Судьба всегда звонит дважды

Судьба всегда звонит дважды.

Пролог.Чудо-дети.

"И вершина любви - это чудо великое, дети!"

— Соловьев, это ты во всем виноват!

— Да, конечно, — стоящий у окна высокий мужчина с импозантной проседью в темных волосах пожимает плечами, отхлебывая из стакана с янтарной жидкостью. — Вали все на Соловьева. Соловьев во всем виноват. Мировой финансовый кризис тоже на моей совести?

— Очень смешно! — его собеседник сидит в кресле неподалеку, с точно таким же бокалом в руках. — А кто подарил ей на четырнадцать лет фотоаппарат?

— Ну, извини! — стоящий мужчина поворачивается спиной к окну. — Живого Мерлина Мэнсона, как она просила, я ей не мог презентовать!

— Не мог подарить живого — надо было дарить мертвого!

Две женщины, находящиеся тут же, в комнате, но благоразумно не вмешивающиеся в разговор своих супругов, издают синхронный смешок. Даже Стас Соловьев, легендарный гуру всех молодых фотографов, основатель собственной фотошколы, улыбается самым краешком губ.

— Смейтесь, смейтесь... — ворчит Тихомиров, вставая из кресла и подходя к Соловьеву. — А кто ее всему учил?

— Твоя дочь окончила с красным дипломом университет культуры по специальности "фотодело". Так что я тут не при чем...

— А кто ее на это подсадил?! Кто ее учил всяким этим вашим тонкостям? Кто ее рекомендовал в этот проект?!

— Это очень значимый проект! — вот тут Соловьев перестает улыбаться. — Участие в нем — большой успех для начинающего фотографа! Так что мог бы сказать мне спасибо!

— Хрен тебе, а не спасибо! Это у черта на рогах!

— Дим, — не выдерживает Вера, вмешивается в разговор. — Ты так говоришь, будто Машка на Плутон улетает. Канада — это всего лишь другая страна. Но на этой планете.

— И вправду, Тихомиров, — поддерживает подругу Дарья. — Отпусти уже Марью от подола. Ей двадцать три года. Взрослая деваха.

— Ах, от подола!?.. — задыхается возмущением Дмитрий Иванович. — Ну да, конечно! Никому нет дела до того, что происходит с моими дочерьми, включая их мать!

— Боже, Дашка, как ты с ним живешь?!

— А ты делай, как я, Стас. Не обращай на него внимания.

— Да ну вас! У меня старшая дочь улетает на три месяца черт знает куда, черт знает с кем! — Соловьев страдальчески закатывает глаза, но Тихомиров разошелся не на шутку. — Младшая...

— Что — младшая? — иронически изогнув бровь, любопытствует супруга.

— Младшая... младшая... младшая вон домой вчера в одиннадцать ночи пришла!

Ответом ему дружный смех.

— Неубедительно, Иваныч, — Соловьев допивает коньяк. — Катьке восемнадцать лет уже. Тоже бы пора не пасти дочь...

— А ну цыц! — огрызается Тихомиров. — Своих воспитывай. А я посмотрю...

— А мои почти такие же, как твоя младшая. А Сонька, между прочим, уже год как в Сорбонне учится. Совершенно одна. Во Франции. Представляешь, какой ужас?!

— Ну-ну... То-то ты в ла бэлле Франс чуть ли не каждый месяц мотаешься...

— Да я так, проездом... По работе.

Дмитрий фыркает, демонстрируя этим звуком все, что он думает по поводу якобы дел Соловьева в Париже.

— Дим, ну правда же, — подытоживает спор Стас. — Дай ей расти профессионально. Не мешай дочери делать карьеру.

— Никто меня не понимает, — вздыхает Тихомиров. — Злые вы. Уйду от вас.

— Уйди, уйди, — соглашается с ним супруга. — Сходи на кухню, чайник поставь.

_______________

— Мам, отец успокоился?

— Почти. Еще ворчит потихоньку, но смирился.

— Я могу возвращаться домой?

— Да, Машунь.

— Папа не смирился! — незаметно подошедший Тихомиров перехватывает у жены телефон. — Но ты, Марья, живо домой!

