Рыжий Волчонок. Книга вторая.

— Десять тулатов.

— Что десять тулатов?

— Награда за мою голову.

— И кто это столько пообещал?

— Фрейф.

Может быть, этот парень просто псих? Шизик попался? Вообразил о себе что-то, зарезаться решил. А проверить можно легко. Трактирщик должен знать про клейма, его заведение не захудалое, стоит на оживленном тракте. Только пока я буду ходить, этот чудик наверняка что-то с собой сделает. Или просто сбежит. Может быть, и к лучшему? Пусть сбежит? А если решит утопиться вот в этой бочке?

Я огляделся по сторонам. Закуток был завален старым хламом. Рваные вожжи. Нормально, вполне подойдут, чтобы связать ему руки. Жаль, что заклятье накладывать, как это умел делать Эрве, я так и не научился. Ладно, свяжу крепко — не развяжется.

Сказано — сделано. Оставил я его лежать на земле, а сам обратно в гостиницу, к хозяину. Нашел, спросил про клеймение. Хозяин, как он сам сказал, в таких делах хорошо разбирался, через его постоялый двор кто только не проезжал.

К моему большому изумлению, хозяин подтвердил слова психа. В Силетии, действительно, клеймили, в основном выжигая розу, в особых случаях метили изображением виселицы. А вороны — это только для преступников в Миртерии. Ну и что, что ворона — это силетский символ? Потому в Миртерии так и поступают, что эти две страны давно не в дружеских отношениях, а раньше и вовсе часто воевали. Тогда пленных силетцев как раз стали клеймить воронами. С тех пор в Миртерии повелось всем преступникам выжигать такое клеймо.

От хозяина я ушел в полной прострации. То, что парень не соврал — это мелочь. Но Эрве... Эрве-то каков! Получается, что парень меня обманывал и он никакой не силетский грасс, а обычный мошенник. Впрочем, не простой, а очень даже способный. Три вороны на грудь заработал! То-то он тогда ко мне прицепился, из Миртерии бежал. И понятно, почему был в розыске. М-да.

Так до конца и не придя в себя, я возвратился к закутку. Парень лежал со связанными за спиной руками. Развязал его, подумал чуток и говорю:

— Ну-ка давай рассказывай все про себя.

— Зачем? Меня разыскивают. Сдадите, получите десять тулатов. А много узнаете лишнего, вам же хуже будет.

— Угрожаешь?

— Зачем? Просто это очень опасно. Фрейфу и его людям не понравится, что кто-то узнал подробности его тайны.

— Плевать я хотел на деньги. Ты сам видел, сколько их у меня. И это только часть.

— Деньги лишними не бывают.

— Смотря, как они достались. В любом случае, я не собираюсь тебя сдавать... Но и помогать тоже не буду. Просто мне... интересно.

Не будешь же ему говорить про обманщика (или все-таки Эрве сказал правду?), которого я спас, вывезя из Миртерии. Вот мне и нужно узнать всё, чтобы разобраться с моим другом. Или уже он не друг? Если обманул, то... Ладно, вначале, когда мы познакомились, Эрве меня мало знал, но потом-то! Почему не признался! Почему?

— Правда? — в глазах парня загорелась надежда. — Но вам в самом деле лучше не знать, это опасно. И если меня схватят, то я расскажу всё. И про вас тоже.

Я скривился. Он еще и доносчик. Но последующие слова парня изменили мои поспешные выводы.

— Я просто знаю, как это больно, когда тебе прижигают ступни ног. И ногти выдирают. Я не выдержу.

— Так тебя... пытали?

Парень кивнул головой.

— Рассказывай всё.

— Но это долго и хозяин будет меня искать.

— Тогда покороче, но самое главное.

Парня звали Эйрид. Ему сейчас шестнадцать лет, он родился, когда рилийцы взяли в осаду главную крепость восставших. Через подземный ход эрграсс Верни отправил жену, детей и сестру с охраной. Но через какое-то время, когда крепость уже пала, их нашли рилийцы. Охрана погибла, а всех благородных взяли в плен, отправив в Гатилию, крепость-тюрьму. Двух старших братьев и сестру убили, а мать, тетю и грудного Эйрида отправили в особый тюремный блок. На всякий случай в качестве заложника. Вот там он в окружении двух женщин рос и воспитывался.

