Практика на Лысой горе

— Да, как вы смеете! — неожиданно прошипела она почище гадюки и рванулась к Цимбалисту. Тот только охнул, слабо отбиваясь от разъярённой злыдни.

— Право, панночка, вы часом головой не ударились?

Однако оторвать хрупкие на вид пальчики с острейшими ногтями — задача ещё та. И справиться с ней у Цимбалиста не выходило.

— Кобели старые, — тем временем прошипела Ткачук, — совсем подурели, молодых девчонок хватать?

Она метнула яростный взгляд в Чугайстрина, и он не нашёл подходящего ответа. Цимбалист безуспешно отцеплял злыдню от себя.

— Панночка, ну, возьмите себя в руки, в конце концов! Ничего ваших девочкам не будет.

Ткачук прищурилась, глаза вспыхнули пупурным светом. Вий-Совякий сделал большой глоток, с вниманием следя за развитием событий. Вмешиваться не имело смысла, а вот насладиться происходящим — ох, как душе приятно.

— Знаю я ваше ничего! — Ткачук встряхнула Цимбалиста, тот деланно поднял руки, мол, сдаюсь.

 Панночка, вы, кстати, хоть и преподаватель, но вламываться в кабинет ректора как-то невежливо, — заметил он и резко смолк. До всех, кажется, только сейчас дошло, что Вий-Совяцкий даже не попытался выставить незваную гостью.

— Что? — невинно уточнил он, звонко поколотив ложкой в чашке, словно устраивая специальное музыкальное сопровождение.

— Павлу-у-у-уша, — нехорошо прищурившись, протянул Чугайстрин.

— Не то чтобы я в восторге от этого, — медленно протянул Цимбалист, — но ещё чуть-чуть, и я соглашусь с паном чугайстром.

Вий-Совяцкий не отреагировал, потом посмотрел на Ткачук:

— Александра Евгеньевна, будьте любезны, голубушка, записываться у секретаря. Здоровью наших учеников ничего не грозит.

Ткачук упёрла руки в бока, словно собиралась высказать как можно больше, однако Вий-Совяцкий неожиданно подался вперёд. В комнате резко похолодало. Ткачук нахмурилась.

— Александра Евгеньевна, пред мои очи появитесь завтра. Желательно с объяснительной. Там и потолкуем, — его голос звучал размеренно и... страшно. — Прошу нас покинуть.

Она что-то хотела сказать, потом ещё раз глянула на Цимбалиста и Чугайстрина, скрипнула зубами и вылетела из комнаты.

На некоторое время воцарилась тишина. Бесенька, прижав уши, осторожно уполз под кровать. Наконец Чугайстрин шумно вздохнул и медленно произнёс:

— Это... то, о чём я думаю?

Вий-Совяцкий нехорошо на него посмотрел:

— Гр-р-риша, даже не начинай.

* * *

— Вот это да-а-а, — восхищенно выдохнула я, разглядывая огромную пещеру, в которой громоздились сундуки и ящики. Почти от каждого шёл мощнейший магический фон. Артефакты, не иначе же! Мягкий зеленоватый свет заполнял собой всё вокруг, позволяя разглядеть любой предмет в деталях: вон там, в самом углу — огромная печь, кажется, такая же, как в доме Богдана. А возле меня в каменном углублении бартки, перевязанные яркими лентами. Чуть дальше, на вбитых в стену крючочках висели венки с радужной аурой. Слева, в каменном углублении... свистульки. Да, с виду обычные и глиняные, только дунешь в такую — разлетится песня надежды на несколько километров; люди заулыбаются, работа пойдёт на лад — станет одним хорошим днём больше. А вот внизу стояли тёмно-коричневые куманцы с вином жизни. А дальше...

Я, едва ли не разинув рот, рассматривала сокровища. Вот это да! Откуда ж столько всего здесь. И стоим же в самом начале, потому что всё тело аж гудит от магии. Правда, при этом приятно, спокойно, словно так и должно быть. Дорогу, которой меня сюда привёл Богдан, я запомнила смутно, всё под ноги смотрела. И даже пару раз выругалась, но он упёрто тянул меня к пещере.

— Ну, как? — поинтересовался он, осторожно положив мне руки на плечи: — Нравится мольфарская сокровищница?

