— Значит, случай тяжелый, — уразумел я. — Спасибо, что просветил.
— Не за что. — Не дожидаясь новых вопросов, Неман демонстративно придвинулся к столу, дав понять, что разговор окончен.
Я не возражал и вернулся в пищеблок доедать еще теплый хавчик.
Как и сказал Ас, мое обучение только начиналось. На протяжении двух недель меня ожидали новые испытания. Не сказать, что их сложность нарастала, скорее, росло раздражение Аса, когда я терпел неудачи. Он явно ожидал, что я буквально на глазах нагоню Миротворцев по всем аспектам. Я и сам был не прочь поскорей закончить и покинуть этот аквариум, однако, как любил повторять Вал, я все "эпично фэйлил". Но я старался. И какие-никакие, результаты были.
К примеру, я научился самостоятельно, без помощи Аса, понимать, что сплю и выводить себя из состояния зомби. Я узнал о том, что в сновидении скорость течения времени зависит только от скорости работы мозга, и эта особенность используется программой сновидения, чтобы подавлять отрезвевшего человека периодическими "спазмами", резко ускоряющими течение времени во сне, как при ускоренной перемотке видео. Тем самым внимание, не успевающее схватывать информацию, отрывается от операционного ядра. И я научился сопротивляться этим спазмам. С переменным успехом, правда...
Где я точно терпел неудачи — так это в деле борьбы с портами данных во сне. Я все хотел путем их обмана получить доступ к закрытым областям памяти, чтобы вспомнить все сны с самого рождения, но в итоге из-за своей опрометчивости я просто начал путаться между реальными воспоминаниями и воспоминаниями из снов, увиденных в разные периоды жизни. В какой-то момент я даже не мог точно сказать, где именно я жил до того как попал к Миротворцам и кем были мои родители. Я помнил как минимум десяток вариантов своего прошлого. Когда же я начал искать в офисе свою собаку, которая, как я точно помнил, должна была быть со мной, Ас спохватился и вернул мне ощущение реальности, популярно объяснив, что он обо мне думает и в чем я не прав.
Зато я научился строить собственные декорации снов и узнал, что они нигде не сохраняются, как файлы на компьютере, поэтому в следующем сне нельзя вернуться именно в них же, можно только построить заново что-то похожее по собственным воспоминаниям. Это, скажу честно, обломало мою идею построить собственный развратный мирок.
А еще я научился обращаться с персонажами сна, отличать их от реальных людей и приказывать им, перехватывая управление у сервера. Собственно, ни на какой перехват это похоже не было и по ощущениям походило на перевешивание своей чаши весов давлением силы воли. И хотя обучение тому же самому, что я освоил за дни, по словам Немана, отнимало у людей годы, Ас все равно оставался недоволен. Он всегда был ведущим моих практик, а Неман и Вал ему поочередно помогали. Не участвовал только Дилм, в любое время суток хмурый и отстраненный.
Мне этот парень вообще казался каким-то не от мира сего. Компаний избегал, предпочитал в одиночестве копаться в своем бампе, развалившись на самой дальней кровати в жилом блоке. В любом разговоре быстро раздражался, приказы оспаривал. Неман говорил, что его жизненный цикл состоял из трех компонентов: пожрать, поспать и посрать. А срал он, в переносном смысле, на всех и на все. Удивительно, что он вообще делал среди Миротворцев.
Суточный цикл другого члена группы был на целых два пункта длиннее. Вдобавок к тем трем, Вал еще и регулярно дрался и совокуплялся. Последнее он, к счастью, совершал вне офиса и, по словам всезнающего Немана — исключительно с проститутками. У него была такая специфическая страсть: каждую ночь находить новую девушку, пользоваться ею, а платить за это столько, чтобы ей хватило на многие годы безбедной жизни. Но, как человек, Вал все равно был обыкновенным мудаком или, по крайней мере, хотел таким казаться, если верить словам Аса о том, что каждый бессмертный сам выбирает себе амплуа. Он постоянно всем хамил, дерзил, в спорах всегда занимал радикальную позицию, а его словарный запас буквально "разрывал шаблоны". Однако все-таки повод сомневаться в том, что он действительно тот, за кого себя выдает, у меня однажды появился.
