Печать Владетеля (Три важных слова)

— Согласна с предположением. Увы, проверить мне его не на ком, меня никогда раньше не целовали в губы мужчины. Но думаю, направленное защитное действие печати Соальдера должно сниматься благословением ритуала помолвки, — озвучила свои рациональные выводы Ариэнна. — Если, конечно, синьорез Севайо, вы не передумали и не намереваетесь объявить о расторжении нашего взаимовыгодного договора. Если так, я не буду в претензии. Форс-мажорные обстоятельства служат вполне достаточным оправданием...

— Нет, я не передумал и не передумаю, — с резкой решительностью оборвал невесту благословенный.

— Но стоит учитывать возможность того, что Владетель завтра не дарует нам своего благословения, — нахмурилась девушка.

— Вот если не дарует, тогда и будем думать! — тряхнул головой синьорез. — Или, — Таддео нахмурился, горбоносое лицо стало суровым и строго-настороженным, — ты боишься, что Крылатый Меч покарает тебя за заключение помолвки по договоренности?

— Нет, меня же сработавшая защита никак не задела, — отмела опасения Таддео Ариэнна.

— Значит, встретимся завтра на ступенях храма, чтобы испытать милость Соальдера, — закончил беседу благословенный, поочередно поднес к губам обе руки невесты, нежно поцеловал и отправился к синему файо. Небольшим нарушением этикета было вот так оставить синьоллу, не доведя до дверей дома и не передав в родительские объятия. Но Таддео всерьез опасался того, что Ариэнна вновь примется убеждать его отказаться от помолвки, отказаться от того, от чего он отказываться не собирался и за все блага мира. Почему? Пока синьорез Севайо не был готов ответить на этот вопрос даже сам себе, а уж тем более синьолле Амато. Храбрейшие из храбрейших на поле боя часто пасуют в боях сердечных!

Храмовую помолвку принято было совершать утром. Вернее, издавна сие событие считалось рассветным обрядом. Но со временем рассвет, то есть такая рань, которую большинство цивилизованных людей предпочитает проводить в кровати, тем более в день семейного праздника, медленно перетек в утро, а потом и в позднее утро.

То есть около половины одиннадцатого практически одновременно к пустой стоянке у зарезервированного для помолвки благословенного храма на Гофре-Джэрозу с двух сторон подъехало две машины: синий файо и голубой лайос. Припарковались бок о бок. Из первого вышли синьорезы Таддео, Флавио и синьореза Консэлла Севайо, из второго Гилон и Лидия Амато. Гилон помог выбраться дочкам: Ариэнне и Лаэрте. Двигаясь на удивление синхронно и традиционно не обмениваясь приветствиями, небольшая группа людей прошла к двойным створкам дверей в форме половинок гигантского щита.

Сам старый собор на Гофре-Джэрозу был сложен из старого камня благородного белого цвета, со следами времени на крупной кладке, и имел форму высокого прямоугольника. Стену фасада украшали громадные старинные часы в форме солнца, правая и левая стены гордо несли симметричные барельефы-символы Соальдера. Четыре угловые башни, если смотреть сверху казались четырьмя мечами с остриями, устремленными вверх. Они словно поддерживали большой купол — щит.

Слева от ворот на высоте чуть выше человеческого роста висел небольшой колокольчик. К нему, поднявшись на три пологие ступеньки, приблизился Таддео Севайо в парадном мундире. К наряду благословенного добавился лишь золотой аксельбант для особо торжественных случаев. Рядом с синьорезом встала девушка в приталенном платье цвета первой листвы, пальцы прятались в нежном кружеве рукавов, из-под длинной юбки лишь выглядывали острые носочки туфелек. Наброшенная на голову зеленая мантелина покрывала распущенные по обычаю волосы, спускающиеся ниже пояса.

