Будь со мной

— Я не буду.

С этими словами она плюнула в Алекса.

Тот очень элегантно стер плевок с лица. Улыбнулся во весь рот.

— Обожаю твою ершистость, — Алекс потеребил Олесю за щеку; та хотела отстраниться, но лишь ударилась головой об изголовье. — А теперь слушай меня. — Он намотал её волосы себе на ладонь. — Твой хахаль в соседней комнате. Опа, как глазенки расшились. Прикинь, каков сюрприз? И пока он жив, хотя совсем плох. Я перевязал ему рану, чтобы он не скопытился раньше времени, но, как ты думаешь, надолго ли поможет самодельная перевязь? Я к чему вещаю. Или ты ведешь себя как подобает приличной девочке, или он истечет кровью, а я и пальцем не поведу. Я как раз обдумываю, вызывать ли ему врача.

— Чем докажешь? — одними губами спросила Олеся. Она находилась не в том положении, чтобы артачиться, но такова уж защитная реакция. Кто-то замыкается в себе, другие ругаются, а она парирует.

Она, как утопающий, хваталась за волны, надеясь, что те поднимут наверх. Но те кружились, таяли в руках и заталкивали глубже в пучину.

— Поверь. — Алекс взял серебряную ложку из набора, которым раньше никогда не пользовался, и, окунув в суп, поднес к лицу Олеси. Та плотно сжала губы. — Ешь.

Он ткнул обжигающей ложкой между губ и насильно влил гадкий суп-пюре из пакетика в горло. Глоток расплавленной лавой прошелся по горлу, застрял в груди и обжег желудок. Олеся закашлялась.

Алекс вливал в неё дрянной суп и любовно стирал салфеточкой то, что текло по уголкам губ. Она давилась, но глотала. Не могла не глотать — иначе бы неминуемо задохнулась.

Алекс шептал какие-то успокаивающие фразы и сюсюкался как с маленьким ребенком. Но взгляд, полный ненависти и злобы, выдавал его. Он рассказывал что-то про фамильное серебро, которое достал в честь Олеси, и как раскаивается перед ней, и как мечтает прожить с ней до старости. Залил остывший, слишком сладкий чай. А затем ушел "проведать нашего общего друга".

Олеся старалась не дышать. Только бы разобрать, есть ли кто-то в соседней комнате. Сколько живут с простреленной ногой? И живут ли?! Что за безумец оставит дома умирающего человека?..

Она боялась за Демьяна сильнее, чем за саму себя. Она была готова променять всю свою никчемную жизнь танцовщицы на его выздоровление. На чудо. Но чудес не бывает.

До полуночи она пребывала в незнании. Алекс не включил свет, зато задернул шторы, и в её мире поселилась слепота. Закрой веки — темно; открой — тоже.

Алекс пришел в комнате в пижамных штанах и рубашке, готовый ко сну.

— В туалет хочешь?

Олеся слабо кивнула. Ей было гадко и стыдно проситься по нужде...

Он за локоть провел её в ванную комнату, а на обратном пути мельком завел в комнату, где на голом полу лежал человек, истекающий кровью. Живой или мертвый, в бреду или сознании — она не знала. Олеся дернулась было к телу Демьяна, но Алекс остановил её.

— Цыц. Он — моя гарантия, что ты не сбежишь.

— Отпусти его, — просила Олеся. — Увези меня в другой город или страну. Запри в подвале, посади на цепь или вкалывай лекарства. Я стану твоей женой и никогда не попытаюсь убежать. Я рожу тебе детей! — в отчаянии вскрикнула она. — Я пойду на всё, но вызови врача. Почему ты жесток с ним? Он мне — никто.

— Врешь. Был бы никто — ты бы не просила за него. Он не умрет... пока.

А дальше тянулась ночь, долгая, словно сама бесконечность. Олесе было не заснуть из-за стертых запястий и неудобной позы, а рядом как ни в чем не бывало посапывал Алекс. Он причмокивал во сне и иногда порывался обнять её. У Олеси кончились слезы, и сухие глаза жгло.

Утром она поела с половину ложки вязкой каши и выпила полстакана приторного чая. Она не любила ни того, ни другого. Но крепче всего она не любила Алекса.

