Кукла Советника

— Не успели. Сибилл сжег.

— И хорошо, — потерла я горящую пятую точку. — Ворона цела?

— Что с ней будет... Цела, ее же почти за лигу от мантикоры нашли. Я еле Сибилла из-за метели дозвался. Как ты убила зверя?

— С помощью флера заставила остановиться... А потом... Потом...

Пережитый ужас снова взял за горло. Почти два месяца я не вспоминала о том дне, гнала его от себя, а сейчас... Сейчас затрясло. И Тим снова успокаивал меня, и кошка обеспокоенно урчала в ухо.

— Все... Все, маленькая...

В дверь постучали.

— Да? — раздраженно поднял голову Тимар.

Я спрятала зареванное лицо у него на груди.

— Господин граф проснулся, вас зовет...

— Я быстро,— разжал кольцо моих рук Тимар. — По крайней мере, постараюсь.

— Господин, — присела в книксене служанка, — граф требует госпожу Лауру...

— Меня? Зачем?

— Не знаю, госпожа...

— Ты со мной сходишь? — взяла я брата за руку.

— Конечно. Только умойся.

Спальня графа была практически спартанской — только узкая, даже без балдахина, кровать, медвежья шкура на полу перед ней и волчья у камина, стол, стул, шкаф. Все. Тщательно оштукатуренные стены не украшали ни картины, ни гобелены. Единственная дорогая вещь — тускло горящий днем магический светильник. Единственное яркое пятно — Галия в лиловом платье. Тимар, перехватив ее ненавидящий взгляд, задвинул меня за спину.

— Лира... — Донесся тихий голос Йарры. — Она здесь?

Тим кивнул мне.

— Я здесь, господин.

— Подойди.

Я пересекла солнечный коридор, льющийся из окна.

Граф тяжело вздохнул, завозился.

— Помоги сесть, — буркнул он Галии.

Девушка поправила подушки, сползшее одеяло, но Йарра в раздражении отбросил его, открыв костлявую грудь, перевязанную бинтами. Я поклонилась, стоя в двух шагах от кровати. Подняла голову, перехватила тяжелый взгляд и опустила глаза.

— Стань прямо. Что-нибудь болит?

— Да, — ляпнула я, едва не потерев горящие после ремня ягодицы. — То есть, уже нет.

— Да или нет?

— Нет, господин...

Граф разглядывал меня холодными голубыми глазами, будто видел впервые. И я особенно остро почувствовала, что сегодня не расчесывалась, что блуза мятая, а сапоги и штаны покрыты жесткой шерстью пантеры, с удовольствием валявшейся на моих вещах.

Пауза затягивалась. Я спрятала руки, сцепив их за спиной, и, как учил Тим, уставилась на переносицу Йарры. Глаза у графа светлые, радужка бледно-голубая, как тонкий лед. Только, оказывается, и лед умеет жечь.

— Сколько тебе лет, напомни?

— Летом будет одиннадцать.

— Хорошо.

Йарра не то скривился, не то улыбнулся — я еще не умела различать его эмоции.

— Ладно, иди, — махнул он рукой.

Я попятилась к двери. И это все, зачем меня звали?

— И да, Тимар, я не припомню, чтобы приглашал тебя, — голос графа приобрел металлический оттенок.

— Простите, господин, — ровно ответил Тим. — Лира совсем недавно сняла бинты, и, хоть и бегает как жеребенок, я за нее волнуюсь.

— Покажи ее Сибиллу, скажешь, я велел осмотреть. Зайдешь вечером.

— Да, господин, — поклонился брат.

— Не хочу к магу, — уперлась я, едва мы вышли из спальни. — Он противный!

— А я не хочу, чтобы ты к графу одна ходила, только здесь от наших хотелок ничего не зависит.

Угу, его воля — Тим бы меня под колпаком держал. Толстые такие, прочные — ими накрывали южные цветы в оранжерее.

— Да ну, не съест же он меня. Он хороший, — уверенно заявила я, уже забыв, как собиралась скормить хорошего графа мантикоре.