Позади пары, на одну ступень ниже, собрались остальные люди. Отец и мать Ариэнны, ее сестра взволнованно перешептывались. Старшая синьореза Севайо с прохладной надменностью созерцала всех и вся, но видно было, женщина довольна выбором сына. По задумчивой физиономии рыжего аналитика вообще ничего нельзя было сказать. Вполне вероятно, он продолжал до начала церемонии прокручивать в голове вчерашние разговоры и прорабатывать версии. А может, всего лишь вспоминал, как целовался вчера после прогулки с очаровательной Розабелль. Скорее последнее, потому что синьорез Севайо не стал делиться с другом подробностями 'горячего' прощания с невестой по тем же самым причинам, по каким не позволил ей самой настаивать на отказе от помолвки.

Таддео позвонил в колокольчик Гофре-Джэрозу четыре раза, ибо таково было священное число Владетеля. Едва последний отголосок неожиданно глубокого звука стих, как его продолжением прозвучал такой же сильный и звучный голос из-за дверей:

— Что ищешь ты, прибывший к Храму Соальдера?

— Милости Владетеля, на чей справедливый суд желаю представить свою избранницу, — традиционным ответом на традиционный вопрос отделался синьорез.

— Вступи же под своды храма, — завершил ритуальный обмен любезностями незримый собеседник.

Тяжелые высокие створки распахнулись на удивление бесшумно, пропуская визитеров внутрь. Через купол и высокие окна-щиты, забранные фигурными решетками, в храм изливался дневной свет, заполняя огромное помещение золотым сиянием. Чуть подкрашенное желтое стекло создавало потрясающий эффект, исполненный куда большего уюта, чем стылая прохлада Серого Шалаша.

Фрески, иконы с ликами попечителей, скульптуры (только символы и никаких фигур Владетеля) располагались в огромном соборе так искусно, что всякий входящий начинал чувствовать себя здесь лишь гостем и просителем. Возможно, гостем желанным, но никак не хозяином.

Встретил вошедших старший страж-служитель Соальдера в традиционном облачении — длинной сине-золотой котте, подпоясанной простым металлическим поясом-цепью и лишь чуть менее массивной цепочкой со знаком Соальдера на груди. Лицо встречающего хранило спокойное выражение, зато в темно-карих глазах отчетливо проблескивали искры интереса. Два его помощника — младшие стражи-служители — сопроводили свидетелей ритуала к 'зрительским местам' по правую сторону от дверей и застыли молчаливыми статуями.

— Кто ты? — продолжил старший страж-служитель Соальдера старинный ритуал обмен ответов на вопросы с синьорезом и синьоллой, вставшими перед ним плечом к плечу.

— Таддео Севайо, — синьорез и синьолла сделали первый шаг вперед по направлению к громадному барельефу с изображением крылатого меча. Точно под ним была установлена невысокая золотая колонна, изукрашенная лепными символами и накрытой платом поверху, там, где она расширялась в капитель. На ней лежало нечто, накрытое золотым платком.

— Кто с тобой?

— Ариэнна Амато, моя избранница, — вместе с ответом пара приблизилась к подиуму уже на два шага.

— Кто ведет тебя, Ариэнна Амато?

— Таддео Севайо, мой избранник, — уверенно ответила Ари, и сделала три шага.

— Кто тот, чьего благословения взыскуете? — прозвучал последний, четвертый вопрос — о счастливое ритуальное число четыре. Он застал пару в расчетной точке от колонны и барельефа.

'Как хорошо, что именно четыре, а не сорок четыре считается нужной цифрой' — мелькнула у синьоллы кощунственная мысль.

— Соальдера Крылатый Меч, — хором ответили Ариэнна с Таддео и сделали еще четыре шага.

Старший страж-служитель Владетеля, сопровождавший пару в пути и донимавший вопросами, довольно кивнул. Когда взыскующие не семенят, не сбиваются с шага и не торопятся достигнуть цели, нарушая ритм, — это хорошая примета. Руки стража-служителя сняли плат, открывая взорам собравшихся два гладких кольца, одно помассивнее — мужское, второе тоньше, изящнее — явно женское и две цепочки.