Иногда "не люблю" означает — боюсь. Нет, конечно, нелюбовь к каше или сладкой воде — это не страх, но порою под безобидной фразой прячется нечто большее. Олеся не любила этого мужчину. Не любила так, что одно его имя причиняло физическую боль. Не любила настолько, насколько может один человек не любить другого.

Кто-то отворил дверь своим ключом, когда стрелка на висящих в спальне часах остановилась на половине десятого. Олеся думала, что её уши не выдержат напряжения: так она вслушивалась в речь. Один голос, монотонный, чуть занудный, принадлежал Алексу. Второй, точно хрустальный перезвон, — его сестре.

От Олеси их отделяла одна стена.

— Саша, какой кошмар! — фыркнула Алена. — Что за садизм, прикончи его. Он у тебя и так, и так скоро отойдет в мир иной. Ты лицо его видел? Избавься от него, ну, пока есть, от чего избавляться.

— Она останется со мной, пока жив он, — пробубнил Алекс.

— Ты издеваешься?! — судя по тону, Алена пребывала в бешенстве. — Ты сбрендил, братец. Возможно, пока он живой, от него есть толк, но от мертвого... — она сказала что-то очень тихо. — Ты знаешь, я ради тебя на всё пойду. Лягу под кого угодно и любого прикончу. Я спала с ним по твоей просьбе и не вякала. Но теперь ты переходишь всякие пределы. Одумайся.

— Нет! Я не отдам его!

— Сашенька, — голос стал ласковым точно медовый, одурманивающим и пьянящим. — Эта женщина не останется с тобой по доброй воле, даже таскай ты вечно трупы её мужиков. Или удерживай её силой, или приканчивай обоих. Мне не нравится то, что происходит с тобой. Я сейчас же распоряжусь увезти тело.

— Не смей мне указывать!

Алекс вышел из комнаты, и его слова потонули в отдалении.

Каблучки весело зацокали по полу. Алена вошла к Олесе, с неприязнью осмотрела всё вокруг. Её задумчивый взгляд задержался на пленнице.

— Прости моего братца, он совсем того. — Она покрутила пальцем у виска. На запястье плясала татуировка-галочка. А в глазах почему-то огорчение или что-то очень похожее.

— Олесь, — Алена наклонилась к пленнице, — мой тебе совет. Будь ласковой и милой, тогда и он расслабится. Ясненько?

Она подмигнула как-то по-свойски. Олеся сцепила зубы.

— Милой, Олесь. Любящей женщиной, которую сошедший с ума мужчина выпустит на кухню приготовить обед. Чаровницей, от голоса которой он растает. Сейчас ты представляешь из себя жертву, а должна быть женщиной мечты.

Она ушла. Сначала Олесе хотелось разорвать Алену на части, но чем дольше она прокручивала её слова, тем сильнее понимала их правильность. Алекс уже терял бдительность, решив, будто Олеся стала покладистой. Что если потеряет и сегодня?

На обед были похожие на резину котлеты. Олеся съела их с аппетитом и поблагодарила Алекса, преданно заглядывая ему в глаза. Сказала, что соскучилась по нему. Алекс не поверил ей и ударил по щеке.

Через час он принес ей чай с печеньем, и Олеся попросил отвязать одну руку — чтобы держать кружку самостоятельно. Он с опаской стянул ремень и сам же заохал, увидав кровавые полосы на запястьях. Неумело обработал Олесе раны. Она хихикнула и назвала его самым лучшим, прижалась к нему всем телом.

— Мы можем подойти к окну? — попросила она так, как просят кого-то, перед кем поклоняются. — Я так соскучилась по воздуху.

— Д-да, — после долгих сомнений ответил Алекс.

Олеся хрустнула всеми костями разом и развела руки в сторону, потягиваясь.

— Хо-ро-шо, — заулыбалась она.

Губы предательски дрогнули, но лишь на секунду. Её шатало, но Олеся дошла до окна. Глянула вниз, на улицу, на людей, на машины, на солнце. И мысленно попрощалась со всем этим.

