— Пока всё пахнет только попыткой неподчинения непосредственному начальнику, Николай Николаевич, — чётким, но каким-то мёртвым, будто у робота, голосом ответил полковник. -Выполняйте приказ.

— Ох, Лёша, да что ж вы творите-то?! Ладно, Кондаков, он всю жизнь дебилом штабным был, шаркуном паркетным, которого папа наверх проталкивал. Но ты-то! Ты ж со мной вместе взводным в Грозном грязь кровавую месил! Ай, да о чем я... Есть, выполнять приказ, товарищ полковник! Но учти, — последнюю фразу Грушин произнес, будто выплюнул, — закончится всё это не подзатыльником и моей фразой 'Я же предупреждал'... Кровью это закончится и трупами.

Полковник с каменным лицом молча забрался в УАЗ и, уже сев рядом с водителем тихо, словно извиняясь, произнес:

— Пятерых бойцов я тебе в охрану выделю, Николаич. Больше не могу — нету. Но зато — из разведроты, контрактников.

— Дядь Коль, это что было? — вид полковника и злость в голосе Грушина ее здорово напугали.

— Это, Женечка, — впервые за несколько дней прапорщик не переиначил её имя, — то, из-за чего как раз ни в коем случае нельзя идеализировать армию. Иногда среди 'штабных' встречаются настолько конченные идиоты, что они готовы сдохнуть, но не признаться в том, что не контролируют ситуацию. И ладно б при этом дохли только они. Порой такой ублюдок способен уволочь за собой толпу вполне нормальных и ни в чём не виноватых людей...

Кладовщик резко замолчал, но фантазия у Женьки была достаточно хорошая, чтобы про себя произнести то, что не договорил Грушин: 'У нас как раз этот случай'...

— Так, девушки, слушай мою команду, — лицо у бывшего спецназовца было неподвижным, словно посмертная маска какого-нибудь египетского фараона, но в голосе ощутимо лязгало железо. — Бегом в ангар, забиваемся там поглубже за полки и делаем, что я скажу.

— Так, красавицы, — неторопливо заговорил он, когда девушки забились в его каморку и даже попытались изобразить что-то вроде коротенькой шеренги. — Сдается мне, что у нас тут назревает серьёзная проблема. Поэтому даю вам бесплатный дружеский совет — ближайшие несколько дней вам лучше будет пожить тут. Имущества у вас, все равно почти никакого нет, так что смысла в палаточный лагерь вам возвращаться не вижу. Спальными мешками я вас обеспечу, есть запасец... На ящиках себе постелите. Будет пожестче, чем на панцирной сетке, но терпимо. А пока — займитесь-ка общественно полезным делом.

Грушин откинул пару простеньких запоров и поднял крышку довольно большого железного рундука, стоящего у стены.

— Вот тут — пустые магазины. Прямо сейчас начинайте вскрывать патронные цинки вот из этого штабеля и снаряжайте. Чем больше, тем лучше. Только аккуратнее, ящики тяжелые, по тридцать два кило в каждом, вдвоем двигайте, а то надорвётесь. Всё ясно?

Дождавшись, когда девушки снова согласно замотали чёлками, прапорщик удовлетворенно кивнул.

— Тащ старший прапорщик, вы тут? Прибыли в ваше распоряжение! — браво и уверенно прокричал кто-то от порога звонким приятным голосом.

Так, вот, кажется, и обещанная полковником охрана.

— Прибывают поезда на станцию, боец! — гаркнул Николай Николаевич, а потом серьёзно поглядел на Женю. — Сидите тут тихо и наружу не высовывайтесь.

Подхватив с одной из полок большой черный пулемет и зеленую коробку с брезентовой ручкой, из которой свисал вниз хвост набитой патронами ленты, пошел на голос.

— Ну, тогда явились, — уверенности в голосе слегка поубавилось.

— А являются привидения в старых замках, — донесся до девушек голос уже скрывшегося за полками стеллажей Грушина. — Значит так, воины, смотрим на меня внимательно, в оба глаза, слушаем внимательно, в оба уха! Задачи у вас простые — помогать мне. Для начала — носить и таскать. Если, не дай бог что — валить, к едрене матери всё, что по ту сторону решетки шевелиться будет. Но! В разговоры ни с кем не вступать, на провокации не поддаваться, стрелять либо по моей команде, либо... Короче, не то, чтобы в порядке самообороны, но...