— Уверены ли вы в выборе своем? — строго обратился старший страж-служитель к паре.

— Уверен, уверена, — прозвучало слаженным хором.

— Примите кольца и цепи помолвки. Пусть с минуты этой начнется срок испытания, — провозгласил страж-служитель, принимаясь звенеть ритуальными украшениями.

А, что, думаете, просто надеть на цепь без замка литое кольцо, одной лишь верой да силой молитвы? Однако же, ничего, старший страж-служитель милостью Соальдера справился и передал цепи с кольцами паре, решившейся на заключение помолвки. Девушке — кольцо и цепочку потолще, мужчине — потоньше, девичью. Таддео и Ариэнна синхронно склонили головы, надели украшения друг на друга. Кольца помолвки, подвешенные на цепочках, заняли свое место на груди избранника.

Там им предстояло провести три года. Лишь по истечении отмеренного срока, если помолвка не будет расторгнута, придет черед заключению союза. Брачные браслеты лягут на запястья и соединятся цепочкой с кольцом, надетым на средний палец.

Где-то сзади всхлипнула синьореза Лидия Амато, не в силах сдержать слез счастья. Завистливо вздохнула Лаэрта, представляя себя на месте сестры, успокаивающе похлопал обеих дам по рукам отец семейства и сам не сдержал бурного вздоха. Все-таки не каждый день на помолвках дочерей в храмах бывать доводится! Даже синьореза Консэлла, казавшаяся железно-несгибаемой, коснулась уголка глаза кружевным платком. Флавио с легкой полуулыбкой наблюдал, как вешает на грудь цепочку непокорный друг, прежде отказывавшийся даже от самой мысли о семейных узах и сменивший свое мнение за три дня.

Кольца заняли свои места, и настало время следующей части ритуала. Старший страж-служитель тронул невысокую колонну в нужном месте, и она скрылась в полу храма до основания. Потом служитель повернулся в пол-оборота к барельефу Крылатого Меча, протянул руку к стене под ним, задрапированной золотым покрывалом. Одним эффектным рывком сорвал ткань, открывая зеркало и вмонтированные в стену канделябры по обеим сторонам рамы.

Ритуальное зеркало высотой в человеческий рост даже на первый взгляд казалось старинным. Оно было достаточно широко, чтобы двое могли встать плечом к плечу и спокойно любоваться собственными отражениями. Оправа из потемневшего от времени металла окружала его. По обеим сторонам крепились толстые свечи в канделябрах, выкованных в виде крылатых мечей, устремленных остриями вверх так же, как башни собора.

Сами по себе разом затанцевали на фитильках огоньки. Поначалу крохотные, разрастающиеся с каждой секундой до высоты ладони. Церемония шла своим чередом. Проводник воли Соальдера, старший страж-служитель храма, указующим знаком велел паре приблизиться. Переплетя пальцы, Таддео и Ариэнна встали перед зеркалом на шероховатой поверхности пола — древней мозаике, являющейся символами призыва к Соальдеру и молчаливой просьбой явить свою волю.

Ведущий церемонию старший страж-служитель, чей лоб уже был влажен от пота, несмотря на царившую в соборе уютную свежесть — дар толстых стен особой кладки, провозгласил положенную ритуалом фразу-обращение:

— Владетель Соальдер, взгляни на детей своих, пусть длань твоя милостью коснется их, благословляя испытание союза сердец, душ и тел!

Едва отзвучал голос, обрученные протянули руки и коснулись ладонями ледяной, бывшей куда холоднее всех предметов храма, поверхности зеркала. Прижались к нему, выжидая положенный срок. Кто-то говорил, что ощущал тепло, иные честно признавались в отсутствии особых впечатлений. Находились и такие, кто опасливым шепотком рассказывал о невезучих, коих постигла кара недовольного Соальдера — ожог на всю ладонь. Правда, самой Ариэнне никогда не доводилось видеть бедолаг с термическими травмами — результатом явного гнева Владетеля. Раньше рациональная девушка даже предполагала, что подобные слухи могли распускать сами воины-служители Соальдера, чтобы пары более основательно обдумывали заключение предстоящей помолвки. А сегодня, после вчерашнего ожога Таддео, уже не могла сделать однозначно вывода.

