На неведомых тропинках 3. По исчезающим следам

Знала, конечно, вот только совместить в голове это знание с явидью никогда даже не пыталась.

— Ну, а до того ее силу сдерживали они, — он погладил гладкий бок столба с буквами инописи и потянул за железную ручку.

Холод коснулся лица. Под потолком зажглись продолговатые отбрасывающие синий свет лампы. У меня перехватило дыхание. Она была там, в метре от выхода, под длинным свисающим сверху крюком. Пара выпотрошенных туш алела у задней стенки почти пустого холодильника. Змея свернулась кольцом на голом полу, вжав голову в хвост, обнимая себя за тело лапами. В воздухе чувствовался едва уловимый травяной запах, я настолько привыкла к нему, что перестала замечать. Иней осел на черной чешуе и вишневом платье, придавая им пепельный оттенок. Никогда за все время знакомства Пашка не казалась такой маленькой и беспомощной. Она просто не могла такой быть, не имела права.

Я упала на колени, больно ударившись о кафель, и попыталась сделать хоть что-то — растормошить, поднять, укрыть торопливо стаскиваемой рубашкой. Пашка была тяжелой и холодной, как отлитая из бронзы скульптура. Мелькнула мысль о том, что Ахмеду надо всего лишь захлопнуть дверь, чтобы избавиться от докуки. Явидь что бы не замерзнуть и не задохнуться впала в спячку. Я такими способностями не обладаю, сон человека на полу морозильной камеры быстро станет вечным.

— Не трогай, — сказал хозяин чайной, — Лично я хотел бы оказаться где-нибудь подальше, когда она очнется. А это будет, — он поднял руку с часами на запястье, — Минут через пятнадцать, максимум полчаса.

— Как ты решился? — я вгляделась в припорошенную инеем змеиную морду, — Она разнесла бы твою шарашку в любом случае. На что рассчитывал? — мужчина остался равнодушным к словам, словно я рассказывала рецепт шаурмы и клялась, что он новый именем бабушки, — Или именно на это? Настолько все надоело?

— Она должна была очнуться очень далеко отсюда, — кончик хвоста явиди чуть дрогнул, и Ахмед отступил в коридор, я встала, — Ее бы забрали завтра, и чайная была бы наименьшей из проблем.

— Кто они? Куда забрать? — я вышла в коридор, в камере, несмотря на распахнутую дверь, было все еще холодно.

— Я отвечу, после того как ты выполнишь свою часть обязательств. Если выполнишь, — в голос вернулись тоскливые нотки, он и сам в это не верил, но решил рискнуть, — Есть разница, кто сольет информацию человек или травитель.

— Им, — я замялась, — нужна только нечисть?

— Мужику бы применение нашли, — он окинул меня равнодушным взглядом, — А с бабами одна морока, овчинка выделки не стоит.

— Ладно, — смирилась я с расплывчатым ответом, — Но как ты узнал? Мы так выделяемся?

— Без понятия, — Ахмед прислушался к гортанному голосу, за дверью кухни Муса отчитывал Алию, за что непонятно, но таким тоном явно не в любви признаются, — Я вас видел, — мужчина достал из кармана очки в темной оправе, на секунду замер, а потом с усмешкой протянул мне, — Артефакт. Сквозь него видна истина, а не то, чем она кажется.

Любопытством страдает не только нечисть. Я надела очки, они были чуть теплыми от прикосновения мужчины, и немного давили на виски. Собралась духом и посмотрела на Ахмеда. Ничего не изменилось. Передо мной все так же стоял худой смуглый мужчина с усталыми равнодушными глазами, разве что лицо стало чуть смазанным, словно стекла были с диоптриями.

— Ничего, — я подняла брови.

— Плохо смотришь, — он поманил меня пальцем, приоткрывая одну из дверей.

В нос ударили запахи готовящейся еды, ушей коснулось бормотание, очень похожее на монотонный речитатив заклинания. Муса колдовал над электрическим казаном. Последнее несколько портило картину, тут был бы уместнее средневековый очаг, гроздья сушившихся специй свисавших с потолка, метла и черный кот тоже бы не помешали. И, тем не менее, ничего особенного очки мне так же не показали.

