И кому из простых смертных могло быть известно о набирающих силу соках, водах и снегах, отравленных ядом черного дождя? А поскольку вода — это Жизнь, то, выходит, об отравленной Тьмою Жизни?
Королевский дворец.
День рождения заместителя начальника дворцовой стражи молодого дьюка Тиро Анриа. Присутствуют: начальник дворцовой стражи почтеннейший дьюк Хелависа ар-Глен, военный министр почтеннейший дьюк Элве Анриа, как уже догадался умный читатель, брат молодого Тиро, почтеннейший дьюк Службы Защиты Города господин Трито Кешми Нариа и несколько приближенных офицеров. Пьют. Закусывают. Тихое, почти семейное мероприятие в почти семейном кругу, где-то далеко, в глубинах сада ("собрание заседает" на свежем воздухе) играет музыка. Маленькое примечание: почтеннейший дьюк дворцовой стражи Хелависа ар-Глен — молодая женщина, даже девушка (просто слово "дьюк" — то есть "командир" существует исключительно мужского рода). Очень юная, по меркам господ офицеров, но уже сумевшая завоевать уважение собственным умом и деловой хваткой. Правда, с точки зрения господ офицеров, женщина никак не может быть начальником стражи, но у королевы на сей счет было иное мнение. А молоденькая командирша — личная подруга королевы. Явившаяся, точно так же, как Ее Величество, неизвестно как и неизвестно откуда, но уже успешно взбаламутившая весь дворец. Весьма неплохой воин, как отмечено иными, но увы, всего лишь девушка...
Она держалась в стороне от офицерства и от знати, близко общаясь только с королевой и ее помощником — эссом по имени Эс-Катас. Офицерство, представлявшее собой особую касту ("Не то что эти придворные хлыщи!"), и не стремилось к более тесному общению, ибо никак не могло понять, как ему следует относиться к такому казусу. Традиции — вещь серьезная, и ломать их нужно с оглядкою. Королева уже успела прославиться некоторыми оригинальными реформами, но дьюки и сирэ дворцовых подразделений упорно не могли привыкнуть, что им отдает приказы пусть умная, уверенная и боевая, но все-таки девчонка. Половине из них годившаяся в дочки, другой половине — в любовницы. Девушка, похоже, понимала это, и не снисходила до панибратства, даже не стараясь стать "своей" в тесном мирке мужской дружбы. Вот и сейчас она сидела за одним столом с мужчинами, но и чуть в стороне, и слушала их разговор, подперев щеку узкой ладонью. Длинный хвост светлых волос струился по ее плечу, перехваченный у затылка кожаным шнурком.
Ораторствовал почтеннейший дьюк Службы Защиты Города Трито Кешми Нариа, попросту говоря, главный полицейский Ра-Тусса. Злые языки шептались, что его родовое имя в переводе с древнего означает "Собака-ищейка". Господин Нариа эти языки умело укорачивал, за что получил еще более неблагозвучное прозвище "Кеш-га". Что в переводе означало особую породу собак, используемых для охраны самоцветных штолен Гишемина. Собачки отличались отличным умением с ходу перегрызать горло...
Итак, сей почтенный господин и вел сейчас нить беседы. Было ему лет сорок-сорок пять на вид, на сухом узком лице горели живые глаза охотника, которые прикрывал высокий лоб мыслителя и разделял длинный крючковатый нос, как у серого коршуна-ренга с Селинианских гор. Длинные волосы крайне редкого здесь цвета некрашеного льна спускались по его спине. Рассказывал уважаемый господин о вещах неслыханных и небывалых, хотя, в общем-то, вполне естественных. О необычайном разгуле черни в Нижнем Городе.
— Еще немного, господа, и я отдам приказ усилить наряды арбалетчиков на заградительных рубежах. Эта шваль полностью потеряла страх, Внизу творится что-то несусветное... Вчера они запалили целый квартал, и я готовил было отряд бронированной стражи для его тушения, но, по счастью, им хватило ума потушить огонь самим. Дым вился над городом целый час. Еще немного, и пришлось бы посылать панцирников.