Сибилл ожидаемо подтвердил, что я здорова, и Тимар, на радостях, наверное, 'обрадовал' меня утренней тренировкой. А то, мол, совсем мышцы атрофировались. Что такое 'атрофировались' я уже знала. И недовольно надулась — враки!

Спать сегодня я решила лечь пораньше — снова получить холодный душ из кувшина совсем не хотелось. Но едва задремала, как меня растолкал Тим.

— Мелкая, представляешь — ты угадала!

— М-м-м? — протянула я, протирая глаза.

— В шахте был не уголь!

— А что?

— Алмазы!

Позже, частью выспросив у Тима, частью у самого графа — мы с ним подружились! — я узнала, что солдаты, с Йаррой во главе, проникнув в шахту, долго спускались вниз по штреку, а на восьмом горизонте обнаружили пещеру, похожую на амфитеатр — такие часто встречаются в подземельях Меота. Вот только там алмазы выбрали еще эльвы, а тут, под Черной Глыбой, всего в тридцати лигах от границы графства, камней было чуть ли не столько же, сколько вмещающих пород — помню, Йарра рассказывал о них, а у самого татуировки Высокого Лорда горели, даже рубашка на груди тлеть начала.

— Ваше Сиятельство?

— Можно просто 'господин', Лира, — отхлебнул вина граф.

— Господин, а мантикора? Откуда она взялась?

— Когда сработала охранка в шахте, мы ушли телепортом, но, вместо замка, нас перебросило на болото... Прямо к охотящемуся зверю. — Йарра помолчал, выстукивая кубком дробь. — Второй телепорт не взял моих людей, но засосал мантикору. ...Лес, — пояснил граф.

— Лес... — эхом протянула я.

Князю об алмазах, само собой, не доложили.

Едва узнав о проникновении посторонних в Долину Трех Гор, Дойер взорвал шахту — вместе с охранниками и прикованными рабами, а для Его Светлости сочинил историю, мол, людей заели волкодлаки, вышедшие из Леса, и взрыв оказался единственной возможностью уничтожить тварей.

Йарра тоже не стал делиться с князем своей находкой, удовлетворившись тем, что шахту опечатали; следующие несколько лет он всеми правдами и неправдами пытался выкупить Долину у короны. Именно, что пытался — мешал Дойер, основной конкурент Йарры за влияние на князя. Как и наш граф, он входил в Совет Четырех, где был Первым, что значит, отвечал за армию. Йарра руководил военным флотом, Третий Советник, Карильо, управлял торговлей, сбором налогов и контрибуций с Лизарии и Архипелагов, а Четвертый, Ремайн, занимался дипломатией.

Третий с Четвертым примыкали то к Дойеру, то к Йарре — в зависимости от собственной выгоды, иногда воздерживались, наблюдая, как грызутся армейцы, и, все вместе, весь Совет, были призваны ограничивать княжескую власть.

Другое дело, что Его Светлость давно держал Совет на коротком поводке — но говорить об этом было не принято.

-...Тим?

— Да? — высунулся из-за ширмы брат.

— А Его Сиятельство смог набрать камней? Хоть немного?

Тимар напустил на себя невозможно таинственный вид и кивнул, прижав палец к губам. Можно подумать, я бы сама не догадалась, что о таких вещах болтать не стоит.

Алмазы — не просто камешки, которые можно огранить в сияющую драгоценность, но самые лучшие, после Кристаллов, конечно, накопители силы. Сырую магию, разлитую в мире, могут безопасно для себя брать из потоков только редкие Одаренные, заключенная же в накопители, она становится доступна обычным людям.

Накопитель, теоретически, может быть любым — хоть щебень, хоть сковородка, но много силы в них не загнать. Так, на два-три заклинания, не больше. Лучше всего сырую магию держат и сохраняют драгоценные камни, и бриллианты здесь вне конкуренции. Рубины, изумруды, топазы красивы, но сила разрушает их за считанные годы. Сначала в камне появляется трещинка, через которую магия возвращается в поток. Трещина растет, расширяется, углубляется, и одним прекрасным утром вместо рубина в кулоне вы обнаружите в шкатулке горстку разноцветной пыли. Бриллианты же держат силу десятилетиями, некоторые, самые крупные, вроде того, что добыл Йарра, могут сами подзаряжаться от потоков, именно поэтому они так ценны... И так редки. И так дороги.

