Судьба всегда звонит дважды

— Маш, он сильно на тебя наседает? По поводу того, какой я козел?

Она морщится, вздыхает.

— Какая разница? Это не важно...

— Сильно?!

— Ну... он недоволен, так скажем. Но я его не особо слушаю, ты не подумай...

Он вдруг стискивает ее так, что она охает от боли, а он лишь чуть ослабляет давление рук.

— Не хочу! Не хочу отпускать тебя к нему! Не хочу, чтобы он говорил тебе всякую дрянь обо мне! Маш... — он боится сказать прямо, что не исключает возможности, что Машкин отец может как-то... отдалить их друг от друга. А то и совсем развести. Он ее отец, она его любит и ценит его мнение, и во многом зависима от отца, как бы она сама не утверждала обратное. А сам Бас... у него никаких прав на Машу нет и в помине!

— Вась, да не думай ты о нем... Он изменит свое мнение, я уверена. Надо только подождать. Что мы еще сделать можем?

Что он может сделать? Да очевидно, что! Суровый противник вынуждает к суровым ответным мерам. Он резко "подрывается" с постели. Мечется по комнате в поисках одежды.

— Маша, вставай! Пошли!

— Какая муха тебя укусила? Что за спешка?

— Ты меня любишь? — он стоит перед кроватью, полуголый, в одних джинсах, а на нее вдруг накатывает — какой же он все-таки красивый, Да, она необъективна, но хорош необыкновенно именно такой — в не до конца застегнутых джинсах, с голой грудью, лохматый, с каким-то непонятным выражением в этих невозможных зеленых глазах.

— Да...

— Прекрасно! И не смотри так на меня! Тебе нельзя, а я не железный, и вообще — нервный в отношении тебя! Собирайся!

— Куда?

— Увидишь! Ты же меня любишь? Тогда доверься. Где ключи от машины, кстати?

— Внизу, на тумбочке у входной двери, — отвечает Маша растерянно.

— Давай, одевайся, жду внизу, — он на ходу натягивает рубашку и достает из кармана джинсов телефон. Кричит уже из коридора: — Паспорт не забудь!

___________________

— Я до сих пор не верю, что мы это сделали! Это невозможно!

— Документы утверждают обратное, — он аккуратно складывает свидетельство о заключение брака, убирает во внутренний карман ветровки. — Так что поздравляю вас, Мария Дмитриевна Литвинская, с бракосочетанием. Можете поцеловать супруга.

У него определенно вид триумфатора, а Маша до сих пор не может поверить, что это произошло на самом деле. Как это возможно? Так быстро? Нет, это какой-то розыгрыш...

— Я думала... что в Евросоюзе... заключение брака — небыстрая процедура.

— Так и есть. Наверное, — беспечно отвечает Бас. — Но сына супрефекта Альбервилля отец лично достал из трещины. Так что...

Маша неверяще качает головой.

— Смиритесь, Марья Дмитриевна. Что отныне вы замужняя женщина. Пойдем, отметим, что ли? По чашке кофе?

— Кофе?! Слушай, ну ты вообще... А где мое кольцо, собственно? И хотя бы букет цветов невесте купил!

— Про кольцо я подумаю, — он берет ее за руку, рассматривает пальцы. — Надо же красивое выбрать. А цветы... Ты ж не невеста, жена уже. Кто женам цветы дарит?

— Ах ты!..

Он прекращает спор поцелуем. Потом, все ж оторвавшись от нее:

— Пошли кофе пить! И букет тебе купим... дорогая.

— Слушай, я не уверена... — Маша едва поспевает за его широким шагом, он крепко держит ее за руку, — что французское свидетельство имеет силу в России.

— Ну, если и это не заставит твоего папашу со мной смириться, тогда...

— Тогда что?

— Я сделаю тебе ребенка, — остановившись, шепотом на ухо.

— Что? Ребенка? Сейчас?!

— Ну, не прямо сию секунду, — он оглядывается, вокруг куда-то спешат люди, серое небо хмурится, собираясь пролиться небольшим дождиком. — Но в перспективе... Если иначе никак... A la guerre comme a la guerre. (фр. На войне как на войне)

— Ты... ты ненормальный!

