Лаэр-Данвед

Аэгнор и Ангрод, его младшие братья. Последние, кроме перечисленных, потомки Финарфина по эту сторону Моря... погибшие в один день полтора года назад.

Финрод помнил этот день, вернее, утро. В самый холодный и серый час перед рассветом его подняло с ложа мутное предчувствие беды. Он не сразу понял, чья тревога стучится в его сердце из такой дали, которую может преодолеть лишь мысль самого близкого друга, родича или супруги. Но разум подсказывал: Дортонион, Ард-Гален, первый рубеж обороны... Айканаро и Ангарато...

Быстро одевшись, он поспешил на голубятню. На птичьих крыльях письма из Нарготронда долетали до Ард-Гален и обратно за несколько часов. Финрод надеялся, что Аэгнор уже отправил ему весточку.

Он поднимался по винтовой лестнице на вырубленную в скалах площадку, когда саднящее в груди беспокойство вдруг усилилось, превращаясь в тяжёлое чувство обречённости, а потом перед глазами вспыхнул свет, и жгучая, ослепляющая боль охватила его, заставив опуститься на холодные ступени. И сквозь эту боль, сквозь собственный беззвучный стон Финрод внутренним слухом различил два голоса: Ангрод позвал его по имени, а Аэгнор только вскрикнул, неразборчиво и яростно.

Это был последний раз, когда он слышал их. Голубь, выпущенный с заставы на Ард-Гален, достиг города только к полудню. Самой заставы к тому времени уже не существовало, и никто из отряда, встретившего первую атаку, не вырвался из огненной ловушки.

Финрод надеялся до последнего. По дороге на север и потом, уже в Топях, он каждую свободную минуту пытался мысленно докричаться до пропавших братьев. Десятки, если не сотни раз он взывал к ним, уповая на чудо, на спасительную ошибку, но безуспешно — зов терялся в пустоте, не находя отклика. Наверное, что-то похожее чувствовал Маэдрос, пытаясь шевельнуть пальцами отсутствующей руки — и так же, как Маэдрос, Финрод со временем оставил бесплодные попытки, смирившись с потерей.

Но, может быть, он слишком рано поверил в их гибель?

Усилием воли он погасил преждевременно вспыхнувшую радость. Если даже один из них жив, то находится в плену уже полтора года. Что могли с ним сделать за это время? Чтобы у живого эльфа могли отнять способность к мысленной речи — о таком Финрод никогда не слышал. Но ни Аэгнора, и Ангрода он по-прежнему не чувствовал — нити, связывавшие их в прошлом, тянулись в никуда.

...Гвиндор, ехавший впереди, неожиданно натянул поводья и вскинул руку предупреждающим жестом. Отряд остановился.

— Сюда кто-то бежит, — вполголоса сообщил Гвиндор, обернувшись к королю. — Пешие. Четверо или пятеро.

Финрод прислушался. Действительно, к обычным лесным звукам примешивался ещё один — хруст стеблей, приминаемых чьими-то проворными ногами. Неизвестные приближались с севера, через заболоченную лощину, хоронясь в кустарниках и высоких камышах. И это были люди либо орки — эльфы двигались бы тише.

Всадники быстро перестроились, окружив Куруфина и Финрода двойным кольцом. Беззвучно выскользнули из ножен мечи. Гвиндор тронул коня и подъехал ближе к зарослям.

— Кто идёт? — окликнул он. Шаги остановились. Несколько мгновений было тихо, а потом мужской голос отозвался:

— Дортонион!

Гвиндор опустил меч.

— Если ты и впрямь дортонионец, вассал короля Финрода Фелагунда, то выходи без страха. Я — Гвиндор, сын Гуилина, и со мной воины Нарготронда.

Стена камышей раздвинулась, и на прогалину, где сгрудились всадники, выступил человек — совсем молодой, лет двадцати на вид, рослый и хорошо сложенный. Его чёрные волосы длиной чуть ниже плеч были не заплетены, а прихвачены ремешком на лбу, по людскому обычаю. Тёмная одежда сливалась с ночными тенями, но поднятый наготове меч чуть поблёскивал в звёздном свете. Напряжённо всматриваясь в темноту, юноша обвёл эльфов внимательным взглядом — и заметно расслабился, убедившись, что перед ним друзья.