— Па...

— Давай, Маруся, я жду! — и затем, чуть более мягким тоном: — Приезжай, хватит у Соловьевых отсиживаться. Разговор есть.

_________________

Всякий, имеющий более-менее нормальное зрение, увидев рядом Дмитрия Ивановича и Марью Дмитриевну Тихомировых, понял бы, что это двое — близкие родственники. И не в фамилиях и отчестве дело. Маша уродилась в отца всем — папенькины соболиные брови, его же большие темно-карие глаза, правильной формы нос и крупные, улыбчивые губы. Густая копна волос цвета горького шоколада, которую Марья в крайний раз под стоны их семейного цирюльника Эдика безжалостно укоротила аж до плеч. Даже в фигуру отец внес свои коррективы. Если Катька фигурой была стопудово в мать, то у Марии фигура была чуть тяжелее. Но именно — чуть. Папенька знал, что делал, когда такую красоту творил. Роста выше среднего, статная, а уж изгибами ее так природа и родители одарили... Тонюсенькая талия, крутые бедра, мамины точеные ножки. Грудь отросла рано и до третьего размера, но на этом и остановилась, к огромному Маниному облегчению. В общем, хороша собой была Маша Тихомирова, ох как хороша.

Цену себе Марья знала. Но именно по этой причине слишком большого внимания своей внешности не придавала. Иметь эффектную наружность полезно, и в зеркало смотреть приятно. Но мозги — гораздо важнее. Так уж ее воспитали.

К своим двадцати трем в активе Маши числилось несколько умеренно бурных романов, принесших ей уверенность в том, что проверку койкой она выдержать может, но сердца, как ни странно, не затронувших. Ни один. Не было ни бессонницы, ни позывов писать стихи или делать глупости. Симпатичные приятные парни, здоровый приятный секс. Дмитрий Иванович мог бы гордиться своей старшей дочерью. Хотя про секс папенька, разумеется, был ни сном, ни духом, пребывая в наиприятнейшем для себя заблуждении в невинности своих девочек. Дочь и мать развеивать эти заблуждения не торопились.

Надо сказать, что имея матушкой врача — акушера-гинеколога, трудно соблюдать хоть какое-то подобие приватности в такой деликатной сфере, как девичья честь и расставание с нею. Но мама у них с Катькой в этих вопросах, да и не только в этих, была на порядок адекватнее отца. И хотя за женским здоровьем дочерей следила зорко, соблюдения добрачного целибата не требовала. "По достижении половой зрелости и при наличии желания — Бога ради" — такова была позиция матери в этом вопросе. И лишь на тему правил безопасного секса пришлось едва ли не зачет сдавать.

Машка Тихомирова собиралась с мыслями, подходя к дому и морально готовясь к разговору с отцом. Ох, в ее-то возрасте пора жить отдельно от родителей. У некоторых в эти годы уже была семья. Муж там, или дети. У Машки был ПАПА!

Он мог бы давно купить ей отдельную квартиру, чтобы она жила самостоятельно. Да ну где там! Вместо этого у Маши была своя большая комната в родительской квартире, собственная "Skoda Fabia", подаренная, разумеется, отцом, травматический пистолет, на который у нее было полученное отцом в обход всяческих правил разрешение. И острое желание смыться куда-нибудь из дома подальше, хоть на край света.

А тут такой шанс! Ее первый учитель, наставник и просто друг их семьи, мировой дядька Стас Соловьев впихнул ее в этот проект. Группа российских фрирайдеров — лыжников и сноубордистов, отправляется за океан, на снежные поля Канады и севера США. Будут снимать фильм, а заодно необходимо сделать и фотоматериал. В пользу выбора на роль фотографа не очень известной Марии Тихомировой сыграло два фактора — рекомендация "некоего" Стаса Соловьева и то, что эта самая Мария весьма прилично каталась на лыжах, что было просто необходимым условием для съемок такого характера. Должен же фотограф как-то следовать за своими объектами для фотографирования.

Теперь осталось только выдержать бой с папой... Маша вдохнула и нажала на звонок.