— Теперь еще раз на меня, — он взялся за ручку.

Но дверь закрыл не Ахмед, не тот Ахмед, что минуту назад открывал ее. Сухощавый смуглый мужчина, лицо которого старело на глазах, как на кадрах кинопленки. Только что ему было около сорока, и вот уже передо мной стоит старик с молодым телом. Борозды времени возникали на его коже из ниоткуда, словно штрихи на рисунке. На смуглых руках проступили пугающие серые пятна, обломанные ногти, желтые белки глаз.

Я попятилась. Граница видения сместилась, и все снова стало обычным, с Морщины и цветные пятна растаяли от тепла обычных потолочных светильников.

— Зеркало там, — указал в сторону общего зала Ахмед, — Хочешь знать, чем стала ты? Хочешь понять, куда идешь?

Я торопливо сняла очки и отдала мужчине. Вряд ли зеркало покажет мне только морщины. Мужчина усмехнулся и убрал оправу обратно в карман. Из холодильника донесся невнятный шорох.

— Надеюсь, ты объяснишь подружке, что без меня вам не видать парня, и можете хоть на изнанку выворачивать, но...

— Вывернем, — прошипел голос.

Секунда и тело хозяина чайной обвил черный мускулистый хвост. Ахмед захрипел. Явидь зашипела, с чешуи тонкими пластинками отходила наледь.

— Пашка, — закричала я, повисая на змее, — Стой! Пожалуйста! Он нам нужен! Он знает, где Мартын!

Она слышала, но ей было все равно. В глазах с двойными зрачками бушевала медная ярость, делая слова бессмысленными. Но я продолжала кричать, а она продолжала "не слышать".

Хрип мужчины перешел в сип.

Я выхватила атам и резанула по чешуйчатому хвосту. Выступила кровь. Явидь в отличие от человека даже не пошатнулась. Сгусток тепла скользнул в руку, заставляя сильнее сжать малахитовую рукоять. Но эффект был, теперь Пашка шипела на меня, не выпуская впрочем Ахмеда из крепких объятий.

— Без него нам не вернуть Мартына, — проговорила я, глядя в оскаленную пасть, и с трудом сдерживая порыв броситься в холодильник и попросить запереть дверь, — Я заключила сделку. Мы помогаем ему, он нам. Но если пасынок тебе не особо нужен, можешь продолжать, — клинок демонстративно вернулся под рубашку.

Пашка закрыла пасть, хвост разжался. Мужчина второй раз за день осел на пол. Шипение перешло в злой рык, чешуйчатое тело сжалось, как пружина и метнулось в сторону.

Не знаю, было ли это необходимостью, как я предпочитаю думать, или она пошла на поводу у ярости. Из той двери, что недавно открывал для меня Ахмед, из кухни соединенной с моечной, вышла Алия. Тихая молчаливая женщина, вряд ли совершившая жизни что-то заслуживающее наказания.

Бросок змеи был точен. Алия даже не успела закричать. Она и пикнуть не успела, когда на нее обрушилось тяжелое нечеловеческое тело, подминая под себя. Брызнула кровь. Трех сантиметровые клыки впились прямо в удивленное лицо, сдирая, искажая и уничтожая черты. Хрустнул нос, лопнул глаз, разорвались и вывернулись губы, обнажая розовые десны, с крупными белоснежными на фоне крови зубами.

В дверях подавился криком Муса, его жирный подбородок затрясся. Повар попятился, что-то с грохотом упало. Пашка подняла окровавленную морду и улыбнулась совершенно безумной даже для нелюдя улыбкой. Тело Алии содрогнулось. Муса взвизгнул и убежал вглубь кухни, то и дело натыкаясь на мебель, задевая и роняя утварь. К двери подкатилась одинокая миска, издавая немелодичное "виу-виу". Аппетитный запах не изменился, тушеные овощи, жареный лук, специи и теплая кровь. Пашка облизнулась.

Через час я без всякого энтузиазма разглядывала целлофановый сверток лежащий на кухонном столе по соседству с широкими кольцами налокотника.

