— Это всё Ваше? — восхищённо выдохнула Стелла, перебегая глазами с одного полотна на другое.
— Ну, не только моё, — довольный произведённым эффектом, скромно улыбнулся король. — Эту коллекцию начал собирать ещё мой прапрадед, я лишь продолжил его дело. Давай я тебе всё покажу.
Ей нравилось решительно всё, особенно пейзажи. Дядя добродушно смеялся над её детским восторгом; для него, сиальдарца, картины вовсе не были в диковинку. О себе принцесса такого сказать не могла. Безусловно, слово 'картина' и то, что оно обозначало, было ей знакомо, но в лиэнских домах не принято было украшать ими стены, поэтому Стелла, в общем-то, в первый раз видела картину во дворце Маргулая в лесу Шармен.
Девушка не уставала задавать вопросы по поводу сюжетов, мест и лиц, зафиксированных на полотнах, а Наваэль терпеливо и подробно, порой слишком подробно отвечал на них.
В плотном ряду картин Стелла обнаружила пустое место рядом с наивным, незамысловатым по манере исполнения портретом мужчины в горностаевой мантии.
— А это кто? — Принцесса указала на портрет мужчины, дипломатично оставив второй, интересовавший её гораздо больше вопрос, на потом.
— Этот мужчина? — Наваэль на минуту задумался, внимательно рассматривая изображённого на портрете человека. — Кажется... нет, абсолютно точно, это мой прапрадед.
— А здесь раньше тоже висела картина? — наконец задала свой второй вопрос девушка, указав на пустое место. — Тоже портрет?
Король молчал. Принцесса заметила, что он помрачнел и поджал губы. Оказывается, в этом доме тоже есть запретные темы. Но ведь она просто спросила — в этом-то нет ничего плохого!
— Дядя, Вы меня слышите? — Девушка осторожно тронула его за рукав.
— Да, слышу, — сухо ответил Наваэль.
— Так висел здесь портрет или нет?
— Висел. — Ей приходилось вытаскивать из него ответы клещами.
— Чей портрет?
— Темессы.
— Той самой, чей портрет висит у меня в гостиной? — удивилась девушка.
— Как, у тебя в гостиной висит портрет... — Он в замешательстве посмотрел на пустое место на стене. — Но как он там оказался?
— Откуда я знаю! — Ее начинало раздражать его молчание и уклончивые ответы. — Лучше скажите, кто такая эта Темесса и почему ее портрет перевесили? Кому он помешал?
Тяжело вздохнув, Наваэль тихо ответил:
— Просто у нас не принято говорить о ней, это черная страница в нашей истории. Темесса была молодой супругой моего прапрадеда, захотевшего жениться во второй раз, чтобы на склоне лет потешить себя красавицей. По рассказам, Темесса действительно была восхитительна, а прапрадед любил всё прекрасное, — в его голосе звучало осуждение. — Молодая королева оказалась колдуньей; поговаривали, что она раньше срока свела мужа в могилу. Её хотели судить, подвергнуть испытанием огнём, но Темесса превратилась в малиновку и улетела. Мой прадед велел снять её портрет, посчитав, что ему здесь не место.
— А теперь он висит у меня... Но как он там оказался?
Король промолчал.
— А история про колдовство и малиновку — это правда? Люди иногда такое выдумают, уж я-то знаю! И зачем ей было убивать собственного мужа?
— Я склонен считать это правдой, — после продолжительного молчания произнёс Наваэль. — Это ещё не всё. Если смерть моего прапрадеда полна неясностей, то другое преступление доказано. Чего ещё следовало ожидать, женясь на колдунье! Они от природы преисполнены зла и лишены чувств. А она... У Темессы и вовсе не было сердца. За то, что собственный сын посмел проклясть её, приказал не впускать её на сиальдарскую землю, она жестоко отомстила ему. Тот портрет, о котором ты говорила, чудом уцелел после ночи Безара. Все её изображения сожгли, а этот почему-то уцелел.
— А что произошло в ночь Безара?
