— Пророческий дар менестрелей, не иначе, — с нескрываемой иронией проговорил Алексас.
Маришка, наконец обратив внимание на юношу, повернулась к нему. Склонила голову, не опуская внимательных глаз.
Ответный взгляд Алексаса был не менее изучающим.
— Алексас, это Мара-лэн. Мара-лэн — Алексас-энтаро, — произнесла Таша, вдруг почувствовав себя лишней. — Мы когда-то столкнулись с Марой-лэн в её родной деревне...
— Любопытную песнь вы пели, Мара-лэн, — мягко произнёс Алексас. — Подарок?
— Для вашей спутницы. — Густые ресницы девушки-менестреля дрогнули. — Впрочем, ей подарят ещё много песен.
— Думаете?
— Знаю. С тех пор, как впервые её увидела. Судьбы ваши сплетут затейливейшие из песен, и их будут петь многие менестрели, кроме меня, и ещё долго после того, как меня не станет. — Мара смотрела в синие с золотом глаза; взгляд её был странно глубок и рассеян, его окрасила лёгкая, как крыло бабочки, грусть. — Много песен сложат о ней и о вас, и о вас вместе. Песен о братьях-врагах и братьях-рыцарях, о двух сёстрах бессмертных и стольких же — смертных, о двух девочках, в чьих глазах жили звёзды. О великой игре и великом игроке, которому наказано было остаться последним. О круге жизней, слившихся воедино, от которого даже он не мог убежать. О той, которую он впустил в своё сердце, заключившей сделку с тварью из Бездны, предавшей его и верной ему, как никто. О том, как он убивал ту, кого больше всех в этом мире хотел бы спасти, о короне, омытой слезами и кровью, которой он увенчал её чело. О том, как он ушёл за грань в самый тёмный час, навсегда разрывая страшный цикл проклятых врат. О любви, перед которой бессильна была и месть, и ненависть, и смерть... Хотите знать больше? Я могу подарить что-нибудь и вам тоже.
Алексас помолчал, не опуская глаз.
— Дар и проклятие — прозревать ткань времени, — сказал он потом: без тени улыбки. Слегка поклонившись, взял Ташу за руку. — Мы не хотим знать грядущее, Мара-лэн. Игры с высшим знанием опасны даже для бессмертных, что уж говорить о тех, чья жизнь так хрупка.
Маришка моргнула — и Таша вдруг поняла, что глубина исчезла из её взгляда.
— Как знаете, — откликнулась девушка равнодушно. Отвернулась. — Мне пора возвращаться к работе. Доброй вам ночи и доброго праздника. Да освещают светлые духи ваш тёмный путь.
Взметнула отороченным мехом плащом, взошла по лестнице обратно на помост — а Алексас решительно потянул Ташу к выходу.
— Идём.
Его голос сопроводил нежный искристый перебор: Мара проверяла строй лютни.
— Почему ты не захотел?.. — тихо спросила Таша.
— Всё, как я и сказал, — бросил Алексас через плечо. — Она и так сообщила гораздо больше, чем нам следовало знать.
— Ты тихо скользишь мимо жизни седеющим ветром,
На грани прощанья, на грани меж памятью и расставаньем,
На грани — на грани меж тьмою и сумрачным северным небом,
На грани мерцанья звезды и свечи колебанья...
Незнакомая песня гладила спину. Казалось, в наступившей тишине грустные переливы лютни касаются кожи тихими прохладными пальцами.
Таша невольно замедлила шаг.
Её песня или нет?
И если её — просто песня или?..
— Неслышимым шагом, в погоне за тенью ответа,
На грани отчаянья, грани рассвета и вечных туманов,
На грани — ты шепчешь, касаясь бокала губами и смехом,
На грани — и зная, что ты заблудился за гранью...
Таша почти обернулась — но тут морозный воздух ущипнул щёки, пряный запах костра пощекотал нос, а захлопнувшаяся дверь и окно, которое кто-то успел закрыть, заперли звуки в таверне, оставшейся позади.
С площади уходили в молчании. Таша не знала, почему молчит Алексас; но ей самой слишком многое надо было обдумать.