___________________

— Ну, вот что мне с тобой делать, Мария?! — отец и дочь сидят на диване в кабинете отца, Машка подхалимски утроилась у отца под боком, положив голову на плечо. Добиться своего надо любой ценой!

— Отпустить меня, — подсказывает дочь.

— Отпустить?! На три месяца?! В компании этих буйнопомешанных умалишенных идиотов?! Которые только и думают о том, как бы свернуть себе шею?!

— Пап... а кто научил меня кататься на лыжах?

— Я тебя научил, чтобы ты проводила время на свежем воздухе с пользой для здоровья!

— Ну так я там со скал прыгать и не буду... Пап, ну я же фотограф... Ну паааап...

— Марья, не гунди! — отец пытается говорить строго, но Маша нутром чует слабину. Надо добивать!

— Пап, понимаешь... Мне нравится снимать людей, я люблю работать с лицами...

— Ну, так и работай! Здесь! И ехать никуда не надо!

— Мне надоело фотографировать выпускные и свадьбы! И потом... мне и природу снимать тоже нравится. Стас хвалит мои панорамки...

— Вот только не говори мне про Соловьева!

— Не буду! — поспешно соглашается Мария. — Но я просто хочу понять — что мне больше нравится — люди или природа... С чем работать лучше получится... А тут такой шанс — и то, и другое. И еще в движении... С раскадровкой поработать... Места интересные посмотреть. Пап... Ну, мне это нужно... Очень нужно, понимаешь?

Отец вздыхает. Молчит, трет лоб. И, наконец-то...

— Ладно.

— Папка!!!! — обнимает, благодарно чмокнуть строптивого родителя.

— Не папкай! И не слюнявь меня, — но щеку не отворачивает, позволяет целовать себя. — И чтобы звонила каждый день!

— Буду! — счастливо обещает Маша. — Только это накладно.

— Да уж не разорится как-нибудь старик-отец, — прижимая к себе дочь покрепче. — Поседею я с вами вконец. Беда, а не девки.

— Мы хорошие, пап...

— Хорошие, хорошие...

_____________

Маша привалилась к двери своей комнаты. Даже не верится, что все получилось... Дверь толкнули снаружи.

— Машка, впусти своих!

Катька...

— Ну, что показало вскрытие папы?

— Вскрытие показало, что папа сдался! — Мария закрывает за сестрой дверь

Катерина вскидывает вверх победный кулак.

-Есть! Акела промахнулся!

— Тсссс! Тихо ты!

Катя обнимает сестру.

— Ну что, едешь?

— Еду!

— Ух, здорово! Как же я тебе завидую...

— Учись, стюдент... Будет и на твоей улице праздник.

Глава 1.

"Любовь не чаяно нагрянет"

Лететь до Канады долго и утомительно. Пересадка, переживания по поводу того, чтобы твой багаж полетел туда же, куда и ты... Речь шла о чехле с лыжами, особенно о нем. Кофр с фотоаппаратурой, так же как и ноутбук, она взяла с собой в ручную кладь. Летела Маша на пару с Димкой Новиковым, кинооператором. Основная группа, включая райдеров, была уже на месте.

За многочасовой перелет они успели перетрындеть с Диманом обо всех своих профессиональных делах, о нюансах съемки и прочем разном. В отличие от Марии, у Димы это был не первый проект такого плана, и она с интересом слушала его. Все же легкое волнение от неопытности в таких делах присутствовало. Но, в конце концов, даже это ей надоело. Устав от общества друг друга, они сидели рядом, в соседних креслах, уткнувшись каждый в свой ноутбук. Маша изучала информацию о тех ребятах, с которыми ей предстоит работать. Двенадцать человек, одиннадцать парней и двенадцатая девушка. Небольшое досье, имена, фамилии, фотографии. Фото были, как на подбор, такие, что представление о внешности своих будущих объектов для съемки составить было максимально затруднительно. В шлемах, очках в пол-лица, строящие всякие забавные рожи — райдеры явно имели совершенно определенное и весьма своеобразное представление о том, как надо фотографироваться.