— В ту ночь молния убила моего прадеда и его жену. Молния при ясном небе. У них было трое детей, так вот, уцелел только один, маленький сын. В ту ночь его просто не было во дворце, а то бы и его, как и сестёр, нашли утром с застывшими от ужаса глазами. Тебе этого достаточно, или и дальше будем ворошить прошлое?
— Прости, я не думала, что это такая больная тема... — Девушка вспомнила женщину с портрета, запах её духов, шелест юбок тяжёлого платья... Что ей было от неё нужно, только лишь предупредить о хитростях Вильэнары? Кто бы мог подумать: такая хорошенькая, молодая — и, не задумываясь, убила пятерых самых близких ей людей
— А что будет с портретом? — робко спросила она.
— Тебя интересует, сожгут ли его? Нет. Уже столько времени прошло, пусть висит себе и ухмыляется.
Наваэль быстро миновал место, где когда-то висел портрет Темессы, и привлёк внимание принцессы к очередному пейзажу, висевшего достаточно далеко для того, чтобы она могла видеть зловещий просвет между стройным рядом рам.
— Стелла, а как ты относишься к опере?
— Не знаю, — пожала плечами Стелла. — В Лиэне опер не ставят, но, думаю, так же, как и к театру, то есть положительно.
— И ты ещё пытаешься убедить меня, что в Лиэне нечего менять? — добродушно рассмеялся Наваэль.
— Ну, не всем же странам быть такими же цивилизованными и блестящими, как Сиальдар! — Это был комплимент, именно так он его и воспринял. — Мне моя страна всё равно больше нравиться, даже со всеми её недостатками, пожалуй, с ними даже ещё больше.
— Стелла, что-то я пока не понимаю, хочешь ли ты сегодня послушать оперу или нет?
— Послушать во дворце?
— Нет, в городе. Я надеялся, что ты составишь мне компанию.
— И правильно надеялись, — рассмеялась принцесса и тут же поджала губки: — Но мне совершенно нечего надеть.
— Нечего надеть? У тебя полным-полно всяких тряпок.
— Великий Амандин, называть мои вещи тряпками! — Она закатила глаза.
— Твои пантомимы — это прекрасно, но, пожалуйста, распредели своё время с умом. — За разговором они незаметно подошли к концу галереи. — У тебя примерно полтора часа на сборы. Ровно в семь я зайду за тобой.
Вечер, проведённый в опере, был чудесен. Запах духов всё ещё окружал её незримым пьянящим облаком, уносил охмелевшую от новых ощущений и выпитого вина Стеллу в неведомые дали.
Девушка, широко раскинув руки, лежала на кровати и с блаженной улыбкой вспоминала мягкое покачивание запряжённой лоснящейся четвёркой кареты, приятный гул в фойе, приторный аромат цветов, духоту нагретого свечами и человеческим дыханием воздуха — и взгляды, взгляды, взгляды... Она купалась в них, даже не оборачиваясь, знала, что ей смотрят вслед, что они подерутся между собой за право поднять нечаянно оброненный ей платок.
Мысли о золотой клетке, Вильэнаре и предстоящем путешествии куда-то испарились, осталось лишь одно восхищение самой собой, своей красотой.
Несмотря на поздний час и усталость, она не спала, даже не разделась, и, не зажигая света, придавалась отвлечённым мечтам о том времени, когда все будут падать перед ней колени, когда все в этом мире будет принадлежать ей, когда от неё никто ничего не будет требовать.
Наконец Стелла села и, что-то мурлыча себе под нос, стала расплетать длинные волосы. Красным золотом они упали ей на спину, защекотали шею. Неторопливо, любовно, принцесса вытащила все шпильки, потом встала, прошла в гардеробную и убрала их в коробочку.
Веки были словно налиты свинцом, руки плохо слушались, но лечь одетой она не могла, поэтому так же медленно, как до этого вынимала шпильки, принцесса вступила в тяжёлый бой с ухищрениями и соблазнительными ловушками своего наряда. Конечно, легче было бы позвать служанку, но, как назло, ещё до отъезда в оперу она отпустила обеих.