— Мы поняли, тащ старший прапорщик. Если те буром попрут.

— Ну, да, что-то вроде...

Пока Грушин инструктировал разведчиков, Женька, успевшая ловко вскрыть один цинк большой зелёной открывалкой, точь в точь как та, которой ей Грушин в первый день их знакомства тушёнку открывал, поставив его между сидящими на ящиках девушками, и мелкими шажками двинулась в сторону входа в ангар.

— Никогда живых разведчиков не видела, — заговорщицки подмигнула она остальным и на цыпочках скользнула между стеллажами.

Вернулась минуты через две, решив, что вот так сваливать всю работу на подруг — не совсем правильно.

— И как? — ехидно прищурилась Галина.

— Симпатичные, — хихикнула Женька. — Вполне можно попробовать какого-нибудь закадрить.

Тут уже прыснули все.

Минут через двадцать, когда Женька вытащила из вскрытого металлического ящика очередную небольшую, но увесистую пачку в тонкой оберточной бумаге и, надорвав упаковку, начала вполне сноровисто набивать патронами ярко-рыжий пластиковый магазин, снаружи послышался приближающийся гомон голосов. И она тут же поняла и причину резко испортившегося настроения Грушина, и зачем к ним в помощь прислали аж пятерых разведчиков. Уж больно характерными были эти голоса. На секунду ей показалось, что она снова зашла на маленький продовольственный рынок возле своего студенческого общежития. 'Эээ, красавица, зачэм такой хмурий? Зачэм такой злой? Денег на пэрсик нэт? Захады вечиром в гости — за так падарю!'... Небритые лица. Запах пота от нестиранных футболок. Неприятные, липкие взгляды и сальные ухмылочки...

— Так, орать прекратили, — негромко, но веско рыкнул на вошедших Грушин.

Гвалт понемногу стих.

— Слушаю внимательно...

— Ми эта, за 'пушками'... Уот списак...

— Убери эту бумажку, она мне не интересна. Есть человек — есть на него карабин. Всё, без вариантов.

— Эй, слушай, ну ти зачем такой грубый, да? Тэбя нармальные люди па-нармальнаму просят...

— Слышь, нормальный, ты глухой? Тебе ещё раз объяснить? Так, деятели, предупреждаю сразу — попытаетесь бузить и права качать, — до девушек донесся чётко различимый металлический лязг, — устрою вам тут конкретное веселье, а парни — помогут. Никому мало не покажется. Уяснили?

В ответ кавказец только что-то тихо буркнул по-своему.

— Что сказал? — зло протянул кладовщик, а потом разразился длинной и громкой тирадой, явно на том же языке.

— Эта, камандир, — вступил в разговор еще один голос, постарше и посолиднее. — Он маладой, пагарячился, но и ты такие абидные для джигита вещи не гауари больше...

— Слышь, обидчивый, жену свою поучи шурпу варить. Мы таких обидчивых как вы — богато нагляделись. Не впечатлили... Вы сюда оружие получать пришли или за жисть со мной потрепаться?

— За оружием, — коротко ответил тот, что постарше.

Ну, надо же как резко он обороты сбавил! А, наверное, фотографии на стене 'кондейки' разглядел. Ну, да, там есть над чем молча поразмыслить, есть что обдумать.

Еще минут двадцать только негромко погромыхивали передвигаемые контрактниками ящики, да брякали железом по железу карабины, выкладываемые на стальной 'прилавок' под окошком в решетчатой стене.

— Эээ, пагади, а мне пачиму уинтоука? — снова подал голос тот, что постарше.

— А ты чего ожидал? — спокойно поинтересовался Грушин.

— Мине сказали: если офицер — аутамат дадут... Вот кинижка, лэйтэнант я.

— Это кто тебе такое ляпнул?

— Люди, гауарят... На Ярослауке так раздают...

— Вот на Ярославку за автоматом и дуй. А у меня — только СКС. Берёшь, нет?

— Бэру...

— Молодец. А это что за фигня?

