На_ощупь

— В общих чертах картина маслом такая, — пискнула из-за плеча начальницы Юлик. — Швыряют претендента на ту сторону и глядят. Перелетел живой, значит, летун сей — тот самый, искомый. Не перелетел — твои проблемы. За Лжеключом даже не подметают.

— И поминок не устраивают, — сказал Илья.

— Ибо перелетевший вслед за собой калитку отворяет, — продолжила Юля. — А раз не появилась тут же калитка, так чего силы на уборку тратить, верно? Ветер все рано или поздно приберет, он такой. Представляешь, что хлынет в наш — настоящий — мир, если ты окажешься не в том месте и не в то время, друг?

— Тамбовский волк тебе друг, — фыркнул Илья.

"Ты погляди на него, заступник" — отметил я про себя.

— В ярких красках представляю. Или кучка или калитка, — кивнул я, начиная понемногу связывать факты. — Машка вон может на холсте изобразить, если понадобится. Кучку — коричневой краской, калитку — серо-буро-полосатой.

Ситуация начинала меня веселить. Истерическое, паническое веселье растекалось по телу, как та самая искра по бикфордову шнуру.

Я расхохотался.

Катерина и компания замерли. Не ожидали? Получите, распишитесь, Ключ сбрендил.

— Тебе, естественно, Купол — до задницы. Ходи туда-сюда, знай только, пятки не сотри от переходов, — продолжала Юля. — Хотела бы я быть на твоем месте. Сразу бы унеслась отсюда.

— Метнемся кабанчиком до купола? — расхрабрился Илья, подойдя почти вплотную к Юле. — Просочимся на светлую сторону вместе. Ты, я и Ключик.

— Яйца отрежу, — цыкнула Юля. — Живо закатил шары в будку.

— Если ты, Максим, не боишься превратиться в пепельную кучку, мы уже завтра готовы попробовать, — предложила Катерина и замерла в ожидании моего ответа.

— Как-то неуверенно вы меня за Ключа принимаете, — улыбнулся я и постарался напустить в голос столько подозрительности, сколько мог. — Сомнение чувствую в ваших бравых речах, братцы, сомнение. Ради благого дела невинную душу в расход пустить не боитесь?

Я прищурился, испепеляя главную тетку взглядом. Пусть видит, что меня просто так не уболтать, голыми руками не взять. Не хочу я проверять на своей шкуре их теорию. С другой стороны, выбраться на белый свет хочется не меньше.

— Тебе ничего не грозит, — тут же затарахтела Юля. — Ключу все эти наркозы и зрячие, что алкашу — пятьдесят грамм.

— В легенде и про пятьдесят сказано?

— Про триста, — улыбнулась Юля. — Там сказано черным по белому, что Ключ совсем не восприимчив к железу. Вывод напрашивается сам собой. Нож, замечу, после контакта с тобой стал вдруг совсем ржавый. Совпадение?

И тут же она показательно положила на стол то, что осталось от клинка — одну рукоять.

— В свет, заметь, мы нож совсем не окунали, — прокомментировала она, заметив скепсис в моем взгляде.

— Вижу, — заворожено сказал я, наблюдая, как остатки лезвия, что не успели распасться от прикосновения со мной, сейчас под воздействием света зрячего отслаивались крупными хлопьями и взмывали вверх.

Но в то же время я не верил ни Катерине, ни Юле, ни даже доброму и огромному Юрке.

— Точно черным по белому? Не белым по чёрному? — съязвил на этот раз я больше по инерции. Так и отберу у Ильи пальму язвительного первенства. — В этой дыре все наоборот. Шиворот-навыворот.

— Если тебе так будет удобно, то считай, что легенда выбита на скрижалях, — парировала Юля. — На тех самых скрижалях.

— Насколько я помню из твоего рассказа, милочка, — наконец проснулась Машка, — добраться до купола не так-то просто, как вы сейчас нам тут пытаетесь втюхать. Сама же о бумерангах пространства говорила. Забыла? Или после хранилища в банке ты никого и ничего не боишься, Рембо?

— А я и не ручаюсь, что он таки Ключ, солнце мое крашеное, — в таком же тоне ответила Юля. — Но попытаться мы должны, просто обязаны. Надо будет, я его силой до купола доволочу и кину через границу. Я не хочу проторчать в этом кротовом городке всю свою жизнь.