— Не из страха я прятался от вас, — с достоинством проговорил он на хорошем синдарине, вкладывая оружие в ножны. — Мы посланы с вестью из Эйтель-Сирион и не можем распоряжаться своими жизнями, покуда не передадим государю Финроду слово Верховного короля Фингона.

Он махнул рукой, и из камышей за ним вышли ещё трое, так же одетые в тёмное и вооружённые.

Услышав его, Финрод улыбнулся. Из-за спин эльфов он не мог разглядеть гонца, но теперь узнал этот голос.

— Ты нашёл того, кого искал, — сказал король, делая остальным знак расступиться. — Добрая встреча, Берен, сын Барахира.

~ ~ ~

Дортонионские разведчики знали Топи Сереха как свои пять пальцев. Их знания уже сослужили Финроду хорошую службу позапрошлой зимой, когда он попал здесь в окружение вместе с дружиной. В тот раз лишь своевременный приход Барахира спас их от плена или гибели. К счастью, сейчас положение было далеко не таким бедственным — эльфам требовалось всего лишь удобное место для привала, и то, что Берен и его спутники знали такое место, оказалось очень кстати.

С пологого откоса сбегал чистый ручей, вливающийся поодаль в небольшое озерцо, удобное для водопоя. Земля здесь была сырая, но не топкая, безопасная даже для лошадей, а выше по склону — достаточно сухая для ночлега.

Лошадей напоили и отвели на поросшую травой прогалину; десять эльфов остались при них — сторожить, остальные расположились на отдых. Костры разводить не стали — ночь выдалась тёплая. Для Финрода, которого всё ещё шатало, как былинку, сложили постель из охапки сухого мха и нескольких плащей. Впрочем, король пока не собирался спать. Подозвав к себе Берена, он начал расспрашивать его о новостях из Соснового Края и обо всём, что разведчики видели к северу от Топей.

Берен со своими воинами выслеживал крупную ватагу орков, вышедшую из Дортониона через ущелье Анах. На входе в Теснину Сириона орки разделились: меньшая часть, триста волчьих всадников, двинулась на юг, к Тол Сирион, остальные — дальше на запад, к цитадели Верховного короля. Берен не особо встревожился — три сотни орков не могли представлять угрозу для такой крепости, как Минас-Тирит, — но всё же отправил Артада проследить за ними дальше, а сам с Гилдором и Дагниром поспешил к Эйтель-Сирион.

Под стены крепости они прибыли ввечеру девятого дня уримэ и угодили как раз к сражению. К счастью, Фингон был начеку, эльфы отбили штурм с малыми потерями, прижали нападавших к северным отрогам Эред Вэтрин и перебили почти всех. Фингон подозревал, что это нападение не будет последним, и потому выставил у границы Анфауглит двойные дозоры и держал свою дружину наготове, а в Хитлум послал приказ собирать войска. С этой вестью он и отправил Берена обратно, наказав передать всё Финроду, который по расчётам уже должен был подходить к Тол Сирион.

Разведчики двинулись на юго-восток — и здесь, у Топей, встретили Артада и услышали от него новость, что поразила их, как гром среди ясного неба: Минас-Тирит взят! Ущелье Сириона заполонили волки, мимо замка нелегко было пройти незамеченным, но Берен всё-таки решил пробиваться навстречу Финроду — а вышло, вот, наоборот...

Сидя неподалёку и облокотившись на седло, Куруфин слушал рассказ Берена, между делом разглядывая его и остальных смертных. Дортонионцы все походили друг на друга. Разумеется, Куруфин не перепутал бы их даже в темноте, и всё же сходство черт было очевидно: тёмные прямые волосы, глубоко посаженные глаза и густые брови, резко очерченные подбородки, широкие плечи и запястья, довольно высокий по сравнению с халадинами и вастаками рост.