Честно сказать, ни на благословение, ни на кару синьолла не рассчитывала, все-таки помолвка была не более, чем договором двух разумных людей, совершаемым к обоюдной выгоде. Так что самое лучшее, что мог сделать Крылатый Меч, — проигнорировать людские игры. Все-таки ему, Владетелю, покровителю мира и сражений, не должно было быть особого дела до частного соглашения двоих. Или пусть относится к нему, как к необходимому тактическому маневру! А заодно отключит от печати проводки, бьющие током и поджаривающие того, кто первым решился ее поцеловать.

Словом, хоть Ари и признавала постулат о неисповедимости дорог и помыслов Соальдера, ей все-таки хотелось верить в постижимость конкретного частного отношения Владетеля к их контракту.

Потому ладонь на посеребренное стекло синьолла клала почти невозмутимо и оставалась спокойной до того самого мига, как зеркало подалось под рукой, словно тягучий кисель. Ее схватили горячие, обжигающе горячие руки и дернули на себя, втягивая в ледяной водоворот стеклянного крошева.

Сбылось гадание по каплям вина, стекшего с бокалов на скатерть. Совсем не так, как трактовал его отец невесты, синьорез Гилон, но сбылось. Двое встали перед зеркалом, а остался один.

Жалобно звякнули упавшая на каменный пол тоненькая цепочка с кольцом помолвки да металлический ободок с зеленым облачком мантелины — единственным, что осталось от Ариэнны. В храме на миг воцарилось оглушительное молчание потрясенных людей. Молчание через долю секунды сменившееся отчаянным криком Таддео и ударами по предательскому зеркалу, за которым исчезла невеста. Благословенный до хрипоты звал девушку, долбил холодное стекло, тряс за грудки стража-служителя Соальдера, требуя сию секунду вернуть Ариэнну. Тот, потрясенный не меньше, а то и больше светской публики лишь глухо повторял в ответ:

— Крылатый Меч явил свою волю! Отступись, благословенный, прими со смирением решение Владетеля.

Консэлла единственная была внешне невозмутима. Лишь горькая улыбка кривила губы когда-то влюбленной и безжалостно брошенной ради служения Владетелю женщины. Во всем происходящем ей виделось нечто символическое. К тому же синьореза была далеко не глупа и зорка. Она успела заметить, какие трепетные взгляды бросала на ее сына младшая дочь Севайо. Там были искренняя растерянность, скорбь, благоговейный ужас от странного исчезновения Ариэнны, и в то же время опасливое торжество. Старой синьорезе даже почудилось, что губы сложились в слова: 'Она обещала... Так скоро? Не почему?'.

Пока Таддео орал и метался, Флавио пытался его успокоить, а родители пропавшей девушки плакали навзрыд. Криков с требованием прекратить дешевые фокусы и вопросов 'Куда подевалась Ариэнна?' никто не задавал. И без того было ясно: девица исчезла в храме Соальдера, где все во власти его, значит, такова воля его.

Высока честь — быть взятой в чертоги Крылатого Меча. С этим никто не спорил, только слезы отца и матери не спрашивали разрешения великого Владетеля, они катились и падали, падали. Плакали люди, не успевшие даже попрощаться с дочерью. Два воина-служителя Соальдера, не меньше других потрясенные пережитым чудом, неловко их утешали.

А вот младшая синьолла Севайо отирая рукой непрерывно льющиеся слезы, погладила скорбящих родных по рукам и решительно направилась к зеркалу. Нет, Лаэрта не стала стучать по нему кулачками или чего-то просить. Она лишь наклонилась, намереваясь поднять мантелину и цепочку с кольцом, — все, что осталось от единственной сестры. Почему-то именно это сейчас казалось синьолле самым правильным, или даже, настоятельно необходимым.