— Панцирников-то зачем? — Спросила начальник дворцовой стражи.
— Затем, что без сплошного панциря туда соваться — самоубийство. — Ответил кто-то из офицеров. — Правда ли, почтеннейший дьюк, что они уже бросаются в арбалетчиков на баррикадах камнями?
— Да. Одному из них они разбили голову, парень в лекарне, обвиняемых нет. Я приказал демонстративно расстрелять двоих пойманных в Верхнем Городе мародеров, их вывели на баррикаду и пустили по болту в затылок. Но это только еще больше раззадорило толпу. Два часа они кидались в стражу булыжниками, вывернутыми на месте из мостовой, и вынудили нас открыть огонь на поражение. Только потеряв нескольких человек убитыми и ранеными, толпа отступила.
— Булыжник — орудие пролетариата, — непонятно сказала госпожа Хелависа. — Нескольких человек — это как?
Начальник полиции ответил:
— Это значит, что мы не рискнули спуститься с баррикад, чтобы подсчитать трупы. Толпа уволокла их с собой, и мои стрелки клянутся то ли о пятерых, то ли о семерых убитых и около двадцати пораненных болтами. Смотря кого спрашивать.
— Смотря сколько он выпил! — Послышались смешки с разных концов стола. Какой-то молодой офицерик вскочил и предложил тост:
— За храбрую полицию пьем стоя! Как лошади!
— За лошадей ответишь! — Моментально вскинулись полицейские с другого конца стола. По древнему обычаю общий стол стражники и военные поделили пополам, ровно посередине. А по еще более древнему обычаю между данными силовыми структурами существовала неискоренимая вражда, причины которой давным-давно затерялись в веках.
— А за крокодила? — Выкрикнул точно такой же молодой офицер полиции, ну почти зеркальное отражение своего гвардейского коллеги. Секунда молчания — и в обоюдном залпе смеха забыта древняя вражда. По крайней мере, на время этого пира. Госпожа Хелависа смеялась вместе со всеми, но из ее недоуменных глаз господин Нариа сделал вывод, что она не поняла смысла шутки. Пробормотав: "Господи, ну ведь почти ребенок еще", старый полицейский поднялся и предложил тост за виновника торжества.
Какое-то время просто пили, помянув, кроме виновника, королеву, Творца, его детей и Всеобщую Судьбу. Постепенно становилось веселее — при дворе действовал обычай не подавать крепких напитков, которые считались питьем простолюдинов. В королевском дворце пили фиолетовое вино, приготовляемое из редчайших сортов винограда, произраставшего только на островах южного моря. Виноваты, моря Эс-Зивера, ну конечно же! Вино это отличалось безупречно тонким вкусом, в минусе имея некоторое коварство. Обходя своим вниманием ноги, оно било в голову, но не сразу, а лишь спустя энное количество бокалов. (Заметим в скобках, что совсем небольшое.) Из-за чего среди развращенной дворцовой молодежи фиолетовое островное вино получило емкое название "Вина приключений". Поскольку на приключения оно и толкало, не позволяя мирно уснуть, перебравши свою норму.
В качестве антидота на столе имелось блюдо с некоей травкой, состоящей в отдаленном родстве с употребленным Менестрелем шерником. Травка тоже происходила с Островов, и могла облегчить "приключенческий синдром", заключавшийся в том, что у опьяненного напрочь отключался инстинкт самосохранения.
Только вот госпожу дьюка дворцовой стражи господа гвардейцы и полицейские по некой странной причине забыли предупредить о свойствах коварного вина и необходимости травки-противоядия. Девушка, хотя и пила очень мало и осторожно, все же ощутила на себе его действие...
В это время разговор как раз вернулся к прежней теме, но с небольшими отличиями. Из общества выделилась небольшая группа молодежи, сознательно пренебрегающей отворотной травкой, и с пылом и жаром принялась доказывать, что... А впрочем, чего это мы пересказываем дискуссию? Сами слушайте!