И ещё одно роднило их между собой — то, как они смотрели на Финрода. Куруфин не мог сразу понять, что так зацепило его в их взглядах, но это было больше, чем почтение, подобающее вассалам перед лицом короля. Глубже, чем обожание и преклонение перед тем, кто вывел их народ из тьмы дикарства. Люди смотрели на Финрода как...

...на отца?

Как они сами, семеро братьев, когда-то смотрели на своего отца и повелителя Феанора?

Нет, одёрнул он себя. Верность Феанорингов отцу была и останется превыше любой верности, которая связывает Финрода с этим обречённым племенем. Потому что Финрод никогда не решится испытать верность дортонионцев так, как сделал это Феанор со своими сыновьями.

Самые стойкие, не знающие слёз и сомнений. Самые отважные, готовые перед лицом Единого бросить вызов каждому, кто встанет на их пути. Твёрдые сердцем, способные вынести и тяготы пути, и клеймо отверженных. Они были больше, чем семья, — в языках Арды не нашлось бы готового слова, чтобы назвать единство тех, кого связала кровь, текущая в жилах, и кровь, остывающая на мечах, свет Сильмариллов и свет пожара, достающего от моря до небес, Клятва Феанора и Проклятие Мандоса...

Он был уверен, что братья чувствуют то же самое, что в их сердцах горит общий огонь. Он думал так... пока Тьелко не отступился.

Куруфин ударил кулаком по земле — мох беззвучно поглотил удар.

Он ведь радовался, узнав, что Келегорм уехал в Минас-Тирит. Злился на Финрода за его попустительство, но в душе — радовался. Он хорошо знал брата — Тьелко легко загорался новыми замыслами, но так же быстро охладевал к ним, если не добивался успеха сразу. Куруфин почти не сомневался, что ожидание поможет остудить его чересчур горячую голову — а там, если его страсть не погаснет, можно будет подумать и о том, как заполучить руку синдарской принцессы, не вовлекая в это дело Клятву и Сильмариллы...

Как смеялся, должно быть, Владыка Судеб над этими планами! Кому, как не ему, было знать, что любой замысел изгнанников обречён на неудачу, — ведь это он проклял Дом Феанора, предрекая им поражение и крушение всех надежд.

Захваченный невесёлыми раздумьями, он не сразу заметил, что Финрод и дортонионцы окончили беседу. Люди встали, поклонились королю и отошли. Трое разведчиков удалились куда-то — наверное, искать место для сна. А четвёртый — это был Берен — неожиданно подошёл к Куруфину.

Он отличался от своих сородичей, которых Куруфин встречал в Химринге и на караванных тропах Химлада. В нём не было заметно того почтительного трепета, с которым взирали на владык Аглона и Химлада спасённые от орков беглецы. Из тех никто не посмел бы подойти к эльфийскому лорду вот так запросто, по-свойски, — а этот... В нём чувствовалась гордость — пожалуй, слишком много гордости для бездомного оборванца, чей край стал добычей Врага. Конечно, среди своих сородичей Берен был знатным человеком, но Куруфин, сын Верховного короля, не привык ставить себя на одну доску даже с князьями Трёх Племен — а Берен не только не был князем, но и наследовать Барахиру не мог. По закону старшинства княжеский венец должен был перейти к Барагунду, сыну Бреголаса. А Барахир был не таким человеком, чтобы, пользуясь суматохой военной поры, под шумок передать княжество сыну в обход старших племянников.

Однако непохоже было, чтобы юноша задумывался над своим положением и над тем, какое место он занимает по отношению к сыну Феанора. Он держался с непринуждённостью равного, и его поклон был знаком уважения, но не покорности. Так кланялись Куруфину эльфы Нарготронда, отдавая дань вежливости родичу короля — но не повелителю...

— Дозволь спросить, высокий лорд, — голос молодого адана звучал так же учтиво, но без подобострастия.

— Спрашивай, — кивнул Куруфин.

— Прошлой осенью твои воины охраняли дорогу на восток от Аглона. Быть может, тебе известно, благополучно ли добрался до Химринга обоз, который вёл Берегар из Айвенрима?