Теперь мне понятно, почему парень дрался, как девчонка. Какой пример он видел? Мать и тетя. Женщины, которые любили расчесывать волосы у ребенка. Вот и с волосами всё выяснилось. И походка понятно почему такая. А я-то подумал, что парень из этих. Женоподобных. Ну, ошибся, бывает.

Когда ему стукнуло тринадцать, в его жизни случилось неприятное. Это мягко говоря. Не знаю, что и зачем решили тюремщики (или кто-то из властей приказ отдал), но парня отправили на пытку. Жгли подошвы ног, ногти на ногах вырывали. И он сдал свою мать и тетку, наговорив про них вагон и маленькую тележку компромата.

Их за преступления (которых не было) казнили, а Эйрида, вроде как, пощадили. Но выклеймили на его груди виселицу. А полгода назад ему помогли бежать. Кто это был, Эйрид так и не понял. Одного из этих людей поймали еще при выходе из тюрьмы, а второй о себе не распространялся. Поэтому, кто их послал и с какой целью, Эйрид не знал.

Я-то знал. Побег устроил эрграсс Райчен. Тот самый, чей человек в харчевне пригласил меня к эрграссу в гости в замок. Я-то потом грешил на Эрве, посчитав, что он и был тем таинственным узником, кому устроили побег. Ан, нет. Не Эрве, а вот этот Эйрид.

Человек, спасший парня, пытался вывезти его за пределы Силетии, но недалеко от границы ввязался в драку с каким-то рилийцем и был убит. Эйрид остался один в чужом и незнакомом ему мире. Он же с грудного возраста в тюрьме просидел.

Денег хватило на пару недель, за которые он отлежался на постоялом дворе. Это после того, как попытался вывести со своей груди изображение виселицы. А как клеймо выводят? Только новым клеймом, выжигая полностью ту часть груди, где располагалось старое. То есть сжег себе часть кожи, а потом провалялся две недели в тяжелом ознобе в гостиничной постели.

Теперь изображения виселицы на груди не видно, но любой догадается про сведенное клеймо. Зато все будут считать, что у него была выжжена роза. А это не так страшно, как если бы была видна виселица.

Соверши Эйрид новое преступление, то ему дадут плетей (сильно, но не смертельно), да выжгут новую розу. А с виселицей он даже не за преступление, а за простую провинность легко угодит на эту самую виселицу. Вот и всё объяснение. Да, разумно.

Правда, я вспомнил начало нашего разговора. Эйрида трясло, и он сказал, что за свое воровство его повесят, да еще руки отрубят. Что-то не стыкуется с его словами о том, что он мог получить лишь плетей и новое клеймо. Парень вздохнул и объяснил мне, что он украл не у вилана, а у грасса, а это для рецидивистов явная виселица. А обе руки отрубят за два случая воровства. Второй — это сегодня, пусть он ничего и не успел стащить, но ведь в комнату забрался и за кошельком полез. По одной руке за каждый случай воровства у грасса.

Да-а... теперь мне многое стало понятно.

— А деньги зачем нужны?

— Деньги, — хмыкнул парень, — кому они не нужны? Я здесь работаю только за стол и ночлег, да стол — это то, что недоели посетители, а ночлег — сарай с сеном. До старости мне здесь оставаться? Вот и рискнул, решив забраться в номер к вам. На свою голову.

— И что потом? Когда деньги появились?

— Уходить из Силетии надобно. Я было собрался, когда два тулата взял...

— Украл, — перебил я его.

— Ну, украл. Да, украл! А потом жадность одолела. Решил, что пять золотых лучше, чем два.

— Понятно, — усмехнулся я. — А куда удрать собирался? В Миртерию?

— Нет. Там тоже клеймят, а у меня на груди, только глупый не догадается, что не клеймо. В таретствах то же самое. Еще дальше на восток — там порядки еще жесточе. И в Кортанию нельзя. Не любят они посторонних.

