отбиваясь от тех, кто ухитрялся прорваться к нему, своей тяжёлой тростью. Кирилла он не видел уже несколько минут, хотя ему казалось, что проишли уже многие часы, если не дни. Владек, прикрывавший его спереди, дрался ловко и умело, круша челюсти шипастой дубинкой, однако парень явно выбивался из сил и заметно прихрамывал, из-за чего медленно, но верно получал всё новые и новые раны. Клемм задумался, что же им делать, когда строй всё-таки дронгет и их сомнут. Умирать вот так запросто он не хотел.

Додумать эти печальные мысли он не успел. Откуда-то со стороны раздались новые гневные крики, и миг спустя натиск сектантов стал ослабевать. Люди какое-то время стояли в недоумении, однако быстро оправились и стали уверенно теснить толпу прочь от баррикады. Выстрелы стали раздаваться чаще, кто-то уже тащил в укрытие раненых. Среди криков раздалось отчетливо слышимое конское ржание.

Драгуны ворвались в неплотные ряды сектантов, раскидав один из флангов их неорганизованной толпы. Лейтенант Франц орудовал саблей, рубил по обращенным в его сторону головам и протянутым рукам. Рядом с ним бились унтера и несколько ефрейторов. Одного из всадников, увлечённого рукопашной пуще остальных, Клемм узнал с тот же миг.

— Сын! Олег!

Крик утонул в шуме битвы, однако старший сын, судя по всем, и сам искал отца, чтобы убедиться в его невредимости. Их взгляды встретились, Олег коротко кивнул и продолжил бой.

Клемм тяжело прислонился к стенке одного из фургонов, наблюдая, как толпа рассасывается и отступает, а его люди при поддержке драгун и стражников, которых те успели привести с собой, гонят сектантов прочь от холма. Толпа редела, бой разбился на несколько отдельных стычек, где над сектантами быстро брали верх.

— Сдюжили что ли? — с сомнением произнёс престарелый шахтёр с длинноствольным охотничьим ружьём, присевший на землю неподалёку от Клемма. — А, шеф?

Глава артели пожал плечами, чувствуя, как от шеи до поясницы разливается резкая боль. Клемм подумал о своём возрасте, и о том, что и впрямь не следовало ему ввязываться в эту заварушку. Он поднял взгляд, наблюдая за бегущей толпой, и нахмурился.

— Они не бегут, — проговорил он, отталкиваясь от фургона.

— Что, шеф? — переспросил шахтёр.

— Проклятье, они не бегут! Просто... расступаются. Владек, чтоб тебя, вели им отходить! Всем, и как можно быстрее!

Телохранитель, не увлекшийся преследованием бегущих, тоже смекнул, что творится неладное, но даже его зычный командный голос не мог предупредить и остановить всех. Страх и злость на убийц и мучителей, сменившиеся праведным гневом и воодушевлением при виде их бегства затмили многим разум. Преследователи увлеклись, многие достигли подножия холма.

Франц и его драгуны, в том числе старший сын Клемма, скучковались, чтобы перегруппироваться перед следующей атакой. Часть конных присоединились к ним, однако многие ускакали вслед за остальными, орудуя саблями и топча отступавших сектантов. Это их и погубило, когда тени сомкнулись вокруг холма, поглотив и своих и чужих. Под аккомпонимент отчаянных воплей, ржание перепуганных лошадей и топот копыт раздался пугающий вой, к которому большинство марбуржских беженцев так и не смогло привыкнуть. А затем послышался хруст костей, мерзкое чавканье рвущейся плоти и прочие мерзкие звуки, происхождение которых никто знать не хотел.

Длилось это недолго, и вскоре тени, окутывавшие подножие холма, рассеялись, оставив после себя несколько чёрных, как смоль, комков пульсирующей плоти, медленно расправляющих длинные тонкие конечности и обнажающих острые когти и клыки. Трупов не было — только кровь на траве. Варги насытились живой плотью и росли с каждой секундой, превращаясь в чудовищ, по размерам не уступающих лошади.

— Скоро всё закончится, — пообещал знакомый голос, и Клемм, несмотря на боль, вышел из-за баррикады, чтобы убедиться, что глаза ему не врут.

— Выйди на свет! — выкрикнул он.

Уцелевшие люди медленно пятились, глядя на оживающих чудовищ. Всадники по команде лейтенанта поднялись к вершине, где он попытался придать своему пёстрому отряду некое подобие двойной шеренги. Драгуны, встав в первом ряду, взяли на изготовку ружья и пистолеты.