Карты вскрыты. Что и требовалось доказать.

— Сурово, — только и хмыкнул я, но в то же время понял, что слова Юли не такие уж и страшные. Будь я сам на ее месте, давно бы себя выловил и через купол швырнул. Как тот Мюнхгаузен. Или не швырнул бы? Не знаю, ой, не знаю.

Немного подумав, я добавил:

— Зато честно.

— Ты бы и сам так поступил, — прочитав что-то в моем взгляде, весьма точно подметила Юлик. — Я почти уверена в том, что ты — тот самый. Стопроцентной гарантии, конечно, не дам, но шансы очень и очень велики.

— Завтра выдвигаемся, — решительно сказал я и разжал кулак, дипломатично протягивая руку Катерине. — Попытка — не пытка, а средство принуждения. Да, Катерина?

— Это как еще посмотреть, — сказал Илья, навешивая на себя лампу. — Показывайте нам базу, хватит взаперти держать, будто зеков расписных. Мы же теперь в команде, не? Одна банда? Одна. Своих нужно кормить.

— Юрка, — Катерина махнула головой бородачу, крепко пожимая мою ладонь. — Накорми "зеков". Горластому выдай двойную порцию, чтобы заткнулся хоть на время, пока ложкой работает.

— Вот это уже другой разговор! — воскликнул Илья и двинул из комнаты с таким видом, будто никто его еще несколько минут назад не утыкал мордой в пол. Какой гибкий мерзавец, ты погляди на него!

— А Умке найдется? — пискнула Машка.

— Найдется, не беспокойся, — ответила ей Катерина.

А еще через мгновение сказала:

— Врубайте лампы, можно уже.

Юрка щелкнул тумблером у стены, и тут же под потолком зажглась ультрафиолетовая лампа.

Я охнул от неожиданности.

"Выходит, у них тут генератор есть" — подумал я про себя.

— В каждой комнате — по лампе, — гыгыкнул Юрка.

— Точно генератор нарыли, — произнес я вслух.

— Чего говоришь? — скривив морду, переспросил Юрец.

— Ничего, — я пожал плечами. — Жрать, говорю, хочу. Свинью бы сейчас приговорил. Целиком, с ушами, хвостом и копытцами. Веди уже.

— Ааа, понял... За мной, поросятки!

Я послушно двинул за громилой. Пусть думают, что я сдался. Усыпить бдительность — самое то. Обернулся к замершей на месте Машке:

— Чего стоишь? Пошли на обед.

Накормили, напоили, спать уложили...

Шучу. Спать никто никого не укладывал. А вот накормили нас знатно, чего скрывать. Знатно, естественно, по местным меркам. Ресторанов и экспресс доставки пиццы тут, ясное дело, нет, и не планируется. То ли они склад с консервами надыбали, и потому запасов у них — выше крыши, то ли грузовик продуктовый на соседней улице переворачивается каждое утро новый. Смело на стол для нас они выставили штук пять банок каких-то тефтелей в томате, грузинского лобио и сгущенного молока. Это если судить по вкусу сожранного. Светить на банки — жестяные! — нельзя. Светить на еду, значит совершать преступление против голода, запомните. Ведь как сказал по дороге Юрка: "Посвети на банку, так тушенка вместе с железкой на хлопья и рассыплется. Мы зазубринки делаем сверху. По засечкам и определяешь, что жрать собираешься: тушенку иль зеленый горошек. Чтобы не гонять, если что вдруг, лампы ультравые".

Проглотил банку тушенки, затем загрыз все это с Ильей на пару банкой сгущенки. То есть содержимое банок: железа в организме мне лишнего не нужно. Я его что-то за последние сутки боюсь до дрожи. Как вспомню те хлопья невесомые, так озноб до пят пробирает. Брр.

"Жить можно" — пронеслась в голове успокаивающая мысль.

Будем жрать и жить. Или жить и жрать. Последовательность тут, как мне кажется, не сильна важна. Выбора у нас иного нет иного, как драться за кусок с тварями за стеной. Нужно завтра выдвигаться к границе. Раньше сядем, раньше выйдем. Будем много думать, все запасы у гостей схарчим. Оно им надо? Сомневаюсь, очень сильно сомневаюсь...