— Ага-а-а, — растерянно протянула я. — Это ж кто сюда всю эту красоту принёс?

От его прикосновений стало как-то уютно и тепло, хотелось замурчать довольной кошкой. Резко себя одёрнула и чуть нахмурилась. Что это ещё за мысли?

— Да, не один уж год... приносят, — выдохнул Богдан. И вышло это как-то грустно и больно. — На то и сокровищница. Есть что охранять, да... некому.

— Да? — я изумлённо вздёрнула бровь. — А что ж так?

Он не ответил, убрал руки, вмиг стало холодно и как-то одиноко. Я отбросила глупое ощущение и обернулась. Богдан открыл резной деревянный сундук и деловито там порылся. Я осторожно подошла ближе, пытаясь заглянуть через плечо. Ух, ты! Музыкальные инструменты! Кобза, несколько тоненьких трещоток, вытянутая басоля, козацкие сурмы, бубны, дервянные ложки, тарелочки, звоночки... Обалдеть просто!

Богдан вынул аккуратную сопилочку, разрисованную изумрудными листочками и протянул мне:

— На, сыграй.

Руки потянулись сами, однако стоило прикоснуться, как проснулось осознание: как сыграть-то? Никогда не учили, да и в школу музыкальную тоже не водили. Пальцы замерли. Он чуть нахмурился:

— Что-то не так?

— Ну-у-у, — я замялась, — и швец, и жнец, и на дуде игрец — это совсем не про меня. Не умею, короче говоря.

Богдан только покачал головой и улыбнулся:

— Не страшно, она волшебная. — И аккуратно вложил сопилку в мою руку. — Смелее.

Я только плечами пожала. Мужики — они, конечно, странные. А ещё нас укоряют. Ладно, хочет музыки — будет ему музыка. Поднесла сопилку к губам и дунула. Однако вместо ожидаемого жалобного звука, вдруг полилась нежная мелодия. Пальцы сами легли на отверстия, начиная наигрывать, добавляя красок и насыщенного звучания. Миг — выцвевшие краски на печи в углу вдруг вспыхнули алым, жёлтым и золотистым. Будто они давно спали, а мелодия их разбудила. Один за одним начали распускаться цветы на стенах: маки, розы, ромашки, васильки и барвинок. Артефакты заискрили, вспыхнули миллионами огней, будто грани алмазов под солнечными лучами.

Я широко раскрыла глаза, но не могла прекратить игру. Мелодия разливалась всё шире и громче; тело вдруг наполнило ощущение невероятной силы, хотелось прыгать и хохотать во весь голос. Краем глаза заметила, что Богдан улыбается. Потом он быстро подошёл ко мне и вдруг мягко поцеловал в щеку.

— Девочка моя...

— Гуцол! Динка, Динка!

Меня вдруг отчаянно затрясли, и хуже того — защекотали.

— Динка, дидько тебя за пятку! Вставай, ленивая бурёнка, опоздаем же! — Голос взвинеченной Багрищенко заставил раскрыть глаза и уставиться в потолок. Осознание всего окружающего приходило медленно.

— Тань...

Багрищенко прекратила панику и выжидающе посмотрела на меня:

— Ну?

— Мне срочно нужна сопилка. Лучше сейчас.

Танька рухнула на кровать, провела ладонью по лицу и мрачно выдала:

— Мде. Моя староста сошла с ума, — вздох, — какая досада.

Глава 6. По злыдневу следу

Мда. Ну, как это теперь понимать? А главное — как дальше работать?

Я мрачно рассматривал своё отражение в созданном из водных капель зеркале. Кирилл старался не ржать, но ничего не выходило.

— Это что такое? — мрачно спросил я.

Кирилл подавил очередной смешок, рвущийся наружу, и только покачал головой:

— Ну и угораздило тебя. Я, конечно, такое слышал, но воочию видеть не приходилось. Удружил прыстрасник.

Пихнув его в бок, молча махнул рукой, и зеркало рассыпалось водяной пылью. В принципе, ничего страшного. Как был, так и остался. Подумаешь, черты лица стали мужественнее, волосы длиннее, неизвестно откуда вырисовалась такая мускулатура, что мачо с экранов удавятся от зависти. Внешность и внешность. Не совсем модельная, но что-то рядом. И выражение в глазах такое... хочу всё, что движется. Оно, конечно, не так плохо, но работать в университет не ходят с явными следами оргии, кхм, в ауре. А в ней вместо привычного изумрудно-зелёного цвета так и полыхали рубиновые нити энергии прыстрасника. Это ж Вий-Совяцкий как увидит, так в обморок рухнет.