— Эта дакумэнты. Они сами прийти не смагли... Эта... — кавказец ощутимо запнулся, явно стараясь придумать причину поуважительнее. — Балеют, да...

— Как поправятся — так пусть и приходят. Я сразу сказал: есть человек — есть ствол, нет — значит, нет. Вопросы, жалобы?

Если у кавказцев и были жалобы или вопросы, высказывать их вслух они не стали. Может, сыграл свою роль холодно-равнодушный тон Грушина, недвусмысленно намекавший, что спрашивающему на них плевать с высокой колокольни. Может, пятеро крепких ребят с автоматами недобро глядящих на посетителей, а может — стоящий рядом с прапорщиком на столе пулемет... Хотя, наверное, все три фактора сказались. Так сказать, комплексное воздействие.

После того, как за получившими оружие и патроны кавказцами хлопнула входная дверь, Николай Николаевич, так и не расставшийся с пулемётом, вернулся к усердно набивающим автоматные магазины девушкам и присел на пустой патронный ящик. Разведчики, с интересом разглядывающие девушек, остались на ногах и лишь оперлись плечами о полки.

— Что, девчонки, всё понятно?

— Понятно, чего уж там... — протянула первой Галина. — Кучка мутных горцев с оружием — серьезный повод для появления проблем...

— Если бы 'кучка' — я бы не и не суетился, — вздохнул Грушин. — А этих красавцев — только взрослых мужиков почти четыре десятка, не считая баб и детей. И теперь двадцать восемь из них вооружены. Да и остальные — не факт, что пустые...

— Странно, — хмыкнула Женька, — а почему они не все за оружием пришли?

— Потому что у меня база в компьютере. И судимым ничего не светит. Про порядок выдачи на Ярославском шоссе они в курсе, значит, там уже были... Наверное, обломались, вот теперь и осторожничают. В любом случае, взвод вражеской пехоты на базе — это очень серьезно...

— Прямо-таки сразу и 'вражеской', — фыркнула Галка. — То, что они мутные, еще не зна...

Прапорщик бросил на рыжеволосую такой взгляд, что та испуганно замолкла на полуслове.

— Девочка, с вот с такими 'мутными' я с восемьдесят девятого года пересекаюсь... Фергана, Душанбе, Баку, Нагорный Карабах, Дагестан, Чечня... Если я говорю, что вражеский, тебе лучше прислушаться и поверить на слово. От многих проблем и разочарований убережет. Поняла?

Галина только пристыженно кивнула.

— Отлично. Тогда продолжайте, а хлопчики вам помогут.

— Дядь Коль, ты, правда думаешь, что понадобится? — Женька вдруг отчетливо осознала, что все эти снаряженные ею только что магазины — совсем не тренировка. Что всё это всерьез.

Прапорщик несколько секунд сидел, молча хмуря брови, а потом, не поднимая взгляд от пола ответил:

— Можешь считать меня старым психом, Эухения, но лучше быть живым параноиком, чем дохлым оптимистом.

Развивать тему девушке почему-то не захотелось.

Несмотря на данное только что обещание, всех контрактников Грушин девушкам в помощь не отдал. О чем-то вполголоса с ними пошептался, двоим приглашающе сделал ручкой, мол, располагайтесь, а троих увел за собой вглубь склада. Чем они там занимались, Женьке ни видно, ни слышно не было. Явно не оружейные 'сундуки' двигали, от этих манипуляций шума много — уж больно тяжелые. А тут — почти тишина. Так, время от времени негромкое погромыхивание, да скрежет вскрываемой открывалками жести укупорок.

Но даже с двумя помощниками дела враз пошли веселее. Во всех смыслах. И в переносном: и ящики патронные кантовать, и толстые жестяные цинки вскрывать у молодых и крепких парней выходило куда сноровистее и быстрее, чем 'друживших' разве только с фитнесом девушек. А фитнес — штука такая, для фигуры, конечно, полезен, но вот в плане почти сорокакилограммовые ящики таскать — толку от него не много. И в прямом: оба парня прямо-таки залипли при виде роскошного Галкиного бюста и сейчас усиленно строили той глазки и травили одну за другой насквозь завиральные, но очень смешные армейские байки, якобы, из жизни их части.