Девушка была уже в ночной рубашке и расчёсывала волосы, когда ей послышалось, что в гостиной кто-то ходит. Она замерла и прислушалась: сложно сказать, кажется ей это или нет. Потом шаги, если это были шаги, стихли, и женский голос в отчаянье произнёс: 'Какое предательство! Разве может быть на свете большее предательство!'. Женщина в гостиной разрыдалась.
Забыв на время про сон и усталость, Стелла нашарила ногами мягкие домашние туфли, стараясь не шуметь, встала и, затаив дыхание, подошла к двери. Прислушавшись, она приоткрыла её и выглянула в тёмную гостиную. Глупо, конечно, надеяться, что она что-нибудь здесь разглядит.
— Предательство! — снова всхлипнул в гостиной голос. — За что они так со мной? Я сделала всё — а взамен? Лучше бы мне было этого не делать, если бы я знала!
Когда глаза немного привыкли к темноте, девушка различила на фоне окна силуэт сгорбившейся женщины. Судя по всему, она плакала — плечи подрагивали, руки были прижаты к лицу.
Косой блик от зажженного окна на миг освятил женщину, и Стелла узнала в ней Темессу.
Колдунья оперлась ладонями о подоконник и, чуть подавшись вперёд, с тоской и надеждой посмотрела в окно. Принцесса хорошо видела её профиль — чёткий, правильный с бриллиантами слезинок на щеках. Глядя на неё, не верилось, что она убила собственного сына. Интересно, что она так хотела увидеть? Наверное, она этого так и не увидела — Темесса отошла от окна и, запрокинув голову, прижалась к стене, истерично шепча; 'Опять, опять, опять! Неужели так будет всегда?'. И тут она заметила Стеллу. Зашуршали юбки — Темесса спешила к камину, к своей картине, но принцесса опередила её.
— О каком предательстве Вы говорили? — напрямик спросила она.
— Подслушивать не хорошо! — рассмеялась Темесса. Принцессе показалось, что у неё снова начинается истерика.
— Так какое предательство? То, что Вы убили сына?
Колдунья вздрогнула и отшатнулась от неё. Губы её дрожали.
— Да, убила, — глухо ответила она. — Вы тоже убили бы. Да, я причина его гибели. Они все — животные! — Темесса обвела рукой комнату. — Я воспитала его, отдала ему всё лучшее, а он предал меня. Вы думаете, у меня нет сердца, что я без жалости наслала на них заклятие? Нет, нет и нет! Я ли не любила своих внучек, я ли не желала им добра?! А они, мой сын и его жена... Она поносила моё имя, а он называл меня убийцей — меня! Да будь я убийцей, я всё равно оставалась бы его матерью... Я терпела, я ждала, я верила, я всегда умела терпеть, продолжая любить его, но он предал меня, предал так, как никого до этого не предавали... Это ведь так больно, я не могу! Лучше бы нож в сердце!
Темесса закрыла лицо руками и поспешила скрыться в своей раме.
У Стеллы, как всегда, осталось больше вопросов, чем ответов. В прочем, она уже начинала к этому привыкать и, немного посидев в гостиной, отправилась спать.
ГлаваVIII
Решение было принято — она покидает Розин. Чем быстрее она уедет из Сиальдара, тем скорее все это кончится. Разумеется, тут было так уютно, уже привычно, размерено, но эту размеренность нужно было нарушить. Положа руку на сердце, она боялась, что её уничтожат, грубо, бесцеремонно, без её согласия. Не стоит причинять близким боль.
Как-то после ставшего традиционным чаепития на половине Наваэля принцесса решилась завести разговор о своем отъезде. Она думала, он не захочет отпускать её, попросит задержаться, поэтому заранее придумала ряд контраргументов. Но они не потребовались.
— Можешь уезжать, я не держу тебя, — после недолгого молчания произнес Наваэль.
— Я оставлю Ферсидара здесь, хорошо? — У неё отлегло от сердца. Она не думала, что это дастся ей так легко, что она так быстро сможет убедить его отпустить её.