— Ты и так узнал меня, Дмитрий, — пришёл из темноты ответ. — Но так и быть, я выйду в знак былого и не до конца растеряного уважения к тебе.

Родерик Хауффен вышел вперёд, и Клемм вполголоса выругался — он до последнего надеялся, что старый партнёр если не одумается, то хотя бы останется в стороне от творящегося безумия. Клемм был немногим старше Хауффена, всегда считал его равным себе, а тот факт, что конкурентами друг другу они не были, только укреплял если не приятельские отношения, то хотя бы деловые. Хауффен всегда казался Клемму эдакой скалой — столь жизнеутверждающе и непреклонно тот остаивал свои интересны. Как знать, может именно из этих качеств, полезных для любого дельца, проросли семена гибельных амбиций?

Хауффен шагал вперёд, и свет, неестественно преломляясь, огибал его фигуру. Тень, длинная и извивающаяся, тянулась к нему из окружавшей холм темноты, словно живая; она окутывала его силуэт, расползаясь вокруг, словно чернильная клякса, стелилась тёмной дорожкой под каждый его шаг.

— Чем ты стал, Родерик?! — выкрикнул Клемм. — Что заставило тебя связаться с этой... мерзостью?

— Меня никто не заставвлял, Дмитрий, — Хауффен подал знак и следом за ним двинулись сектанты, а чёрные охотники, почуяв его присутствие, двинулись рядом, словно верные псы. — Я не из тех слабовольных неудачников и мечтателей, кого к Истине привели нужда, жадность, похоть и прочие никчёмные мотивчики. Я искал эту Истину, Дмитрий, искал долго и упорно, ещё до того, как пришёл Он и показал нам правильный путь. Потому я и стал одним из немногих, кто действительно возвысился. Болезни тела и духа, вынуждавшие остальных принимать Истину, обошли меня стороной. Я хотел быть большим... И ты тоже мог бы. Я пытался подступиться к тебе, разве нет, Дмитрий? Но ты был слеп.

Клемм тяжело дышал, содрогаясь от ужаса и отвращения. Он почувствовал, как трясутся руки, как рукоять пистолета ходит ходуном в потной ладони. Он помнил долгие и пространные разговоры с Хауффеном, но тогда он не считал, что следует понимать того буквально. Это всё походило на некую... веру, на религиозный фанатизм, которым славились все в роду Хауффенов. И вот открылась правда.

— Да, я был слеп, — признал Клемм, собираясь с духом. — Но, будь я проклят, Родерик, если бы я знал, к чему это приведёт, то пристрелил бы тебя при первом же намёке на весь этот ужас! Если бы я знал, Родерик, я бы убил тебя! Впрочем, ещё не всё потеряно!

Хауффен разочаровано покачал головой. Воодушевлённые его присутствием сектанты вырывались вперёд, несмотря на возобновившийся ружейный огонь.

— Шеф, вам бы в укрытие, — прохрипел Владек, тяжело склонившись к Клемму. — Пока он не спустил на нас своих чудищ.

— Так прикончите его, а не меня прикрывайте, — зло ответил Клемм, отыскивая глазами командира драгун. — Франц! Лейтенант! Нужно убить колдуна, иначе мы не отобьёмся!

Лейтенант кивнул в знак того, что слышал его слова и отдал несколько коротких команд своим людям. Драгуны, перезарядив ружья, дали залп по Хауффену и его чудовищам, в то время как остальные всадники двинулись вниз по склону, орудуя саблями, топориками и короткими копьями. Драгуны, дав последний залп, тоже обнажили клинки и ринулись следом.

Владек оглянулся, быстро оценив взглядом собравшуюся возле баррикад разношёрстную толпу. Дружинники, стражники, добровольцы из артели — едва ли их могла набраться сотня человек. Большинство были ранены, у многих кончился порох, и к ружьям уже были примкнуты штыки и багинеты, у кого они имелись. Телохранители Клемма, потрёпаные, но вполне боеспособные, окружили своих начальников, ожидая распоряжений.

— Веди их, я тут пережду! — велел Клемм. — Веди, там мой сын в конце концов!