— Я люблю тебя, Машенька. Не собираюсь никому отдавать. И не позволю никому встать между нами.

Она пытается сурово нахмуриться. В отличие от неба, у нее это не получается. Вздыхает, улыбается счастливо.

— Ну, пойдем хоть кофе попьем... дорогой. В честь свадьбы.

— Я передумал! К черту кофе. Я хочу шампанского!

— Согласна. И пончиков. Гулять — так гулять!

______________

— Нет, это неслыханно! Да как она могла! — Даше кажется, что она почти видит, как мечущийся по спальне супруг разгневанно хлещет себя по бокам длинным хвостом. Он ей иногда напоминает огромного хищного кота. Сейчас — именно такой момент.

— Дим, тебе валерьяночки накапать?

— К черту валерьянку! — непоследовательно: — Коньяку лучше накапай. Нет, не накапай. Налей.

Даша уходит, возвращается с бутылкой и парой бокалов.

— Ну, за счастье старшей дочери!

— Издеваешься?!? Да как она вообще... — треть бокала тридцатипятилетнего Камю Джибули кощунственно выпивается залпом. — Не спросясь никого... ни слова не сказала... выскочила замуж... за этого!!!

— Дим, она его любит.

— А мы?!? Мы ей никто?! Не сказала, не предупредила... Родителей побоку... Да я...

— Скажи, что наследства ее лишишь, — услужливо подсказывает супруга. — И проклянешь на веки вечные.

— Тебе смешно, да? — Дмитрий устало опускается на кровать. — Вот скажи мне, разве так дела делают?

— Поторопились, согласна. Но, по-моему, они просто не видели возможности договориться с тобой.

— Еще бы! Как она вообще... После всего, что он с ней сделал! Да он мизинца ее недостоин, а туда же — муж! И вообще, — Тихомиров вдруг спохватывается, — надо еще проконсультироваться. Имеет ли законную силу такой брак. Я не эксперт в этих вопросах, сейчас, — вытаскивает телефон из кармана, — позвоню кое-кому...

— Успокойся, — Даша с трудом прячет улыбку. — И вообще, дочь твоя велела тебе передать, что если ты будешь вредничать в отношении Васи, они быстренько сделают ребенка. Чтобы тебе тогда уж точно деваться некуда было.

— ЧТО?!?

— И будешь ты тогда, — проникновенно: — дедом.

— Как — дедом?!? — Тихомиров подскакивает с кровати, в два шага оказывается у зеркальной двери стенного шкафа. — Я — дед?! Они что, офонарели?!

Дарья подходит к супругу и смотрит на их отражение.

— Не хочешь?

— Да какой из меня дед, Даш? Я же еще... — растерянно проводит рукой по своему лицу... — еще ничего... вроде бы... В дело годный... никакой не дед.

— Еще как годный. Судя по... — это уже на ухо, шепотом: — сегодняшней ночи. Так что... решай сам. Можешь вести себя прилично, и тогда дети с этим повременят. Они сами-то не очень рвутся, насколько я поняла.

— Вот же... шантажисты... воспитали на свою голову...

— Нормально воспитали. Маша умеет добиваться того, что ей нужно.

— Еще бы выбирала правильно... — ворчит Дмитрий. Потом, словно придя к каким-то выводам, произносит решительно: — Так, Дарья, позвони-ка дочери нашей Будур. И выясни у нее телефон и имя-отчество отца этого... зятя новоявленного.

— Тихомиров, ты что задумал?!

— Никакого криминала. Надо ж с родственниками контакты налаживать.

Спустя полчаса.

— Артем Борисович? Здравствуйте. Меня зовут Тихомиров Дмитрий Иванович. Да, совершенно верно. Машин отец. Спасибо, взаимно. Рад знакомству. Хотя обстоятельства... Натворили наши детки дел, Артем Борисович... Да? Хм... Ну, на мой взгляд, это уж вы чересчур строги к сыну... Да, поторопились, конечно, но — дело молодое... Я дочь тоже не так воспитывал, поверьте. О? Да? Благодарю, мне, как отцу, очень приятно слышать такие слова. Однако, у меня есть к вам предложение, Артем Борисович. Дети нас не соизволили, как положено, познакомить. Но нам же есть что обсудить, верно? Да, согласен, определенно. Вот как? Понимаю. Ну, ничего страшного, тогда я сам... нет, мы с супругой к вам прилетим. О, ну отлично! Тогда, как только билеты приобретем — сразу перезвоню, уточню время и дату. Да, конечно. Все, до встречи! Рад, что мы достигли взаимопонимания.