Сейчас мы вольготно развалились на полу, оставив ложки в банках. Животы перестали урчать, да и мы прекратили возмущаться и всячески проявлять свое недовольство. Как нас взяли ловко в оборот, чудеса. В войну, насколько я помню из истории, оголодавшие люди своих сдавали немцам за краюху хлеба. Но то не люди были, то был мусор. Я бы лучше с голода загнулся. И пусть, что говорят в народе про "голод — не тетка". Плевать я хотел на таких предателей и на эту тетку. С высокой колокольни хотел плевать.

Машка, правда, сперва фекала, мыкала, брезговала холодную тушенку вилкой из банки ковырять. "Там жир! Фу!" — только и пищала первые десять минут, пока мы старательно тарахтели алюминиевыми ложками по жестяным бокам, но затем замолкла и втянулась. Ибо, как только поняла, что через секунду желудок начнет переваривать сам себя, тут же накинулась на мясную субстанцию. Тушенкой и даже мясом это, простите, ну никак нельзя было назвать. Но желудки набили до краев, Машка добавки попросила. Сдается мне, половину пайка она таки Умке под столом скормила. А следом и полбанки нашей мужицкой сгущенки приговорила. Но сгущенку, зуб даю, девушка трескала сама.

— Первый раз в жизни тушенку ела, — недовольно пробурчала Машка. — Гадость редкостная. Холодец с жиром и хрящами, фу.

— Соя, — улыбнулся я художнице.

— Буэ, — чересчур реалистично скривилась Машка.

— Уж лучше соя, чем хрящи с пятаками, да шкурой коровьей, — сказал Илья. — Тушенку сейчас только из копыт и делают, ага.

— Откуда ты это знаешь, умник? — спросила Юля, что все время, пока мы кушали, сидела справа от Маши и что-то чертила на листе бумаги.

— Работал на консервном заводе в прошлом году, — ответил Илья.

— Технологом? — заинтересовалась Машка.

— Не. Какой из меня технолог. Программистом, — Илья постучал по воздушной клавиатуре пальцами. — Но процесс весь изучил "от" и "до". Благо, работа была не пыльная.

— Вы еще и перебирать будете? — оторвавшись от листа бумаги, Юлик подняла на нас глаза.

— Свите Ключа априори положено перебирать и сомневаться, — пошутил я, пытаясь разрядить обстановку. — Вот положишь ложку в рот и сидишь, думаешь: "Та ли ложка? Истинная или нет?"

Юлик посмотрела на меня сдержано и чересчур серьезно.

— Шутка, — по-идиотски улыбнулся я. — Выдохни, а то лопнешь.

— Ты вон нашу тушенку трескаешь за обе щеки, но не лопаешься, — девушка нахмурилась. — А я тут ее только и ем последнее время. Лучше лопнуть, чем жрать это. Переберемся на ту сторону, сразу же меня ведешь в ресторан. И там все под корень берем. До крошки.

— Свидание? Ну-ка, ну-ка, — снова оживился Илья. — У нас тут лямур намечается?

— Господи, как же ты затрахал, Илюха, — Юлик встала с пола и выскочила в коридор.

— Какая ранимая, — пожал плечами товарищ.

Через секунду Юля вернулась:

— Койки готовы, перины взбиты. Спать идем, — она жестом пригласила нас в коридор. — Идем шаг в шаг и не сворачиваем. Искать вас по коридорам никто не будет.

— А ты с ним спать будешь, да? — уворачиваясь от оплеухи, хохотнул Илья.

— Я его ночью зарежу, суку, — улыбнулась мне Юля.

В сон я провалился моментально. Как только голова коснулась подушки, меня будто хлороформом накачали. Хотел было подумать, покумекать немного, со своими потрещать наедине. Мол, что делать дальше и как быть со всей этой богадельней, что собирается меня швырять туда-сюда аки теннисный мяч через сетку. Но невыносимый храп Ильи — громкий и прерывистый — вкупе с тихим сопением Машки не оставили мне вариантов. Укрылся покрывалом и спустя несколько минут уже стучался в дверь к Морфею, ощущая приятную легкость и усталость во всем теле.