Произошло это, когда Ас с Валом привели меня во сне на улицу какого-то французского города, что было очевидно по характерным старинным зданиям вокруг и Эйфелевой башне на горизонте. Я тогда оговорился, заметив вслух какой красивый "сновиденный мир", хотя уже знал, что правильно говорить просто "кластер". Вал отреагировал немедля, прогундев: "Это? Сновиденный? Мир?", загоготал и добавил: "Это отстой задроченного жизнью обсоска. На болту я вертел того имбецила, чей мозг это высрал". В следующее мгновение, отбрасывая на город громадную тень, с неба рухнул исполинский молот размером с двенадцатиэтажный дом. От его удара все объекты, дороги и строения, рассыпались, точно замок из песка, как и он сам. Буря взметнувшихся частиц заслонила небо темной пеленой. Когда она рассеялась, перед нами предстали невероятные декорации.
Мы стояли на арочном мосту, переброшенном над пропастью между двумя параллельными бесконечно высокими и бесконечно длинными многоэтажными сооружениями, подобно стенам поднимающимися из яркого голубоватого сияния далеко внизу и исчезающими в нем же далеко вверху. Они были видимы нам, по сути, в разрезе, в виде слоеного пирога с сотнями бесконечных слоев.
По обе стороны от моста, на тех "уровнях" что были достаточно хорошо видимы, выхватываемые из царящего повсюду полумрака галогенным светом редких фонарей, располагались покрытые мхом остатки каких-то промышленных объектов, ржавые железнодорожные пути, галереи и освещаемые китайскими фонариками парки с прудами и ручьями, перетекающими с одного уровня на другой. Сооружения соединялись между собой не только мостами, на одном из которых мы стояли, но и огромными механическими конструкциями неясного назначения, трансформирующимися и со скрежетом перемещающимися в вертикальной плоскости между сооружениями.
— Вот это — "сновиденный мир"! — с пафосом произнес Вал.
Я не нашелся что ответить. Тогда-то во мне и появились сомнения. Уж больно не соответствовал видимый уровень умственного развития Вала тому, что создал его разум.
Что же до Аса, то если поначалу он представлялся мне эдаким обделенным харизмой лидером, "ни рыбой, ни мясом", то со временем я стал замечать что он больше походит на человека, которого тяготит его роль. Любая его улыбка казалась немного вымученной, натянутой из вежливости. Это напоминало тот самый груз прожитых веков, который я вначале пытался увидеть в Миротворцах. И хотя он говорил, что годы на него никак не влияют, потому что он периодически умирает и перерождается, все равно в его поведении были признаки того, что это не совсем так.
Самым "нормальным" участником группы я считал Немана. Несмотря на всю свою хроническую серьезность и подчеркнуто высокий интеллект, проявить который он не упускал ни единой возможности, он был достаточно общителен, любопытен и прямолинеен. Последнее мне всегда нравилось в людях больше всего. От разговоров о себе он старательно уходил, но однажды мне удалось узнать, что он среди Миротворцев с начала двадцатого века, и что он ярый противник всего, что сколько-нибудь вредит умственному развитию человека. Узнал я все это как-то при Немане спросив у Аса об организации работы памяти в сновидении и обмолвившись про подсознание и Зигмунда Фрейда, на что до того занятый своими делами Неман, громко фыркнул, демонстративно схватившись за лоб:
— О-о-о, мне дурно...
— Что с ним? — обратился я к Асу.
— Неман у нас вегетативно не переносит психоанализ.
— Веге... как? — переспросил я.