Владек кивнул и жестом отдал несколько команд. Его люди, рассыпавшись веером, кинулись в бой, сбивая с ног одиноких сектантов, проскочивших через шеренгу конников, и добивая тех короткими выверенными ударами. Следом за ними едва поспевали остальные бойцы и немногочисленные стрелки, вышедшие из укрытий, чтобы хоть как-то поддержать бьющихся в рукопашной товарищей.

Две толпы схлестнулись в тот же самый момент, когда всадники обрушились на Хауффена и его чёрных охоников.

Ют бежала через охваченый хаосом лагерь, прижав к груди свою сумку. Несколько раз она испытывала порыв схватиться за пистолет, раздобытый для неё Владом, однако прекрасно понимала, что вряд ли сможет хоть в кого-то попасть. Надо было спешить, ни в коем случае не останавливаться.

Основные силы марбуржских беженцев, которыми командовал сержант Клаус, схватились с ордой секнатов и медленно теснили тех к бреши вагенбурга. Ют видела, что на других участках укреплений тоже идут жестокие бои — поддерживаемые чёрными охотниками безумцы пытались прорваться ещё в нескольких местах, но пока безуспешно. Среди мешанины фургонов, повозок и палаток то и дело вспыхивали отдельные маленькие схватки между остававшимися в центральной части лагеря беженцами и отдельными группами фанатиков, стремившихся утолить свою жажду крови в стороне от основного поля боя. Большинство же людей кое-как укрылись в районе госпиталя — та часть лагеря была огорожена отдельно и могла предоставить хоть какое-то подобие укрытия.

Ют резко затормозила, когда дорогу ей перекрыли несколько мужчин, которые, вооружившись первой попавшейся домашней утварью, схватились с парой безумцев, с ног до головы покрытых кровавой коркой. Несмотря на свой жуткий вид, худобу и очевидную потерю рассудка, сектанты обладали недюжиной силой, и расшвыривали крепких мужиков, как котят.

Травница едва успела податься назад, чтобы не оказаться в эпицентре драки, и, скорчившись в три погибели, проползла под днищем ближайшей повозки. Где-то позади раздался и тут же оборвался чей-то отчаяный вопль, и Ют, стиснув зубы, прибавила ходу.

Ночь была полна кошмаров. На её глазах убили какого-то старика, где-то неподалёку плакал ребёнок, истошно кричала женщина, окровавленные сектанты сбивали с людей с ног и добивали голыми руками, душили, выдавливали глаза и рвали зубами глотки. Пистолет, надёжно спрятанный в складках платья, не приносил ощущения защищённости, поскольку травница видела, что многих из безумцев пули просто так не берут, а её способностей вряд ли хватит, чтобы поразить кого-либо прямо в голову.

Когда она добралась до центра лагеря, прошла, казалось, целая вечность. Холм, на котором засели люди из артели Клемма, был уже рядом, и то, что Ют увидела там, заставило её застыть в нерешительности. Живая, клубящаяся тьма окутывала подножие холма, тени извивались, словно щупальца неведомого молюска, хватая всех, кто имел несчастье оказаться поблизости, и утягивая их во мрак. На другой стороне холма, судя по звукам, шёл нешуточный бой.

Ют остановилась у высокого фургончика, подальше от клубящейся тьмы, и быстро расчистила небольшой пятачок земли. Перед фургончиком догорал костерок и Ют, набрав углей, раздула огонёк и зажгла заранее прихваченную свечу. Поставив свечу повыше, Ют достала из сумки 'Малефикарум', длинное стило и ланцет.

— Приступим, — вздохнула Ют, берясь за стило.

Олег не помнил, в какой момент его стащили с лошади — дыхание перехватило, а перед глазами поплыло от боли в сломанных рёбрах. Тем не менее, он нашёл в себе силы встать и подобрать выпашую из рук саблю.

Бой превратился в свалку, эпицентром которой был Хауффен. Часть его ручных чудовищ удалось убить с наскока, однако остальные взяли с храбрецов кровавую плату, растерзав нескольких всадников вместе с лошадьми. Подоспевшие пешие бойцы с воплями накинулись на оставшихся тварей с дрекольем, пытаясь если не свалить, то хотя бы удержать варгов на расстоянии. Но храбрости на это хватало далеко не у всех. Многие просто застывали на месте, поражённые ужасом происходящего и видом потусторонних тварей, пришедших прямиком из детских кошмаров. Для этих людей бой был закончен, и они либо в воплями бросались прочь, либо становились очередной жертвой чёрного охотника или одного из безумных сектантов.