К огромному облегчению, их багаж прилетел следом за ними же, в Ванкувер. А потом еще трансфер до места назначения, Маша спит, прислонив голову к Димкиному плечу. Дмитрий, вроде бы, не возражает. Потому что и сам дремлет.

На крыльце уже ждет, встречает Олег Захаров, их старший. Режиссер, координатор и прочее. Расселение в номер, на последних силах. В душ, очень хочется в душ с дороги. А потом, надев на себя все чистое и выглянув в окно... силы вдруг берутся откуда-то.... И хочется выскочить на балкон и смотреть, смотреть, смотреть... Вокруг горы, не очень высокие, тысячи две с половиной навскидку, покрытые в нижней части лесом. И воздух, совершенно потрясающий воздух, такой, что не надышаться им. И тишина. На альпийских курортах, где они бывали с семьей, такой тишины не бывает, даже глубокой ночью. А здесь...

Маша возвращается в номер, за фотоаппаратом. А потом, повесив камеру на шею, решает пойти, оценить, каков вид с другой стороны здания, там, в холле, тоже есть балкон, с него бы посмотреть.

А с балкона в холле открывается совершенно... удивительный вид.

В неярком свете начинающего угасать дня мужская фигура на фоне белоснежных гор видна особенно четко. Бах... сердце пропускает удар. Что такое? Это всего лишь мужская фигура. Но, правда, красивая. Геометрически правильный треугольник — ровные широкие плечи, узкие бедра. Руки отведены за спину и засунуты в задние карманы джинсов. Длинные ноги расставлены, голова слегка откинута назад. Смотрит на горы. Даже не смотрит — созерцает. Любуется. Маша наклоняет голову, разглядывая. Эх, композиционно хорош кадр — замершая в благоговении мужская фигура на фоне белоснежных гор. Снять кадр по-быстрому, что ли? Вместо этого подходит на шаг ближе.

Он ее не слышит. Но двигается. Руки вынимаются из карманов, широкий плавный жест разведенных ладоней, а потом руки тянутся вверх, пальцы переплетены в замок. Человек просто потягивается, обычное, не очень-то примечательное движение. Будь проклят ее профессиональный взгляд фотографа, мгновенно замечающий детали!

От потягивающих движений руками задирается вверх толстовка, обнажая полоску спины. А вот штаны, наоборот, съезжают на пару сантиметров вниз, демонстрируя ярко-оранжевую резинку трусов. Бах... еще один пропущенный. Что это за несанкционированный стриптиз?!

Незнакомец заводит руки назад, на затылок. Переплетает пальцы на собственной шее, все так же не отрывая взгляда от пейзажа перед собой. Маша стоит всего в метре позади него и взгляда не может оторвать от этих рук. Третий пропущенный...

Видно, что парень не мелкий сам по себе, весь целиком. Но руки у него какие-то особенно крупные. Мужские такие... руки. Хорошей лепки кисть и запястье — на это у нее глаз наметан. Сколько она пересмотрела рук, лиц... и прочего через видоискатель камеры, а потом на мониторе ноутбука. На одном из запястий — черный браслет часов. И пальцы... Небрежно переплетенные — длинные, с крупными, хорошей формы, коротко остриженными ногтями. Очень красивые руки.

Охренеть, мать. Стоишь и любуешься мужскими руками? Маша, опомнись!

Маша опомнилась и деликатно кашлянула. Он обернулся, спокойно, неспешно. И вот тут оно и случилось. Но осознала это Маша далеко не сразу.

У нее от просмотра портфолио райдеров осталось впечатление, что они сплошь все патлатые, один был даже с дредами. Этот же — коротко, минималистично подстрижен. Цвет волос — в этом тусклом свете кажется, что русый. Или рыже-русый. И глаза... это вселенская катастрофа, а не глаза! Зе-ле-ные! Довольно большие, выразительные, но самое главное — зе-ле-ные, очень необычного, светлого, но яркого зеленого оттенка. Две мысли ударяют в голову, одновременно с еще одним пропущенным ударом сердца. "Это цветные контактные линзы" — это первая. "У беды глаза зеленые" — цитатой из какой-то старой песни вторая.