"Нужно хорошо выспаться" — была моя последняя мысль прежде, чем я отключился...

Посреди ночи я проснулся от того, что кто-то напористо и нагло забирался ко мне под покрывало. Существо не могло поместиться на краю лежбища, и я дипломатично отодвинул задницу ближе к стенке. Существо довольно фыркнуло и прижалось ко мне всем своим хрупким дрожащим девичьим телом. Девичий носик уткнулся в грудь, я медленно обнял ее за плечи и поцеловал в макушку. Машка. Точно она. А вроде бы такая скромная на первый взгляд, недоступная, что не подходи — ногу откушу. Что только не делает с людьми страх и неизвестность. Кто-то ищет поддержки и заботы, а кто-то, наоборот, рубит всех и вся налево направо в фарш. Это как короткое замыкание в электрической цепи. Либо перегорает проводка к чертовой бабушке, выжигая все вокруг дотла, либо пробки выбивает напрочь, да предохранители накрываются медным тазом, и этим все кончается.

— Мне страшно, Максим, — пропищала Машка. — Я хочу домой.

— Завтра узнаем, — я обнял ее еще крепче. — Если все закончится хорошо, ты пойдешь со мной на свидание? Там, дома.

— Дурак, — хохотнула Машка. — Я с незнакомыми парнями на свидания не хожу. Вот так вот.

Мне почудилось, что она показала язык.

— Максим, очень приятно, — я извернулся и схватил ее крохотную лапку своей граблей. — Красавец, молодец и просто Ключ. Местная знаменитость, как-никак. Все девки местные — мои. Литру б самогона, тот трактор и вперед! Вечеринка на хате.

— А я принцесса тьмы и сумрака, — в таком же тоне шепнула мне на ухо Машка, подтянувшись чуть выше. — И в слугах у меня страшный, лохматый, зубастый зверь, что разорвет любого на клочья. Настоящий страж.

— Видел я этого зверя. Дюже опасный монстр. Не загрызет, так защекочет.

Умка, который ни на метр не отходил от хозяйки, очень вовремя сейчас фыркнул и улегся на полу возле кровати.

— Это было первое предупреждение, — констатировала Машка.

— Уже трясусь от страха, — я притянул ее к себе. — Чувствуешь?

Умка захрапел. И тут же в такт собаке храпеть начал Илья. В унисон, суки, разрываются.

— Черт! — рассмеялась Машка. — Романтику всю испортили, какашки хрипатые.

— Ребятки устали, пускай шумят. Только бы ужины не отхаркали.

— Скоро и ты, Ключ, свои кишки выхаркаешь, — изменившимся голосом прорычала Машка и вцепилась мне когтями в грудь. Зубы ее — длинные и острые — впились в шею. Я опешил, дернулся раз, другой, но Машка держала меня крепко. Постарался крикнуть, позвать на помощь, извернутся, выскочить! Не успел. Через секунду я услышал, как трещат кости моего позвоночника, а ребра, сдавливаемые с двух сторон мощными волосатыми лапами твари, рассыпаются на сотни мелких осколков.

"Наркоз! Это наркоз!" — пронеслось у меня в голове.

И тут я увидел ее.

Огромная, размером с собаку, тварь верхом сидела на мне, вытаскивая из развороченной груди внутренности. Казалось, что меня вскрыли бензопилой. Так ужасно и рвано смотрелась огромная дыра, в которую я почему-то еще мог заглянуть. Странно это — рассматривать себя изнутри. Лапы наркоза, измазанные в крови до локтей, двигались быстро и неуловимо. Раз, раз, другой, и на кровати, там, где только лежала Машка, уже собралась огромная кровавая гора кишок и костей. Тварь не церемонилась, забиралась внутри меня почти с головой. Она что-то искала.

Я попытался крикнуть снова, чтобы предупредить друзей, чтобы хоть как-то помочь прежде, чем сознание покинет меня, и душа из рогатки улетит к небесам. Но ничего не вышло. Горло не подчинялось мне отныне, оно будто жило своей жизнью, и из меня вырывались какие-то непонятные слова, предложения, проклятия, которых я никогда бы не сказал, оказавшись я в такой ситуации.