Олег рубанул с плеча очередного голосящего безумца и отыскал глазами Штефана. Ефрейтор выглядел не лучшим образом, одна рука бессильно висела вдоль тела, но саблю он держал по прежнему твёрдо.

— Где Франц?! — выкрикнул Олег.

— Не знаю, его оттеснили! — Штефан, оттолкнув плечом одного из сектантов, прорвался к боевому товарищу и встал, прикрывая его сбоку.

— Надо убить колдуна! — молодецкими взмахами Олег посёк руки нескольким противникам, вынудив тех отступить. — Даже если мы перебьём это отребье, нас сожрут очередные чудовища.

— Тогда идём, командир, — кивнул Штефан. — Прорываемся и режем гада.

— Я вперёд, ты за мной. Следи, чтобы мне китель не продырявили!

Оттолкнув нескольких сектантов, стоявших у них на пути, Олег и Штефан проскочили мимо бьющегося в агонии чёрного охотника, проскочили через беспорядочную свалку, где отчаяно рубились последние оставшиеся в седле конники и с ходу врубились в ряды сектантов, пытавшихся огородить своего предводителя. За ними по пятам следовало ещё несколько человек, которые быстро расширили образовавшуюся брешь, и вскоре к Хауффену прорвалось уже с полдюжины человек.

— Н-на! — кряжистый мужичонка в шахтёрской куртке замахнулся на Хауффена кувалдой.

Колдун резко вскинул руку, с его губ слетели звуки, имеющие мало общего с человеческой речью — и нападавшего оплели, душа и ломая кости, чёрные щупальца, которые внезапно отрастила его собственная тень. Второго нападавшего — одно из дружинников — постигла та же самая участь, однако было видно, что повторять этот трюк снова и снова Хауффен не сможет. Колдун тяжело дышал, с бледного лба градом катился пот.

— Да вали его уже!

Влад, Штефан и ещё двое обступили Хауффена и синхронно бросились на него, намереваясь сбить с ног, однако вместо этого оказались на земле сами, поваленные резким порывом воздуха. Олег лишь успел заметить, как колдун взмахнул рукой, словно отмахивался от назойливых мух. Одному из упавших Хауффен наступил на шею и надавил — раздался противный хруст, а упавший дёрнулся и затих.

Олег с трудом встал на четвереньки и опёрся на саблю, когда над ним навис громадный силуэт колдуна. Тот протянул руку, намереваясь схватить драгуна за волосы, однако раздался хлопок выстрела, и Хауффен, зажимая рану в груди, резко подался назад.

— Тебе мало что ли?! — выкрикнул Дмитрий Клемм, выбрасывая пистолет и половчей перехватив трость с увесистым свинцовым набалдашником. — На, получи ещё!

Клемм ударил тростью, и ошёломлённый Хауффен не сумел вовремя уклониться. Тяжёлый набалдашник перебил ему ключицу, и колдун издал мучительный стон. Однако следующего удара не последовало — Хауффен стремительно перехватил трость и, выкрутив ещё из рук Клемма, наотмашь ударил старого горняка его же оружием. Удар был такой силы, что Клемма отшвырнуло назад.

— Старый дурак, — прохрипел Хауффен, выпрямляясь. — Стрелял бы уж в голову.

Кровь, пропитавшая его рубаху, быстро темнела и застывала чёрной склизкой коркой. На побледневшем от усилий лице залегли глубокие тени, делая Хауффена похожим на восставшего из гроба мертвеца.

— Папа!

Олег рывком поднялся на ноги и замахнулся саблей, однако Штефан оказался быстрее. Ефрейтор подскочил к колдуну со спины и резким ударом подсёк тому колени. К его ужасу Хауффен не упал, но лишь пошатнулся, а вместо крови на траву брызнула чёрная жижа.

— Ах ты, мальчишка!

Хауффен развернулся слишком быстро для столь крупного человека. Тень, вьющаяся у его ног, рванулась вверх и выбила саблю из руки ефрейтора. Тяжёлый кулак обрушился на плечо раненой руки, и Штефан, вскрикнув от боли, упал на колени. Колдун, недолго думая, обхватил его голову и повернул, ломая шею, после чего брезгливо отшвырнул тело в сторону.