Кто в здравом уме отдаст такое сокровище нашему князю?

23

— Плохо. Ты есть очень плохой ученица! Очень глупый! Очень непонятливый!

Прошло много лет, но эти крики все еще стоят у меня в ушах, и, порой, мне снится поза почтения, мокрое пятно, расплывающееся по груди, холодящие спину капли с волос и осколки фарфоровой чашки в пыли двора.

— Я учить сто семьдесят учеников! Я учить сорок лет! Я никогда не учить такой глупый обезьяна!

Сам ты макака старая.

— Что ты сказать?

Бах!

Я закусила губу, чтобы не зашипеть, когда бамбуковая палка опустилась на спину.

— Я молчала, Учитель!

— Ты лгать!

Шлеп!

Терплю. Молчу. Пытаюсь дышать. Я обязательно научусь всему, что ты сможешь мне дать, а потом засуну эту палку тебе в задницу.

— Встать!

Я поспешно вскочила.

— Я показывать еще раз! Смотреть на меня и повторять! Левая нога вбок на три стопы! Носки должны быть одна линия, стопа две линии не пересекаться!

Три стопы, полторы ширины плеч. Эта брыгова поза верхового набила мне не просто оскомину, а кособочила физиономию при одном упоминании о ней. Носки на одной линии, стопы параллельны.

— Колени в сторона, спина ровно!

Я развела колени в стороны и присела, держа спину прямо. Таз вперед, центр тяжести точно между ногами, бедра и голени согнуты под прямым углом.

— Руки поднять и согнуть, пальцы — так!

Плечи сразу же налились тяжестью, стоило вытянуть руки, уперев ладони в невидимую стену. Я на Брыга похожа, пришла крамольная мысль. Брыг-Озорник точно так же сидит в часовне, ожидания подношений.

Бах!

— Ты не здесь! Ты думать о другом! Ты не должен думать, ты нужен повторять!

И когда только палку успел поднять...

— Ты смотреть вперед! Дышать медленно, шея мягкий!

На райанском это означало сосредоточиться, глядя перед собой, в идеале — на линию горизонта. Где только ее взять внутри замковых стен... Шея и торс расслаблены, ноги напряжены. Дыхание начинается где-то в диафрагме, воздух с шумом выходит сквозь сжатые зубы.

— Ты стоять, пока тень не быть здесь! Ты искать покой!

Учитель Рох воткнул палку в песок, кончиком туфли прочертив линию в четырех пальцах от упавшей тени. Больше двадцати минут. Чтоб тебя Темные в кипящей смоле искупали...

— Если ты бить чашка, ты начинать опять!

Интересно, сколько у него этих проклятых чашек, а? За последние месяцы я расколотила больше двух дюжин. Тончайший фарфор, трескающийся, если неловко сжать — он же бешеных денег стоит. Неужели граф и за это платит?

Учитель Рох появился в замке год назад, прошел телепортом, открытым Йаррой. Несколько дней осматривался, доводя до белого каления Тимара, кастеляншу и поваров: матрас жесткий, белье воняет, библиотека бедная, еда несъедобная, а чиар — помои. Потом присматривался ко мне, незаметно возникая то за спиной, когда я по уши зарывалась в учебники, то в деннике, когда я чистила Ворону, то в зверинце, когда я оттачивала флер.

Вечером меня вызвал Йарра.

В кабинет я поднималась сама, без Тима. Граф ясно дал понять брату, что если он вызывает меня, то, значит, должна прийти ТОЛЬКО я, а не я и компания. Первое время я стеснялась и волновалась, потом привыкла. Граф расспрашивал меня о здоровье, об учебе, о тренировках, всего ли хватает. Иногда проверял — подсовывая задачи и устраивая опросы по географии и истории. Иногда мы просто разговаривали на лизарийском, перескакивая с темы на тему.

Однажды граф спросил меня о Джайре.

— Он тебя изнасиловал?

