Закрывая глаза, я ожидала открыть их в привычном уже лесу, под немигающим взглядом Хига-сан. Ведь сон — это сон. То, что он уничтожен — не означает, что он не вернется...

Но на самом деле оказалось, что я падаю в мерцающую, переливающуюся мириадами тусклых цветов бездну. Судя по книгам, которые я читала, сейчас я должна была испытывать страх. Но, как ни странно, ни страха, ни холода, привычного по видениям пустынного леса — не было. Бездна была теплой и уютной.

— Йо! Рей-тян, куда это ты летишь?

Я повернула голову в ту сторону, откуда донесся голос. Икари-сан летел рядом со мной, широко раскинув призрачные крылья.

— Вниз, — ответила я ему.

— А почему ты летишь вниз? — задал следующий вопрос Икари-сан.

Я задумалась. Ответ был... непростым. И его требовалось как следует обдумать, чтобы не показаться глупой. Этого почему-то не хотелось, хотя обычно мне было все равно, что обо мне думают.

— Так принято, — смогла я наконец-то сформулировать. — Падают обычно вниз.

— Тогда спрошу так: почему ты падаешь, а не летишь? — Икари-сан улыбнулся... и мне почему-то показалось, что вопрос, несмотря на насмешливую форму, отнюдь не должен меня обидеть.

— Потому что у меня нет крыльев, — произнесла я самоочевидную истину.

— А ты позволишь мне стать твоими крыльями?

Икари-сан смотрел на меня так, что я непроизвольно осмотрела себя. Ведь несколько раз было, что я оказывалась во сне голой. Правда, это интересовало меня только с информационной целью. Я ведь уже разрешила Икари-сану смотреть на меня, как бы одета или же раздета я не была. Но нет. На мне была привычная школьная форма. И даже юбка, хотя и трепетала в набегающем потоке воздуха, но отнюдь не задралась до неприличия. Тогда я перевела взгляд на Икари-сана... Он был в чем-то, напоминающем пилотский контактный комбинезон... только не бело-синем а черно-серебряном. Через некоторое время, осознав, что уже неприлично пялюсь, я кивнула, соглашаясь.

Икари-сан протянул руку и взял меня из воздуха, в котором я падала. Я опять стала перебирать в памяти прочитанное, чтобы выбрать подходящую реакцию. Несколько вариантов, вроде закричать, завизжать, дать пощечину — были мной отброшены как нелогичные. Ведь я разрешила Икари-сану сделать то, что он сделал. Так что оставалась только одна возможность. Я закинула руки ему на шею и затихла, пригревшись.

— Смотри! — сказал Синдзи через промежуток времени, показавшийся мне возмутительно коротким.

Я подняла голову. Над нашими головами неторопливо поворачиваясь вокруг своей оси, пролетала огромная скала. Ее нижняя часть была плоской, и на этой перевернутой площадке горел, переливаясь всеми оттенками синего, небольшой костерок. И то, что он горел, можно сказать вверх ногами — ему ничуть не мешало.

Икари-сан взмахнул крыльями, останавливая подъем, затем — перевернулся, и его сапожки мягко коснулись черного камня. Провернувшийся вокруг нас мир застыл в новом равновесии. Бесконечная бездна, из которой мы с Икари-саном взлетали — оказалась небом над головой... столь же темным и бесконечным. Костер горел так, как ему и положено. Да и Икари-сан, удерживая меня на руках, стоял отнюдь не вниз головой.

Вопрос о том почему я лечу вниз — приобрел новые оттенки смысла. Не могло ли оказаться, что я действительно падала вверх?

— Устраивайся, — сказал Икари-сан, отпуская меня с рук.

Мне захотелось, чтобы он не отпускал меня... Но я задавила в себе порыв, требующий попросить об этом. Я не могла определить, сколько именно Икари-сан удерживал меня в объятиях, но наверняка — достаточно долго, чтобы он устал. Так что я опустилась на камень площадки, приняв позу сейдза*. Как ни странно, но сидеть на гладком до зеркального блеска черном камне оказалось очень удобно.