Олег врезался в него в ту же секунду. Он уже не рассчитывал повалить противника, вымотать его или ранить, он рассчитывал на один единственный удар, в который вложил всю свою силу, помноженную на распалившийся в сердце гнев. Он видел, как упал отец, как погиб друг, как умирали вокруг верные и храбрые люди, не поддавшиеся страху при виде оживших ночных кошмаров. Он чувствовал, как его буквально трясёт от сдерживаемой ярости, и с лёгким сердцем дал ей выход.

Сабля вошла Хауффену под ребро, снизу вверх под небольшим углом — аккурат, чтобы добраться до сердца. Колдун завопил и взмахнул руками, пытаясь призвать на помощь своих призрачных союзников, однако сил на это у него уже не хватало — тени беспорядочно метались вокруг, словно стая потревоженных ворон.

Олег не стал терять время, вытаскивая саблю. Он пригнулся, уворачиваясь от взмаха тяжёлой тростью, которую Хауффен так и не выбросил. Перекатившись от второго удара, который мог легко призвоздить его к земле, Олег подхватил с земли топорик, обронённый кем-то из дружинников, поднырнул под третий удар, сократив дистанцию и что было сил рубанул колдуна по колену. На этот раз Хауффен всё-таки упал. Раны его истекали чёрной жижей, кое-где почернела и сама плоть, неестественно быстро заживающая и покрывающаяся рубцами. Олег ударил его сапогом в грудь пытаясь опрокинуть, однако Хауффен схватил его за ногу и потянул на себя, лишая равновесия, огромные руки схватили его за грудки и несколько раз ударили о землю — перед глазами поплыло. Олег почувствовал, как на его горле смыкается стальная хватка, и становится невозможно дышать. Кажется, он захрипел. Последним усилием он вцепился в широченные запястья Хауффена, пытаясь хоть как-то отстрочить неизбежное. Затем произошло две вещи.

Первое событие он толком не увидел и не осознал, лишь почувствовал нечто, похожее на дуновение тёплого вечернего ветерка. Что именно изменилось, он не понял, однако вместо забивавшего ноздри затхлого запаха чёрной жижи, заливавшей его лицо, он почувствовал другой аромат, тоже неприятный, но куда более привычный и знакомый. А ещё, когда хватка на его шее ослабла, он облизнул пересохшие губы и почувствовал привкус меди на языке. Затем, когда вернулся слух, он услышал вопль дикой боли и отчаяния, а прояснившимся взглядом он смог разглядеть залитого кровью Хауффена — тот более не пытался убить его или призвать на помощь тени, он лишь вопил, держась за рукоять сабли, торчащей у него в боку.

Второе событие было куда более простым и понятным. Рядом возник телохранитель отца. Владек, кажется? Его одежда была изорвана и пропитана кровью, словно он сражался с бешеным медведем, лицо разбито, нос перекошен, один глаз превратился в окровавленную дыру. Он обрушил на голову Хауффена свою шипастую дубинку с такой силой, что колдуна буквально сбросило с Олега. Рядом возникли ещё пятеро телохранителей. Двое потащили Олега в сторону, в то время как остальные набросились на скулящего колдуна и обрушили на него целый град ударов, в считанные секунды превратив здоровяка в неподвижную окровавленную груду, разбив голову, переломав руки и ноги, разробив пальцы — люди видели, на что он способен, и не желали оставлять колдуну ни единого шанса на реванш.

Олега отвели в сторону и усадили возле скатившейся с холма перевёрнутой повозки. Он попытался встать, но один из телохранителей положил руку ему на плечо и покачал головой. Олег не стал спорить — на это у него сил точно не было.

— Где отец? — спросил он.

— Унесли.

— Он жив?

— Был жив.

Где Клемм-старший набирал этих мрачных и немногословных мужиков, было загадкой даже для его сыновей. Телохранители часто сопровождали Клемма, однако умели держаться так, что их присуствия никто не замечал ровно до того момента, когда они начинали действовать. Сегодня же Олег смог лично убедиться, насколько эффективными бойцами они были. Чудовищные варги лежали изломанными кучами разлагающейся плоти и обломков костей, сектанты с размозжёнными головами усеивали весь склон. На каждого пятого безумца приходился один человек в чёрном, однако такой размен тоже потрясал. Впрочем, сосчитать убитых было сложно, все тела лежали вперемешку, Олег видел кого-то в форме стражи, многочисленных дружинников, нескольких драгун...

— Штефан, дружище, — выдохнул он, пытаясь отыскать тело друга.