— Ты мог бы сойти за местного. Внешне похож. Твои предки пришли как раз из Кортании.

— Да? — растерянно и несколько отстраненно ответил парень, видимо, он про это и не думал.

— Так куда ты собирался уйти?

— За пролив. Там к северо-западу земля туманов. Людей мало, но это и к лучшему. Шхуны туда плавают, не один я, кто туда поехал бы. А вместе легче обустроиться. На деньги, взятые... украденные у вас, продуктами запасся бы, одежды прикупил...

— А кинжалом себя зачем хотел?

— Если бы меня разоблачили, то снова стали бы пытать, только дольше. Фрейфу интересно знать, кто мне помог бежать, кто еще сообщник. Я не хочу такой боли!

Все ясно, хотя, постой...

— А зачем ты мне, когда я тебя поймал, сказал, что у тебя на груди виселица была? Сам же клеймо затер, чтобы на розу подумали.

— А что мне терять? Так и так виселица меня ждала. Так даже шанс был, что про отрубание рук забудут и сразу повесят. Вот правду и открыл.

Надо признать, логика в рассуждениях парня была. И вообще, плохого в нем я видел все меньше и меньше. Но все равно... В обморок упал, потом чуть ли не истерил. Подумаешь, виселица. Сам я это промыслил и понял, что не совсем прав. А как бы я сам на его месте поступил? Нет, в обморок не упал бы, но вот шок заполучил бы точно. Шок и растерянность. Каково это знать, что тебя через несколько дней отправят на виселицу?

И что мне с ним теперь делать? А что делать? Отпущу, как обещал. Помогать, конечно, не собираюсь. Два тулата заберу обратно. Сам я, чтобы заработать свои деньги, воровством не занимался. Да? Я скривился. Зато продал две фальшивые монеты. Но ведь от безысходности, да и первую монету хозяин харчевни сам захотел приобрести, а вторую отдал солдатам за освобождение Эрве.

От безысходности? А как же Эйрид? Он тоже от безнадеги в жизни. Но отличие все же есть. Парень воровал, а я нет. Зато убивал. А что оставалось делать, когда тебя самого хотят убить? Так ведь и Эйрида, если поймают, то убьют. Да еще и зверски. М-да. Как-то оправдываться мне не очень удается. Получается, что я немногим лучше Эйрида. Или не лучше? Но помогать все равно не собираюсь. С меня хватит. И два тулата прямо сейчас заберу. Если парню нужны деньги, пусть зарабатывает честным путем... Если сможет.

Забрав две монеты, что притащил все еще не верящий в свое спасение Эйрид, я в скверном настроении направился обедать. Даже вина заказал — так было муторно. От всего, что услышал и увидел. Ту же изуродованную грудь у Эйрида. Вначале ему клеймо выжгли, потом он сам себя жег. Я сидел за столом, накачиваясь вином, и трогал себя за левую сторону груди, мрачно представляя картину того, что было с парнем.

Даже контролировать обстановку почти забыл. Впрочем, в зале народа почти и не было. Несколько виланов, мелкий купец с напарником и какой-то мутный тип, что сидел в углу и на меня пялился. Я даже хотел встать и треснуть тому по наглой роже. Да не успел — вино кончилось, ноги отяжелели, и я с трудом поплелся на второй этаж в свою комнату.

Следующие несколько дней прошли обычным порядком. Эйрида я видел всего пару раз и оба раза, завидев меня, парень опускал вниз взгляд, втягивал голову в плечи, и старался быстрее и незаметнее прошмыгнуть мимо меня. Мне тоже смотреть на него не хотелось, и я уже стал задумываться о скорейшем отъезде. Засиделся я здесь. Надо бы купить коня и отправиться на поиски друзей. Хотя в этой части тарграфства по-прежнему было неспокойно, мятеж и его подавление вяло тянулись, не давая победного преимущества ни одной из сторон.

В один из последующих дней, я наконец-то договорился о покупке коня, ближе к вечеру должен был появиться владелец коняшки и тогда я с ним рассчитаюсь, а на следующее утро уже можно будет двигаться в обратную сторону, откуда я сюда пришел.