Олеся наклонилась к Алексу для поцелуя, и тот совершенно забыл о любой безопасности. Он не был из тех гениальных маньяков, которые продумывают каждый ход на пять шагов вперед. Он заходился от восторга, когда его касалась желанная женщина. Та погладила его затылок. Скользнула под рубашку. Ладонью пробежалась по покрывшемуся мурашками позвоночнику. Её губы нашли его, теплые и податливые. Олеся шептала на ухо какие-то глупости. Рука нащупала молнию на брюках и расстегнула ту.

— Лесенька, моя родная девочка, — лопотал Алекс точно подросток, которому отдалась школьная красавица. Нетрезвый, пахнущий дорогим виски и дешевым потом. Пьяный! Как здорово, что он пьяный!

Олеся переборола отвращение. Она целовала и гладила мужчину, одно имя которого заставляло сжаться в тугую струну.

— Мне жарко, — простонала она, и Алекс рванул окно на себя, с мясом вырывая защитную перегородку. Мороз ворвался в спальню, лапая тело. Олеся вдохнула полной грудью и облизала пересохшие губы. Её руки обвили плечи Алекса, прижали его к подоконнику. Мучитель мурлыкал от наслаждения.

— Что ж ты так раньше... — по-доброму ворчал он.

— Прости, — сказала она.

В следующую секунду она толкнула его вперед, вложив в толчок все остатки сил, весь гнев, всю боль и весь страх. Алекс попытался зацепиться за Олесю, но пальцы поймали пустоту.

— Тварь! — взревел он, и это стало последним его словом.

Олеся застыла. Алекс лежал на асфальте, не двигаясь. Его шея была неестественно вывернута вправо. Руки смешно раскинулись в разные стороны. И крохотные снежинки, колючие и пушистые, падали на мертвое тело, покрывая его холодным одеялом.

Что происходило дальше, Олеся помнила сквозь туманную дымку. Кажется, она побежала к Демьяну. Тот оставался в сознании, но бредил. Он звал её по имени, часто дышал и не видел перед собой. Со лба скатывалась испарина. Лицо, скованное предсмертной маской, посерело. Губы белее самого снега. На коже — следы от побоев. Олеся набирала номер скорой помощи и баюкала Демьяна, уверяла, что вот-вот всё пройдет.

Скорая ехала невыносимо долго. Но когда Демьяна положили на носилки, а Олесе путь к выходу преградил молодой полицейский, она успокоилась. Всё, худшее миновало. Если у него хватит сил выжить... если только хватит. И она выживет, если, конечно, повезет. Многовато в их истории "если".

Олесю долго допрашивали, но правда была на её стороне. Стертые запястья, побои на лице и теле, кровавая лужа в доме — улики очевидны. Хорошо, что Алекс не пережил падения — некому будет заплатить судье или врачам. Затем она лежала в районной больнице, в унылой палате на четыре человека. Элитная палата, так сказать; простолюдинов клали в коридоре. К ней даже наведался очкастый психолог, дескать, жертвам насилия без него не обойтись. Олеся поражалась, кто так озаботился её никчемной судьбой.

Депутат Игнатьев смотрел с телевизионных экранов, полный сочувствия, и говорил, что никогда не оставит Олесю Лаптеву и посодействует скорейшей поимке тех гадов, которые заставили её пережить ад на земле. Он пообещал подруге своей безвременно почившей супруги полнейшую защиту.

— Ни один волос не упадет с её головы, — клялся депутат.

Олеся начинала подозревать, что Игнатьев осведомлен о темных делишках, которыми промышляли брат с сестрой. Как окажется много позднее, когда вся эта дрянная история закончится, в качестве спутницы горюющий депутат выбрал миловидную особу Лину, чем-то похожую на Алену. Разве что короткое каре и другая форма носа, да и губы потолще. А вот настоящая Алена канула в бездну — в полиции пытались завести на неё дело, да только человек исчез.

Почти канула. Стриженная под мальчика крашеная блондинка нагрянула к Олесе в больницу субботним вечером. Олеся сначала и не поняла, кто перед ней, а когда снизошло озарение — в ужасе отпрянула. Вот та глупышка Нина, с которой Олеся "сбежала" из ангаров.

Не будет же Алена, в самом деле, убивать её при соседках?

Алена улыбнулась очень тепло, по-свойски. Схватила ладонь Олеси и зажала её мягко в своей.