— Сиди, парень, не дёргайся, — снова прервал его телохранитель. — Здесь уж без нас закончат.

— Что произошло?

Первый телохранитель вопросительно поглядел на второго. Тот пожал плечами.

— Ведьма постаралась — не иначе. Эти твари, которые размером с лошадей, стали таять, словно снеговики по весне. Раны у этих сектантских ублюдков перестали заживать, да и у самих прыти поубавилось. И тени ушли, словно их и не было. Обереги её по периметру лагеря, эвон, как горят — аж отсюда видно.

— А что остальные сектанты? Их же тут целое море было.

— Да кто ж их знает? Откатились к подножию, да дёру дали. Мужики за ними, так что как вернутся, можешь у них и спросить.

Олег кивнул и прикрыл глаза. Небольшая передышка ему бы сейчас не помешала.

Утро застало их в фургончике Дмитрия Клемма. Олег и Кирилл, сержант Клаус и лейтенант Франц, Владек и Ют — пёстрая компания расселась по лавкам, травница хлопотала вокруг лежащего на постели хозяина артели. Клемм-старший был в сознании, хотя почти не шевелился и тяжело дышал. Остальные мужчины выглядели не сильно лучше — серьёзных ран избежал только бравый сержант, что было удивительно, ведь всю минувшую ночь он непрерывно находился в самой гуще событий.

— Итак, сколько мы потеряли? — перешёл к делу Франц.

— Меньше, чем могли бы, — мрачно усмехнулся Клаус. — Около трёх с половиной сотен человек. Из них больше половины — безоружные беженцы.

— Десятая часть, — нахмурился Франц. — Это по-вашему мало?

— Были бы среди этих чокнутых тенепоклонников грамотные командиры, нас бы тут всех перерезали, — отмахнулся Клаус. — У нас был протяжённый периметр, мало боеспособных людей, целая куча баб, детей, стариков, больных и раненых. Сколько сектантов увязалось за нами из Марбурга, мы и сейчас толком не знаем. Мы насчитали больше их трупов, чем наших, а ведь вы ещё весь вечер гоняли их в холмах, лейтенант, а сколько их скрылось после разгрома — не сосчитать. Думаю, их было больше тысячи, и прибудет ещё, если мы тут будем рассиживаться.

— Он прав, — добавила Ют, смешивавшая для Клемма очередной травяной отвар. — Мои обереги выгорят ближе к полудню, и тени вернутся.

— Сейчас вроде день, — сказал Кирилл. — Разве силы тьмы имеют власть при свете солнца?

Ют вздохнула.

— Даже ты сам отбрасываешь тень, если стать против света, — ответила он. — Для тварей с той стороны не имеет значения, в какое время суток приходить. Ночное нападение имело только одну цель — скрыть их перемещения.

— Даже баба смыслит в тактике лучше тебя, — поддел Клаус, однако шутку его никто не оценил. — Ладно, перейдём к делам насущным. Хоронить тела некогда, нам бы с ранеными управиться, так что предлагаю их сжечь. Оставлять людей гнить в чистом поле как-то не хочется.

— Нехорошо, но придётся, — согласился Франц. — Я соберу всех оставшихся всадников, и разошлю разъезды. Не хватало ещё, чтобы нас поймали на марше.

— Разумно, — кивнул сержант. — Предлагаю следующее: Мы с господином старшим телохранителем соберем всех, кто ещё способен драться и организуем конвой, Кирилл и госпожа травница отвечают за сборы в дорогу, а Олег...

— Олег мне нужен, — перебил его Франц. — Он последний из моих унтеров.

— Что ж, уступаю, — поднял руки Клаус. — Возражения? Предложения?

— Пусть девочка займётся тем, что умеет делать лучше всего — ворожбой, — раздался голос Клемма-старшего, до того безмолвно наблюдавшего за совещанием. — Кирилл — парень толковый, он организует людей без чьей-либо помощи.

— Вам нельзя говорить, — сердито буркнула Ют. — Не тратьте понапрасну сил.

— Мне теперь всё можно.

Все взоры обратились на Клемма-старшего.

— Господин Клемм, — сказал лейтенант Франц. — Вы и так уже сделали больше, чем любой из нас. Поправляйтесь, а уж позорное бегство мы как-нибудь сами устроим.

— Устроите. И уж точно без меня.

— Но сэр...