— Всё, Чугайстрин, — похлопал меня по плечу Кирилл, — теперь от тебя ни одна барышня не сбежит.

Я задумчиво уставился на валявшийся под ногами посох:

— Только ли барышня? Знаешь, это у западных народов имеется трудовое разделение: суккубы и инкубы. А наши работают на любом поле деятельности, знаешь ли.

Кирилл мигом посерьёзнел:

— Бесполезно, на меня прыстрасничьи флюиды не действуют.

Я хмыкнул:

— Это мы посмотрим. Кстати, сам-то как? Сильно тебя приложило?

Кирилл неуверенно потёр плечо и чуть поморщился. Потом дошёл до поваленного прямо на берегу озера дерева и уселся на него.

— Не очень, — тихо произнёс он, — просто озверел, когда сообразил, что ему влюблённый попался. Занятые душу и сердце не выпьешь никак. Вот он и взбесился.

Я плюхнулся рядом и зябко передёрнул плечами. Холодает, однако. Надо либо топать в дом, либо придумать, где можно ещё устроить... членовредительство. А ещё бы неплохо разобраться с посохом: что за артефакт и чем грозит его применение.

Кирилл нахмурился и с самым невозмутимым выражением лица отсел подальше.

— Да ладно тебе... — начал было я, но он резко поднял руку, призывая к молчанию. Пришлось тут же насторожиться, а то за болтовней опять не заметим, как к нам подкрадывается какая-то пакость.

— Знаешь, — тихо произнёс он. — Чем больше я смотрю на эту штуку, тем яснее понимаю, что это не только мольфарский посох.

Я нахмурился:

— Да ну... Как бы я им овладел, если б он был иным?

Кирилл не стал спорить, но такое объяснение его явно не устраивало. Видно было, хотел потянуться к нему, но раздумал. Потом тяжко вздохнул:

— Ты как про инкубов с суккубами сказал, так вдруг пришла мысль... Бредовая, конечно, но...

— Какая? — насторожился я и тут же предупредил: — Будешь таинственно молчать — макну в озеро.

— Зачем это? — оторопел он.

— Таинственность смыть, — с каменным лицом сообщил я. — Выкладывай.

Кирилла моё заявление однозначно не порадовало, он скривился, словно съел лимон, однако всё же произнёс:

— Следы злыдня.

Я молча ожидал разъяснений, однако Кирилл словно ушёл в себя. Пришлось даже тронуть за плечо. Он вздрогнул, будто глубоко задумался.

— Так вот, — тихо продолжил, не глядя на меня, — понимаешь, они не чистые. Они будто к чему-то подвязаны.

Такая идея мне совсем не понравилась. Злыдневская сущность — вещица коварная. Может пакостить не только основываясь на своей магии, но и высасывать энергетику из других. Например, наложит опытный злыдень заклятье на юную ведьму и может тянуть с неё силы. И если только более грамотный товарищ не поможет ей — недалеко и до беды. Самое мерзкое, что никто кроме злыдней такими возможностями не владеет.

— Это плохо, — резюмировал я, прикрывая глаза и пытаясь сосредоточиться. Тишина, ничего. Только ветер шумел в кронах деревьев. На миг накатила паника: вдруг, ударив злыдня заклятием, я растратил огромную силу и теперь ждать восстановления долго и нудно?

— Да не так, — неожиданно раздражённо бросил Кирилл и ухватил меня за запястье. Мышцы вдруг скрутило, я охнул, по телу вмиг разлился жар. Перед глазами полыхнул ослепительный свет, голова пошла кругом.

— Дыши глубже, мольфар, — сквозь гудение в ушах донёсся голос Громова, — тоже мне... преподаватель.

Надо бы обидеться, но я только разозлился. Сила, хлынувшая из Громова, была явно приобретённой где-то на стороне. Не может мольфар его возраста иметь такой огромный потенциал. Глубоко вздохнул, кое-как удалось вернуть прежнее состояние. Глаза Кирилла на миг вспыхнули пурпуром, казалось, ещё секунда — и полетят в разные стороны молнии. Стоп. Пурпур, это же...