— Нет, — замотала головой я, заливаясь краской.

— А Стефан?

— Нет...

— Можешь идти.

Это была очень короткая аудиенция.

А потом появился островитянин.

Войдя в кабинет, я поклонилась графу и этому странному старику с желтоватой кожей, седыми волосами, заплетенными в длинную косу, и редкими кошачьими усами.

— Лаура, — Лирой он называл меня лишь наедине, — познакомься с господином Рохом. Он твой новый учитель.

— А Тимар? — вырвалось у меня.

— Тимар дал тебе все, что мог, время двигаться дальше. Не разочаруй господина Роха. И меня.

В первый же день учитель заставил меня встать в позу, напоминающую плие танцовщиц, и прочитал лекцию о том, как она полезна для концентрации внутренней энергии и оздоровления организма. Не знаю, что там с энергией, но такой изжоги у меня еще ни разу не было.

Собственно, 'всадником' моя учеба у Роха и ограничилась. А еще медитациями — не поверите, но я должна была расслабляться, согнувшись в три погибели в позе верхового, и, как перевел островную тарабарщину Тим, 'чувствовать воду, быть ее гладью, дышать, как океан, и искать свой остров покоя — место, где мне будет хорошо'. Учитель заявил, что пока я не достигну его, другие занятия бессмысленны.

И, как вишенку на торт, водрузил мне на голову фарфоровую пиалу с водой — наверное, чтобы лучше притворялась океаном. Пиала, видимо, символизировала остров.

А за каждую разбитую чашку — бамбуковой палкой по спине. Не больно, но очень, очень обидно.

— Да кто он вообще такой? — вызверилась я после первого урока.

Руки и ноги нещадно болели, где-то в желудке екал воздух. Тимар сочувствующе разминал мне плечи и запястья, я поскуливала, опустив голени в холодную воду.

— Господин Рох с Острова Сладкой Росы, последователь Тайных Искусств...

— Искусник, что ли? — перебила я, вытаращив глаза.

— Ага. Он основал три боевых школы, которыми сейчас руководят его сыновья. Сам он уже давно не преподает, хотя желающие есть, и их много.

— А для меня, значит, исключение сделал? — фыркнула я.

Искусник, надо же. О них легенды ходили, не хуже, чем о драконах и Храмовницах. Только, в отличие от последних, искусники были обычными людьми, научившимися управлять своим телом. В философские дебри о внутренней энергии и совершенствовании духа я не вникала, слишком уж эфемерными казались эти материи, но то, что один искусник стоит в бою пятидесяти человек — знала. Искусник, как кошка, может спрыгнуть с крыши замка — и не разбиться, может часами сидеть под водой, а стрелы и копья просто не попадают в него, потому что он в разы быстрее.

— Исключение в три брильянтовых накопителя и твой вес в золоте, — хмыкнул Тим.

Я только рот открыла.

Это, безусловно, льстило. Целый Искусник — для одной меня! На второй урок я не шла — летела, ожидая, что буквально завтра, ну ладно, через месяц, стану великим воином, ведь для Искусств не важны рост и сила.

Угу, как же. На плацу меня ждал Учитель Рох, попивающий какой-то богомерзкий терпкий напиток, бамбуковая палка, воткнутая в землю, и линия, прочерченная в пыли носком полотняной туфли.

— Ты учиться концентрация! Ты стоять всадником пока тень не падать сюда!

— Наставник, — поклонилась я, — но ведь солнца нет...

Бах!

Выдернутая палка с оттягом опустилась на ягодицы.

— Ты молчать, пока я говорить!

Из окна библиотеки сочувствующе смотрел Тимар.

Тень от палки ползла со скоростью хромого муравья. Я честно пыталась расслабить шею, но уже чувствовала, как пляшет вода в фарфоровой плошке. Даже пальцы начали дрожать.

Солнцепек...

Капля пота сползает откуда-то из-под виска и медленно течет по щеке, раздражая и без того воспаленную кожу.

Я смогу. Смогу.

Уголек, везде ходившая за мной хвостом, сидит в тени рядом с Учителем. Предательница.

Воздух медленно проходит сквозь зубы.