— Он еще в те времена, когда был обычным смертным человеком, лично познакомился с Зигмундом Фрейдом, и что-то у них сразу серьезно не заладилось. Чуть до драки не дошло. С тех пор у Немана личные счеты с психоаналитиками и вообще со всеми, кто, по его мнению, способствует интеллектуальной деградации людей.
— Не нравится психоанализ? — усмехнулся я.
— "Не нравится"? — воскликнул Неман. — Я сейчас объясню тебе, чем он мне "не нравится".
— Ты только помягче, — насмешливо покачал головой Ас.
— Конечно-конечно. — Неман приблизился ко мне и как-то помрачнел, одним своим видом обещая шквал негодования. — Вот смотри. Допустим, ты хотел бы стать астронавтом и полететь на Марс. Или путешествовать по планетам — не важно. Мечта у тебя такая. Ты с детства вдохновлялся космической романтикой, и тому подобное. Будь это возможно, ты бы, наверное, осуществил свои мечты, но поскольку реалии не позволяют, мечты так и остаются мечтами. Казалось бы, все нормально, да?
Я рассеянно кивнул.
— Как бы ни так! Поделись ты своей мечтой с психоаналитиком, он тебе объяснит, что на самом деле тебе не нужно лететь в космос, на самом деле твои мечты — суть отражение твоих внутренних проблем, проистекающих — не догадаешься откуда. Из шизофрении. Да, ты шизофреник. У тебя как минимум подавлены сексуальные желания, а дополнительно не исключены и конфликты с матерью. Возможно, она тебя подавляет, возможно, у тебя проблемы с родственниками и друзьями. Есть большая вероятность, что корень всех проблем в твоем детстве, когда ты захотел переспать с некой девочкой, но не смог. В результате внутреннего конфликта возникла шизофрения, которая и конвертировала несбыточное желание в форму ненормальных мечтаний о космосе. Ведь это ненормальные мечты. Нельзя мечтать о том, что в принципе неосуществимо. Это первейший признак шизофрении. Только мечты о реальных вещах могут рассматриваться как норма. А уж мечты связанные с сексом, с точки зрения психоанализа вообще считаются образцом нормы. Если ты только их в уме и крутишь, если все твои намерения и действия прямо нацелены на секс, значит, ты не скрываешь своих истинных желаний, осознаешь их, следовательно, находишься в гармонии с самим собой. Идеальный человек для психоаналитика — это такое полу-животное, все стремления которого связаны с совокуплением, в особенности — с извращенным.
В ответ на его тираду я смог только недоуменно хмыкнуть носом.
— Что, ты не знал, что у тебя есть проблемы? — продолжил Неман, немного поостыв. — С точки зрения психоанализа они есть, да так много, что ты не представляешь. Каждая твоя мечта, каждое желание таит в себе целый ком проблем. Ты любишь своих родителей? Психоаналитик объяснит тебе эту любовь так, что ты потом до-о-олго уснуть не сможешь.
— Я и так не могу.
— Точно, — опустил он голову, как будто задумавшись.
— А сексуальные желания тогда откуда берутся? — решил я сделать вид, что мне интересно. — В чем их исток?
— В физиологии.
— А исток физиологии в чем?
— Ты смотри не углубляйся, а то шизофрения разовьется, — пошутил он в своем стиле — с серьезным лицом.
— Это что, вообще ни о чем нельзя думать?
— Думать можно, только в рамках. Психоанализ — злейший враг всех мыслящих людей. После обработки психоаналитиком даже вполне адекватный человек становится... Как бы это помягче выразиться... Дуболомом. Недалеким, но непробиваемо уверенным в своей правоте.
Несмотря на его серьезность, чувство юмора у Немана тоже наличествовало. На следующий день после разговора с ним о Луисе Молина, мне стало известно, что он заранее умудрился поспорить с Асом о том как быстро я заинтересуюсь этим писакой. Не знаю, кто из них на что поставил, и на что они вообще спорили, но победил Неман. С моей точки зрения абсолютно дебильный спор.