— Прекрати, ты сама все это затеяла — процедила явидь, когда я в очередной раз старательно отвела взгляд от черной пластиковой пленки с телом, лежащим в углу.

Меж зубов нелюди то и дело выскакивал раздвоенный язык, эмоции человека заставляли ее морщится. Ответить было нечего, кроме того, что убийство женщины никак не входило в мои планы.

Хлопнула дверь, и в кухню вошел Ахмед. Значит, порядок в чайной уже навели, пол отмыли от крови, гостям вынесли новую порцию шашлыка и вина, за счет заведения. Повар вопреки ожиданиям не побежал в милицию, крича "караул" на каждом перекрестке, а тихо и мирно напился в кладовке. Как сказал бывший травитель, Муса знал, с какой стороны хлеб намазан маслом, а с какой ядом.

Кольнуло разочарование, что этот жирный трясущийся человек, смелый только супротив женщин жив, а Алия — нет. Такие мысли сами по себе были неправильными. Не мне выбирать кому жить, а кому умирать, основываясь на симпатиях и антипатиях. И тем не менее, я этот выбор сделала.

Мужчина оглядел комнату, не впечатлился и повернулся ко мне:

— Что дальше?

— Нужно собрать артефакт, — я указала на стол с поцарапанной столешницей, под ножку которого была подложена сложенная в несколько слоев картонка.

— Артефакт?

— Доспех ушедших, — явидь подцепила когтем скрепленные между собой кольца, — Действует только в сборке. Учти, заставлять и уговаривать не будем.

Ахмед взялся за пакет и стал с тихим шелестом разматывать целлофан.

— Артефакты ушедших, как правило, благотворительностью не занимаются, — проговорил он, вытаскивая что-то похожее на старую корягу.

— У тебя дети есть? — спросила я.

— Да, — он поднял голову, — Двое.

— Соберешь артефакт, и он вытянет из них силу. Может, жизнь, точнее не скажу, ты не совсем человек, — мужчина медленно моргнул, — Правило коснется не только настоящих потомков, но и будущих.

— Сделай одолжение, откажись от сделки, — змея вернула на лицо безумную улыбку.

— После встречи с песками Простого, когда я лишился силы, не прошло и часа, когда меня вышвырнули из собственного гнезда, — мужчина вернул ей улыбку, впервые в ней не было ни капли равнодушия, лишь предвкушение, — С тех пор здесь прошло семнадцать лет, там почти два. Я больше ни разу не видел своих детей.

Ахмед взялся за корягу и вставил в круглое нутро железных колец. Усохшая до каменного состояния кость глухо стукнулась потемневшую стенку, и... Ничего не произошло.

— Что еще сделать? — надежда в глазах мужчины потухла, — Сплясать танго? Помахать волшебной палочкой? Сказать слова заветные?

— Земля прощай, в добрый путь, — пробормотала я, вспомнив мультик.

— Что ж, неприятно было познакомиться, — Ахмед положил артефакт на стол.

Но перед этим он перехватил руку, на миг коснувшись железной части артефакта обеими. Я сразу вспомнила, как на уроках физики в средней школе Шапокляк (увы, физичка была маленькой щупленькой и носила характерные шляпки), рассказывал об электрической цепи, о ее замыкании, о загорающейся лампочке. Именно это и сделал мужчина, он замкнул магическую цепь.

Через широкие ладони прошла молния. Короткая и ослепляющаяся. Артефакт осветился изнутри, кость на мгновенье обросла плотью, а железо засверкало словно отполированное. Для доспеха время повернулось вспять, и для того, кто его держал тоже.

Ослепительная вспышка, хлопок, запахло горелым пластиком, словно где-то перегорела розетка. Ахмед с куда большей осторожностью и почтением положил артефакт на стол. Внутренность доспеха снова почернела, съежилась, и старой сухой корягой вывалилась на столешницу. Травитель сжал и разжал руки, вокруг пальцев закрутилась едва заметная зеленоватая дымка. Ахмед задрал голову и захохотал. В этом смехе было все: торжество, злость, радость и предвкушение.