/*Прим. автора: Сэйдза (яп. правильное сидение) — поза сидения на коленях (по-японски). Является традиционным японским способом сидения на полу (иногда с использованием подушек). Помимо чисто утилитарного значения поза сэйдза имеет зачастую и церемониальный смысл, во многом зависящий от общественного положения, возраста и пола сидящего.*/

Икари-сан опустился на одно колено, как будто приветствуя огонь как сюзерена. Его левая рука была скрыта за спиной, а правая, сжатая в кулак, — легла на грудь. Икари-сан пробормотал что-то, чего я не смогла разобрать, а потом — сунул руку прямо в огонь.

Я с трудом удержалась от того, чтобы вскочить, вытащить руку Икари-сана из огня, оказать ему необходимую помощь, пусть у меня и нет никаких необходимых препаратов. Но кое-что можно сделать и так! Остановил меня только уверенный вид Икари-сана. Может ли быть, что он — знает, что делает?

Костер полыхнул синей вспышкой. На мгновение мне показалось, что я все горю в этом синем пламени. Что оно каким-то образом познает меня, запечатлев в себе. Но когда я проморгалась, костер уже был обычным, рыжим. Необычным в нем было только то, что огонь горел прямо на голом камне. Икари-сан сидел напротив, и не заметно было, чтобы его поступок имел какие-то неприятные для него последствия.

— Так принято, — улыбнулся он в ответ на мой вопросительный взгляд. — Приходя сюда, считается вежливым дать понять остальным, что место — занято.

Нереальность. Икари Синдзи

Скала Встречи приняла нас, как и всегда, своим спокойным уютом. Всякая полуреальная мелочевка, что любит виться вокруг обитаемых миров, никогда не приближается к ее огню, зажженному в незапамятные времена, по сравнению с которыми Война-в-Небесах* была лишь вчера, как бы не самим Изменяющим пути.

/*Прим. автора: Война-в-Небесах — конфликт Древних и Звездных богов К'Тан. Война привела к уничтожению Древних, заточению К'Тан в тессерактовые лабиринты, падению и уничтожению многих цивилизаций, превращению народа некронтир в войско некронов, и отдала Галактику под временное владычество тогда еще единого народа эльдар. На Терре в то время бегали динозавры.*/

Впрочем, Учитель на вопросы от происхождении огня-маяка и хранителя Скалы Встречи всегда отнекивался, и говорил, что лично при зажжении огня — не присутствовал. Что оставляет широкий простор для разнообразных интерпретаций.

Все-таки, Рей-тян — прелесть. Из своего куцего опыта, я могу сказать, что лишь очень немногие девушки в аналогичной ситуации не кинулись бы вытаскивать мою руку из огня, полагаясь на то, что я знаю, что делаю. А ведь я действительно знаю... или, по крайней мере — догадываюсь. Милосердно короткая вспышка боли, отток пожертвованной огню Силы... И вот уже пламя вспыхивает на всей площадке, сигналя, что на скале происходит Встреча, и желающим посидеть у ее Огня — стоит поискать другие ее отражения в зеркалах вероятного настоящего. Заодно пламя обновляет скрытые в толще камня цепочки символов оборонительных заклятий, и дает мне повышенную чувствительность к движению Сил.

— Можно я посмотрю на тебя? — спрашиваю я у Рей-тян в уверенности, что меня поймут неправильно. И точно...

— Мне снять... это? — спрашивает она, заставляя меня почувствовать себя подлецом. Вряд ли она догадывается, какую глубину познания она дозволила своим, даже неоформленным согласием.

Наверное, мне следовало бы все объяснить... но вместо этого я отрицательно качаю головой, и обращаю на девочку Взгляд. И холодный, предательски-пророческий Азир вокруг меня вспыхивает алой яростью Акши. На душе Рей-тян застыли отчетливые следы старых ран. Девочку попытались сломать, превратить в покорную куклу. И не получилось у пытавшихся отнюдь не потому, что они не старались.

В мерцающем свете Огня Встречи становятся видны и следы попыток исцеления. От них веет чем-то знакомым... даже, можно сказать — родным. Отец? Надо будет при случае его поблагодарить.