Преждевременно включать меня в работу Ас не собирался, и о текущих делах Миротворцев я знал не больше, чем услышал в первый день. Иногда они появлялись в офисе потрепанными, иногда очень сильно потрепанными, в крови или ожогах, среди которых даже я — неспециалист — несколько раз видел химические. Однако впечатления, что оперативники возвращаются после боев такой ужасной войны, какую обрисовал мне Ас, как-то не создавалось. В частности по той причине, что глубоких ран у них, независимо от обилия крови, я ни разу не замечал, да и к тому же, немного похромав или подержавшись за поврежденную часть тела, они уже через несколько часов были как новенькие. Любые их ранения ремонтировали устройства, установленные в медблоке, которые они называли "регенераторами протеина".
Мои рассказы в глобальной сети о том, где я очутился и чем занимаюсь, все воспринимали как прикол, поэтому зря стараться, в красках расписывая свои будни, мне очень скоро надоело.
А вот родителям я ничего говорить не стал. Звонок им я совершил, когда неожиданно для себя открыл, что бамп может использоваться еще и как телефон. Чтобы не тревожить их нервную систему, я объяснил, что не отвечал на звонки потому, что у меня появилась новая девушка, и я зависну с ней надолго, возможно даже поеду куда-нибудь, поэтому в ближайшее время звонить мне не надо — сам свяжусь, когда посчитаю нужным. Ну, родичи у меня всегда мечтали, чтобы я так основательно занялся отношениями с противоположным полом, потому возражений не последовало.
Закончив разговор, я уныло вздохнул и окинул взглядом окружающие помещения. Мое пребывание в этом месте явно затянулось. Новизна переросла в рутину. Две недели безвылазного сидения в четырех стенах — это само по себе испытание не хуже практик, которыми меня ежедневно выматывали. Нет, у себя в квартире я, бывало, сидел и дольше, но там я хотя бы за продуктами из дома выходил и мог разнообразить досуг походом в кино. А тут что? Бамп, практика, еда, бамп, практика, туалет. Я рисковал стать еще одним Дилмом.
То, что я сильно ошибался, так пренебрежительно относясь к покою и безделью, я понял буквально на следующий же день после звонка родителям.
Глава 5
Авангард
Вечером 17 числа, в субботу, Ас решил провести новую практику — по отделению основы от тела. Эта затея мне сразу не понравилась.
— А почему нет физических тренировок? — возмущенно спросил я у него, когда он объяснил свои намерения. — Нахрена такие нагрузки на мозг? Это не нормально. У вас же война, да? Ну, так солдат должен быть сильным и выносливым. Где обучение стрельбе, рукопашному бою?
— Самое совершенное тело — всего лишь груда белка, если им не управляет совершенный разум.
— Это вот ты щас к чему сказал? Типа дохляк, в жизни не державший оружие в руках, у вас тоже как солдат котируется?
— Экс, — устало вздохнул Ас как обычно, — ты должен понять, что война, которая идет здесь имеет мало общего с войнами, которые ведут люди.
— Я это уже который раз слышу. Только мне это, ты знаешь, как-то вот ни о чем не говорит.
Видимо мои слова его зацепили. Он хмуро ответил пророческим тоном:
— На человеческой войне солдаты боятся потерять свои жизни и жизни товарищей, боятся позорной смерти, плена, боятся отдать врагу Родину. Но для нас не существует понятия Родины, нас не берут в плен, и у нас нельзя отобрать жизни. Как и у нашего врага, — продолжил он, намеренно выдержав паузу. — Единственное, что здесь можно потерять, и оно же самое главное, чего в принципе можно лишиться — это собственное "Я". Потерять свою душу, Экс — вот что самое страшное. Идя на смерть, будучи хоть трижды атеистом, подсознательно ты все равно понимаешь, что смерть — еще не конец, и понимание это придает тебе сил. Когда же ты знаешь, что ценой поражения станет Забвение... Меняется сама система ценностей.