— Молчите, Франц, — перебил Клемм и тут же цыкнул и на сержанта. — И вы, Клаус, не лезьте. Лучше послушайте, что я скажу. Когда доберетесь до Вальцберга, бегите со всех ног к барону фон Вальцу, а лучше сразу же к господину Де'Сенду. У меня в ларце лежит портфель, передайте его либо барону, либо агенту — и никому больше. Даже не рассказывайте никому! Хауффен — только верхушка айсберга, за Марбург должны ответить ещё очень многие, и наша задача — не дать им избежать правосудия. Иначе всё это бегство было напрасной попыткой оттянуть неизбежное. В Вальцберге зреет предательство ничуть не меньших мастштабов, и его надо пресечь любыми способами. Делайте, как говорю, и тогда люди, втянувшие наших сограждан в эту кровавую вакханулию, будут наказаны. За наш город, за наших людей, за Блюгера, который первым вскрыл этот нарыв, да не успел нас предупредить.

Клемм замолчал, тяжело переводя дыхание.

— Да, и меня сжечь не забудьте, — добавил он уже значительно тише, чем раньше. — Не хочу гнить под открытым небом.

Олег не выдержал.

— Папа, хватит! Ты едешь с нами, и точка.

— Уймись, Олег. Я знаю, что говорю.

— Нет, не знаешь!

— Ют, давай, скажи ему уже, — взмолился Клемм, и снова умолк.

Олег подошёл к травнице и коснулся её плеча. Ют вздрогнула.

— Сказать что?

Он обернулся. Остальные ждали ответа, сверля травницу мрачными и напряжёнными взглядами.

— Сказать что? — повторил Олег. — Ют?

— Ваш отец протянет ещё пару часов. Я дала ему снадобье, и потому он ещё в сознании и может говорить. Честно говоря, он должен был умереть ещё ночью.

Олег замер, свыкаясь с этой мыслью. Тишину нарушил молчавший до этого Владек.

— Насколько всё серьёзно? Раны, переломы?

— Внутреннее кровотечение, — вздохнула Ют. — Я такое врачевать не умею, да и если б умела — нет у нас ни операционной, ни лекарств.

Олег оперся о стенку фургона и несколько раз ударил по доскам кулаком, разбив костяшки в кровь. Кирилл поднялся, сделал шаг к брату, но лейтенант остановил его, покачав головой.

— Надо собираться и уходить, — сказал Франц, разворачиваясь и выходя из фургона. — Ют, будь добра, сделай всё возможное, чтобы в пути нас не настигла никакая нечисть.

Травница согласно закивала и вышла следом, а за ней и все остальные, кроме Олега. Тот продолжал стоять, тупо глядя стену.

— Олег...

— Папа?

— Не горюй ты так, — Клемм улыбнулся и, с трудом подняв руку, привычным жестом пригладил бороду. — Я долго пожил и пожил хорошо, многое успел, многое повидал. К тому же, если задуматься, ваша с Кириллом мать уже заждалась меня на той стороне, или что там происходит после смерти.

— А если ничего не происходит, пап?

Клемм усмехнулся.

— Тогда горевать тем более не о чем. Иди, и делай, что должен, сын. С моего благословения.

Олег почувствовал, как руки снова сжимаются в кулаки, а в глазах предательски защипало, и порадовался, что все остальные уже ушли.

— Знаешь, папа, было время, когда я часто думал, как это всё произойдёт, ну, когда ты уйдешь... Я почему-то полагал, что Кирилл будет рядом до конца, сидя у твоего изголовья, как верный и послушный сын, которым он и является. А я, бунтарь, повеса, опоздаю к твоему смертному одру, не приду вовремя, не попрощаюсь. Знаешь, это было так страшно, и что теперь? Мой младший брат, верный и послушный, занят последним делом, которое ты ему поручил, пусть даже ему не менее горько, чем мне. А я тут, с тобой, прикладываю все силы, чтобы не разрыдаться, как девчонка. Смешно, правда, папа?

Дмитрий Клемм молчал.

— Папа?

Олег повернулся, посмотрел на отца и подумал, что давненько он не видел такого умиротворённого выражения на его лице. Слёзы вдруг куда-то исчезли, разум успокоился, стало легче думать и дышать. В голове прояснилось, рой мрачных мыслей рассеялся, унёсся прочь, а на его места пришла чёткая и понятная цель. Для мужчины ничего лучше и быть не могло.

Сделав шаг к постели, Олег склонился над отцом и закрыл ему глаза.