'О великой игре и великом игроке'...
— Всё, — наконец осмелилась заговорить она, — что она сказала про...
— Не надо, — отрезал Алексас.
От удивления Таша даже сбилась с шага.
— Что...
— Не надо, Таша. Не думай о её словах. — Он резко остановился. Повернувшись к ней, взял её за плечи, предоставив толпе струиться мимо них. — Пророчества бесконечно опасны. Чем отчаяннее ты пытаешься их разгадать, тем больше заблуждаешься. Чем изощрённее пытаешься обмануть судьбу, тем вернее следуешь по предначертанному пути. Однако зачастую твоими стараниями этот путь делается в разы болезненнее и труднее. — Её рыцарь решительно смотрел на неё, глаза в глаза. — Забудь всё, что она сказала. И я забуду. Хорошо?
Таша угрюмо кивнула, отчётливо понимая его правоту: легенд о несчастных, пытавшихся убежать от своего предназначения, которое они случайно прозревали, и правда было множество. И большинство из них отнюдь не были весёлыми.
Но всё-таки...
— Хорошо, — покорно согласилась она.
— Вот и славно. — Алексас вновь взял её под руку, чтобы повести дальше. — И спасибо.
— За что?
— Что завела меня в эту таверну. Я в своей жизни встречал немало менестрелей, но с таким даром — пожалуй, ни одного.
Таша, не ответив, опустила взгляд, глядя на мостовую, заботливо расчищенную от снега.
'О том, как он убивал ту, кого больше всех в этом мире хотел бы спасти, о короне, омытой слезами и кровью, которой он увенчал её чело'...
Впору подумать, что речь о ней. О Таше. И тогда кэны летом не зря загнали их в Пвилл, к Норманам, как раз нуждавшимся в фальшивой невесте. Ведь построить цепочку от Норманов к Его Величеству оказалось так легко; и если у Таши получится найти того, кто организовал покушение на короля, добившись благосклонности монарха, который холост и весьма хорош собой...
Да только зачем это Воину? Хочет возвести свою марионетку на трон, чтобы править королевством через неё? В таком случае он заблуждается. Играть по его правилам Таша не будет: она не пожелала становиться королевой через труп узурпатора, и уж тем более не подумает становиться ею же через его постель.
Впрочем, если вспомнить первую половину фразы — она явно не та, кого Воин хотел бы спасти 'больше всех в этом мире'. Конечно, у Лиара к ней некое особое отношение; но здесь речь явно шла о ком-то, кого он любит, а Таша под это определение, к счастью, никак не подходила. Дорогая, хрупкая и нужная кукла — да, любимая — слава Пресветлой, нет. Скорее всего, имелась в виду та же девушка, которая... как там... 'заключила сделку с тварью из Бездны'... видимо, демоном. Тем более что герой пророчества вроде как 'впустил её в своё сердце'. А 'корона' — символ, переносный смысл. Наверное, Маришка говорила о каких-то событиях прошлого: в конце концов, это не первая игра амадэев. Правда, что за 'наказ остаться последним' и 'круг жизней'? И при чём тут 'цикл проклятых врат'? Можно подумать, речь о вратах Бездны, но ведь Ликбер уже запечатал их, давным-давно...
В общем, прав Алексас. Не стоит ей в этом копаться. Хотя бы потому, что куда проще думать, что их враг никогда и никого не любил.
Или разучился этому ещё шестьсот лет назад.
— Кто хочет есть? — весело спросил Алексас, толкнув трактирную калитку.
— Я! И очень, — прислушавшись к бунтующему желудку, призналась Таша. — Эта фейная вода нагуливает зверский аппетит, должна сказать.
— Я закажу ужин в комнату. А пока будем ждать, совершим очередное великое деяние.
— Свяжемся с Герландом?
— Именно.