Не надо быть нечистью, чтобы увидеть, как изменился хозяин чайной. Он не превратился в старика, которого я видела сквозь стекла очков. Он остался сорокалетним нечеловеком. Но белки глаз пожелтели, как и ногти, а руки покрылись серыми проплешинами трупных пятен.

Ахмед оборвал смех, клацнув удлинившимися клыками. И с наслаждением выдохнул в воздух черную, так похожую на скопище мошек взвесь. Разносчик вернул силу.

— Сделка, — я протянула руку.

— Сделка, — подтвердил он обязательства.

— Где Мартын?

— Не знаю.

Явидь зарычала, когти выскочили из пальцев на сантиметр.

— Но я знаю, где он будет завтра утром.

— Где? — спросила я.

— На охоте.

— Он зимний, если ты не в курсе. Да и боюсь, ему несколько поздновато устраивать первую охоту, так же как вторую и третью, — фыркнула змея.

— Он не будет охотиться, — разносчик болезней размял пальцы, как заправский пианист, — Охотиться будут на него.

— Ахмед... — начала я.

— Мое имя Лихорадный Авис.

— Не ври, — Пашка подняла хвост и ударила им по полу, в стороны брызнула коричнева плитка, — Кто из детей охотится на сородичей?

— Тот, кто охотиться на нас всю жизнь. У летних вырос ветер — охотник.

Утро мы встретили на стежке. Если наложить карты миров друг на друга, то получается где-то чуть западнее Остова, и что там ему соответствовало в нашей тили-мили-тряндии. Край солнца неохотно выползал из-за далекого кажущегося пологим склона.

— Ты уверен? — раз в третий спросила явидь.

— Да, — огрызнулся Авис, — Для дичи охота всегда начиналась отсюда, не думаю, что за прошедший год что-то изменилось.

Мы сидели, стояли, ходили по большой изрытой кочками прогалине. То там, то там торчали редкие кривые деревца, чахлый кустарник робко тянулся по краю поляны, за которой начинался уходящий за горизонт лес. Мы не от кого не прятались. Мы ждали.

Никто больше не говорил об опасности подстерегающей человека на таких мероприятиях. Думаю, травителю было все равно.

— Ветер на первой охоте, — покачала головой Пашка, — Мелких и особо буйных к нему на пушечный выстрел не попустят, чтобы не лишиться в одночасье целого поколения. Так что, можешь бродить сколько влезет. Сам он вряд ли будет размениваться на человека, — она посмотрела на меня с сомнением и обнадеживающе добавила, — Я бы не стала.

Спустя час после рассвета с северной стороны раздалось урчание мотора, а через минуту, сминая кусты и скрипя механическими узлами, на поляну выкатился серый уазик, именуемый гражданами буханкой. Если считать с водителем, который остался за рулем, приехавших было семеро. Шесть мужчин и одна женщина. Сперва из салона выпрыгнули трое в одинаковых желтых жилетах с круглой эмблемой на груди. Светлая паутина на черном фоне.

— Эмиссары хозяина, — пояснил Авис, указав на знак

Троица показавшаяся следом была одета по-разному, и предпочитала держаться подальше и друг от друга и от желтых жилетов.

Первый — очень высокий и мускулистый с лысым черепом и маленькими глазками. Ботар. Вторая — молодая женщина, сразу отошедшая на край поляны. Она вскинула голову к небу, с полных губ сорвался губы беззвучный шепот, и стройную фигурку тут же овеял ветер, взметнувший длинные каштановые волосы. Ведьма.

И третий...

— Март! — крикнула Пашка.

Парень вздохнул, отделился от группы, и быстрым шагом к нам. Судя по хмурому лицу, особой радости от встречи он не испытывал.

— Привет. Вы чего здесь забыли?

— Тебя, — явидь прищурилась глядя на троицу в одинаковых жилетах.

Ход ее мыслей предсказать не трудно. Оглушить или загрызть охрану и уйти, пока целителю предоставили относительную свободу, а не нацепили ошейник с поводком. Хотя, я бы на их месте о наморднике подумала.