— А я еще раз говорю... Нет, не перебивайте меня, господа! Так вот, я говорю, что сильному мужественному человеку не помеха эта шваль! Да я, если хотите, пройду Нижний Город сейчас, ночью, вдоль и поперек, и вернусь назад, принеся вам синий тюльпан с гербовых ворот!
— Успокойтесь, молодой Тиро! Вы выпили слишком много вина, закусите шеараном. Вы зря им пренебрегаете.
— Не надо меня успокаивать, почтеннейший Трито! — В неформальном общении среди знатных офицеров допускалось называть друг друга по именам. — Я совершенно спокоен. Просто я говорю, случись сейчас мне оказаться в Нижнем Городе...
— Да что же это вы все "Если", да "Случись"! — Насмешливо вставил кто-то из полицейских. — Что у вас все в сослагательном наклонении? Нижний Город в разгуле черни, это могила для любого высокородного, если он один. Уж поверьте, вам здесь, во дворце, хорошо...
— А лично я только что с дежурства на рубеже! — Поддержал второй. — Вы не продержитесь там и пяти минут!
— Брехня! — Окончательно опьянев, заорал кто-то из гвардейцев. — Дайте мне любого недопеска, кишки выпущу!
— Да скорее они вам! — Отвечала полиция, привычно защищая друг дружку. — Шпага против палки — не лучшее оружие. А уж против ножа из-за угла...
— Да кто они такие?!
— Да что же мы, господа, мужичья теперь боимся?!
— Может, они и во дворце скоро хозяйствовать начнут? Может, они и королеву!..
— Что — королеву?
— Эгм... Ничего, господин Нариа! Случайно вырвалось!
— Крамольные вещи говорите, уважаемый.
— Извините, больше не буду...
— Господа, мы все очень уважаем королеву. Но не можем же мы потерпеть, чтоб какая-то шваль, дело которой — расчищать улицы и строить мосты, не уважала нас!
— Так надо заставить их уважать!
— Я пойду!
— И я! Мы все пойдем!
— Собрать конную экспедицию! По коням, господа!
— О Т С Т А В И Т Ь!!! — Дикий, режущий уши звук ударил с такой силой, что далеко не все осознали смысл сказанного. И уж никто не сообразил поначалу, что было источником звука. Или кто им был.
Господа офицеры оторопело трясли головами, выковыривая из ушей застрявший там звон. Те, кто быстрее пришел в себя, переглядывались и в конце концов переводили взгляд на возвышающуюся во главе стола фигуру, овеваемую роскошными золотистыми волосами. Легкий ветерок ворошил их, создавая эффект водопада, достигавшего почти до пояса единственной девушке, сидевшей за мужским столом. Про которую, тихо и скромно притулившуюся в уголочке, бравые господа офицеры успели напрочь позабыть.
Никогда не забывайте про начальство, которое хочет, чтоб про него забыли, господа...
Кто-то втихомолку, запоздало и торопливо закусывал чудодейственной травкой, прикрываясь соседом. Все моментально притихли, даже закоренелые спорщики — младшие полицейские и гвардейские офицеры — подавились недосказанными репликами. Мы не сказали, что почтеннейший дьюк дворцовой стражи, а для своих просто госпожа Хэлли, разумеется, была красива. Весьма своеобразной красотой, достойной более подробного описания, на которое сейчас у нас нет времени. Пока скажем только, что не поэтому (не "рассмотрев лишь сейчас сию незабываемую красоту"), замерли в оторопении и придворные бездельники, и немногочисленные настоящие ветераны полиции и гвардии, включая самого господина Нариа.
Никто не предполагал, да и не мог предполагать, согласитесь, в юной девушке настолько могучего командного голоса, который и сравнить-то было не с чем! Наместник Тьмы, будь он здесь, мог бы подобрать сравнение, только исходя из реалий своего родного Мира, аллегорию с чем-то вроде сирены воздушной тревоги. И никак не меньше! Но, к сожалению, его не было в тот момент на этом судьбоносном для многих праздничном вечере. Судьбоносном в первую очередь для самой госпожи Хэлли, да и для Наместника тоже, как бы ни казалось это странным...