— Смотри, — шепнул он, не давая ничего спросить.

Глянув на поляну, я заметил черную, струящуюся, словно жидкая тьма, тонкую линию. Она убегала куда-то во тьму. Злыднев след, мать его. Но поразило не это: от посоха, лежавшего незаметной деревяшкой у моих ног, тянулась перламутровая линия. Почти прикасалась к злыдневской и так же исчезала во тьме.

— Вот тебе и раз, — хмыкнул он.

— Бред какой-то выходит, — нахмурился я, осторожно освобождая руку от его захвата. — Злыдень и мольфарский артефакт связаны?

— Угу-у-у, — протянул Кирилл, медленно поднимаясь с бревна. — Так ещё и имеют общий источник подпитки силы.

— Не слабый источник, — заметил я, нахмурившись. — Ты тут столько пробыл и так его не почувствовал ни разу?

Кирилл только помотал головой:

— Нет. Ведь посох даже не думал активироваться в моих руках. Только в твоих.

Подхватив посох, я бездумно покрутил его в руках. Проявлять какие-либо магические способности он не собирался. Судя по перламутровой нити, его хорошо разрядило при драке со злыднем. Ладно, подождём.

— Предлагаю прогуляться и посмотреть, куда нас приведут линии, — предложил я.

Кирилл несколько неуверенно глянул во тьму, словно ему этого совсем не хотелось, но иного выхода не было. Но потом всё же кивнул:

— Да, пошли. Всё равно о покое тут можно забыть. Кстати, ты не заметил, что нигде нет Призрачного Цимбалиста?

— Заметил, — мрачно отозвался я, — значит, нужно ждать подвоха в любое время. Но я заметил и ещё кое-что...

Кирилл вопросительно приподнял бровь, мол, чего ты там ещё заметил.

Я подошёл ближе, Громов невольно шагнул назад. Вот уж прыстрасников подарочек, если так дальше пойдёт, то вообще хорошо будет.

— Сила-то у тебя не только мольфарская будет. Откуда ведьминский огоньков нахватался?

Кирилл стиснул зубы, явно не желая отвечать, но я приблизился ещё. Отступать дальше было некуда, поэтому он всё же судорожно выдохнул и опустил голову:

— Ведьма меня одна спасла. Дала часть силы.

Ответ неслабо озадачил. Ведьма? Очень интересно. Никогда не слышал, чтобы ведьмовский род занимался благотворительностью. Делиться силой — это ещё по части характерников, мольфары с ними в принципе всегда были в неплохих отношениях.

— Я попал на шабаш на Лысой горе. У меня была там, кхм, скажем так, подруга, — тем временем продолжил Кирилл, прекрасно понимая, что пока я не услышу историю — не сдвинусь с места.

— Она показала мне вход в Лысогорье, — медленно произнёс Кирилл, — там я вляпался в нехорошее приключение и погиб бы. Но она меня спасла.

— Почему? — поинтересовался я. История была шита белыми нитками, но надо дослушать до конца.

— Ну... — Кирилл несколько замялся, — понимаешь, у нас одна цель. Она жутко не любит того же человека, что и я.

— Ещё один ответ в таком духе — швырну тебя в озеро, — пообещал я.

Причём он сразу сообразил, что это не шутка. Только фыркнув, покосился на посох, словно подозревая, что и им может по голове прилететь.

— Ладно-ладно. Оляна Багрищенко. Впрочем, думаю, мог бы догадаться.

Я только пожал плечами. Что ж, тут не могу осуждать.

— А ведьма-подруга у нас кто?

При этом я резко развернулся и посмотрел на мерцающие линии. Хватит болтать, пора делом заняться. А то вдруг ведьмовские огоньки, переданные мне Кириллом, погаснут раньше времени, тогда ничего не увижу.

— Орыся, — мрачно сообщил он. — Внучка Вий-Совяцкого.

Услышанное заставило изумлённо обернуться.

— Да? У этого упыря даже есть родня?

— Полные Кобеляки, — хохотнул Кирилл, — ты не смотри, что внешность у него такая да характер не мёд.