— Лучше возьми его с собой.
— Зачем? — удивилась девушка.
— Во-первых, лишняя лошадь никогда не помешает, а, во-вторых, он сможет тебе пригодиться по ту сторону границы. В Скаллинаре, да и в Грандве ценят хороших лошадей; тот, кто владеет таким сокровищем, как твой Ферсидар, желанный гость в их домах.
— Хорошо, — согласилась Стелла, — я возьму его.
— Я позабочусь о том, чтобы у тебя было всё необходимое. — Король встал и направился к двери своего кабинета. — Если хочешь, я напишу письмо Их грандванским величествам...
— Не стоит, — остановила его Стелла. — Никакого протокола!
— Ты на счёт официальных проводов? — улыбнулся он. — Не бойся, в этот раз я отступлю от общепринятых норм. Сделаем вид, что ты наносила частный визит. А пару сопроводительных писем я всё-таки напишу.
— Зачем? Я прекрасно обойдусь и без них.
— Я же не заставляю тебя предъявлять их, просто возьми на всякий случай, — рассмеялся Наваэль.
— Хорошо, возьму, если это тебя успокоит.
— Меня успокоило бы, если бы ты осталась в Розине, но у тебя своя голова на плечах, и, надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Письма тебе пригодятся — не будет проблем на границе. Ты сама убедишься, что путешествовать со статусом гораздо удобнее и безопаснее.
Этот разговор состоялся в среду, а субботнее утро стало последним, которое Стелла встречала в сиальдарской столице.
Наваэль, ради неё вставший раньше обыкновенного, щурясь от падавшего ему прямо в глаза недавно взошедшего солнца, наблюдал за тем, как племянница, уже в своём походном, по его мнению, неприличном для девушки её круга костюме поправляла седельные сумки.
Маран Остекзан держал под уздцы Лайнес, каждую минуту готовый к услугам — Стелла настояла на том, чтобы он поехал проводить её.
Сонный конюх стоя дремал с поводом Ферсидара в руках. Его сонному сознанию было невдомёк, зачем господам потребовалось ехать куда-то так рано. В прочем, его дело маленькое — оседлать лошадей и, если требуется, помочь сесть в седло. А так пусть ездят куда хотят и когда хотят!
— А ты ранняя птичка! — Наваэль сам помог племяннице сесть в седло.
— Просто утром народу на улицах меньше, да и Вы, прости, ты, еще не обременен делами, — улыбнулась она.
Скромная процессия тронулась. Заскрипели ворота, двое сонных часовых, тяжело дыша от прилагаемых усилий, опустили подъёмный мост.
Город спал; копыта лошадей бередили тишину улиц. Молчали: принцесса — потому что боялась расплакаться, остальные — потому что молчала она.
Наконец выехали за город. Остановились. Стелла спешилась и обернулась — что ж, пора прощаться.
— Счастливого пути, племянница! — Король тяжело вздохнул. — Пусть боги, в которых ты веришь, помогут тебе.
— Спасибо за гостеприимство, — выдавила из себя девушка. Как же это тяжело, лучше вообще не привязываться к людям!
— Надеюсь, не в последний раз видимся. Вот, возьми. — Наваэль снял с руки перстень и протянул ей. — На обратном пути, — он запнулся, — на обратном пути, пожалуйста, загляни в Розин или, по крайней мере, пришли о себе весточку. Мне ведь не безразлична твоя судьба.
— Не беспокойся, я обязательно дам о себе знать. И этого обещания, — принцесса улыбнулась краешками губ, — я не нарушу.
— Искренне надеюсь на это!
— А теперь, может быть, ты мне объяснишь, зачем мне перстень?
— Просто перстень с моим гербом, — пожал плечами король.
— Ваша личная печать? Нет, я не возьму!
— Бери, бери! Это самое верное доказательство твоего происхождения. Бумаги и рекомендательные письма не все читают, зато все отлично знают, что означает перстень с лебединой головой. У меня есть ещё одна печать, так что ничего страшного не произойдет, если ты отдашь его через пару месяцев.