— Ну что? — любопытствует супруга.

Дмитрий оттопыривает большой палец.

— Вот такой мужик у меня сват! Ну что, мать, летим с родственниками знакомиться? А то ведь мы из-за этих торопыг даже на свадьбе по-человечески не погуляли.

Эпилог. Ось вращения Земли.

— Литвинский, там опять твои шумят!

— Вот паразиты! Поесть не дадут! — Бас резко встает из-за стола, за которым обедают он и еще два тренера летнего горнолыжного лагеря. Бас и сам слышит отдаленные раскаты громкого детского скандала. Поспешно взбегает по лестнице. Ему вслед из раздаточного окошка выглядывают две поварихи — одна помладше, другая постарше, но обе одинаково дородные. И обе синхронно вздыхают по широкоплечему, загорелому дочерна, конопатому красавцу-тренеру с выгоревшими на солнце светло-рыжими волосами.

А за столом продолжают разговор его коллеги.

— Как он со своими носится... И не надоедает же... — качает головой один.

— Молодой, резвый. Сил много, — усмехается другой. — Ему бы своих уже пора воспитывать... А он с этими охламонами играется. Квохчет, как наседка с цыплятами.

— Василий Блаженный, что с него взять...

______________________

— Ну, и кто мне рискнет рассказать, что здесь произошло? — он стоит, сложив руки на груди, и с высоты своего роста смотрит на стоящих перед ним пятерых демонов, имеющих вид человеческих мальчишек и старательно притворяющихся невинными агнцами. Чуть в стороне хлюпает носом Ульяна.

— Ну, Бааааас Тииимовиииич... — заныли они почти хором.

Скептически изогнутая золотисто-рыжая бровь быстро внушает охламонам мысль, что разговор они начали неправильно.

— Василий Артемович, это все она! Она сама! — один из мальчишек берет на себя функции парламентера и обличительно тычет пальцев в темноволосую девочку лет десяти.

Ульяна взвыла, Бас вздохнул.

— Стоять здесь, меня дожидаться! — и, приобняв девочку за плечи: — Пойдем, Уля, поговорим.

Они сидят на кровати в комнате, где живет Ульяна Землянухина, единственная девочка из его подопечных. Она шмыгает носом в плечо тренеру и, периодически содрогаясь от пережитого ужаса, рассказывает про обнаруженную в горнолыжном ботинке лягушку.

— Ну, Уля, тебе же не пять лет, — Бас легонько поглаживает ее по длинной косе, — подумаешь, лягушка. Она же не кусается.

— Она мокраааааяяяя... и холоднааааяяяя...

— Ладно, ладно, все... Они больше не будут.

— Вы всегда так говорите! А они потом опять!

— Улечка, ну что я могу поделать, если они такие оболтусы! Это ты у меня умница и красавица, — тут Ульяна смущенно зарделась и перестала шмыгать носом, — а эти же... Мальчишки, что с них взять.

— А еще они меня толстой обзывали! — жалуется Ульяна.

— Уля, я же тебе уже объяснял... Мальчики и девочки по-разному устроены. Тем более что девочки развиваются раньше...

— И катаются лучше!

— Точно, — Бас улыбается. — Самый лучший способ отомстить им — надрать их на склоне!

— Так и сделаю! — Ульяна гордо вздергивает подбородок. А потом с истинно женской непоследовательностью спрашивает: — Василий Артемович, а почему у вас нет своих детей?

Бас поперхнулся ответом. Ох уж эта Ульяна и ее любопытный нос...

— Уля... мы планируем...

— Да? — с детской непосредственностью: — А когда?

Василий усмехается.

— Ульяна, я тебе обещаю — ты узнаешь об этом первая.