— Не кричи, — сказала шепотом

Глаза её оставались холодными, но губы улыбались. Олеся дрожала так, что заскрипела постель. Соседки занимались своими делами и на них внимания не обращали. А Алена заговорила:

— Я не причиню тебе вреда, уж поверь. Наоборот, мне крови и шумихи не надо. Я тебя прощаю, понятно? За братца моего прощаю, потому что он окончательно с катушек съехал и должен был его кто-то остановить. Кто-то да не я. Родная кровь как-никак. Да и Дему мне жалко. Не такой участи я ему желала, — Алена прикусила губу, и Олесе показалось, что она расстроена. — Поэтому давай договоримся. Ты под меня не копаешь, а я тебя не трогаю. Привет ему передавай от Лины, если он выкарабкается. Ладушки?

Олеся быстро кивнула. Алена громко пожелала ей скорейшего выздоровления, мазнула поцелуем, пахнущим лавандой, по щечке и вышла, цокая каблуками. Олеся долго не могла прийти в себе и боялась выходить даже в туалет. А вдруг это очередная игра? Но Алена исчезла. Ну а потом появилась та самая спутница депутата, безумно похожая на Алену. Но это много позже.

О Юле, бывшей жене Алекса, Олеся так и не узнала. Как та перенесла утрату? Наверное, она единственная любила мужа. Жаль, ему нужна была недосягаемая Олеся, а не верная супруга.

Демьяна, потерявшего много крови, срочно доставили в крупную областную больницу. И всё, Олесе о нем не говорили и в новостях не освещали. Разве что главврач, изредка забегающий к Олесе как к особой пациентке, как-то признался:

— Видел я его, когда к нам в реанимацию доставили. Не жилец.

И Олеся в ту же секунду возненавидела врача, потому что не имеет тот права говорить такие вещи, пускай они будут хоть стопроцентной правдой!

27.

Дома пахнет одиночеством. Тот самый запах, который доводит до депрессии, заставляет идти на рискованные меры. Многих он сводит с ума. Запах пыли, соленых слез и собственной ненужности.

Олеся помялась на пороге как нежеланный гость. Неуверенно повесила куртку на крючок. И в сапогах прошлась по квартире. Глянула во все углы, точно здесь могло что-то измениться. В последний раз она бродила тут, когда собирала вещи, чтобы перебраться к Алексу. Задолго до того, как нашла фотографии, побывала в домашнем плену, потеряла Демьяна и собственноручно избавилась от бывшего возлюбленного. Разумеется, дела на неё не завели. Оступился и рухнул вниз — таков вердикт многоопытных экспертов.

И сразу выяснились жутчайшие подробности его жизни. И клуб, оформленный на чужое имя, и невнятные делишки с наркотиками, которыми приторговывали в "Ирисе". Бывшие сотрудники в одночасье начали наговаривать на безумца-начальника. Даже те, кто когда-то пускал по нему слюну. Но главного СМИ так и не сообщили: причастен ли Алекс к махинациям с недвижимостью и как именно он зарабатывал крупные деньги? Да и не сообщат, не зря ж депутат Игнатьев так обеспокоен будущим Олеси. Следы заметает и настраивает всех на благодушный лад.

А хоть беспокойся о будущем, хоть не беспокойся, но она отныне безработная. Из школы танцев при Доме Культуры её выперли, прознав о вечерних подработках. Им звезда стриптиза не нужна, у них заведующая советской закалки. А в клуб Олеся не вернется ни за что на свете.

— Буду домохозяйкой, — сказала она своему отражению. Из зеркала глядела пучеглазая изнеможённая девица с по-крысиному острым подбородком. Одиночество и больничная еда не пошли на пользу.

О Демьяне она старалась не думать. Не могла и еженощно ревела в подушку

Завести, что ль, животину, чтобы не так тоскливо жилось. Правда, собак Олеся не любила, а кошки казались ей крайне самостоятельными. Надо купить как у Демьяна, этого, как его там, аксолотля. Плавает, барахтается в пузырьках, изредка поедает зазевавшихся рыбешек. Олеся с долей умиления представила, как разместит аквариум и посадит в него смешную зверюгу. А потом задумалась...