Усилием воли укрощаю ярость, переплавляя ее багрянец в целительную зелень Гиран, и начинаю аккуратно водить окутанной этим зеленым ветром рукой по самой границе ауры Рей-тян, заращивая трещины и бреши, пробитые в ее щитах. Но те, кто сделал это... Они уже покойники, пусть и не знают об этом.

Разумеется, за один раз залечить все... или хотя бы значительную часть нанесенных повреждений — не удалось. Так что, почувствовав легкий холодок на кончиках пальцев, свидетельствующий, что мой запас сил подходит к концу, и мне следует прекратить, пока я не начал тянуть собственную жизнь, я прервал лечебные процедуры.

Усевшись возле Рей-тян, я предложил ей лечь на теплый камень и уложить голову ко мне на колени. Когда же девочка сделала это, я запустил пальцы в ее мягкие голубые волосы. Даже вечно танцующее пламя притихло, наблюдая за нами. И только темное небо у нас над головой постепенно теряло легкий красноватый оттенок, приобретая фиолетовый. Это намекало, что вскоре мне придется встать, начертить пламенем своей души дверь и выйти в реальность самому, и вывести Рей-тян.

Токио-3. Школа. Икари Синдзи

В школе к нам подошла староста.

— Икари, Аянами... Вы не знаете, как долго Кенске с Судзухарой будут в больнице?

Я пожал плечами. Признаться, у меня хватало и своих проблем, чтобы интересоваться состоянием здоровья этих двух альтернативно умных субъектов. С поля боя вытащил — и хватит с них.

— Като-сан говорил, — ответила Рей-тян, — что Икари-сан восстанавливается аномально быстро, хотя и пострадал сильнее. И что Судзухара-сан и Кенске-сан останутся в госпитале как минимум неделю после того, как Икари-сана выпишут.

Я ободряюще сжал ее пальчики. Все-таки, исцеление яростью Акши, переплавленной в Гиран, потребовало от нас много сил, так что сидеть на уроках было довольно трудно. Но мы справились, и даже не вызвали нареканий со стороны преподавателей. А с учетом светлой кожи Рей-тян, ее бледность даже была практически незаметна.

— Спасибо, Аянами-сан, — поклонилась Хораки. — А... Вы не знаете, можно его ..., — староста смутилась, покраснела, и поправилась, — их навестить?

Рей-тян промолчала. Кто-то мог бы назвать такое поведение оскорбительным, но я видел, что ей просто нечего сказать, потому и не говорит ничего. С пустой, бессодержательной вежливостью у Рей-тян вообще была некоторая напряженка... но зато, если уж она что-то говорит — то этому однозначно можно верить, и говорит она именно то, что думает, а не то, что должна сказать.

Я достал свой телефон.

Токио-3. Школа. Хораки Хикари

Синдзи-кун буквально в два движения набрал номер, видимо, висевший на горячей клавише.

— Мисато-сан! Добрый день.

— ...

— Да

— ...

— Все хорошо.

— ...

— И Вас туда же.

— ...

— Да.

— ...

— Да.

-...

— Нет, — реплик его собеседника я не слышала, но, судя по интонации Синдзи-куна, это был кто-то старший... Как бы не та девушка, что привозила в школу Аянами, чтобы разобраться в эпизоде с Кимура-куном и Мидзуно-куном.

— ...

— Мисато-сан, скажите, могу я, как офицер НЕРВ, участник боевых действий, герой и личность всячески положительная..., — Синдзи-кун отстранил трубку от уха, и дал нам послушать доносившийся из нее речитатив:

— ... почетный святой, почетный великомученик, почетный папа

римский нашего королевства...

— Вот-вот, — улыбнулся Синдзи-кун. — Все это, кроме, пожалуй, почетного великомученника, в каковые нифига не стремлюсь. Так вот, могу я, как все вышеперечисленное, провести в Геофронт гражданского?

— ... — он снова прижал трубку к уху, заглушив голос собеседника.

— Нет. В госпиталь.