— Обещаете?

— Обещаю.

Из своей комнаты Ульяна Землянухина вышла, высоко задрав нос и глядя на перешептывающихся мальчишек с высоты своего только что обретенного тайного знания. Те проводили ее удивленными и подозрительными взглядами.

— Так! — ловцы лягушек дружно вздрогнули и обратили взоры на тренера. — Я не буду выяснять, кто ИМЕННО это сделал. Но до конца смены вы впятером будет каждый день дежурить в столовой.

— Это не честно! Это не мы! Она все врет! — дружно загомонили они, но тут же перестали. Когда тренер Литвинский так смотрит...

— И три дня никакого футбола!

Тут охламоны не просто загомонили. Они завопили наперебой, но единодушно-возмущенно.

— Сами играйте, — пожимает плечами Бас. — Я у вас на воротах стоять не буду.

— Ну Василиииииий Артемовииииич... — они уже ноют.

— Три дня — и баста! Будет вам наука.

________________________

— Доченька, здравствуй.

— Привет, мам. Как вы?

— Да прекрасно. Вы как? Новостей... хм... нет?

— Мама, — Маша преувеличенно громко вздыхает, — как только... я тебе скажу первой...

— Машенька, ну ты пойми... Мы с папой переживаем. Вы уже три года женаты. А ребеночка нет. Может, ты бы уговорила Василия... подъедете ко мне... обследование много времени не займет, я тебя уверяю.

— Мама! Какое обследование! У нас все в порядке! Мы просто не хотим... пока.

— Мы не хотим? Или Вася не хочет?

— Мама! Пожалуйста! Я тебя прошу!

— Хорошо, — вздыхает Дарья. — Как там Василий? Чем занят?

Мария оборачивается.

— Судя по лицу, — Маша наблюдает за тем, как муж корчит гримасу и показывает язык зазвонившему телефону, — собирается говорить с папой.

— Ну, удачи ему...

— Кому?

— Папе, конечно.

Маша смотрит, как Бас, состроив особенно проникновенную рожу телефону, прихватывает с тарелки очищенную морковку и подносит трубку к уху.

— Да, Дмитрий Иванович?

С этими словами он выходит с кухни, а Маша возвращается к оставленному на время без присмотра борщу. И размышляет. Как объяснить матери, что причина их нежелания заводить ребенка — в деньгах? Как это ни странно звучит для более чем обеспеченной семьи Тихомировых. Но у них с Василием — своя семья и...

Васька начал зарабатывать рано, рано привык к собственным, далеко немаленьким доходам, он научился жить, рассчитывая только на себя. Но зарплата тренера была несопоставима с доходами успешного "про". А деньги у кого бы то ни было Бас так и не научился брать. Даже по поводу весьма приличных заработков Маши у них первое дело были нешуточные скандалы, Бас жутко психовал из-за того, что она может зарабатывать больше, чем он. Потом она его приперла к стенке, спросив прямо — что он ценит больше: любимую женщину и любимую работу или свои дурацкие комплексы мачо? Здравый смысл победил, супругу Бас обожал, а тренерская работа оказалась настолько "его", что без нее он уже и дышать не мог.

Собственно, они не бедствовали. Но возможности пока лишиться части доходов в виде Машиных гонораров тоже не было. "Я не хочу, чтобы мой ребенок в чем-то нуждался" — Василий был непреклонен. А о том, что потенциальные бабушки-дедушки будут более чем счастливы помочь материально, вообще не стоило заикаться.

Маша вздыхает. Если бы родители так не наседали... Она понимает мужа и его объективные доводы, но малыша хочется... очень хочется. Непросто это, а тут еще папа с мамой как сговорились...

____________________

— Как дела, Василий?

— Маша не беременна.

— Если бы я хотел об этом спросить, я бы Маше позвонил!

— О, извините, не понял, — Василий демонстративно хрустит морковкой прямо в телефонную трубку. — Я тоже.

— Что — тоже?

— Не беременный.

— В кого ж ты вредный-то такой? — вздыхает Тихомиров.

— В отца, — Бас, прикончив морковку, устраивается за ноутбуком.