— Берегар? — Куруфин задумался, припоминая. Перед его мысленным взором, как на раскатанном свитке, быстрой чередой пробежали имена и лица. — Ему лет пятьдесят на вид, а борода длинная, как у гнома?

— Точно, он самый! — обрадовался Берен.

— Он погиб. На их обоз напали волчьи всадники.

— Многим ли удалось спастись?

Для смертного юноша неплохо владел собой и умел держать лицо, но нужно было быть слепым, чтобы не заметить, как сжались его руки. И глухим — чтобы не расслышать напряжение в неестественно ровном голосе.

— Мы прибыли вовремя. Погибло только семь человек, остальных доставили в Химринг без потерь, — Куруфин чуть помолчал, не без удовольствия наблюдая, как мальчишка мечется между надеждой и страхом, пытаясь сохранить хотя бы видимость спокойствия. Потом сжалился и добавил: — Из женщин и детей никто не пострадал.

Он верно угадал причину тревоги — глаза Берена полыхнули такой неистовой радостью, словно Куруфин сообщил ему о падении Ангбанда.

— Благодарю тебя, лорд Куруфин. — На этот раз его поклон был немного глубже. — Я твой должник и буду помнить об этом.

Куруфин снисходительно кивнул в ответ, подавив усмешку. Его всегда забавляло, как уверенно люди говорят о будущем и раздают обещания, забывая о том, что вся их жизнь — малая пригоршня дней, щепоть пепла на ветру, краткий танец подёнки над озёрной водой. Война сметает их тысячами, как сухую листву в дни нарбелет — и этот не в меру гордый юнец навряд ли доживёт до того дня, когда ему представится случай отдать долг. Ну и пусть.

Берен ушёл к своим товарищам, и Финрод проводил его взглядом.

— Спасибо, — тихо сказал он.

— За что? — не понял Куруфин.

— Ты принёс ему первую хорошую новость за полтора года. — Финрод вытянулся на спине, разглядывая звёзды, запутавшиеся в редкой листве чахлой осинки. — Ему это важно сейчас. Особенно сейчас.

Куруфин понимал. Пока стоял Минас-Тирит и эльфы держали Теснину Сириона, Дортонион был подобен зверю, угодившему в ловчую яму, но ещё способному вырваться на волю одним бешеным прыжком. Теперь эту яму как бы накрыли прочной сетью. С приходом Саурона Сосновый Край оказался в сплошном кольце врагов, без всякой надежды на избавление.

Но Берен и его люди не выглядели отчаявшимися. Они были утомлены, расстроены и злы, как сотня балрогов, — но они не утратили веру в победу. Не сломались...

...как Келегорм.

Он раздражённо тряхнул головой, отгоняя эти мысли.

— Тебе надо набраться сил, если ты собираешься завтра штурмовать крепость, — сказал он вслух, желая сменить тему.

— Штурма не будет.

— Что? — Куруфин даже привстал с места.

— Это была бы бесполезная трата сил и жизней. — Финрод смотрел в темноту перед собой. — Мы не сможем отбить Минас-Тирит сейчас.

— Неприступных крепостей не существует, — возразил Куруфин. — Я знаю, о чём говорю.

— Я очень хотел бы ошибиться. Но Минас-Тирит крепок не только камнями, но и чарами — и эти чары я сегодня попробовал на прочность. Нам не отбить замок приступом. Остаётся только осада.

— Хочешь запереть Саурона в ущелье?

— У нас нет выхода. Если мы позволим Врагу провести сюда не три сотни орков, а большую армию и закрепиться в замке, то Дортонион будет обречён. Держа Аглон на востоке и Минас-Тирит на западе, взяв под свою руку все проходы и перевалы, Моргот задушит последнее сопротивление Барахира и его людей. Я не могу этого допустить.

— Думаешь, у нас получится уморить Саурона голодом?

— Не его самого, но его войско — да. Чтобы нанести молниеносный удар, он пожертвовал обозом и пришёл налегке, малым числом. Ему удалось захватить крепость, но за стенами Минас-Тирита ему не на что рассчитывать. Он будет ждать подкрепления из Ангбанда, и наша цель — не пропустить их в замок.