— ...

— Да, со мной.

— ...

— Проводит.

— ...

— Хораки Хикари.

— ...

— Хорошо. Спасибо, Мисато-сан! Вы — лучшая! — Синдзи-кун повернулся ко мне. — Староста, Мисато-сан говорит, что может сделать для тебя пропуск. Ты сейчас с нами пойдешь?

Разумеется, я немедленно согласилась, и стала звонить маме, чтобы она меня не потеряла.

Токио-3. Госпиталь НЕРВ. Айда Кенске

— Ксо!.. — открывать глаза не хочется, но с этой болью что-то надо делать. С трудом разлепляю веки и удивленно пялюсь на открывшуюся картину. — Незнакомый потолок? Где я?

Говорить самому с собой — плохой признак... но, может быть, неподалеку есть кто-то, кто мне ответит?

— Госпиталь НЕРВ, судя по всему... — ответивший мне голос раздался справа и был подозрительно знаком. С трудом приподнявшись, я посмотрел на подсказавшего...

— Тодзи-кун? — друг лежал на больничной койке, весь замотанный в бинты. — Что с нами? И... почему ты думаешь, что это — госпиталь НЕРВ, а не городская больница?

— Так тебе еще и память отшибло? — как-то криво усмехнулся Судзихара. — Сам же уговорил меня вылезти посмотреть на бой робота с пришельцем. Вот и посмотрели. А госпиталь НЕРВ ... Я сюда приходил. Тогда сестренку вытащили из-под обломков спасатели НЕРВ, эвакуировавшие пилота. И доставили ее, соответственно, в свой госпиталь. И навещали мы ее здесь. Сколько бумаг пришлось оформлять, чтобы нас вообще пропустили! И это при том, что отец, вообще-то — сержант этого самого НЕРВ, инструктор по физической подготовке*!

/*Прим. автора: ни разу не канон, просто мои домыслы. Если не прав — дайте ссылку, поправлю*/

Я напрягся, стараясь вспомнить то, о чем говорит Судзухара, и у меня немедленно разболелась голова. Правда постепенно воспоминания начали возвращаться...

— Судзухара, послушай, — начала я, когда воспоминания стали возникать очень уж бредовые. — Я головой долбанулся до того, как нас утопили в этой штуковине, или после?

— После, — ответ Тодзи-куна просто не мог быть правдой. Если нас утопили — то как мы еще живы? — Этой гадостью, оказывается, можно дышать. Собственно, она нас и спасла. Кидануло бы нас так в воздухе — точно пораскинули бы мозгами... по всем стенкам. А в воде — вроде как и ничего... Доктор обещал, что оклемаемся. Хотя и удивлялся, что мы смогли заработать сотрясение мозга. Все причитал, что мозгов у нас нет, и сотрясаться — нечему.

— А камера? — дернулся я, и тут же со стоном рухнул обратно.

— Утонула твоя камера, и разбилась, — я не мог видеть лица Тодзи, когда он говорил все это, но, судя по голосу, усмехался он при этом криво. — А то, что осталось — забрала служба безопасности НЕРВ. Уж не знаю, что ты там мог наснимать такого, что нельзя было оставить даже в раздолбанной и утонувшей камере.

— Эх... — вздохнул я. — Такие кадры!

Токио-3. Хораки Хикари

Автобус остановился на конечной остановке. Раньше я никогда не доезжала до конечной этого маршрута. Сюда едут только те, кто работает в НЕРВ, прочим тут делать просто нечего.

Усиленные меры безопасности начинаются прямо на выходе из автобуса: прямо на двери направлена камера. Поскольку мы — единственные пассажиры, в такое время доехавшие до этой остановки, человек в бежевой форме сразу направляется к нам.

— Икари-тюи, Аянами-сан, — козырнул он.

— Сержант, — кивнул в ответ Синдзи-кун. Аянами просто наклонила голову.

Ого! А Синдзи-кун уже, оказывается, первый лейтенант! И он даже не похвастался! Правда, услышав Аянами-сан, Синдзи-кун как-то скривился. И что ему не понравилось?