Лишь оказавшись в тепле, Таша поняла, как замёрзла. Взобравшись с ногами на постель и укутавшись в одеяло, она следила, как Алексас готовится к предстоящему сеансу связи. Потушив свет, её рыцарь поставил горящую свечу у зеркала на стене; потом принялся расчерчивать зеркало рунными знаками, повисавшими на стекле мерцающей фиолетовой паутинкой. Доведя пентаграмму до логического завершения, Алексас сосредоточенно расчертил в каждом углу по три-четыре замысловатых символа. Не поморщившись, резанул себя по пальцу лезвием меча, чтобы оставить кровавый отпечаток на каждой из вершин получившейся звезды.
При взгляде на кровь Ташу пробрала дрожь, но она не отвернулась.
— Предупреждаю, — отступив на шаг, Алексас удовлетворённо оглядел зеркало, — Герланд будет сильно не в духе.
— Почему?
— Потому что этот ритуал не особо приятен для вызываемой стороны. Чтобы ответить мне, Герланду понадобится второе зеркало. Любое. Знаком же, что его вызывают, послужит невыносимая головная боль. Прекратится она лишь тогда, когда он примет мой вызов.
— Гуманно, — поморщилась Таша.
— Альвово. — Алексас щёлкнул пальцами.
Серебристая гладь вспыхнула перламутровым светом: на тот миг, после которого в зеркале отразилась сплошная бархатная темень.
— Герланд Лернот'ель Бальриэсс, — произнёс Алексас негромко и отчётливо, — я вызываю тебя на разговор.
Какое-то время темнота оставалась неизменно тёмной.
Затем, дрогнув, сменилась ослепительной белизной.
— Ещё раз так сделаешь... сам понимаешь, что будет, — послышался мужской голос; степень льда в нём зашкаливала в немыслимо отрицательный градус.
Белизна в зеркале померкла, обретая краски и очертания. Секунду спустя смутные цветные пятна сложились в лицо, сияющее холодной альвийской красой.
— Добрый вечер, Герланд-энтаро, — жизнерадостно произнесла Таша, вызывая удар на себя.
Впрочем, в следующий миг притворяться жизнерадостной ей стало куда труднее. От взгляда альвийских глаз — синих-синих, с серебристыми искрами, притаившимися на дне зрачков — кому угодно сделалось бы не по себе.
— А, Ваше Высочество. — Даже не стараясь скрыть иронию, Герланд склонил голову. — Чем обязан такой чести?
— Может, сын приёмный по вам соскучился, — уклончиво ответила Таша, внимательно разглядывая гобелен, висевший за спиной альва. Там красовался единорог, с изумительным искусством вытканный на лесной поляне; где бы сейчас ни были заговорщики, устроились они явно с комфортом.
— После этого — сильно сомневаюсь. — Альв протянул руку в сторону. — А вы тут неплохо получились, Ваше Высочество. Приятно было увидеть нашу принцессу живой, здоровой, цветущей...
Таша непонимающе уставилась на новостной листок, который альв услужливо поднёс к зеркалу.
Вернее, на мыслеграфию в его центре: где у пустого трона стояла она сама.
— Они... написали статью? — зачем-то спросила Таша, озвучивая очевидное. — Когда?
— Мы с утра прямо и прочитали. — Откинувшись на спинку невидимого Таше стула, альв с деланным наслаждением развернул листок. — 'Объявившаяся наследница рода Морли... Его Величество не приходит в сознание... доставлен в Альденвейтс, находится под неусыпным наблюдением... Отважная девушка вызвалась Ищущей... не верит в виновность будущего зятя... пытается спасти жениха... направляется к мастеру Герману, чтобы выяснить всю правду о роковом подарке королю'. Да, Ваше Высочество, кто-то очень постарался предоставить преступникам всю информацию о вас. — Отбрасывая листок в сторону, Герланд почти мурлыкал. — Должен признать, тот факт, что вы ещё живы, удивляет меня не меньше того, что вы посмели заявиться ко двору.
Таша нервно сжала кулаки.
— С чего вы взяли, что Ташу попытаются убить? — подал голос Алексас. — Это не имеет никакого смысла. Её шансы на успех...