Поскольку двое, или нет, целых трое чужаков, занявших ключевые посты мира под названием Эс-Дагар, были хорошо знакомы между собой. И трижды проклят был, быть может, тот день, когда богу Эссалону пришла на ум не самая светлая и достойная бога мысль...
Впрочем, мы отвлеклись и забыли о наших героях. Исправим это досадное упущение и вспомним о них, тем более, что события далее развивались динамично. Итак, господа офицеры, придя в себя, услышали вполне мелодичный девичий голосок, тоже принадлежавший их прямому начальнику. Напомнив подчиненным, кто они есть, госпожа Хэлли просто сказала:
— Я пойду в Нижний Город.
Спустя некоторое время многие из присутствовавших пытались понять, как же они дошли до жизни такой. Отпустить собственного начальника, являющегося юной девушкой, в одиночку добраться до ворот Эс-Зивер-релли и принести оттуда в доказательство редчайший синий тюльпан, считавшийся символом королевской власти, через весь Нижний Город, кишмя кишащий ворами, убийцами и насильниками, — да об этом даже помыслить не должен мочь добропорядочный офицер и дворянин, первейшая обязанность которого — этого самого начальника защищать, да в двойном качестве — как командира и как даму. Но то ли все были уже пьяные (что не есть факт, ибо пренебрегала травкой только охочая до приключений молодежь), то ли так подействовал внезапно обнаружившийся у госпожи Хэлли командный голос, которому никто даже не подумал воспротивиться... То ли просто все присутствующие, и даже железный господин Нариа, проявили вдруг синхронно преступную халатность, помноженную на дворянский гонор, и логично решили, что кому, как не командиру дворцовых стражников (одновременно являющемуся министром госбезопасности страны), идти доказывать разгулявшимся "нижним", что истинный дворянин выше их всех на три отрубленные головы. Короче говоря, дальше было так...
Толпа офицерни, вывалившаяся из королевского садика, нестройно двинулась по прямой, как стилет, Властной улице, прозывавшейся так оттого, что по ней обычно проезжали королевские кортежи, когда монарху вдруг желалось попутешествовать. Улица спускалась "вниз", то есть была кратчайшим путем к внутренним южным воротам, за которыми расстилался бушующий Нижний Город. Коней решили не брать, и оружия, кроме шпаг, тоже, ибо главным было решено доказать храбрость и силу.
На обеденный стол демонстративно легли кинжалы и ножи, карманные складные арбалеты и пружинные метатели стальных шариков. Арсенал, таскаемый обычно служивой знатью, был весьма солиден.
Только один почти непьющий младший сирэ полиции хотел было остановить выступление, во главе которого с распущенными волосами гордо шла госпожа Хэлли, и науськал лакея доложить обо всем королеве. Лакей вытянулся в струнку, сделал дворцовый поклон и уже развернулся, чтоб бежать, как с коротким оханьем рухнул на землю. Почтеннейший господин Нариа вогнал в ножны кинжал, рукояткой которого приложил по затылку лакея. И железной рукой взял младшего сирэ за ухо.
— Все понял, молодой?
— Так точно, все! — Прохрипел тот, дико косясь на начальника.
— Еще раз подобное замечу — загоню в досмотровую команду пустынных караванов. Будешь на южном... Тьфу, грыб проклятый, Эс-Зиверском солнце по полгода жариться.
— Ик! — От ужаса младший сирэ потерял дар речи.
— Вот то-то же...
Шествие продолжалось.
В Верхнем Городе не принято было разгуливать ночью. В Верхнем Городе ночью спали, и только конные патрули выбивали копытами размеренную дробь: цок-цок-цок, цок-цок-цок. Как бы говоря: "Спите, мирные жители Ра-Тусса, в городе все спокойно". И мирные жители знали, что пока раздается мерное цоканье идущих шагом лошадей, действительно можно спокойно спать в своих постелях. Но как только цоканье сменится грохотом галопом несущихся по булыжной мостовой мощных коней патруля, этот грохот сработает не хуже пожарного набата. И означать будет примерно то же самое.