С хорошим настроением пошел заказывать себе обед. Заказал, сижу, жду, когда приготовят и принесут. По сторонам гляжу. Эта четверка приезжих мне сразу не понравилась. Старший — какой-то наглый и самоуверенный тип. Двое его подчиненных — явные солдаты. А мордочка четвертого мне смутно знакома. Оп-па, точно! Это же тот мутный тип, что на меня все время зыркал, когда я напился после беседы с Эйридом. Точно он! Опять на меня глазеет и что-то шепчет наглому.

Нашептал, а тот с неприятной улыбкой ко мне направляется. Подошел, смотрит. Он на меня, я на него. Он молчит, и я молчу, жду, что же дальше будет. А сам активно из окружающей среды энергию натаскиваю.

Наглый пальцами рук завертел, вначале непонимающе посмотрел на меня, а потом взгляд мужчины стал удивленным.

— Пустой. Ты не ошибся, — усмехнулся мужчина, потом вдруг нахмурился, а затем и вовсе удивился. — Однако! Пытается что-то сделать.

— Я не понял, — отвечаю ему.

Улыбка мужчины становится еще гадливее, а вот глаза ужасно довольные.

— Ублюдок!

Это он мне. Он даже не это слово произнес, а другое, но на русский язык его не перевести, настолько оно грязное. Поэтому пусть будет "ублюдок".

Я удивленно поднимаю брови и собираюсь ему ответить, но мужчина меня опережает.

— Я тебя сам лично посажу голой задницей на раскаленную сковороду. Обещаю, слово даю!

А сам мужчина зло, но одновременно с довольным видом на меня продолжает смотреть. А мне совсем непонятно. Я, конечно, могу всю эту компанию легко прихлопнуть, но чувство осторожности в этот раз пересилило. Я сейчас на враждебной земле и ссориться с представителями власти (а мужик, вероятно, из них) не стоит. Тем более мне завтра в путь.

Поэтому, когда самоуверенный наглец мне скомандовал расстегнуть рубашку, я решил не обострять обстановку. Взял и расстегнул ворот, показав свою грудь. Не иначе, следы клейма искали. Самому мне неприятно, а вот мужика и вовсе кондратий сейчас схватит. Кажется, я понял, в чем дело. Меня за Эйрида приняли, а у того на груди клеймо. Я показал, что на мне клейма и всяких там узоров нет, вот наглого мужика и пришибло. Стоит, глазами хлопает, а потом оборачивается к мутному.

— Ты!..

— Обознался, господин...

— Этот же рыжий, разве не видно?

— Рыжий, — блеет мутный.

— И грудь чистая. Так?

— Но я видел, как он ее постоянно трогал, как будто там что-то чешется. Точь-в-точь, как клеймо. А волосы он мог перекрасить. Светлые на рыжие легко изменить.

Пока старший наезжал на мутного, я подумал, что, пожалуй, стоит и мне вмешаться. В конце концов, грасс я или не грасс?

— Ты благородный? — холодно интересуюсь я у наглого.

Мужик прерывает свою перебранку и с удивление поворачивается в мою сторону.

— Я сын грасса, — высокомерно тот отвечает.

— Значит, не благородный, — спокойно констатирую я. — А раз так, то какое наказание ты должен получить за оскорбление грасса?

Мужик багровеет, но думаю, вовсе не от стыда, а наоборот, от возмущения.

— Я старший дознаватель при тарграссе!

— Кажется, ты дал слово меня посадить задницей на раскаленную сковороду?

— Я обознался, — бросил дознаватель в оправдание.

— Оскорбление грасса... Что за это бывает, знаешь? Хорошая взбучка плетьми, я вижу, тебе не повредит.

Ох, чую, меня что-то стало заносить не туда. Зачем я затеял этот разговор? Сидел бы тихо. Подумаешь, ублюдком назвали. Обознались же. Грасса оскорбили? Какой я грасс? Видать слишком сильно вписался в эту роль, а теперь надо продолжать, раз сглупу попер на этого важного чиновника.

— Мальчишка! — взорвался тем временем дознаватель. — Я сам тебя... В Гатилию! Там ты всё узнаешь! Солдаты, взять его!