— И тебе привет, блудный сын. — Альв положил подбородок на скрещённые пальцы; он казался немногим старше Алексаса, но Таша знала, насколько это впечатление обманчиво. — Значит, вот как? Полгода никаких вестей, ни единого слова, ни единой попытки выйти на связь — а как нужда, примчался, хвост поджав? Да ещё вызов с ментальным ударом... ничего не скажешь, любящий ребёнок. От Алексаса мог такое ожидать, конечно, но от тебя, Джеми...
— А когда вы подталкивали Джеми к Двоедушию, — ярость в Ташином голосе перехлёстывала через край, — вы могли сказать ему 'единое слово' о том, чем это заканчивается?
Впервые она увидела, как альв теряет дар речи.
Герланд перевёл взгляд на Алексаса. Посмотрел прямо в золотисто-синие глаза приёмного сына.
— Значит... это случилось? — спросил он.
Голос его почти не изменился, лишь стал чуточку тише обычного; но на миг Таше почудилось, что она видит, как растерянно складываются за спиной у альва призрачные прозрачные крылья, похожие на те, какие бывают у бабочек.
Алексас не ответил. Даже не кивнул.
Ответ не был нужен.
Герланд долго молчал.
— Ясно, — наконец невыразительно изрёк он. — Мне очень жаль. Не думал, что это будет так скоро. Но... пожалуй, всё разрешилось наилучшим образом.
Таша гневно вскочила, выпрямившись на кровати в полный рост:
— Наилучшим образом? — она резко рубанула ладонью по воздуху. — И это вы называете 'наилучшим образом'?! Да вы...
— Я не позволял тебе кричать на меня, девочка, — холодно бросил альв. — Какой, по-твоему, у меня был выбор? Одному из них в любом случае суждено было умереть, но знай Алексас, чем закончится Двоедушие — никогда не согласился бы на ритуал. Скажешь, если бы у тебя была возможность хоть ненадолго продлить жизнь любому из них, ты бы им не воспользовалась?
Таша замешкалась, медля с ответом, который почему-то отказывался находиться, — и основатель 'Венца' насмешливо кивнул.
— Так что вам нужно от меня? — деловито осведомился он.
— Вначале скажите, с чего вы так уверены, что Ташу попытаются убить, — спокойно откликнулся Алексас. — Быть может, это именно то, что нам нужно.
Герланд едва заметно пожал плечами.
— Ничего определённого пока сказать не могу, — изрёк он, — но сегодня с 'Венцом' связались представители организации под названием 'Кровавый рассвет'.
— Что за организация?
— Наши коллеги. Заговорщики, предложившие нам сотрудничество. До сего дня мы о них ничего не слышали, что меня весьма удивило. Они заявили, что ответственны за покушение на короля, и что вместе нам под силу свергнуть ненавистного узурпатора. Подробности обговариваем завтра во время личной встречи... однако то, что связавшийся с нами был эйрдалем, меня уже не радует.
Таша многозначительно и торжествующе воздела палец к потолку.
— А при чём тут Таша? — нахмурился Алексас.
— Я сказал им, что мы заинтересованы в сотрудничестве с сильными организациями, которые не подставят нас под удар. А их покушение мало того, что не удалось, так ещё и оставило след, по которому власти могут выйти на них. На это мне ответили, что у мастера Германа уже ничего не выяснить, а Ищущая вскоре тоже окажется там, где уже точно не отыщет чей-либо след. — Герланд осклабился. — А вы, стало быть, подумали, что это дело рук 'Венца'?
— Не совсем, — качнул головой Алексас. — Таша?..
Она выдохнула, словно перед прыжком в омут. Вкратце поведала альву предысторию покушения и свои соображения по этому поводу.
Герланд слушал внимательно — но когда Таша смолкла, покачал головой:
— Нет, Ваше Высочество, мы тут ни при чём. Зачем действовать так грубо и так глупо? Убивать Шейлиреара, когда народ любит его... о, нет, наша тактика рассчитана на другое.
— На что же? Утрату королём народной любви?
— Именно, — негромко подтвердил Алексас. — Отравленные колодцы, разгул разбойников на дорогах, голод, эпидемии и прочие радости жизни.