— Была у нас в бригаде история одна, — поставил перед девушками уже третий по счету вскрытый цинк один из ребят, представившийся Максом. — Году, наверное, в девяносто восьмом дело было, летом. Пошла вся бригада на полевой выход... Ну, это вроде больших учений: на пару недель вся часть выходит в поле, ставит палаточный лагерь и начинает в войнушку играть. Штаб, понятное дело, тоже из крысятничка своего в кои то веки выполз. Куда ж без их руководящей роли?.. И служил тогда в штабе один му... эээ... майор, по фамилии Перета. Тот еще был, говорят... Ну, да не суть...Козел он был по жизни, если коротко. И за козлиность эту его народ в бригаде не любил. Вот и вся краткая характеристика, для истории больше и не нужно... Короче, где-то с неделю бригада уже в поле простояла... И одним отличным вечерком пошел этот самый Перета,, крепко выпив 'чайку', до ветру. А сортиры в базовом лагере были как в деревне: яма, а над ней 'скворечник' из горбыля. В общем уж не знаю как, но присел тот майор над 'очком' так удачно, что упустил в него кобуру с пистолетом... Короче, 'бульк!' и нету табельного...

Представившие себе эту картину девушки громко зафыркали или сочувствующе заохали. Ну, да, похожий, только размером побольше, туалет они и сами ежедневно посещали и как все это выглядит — представляли. За неделю-то яма должна была уже солидно наполниться.

— Вот-вот, — понимающе кивнул Макс и продолжил.

— А дело-то серьёзное, подсудное. Сначала рванул Перета по офицерам-мотострелкам. Мол, выручайте, дайте какого-никакого бойца взаймы, не самому ж мне туда... Но я ж сразу сказал, му... майор он был на редкость неприятный... В общем, бойца ему никто не дал. А своих в подчинении нет — штаб, ё-моё... А дело-то к ночи... И пошел Перета к комбригу... Сдаваться и в ножки падать... Как был — пьяный и безоружный. Тогда комбригом еще не этот...— разведчик презрительно скривился и мотнул головой куда-то в сторону штаба, — был, а полковник Савельев. Суровый, говорят, дядька, но справедливый. Афганец, да и потом прошел с бригадой и Крым, и Рым... В общем, он Перете бойца тоже не дал, а дал по шее. И велел к утру пистолет отыскать . Ну, майор, повздыхал, напялил на себя офицерский химзащитный костюм Л-1, противогаз, взял фонарь и полез в яму. А на дворе уже ночь глубокая... И как назло именно в это время и именно в этот сортир рванула по своим делам телефонистка с узла связи. Съела, бедная, чего-то несвежего... Зашла, присела... А тут ей снизу прямо в... эээ... попу — луч света и какое-то странное 'бу-бу-бу', отдаленно на 'етит твою мать' похожее. Она в дыру-то глядь, а там — противогазное 'хрюсло'. А оно, зараза, когда неудачно в темноте неярким светом подсвечено — хуже рожи любого упыря из фильма ужасов... Ну, та, с перепугу, прямо в 'хрюсло' как дала 'из обоих стволов'... с 'подливкой'... А потом — орать и дёру. Прямо как была, со спущенными портками...

Галя, явно представившая себе несчастную девушку, без штанов мчавшуюся ночью по военному лагерю, громко и не очень прилично захохотала.

— Ага, — хихикнул Макс. — Короче, хорошо, говорят, бежала. Её наши, что в 'секрете'* в лесу, возле лагеря сидели, только у опушки перехватили. Ну, и голосила, как пожарная сирена, весь лагерь на уши поставила. Народ сбежался, пытается выяснить, что почём, а та только штаны подтянула, в сторону сортира бешеным взглядом косит и причитает: 'Там! Там!'. Ну, наши тоже напряглись, неспроста ж у девки такая истерика... Патроны у офицеров и прапоров боевые имелись — всё ж таки толпа народа с оружием в лесу, мало ли. Охранять-то его тоже нужно... Короче, два наших 'прапора' из взвода спецразведки вламываются в нужник и тычут стволами в дыру, мол, 'Хенде хох, сволочь!' А там этот му... Майор... Мало того, что стоит в дерьме по пояс, так еще и 'хрюсло' все телефонисткой обгаженное...